ПАВЕЛ ИОВИЙ

(1525)

В 1525 г. великий князь Василий Иванович отправил в Рим к папе Клименту VII в качестве своего посланника Дмитрия Герасимова. Вероятно, новгородец по происхождению (р. ок. 1465 г.), в молодости выучившийся латинскому и немецкому языкам в Ливонии, Герасимов был известным переводчиком, работавшим в сотрудничестве с Максимом Греком (перу Дмитрия [78] принадлежат, между прочим, переводы латинской грамматики Доната «Песни песней» 1498 г., с немецкого и ряда богословских сочинений), и не раз уже ездил в чужие края в качестве толмача (Швеция, Дания, Пруссия; в Риме Герасимов был уже в 1491 г.). Это был, несомненно, один из образованнейших русских людей своего времени, к моменту своей поездки в Рим в 1525 г. имевший уже за собой почетное прошлое видного дипломата и культурного деятеля и выгодно отличавшийся от своих современников широтой кругозора, образованием и прекрасным знанием иностранных языков (см. о нем: Pierling P. L'ltalie et la Russie au XVI s. — Paris, 1892. — P. 33-42; Иконников B.C. Максим Грек и его время. — Киев, 1915. — С. 31—32, 256—257; Гамель. Англичане в России // Зап. АН. — 1865. — Т. 8. — С. 176-179). Прибытие его в Рим, куда он приехал вместе с возвращавшимся из Москвы генуэзцем Паоло Чентурионе, было настоящим политическим событием. «Полагали, — пишет Иовий, — что Дмитрий, как человек опытный в делах государственных и особенно сведущий в св. Писании, имеет какие-либо важные и тайные поручения, которые объявит папе на аудиенции словесно». Поэтому ему отвели прекрасное помещение, за ним очень ухаживали; папа допустил Герасимова к себе на аудиенцию и велел познакомиться с ним поближе комскому уроженцу литератору Павлу Иовию (или Джьови, как называют его некоторые согласно итальянскому произношению его латинизованного имени; жил между 1483 и 1552 гг.). Иовий нашел, что Герасимов — человек образованный и сведущий (humanorum rerum et sacrarum Hterarum valde peritum) и успел получить от него много сведений о Московском государстве, которые были записаны им и составили целую книгу, вскоре изданную. По вычислениям Михова (Michow H. Die aeltesten Karten von Russland: Ein Beitrag zur historischen Geographic — Hamburg, 1884. — S. 23). Герасимов был в Риме в июне 1525г., а в июле того же года он уже уехал обратно в Россию; тотчас же по его отъезде Иовий отдал в печать небольшую книгу — плод его бесед с Дмитрием, которая носит следующее заглавие: «Книга о посольстве Василия Великого, Государя Московского к папе Клименту VII, в которой с особой достоверностью описано положение страны, неизвестное древним, религия и обычаи народа и причины посольства. Кроме того, указывается заблуждение Страбона, Птолемея и других, писавших о географии, там, где они упоминают про Рифейские горы, которые, как положительно известно, нигде не существуют» (Roma, 1525). Книга эта имела много изданий (1537, 1545, 1551 гг. и др.), переводилась на итальянский и немецкий языки и полностью вошла в географический труд Иовия «Описание стран и островов, а также местностей» (Regionum et insularum atque locorum descriptiones. — Basileae, 1575). «Книга о посольстве» «заключала в себе немало новых в западно-европейской литературе известий о народах на северо-востоке Европы и сведения о быте московской Руси», «более обстоятельные и полные, чем те, которые были сообщены ранее» (Замысловский Е. Герберштейн и его историко-географические сведения о России. — СПб., 1884. — С. 378). До книги Герберштейна она «справедливо почиталась самой обширной» (Гамель. Указ. соч. — С. 177). Как показывает заглавие его первого издания, Иовий на основании [79] известий, сообщенных ему Герасимовым (А.И. Малеин говорит, что «кроме сообщений Герасимова Иовий не имел, по-видимому, никаких других источников», но, по предположению П. Пирлинга, информатором Иовия был также Паоло Чентурионе), пытался оспаривать авторитет древних географов, по его мнению, плохо знакомых с территорией Восточной Европы.

Э. Вреден (Государствоведение Сансовино и всемирные реляции Ботеро. — СПб., 1866. — С. 35—38) справедливо замечает о П. Иовии, что он даже «иногда не столько заботится о том, чтобы познакомить современников с государством, еще тогда мало известным в Европе, сколько увлекается желанием, простительным, впрочем, публицисту эпохи возрождения наук, поверять понятия древних о народах, населяющих описываемые им области. Это заставляет его говорить о скифах, готах, гипербореях и даже о баснословных пигмеях<...> и повсюду удерживать древние классические названия». Действительно, Иовий замечает, например, что «несмотря даже на неоднократные путешествия, в этой стране [Московии] не найдено никаких гор; поэтому большинство из занимавшихся древней космографией признает совершенно баснословными горы, которые столько раз прославляли древние». Несмотря, однако, на русского осведомителя, Иовий все же не мог уйти вполне из-под власти античного географического авторитета. Хотя понаслышке Иовию уже известен Китай (Kathayum), «славнейшее государство на краю восточного океана», известно, что на востоке Московии «весьма широкие и пустынные местности вплоть до Китая» занимают «татары», но в его известиях немало баснословного особенно в том, что касается стран, лежащих на отдаленном севере России и северо-востоке от нее. Так, вероятно, о самоедах он сообщает следующее отчасти на основании античных сказаний (впрочем, по предположению Замысловского (Указ. соч. — С. 69. — Прим.), вероятный источник этого рассказа — эпизод из русской редакции «Александрии» в изложении Герасимова): «Некоторые свидетели выдающейся достоверности сообщили, что за лапландцами, в стране, овеваемой дуновеньем Кора и Аквилона [северные ветры] и окутанной глубоким мраком, живут пигмеи. Когда они достигают полного развития, то своими размерами едва превосходят нашего десятилетнего мальчика. Это люди от природы боязливые; свою речь они выражают щебетаньем; они, по-видимому, настолько близки к обезьяне, насколько по своему росту и чувствованиям далеки от человека надлежащего развития. С севера же власти московитов повинуются бесчисленные народы, которые простираются до Скифского океана на расстоянии почти трехмесячного пути».

Книга Иовия восторженно принята была современниками. «Перечитывая твой тщательный труд о Московии, я начал верить в иные миры Демокрита», — пишет Иовию в латинском посвятительном стихотворении один из его друзей (П. Курсий), и это подтверждает, что в ней было чрезвычайно много нового для своего времени. Ее часто цитировали в ученых сочинениях, на Иовия ссылались как на авторитет. Интересно отметить, что еще в 1557 г. книга Иовия была переработана и несколько дополнена неизвестным автором, в котором одно время хотели видеть венецианца Марко Фоскарини: «Relazione dell Imperio di Moscovia» (см.: Ясинский А. Донесение о Московии [80] Марка Фоскарини // Университетские известия. — Киев, 1889. — № 6; перевод «Relazione» сделан Вл. Огородниковым в «Чтениях в Обществе истории и древностей» (1913. — № 2: Донесение о Московии 2-й половины XVI в.); здесь же в предисловии разобран вопрос об авторе их, но ошибочно указана дата первого издания книги Иовия; оно вышло не в 1537, а в 1525 г.). Сочинение Иовия было известно также в рукописных копиях. Между прочим, А. Тургенев в «Historiae Russiae Monumenta» (Т. 1. — P. 131, CXXVII) под заглавием «Frammento» напечатал отрывок из сочинения Иовия по рукописи из бумаг д'Альбертранди, не подозревая об авторе, и его цитировали как произведение неизвестного автора. Иовию принадлежит еще одна статья, касающаяся России, — краткая биография великого князя Василия Ивановича («Basilius, Moscoviae Princeps»), помещенная в «Vitae illustrium virorum» (Basileae, 1578. — P. 313—315). По словам Пирлинга, эта статья написана Иовием в старости, когда он жил на покое в Комо, где находился привезенный Герасимовым из России портрет Василия Ивановича (см.: Pierling P. L'ltalie... — P. 125—127). Первое издание «Книги о посольстве» перепечатал в своей работе Н. Michow (Op. cit. — S. 73—91) ввиду его большой редкости, а также и потому, что оно может служить лучшим комментарием к изданной им карте Баттиста Аньезе. Нижеследующий отрывок мы приводим по русскому переводу А.И. Малеина, напечатанному в приложении к изданию: Герберштейн С. Записки о московитских делах. - СПб., 1908. - С. 261-262.

В Устюг жители Пермии ¹, Печоры ² (Pecerri), Югрии ³ (Inugrii), Вогулии ⁴ (Vgulici), Пинежане ⁵ (Pinnagi) и другие более отдаленные народы привозят драгоценные меха ⁶ куниц, соболей, волков, рысей (seruariorum) и черных и белых лисиц и обменивают их на разного рода товары. Наиболее превосходны собольи меха с гладкой шерстью и легкой проседью, они служат ныне для подкладки царского одеяния и для защиты нежных шей знатных женщин, воспроизводя собой как бы облик живого зверька. Такие меха доставляются жителями Пермии и Печоры, но они сами получают их, передавая из рук в руки, от еще более отдаленных народов, живущих у океана. Жители Пермии и Печоры незадолго до нашего времени, наподобие язычников, приносили жертвы идолам, теперь же они чтут господа Христа. До югричей и вогуличей надо добираться через крутые горы, которые в древности, вероятно, назывались Гиперборейскими ⁷. На вершинах их ловят самых превосходных соколов. Одна порода их — белая, с пятнистыми перьями; она называется Геродий ⁸ (Herodium). Водятся там и гиерофальконы, враги цаплей, и соколы священные и перелетные, которых не знала даже роскошь древних государей, занимавшихся птицеловством ⁹. Выше только что названных мною народов, которые платят дань московитским царям, есть другие отдаленные племена людей ¹⁰, неизвестные московитам из какого-либо определенного путешествия, так как никто не доходил до океана: о них знают только по слухам ¹¹, да еще из баснословных по большей части рассказов купцов. Однако, достаточно хорошо известно, что Двина, увлекая бесчисленные реки, несется в стремительном течении к Северу, и что море там имеет такое огромное протяжение, что, по весьма вероятному предположению, держась правого берега, оттуда можно добраться на кораблях до страны Китая ¹², если в промежутке не встретится какой-нибудь земли.

Комментарии

1. жители Пермии]. Пермией в начале XVI в. называлась область верхнего течения Камы вплоть до р. Вычегда. О пермяках П. Иовия см. замечания St. Sommier (Un estate in Siberia fra ostiacchi, samoiedi, sirieni etc. — Firenze, 1885. — P. 196).

2. Печоры] Pecerri. Интересно отметить, что Печору как племенное название знает и русская летопись. Кастрен (Ethnologische Vorlesungen. — S. 190), а за ним и Н.П. Барсов (Очерки русской исторической географии; География начальной летописи. — Варшава, 1873.— С. 49) полагают, что под печорами летописи следует понимать «часть зырян, жившую к северу от Перми по Вычегде и до реки Печоры». Возможно, что под пермяками Иовий понимал не только предков позднейших пермяков, но и соседей их — зырян.

3. Югрии]. У Иовия, вероятно, вследствие опечатки, стоит Inugrii вм. Iugrii. См. выше.

4. Вогулии] Vguliсi. «По данным наших летописей и актов, — замечает Е. Замысловский (Указ. соч. — С. 418), — вогуличи, заметно выступающие на историческое поприще только в XV в., обитали в это время в области, которая граничила с землями "Вятскою, Пермскою и Угорскою, по обоим склонам Уральских гор, в области р. Оби"». Столь широкое расселение вогулов действительно засвидетельствовано многими источниками (Кеппен П. Хронологический указатель материалов для истории инородцев Европейской России. — СПб., 1861. — С. 64—68; Патканов. Статистические данные, показывающие племенной состав Сибири, язык и роды инородцев — СПб., 1912. — С. 41). Это финское племя, представляющее собою вместе с родственными им остяками остаток народа — угров, или югров (Schloezer A. Нестор: Russische Annalen. — Gottingen, 1805. — Bd 2. — S. 344—345; Mueller J.H. Der ugrische Volkstamm. - Berlin, 1839. - 2. - S. 109; Европеус Д.П. // ЖМНП. -1868, — 4 139.— C. 339; Павловский В. Вогулы. — Казань, 1907. — С. 6-7), под именем вогулов появляется в документах не ранее конца XIV в.". под годом смерти Стефана Пермского (1396) между инородцами, жившими около Перми, упоминаются гогуличи, т.е. вогулы (Кеппен П. Указ. соч. — С. 65); в выписке, приведенной Карамзиным из сибирских летописцев, говорится, что князь Ивак или Он, из ногайцев, управлял многими татарами, остяками и вогулами (История государства Российского. — М., 1903. — Т.9. — Прим. 644). По Лербергу, они получили свое название от зырян (Wagol) либо от р. Вогулья (приток Оби) или Вогулки (приток Чусовой) (Untersuchungen zur Erlaeuterung der aelteren Geschichte Russlands. — SPb., 1816. — S. 22), нужно думать, однако, наоборот, что указанные реки названы были по их обитателям. Правдоподобна догадка, что слово вогул перешло к русским от зырян, которые называют их вогул или логул, т.е. «-презренными, злыми, ненавистными» (Кориков Л. Сосьвинские и ляпинские вогулы Березовского округа. — Тюмень, 1898. — С. 4). Сами вогулы называют себя маньси.

5. Пинежане] Pinnagi. Вероятно, имеются в виду жители р. Пинеги, правого притока Двины.

6. отдаленные народы привозят драгоценные меха]. «Вопреки мнению некоторых исследователей, считающих Пермский край в древнее время бедным пушными ценными зверями (так, напр.: Трапезников. Очерк истории Приуралья и Прикамья в эпоху закрепощения XV—XVI вв. // Изв. Архангельск, о-ва изучения Русского Севера. — 1911. — № 12—15), различные факты говорят иное», — замечает М.А.Лебедев (Пермь Великая: Исторические очерки // ЖМНП. — 1917. — № 11—12. — С. 140—142) и цитирует прежде всего приводимое у нас место из книги Иовия, где последний говорит об Устюжской ярмарке, куда привозятся все меха. Другими исследователями уже собран материал, подтверждающий, что «в половине XVI в. этот край был еще богат соболями, куницами, бобрами, лисицами, оленями, лосями, не говоря уже о медведях, волках, белках» (Смирнов И.И. Пермяки - Казань, 1891. - С. 179).

7. через крутые горы, которые в древности, вероятно, назывались Гиперборейскими]. Имеется в виду Урал. О происхождении названия Гиперборейские горы см. выше. Это указание Иовия интересно тем, что оно подтверждает местопребывание югричей и вогуличей на восточных склонах Уральского хребта.

8. называется Геродий]. «Белый сокол, называемый Иовием Herodium, — замечает Е. Замысловский (Указ. соч. — С. 280—282), — есть, очевидно, наиболее замечательный из соколиной породы вид, известный у нас под именем кречета (falco gyrfalco, candicans)». Мейерберг замечает: «Et hierofalchos accerimos ardearum hostes, a Russis Kretzet nuncupates» (ЧОИДР. - 1874. - Выл. 4. - С. 159). «Сопоставляя это замечание со словами Иовия, мы имеем право заключить, что в XVI—XVII вв. русские называли кречетами оба весьма близкие друг к другу вида Herodium и Hierofalco. На основании определений Палласа (Zoogeographia rosso-asiatiса. — Т. 1. — S. 325) фразу "соколы... священные и перелетные" Замысловский предлагает перевести: "соколы балабаны и сапсаны". В венгерских хрониках указывается, что в "скифских горах" водятся птицы "legisfalk или Iegerfalk, которые по-венгерски называются Kerecheth". Если в слове legerfalk можно видеть эмендацию Jegerfalk, то, с другой стороны, принимая объяснение Вамбери, этимологизирующего слово "кречет" из тюркских языков, можно вместе с Гомбоцом полагать, что венгерское "kerecnet" есть заимствование из русского языка; а доказательство того, что соколы в средние века транспортировались из Приуралья в другие страны и что именно благодаря этому слово "кречет" было усвоено венгерцами от русских продавцов ловчих птиц, Гомбоц ссылается на Марко Поло (Ungarische Jahrbucher. — 1928. — Bd 7. — S. 444; ср. у нас выше). Слово "girifalco" было хорошо известно в итальянской литературе: им пользовались, кроме М. Поло и П. Иовия, Боккаччо, Саккетти и Ариосто (Vocabolario degli Accademici della Crusca. — Firenze, 1907. — T. 7. — P. 281); в итальянский язык оно попало, вероятно, из французского (girfale, gerfaut), а в последний — из древне-верхненемецкого (Littre E. Dictionnaire de la langue francaise. — Paris, 1876. — Vol. 2. — P. 1866) этимологизирует его из giri-Geier и Falke».

9. роскошь древних государей, занимавшихся птицеловством] Когда великому хану понадобятся такие соколы]. Соколы были очень почитаемы в средние века и нередко служили предметом подарков между отдельными государями Европы и Азии. Среди подарков, которые Яков II, король аррагонский, послал египетскому султану в 1314 г., мы находим трех белых соколов; киргизы также посылали соколов в подарок ханам Чингису и Кубилаю (Yule H. The Book of Ser Marco Polo… London, 1903. — В. 1. — P. 273). Аделунг (Мейерберг. — СПб., 1828. — С. 218) замечает, что «ловля, выучиванье и охота соколиная всегда были исключительным преимуществом и главнейшей забавою князей, а потому охота сия при всех дворах составляла важнейшую часть придворного штата и сопровождала их во всех походах. В лангобардских и франкских узаконениях постановления, относящиеся до соколиной охоты, занимают место весьма важное». В Европе мало-помалу этот вкус изменился, но на Востоке вплоть до XIX в. соколиная охота составляла любимую забаву. С Востока она очень рано распространилась и на Руси; она упоминается уже в «Слове о полку Игоря»; в начале XVI в. Герберштейн застал ее в полном блеске при московском великокняжеском дворе; почетное место занимала она в обиходе царя Алексея Михайловича (Аделунг. Указ. соч. — С. 219—231). Мейерберг (1663) в подписи к рисунку, изображающему сокола, замечает, что «птицы эти весьма уважаемы и дороги в России, так что получить их очень трудно, и платят за каждую по шестидесяти червонных. В. князь иногда дарит этими кречетами татарских и калмыцких князей, которые весьма любят этот род охоты».

10. есть другие отдаленные племена людей]. Иовий имел в виду главным образом описание Московии, поэтому сведения о живущих в соседстве с этим государством народах почти совсем отсутствуют в его книге. Впрочем, и русским они были еще в общем известны мало. Любопытно, что в книге епископа венского Иоганна Фабра, написанной почти одновременно с книгой Иовия (Ad sereniss. Principem Fernandum, Archiducem Austriae, Moscovitarum juxta mare Glaciale religio. — Basileae, 1526), на основании известий, сообщенных ему русскими послами в Вене в 1525 г. Ив. Засекиным и СБ. Трофимовым, об инородцах Севера сказано: «В числе подданных московского государя есть и такие, которые ни вина, ни хлеба не употребляют и не имеют их, а питаются, как зверя, одним мясом животных. Этот, похожий на татар, неизвестный и совершенно дикий народ живет близ Татарии, в лесах, на берегу Ледовитого моря» (Отеч. зап. — 1826. — Ч. 25).

11. о них знают только по слухам]. В дополнениях к рассказу Иовия неизвестного автора «Relazione» (см. введение к настоящему тексту) прибавлены следующие известия: «Кроме вышеперечисленных [пародов], есть там еще иные народы, с которыми трудно познакомиться во время путешествия по этой стране. О них ходят баснословные рассказы, несмотря на то, что нет возможности побывать в их пределах. У океана, как рассказывают, живет какой-то народ, который большую часть [времени] проводит в воде и питается исключительно сырой рыбой. Эти люди, подобно рыбам, покрыты чешуею и вместо [членораздельной] речи издают какой-то свист. Одного из таких я сам видел в Нормандии, как [впрочем1 видели и многие другие; поэтому я и могу утверждать, что он похож на чудовище: таким я вам и описываю его. Есть там также сетрипоны (Setriponi), народ зверский и свирепый. Они совсем лишены способности членораздельной речи и цивилизации и едят в сыром виде пойманных ими людей. Они живут среди неприступных гор и дремучих лесов, куда они скрываются, когда на них нападают. Одеваются они в шкуры медведей и других зверей. У них свирепое лицо, распущенные волосы, пронзительный и невнятный голос. Увидев что-нибудь необыкновенное, они страшно мычат. Я видел одного из них [пойманного] живым и привезенного в Норвегию (Orbegia, Norvegia); он всех удивил и поразил. Кажется, он был молод; лет двадцати, ростом 20 футов, весь в волосах, большие и красные глаза. Он наводил страх и ужас на тех, кто на него пристально смотрел. В конце концов, в нем было больше звериного, чем человеческого» (Огородников В. Донесение о Московии второй половины XVI в. // ЧОИДР. — 1913. — Вып. 2. — С. 19). Для анализа этого рассказа см. материалы, приведенные выше (Плано Карпини, Рубрук) и ниже (Герберштейн и Рич. Джонсон). Известие о народе, «который большую часть времени живет в воде» находит себе аналогию в рассказе русской статьи XV в. «О человецех незнаемых во восточной стране» о самояди, которая «линная словет. лете месяц живут в море, а на сухе не живут того деля: того месяца, понеже тело в них трескается и они тот месяц в воде лежат и на берег не могут вылезти» (Титов А. Сибирь в XVII веке: Сборник старинных русских статей о Сибири и прилежащих к ней землях. — М., 1890. — С. 4); в основе этой легенды лежат, вероятно, темные слухи о моржах или тюленях. Старинные русские источники знают также мохнатых и волосатых людей Севера, что можно объяснить характерной меховой одеждой самоедов: «В той же стране, за теми людьми, над морем, есть иная самоедь: по пуп люди мохнаты до долу, а от пупа вверх — как и прочий человеци» (Титов А. Указ. соч. — С. 5); сетрипоны — не серпоновцы ли это Герберштейна?

12. можно добраться на кораблях до страны Китая]. Н. Michow (Op. cit. — S. 29—30) обращает внимание на то, что Иовий высказал здесь гораздо более правильное предположение, чем Герберштейн, который был введен в заблуждение рассказами о том, что р. Обь вытекает из «Китайского озера». У Рамузио (Navigation! e viaggi, приведено у Гамеля; Tradescant der altere. — S. 118) мы находим указание, что некий русский показывал одному ученому в Аугсбурге карту, для того чтобы доказать, что Ледовитым морем, вероятно, можно достигнуть до Индии. Этот «русский» был, вероятно, Дмитрий Герасимов, один из информаторов П. Иовия, бывший в Аугсбурге до своего пребывания в Риме в 1525 г. или же на обратном пути оттуда (ср.: Peschel. Geschichte der Erdkunde. — Berlin, 1877. — S. 288). Возможно, что помимо Герасимова о предполагаемых дорогах из Московии в «Китай» Иовию рассказывал также Поало Чентурионе, автор знаменитого проекта об устройстве регулярной торговли между Западной Европой и Восточной Азией через Московию (об этом проекте см.: Соеп G. Le grandi strade del commercio Internationale, proposte tino dal secolo XVI. - Livorno, 1888. - P. 100-128, 205-208; PierlingP. La Russie et le St. Siege. - Paris, 1896. — Vol. 1. — P. 276 sq.; de la Ronciere Ch. Histoire de la marine franchise. — Paris, 1906. — T. 3. — P. 257). Во всяком случае, указание Иовия оказало несомненное влияние на поиски так называемого северо-восточного морского пути в Китай мимо северных берегов Сибири. Из одного документа, открытого Госселэном, видно, что в 1522 г. генуэзец Гаспар Чентурионе отправился было на корабле из Италии «в Индию» через Прибалтику, как предполагают, для того чтобы подтвердить предположения Паоло Чентуриопе, но был задержан в Нормандии (Gosselin E. Documents authentiques et inedits pour servir a l'histoire de la marine normande. — Rouen, 1874. - P. 36-40, 77); La Ronciere (Op. cit. - P. 245-246, 258-260) склонен в беседах того же Гаспара Чентурионе с Джиованни Вераицано в 1523 г. видеть источник замысла последнего отправиться на поиски морского пути в Индию и Китай («Cathay»), куда он должен был плыть северо-восточной дорогой (так полагает, помимо La Ronciere, также и L. Delavaud: Les francais dans le Nord // Societe Normande de Geographie: Bull, de l’annee. - Rouen, 1911. - T. 31. - P. 39-40). В 1527 г. англичанин Роберт Торн предлагал французскому королю Генриху VIII «снарядить экспедицию на север, с тем чтобы она, достигнув большой широты, повернула на восток и, огибая Татарию, Китай, Малакку и Ост-Индию, добралась до мыса Доброй Надежды и оттуда — в Европу, т.е. объехала вокруг света». Предполагают, что Торн руководствовался в своем плане именно книгой Иовия, точнее — указанным местом ее (Боднарский М.С. Великий северный морской путь: Историко-географический очерк открытия северо-восточного прохода. — М., 1926. — С. 11—12). Интересно, что еще в конце XVI в. на Иовия несколько раз ссылается Б. Мушерон в своей инструкции голландским мореплавателям в северные страны (см.: Reizen Naar Het Norden door Jan Linschoten, 1594—1595 / Uitgegeven door S.P. L'Honore Naber's. — Gravenhage, 1914. — Bijlage 5. — S. 234—235, LXXV). Неизвестный автор «Донесения о Московии» во 2-й половине XVI в., упоминая о мнении П. Иовия, добавляет явно недостоверное известие о том, что Иван Грозный назначил большие награды для открытия этого водного пути. Хотя еще и Карамзин (Указ. соч. — Т. 9. — Прим. 648) сообщает, что московское правительство в лице Ивана Грозного послало в 1567 г. Ивашку Петрова с Бурнашем Ялычевым разведать о китайском царстве и что они вывезли описание своего путешествия, но, как доказывают позднейшие исследования, «Карамзин был введен в заблуждение составителями хронографов, которые ошибочно приписали описание путешествия Петлина, совершенное им в 1618 году, Петрову, с указанием на 1567 год» (Курц Б.Г. Русско-китайские сношения в XVI и XVII вв. — Харьков, 1929. — С. 20-22). Достоверных данных о попытках русских сноситься с Китаем в XVI в. мы не имеем, однако уже в половине XVI в. русские имели возможность вести торговлю с китайскими караванами в Бухаре (Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле. — Киев, 1915. — С. 364—365), а может быть, отваживались проникать и дальше на восток, что подтверждает ускользавшее от русских исследователей свидетельство португальского пирата Пинго 1543 г.

Текст воспроизведен по изданию: Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей, XIII-XVII вв. Новосибирск. Сибирское отделение Российской академии наук. 2006.