ИЗБРАНТ ИДЕС И АДАМ БРАНД

ЗАПИСКИ О РУССКОМ ПОСОЛЬСТВЕ В КИТАЙ

(1692-1695)

Глава

XI

Избрант Идес

Прибытие на китайскую границу. Китайский сановник принимает посла. Описание этой страны и ее климата. Сановник угощает посла обедом. Посол отвечает тем же. Второе взаимное угощение. Приготовления к отъезду в Пекин. Описание Цицикара и населения этой пограничной области. Наункотон и Даурия. Земледелие. Безбожие и колдовство, сопровождающееся дикими завываниями. Погребение мертвых. Как они кормят покойников. Подробное описание их жилищ. Гадание по кишкам животных и другим предметам. Скамья в доме, под которой проходит дымоход. Пара железных котлов и их употребление. Внешний вид цицикарских татар и их одежда. Писцы сановников вольны соблазнять, увозить женщин и пользоваться ими. Разное отношение к этому мужей. Отъезд из Цицикара. Прибытие на реки Яло и Наунда и их подробное описание. Прибытие на монгольские реки. Как была устроена ночевка. Три бесполезных озера. Высокая гористая местность к западу.

Прибытие на китайскую границу. Прибыв таким образом с божьей помощью на китайскую границу, я немедленно же послал гонца дать знать о своем прибытии адоганде, или сановнику, присланному из Пекина, чтобы встретить меня. 12-го числа я выступил рано утром церемонной процессией в сопровождении прибывшего со мной конвоя и немедленно через того же гонца получил известие от сановника, что он со свитой из восьмидесяти человек выехал из Цицикара мне навстречу и что он уже в пути.

Китайский сановник принимает посла. Медленными шагами приближались мы навстречу друг другу и встретились в четверти мили от Цицикара, где этот сановник очень вежливо меня приветствовал. После [173] взаимных комплиментов поехали мы в полном порядке дальше (что производило хорошее впечатление) до города, где мне был отведен очень удобный дом. Все члены моей свиты, каждый сообразно своему положению, не исключая и приданных мне казаков, были размещены по лучшим домам Цицикара.

Описание этой страны и ее климата. В местности этой господствует очень переменчивый, хотя и довольно здоровый климат. Около полудня подымается сильный ветер, дующий только два часа. Вообще же небо здесь редко покрыто облаками, так что днем все время греет жаркое солнце, в силу чего, а также из-за ежедневного ветра земля сразу так высыхает и выветривается, что превращается в летающую в воздухе ослепительно белую, трудно переносимую пыль. Я остро почувствовал эту разницу в климате или воздухе, так как пришел с гор. Примерно на 5 немецких миль от Цицикара местность видна до самых гор, покрытых облаками, но не дальше, там же, где кончаются горы, воздушные течения образуют ясную, отчетливую границу, простирающуюся с запада на восток по направлению к Албазинским горам.

Сановник угощает посла обедом. Что касается оказанных мне почестей, то сановник, отлично воспитанный человек, очень любезно пригласил меня 14-го числа к себе обедать, и я принял это приглашение. Меня очень хорошо приняли и очень дружественно угощали. Обед состоял из хороших супов, овощей, жаркого, пирожного и закончился различными сладостями и китайскими фруктами. Сановники, слуги и солдаты стояли в величайшем порядке, и каждый в высшей степени почтительно и прилично занимал свое место, как у нас в Европе. Я досадовал только на одно: мне пришлось сидеть подле него на коврах, с поджатыми под себя ногами, что было очень тяжело.

Посол отвечает тем же. 15-го числа того же месяца я принимал у себя сановника, для чего за день до этого велел послать ему приглашение. Я принял его на европейский лад и угостил компанию хорошим сухим вином; заиграли трубы и забили в литавры. Это [174] доставляло моему гостю громадное удовольствие, так что он и сопровождавшие его отправились домой навеселе.

Второе взаимное угощение. 25-го числа пригласил меня сановник в гости, а на следующий день он опять обедал у меня.

Приготовления к отъезду в Пекин. Тем временем я велел все приготовить, что могло быть сколько-нибудь нужно мне и моей свите для путешествия в Пекин. Я велел оповестить сановника о готовности к поездке, на что он тотчас же прислал мне благоприятный ответ, что его возчики, сколько мне потребуется, были, по приказу Амологдо-хана, или богдыхана, готовы мне служить и что было бы хорошо, если бы 28-го этого месяца мы вместе с ним тронулись в путь.

Описание Цицикара и населения этой пограничной области. Наункотон ¹ и Даурия. Прежде чем я попрошу любезно читателя сопровождать меня в пекинском путешествии, должен я в нескольких словах описать характер народа, населяющего Цицикарскую область. Примерно в четверти мили от этого пограничного города протекает река Наун. На ней лежит недавно построенный город Наункотон. Он окружен земляными стенами, обшитыми снаружи крепкими бревнами. Жители города и лежащих к югу от него шести больших сел зовутся даори, по-старому дауры. Татары, живущие между реками Науном и Яло и далее до Албазина, еще и теперь называют эту страну Дори.

Земледелие. Безбожие и колдовство, сопровождающееся дикими завываниями. Здешний народ — очень хорошие земледельцы и садоводы, садят они также табак; но вера их совершенно языческая и сатанинская, поскольку все они, по их же собственным словам, шаманы, т. е. люди, которые служат сатане и призывают его. Около полуночи соседи часто собираются вместе, как мужчины, так и женщины; один из них ложится на землю и вытягивается, и стоящие вокруг сразу же в один голос поднимают страшный вой, другие стучат в барабаны. Когда одни на время [175] перестают, другие вновь начинают вой, продолжающийся по два часа подряд, пока тот, который лежит на земле, сам не придет в экстаз и после долгих завываний не встанет и не расскажет другим, где он был, что видел и слышал.

Затем он отвечает на все, что хотел знать любой из присутствующих. И пока я там был, не было ночи, что-бы я не слышал тут и там воя этих прислужников дьявола.

Погребение мертвых. Как они кормят покойников. Покойников они оставляют на три дня дома, затем опускают их в могилу, на бугре, в огороде или на поле; после чего близкие ежедневно ходят на могилу, в головах которой оставлено отверстие, и приносят покойнику всяческую еду и питье. Они кладут еду при помощи особо сделанной для этого ложки в могилу, у рта покойника; питье же всякого рода в маленьких оловянных чашках расставляют вокруг могилы. Они делают это в течение нескольких недель, после чего закапывают смердящий труп глубже в землю.

Подробное описание их жилищ. Живут они в домах, построенных из глины или земли и покрытых тонким камышом, как это делают и крестьяне во многих местах в Европе. Части стен изнутри побелены известью.

Гадание по кишкам. Вокруг одного из столбов в доме, примерно на высоте одной сажени от земли, обматывают они оленьи кишки и тут же вещают маленький лук со стрелами, копьями и другим оружием. Всему этому они поклоняются: простираются ниц перед этими предметами, как перед идолами.

Скамья в доме, под которой проходит дымоход. Дома не разделены на комнаты, нет у них и полов, но примерно кругом половины дома, внутри по стенам, тянется скамья высотой в локоть и шириной около двух локтей, покрытая циновками, сплетенными из тростника. Под этими лавками расположен дымоход (по которому идет тепло от огня, разводимого [в печи] у двери снаружи дома), выходящий с другой стороны [176] дома. Этот дымоход служит им зимой печью, хотя дом получает мало тепла от нее, если не считать, что она дает немного тепла людям, которые днем сидят на лавках, а ночью на них спят.

Пара железных котлов и их употребление. В домах также всегда находится пара украшенных литых железных котлов, в одном — кипяток для чая, другой употребляется для варки пищи. В большинстве домов имеются большие квадратные окна, заклеенные бумагой вместо стекла. Когда бывает тепло, рамы поднимают снизу вверх и подтыкают палкой, чтобы прохладный воздух снаружи продувал дом.

Внешний вид цицикарских татар и их одежда. Внешность этих людей, вообще говоря, хорошая, в особенности женщин. Мужчины, женщины и девушки носят такое же платье, как и маньчжурские татары в Китае, как это видно на прилагаемой гравюре.

Писцы сановников вольны соблазнять женщин и пользоваться ими. Писцы сановников, состоящие на службе у хана и присылаемые сюда или в другие места Татарии, имеют право, данное им указом хана, когда хотят повеселиться в саду Венеры, забирать у жителей по своему вкусу для своего удовольствия жен или молодых девушек. И я часто сам видел, как они увозили прекраснейших женщин на повозках, как на бойню.

Разное отношение к этому мужей. Некоторые мужчины, теряющие так своих жен, кичатся этим, как будто бы особенная честь — получить знатного господина в шурья; другие же, недовольные этим, вынуждены из страха перед наказанием и немилостью терпеть происшедшее.

Отъезд из Цицикара. Прибытие на реки Яло и Наунда и их описание. После того как 28-го числа того же месяца мы покинули этот пограничный народ и в сопровождении того же цицикарского сановника выехали далее, к вечеру прибыли в деревню, где и заночевали. В течение 29-го числа шли мы через [177] различные деревни и прибыли на другую сторону реки Яло, туда, где она впадает в Наунду. Переход через Яло из-за низкой воды оказался легким делом. Наунда — красивая широкая река с песчаными и земляными берегами. Ее течение не слишком быстрое, так как река глубока; вода в ней коричневая, в реке довольно много рыбы, водятся осетры, щуки и мелкая рыба, а на берегах попадаются перламутровые раковины.

Прибытие на монгольские реки. 30-го числа того же месяца повернули мы от реки Наунды и оставили ее слева от себя. Река эта течет дальше в восточном и юго-восточном направлении, между низкими горами. Мы же продолжали путь по песчаным и земляным холмам и только к вечеру достигли монгольских рек. [178] Как была устроена ночевка. Эти монголы — подданные китайского богдыхана. Здесь нам пришлось довольствоваться водой из вырытых ям, вода была не очень хорошей. Для меня и моей свиты в открытом поле было разбито с полсотни покрытых войлоком юрт, или хижин, и в каждой юрте на огне был железный котел, и тут же какой-либо монгол поставлен был служить нам.

Три бесполезных озера. Поблизости отсюда мы нашли три маленьких, почти высохших озера, совершенно бесполезных для нас, так как вода в них была отвратительно соленой и почти такого же белого цвета, как молоко. Отсюда по направлению к западу начинается высокая гористая страна, на восток и юг — низкие дюны, и приходится повсюду пить воду, которая очень плоха по качеству, из вырытых ям или луж, потому что кругом нет рек.

Адам Бранд

Когда мы прибыли в деревню Цицикарскую и расположились в ней, адогеда пригласил господина посла в свою палатку, которая была разбита перед палаткой посла. После того как мы посидели короткое время, принесли в деревянных чашках чай, сваренный на молоке, муке и масле. Сначала разнесли чай, потом разные сладости.

13-го числа господин посол и весь его штат были приглашены к обеду. Когда мы явились согласно приглашению, адогеда поспешил навстречу господину послу, принял его самым дружеским образом и жестом левой руки пригласил ² его в свою палатку. Тем временем, а до начала обеда прошло добрых полчаса, говорили они друг с другом о различных вещах. В частности, он спросил господина посла, сколько времени провел тот в путешествии из Москвы. На это господин посол ответил, что прошло почти полтора года. Далее он спросил господина посла о его имени, и посол ему ответил на это: Елизар Елизарьевич Избрант. После того как поговорили [179] о том и сем, внесли маленький столик с едой, но без скатерти, а господину послу и адогеде по плошечке, вслед за этим каждому из нас принесли по плошке, наполненной свининой и бараниной, потом суп, в котором из пшеничной муки были сделаны легкие и длинные, как кишки, трубочки. Мы побуждали друг друга поесть этого последнего блюда, но как мы ни пытались, в рот ничего не попадало. Лишь оба писца адогеды имели опыт в этом искусстве и быстро толкали их в рот и наслаждались ими, что доставляло нам большое удовольствие. Их орудием еды были две костяные палочки, которыми они пользовались вместо вилки и ножа. Этими палочками они зажимали упомянутые трубки из пшеничной муки, держа плошку прямо у рта; они быстро набивали ими полный рот, а часть оставляли прямо в плошке. Палочки, которыми китайцы пользуются вместо вилок и ножа, совсем тоненькие, длиной в пядь, обычно из черного дерева, слоновой кости или другого твердого материала. Кончики палочек, которыми они касаются пищи, оправлены в золото или серебро. При помощи этих палочек китайцы с поразительной быстротой впихивают себе всяческую еду в рот при этом никогда не запачкают себе пальцев. После того как эти блюда были унесены, перед адогедой поставили две маленькие серебряные чашечки с водкой, из которых он одну передал господину послу, другую же оставил себе. Нам тоже принесли водку в маленьких форфоровых чашечках с условием, чтобы мы выпили до дна. После этого снова принесли всякие сладости в деревянной посуде.

14 сентября господин посол угощал адогеду ответным обедом, причем мы заметили, что, так же как накануне нам показался странным их способ еды, таким же необычным был для них наш способ.

После обеда господин посол задержал адогеду, чтобы попросить у него надежный конвой и подводы, сколько нам было нужно; и мы получили все полностью, о чем я буду говорить ниже. Что касается провианта, то для посла ежедневно давали по два барана, для каждого видного члена посольства — одного, для каждого дворянина — одного, остальным служащим — по барану на двоих, еще некоторым — по барану на троих или на [180] четверых, а казакам, рабочим, погонщикам верблюдов — обычно по барану на десять человек, каждому давали мерку крупы и видным членам посольства пакет чаю. Такого рода провиант доставлялся ежедневно и вполне нас удовлетворял. Одно лишь огорчало нас: недостаток хлебушка, ибо китайцы, как и все другие азиатские народы, не знают хлеба.

Жители города Науна, расположенного в 5 верстах от деревни Цицикар, живут в хороших домах с чистыми комнатами, занимаются земледелием, разведением табака, огородничеством и т. д. Вера их заключается в том, что они ночью молятся сатане и подымают такой шум, что могут только напугать христианина.

16 сентября господин посол послал адогеде следующие подарки: десять соболей, пятьдесят горностаев, 5 локтей черного сукна, одно зеркало в позолоченной раме, одно зеркало в черной раме, бутылку в футляре с ароматной водой, несколько кусков позолоченной кожи, три моржовых клыка, а также некоторые затейливые аугсбургские игрушки с заводными механизмами.

Сначала адогеда отказывался принять эти подарки, однако же из уважения к господину послу в конце концов принял их. А причиной того, что он вначале отказывался, было категорическое запрещение богдыхана. Поэтому китайцы неохотно принимают подарки, если же они к этому вынуждены, тотчас же велят сделать оценку полученного и одаривают вдвое.

21-го числа адогеда прислал господину послу шесть столов с китайскими сладостями и два кувшина с китайской водкой. 23-го числа он вновь пригласил господина посла в гости. 24-го господин посол угощал адогеду.

После того как мы провели четырнадцать дней в деревне Цицикарской и дождались всех подвод, выступили из нее в Михайлов день ³. На каждого человека приходилась только одна повозка, запряженная быками, и одна верховая лошадь; для служащих посольства было по две, три, четыре, пять и даже шесть повозок. В тот же вечер мы прибыли в деревню, остановились там на ночь, то же мы сделали и на следующий день после долгого перехода через пустынную местность. [181]

Вообще надо отдать китайцам должное уважение за то, что они хорошо принимали чужеземцев на своей границе, в чем мы убедились на опыте. Так как мы долго ехали пустынями, то нам каждую ночь нужно было предоставить большое число юрт, в которых мы могли бы расположиться. Эти юрты нам привозили со стороны, иногда за десять-пятнадцать дней пути, и, когда мы приезжали на место, они были уже установлены. В этих юртах была вся кухонная утварь, а также конский и коровий сушеный навоз и сухая трава для разведения огня. В каждой юрте был истопник, или служитель, который приносил воду и доставал другие необходимые вещи. Так как каждые два дня мы получали свежие подводы, мы стали значительно быстрее двигаться. Если какие-либо из груженых повозок ломались, на их место тотчас появлялись новые, которые нам присылали в большом числе. То же самое было с заморенными верховыми лошадьми. Для нашей вящей безопасности вокруг нашего табора, или состоявшего из повозок заграждения, китайцы расставляли каждую ночь крепкие и очень умно устроенные караулы. Они стояли меньше чем на сажень друг от друга, кроме того, между ними были протянуты веревки с колокольчиками, при помощи которых каждый караульный срочно звонил соседу. Иногда во время ночной вахты таким колокольчиком они передают друг другу пароль и никого из табора не выпускают и не впускают.

Так как адогеда ежедневно провожал господина посла, то они стали часто говорить между собой о своих странах, в особенности о Китае, его адогеда очень расхваливал, в частности же известную Великую стену, которую, по его словам, никто не объедет и в тридцать восемь месяцев.

Во время этого путешествия самый большой недостаток мы испытывали в воде, так как каждый раз приходилось выкапывать яму, чтобы начерпать из нее воды. В яме было столько грязи, что ее можно было резать ножом. Иногда же мы в силу необходимости везли воду с собой в бурдюках из козьей кожи. Господин посол получал каждое утро от адогеды котелок чаю, которым и мы пользовались. [182]

После того как мы стали совершать большие дневные переходы, на полпути нас ожидала юрта, где нам готовили завтрак, караван же в полном составе двигался дальше. Мы забавлялись охотой в этих пустынных местах, так как здесь можно настрелять много диких баранов; я ездил за ними с одним хорошим другом. Но с нами чуть не случилась беда, так как [однажды] мы замешкались и не сумели догнать караван. Два дня блуждали мы по пустыне (а здесь это может очень легко случиться), пока не набрели на несколько монгольских юрт. Мы боялись, что нас убьют (так как жить среди этих народов нам казалось совсем небезопасно), но люди эти приняли нас очень радушно, накормили и устроили на ночлег, по какой причине, мы не могли догадаться. Они, несомненно, знали, что мы из свиты господина посла, а нам хотелось лишь одного — известить его о себе, зная, что он тотчас же пошлет за нами (как и случилось). Но мы не знали ни одного слова на их языке. Однако же нам удалось знаками показать им, что нужно спешно послать двух человек к послу и дать ему знать, что мы у них. Мы охотно поехали бы с ними, если бы наши лошади были в хорошем состоянии, но нам пришлось оставаться у них и ждать, пока не подойдет караван. [183]

Глава

XII

Избрант Идес

Прибытие в заброшенный город. Прибытие в другой разрушенный город — Дайминчэн, его описание. Башни с украшениями из камня. Другие китайские изображения на стенах. Укрепления города, его ворота и другие особенности. Башни и растения в горах. Прибытие в заброшенный город идолов, и почему он так называется. Описание стояшей посреди него башни. Китайская деревня, заселенная преимущественно ламами. Священная гора, описываемая в интересах путешественников. Прибытие на реку Шара Мурен. Кумирня. Прибытие в Каракотон, Обилие диких зверей в окрестностях. Ежегодно устраиваемая для богдыхана охота на тигров. Красивая и вкусная пернатая дичь в этой местности. Высокая пробитая в середине скала, ее описание. Кумирня на склоне высокой горы.

Прибытие в заброшенный город. После четырех дней пути, в течение которых мы не встретили ни одного жилища, прибыли мы в старый заброшенный город с четырехугольным земляным валом окружностью не меньше немецкой мили. Что касается местности, расположенной до этого пункта, то она и на западе и на востоке была той же, что и прежде.

Прибытие в другой разрушенный город — Дайминчэн, его описание. После еще шести дней пути по холмистой местности, в которой опять-таки не встретилось ни одного жилища, мы прибыли в другой древний, большой и заброшенный город Дайминчэн ⁴, укрепленный четырехугольной стеной и крепкими бастионами. Там стоят две башни, одна очень высокая, другая поменьше; большая — восьмиугольная, передняя ее сторона сложена из кирпича. Примерно на [184] высоте десяти саженей от земли видны камни, на которых высечены восемь полос различных изображений.

Башни с украшениями. На некоторых полосах изображены в натуральную величину человеческие фигуры, как, например, короли, сидящие с поджатыми под себя ногами в окружении прислужников; на других — королевы со сложенными руками, также окруженные прислужниками. У королев на головах короны, а у окружающих их — лучи, или нимб, вокруг головы, как обычно изображают у святых, и руки у них сложены; отсюда следует предположить, что все это создано христианами.

Другие китайские изображения на стенах. В других местах были изображены в китайской манере герои войны с пиками, а в середине — король с непокрытой головой и скипетром в руках. Окружающие его имеют очень странный вид, как дьяволы; и все изображения настолько правдивы, что их можно принять за шедевры европейских мастеров.

В этих башнях не было ни входа, ни лестницы, все было закрыто. В городе валялись тут и там кучи кирпича и камня с высеченными изображениями. Люди, идолы, надгробья, большие каменные львы и громадные черепахи были в натуральную величину. Из всего этого было ясно, что некогда здесь король или хан держал свой двор.

Укрепление города, его ворота и другие особенности. С одной стороны город отгорожен земляным укреплением, бастионы необыкновенной величины и высоты, но было только четыре входа в виде ворот, через которые в этот большой город пробегала масса зайцев, чтобы поживиться травой. В городе не было почти ни одной живой души.

Китайцы рассказывают, что много столетий тому назад во времена правления татарского короля Утай-хана ⁵это место было завоевано китайским богдыханом, а татары прогнаны.

Как мне кажется, город имеет в окружности больше немецкой мили. [185]

Башни и растения в горах. Здесь и там видишь высоко в горах высеченные из камня башни. Эта значит, что там расположены древние татарские гробницы. В горах встречаются разные знакомые и незнакомые растения; особенно часто попадаются тмин и майоран, которые, как простая трава, покрывают здесь пространство на целые мили.

Прибытие в заброшенный город идолов, и почему он так называется. Описание стоящей посреди него башни. После четырех дней пути прибыли мы в старый заброшенный город Бурганкотон, или город идолов. Он называется так. потому, что с древних времен в нем никто не жил, кроме высших языческих жрецов. Когда-то его окружал земляной вал, теперь по большей части разрушенный. В середине города стояла высокая каменная восьмиугольная башня, выстроенная в китайском стиле, обвешанная сотнями маленьких железных колокольчиков, которые, как только подымался ветерок, издавали приятный гармоничный звон. У этой башни был вход, и я велел нескольким людям подняться и посмотреть, что там интересного. Они доложили, что видели там, в темных нишах, тысячи маленьких китайских идолов весьма разнообразного вида и что рады были вернуться обратно. На одной стороне башни было много дыр, откуда камни из-за ветхости здания повыпадали. В этих дырах находилось много монгольских или восточно-татарских рукописей, которые клались туда проезжими путешественниками, главным образом же ламами, ибо другие кладут не рукописи, а всяческие вылепленные из глины фигурки.

Китайская деревня, заселенная в основном ламами. В полумиле оттуда лежит китайская деревня, где живут главным образом ламы (ибо, где падаль, там и стервятники), которые дают приют проезжим татарам и толкуют запутанные языческие верования.

Священная гора, описываемая в интересах путешественников. Наш дальнейший путь лежал через страну песков и дюн, где находится [186] невысокая гора, на которой растет несколько старых берез; приезжие монголы и живущие чз окрестностях татары считают ее священной. Когда путешественники проходят мимо этой горы, они, чтобы обеспечить себе благополучлое путешествие, в виде жертвоприношения вешают на деревья что-либо из того, что носят на себе или с собой, будь то шапка, платок, кошелек, обувь, штаны или старые халаты, рубашки, кнут и т. д. Поэтому деревья здесь снизу доверху до того обвешаны этими тряпками, что похожи на лавки старьевщика. Считается большим позором что-либо взять оттуда; все должно там сгнить.

Прибытие на реку Шара Мурен. Наконец, прибыли мы на реку Шара Мурен, или Желтая лошадь. Она течет с запада и на востоке впадает в реку Карга, имеет примерно 30 саженей в ширину, ее можно перейти вброд с верблюдами и лошадьми. Далее прибыли мы на реку Логаа, она течет с юга и впадает в Шара Мурен. Здесь с обеих сторон находятся горы, в долинах же имеются красивые деревни и хорошо обработанные поля.

Кумирня. Вслед за этим мы прибыли в большую деревню, где находилась старая полуразрушенная китайская кумирня, но без идолов. Затем прибыли в другую деревню, где живет высокий китайский вельможа, женатый на одной из дочерей богдыхана.

Прибытие в Каракотон. Обилие диких зверей в окрестностях. После этого мы прибыли в местечко Каракотон, или Черный город, который окружен с четырех сторон крепким дубовым частоколом, который служит скорее защитой от тигров и леопардов, чем от неприятеля. Земля эта повсюду покрыта высокими скалами, по которым растут дубовые леса и трава, где водится много тигров и леопардов, так же как кабанов и оленей. Этими местами вплоть до Великой стены ночью не ездят из страха перед дикими животными; не найдешь здесь также лошадей, ослов, верблюдов или рогатого скота, у которых не был бы привязан вокруг шеи железный колокольчик, до некоторой степени отпугивающий тигров. Жители рассказывают, что часто [187] даже  днем тигры разрывали на части людей, заходивших подальше в горы. Кроме того, сановник предупредил меня, чтоб никто из моей свиты не отклонялся от прямого пути на юг, в сторону гор, чтобы не стать добычен диких зверей. Днем они держатся высоко в горах, ночью же выходят на охоту.

Ежегодно устраиваемая для богдыхана охота на тигров. Богдыхан ежегодно в августе приезжает в эти места, чтобы охотиться на тигров. Его сопровождают две или три тысячи лучших во всей Татарии стрелков из лука, а также отряд конных солдат с пиками. Когда надо поднять тигра, богдыхан сам пешком подымается на гору, а его люди, вооруженные пиками, луками и стрелами, оцепляют гору и занимают €е всю до верхушки. И если там находятся в то время тигры и они обнаруживают, что окружены, они изо всех сил, громадными прыжками, стараются прорваться через цепь людей. Но барабанами и колоколами их травят до тех пор, пока не загонят туда, где находится богдыхан, который убивает из лука приближающегося зверя лично, без риска для собственной жизни, так как вокруг него множество людей, которые при малейшей опасности знают, как оградить его пиками от разъяренного зверя. Богдыхан проводит в этой потехе несколько недель и тем временем охотится также на вкусную и питательную дичь: диких кабанов, оленей, косуль, — а также на волков и лисиц. Все это слышал я не только от жителей, но и от иезуитов, из которых двоих или троих богдыхан каждый год берет в эту поездку.

Красивая и вкусная дичь в этой местности. Вокруг этих мест, на полях и на деревьях, можно видеть особую разновидность птиц, очень вкусных и мясистых, величиной и внешним видом напоминающих цаплю, с красивым оперением: шея и грудь белые, крылья и хвост ярко-красные; и другую породу птиц, величиной с попугая, с красивым клювом, хвостом длиной более чем в локоть и с очень пестрым оперением. Но птицы эти так дики, что невозможно подползти к ним незаметно я поймать их. Имеются также куропатки с длинными хвостами и оперением разных красивых цветов. [188]

Высокая, пробитая в середине скала, ее описание. Достигли мы высокой каменной горы, путь на которую был извилист. Наверху человеческими руками был сделан искусственный проход в 200 саженей и по нему проложена дорога шириной в 7 с лишним саженей. Она представляет большое удобство для путешественников, так как вокруг скалы из-за болота нет дороги ни с одной, ни с другой стороны.

Мы все время двигались здесь между высокими скалами, поросшими дубом и липой, а в долинах каштановыми и большими ореховыми деревьями и диким виноградом. Мы набрели на один очень высокий утес, поднимавшийся вверх в виде пика, на который нельзя было подняться из-за крутизны.

Кумирня на склоне высокой горы. На одной стороне утеса, примерно на ее середине, т. е. на высоте 150 саженей, мы увидели высеченную в скале кумирню с четырьмя окнами, и было видно, что перед идолами изваяны четыре фигуры сидящих людей. Нельзя не удивляться, как люди добрались туда, чтобы сделать такую трудную работу, ибо утес по этой стороне так отвесен, что по нему не взбежит и мышь. По словам жителей, эта кумирня построена много сотен лет назад.

Адам Бранд

15 октября мы отдыхали сутки на реке Казумур, являющейся притоком реки Наун. Наслаждались свежей и чистой водой, которая была нам слаще вина: запаслись ею, так как до этого терпели в ней большой недостаток. 19-го числа шли мы через различные пустынные города, в которых видели всяческие каменные изваяния, показавшиеся нам очень древними, и заметили про себя, что таких мало найдется и в Европе. Эти города, по-видимому, были разрушены Александром Великим. Мы видели в этой местности также высеченные из камня мощные колонны. На них висело бесчисленное количество колокольчиков, которые при каждом движении ветра громко звенели. Далее нам встречались разные высеченные из [189] камня фигуры, как, например, мужа и жены. Повсюду было много дичи. В одной местности мы видели немало оленей, баранов, косуль и зайцев. Овец здесь так много, что мимо нас иногда пробегали стада в 200 — 300 голов, которых, однако же, было трудно подстрелить, так как они бегают намного быстрее косуль. Здешние зайцы, очень часто встреченные нами, все очень мелкие, как у нас зайчата. Далее мы видели много фазанов, которых тоже трудно стрелять, так как, когда их подымешь, они не взлетают на дерево, а бросаются вниз и убегают по земле с быстротой летящей птицы. Самое большое удовольствие мы получили в этой пустыне от охоты на китайский манер. Когда китайцы спугнут дичь, они на самом быстром скаку бьют ее из лука, птицу же бьют на лету.

Китайцы пользуются тем же способом и при охоте на зайцев, когда те вскакивали и бежали опрометью, спасая свою жизнь. Китайцы, находившиеся на расстоянии выстрела, тут же били их из лука, так что мы не переставали удивляться их искусству.

У адогеды было много соколов, обученных для охоты как на фазанов, так и на зайцев; соколы добывали ему немало этих животных.

Чем ближе были мы к Китайской стене, тем гуще было население. Последние три дня, отделявшие нас от нее, мы шли через высокие скалистые горы, не переставая удивляться тому, что среди таких утесистых громад пробита дорога. В этих горах расположен город, который русские зовут Черный город, или Каракотон.

В этой местности полным полно тигров, пантер и леопардов, так что господин посол приказал, чтобы никто не уклонялся в сторону от прямого пути. Здесь же, в Каракотоне, китайцы изменили наш провиант, т. е. заменили баранов свиньями и прибавили к этому по мерке рису на человека в день. В Китае свиньи, большие и малые, старые и молодые, отличаются тем, что у них свисает брюхо и волочится по земле.

От Каракотона нам оставался лишь один день пути до Китайской стены. В этой области, от Науна до сих [190] пор живут монголы, или татары, которые верят в далай-ламу, или морского жреца ⁶ — хутухту; они поклоняются идолам, держат их в своих домах и помещают перед ними множество маленьких горшочков с едой и питьем. Когда они хоронят покойника, то сажают на гроб белого петуха.

Однажды господин посол спросил монгольскую монахиню с четками в руках и все время шевелившую губами, кому она поклонялась, и получил ответ: «Богу, которого ваш бог сбросил с неба. Но он вернется, вышвырнет вашего бога, и тогда произойдет много перемен среди людей». [191]

Глава

XIII

Избрант Идес

Прибытие к Великой китайской стене и ее подробное описание. Мы проходим через Великую стену в долину. Прибытие в город. Халган и прием посольства в нем. Китайская музыка очень неприятна для слуха. Убранство стола. Как китайцы едят. Какие травы кладутся в китайские супы. Как разрезают мясо в кухмистерских. Что китайцы пьют. Приготовление к постановке спектакля. Начало представления. Пьеса, прославляющая одного из прежних богдыханов. Конец представления и отъезд посла. Прибытие в город Ксантунун. Как посол был там принят. Поездка через многие местечки и деревни и прибытие в город Ксунгунша. Продолжение путешествия. Знаменитый монастырь в Пекинской провинции. Паломничества в него, как они делаются. Что делают жрецы в кумирне. Прибытие в город, где живут только наложницы богдыхана.

Прибытие к Великой китайской стене и ее подробное описание. 27 октября завидели мы по высшим точкам гор несколько сторожевых башен и в тот же день достигли Великой стены, или Цаган Крим ⁷, которая действительно кажется одним из чудес света. Примерно в 50 саженях от нее была долина, с обеих сторон которой были построены форты, или укрепления, из тесаного камня, и от одного укрепления к другому, поперек долины, тянулась стена высотой примерно 3 сажени, с открытым в ней проходом.

Проехав через проход, мы достигли ворот стены. Ворота построены в сторожевой башне высотой примерно 8 саженей, со сводом из тесаного камня и массивными, обитыми железом створками. Сама стена тянется далеко в направлении с востока на запад, пересекает долину и проходит по весьма высоким скалам. Через каждые 500 саженей высоко над этой стеной возвышается сторожевая башня. Основание стены на высоту примерно в [192] сажень сложено из большого тесаного камня, остальная часть — из кирпича и извести. Насколько можно судить, когда-то вся стена была облицована тесаным камнем. За первыми сторожевыми воротами была площадка шириной 100 саженей, и через нее мы попадали к другим сторожевым воротам, от которых в обе стороны опять-таки отходили стены. Стены эти так же, как и первые, шли поперек долины, а на башне тоже, был караул с полусотней солдат. На первой стене помещалась кумирня, на которой развевались желтые вымпелы и флаги богдыхана и идолов. Толщина стены была не меньше 4 саженей, а высота — больше 6. По стене могли ехать в ряд шесть всадников. Стена была в таком хорошем состоянии, как будто была сделана двадцать или тридцать лет назад, нисколько не разваливалась и не была покрыта плесенью или сорняками, как это часто бывает на старых стенах.

Мы проходим через Великую стену в долину. Прибытие в город Xалган и прием посольства в нем. Пройдя вторые сторожевые ворота, мы попали в долину величиной примерно 300 саженей, где увидели несколько больших ив, а по западной стороне у подножия горы — великолепную кумирню. На расстоянии выстрела из мушкета стоит город Халган, окруженный высокой четырехугольной стеной и малолюдный. Меня встретили салютом из трех железных пушек, и здесь, в предместье, я заночевал. Улицы были так полны сбежавшимся народом, что с трудом можно было пробиться. Людей привлекло любопытство, они дивились звукам моих труб и литавр, которые казались им очень странными, так как они ничего подобного никогда не видели и не слышали. Вечером сановник прислал мне привет и приглашение к ужину во дворце богдыхана, где тот останавливался, когда бывал здесь проездом. Придя туда, я встретил помимо сановника также губернатора и главных чиновников города. После того как было выпито несколько чашек чаю, меня угостили прекрасным обедом, да к тому же показали пьесу, сопровождаемую китайской музыкой. Последняя состоит в том, что бьют во всяческие тазы, играют на струнных инструментах. Всем этим создают странный и беспорядочный шум, так что возникает желание бежать. [193]

Убранство стола. Они сидели на сиденьях по двое за каждым столом. Столики из прекрасного дерева были украшены красиво вышитыми шелковыми занавесками и лаками. У китайцев не приняты скатерти, салфетки, ножи, вилки или столовые тарелки; на стол кладутся лишь две маленькие круглые палочки из слоновой кости или черного дерева, которые и составляют все убранство стола. Китайцы умеют так хорошо обращаться с этими палочками, что удивляешься, особенно когда они поднимают ими булавку за головку. Они держат их в правой руке между большим и двумя следующими пальцами.

Вся их еда, как то: супы, рис и жаркое — подается на стол в фарфоровых чашках и никоим образом не на блюдах. Каждый сорт жаркого подается на стол в виде нарезанных мелких кусочков; десерт состоит из печенья и фруктов и подается в маленьких фарфоровых мисочках. [194]

Какие травы кладутся в китайские супы. Супы их необыкновенно вкусны, потому что их приправляют всякими травами и пряностями, такими, как мускатный орех, корица и др. Трава, которую они кладут в суп, растет на приморских скалах и, когда сварена, имеет вид студня, когда же ее высушат, приобретает зеленый цвет и сохраняет его и в супе. Растение это имеет не листья, а усики, которые тесно переплетаются. Оно очень вкусно. Говорят, что это — птичьи гнезда, которые считаются очень полезными для здоровья. Китайцы подают также очищенные креветки и голубиные яйца, причем окрашивают белок в красный или желтый цвет, прекрасную зелень, в особенности очень хороший на вкус и ароматный эндивий, разрезанный на длинные маленькие кусочки, который употребляют в виде гарнира. Китайцам нечему учиться у немецких поваров.

Вместо солонок стоят маленькие мисочки с рассолом, куда макают еду. Так как китайцы не пользуются [195] ложками, то каждый подносит поставленную перед ним чашку с супом ко рту и выхлебывает или выпивает суп, то, что не попадает в рот, он толкает круглыми палочками и делает это очень искусно: ничего не роняет и не пачкает платья. Так как китайцы не пользуются салфетками, у каждого сбоку висит платок, которым они пользуются для того, чтобы вытирать рот.

Как разрезают мясо в трактирах и кухмистерских. В трактире раздатчик становится у стола, ставит перед собой жаркое и в присутствии гостей срезает мясо с костей, разрезает на мелкие кусочки, раскладывает по чашечкам и расставляет на столе. Этот раздатчик не пользуется никакими платками, чтобы вытирать себе руки; он срезает, сколько может, лучшее сваренное мясо с костей, остальное отрывает руками, которые у него так запачканы до локтей, что у присутствующих от одного их вида должен исчезнуть аппетит.

Что китайцы пьют. Они пьют водку, которую называют аракка. Есть у них также сорт вина, называемый тарасу ⁸, его приготовляют из недозрелого риса. После того как это вино простоит год или два, оно приобретает вкус и цвет лучшего рейнского и не уступает ему по крепости; пьют его подогретым.

Приготовление к постановке спектакля. Пока мы сидели за столом, пришел главный распорядитель комедии. Опустившись на колени, он протянул стоявшему рядом со мной сановнику книжку из красной бумаги с черными иероглифами. Перелистав книгу, в которой были записаны пьесы, сановник указал ему, какую он хочет, чтобы была представлена, после чего распорядитель поклонился до земли, встал и велел начинать.

Начало представления. Сначала на сцене выступила красивая женщина, одетая в великолепные парчовые одежды, разукрашенная драгоценными камнями и с короной на голове. Очень приятным голосом со сладкими переливами она стала что-то нараспев [196] говорить, сопровождая пение красивыми телодвижениями и жестами рук, в одной из которых у нее был веер.

Пьеса, прославляющая одного из прежних богдыханов. После того как она ушла, последовало представление об одном из прежних китайских богдыханов, который был верен своей стране и которого поэтому чествуют на театре. Иногда появляется он сам, в роскошной одежде, с чем-то вроде плоского скипетра из слоновой кости в руках; иногда — его офицеры со знаменами, оружием, барабанами и т. д. То и дело их лакеи в забавном платье с курьезно раскрашенными лицами разыгрывали какой-либо фарс. Они очень искусно я остроумно играли свои роли, и представление было не хуже, чем те, что я видел в Европе. И поскольку я мог понять из перевода, игра их была очень смешна, в особенности одного, который, женившись после ухаживания на женщине сомнительной репутации, остался в дураках. Он думал, что она достанется ему одному, другой же прямо у него на глазах сделался ее возлюбленным.

Конец представления и отъезд посла. В этой пьесе они танцуют на свой манер под какую-то музыку и звон. Посмотрев три различные пьесы, около полуночи я попрощался и поехал домой и в тот же день выехал. По плавучему деревянному мосту переехал речку Лунго, текущую с запада на юго-восток в Корейское море.

Прибытие в город Ксантунун. Когда мы прибыли в город Ксантунун, вблизи города Ланья, нас встретили салютом в несколько выстрелов и отвели нам дома в предместье. Сановник прислал мне поклон и приглашение к ужину, и меня в богдыханском охотничьем дворце прекрасно угостили в обществе начальника города я высших чиновников, после чего опять было дано представление. В тот же день мы вблизи города Ланьи переехали реку Ксунго, текущую с запада на восток, и благополучно прибыли на ночлег в город Ксантунун, где меня, как и в городах до этого, сановник угощал вечером ужином с последующим театральным представлением, которое затянулось за полночь. [197]

На другой день мы пересекли болото, через которое был переброшен чудесный многоарочный мост из тесаного четырехугольного камня. Сверху по балюстраде он был украшен разными изображениями, главным образом львов.

Поездка через многие местечки и деревни и прибытие в город Ксунгунша. Далее мы ехали через множество местечек и красивых деревень, очень населенных, где путешественник может достать лошадей и все, что ему нужно. В особенности много здесь встречалось гостиниц, трактиров и чайных. К вечеру мы прибыли в город Ксунгунша. Сановник вновь, как и прежде, пригласил меня к обеду, но так как я проделал тяжелое дневное путешествие и очень устал, то вежливо отклонил его приглашение и остался дома. У себя я наслаждался прекрасными фруктами, которых здесь было много, как то: виноград, лимоны, китайские [198] яблочки, обыкновенные яблоки, груши, каштаны, большие и маленькие орехи и т. д.

Продолжение путешествия. На следующий день мы двинулись дальше на запад и взобрались на высокую каменную гору. Мы миновали монастырь Фугангу с прекрасным фасадом, целиком из тесаного камня. Монастырь казался большим замком или крепостью. Продолжая наш путь на следующий день, поднялись мы по левой, восточной стороне на высокую гору и миновали прекрасный монастырь и множество местечек и деревень.

Знаменитый монастырь в Пекинской провинции. Монастырь в Пекинской провинции весьма знаменит, потому что в нем стоит изображение прежнего китайского императора или идола. К нему из прилежащих деревень и даже от самой великой стены весной стекается множество паломников-крестьян, чтобы вымолить хорошее лето; осенью же паломники приходят пешком поблагодарить за хороший урожай. Приходят целыми деревнями, семьями, мужчины и женщины и их священники. Женщины, одетые во все лучшее, едут верхом на ослах. Священники несут частью раскрашенные, частью литые из металла изображения идолов; некоторые крестьяне несут нечто вроде длинных труб, другие — флейты, барабаны и тазы, при помощи которых они производят невероятный шум.

Что делают жрецы [в кумирне]. Позади [процессии] идет лама, или языческий жрец. Спереди у него привязана корзина, в которой он несет сложенные треугольником бумажки. Некоторые из них позолочены, другие посеребрены, и лама примерно в 100 саженях от монастыря разбрасывает их по дороге в честь чудотворных идолов. Другой лама несет зажженные курительные свечи. Все пришедшие остаются в монастыре несколько дней и проводят время в молитве и всякого рода занятиях.

Прибытие в город, где живут только наложницы богдыхана. Далее мы проследовали через город, где не живет никто, кроме наложниц [199] богдыхана и их свиты, и где богдыхан отдыхает по нескольку дней, когда выезжает на охоту. Город невелик, но в нем построено много дорогих каменных дворцов, крытых красной черепицей, пагод и храмов. Он окружен высокой каменной стеной. На расстоянии примерно в три пушечных выстрела от города, в горах, к западу, имеется источник, вода в котором кипит, и поэтому здесь устроены теплые бани.

Адам Бранд

Вечером 27 октября достигли мы знаменитой Великой китайской стены. Высота ее 4 сажени, а ширина такова, что семь-восемь человек могут ехать по ней верхом в ряд. Длина ее 300 немецких миль, а если бы ее протянуть по ровному месту, то длина была бы 400 миль, потому что стена во многих местах идет через невероятно высокие скалы и пики. Через каждые четверть мили стоит сторожевая башня. Мы проехали через ворота, стены у которых по большей части развалились, а на расстоянии примерно выстрела из мушкета — через другие ворота. Это место напоминает круглый двор. Нас снова провели через двое ворот. Этими стенами была окружена довольно большая плошадь. Вверху, над первыми пройденными нами воротами, была сторожевая башня, где, как нам сказали, день и ночь стоят караулы. Такая же башня с караулом примерно до двадцати человек была и над последними воротами. В одной версте от стены, по левую руку от нас, мы прошли мимо города Халгана. Он окружен красивой каменной стеной. Здесь мы впервые увидели китайских идолов. Поразительно, какие разнообразные кумирни у китайцев и не только в городах и деревнях, но и на высоких горах, куда едва может взобраться человек.

На расстоянии эти кумирни выглядят очень красиво; изображения же идолов настолько отвратительны и страшны, что самый искусный живописец не мог бы сделать их более отталкивающими. Они обычно сделаны из дерева и глины, иногда богато позолочены. Во всех кумирнях есть идол с горящим взглядом и скипетром в руках, которого они особенно почитают и зовут богом [200] войны. Около идолов стоят большие и маленькие барабаны, в которые бьют во время богослужения.

Ночь мы провели в предместье Халгана. Как только мы прибыли, на улицах предместья, по которым мы шли, появились различные музыканты, игравшие кто на дудках, кто на других инструментах, вроде больших и маленьких медных тазов. Они наигрывали какие-то мелодии, и инструменты их звучали очень печально.

(Вечером адогеда пригласил господина посла на ужин, во время которого играли китайскую пьесу. Комедианты были высланы из столицы Пекина навстречу послу. Нас очень удобно посадили и угостили подогретым напитком под названием «тарасун», который делается из риса. Представление было интересным, так как актеры принимали такие красивые позы и делали такие мины, как будто они были чистокровными немцами. Содержание этой любовной пьесы было следующее: отец хотел женить сына на одной женщине, но у этой женщины было слишком много любовников и шут в качестве сводника, который за свои труды тоже жил с ней, так что из этого сватовства ничего не вышло. Эту пьесу было очень весело смотреть, представление шло вперемежку с клоунадой. Их костюмы были сделаны из красивого шелка, богато вышитого золотом. Они десять раз переодевались, что вызывало восхищение.

28 октября проехали мы мимо одного китайского города, а к вечеру прибыли в город Ксантунун, где губернатор угостил господина посла не только великолепным обедом, но и устроил прекрасное театральное представление. Дом губернатора весь был украшен прекрасными тканями, а столы для гостей и стоявшие на них парадные блюда были поистине царскими. Господин посол, адогеда и губернатор — каждый сидел за своим отдельным столом, мы же, служащие, сидели все рядом за одним столом. Нам приносили приготовленные блюда одно за другим, но не уносили ни одного, пока обед не кончился. Этот банкет состоял из восьми блюд, и, как только приносили новое блюдо, выходил главный повар и громко приглашал выпить. Затем адогеда протягивал свои палочки для еды по направлению к господину послу и к нам, и это было знаком начинать. До обеда выступил [201] мальчик лет десяти, который сначала делал всякие ловкие упражнения на ковре, а потом взошел на подмостки, где за его спиной поставили семь фарфоровых чашек. Он, не оборачиваясь, перегибался, брал одну чашку за другой ртом и ставил их на другую сторону стола. Потом, держась только рукой о стол, он поднял губами три чашки. Далее, держа руки за спиной и вверх, он взял две, потом еще две, и затем все семь чашек снова были поставлены за его спиной, а он, встав по-лягушачьи, поднял их одну за другой. Когда он взял последнюю, его вынесли в такой позе.

После этого весь вечер длилось представление любовных эпизодов. Наконец вышел актер, переодетый тигром, и этим закончились представления и ужин. Банкет длился более трех часов. Прежде чем принесли сладости, адогеда пригласил господина посла прогуляться, однако же один из людей адогеды заметил, что должны подать десерт, и доложил об этом своему господину, [202] который тогда попросил господина посла остаться, и они пробыли за столом еще два часа. Комедианты (которые восемь раз переодевались в очень дорогие платья, украшенные золотыми фигурами) старались сверх всякой меры, чтобы мы не скучали.

29 октября завидели мы город Хиндихи. До сих пор во всех городах господина посла принимал губернатор, и почести, которые ему повсюду оказывали, не поддаются описанию. Короче говоря, ему оказывали все любезности, какие только могли придумать. В тот вечер в городе играли комедию, для чего был специально построен театр. В этом городе мы видели также в одной из кумирен богиню с семьюстами руками. Она была высечена из глыбы камня 8 саженей высоты. Мы и до этого по дороге встречали много кумирен с разными богами, у которых было самое богатое убранство, но отталкивающая внешность. И здесь, на высокой скале, у монастыря Фугангу была построена кумирня.

30 октября до обеда нам повстречалась большая толпа народа. Все веселились, свистели, играли и живо били в барабаны и тазы. (Двое при этом несли идола.) Когда адогеду спросили, куда направляется эта громадная процессия, он объяснил, что они идут в кумирню для отправления богослужения.

Далее прошли мы большой город, называемый Красным городом, где живет сестра богдыхана и где были могилы ханов. Этот город лежит непосредственно у Великой стены. Ночью нам пришлось довольствоваться ночлегом в деревне.

31 октября рано утром адогеда уведомил господина посла, что он не сможет ехать с ним, и попросил посла выехать вперед, сказав, что вскоре он последует за ним.

Едва мы проехали 3 — 4 часа и достигли кумирни, нас встретил дворецкий адогеды и просил господина посла немного подождать, ибо должен был подоспеть адогеда.

В ожидании его мы заглянули в кумирню и осмотрели ее достопримечательности. В это время в кумирню вошло трое других людей, посланных адогедой впереди себя. Они простерлись ниц сначала перед изображением в середине храма и несколько раз ударились лбом о [203] землю, потом приблизились к двум стоящим по обеим сторонам идолам и сделали то же самое.

Еще до обеда прибыли мы в город Ксанголе, где господина посла встретил губернатор и угостил прекрасным обедом. Ночью нас расквартировали в одном из предместий.

1 ноября уже в другом городе господина посла принял, как и всюду, губернатор и угостил обедом, на ночь же нас опять разместили в предместье.

Где бы мы ни проходили, повсюду было множество повергавших нас в удивление пагод и кумирен, где китайцы весьма униженным образом поклоняются самым отвратительным дьявольским рожам. [204]

Глава

XIV

Избрант Идес

Прибытие в город Киксу. Прибытие в город Тунчжоу, где посла принимает губернатор города. Описание города Тунчжоу. Его многолюдность и процветающая торговля. Описание джонок, или китайских судов. Рынок фарфора в Тунчжоу. Прибытие в окрестности Пекина. Роскошные загородные дома. Каменные сторожевые башни. Описание местности. Хорошие дороги. Въезд в Пекин. Встреча посла сановниками. Сколько длилось путешествие. Вице-король принимает и угощает посла. Церемонии по этому случаю. Приготовления к публичной аудиенции у богдыхана. Прибытие посла ко двору богдыхана. Аудиенция у богдыхана. Приглашение на обед к богдыхану. Как был накрыт стол богдыхана. Посла приближают к трону богдыхана. Он и его свита садятся обедать. Как китайцы сидят за столом. Богдыхан посылает блюда со своего стола. Богдыхан спрашивает посла о его знании языков. Иезуиты при дворе. Беседа посла с иезуитом. Посла приглашают приблизиться к богдыхану. Расспросы богдыхана о важнейших странах Европы. Угощение посла и его свиты особым напитком, чем и закончился обед.

Прибытие в город Киксу. После того как прошли через множество местечек и городов, мы прибыли на следующий день в город Киксу. Здесь горы как на западе, так и на востоке начинают исчезать, но на юго-востоке и на западе над горами еще была видна Великая стена. Мы перешли реку Ксангу по каменному мосту и той же ночью отдыхали в городе Ксанголе.

Прибытие в город Тунчжоу ⁹, где посла принимает губернатор города. 2 ноября прошли мы через множество местечек и деревень, по каменному мосту пересекли речку Тунхэ и прибыли в большой город Тунчжоу, изображенный на прилагаемой гравюре. Он защищен стеной и лежит на реке Тунхэ. [205]

Вблизи упомянутого моста приветствовал нас губернатор города, прибывший с главными чинами города и большой свитой на лошадях нам навстречу. Губернатор принадлежал, как мне сказал сановник, к высшей аристократии и был монгол, или восточный татарин, по рождению и оказался очень воспитанным и красивым человеком. Он пригласил меня вместе с сановником к обеду и великолепно угостил нас.

Описание города Тунчжоу. Его многолюдность и процветающая торговля. Город Тунчжоу велик, многолюден и полон лавок, ибо отсюда идет торговый путь в Японию, в Нанкинскую провинцию и Корею. На реке и на берегу было много джонок. Множество было также джонок, принадлежащих императору, богато украшенных лепной работой, с галереями и окнами вокруг судов. На этих судах ежегодно выезжают высшие сановники к месту службы, а когда их увольняют, они на этих же судах возвращаются. В джонках, лежащих на берегу, люди живут зимой, как в домах, хотя зимы там настоящей почти нет, река никогда не замерзает, и лишь у берега образуется кромка льда.

Описание джонок, или китайских судов. Джонки — довольно большие, крепко сбитые суда. Еще на верфях их шпаклюют, но не смолой или дегтем, а особой глиной, которую смешивают с каким-то веществом. Когда эта смесь высохнет, она оказывается более плотной и крепкой, чем смола. Мачты на судах делают из особого вида бамбука, полого внутри, но, несмотря на это, очень крепкого. Иногда же видишь мачты толщиной с талию человека. Паруса плетут из какого-то вида тростника. Когда их спускают, то свертывают и складывают один на другой, как знамена, что прямо удивительно. Буг, или передняя часть судна, совершенно плоский, сделан аркой и очень удобен для мореплавания. По словам жителей, в такой джонке за три или четыре дня при попутном ветре они могут достичь Корейского моря, а оттуда в четыре или пять дней опять-таки при благоприятном ветре — Японского государства.

Рынок фарфора в Тунчжоу. Осматривая город, я проехал через фарфоровый рынок и на нем [206] видел выставленный там штабелями лучший в мире фарфор. В этом же городе я видел много пагод, или кумирен, и монастырей. После того как мы переночевали в предместье и привели все в порядок, выехали на следующий день дальше, в предместье Пекина, где должны были провести последнюю ночь.

Прибытие в окрестности Пекина. Роскошные загородные дома. Около десяти часов утра подошли мы на расстояние в полмили от Пекина. Мы ехали мимо роскошных загородных домов, принадлежавших мелким и крупным чиновникам. Выстроены они по обе стороны дороги. Перед ними устроены канавы для стока воды, а через них переброшены каменные мостики. Сады по большей части огорожены каменными стенами и украшены высеченными из камня воротами и беседками. Главные аллеи с обеих сторон обсажены кипарисами и кедрами. Все это создавало прекрасную перспективу и ласкало глаз. Ворота лучших из этих домов были оставлены открытыми, что, я полагаю, было сделано намеренно ради меня. Загородные дома тянулись по обеим сторонам дороги вплоть до самого Пекина.

Каменные сторожевые башни. На пути от Великой стены до Пекина через каждую четверть часа попадается каменная сторожевая башня. На башнях по пять-шесть солдат. И днем и ночью над ними развеваются желтые флаги и вымпелы богдыхана. В том случае, если появится враг с востока, на башнях зажигают сигнальный огонь, этот знак тревоги спешно передается с одной башни на другую, так что через несколько часов об этом узнают в Пекине.

Описание местности. Земля округа Ланья до сих пор была ровной и хорошо обработанной, на ней росли рис, ячмень, просо, овес, горох, бобы и т. д. Ржи здесь не видно совсем.

Хорошие дороги. Дороги повсюду очень широкие и прямые и поддерживаются в хорошем состоянии. Если на них окажется хоть один камень, специальные люди сразу же отбрасывают его в сторону. Во всех деревнях стоят наполненные водой ведра, чтобы поить верблюдов и ослов; удивительно, до какой степени большие [207] дороги кишат проезжими и повозками, как на главной улице города.

Въезд в Пекин. Я послал караван и все дорожное имущество в Пекин впереди себя. Спустя час я совершил торжественный въезд в город с приданным мне конвоем и форейторами в составе 90 человек, в сопровождении казаков, которые оттеснили от ворот собравшуюся и загородившую все улицы толпу, чтобы я мог беспрепятственно въехать в столицу. Кроме того, при нас были также так называемые боши, или провожатые ¹⁰, так же как специально приставленные богдыханом различные чиновники, у которых было достаточно хлопот, чтобы обеспечить нам свободный проезд, так как китайцы очень любопытны.

Встреча посла сановниками. Вблизи Посольского двора ¹¹ меня встретили и приветствовали несколько назначенных для этого сановников, на улице же, перед Посольским двором, с обеих сторон выстроились солдаты. Проехав сквозь их строй, я прибыл в предназначенные для меня апартаменты, где ежедневно меня и мою свиту снабжали всяческой едой и питьем. Здесь каждое утро мы возносили хвалу господу богу за то, что он после такого долгого и утомительного путешествия, длившегося год и восемь месяцев, привел нас к желательному месту живыми и здоровыми, кроме одного человека.

Вице-король принимает и угощает посла. Отдохнув три дня, мы стали ждать, когда богдыхан соизволит дать мне аудиенцию. По обычаю их земли в этот день от богдыхана пришло повеление явиться к нему откушать устроенный в нашу честь обед. Я должным образом приготовился и в сопровождении нескольких присланных за мною знатных сановников отправился во дворец, где меня приняли и любезно приветствовали дядя богдыхана, он же и вице-король Сунгут дориамба ¹², и четыре знатнейших вельможи государства.

Были разостланы ковры, на которых я уселся с ними; вице-король обратился ко мне от имени богдыхана и сказал, что его господин и повелитель, богдыхан, чествует меня этим угощением и что, хотя он сам теперь не [208] может присутствовать, я должен принять этот знак расположения как приветствие после такого долгого путешествия. После этого принесли холодные закуски, как то: жареных гусей, кур, свинину и баранину, а также разные фрукты, сладости и печенье. Для меня одного был накрыт стол в локоть длиной и шириной, где блюдо стояло на блюде и все из серебра, а блюд этих я насчитал более семидесяти.

Церемонии по этому случаю. Затем подали чай и меня угостили рейнским вином и тарасуном. Вице-король и другие вельможи наслаждались курением табака из трубок. Вице-король самым изысканным образом обратился ко мне, сказав, что я должен принять это угощение ка.к знак расположения богдыхана и что через несколько дней мне предстоит явиться к нему на открытую аудиенцию с верительными грамотами их царских величеств. Выслушав это, я встал, поблагодарил за богдыханскую милость и вернулся на Посольский двор.

Приготовления к публичной аудиенции у богдыхана. 12 ноября вице-король прислал ко мне нескольких сановников сообщить, чтобы я рано утром следующего дня явился во дворец с верительными грамотами их царских величеств. Для этого я сделал нужные приготовления. Утром, около восьми часов, пришли трое знатных сановников уведомить меня, что наступило время явиться к богдыхану. Они были не по-обычному, а роскошно одеты в парчовые халаты. У одних на халатах были вышиты золотом драконы, у других — львы, у третьих — тигры и журавли на груди и на спине ¹³. Они привели с собой пятьдесят лошадей для моей свиты, и я таким образом с почетом, как принято в Европе, отправился с верительными грамотами их царских величеств и кое-какими подарками во дворец.

Прибытие посла ко двору богдыхана. Прибыв к первым дворцовым воротам, увидел я колонну с несколькими высеченными на ней иероглифами. Мне сказали, что, согласно их обычаю, здесь надо спешиться и дальше через пять других ворот или площадей идти пешком. В шестом дворе я увидел большое число сановников, которые были одеты в великолепные [209] вышитые платья, предназначенные специально для появления перед богдыханом; сановники ждали меня.

Аудиенция у богдыхана. После того как мы обменялись несколькими взаимными любезностями, на трон поднялся богдыхан, вслед за чем я передал ему грамоту от их царских величеств и после короткого приветствия и поклонов был вновь отпущен.

Приглашение на обед к богдыхану. 16-го числа того же месяца несколько сановников передали мне, что меня приглашают к столу богдыхана. Вследствие этого утром я вместе с присланными по этому поводу сановниками и свитой из знатнейших вельмож отправился верхом во дворец. В шестом дворе опять стояли выстроенные рядами вельможи и сановники в своих лучших одеяниях; вскоре после этого пришел приказ войти в тронный зал. Как только я вошел, богдыхан поднялся на стоявший на возвышении трон. При нем было несколько человек, весьма приятно игравших на флейтах, и двенадцать телохранителей с золочеными, но тупыми алебардами, на которых висели хвосты тигров и леопардов. Как только богдыхан сел, флейты умолкли, и телохранители расселись, с обеих сторон трона, поджав под себя ноги.

Как был накрыт стол богдыхана. На столе богдыхана стояли холодные закуски, фрукты и сладкое печенье. Все это было на серебряных блюдах, покрытых желтой камкой. Вице-король, дядя короля, и двое других знатных вельмож стояли с обеих сторон богдыхана, меня же поместили по правую сторону от трона, примерно в четырех саженях от богдыхана.

Посла приближают к трону богдыхана. Он и его свита садятся обедать. Богдыхан, пристально посмотрев на меня, приказал вице-королю пододвинуть меня ближе к трону, вице-король, на коленях выслушав приказ, подошел ко мне, взял меня за руку и посадил за две сажени от богдыхана, а вслед за тем моя свита была размещена за мной, примерно на шесть саженей ниже. Справа от меня сидели главные вельможи, слева — дядя богдыхана, во второй раз [211] богдыхан послал вице-короля ко мне, чтобы с величайшим уважением справиться о здоровье их царских величеств, на что я дал положенный ответ. После этого богдыхан велел снять желтое камчатное покрывало со стола и повелел есть, для чего одному мне был накрыт стол.

Как китайцы сидят за столом. Другие же вельможи и сановники, числом не менее двухсот, сидели в соответствии их рангу на своих местах, по двое за одним столом, на персидский манер, с поджатыми под себя ногами, с чем и я должен был примириться, как точно показано на приложенной гравюре.

Богдыхан посылает блюда со своего стола. Богдыхан прислал мне со своего стола жареного гуся, молочного поросенка и седло жирного барашка, а вскоре после этого несколько блюд с фруктами и питье в чаше, выглядевшее как суп из фасоли. Именно так выглядит заваренный чай с подболтанной к нему поджаренной мукой и коровьим маслом.

Богдыхан спрашивает посла о его знании языков. Иезуиты при дворе ¹⁴. После того как я с должным уважением это принял, богдыхан прислал вице-короля с вопросом, какие европейские языки я знаю. На это я ответил, что говорю по-московски, по-немецки и по-голландски, а также немного по-итальянски. После этого он послал несколько служителей в задние помещения дворца, откуда тотчас же появились трое иезуитов, которые приблизились к трону. После того как они стали на колени и поклонились богдыхану, он велел им встать. Один из них был патер Иоаннес Франциск Жербийон, француз по рождению; двое же других — португальцы, из которых один звался Антони Томас.

Беседа посла с иезуитом. Богдыхан приказал патеру Жербийону подойти ко мне и сказать мне что-то; тот подошел и, обратившись ко мне на итальянском языке, спросил от имени богдыхана, сколько времени отнял у меня путь из Москвы в Пекин и как я ехал: в повозке, верхом или водой. На это я ему обстоятельно ответил, вслед за чем он отправился к богдыхану и [213] передал ему все, что от меня слышал. В ответ богдыхан сказал «Гова, гова», т. е. хорошо, хорошо.

Посла приглашают приблизиться к богдыхану. Вслед за тем богдыхан вновь прислал ко мне вице-короля с милостивым приказанием, чтобы я поднялся к трону и предстал перед ним. Выслушав это, я встал, вице-король взял меня за руки, повел вверх по шести ступенькам и посадил за стол прямо против богдыхана. После того как я выказал ему знаки моего нижайшего почтения, мы опять продолжали разговор через иезуита Иоаннеса Франциска Жербийона.

Расспросы богдыхана о важнейших странах Европы. Тот вновь спросил меня, как и прежде, сколько времени я был в пути, каким способом я путешествовал, под каким градусом лежит Москва, как далеко от нее отстоят Польша, Франция, Италия, Португалия и Голландия. На все эти вопросы я дал, насколько я мог заметить, полностью удовлетворившие его ответы.

Угощение посла и его свиты особым напитком, чем и закончился обед. Затем богдыхан велел подать себе золотую чашу, наполненную напитком, который татары зовут кумыс и который, по словам слуги, является водкой, перегнанной из кобыльего молока. Эту чашу богдыхан передал стоявшему ближе всех к нему вице-королю и велел ему передать ее мне. Я принял ее почтительно и, отведав напиток, вернул чашу. После этого богдыхан велел моей свите приблизиться примерно до 3 саженей от него и угостил ее тем же напитком. После того как это было сделано, я поблагодарил богдыхана и поклонился на европейский лад. Вице-король взял меня за руку, повел обратно на место, где я сидел ранее, и, после того как я просидел еще с четверть часа, мне было указано встать. [214]

Адам Бранд

2 ноября прибыли мы в большой, лежащий на реке город Тунчжоу. Губернатор принял посла должным образом и пригласил его к обеду. После обеда он проводил господина посла по городу, ночь же мы провели в следующей слободе у богдыханского города Пекина. В этом городе большое движение судов и большой подвоз фарфора, и здесь все дешевле, чем в Пекине. Употребляемые китайцами на судах паруса складываются, как у нас складываются веера.

3 ноября около полудня совершили мы в полном параде наш въезд в долгожданную богдыханскую столицу Пекин, где нас поместили да обычном Посольском дворе. Улицы, по которым мы шли, кишели народом, поднявшим такую пыль, что почти ничего не было видно.

12 ноября господину послу дали знать через адогеду и его коллегу, чтоб он явился со своими верительными грамотами и подарками утром ко двору и что его допустят к аудиенции, для чего будет прислано тридцать лошадей. Адогеда спросил господина посла, кто будет нести подарки. На это посол ответил, что их будут нести главные из казаков. Китайцы желали, чтобы подарки несли начальные люди или чины посольства; посол отклонил это и сказал, что, поскольку подарки привезены для передачи издалека, он передаст их своими руками, и это удовлетворило китайцев. Они просили также, чтобы подарки были красиво покрыты чем-либо.

После того как все это было кончено, сановник подал испанское вино и посол предложил выпить за здоровье доргамбы (один из главных вельмож государства). Каждый из них с удовольствием выпил свой бокал до дна, хотя, когда они до того бывали у господина посла, они ничего не пили.

14 ноября господин посол сам вручил свои верительные грамоты. Оба адогеды доставили посольство ко двору в следующем порядке.

Сначала шло пятнадцать человек с подарками, целовальник — русский купец, заведовавший подарками; далее русский подьячий, державший в руках верительные грамоты его царского величества; за ним господин посол с адогедами и, наконец, чины посольства.

Когда мы прибыли во дворец, нам пришлось сойти с [215] коней и идти далее пешком. Сначала прошли мы длинные сводчатые ворота и попали на большой и широкий двор. К другим воротам нас повели через красивый каменный мост длиною в 50 и 60 шагов, с перилами с обеих сторон, высотой в половину человеческого роста, украшенными многими фигурами; пройдя эти ворота, мы оказались в другом, длинном и широком, дворе. У ворот высились два высоких столба, украшенных красивыми изображениями. Отсюда нас повели к третьим воротам, где стояло два стола. Каждый двор был более 100 саженей в длину и в ширину. Как только мы достигли этого двора, адогеда пригласил посла опуститься на землю, подложив под себя подушку. Едва успели это сделать, как вышли четверо сановников, повелевающих всем государством, — доргамба, аскамба, алигамба и адогеда ¹⁵, — первенство среди которых принадлежало доргамбе. После того как верительные грамоты для богдыхана были переданы, подарки были доверены адогеде, который разложил их на обоих столах. Когда это было сделано, доргамба и другие сановники подступили с обеих сторон к господину послу, поздравили его и жали ему руки. Доргамба, произнеся несколько слов по поводу нашего благополучного прибытия, спросил о здоровье его царского величества, обещая немедленно передать грамоты богдыхану. Он сказал, что в самые ближайшие дни на них будет дан ответ, и далее объявил, что богдыхан велел давать господину послу и приданной ему свите для ежедневного пропитания следующие продукты: господину послу — двух баранов, гуся, трех кур, три рыбины, большую меру муки, такую же меру рису, два фунта масла, две пачки чаю, соли и т. д. и два штюбхена ¹⁶ тарасуну и т. п. Начальные же люди или чины посольства и другие служащие получали прежнее содержание с придачей лишь масла, муки и тарасуна.

Как только господин посол откланялся, адогеда и его товарищ пошли провожать его до дома. Через три часа младший адогеда вновь пришел к послу и объявил ему, что наверху, во дворце, очень радуются царским письмам. Он получил приказ от богдыхана, чтобы посол и начальники пришли к нему и ели бы с его стола. Тут же на двор были приведены лошади и младший адогеда прибавил: такой чести богдыхан не оказывал еще ни одному послу, так как не было еще случая, чтобы богдыхан [216] тотчас после передачи верительных грамот прислал приглашение есть со своего стола.

Как только мы прибыли на двор, где были отданы верительные грамоты, адогеда пригласил господина посла сесть. Через некоторое время прямо от богдыхана пришли те же четыре упомянутых выше сановника и самым дружеским образом приветствовали господина посла. Сразу же после этого внесли четыре маленьких стола, два из которых, покрытые поставленными друг на друга сорока серебряными чашечками со всякого рода сладостями, поставили перед господином послом. Другие же два стола, на которых также были сладости и миска с вареной холодной бараниной, достались нам. После еды нам подали в деревянных чашках сваренный на молоке чай, при получении и возвращении которых мы должны были делать поклон. Когда мы наконец поднялись, то все оставшиеся сладости с обоих столов господина посла были переданы его людям, чтоб сохранили для него. Сладости же с нашего стола были поделены между казаками, так как у нас самих не было во что их положить.

16 ноября доргамба прибыл к послу с визитом. Его сопровождало множество людей, в том числе оба адогеды. Слух его услаждали приятной музыкой, которая ему очень понравилась. После того как доргамба немного поел, господин посол преподнес ему следующие подарки: большое зеркало в черной деревянной оправе, малое зеркало, круглое зеркало в золоченой раме, двое часов малых, двадцать кусков позолоченной кожи, различные медные изделия, шесть хрустальных бокалов, большой флакон в футляре, трех пегих английских догов, черную собаку, натасканную для охоты с ружьем, штуку голландского полотна, четыре кружевных носовых платка, а также некоторые сибирские товары: соболя, черные лисицы, горностаи, моржовые клыки.

Все эти подарки доргамба с благодарностью принял.

17 ноября господина посла вместе с четырнадцатью главными чинами посольства доставили к богдыханскому столу в сопровождении двух придворных, у которых были богдыханские гербы на груди и на спине (в соответствии с рангом у некоторых придворных был на платье бордюр из львов, у других — из тигров). Только мы удалились от нашего посольского двора на расстояние выстрела из мушкета, как нас догнал адогеда со своим [217] товарищем и проводил до самого дворца. Недалеко от него нам предложили сойти с лошадей и идти дальше пешком. Как только мы оказались на том дворе, где мы отдали верительные грамоты его царского величества, адогеда велел принести господину послу и другим чинам посольства сиденья, чтобы мы немного отдохнули, однако тут же появились четверо сановников от богдыхана. Они приветствовали господина посла и спросили, умеет ли он говорить на латинском языке.

Получив отрицательный ответ, они спросили, есть ли среди чинов посольства кто-нибудь, кто мог бы поддерживать разговор по-латыни. Когда мы ответили, что один из нас знает латинский язык, но не так уж в совершенстве, они ушли, чтобы доложить об этом. И так мы сидели четыре-пять часов, пока не объявили, что настало время войти наверх. За это время адогеда не раз угощал нас чаем на молоке. Не раз пересчитывали нас их знатнейшие сановники и переписывали наши фамилии. Когда же наконец адогеда получил распоряжение вести нас наверх, нам пришлось пройти еще трое ворот и три больших двора, из которых наиболее замечательными были одни ворота. Нам пришлось во дворе пройти через мост, построенный из белого, как алебастр, камня, под которым текла вода, — это был рыбный пруд богдыхана, больше похожий на речку, так как, извиваясь подобно змее, этот пруд идет вокруг всего дворца; он пересечен несравненными арками.

Когда мы прибыли в зал, где находился трон богдыхана, оба адогеды посадили посла сбоку, вблизи трона. Здесь же, по обеим сторонам, стояло более трехсот придворных, которых мы узнали по гербам на груди и спине. Прямо против этого зала находилась кумирня богдыхана великолепной архитектуры. Зал, в котором господина посла допустили к аудиенции, был очень высок и украшен всяческими фигурами из мрамора. Отсюда была видна площадь. На ней находилось много зданий, в которых по большей части жили женщины и евнухи, прислуживавшие наложницам богдыхана.

Господина посла посадили сбоку от богдыханского трона, нас же — на 4 сажени позади него; с правой стороны, прямо напротив господина посла, сели четыре упомянутых сановника. С обеих сторон трона стояло примерно сорок человек с длинными пиками и бердышами. [218]

После того как мы немного посидели, сначала принесли и поставили на стол перед богдыханом всяческие сладости в поставленных друг на друга чашечках из чистого золота; потом принесли сладости: на двух столиках для этих четырех сановников, на столике — для господина посла, нам же — в серебряной посуде на столике на троих. Среди этих сладостей были виноград, яблоки, груши, каштаны, апельсины, лимоны и т. д. Китайцам же, примерно ста человекам, принесли каждому по маленькому столику со всяческим мясом.

Как только богдыхан принимался есть, мы все делали поклоны и потом ели то, что было поставлено перед нами. После продолжавшегося около трех часов обеда богдыхану принесли две большие чаши с вином, после чего он попросил господина посла подняться к его трону, куда его и подвели доргамба и другой сановник. Как только он поднялся к трону, доргамба передал ему одну из этих чаш с вином с четким приказанием отдать головой поклон и выпить чашу до дна.

Пока это происходило, к богдыханскому трону провели двух иезуитов, которые так и остались стоять у трона. Получив приказ, они обратились к господину послу по-латыни. Когда он ответил по-итальянски, что он не говорит по-латыни, один из этих патеров перешел на итальянский язык и говорил о многих вещах, в особенности же он выспрашивал господина посла, как давно он из Москвы. Как только господин посол ответил, вышеупомянутые сановники отвели его с трона на прежнее место.

Затем другие сановники проводили нас к трону богдыхана, каждому в отдельности подавалась золотая чаша с вином, принимая которую, мы отбивали головой поклоны, после чего нас отводили на прежнее место.

Вскоре перед нами поставили деревянные чашки со сваренным на молоке чаем, а потом подали чай китайцам. Принимая и возвращая его, мы должны были опять отвешивать головой поклоны.

Наконец столы были убраны, нас вывели из зала и поставили в стороне. После того как мы так постояли некоторое время, оба адогеды сделали господину послу знак следовать за ними и отвели нас в сторонку, чтобы мы не видели, как богдыхан сходит с трона. Богдыхан — монгол, или восточный татарин, с коричневым цветом лица, примерно 45 лет от роду. [219]

Глава

XV

Избрант Идес

Богдыхан поднимается со своего трона и велит расспросить об одном иезуите. Посол кое-что сообщает о нем и возвращается в свою резиденцию. Описание дворца и трона. Описание большого зала. Где стоит трон, его величина, ступеньки к нему, перила. Трон богдыхана. Внешность самого богдыхана. Его одежда. Молчание и воспитанность за столом. Два сановника приходят по поручению богдыхана. Они ведут посла в увеселительный дворец. Прием и угощение посла в этом дворце. Представление и разного рода удивительные фокусы. Подробное описание их. Китайский театр. Ловкие трюки двух китайских девушек и двух мальчиков. Богдыхан уезжает на охоту на тигров. Вице-король приглашает посла в гости. Убранство стола. Стулья в татарском стиле. Чаепитие. Разнообразие блюд. Театральное представление. Жена и дочь вице-короля. Званый обед у государственного казначея. Роскошное убранство зала. Казначей провожает посла по городу. Богдыханская аптека. Галантерейная лавка. Красивый сад при доме и золотые рыбки. Рынки и лавки. Рыбный рынок. Рынок дичи. Ежегодный китайский праздник, длящийся три недели, и торжество при его начале. Процессии с идолами. Громадное скопление народа, в особенности женщин. Богдыхан назначает послу прощальную аудиенцию до рассвета. Угощение на третьем дворе. Герольд богдыхана и его призывы. Барабанный бой и другая музыка у богдыхана. Посла подводят ближе к богдыхану. Посла угощают чашкой кофе, после чего он прощается. Телохранители богдыхана. Их одежда и оружие. Белые лошади, слоны и их убранство. Башни на спинах слонов. Повозка, запряженная слоном.

Богдыхан поднимается со своего трона и велит расспросить об одном иезуите. Посол кое-что сообщает о нем и возвращается в свою резиденцию. Богдыхан поднялся и, приветствуя меня, сошел с трона и через выход налево от трона покинул зал ¹⁷. Выходя, богдыхан послал ко мне вице-короля и велел ему спросить [220] меня, не было ли у меня каких-либо известий из Европы о некоем патере Гримальди, который был послан туда по поручению богдыхана. Я ответил, что перед отъездом из Москвы я слышал, будто бы он прибыл в Смирну в сопровождении двадцати пяти человек свиты и намеревался продолжать свой путь через Персию в Индию. Тогда он заметил, что Гримальди прибыл здоровым в город Гоа, в Индии, и предполагал возвратиться в Китай и что прошло уже семь лет, как он из Китая уехал. Вслед за этим я распрощался с богдыханом и вернулся в свою резиденцию.

Описание дворца и трона. Что касается дворца, то все, что я успел приметить в нем, я сообщу в другом месте. Здесь же я расскажу о внешнем виде дворца и трона, на котором сидел богдыхан. Дворец представляет собой четырехугольное здание длиной в два раза больше, чем в ширину, построенное из обожженного кирпича и покрытое желтой глазурованной черепицей, с коньками в виде львов, драконов и других фигур. Высота дворца до крыши примерно 8 саженей. Вход в парадный зал начинается с крыльца, за которым следует вестибюль с окнами, скорее маленькими отверстиями, заклеенными бумагой вместо стекол.

Описание большого зала. В обоих концах зала было две двери, а над каждой из них — деревянные резные украшения в виде короны, богато позолоченные. В этом зале не было потолка или свода и стены подымались прямо к крыше, которая была покрыта панелями, богато расписанными и украшенными лаком и позолотой. В зале было двенадцать столбов, тоже с росписью и позолотой. Длина зала была примерно 30 саженей, а ширина — 10 саженей, пол, по татарскому обычаю, был покрыт войлоком, украшенным листьями и фигурами.

Где стоит трон, его величина, ступеньки к нему, перила. Трон, обращенный к востоку, стоял против входа, у задней стены и, по-видимому, имел 3 сажени в ширину и столько же в длину. Спереди к нему с обеих сторон вели крылечки по шесть ступенек каждое, украшенные растительным орнаментом, а на перилах были литые позолоченные украшения из [221] листьев. По правой и левой сторонам от трона были сделаны перила также из литого, богато позолоченного материала, как некоторые говорят, из чистого золота, другие — из позолоченного серебра.

Трон богдыхана. В середине возвышения наподобие алтаря, с двухстворчатыми дверями стоял на локоть от земли покрытый черным собольим мехом трон богдыхана, на котором он сидел с поджатыми под себя ногами.

Внешность самого богдыхана ¹⁸. Что касается самого богдыхана, то это государь в возрасте примерно пятидесяти лет, среднего роста, благообразный, с большими черными глазами, с немного кривым, бугристым носом, свисающими черными усами, почти безбородый, с изрытым оспой лицом. [222]

Его одежда. Одежда его состояла из обычного халата, сшитого из темной камки, и куртки темно-синего атласа, подбитой горностаем. С шеи на грудь свисало ожерелье, или четки, из крупных бусин. На голове у пего была теплая, отороченная соболем шапка со свешивающейся красной шелковой кисточкой и спускающимися назад несколькими павлиньими перьями. Волосы он носил в виде косы на спине. На нем не было видно ни золота, ни драгоценных камней; сапожки его были сшиты из черного бархата.

Молчание и воспитанность за столом. Во время пира сановники соблюдают большой порядок, так что не было слышно ни малейшего шума или гула, не слышно было, чтобы кто-нибудь с кем-нибудь разговаривал, и все чинно сидели с опущенными глазами.

Два сановника приходят по поручению богдыхана. На следующий день меня посетили два присланных богдыханом сановника и привели пятьдесят лошадей для моей свиты, сообщив от имени богдыхана, что, если у меня есть желание осмотреть город, я могу это свободно сделать и осматривать все, что мне угодно.

Они ведут посла в богдыханский увеселительный дворец. Я сейчас же приказал оседлать коня и выехал вместе с этими сановниками. По приказу богдыхана они доставили меня в парадный, или потешный, дворец, который оказался очень большим и высоким зданием. В нем находилась большая сцена с разными украшениями и красивой росписью. Этой сценой комедианты могли пользоваться за плату.

Прием и угощение посла в этом дворце. Представления и разного рода удивительные фокусы. Подробное описание их. В середине дворца была окруженная галереями площадь, и сановники пригласили нас присесть на табуретках. Нас угостили чаем с тарасуном, после чего было подано роскошное угощение и показана пьеса, сопровождавшаяся всяческими балаганными фокусами. Некоторые [223] фокусники ловко вытаскивали из карманов китайские яблочки, лимоны, виноград, живых птиц и раков и показывали всякие чудеса на европейский лад, другие же замечательно жонглировали круглыми стеклянными шарами величиной с человеческую голову, вертели их на конце палки, сбрасывали их, не давая им упасть, что было удивительно. После этого был принесен ствол бамбука вышиной в 7 саженей и поставлен прямо, шесть человек держали его, и мальчик десяти лет быстро вскарабкался по нему при помощи рук и ног, как обезьяна, до самой верхушки, что было совершенно необыкновенно. Мальчик лег на живот на конце ствола и стал крутиться на нем, а потом, выпрямившись, поставил одну ногу на бамбук, рукой же крепко ухватился за него, потом отпустил руку, всплеснул руками и вновь сумел с необычайной ловкостью ухватиться; он показал также и другие удивительные упражнения.

Китайский театр. Спектакль также был очень интересным, тем более что играли актеры придворного театра. Они часто меняли роскошные, вышитые шелком и золотом платья. Темой представления было прославление знаменитого военного героя, и по ходу действия появлялись их боги и богдыхан древности, лицо которого было окрашено в кроваво-красный цвет.

Ловкие трюки двух китайских девушек и двух мальчиков. В промежутках показывали трюки, а именно: две молодые девицы в дорогих платьях становились каждая на плечи мужчине и крутились и вертелись под аккомпанемент музыки, сталкиваясь телами, и с веером церемонно кланялись друг другу, как будто они танцевали на полу. Потом два маленьких мальчика представили хостики [?]; они были очень смешно одеты и весело и остроумно играли свою роль. По окончании представления я поблагодарил сановников, сел на коня и уехал в свою резиденцию.

Богдыхан уезжает на охоту на тигров. В тот же день богдыхан уехал на охоту на тигров за Великую стену, как он это делал по обычаю каждый год, и в тот же день вернулся в Пекин. [224]

Вице-король приглашает посла в гости. В тот же день я был приглашен вице-королем, или Сунгут дориамбой, на обед. Я явился, и, после того как мы обменялись несколькими фразами, он повел меня за руку из своей спальни в парадный зал, где стояли столы, накрытые красивыми скатертями с шитыми золотом и шелком узорами; вокруг стола стояли стулья. Меня посадили по одну сторону от вице-короля, а сановников — по другую.

Убранство стола. Стол был украшен красивыми вазами для цветов, в которых стояли сделанные из шелка цветы всех оттенков. Они выглядели совершенно как живые и были красивого цвета, как красный кармазиновый бархат. Была середина зимы, и живых цветов нельзя было достать. На переднем конце столов стояли серебряные жаровни, в которых сжигалось из-за его прекрасного аромата дорогое дерево каламба ¹⁹; рядом с ними стояли красивые деревянные резные фигуры и искусно сделанные раскрашенные и позолоченные куклы.

Стулья в татарском стиле. На спинках стульев, на которых сидели вице-король и я, висели на татарский манер леопардовые и тигровые шкуры, что выглядело живописно.

Чаепитие. Вскоре на стол перед каждым была поставлена чайная чашка большей, чем обычно, величины. В ней были чай и ядра больших и маленьких орехов, а также маленькая железная ложка, которой едят эти орехи, после чего выпивают чай, который имеет приятный вкус. Пили также из агатовых чаш разные хорошие напитки, вернее, водку, настоенную на разных примесях.

Разнообразие блюд. Потом на передний край стола поставили в один ряд парадные блюда. В них было жаркое различного вида. Нарезанное на мелкие куски мясо было сложено горкой и утыкано сделанными из шелка растениями и цветами; далее было подано шесть чашек, наполненных различными вкусными супами, с тертым мясом и рыбой. Когда мы их поели, появились другие прекрасные блюда, затем вкусное печенье, и к концу обеда в фарфоровых мисочках подали [225] великоленный десерт из засахаренных фруктов — винограда, лимонов, китайских яблочек, каштанов и очищенных орехов.

Театральное представление. Тем временем в большом зале, где мы ели, была представлена пьеса, в перерывах которой певцы резкими голосами пели. Были также танцы в исполнении мальчиков, переодетых девочками. Они танцевали под аккомпанемент приятного голоса певца и сладких звуков инструментов, очень лохожих на немецкую флейту. Актеры искусно совершали разные прыжки в такт музыке; кроме того, они делали различные телодвижения и очень приятные жесты с веерами в руке.

Жена и дочь вице-короля. Появились также жена и дочь вице-короля, но держались они вдали, за полуотворенной дверью; они были одеты в дорогие платья монголо-татарского типа. После того как я весело провел на пиру три часа, я попрощался и уехал со своей свитой к себе.

Званый обед у государственного казначея. Через несколько дней после этого я был приглашен государственным казначеем, по имени шилой ²⁰, на обед к нему домой, где меня тоже великолепно угостили.

Роскошное убранство зала. Зал в доме шилоя был очень богато украшен на китайский манер: пол был выложен плитками, по трем углам зала стояли на ножках из черного дерева дорогие большие каменные столы из белого мрамора с черными прожилками и узорами, напоминавшими красивые леса, горы и рощи; стояли там также высокие серебряные вазы, украшенные всяческими цветами, выглядевшими очень естественно. Колонны были художественно расписаны вплоть до самой крыши. Пока мы ели, исполнялся балет, и, когда мы насладились всем этим, я встал и попрощался.

Казначей провожает посла по городу. Богдыханская аптека. Присоединившись ко мне, этот сановник провел меня по главнейшим [226] рынкам, где продавались шелк, сукна, золото и серебро, драгоценные камни и всякие дорогие изделия. Меня упросили сойти с лошади и провели в богдыханскую аптеку, где предложили чашку чаю. Мне очень хотелось разузнать, что [в аптеке] было, до того она была переполнена кореньями, травами и лекарствами. Когда я там был, приходило много народу с рецептами лекарств, которые готовились на европейский манер.

Галантерейная лавка. Вблизи аптеки была галантерейная лавка. Я вошел в нее, осмотрел ее и купил, что хотел.

Красивый сад при доме и золотые рыбки. У хозяина лавки был красивый сад при доме, где в горшках росли всяческие цветы, кустарники и лимонные деревья. Между прочими вещами показали мне большой стеклянный сосуд с водой, где плавали живые рыбки длиной в палец и от природы такого цвета, как будто бы они были покрыты чистым золотом. Тело у тех, у кого сошло несколько чешуек, оказывалось самого чистого красного цвета, что тоже поразительно.

Рынки и лавки. Оставив эти места, мы проехали через все рынки. У каждой лавки вертикально стоит доска, на которой иероглифами по порядку написано, кто хозяин и какие товары он продает.

Рыбный рынок. Мы прошли также через рыбный рынок, где выставлены в кадках для продажи карпы, караси, водяные змеи, которых едят китайцы, а также раки и креветки.

Рынок дичи. На другом рынке видели мы массу дичи: оленей, косуль, зайцев, фазанов, куропаток, рябчиков.

Ежегодный китайский праздник, длящийся три недели, и торжество при его начале. 7 января начался здесь обычный ежегодный праздник ²¹, который длится целых три недели. Он начался поздно вечером с новолуния. Сначала зазвучал большой колокол во дворце богдыхана и стали бить в тяжелые [227] барабаны, употребляемые специально для служения идолам, потом раздались пушечные выстрелы. Вслед за этим повсюду в городе люди всех состояний, низкого и высокого, каждый по своим средствам, используя кто что мог, пускали ракеты, шутихи и другие начиненные порохом устройства, которые взрываются с огромным шумом. Кроме того, был явственно слышен шум бесчисленных барабанов и особого типа труб, употребляемых ламами, или жрецами идолов, в их бесчисленных храмах или монастырях. С 10 часов вечера до следующего полудня чувствовалось, как будто находишься на поле боя, где сотни тысяч человек сражаются друг с другом.

Процессии с идолами. В этот день на улицах можно было видеть всевозможные процессии со всякими идолами, ламы шли с кадильницами и четками в руках. Не было конца различной музыке: били в барабаны и тазы, дули в трубы. Шествие с изображениями богов в сопровождении толпы, впереди которой шли ламы-монахи, и огромного числа бежавших рядом мальчишек длилось целых три дня. В это время все лавки были закрыты, а торговля запрещена под страхом сурового наказания.

Громадное скопление народа, в особенности женщин. Мы наблюдали в эти дни, как улицы кишели народом и мужчинами и женщинами, в особенности последними. Одни ехали верхом на ослах, других везли в двухколесных повозках, крытых сверху, обвешанных занавесками сбоку и открытых спереди. Сидевшие сзади на этих повозках служанки пели или дули в дудки, сделанные из какого-то рога. Некоторые дамы сидели и открыто курили табак. В Китае, кроме Пекинской провинции, не увидишь женщин открыто. В Пекине же живут по большей части татары, а китайцы должны держаться за городской стеной и в предместьях, где и находятся крупнейшие рынки и лавки.

Богдыхан назначает послу прощальную аудиенцию до рассвета. Спустя несколько дней богдыхан послал ко мне двух сановников с поручением, чтобы я наутро, за два часа до рассвета, прибыл во дворец и приготовился к прощальной [228] аудиенции. За три часа до рассвета приехали за мной на лошадях три сановника, и мы отправились верхом до того места, где принято спешиваться.

Угощение на третьем дворе. Оттуда меня привели на третий двор ²², пригласили сесть и угостили чем-то вроде бобового супа или кофе, который они пьют натощак по утрам. Тем временем на четвертом дворе появились большие вельможи и придворные в своих наилучших, наряднейших платьях по восточно-татарской, или монгольской, моде. Когда начало рассветать, меня привели на четвертый двор и посадили среди сановников, сидевших строго по рангу по восточной и южной сторонам двора. После получасового ожидания по приятному звучанию флейт и какой-то лютни мы узнали о приходе богдыхана. Это был не тот зал, где богдыхан ранее дал мне аудиенцию, но и здесь был воздвигнут трон, покрытый желтой камкой. С обеих сторон стояло по большому искусно позолоченному и расписанному барабану, длиной примерно две с половиной сажени, на специально сделанной для них подставке.

Герольд богдыхана и его призывы. После того как богдыхан сел перед идолом, по его ловелению появился герольд. Он пришел через двери дворца, подошел к вельможам, сидевшим во дворе, и зычным, голосом произнес несколько слов. Затем, обращаясь к сановникам, он три раза провозгласил: «Вставайте и кланяйтесь до земли!»

Барабанный бой и другая музыка у богдыхана. После того как он прокричал три раза, забили в колокола, застучали в барабаны, заиграли в. лютни, и раздался троекратный сильный звук трех труб, специально сделанных для этой цели. Тогда же богдыхан прислал ко мне двух знатных вельмож с повелением мне приблизиться.

Посла подводят ближе к богдыхану. Они повели меня за руку от моего места, отстоявшего примерно за 8 саженей от трона, а моя свита осталась там. Меня же посадили примерно в 3 саженях в сторону, от трона богдыхана, между двумя главными [230] вельможами. Это были ваны, или принцы, татары родом. После того как я надлежащим образом высказал богдыхану знаки почтения, сильно забили в большой богдыханский колокол и в лежавшие сбоку барабаны. Звуки были очень громкие, как будто стреляли из пистолетов, опять зазвучали флейты и девять раз протрубили в ранее упомянутые трубы.

Посла угощают чашкой кофе, после чего он прощается. После этого меня опять попросили сесть. Когда я посидел немного, принесли мне чашку кофе, или бобового супа, которую я вежливо принял и поставил перед собой. Теперь, исполнив порученное мне их царскими величествами дело к богдыхану, я откланялся. Встал со своего трона и богдыхан и через западную дверь вышел к своему дворцу.

Телохранители богдыхана. Их одежда и оружие. На четвертом дворе стояла лейб-гвардия, или телохранители, богдыхана; они были одеты в одежду из красной набивной хлопчатобумажной ткани, с изображениями красных корабликов, величиной с рейхсталер. На голове у них были маленькие, украшенные желтыми перьями шапочки, являющиеся частью богдыханской ливреи. Вооружение их состояло из мечей, висевших сбоку, красивых пик с флажками. Телохранителей расставили по обеим сторонам от трона, до середины двора. Тут же стояли напоказ восемь белых оседланных лошадей.

Белые лошади, слоны и их убранство. На третьем дворе стояли для парада четыре слона необыкновенной величины, один из которых был белым. На них висели роскошные, расшитые золотом покрывала, сбруя же была из золоченого серебра, другими словами, поводья, уздечки, подхвостники и другие кожаные изделия были оправлены в серебро и позолочены.

Башни на спинах слонов ²³ . На спинах слонов возвышались башенки или галереи, очень красиво вырезанные из дерева и позолоченные, в которых могло усесться по восемь человек. На том же дворе стояли двухколесные экипажи богдыхана и паланкины с [231] желтыми камчатными занавесками; было также много подставок, или табуреток, на которых стояли барабаны, и другая утварь, используемая при религиозных обрядах.

Повозка, запряженная слоном. После того как я вышел со двора, нас догнал один из экипажей богдыхана, запряженный слоном. С каждой стороны экипажа бежали десять человек с толстой веревкой в руках, прикрепленной к пасти слона, при помощи которой они управляли слоном. Наверху, на его шее, сидел человек с железным крюком в руках, при помощи которого делал слона послушным и направлял его. Слон шел своим обычным мерным шагом, и сопровождавшим его по обеим сторонам водителям приходилось бежать изо всех сил, чтобы не отстать.

Адам Бранд

Как только богдыхан ушел, господин посол собрался также отправиться к себе. Однако же от богдыхана пришел доргамба с вопросом, не слышал ли господин посол чего-либо о тех иезуитах, которые три года назад хотели приехать сюда через Москву, но не были пропущены, и не знает ли он, где они сейчас находятся. На это господин посол ответил, что он ничего о них не знает, после чего доргамба вернулся к богдыхану.

После того как мы вернулись на свое старое место, адогеда попросил господина посла немного повременить, пока оставшиеся с наших столов сладости не раздадут нашим служащим, что и было сделано, я за каждого из нас порцию получил слуга. Это старый обычай — брать оставшееся с богдыханского стола домой. Как только слуги все получили, мы отправились в путь, и оба адогеды проводили нас до дома.

18 ноября нам и нашим казакам принесли на Посольский двор обед с богдыханского стола, причем один стол был принесен для господина посла, другие же были накрыты в сенях для начальных людей. Когда все было накрыто и поставлено, явился один из придворных и попросил господина посла и всех служащих сесть, но прежде [232] чем приступить к еде, мы все отвесили поклоны как знак уважения к богдыхану. До еды нас угостили сваренным на молоке чаем, после еды нам пришлось вновь отбить головой поклоны. Угощение же было следующее: вареный гусь, куры, яйца и разные мясные блюда, а также виноград, яблоки, груши, грецкие орехи, каштаны, лимоны, апельсины, всяческие печенья.

Казаков наших кормили во дворе. Под вечер посла посетили оба адогеды и сообщили, что богдыхан сегодня уезжает и вернется через 20 дней. 7 декабря оба адогеды дали знать о его возвращении.

8 декабря нас вновь угощали с богдыханского стола так же, ка,к было описано выше.

11-го числа к послу явились аскамба я дзаргучей с известием, чтобы посол с теми начальными людьми, с которыми он был прошлый раз, явился на рассвете во дворец есть с богдыханского стола и присутствовать на празднике. Он прибавил далее, что на этот раз нас проводят с левой стороны дворца, тогда как до этого всегда водили во дворец справа.

На следующее утро лошади пришли за нами за пять часов до рассвета и в сопровождении обоих адогед доставили нас на знакомый нам двор. Затем они провели наст во дворец с левой стороны и попросили господина пос ла посидеть. Один из адогед носился туда и обратно, другой же несколько раз угощал нас сваренным на молоке чаем. Как только начало светать, оба адогеды Провели нас к двум большим, роскошно убранным слонам, находившимся на другой стороне этого же двора. Напротив них, на другой стороне, ,мы увидели множество лежавших на земле барабанов, рядом с которыми стояло большое число одетых в красную камку придворных. Недалеко от них увидели мы более ста носилок, в которых несли наверх китайских чиновников. Когда мы пришли в тот двор, где должны были видеть богдыхана, нас повели с левой стороны дальше, вглубь, где на земле сидело несколько сот человек в роскошных платьях с гербами богдыхана на груди и на спине. Шапочки их были украшены павлиньими перьями, скрепленными большим кристаллическим камнем. Наиболее знатные сановники носили на шапочках дорогие сапфиры. Нас посадили недалеко [234] от этих сановников. После того как мы просидели так примерно с час, раздался глухой и мерный звук какого-то инструмента, и все китайцы и мы вместе с ними встали.

Тем временем богдыхан прошел на свой трон, который помещался как раз у тех ворот, через которые мы вошли. Дом же, в котором он сидел, был под воротами, ведущими ко дворцу, где он живет.

Неожиданно мы услышали звон колоколов, издавших несколько сильных и приятных звуков, вслед за чем китайцы построились в правильном порядке перед богдыханом. Пока они все так стояли, один из китайцев в течение целого часа громким голосом читал богдыхану вслух из какой-то книги. Когда он кончил, раздалась музыка и бой двух больших барабанов. Эта музыка, несомненно, была для китайцев знакомым сигналом, так как они пали на колени и три раза ударили головой о землю, после чего встали. Тем временем снова заиграла приятная музыка, они повторили то же самое еще два раза, после чего каждый вернулся на свое прежнее место и сел на свою подушку, которую за каждым приносят и уносят их слуги.

Затем оба адогеды повели нас поближе, и мы должны были, пока играла музыка, проделать то же, что делали китайцы, однако же адогеда взял господина посла за руку и провел к богдыхану, и посол удостоился высокой богдыханской милости получить чай из его рук. Нас же другие сановники отвели на прежние места, где угостили сваренным на молоке чаем, и мы должны были каждый раз, когда принимали или отдавали чашки, подкладывать под себя левую ногу и отдавать поклон.

Вскоре после этого вернулся к нам от богдыхана посол с обоими адогедами. Тем временем китайцы вновь вернулись на прежние места, построились, стали на колени и три раза били головой о землю (пока богдыхан уходил со своего трона). Оба адогеды провели нас также туда, [где только что были китайцы], и нам тоже пришлось три раза бить головой о землю. Половина дворцовой площади ближе к богдыхану была занята одетыми в красную камку солдатами с длинными пиками и бердышами.

Как только все церемонии кончились я мы оказались в том дворе, где были сданы грамоты их царских величеств, и собрались домой, нам вновь помешал адогеда, [235] обратившись к господину послу с покорнейшей просьбой еще немного задержаться, так как его и его свиту хотели повидать несколько сановников; свидание тут же и произошло.

Выйдя из дворца, адогеды пригласили господина посла прогуляться, сообщив ему, что можно увидеть на прогулке слона в упряжке. Так оно и произошло. Через мгновение мимо нас прошел слон, запряженный большой повозкой с богдыхановым троном. После этого мы попали, наконец, к себе домой.

Комментарии

Глава XI

1 Наункотон. Наункотон — монгольское название китайского поселка XVII в. Нун вблизи Цицикара; русские называли его Наун.

2 жестом левой руки пригласил... Левая сторона в Китае считается почетной.

3 Михайлов день. Празднуется лютеранами 29 сентября.

Глава XII

4 город Дайминчэн. В Маньчжурии и Монголии существуют остатки старинных укреплений, стен и изгородей («Вал Чингисхана», «Ивовая изгородь»), время постройки которых установить пока не представляется возможным [Д. Позднеев, Описание Манчжурии. I, СПб., 1897, стр. 41 — 43; К. В. Вяткина, Археологические памятники в Монгольской Народной Республике («Советская этнография». 1959, № 1), стр. 93 — 106].

Отдельные исследователи, путешественники и картографы ошибочно считали эти укрепления или их изображения на китайских картах Великой китайской стеной, поэтому на некоторых европейских картах провинция Ляодун показана в пределах Великой стены (J. F. Baddeley, Russia, Mongolia, China, London, 1919, p. 225, app.). Описание Дайминчэна и фотографию его пагоды см.: G. Hedley, Tramps in Dark Mongolia, London, 1910, pp. 116 — 136.

5 Утай-хан. Утай-хан (1186 — 1241 гг.) — китаизированное имя Угедея (Октая), третьего сына и преемника Чингисхана. Столицей Угедея был Каракорум. При Угедее монголы завоевали Северный Китай (R. Grousset, L'empire des steppes, Paris, 1939, pp. 320, 321).

6 далай-лама, или морской жрец. Это выражение у Идеса объясняется тем, что при переводе монгольского слова «далай», имеющего два значения: «море» и «великий», ошибочно брали первое.

Глава XIII

7 Цаган Крим. «Монголы знаменитую китайскую стену называют Керим, но с прибавкой эпитета Цаган, [т. е. Белый Керим]» (Г. Ф. Миллер, История Сибири, I, М. — Л., 1937, стр. 516). Э. М. Мурзаев пишет, что монголы называли Великую китайскую стену Саган Керим («саган» — белый, «керем» — большая, толстая, высокая стена). Иван Петлин называл Великую китайскую стену — Крым. Появившиеся в XIII в. в Тавриде татары применили это название к Крыму (Э. М. Мурзаев, Опыт объяснения названия «Крым» («Известия Всесоюзного географического общества», т. 80, вып. 3. Л., 1948), стр. 295 — 298].

8 сорт вина... тарасу. «Тарасун» — слово монгольского происхождения. Так буряты и другие народности называли самогон, приготавливаемый из кобыльего молока. Название «тарасун» сибиряки перенесли на китайскую рисовую водку. Спафарий также отмечал, что китайцы делают водку из риса, именуемую «тарасун» (см.: Н. Г. Спафарий, Описание первыя части вселенныя, именуемой Азия в ней же состоит Китайское государство, Казань, 1910, стр. 47). Рубрук называл китайскую водку «террасина». Такого итальянского слова нет, оно является, по-видимому, латинизированным монгольским словом «тарасун» (см.: Рубрук, Путешествие в Восточные страны; Плано Карпини, История монголов, М., 1957, стр. 236).

Глава XIV

9 Тунчжоу. Порт Пекина. Расположен на реке Байхэ (от этого порта река становится судоходной). Байхэ соединяет Тунчжоу с Тяньцзинем, откуда открывается путь по Великому каналу на юг, до Янцзы, а следовательно, до Шанхая, Ханчжоу и Нанкина, и морской путь в Корею и Японию (L. Richard, Comprehensive geography ot the Chinese Empire, Shanghai, 1908, pp. 78, 428).

10 боши, или провожатые. Боши — те мелкие чиновники, которые сопровождали посольство Идеса в Монголии. (В этой главе он упоминает о них впервые.) «Бошко есть тот, что у нас десятники, и значит оное слово понудители, и они часто бывают в посылках, так как куриэры» (примечание, сделанное в конце XVII в. к «Статейному списку Агапита Плотникова», см.: «Дополнения к актам историческим», X, СПб., 1867, стр. 275). «Бошко — это помощник дзиргучея или пристава (см.: Е. Timkowski, Voyage a Pekin а travers la Mongolie en 1820 et 1821, publiй par J. Klaproth, I, Paris, 1827. p. 6). Бошки сопровождали и Ланге (см. «Neue Nordische Beitrаеge» II, S. Petersburg, 1781, S. 109, 125, 126). Бошко — мелкий полицейский административный чиновник [А. М. Баранов, Словарь монгольских терминов («Материалы по Маньчжурии и Монголии», II, Харбин, 1907), стр. 23].

11 Посольский двор. У Иакинфа на его плане и в описании Пекина мы находим название «Хойтунгуань» (Русское подворье) (Иакинф, Описание Пекина, СПб., 1829, стр. 50).

«Мы поместились в так называемом Русском подворье, — пишет Белл, врач посольства Измайлова, в 1719 — 1721 гг. — Оно было выделено теперешним императором для размещения караванов из Москвы; подворье окружено высоком кирпичной стеной, внутри которой имеется три двора» (J. Bell, Travels from St. Petersburg in Russia to diverse parts of Asia, 1, Glasgow, 1763, p. 354). Суммируя путешествие Измайлова, Бретшнейдер пишет: «В Пекин посольство прибыло 18 ноября и поместилось в так называемом Русском подворье, которое и теперь занимает наша дипломатическая миссия. Белл описывает дом, в котором были приготовлены покои для посланника. Это здание сохранилось до сих пор и известно под именем Посольского дома; в нем, по всей вероятности, жили и прежние русские посланники: Байков, Спафарий, Идес и пр.» (Э. Бретшнейдер, Введение к книге «Дорожные заметки на пути по Монголии архимандрита Палладия», СПб., 1892, стр. 14, 15).

Казалось бы, на основании этого можно было бы предположить, что посольство Идеса действительно стояло на этом подворье. Однако вопрос усложняется тем, что подворий для приезжих послов в Пекине было несколько и при размещении посольств не придерживались какого-либо постоянного правила. Вблизи Русского подворья имелось другое, Монгольское подворье («Хойтунгуань», или «Чанцзыгуань»), на котором останавливались монголы, и «Гаолигуань», или Корейское подворье. В последнем «подворье останавливаются корейцы, приезжающие ежегодно с данью китайскому двору. Подворье худо выстроено и содержится еще хуже. Приезжающие корейцы по большей части делают для себя в покоях рогоженные шалашики, в которых и проводят зиму. Даже первый посланник занимает места не более полукомнатки перегороженной» (Иакинф, Описание Пекина, стр. 50). Было и четвертое посольское подворье («Вайфангунгуань», или просто «Сыигуань»), но в западной части города. «В сем подворье остановляются туркистанцы, тангуты, горкинцы, люцюсцы, сиамцы и другие индейцы, с данью в Пекин приезжающие. Сие же подворье приготовлено было и для англичан в 1816 г.» (там же, стр. 84). В разное время были и другие посольские подворья. Всего Дейвендак насчитывает в Пекине семь подворий.

В каком же подворье остановилось посольство Идеса? Определенно можно сказать, что это было то же подворье, где останавливался Спафарий, о чем свидетельствует приезжавший всего лишь через год после Идеса посланец нерчинского воеводы Матвея Гагарина боярский сын Агапит Плотников. По его словам, он, а до него Избрант и Спафарий, стояли на одном дворе. Двор этот называется «Хойтунгуань» [см.: «Статейный список пребывания в Китае сына боярского Агапита Плотникова» («Дополнения к актам историческим», X, СПб., 1867), стр. 279].

Со слов Спафария мы знаем описание этого подворья: «А посланника привели на подворье неподалеку от городовые стены, и в том подворье стаивали разные послы. Первое голландцы, которые были при Байкове, также другие им же тому лет с 10; также португальцы и иные послы поставлены были. Двор великой, только строение старое и уже много развалилось. А кругом того двора сделана стена каменная вышиною сажени в пол 2. А на посольском дворе палаты каменные, поземные, крыты черепом, а в палатах подволоки деревянные и связей в палатах железных нет. Также на посольском дворе садов и иных каких диковин нет, и место самое кручинное, бытто тюрьма. А как поставили на посольский двор, тотчас приставили караул крепкой...» («Статейный список посольства Н. Спафария в Китай. 1675 — 1678 гг.», СПб., 1906, стр. 61).

Хотя и существовало Русское подворье, но не было такого положения, чтобы русские послы останавливались только в нем.

По-видимому, Спафарий, Идес и Плотников останавливались на подворье, предназначенном для посольства разных наций. Видимо, поэтому Савва Владиславич во время русско-китайских переговоров и потребовал, чтобы Русское подворье было закреплено только за русскими. Ст. 5 Кяхтинского договора от 21 октября 1727 г. гласит: «Коен (гуань), или дом, который ныне для Российских в Пекине обретается, будет для Россиян и впредь приезжающих, оные сами будут жить в сем доме» («Сборник договоров России с Китаем 1689 — 1881 гг.», СПб., 1889, стр. 55). Когда в 1805 г. ожидалось посольство графа Головкина, для него было приготовлено помещение в совершенно другой части города («Чжаньшифу» — резиденция наследника богдыханского престола. См.: Иакинф, Описание Пекина, стр. 51). С наибольшей вероятностью мы можем предположить, что Идес и Спафарий стояли не на подворье, специально выделенном для русских, а на так называемом Корейском подворье — «Гао-ли», или «Сыигуань», которое, как мы читаем у Спафария и видим на плане Иакинфа, как раз и лежит у городской стены.

Бруннерт и Гагельстром называют это подворье «Хойтунсынгуань» — «Подворье для приема посланцев четырех народов; заведует приемом посланцев Кореи, Сиама, Тонкина и Бирмы» (И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, Пекин, 1910, стр. 109). Фербенк и Дэн оспаривают толкование Бруннертом термина «сы-и». «Сы-и» обозначало всех чужеземцев вообще (варваров в представлении китайцев). «Сы-и» — это «мань», «и», «тун», «ди», т. е. варвары юга, востока, запада и севера. Таким образом, «Хойтунгуань» по смыслу самого названия в его широком толковании был предназначен для всех чужеземных посольств [J. К. Fairbank and S. Y. Teng, On the Ching Tributary System («Harvard journal of Asiatic studies», VI, 1941, № 2), p. 137].

12 Сунгут дориамба (правильнее — Сонготу, в русских документах иногда — Сомготу; в сочинениях иезуитов — Сосан), знатный маньчжур, родственник императорской семьи (дядя императрицы) и крупный вельможа, командующий корпусом императорских телохранителей (дориамба), главный уполномоченный Китая на Нерчинской конференции 1689 г. После этой конференции в течение нескольких последующих лет он занимался русскими делами. Идес именует его вице-королем (титул, которым обычно называли генерал-губернатора нескольких провинций), вероятно, потому что Сунгут в свое время (до 1680 г.) носил звание великого секретаря, или «дасюэши», и занимал должность одного из главных сановников империи. Год его рождения неизвестен, умер он около 1703 г. в заключении, куда попал в результате дворцовых интриг (см.: A. W. Hummel, Eminent Chinese of the Ching period», II, Washington, 1944, pp. 663 — 666).

13 тигры и журавли на груди и на спине. На парадном платье на груди и на спине гражданские чины носили изображения птиц, военные — изображения зверей (разные для каждого из девяти рангов) (см.: И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, стр. 421, 422).

14 иезуиты при дворе. Идес и Бранд упоминают трех иезуитов, с которыми они встречались.

Француз Жан-Франсуа Жербийон (1654 — 1707). О его жизни и деятельности см.: L. Pfister, Notices biographiques et bibliographiques sur les Jesuits de 1'ancienne Mission de Chine, 1552 — 1773, I — II, Changhai, 1932 — 1934, pp. 443 — 451; а также: М. П. Алексеев, Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарий. XIII — XVII вв., изд. 2, Иркутск, 1941, стр. 475 — 484.

Бельгиец Антуан Тома (1644 — 1707 гг.), вице-президент трибунала математики, а во время отсутствия Гримальди (см. ниже) — президент, т. е. главный астроном китайского двора (см.: L. Pfister, Notices biographiques..., pp. 403 — 411).

Португалец Томас Перейра (1645 — 1708 гг.) музыкант, был c Жербийоном в Нерчинске (см.: L. Pfister, Notices biographiques..., pp. 381 — 386). О роли Жербийона и Перейры на Нерчинской конференции см.: М. П. Алексеев, Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей, стр. 470, 471.

Записки Перейры о Нерчинской конференции опубликованы в кн.: J. Sebes, The Jesuits and the Sino-Russian Treaty of Nerchinsk (1689), Roma, 1961 (на португальском языке с английским переводом).

Филипп-Мария Гримальди (1639 — 1712 гг.), о котором Канси осведомлялся у Идеса через иезуитов, был итальянец аристократического рода, давшего не одного правителя Генуе. По словам Идеса, его спрашивали о Гримальди, а, по словам Бранда, Идеса спрашивали об иезуитах, тремя годами ранее пытавшихся проехать в Китай через Москву, т. е. об Авриле и де Боволье. Гримальди находился на посту придворного математика и астронома, как и Вербист до него, и забавлял Канси гидравлическими механизмами и оптическими эффектами (см.: L. Pfister, Notices biographiques..., pp. 372 — 376). В 1686 г. он выехал по делам ордена в Европу. Канси дал ему с собой письмо, адресованное московскому царю. По этому поводу 24 ноября 1686 г. Вербист написал в Москву письмо Спафарию, с которым он встречался, когда тот приезжал с посольством в Пекин в 1676 г. В этом письме Вербист сообщает, что направляющийся в Рим Гримальди везет с собой грамоту Канси «великому князю о том же деле, о котором и прежде этого времени писано через прежние грамоты, на которые грамоты никогда никакой отповеди не принесено». Копия грамоты вручена «послу Галанскому, который в то время здесь пребывал». Далее Вербист просит Спафария оказать Гримальди всякое содействие при проезде через Россию, «как нам прежде ты обещался» (русский текст приведен в кн.: J. F. Baddeley, Russia, Mongolia, China, London, 1919).

Гримальди в Россию не попал и врученную ему грамоту переслал из Гоа иезуитам в Персию, которые через своих собратьев послали ее в Астрахань, и 18 марта 1690 г. грамота прибыла в Москву, а копия, что была вручена голландскому послу, попала в Москву с большой задержкой. Об этом есть свидетельство: «Торговый голландец Абрам Гутман, бывший у города Архангельского в 1639 г., получил сей лист через Батавию из Амстердама и в Москву прислал 2 января 1690 г.» (Н. Н. Бантыш-Каменский, Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год, Казань, 1882, стр. 44).

Письмо Канси московскому царю касалось конфликтов из-за Албазина, Гантимура и т. п. и было впервые опубликовано Витсеном (N. Witsen, Noord-en Oost-Tartarye, Amsterdam, 1705, S. 867). Оно приведено также у Г. Ф. Миллера (G. F. Miller, Sammlung Russischen Gesckichte, I, St. Petersburg, S. 498). Русский перевод с маньчжурского («Грамота Белому царю») см.: А. Ё. Любимов, Некоторые маньчжурские документы из истории русско-китайских отношений в XVII в. (ЗВОРАО, XXI, 2 — 3, СПб., 1912), стр. 86 — 91.

В Риме в 1689 г. Гримальди познакомился с Лейбницем, и тот дал ему письмо к Петру I. Однако Гримальди не получил разрешения ехать в Китай через Россию и решил возвращаться через Персию. Для этого он предварительно запасся письмами от императора Леопольда I, Яна Собесского и других к шаху. Через Марсель — Смирну — Гоа — Макао в 1694 г. после семилетней отлучки Гримальди вернулся в Пекин.

В одной из своих работ патер Жербийон сообщает, что 17 сентября 1692 г., когда он был на охоте с Канси, к богдыхану прибыл курьер с известием из Гуанчжоу (Кантон) о том, что Гримальди получил отказ в проезде через Россию и с запозданием прибудет морем («Quatriиme voyage du pиre Gerbillon en Tartarie fait a la suite de l'empereur de la Chine; J.-B. Duhalde, Description de l'empire de la Chine», IV, a la Haye, 1736, p. 345).

15 доргамба (доригамба), аскамба, алигамба, адогонда. Идес, Спафарий, Ланге, Измайлов, Савва Владиславич и другие, как правило, упоминают встречавшихся им маньчжурских сановников не по именам, а по чинам.

Вот что пишет по этому поводу Спафарий: «Чины боярские в Китае многие суть, иныя древния китайския, иные же прибавили татары богдойския, как взяли царство их» (Спафарий, Описание первыя части вселенныя, именуемой Азия, в ней же состоит Китайское государство, Казань, 1910, гл. X, стр. 34). В этой и предыдущей главах Спафарий называет пять рангов или чинов: голай, дорихамбч, алихамба, асканьяма и дзаргучей. Рассмотрим их в этом порядке.

Голай (по-китайски — «гэлао», в иезуитских сочинениях — «голао» — старшина «внутреннего кабинета» («нэй-гэ»), состоящего из. четырех великих секретарей или государственных канцлеров («дасюэши»), из которых двое — китайцы и двое — маньчжуры. «Внутреннему кабинету» подчинены министерства («бу»). Должность голай могли занимать только китайцы академики (ханьлинь) (см.: И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, стр. 36).

Дорихамба (дориамба, доригамба, доргамба) — высокое военное звание, обычно присваивалось родственникам богдыхана. «Доригамба», или «дорги-амбань» — «вообще придворный вельможа, 1-го старшего класса свитский генерал, управляющий придворными телохранителями» (И. И. Захаров, Полный маньчжурско-русский словарь, СПб., 1875, стр. 826). Доригамба Сонготу был главным послом маньчжуров при переговорах в Нерчинске. В преамбуле к договору он именуется начальником надворных войск, воеводой внутренней палаты и советником царства (см.: Нерчинский договор в кн.: «Русско-китайские отношения. 1689 — 1916. Официальные документы», М., 1958, стр. 9 — 11). В Буринском трактате 1727 г. среди китайских уполномоченных фигурируют дариамб — «над стольниками начальник», т. е. обладатель высшего придворного чина («Сборник договоров России с Китаем. 1689 — 1881», СПб., 1889, стр. 13). В сборнике по истории русско-китайских отношений, изданном в Пекине, Сонготу именуется «далиямба», причем в примечании говорится, что эта транскрипция маньчжурского сана, эквивалентна китайскому «нэйдачэнь» (Ван Чжи-сян и Лю Цзе-жун, Архивные материалы на русском языке из бывшего Пекинского императорского дворца и письма, полученные из России в годы царствования Канси и Цяньлуна. По-китайски издание называется ***

Алегамба, или алихамба; по Захарову (стр. 35) — алиха-амбань, председатель министерства, например председатель «Лифаньюаня».

[«Лифаньюань» — «Палата» или «Трибунал внешних сношений». Учреждена в XVII в. для заведования делами по управлению Монголией... до 1860 г. вела также все сношения с Россией» (И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, стр. 134].

В числе китайских уполномоченных, подписавших Кяхтинский трактат 1727 г., были «думный министр чиновного приказу Алегамба и внутренних дел дворцовый министр Чабина» и думной министр посольского мунгальского приказа Алегамба — Тегут («Сборник договоров России с Китаем...», стр. 74).

Асканьяма (аскамба). Рассохин происхождение слова «асканьяма» объясняет слиянием слов «аскани» и «амбань» и переводит его как «вице-президент». Захаров его переводит как «советник», «член совета министров» (стр. 28), а Спафарий — «ши-лан».

«В “Лифаньюане” помимо двух вице-президентов (обязательно знатных маньчжур) имеется также сверхштатный вице-президент, именуемый шилан» (см.: W. F. Mayers, The Chinese government, Shanghai, 1877, p. 23). Одним из китайских уполномоченных, подписавших Буринский трактат, был вице-президент военного министерства «асханема» Туле-шин (см.: «Сборник договоров России с Китаем...», стр. 13). Кяхтинский договор 1727 г. подписал «воинского приказу асканема Тулешин» (там же, стр. 74). Титул асханьи — амбань фигурирует и в акте 1792 г. (там же, стр. 93). В книге Ван Чжи-сяна и Лю Цзе-жуна употребляется слово «асыканьда», которое, как объясняется в примечании, является маньчжурской транскрипцией китайского чиновного звания «нэйгэсюэши».

Алихахава. По Захарову — алиха-хафань, председатель какого-либо из государственных присутственных мест (стр. 28). Это звание присваивалось президенту астрономического или математического трибунала. При Канси этот пост занимали иезуиты.

Дзаргучей (см. Статейный список в настоящем издании, стр. 325) — по-монгольски судья; чиновник, совмещающий функции администратора и судьи. Мог быть градоначальником, как дзаргучей Кяхты. Дзаргучей («сыюань») — инспектор всех дзаргучей Халки по китайским делам в Монголии (И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, стр. 380). По-маньчжурски — «фийентен-и-хафан».

«Заргучей — и есть слово мунгальское, которое значит судью, но которое такого же достоинства, как у нас секретарь» [см.: «Статейный список пребывания в Китае сына боярского Агапита Плотникова» («Дополнения к актам историческим», X), стр. 278. По-маньчжурски низший чиновник, меньший чин 5-го класса.

Адогеда (адогонда, адаганда). В Статейном списке Избранта встречается термин «адаганда», в записках Избранта и Бранда чаще всего — «адогеда», причем то старший, то младший. На л. 3 об. Статейного списка говорится, что навстречу Идесу по приказу богдыхана в Наун выехал адаганда и 2 человека «посольского приказу подьячих». На л. 7 об. говорится «присланы к Елизарию 2 адаганда, думные дьяки» и потребовали показать грамоту и рассказать, какие везет подарки. Впрочем, дзаргучей тоже именуется думным дьяком (л. 6 об.). Послы, в том числе и Спафарий, были склонны преувеличивать значение тех лиц, с которыми они имели дело.

Корнем слова «адогеда» является маньчжурское слово «адаха», к которому присоединяется суффикс «да»

В специальных работах мы находим шесть различных чинов, содержащих термин «адаха»: «адаха гян нара битхэй-да» (по-китайски «шицзянсюэши» — референт «Ханьлинюаня»); «адаха гян нара-хафань» (по-китайски «ши-цзян» — референт «Ханьлинюаня», но младшего класса), «адаха кадалара-да» (по-китайски «цаньцзян» — полковой командир), «адаха-хафань» (по-китайски «цинчэдуюй» — дворянский титул, следующий после частиц «гун», «хоу», «бо», «цзы» и «нань»), «адаха-хулара битхэй-да (по-китайски «нэйгэшидусюэши» — сановник высшей государственной канцелярии четвертого «класса») и адаха-хулара-хафань» (по-китайски «нэйгэшиду» — сановник высшей государственной канцелярии пятого класса). См.: А. О. Ивановский, Маньчжурская хрестоматия, СПб., 1882, стр. 214, 215, 318; «Обстоятельное описание происхождения и состояния маньчжурского народа и войска», I, СПб., 1784, стр. 424 — 428. Перевод А, Леонтьева и И. Рассохина; И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, стр. 35 — 37; И. И. Захаров, Полный маньчжурско-русский словарь, стр. 30 — 36. В данном случае старшие и младшие адогеды — это сановники высшей государственной канцелярии четвертого и пятого класса. Они играли роль, аналогичную роли приставов при иноземных посольствах в Русском государстве.

Поскольку Ван Чжи-сян и Лю Цзе-жун механически транскрибируют китайскими иероглифами русское произношение маньчжурских слов, мы можем заключить, что термины эти непривычны и неупотребительны в китайской исторической литературе (Ван Чжи-сян и Лю Цзе-жун, например, ошибочно считают, что алегада и алигамба — два разных сана); помимо всего прочего придворные, часто наследственные, племенные и военные, звания маньчжур плохо совмещались с тысячелетней китайской табелью о рангах, базировавшейся (по крайней мере теоретически) на ученых степенях.

16 Штюбхен (Stuebchen) — старая немецкая мера жидкостей в Шлезвиг-Голштинии — 3,6 л.

Глава XV

17 зал. Судя по тексту записок Избранта Идеса и Адама Бранда, посольство было принято в тронном зале, именуемом «Баохэдянь». «“Баохэдянь”, — отмечает Дейвендак в своем исследовании о приеме голландских послов в Китае, — был традиционным местом для приема послов государств — данников» (I. Duyvendak, The last dutch embassy to the Chinese court, «T'oung Pao», vol. XXXIV, 1938, № 1 — 2, p. 62; № 3, p. 225). В «Баохэдяне» принимали вассальных принцев, но для Китая все принцы были вассальными (см.: О. Siren, Des Palais Impеriaux de Pekin, Paris, 1926, p. 12). «Государь ежегодно входит в сию тронную вечером накануне нового года для угощения иностранцев...» (Иакинф, Описание Пекина, СПб., 1829, стр. 61). Посольство Идеса было принято как раз накануне китайского нового года, а после приема Канси удалился в свои внутренние покои. На плане Пекина, сделанном Фавье, личные апартаменты богдыхана расположены позади «Баохэдяня» (A. Favier, Peking, histoire et description, Lille, 1902, p. 276).

18 внешность самого богдыхана. Канси, как и его современник Людовик XIV, имел следы перенесенной оспы. Выбор Канси на престол в качестве наследника умершего от оспы его отца императора Шуньчжи отчасти объяснялся тем, что Канси переболел оспой и поэтому имел большие шансы на долгую жизнь (A. W. Hummel, ed., Eminent Chinese of the Ch'ing Dynasty, I, Washington, 1943, p. 325, статья Фан Чжао-мина). «Человек молод и на лицо щедрый» отметил в 1677 г. Спафарий («Статейный список посольства Н. Спафария в Китай. 1675 — 1678 гг.», СПб., 1906, стр. 99; см. также стр. 218 настоящего издания).

19 каламба. Вид очень твердого красновато-коричневого смолистого дерева (Execaria Agallocha), издающего благоухание при сжигании. Растет в Индокитае и на Суматре.

20 шилой. По-видимому, «шилан» — заместитель министра. В данном случае речь идет, вероятно, о «шилане», заведовавшем налоговым управлением в министерстве государственных фондов, «хубу».

21 ежегодный праздник. Празднество, о котором идет речь, — это китайский новый год. Оно продолжается четырнадцать дней и заканчивается так называемым праздником фонарей («шанюань», или «дэнцзэ»). В 1693 г. этот двухнедельный праздник был во второй половине января (китайский календарь не совпадает с европейским, так как исчисление идет по лунным месяцам).

22 третий двор. Как видно из китайских документов, это был «Тайхэдянь» (см. стр. 380 настоящего издания).

23 [Слоны при китайском дворе]. Слонов содержали при китайском дворе вплоть до падения Цинской династии. «Сян-фан, или слоновой двор, — отмечает Иакинф, — находится от ворот Сюань-ву-мынь на запад; построен при династии Мин, около 1500 года. Тогда находилось в нем множество слонов, ныне же не более семнадцати. Слоны сии употребляются при торжественных государевых церемониях» (Иакинф, Описание Пекина, СПб., 1829, стр. 77). «В кортежном управлении Луаньюйвэй, — пишет Бруннерт, — есть отдельные “сюньсянсо” по дрессировке слонов и есть заведующий слоновой колесницей “сянло гуань-ли”» (И. С. Бруннерт и В. В. Гагельстром, Современная политическая организация Китая, Пекин, 1910, стр. 31). О придворном слоновом дворе см.: A. Favier, Pеking, histoire et description, Lille, 1902, p. 287; E. Ф. Тимковский, Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах, II, СПб., 1824, стр. 218, 219 и др.

Текст воспроизведен по изданию: Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о посольстве в Китай. М. Глав. Ред. Вост. Лит. 1967