ИСИДОР СЕВИЛЬСКИЙ

О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ

DE NATURA RERUM

ИСИДОР СЕВИЛЬСКИЙ И ЕГО СОЧИНЕНИЕ "О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ"

Вскоре после вступления на престол вестготского короля Сисебута (612-620 гг. ) его духовный наставник и старший друг Исидор Севильский (ок. 570-636 гг. ) преподнес ему свое сочинение "О природе вещей" (De natura rerum ). Трактат был написан по просьбе молодого короля, что явствует из обращения Исидора, предпосланного этому сочинению. Правление Сисебута было последним относительно стабильным периодом существования Вестготского королевства. Исидор, питавшие к нему не только чувства, которые обязан выказывать своему монарху подданный, пусть даже занимающий высшие ступени в общественной иерархии, но вполне отеческие, высоко оценивал деяния и политику Сисебута ¹, считая его "образцовым государем". Не менее он ценил и то, что Сисебут был покровителем наук и искусств в Вестготской Испании: на его время пришелся расцвет так называемого "вестготского ренессанса", точнее - оживления интеллектуальной жизни страны, быть может, не столь выдающегося по своим конкретным проявлениям и достижениям, если сопоставить его даже о позднеримской эпохой или подъемом культуры в Остготской Италии, но весьма впечатляющего при сравнении о той атмосферой культурного упадка и безвременья, в которой пребывала в первой половине VII в. Западная Европа.

Исидор Севильский был одним из крупнейших деятелей культуры раннего средневековья ², одним из немногих, чье творчество, обильное и разнообразное, послужило связующим звеном между культурами античности и средневековья. Он известен как теолог, однако его основные интеллектуальные устремления были прежде всего сосредоточены на сохранении и популяризации античной образованности. Не случайно за ним закрепилась репутация первого средневекового энциклопедиста ³ Главный труд его жизни, "Этимологии" также отчасти вдохновленный королем Сисебутом [112] составил фундамент средневекового образования, включив в себя сводку по воем основным отраслям знания, представленном в поздней античности: грамматике, риторике, арифметике, геометрии, музыке, астрономии, медицине, праву, истории, географии, минералогии, химии, зоологии, строительству, навигации, военному делу, сельскому хозяйству и ряду других.

Трактат "О природе вещей" был написан прежде "Этимологий", но по тематике он перекликался с ними, в особенности о ХIII и ХIV книгами, посвященными описанию мира и его частей, земли и ее частей. Тематика, близкая к этой, вкраплена и в некоторые другие книги, входящие в "Этимологии". Исидор, отличавшийся значительной для своего времени эрудицией, всегда тяготел к грамматическим и риторическим основаниям культуры, однако его интересовали и вопросы, относящиеся к сфере "философии природы" (phiiosophia naturalis). Так в своих "филологических" сочинениях "Различия", "Сентенции" он рассматривал вопросы о возникновении мира, градации (иерархии) творений и др. В той мере, в какой это было принято в христианской экзегетической литературе, Исидор обращается к ним и в теологических сочинениях, в особенности в комментариях к библейской "Книге Чисел", "О порядке творений" и некоторых других.

Исидор обратился к созданию трактата "О природе вещей" после многих лет занятий толкованием и комментированием библейских текстов ⁴ . Большую роль в этом, как уже говорилось, сыграла просьба короля Сисебута. Однако сама эта просьба, вероятно, могла быть вызвана субъективными и объективными причинами. Интерес короля к "натурфилософской" проблематике в немалой степени был сформирован самим Исидором, который был его учителем и советником. Не случайно в обращении к Сисебуту Севилец ссылается на пример "идеального государя" - библейского царя Соломона: "Изучение природы всех этих вещей не следует оставлять суеверному суждению, если можно рассмотреть их о помощью здравого и трезвого разума. Ведь если бы изучение этого [113] предмета не имело совсем никакого отношения к исследованию истины, никогда не сказал бы мудрый царь таких слов: "Он сам дал мне истинное знание того, что есть, чтобы я знал и расположение неба, и свойства элементов, и изменения обращения (светил), и деление времен (года), и смену лет, и расположение звезд" ⁵. Стремление к знаниям, считал Исидор, должно входить в необходимый набор качеств "идеального государя" ⁶ а поэтому он стремился привить его своему питомцу. Сисебут неплохо усвоил наставления учителя. Он сам написал любопытную астрономическую "поэму", возможно, являющуюся откликом на лунные затмения 611 и 612 гг. и солнечное затмение 2 августа 612 г. ⁷ Король несколько наивно и косноязычно, на старательно пытался передать те положения, которые мы находим в трактате Исидора "О природе вещей".

Следует отметить, что интерес к космографии, астрономии и особенно астрологии, был своеобразным знамением IV - VII вв. Эта тенденция обнаружилась не только на Западе, переживавшем огромные потрясения, но и на более стабильном Востоке, буквально наводненном сочинениями такого рода ⁸ . Не избежала его и Вестготская Испания, где сложилась своеобразная астрономическая школа в монастыре св. Козьмы и Дамиана в Агали близ столицы Толедо ⁹. Она была представлена аббатом Ильдефонсом Толедским, Евгением Толедским и его учеником Элладием, получившим в 615 г. с одобрения Сисебута епископскую кафедру в столице. Сисебут покровительствовал этому монастырю.

Самое простое объяснение этого интереса к астрономической и особенно астрологической проблематике - исключительно тяжелое положение, в котором оказался средиземноморский мир на рубеже античности и средневековья. Античная цивилизация рушилась, на смену ей приходил новый мир, пока еще варварский и жестокий. Человеческая жизнь утратила ценность. Ощущая это Исидор настаивает на необходимости уважать человека, личность, обращаясь к нормам римского права ¹⁰ . На Западе апокалиптические ожидания, крайняя психологическая неустойчивость и экзальтация [114] стали естественным следствием беспрерывных разрушительных войн, длившихся много десятилетий, нищеты, голода, эпидемий. Ожиданием конца света было пронизано не только сознание массы, но и ее "пастырей". Это особенно ярко проявилось, например, в послании папы Григория I королю англов Эдельберту, написанном в начале VII в. ¹¹ Пять из перечисленных у Григория I космических явлений привлекли внимание и Исидора в его трактате "О природе вещей". Социальная и политическая нестабильность была питательной почвой для роста суеверий и астрологии.

Думается, в Вестготской Испании была еще одна причина, способствовавшая интересу к этой проблематике. Здесь еще живы были традиции арианства с его философской зависимостью от аристотелизма и стремлением к буквальному пониманию Священного писания, отвергавшего неограниченное использование аллегории в комментариях к нему. Католицизм стал официальной религией лишь в 589 г. при короле Рекареде. Исидор и сам иногда обнаруживал неосознанную зависимость от арианского круга идей ¹² , которые он как ортодоксальный епископ, казалось бы, безоговорочно отвергал. Создание трактата "О природе вещей" могло иметь в качестве одной из причин подспудное желание Исидора преодолеть остатки арианского влияние в стране, противопоставив им концепцию, согласную "тому, что содержится в сочинениях древних мужей, и в особенности, мужей католических..." ¹³

Трактат Исидора был предназначен не только для короля, но вероятно и для определенного интеллектуального круга. Намек на это, как представляется, содержится в обращении, предпосланном трактату при противопоставлении суеверного суждения и здравого разума ¹⁴. Во всяком случав, в дальнейшем это сочинение использовалось для обучения клириков космографии, о чем свидетельствует его распространение прежде всего в школьных центрах Западной Европы. О влиянии трактата Исидора на раннесредневековую образованность говорит хотя бы тот факт, что до настоящего времени дошло 17 рукописей, полностью или фрагментарно [115] содержащих это сочинение, относящихся по классификации публикатора этого трактата французского ученого Ж. Фонтена ко времени от начала правления Сисебута (т.е. от 612 г.) до времени Карла Великого (IX в.). Фонтен составил карту распространения трактата "О природе вещей" в Европе раннего средневековья. Будучи созданным в Севилье, трактат был вручен королю в Толедо. Вслед за этим его списки попадают в Сарагоссу, далее - во Флери, Сен-Дени и Камбрэ (Франкское государство), затем на территорию Италии в Монтекассино, а также в германские аббатства (Фульда и др.), а затем в монастырь в районе Зальцбурга. Одновременно рукописи трактата появляются в Нортумбрии и Ирландии ¹⁵ . Таким образом рукописи трактата образуют несколько ветвей: испанскую, галло-французскую, италийскую, германскую, английскую, ирландскую. Произведение Исидора не лежало мертвым грузом, а переписывалось в монастырских скрипториях и изучалось в монастырских школах.

Сочинение Исидора "О природе вещей" - этапное. Это своеобразный "перекресток" предшествующих античной (языческой) и христианской традиций и последующей средневековой интерпретации природы. В науке давно уже стало стереотипным утверждение, что средневековье не имело подлинного интереса к изучению природы. В странном, на первый взгляд, контрасте о этим утверждением находится простая констатация существования многочисленных средневековых трактатов "О природе вещей", "О мире", "О природе мира", энциклопедических сочинений, значительную часть которых составляют рассуждения "о природе". Собственно, трактат Исидора открывает многовековой ряд подобных творений. Природа и мир не выпадают из поля зрения средневековых авторов, напротив, они, кажется, неизменно притягивают их. Вместе с тем, открыв любой из этих манускриптов, мы столкнемся с миром и природой, как будто знакомыми современному человеку и одновременно незнакомыми, узнаваемыми и неузнаваемыми. Дело не только в том, что современный человек имеет совсем иные представления о строении вселенной, о Земле и явлениях природы. Различия такого рода легко объяснимы. [116] Они - естественное следствие прогресса науки. Странным покажется другое - даже такие привычные вещи, как смена дня и ночи, вода и почва, растения и животные, предстают в этих манускриптах, как бы преломленными через магический кристалл, каковым является специфическое понимание познания. Если античная натурфилософия "заменяла неизвестные еще ей действительные связи явлений идеальными, фантастическими связями и замещала недостающие факты вымыслами, пополняя действительные проблемы лишь в воображении" ¹⁶, то в еще большей степени это было свойственно средневековым знаниям о природе. При всем различии подходов и результатов античной натурфилософии и средневековых представлений о природе, умозрительный подход к познанию природы как целостности, при котором можно пренебречь деталями, формальными различиями, стремление к констатации последних ее оснований, ее, так сказать, сущностного уровня, (понимаемого в соответствии с мировоззренческой концепцией), сближает мысль античности и средневековья.

Следует оговориться, что эта общность менее ощутима при сравнении величайших философских систем, таких, как, например, платоновская или аристотелевская, включая их развитие до конца античности, и крупнейших теологических концепций, таких, как учение Аврелия Августина или Фомы Аквинского. Точнее сказать, общность эта уходит в тень под напором тех огромных различий, которые столь резко разделяют мышление философское и мышление теологическое. Поиски путей к Единому, высшей идее, первопричине, характерные для античности, вырождаются в средние века в апологетизацию Абсолюта. Однако в школьной традиции, снижавшей, тиражировавшей образцы "высокого" философского и теологического мышления, эта общность подходов выступает отчетливо, так же, как и в сфере обыденного сознания

Исидор представляет в своем трактате "О природе вещей" этот средний, близкий к "школьному" уровень рассуждений о природе. Вместе с тем его трактат - это то основание, о которого начиналось всякое "интеллектуальное" познание [117] природы в средние века. В каком же отношении находится это сочинение, столь важное для средневековья, к античному знанию о природе?

Сразу же по прочтении названия трактата Исидора Севильского возникает ассоциация с одноименной поэмой римского поэта-эпикурейца I в. до н.э. Лукреция Кара. Название "De rerum natura" закрепилось за сочинением Лукреция в I в. н.э.; впервые оно употреблено грамматиком Пробом. Однако пере Лукреций постоянно обращается переводчик и комментатор поэмы Лукреция Ф.А. Петровский считает, что это название органично вытекает из текста поэмы ¹⁷. к этому выражению. В свою очередь нить от Лукреция тянется вглубь греческой философии к Эпикуру, автору 37 книг "О природе" и еще далее к Эмпедоклу, Пармениду и ионийской школе, о их особым интересом к философии природы. Важное место в натурфилософии принадлежит Аристотелю, создавшему детально разработанный цикл сочинений "естественнонаучного" характера, куда вошли "Физика", "О небе", "О возникновении и уничтожении", "Метеорология", особенно часто комментировавшаяся, к которой наиболее близко примыкают сочинения Исидора "О природе вещей" и "Этимологии", а также ряд трактатов о животных и так называемые "Parva naturalis" ¹⁸

Дело Аристотеля продолжил его ученик и преемник по руководству Ликеем Теофраст, "отец" средневековой ботаники и создатель особого жанра доксографии, оказавшего

большое влияние на всю последующую культуру. Доксографические сочинения - сборники энциклопедического характера, в которых определенные темы освещались путем подбора учений, "мнений" философов, которые цитировались по "проблемному" принципу. Теофраст составил первый доксографический сборник, в который включил взгляды греческих философов на природу, начиная от Фалеса и завершая Платоном. В прямой зависимости от компендия Теофраста находится сочинение Аэция "Placita" ( I в. до н.э.), ставшее одним из основных источников "естественнонаучной" литературы вплоть до Исидора. [118] Севильского. Лукреций продолжает традицию всеохватывающих сочинений "О природе", соединяя философские поиски собственно первоначал вещей, определяющей их сущность природы (что точно выражается понятием "rerum natura" ), единую концепцию природы (natura ) о изложением конкретных знаний естественнонаучного характера. Исидор внешне сохранит это триединство, правда, до предела его упростив и схематизировав, и придав ему иное - христианское "идеологическое" обрамление. Однако сам принцип "тройственного" подхода к изучению природы сохранит свою значимость для средневековья, способствуя на его исходе легализации и развитию опытного знания. Выражение "rerum natura " как обозначение мироздания, всего сущего, встречается и у других римских авторов, например, у Цицерона и Цельса ¹⁹.

В системе римского мышления, сформировалась самостоятельная ветвь, которую Сенека назвал "philosophia naturalis ". Стоицизм с его идеей саморазвития мира и космологизмом, служащими основой этики, пустил прочные корни на римской почве. И хотя в римском стоицизме натурфилософская проблематика была оттеснена на периферию морально-этической, она все же не была забыта. Эпикуреец Лукреций и стоик Лукан ²⁰ были в числе самых любимых авторов Исидора Севильского. Об этом свидетельствуют многочисленные цитации и реминисценции их сочинений и концепций. Это особенно заметно в трактате Исидора "О природе вещей", названием которого, автор, думается, сознательно вписал себя в римскую традицию " phiiosophiae naturalis ". Эта традиция была представлена не только собственно философскими сочинениями. Одним из ее высших достижений была "Естественная история" Плиния Старшего. Ее элементы являлись необходимой частью энциклопедических сочинений, например, Варрона, Квинтилиана или Светония, чьи "Frate ", возможно, послужили моделью для Исидоровых "Этимологий", ²¹ или на исходе античности Марциана Капеллы. Космологические проблемы, природа мироздания и весь спектр связанных с ними вопросов занимали важное место в комментариях Сервия, [119] Халкидия или Макробия, вероятно, также известных Исидору Севильскому.

Существовал и еще один очень важный слой распространения знаний о природе - собственно литература и прежде всего поэзия. Вергилий, Овидий или Марциал были не в меньшей степени источниками познания "философии природы", чем естественнонаучные трактаты или схолии. Среди источников Исидора также могла быть поэма Арата (конец IV-III вв. до н.э.) "Феномены", пользовавшаяся большой популярностью в Риме. Существовали различные переводы ее на латынь, в т.ч. Варрона, Цицерона, Германика и Авиена (IV в. н.э.); последний, вероятно, был известен Исидору.

Источниками знаний о природе были и специальные астрономические, географические в другие "естественнонаучные" трактаты, а также различные схолии, компендия и бревиарии, служившие школьными учебниками. В них давались готовые сводки (более или менее полные) званий, предназначенных для школьного усвоения. В последние века существования Римской империи число схолий и бревиариев росло, пропедевтика господствовала над размышлением. Схематизм, упрощенность и стремление к краткости, как правило, идущее в ущерб содержанию, становятся характерными чертами учебной литературы этого периода, проявляясь даже в произведениях наиболее известных деятелей культуры и образования. В значительной мере это можно отвести в к Исидору Севильскому.

Ж. Фонтен приводит впечатляющую таблицу сравнения структуры трактата Исидора "О природе вещей" с наиболее значительными сочинениями аналогичного содержания его античных предшественников ²³, из которой следует, что тематически у Севильца можно проследить 26 полных совпадений с поэмой Лукреция Кара "О природе вещей", 24 совпадения с "Placita " Аэция, 31 совпадение с "Естественной историей" Плиния Старшего. (Все эти сочинения по тематике также отчасти совпадают между собой, вероятнее всего черпая материал из "Метеорологии" Аристотеля). Такая тематическая "перекличка" обнаруживает несомненную связь Исидора о [120] римской натурфилософской традицией. Любопытно, что прямые аналогии начинаются с IX главы исидорова трактата, носящей название "О мире". Сюжеты первых восьми глав, посвященных градации времени (дню, ночи, неделе, месяцам, годам, временам года, солнцестоянию и равноденствию) также органичны для позднеримской школьной традиции.

Возможность прямого заимствования Исидора у Аристотеля вызывает серьезные сомнения - Исидор не знал греческого языка ²⁴ (хотя, конечно, он мог попросить кого-то из севильского скриптория перевести интересующие его фрагменты). Но главное состояло в том, что Исидор очень мало интересовался сочинениями философов, в частности, Аристотеля и Платона. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что он цитирует их всегда из вторых рук, через популяризаторов, комментаторов в схолии ²⁵. Однако отсутствие прямого цитирования еще не говорит об отсутствии преемственности. В случае Исидора наследуется не способ философствования, но в определенной мере, видение мира, некоторые идеи, ставшие неотъемлемой частью интеллектуальной культуры, в частности, ее наиболее популярного социального института - школы, через которую вынуждены были проходить все сколько-нибудь образованные люди. Такая преемственность, думается, порой не менее важна, чем глубокое постижение сути учений великих философов одиночками-интеллектуалами.

Однако Исидор, как он и сам подчеркивает, наследует не только древним, но и "католическим" мужам. По их примеру он заимствует многое из учений язычников, обращая эти заимствования для доказательства "премудрости божией". Такая переориентация античного знания, его согласование с христианской ортодоксией весьма распространена в у христианских апологетов, и у "отцов церкви". Даже "симпатия" Исидора к эпикурейцу Лукрецию имела аналоги в предшествующей христианской литературе. Общеизвестно, что в целом христианские теологи относились к материалистически окрашенному учению Эпикура и его последователей резко отрицательно. До предела огрубляя его, они не жалели самых [121] резких выражений в адрес Эпикура (слово "свинья" /porcus / было расхожим в приложении к этому древнегреческому философу). Однако полемика с Эпикуром и Лукрецием "по противостоянию" подчас переходила в сочинениях христианских авторов в полемику "по подражанию". Так, например, один из ярких представителей христианской апологетики Арнобий, полемизируя о Лукрецием, заимствует у него не только философскую лексику, но и идеи. В своем "Панегирике Христу" Арнобий несомненно подражает "Похвале Эпикуру" Лукреция. В его интерпретации Христос напоминает не столько всемогущего творца мира, сколько ученого создателя его "моделей". Христианский апологет среди благодетелей человечества числит не только Христа, но и римских богов Цереру и Либера, научивших людей выращивать хлеб и делать вино, героя Геракла, спасшего человечество от чудовищ ²⁶.

Аргументы для борьбы против язычников, критики политеизма заимствует у Эпикура (через Лукреция) и другой христианский апологет Лактанций ²⁷. Он цитирует римского поэта более двадцати раз. В свете стремления Лактанция создать некий симбиоз христианства и риторической культуры обращение к Лукрецию не выглядит парадоксом, но может вызвать удивление другое - материалистически настроенный Лукреций для него не только противник, но и авторитет, не меньший, чем Цицерон или Вергилий.

Сочинения Арнобия, Лактанция, Исидора Севильского были источниками, вольно или невольно пропагандировавшими взгляды Эпикура и Лукреция в средневековых школах и университетах ²⁸. Материалистические поиски Бернара Шартрского, Гийома Коншского, Жильбера Порретанского - выдающихся мыслителей Шартрской школы, вероятно, осуществлялись не без влияния Лукреция. Более проблематичный в требующим детального исследования, однако не невозможным представляется воздействие идей Лукреция на тех, кого Данте поместил в десятый круг Ада - последователей Эпикура: сицилийского императора Фридриха П, главу флорентийских гибеллинов Фаринату дельи Умберти, отца и сына [122] Кавальканти, с которыми Данте связывали дружеские отношения, не верившего в бессмертие души кардинала Оттавиано дельи Уоалъдини ²⁹, и, наконец, на материалистически настроенных средневековых толкователей Аристотеля.

Вместе с тем в сочинении Исидора Севильского достаточно явственно, быть может, даже подчеркнуто выступает связь с ортодоксальным христианским истолкованием космографии и природы, осуществлявшимся на базе Священного писания и грамматической культуры. Для этого направления характерна замена искания первоначальных причин вещей мистической медитацией и аллегорией. Библейская символика вытесняет философское объяснение. Природные явления выступают как средства дешифровки религиозной аллегории.

Истоки этого следует искать в первой книге Ветхого завета - Книге Бытия, излагающей христианскую концепцию творения. Мир суть творение бога, а творец может быть познан через его творение. Тем самым познание мироздания и вещей, его составляющих, освящалось авторитетом Библии. Вкус же к аллегорическому толкованию вытекал из самого характера библейского учения, богооткровенного и профетического.

Следует отметить, что этот подход находил противников и среди христианских авторов. Скептически настроенный, однако все же вошедший в число "отцов церкви", Иероним отвергал аллегорические толкования Библии. Он считал, что они "могут нравиться лишь болтливой бабе, выжившему из ума старцу, да многословному софисту" ³⁰ .

Тем не менее страсть к мистицизму, часто с нерасчлененностью языческих и христианских представлений, ко всему чудесному, а отсюда - к ощущению сокровенного, тайного смысла в явлениях природы и событиях окружающего мира - очень важная черта даже не столько миропонимания, сколько мироощущения поздней античности, унаследованная и ранним средневековьем. Особый вкус к аллегории был прочувствован и в высших интеллектуальных достижениях эпохи - в неоплатонизме. Он нашел отражение и в литературе, [123] рассчитанной на достаточно "массового" читателя, например, в трактате Марциана Капеллы "О браке Филологии и Меркурия". С большей обнаженностью и простотой, порой переходящей в крайнюю наивность, эта тенденция выявилась в сочинениях Григория Великого, следовавшего по стопам Аврелия Августина и Амвросия Медиоланского. Аллегоризм Исидора Севильского имеет те же истоки, что и у Григория Великого.

Комментарии к Книге Бытия, так называемый "Шестоднев" становится излюбленным жанром христианской литературы, который для западного, а особенно для восточного средневековья превратился в основной источник литературно фиксированных знаний о природе. Эта фиксация служит как бы подтверждением их истинности, однако на самом деле эти произведения часто бывали коллекциями самых фантастических сведений о мире, животных, растениях и содержали аллегорическое толкование добра и зла. Тем не менее они были в средние века популярнейшим чтивом. К этой же традиции примыкают многочисленные "Физиологи" на Востоке и "Бестиарии" на Западе.

Создателем "классического" "Шестоднева" был один из восточных "отцов церкви" Василий Кесарийский. Его проповеди о шести днях творения "были знамением времени. И все же сам Василий еще не до конца принадлежит тому миру средневековой фантастики, в который; вводит своими поучениями. Оставаясь аристократом: духа, он относится к тем, кого зовет на "пир слова", как взрослый к детям, - разумеется, без высокомерия, но с изрядной долей снисходительности" ³¹ . Отцы западной церкви, идя по этому же пути; кажутся менее искушенными и более простодушными. "Шестоднев" Василия Кесарийского был переведен на латинский язык Евстафием и Амвросием Медиоланским (Амвросий около 389 г. написал и собственный "Шестоднев" ³², на который Исидор часто ссылается). Высочайшим авторитетом для Севильца был Августин. Он находился под влиянием его сочинений, посвященных толкованию Книги Бытия.

В своем аллегоризме Исидор достаточно прямолинеен. [124] Он, не мудрствуя лукаво, соединяет символику небесную и библейскую, отбирая устоявшиеся в христианской литературе образцы аллегорического толкования. Вместе о тем он придает важное значение аллегории как методу познания. У Севильца есть сочинение, прямо посвященное аллегорическому истолкованию фрагментов Ветхого и Нового заветов "Allegoriae quaedam Sacrae Scripturae". В трактате "О природе вещей" он старается "увенчать" аллегорией наиболее важные в смысловом отношении фрагменты. Так, уже в первой главе он усматривает в смене дня и ночи аллегорию человеческой жизни. Свет символизирует добродетель, тьма - пороки ³³. Далее Севилец обращает внимание на то, что профетически день означает "познание божественного закона"(scientiam divinae legis), ночь же - тьму незнания (ссылаясь на пророка Осию); кроме того, день еще означает благополучие, счастье мира, а ночь - его гибель ³⁴.

Он утверждает, что "мир является символом человека" ³⁵ а небеса - "это церковь, сияющая в этой жизни добродетелями святых, подобными сияющим светилам небесным..." ³⁶ Солнце является аллегорией Христа (со ссылкой на пророка Малахию) ³⁷. Исидоров набор аллегорических толкований перешел затем в средневековую литературу. Авторитет Исидора еще больше подкреплял значимость аллегории как возможного метода объяснения природных явлений.

Сообщение сведений из "естественнонаучных" трактатов античных авторов и схолий довольно бессистемно перемежается у Исидора с цитированием Библии, Августина, Амвросия, Григория. Ж. Фонтен называет манеру Исидора "эквилибристикой" ³⁸. Ссылки на авторитет - метод, - вошедший в практику задолго до Исидора. Однако если неточности цитирования античных авторов можно отнести за счет того, что, возможно, они попадали Севильцу через "вторые руки" из компендиев и схолий, то сложнее обстоит дело с цитированием Священного писания. Исидор бывает небрежен в цитировании Библии, не говоря уже о христианских авторах. Из 37 ссылок на Библию, 25 приходится на Вульгату, остальные, [125] предположительно на какой-то иной перевод Библии, распространенный в Испании до Вульгаты ³⁹. Из 25 ссылок 17 точны, а 8 - приблизительны, причем смысл библейского текста передан весьма свободно. Кажется, Исидор как бы "подгоняет" соответствующий отрывок из Библии к собственному тексту ⁴⁰. Можно сделать вывод, что такая относительная свобода цитирования была позволительна, во всяком случае для человека, занимавшего епископскую кафедру, в столь ревностно пекшейся о чистоте христианского учения стране, как Вестготская Испания. Трудно предположить, что Исидор плохо знал Библию; несомненно, что он не считал особым грехом текстуальные отступления от нее. Более того, своим огромным авторитетом (а то, что он был в числе "непогрешимейших" деятелей церкви, доказывает факт, что сфабрикованные в IX в. Декреталии, освящавшие теократические притязания папства, были приписаны именно ему, получив имя Исидоровых) он "освятил" саму возможность такого не слишком "аккуратного" обращения с Библией, которое у его последователей приводило подчас к весьма нежелательным для церкви радикальным выводам.

Трактат "О природе вещей" состоит из 48 глав. Они по содержанию могут быть разделены на три части. I-VIII посвящены гемерологии (науке о делении времени на дни, часы, годы и т.д.), IX-ХХVII - космографии и астрономии, ХХVШ-XLVIII - описанию земли и неба, частей мира, явлений природы, моря, рек, горы Этны - (это тематика Аристотелевой "Метеорологии", затем унаследованная эллинистической и римской школой).

Сочинение Исидора - прежде всего миро- и землеописание, основные моменты которого будут развиты Севильцем в его "Этимологиях". Автор "О природе вещей" не касается животного и растительного мира (в этом трактат Исидора отличается от "Шестодневов"). Зоологическая, ботаническая, минералогическая тематика будет освещена им впоследствии в "Этимологиях", продолжая развитие его космологических идей. В этом отношении "Этимологии" несомненно являются более полным и системным описанием "orbis terrarum ". [126] Однако ключевые позиции Исидора к описанию мироздания выработаны в сочинении "О природе вещей", именно от них он затем отправляется при создании единой картины мира в "Этимологиях".

Вселенная Исидора состоит из земли и неба. Небо представляет собой сферу (шар), верхний слой которой - граница мира ⁴¹. Мир антропоморфен, точно также, как человек являет собой "меньший мир". Исидор проводит свою излюбленную идею, почерпнутую из античной философии, о связи мира и человека - "макрокосма" и "микрокосма" ⁴². Идея антропоморфного космоса прочно вошла в систему средневековых представлений о мире ⁴³. Частей мира четыре - восточная, южная, западная и северная. Это разделение мира на части дается по Вергилию
и Лукану.

Пять поясов мира подобны пяти пальцам человеческой руки. Это арктический, необитаемый из-за холода, летний – умеренный и обитаемый, средний - выжженный и необитаемый, зимний - умеренный, обитаемый; пятый пояс - антарктический, холодный, необитаемый ⁴⁴. При определении поясов земли Исидор ссылается на Варрона.

Мир состоит из четырех частей-элементов: огня, воздуха, воды, земли. "Огонь тонкий, острый в подвижный; воздух подвижный, острый и плотный; вода плотная, тупая и подвижная; земля плотная, тупая, неподвижная". Исидор излагает "теорию" элементов, восходящую к Эмпедоклу и прочно вошедшую в античную философию, а затем и в систему средневековых представлений о мире.

Небо, по Исидору, круглое, неподвижное, пылающее, оно не имеет ни начала, ни конца из-за своей шарообразности. Тут Исидор допускает двусмысленность толкования, употребляя термины "principium" и "terminum ", которые могут быть переданы как "ни возникновения, ни гибели" ⁴⁵ . Части небесной сферы имеют одинаковую плотность, одинаково обращены во все стороны и удалены от центра. "Именно эта необычайная равномерность и делает ее такой устойчивой и не позволяет ей наклониться в какую-либо сторону, так что она удерживается на месте без всякой опоры" ⁴⁶ .[127] Ссылаясь на Платона, Исидор приписывает создание небесной сферы богу-устроителю ⁴⁷. Небо вращается вокруг полюсов мира. Семь блуждающих звезд-планет движутся по своим орбитам, именно c их путями связаны представления о семи небесах.

Высший круг неба отделен от прочих особой границей. Это огненный эфир, в котором пребывают "природы", энергии (virtutes ) всего одушевленного - идея, заимствованная у Лукреция и допускавшая весьма неортодоксальные о христианской точки зрения толкования. Чтобы умерить жар "высшего неба", под ним текут небесные воды, которые не отекают вниз, так как "природа их неподвижна и тверда, как лед" ⁴⁸. Ниже расположена сфера Солнца. Полемизируя c теми философами, которые оспаривают, что Солнце имеет горячую природу, Исидор утверждает, что оно огненно, обладает силой как освещать, так и испарять ⁴⁹. Он отмечает, что Солнце в несколько раз больше Земли, но кажется небольшим из-за убогости человеческого зрения ⁵⁰. Солнце не прикреплено к своей сфере, но обладает собственным движением ⁵¹. Однако Солнце - источник не только тепла, но порой и гибели для людей.

Луна меньше Солнца и расположена ниже. Относительно характера ее света Исидор приводит две точки зрения: Луна получает свой свет от Солнца; Луна имеет две стороны -темную и светлую. Севилец больше склоняется к первой. Луна - шар, вращающийся вокруг своей оси - этим объясняются ее фазы. При описании движений Луны Исидор ссылается на античного астронома Гигина ⁵³. По своим круговым орбитам движутся звезды.

Севильца весьма занимает вопрос: имеют ли светила душу. Концепция космоса как живого существа сформулирована Платоном в диалогах "Филеб" и "Тимей". У Платона космос представлен как имеющее душу разумное существо, воспроизводящее по воле демиурга, создавшего его, умопостигаемый первообраз. Трудно выявить, был ли знаком Исидор о платоновским "Тимеем" (весьма возможно, что и нет, принимая во внимание его незнание греческого языка и отсутствие [128] интереса к онтологической философской проблематике), но комментарии Халкидия к этому диалогу Платона были сочинением, весьма известным на рубеже античности и средневековья. Концепция "живого" космоса была развита Посидонием, синтезировавшим стоицизм и неоплатонические воззрения во II-I вв. до н.э. Она оказала большое влияние на неоплатонизм и философскую мысль IV- VII вв. Во всяком случав Исидор считает нужным ввести в свой трактат идею небесных тел как живых существ (по платоновскому выражению "ставших" богов). Эта концепция близка и народному сознанию с его анимизмом, тягой к оживлению и персонификации природных явлений. И лишь в конце своих рассуждений на эту тему Севилец задаст наивный, но столь естественный для христианина вопрос: "Но если тела звезд имеют души, то что они будут делать после воскресения?" ⁵⁴

В Исидоровой вселенной земля находится в центре. Она неподвижна. Из трактата трудно понять, считал ли Исидор землю шаром или плоскостью, однако из "Этимологий" можно сделать вывод, что он склоняется к последнему мнению ⁵⁵. По существу, космос Исидора трехчастен: небо, земля, подземный или нижний мир. Трехчастна и земля, состоящая из Азии, Африки в Европы ⁵⁶. Земля ограничена Океаном.

Довольно много внимания Севилец уделяет описанию явлений природы, грома, молнии, радуги, облаков, дождя, снега, града, ветров, бурь. Сюда же присоединяется описание чумы ( в соответствии с поэмой Лукреция) ⁵⁷. Затем следуют рассуждения о природе моря, реке Ниле и реках вообще, землетрясениях.

Исидор не осмысливает картину мира как философ; не воссоздает художественными средствами как художник, но складывает как старательный ремесленник, из готовых сведений-блоков, почерпнутых у античных и христианских авторов, из школьных учебников и схолий. Дидактическая направленность трактата "О природе вещей" подчеркивается тем, что его основные положения проиллюстрированы соответствующими схемами, переходящими из одной рукописи в другую: это [129] круг (колесо) месяцев, круг времен года, круговращение мировых сфер, куб элементов, круг мира (макрокосм и микрокосм), круг планет, роза ветров. Севилец не был создателем ни одного из них, в предшествующей ему учебной литературе все их можно найти, но он свел их воедино и упорядочил. Не случайно средневековье унаследовало идею кругового устройства мироздания во многом через Исидора, упростившего, схематизировавшего и сделавшего ее наглядной. Идея эта пустила глубокие корни в литературе, философии я искусстве средних веков ⁵⁸.

Что же представляют эти круги в изображении Исидора?

1. Круг месяцев. Это типичный круглый календарь, унаследованный греко-римским миром еще от египтян. Возможно, он заимствован из исчезнувшей "Астрономии" Гигина.

2. Круг времен года в их соответствии элементам мира, сформировавшийся в школьной традиции, опиравшейся на Аристотеля.

3. Колесо кругов мира (круговращение мировых сфер), представляющая как бы круговой план мироздания. Внешне эта схема весьма декоративна.

4. Куб элементов (единственное не круговое изображение). На этой схеме представлены элементы через группировку определяющих их качеств.

5. Круг мира, представляющий макрокосм и микрокосм, четыре элемента, четыре жидкости, четыре времена года, иллюстрирующий концепцию, особенно распространенную в античных медицинских трактатах,

6. Круг планет. Семь планетных сфер. Аналогичную схему можно найти у Косьмы Индикоплова.

7. Роза ветров. Берет начало из "Метеорологии" Аристотеля. Исидором эта схема упрощена.

Идея "мировых кругов" особенно важна для средневекового искусства, активно использовавшего ее не только в литературе, но и в изобразительных формах. Роза ветров, по мнению Фонтена, - это уже готовая роза готического ообора ⁵⁹. Шесть кругов и один куб Исидора в средневековом [130] сознании органично дополнились еще одной природно-моральной идеей - колеса Фортуны, также имевшей античные корни.

Трактат Исидора был первым в ряду многочисленных средневековых сочинений, пытавшихся объединить языческое знание о природе с авторитетом книги Бытия, библейской Премудростью. Через сто лет англосаксонский просветитель Беда Достопочтенный, следуя по стопам Исидора, напишет свой трактат о природе вещей. Сочинение Исидора будут о увлечением читать в Каролингскую эпоху. На долгое время он станет одним из основных источников познания природы, сыграв при этом далеко неоднозначную роль, с одной стороны создавая весьма упрощенную картину мира, органично вписывающуюся в рамки христианского мировоззрения, а с другой - сохраняя многие "естественнонаучные" воззрения древних и пробуждая стремление к выявлению истинных причин вещей, объяснению начал природы.

Трактат Исидора Севильского "О природе вещей" неоднократно переиздавался, начиная с аугсбургского издания 1472г. Зайнера де Рейтлингена. Он опубликован Ф. Аревало в"Патрологии" Миня. Лучшее научное издание трактата: Fontaine J. Isidore de Seville. Traite de la nature, suivi de l'Epitre en vers lu roi Sisebut a Isidore. Ed. critique et traduction. Bordeaux, 1960. (Bibl. Hautes Etudes Hispaniques, 28).

Ниже публикуются фрагменты трактата Исидора Севильского "О природе вещей" в переводе Т. Ю. Бородай.

Комментарии

1. Под "суеверной наукой", противоположной "здравому и трезвому разуму", Исидор понимает, очевидно, астрологию” т.е. чрезвычайно распространенное в поздней античности учение о зависимости человеческой судьбы от движения и расположения небесных светил.

2. Первое послание к коринфянам апостола Павла, 7, 31.

3. "соотношение" - temperamentum - точнее, "соразмерность, умеренность, надлежащее соотношение частей".

4. Евангелие от Иоанна, 1, 10.

5. Вергилий, Георгики, 1, 235-236, пер. С.Шервинского.

6. Лукан, Фарсалия, 4, 106-107, пер. Л.Остроумова.

7. Вергилий, Георгики, 1, 233.

8. Исидор перечисляет вначале греческие названия поясов (arcticost, therinos, isemerinos, xeimerinos), a затем, для менее просвещенного читателя, переводит их на латынь.

9. Вергилий, Георгики, 1, 237-238.

10. Четыре элемента именовались по-гречески обычно stoiceta (слово это, так же как и латинское "elemente" обозначало первоначально буквы алфавита, а затем перешло и на природные стихии). Исидор называет их "cena", с одной стороны, видимо, для того, чтобы блеснуть эрудицией, поскольку для обозначения элементов слово это употребляв лось крайне редко, а с другой стороны, для того, чтобы подчеркнуть их общность и способность переходить друг в друга (koioV - общий, родственный).

11. "расчлененная общность" - лат. "distincta comunio."

12. Псалом 18, 2.

13. Этимологизирование - излюбленное занятие Исидора Севильского. Данная этимология строится на омонимии и созвучии: лат. "caelum" - небо" и "резец чеканщика", "caelatus" - чеканный.

14. Лат."principium", "terminus" можно истолковать не только как начало и конец в смысле пространственном, но и как возникновение и гибель во временном смысле.

15. Наиболее серьезный комментатор трактата "О природе вещей" Ж. Фонтен отказывается от истолкования этого места, называя его "нагромождением нелепостей". Невозможно также установить источник, из которого Исидор почерпнул столь странное и невразумительное изложение платоновского учения.

16. Греч. ArktoV (медведь) и лат. Septentrio обозначают созвездие Большой Медведицы и просто север.

17. Греч, AjanhV - невидимый.

18. Несколько измененная цитата из "Фарсалий", 3, 186-187.

19. Амвросий, Шестоднев, 2,2,6.

20. Псалом 148, 4.

21. Это, пожалуй, единственный раздел трактата Исидора, не имеющий никакого соответствия в античной традиции; зато в средневековой космологии представление о водах, разлитых над нижним кругом неба утвердилось достаточно прочно, благодаря прямому и недвусмысленному указанию на их существование в первой главе книга Бытия (I, 6-7).

22. Книга пророка Малахии, 4, 2.

23. Амвросий, Шестоднев, 4, 6, 25-26.

24. Т.е. к северу.

25. Климент Александрийский. Строматы, 8, 45-46.

26. Книга пророка Малахии, 4,2.

27. Там же, 32.

28 August, in psalm., 10, 30.

29. Представление о звездах и планетах как о живых существах очень мало соответствует общей, скорее механистической картине космоса по Исидору. То, что автор посвятил целый раздел этому вопросу, можно объяснить его уважением к Августину, который, склоняясь в вопросах космологии к платоновскому учению, подробно и серьезно разбирал проблему одушевленности светил.

30. Вергилий, Энеида, 3, 284, пер. С. Ошерова.

31. Там же, 6, 725-726.

32. Т.е. с полудня до четырех часов дня.

33. Лат. "Qualitas"

34. Книга Иова, 26, 7.

35. Приводя здесь господствовавшее в античной физике после Аристотеля мнение о том, что земля покоится в центре вселенной благодаря своей собственной тяжести, Исидор, по-видимому, пытается аргументировать его сам, обнаруживая полное незнание аристотелевской аргументации: всякая материальная вещь имеет свое естественное место, занимая которое она покоятся, а будучи вне его - движется к своему месту; место тяжелого - внизу, или в центре космоса, а легкого - вверху, на периферии; как самый тяжелый из элементов, земля, следовательно, должна покоиться в центре.

36. Псалом 135, 6.

37. "Regione circumductionis sphaerae".

Текст воспроизведен по изданию: Исидор Севильский и его сочинение "О природе вещей" // Социально-политическое развитие Пиренейского полуострова при феодализме. М. Институт всеобщей истории. 1985