АБУ 'АБДАЛЛАХ МУХАММАД ИБН МУХАММАД ИБН 'АБДАЛЛАХ ИБН ИДРИС АЛ-ХАММУДИ АЛ-ХАСАНИ

ОТРАДА СТРАСТНО ЖЕЛАЮЩЕГО ПЕРЕСЕЧЬ МИР

НУЗХАТ АЛ-МУШТАХ ФИ-ХТИРАК АЛ-АФАК

[VI климат, 5-я секция]

Воистину, то, что содержит эта пятая секция шестого климата, — это [описание] части моря ан-Нитаси ¹, даже большей его части, вместе с расположенными вдоль его берегов цветущими городами, известными крепостями, надежными пристанями, населенными и пустынными островами. Также она содержит [описание] части земли Бурджан ² и такой же части земли ар-Русиййа ³, большей части земли ал-Кума-ниййа ⁴ и ее городов и окраины страны Макадуниййа ⁵. Мы хотим рассказать обо всем этом в ясных словах и кратких выражениях.

Скажем: воистину, это море ан-Нитаси подобно большому заливу. Его длина с запада на восток — тринадцать дней морского плавания; что касается его ширины, то она различна, а самое широкое место в нем [составляет] шесть дней плавания ⁶. На южном берегу этого моря, там, где он достигает запада, лежит страна Хараклиййа ⁷, за нею [следуют] страна ал-Калат ⁸, страна ал-Бунтим ⁹, страна ал-Хазариййа ¹⁰, страна ал-Куманиййа, [страна] ар-Русиййа и земля Бурджан.

Море начинается от [города] ал-Кустантина ¹¹, из канала, ведущего к нему из моря аш-Шами ¹², соединенного с Морем Мрака ¹³. Ширина этого канала у города ал-Кустантина [составляет] шесть миль, а длина [115] от ал-Кустантина до слияния с заливом ан-Нитаси — шестьдесят миль ¹⁴. В том месте, где канал сливается с морем ан-Нитаси, находится город, называемый Мусанна ¹⁵.

(Описание морского пути от Константинополя вдоль южного побережья Черного моря до Трапезунда.)

От города Хирсунда ¹⁶ до города Атрабзуни ¹⁷ сто тридцать миль. В регистрах ¹⁸ также [встречается] название Атрабзунда. Это красивый город, стоящий на побережье Соленого моря ¹⁹. Во времена халифов и впоследствии он был местом торговли и желанной целью греков и мусульман ²⁰. Жители города — богатые купцы. Расстояние между ним и ал-Кустантина составляет девять с половиной дней плавания.

Также от него (Трапезунда. — И. К.) до устья реки Дану ²¹, пересекая море на лодке, девять дней плавания. От Атрабзунда, пересекая море, [до города] Русиййа ²² пять дней плавания.

(Описание пути от Трапезунда до Тифлиса, а также сухопутного маршрута «Трапезунд-Константинополь».)

Также еще [один] путь — от ал-Кустантина до города Матраха ²³ на северном побережье (Черного моря. — И. К.).

(Краткое описание маршрута «Константинополь-Варна», охарактеризованного в предыдущей секции.)

Между городом Барнас ²⁴ и Армукастру ²⁵ двадцать пять миль. От Армукастру до реки Дану три мили. От реки до [города] Аклиба ²⁶ один день морского плавания. От Аклибы до устья реки Данаст ²⁷ один день плавания.

От реки Данаст до [города] Кувла ²⁸ пятьдесят миль, затем до [города] Мулиса ²⁹ пятьдесят миль; Мулиса находится в устье реки Данабрис ³⁰. От устья [этой реки] до [города] Улиски ³¹ одна миля, затем до [города] Карсуна ³² без малого один день плавания, что составляет восемьдесят миль.

От Карсуна до Джалита ³³ тридцать миль; это город, [принадлежащий] к стране ал-Куманийна ³⁴. От Джалита до города Гурзуби ³⁵ двенадцать миль; это многолюдный город, [расположенный] на берегу моря. От него до города Бартанити ³⁶ десять миль; это небольшой цветущий город, где строят корабли.

От него до города Лабада ³⁷ восемь миль; это прекрасный город. От него до Шалуста ³⁸ десять миль; это красивый большой город, [расположенный] на море. От него до города Султатиййа ³⁹ по морю двадцать миль, а от города Султатиййа до [города] Бутар ⁴⁰ двадцать миль. От Бутар до устья реки Русиййа ⁴¹ двадцать миль.

От устья реки Русиййа до [города] Матраха двадцать миль. Матраха — это вечный город, существующий с незапамятных времен, и неизвестно, кто его построил. Там есть виноградники и обработанные [116] поля. Его владыки очень сильны, мужественны, благоразумны и решительны ⁴². Их почитают за смелость и господство над соседями. Это большой город со множеством жителей, с процветающими областями; там имеются рынки и [устраиваются] ярмарки, на которые съезжаются люди из самых отдаленных соседних стран и близлежащих округов.

В упомянутую реку Русиййа ⁴³ впадают шесть больших рек, берущих начало в горе Кукайа ⁴⁴, а это большая гора, протянувшаяся от Моря Мрака до края обитаемой земли. Эта гора простирается до страны Йаджуджа и Маджуджа ⁴⁵ на крайнем востоке и пересекает ее, проходя в южном направлении до темного, черного моря, называемого Смолистым ⁴⁶. Это очень высокая гора; никто не может подняться на нее из-за сильного холода и глубокого вечного снега на ее вершине. В долинах этих рек живет народ, известный под именем ан-н.бариййа ⁴⁷. У этого народа есть шесть укрепленных городов ⁴⁸, расположенных между руслами этих рек, текущих, как мы уже сказали, с горы Кукайа. Никто не может покорить этих людей: у них принято не расставаться с оружием ни на миг, они чрезвычайно осторожны и осмотрительны. С помощью Аллаха мы подробно расскажем об этих городах в соответствующем месте седьмого климата ⁴⁹.

В этом море, [в части], которую охватывает эта пятая секция, из числа обитаемых островов есть остров ⁵⁰ Андисира ⁵¹. Это населенный остров, здесь много овец и верховых животных. Он простирается в длину с запада на восток и расположен напротив прибрежного города Шийуша ⁵²; расстояние между ними — половина дня плавания по морю.

И от этого острова два дня морского плавания в направлении на восток до острова Саранба ⁵³. Из числа прибрежных городов напротив него лежит город Карсуна; между ними по морю расстояние в половину дня плавания. От острова Саранба до прибрежного города Матраха один с лишним день морского плавания. На этом острове изобилие плодов и виноградников, там [много] вьючного и рогатого скота.

И также от острова Саранба в южном направлении есть остров Гардиййа; между обоими островами напрямик по морю сорок миль. От острова Гардиййа до прибрежного города Атрабзунда три дня плавания по морю. Этот остров велик и населен.

А от него до острова Азала сорок миль в направлении на восток. Этот остров — средней величины, населенный и лежит между Атрабзундом и городом Матраха. Через этот остров проходит путь для всякого, кто пересекает море туда или обратно, [следуя из одного или другого города].

(Краткое описание маршрутов по Болгарии, фигурировавших в предыдущей секции.) [117]

От города Агасубулис ⁵⁴ до города Сармисиййа ⁵⁵ один день [пути]. От [города] Сармисиййа до [города] Дисина ⁵⁶ один день [пути] на восток. Между городом Дисина и морем сорок миль, а с восточной стороны к Дисине приближается река Дану. Все эти города сходны по своим размерам и количеству жителей, и сведения о них совпадают. Мы уже подробно говорили об этих городах в предшествовавшем изложении.

Что касается страны ар-Русиййа, то к этой секции относятся [следующие] ее города ⁵⁷: Луниса ⁵⁸, Зала ⁵⁹, Саклахи ⁶⁰, Галисиййа ⁶¹, Синубули ⁶², Барамуниса ⁶³, Арман ⁶⁴, Барасаниса ⁶⁵, Луджага ⁶⁶, Саска ⁶⁷, Авсиййа ⁶⁸, Кав ⁶⁹, Баразула ⁷⁰, Баразлав ⁷¹, Канив ⁷², Улиски ⁷³, Мулиса. Что касается города Барамуниса, то он расположен на реке Данабрис; это красивый город. От него до города Синубули шесть дней [пути]; это большой процветающий город, [стоящий] на реке Данабрис, с западной стороны. Точно так же от города Бармуниса до города Кав, [стоящего] на реке Данабрис, вниз по реке шесть дней [пути]. От него до города Баразула, [находящегося] к северу от реки, пятьдесят миль. От него до [города] Авсиййа по суше два дня [пути]; это маленький цветущий город. От города Авсиййа до города Барасаниса два дня [пути]; это многонаселенный красивый город, [расположенный] в стороне от реки ⁷⁴. От него до города Луджага два дня [пути] на север. От города Луджага до города Арман три небольших перехода на запад. Точно так же от города Арман на восток до города Барасаниса четыре перехода. От [города] Барасаниса до города Мулиса, [стоящего] в устье реки Данабрис, пять переходов. А Улиски — это город, [расположенный] на восточной стороне устья реки Данабрис. От города Улиски до города Канив три перехода. От вышеупомянутого города Баразула вниз по реке до города Баразлав один день [пути]. От города Баразлав вниз по реке до вышеупомянутого [города] Канив полтора дня [пути]. От города Кав до города Най ⁷⁵ из страны ал-Куманиййа шесть переходов. Мы опишем страну ал-Куманиййа после этого, если пожелает Аллах, всемогущий и великий.

Завершается пятая секция шестого климата, хвала Аллаху, и [за нею] последует шестая секция того же климата, если будет угодно Аллаху.

Комментарии

1. Ан-Нитаси — Черное море (см. коммент. 7 к Введению).

2. Земля Бурджан — Болгария Дунайская (см. коммент. 21 к Введению).

3. Земля ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).

4. Земли ал-Куманиййа — обозначение Половецкой степи в «Нузхат ал-муштак». Предшественники ал-Идриси по арабской географической традиции этот термин не использовали. Как заметил В. В. Бартольд, термин «куманы» вообще не встречается в мусульманской литературе, кроме как в сочинении ал-Идриси и тех авторов, которые пользовались его трудом, — Ибн Са'ида ал-Магриби и Абу-л-Фиды [Бартольд В. В. Двенадцать лекций, с. 99]. Для древнерусских источников было характерно иное наименование куманов — «половцы», хотя и с названием «куманы» русские книжники были также знакомы, заимствовав его, как полагают, у византийских авторов [Добродомов И. Г. О половецких этнонимах, с. 112]. Последние именовали половцев не только куманами, но и использовали собирательный этноним «скифы», прилагавшийся византийскими писателями ко всем кочевникам Северного Причерноморья [Бибиков М. В. Византийские источники, с. 99-100, 113-114, 118, 120-122 и сл.]. Поэтому наиболее вероятным источником сведений о Кумании в сочинении ал-Идриси были сообщения западноевропейских информаторов, так как слово «куманы» (Cumani, Comani) являлось обычным обозначением половцев именно в западноевропейской литературе [Расовский Д. А. Половцы, I, с. 252]. Из западноевропейских источников, по всей вероятности, ал-Идриси почерпнул и представление об огромных размерах Кумании [Расовский Д. А. Половцы, III, с. 72].

5. Маказуниййа — Македония (см. коммент. 25 к Введению).

6. Ср. данные о размерах Черного моря, приведенные во Введении к «Нузхат ал-муштак», согласно которым длина моря с запада на восток равнялась 1300 милям (см. коммент. 27 к Введению). Измерение протяженности моря в днях плавания, а также дифференцированный подход к определению его ширины наводят на мысль о том, что в данном случае ал-Идриси использовал не книжные данные, а сведения, полученные от мореплавателей. В пользу такого предположения говорит и множество приводимых ал-Идриси маршрутов плавания по Черному морю, причем не только каботажных, но и по открытому морю. Данные о расстоянии между берегами Черного моря «в самом широком месте» не встречаются у мусульманских авторов ІХ-ХІ вв. Скорее всего, они восходят к сообщениям тех информаторов ал-Идриси, которым приходилось совершать плавания по этому морю, — не случайно эти данные приводятся дважды, причем если во Введении расстояние указывается в милях, то в рассматриваемом фрагменте — в днях плавания.

7. Хараклиййа — Гераклея Понтийская (см. коммент. 11 к Введению).

8. Ал-Калат. — В рукописях — билад ал-Б.й.к.лан (Р) или ал-Б.л.кан (L, А). Населенные пункты с названием Байлакан упоминают многие арабо-персидские географы IX-XIII вв., помещая их в Арране (Кавказской Албании) и Азербайджане (см., например, [BGA, t. VI, р. 49, 107-109, 136; Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 297, коммент. 9]), т.е. очень далеко от побережья Черного моря. В других секциях «Нузхат ал-муштак» несколько раз фигурирует город Байлакан, расположенный в Арране [OG, р. 679, 820, 822, 828, 830]. О причерноморском же Байлакане никаких иных сообщений, за исключением рассматриваемого, у ал-Идриси нет. Это побудило издателей арабского текста «Нузхат ал-муштак» прибегнуть к конъектуре *ал-Калат и считать ее арабской формой названия Галатии, лежавшей по соседству с Гераклеей [Недкое Б. България, с. 145, коммент. 283]. По мнению В.М.Бейлиса, более удачной конъектурой было бы ал-Букаллар — наименование византийской фемы, известное в арабской литературе с IX в. [Бейлис В. М. Краіна ал-Куманійа, с. 88].

9. Страна ал-Бунтим — В рукописях — билад ал-Б.лтим, издательская конъектура — билад *ал-Б.нтим То обстоятельство, что в перечне стран Южного Причерноморья этот хороним следует за обозначением Галатии, позволяет рассматривать словосочетание билад ал-Б.лтим как арабскую форму наименования малоазийской области Понт [Недков Б. България, с. 145, коммент. 284].

10. Страна ал-Хазариййа — Хазария (см. коммент. 17 к Введению).

11. [Город] ал-Кустантина — Константинополь (см. коммент. 24 к Введению).

12. Море аш-Шами — восточная часть Средиземного моря (см. коммент. 5 к Введению).

13. «Море Мрака» — одно из наименований Атлантического океана у арабо-персидских географов [Lewicki Т. Polska, cz. П, s. 183-184].

14. Во Введении к сочинению ал-Идриси указывает иную ширину пролива — четыре мили (см. коммент. 10 к Введению).

15. Мусанна (букв, «дамба», «волнолом») — город на берегу пролива Босфор, отождествляемый с совр. Иероном [Недков Б. България, с. 127, коммент. 187; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 75].

16. Хирсунда — город Керасунт (совр. Гиресун в Турции) — портовый город на южном побережье Черного моря, в ПО км к западу от Трапезунда [Недков Б. България, с. 147, коммент. 303].

17. Атрабзуни — город Трапезунд (см. коммент. 13 к Введению).

18. Араб, дафтар («тетрадь, книга для записи, журнал»).

19. Соленое море — в данном случае одно из наименований Черного моря [Недков Б. България, с. 97].

20. О роли Трапезунда как видного центра арабо-византийской торговли в VIII-ХІ вв. писали многие арабские авторы [al-Macoudi. Les Prairies d’or, t. II, p. 3; BGA₂, fasc. II, p. 337].

21. Дану — река Дунай (см. коммент. 23 к Введению).

22. [Город] Русиййа. — Как полагают некоторые исследователи, в тексте, в последней фразе перед названием Русиййа пропущено слово «море», и в соответствии с этим предлагают такие варианты перевода: «От Трапезунда до Русского моря пять дней морского плавания» [GE, р. 394; Рыбаков Б.А. Русские земли, с. 16]; «От Трапезунда, пересекая море, до Русского моря пять дней морского плавания» [Недков Б. България, с. 97]; «...а если пересечь море от Атрабзунда до моря ар-Русийа — пять дней плавания» [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 71]. Под «Русским морем» в таком случае предлагается подразумевать «Азовское или северо-восточный угол Черного моря» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 17] либо Керченский пролив [Недков Б. България, с. 147, коммент. 306; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 71].

На мой взгляд, пропущенным словом вряд ли могло быть слово «море». Подобному пониманию фразы противоречит отсутствие в сочинении ал-Идриси каких-либо данных, свидетельствующих о его знакомстве с наименованием «Русское море»: этот гидроним не фигурирует на карте и ни разу не упоминается географом в тексте сочинения. О том, что ал-Идриси мог знать под таким наименованием Азовское море, нет никаких данных. Керченский же пролив был известен географу как река Русиййа. Скорее, в рассматриваемой фразе было пропущено словосочетание «устье реки» (см. ниже, коммент. 41) — по аналогии с предыдущим предложением фрагмента, где говорится о пути от Трапезунда до устья реки Дунай. Возможно, мог иметься в виду и расположенный в устье реки Русиййа одноименный город, являвшийся важным навигационным объектом, судя по приведенным ал-Идриси лоциям Северо-Восточного Причерноморья (о городе Русиййа см. коммент. 28 к 6-й секции VI климата).

23. Матраха — город Тмутаракань (см. коммент. 19 к Введению).

24. Барнас — город Варна (см. коммент. 15 к 4-й секции VI климата).

25. Армукастру — совр. Енисала на северо-западном берегу оз. Разельм (см. коммент. 6 к 4-й секции VI климата).

26. Город Аклиба — обычно отождествляется со Старой Килией [LelewelJ. Geographic, t. III / IV, p. 126; Tomaschek W. Zur Kunde, S. 308; Недков Б. България, с. 148, коммент. 311; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69]. Б. А. Рыбаков вследствие ошибки в переводе П. А. Жобера, указавшего расстояние от Аклибы до устья Днестра не в один день, а в одну милю, был вынужден поместить Аклибу в Днестровском лимане, откуда поневоле напрашивалось ее отождествление с Белгородом-Днестровским [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18]. Местонахождение Аклибы в районе дунайского устья достаточно очевидно из показаний дорожника. Равное расстояние от Аклибы с одной стороны, до Армукастру, расположенного неподалеку от южного рукава дельты Дуная, и с другой — до стоянки в устье Днестра указывает на то, что Аклиба находилась поблизости от Килийского рукава дельты. Упоминание Аклибы в дорожнике, перечисляющем черноморские порты, свидетельствует о том, что Аклиба — это порт, лежащий либо на морском побережье, либо на берегу рукава дунайской дельты. Отождествление Аклибы с Килией, отстаиваемое большинством исследователей, хорошо согласуется с географическими данными ал-Идриси об этом пункте. Однако у нас нет никаких исторических свидетельств — письменных или археологических — о существовании Килии в XII в. [Полевой Л. Л. Очерки, с. 65]. Неясна и этимология названия «Килия» [Никонов В. А. Краткий топонимический словарь, с. 190; Тодорова Е. Вичина, Килия и Ликостомо, с. 228]. Поэтому, на мой взгляд, пока нет достаточных оснований утверждать, что ал-Идриси в своем труде упомянул именно Килию.

Относительно происхождения топонима Аклиба (*** — Р, L, *** — А) были высказаны две точки зрения. В. Томашек полагал, что использованная ал-Идриси форма названия производна от греческого топонима Kellia, и в связи с этим предложил читать название как *Аклиййа (***) [Tomaschek W. Zur Kunde, S. 308]. Впоследствии его поддержали Б.Недков [Недков Б. България, с. 148, коммент. 311] и В. М.Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; он же. Краiна ал-Куманійа, с. 96]. Б. А.Рыбаков, отождествляя Аклибу с Белгородом-Днестровским, видел в приведенной ал-Идриси форме топонима печенежское или половецкое название Белгорода на основании того, что, по его словам, «в записи Идриси четко читается начальный слог Ак, имеющий в тюркских языках значение “белый"» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18].

Точка зрения В. Томашека об ассимиляции греческого названия арабоязычными информаторами не лишена некоторых оснований. Она опирается прежде всего на ближайший состав дорожника, в котором содержится упоминание об Аклибе: все названия городов, расположенных вдоль западного побережья Черного моря, греческие, что говорит о византийском источнике итинерария или о влиянии птолемеевского материала, хотя бы и в арабской переработке. Действительно, район Нижнего Дуная длительное время, в том числе и в середине XII в., входил в сферу влияния Византии [Литаврин Г. Г. Болгария и Византия, с. 281-282; Radulescu A., Bitoleanu l. Istoria, p. 161-175] и был, следовательно, хорошо знаком греческим мореплавателям. Вместе с тем следует отметить, что анализ всего дорожника с описанием пути от Константинополя до Тмутаракани, где упомянута Аклиба, обнаруживает использование при его составлении не только греческих, но и итальянских источников. На последнее обстоятельство указывают итальянские формы топонимов для ряда городов Северного Причерноморья (например, Джалита — Ялта, Султатиййа — Судак и др.) [OG. р. 909]. Поскольку для характеристики этого маршрута ал-Идриси привлек сообщения нескольких информаторов, как греков, так и итальянцев, мы не можем только на основании состава дорожника (точнее, даже его части) считать, что топоним Аклиба является передачей греческого названия. Согласиться с утверждением В. Томашека мешает и то обстоятельство, что греческий топоним Kellia — если допустить, что арабское слово Аклиба действительно с ним связано, — вполне поддается адекватной передаче в арабской графике, в то время как форма Аклиба из данного греческого наименования вообще не может быть выведена. Во-первых, вспомогательный алиф впереди арабского слова обычно появляется при передаче таких иноязычных названий, которые начинаются с двух согласных, что невозможно в арабском языке. Поэтому при передаче слова Kellia в арабской графике начальный алиф, как в топониме Аклиба, просто не нужен. Во-вторых, не поддается объяснению наличие в названии Аклиба буквы ба, отсутствующей в греческом слове. Последнее обстоятельство, по-видимому, и побудило В. Томашека предложить конъектуру *Аклиййа, которую впоследствии приняли издатели критического текста «Нузхат ал-муштак».

Утверждение Б. А.Рыбакова о связи названия Аклиба с тюркской топонимией в решающей степени основывалось на ошибочном отождествлении упомянутого ал-Идриси города с поселением на месте Белгорода-Днестровского. При этом, выделив в арабском топониме начальный слог ак- и приняв его за тюркское слово со значением «белый», Б. А.Рыбаков оставил без объяснения вторую часть наименования города, хотя известно, что тюркское название Белгорода-Днестровского, зафиксированное в источниках с начала XIV в., звучало, как известно, иначе — Аккерман (см. [Decei A. Ak-Kirman]). От внимания Б. А.Рыбакова ускользнуло то, что в тексте ал-Идриси (в 6-й секции VII климата) при описании «Внутренней Кумании» имеется упоминание еще об одном городе под наименованием Аклиба [OG, р. 958]. Он помечен и на соответствующей карте в районе среднего течения реки Атил [MA, Bd. VI, Taf. 66]. Казалось бы, наличие города с таким же названием, да еще расположенного в Кумании, должно быть неопровержимым свидетельством, подтверждающим тюркское происхождение названия Аклиба. Однако связь рассматриваемого топонима с тюркской топонимией сомнительна. Дело в том, что в сочинении ал-Идриси фигурирует еще один населенный пункт с таким же наименованием — на северном побережье Африки, в Тунисе [OG, р. 276, 301, 303] (на наличие трех одноименных городов в сочинении ал-Идриси первым обратил внимание румынский исследователь К. Чиходару [Cihodaru С. Litoralul, p. 220]). Причем этимология арабского названия в данном случае легко установима. Наименование относится к крепости, расположенной на берегу Тунисского пролива, недалеко от Карфагена, и известной еще с римских времен под названием Клипеи (от лат. clipeus, -im). Арабизированной формой этого римского наименования является Келибия — название, которое город носит и по сей день [Pellegrin A. Essai, р. 132-133]. Форма топонима, приведенная ал-Идриси — Аклибиййа (***) — выводится, по всей вероятности, непосредственно из римского наименования: из-за наличия двух согласных в начале слова в арабской форме появляется вспомогательный гласный с хамзой, а звук пэ, которого нет в арабском языке, передается буквой ба. Таким образом, удовлетворительная этимология для названия Аклиба установлена только для средиземноморского города. Для точно такого же наименования применительно к двум другим населенным пунктам — в Нижнем Подунавье и в Кумании — не найдено параллелей в топонимике этих регионов. Топоним Аклиба в районе Нижнего Дуная и в Поволжье не зафиксирован больше ни одним известным мне источником. Поэтому есть все основания для предположения о том, что Аклиба из рассматриваемого дорожника является наименованием, данным придунайскому пункту информатором ал-Ид-риси.

О придунайской Аклибе ал-Идриси ничего не сообщает, кроме сведений о ее географическом положении. Он даже не называет ее городом, хотя обычно географ точно указывает характер того или иного населенного пункта. В отличие от Аклибы на Дунае, об одноименных средиземноморском и куманском городах ал-Идриси располагал более подробными сведениями. В середине XII в. бывшая римская крепость Клипея находилась под властью Рожера II и была, несомненно, хорошо известна информаторам ал-Идриси, а возможно и ему самому. Населенный пункт сохранял свой военно-стратегический характер и во времена ал-Идриси: в качестве отличительной черты города географ отмечает его укрепления и называет Аклибиййа — крепостью (хисн) [OG, р. 303]. «Неприступной цитаделью» называл Келибию и писавший в первой половине XIII в. арабский энциклопедист Йакут [Jacut's geographisches Worterbuch, Bd. I, S. 237]. Об Аклибе в Кумании ал-Идриси говорит как о городе, сложенном из камня [OG, р. 958], т.е. о крепости. Таким образом, согласно ал-Идриси, два одноименных города, в Тунисе и Кумании, являлись крепостями, причем с этим их отличительным признаком было связано, как мы установили, происхождение названия одного из них. Логично предположить, что по такому же признаку получил свое наименование от ал-Идриси (или его информатора) и населенный пункт в Нижнем Подунавье, местное название которого было неизвестно составителю «Нузхат ал-муштак».

Если эти рассуждения верны, то рассматриваемое сообщение ал-Идриси об Аклибе в низовьях Дуная следует относить не к Килие, а скорее к крепости Ликостомо, стоящей в 25 км ниже Килии по течению реки, в районе Вилкова [Iliescu О. Localizarea, р. 452-453], и построенной византийцами в IX в. или даже раньше [Arhweiler Н. Byzan-се, р. 57, 89, 101]. Топоним Ликостомо впервые появляется в греческом источнике IX в.: в одной из рукописей сочинений константинопольского патриарха Фотия имеется запись о личности ее владельца — некоего Фомы, «протоспафария и архонта Ликостомия (Lukostomion)» [Arhweiler Н. Byzance, p. 57]. Вслед за Э. Арвейлер, обратившей внимание на данное известие, многие исследователи склонны связывать его с Нижним Подунавьем и видеть в нем свидетельство того, что в IX в. этот район находился под византийской властью, а Ликостомо являлся не только центром административной единицы, но и стратегически важной военно-морской базой, благодаря которой Византия могла контролировать как навигацию по Дунаю, так и мореплавание между Константинополем и византийскими владениями в Крыму [ibid., р. 87-90; Iliescu О. Localizarea, р. 439, 453].

Изложенная точка зрения на интерпретацию сведений источника уязвима в одном отношении. Дело в том, что о местонахождении Ликостомо в этой краткой записи ничего не говорится и единственным указанием на географическое положение города служит само его наименование. В переводе с греческого оно значит «волчья пасть» и встречается в прибрежной топонимике для поселений, расположенных близ тесного, узкого речного устья. Например, о населенном пункте под названием «Ликостомо», находившемся близ Лариссы, упоминает Анна Комнина [Анна Комнина. Алексиада, с. 167, 507, примеч. 541]. Принадлежность топонима к местной географической терминологии делает его локализацию — при отсутствии каких-либо дополнительных данных на сей счет — в принципе весьма проблематичной. К этому обстоятельству и апеллируют некоторые ученые, считающие, что относить рассматриваемое сообщение к району Нижнего Подунавья нет оснований [Тъпкова-Заимова В. Долни Дунав, с. 39-40; Тодорова Е. Вичина, с. 236]. Правда, противники нижнедунайской локализации Ликостомо при этом не предлагают никаких других вариантов решения вопроса. В то же время в пользу помещения резиденции византийского архонта Фомы на Нижнем Дунае говорит то, что в этом регионе до наших дней сохранился славянский топоним с аналогичным значением — город Вилково (об этимологии названия см. [Lozovan Е. La toponymie, p. 189; Тодорова E. Вичина, с. 235]) на левом берегу Килийского гирла дельты, напротив которого, близ совр. Периправы, как полагают некоторые археологи, и находился средневековый Ликостомо [lliescu О. Localizarea. р. 452-453]. О стратегически выгодном положении Ликостомо свидетельствуют и данные гидрографии, согласно которым в средние века устье Килийского рукава дельты Дуная располагалось как раз около совр. Вилково и Периправы [Nastase Gh. I. «Рейсе», р. 44].

Попытаемся оценить данные ал-Идриси о городе Аклиба в контексте сведений, которыми мы располагаем о Ликостомо. То обстоятельство, что Ликостомо был укрепленным пунктом, свидетельствует в пользу моего предположения относительно происхождения названия «Аклиба»: этот топоним не является арабской передачей местного наименования, а был дан городу информатором ал-Идриси, отметившим таким способом отличительную черту населенного пункта — его укрепления. Находит свое объяснение и характер данных, приводимых ал-Идриси об Аклибе. Их источником были сообщения мореплавателей, хорошо знакомых с бассейном Средиземного и Черного морей. Не случайно город упоминается лишь однажды, в составе лоции, кратко перечисляющей остановки на пути от Константинополя до Тмутаракани и соседствующей в труде ал-Идриси с фрагментами лоций, говорящих о других участках черноморского побережья. В тех же разделах сочинения географа, которые посвящены описанию городов Нижнего Подунавья и были составлены им на основании сообщений посетивших этот район купцов и путешественников, не содержится никаких данных об Аклибе. Отсюда следует, что, во-первых, этот город не являлся сколько-нибудь значительным торговым центром, слухи о котором могли получить распространение в среде купечества, и, во-вторых, что информатор ал-Идриси сам в Аклибе не бывал, ничего о ней не слышал и потому не знал местного наименования города (см. также [Коновалова И. Г. К вопросу о ранней истории; она же. Восточная Европа, с. 155-158; Коновалова И. Г., Перхавко В. Б. Древняя Русь, с. 110-122]).

27. Данаст — река Днестр (см. коммент. 40 к 4-й секции VI климата).

28. Кувла — наименование этой остановки дошло до ал-Идриси, по всей вероятности, в искаженном виде. Имеющиеся варианты чтения названия — К.рйа, Ф.рта (*** — Р, *** — L, в рукописи А при той же графике отсутствуют диакритические точки) — не позволяют найти ему соответствие в топонимике Днестро-Днепровского междуречья. В издание арабского текста «Нузхат ал-муштак» вошла конъектура Б. Недкова (*Кувла; ***), допускавшего связь этого наименования с названиями реки и залива Б. Куяльник [Недков Б. България, с. 148-149, коммент. 312].

29. Название Мулиса рассматривается как один из вариантов арабской передачи наименования «Олешье» наряду с формой Улиски [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 35; Недков Б. България, с. 149, коммент. 313]. Варианты наименования города восходят к сообщениям по меньшей мере двух информаторов. Со слов одного из них был записан рассказ о сухопутном маршруте «устье Днестра — Кувла — Мулиса» (где расстояния измерены в милях), другой же знал портовую часть города, откуда вел морской путь к крымскому городу Корсуни (расстояние до которого приведено в днях плавания). О том, что оба информатора под наименованиями Мулиса и Улиски имели в виду один и тот же населенный пункт, говорит величина расстояния между ними всего в одну милю.

30. Данабрис — река Днепр (см. коммент. 22 к Введению).

31. Улиски — арабская передача древнерусского наименования «Олешье» [Lelewel J. Geographie, t. III / IV, p. 169; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 31; Недков Б. България, с. 149, коммент. 315]. В переводе П. А. Жобера, принявшего две первые графемы слова за определенный артикль и присоединившего к топониму следующее за ним слово «миля», стоит ошибочное Seknimil [GE, р. 395].

32. Карсуна — город Херсонес (Корсунь) [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 316]. Арабская форма топонима восходит к др.-русск. «Корсунь».

33. Джалита — город Ялта [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 317].

34. Куманийна — один из вариантов передачи наименования «Кумания».

35. Гурзуби — город Гурзуф [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 318].

36. Бартанити — город Партенит [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 319].

37. Лабада — город Ламбат [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 320].

38. Шалуста — город Алушта [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 321].

39. Султатиййа — город Судак [GE, р. 395; Lelewel J. Geographie, t. II, p. 197; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 322].

40. Город Бутар (другие чтения: Б.р.т.р, Б.р.б.р), исходя из расстояния в 20 миль до Судака, обычно локализуют в Феодосии [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 323], хотя тем самым не снимается вопрос о происхождении самого названия Бутар. Для объяснения этого наименования его пытались сопоставлять с другими топонимами Северо-Восточного Причерноморья. Ф. К. Брун и А. И. Маркевич связывали этот пункт с античным Патреем на восточном берегу Боспора Киммерийского, полагая, что его название ал-Идриси мог позаимствовать из сочинений Страбона или Аммиана Марцеллина (историографию см. [Маркевич А. И. Географическая номенклатура, с. 25]). Указание на такие источники сведений о городе Бутар не может не вызвать возражения. Во-первых, у нас нет никаких данных о том, что ал-Идриси был знаком с трудами Страбона и Аммиана. Во-вторых, лоция, в составе которой упоминается Бутар, опирается отнюдь не на книжные сведения, а на сообщения, полученные от современных географу мореплавателей. Наконец, расстояние от Судака до Патрея в несколько раз превышает указанные в источнике 20 миль. По предположению В. М. Бейлиса, название Бутар могло являться искажением наименования «Босфор», так как рукописи допускают чтение Бусур [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 75]. К этому же мнению склонялся и Ю. А. Кулаковский, однако он специально не останавливался на вопросе о происхождении названия Бутар [Кулаковский Ю. А. Прошлое Тавриды, с. 90-91]. Нельзя полностью исключать такую возможность, однако и в этом случае расстояние от Судака до Боспора (Корчева) примерно втрое больше указанного.

На мой взгляд, для объяснения названия Бутар небесполезным будет обращение к средневековым навигационным пособиям, которые давали куда более детальную характеристику побережья, чем это мог сделать ал-Идриси [Коновалова И. Г. К толкованию, с. 66-67]. Навигационные условия в районе Каффы (Феодосии), игравшей ведущую роль в генуэзской торговле в Северном Причерноморье в конце XIII — XV в., были по этой причине обрисованы в портоланах очень подробно. В частности, некоторые портоланы называют мысы, ограничивавшие обширный залив Каффы. Один из таких мысов именовался «Капрера» или «Крабера» [Тодорова Е. Северное побережье, с. 180]. Название города Бутар у ал-Идриси, как уже отмечалось, имеет несколько вариантов чтения, один из которых — Б.р.б.р. Это чтение при минимальной конъектуре (замене начального ба на каф) можно сопоставить с названием «Крабера»: Б.р.б.р < *Карабар (*** < ***). Поскольку Бутар упомянут в составе лоции, нельзя забывать о том, что в нее заносили не только наименования портовых городов, но и удобные навигационные ориентиры. Таким образом, топоним Бутар с большой вероятностью можно связывать с акваторией Феодосийской бухты.

41. Контекст фрагмента не оставляет сомнений в том, что данное сообщения о «Русской реке» было получено ал-Идриси от мореплавателя, который был знаком с устьем реки. Ниже ал-Идриси приводит подробную характеристику этой реки (см. коммент. 43-48 к настоящей секции).

42. Неверный перевод этой фразы («Ses princes, connus sous la denomination d'Olou Abas *** [les Abazes]») у П. А. Жобера, принявшего два первых слова в предложении за название правившей в Тмутаракани династии абхазского происхождения — Olou Abas [GE, p. 395], впоследствии породил целую историографическую традицию. Б. А. Рыбаков, опиравшийся в своем исследовании сообщений «Нузхат ал-муштак» на французский перевод Жобера, высказал предположение о том, что представители «загадочной династии» Олуабас — не кто иные, как русские Ольговичи, потомки Олега Святославича, княжившего в Тмутаракани в 70-90-х годах XI в. [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19]. На этом предположении, в свою очередь, основывается гипотеза о возможной связи Ольговичей с Тмутараканью и в XII в., которую вслед за Б. А. Рыбаковым развивали и некоторые другие ученые [ЯнинВ. Л. Печати, с. 88; ПолотнюкЯ. Давня Русь, с. 113; Захаров В. О. Сторінка, с. 104-105]. Ошибка П. А. Жобера была исправлена Б. Недковым, давшим верный болгарский перевод отрывка еще в 1960 г. [Недков Б. България, с. 101], однако его разъяснение прошло мимо внимания исследователей, и некоторые из тех, кто ссылается на издание Б. Недкова, продолжают и по сей день пользоваться неправильным переводом П. А. Жобера и Б. А. Рыбакова.

Кого конкретно имел в виду ал-Идриси, говоря о владыках Тмутаракани, неясно. О политической принадлежности этого города в середине XII в. имеется целый ряд мнений. Многие исследователи считают, что верховную власть над приазовскими городами в это время осуществляла Византия [Насонов А. Н. Тмуторокань, с. 98; Каждан А. П. Византийский податной сборщик, с. 101; Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 41-43; Banescu N. La domination, p. 57-77]. Другие, вслед за П. А. Жобером, полагают, что речь может идти о касожских или ясских правителях, получивших здесь власть благодаря бракам с русскими князьями Тмутаракани [Soloviev А. V. La domination, p. 577-578; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля, с. 107; Котляр Н. Ф. Тмутороканское княжество, с. 118]. Некоторые считают возможным говорить о том, что Тмутаракань к середине XII в. перешла в руки половцев [Плетнева С. А. Средневековая керамика, с. 70-72; Рыбаков Б. А. Киевская Русь, с. 501]. Данные ал-Идриси о Тмутаракани сами по себе не позволяют дать точный ответ на вопрос о том, кому принадлежала власть над городом в середине XII в. Из сообщений ал-Идриси можно заключить, что владыки Тмутаракани проводили самостоятельную политику, обеспечивавшую экономическое процветание города и его господство над ближайшей округой. Известно, что в целом ряде византийских источников, близких по времени к сочинению ал-Идриси, содержатся сведения, говорящие о том, что Византия в середине XII в. считала город Матраху своим владением. В связи с этим можно сослаться на сообщение византийского поэта Иоанна Цеца, писавшего о «стране матрахов» как об окраине империи, и работавшего в Палермо в одно время с ал-Идриси византийского ученого Нила Доксопатра, утверждавшего, что власть империи простиралась до Херсона и Хазарин (подробнее см. [Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 41]). Во второй половине XII в. на берегах Боспора Киммерийского собирал подати византийский чиновник [Каждан А. П. Византийский податной сборщик]. В сообщениях ал-Идриси о Тмутаракани прямо не говорится о принадлежности этого города Византии, но вместе с тем они и не противоречат предположению о верховной власти Византии над городами Керченского пролива. Напротив, если судить по имеющимся в «Нузхат ал-муштак» маршрутам плавания по Черному морю, крупнейшие города Византии — Константинополь и Трапезунд — поддерживали тесные связи с Тмутараканью и городом Русиййа (о нем см. коммент. 28 к 6-й секции VI климата). Города Керченского пролива были даже связаны с Трапезундом прямым морским путем. Тот факт, что в распоряжении ал-Идриси не было никаких данных об акватории Азовского моря, может означать, что известный по эдиктам византийских императоров 1169 и 1192 гг. запрет на проход кораблей через Керченский пролив [Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 40] существовал уже в середине XII в.

43. Относительно идентификации «Русской реки», народа ан-н.барий-йа и принадлежащих ему городов востоковедами, историками Древней Руси и археологами были высказаны различные мнения. Большинство исследователей отождествляют «Русскую реку» с Доном и Северским Донцом [MA, Bd. II, S. 150; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 171; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19-20; Недков Б. България, с. 149, коммент. 325; Минорский В. Ф. История, с. 147; Pritsak О. From the Sabirs to the Hungarians, p. 27], а некоторые склонны относить этот гидроним к реке Кубани [Захаров В. А. Тмутаракань, с. 215-216; он же. Где находился город Росия, с. 153-154; он же. История раскопок, с. 148] или впадающей в Таганрогский залив реке Кальмиус [Брун Ф. К. Следы, с. 125]. В. М. Бейлис, в отличие от других исследователей уделивший много внимания выявлению источников (в том числе письменных) сведений ал-Идриси о северо-восточном Причерноморье, полагает, что рассматриваемый гидроним представляет собой сложное понятие, в котором можно выделить как следы знакомства информаторов с реальными реками Доном, Северским Донцом и, возможно, Кубанью, так и не вполне отчетливые отголоски книжных данных, связанных с картографическими трудами ал-Хваризми и Птолемея [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 212-213, 222-223]. Мнение В. М. Бейлиса о том, что в представлениях ал-Идриси о «Русской реке» могли отразиться какие-то сведения о р. Кубань, в отличие от голословного утверждения В. А. Захарова, не подкрепленного никакими аргументами, основано на упоминании еще одной реки с похожим названием в «Нузхат ал-муштак» — реки Русиййу. Эта река, по данным ал-Идриси, локализуется в Восточном Причерноморье, и в ней действительно можно видеть р. Кубань [там же, с. 209-210; см. также коммент. 11 к 6-й секции VI климата].

Что касается методического аспекта интерпретации сообщений ал-Идриси о «Русской реке», то данное наименование рассматривается в историографии как обозначение реального географического объекта, в связи с чем вектор исследовательского внимания оказывается целиком направленным на прямое отождествление гидронима ал-Идриси с той или иной рекой Восточной Европы. Такой подход, не предполагающий выяснения специфики самого топонима, оставляет без ответа важные вопросы о составе и происхождении сведений ал-Идриси о «Русской реке». В результате среди предложенных к настоящему времени гипотез идентификации «Русской реки» нет ни одной, объясняющей не какие-то отдельные, а все данные об этой реке, имеющиеся в сочинении арабского географа. Например, из текста источника вполне очевидно, что под устьем «Русской реки» у ал-Идриси подразумевается Керченский пролив. Исходя из этого факта, кажется логичным вести поиски «Русской реки» среди крупных рек, впадающих в Азовское море, — Дона или Кубани. Однако если допустить, что интересующему нас гидрониму действительно соответствует какая-то из указанных рек, то подобная локализация будет противоречить сведениям ал-Идриси об истоках «Русской реки», находящихся в высокой заснеженной горе Кукайа (о ней см. ниже, коммент. 44), которая, по словам географа, простирается «от Моря Мрака до края обитаемой земли». Этим и другим подобным противоречиям, возникающим в результате попыток прямого перенесения на карту данных ал-Идриси о «Русской реке», как правило, не придают большого значения, ссылаясь на недостаточную информированность географа. Разумеется, ал-Идриси располагал ограниченными возможностями для получения полных и достоверных данных о Восточной Европе, однако стоит заметить, что констатация этого очевидного факта совершенно непродуктивна в исследовательском плане. Между тем даже беглый взгляд на совокупность данных о «Русской реке» убеждает в том, что информация об этом объекте «многослойна». Неоднократные упоминания гидронима в различных частях сочинения ал-Идриси уже сами по себе свидетельствуют о том, что в распоряжении географа должно было иметься несколько источников сведений о ней.

В рассказе о «Русской реке» можно выделить следующие пласты информации. Прежде всего это общие данные о возможности водным путем пересечь Восточно-Европейскую равнину в меридиональном направлении, чтобы попасть из Черного моря на север, в «Окружающий океан». Это представление о нерасчлененности водных путей Восточной Европы воплотилось в весьма популярной в арабской географии ІХ-Х вв. идее о наличии огромного «Константинопольского канала», который близ византийской столицы отделялся от Средиземного моря и шел на север, разделяя земли славян, вплоть до «Окружающего океана» [BGA₂, fasc. II, р. 388]. Вполне вероятно, что об идее подобного путешествия ал-Идриси мог слышать от своих современников, рассказы которых, в свою очередь, возможно, и побудили его обратить внимание на сообщения более ранних авторов. Арабские географы X в. знали также о существовании на севере Европы «Моря славян» (или «Моря позади славян»). Как полагают, в этом понятии отразились туманные сведения о Балтийском море [Калинина Т. М. Арабские авторы]. Путь к нему, по представлениям арабских ученых, лежал по «Реке славян» — Танису. Танис — так называл эту реку географ второй половины IX в. Ибн Хордадбех — не совпадал ни с Танаисом античных авторов, ни с реальным Доном: по словам Ибн Хордадбеха, купцы-русы, отправлявшиеся по «Реке славян», проезжали мимо города Хамлидж, который находился «в конце» этой реки [BGA, t. VI, р. 124, 154]. Таким образом, в арабской географической литературе ІХ-Х вв. «Константинопольский канал» и «Река славян» (Танис) являлись собирательными понятиями для обозначения водного пути между югом и севером Европы [Калинина Т. М. Водные пространства, с. 88-95]. Эти географические представления ученых ІХ-Х вв. прямо не отразились в сочинении ал-Идриси, поскольку у него было много новых данных, особенно о Черном море и Волго-Донском пути. Однако, принимая во внимание большую начитанность ал-Идриси, можно предполагать, что взгляды предшественников были нашему географу известны. С этим же пластом сведений, почерпнутых из сочинений ученых Халифата, связано и название реки — «Русская», ибо ал-Идриси далеко не первый мусульманский автор, использующий данный термин.

Сообщения о «Русской реке» появились в мусульманской географической литературе еще в X в. Арабский географ ал-Истахри писал, что верховья реки Атил лежат в земле русов [BGA, 1.1, р. 220]. И хотя ал-Истахри, как и другие арабо-персидские авторы, за основное русло верхнего Атила принимал р. Каму, истоки которой, согласно его воззрениям, находились далеко на востоке, остается предположить, что верховья Атила, находящиеся в земле русов, — это реальная верхняя Волга. Представления о текущей по русским землям верхней Волге в переработанном виде отразились и в сочинении Ибн Хаукала, который называл «Рекой русов» весь Атил [BGA₂, fasc. II, p. 388]. В анонимной персоязычной географии конца X в. «Худуд ал-'алам» наряду с Атилом, исток которого по традиции помещен на востоке, есть и «Русская река», начинающаяся в стране славян и текущая от нее на восток до пределов русов и в конце концов впадающая в Атил [Hudud, р. 47]. О влиянии книжных данных на сообщение ал-Идриси о «Русской реке» говорит также и ряд других деталей его рассказа. Это, во-первых, упоминание горы Кукайа, воплощающей представление о труднодоступных и заснеженных районах на крайнем северо-востоке ойкумены. Во-вторых, из арабских космографических представлений взяты также наименование «Море Мрака» и упоминание о народах Йаджудж и Маджудж. В-третьих, с книжной традицией, на мой взгляд, может быть связан и мотив воинственности народа ан-н.бариййа, представители которого якобы не расстаются с оружием ни на миг. Описание воинственного нрава народа было очень характерно для цикла рассказов об «Острове русов» (подробнее см. [Коновалова И. Г. Состав рассказа]). Наконец, с книжной традицией — на этот раз западноевропейской — рассказ ал-Идриси о «Русской реке» связывает и предложенная О.Талльгрен-Туулио конъектура для названия одного из городов народа ан-н.бариййа, согласно которой оно возводится к топониму Ostrogard (>* Уструкарда), встречающемуся в сочинении немецкого клирика XI в. Адама Бременского «Хроника архиепископов Гамбургской церкви» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176]. Топоним Ostrogard Ruzziae упоминается у Адама несколько раз ([Adam Brem. II, 22; IV, 11, schol. 120]; пер. фрагментов см. [Латиноязычные источники, с. 131, 133, 138, 140]; см. также [Гельмольд. Славянская хроника, с. 33]).

Помимо книжных данных в рассказе о «Русской реке» отразилась и устная информация, исходящая по крайней мере от двух лиц. Один информатор, по всей вероятности мореплаватель, рассказал географу об устье «Русской реки». Его точные сведения, по которым довольно легко устанавливается тождество устья «Русской реки» с Керченским проливом (подробнее см. [Коновалова И. Г. Где находился город Русийа]), заставляют предполагать, что этот мореплаватель был хорошо знаком с Северо-Восточным Причерноморьем. Возможно, именно его сообщение повлияло на композицию рассматриваемого фрагмента «Нузхат ал-муштак», где рассказ о «Русской реке» следует непосредственно за повествованием о Тмутаракани. С этой же группой источников могло быть связано и формирование у ал-Идриси представления об Азовском море как о низовьях Дона, устьем которого считался Керченский пролив; подобные взгляды прослеживаются у средневековых итальянских мореходов [Скржинская Е. Ч. Петрарка, с. 247]. Другой информатор (возможно, и не один) сообщил географу маршрутные данные о городах народа ан-н.бариййа, вошедшие в состав «Малого Идриси».

Таким образом, налицо сложный состав рассказа ал-Идриси о «Русской реке» и поселениях обитавшего в ее бассейне народа. В сообщениях о ней выделяется как устная информация, исходящая от разных лиц, так и книжные данные; последние, в свою очередь, тоже неоднородны и отражают космографические представления, свойственные арабо-персидским географам, распространенные в ученых кругах Халифата стереотипные описания этнографического характера и сведения западноевропейских хронистов. Насколько существенна констатация этого факта для толкования информации источника? Ведь коль скоро сообщение составлено на основании информации из разных источников, то возникает искушение просто попытаться отделить достоверные данные от всех прочих, работать с той информацией, которую мы признали достоверной, и положить ее на карту. Однако даже априорно можно предположить, что сведения, вошедшие в состав рассказа о «Русской реке», представляют собой не механический набор данных, а органическое единство, обеспеченное тем географическим содержанием, которое вкладывал в этот гидроним ал-Идриси. Поэтому при анализе термина «Русская река» мы должны сопоставлять его не с современной картой, а с географическими и картографическими идеями, на основе которых ал-Идриси проводил систематизацию собранного им материала.

Представление о существовании «Русской реки» целиком является плодом работы ал-Идриси, который сумел органично согласовать современные ему маршрутные данные с системой географических представлений, унаследованной от мусульманской традиции. Арабо-персидские географы X в., в сочинениях которых впервые упоминается «Русская река», рассматривали ее как приток Атила. Сформулированная ими идея о неразрывной связи «Русской реки» с Атилом, в свою очередь соединявшимся одним рукавом с Каспийским, а вторым — с Черным морем, своим логическим следствием должна была иметь представление о том, что, спускаясь вниз по «Русской реке», можно было достичь Черного моря, и наоборот — что непосредственно из Черного моря вел речной путь в северные русские земли. Именно этот аспект представлений о «Русской реке» получил развитие со стороны ал-Идриси, чему в немалой степени способствовало его знакомство с распространенной у ряда мусульманских авторов Х-ХІ вв. традицией помещения русов на берегах Черного и Азовского морей [Коновалова И. Г. Русы, с. 34-36]. Тут можно сослаться на сообщение арабского энциклопедиста середины X в. ал-Мас'уди о русах, которые, по его словам, фактически контролировали мореплавание в Азовском море [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 15; Минорский В. Ф. История, с. 196-197]. В другом месте своего сочинения ал-Мас'уди называет «Русским» не только Азовское, но и Черное море [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 24-25; Минорский В. Ф. История, с. 201]. Он также говорит о плаваниях, которые совершали русы в Константинополь и Испанию, где, по утверждению ученого, они нападали на город Севилью [al-Macoudi. Les Prairies d'or, 1.1, p. 364-365; см. комментарий данного сообщения: Калинина Т. М. Ал-Мас'уди, с. 16-22; она же. Арабские ученые, с. 190-210]. Последнее сообщение ал-Мас'уди, как полагают его исследователи, восходит к материалам арабского историка и географа второй половины IX в. ал-Йа'куби, рассказывавшего о нападении русов на Севилью в 844 г. [BGA, t. VII, р. 354; о толковании этого известия в литературе см.: Семенова Л. А. Русы, с. 118-134]. О морских походах русов в ал-Андалус есть данные и у Ибн Хаука-ла, знавшего омейядскую Испанию по личным впечатлениям [BGA₂, fasc. II, p. 78]. По всей вероятности, этот известный ал-Идриси из арабской литературы комплекс данных об активной деятельности русов в бассейне Черного моря, соединившись, с одной стороны, с представлением о связи «Русской реки» с Черным морем, а с другой — с современными ему сведениями мореплавателей о портовом городе под названием «Росия», и побудили его считать Керченский пролив устьем «Русской реки».

Сложный состав рассказа ал-Идриси обесценивает всякие попытки отождествления «Русской реки» с каким-либо конкретным географическим объектом на территории Восточной Европы. Таким образом, вместо привычной локализации, опирающейся на принцип «одно наименование — один объект», представляется более целесообразным дать развернутое определение нашему гидрониму и рассматривать «Русскую реку» как совокупность речных путей, посредством которых можно было пересечь Восточно-Европейскую равнину в меридиональном направлении. Если в арабо-персидских сочинениях X в. гидроним «Русская река« отражал связь древнерусских земель с Волжским путем, то в XII в. он стал для мусульманских ученых символом водного сообщения между севером и югом Восточной Европы. Не случайно ал-Идриси не приводит никаких данных о среднем течении «Русской реки», обозначая лишь крайние точки этой водной магистрали: города Керченского пролива с одной стороны и населенные пункты Новгородской Руси — с другой. И это притом что ал-Идриси — единственный из арабских географов, кому были известны многие древнерусские города, стоящие вдоль речных путей и волоков, соединявших Черное и Балтийское моря [OG, р. 912-913, 955, 957].

44. Кукайа — В литературе встречаются два толкования данного оронима, тесно связанные с трактовкой тем или иным исследователем гидронима «Река Русиййа». Те ученые, которые отождествляют реку Русиййа с Кубанью, видят в названии «Кукайа» обозначение Кавказских гор [Захаров В. А. Тмутаракань, с. 215-216]; другие же, рассматривающие реку Русиййа как обозначение Дона или Северского Донца, сопоставляют гору Кукайа со Среднерусской возвышенностью [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 24; Недков Б. България, с. 149, коммент. 326; к ним присоединился и В.М.Бейлис, сделавший, правда, существенную оговорку, что описание горы Кукайа само по себе не может относиться к Среднерусской возвышенности [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 212]). Что касается наименования «Кукайа», то Б. А. Рыбаков возводит арабскую форму к топониму «Куколов лес», отмеченному в верховьях Оскола в древнерусском источнике XVII в. «Книга Большому чертежу» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 24].

Оба предложенных толкования вызывают возражение прежде всего потому, что стремление увидеть за этим оронимом конкретный географический объект приходит в противоречие с информацией источника. Трудно представить себе, чтобы определения, используемые ал-Идриси для характеристики горы Кукайа («большая», «очень высокая», недоступная «из-за сильного холода и глубокого вечного снега на ее вершине»), можно было бы связать с местом, где лежат истоки Дона и Северского Донца, — со Среднерусской возвышенностью, где самые высокие точки не достигают и 300 м. Сопоставлять же гору Кукайа с Кавказским хребтом, на северных склонах которого начинается р. Кубань, мешают два обстоятельства: во-первых, направление течения Кубани — с юга на север, в то время как «Русская река», согласно ал-Идриси, течет с севера на юг; во-вторых, упоминание оронима Кукайа в одном контексте с гидронимами и этнонимами, прочно связываемыми в мусульманской традиции с северо-восточными районами ойкумены.

Гора Кукайа кроме рассматриваемой секции упоминается в сочинении ал-Идриси еще трижды [OG, р. 846-847, 916, 959]. Все сведения о ней помещены в тех разделах сочинения, где дано описание северных и северо-восточных областей Земли, — в 9-й секции V климата (в рассказе о тюркских народах, обитавших вокруг оз. Тихама), в 6-й секции VI климата (при вторичном упоминании об истоках реки Русиййа), а также в 6-й секции VII климата (где гора локализуется к северу от Волжской Булгарии). Картографическое изображение горы Кукайа на секционных картах «Нузхат ал-муштак» не оставляет сомнений в том, что в представлении ал-Идриси эта гора лежала далеко на севере: на картах 5-7-й секций VII климата гора Кукайа изображена в виде протяженной горной цепи, опоясывающей крайний северо-восток ойкумены [MA, Bd. VI, Taf. 65-67].

В сообщении о горе Кукайа из настоящей секции можно выделить несколько пластов информации. Во-первых, общегеографическое представление о труднодоступных заснеженных окраинах ойкумены. Во-вторых, связанные с этим представлением названия из арабской космографической традиции — Иаджудж и Маджудж (см. ниже, коммент. 45), «Море Мрака» и «Смолистое море» (см. ниже, коммент. 46), т.е. те части Мирового океана, которые омывали крайний север и северо-восток ойкумены. В-третьих, само название Кукайа, не имеющее ничего общего с русской топонимией и восходящее, как установлено, к наименованию Рифейских гор у античных географов [MA, Bd. I, Н. 2, S. 49; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 170; Бейлис B. M. Ал-Идриси (XII в.), с. 212], которое само, в свою очередь, является сложным оронимом, не сводимым к определенному орографическому объекту [Сиротин С. В. Рифейские горы, с. 21-31; он же. Проблемы, с. 9-14; Подосинов А. В. Мнимые реальности, с. 187]. Таким образом, гору Кукайа невозможно отождествить с каким-либо конкретным географическим объектом. Это собирательный образ, созданный ал-Идриси из разнородной информации и воплощающий представление об отдаленных северных территориях, труднодоступных для человека.

45. Йаджудж и Маджудж — библейские Гог и Магог, враждебные людям существа, обитающие на востоке Земли, с пришествием которых в день Страшного суда наступит конец света (Быт. 10, 2; Иез. 38-39; Откр. 20, 7). Апокалиптическая легенда о Гоге и Магоге имела широкое распространение не только на Западе, но и на Востоке, где она была связана с мотивами «Романа об Александре», в котором рассказывалось о деяниях Александра Македонского в Азии. К сирийским версиям «Романа об Александре» восходит образ коранического Зу-л-Карнайна [Пиотровский М. Б. Зу-л-Карнайн, с. 78-79], построившего стену для защиты от Иаджуджа и Маджуджа (Коран 18:83 / 82-102; 21:96). Представление о наличии стены, сдерживающей Иаджуджа и Маджуджа, поддерживалось благодаря хорошему знакомству арабо-персидских географов и путешественников с Великой Китайской стеной, воздвигнутой для защиты от набегов кочевников [Fraehn С. М. Ibn Fozlan, S. XIX-XX; Goeje M. J. De Muur; Пиотровский М. Б. Йаджудж и Маджудж, с. 119]. Высказывается также предположение, что под этой стеной мусульманские авторы могли подразумевать укрепления Дербента [Marquart J. Osteuropaische und ostasiatische Streifzuge, S. 89-98; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 134-135] или один из горных проходов Урала [Zichy Е. Le voyage, p. 190-204].

Ал-Идриси упоминает о «стране Иаджуджа и Маджуджа» неоднократно (см. также [OG, р. 87, 843, 846, 849, 926, 933-935, 937-939, 962]), однако ни одно из данных сообщений не дает оснований для сопоставления этой страны с какой-то конкретной местностью, будь то Кавказ, Урал или степи Центральной Азии. Все сведения о «стране Иаджуджа и Маджуджа» помещены в тех разделах сочинения, где говорится о крайнем севере и северо-востоке ойкумены — в 10-й секции I климата, 9-10-й секциях V климата, 8-10-й секциях VI климата. Ал-Идриси признается, что сам он не располагал никакими новыми данными об этой стране и потому не смог ничего прибавить к тому, что о ней говорилось в «Географии» Птолемея [OG, р. 939].

46. Под «Смолистым» или «Смоляным» морем (***), рассматривавшимся как часть «Окружающего моря», ал-Идриси, как и другие арабские географы, подразумевал моря, омывавшие окраинные области ойкумены, в частности восток и северо-восток Азии (см. [OG, р. 85, 87, 962]).

47. Область, населенная народом н.бариййа, показана на прямоугольной карте ал-Идриси, на стыке 5-6-й секций VII климата [MA, Bd. VI, Taf. 65-66]. В нижнем течении «Русской реки» располагалась, судя по надписи на карте, Кумания, а в верховьях реки находилась страна, названная по имени живущего там народа, — Н.бариййа. В названии этой страны на картах разных рукописей — в отличие от текста, где написание наименования идентично (***), — очень неясная постановка диакритических точек при буквах нун и ба, что позволяет читать слово также как Б.нариййа или Б.йариййа.

В ходе продолжительной дискуссии об идентификации народа н.бариййа был предложен целый ряд конъектур для чтения этого этнонима. Первые исследователи данного фрагмента — И. Лелевель и К. Миллер полагали, что чтение должно быть исправлено на *Баназиййа (***), что, по их мнению, являлось арабской формой передачи топонима «Пенза» [Lelewel J. Geographie, t. ІІІ / IV, p. 190; MA, Bd. II, S. 153]. Графически эта конъектура выглядит как вполне возможная, учитывая неясное чтение двух первых графем названия на картах, а также идентичное написание букв ра и за, отличающихся только одной диакритической точкой. К. Миллер считал Баназиййю полумифической страной и помещал ее в «мордовских лесах». Эта точка зрения не нашла последователей в силу ее очевидной исторической несостоятельности, поскольку во времена ал-Идриси топоним «Пенза» был неизвестен даже русским летописцам, не говоря уже об ученом из далекого Палермо.

О. Талльгрен-Туулио предложил конъектуру *Б.йармиййа (***), которая опирается на одно из чтений названия этой страны на картах «Нузхат ал-муштак» — Б.йариййа (***) — и предполагает замену буквы йа на мим. По мнению ученого, речь идет о Бьярмаланде (Bjarmaland) — области, многократно упоминаемой в различных древнескандинавских источниках ІХ-ХVІ вв. и находившейся, по представлениям скандинавов, на севере Восточной Европы (различные точки зрения на локализацию Бьярмаланда см. [Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения, с. 197-200; Джаксон Т. Н. Русский Север; она же. Этот таинственный и загадочный Бьярмаланд; Глазырина Г. В. Исландские викингские саги, с. 37-46, 96-98, 180-181; она же. Бьярмаланд, с. 84-86]). О. Талльгрен-Туулио полагал, что источником сведений для ал-Идриси об этой земле и ее народе послужили фрагменты скандинавских саг и скальдической поэзии, дошедшие до сицилийского географа в пересказе информаторов, от которых он получил данные и о других народах Северной Европы. Возможность передачи таких сведений О. Талльгрен-Туулио видит в неплохой информированности ал-Идриси о тех районах Северной Европы, которые имели тесные связи с Бьярмией, например о Финнмарке. Он не исключает также возможности получения сведений от купца-путешественника, проехавшего от Черного моря по рекам Восточной Европы в северные русские земли [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 172, 174].

Б. А. Рыбаков, незнакомый с исследованием О. Талльгрен-Туулио, полагал, что под наименованием загадочного народа и его страны скрывается населявшее Северскую землю восточнославянское племя северян [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 23-24]. Эту идею впоследствии поддержал Б. Недков, предложивший конъектуру *Сабарина (***) [Недков Б. България, с. 102-103, 150, коммент. 328]. Несмотря на уязвимость данной конъектуры из-за большой разницы в написании первой графемы (нун и син), впоследствии она вошла в полное издание «Нузхат ал-муштак», где соответствующий фрагмент готовил к публикации Т. Левицкий.

О. Прицак, соглашаясь с Б. А. Рыбаковым и Б. Недковым относительно географической локализации народа н.бариййа, считал, что данное известие ал-Идриси относилось к кругу информации IX в., когда, по мнению О. Прицака, основными передатчиками сведений о Восточной Европе для арабов были тюркоязычные жители Волжской Булгарии. Восстанавливая возможную протобулгарскую форму этнонима, О. Прицак пришел к заключению, что речь могла идти об области Леведия (Lebedia), о которой сообщает Константин Багрянородный в X в. [Pritsak О. From the Sabirs to the Hungarians, p. 27]. Конъектура О. Прицака *Labadiyya (***) вызвала возражения у востоковедов, отмечавших искусственность этого построения, поскольку название «Лебедия» не было связано с этническим именем [Бейлис В. М. К вопросу о конъектурах, с. 65-66].

Из всех предложенных толкований лишь гипотеза О. Талльгрен-Туулио, который связал рассматриваемый этноним с северными областями Восточно-Европейской равнины, позволяет дать удовлетворительные объяснения если и не всем, то по крайней мере нескольким наименованиям из шести городов, принадлежавших народу н.бариййа (о локализации городов см. ниже, коммент. 48). Однако и у точки зрения О. Талльгрен-Туулио есть уязвимое место. Его отождествление народа н.бариййа с бьярмами (др.-исл. bjarmar, др.-англ. beormas) основывается на предположении о том, что сведения об этом народе, его названии и принадлежащих ему городах должны восходить к одному источнику информации, в данном случае — к рассказам скандинавов о поездках в Бьярмию. Очевидно, что О. Талльгрен-Туулио исходил из расширительной трактовки древнескандинавского хоронима «Бьярмаланд» (Bjarmaland) как собирательного понятия, которым обозначались обширные территории в северной части Восточной Европы от Кольского полуострова до Ладожского озера, населенные финно-угорскими племенами [Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения, с. 197-200; Джаксон Т. Н. Русский Север, с. 58-67; Глазырина Г. В. Исландские викингские саги, с. 37-45; 96-98]. Однако даже если согласиться с предложенной им интерпретацией наименований шести городов, принадлежавших народу н.бариййа, то окажется, что как минимум половина из них — Новгород, Великие Луки, Муром — выходит за рамки региона, охватываемого понятием «Бьярмаланд». Уже одно это обстоятельство, как мне кажется, делает весьма уязвимым отождествление народа н.бариййа с бьярмами.

Поддержать точку зрения О. Талльгрен-Туулио трудно еще и в силу следующих соображений. Велика ли была в принципе вероятность того, что какие-либо сведения о хорониме «Бьярмаланд» или этнониме «бьярмы» могли достичь ал-Идриси? Имеющиеся в «Нузхат ал-муш-так» сообщения об омывающих Восточную Европу морях включают в себя фрагмент лоции с описанием плавания от северного побережья Руси на северо-запад: «Что касается западного края Моря Мрака, то он граничит с северной [стороной страны] ар-Русиййа, отклоняется в северном направлении, затем поворачивает на запад, а за этим поворотом уже нет никакого прохода [для мореплавателей]» [OG, р. 957]. Наиболее вероятным источником сведений об этом маршруте могли быть сообщения скандинавских мореплавателей, ездивших в Бьярмаланд (подробнее см. [Коновалова И. Г. Восточная Европа, с. 73-74]). Однако единственным хоронимом, фигурирующим в приводимом ал-Идриси отрывке лоции, является «Русь», в то время как о Бьярмаланде никаких упоминаний нет. Таким образом, на примере единственного раздела сочинения, где можно было бы ожидать присутствия данных о Бьярмаланде, очевидна маловероятность того, что ал-Идриси был знаком с хоронимом «Бьярмаланд» или этнонимом «бьярмы». Кроме того, нетрудно заметить большие отличия в характере информации о Бьярмаланде в древнескандинавских источниках, с одной стороны, и в сообщениях ал-Идриси о народе н.бариййа и его городах — с другой. Во-первых, в древнескандинавских памятниках ничего не говорится о существовании городов у бьярмов, упоминаются только безымянное «торговое место» (kaupstadr) да капище верховного бьярмий-ского божества [Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги (первая треть XI в.), с. 63-65, 75-78, 174-177; Глазырина Г. В. Исландские викингские саги, с. 44-45, 150-157, 180-187]. Напротив, у ал-Идриси названы шесть городов страны н.бариййа, причем данные о них весьма конкретны. Во-вторых, в древнескандинавских рассказах о Бьярмаланде упоминается только одна, впадающая в Белое море, река — Вина (Vina), отождествляемая с Северной Двиной Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги (середина XI - середина XIII в.), с. 278-279], а у ал-Идриси речь идет о шести реках, которые, сливаясь в одну, текут не на север, а на юг, к Черному морю. Сама река, в бассейне которой располагались города страны н.бариййа, носит у ал-Идриси название «Русской», что можно рассматривать как косвенное свидетельство принадлежности всех шести городов к землям Руси. Да и ал-Идриси, как это следует из приводимых им данных, всю территорию севера Восточной Европы считал относящейся к Руси — недаром он утверждал, что северной границей Руси являлось «Море Мрака» (Северный Ледовитый океан), а о животных, водившихся в бассейне р. Кеми, говорил, что они обитали на Руси. Поэтому, по моему мнению, этноним н.бариййа следует связывать не с Бьярмаландом, а с Новгородской Русью. В таком случае наименование н.бариййа можно рассматривать как передачу др.-рус. Новъгородъ или возводимого к древнерусской форме топонима Nogardar, встречающегося в скандинавских памятниках, в частности в сагах о древних временах [Древнерусские города, с. 13, 172, 174; Глазырина Г. В. География, с. 231; Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги как источник, с. 149]. Графически названия Новъгородъ / Nogardar близки написанию этнонима н.бариййа в «Нузхат ал-муштак»: *** < * *** Локализация народа н.бариййа в Новгородской Руси, в отличие от гипотезы Б. А. Рыбакова и Б. Недкова, позволяет найти объяснение почти всем названиям городов, отвечает указанию ал-Идриси на северное расположение этой территории, учитывает данные обоих произведений географа и восполняет тот противоестественный пробел в данных, который имеется в «Нузхат ал-муштак» относительно Новгородской Руси.

48. На прямоугольной карте ал-Идриси на стыке 5-6-й секций VII климата в полном соответствии с данными текста показана впадающая в Черное море «Русская река», а между шестью ее истоками, текущими с расположенной на крайнем севере горы Кукайа, обозначены и шесть городов. Карты с изображением «Русской реки» и шести городов народа ан-н.бариййа дошли в составе рукописей Р, О, К и частично L. Соответствующие фрагменты изданы К. Миллером [MA, Bd. VI, Taf. 65-66] и О. Талльгрен-Туулио ([Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi]; транскрипцию названий см. [MA, Bd. II, S. 153; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 31, 42-43]). Названия городов таковы (с запада на восток): 1) Лука — (*** — Р, L, О); 2) Ас.т.р.куса (*** — P; в рукописи L вместо буквы вав стоит ра — Ас.т.р.к.р.са; в списке О буква та заменена на ба, а вав — на фа — Ас.б.р.к.ф.са); 3) Б.руна — (*** — Р); 4) Бус. да — (*** — Р; в рукописи L первая буква написана нечетко и может быть принята за лам — Лус.да; в рукописи О все название написано крайне неразборчиво); 5) Х.рада (*** — Р; в рукописи О — Х.т.рада или Х.т.рара; в списке К — Бу'рада); 6) Аб 'ада (***, с нечетко написанной в рукописях Р и L буквой ба, которую можно принять за лам — .л'ада), Ан.када — (*** — О) или Ал.гада (*** — К).

Помимо «Нузхат ал-муштак» информация об этих шести городах имеется и в другом труде географа, так называемом «Малом Идриси», представляющем собой сокращенную авторскую редакцию основного сочинения ал-Идриси. Сведения, содержащиеся в «Малом Идриси», несколько отличаются от тех, которые имеются в «Нузхат ал-муштак» и, что очень важно, существенно дополняют последние. Само название народа ан-н.бариййа не встречается в «Малом Идриси» — ни в тексте, ни на карте. Однако в тексте упоминаются города, названия которых позволяют уверенно отождествить их с городами народа ан-н.бариййа, нанесенными на карту к «Нузхат ал-муштак». При этом данные о пяти городах со сходными названиями приводятся не сами по себе, а в составе дорожников: «От [города] Суну, что в земле маджусов, на восток до города Ас.т.р.куса (*** — К; в рукописи D предпоследняя графема — мим) сто миль. От него до [города] Нусида (*** — К; *** — D) — восемьдесят миль, а от Нусида до [города] Ал'ада (***) — сто миль. Все эти три города, относящиеся к [земле] маджусов, расположены на реке Бул.га (*** — К; в списке D первая графема — мим), также как и город Лука (***), от которого до [...] (Лакуна в тексте) миль. От [города?] Буг.рада (*** — К; *** — D) до [города] Ал'ада один день пути» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 43; MA, Bd. II, S. 153]. На карте «Малого Идриси» к 5-й секции VII климата обозначены все шесть интересующих нас городов. Они расположены не между истоками «Русской реки», как в «Нузхат ал-муштак», а в приморском районе, омываемом «Морем Мрака». Гора Кукайа остается к северо-востоку от них. Между значками городов, разделяя их на две группы (по три значка к западу с одной стороны, и к востоку — с другой), показана безымянная река, впадающая в море. В написании названий городов на карте «Малого Идриси» имеются некоторые особенности по сравнению с написанием названий в «Нуз-хат ал-муштак»: 1) Бука (***); 2) Ас.т.р.куда (***); 3) Б.руни (***); 4) Бунида (***); 5) Бу'рада (***); 6) Ал.гада (***) [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 43; MA, Bd. II, S. 153].

Что касается идентификации шести городов, то было выдвинуто несколько гипотез. Предложенный И. Лелевелем и К. Миллером вариант локализации городов столь же бездоказателен, как и выдвинутая ими конъектура Баназиййа. Все города они ищут в мордовской топонимии, выбирая из нее наиболее созвучные, на их взгляд, названия — Саранск, Инсар, Ардатов, Темников и др. [Lelewel J. Geographic t. III / IV, p. 190; MA, Bd. II, S. 153], нимало не смущаясь тем, что всех этих населенных пунктов в XII в. не было, а если и существовали какие-то поселения на их месте, то не столь значительные, чтобы стать известными за пределами своей округи.

О. Талльгрен-Туулио предложил локализовать города на севере Восточно-Европейской равнины. Топоним х.т.р.куса он связал с упоминаемым в латиноязычных источниках наименованием Ostrogard. О. Талльгрен-Туулио полагал, что это распространенное среди датчан название Руси ал-Идриси принял за имя древнерусского города, которое в арабской передаче могло звучать как *Уструкарда [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176]. Топоним, имеющий несколько вариантов написания — .б'ада, .н.када, .л.гада, .л'ада, — О. Талльгрен-Туулио свел к первоначальному *Алнага и отождествил с наименованием города Онега в устье одноименной реки [ibid., р. 185-187]. Город Лука исследователь предложил сопоставить с каким-либо ойконимом Верхневолжья типа «Луги», «Великие Луки» и т.п. Основанием для такой локализации он считал упоминание «Малого Идриси» о том, что этот город стоит на реке Булга, т. е. на Волге [ibid., р. 175]. Топоним Б.руна О. Талльгрен-Туулио рассматривал как обозначение Мурома и возводил написание названия к начальной форме *Мурума [ibid., р. 176-177]. Под наименованием Бу'рада (Х.рада, Х.ш.рада, X.m.papa, Буг.рада, Бух.рава), по мнению исследователя, подразумевался Новгород [ibid., р. 188-189]. Наконец, название последнего города, Бус.да (Бунида), было соотнесено им с этнонимом «югра» [ibid., р. 178]. К достоинствам работы О. Талльгрен-Туулио следует отнести прежде всего то, что он ввел в научный оборот маршрутные данные из «Малого Идриси», благодаря которым локализация городов народа ан-н.бариййа могла быть хотя бы в какой-то мере поставлена на реальную почву. Сам О. Талльгрен-Туулио не сделал попытки соотнести данные «Малого Идриси» с теми сведениями о народе ан-н.бариййа, которые имелись в «Нузхат ал-муштак». Проведение такого сопоставления должно было явиться логическим продолжением работы О. Талльгрен-Туулио, однако в силу ряда причин последующая историография данного вопроса развивалась вне всякой связи с его исследованием.

Вслед за О. Талльгрен-Туулио к сообщению ал-Идриси о городах народа ан-н.бариййа обратился Б. А. Рыбаков. Публикация финского востоковеда осталась ему неизвестной, поэтому, не зная данных из «Малого Идриси», все свои усилия он сосредоточил на анализе материала из «Нузхат ал-муштак». Б. А. Рыбаков в локализации городов исходил из того, что их необходимо искать в бассейне «Русской реки», которую он отождествил с Северским Донцом, а гору Кукайа — со Среднерусской возвышенностью. Б. А. Рыбаков отметил, что рассказ о «Русской реке» и шести городах привязан к упоминанию в дорожнике о Тмутаракани и потому, возможно, имеет к району Тамани какое-то отношение. Источник сведений ал-Идриси о народе ан-н.бариййа, по мнению Б. А. Рыбакова, мог восходить к рассказу путешественника, хорошо знавшего бассейн верхнего Донца. Б. А. Рыбаков учел то, что у ал-Идриси идет речь об укрепленных городах, и предложил искать их в районе салтовских городищ IX в., располагавшихся в верховьях Северского Донца и его притоков. Города были идентифицированы им следующим образом (в транскрипции Б. А. Рыбакова, опиравшегося не на оригинальный текст ал-Идриси, а на его французский перевод П. А. Жобера): Сарада — Салтовское городище, Лука — одно из городищ в районе г. Валки (в верховьях р. Можа), Абкада — «где-то западнее Оскола». Остальные города предположительно соответствовали летописным Шаруканю (Астаркуза), Сугрову (Бусара) и Балину (Баруна) [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 20-25]. Таким образом, в локализации Б. А. Рыбакова ни один из городов не поддается уверенному отождествлению. Найти лингвистическое объяснение названий городов, которое соответствовало бы гипотезе Б. А. Рыбакова, невозможно. Это самый существенный недостаток его концепции. Не случайно О. Прицак, согласившийся с Б. А. Рыбаковым в части локализации городов народа ан-н.бариййа в бассейне Северского Донца, тем не менее отказался от попыток объяснить наименования городов и определить их более точное местонахождение [Pritsak О. From the Sabirs to the Hungarians, p. 27-28].

Работа Б. А. Рыбакова оказала большое воздействие на всю последующую историографию рассматриваемого вопроса. Публикация О. Талльгрен-Туулио осталась в тени, и все авторы, обращавшиеся к фрагменту ал-Идриси о народе ан-н.бариййа, пользовались выводами Б. А. Рыбакова уже не как гипотетическими, а как вполне доказанными [Недков Б. България, с. 103, 150; Кожемякин А. В. Подонье, с. 182; и др.]. Единственным исключением является статья В. М. Бейлиса, где автор при переводе данного отрывка отмечает обе конъектуры — О. Талль-грен-Туулио и Б. А. Рыбакова, — подчеркивая тем самым гипотетичность как той, так и другой [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 213].

Локализация городов народа ан-н.бариййа в районе Северского Донца, как уже отмечалось в литературе, не позволяет объяснить происхождение названий хотя бы некоторых из них. Если, по мнению Б. А. Рыбакова, информатор, сообщивший ал-Идриси об этих городах, хорошо знал бассейн верхнего Донца, то почему все до одного наименования городов из его рассказа оказались искаженными до неузнаваемости? Кроме того, точное местонахождение самих городов Шаруканя, Сугрова и Балина, с которыми Б. А. Рыбаков предложил отождествить города народа ан-н. бариййа, до сих пор не установлено [Плетнева С. А. Печенеги, торки, половцы, с. 221; она же. Половцы, с. 61-62]. Кто населял эти города в бассейне Северского Донца в XII в.? Согласно Б. А. Рыбакову, это были северяне, потомки древнерусского племени севера. Действительно, Северский Донец входил в территорию расселения северян, но был ее периферийным районом, а в основном северяне занимали земли Подесенья, Посеймья, бассейна Ворсклы и Пела, верховьев Сулы [Седов В. В. Восточные славяне, с. 133; Багновская Н. М. Этническая история, с. 12, 15]. Лесостепные верховья Северского Донца были окраинным, пограничным районом русских княжеств, а в степной части бассейна Донца господствовали половцы. Местное население в бассейне Северского Донца в XII в. было, как и в любом пограничном районе, служившем ареной перманентных военных действий, немногочисленным и неоднородным. Наряду со славянами, южная граница расселения которых не выходила за пределы лесостепи, там жили аланы и половцы [Плетнева С. А. Донские половцы, с. 255, 260; она же. Половцы, с. 60-61; Шрамко Б. А. Древности, с. 329]. Города Шарукань, Сугров и Балин в начале XII в. были до основания разрушены в результате походов русских князей 1111 и 1116 гг. и больше не восстанавливались [ПСРЛ, т. II, стб. 266, 284; Плетнева С. А. Донские половцы, с. 261]. Маловероятно, чтобы пограничный район с редким и разноэтничным населением мог стать предметом рассказа об отдельном народе, каким этот рассказ является у ал-Идриси. К тому же территория, заключенная между притоками Северского Донца, — это сравнительно небольшая область радиусом около 100 км. Приведенные же в «Малом Идриси» дорожники с указанием расстояний между городами свидетельствуют о том, что речь шла о более значительной по размерам территории. Кроме того, не в пользу бассейна Северского Донца говорит и настойчивое помещение народа ан-н.бариййа в северных районах Восточной Европы, ясно выраженное автором как в тексте, так и на карте «Нузхат ал-муштак». Да и среди дорожников «Малого Идриси» нет ни одного, который хотя бы отдаленно мог свидетельствовать о южных связях рассматриваемых городов. Как раз наоборот — согласно «Малому Идриси», маршрут в города народа ан-н.бариййа ведет из земли маджусов, которая, по данным ал-Идриси, располагалась куда ближе к Балтийскому морю, нежели к Черному.

Рассказ о народе ан-н.бариййа, по замыслу ал-Идриси, должен был войти в 5-6-й секции VII климата. О чем говорится в этих секциях «Нузхат ал-муштак»? Все они посвящены описанию северных областей Руси и Волжской Булгарии. В 5-й секции VII климата, в частности, присутствует сообщение о том, что на севере границей Руси было «Море Мрака», т.е. моря Северного Ледовитого океана [OG, р. 957]. Таким образом, отнесение городов народа ан-н.бариййа к северным районам Восточной Европы у ал-Идриси выражено совершенно определенно. И в «Малом Идриси» рассказ о городах, фигурирующих на карте «Нузхат ал-муштак», помещен именно там, где он должен был бы находиться в основном произведении, — в 5-й секции VII климата. Расположение интересующих нас городов не где-нибудь, а в северной части Восточно-Европейской равнины подтверждает и уже упоминавшееся соседство с землей маджусов. Косвенным свидетельством северной локализации городов народа ан-н.бариййа является отсутствие в «Нузхат ал-муштак» каких-либо параллельных данных о торговых центрах Северной Руси, хотя сведения такого рода, по всей вероятности, должны были попасть к ал-Идриси — ведь он жил и работал над своим сочинением в Сицилийском норманнском королевстве, где мог получить от скандинавских информаторов ценные сообщения о странах и народах Скандинавии и связанных с ними районах Северной Руси. На фоне богатой информации о Скандинавских странах и Прибалтике в «Нузхат ал-муштак» отсутствие более или менее подробных сведений о Новгородской Руси выглядит досадной и неестественной лакуной. О том же, что ал-Идриси действительно пользовался сообщениями скандинавских купцов и мореплавателей о северных русских землях и торговых городах этого региона, можно заключить по отдельным данным «Нузхат ал-муштак». Во-первых, однажды на страницах сочинения ал-Идриси упоминается Новгород, причем по арабскому названию города восстанавливается его скандинавская форма — Хольмгард (Holmgardr) [OG, p. 955; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 139-141]. Во-вторых, описывая Норвегию, ал-Идриси приводит данные, свидетельствующие о существовании торгово-промысловых связей между скандинавскими территориями и северными русскими землями: говоря об обитающих в Норвегии животных, ал-Идриси сравнивает размеры местного бобра с размерами бобров, водившихся на Руси в бассейне р. Кемь [OG, р. 952; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 106-107]. Наконец, описание северного побережья Руси у ал-Идриси представляет собой фрагмент лоции, восходящей, по всей вероятности, к сведениям скандинавских мореплавателей [OG, р. 957; Коновалова И. Г. Арабские географы, с. 87-88].

В пользу локализации городов народа ан-н.бариййа в северных областях Руси говорят и убедительные чтения, предложенные О. Талльгрен-Туулио для приводимых ал-Идриси форм ойконимов. О. Талльгрен-Туулио полагал, что распространенное у датчан наименование Руси — Ostrogard — географ мог по ошибке принять за название города [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176.]. Такая интерпретация топонима со стороны ал-Идриси была вполне возможной, если учесть его этимологию: Austrgardr — «Восточный город» (о древнескандинавских топонимах, производных от слов aust- «восток» и gardr — «город», подробнее см. [Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги (середина XI — середина XIII в.), с. 274-276, 281-285, 287-290; Джаксон Т. Н. Austr i Gordum]), а также вспомнить, что у Адама Бременского в одном из отрывков упоминается «Острогард Руси» (Ostrogard Ruzziae). У Адама говорится, что от г. Юмна (Волина) 14 дней плавания до Острогарда Руси (см. [Adam Brem. II, 22; Латиноязычные источники, с. 131, 136]), где под «Острогардом» по контексту должно подразумеваться именно название города. По мнению ряда исследователей, под наименованием Ostrogard средневековых западноевропейских источников следует понимать, скорее всего, Новгород (историографию см. [Латиноязычные источники, с. 146-147]). В «Малом Идриси» пункт .с.т.р.куса назван городом, расположенным в 100 милях (более 150 км) от земли маджусов. Это примерно соответствует расстоянию до Новгорода от Эстонии, территория которой, согласно ал-Идриси, находилась в непосредственной близости от земли маджусов. Кстати сказать, отдельные детали рассказа ал-Идриси об Астланде перекликаются с сообщением Адама Бременского об этой стране. Оба они сообщают, что она находилась неподалеку от островов мужчин и женщин (Адам говорит только о земле женщин) [OG, р. 954; Adam Brem. IV, 17; Латиноязычные источники, с. 134, 142]. Адам, как и ал-Идриси, называет жителей Астланда язычниками [Adam Brem. IV, 17; Латиноязычные источники, с. 134, 142]. Представление о народах Прибалтики как о язычниках было вообще весьма распространено в западноевропейской средневековой литературе (см., например, [Матузова В. И. Английские средневековые источники, с. 75, 78, 79, 83, 84, 86, 87; Джаксон Т. Н. Язычники и христиане, с. 14-16]). Поэтому нельзя исключать возможность того, что в «Малом Идриси» позаимствованное из книжной традиции название «Острогард» для обозначения города употреблено географом не по ошибке, а вполне сознательно. Это, однако, не означает, что в наименовании «Острогард» у ал-Идриси следует видеть обязательно Новгород, поскольку для обозначения последнего и в основном сочинении ал-Идриси, и в «Малом Идриси» употребляются другие названия. Ойконим, встречающийся в написании Бу'рада (Х.рада, Х.т.рада, Х.т.рара, Буг.рада, Бух.рава) и сводимый к первоначальной форме *Нуграда, отражает один из вариантов латинизированной формы русского названия Новгорода — Nogardia, Novogardia, Novgardus и т. п., — распространенной в средневековых западноевропейских источниках, в том числе картографических (см., например, [Чекин Л. С. Картография, с. 143; Матузова В. И. Английские средневековые источники, с. 79, 87; Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь, с. 87, 88, 90, 93-105, 107, 283, 286]). От этого города на расстоянии одного дня пути находился еще один город — .б'ада, .н.када, .л.гада, .л'ада, который О. Талльгрен-Туулио отождествил с Онегой (*Алнага). На мой взгляд, более предпочтительна начальная форма *Алдага, восходящая к древнескандинавскому обозначению Старой Ладоги Aldeigja [Древнерусские города, с. 17], и отождествление этого города с Ладогой. Такая локализация больше соответствует цифровым данным «Малого Идриси», хотя и в этом случае указанное в источнике расстояние (один день пути) между городами несколько меньше, чем на самом деле между Новгородом и Ладогой. Город Лука точной локализации не поддается, поскольку не указаны расстояния между ним и какими-либо иными пунктами. Правда, этот город ал-Идриси связывает с Острогардом и Ладогой общим водным путем: согласно «Малому Идриси», все три города стоят на Волге, что подразумевало не столько их расположение непосредственно на волжских берегах, но просто включенность в систему балтийско-волжских торговых путей. Предположительно можно отождествить город Лука с городом Великие Луки, который был связан с Новгородом и Ладогой удобным водным путем по р. Ловати и в окрестностях которого обнаружены большие клады дирхемов, восточные изделия из металла и другие находки [Древняя Русь, с. 390, 402]. Еще один топоним — Б.руна (графика названия во всех рукописях одинакова, только над буквой нун не всегда проставлена точка) — нанесен на карты к обоим сочинениям, но не фигурирует среди маршрутных данных «Малого Идриси», что, естественно, затрудняет его локализацию. Графически это наименование можно рассматривать как искаженное *Мурума, а сам город отождествить с городом Муромом, как предложил О. Талльгрен-Туулио. В поддержку такой локализации говорят включенность Мурома, расположенного на р. Оке, в систему волжско-балтийских связей и его заметная роль в торговле с Востоком [Лимонов Ю. А. Владимиро-Суздальская Русь, с. 180]. Муром, как известно, входил в число городов, хорошо знакомых скандинавам, которые называли его «Морамар» (Moramar) [Древнерусские города, с. 120, 176-177]. Форма наименования, использованная ал-Идриси, свидетельствует о том, что информацию о Муроме он мог получить как от русского, так и от скандинавского купца или путешественника. Наконец, шестой топоним — Бус.да, Бунида, Бусида — по мнению О. Талльгрен-Туулио, был не названием населенного пункта, а служил для обозначения северного народа югра — *Йугра. Действительно, сведения об этом народе могли дойти до ал-Идриси, так как югра были известны его арабским современникам. Например, проживший немало лет в разных местах Восточной Европы младший современник ал-Идриси испано-арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати писал в своем сочинении, что «на Море Мрака есть область, известная под названием Йура» [Гарнати, с. 32]. Рассказы о походах новгородцев далеко на север, в том числе и к югре, были распространены в XI-XII вв. и в Новгороде, например летописный рассказ Гюряты Роговича конца XI в. [ПСРЛ, т. I. стб. 234-236; т. II, стб. 224-226], рассказы Новгородских летописей о походах новгородцев в Югру в XII в. и в более позднее время [ПСРЛ, т. III, с. 40-41, 97, 99, 425], где их мог услышать информатор ал-Идриси. Однако согласиться с предложенной О. Талльгрен-Туулио локализацией даже в качестве рабочей гипотезы трудно. Во-первых, она не безупречна графически: нельзя не заметить большую разницу между буквами син в наименовании города у ал-Идриси и гайн в арабской передаче этнонима. Во-вторых, ал-Идриси (или его информатор) был, безусловно, убежден в том, что речь идет о топониме, а не об этнониме: географ называет этот пункт городом (мадина), помещает его на Волге, на расстоянии 80 миль от Острогарда и 100 миль от Ладоги. Поэтому стоит вести поиски города не на Северном Урале, а ближе к самому Новгороду, хотя в настоящий момент указать более определенный пункт не представляется возможным. Таким образом, города народа ан-н.бариййа я связываю с Новгородской землей (разумеется, за исключением Мурома).

Случайно ли совпадение в рассказе ал-Идриси о «Русской реке» — шесть истоков этой реки и шесть же городов в их бассейне? На мой взгляд, это является результатом собственных умозаключений нашего географа, переосмыслившего сообщения своих информаторов о шести городах, которые были связаны между собой единым речным путем. Информаторы ал-Идриси могли сообщить ему сведения лишь об отдельных участках реки; он же, выступая в роли картографа, был вынужден сводить полученные сведения воедино. Причем эти данные были не просто механически соединены, но подверглись редакторской обработке со стороны ал-Идриси. Она заключалась в том, чтобы объединить сведения различных источников о стоящих на реках северных городах с представлением о грандиозном водном пути, связывавшем между собой северные и южные районы Восточной Европы. В результате на карте географа появилось изображение огромной реки, протянувшейся с севера на юг до Черного моря.

49. В 5-6-й секциях VII климата, где можно было бы ожидать появления обещанного рассказа о городах народа ан-н.бариййа, ничего подобного не содержится. Эти разделы своего труда ал-Идриси посвятил характеристике северных областей Руси, Кумании и Волжской Булгарии [OG, р. 957-959]. Возможно, та часть текста, которую географ по каким-то причинам не ввел в «Нузхат ал-муштак» вопреки своему первоначальному намерению, сохранилась в составе «Малого Идриси». Не случайно в «Малом Идриси» сведения о городах находятся именно там, где они должны были бы быть в «Нузхат ал-муштак», — в 5-й секции VII климата. Можно сказать, что «Малый Идриси» и «Нузхат ал-муштак» в этой части взаимно дополняют друг друга: в «Нузхат ал-муштак» имеются описание народа ан-н.бариййа и названия подвластных ему городов, а в «Малом Идриси» сохранились данные, отсутствующие в основном сочинении ал-Идриси, — дорожники с указанием расстояний между этими городами.

50. Хотя словом джазира в арабском языке обозначается не только остров, но также полуостров или окруженный водой участок суши и на этом основании можно было бы предположить, что в рассказе географа об островах на самом деле идет речь о каких-либо прибрежных местностях: так, В.М.Бейлис отмечает, что слово «джазира» у ал-Идриси означает именно «остров», но вместе с тем полагает, что описание островов могло отражать и какие-то искаженные сведения о прибрежных местностях [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 72], однако текст и карта ал-Идриси [MA, Bd. VI, Taf. 55-56] недвусмысленно говорят о том, что в представлении ал-Идриси все шесть упомянутых им островов действительно являлись таковыми.

51. Остров Андисира некоторые исследователи предлагают отождествить с о. Березань, опираясь на то, что на карте ал-Идриси этот остров изображен напротив устья Днепра [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 13; Недков Б. България, с. 150, коммент. 329]. Замечу, что взаимное расположение островов на карте ал-Идриси мало согласовано с данными текста и не может быть надежной основой для локализации островов. Кроме того, принять это предположение мешает не только шаткость самого сопоставления названий Андисира и «Березань», но и данные ал-Идриси о другом острове — Саранба, который лежал к востоку от острова Андисира на расстоянии в два дня плавания и одновременно с этим был в одном дне плавания от Тмутаракани. Чтобы не прийти в противоречие с информацией об этих двух островах, остров Андисира следует искать не в Северо-Западном, а скорее в Северо-Восточном Причерноморье, к югу от Тмутаракани.

52. Шийуша — это единственное упоминание о населенном пункте с таким названием в сочинении ал-Идриси. Город не идентифицирован. По предположению Б. Недкова, этот топоним может быть искаженным наименованием Олешья [Недков Б. България, с. 150, примеч. 330].

53. Саранба — этот и другие острова остаются пока неидентифицированными. Наиболее вероятным районом их расположения является Северо-Восточное Причерноморье, которое было лучше всего известно информаторам ал-Идриси благодаря плаваниям в Тмутаракань. Не случайно три острова (Анбала, Саранба и Азала), по словам ал-Идриси, были связаны маршрутами плавания с Тмутараканью, а еще один — Гардиййа — вместе с островом Саранба лежал на пути в Трапезунд. В связи с сообщением ал-Идриси можно вспомнить, что несколько безымянных островов, расположенных вдоль побережья Зихии, называет и Константин Багрянородный [Константин, с. 174-177]. Сами описания островов, полные конкретных деталей, рисующих хозяйственную жизнь их поселений, не оставляют сомнений в том, что в основе рассказа ал-Идриси о шести островах лежали какие-то реальные впечатления его информаторов. Указание же расстояний между островами и крупными черноморскими центрами (Тмутараканью, Трапезундом, Херсонесом) позволяет заключить, что эти острова лежали на оживленных торговых путях и часто посещались купцами. Однако названия островов дошли до ал-Идриси, по всей вероятности, в сильно искаженном виде, что не позволяет надежно идентифицировать эти острова.

54. Агасубулис — город Ахтопол (см. коммент. 9 к 4-й секции VI климата).

55. Сармисиййа — Б. Недков сопоставляет топоним с греческим наименованием античного города Aquae Calidae (Qerma), расположенного к западу от Анхиала, между Айтосом и Бургасом; под таким же именем этот населенный пункт был известен и на латинском Западе: его, в частности, упоминает Ж. Виллардуэн (Ferme) (историографию см. [Недков Б. България, с. 143, коммент. 275]).

56. Дисина — см. коммент. 20 к 4-й секции VI климата.

57. Данные ал-Идриси о древнерусских городах исходили от нескольких лиц. Об этом свидетельствуют разные формы приведенных географом топонимов — славянские и греческие, а также употребление информаторами различных единиц для измерения расстояний между городами — миль, переходов, дней пути. Сведения о городах довольно скудны. Нет подробных описаний городов; из упомянутых географом населенных пунктов каких-либо эпитетов типа «большой», «маленький», «многонаселенный» и т. п. удостоились лишь четыре города. При описании маршрутов, соединявших города друг с другом, почти ничего не говорится о приметах пути. Насколько можно понять, часть маршрутов пролегала по суше, а по берегу реки Днепр было расположено девять населенных пунктов — Бармуниса, Синубули, Кав, Баразула, Мулиса, Улиски, Баразлав, Канив, Мунишка. Говоря о движении по реке, ал-Идриси все время ведет речь только о Днепре, ничего не говоря о его притоках. О том, что о притоках Днепра географ не имел представления, свидетельствует и характер изображения реки на карте. Там Днепр показан в виде единого водного потока, берущего начало к северу от озера Тирма и текущего на юг, в Черное море; вдоль реки помечены топонимы (от истоков вниз по течению) Синубули, Мунишка, Бармуниса, Баразлае, Кав, Мулиса, Улиски [MA, Bd. VI, Taf. 55, 65]. Из упомянутых ал-Идриси Прусских городов два города — Зала и Галисиййа — охарактеризованы географом в другой секции сочинения как города Поднестровья (см. коммент. 32, 34 к 4-й секции VI климата); один город — Саклахи, — судя по карте, где он помечен не в 6-й, а в 5-й секции VI климата, должен относиться не к По-днепровью, а скорее к Поднестровью; два города — Луниса и Саска — были известны ал-Идриси только по названию, а для остальных 12 городов указаны также маршрутные данные.

58. Луниса. — Графика топонима и постановка диакритических точек во всех рукописях одинакова (***), огласовка «и» при третьей графеме имеется в рукописи А. И. Лелевель, К. Миллер и Т. Левицкий отождествили этот пункт с Любечем [Lelewel J. Geographic, t. III/IV, p. 170; MA, Bd. II, S. 150; Lewicki T. Polska, cz. II, s. 204-205]. Т.Левицкий предложил конъектуру *Лубаса (***), которая, оставляя графику названия неизменной, предполагает перестановку одной диакритической точки (вместо буквы ба — нун). Эта форма, по мнению Т.Левицкого, могла быть арабской транскрипцией как византийского, так и славянского имени города. Город Луниса нанесен на карту 4-й секции VI климата. Там он помечен среди городов Поднестровья, к северу от реки Днестр [MA, Bd. VI, Taf. 54]. Положение города на карте побудило Б. А. Рыбакова отождествить его не с Любечем, а с Луцком (Луческом), расположенным на одном из правых притоков Припяти, к северу от Днестра [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32]. Б.Недков не отдал предпочтения ни одной из упомянутых точек зрения на местонахождение города [Недков Б. България, с. 151, примеч. 335]. Замечу, что положение города Луниса на карте «Нузхат ал-муштак» соответствует его месту в списке русских городов в 5-й секции VI климата: город Луниса открывает этот перечень, где вслед за ним указаны города Поднестровья — Зала (при упоминаниях в 4-й секции VI климата — Зака или Зана), Саклахи и Галисиййа — и лишь затем начинается перечисление населенных пунктов Поднепровья. Луческ впервые упоминается в «Повести временных лет» под 1085 г. [ПСРЛ, т. I, стб. 205; т. II, стб. 197], а превращение его в городской центр археологи относят к концу XI — началу XII в. [Древняя Русь, с. 59]. Однако Луческ уступал Любечу в известности и как торговый, и как политический центр. Любеч являлся одним из древнейших русских городов, занимал выгодное географическое положение на днепровском торговом пути [Куза А. В. Малые города, с. 79], был известен в Византии [Константин, с. 44-45, 313], в связи с чем знакомство с ним информаторов ал-Идриси представляется вполне вероятным. Поэтому я полагаю, что данные ал-Идриси о городе Луниса следует относить скорее к Любечу, чем к Луческу.

59. Зала — Написание топонима идентично во всех рукописях: *** издатели исправляют на ***,тем самым отождествляя этот пункт с упомянутым в 4-й секции VI климата (см. коммент. 32 к 4-й секции VI климата).

60. Саклахи — В разных рукописях топоним имеет варианты в написании четвертой графемы: Р — Саклахи (***); L — С.к.лани, А — С.к.ла(?)и. Поскольку на картах город Саклахи подписан не в рассматриваемой 5-й, а в 4-й секции VI климата, между Дунаем и Днестром, неподалеку от безымянной горы, отождествляемой с Карпатами [Lewicki Т. Pomdniowe stoki, s. 65], исследователи относят этот пункт к территории Карпато-Днестровских земель (историографию см. [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 185; Hедков Б. България, с. 151, коммент. 337]). Было также высказано предположение о тождестве этого города с Берладью [Овчинніков О. Галицько-Волинські міста], однако при такой локализации остается без объяснения приводимое ал-Идриси наименование города. На мой взгляд, Саклахи не может быть точно локализован, ибо о нем нет никакой информации в тексте «Нуз-хат ал-муштак», он просто упоминается среди прочих русских городов. Предлагаемая обычно в литературе идентификация Саклахи с Сучавой [Cihodaru С. Litoralul, р. 222] несостоятельна, поскольку XII — XIII века на территории города представлены отдельными изолированными находками, а сплошной культурный слой отсутствует. Как подчеркивают исследователи, население Сучавы в XII-XIII вв. было немногочисленным и разрозненным, а начало процесса урбанизации может быть отнесено ко времени не ранее середины XIV в. [Полевой Л. Л. Очерки, с. 47-48].

61. Галисиййа — см. коммент. 34 к 4-й секции VI климата.

62. Синубули — Написание топонима идентично во всех рукописях (***; при ба не всегда проставлена точка). В сообщении об этом пункте из рассматриваемой секции местоположение Синубули определяется по отношению к городу Бармуниса (о нем см. ниже, коммент. 63), но при этом не говорится, где именно был расположен город — вверх или вниз по течению Днепра от Бармуниса. Указание на то, что Синубули следует искать в верховьях реки, мы находим в сообщении об этом городе в 5-й секции VII климата. Рассказав об озере Тирма, ал-Идриси затем приводит данные о берущей начало неподалеку от этого озера реке Днепр: «Напротив его тыльной части, посреди лугов и лесов, находятся истоки реки Данабрис, которая называется там Балтас. На ней из городов [стоят] Синубули и город Мунишка. Оба они — процветающие города, [относящиеся] к стране ал-Кума-ниййа» [OG, р. 957]. На карте значки для обоих городов помечены в верховьях Днепра на некотором расстоянии друг от друга, причем Синубули расположен выше Мунишка по течению реки [MA, Bd. VI, Taf. 65]. Название Мунишка (подробнее см. коммент. 10 к 5-й секции VII климата) — это не что иное, как искаженное греческое наименование Смоленска Милиниска (Miliniska), встречающееся в сочинении Константина Багрянородного «Об управлении империей» [Константин, с. 44-45, 312] и в других византийских источниках X-XIII вв. [Бибиков М. В. Материалы, с. 16]. Что касается Синубули, то его О. Талльгрен-Туулио предложил отождествить с городом Сновском на правом притоке Десны [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 117-119, 165-166]. О. Талльгрен-Туулио счел возможным объединить данные ал-Идриси о городе Синубули со сведениями о Поднестровском городе Сармали, название которого он рассматривал как искаженное наименование Синубули. По мнению ученого, в сообщениях об этих городах ал-Идриси перепутал Днестр с Днепром и его притоком Десной [ibid.].

Такой подход к локализации города Синубули представляется необоснованным. Во-первых, произвольно само объединение данных о городах Синубули и Сармали. Последний с гораздо большими основаниями отождествляется с Перемышлем (см. коммент. 10 к 3-й секции VI климата и 31 к 4-й секции VI климата). Кроме того, говоря о городе Сармали, ал-Идриси добавляет, что по-гречески («на языке румийцев») этот город называется Туййа [OG, р. 955]. Если бы топоним Сармали, как утверждает О. Талльгрен-Туулио, действительно был искаженным названием Синубули, то в таком случае информатор ал-Идриси вряд ли бы упомянул, как этот город называли греки, поскольку Синубули по своей форме и так является греческим словом, где арабский формант -були соответствует греческому polhV («город») (ср. передачу греческих названий многих балканских городов в «Нузхат ал-муштак» — Адирнубули, Аркадиубули, Ахрисубули, Сузубули, Агасубулис, Динибули и др. [OG, р. 892, 894, 896, 899]). Во-вторых, отождествление Синубули со Сновском противоречит тому, что говорится об этом городе в «Нузхат ал-муштак», а именно его местонахождению в верховьях Днепра, о чем недвусмысленно свидетельствуют и текст, и карта 5-й секции VII климата, а также тому, что Синубули назван «большим» и «процветающим» городом, каковые определения вряд ли могли быть отнесены к скромному по размерам Сновску.

Б. А. Рыбаков и Б. Недков отождествили Синубули со Смоленском. В отличие от О. Талльгрен-Туулио, Б. А. Рыбаков не уделил никакого внимания объяснению названия города и отождествил его со Смоленском [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32-33], исходя из указанных в источнике цифровых данных о расстоянии между городами Туровом (Бармуниса) и Синубули. Б.Недков согласился с локализацией Б. А. Рыбакова, не прибавив в ее поддержку ничего нового [Недков Б. България, с. 151, коммент. 338].

Судя по данным ал-Идриси о Синубули, это должен быть более или менее значительный центр Руси, так как он назван у ал-Идриси не единожды, а два раза — в составе маршрута «Бармуниса-Синубули» и, кроме того, среди городов, лежащих в верховьях Днепра. Значительность и известность города отражены в определениях, данных ему информаторами ал-Идриси, — «большой» и «процветающий». Местонахождение города — верховья Днепра, причем город стоял на правом берегу реки («с западной стороны»). Там же, в верховьях Днепра, по утверждению ал-Идриси, находился еще один город, название которого является греческим наименованием Смоленска, — Мунишка. Из сообщения об этих двух городах очевидно, что между ними существовала какая-то связь, но ее характер из сообщения ал-Идриси неясен. Сказано, что оба города лежат в одном районе — в бассейне верхнего Днепра. Оба пункта названы «куманскими» (половецкими), что в данном случае может означать лишь наличие тесных связей, например торговых, между обоими городами и Куманией. Кроме того, упоминание Кумании позволяет датировать сообщение об этих городах XII в. Оба города имеют греческие наименования, одно из которых хорошо известно по византийским источникам (в том числе современным ал-Идриси), а другое встречается только в «Нузхат ал-муштак». На карте эти города расположены на некотором расстоянии друг от друга, в тексте же расстояние между ними не указано, что, в общем, не характерно для сочинения ал-Идриси, где сведения о городах обычно имеют вид дорожников. Не потому ли отсутствует указание на величину расстояния между этими городами, что информаторы ал-Идриси имели в виду пункты, находившиеся по соседству друг с другом, или даже две части одного города, имевшие отдельные названия? Или же ал-Идриси получил сообщения от двух информаторов, знавших один и тот же город, но под разными наименованиями? Как известно, византийское название Милиниска впервые встречается в сочинении Константина Багрянородного для обозначения не самого города, а крепости, под которой, как полагают, следует понимать укрепленное поселение в Гнездово, находившееся в 12 км ниже по течению Днепра от современного Смоленска [Константин, с. 312-313]. В середине XI в. рядом с гнездовскими поселениями начал расти собственно Смоленск. Возможно, в «Нузхат ал-муштак» сохранились византийские наименования Смоленска и Гнездово. В византийских источниках, правда, нет подтверждения такому предположению, но известно, что для византийских названий древнерусских городов была характерна множественность вариантов в написании топонимов, прежде всего основных центров Древней Руси, в том числе и Смоленска [Бибиков М. В. Материалы, с. 16].

63. Барамуниса — Графика топонима в разных рукописях идентична: Р, L, А — ***, при букве ра в L и Р стоит сукун (Б.рмун.са), а в А — фатха (Б.рамун.са). Поскольку ал-Идриси не были известны притоки Днепра и он воспринимал Днепр со всеми его притоками как единое целое, то город Барамуниса мог быть расположен не только выше Киева по течению самого Днепра, но также и по его крупным притокам. Т. Левицкий и Б. Недков отождествили город Барамуниса с Туровом на р. Припяти, выше Киева приблизительно на 350 км [Lewicki T. Polska, cz. II, s. 193-196; Недков Б. България, с. 151, коммент. 339]. Предложенная Т. Левицким конъектура *Туруби (***) считается передачей славянского наименования города. Б. А. Рыбаков предложил отождествить город Барамуниса с Речицей, расположенной недалеко от впадения в Днепр р. Березины [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32-33]. Однако такая локализация оставляет без объяснения само название Барамуниса. Кроме того — и это отметил Б. А. Рыбаков, — городок Речица известен по другим источникам лишь с XIII в. Поэтому локализация Б. А. Рыбакова не получила поддержки, и в издание текста «Нузхат ал-муштак» вошла конъектура Т. Левицкого *Туруби. Действительно, эта конъектура обоснована графически, а сам город Туров являлся одним из важнейших городов Древней Руси, был тесно связан с Киевом [Куза А. В. Малые города, с. 96-97], участвовал в международной торговле, в том числе с восточными странами и Византией [Гуревич Ф. Д. Ближневосточные изделия; Даркевич В. П. Художественный металл, с. 158; Древняя Русь, с. 391, 394].

64. Арман — Здесь и в остальных двух упоминаниях этого пункта в рукописях Р и L написание идентично — *** (в Р мим огласован фатхой), в А — ***. Рассматриваемый топоним является последним в составе приводимого ал-Идриси маршрута «Баразула-Авсиййа-Барасаниса-Луджага-Арман». В историографии существует два варианта локализации городов этого маршрута. По мнению Т. Левицкого, эти населенные пункты следует искать на пути из Киева во Владимир Волынский: «Треполь-Ушеск-Пересопница-Луческ-Владимир Волынский» [Lewicki Т. La voie, p. 91-105], и таким образом рассматривать топоним Арман как сильно искаженную арабскую передачу наименования «Владимир» [ibid., р. 102-103]. Б. А. Рыбаков и присоединившийся впоследствии к его точке зрения Б. Недков полагают, что перечисленные ал-Идриси города лежали не в бассейне р. Припяти, а в Среднем Поднепровье. Правда, в отличие от Т. Левицкого, Б. А. Рыбаков не берется указать конкретные древнерусские населенные пункты, соответствующие топонимам «Нузхат ал-муштак», а часто сопоставляет их с географическими объектами. В его интерпретации данный маршрут ал-Идриси выглядит следующим образом: «Переяславль Русский — устье р. Сулы — устье р. Вороскола — Лтава — Ромен» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33; Недков Б. България, с. 151, коммент. 340-342, 344, 346]. Локализацию Б. А. Рыбакова трудно поддержать по ряду причин. Во-первых, такая локализация не позволяет объяснить происхождение названий городов. Во-вторых, ал-Идриси не раз подчеркивает, что этот маршрут — сухопутный, в то время как у Б. А. Рыбакова все предложенные им города связаны между собой речными путями.

Предложенная Т. Левицким локализация городов этого маршрута дает убедительные объяснения арабским названиям городов и позволяет установить, что данные ал-Идриси восходили к сведениям, полученным от славянского информатора. Кроме того, идентификация Т. Левицкого довольно полно согласуется с цифровыми данными ал-Идриси и с указанными в «Нузхат ал-муштак» направлениями движения по странам света. Наконец, все предложенные Т. Левицким города лежали на торговом пути из Киева во Владимир Волынский, имевшем важное значение в XII в. и ранее [Древняя Русь, с. 396-397; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля, с. 92].

65. Барасаниса — Во всех случаях упоминания об этом пункте написание топонима имеет незначительные варианты: Б.расан.са (***) — L, А (в А в одном случае написано Барасан.са); в Р дважды встречается Барасан.са, один раз — Барасаниса и один раз Н.расан.са, что явно может быть отнесено к ошибкам переписчика, точно так же, как и в рукописи S — появление в качестве шестой графемы лама (Б.расал.са). Начиная с работ И. Лелевеля, город отождествляется с Пересопницей [Lelewel J. Geographie, t. III, p. 171; Lewicki T. La voie, p. 99-100; Недков Б. България, с. 151, 341]. Предложенное Б. А. Рыбаковым сопоставление наименования Барасаниса с гидронимом «Вороскол» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33] противоречит данным источника, где речь идет не о реке, а о городе, к тому же стоящем вдали от берега реки.

66. Луджага — Здесь и еще в двух случаях упоминания данного города написание топонима имеет сходные варианты, отличающиеся расстановкой диакритических точек и указанием долготы (*** — L, *** — A, *** — S). И. Лелевель отождествил этот пункт с городом Луцком [Lelewel J. Geographie, t. III, p. 169, 171]. Т. Левицкий, обративший внимание на то, что топоним «Луцк» в арабской передаче имел бы иную форму — Iwgkh, — предложил рассматривать его как передачу наименования «Луческ» [Lewicki Т. La voie, p. 101-102]. С ним согласился Б. А. Рыбаков [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33].

67. Саска — На карту ал-Идриси город Сас.ка (***) не нанесен. Он упоминается лишь однажды — в рассматриваемом списке русских городов, среди населенных пунктов Поднепровья. В приводимых далее ал-Идриси маршрутных данных этот город не фигурирует. Никаких предположений относительно местонахождения данного пункта в историографии выдвинуто не было. По-видимому, название города дошло до ал-Идриси в искаженном виде, что не позволяет идентифицировать его с каким-либо городом Поднепровья.

68. Авсиййа — Графика наименования города в разных рукописях практически идентична (*** — Р, L, *** — А), встречающаяся однажды замена вав на ра в A (***) — явная ошибка переписчика. Наличие сукуна при вав в рукописях Р и L дает чтение Авсиййа. Согласно Т. Левицкому — это город Ушеск [Lewicki Т. La voie, p. 97-99]. Предложенное Б. А. Рыбаковым помещение города Авсиййа в устье р. Супы, где стоял древнерусский город Воинь, не дает возможности объяснить название Авсиййа.

69. Кав — Этот топоним ал-Идриси упоминает в общей сложности трижды, передавая его с помощью трех или четырех графем. Все варианты написания наименования имеют в качестве первой графемы каф, в качестве предпоследней — алиф, а на последнем месте в большинстве случаев стоит вав с сукуном (встречающееся в редких случаях ра — явная ошибка переписчика). Наряду с вариантом *** рукописи дают написания *** / *** и ***, с неуверенным написанием графемы, предшествующей алифу и предназначенной, по справедливому предположению Т. Левицкого, для передачи долгого «и» в слове «Киев» — * *** [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 195]. Город Кав отождествляется с Киевом [GE, р. 397; Lelewel J. Geographie, t. ПІ, p. 169; Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 195; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32; Недков Б. България, с. 151, коммент. 345].

70. Баразула — Поскольку путь от Киева до этого города измерен в милях, можно заключить, что речь идет о сухопутном маршруте.

Одновременно с этим сказано, что город Баразула стоит на реке, к северу от нее и в одном дне пути по реке от Переяславля. Таким образом, искать город Баразула надо к югу от Киева на пути к Переяславлю. Б. А. Рыбаков полагает, что Баразула и Баразлав (см. ниже, коммент. 71) — это разные наименования одного и того же пункта — Переяславля Русского [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33-35]. В таком случае остается непонятным, почему в сообщении о маршруте «Баразула-Баразлав-Канив», информация о котором явно исходила от одного информатора, один и тот же город назван дважды. Относительно города Баразула у Б. А. Рыбакова есть еще одно — противоречащее первому — предположение, согласно которому этот пункт локализуется в Борисполе, соответствовавшем, по утверждению Б. А. Рыбакова летописному Льто на р. Альте [там же, с. 35]. Последнюю точку зрения поддержал Б. Недков [Недков Б. България, с. 151, коммент. 346] Согласиться с этой локализацией мешает то, что само название Баразула Б. А. Рыбаков вынужден соотносить не с летописным Льто, а с топонимом «Борисполь», известным, как пишет сам же Б. А. Рыбаков лишь с XVII в. На мой взгляд, следует вернуться к локализации Т. Левицкого, предложившего отождествить топоним Баразула с наименованием города Треполь при впадении р. Стугны в Днепр [Lewicki Т. La vоіе, р. 95-97]. Треполь расположен примерно на полпути от Киева до Переяславля, что соответствует цифровым данным ал-Идриси. Название Баразула (*** — Р, L; в рукописи А — ***) в таком случае можно принять за искаженное *Тарибула (***).

71. Баразлав — это город Переяславль Русский на р. Трубеж, левом притоке Днепра [Lelewel J. Geographie, t. III, p. 169; Lewicki T. La Voie p. 96; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 35; Недков Б. България, с. 151 коммент. 347; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 223]. Переяславль Русский был одним из важнейших центров Южной Руси [Древня Русь, с. 70], расстояние от Переяславля Русского до Канева по реке составляет ок. 40 км, что вполне соответствует данным ал-Идриси. Арабская форма топонима (*** — Р) довольно точно передает древнерусское наименование города, в связи с чем в литературе уже говорилось о том, что в данном случае ал-Идриси опирался на сведения информатора-славянина [Бейлис В. М. Рец. на].

72. Канив — отождествляется с городом Канев на Днепре [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 35; Недков Б. България, с. 151, коммент. 348; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 223]. Форма топонима свидетельствует о том, что сведения об этом городе восходят к информатору-славянину. Канев охранял брод через реку [КузаА.В. Малые города с. 73], поэтому должен был быть хорошо известен купцам и путешественникам. О намерении подчеркнуть наличие поблизости от города брода через реку, возможно, свидетельствует приводимое в данном случае ал-Идриси слово вади, обозначающее, как правило, не столько полноводную реку, сколько сухое или временно пересыхающее русло. Активно применяя этот термин при описании жарких стран Азии и Африки, ал-Идриси практически не пользуется им для рассказа о реках Восточной Европы. Формы названий древнерусских городов в 4-5-й секциях VI климата говорят о том, что сведения об этих городах дошли до ал-Идриси в передаче нескольких лиц, по своему происхождению являвшихся славянами, греками или жителями латинской Европы. Не исключено, что данные о существовании брода у Переяславля Русского были сообщены географу информатором, знакомым с лексикой, восходящей к лат. vadum, -in (мелководье, брод) — итал. vado, исп. vado, рум. vad. Созвучие латинского корня vad с хорошо известным ал-Идриси арабским словом вади, возможно, и побудило географа использовать привычный ему арабский термин.

73. Улиски — Несмотря на то что ал-Идриси не приводит далее никаких маршрутных данных об Олешье, его упоминание в списке древнерусских городов само по себе показательно (о значении Олешья для древнерусских князей см. [Моця О. П. Південні межі, с. 139-140]).

74. Выражение, употребленное ал-Идриси, — фи-л-барр — указывает на местонахождение города не на берегу реки, но на более или менее значительном расстоянии от нее.

75. Най — Этот город упоминается еще раз — в 6-й секции VI климата, в составе дорожника с указанием расстояний между городами, лежавшими на русско-половецком пограничье. В передаче названия неустойчиво написание первой графемы: ***. Т. Левицкий предложил конъектуру *Кай и отождествил этот пункт с городом кочевой орды коуев, входившей в зависимый от киевских князей союз Черных клобуков в Поросье [Lewicki Т. Sur la ville]; впоследствии к его точке зрения присоединился В. М. Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 224]. Б. А. Рыбаков поместил город Най «в районе Ровно», отказываясь вместе с тем отождествить его с каким-либо конкретным пунктом [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 38]. Б. Недков предположил, что ал-Идриси мог иметь в виду город Балта на севере совр. Одесской обл. [Недков Б. България, с. 152, коммент. 351]. Недостаток данных об этом городе, а также гипотетичность локализации тех населенных пунктов, среди которых Най фигурирует в дорожнике из 5-й секции VI климата, не позволяют уверенно идентифицировать этот город. Не подлежит сомнению только то, что упоминание о городе Най в связи с рассказом о древнерусских городах Поднепровья (в 5-й секции VI климата) и отнесение его информатором ал-Идриси к «куманским» городам заставляют вести поиски этого пункта в районе русско-половецкого пограничья.

(пер. И. Г. Коноваловой)
Текст воспроизведен по изданию: Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы. М. Восточная литература. 2006