СТЕФАНО ИНФЕССУРА, ИОГАНН БУРХАРД

ДНЕВНИКИ О СОВРЕМЕННЫХ РИМСКИХ ДЕЛАХ

CIVIS ROMANI. DIARIA RERUM ROMANARUM SUORUM TEMPORUM

Этот папа из-за корыстолюбия сделал многие должности в городе и вне города продажными на продолжительное время. Он продавал должность прокуратора папской палаты, должность апостолического нотариуса, должность протонотария в Капитолии, должность ректора университета, должность заведывающего соляным делом и городского секретаря; все эти и [89] другие должности, которые здесь не перечисляются, он передал за плату в пожизненное пользование.

Этот папа наложил на граждан новые налоги с пищевых продуктов: он потребовал от пекарей и мельников, кроме обычного налога, еще сбор в пользу папы с каждого мешка зерна, привозимого для размола.

Этот папа взимал с церковников, а равно и с других служащих, под именем десятины, без всякого милосердия, непомерные налоги. На церковных вратах он приказал вывесить предписания, что соответствующие духовные лица в течение такого-то срока под угрозой отлучения и лишения должности обязаны были уплатить одни – сто дукатов, другие – пятьдесят; если же названная сумма, по предписанию, не поступит к уплате, то церковь подвергнется запрещению, а церковники будут лишены должностей.

Этот папа, дабы добыть деньги во время своего папства, все время поддерживал в Риме голодное состояние. Во время жатвы он скупал во всех областях церковного государства зерновой хлеб по цене один дукат за руббио, а иногда еще менее того. А затем по случаю войны, которую он сам затевал в страдную пору жатвы, или в результате вывоза хлеба из Рима и его окрестностей, на основании: выдаваемых им же разрешений подкупавшим его генуэзцам, он начинал продавать хлеб по четыре и пять дукатов. Точно так же он весьма часто закупал в различных местах Сицилии и у неаполитанского короля Ферранте за малую цену гнилое и прелое зерно, которое затем свозили в место, обычно называемое Абунданца, то есть городской зерновой склад, и потом распределял его бедному люду по цене не меньшей, как три дуката за руббио. Бывало и так, чаю большая масса закупленной зерна не расходилась, тогда он распределял его между пекарями по цене в 40 карликов за руббио с приказом не употреблять и не пользоваться под страхом наказания никаким другим зерном; в случае же, если пекари не уплачивали требуемой суммы немедленно, их заключали под стражу. Хлеб же, выпекавшийся из названного зерна, был темный, вонючий и противный. Но в силу нужды люди ели его, и по сей причине в городе происходили болезни.

Этот папа свел все наказания за различного рода преступления к денежным штрафам, так что если кто-либо, заслуживая быть сожженным -на костре, уплатил известную сумму денег, то отпускался на свободу.

Наконец ему присущ был всякий, вид корыстолюбия, и он не пренебрегал никакими средствами для выжимания денег; порок жадности настолько владел им, что если папская палата задолжала кому-либо какую-нибудь сумму или он сам обещал уплатить долг, он нисколько не стыдился отказаться от этого и не сдержать своего слова. Между прочим он отказывался от обязательств, высказанных им публично, что можно [90] доказать многими примерами. Известен прежде всего случай с преподавателями римского университета, которым за чтение лекций была утверждена определенная плата папой, камерленго и ректором университета. Папа сам обещал, что он уплатит им все, а затем, воспользовавшись их услугами, он не постыдился в конце года уволить их, не заплатив им ничего, а причитавшиеся им деньги присвоить себе и употребить их на другие цели.

Этот папа был врагом всех образованных и честных людей; по душе ему были только дурные. По этому поводу было составлено, неизвестно только кем, много стихотворений, вроде следующих:

Прелюбодеи, сводники, блудницы и доносчики,
Стекайтесь в Рим скорей, здесь вы будете богаты!

или:

Губитель города, небес позор, насильник
мальчиков, прелюбодей и вор!

или:

Радуйся, покойный Нерон, в злодействе
превзошел тебя Сикст, все преступления
и пороки заключал он в себе одном! ³⁶

Этот папа, как представитель бога, должен был бы выполнять все, что он обещал, но он выполнял только то, что отвечало его желанию и его пользе. Посему случалось неоднократно так, что одну и ту же должность или бенефицию он обещал в одно и то же время нескольким лицам. Такие случаи бывали не раз, что могут подтвердить многие свидетели. Таков, например, случай с известным Джованни. Марчеллики, бывшим некогда ректором университета, который просил его святейшество уплатить профессорам полагавшиеся и обещанные им деньги, на что получил от папы такой ответ: “Разве тебе не известно, что эти деньги мы только обещали уплатить профессорам, но не имели никакого намерения выплачивать их?” Когда названный ректор университета заявил, что он этого не знал, то папа ответил: “Ах да, ведь то не ты был, а Бернардо Риччи”. Что еще можно сказать о его постоянстве? Об этом достаточно говорят заключавшиеся им соглашения: сегодня с неаполитанским королем, завтра с Венецией, затем с другими государствами. Помимо других его пороков он отличался исключительной жестокостью. В последние месяцы его жизни было два таких случая: двое солдат, стоявших на охране папского дворца, воспылали таким гневом и ненавистью друг против друга, что решили состязаться между собою до смерти, что по-итальянски называется “staccato chiuso”, а по-латыни дуэлью. Оба противника условились, что эта [91] борьба произойдет между ними за городом. Когда папа узнал об этом, то приказал, чтобы это состязание имело место на площади св. Петра, вблизи лестницы его дворца; он хотел созерцать эта состязание и приказал не начинать борьбы, пока он не появится у окна. Когда он появился и увидел, что оба пригоnовились к состязанию, то простер руку, сотворил крестное знамение и преподал им благословение; после сего он дал им разрешение приступить к состязанию. Оба бросились друг на друга и бились, пока один не пал мертвым, другой же скончался от ран. Другой раз подобные же два бойца также скончались от ран. Аналогичное зрелище доставляло ему постоянное удовольствие, и он не упускал случая лицезреть жестокости. Ведь мы знаем, сколько народа погибло в боях и сражениях, которые он вел за время своего папства, сколько умерло от ран, сколько женщин и девушек, вынужденных голодом, в Ферраре и во время войны против Флоренции сделалось блудницами.

Не так давно он придумал новый способ извлечения денег от своих подданных в ущерб им. Именно, он закупил у генуэзцев сорок тысяч руббио зерна, причем согласно цене, по которой он купил и мог продавать, по расчетам его нотариуса, он должен был получить чистого дохода шестьдесят тысяч дукатов. Кроме того он постановил, чтобы мельники покупали у него зерно по цене в 30 карликов за руббио и не имели права покупать зерно где-либо в другом месте, кроме его склада.

Из этого дела он должен был извлечь столь же большой барыш. Все эти деньги он употребил на ведение войн против христианских народов и на пролитие крови. Но всемогущий бог, от которого исходит все благое, пресек путь к дальнейшему преступлению и превратил в ничто его дальнейшие намерения. И да сохранит нас всемогущий бог от всех зол, которые причинил нам папа Сикст, и да не совершится, по смерти его, с нами что-либо худшее. Аминь.

На другое утро труп Сикста, одетый в старые золототканные и почти рваные ризы, не более как при двадцати горящих восковых свечах, снесен был в церковь св. Петра, и лишь немного народа сопровождало его. Он был черен и безобразен, с вздутой шеей, лик его был подобен лику дьявола. Душу его проклинал всяк, кто его знал, и тайно и явно всякий направлял ее к дьяволу. И не было человека, кто отозвался бы о нем хорошо, если не считать брата из францисканского ордена, который в одиночестве пребывал при его трупе, издававшем сильное зловоние.

В тот же день, рано утром, ко дворцу графа Джироламо приезжало множество вооруженных молодых люден, надеясь там его встретить. Но они не нашли его, а его дворец большей частью уже был разграблен и опустошен. Тогда они с криком: “Колонна! Колонна!” заняли дворец, разграбили и разнесли [92] все, что еще во дворце оставалось, снесли все двери и мраморные подоконники с железными решетками; все, что еще только оставалось в доме, было растащено; опустошен был полностью сад с его деревьями; и теперь еще можно видеть, как ни одной двери, ни одного окна не осталось нетронутыми.

В тот же день указанная толпа молодежи с такими же криками направилась в Трастевере и разгромила там два стоявших на набережной склада с товарами, принадлежавшими генуэзским купцам, к которым благоволил Сикст IV, происходивший из Лигурии и посему привлекший многих генуэзцев в Рим. Затем они разграбили два корабля с вином, принадлежавшие также одному генуэзцу, и все находившееся там оборудование. И в самом городе, как только они находили дом или имущество, принадлежавшие генуэзцам, они расхищали и грабили. Кроме того некоторые из названных молодых людей напали на замок Джубилео, откуда забрали сотню коров, столько же коз, множество свиней, ослов, гусей и кур, принадлежавших графине ³⁷; между прочим захватили также множество соленого мяса, пармского и другого рода сыра, домашнюю утварь, большое количество греческого вина и поделили между собою.

Те же люди открыли церковь Санто Теодоро и склад при Санта Мариа Нуова и извлекли оттуда большое количество зерна, которое папа в прошлые годы не мог продать, но надеялся продать его в будущем.

В тот же день многие покинувшие свои жилища и в целях сохранности перенесшие свое имущество в другое место были ограблены; перечислить или назвать их имена было бы делом долгим и совершенно невозможным.

14-го числа правители и городские чиновники начали принимать меры к охране граждан. По всему городу был обнародован приказ, чтобы никто, под угрозой виселицы, не смел нападать или грабить служащих папской курии или других, лиц. Поставили охрану у всех городских ворот и входов и назначили начальников охраны в каждый городской квартал.

Жители Трастевере и Бернардино делла Балле со своей шайкой, находившейся там, заперли ворота названного квартала, забаррикадировали Понте Нуово и приставили к нему стражу для того, чтобы никто против их воли и без их разрешения не смел проникнуть туда. Затем разграблен был находившийся там склад известного Джованни Баттиста Паллавичино, родственника графа Джироламо, долгое время пребывавшего там, не платя никаких пошлин и налогов. Там находился воск, предназначенный для похоронного торжества Сикста, а также большое количество квасцов ³⁸ и ртути и много других ценных вещей. Разграблена была также больница, основанная одним генуэзцем, откуда расхищено было полностью все; точно так же они поступили с несколькими кораблями, стоявшими у набережной. В тот же день у [93] набережной Оотии находились две галеры папы Сикста под командой генуэзца Мельхиоре Зокки. Эти корабли папа Сикст держал у набережной поблизости Остии, как говорилось, для охраны Остии и морского побережья; в действительности никто не собирался нападать на это место, но сами галеры, за несколько дней перед этим, не только ограбили нескольких римских рыбаков, ловивших здесь в море поблизости рыбу, но и убили их. И когда теперь корабли приблизились к Остии, комендант воскликнул: “Спасайтесь, спасайтесь! Вы свободны, свободны!” Закованные в кандалы рабы, находившиеся на галерах, услышав это, напали на своего начальника и нанесли ему три раны: одну в лицо, другую в грудь и третью в ноги, и если бы он не был выброшен в море, то он наверное был бы убит, хотя, по словам рабов галер, он все равно не мог бы выжить от нанесенных ему ран. Тотчас лее обе галеры были опустошены и разграблены, как говорят, по приказу кардинала Санто Пьетро в Винколи. И мы видели, как награбленное добро везли в дом названного господина кардинала.

В тот же день вернулись церковное войско, граф Джироламо, Вирджинио Орсини и другие синьоры, но коллегия кардиналов приказала им задержаться за пять миль перед воротами города. Вся артиллерия и другие орудия были оставлены ими противнику. Граф Джироламо и другие говорили, что они оставили 60 больших подвод, груженных большими и малыми бомбардами и другими военными машинами, более 1 400 волов и большой обоз. Синьоры Колонна в то время, когда отступало церковное войско, все это захватили; Колонна утверждали, что в последнем сражении при Паллиано много всадников и пехотинцев из церковного войска было ранено и убито.

В тот же день замок Каве перешел к своим господам Колонна; перешел и замок Капраника, а замок Марино попросил пощады у камерленго и графа Джироламо Риарио; когда ему в этом было отказано, он готов был призвать синьоров Колонна.

Вирджинио Орсини со своей свитой и граф Джироламо Риарио отступили и направились в Изолу. На следующий день вернулся в Рим кардинал Колонна в сопровождении бесчисленного количества граждан и множества солдат; с большою торжественностью он направился в свой домик в квартале Треви.

На следующий день, во вторник, 17 августа, состоялись похоронные торжества, на которых многие кардиналы не присутствовали из-за боязни попасть в замок Ангела.

Тогда же в Капитолии состоялось народное собрание, на котором римские граждане решили обратиться к кардиналам с просьбой удалить военных из Рима, ибо все кардиналы укрепили и вооружили свои дворцы и последние представляли собой настоящие крепости. Решено было также просить, [94] чтобы при выборе папы проявлено было единодушие и выборы состоялись бы в кратчайший срок и в надежном месте. Все это и многое другое, о чем просили граждане, на словах было принято и даны были обещания.

В среду на площади Джудеа произошло побоище, причем пулями и стрелами было убито пять человек, двое с одной стороны и трое с другой, и много раненых. Когда весть об этом распространилась по городу, всюду немедленно были воздвигнуты баррикады и укрепления, на всех улицах была поставлена исключительно сильная охрана, так что во всем городе, за исключением некоторых улиц, ни одному всаднику не было возможности проехать.

В тот же день многие государства и герцогства Италии предложили свою помощь синьорам Колонна; между прочим, Флоренция обязалась предоставить четыре отряда всадников и большое количество пехотинцев, столько же предоставляли сиенцы против графа Джироламо.

В тот же день, как говорят, граф Джироламо сдал замок Ангела и все церковные укрепления, находившиеся еще в его власти, но, конечно, не раньше, как получил от кардиналов в качестве жалованья четыре тысячи дукатов.

Эта сдача происходила, как рассказывают, следующим образом: епископ Тоди, комендант замка Ангела, под присягой обязался передать названный замок в распоряжение коллегии кардиналов с тем, чтобы они затем передали его будущему папе; обещал он также переменить всю стражу замка и предоставить его в распоряжение коллегии кардиналов. И он действительно поклялся все это сделать. Как произошло это на самом деле, об этом будет рассказано ниже.

Кардиналы пришли между собою к следующему соглашению: если замок Ангела будет сдан, то Вирджинио со своими отрядами и другие синьоры Орсини должны отправиться в Витербо и в течение месяца не должны приближаться к городу; синьоры Колонна также обязаны со своими отрядами покинуть Рим и пребывать в отдаленном от города месте; Джакомо (Якопо) де Конти обязуется сдать дворцовую охрану и покинуть Рим. В течение двух месяцев, со дня коронации будущего папы, да будет полный мир.

Когда в указанный день кардиналы рассуждали об этом в папском дворце, кардинал Санто Марко заметил стол, находившийся в папском кабинете, за которым обычно писали Павел II и после него Сикст IV. Кардинал тотчас же признал его и заявил, что этот стол некогда принадлежал его дяде Павлу II, взял кинжал или нож и постарался через узкую щель открыть его. Стол открылся, и там нашли множество драгоценных камней, семь сапфиров и другие камни, которые по обычной оценке достигали суммы в 12000 дукатов. Кардинал при этом заявил, что Павел II, предшественник Сикста IV, спрятал камни сюда, и Сикст за время своего папства, [95] пользуясь этим столом, ничего не знал о скрытых в нем драгоценных камнях. Часть драгоценных камней передали кардиналу Сайт Аньоло в залог за одолженные им семьсот дукатов.

24 августа все кардиналы собрались на трибуне церкви св. Петра и единогласно обещали римскому народу выполнить все те соглашения, которые были записаны в особом акте, на пользу и выгоду римского народа. Между прочим они обещали все римские должности и звания не предоставлять никому, кроме римских граждан, как это уже обещано было буллами Николая, Каликста и Сикста; равно также соблюдать точнейшим образом постановления, касавшиеся университета, восстановить упраздненные должности и привести в повиновение все местности, бывшие в подчинении у народа.

На следующий день, последний день похоронных торжеств Сикста, все, за исключением кардиналов Савелли и Колонна, отправились, как то было условлено ранее, в церковь св. Петра. Упомянутые кардиналы не пошли потому именно, что накануне 150 хорошо вооруженных солдат, вопреки вышеупомянутому соглашению, вошли в замок Ангела, назло всем кардиналам. Это многих смутило и привело в негодование. Но кардиналы настояли на том, чтобы графиня с ее большой свитой и незваными солдатами, в числе 150 человек, покинула замок Ангела и передала его коллегии кардиналов. Она вышла оттуда 25 августа, в день св. Варфоломея.

26 августа все кардиналы, в полном единодушии, направились в конклав, в большую капеллу св. Петра. Их было 25, три кардинала отсутствовали.

29 августа, в 23 часа, в день усекновения главы св. Иоанна Крестителя, был избран папою Джованни Баттиста Чибо, кардинал Мольфетты; он назвался Иннокентием VIII. Да дарует ему господь милость избрать верный путь и верой и правдой управлять христианским народом! Его отец Аарон Чибо, во времена папы Каликста III, был сенатором города. Герб его имеется в Капитолии.

Процедура выборов была следующая: когда в субботу вечером кардиналы, в числе 25 человек, были заняты голосованием для выбора папы, кардинал Санто Пьетро в Винколи ³⁹ обратился к кардиналу Санто Марко, уже собравшему одиннадцать голосов, с предложением: если он передаст свой дворец кардиналу Арагонскому, сыну неаполитанского короля Ферранте I, то ему будут обеспечены еще три голоса, так что у него уже будет 14 голосов. Тот ответил, что он не может так поступить, потому что считал бы подобные выборы неканоническими. Кроме того, он считает свой дворец более сильным, чем замок Ангела; если он передаст его кардиналу Арагонскому, то тем самым даст повод к большим волнениям в городе и во всем христианском мире, так как после этого неаполитанский король с легкостью вторгнется в город и сделается властелином Рима на пагубу всей Церковной области. [96]

Услышав это, названный кардинал направился к вице-канцлеру (которым в это время был кардинал Родериго Борджиа, впоследствии папа Александр VI) и спросил его, не хочет ли он, по соглашению с ним, назначить папу. Тот согласился, лишь бы воспрепятствовать избранию кардинала Санто Марко, к которому он питал исключительную ненависть. Наступила ночь, и кардиналы ушли спать. В то время когда они спали, названный кардинал Санто Пьетро в Викколи (Джулиано делла Ровере) совместно с вице-канцлером (Родериго Борджиа) вели переговоры с кардиналами о том, чтобы они подали свои голоса за кардинала Мольфетты, обещая им большие дары в случае его избрания. Таким образом они переговорили со всеми кардиналами, за исключением шести старейших и наиболее уважаемых. И в то время как эти шесть кардиналов спали в своих комнатах, остальные отдали свои голоса и избрали названного папу. Когда наступил день, то избравшие провозгласили: “Выходите, мы избрали папу”. Эти шесть кардиналов спросили: “Кого?” Им ответили: “Кардинала Мольфетты”. Те спросили: “Как же так?” Эти ответили: “Сегодня ночью, пока вы спали, мы сосредоточили наши голоса, за исключением ваших, на нем и таким образом избрали его”. Когда же они заметили, что восемнадцать или девятнадцать кардиналов дали на избрание Мольфетты свое согласие и что число других слишком мало, чтобы воспрепятствовать произведенному выбору, то старейшие также дали свое согласие.

На другой день обнаружилось, что новый папа, чтобы получить голоса, обещал и роздал много церковного имущества, о чем я сейчас расскажу.

Прежде всего кардинал Савелли получил замок Монтичелло в окрестности Изолы, а также представительство Болоньи.

Кардинал Колонна получил замок Чепрано, а на восстановление своего разрушенного дворца и в возмещение других убытков 25000 дукатов; кроме того, как говорят, ему были обещаны бенефиции, коль скоро они освободятся, стоимостью в семь тысяч дукатов.

Орсини получил представительство Анконы, отнятое у ка-мерленго, и замок Черветери.

Кардинал города Макона (Филибер Гюгойне) получил замок Капраника и авиньонское епископство.

Сыну короля Ферранте (кардиналу Арагонскому), как говорят, было передано Понтекорво. Кроме того ему был пожалован дом или, скорее, дворец, который принадлежал нынешнему папе, когда он был еще кардиналом, а именно – дворец Санто Лоренцо в Лючина.

Кардинал Пармы получил дворец Санто Джованни делла Мальяна со всеми имеющимися там постройками.

Кардинал Милана получил место архипресвитера в церкви св. Иоанна в Латеране и представительство Авиньона. [97]

Кардинал Санто Пьетро в Винколи (Джулиано делла Ровере) и его брат, префект города, получили Фано и пять других близлежащих поместий; кроме того кардиналу было обещано назначить его брата, префекта города, главнокомандующим церковных войск.

Так здесь об этом рассказывали. Если окажется, что не все это верно, то нужно думать, что так мне рассказано из зависти и ревности, а не с тем, чтобы сказать правду. Но есть люди, мнению которых можно придавать вес и которые говорят, что папа избран был согласно праву и закону и без всяких козней, что он вполне порядочный человек и всегда соблюдал справедливость и если бы не было указанных врагов и завистников, то церковь имела бы с его стороны только благое расположение. Но враги и завистники, упорствуя в своих злых намерениях, словесно и письменно стараются унизить его святейшество; они утверждают даже, что кроме вышеперечисленных подарков и обещаний папа распределил между кардиналами и другие церковные блага, о которых мы здесь совсем не упоминаем. Как говорят, отнято было также поместье у церкви Санто Спирито и роздано. И все это было распределено между кардиналами до начала избрания папы, дабы получить голоса названных кардиналов в то время, как другие спали.

Если судить о качествах и жизни этого человека, еще довольно молодого генуэзца, то приходится вспомнить его прежний образ жизни. От нескольких женщин он имел семь детей – сыновей и дочерей; одна из дочерей была замужем за известным генуэзским купцом Джерардо. По справедливости, вместе с псалмопевцем Давидом, можно было бы сказать: “Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоем; сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей” (Псалтирь, 127, 3). А когда подумаешь о способе его выборов, которые были гораздо хуже, чем предшествовавшие выборы папы Сикста, то невольно начинаешь опасаться, не наступит ли более худое и злое время, чем то, которое переживалось при – его предшественнике. Принять во внимание хотя бы то, что в его доме и дворце и, как говорят, больше того – в его комнате и постели и постоянно за его трапезой пребывает названный кардинал Санто Пьетро в Винколи, по воле которого свершилось все случившееся и по воле которого и теперь все происходит.

Ведь если что-либо происходит без ведома или против воли названного кардинала Санто Пьетро в Винколи, то это немедленно отменяется. Так случилось, например, с Паоло Орсини и его всадниками, которым папа поручил охрану своего дворца за соответствующее содержание; однако Орсини оставался только один день на службе, а затем получил отставку; полный гнева, он покинул Рим. Да дарует господь папе милость правой жизни и власти, хотя сие кажется невозможным! Римские граждане, чужестранцы и папские [98] служащие единодушно с чувством глубокой скорби говорят о его будущей жизни и управлении церковью и государством и высказывают о нем свои суждения. Я сам сочинил по этому поводу следующее стихотворение:

“Несчастный Рим, едва тебя минула чаша яда, как вновь ты пьешь еще сильнейший яд! Опять вояки, сводники, блудницы и любовники впились когтями острыми в тебя и жаждут обобрать тебя”.

И еще много другого подобного говорилось о нем; насколько все это верно, покажет нам будущее.

На четвертый день после избрания папы обнаружилось, что всех вышеперечисленных пожалований и дарений церковных замков, поместий, бенефиций и представительств оказалось недостаточно. С ненасытимой жадностью кардиналы поделили между собою все светские должности, имевшиеся как в городе, так и вне города. При разделе на каждого кардинала пришлось по одной должности в городе и по четыре вне города, так что двадцать четыре важнейших должности как раз распределились между двадцатью четырьмя кардиналами, за исключением должности протонотария в Капитолии, исполнение каковой оставили, за Никколо Якобелли, исполнявшим ее и раньше. Доходы от этой должности, переданные папой Сикстом IV в пользу госпиталя Санто Спирито, снова были отняты у последнего и распределены между кардиналом де Конти и кардиналом Арагонским.

Были должности, которые передавались ежегодно; папа Сикст IV продал их в пожизненное пользование и с нескольких римских граждан получил за это деньги; теперь эти должности от них были отняты и переданы другим, без всякого денежного возмещения прежним покупателям. К таковым принадлежали нотариат апелляций и должность экзекутора в Риме, а также многие другие. Однако нотариат апелляций вскоре был снова возвращен тому, кто его купил ранее.

Все это проделывал папа совместно с кардиналами, вопреки всем обещаниям, соглашениям и уверениям, которые он вместе с другими кардиналами, в предпоследний день похорон Сикста, дал римским властям и всему народу в базилике св. Петра, когда все кардиналы единогласно и единодушно обещали, между прочим, что все римские должности и звания они будут передавать только римским гражданам. И это обещано было под честное слово. Непосредственно за этим, как вы видели, было сделано совершенно наоборот. Таким образом уже в самом начале своей деятельности Иннокентий (VIII) следует по стопам Сикста (IV). И если для каждого простого смертного тягчайший грех – изменять своему слову, то тем более для владыки. Ничего нет удивительного в том, что он обманул римский народ, если он, при посвящении принявший и поклявшийся в обете целомудрия, постыдно обманул всемогущего господа, признав своими семерых детей! ⁴⁰ [99]

Я сам во дворце правителей видел эти соглашения и обещания, которые Иннокентий передал в руки правителей, где, между прочим, находилось место следующего содержания: “Я, папа Иннокентий Восьмой, обещаю и клянусь в присутствии всех господ кардиналов, что все должности и звания, настоятельства и другие бенефиции я буду поручать и передавать только римским гражданам и никогда не дам своего согласия или утверждения на назначение других, кроме римских граждан, на названные должности” и т. д. и т. п. Но что еще-важнее, он обещал изготовить буллу, скрепленную печатями и подписями всех кардиналов, относительно данных им обещаний.

В то время, когда изготовлялась названная булла, освободились две должности при церкви св. Иоанна в Латеране, одна по случаю смерти, другая вследствие отказа занимавшего ее, и тот же папа передал обе должности двоим неримлянам, хотя и живущим в черте города. Когда римские власти указали ему на это, он выразил желание, чтобы они были приняты в число римских граждан, и настоял на этом.

Наконец он передал римским правителям изготовленную им буллу, с тем ограничением, что он оставляет за собою право замещать городские аббатства по собственному усмотрению. Засим он решил “даровать римлянам сыновей”. Под этим выражением разумелось право раздавать римские бенефиции неримлянам, каковых впоследствии надо было принять в римское подданство; и таким образом был обойден закон. В той же булле было установлено, что и на будущее время как он сам, так и все последующие папы и все кардиналы должны почитаться как римские граждане, конечно, с тою только целью, дабы иметь возможность даровать названным кардиналам бенефиции. Таким-то образом было выполнено милостивое обещание.

Таким же образом он добился того, чтобы его зять, генуэзец Джерардо, был назначен заведывающим финансами университета; когда римские власти на основании названной буллы воспротивились этому, он добивался и приказал, чтобы было созвано общее народное собрание римских граждан, которое бы приняло его зятя как гражданина и предоставило бы ему права гражданства города, а затем он, уже в качестве римского гражданина, мог быть и выбран заведывающим финансами. Так оно и случилось. И хотя Иннокентий обещал, если это дело будет проведено, уплатить университету за прошлый год недоимочную сумму, он, однако, после того как Джерардо стал римским гражданином и заведывающим финансами, просто заявил, что у него, папы Иннокентия, нет денег, и таким образом отказался от своего обещания.

В начале его папства правосудие стояло на должной высоте, то есть в смысле наказания воров, убийц и других преступников; что же касается добрых граждан, то их заслуги [100] не признавались, должности им не предоставлялись; в этом случае царил полный произвол, так как должности распределялись между теми, кто был люб кардиналам.

С теми, кто во время вакантное апостольского престола после смерти Сикста разграбил вино и продукты, он поступил по закону и справедливости и принудил их по мере возможности возместить убытки; прежде всего это касалось упомянутых генуэзских купцов. Но штраф он им простил.

Страдиотов под напором общественного мнения он распустил и упразднил их должности. Многих он жаловал милостивым приемом. Распоряжений, которые бы шли против городских законов, он редко или почти никогда не подписывал. Преступников не миловал.

Городского префекта, ставленника (непота) Сикста, который был братом кардинала Санто Пьетро в Винколи, он назначил главнокомандующим церковными войсками в день святого Стефана.

В день следующего богоявления, то есть 6 января 1485 г., в первый год своего папства, Иннокентий причислил к лику святых Леопольда ⁴¹, за что, как передают, получил от императора 15000 дукатов.

Генерала ордена августинцев он заключил в тюрьму единственно за то, что тот будто сказал, что папа Иннокентий в потемках избран, в потемках остается и жить: “В потемках избран, в потемках жил, в потемках он умрет”.

22 ноября 1484 г., в понедельник, из церкви св. Иоанна в Латеране были украдены ночью две золотые чаши, пожертвованные церкви королем Ферранте, весом в пятьдесят фунтов, равно так же был украден скипетр, дарованный некогда императором Константином папе Сильвестру, тоже из золота.

В марте месяце следующего 1485 г. Иннокентий тяжко заболел, так что было сомнение, выживет ли он. Тогда Вирджинио Орсини и Паоло и другие из их приспешников немедленно заняли мосты Мильвийский, Саларский и Номентанский и держали их в течение нескольких дней в своей власти, бдительно охраняя их. Но когда надежда на смерть Иннокентия не оправдалась, они покинули город.

В те же дни братья монастыря Сайта Мариа Нуова производили раскопки на одном из своих хуторов, находящемся за Порта Аппиа на аппийской дороге, приблизительно в пяти милях от города. Когда рабочие вблизи дороги или на самой дороге раскопали фундамент некоего склепа, в самом низу под стенами могилы они нашли мраморный гроб, покрытый мраморною же плитою и засвинцованный. Когда открыли гроб, то нашли там совершенно нетленное, набальзамированное благоуханными жидкостями тело женщины, с золотою сеткой или шапочкой на голове, с золотистыми волосами вокруг лба и румянцем на щеках, точно она была еще жива. Глаза и рот ее были полуоткрыты; молено было вытянуть язык и он тотчас [101] же возвращался на прежнее место. Зубы были белые и крепкие, ногти на- руках и ногах совершенно крепкие и белые. Можно было поднимать ее руки и они падали на прежнее место, так что получалось впечатление, что девушка только что умерла. Несколько дней ее продержали во дворце правителей, где от воздуха ее лицо стало менять окраску и сделалось совершенно черным; однако платье ее осталось в сохранности, нетленным. Когда власти были намерены похоронить ее в том же гробу, в котором она находилась, возле бассейна во дворе их дворца, папа Иннокентий приказал зарыть ее ночью в неизвестном месте за Порта Пинчиана в близлежащем крестьянском дворе, что и было выполнено. В первые дни после того, как она была найдена и перенесена в названный дворец, там было такое стечение народа, желавшего ее видеть, что можно было думать, что на площади Капитолия открылась ярмарка. Благоухающие жидкости, которыми она была набальзамирована, вероятно состояли из мирры и оливкового масла, но некоторые говорят, что то было терпентиновое масло, издающее столь сильный и одуряющий запах. Многие думают также, что при ней найдено было множество золота, серебра и драгоценных камней; так думали потому, что те, кто ее выкопал и, находился при сем, исчезли бесследно. Девушка была, судя по ее виду, в возрасте 12 или 13 лет и столь красива и стройна, что трудно об этом написать или рассказать, а если об этом написать или рассказать, то люди, сами не видавшие ее, не захотят этому поверить. Многие пришли из отдаленных местностей посмотреть на нее или нарисовать, но уже не могли ее видеть, так как она была зарыта в тайном месте. И разочарованные они уходили обратно к себе домой. Мраморная гробница, в которой ее нашли, “осталась во дворе правителей.

Волнения не прекращались в стране и в дни Иннокентия; и когда комиссар Маккарано 14 июля находился на охране амбаров вблизи улицы, которая ведет к Альбано, на него напали отряды синьора Орсини и вступили с ним и бывшими при нем людьми в стычку; так как отряды Орсини были многочисленны, а отряд комиссара состоял из нескольких человек, то с комиссаром и его солдатами было быстро покончено; одних они убили, других смертельно ранили и ограбили, и нисколько не помогли им выкрики: “Церковь, церковь!” Всегда и везде во время битвы, особенно при взятии Фраскати, когда был взят в плен д’Эстутевиль, сторонники Колонна восклицали: “Колонна! Колонна?” и в то же время: “Церковь! Церковь!” Сторонники Орсини имели только один боевой клич: “Орсо, Орсо!” (медведь был гербом Орсини). В этом можно видеть, как вертится колесо фортуны: вчера церковь была в союзе с “медведем” в борьбе против “колонны”, сегодня уже ведет борьбу против “медведя” в союзе с “колонной” (герб Колонна). [102]

В начале сентября обнаружилось и стало 'известным, что Вирджинио Орсини назначен главнокомандующим образованной против церкви и Венеции лиги, в которую вошли король Ферранте, миланский герцог, Флоренция и Сиена. Папа хотел привлечь Вирджинио к себе на службу, но тот отказался явиться. Относительно денег, которые он уже получил от церкви, он дал такое объяснение: эти деньги он удерживает за собой как плату за прошлую, уже выполненную им службу, а не за будущую. Тогда папа послал к нему Орсо Орсини, епископа Теано, с целью убедить его вернуться к папе, но Вирджинио отверг предложение папы и написал извинительное письмо римским властям и народу, в котором изложил все то доброе, что сделали Орсини, будучи на службе у церкви. Но так как, по его мнению, церковь поступила с ним нехорошо, то он извиняется перед римскими гражданами, если он впредь к ним, как подданным церкви, будет относиться враждебно.

Когда шли все эти переговоры о примирении папы с Вирджинио, в Веллетри был захвачен письмоносец, у которого нашли документ договора с печатью и подписью Вирджинио, в котором излагалось, что Вирджинио со всеми своими силами обязуется бороться на стороне короля против церкви после того, как все переговоры, касающиеся союза; будут доведены до конца.

В то же время, именно в день св. Андрея (30 ноября), Паоло Орсини со своим отрядом прошел всю местность Изола, забирая там у всех римских граждан принадлежавший им скот; он занял Номентанский мост, вторгся со своими отрядами в Кампанью и там отобрал у граждан принадлежавших им волов, а также прочий крупный и мелкий скот. Одну часть добычи он направил в Читта Лавиниа; другую часть отобрал городской префект, сопровождаемый и поддержанный римскими гражданами; он отправил ее обратно в город и взял при этом 13 человек из отряда Орсини в плен. Немедленно поднялась, цена на зерновой хлеб, и в дровах была такая нужда, что люди едва могли выпекать в печах хлеб; большую вязанку дров продавали за пять карликов, среднюю за три, а малую за два, потому что большая часть деревьев была уже вырублена. Никто не выходил за ворота Номентана и Салариа, чтобы достать дров; немногие лишь осмеливались выходить через другие ворота. Капитолий был закрыт и заколочен; было объявлено, что в ближайшие дни судебные дела не будут разрешаться. Всюду царили замешательство и опасения; каждый, как мужчина, так и женщина, был вооружен; правосудие замолкло совершенно, так что по утрам можно было видеть убитых, лежавших нагими, даже у церквей; так, можно было видеть у церковных дверей Санта Мариа на Виа Лата в течение пяти дней три нагих трупа убитых людей. Равно так же и в других местах – на Монте Кавалло, в городском квартале [103] Монти и на многих других площадях в черте города – находили трупы ограбленных людей.

Папский дворец превратился в крепость со рвами и стенами, везде поставлена была стража.

Послы Флоренции, направлявшиеся к папе, между Ариньяно и Кастельнуово были убиты людьми из Капраники, подданными епископа Фермо; надо полагать, что они были убиты или ранены теми, кто хотел отомстить им.

В то же время во всем городе стал известным указ святейшего отца нашего папы, что все преступники, убийцы и изгнанные из города за какие-либо злодеяния, свободно могут вернуться в Рим. Так и произошло. Вследствие сего в городе появилось такое количество преступников и злодеев, которые в вооружении свободно бродили по всему городу, что если рассказать об этом, то покажется невероятным.

Многие послы, прибывшие в Рим из различных стран, страха ради вернулись обратно домой. Почти каждую ночь враждебные отряды бродили возле города, доходя до ворот. И почти каждую ночь кардинал Санто Пьетро в Винколи, а иногда также Савелли и кардинал Колонна, вооруженные, в сопровождении стражи, лично посещали все ворота и станы города, ободряя стоявшую там охрану.

15 декабря несколько вооруженных молодых римлян ворвались в дом синьора Аньелло, посла короля Ферранте, жившего во дворце графа Тальякоццо, взяли его в плен и торжественно провели его во дворец правителей; его имущество, находившееся в этом доме, они разграбили, лошадей и мулов расхитили. Затем они подожгли дворец. Послу они предложили, чтобы он переговорил с королем и их врагами об освобождении Андреа Палуццо и Паоло Маддалено, взятых в плен в день св. Андрея при нападении на Номентанский мост. На следующий день правители, два папских камердинера вместе с другими чиновниками и некоторыми гражданами отвели посла в папский дворец. В следующие ночи было несколько случаев воровства, разбоя и открытого насилия; силою врывались в дома обитателей, связывали их и ранили. В те дни по всему городу найдены были подметные письма; лица, находившие их, неохотно сообщали их содержание. От одного заслуживающего доверия человека, утверждавшего, что он тайком слышал это от одного из кардиналов, я узнал, что Вирджинио Орсини в этих подметных письмах требовал от римского народа, чтобы он с оружием в руках восстал против папы и выгнал из города его самого и его кардиналов; при этом утверждалось, что Иннокентий не настоящий папа и избран незаконно, а также, что многие из кардиналов не являются истинными кардиналами; он предлагает оказать помощь римскому народу, если он пожелает иметь другого, законного папу и других, новых, лучших кардиналов. Кроме того, говорят, указанные письма содержали много [104] ругательств против кардинала Сайта Пьетро в Винколи; говорилось, что этот прелат, как недостойный и запятнанный в содомском грехе, должен быть лишен своего звания и уничтожен.

Некоторые римские граждане, которые свободно были допущены к названному Вирджинио, дабы выкупить похищенный у них скот, клятвенно уверяли, как они слышали из уст самого Вирджинио, что если бог дарует ему победу, то он прикажет голову названного кардинала Санто Пьетро в Винколи насадить на копье и пронести ее по всему городу к вящ-шему его позору. Те же люди уверяли, что когда крестьяне из окрестностей Рима также пришли выкупить похищенное у них добро, то названный Вирджинио, обращаясь к стоявшим возле него товарищам, сказал: “Отпустите этих бедных крестьян и не трогайте больше их добра, подождите немного того времени, когда вы сможете разграбить и разорить до основания римских граждан. К этой цели, насколько только можете, устремите все ваши усилия”.

После сего он лично поручил тем, кто ради указанной причины пришел к нему, чтобы они, коль скоро вернутся в город, созвали римских граждан и их правителей и от его имени заявили: он слышал, что они держат свой скот у себя за стенами, чтобы лучше его уберечь. Но он намерен не только отнять силою сохраняемый ими там скот, но через несколько дней он их самих со всем их добром и имуществом сожжет в их собственных домах.

Передают также, что он послал к папе уполномоченного, который устно сообщил ему, что Вирджинио Орсини имеет (такую силу и рвение, что он его, папу, его святейшество нашего господина и заместителя бога, бросит в реку; слышавшие сие были всем этим возмущены до глубины души. По причине этих и многих других угроз, исходивших из уст Вирджинио, все были полны возмущения и ненависти по отношению к нему.

В то же время Орсини и его солдаты не прекращали совершать грабежи. Они бродили по местности по ту сторону Тибра от Галера до города. Таким же образом действовали и солдаты церкви, остановившиеся в городе, убивая овец и волов, принадлежавших римским гражданам. И как только где-либо найдут скирд, немедленно расхищают его, без всякого разрешения, как будто бы он принадлежал им. И так день изо дня римские граждане и другие обитатели города были разоряемы то врагами, то защитниками нашего города.

В лето 1486, 4, 5 и 6 января, главнокомандующий церкви Роберто Сан Северино со своими всадниками и своей артиллерией направился к замку Ментана (возле Монте Ротондо, одно из укрепленнейших владений Орсини) и взял приступом замок после того, как бомбардами расстрелял и разрушил его. При этом погиб семилетний сын Паоло Орсини. Здесь [105] названные отряды разграбили большое количество съестных припасов и продавали их по весьма низкой цене тем, кто привозил из Рима в лагерь хлеб и вино.

21 января 1486 г., в субботу, ранним утром, несколько вооруженных явились к Виридарским воротам, чтобы захватить скот. Так как на пути они встретили вражеские отряды, которые были сильнее их, то последние прогнали наших солдат до самого города. Когда об этом стало известно папской страже и другим солдатам, расположенным поблизости, они в величайшей поспешности бросились к оружию на помощь бежавшим своим солдатам. Дворец и места, обычно бывшие под охраной, остались без всякой охраны. Когда это заметили обыватели, они тотчас сообразили, что случилось что-нибудь из двух: или папа умер скоропостижной смертью, или Вирджинио вторгся в Рим со своими отрядами. К этим мыслям они пришли вследствие того, что заметили отсутствие дворцовой охраны, якобы бежавшей из дворца. Об этом немедленно распространился слух по всему городу и продолжал расти, так что каждый воспринимал его как нечто достоверное. Наконец нашлись люди, которые утверждали и готовы были даже под клятвой уверять, что они видели папу, пронзенного кинжалом, мертвым, а Вирджинио – вступившим в Рим, так что под конец весь город был в великом страхе и пребывал некоторое время в сильной печали. Лавочники закрыли все свои лавки, торговцы на площади Капитолия впали в столь сильный страх, что сумели убрать едва половину выставленного ими на продажу товара. Дворец в Капитолии, где и я как раз находился, немедленно закрыли и поставили там бдительную охрану. Известный кардинал Балю ⁴², выехавший вместе с кардиналом Санто Пьетро в Винколи для развлечения, в сопровождении небольшой свиты, в Остию, поспешил верхом на лошадях, насколько возможно скорее, обратно на площадь Капитолия во дворец Санто Марко. Бесчисленные папские служащие, поскольку только могли, потащили свое добро в безопасные места. Господа кардиналы в величайшем страхе, каждый в своем дворце, окопались и укрепились. Когда несколько человек различного звания прибежали к дворцу, то увидели папу Иннокентия стоящим у окна, где он обычно показывался народу, и таким образом ложный слух рассеялся.

Этот слух немедленно распространился по ближайшим окрестностям города и прежде всего в Ментане, домам жителей которой, по приказанию папы, обещана была неприкосновенность. Когда же крестьяне и обитатели названного места услышали о смерти папы и поверили, что это правда, они немедленно подняли крики: “Орсо! Орсо!”, не обращая внимания на то,- что они были союзниками церкви и папа обещал их охранять в предположении, что они будут верными сынами церкви, как это охотно было обещано. [106]

Когда папа Иннокентий позже узнал о вероломстве крестьян и о том, как они обрадовались слуху о его смерти, как они снова нарушили верность церкви и передались опять Орсини, он немедленно приказал опустошить до основания всю названную местность. Через несколько дней оно так и случилось. Синьор Роберто Сан Северино выступил в поход, направившись в принадлежащую Папской области часть Кампаньи, и его отряды расположились в городе Тосканелла и вели себя там невыносимо дурно. Затем они двинулись через город Аквапенденте в направлении к Сельве ⁴³, где Роберто разбил лагерь, весьма сильно укрепив местность валами и рвами. Вражеские отряды находились недалеко, именно в Питилъяно и Монтепульчиано. Однажды вечером в мае месяце произошло сражение, причем с той и другой стороны много солдат пало и взято было в плен. Затем снова в течение продолжительного времени было спокойно. Грабить римский народ, конечно, не переставали никогда.

В те дни, рассказывают, послы французского короля были проездом в городе Флоренции и высказали несколько оскорбительных слов по отношению Лоренцо де Медичи; они, между прочим, сказали также, что он неправильно и нехорошо поступает, ведя войну против церкви по настоянию выблядка короля Ферранте, а также высказали против него несколько угроз. Затем, когда названные послы, направляясь в Рим, проезжали через Витербо, Вирджинио послал навстречу им несколько своих человек и просил послов передать папе его почтение, а когда они вернутся обратно к королю Франции, то рассказать ему, сколь много зла причинил названный папа ему и его роду. Одновременно он предложил послам свободный пропуск при проезде через его владения. Послы терпеливо выслушали все предложение до конца и тут же отвергли его, заявив, что они не нуждаются в свободном пропуске с его стороны, глумились над ним и осмеяли его, назвав тираном и бесчестным мошенником. Когда они затем приближались к городу в сопровождении нескольких солдат церкви, навстречу им вышло несколько крестьян из городов Орсини с целью напасть на названных послов и ограбить их, как то уже бывало часто раньше. Названные послы и их свита взялись за оружие и около 80 крестьян взяли в плен и связанными привели в Рим, а несколько раненых и полумертвых оставили лежащими на дороге.

В предпоследнее число мая послы совершили свой въезд в Рим, и, как говорят, папа принял их очень радушно и сказал им или, вернее, заверил их, что он или разорит и даст погибнуть всей церкви, или полностью уничтожит Вирджинио Орсини. В первую неделю июня, в пятницу, во дворце св. Петра состоялось заседание консистории, в котором приняли участие все кардиналы. На этом заседании совершенно открыто и прежде других кардинал Сиенский ⁴⁵, вице-канцлер, кардинал [107] Савелли и некоторые другие просили папу о мире: он должен заключить мир с королем Неаполя и со всеми другими своими врагами. Они заявляли, что король Ферранте ведь изъявил желание передать церкви город Аквила и всю область Абруцции со всеми баронами и синьорами, провозгласившими власть церкви. Кроме того он желает уплатить церкви обычную дань, даже те суммы, которые он обязался уплатить ранее, если ему разрешат известную рассрочку платежа. И многие другие кардиналы утверждали то же самое.

Тогда поднялся французский кардинал Жан Балю и заявил, что этот мир не может быть заключен, если церковь блюдет свою честь. Ведь вся Франция, или Галлия, с герцогом Лотарингии Рене находится на пути в Италию, вследствие чего Францией произведены уже большие издержки и приготовления; по сему случаю кажется совершенно нелепым, если церковь подвергнет осмеянию этого герцога, равно как короля Франции и всю его страну, а также тех неаполитанских баронов и синьоров, которые добровольно передали себя во власть церкви, и прежде всего генуэзцев, которые для достижения этой цели приготовили большие; вооружения. Затем он указал также на то, что и церковь на это дело издержала много денег, и если она заключит теперь такой мир, то она, конечно, не только ничего не приобретет, но скорее потеряет все свое добро и деньги.

Против Балю выступили названный вице-канцлер и кардинал Сиенский, причем между ними произошел разговор, полный неприличных и хулящих слов. Между прочим вице-канцлер сказал, что к словам этого Балю следует так же мало прислушиваться, как к словам пьяного человека: ведь кардинал пьян. На это названный Балю снова произнес .против вице-канцлера хулящие слова, сказав, что он сын крещеного еврея и блудницы, понося его также за позорную жизнь. Таким образом во время заседания консистории произошел такой беспорядок, что под конец каждый думал, что вот-вот дело перейдет в рукопашную, и посему заседание консистории было закрыто около полудня.

В ближайший после сего следовавший понедельник кардинал Сант Анджело был назначен в консистории легатом в церковное войско. Когда прочие кардиналы провожали его до дверей дома, что было обычаем, и там прощались с ним, то кардинал Балю протискался вперед и сказал кардиналу Сант Анджело, чтобы у него в палатке всегда было достаточное количество боченков вина и наготове нескольких полных бутылок вина, дабы и в лагере можно было всегда хорошо выпить. Это, думают, сказал он потому, что на прошлом коротком заседании консистории вице-канцлер обозвал его полной бутылкой вина и пьяницей. Но только немногие, стоявшие поблизости и слышавшие эти слова, поняли их смысл. [108]

В том же месяце июне нашему господину папе, когда у него не было денег для содержания своих солдат, пришла следующая глубокая и совершенно исключительная мысль: он создал пятьдесят две новых должности, а именно – должность накладывающих печати (пломбаторов) на папские буллы, которых в народе обычно называют “ceratori”; последние получали половину доходов от названной должности, другую половину получал сам папа. Каждую из этих должностей он продал за пятьсот дукатов золотом, так что на этом деле он собрал 26 000 дукатов, из которых 25 000 пошло на содержание солдат, а оставшуюся тысячу он обещал распределить между учеными университета, так как предназначенные на их содержание деньги он издержал также на своих солдат.

В том же месяце герцог Калабрии продвинулся к городу Корнето и осадил его; едва он приблизился к названному городу, как он его разграбил, многих взял в плен и отнял у жителей Корнето много скота. Однако в происходивших при этом стычках он потерял многих убитыми.

Между тем в Риме было всеобщее ожидание мира главным образом на основании следующих признаков: между солдатами той и другой стороны не происходило более никаких столкновений; посол испанского короля, посланный с предписанием не вступать в город до тех пор, пока не будет заключен мир, торжественно въехал в папский дворец. Граф Питильяно в течение нескольких дней пробыл тайно и, как я думаю, без ведома папы во дворце кардинала Сайт Анджело, выстроенном последним на Монте Пинчио. Наконец, кардинал Асканио Сфорца и кардинал Сайт Анджело почти каждый день в сопровождении только двух слуг, совершенно тайно, бывали друг у друга и вели длительные переговоры, иногда в течение пяти часов. Из всего этого каждый может легко понять, что наш папа всеми своими был обманут.

2 июля герцог Калабрии со всем своим войском из местностей, находящихся по ту сторону Тибра, направился к Изоле, у крепости Флавиако построил несколько небольших судов, переправился через Тибр и вскоре после этого захватил замок Монте Ротондо, который, по утверждению кардинала Орсини, передан был церкви. Сам кардинал был следующим образом захвачен в плен и взят под арест. Граф Питильяно, Органтино Орсини и другие синьоры из рода Орсини, находившиеся на военной службе у врагов церкви, прибыли к названному замку, который сдался им без всякого сопротивления. Когда об этом узнал кардинал, он вместе с народом этих синьоров, со всеми бывшими с ними отрядами, прогнал. Под-конец изгнанные синьоры с более сильными отрядами вновь заняли замок и взяли кардинала в плен. Но, по всеобщему мнению, здесь имели место обман, тайные проделки, измена и коварство. В этом можно убедиться хотя бы из того, что незадолго перед этим кардинал отверг помощь или, вернее, [109] прогнал Никколо да Толентино, который прибыл со своими многочисленными отрядами на защиту названного места. О, постыдное деяние! О, ты, обойденный! О, ты, папа, обманутый и осмеянный! Как ты еще можешь настаивать на продолжении войны, когда у тебя нет больше ни верных тебе людей, ни денег? Ведь денег у тебя больше нет, а верных слуг и того меньше! Дай мир, дай мир твоим подданным, ведь ты же не в силах отомстить твоим врагам! Дай мир и не ожидай еще худшего!

13 июля был схвачен настоятель монастыря Санто Паоло, который сейчас находится в заключении и под пыткой в замке Ангела, потому что он, обманув папу и церковь, передал принадлежащие названному монастырю области и замки герцогу Калабрии, Орсини и другим врагам церкви; при этом он представил дело так, якобы они, силою овладев монастырем, выгнали его. И теперь, после того как враги укрепились в названных замках, они немедленно принялись за грабежи в окрестностях, принадлежащих римским гражданам, вплоть до городских ворот, отнимая при этом и уводя с собой всякого рода скот: быков, волов, лошадей и прочее.

19-го того же месяца в городе передавали, что при Сан Северино произошла жестокая битва, следствием которой было то, что вся эта область была занята врагами, то есть отрядами короля Ферранте. В этой битве пало много людей и прежде других синьор Агостино да Кампофрегозо. На вражеской стороне был смертельно ранен герцог Капуи, сын герцога Калабрии. Передают, что отряды церкви потерпели урон.

В тот же день герцог Калабрии через одного из своих вестников дал знать правителям города о приказе, который он издал по своему войску: все свободные пропуска, которые он, Вирджинио, и некоторые другие предоставили римским гражданам, считать отныне недействительными – впрочем, вопреки этим свободным пропускам, за несколько дней перед этим римские граждане были разграблены солдатами герцога; затем каждый из лагеря, имевший пленного, за которого должна быть внесена определенная сумма денег на выкуп, должен принудить этих пленных уплатить деньги, буде же они не выкупятся, то тот, кто их имеет, обязан привести их к герцогу, который откупит их за четыре дуката и вышлет на галеры. Затем, пусть римские граждане отныне не рассчитывают получить от него мир, так как он уже неоднократно, к позору и великому ущербу для всей лиги и всех союзников, просил мира и не получил его, в чем виноват единственно только папа. Затем, римские граждане часто глумились и смеялись над ним, но на будущее время пусть они поостерегутся и будут осмотрительнее в своих поступках! Он намерен вести впредь еще более жестокую и упорную войну, чем вел до сих пор. Все это стало известным синьорам правителям, но это тем не менее не побудило их озаботиться сколько-нибудь о благоденствии граждан. [110]

Между тем солдаты, как свои, так и вражеские, не переставали разорять и грабить римских граждан. Цена на хлеб поднималась с каждым днем. Однако за все это время ничего не было слышно о сражениях между нашими отрядами и вражескими. В общем положение оставалось неизменным.

11 августа кардинал Сант Анджело и кардинал Асканио Сфорца вместе с синьором Яном Якопо, Тривульцио, который в качестве первого уполномоченного от войска миланского герцога вел переговоры и несколько дней проживал на свой счет в доме кардинала Сант Анджело в его укрепленном замке на Монте Пинчио, рано утром отправились во дворец папы и вели переговоры с Иннокентием, которые, как передают, шли в течение семи часов непрерывно, причем были установлены некоторые условия будущего мира. Наконец, когда было уже 20 часов, они пообедали во дворце вместе с папой. Затем снова перешли к тому же делу и занимались этим до трех часов ночи.

На другой день, 12 августа, в городе стало известно, что заключен мир на следующих условиях, именно:

Король Ферранте уплачивает церкви долги, которые он обязан уплатить.

Второе. Бароны, признавшие над собою власть церкви, обязуются уплатить церкви налог; размер этого налога определяется из расчета, сколько они платили королю, когда находились еще во власти королевства. Затем, названные бароны в будущем обязаны признавать папу и церковь, как непосредственно стоящую над ними власть.

Затем, папа имеет право распоряжаться по собственному благоусмотрению аббатством Монте Кассино со всеми его поместьями и замками.

Затем, все епископство и церковные доходы в пределах Неаполитанского королевства распределяются папой.

Затем, город Аквила должен остаться вполне свободным; если он хочет отдаться во власть церкви, то пусть это сделает; если он желает подчиниться королю, то это также его свободное дело. И так как подданные церкви не могут воспрепятствовать предполагаемому походу герцога Рене и французов против короля Ферранте, то да будет предоставлена папе и его областям возможность дать им свободный проход и обеспечить их жизненными припасами.

Затем, Вирджинио Орсини должен предстать пред папой и просить у него милости, босой, с непокрытой головой и веревкой на шее и на коленях молить его о прощении ради божьего милосердия.

Затем, кардинал Орсини и другие из рода Орсини должны явиться к папе, и он решит, кто и какому наказанию подлежит. Затем, отобранные области должны быть с той и другой стороны возвращены, и о принадлежности их тому или другому будет иметь суждение испанский король. [111]

Из всех этих условий можно было видеть только то, что Орсини спокойно остаются в своих домах, а синьор Роберто Сан Северино уходит в отставку. И наступил мир.

Хотя относительно заключенного мира имелись сведения, исходившие из уст папы, который неоднократно заявлял правителям и другим лицам, что мир заключен, и хотя синьор Роберто Сан Северино со своими отрядами был освобожден от своих обязанностей, отряды Орсини не прекращали, однако, грабить и нападать на сторонников Колонна, вследствие чего синьор Просперо Колонна, разгневанный такими возмутительными действиями, решил отплатить тем же названным Орсини.

24 августа, в навечерие праздника св. Варфоломея, папа послал некоего синьора Паоло, своего комиссара, в город Тиволи с приказом, дабы впредь прекращена была всякая борьба: Орсини не должны нападать на граждан Тиволи, последние взаимно не должны иметь вражды против Орсини. И когда папский комиссар синьор Паоло объявил о мире, сторонники Орсини его убили, выволокли и бросили нагим. Обстоятельства дела были следующие: когда названный комиссар прибыл в город Тиволи, он прежде всего приказал закрыть городские ворота, так чтобы никто не мог из города выйти; затем он созвал народное собрание, показал послание папы, в коем содержалось извещение о мире, и объявил гражданам Тиволи, что отныне они не имеют права нападать на Орсини. Пока он еще оставался в городе, Франческо делла Балле с несколькими всадниками выехал из города и направился в окрестности, где на него коварным образом из местности Кастелло напали названные Орсини. И в то время когда между ними произошла стычка, в Тиволи раздался клич: “К оружию!” и было сообщено, что происходит сражение между отрядами Орсини и названным Франческо. Тогда граждане. Тиволи выбежали вместе с комиссарами, и когда они приблизились к полю сражения, комиссар тотчас же вышел к врагам и, показывая папскую бумажку, неоднократно воскликнул: “Вы ведь получили мир! Я объявляю вам мир!” Но Орсини не. обратили внимания ни на папское предписание, ни на объявленный мир; они побежали навстречу к названному комиссару, убили его и поволокли его, как я уже сказал выше, от Тиволи в одно место по направлению к Чичильяно, называемое Арчи, где находится водопровод. Чтобы отомстить за смерть комиссара, граждане Тиволи вместе с Франческо делла Балле немедленно же напали на Орсини и гнали их до названной крепости, некоторых убив и большое количество из них ранив. Затем, в сентябре месяце, в городе Аквила произошло большое восстание, причем архидиакон, бывший представителем папы и защитником независимости города, был убит. Граф Мокторио с отрядами короля вступил в город, сторонников же церкви при этом частью убил, частью выгнал. [112]

Находится много таких людей, которые немало говорят против папы Иннокентия, потому что он заключил мир, позорящий в известной степени церковь; в действительности же не за что его поносить и обвинять. Скорее он заслуживает всякой похвалы, так как поступил по примеру господа нашего Иисуса Христа, приняв на себя, ради спасения своего народа, тягчайшие обвинения. Допустим даже, что названный мир послужил ко вреду и позору церкви, но папа скорее пошел на то, чтобы церковь, главой которой он является, претерпела позор, чем видеть смерть и гибель своего народа. И добрые следствия от заключенного мира обнаружились немедленно же, так как в городе появилось изобилие во всем и наступила законность, чего долгое время уже не было в Риме.

В те дни заключен; был между церковью и Венецией, союз на определенных условиях, одним из каковых было то, что венецианцы обязуются прийти церкви на помощь, буде случится в том нужда.

Между тем восстал против церкви некто Бокколино Гуццони, частный гражданин из Осимо; он отобрал из-под власти церкви названный город Осимо, укрепил его рвами и стенами, некоторых из граждан обезглавил, других выслал в изгнание. В Риме рассказывали, что он был в соглашении с турками, которые обещали ему в течение мая месяца 1487 г. прислать на подмогу несколько тысяч турок, но не прислали никого. Однако кардиналу Санто Пьетро в Винколи и протонотарию Аньелло с несколькими тысячами всадников из церковного войска пришлось длительное время простоять перед названным городом, дабы его взять.

После сего, в то же лето господне 1487, в месяце июне, 20-го или приблизительно того числа, в Рим пришло известие, что флорентийцы во главе со своим командующим силою отняли у генуэзцев город Сарцана.

В то же время, как передают, австрийский герцог со множеством германцев напал на венецианские области Верона и Триена, продвинувшись до самой Вероны, и диким натиском, при большом кровопролитии занял несколько сильно укрепленных мест у венецианцев и взял их в свое владение. Таким образом началась между ними кровопролитнейшая война.

В недавно прошедшие времена происходила величайшая вражда между римским папой и родом Орсини, как о том можно читать выше, где я рассказал о том, как названные Орсини и прежде всех Вирджинио, Паоло и другие, действовали против нашего Иннокентия. Но теперь между ними заключена теснейшая дружба и согласие. Виновником сего следует назвать некоего Франческетто Чибо, человека очень малого роста, сына названного папы Иннокентия. Он женился на дочери Лоренцо де Медичи, племяннице Вирджинио ⁴⁶, после чего началось такое сближение, что Иннокентий немедленно разрешил названному Франческетто и Вирджинио Орсини занять [113] два замка, именно: Черветерн и Монтерано, которые в том же месяце июне перешли в их власть. И что было еще хуже: с разрешения названного папы они напали на синьора Ангиллара, так как когда-то, во время войны и раздоров между церковью и Орсини, он выступал на стороне церкви и против синьоров Браччиано и Орсини. Теперь названный Вирджинио решил отомстить ему за прошлое, отобрав в названном замке Ангиллара хлеб и другие жизненные припасы. Однако, как передают, синьор Ангиллара затем передал себя на милость папы, вследствие чего нападения прекратились. Но, конечно, отнятое добро не было возвращено, и папа терпел столь продолжительное время, чтобы названного синьора грабили.

В это время в Рим прибыл герцог Феррары, и, как передают, по обету, за отпущением грехов. Проживал он вместе со всей своей свитой во дворце св. Петра. Когда он осмотрел все, что имеется в городе, он пожелал, между прочим, посетить замок Ангела. Иннокентий послал известить коменданта названного замка, чтобы тот подготовился к тому, что он, папа, и герцог намерены осмотреть замок. На это комендант ответил ему, что у него нет права показать замок его святейшеству. Но что если его святейшество действительно хочет осмотреть замок, то пусть папа и герцог явятся в сопровождении четырех капелланов, но не больше, так как он уверял, ему было дано такое распоряжение кардиналом Санто Пьетро в Винколи, когда он принимал от него и коллегии кардиналов замок. И только под таким условием он может допустить приход папы в замок. Затем, через несколько дней, папа послал за названным комендантом, чтобы он пришел к нему, на что тот ответил, что существует обычай, на основании которого комендант не имеет права покидать порученный его охране замок. Наконец, после всякого рода пререканий 26 июня папа в сопровождении четырех лиц или около того отправился в замок Ангела; ему открыли двери. Когда он вступил в замок и увидел стражу вооруженных солдат, он взял коменданта за руку и сказал ему: “Иди за мной!” И на глазах у всех вывел его из замка и привел пленного в свой дворец. Там он заставил его отказаться от предоставленных ему прав, снять с себя отличия занимаемой им должности и покинуть названный замок. Все это произошло в один и тот же день. Комендантом в замок Ангела папа назначил своего сына Лоренцо Чибо, архиепископа Беневента, который и занял именем папы замок.

Некоторые рассказывают также, что папа послал за комендантом замка Ангела, прося его прийти за получкой причитающегося ему жалованья, и когда тот пришел, он его арестовал. Подобным же образом папа вскоре завладел замками Чивитавеккиа и Террачина, находившимися под властью родственников названного кардинала Санто Пьетро в Винколи. Последних он выгнал оттуда и послал на их место других комендантов. [114]

В том же месяце отец наш Иннокентий издал буллу, направленную против известных испанских евреев и еретиков, которых по-испански обычно называли “мараны” ⁴⁷. При этом были назначены два кардинала, которые должны были вести розыск над ними, так называемую инквизицию, а именно – вице-канцлер кардинал Родериго Борджиа и кардинал Балю ⁴⁸. Рассказывают, что испанский король ⁴⁹ подверг этих еретиков гонению и более двух тысяч из них сжег в Валенсии и по всей Испании ⁵⁰. Посему многие из этих еретиков прибыли в Рим и заняли в церкви божией многие должности, что мне и самому приходилось наблюдать; они становились протонотариями, секретарями, янычарами в папской охране и занимали другие подобные должности. Папа боролся против них не с тем усердием, как того требовало дело.

В том же месяце Бокколино Гуццони, гражданин города Осимо и мятежник против церкви, с которым велась длительная борьба, заключил мир с церковью и, как передают, на следующих условиях: папа платит ему 7 000 дукатов (или в соответствующем количестве флоринов) ⁵¹ и покупает у него все его недвижимое имущество, которым он владел в Осимо, а Бокколино за это покидает названный город.

8 том же месяце Франческетто Чибо ⁵²,.сын папы Иннокентия, и Жером д’Эстутевиль, сын покойного кардинала Руанского, вооруженные, ночью в сопровождении нескольких товарищей решили похитить некую молодую женщину, жену чиновника Гелельмо, дочь покойного Якопо Кук, как передают, весьма почтенную женщину, проживавшую на Кампо ди Фиоре. Но при этом произошла тревога; дело было раскрыто, и синьоры вынуждены были с позором удалиться, сопровождаемые ругательствами.

9 августа совершили свой въезд в город Вирджинио Орсини, Паоло Орсини, а также другие синьоры из рода Орсини .и были приняты папой с величайшим благоволением и исключительной милостью и честью. Каждому показалось это весьма странным, принимая во внимание ту враждебность, в каковой они состояли раньше, о чем описано выше.

25 августа выбыл из Рима синьор Вирджинио Орсини. И прибыл обратно епископ Чезены, посланный папой к королю Ферранте, и, как рассказывают, он передал следующий ответ папе со стороны короля. Прежде всего епископ никак не мог попасть во дворец короля, чтобы переговорить с ним; наконец епископ улучил случай поговорить с королем, когда последний однажды собрался на охоту, а тот стал у ворот дворца, где король должен был пройти. Об этом король узнал и попросил епископа подойти к нему. Последний приблизился к нему и заявил, что он имеет сообщить в кратких словах три вещи от лица папы. И когда он получил разрешение изложить поручение, он начал: во-первых, всесвятейший отец наш требует от короля уплаты обещанных и оговоренных в [115] мирных условиях налогов и удивляется, почему король не выполнил этого требования в определенный срок. На это Ферранте ответил: он совсем не забыл, что он обязан уплатить церкви. И повторил это несколько раз, а затем сказал, что у него нет денег и что по вине церкви он имел столь большие издержки, что считал бы справедливым, если папа освободит его на текущие четыре года от уплаты долгов. Так об этом и приказал Ферранте передать папе. Затем епископ объяснил ему, что папа и вся римская церковь весьма дивятся тому, что король, являющийся только светским повелителем, позволяет себе распоряжаться в своем королевстве всеми духовными должностями и не признавать папских распоряжений относительно передачи той или иной должности; на будущее время он должен прекратить такие поступки. На это король Ферранте ответил: люди его королевства ему хорошо известны, тогда как, наоборот, папе и курии они совершенно неизвестны, посему он и впредь будет предоставлять церковные должности тем, кого может считать достойным. Ни папа, ни церковная курия не в состоянии судить об этих людях лучше, чем он сам. Посему его намерение таково: выбирать людей самому, и он будет весьма доволен, если папа избранных им, королем, впоследствии утвердит. Затем он сказал: “Переходи к следующему делу!” Епископ сказал, что папа дивится тому, что король, вопреки мирным условиям и его собственным обещаниям, взял и посадил баронов его королевства, которые ведь находятся под защитой самого папы: нужно их вновь освободить. Но король тотчас же возразил: “Когда кардиналы Колонна и Савелли учинили или хотели учинить измену против Сикста, предшественника папы, он их немедленно схватил и заключил в темницу для их исправления, и только впоследствии, когда ему стало угодно, он выпустил их снова. Он хочет таким же образом поступить: названных баронов, совершивших против него измену, наказать, а затем, когда ему будет угодно, снова освободить”. Непосредственно после этих слов он прошел мимо епископа, не ожидая ничего дальнейшего. Дав знак трубить в охотничьи рога, король проскакал мимо епископа и отправился на охоту.

От сего дня до лета господня 1488 ничего не случилось в городе, что заслуживало бы упоминания.

1 января названного года папа Иннокентий VIII, нуждаясь в деньгах, создал новые 24 секретарских должности; в обязанности этих секретарей входило составление папских указов о назначении или утверждении на всякого рода имевшиеся должности во всех областях и всех странах. От продажи этих новых мест папа получил 60 000 дукатов. Как только эти новые секретари вступили в отправление своих обязанностей, они все свои усилия приложили к тому, чтобы ни одна из занимаемых должностей не проходила без указа, даже такая, на занятие которой обычно не требовалось указа, при этом [116] была установлена такса. Для занятия самой должности секретаря установлена была в качестве таксы уплата определенной суммы денег, в зависимости от ранга соответствующего места, но во всяком случае каждый, кто хотел занять такое место, обязан был уплатить за это 2 500 дукатов. Отныне все должности во всех городах и местностях, а прежде всего в Риме, даже те, которые раньше передавались по выбору или жеребьевке, были обложены определенной таксой: обстоятельство, которого еще никогда по сие время римские граждане не претерпевали.

В то же лето господне 1488, 7 апреля, именно в светлый понедельник, в Форли был убит тремя своими наемниками граф Джироламо Риарио, и народ города Форли немедленно провозгласил над собой власть церкви. Однако миланский герцог написал папе, чтобы он не вмешивался в это дело.

Те трое, что убили графа, были Кекко Орси, начальник отряда, чиновник Лодовико Пансекки и Джакомо Ронки, солдат; все трое находились на службе у графа. Главная причина убийства заключалась в том, что граф дурно с ними обращался и не платил им за прослуженное время жалованья. И когда граф потребовал от них некоторую сумму денег для уплаты налогов, они поставили встречное требование – уплатить им их жалованье. Но граф наотрез отказал выдать им жалованье и заявил, чтобы они немедленно выплатили требуемую а них сумму, а со своим требованием еще несколько подождали. Вследствие сего, как передают, эти трое составили против него заговор. В указанный день они явились в час, когда вся прислуга графа была за обедом, и прошли прямо туда, где граф как раз находился, в определенной комнате его дворца, и под предлогом, что они хотят с ним переговорить, вошли и убили его, а труп выбросили из окна вниз на дворцовую площадь и затем поволокли его за волосы по земле постыднейшим образом, чего еще никто никогда не претерпевал. Таким образом всемогущий господь бог отомстил за тех невинных, которые так много зла перенесли от графа.

Комментарии

36. Стихотворения неизвестного происхождения, о которых говорит Инфессура, назывались паскино, или паскинадами (отсюда слово — пасквиль), и веди свое происхождение от следующего. В XV в., во время земляных работ на улице Париоке, был найден против портняжной мастерской некоего Паскино античный мраморный обломок, составлявший, вероятно, часть мраморной группы либо Менелая, защищающего тело Пат-рокла, либо Аянта, несущего прах Ахилла (подобные группы находятся в настоящее время в музее Флоренции). Мраморный обломок был приставлен к стене мастерской Паскино, а после смерти этого портного римляне перенесли имя Паскино на мраморный фрагмент, который в конце того же XV в. был прикреплен к углу дворца Орсини (ныне министерство внутренних дел).

Вскоре на мраморном цоколе Паскино стали приклеиваться политические эпиграммы на злобу дня, главным образом против пап; эти эпиграммы получили название “паскинад”, от имени того же портного Паскино.

Будучи хорошим портным, Паскино стал одевать папу, кардиналов, прелатов и других “господ” апостольского двора. У Паскино язык был еще острее его иглы, и он нередко прохаживался по адресу того или иного прелата. “Господа” из апостольского двора внешне презирали остроты Паскино и считали позорным показать, что они задеты насмешками “какого-то” портного. Эта своеобразная терпимость папского двора ободряла Паскнно и вызывала в нем желание придавать еще большую колкость своим остротам. Разумеется, язвительные насмешки, злые уколы и крылатые словечки Паскино перелетали через частокол папского двора и передавались из уст в уста; они тем полнее удовлетворяли потребность римского населения в критике папской политики, чем суровее свирепствовала духовная цензура и чем сильнее папское иго давило все население Рима.

Портной Паскино постепенно превращался в папского обличителя, в античного цензора нравов, режущего правду в глаза сильным мира сего и неподлежащего за. свои слова никакому наказанию. Этой безнаказанностью Паскино стали пользоваться разные насмешники и остряки, которые, во избежание наказания, приписывали Паскино все, что они сами создавали злого по адресу папского двора.

Вскоре “фирма” Паскико не столько шила, сколько острила, сохраняя своим главным клиентом главу римской церкви. Но вот Паскино умер, — паскинады, однако, остались и передавались от его имени. Под вывеской последнего противники папского режима жестоко нападали на него и в насмешках и издевательствах топили свою злобу. Но чувствовалась потребность широко распространять наиболее меткие и удачные остроты, усилить их общественный характер, сохранить их на долгое время и опозорить Ими навсегда папский двор и папскую жизнь. И, разумеется, нельзя было выбрать лучшего места для их записи, чем мраморный цоколь Паскино, тем более, что само папское правительство клеило иногда на нем свои приказы и распоряжения.

Так появилась в Риме в XV в. “каменная” литература, анонимная, коллективная, злая, ядовитая. Многочисленные анонимные авторы вели между собою соревнование, и судьями являлись сами читатели: чем удачнее была эпиграмма, тем дольше она сохранялась на камне; чем сильнее пронизывала она противника, тем легче врезывалась она в память Рима и тем ярче характеризовала она и остроумие римского населения и пошлый разврат папской курии. По случаю смерти Сикста IV появилось немало паскинад. Наиболее известны, наравне с приводимыми Инфессурой, были следующие:

1) “Сикст, бесчестие, голод, разруху, расцвет лихоимства, кражи, грабежи — все, что только есть подлейшего на свете, Рим перенес под твоим правлением. Смерть, как признателен тебе должен быть Рим, хотя ты слишком поздно пришла. Наконец ты зарываешь все преступления в кровавую могилу Сикста”.

2) “Сикст, наконец ты труп, ты, презиравший благочестие и справедливость. Смертельный враг мира, тебя успокоила смерть.

Сикст, наконец ты труп, и Рим, страдавший при тебе от голода “ всех бедствии, скорбен и войны, может ликовать.

Сикст, наконец ты труп, ты, воплощенный раздор нашего века.

Ты нападал на самого бога, — иди теперь мутить ад.

Сикст, наконец ты труп, ты — мастер мошенничества, могущество которого выросло на вероломстве.

Сикст, наконец ты труп. Пусть все распутники, развратники, сводники, притоны и кабаки оденутся в траур.

Сикст, наконец ты труп и не сможешь больше марать своими злодеяниями папство.

Сикст, ты наконец труп. Римляне, раздерите его проклятое тело и бросьте его части ястребам”.

3) “К чему эти торжественные похороны? Ведь дело идет о Сиксте, надо молиться преисподней.

Всю свою жизнь он смеялся над небом и, умирая, порочил и отрицал божество.

Ты умер, Сикст, да будет проклята твоя память богом и людьми.

Тебя надо было задушить еще во чреве матери”.

37. Графиня, владетельница разгромленного замка Джубилео, была Катерина Сфорца, жена графа Джироламо Риарио, главного героя понтификата Сикста IV. Джироламо и стал графом благодаря этому браку, хотя в действительности Катерина была внебрачной дочерью Галеаццо Марта Сфорца и не могла считаться поэтому графиней, дающей еще даже этот титул мужу. Джироламо Риарно, племянник Сикста IV и дядя 17-летнего кардинала Рафаэлло Сансонл Риарио, ставшего вскоре камерленго, был не знатного, а мелкого происхождения; он сам еще в молодости торговал восточными “прелестями”, пряностями, целебными травами и всякого рода святомагическими предметами. Из текста Инфессуры мы видим, что привязанность к нему папы Сикста IV объяснялась болезненными половыми извращениями “наместника бога на земле”.

38. В средние века квасцы употреблялись в большом количестве при дублении кож, а в особенности в суконном и шерстяном деле в качестве красящего вещества. Европа не имела квасцовых залежей и всецело зависела в этом отношении от Константинополя, куда стекались не только малоазиатские и фракийские, но и месопотамские, армянские, аравийские и нубийские квасцы. Когда турки овладели в 1453 г. Константинополем, с европейского рынка почти полностью исчезли и квасцы. Без них, однако, после 200-летнего их значительного употребления обходиться было трудно, и европейцы стали покупать этот предмет у монопольного владельца квасцов — турецкого султана, платя огромные деньги. В 1461 г. в Церковной области, в Тольфе, были найдены папским финансовым чиновником Иоганном де Кастро обширные квасцовые залежи, и эта находка была папою Пием II охарактеризована как великая победа христианского мира над мусульманством. Квасцы стали монопольным товаром папской курии; на турецкие квасцы была наложена “анафема”, и в папскую кассу потекли деньги со всех концов христианского мира, которому запрещалось покупать “еретические” квасцы у турецкого султана.

39. Кардинал этот был Джулиано делла Ровере, известный под именем Санто Пьетро в Винкели; впоследствии он стал папой под именем Юлия II. Джулиано был племянником Сикста IV. Оба они были небогатого происхождения; отец Юлия II был рыбаком, и фамилия их была Ровере; “породнились” они со знатной семьей делла Ровере, когда Сикст был избран папою. Семье делла Ровере, несмотря на ее знатность, приятно было сознавать себя в родстве с папою, который со своей стороны афишировал свою мнимую кровную связь с семьей делла Ровере, получившей и немало выгод из рук этой новой родственной семьи.

40. В одной эпиграмме по адресу Иннокентия VIII говорится: Octo Nocens pueros genuit, totidemque paellas, hunc merito poterit dicere Roma patrem, т. е. Иннокентий родил восемь мальчиков и столько же девочек, его-то Рим по заслугам может называть отцом (папою). Впрочем, число детей разными историками показывается разно. Паскинада на его смерть гласила: “Не ищите больше сладострастия, обжорства, скупости и низости, — все эти грехи заперты в гробу Иннокентия VIII”. Эти слова должны были быть, по мнению Паскино, эпитафией на могиле Иннокентия VIII. Этот папа “прославился” знаменитой буллой против ереси ведьм, изданной 5 декабря 1484 г. и известной под названием Summis desiderantis (первые слова этой буллы). В этой булле, между прочим, сказано было: “Не без мучительной боли узнали мы недавно, что в некоторых частях Германии очень многие лица, пренебрегая собственным спасением и отвращаясь от католической веры, впали в плотский грех с демонами — инкубами и суккубами — и своим колдовством, чарованиями, заклинаниями и другими ужасным суевериями, порочными и преступными деяниями причиняют женщинам преждевременные роды, насылают порчу на приплод животных, хлебные злаки, виноград на лозах и плоды на деревьях, равно как портят мужчин, женщин, домашних животных и других животных, препятствуют мужчинам производить, а женщинам зачинать детей” и т. д. и т. д. Вследствие сего Иннокентий VIII поручил инквизиции начать жестоко преследовать ведовскую, колдовскую ересь.

41. Католическая церковь канонизировала в 1485 г. маркграфа Леопольда (1073—1136) как герцога, основавшего в Австрии много монастырей.

42. Жан Балю, более известный под именем Жан Ла-Балю (la Ваlue) — французский кардинал (1421—1491). Он был епископом сначала в Эврэ. а потом в Атокере и пользовался особым расположением Людовика XI, который назначил его на пост интенданта финансов (министра финансов). В этой должности Балю фактически управлял всем французским королевством в течение ряда лет. Несмотря на оппозицию парламента к университета, он добился отмены прагматической санкции, за что получил от Рима кардинальскую шляпу; мало того, он вступил в тайные сношения с противниками Людовика XI и выдавал им государственные тайны. Заподозренный в измене, Ла-Балю, несмотря на протесты папы, утверждавшего, что кардинал не может подлежать светской юрисдикции, был привлечен к суду и в 1469 г. посажен в тюрьму. Рассказывают, что он сидел в той самой железной клетке, которую он, в качестве министра, изобрел для содержания государственных изменников. Через 11 лет он был выпущен и отправился в Рим, где был принят с особым почетом и назначен кардиналом Албано. Мало того, Иннокентий VIII позволил себе назначить Ла-Балю папским легатом во Франции; но в Париже его встретили чрезвычайно холодно, даже враждебно, и Ла-Балю вынужден был тотчас вернуться в Рим, где он и умер в 1491 г.

43. Аквапенденте (Acquapendenta, Acula)—небольшой город округа Витербо, в нем имеется епископская кафедра. Сельве — название местности, расположенной вблизи Аквапенденте; не смешивать ее с итальянским городом Сельва, полное название которого Сельва ди Проньо.

44. Подразумевается Альфонс, сын Ферранте I, который вступил на неаполитанский престол в 1494 г., но очень скоро ввиду наступления французов и приближения Карла VIII к Неаполю отказался от власти и передал трон своему сыну Ферранте II. Альфонс, фактически почти не царствовавший, но известный под именем Альфонса II, отправился из Неаполя в Сицилию, где он в том же году скончался.

45. Кардинал Сиенский — Франческо Питсколомини. Это старинный род римского происхождения, переселившийся в XV в. в Сиену, где представители его долго боролись за власть в этом “свободном городе Тосканы”. Род этот дал двух пап — Пия II и Пия III; кроме того, архиепископ Александр Пикколомини был плодовитым писателем по вопросам морали и философии; его перу принадлежит и крайне фривольное произведение Della Creanza delle donne (Милан, 1558), которое было переведено на французский язык под названием Instuctione aux jeunes dames. К этому же роду принадлежал и генерал Октавио Пикколомини, сначала соратник Валленштейна, а затем его недруг, немало содействовавший падению Валленштейна, за что он и получил часть имении Валленштейна. Действующий в трагедии Шиллера “Валленштейн” Макс Пикколомини не сын Октавио, а им усыновленный племянник.

46. Жена Лоренцо де Медичи и мать Маддалены, вышедшей замуж за сына Иннокентия VIII, Франческетто Чибо, приходилась родной сестрой Вирджинио Срспни.

47. Под именем маранов известны те испанские и португальские евреи, которые, во избежание преследований, приняли внешним образом католическую религию; их часто называли также новохристианами, а по-еврейски — анусим. Слово “мараны” (испанцы пишут через два р — marranos) обычно производят из изречения Нового Завета maran atha (господь наш пришел); по-испански же слово это стало означать — проклятый, безбожник, изгнанный; в некоторых местах — свинья. Мараны сохранялись в течение четырех веков, и даже совсем недавно организовалась в Лиссабоне синагога для маранов, вернувшихся в иудейство (синагога называется “Мекор хаим”). Душой маранского движения, имеющего целью “спасти бывших иудеев для иудеев”, является португальский капитан Артур Карлос де Баррос Басто (он часто называет себя еврейским именем Абрагам Израэль Бен-Рош; род. в 1885 г. в Амаранте, в Португалии).

48. Кардинал Ла-Балю не был назначен Иннокентием VIII инквизитором в Испании; вице-канцлер Родериго Борджиа (будущий папа Александр VI) был назначен севильскям архиепископом на место умершего Иньиго Манрике. Но так как это назначение было сделано Иннокентием VIII без ведома светских властей к вопреки договору, заключенному в 1482 г. между Сикстом IV и королевой Изабеллой, то Фердинанд и Изабелла предъявили Риму энергичный протест, и Иннокентий должен был отказаться от права посылки в Севилью своего вице-канцлера.

49. Вернее было бы сказать: испанская королевская чета — Фердинанд и Изабелла.

50. Количество “иудействующих”, пострадавших в Испании в XV в. на различных аутодафе, определяется ныне в 1 573 чел., причем не все были сожжены.

51. Тогдашний флорин равнялся 47 сольди, или, по золотому нынешнему вычислению, 5,57 лиры; золотой дукат имел 102 сольди и восемь динариев, или, по нынешней золотой валюте, 12,08 лиры.

52. Чибо — старинный греческий род, некоторые представители которого отличились в схватке с арабами. В 999 г. Ламберт Чибо переселился в Геную, где отдельные члены этой семьи играли на. протяжении ряда веков большую роль. Арано Чибо (1377—1457) был правителем Генуи и с 1440 г. вице-королем Неаполя, который он храбро защищал против Альфонса Арагонского. В 1444 г. папа Каликст III назначил его префектом Рима, а после смерти Каликста Арано вернулся в Неаполь. Один из его сыновей стал папою Иннокентием VIII. Арано Чибо — кардинал Иннокентий (1491—1550) — был сыном Маддалены Медичи, дочери Лоренцо Великолепного, и пользовался огромным влиянием в правление папы Климента VII. Известен еще и Маластина Чибо (1527—1623) — приближенный испанского короля Филиппа II, давшего ему титул имперского князя, герцога Айелло и барона Падулы.

Текст воспроизведен по изданию: Стефано Инфессура, Иоганн Бурхард. Дневники. Документы по истории папства XV-XVI вв. М. Государственное антирелигиозное издательство. 1939