ПАВЕЛ ИОВИЙ

ПОСОЛЬСТВО ОТ ВАСИЛИЯ ИОАННОВИЧА, ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО, К ПАПЕ КЛИМЕНТУ VII

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Павел Иовий Новокомский, Епископ Ноцерский, знаменитый Историк XVI века, родился в Ломбардии, в городе Коле. В молодости занимался он Медициною, а потом Богословскими науками, и, поступив в духовное звание, возведен в сан Епископа при Клименте VП. Он умер во Флоренции в 1552 году и погребен в церкви Св. Лаврентия. П. Иовий написал много исторических сочинений, из коих замечательнейшая суть: Современная История, Похвалы знаменитым мужам, Рассуждение о надписях и проч. Предлагаемое здесь творение его о посольстве Василия Иоанновича к Папе Клименту VII заслужило ему уважение современников, и Герберштейн, бывший [6] лично знаком с сочинителем, имел оное в виду при составлении своей книги. Сношения Папы Климента VII с Василием Иоанновичем, заключавшие в себе важную политическую цель, послужили поводом к сему творению и потому заслуживают подробнейшего рассмотрения.

Климент VII с ужасом видел быстрые успехи последователей Лютера. Только в Испанию, Португалию и Ирландию не проникли еще в то время семена нового учения; все же прочее казалось навсегда потерянные для Римского престола. Изыскивая всевозможные средства к поддержанию своего могущества и влияния на Европу, и полагая, что соединение Восточной и Западной церквей могло иметь (особенно в эту эпоху) важные последствия, Климент обратил взоры свои на Poccию.

В сем предположении отправлен был, как известно, в Москву, для переговоров, Капитан Павел, который однако возвратился в Италию в 1526 году без всякого успеха; равным образом и [7] посольство нашего гонца Димитрия Герасимова, вместе с Павлом отправившегося в Рим, не имело ожидаемых Климентом последствий; ибо ему дано было от Василия Иоанновича поручения утвердить дружеские связи нашего Двора с Папским, но не более; — о вере не было ни слова (смотри Карамзина Истор. Госуд. Российск. Т. VII. Глава III). И в самом деле, что могло бы заставить умного и сильного Русского Государя отважиться на такое предприятие, которое не согласовалось ни с правилами политики, ни с собственным его религиозным убеждением, которое неминуемо нашло бы сопротивление в твердом духе народа Русского, преданного вере отцов, и, следовательно было бы гибельно при самом начинании своем и невозможно в исполнении? Папа обещал Василию титул Короля; но Цари наши считали себя выше Королей. Герберштейн говорит, что в грамотах Василий ставил имя свое выше имени Императора.

Между тем Автор в [8] посвятительном письме в своем к Архиепископу Консентийскому прямо утверждает, что Россия имела намерение подчинить себя Папе, то есть, что она хотела добровольно нести то бремя, которое силилась тогда сбросить с себя большая часть других Европейских Государств. Можно с вероятностию полагать, что желание Архиепископа Руфа, в угодность коему Иовий написал свое сочинение, было согласно с желаниями Римской политики, или — лучше с желаниями самого Папы, который хотя видел несбыточность своих намерений касательно России, но тем не менее хотел подействовать на своих неприятелей ложным слухом о прочном религиозном союзе с могущественною Северною Державою. К тому же Иовий любил писать по заказу и угодил пером своим не одному Европейскому Двору. Не смотря однако на cие, сочинение его весьма важно для Истории, ибо с одной стороны является как свидетельство критического положения Римского Двора, [9] перестававшего уже в то время быть в общественном мнении властителем судьбы царств и иародов, а с другой показывает, какое важное место занимала Россия в составе Европейских Государств в эту эпоху преобразований, великих открытий и рождения новой Истории. Что же касается до самого содержания творения Павла Иовия, то в нем не встречается ни лести, ни предубеждения, ничего подобного, тем более, что в рассказах остроумного Историка не редко очень ясно просвечивает дух Русского повествователя. Правда что об нашем вероисповедании, обрядах, и духовенстве Иовий говорит как ревностный защитник Папских мнений; но это обстоятельство вовсе не мешает нам достойно оценить его там, где он бывает верен исторической истине.

Говоря о географическом положении Poccии и народах, ее населяющих, он иногда не столько заботится об удовлетворении любознательности читателей своих на счет Государства, еще мало известного Европе, (за что вдвое [10] поблагодарили бы его современники и потомки) сколько увлекается желанием, конечно свойственным Историку (и особенно Историку того времени), поверять понятия древних о народах, занимающих пространство, им описываемое. От того то он заговаривается о Скифах, Готфах, Гипербореях, Сарматах и даже о баснословных Пигмеях, вмешивает вовсе ненужную Историю Баязета и, наконец, в следствие господствующей мысли своей, старается везде, где только можно, удерживать древние названия. —

Текст воспроизведен по изданию: Библиотека иностранных писателей о России. Т 1. СПб. 1836