ФАЗЛАЛЛАХ ИБН РУЗБИХАН ИСФАХАНИ

ЗАПИСКИ БУХАРСКОГО ГОСТЯ

МИХМАН-НАМЕ-ЙИ БУХАРА

ГЛАВА XIX

ПАМЯТКА О ПЕРЕПРАВЕ ЕГО АВГУСТЕЙШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЧЕРЕЗ СЕЙХУН ПО ЛЬДУ И [О ТОМ, КАК] СОБРАЛИСЬ СУЛТАНЫ, ОДАРЕННЫЕ ДЕНЬ ОТО ДНЯ РАСТУЩИМ СЧАСТЬЕМ

Переправа его ханского величества через Сейхун произошла в понедельник, двадцать восьмого числа месяца шавваля (19 февраля 1509 г.). Обстоятельства переправы его величества были таковы: когда за три дня до переправы, под вечер, на краю кака, где его величество изволил пройти с немногими людьми, /61а/ большая часть воинов, имевших честь сопровождать его величество, стали читать стихи безнадежности и погнали коня замешательства по ристалищу блуждания, о чем кое-что было уже написано выше. Его величество с некоторыми из своих амакчиев и чухраев переправился через как. Так как место переправы было очень узким и опасным, то, если бы все воины пожелали перейти, возможно, мало кто пошел бы по пути спасения и сохранил жизнь от ужасов той пучины. Само собой, славные эмиры с большей частью победоносных воинов от этой переправы возвратились назад и переправились в другом месте согласно тому, как было упомянуто выше.

На том берегу реки августейший кортеж его ханского величества на рассвете следующего дня (20 февраля 1509 г. ) выступил и объехал окрестности реки в поисках [другого] места для переправы. Изъездив сам лично самые отдаленные [места] зарослей, он несколько раз отыскивал место для переправы и каждый раз, сойдя с быстроходного коня, ходил пешком по льду. Но так как всякий раз полагал место переправы неподходящим для войск из-за полыней и трещин, которые имелись вокруг него, то направлялся в другую сторону. При утреннем и вечернем ветерке в поисках дороги для переправы гонял он быстрого как ветер коня по тесным проходам зарослей камыша, где из-за сильного переплетения и чрезмерной густоты [зарослей] не видно [88] было земли и совсем нельзя было различить тропинки для входа [в заросли]. Когда достигнуть желаемого берега не удавалось, он, не прекращая поисков, возвращался обратно и снова, избрав другой путь, прилагал усилие и старание для достижения цели до тех пор, пока наконец ему не удалось успешно найти место переправы. Сперва он сам священной своей особой сошел с коня и с тростью в руках, раньше всех людей, изволил переправиться. Достаточно изучив и осмотрев проницательными глазами примыкающие к переправе места, он, как судьба, приказал войскам переходить по этой переправе.

В полдень того же дня его величество, сопровождаемый ратью божественной помощи и окруженный разными беспредельными милостями, доехал до желанного берега. Проворные на руки слуги воздвигли куполообразный шатер (Т. е. ханские палатки) халифата на том берегу реки Сейхун, и [его величество] заложил счастливую основу высокого здания державы у самого начала страны казахов. /61б/ Кто из победоносных воинов оказывался в силах и скорее других достигал берега еще до ломки льда и разрушения переправы, тот невредимо, спокойно, благополучно и ликуя переправился [на другой берег]. Другие же переправились в других местах. К концу дня вся ханская гвардия с разных сторон перебралась [через реку].

На другой день (21 февраля 1509 г. ) начали переправу славные войска его высочества, прибежища царства, Мухаммад Тимур-султана, численность которых превышала количество листьев на деревьях и капель дождя. В два дня переправились все и, воздвигнув на берегу Сейхуна великолепные шатры, величественные палатки, разнесли по всему голубому небосводу бой барабанов мужества и звуки труб могущества и счастья. На этом юрте удостоились чести присоединиться к августейшей ставке высокосановные султаны из Туркестана, Ташкента и Андижана и эмиры Ходжента, Шахрухии и других округов.

Присоединение Кучум-султана к августейшей ставке ⁷⁸

Первым с многочисленным, как муравьи, храбрым, как львы, войском, равным десяти тысячам боевых всадников и более двадцати тысячам пехотинцев, обрел честь и славу присоединиться к августейшему войсковому стану и величие заседания в августейшем собрании его высочество, прибежище царства, уважаемый Ку-чум-султан, который был правителем Туркестанских областей и основа достоинства которого благодаря царскому вниманию и по счастью обращения [на него] царских взоров благосклонности превзошла апогей созвездия Капеллы, и заговорил язык покровительства Кучум-султана: «Где Фаридун и где Джам?» [89]

Стихи:

Когда прибыл Кучум к ханскому стану,
Разнеслась приятная весть, что прибыл султан,
Снарядив войско всем необходимым.
У врага от злобы убавится жизнь.
Он затоптал землю [ногами] войск, [89]
Пыль от войска взметнулась до апогея Луны,
Упорные, воинственные молодцы
На поле встречи с врагами одержали победы (Букв.: на арене встречи унесли мяч).
Небо в страхе от натиска их.
Призывают победу воины: Победа близка! (Кор., LXI, 13)
Ну-ка скажи: «Очередь счастья Кучума».
Скажи, куда девался Фаридун, где — Джам?
Если власть — в управлении миром,
То весь он — держава хана Шайбана.

Описание прибытия Суюндж-Хваджи-султана в лагерь его величества ⁷⁹

/62а/ На этой же стороне реки Сейхун прошел по земле слух о движении его высочества прибежища царства, воплощения нескончаемой щедрости, ведущего род от ханов мира — Суюндж-Хваджи-султана. Повсюду раздался звук труб его счастливого кортежа. В кортеже его было более десяти тысяч всадников, узбеков по происхождению, у каждого из которых в день битвы сила и мужество равнялись [силе1 тысячи богатырей [того] времени. Все они — знаменитые молодцы, мужество и храбрость которых не запомнили старики времен.

Одной из особенностей рати этого знаменитого султана является то, что в его воюющем мир войске никто, кроме чистых узбеков, род которых не смешан с монгольским и чагатайским, не поднимает знамя неотлучного служения ему, а в дни боев и сражений ни один всадник из его победоносных войск, кроме узбеков рода ючи, на поле битвы не скачет. А если [даже] тысяча Рустамов, сынов Дастана, с сотней тысяч ухищрений и уловок пожелали бы занять место в его знаменитом войске, то, так как они не из народа узбеков, ни одного из них он не включит в число уважаемого и верного войска и не возьмет [даже] в слуги. Небоевая часть его войска, [состоявшая] из монголов и джагатайцев, начальников сардаров и сотников области Ташкента, превышала тридцать тысяч человек, которые являлись на смотр в войско орды вышеназванного [Суюндж-Хваджи-султана] во время воспламенения огня войны и боя.

Его высочество Суюндж-Хваджа-султан с такой многочисленной ратью расположился на стороне августейшей ставки и удостоился присоединиться к ханским войскам на глазах уважения и покровительства хана. Когда [он] удостоился великой чести беседы в августейшем собрании, то у его ханского величества, наместника всемилостивого, от встречи с уважаемым дядей исчезли [с лица] признаки печали и скорби и появились признаки радости и счастья. То, что было обязанностью оказания почестей и необходимого покровительства и уважения к этому единственному человеку в семи поясах земли, было проявлено. Действительно, особа этого уважаемого и славного султана является местом слияния двух морей: царства и знания и местом восхода двух светил: смелости и кротости. /62б/

Стихи:

Бей в барабаны и литавры,
Ибо прибыл в стан султан Суюндж. [90]
Поднялось некое солнце высоко,
Сияющее с востока из Ташкента.
Когда он поднял знамя завоевания мира,
То вмиг промчался до степи Востока.
Когда он решился ступить на путь завоевания,
Войско его сразу стало захватывать мир.
От узбеков, происходящих из рода Йучи,
В его войско отправилась тысяча тысяч.
Все — победоносные в боях молодцы,
Разрывающие когтями барса судьбы,
Горящие, как огонь, спешащие, как ветер.
Да живет вечно полководец этой рати!
Поскольку Суюндж-Хваджа — дядя Шайбана,
Разве не знаешь, что он выше хакана.
Мухаммад, который есть хан Шайбани,
От правосудия его мир — второй рай.
Пусть светит он постоянно как солнце,
Да продлится от него для мира счастье навеки.

Затем со стороны города Андижана, вилайетов области Кашгара и владений, близких к Хотану и Хитаю, имел честь присоединиться к августейшей ставке славный брат, великий правитель, уважаемый султан Джанибек-султан со снаряженным войском, численность которого превышала [несколько] тысяч; от смелости его истекали кровью барс в степи и акула в море. Все   — боевые молодцы, в сражениях храбрые, как львы, с подобающим вооружением и снаряжением, одерживающие верх и побеждающие врага. [Он] попросил извинения за то, что его знаменитый брат вследствие глазной болезни воздержался лобызать подножие престола прибежища халифата. На смотре [войска] извинение его было принято. Высокостепенному султану к прежним отношениям наставления прибавилось покровительственное отношение, и [он] удостоился чести, славы особого царского внимания и высоких беспредельных милостей. Великолепие его воюющего мир войска придало новую красу и безмерное украшение августейшей ставке. Таким же образом в степи с многочисленными войсками расположились эмиры и /63а/ даруги окрестных владений, и каждый по очереди, удостоившись чести явиться в августейшую ставку, при лобызании престола царства подносил подобающие диковинные вещи и дары. В славное присутствие и высокое собрание в виде приветствия приводили быстроходных коней. Широкая, как море, милость его ханского величества разделила их между воинами.

Точно так же все жители туркестанских областей, где получило славу издания августейшее постановление [о том], чтобы все в этом благословенном походе обязательно сопровождали [ханское величество], а исполнение услышанного приказа обязательно для подданных, согласно изречению: Выступайте отрядами, или выступайте все (Кор., IV, 73.), прибыли в августейший войсковой стан, чтобы приступить к исполнению обязанностей, налагаемых священной войной ради Аллаха. Все, не задерживаясь, без промедления, имели честь явиться. Сотники и начальники отрядов областей с сотнями и десятками один за другим прибывали к августейшему войсковому стану, и каждый располагался на своем месте согласно чину. Таким образом, в короткое время бесчисленные люди огромного войска, счета которого никто, кроме Аллаха, не знал, а из людей никто [его] сосчитать не мог, хотя от некоторых почтенных людей [91] было слышно предположение, что было вероятно там более трехсот тысяч лучников, руками которых во время боя врагу наносится удар и разгром, прибыли в войсковой стан победоносных войск, все снаряженные и вооруженные, с припасами и продовольствием. Рассказывали так, что редко, когда в кратчайший срок ради священной войны под сенью могущественного царского знамени собиралось превеликое полчище, поэтому добрыми стараниями его высокостепенного ханского величества были подняты знамена джихада. Воины и бойцы за веру на пути Аллаха нашли под сенью победоносных знамен его величества /63б/ вознаграждение, согласно изречению: Не равняются сидящие из верующих, не испытывающие вреда и усердствующие на пути Аллаха [своим имуществом и своими душами]. Дал Аллах преимущество усердствующим [своим имуществом и своими душами] перед сидящими на степень (Кор., IV, 97. Ибн Рузбихан привел стих не полностью — восстанавливаем в квадратных скобках), и назначенный народ, согласно изречению: Сражайтесь с ними — накажет их Аллах вашими руками (Кор., IX, 14), поспешил на большую дорогу священной войны [против] презренных неверных; самый большой вред — люди, приводящие отговорки, — поскольку, согласно изречению: Дела оцениваются по тому, для чего они совершаются, он отправился по пути старания и усердия. Сколько ни препятствовали отговорки пойти на неверных и войти в войско, согласно изре" чению: О те, которые уверовали! Когда вы встретите тех, кто не веровал, в движении, то не обращайте к ним тыл (Кор., VIII, 15), они все-таки не будут лишены и останутся без доли вознаграждения наравне с борцами за веру, согласно слову: В Медине живут некоторые люди. Где бы они ни останавливались, через какую бы долину ни проходили, они обязательно будут с вами. Один сказал «Ведь они в Медине». Посланник Аллаха ответил: «Верно, в Медине. Но они остались не по своей вине. Если бы у них не было бы уважительной [причины], то они-были бы с вами». Одним из числа таких людей был и я, ничтожный бедняк, который в то время страдал разными недугами и подвергался разным внезапным губительным болезням. Вследствие этого я в этой области был назначен его величеством, имамом времени, отправиться в город Сыгнак, чтобы позаботиться о теле и излечить болезнь. Так как поездка в тот город имела кое-какие причины, то здесь кстати упомянуть о предпосылках моего состояния. А помощь {исходит} от Аллаха всемилостивого.

/64а/ ГЛАВА XX

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ПИШУЩИЙ ЭТИ СТРОКИ ПОДВЕРГСЯ БОЛЕЗНИ И ОТПРАВИЛСЯ В СЫГНАК

[Автор в этой главе рассказывает, что он заболел от дурного глаза]. В первый день прибытия в окрестности крепости Арку к, еще до того, как хан соизволил расположиться, он поднялся на высокое место, которое господствовало над крепостью» а также верхом на лошади осмотрел ее со всех сторон. Позвав меня, бедняка, одного на это высокое место, [хан] оказал мне милостивое внимание и рассказал подробно об обстоятельствах завоевания этой крепости, которая стала ключом завоевания [92] других крепостей. Потом любезно и заботливо вдохновенные уста его промолвили: «Мы твердо решились отправиться в поход на казахов. Вы сопровождали [нас] до этой местности, которая является началом Туркестана, и исполнили правила сопут-ствия и согласия. Ныне у этой крепости Аркук имеется переправа через Сейхун в сторону города Йаси, где находится гробница его святейшества полюса времени, Джунаида эпохи... Хваджа 'Ата-и Ахмада ал-Йасави. Сейчас совет таков, чтобы вы переправились на ту сторону с целью поклониться лучезарной гробнице и прилегающим к этому священному куполу /64б/ [местам], сами сподобились бы побывать там и принесли молитвы наши тому, к кому обращаются все молящиеся. Отдохните под сенью прибежища всего света, пока мы пойдем и вернемся из священного похода на казахов. . .»

[Ибн Рузбихан, огорченный тем, что не может сопровождать хана в его походе пишет: «С того времени когда я по божьему предопределению, совершив хаджж в Мекку, вернулся в Халеб, то на всю жизнь повязал пояс намерения участвовать вместе с повелителем Рума в священной войне с франками. Однако рука божественного предопределения — Аллах делает то, что пожелает (Кор., II, 254), и поистине, Аллах решает то, что захочет (Кор., V, 4), — каждый раз на пути этого искренне любящего ставила преграды. . .»

Далее автор пишет, что Шайбани-хан настоял на его поездке в Сыгнак и приказал Маулана Амиру Самарканди обеспечить Ибн Рузбихана и его спутников всем необходимым. Затем он рассказывает о своих болезнях и сделанном ему кровопускании и еще раз вкратце о переправе Шайбани-хана и войска через Сейхун. В заключение автор сообщает:] В предвечерний час вновь пришел Маулана Заири и сказал: «Высокостепенное ханское величество изволил еще раз осведомиться о вас. Он решил отправить вас в город Сыгнак, который является пограничным пунктом Туркестана. Вместе с вами в Сыгнак поедет господин начальник самаркандского дивана, чтобы отправить провиант для победоносной армии, и сам присоединится к августейшему стану на другом привале в стране казахов». Согласно августейшему повелению, утром двадцать восьмого шавваля мы покинули августейшую ставку и в конце того же дня прибыли в Сыгнак. Продолжение болезни [моей] проходило там. Высокостепенное ханское величество, выступив со всеми султанами с этой благоприятной стоянки, направился в страну казахов.

ГЛАВА XXI

РАССКАЗ О МЕСТОПОЛОЖЕНИИ ГОРОДОВ ТУРКЕСТАНА И СТРАНЫ КАЗАХОВ

Выше было упомянуто, что казахские ханы тоже происходят от потомков Ючи-хана, сына Чингиз-хана. Огромное количество и множество [их], их снаряжение и вооружение больше того, что умещается в свитки [бумаги]. Сейчас их старшим ханом является Бурундук-хан, из потомков Узбека ⁸⁰, часть которых называется казахами. Как выше было упомянуто и стало известно по слухам в любое время, когда Бурундук-хан во все стороны улуса казахов посылал [приказ]: «Садитесь [93] на коней для набега», то в тот же час являлись четыреста тысяч колчанов ⁸¹ богатырей, каждый из которых /70а/ равнялся десятерым молодецким воинам. Их средства и снаряжение были до такой степени обильны, что большая часть [казахов] называла Хатим Тая своим нищим. От их пришельцев стало ясно, что слова парам они не знают.

Описание Дешт-и Кипчака и страны узбеков ⁸²

Так как количество добра и снаряжения у них сверх всякой меры, то, само собой, всевышний и всемогущий бог пожаловал им летние и зимние становища, пространство равнинной земли в шестьсот фарсахов, где нет ни одного камешка, чтобы они [могли] кормить и поить скот. Это пространство покрыто речками, цветами и тюльпанами и называют его Дешт-и Кипчак. И это все   — владение узбеков. Что за Дешт-и Кипчак!. Он — продолжение рая. Его поля и степи превосходят сады Ирема.

Когда мы расположились в самаркандской степи на берегу Сейхуна, напротив Отрара ⁸³, я узнал интересные рассказы его ханского величества. Он изволил говорить: «Дешт-и Кипчак равен шестистам фарсахам земли. Большая его часть покрыта речками. Соловей разума потерял спокойствие от красоты цветов этой страны. Каждое ее дерево кажется лотосом по высоте или лучом, отраженным от земли к седьмому небу. Большая часть деревьев этой страны — березы, вследствие твердости которых из их [древесины] делают очень искусно хорошие арбы и справляют колеса, крайне прочные и крепкие. На вершинах этих деревьев — гнезда разных хищных птиц: ястребов, белых соколов, кречетов; кажется, что самая суть мира заключается в отраде, обилии благ, приятности климата и покоя Дешт-и Кипчака, где в весеннее время дни проходят в приятном дуновении благоухающего, как амбра, ветерка; а ночи — в спокойствии и свежести, наподобие благодатного рая. Все его цветы и тюльпаны по величине в несколько раз превышают цветы и тюльпаны других садов мира. У его обитателей покоя и досуга больше, чем у всех потомков Адама.

/70б/ Одним словом, описание цветущего состояния пространства Дешт-и Кипчака выходит за пределы помещенного в свитки этих листов. Эта обширная степь является летним становищем узбеков, и в летние дни, когда наступает зной таммуза ⁸⁴ и время множества пожаров и сгорания, казахский народ занимает места по окраинам, по сторонам и рубежам степи. Вследствие множества скота и нужды в пастбищах они занимают всю эту обширную степь, и каждый из их султанов имеет в своем владении и подчинении определенную местность этой области. Летние дни проводят в разных сторонах и краях этой степи, соперницы садов, в полном спокойствии и согласно решению «Мир — тюрьма правоверных и рай для неверных». Эти подобные раю степи считают обиталищем своего могущества, весенним жилищем покоя и отдыха. Численность стад их овец и коров, счет табунов их лошадей никто, кроме всевышнего, совершенное знание которого — океан бескрайный, не знает. И ни один счетчик, считающий на пальцах, и ни один писец, составляющий реестры, не смогут сосчитать количество их скота. [94]

Когда наступает осенняя пора, /71a/ погода в той стране становится холодной и выпадают обильные снега, то, разумеется, казахи для зимовки направляются из степи на зимние стойбища. Так как на всем пути следования к зимовкам иногда не бывает достаточно воды, чтобы напоить скот, они по необходимости пускаются в путь тогда, когда переправы и дороги покрываются снегом. Их арбы ставят на колеса. При передвижении они должны, конечно, ехать по снегу, иначе для них будет опасность погибнуть от жажды и безводья.От заслуживающих доверия знатоков было слышно, что они рассказывали:

«Их жилища построены в форме арб и поставлены на большие колеса, как небосвод, а верблюды и лошади перевозят их от стоянки к стоянке, вытягиваясь наподобие каравана. Если они идут непрерывно один за другим, то растягиваются на расстояние ста монгольских фарсахов, а промежуток между ними будет не более одного шага. Каждый такой домик — жилище одного человека, потому что у наиболее бедных из казахов число лошадей, верблюдов и овец исчисляется тысячами. И все эти знатные люди, которые являются хозяевами этих бесчисленных жилищ,  — богатыри просвещенные, каждый из которых в день битвы захватывает десятерых из могучего войска [врагов] и десятерых молодцов из числа знаменитых [бойцов своего] времени кнутом делает добычей торок своего [седла] или выбрасывает [даже] название бытия из мастерской его жизни.

Таким образом, как упомянуто о способе их передвижения, они из пределов [Кипчакской] степи и области реки Адил (т. е. Волги. — Р. Д.), которую называют Итиль, они, ежедневно кочуя в таком великолепии и богатстве в течение двух или более месяцев и передвигая кибитки среди снегов, в собольих, беличьих  и других шубах, /71б/ в шелковых одеждах со множеством украшений, через два месяца прибывают на зимние стойбища. Местом их зимовья является побережье реки Сей-хун, которую называют рекой Сыр. Как мы объяснили выше, все окрестности Сей-хуна покрыты зарослями най, [тростника], который по-тюркски называется камыш, богаты кормами для скота и топливом. [Число] овец их, должно быть, равно числу деревьев; кажется, корм этой местности при небольшой переработке превращается в жизнь, а жизнь еще скорей превращается в зверя. Должно быть, это одна из особенностей стран севера — быстрый переход одного сложного соединения в другое потому что растительный корм их быстро переходит в животное, животное — в человека, а почва и вода тоже как будто быстро переходят в корм.

Когда казахи прибывают в места зимовья, то располагаются на протяжении реки Сейхун, и, может быть, длина берегов Сейхуна, на которых они оседают, превышает триста фарсахов. Когда они достигают берегов Сейхуна, то оказываются вблизи областей Туркестана, потому что Туркестан тоже доходит до берега Сейхуна. В каждом известном улусе есть [свой] полновластный султан из потомков Чингиз-хана, который со своим народом пребывает в какой-либо местности, старинном юрте. [Султаны] сидят там до сих пор еще со времени Ючи-хана и Шибан-хана и пользуются пастбищами. Точно так же они располагаются и занимают места по ясе [Чингиз-хана]. Между узбекскими ханами постоянны распри и раздоры, особенно между ханами [из рода] Шибана и казахскими ханами. [95]

ГЛАВА XXII

ПАМЯТКА О ВЕЛИКИХ ХАНАХ-ШИБАНИТАХ, КОТОРЫЕ ПРАВИЛИ ⁸⁶

В минувшие времена большая часть значительных ханов бывала из рода Шибана, и в недавние времена наиболее значительным из ханов обоих улусов был Хизр-хан, дед Хамзы-султана и брат Шайх Даулат-султана, который является отцом благочестивого, покойного великого хана Абу-л-Хайр-хана.

Далее. Власть его величества, покойного Абу-л-Хайр-хана /72а/ была признана всеми, и никто из ханов [своим] могуществом и высокой степенью не достигал его могущества. Он был падишахом знающим, пастухом [стада] подданных, богобоязненным. Его величество Абу-л-Хайр-хан среди [других] царей обладал очень высокой степенью, потому что в [образе] правления и царствования у него были нравственные достоинства, которых никто не достигал.

Рассказ

Однажды в Туркестанской степи в присутствии его ханского величества [Шайбани-хана] я доложил: «Покойный падишах и хан Абу-л-Хайр-хан среди предшествующих и последующих царей отличался особо большим великодушием, потому что мы не слышали ни об одном государе, который завоевал бы страну, подобную Мавераннахру, и, по своей воле отказавшись от нее, возвратил бы ее обратно врагу и посадил бы его на царство, а сам бы совершенно покинул страну.

Когда султан Абу Саид-мирза Мираншахи ⁸⁶ бежал от царевича Абдаллатифа ⁸⁷, сына Улугбека, сына Шахрух-мирзы, нашел защиту у его ханского величества [Абу-л-Хайр-хана] и приступил к обязанностям неотлучного служения, то он удостоился чести получить от его ханского величества обещание помощи и поддержки. Некоторое время он исполнял его повеления с покорной головой и в конце концов по милости его величества погнал коня желания и своевластия по полю миродер-жавия. Тогда его величество Абу-л-Хайр-хан для [оказания] помощи ему захватил с собой многочисленные войска из страны узбеков и вступил в Мавераннахр. Правитель Мавераннахра султан 'Абдаллах б. Ибрахим-султан б. Шахрух-падишах ⁸⁸ вышел на бой. Один полк огромного войска его ханского величества произвел нападение, одолел и убил его, и в области Мавераннахра и Туркестана подняли знамя власти султана Абу Саида. Его величество, великий хан, сохранил обещание и султана Абу Саида посадил на престол. Больше он, [Абул-Хайр-хан], не зарился на это благоустроенное царство, /72б/ несмотря на то что было известно, что чагатайский улус, согласившись с потомками Тимура сына Тарагай-бека, совершенно вышел из повиновения потомкам Чингиз-хана и имеет намерение быть независимым и полновластным в управлении государством и завоевании мира. Это — предел великодушия и благородства, которые исходили со стороны его величества, великого хана».

Высокостепенное ханское величество [Шайбани-хан] изволил сказать: «Тогда не было божественного предопределения завладеть тем царством». Я, бедняк, из тех слов уразумел так, что было бы подходяще его, [Абу Саида], устранить. Поскольку ударами славного меча завоевали некое владение силой, то неизбежное следствие правильного суждения и защиты чести государя заключалось в том, что [96] султана АбуСаида [следовало] оставить на месте его предков, [какое было] до появления Тимур-бека, и вовсе не оставлять в его руках бразды правления. Но так как приобретение владения в Мавераннахре и возвращение управления этой страной потомкам Чингиз-хана в то время не было предопределено, то, само собой, в великодушном сердце его величества [Абу-л-Хаир-хана] подобной мысли не возникало. Он совершенно не помышлял в таком смысле и оставил бразды власти в руках иноземного врага. «У нас имелась возможность такого рода дара, — [сказал Шайбани-хан]. — Следами и знаками его являются события с ханами моголов, когда власть и царство случайно выпали на долю Махмуд-султан-хана ⁸⁹ и Алача-хана ⁹⁰. Мы обоих оставили невредимыми, отпустили на волю и оставили им древнее владение. Если некоторые области мы и отняли из рук потомков Тимур-бека, то не из жажды царствовать и не из-за недовольствования малой страной, а скорей в силу божественного предопределения, которое требует, чтобы наследственное владение вновь вернулось в руки нашей власти и воли». В этих малых словах [Шайбани-хан] выразил мысль: Ты даруешь власть, кому пожелаешь... Ты ведь над каждой вещью мощен! (Коран., III, 25).

Описание высочества Шах-Будаг-султана ⁹¹

После смерти его высочества великого хана Абу-л-Хаир-хана следующим ханом из [дома] Шибана, который правил всеми узбеками и которому покорились и подчинились все султаны их улуса, был знаменитый хан Шайх Хайдар-хан, сын Абу-л-Хайр-хана. Его высочество, прибежище царства, орудие ханства, Шах-Будаг-султан скончался при жизни его величества великого хана Абу-л-Хаир-хана. Еще до полного расцвета весны молодости холодный ветер предопределенной смерти развеял лепестки бытия его высочества с розового куста его времени. [Глава завершается стихами автора, посвященными Шах-Будагу.] ............

ГЛАВА XXIII

РАССКАЗ О ПРИЧИНАХ РАСПРИ И РАЗДОРА БУРУНДУК-ХАНА С ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ НАМЕСТНИКОМ ВСЕМИЛОСТИВОГО

Когда его величество Абу-л-Хайр-хан простился с бренным миром и поставил престол царства существования в пространстве вечного рая, как написано в содержаниях августейших летописей, /73б/ во владениях узбекских ханов появилась смута, и очередь ханствовать в улусе Шибана досталась Шайх: Хайдар-хану. И в улусе казахов султаны претендовали на ханскую власть. После того как этот сан некоторое время принадлежал нескольким лицам, очередь ханствовать досталась Бурундук-хану, а он — один из вельмож улуса и потомков славных ханов.

Поскольку божественное предопределение постановило, чтобы на крыше могущества и счастья били в литавры ханства его высокостепенного ханского величества и самих избранных и важных из потомков и родственников его величества, долгие годы и бесчисленные века знамя их счастья развевалось во всем мире, а [97] светильники их правления и халифата загорелись в самых отдаленных странах света, то в непременном согласии со случаями, описанными в божественной сунне, как только во мраке бедствий и событий хотят зажечь державные светильники, со всех сторон раздается тяжелый вздох холодного дуновения с намерением погасить этот божественный свет и уничтожить это сияние. В конце концов, враждуя и мстя, в этом жгучем огне опаляют свои бороды и усы. Некоторые люди свет этого светильника счастья хотят затушить своими устами (Кор., LXI, 8). В намерении уничтожить бытие его величества наместника всемилостивого со стороны негодных злодеев было приложено много усилий. Но всякое их намерение погубить обращалось в решение отплатить, и каждое порицание врагов — в благополучие, каждое причинение страданий и обида — в божественную помощь и руководство на праведном пути. Как повествуется в летописях, уже с раннего детства его величество претерпел разного рода неприятности и лишения от коварных врагов. Степными (т. е. кипчакскими. — Р. Д.) ханами было проявлено много вражды, и кажется, что оценка ее была причиной тревоги его величества за родину вследствие привязанности к ней, что если бы не эта тревога, то, возможно, его величество никогда бы не склонился к завоеванию мира, а предавался спокойно досугу и проводил бы /74а/ время в получении наслаждений, препятствующих приобретению степеней завоевателя мира, мешающих стараниям завоевать страны и покорить мир, ибо праздность есть сильная помеха в поисках совершенства в обоих мирах, а искание покоя является для души громадной преградой в достижении высот счастья в обоих обителях. Об этом я слушал замечательный рассказ его ханского величества и передам его здесь, если будет угодно Аллаху.

Рассказ

Однажды в Туркестанской степи высокостепенное ханское величество соизволил сказать: «Потомки ханов, знаменитых султанов и влиятельных вельмож из числа людей степи, которые по происхождению узбеки, как только начинали вставать [на ноги], сознавать [окружающее], из пропасти младенчества подниматься до высот разума, обнаруживать в себе начала совершеннолетия и чувствовать наступление зрелости, их усилия и старания большей частью тратились на стяжание богатства». В. стремлении собрать стада овец, приплод от которых является причиной умножения богатства,   — предпосылка приводит к выводу, вывод же   — животные, — они прилагают большие усилия и заботы, чтобы в короткое время от размножения овец собрать огромные богатства и чтобы от разведения мелкого рогатого скота добыть в той бескрайней степи большое состояние. В короткий срок они становятся крупными богачами. На узбекском и монгольском языках влиятельного богача называют бай.

Его величество изволил сказать: «У меня в начале совершеннолетия, когда начинается стремление к богатству, которое является основой жизни и причиной порядка дел будущей жизни, совсем не было желания накопить стада овец. Пространство полета моих помыслов ограничивалось ловлей хищных птиц, как-то: ястребов, соколов, кречетов». [98].

Описание орла, самой крупной птицы из хищных ⁹²

В числе хищных птиц имеется большая птица, называемая орел. По этой причине (Т. е. потому, что Шайбани-хан любил ловить хищных птиц) в августейшее собрание доставили очень крупного орла, так что разум от вида его пришел в изумление, а мысль от необычайности его стала летать в долине удивления и недоумения. /74б/ Его когти словно стенания смерти. Клюв его напоминает острие копья. Силой воображения размер его тела рисуется размером сказочной 'анка. Цвет его крыльев — цветник узоров Мани, следы пера своего он вписывал на скрижали сердца. Его полет над головой морских и земных птиц подобен быстроте назначенного смертного часа ради похищения душ животных. Его крик, ты сказал бы, есть голос смерти, отнимающий души у живых призраков небесного пространства. Когда он опускается на голову лани, ты счел бы, что это витающая смерть, которая опускается с неба на голову немощных, и тихий напев его во время охоты охотника, ты бы сказал, сливается с приятной мелодией чанга и уда. [Затем следуют стихи Ибн Рузбихана] .......................

Высокостепенное ханское величество изволил сказать: «Из этой породы орлов уже несколько штук попало в сильные руки начальника царской охоты». Каждое утро сокол намерения завоевать мир устремлялся на охоту на степных и водоплавающих птиц, а вечером ханские ловчие птицы: соколы, шахины, орлы и сунгары, исполнив долг и обязанности охоты, возвращались домой, а из мяса добытой дичи устраивали достойным образом царский пир. Все присутствующие на том царском пиру, все сотрапезники были мужи науки, благочестивые подданные, дервиши, чтецы наизусть Корана и улемы. Никогда весьма отважная мысль его [величества] не обращала луч внимания на приобретение стада овец, подобно другим султанам.

Конечно, в мыслях, которые в то время приходили ему в голову, /75а/ заключались великие полезные предприятия, потому что если бы его августейшие мысли клонились к приобретению овец и умножению средств благополучной и покойной жизни, то он в стремлении завоевать мир не брался бы за обязанности, приносящие испытания, лишения и невзгоды, и он отказался бы от усилий и стараний ради достижений целей и желаний. Так как [хан] отказался от приобретения стад и средств для роскошной жизни и благополучия, то он направил свои воинственные намерения исключительно на охоту, но постоянное пребывание в той стране не считал препятствием к завоеванию мира. И конечно, согласно течению божественного предопределения, он, по достижении полного совершеннолетия, покинув Дешт-и Кипчак, направился в Мавераннахр. В течение некоторого времени, проживая в славном городе Бухаре, он поспешил изучить и затвердить на память священное слово божье, приобрести научные знания и украсить себя одеянием нравственных совершенств и сведений, дарованных [свыше] и благоприобретенных. Поскольку в те годы обилие важных дел и завоевательная деятельность не отвлекали [его] и не препятствовали стремлению к знаниям и собеседованиям с людьми учеными, благочестивыми и совершенными, то благородная особа [Шайбани-хана] посредством бесед с дервишами, аскетами и учеными достигла степени совершенства в обеих областях — в теории и практике — и поднялась до высшей точки познания и созерцания. Частое общение с улемами и влиятельными духовными особами привело к тому, что одаренному [99] сделалось понятно и ясно, что время наступления обещанного явления и час открытия тайны скрыты за завесой сокровенного мира. Когда приблизился предсказанный посланником Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, срок, который он указал относительно Землепашца, то знамения обещанного стали совершенно ясны высокому уму [Шайбани-хана] благодаря вразумлениям духовных особ и написанному пером людей вдохновенных. Среди них было одно крупное духовное лицо и ученый из Рума, которого звали Маулана Ахмад, да освятит Аллах его душу и да умножит для нас помощь его. Он написал книгу, называется она Искандар-наме ⁹³, и в этой книге он дал полное изложение истории Александра Македонского. Составлена она /75б/ на языке румских турок.

[Затем Ибн Рузбихан хвалит стиль поэмы и завершает своими стихами]. Случайно один из друзей божьих в дни пребывания его величества прибежища халифата в Дешт-и Кипчаке представил ее в виде подарка августейшему собранию. Чтение и просмотр этой книги открыли пред высочайшим умом разные ворота. От изучения этой сокровищницы знаний в казне воображения заняли место перлы цветов истин и тонких мыслей. Одной из причин и притязаний завоевать мир оказались два бейта вазахре ⁹⁴, содержащей самую суть науки книги, которые были остатком записей людей вдохновенных (т. е. суфиев.   — Р. Д.). Содержание их указывало на победы, которые будут обретены кем-то [происходящим] из Дешта. Между прочим, в них заключались слова: «Война показалась из Дешта». Появление такой мысли /76а/ в благоуханном уме [Шайбани-хана] стало причиной искания наследственного владения и желания распространить правосудие и благотворительность по всему миру. В солнцеподобное сердце [его] запало: «Почему бы нам не быть этим предсказанным явлением и не рассыпать драгоценные камни по лику земли?» Несомненно, в силу слов: Поистине, всевышний Аллах любит людей высоких помыслов и не любит низких, [Шайбани-хан], несмотря на малость богатства и могущества, следуя высоким помыслам, приступил к завоеванию мира, согласно словам, сказанным поэтом Мутанабби:

Стихи

Если ты замыслил какое-либо дело,
Не ищи малого, ибо для мужа
В деле ничтожном — вкус смерти
И в деле большом — вкус смерти.

Он соизволил углубиться в составление плана важных мероприятий и счел ничтожным [для себя] переносить невзгоды ради достижения целей, а для души признал пустяком погрузиться в волны потока трудов и лишений ради достижения жемчужин целей и надежд, до тех пор пока не появилось то, что явилось, и не вышло то, что не выходило.

Однако причиной вражды, соперничества, распри и войны с ханами Дешта, особенно с Бурундук-ханом, который сейчас является самым старшим из ханов и известнейшим из предводителей Дешта, есть зависть к огромному богатству и драгоценному. счастью, которая мучила их огорченные сердца, и также зависть к благоденствию, радости, господству, могуществу, и [само] присутствие вселяло злобу в их души. Поскольку по праву -наследования ханствовать в Дешт-и Кипчаке надлежит его величеству и поскольку многочисленные и счастливейшие деды его [100] величества хана полновластно ханствовали в Дешт-и Кипчаке, то никогда те люди (т. е. казахи) не переставали думать, что если сокол намерения его величества [Шайбани-хана] направится на охоту завоевания областей Дешта, /76б/ то, конечно, перед высочайшим умом раскроются ворота победы и название ханства будет стерто с надменных лиц ханов Дешта.

У высокого ханского величества с Бурундук-ханом бывали переговоры, знаменательные дни и битвы, которые все известны в улусе узбеков, и в истории хана об этом много написано и упомянуто. Я, бедняк, слышал занимательный рассказ его ханского величества, который изволил сказать: «Однажды с сотней моих гвардейцев [мы] совершили налет на ставку Бурундук-хана, у которого, возможно, было более пятидесяти тысяч конных бойцов. Со стороны их стоянок мы вторглись в середину [месторасположения] их женщин, детей и разного скарба, не упустив ни минуты должным образом пограбить и по обычаю убивать и нападать. Храбрость и мужество их не имели никакой силы, чтобы кто-либо из тех людей вышел и отворил ворота драки, спора, единоборства и сражения и решился устранением грабежа и захватом добычи обрести славу, и прозрачной водой закаленного меча смыть со своего белого лица черные чернила позора. И мы, захватив добычу, невредимо возвратились с того поля боя убийцами, грабителями и победителями».

Подобных этому случаю у них было много. Между прочим, одно событие еще до завоевания Мавераннахра. Когда были завоеваны области и города Туркестана, над крепостью Отрар были начертаны знаки власти его величества, прибежища царства, Мухаммад Тимур-султана. Его высочество, несмотря на то что в то время был совсем малолетним и жил в крепости Отрар, открыл врата вражды и раздора с ханами и султанами Дешта. Бурундук-хан вместе с султанами и более тридцати тысячами всадников осадил его высочество Мухаммад Тимур-султана в этой крепости и стал оспаривать его славу, с ним бороться и воевать. Его высочество султан, по мудрой поговорке: львенок в действительности подобен льву, несмотря на малолетство, нисколько не дрогнул и не испугался, а по обычаю обороны крепости укрепил ее /77а/ и донес барабанный бой своей власти до ушей разума ханов Дешта. В конце концов Бурундук-хан отчаялся завоевать эту неприступную крепость, так как осада длилась долго, а его войско ничего, кроме бессилия и позора, не проявляло, никто никак не мог осилить и совладеть с гарнизоном крепости. Само собой он счел [себя] слабым на арене боя, вывел наступавшего коня из вилки ⁹⁵, повернул в степь и пешком снялся с того поля. И на самом деле, [ему] в военной игре вышел мат и он потерпел поражение.

Описание искоренения владык Мавераннахра ⁹⁶

После того как были завоеваны области Мавераннахра и все пространство этой страны от дальнего Сейхуна до берегов реки Джейхун вошло [в ведение] августейшего дивана, независимые государи, которые были могущественными правителями тех областей, стали сходить на нет. Уста божественного предопределения прочли по скрытому внушению содержание изречения: Сколько они оставили садов и источников (Кор., XLIV, 24) тем блуждающим в пустыне и они подвергнуты наказанию (Кор., XXXIV, 37). И приговор [101] господа рабов, который ради отмщения своего, согласно изречению: Ведь господь твой в засаде (Кор., LXXXIX, 13), подверг их порицанию и наказанию по слову: Пролил на них господь твой бич наказания (Кор., LXXXIX, 12). Громовой удар смерти внезапно разрушил дом чагатайских старцев-султанов, и могучее войско смерти в короткое время уничтожило тех мужей, которые на арене времен были полновластны и счастливы.

У молодых людей счастье неустойчиво, разум неопытен, могущество несоразмерно. Некоторых на поле брани он поверг на окровавленную землю гибели, а некоторых на аркане плена и гибели он заключил в углы и ямы. Некоторых скрытое наказание, [согласно изречению]: Если бы Аллах не предписал им выселения, то он наказал бы их в ближайшем мире (Кор., LIX, 3), подвергло несчастию и бедствиям времени, переселением и блужданием в самом изумительном виде и расстройстве. Их Бай-сункар стал моголом, соединясь с моголами, а их Бабур от бегства в Хиндустан стал кабульцем. В общем, радость и веселье, удовольствие и забава, успех в победе и удача были словно пашня, которую постигло бедствие и стала она сухим сором, который развеивают ветры (Кор., XVIII, 43), а Аллах над всякой вещью мощен! (Кор., XVIII, 43)

/77б/ Гнев божий пролил несчастную судьбу
На султанов Мавераннахра.
Все старцы исчезли и погибли.
Друг за другом их полонила земля.
Владение каждого осталось другому.
Украшение брата осталось другому брату,
В результате дело страны и защита мира
Перешли от великих к детям (Два бейта зачеркнуты).
Как только ханское знамя поднялось высоко,,
Царь вернулся к своим людям.
Все враги погрузились в печаль.
Высоко поднялось знамя Чингиза.
Покуда мир стоит, пусть здравствует государь мира
Хан, сын хана, — Мухаммад Шайбан.

После того как знамена власти его величества, солнцеподобного хана утвердились, а государство и правление моголов и чагатайцев исчезли, у ханов Дешта забилась жила зависти. На самом деле они так заявили, что вследствие крайней нужды в платье и одежде, главную часть которой составляет кербас, — ведь одежда и саван для людей необходимы — они вторгнутся в пределы владений ханского величества, ибо несколько раз был издан августейший указ, чтобы население Туркестана никаких торговых сделок с казахскими купцами не совершало, и чтобы между ними и жителями этих земель не было взаимных посещений и поездок купцов. Так что несколько раз в некоторых районах Туркестана и городах Хорезма было приказано ограбить казахских купцов. У ханского величества при издании этого указа были в виду разного рода и мудрые соображения... [102]

[Затем Ибн Рузбихан приводит случаи из истории завоеваний ближневосточных стран, в частности завоевания Египта полководцем халифа Умара Амром б. аль-'Acc, и рассказывает о его военной тактике.]

При рассуждении в таком же смысле у его ханского величества, прибежища халифата, возникло намерение не допускать казахов ступить в [его] владения, где они воочию увидели бы и рассмотрели красу, благоденствие, орудия завоевания мира и преимущество узбеков. Не дай бог, лицезрение всей этой благодати толкнет казахов на путь войны и распри, и они, [казахи], в стремлении завоевать эти владения и заполучить эти украшения и вкусные яства, вытащат мечи из ножен битвы и вражды. Отразить их будет очень трудно. В настоящее время они ничего не знают о радостной жизни, благоденствии и довольстве узбеков. Суровый и грубый образ жизни, который они ведут, они представляют себе основой спокойствия и досуга, а узбеков считают поселившимися в тесных владениях и домах и не имеющими веса. Кроме своего полного недостатков образа жизни, они не признают ничего более /83а/ благородного и приятного. Поскольку, вследствие частого общения, в эту страну привозят красивые и изящные товары, особенно хорошие платяные и ковровые изделия, серебряные и золотые украшения, им становится ясно, что узбеки ударами мечей и стрел переняли полную достатка жизнь и благоденствие от чагатайцев и моголов, и сейчас они счастливы, в завидном положении, и веревки шатров их счастья крепко привязаны к кольям вечности. Конечно, они напрягут жилы своего мужества и ступят на путь старания и усилия ради завоевания этих областей. Чтобы их отразить, победоносному войску, возможно, придется испытать множество невзгод и труда. Следовательно, лучше всего пресечь взаимное соприкосновение обеих сторон и общение между ними и полностью запретить им прохождение по этим областям. И то, что его ханское величество изволил усмотреть по части запрещения казахам посещать области Туркестана и Мавераннахра,   — крайне мудро. Из таких соображений [хан] поставил преграду на пути воинственных замыслов Гога и Магога казахского войска. . .

ГЛАВА XXIV

РАССКАЗ О ПОХОДЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА НАМЕСТНИКА ВСЕМИЛОСТИВОГО НА СТРАНУ КАЗАХОВ В ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ РАЗ

Когда намерение завоевателя мира захватить области Мавераннахра осуществилось, он бросил тень внимания своего на завоевание области Хорасана. В девятьсот девятом году (1503-1504 г.) его высокостепенное ханское величество переправился через реку Амуйе. Это была первая переправа через Амуйе, которая была совершена ради завоевания Хорасана. /83б/ После переправы он в долине Балха, ради окружения той области, разбил шатры счастья на пространстве надежд. Царевич Бади' аз-Заман-мирза ⁹⁷, спасаясь бегством, укрепился в одной горной местности этой страны. Поступило известие от султанов Дешта, что один отряд их, [казахов], направился, чтобы совершить набег на некоторые области и места страны его ханского [103] величества. Услышав это известие, протрубили поход и, повернув обратно из Балха, отправились на казахов. Пройдя через Туркестан, продвинулись вперед на несколько дней пути. У казахских султанов при известии о движении его ханского величества поскользнулась нога выносливости и твердости и дрогнула рука смелости. Они, повернув назад, обратились в бегство и направились в свою сторону. Его высокостепенное ханское величество, здрав и невредим, с совершенным успехом, полный надежд, в превосходном состоянии, с добычей, одержавший победу и обогащенный, возвратился обратно из страны порока. Он острием покоряющего мир меча отогнал узбеков-казахов от предмета их алчности. Это был первый поход [против] казахов.

Через год (1505-06 г.), летом, когда был завоеван Хорасан, [его величество] принял твердое решение настолько истребить улус казахов, чтобы впредь ни один из них не посмел ступить [ногой] на ханские земли. Если даже вследствие похода в Хорасан и Ирак между ханским войском и областями Мавераннахра случится большое расстояние, чтобы они, [казахи], из страха отмщения не вступали бы в эту страну. Не дай бог, ибо вследствие этого его величество вышел бы в своей мести за пределы ярости Бахрама ⁹⁸.

Действительно, казахи являются такими алчными людьми, что шакалы их жадности алчными зубами разрывают шкуру овцы Исмаила и, чтобы в доме жилось жирней, уносят ее курдюк из Мекки в отдаленную Кипчакскую степь. /84а/ Из кишок делают тетиву для лука, а из желудка ее делают обвертку для наконечников стрел. Само мясо ее — жертвенное, [его] сушат несколько лет, а головой ее угощают родственников из [числа] казахов. Из шерсти ее шьют сначала [себе] рубашку, а под конец делают саван и завертывают в него тело ..............

Одним словом, с намерением отразить этот народ от Самарканда [хан] с многочисленным войском направился в Туркестан, чтобы их устранить. Когда он дошел до границ страны казахов, то, миновав Сыгнак, он приблизился к Кара-Абдалу ⁹⁹, который является серединой их зимовий. В том же году он вознамерился [пойти] на улус Бурундук-хана и совершил на него нападение. Вышеуказанный, бросив скот и имущество, обратился в бегство. Его величество прибежище халифата, хан, сопутствуемый божественной помощью, победитель, любимец воинов и раийатов, возвратился в Туркестан под сенью могущества, счастья и милостей всемогущего.

В том же году он совершил паломничество к священной гробнице и месту успокоения искреннего друга, превосходительного Хваджи Йасави, да освятит Аллах его преславную душу, и принес пожертвования и милостыню живущим при этом благословенном месте и обителям этой, многоблагодатной обители. ........

/84б/ Возвращаясь обратно из Туркестана, [хан] отправился в Самарканд. В этом году, который был девятьсот четырнадцатым годом (1508-09 г.), в стольном городе Бухаре он принял твердое решение отправиться на священную войну с ними, [казахами]. Улемы Хорасана выдали фетвы об их неверии, и поход на них, согласно фетвам, стал обязательным. Поскольку речь зашла о фетве на войну с казахами, то мы здесь [104] расскажем о том, что стало известно из сообщений заслуживающих доверия людей об образе жизни (казахов) в отношении вероисповедания, чтобы было ясно, почему по божественному закону война с ними необходима, если будет угодно Аллаху всевышнему. А он содействует и оказывает помощь.

ГЛАВА XXV

ПАМЯТКА О ТОМ, ЧТО СТАЛО ИЗВЕСТНО О ВЕРОВАНИИ И ПОСТУПКАХ КАЗАХОВ, И ОБЪЯСНЕНИЕ ФЕТВЫ НА ВОЙНУ С НИМИ

Раньше было упомянуто, что казахи являются одним из родов узбеков улуса Чингиз-хана. Первые поколения потомков Чннгиз-хана, управлявшие миром, не принимали ислам до времени Газан-Махмуда, сына Аргуна, сына Абака-хана, сына Хулагу-хана, сына Тулуй-хана, сына Чингиз-хана. Газан в стране Иран является первым государем ислама. Потом его брат Олджайту-султан Худабанде и все прочие, бывшие в улусе Чингиз-хана в Иране. После принятия ислама Газаном [там] уже все стали мусульманами. А в улусе Чагатай-хана первый, кто сделался мусульманином, был Барак-хан, современник Махмуд-Газана, да смилуется Аллах над ним. Можно сказать, что Газан-Махмуд, да помилует его Аллах, был превосходной звездой, появившейся на месте восхода потомков Чингиз-хана и бросившей присущим ей образом на мир свет руководства. Рассказывают, [что] в день принятия им ислама триста тысяч колчанов удостоились счастья принять ислам. Предки высокостепенного ханского величества [Шайбани-хана] тоже близко /85а/ ко времени Махмуд-Газана удостоились принять ислам.

Памятка о принятии ислама предками ханского величества ¹⁰⁰

О высокостепенном ханском величестве рассказывали, что его величество изволил сказать: «Наш предок в пятом поколении от Чингиз-хана сподобился принять ислам, поспешив приобщиться к красе превосходства истинной веры. В тот день, когда его высочество, [предок Шайбани-хана], принял ислам, весь улус Ючи-хана, состоявший из разных родов узбеков, обратился в мусульманство. Уши разума этого народа услыхали призыв глашатая: О вы, которые уверовали! Веруйте в Аллаха и его посланника — и язык их изрек: Веруем в Аллаха и его посланника (Кор., IV, 135). Дарующий помощь Аллах — свет небес и земли (Кор., XXIV, 35), светом руководства объяснил [им] их путь следования, чтобы они, согласно изречению: Ведет Аллах к своему свету, кого пожелает (Кор., XXIV, 35), поспешили стать на путь истины и призыв Аллаха — Он призывает к обители мира и ведет кого пожелает к прямому пути (Кор.; X, 26) — призвал к накрытым столам рая и к достижению райских удовольствий и радостей и обратил их лицом на путь к исламу, чтобы они обрели, что пожелают души и чем услаждаются очи (Кор., XLIII, 71) . [105]

Отсюда следует, что улус казахов в тот день принял ислам согласно слову:

Если будете поступать как указано свыше, то вы спасете благодаря мне свою кровь, имущество на пути ислама. Они спасли достояние, душу и рабов своих и подняли знамя мира в областях своей страны благодаря восхвалению веры. Так закрепились корни ислама в улусе казахов в начале принятия ислама в улусе Чингиз-хана. /85б/ Однако потом, как рассказывали достойные доверия люди, стало известно, чтосреди них распространены некоторые обычаи язычества. Как рассказывали надежные люди, среди них существует изображение идола, которому они земно кланяются. Нет сомнения, что земные поклоны идолу — есть деяние, суть которого — язычество, ибо это есть настоящее глумление над верой и божественным законом. Улемы говорят, что деяние, от которого проистекает неверие, иногда — поступки, иногда — слова. То, что является словом, есть выражения, которые факихи-ханифиты, да воздаст им Аллах добром, постарались занести в списки и написать [о них книги]. Поскольку большая часть [высказываний ханифитов] согласуется с правилами учения Шафии, да смилуется Аллах над ним, [то] шафиитские имамы согласились с ханифитами и даже записали в книге «Вероотступность», что мы-де не представили подробно выражений неверия по той лишь причине, что это сделали ханифитские имамы в своих записях и собраниях [выражений неверия] и большая часть [их] соответствует нашим положениям. Поэтому за каждое слово, которое ханифиты считают поводом для обличения в неверии, и они признают это неверие, они выдают фетву. Мы же [с выдачей] согласны. Что касается поступков, то это деяния, которые по существу являются неуважением и насмешкой над божественным законом, как-то: земные поклоны идолу, бросание Корана в грязь и тому подобное, что является подлинным глумлением над божественным законом, неуважением и презрением к вере.

Следовательно, мы наблюдаем человека, кладущего земные поклоны перед идолом, и в то же время становящегося на молитву в часы намаза. Мы выносим приговор в его неверии и вероотступничестве и приступаем к расследованию и установлению, совершает ли кладущий перед идолом земные поклоны ради молитвы или по неведению того, что эти земные поклоны идолу есть язычество, или что он в действительности поступает вопреки божественному закону. Видя его земные поклоны перед идолом, мы просто выносим поклоняющемуся приговор в неверии. Поскольку, согласно сообщениям достойных доверия людей, казахи поклоняются идолу, — значит, они язычники. [Но] они не настоящие язычники, потому что, как мы объяснили, они во время принятия ислама /86а/ Газан-Махмудом удостоились счастья [принять] ислам.

Фетва такова: когда после установления ислама поступки или речи человека докажут его неверие, то ему выносят приговор в вероотступничестве и с ним нужно поступить как с вероотступниками, а как поступать с вероотступниками, известно и рассказано в законоведении. Следовательно, казахи, совершающие поклонение идолу после принятия ислама, являются язычниками. В этом случае не принимается во внимание их неведение того, что земное поклонение идолу является неверием. Основываясь на том, что земной поклон перед идолом есть язычество и вероотступничество по непременному определению божественного закона, знать это должны одинаково и простой народ и знатные люди подобно тому, как [для них] обязательна пятикратная молитва, ибо не признающий эту религиозную обязанность тоже [106] является безбожником, разве только человек происходит с острова, находящегося далеко от населенных мест или был воспитан в горах и пещерах, и до обитателей тех пещер совершенно не дошли обязательные постановления вероучения Мухамада, да благословит его Аллах и да приветствует. Если же кто-нибудь из них придет в страны ислама и станет мусульманином, то будет [считаться] новообращенным. Но эти условия никак не применимы к народу казахов на том основании, что они уже более двухсот лет, как приняли ислам, и улемы и ученые приезжают к ним с разных сторон, как, например, улемы Туркестана и Мавераннахра, с одной стороны, улемы Хаджи-Тархана и Дербенда Ширванского — с другой, улемы Хорезма Джурджании ¹⁰¹ и Хивы, и со стороны Астрабада улемы Хорасана и Ирана также бывают у них. Их, [казахов], купцы постоянно посещали и посещают страны ислама, равно и купцы этих стран ездят к ним. Купцы этой страны вхожи в их среду, заучивают предписания мусульманства, и сейчас они вместе с ханами и султанами — мусульмане. Они читают Коран, исполняют молитвы, отдают детей своих в школу, постятся, вступают в брак и вовсе не женятся без брачного договора. Конечно, эти правила без распространения среди них, [казахов], знания не могут исполняться. И когда они приобретут столько знаний, то уже не смогут отговариваться, что мы-де не знаем, /86б/ что земные поклоны идолу есть язычество. Так как такой отговорки от них не слышно и они [продолжают] поклоняться идолам, то они вероотступники, с ними нужно поступать как с вероотступниками и война с ними обязательна.

Поступило также известие от достойных доверия людей, что пленных мусульман, которых они захватывали во время набегов на страны ислама, как-то: области Самарканда и Бухары, обращали в настоящих рабов и при купле-продаже не делали никакого различия между ними и рабами-неверными, [а также] при вступлении в незаконный брак и при превращении в слуг. Это есть разрешение для всех запретного, а разрешение недозволенного для всех есть явное безбожие по единодушному мнению улемов. В этом случае неведение тоже [не может быть] для них отговоркой на том основании, что в понимании необратимости мусульманина в рабство все верующие в ислам едины. Следовательно, это является обязательным правилом веры и неведение не может быть отговоркой. Поскольку такого рода разрешение для себя [запретного], что является причиной неверия, совершается после принятия ими ислама, то оно приводит к вероотступничеству, и казахи, вследствие такого [самовольного] разрешения запретного — безбожники и вероотступники и война с ними обязательна.

Описание кумыса ¹⁰²

От заслуживающих доверия лиц было услышано, что у казахов есть такой обычай: когда весной их лошади жеребятся, то лошадиное молоко бывает в изобилии. Из лошадиного молока делают дуг, по-арабски это называется лабан ар-рамакй, а по-тюркски — кимиз (кумыс). Он является самым лучшим из узбекских напитков. И на самом деле, он является очень полезным и приятным напитком. Кумыс подобен ароматному напитку из райской реки, который в чаше превратился в молоко, вкус которого не меняется (Кор., XLVII, 16), подносящий, [согласно слову:] [107] И напоил их господъ их напитком чистым (Кор., LXXVI, 21), подносит чашу наслаждения входящим в вечный рай. Искусный мастер, который из вымени животного, согласно изречению: Из того, что у них в желудках между калом и кровью, молоком чистым, приятным для пьющих (Кор., XVI, 68), сделал источник молока, налил того белого напитка [по слову]: Поят их вином из чаши запечатанной (Кор., LXXXIII, 23). Яркая белизна его цвета стирает черноту печали с сердца пьющих. /87а/ От течения капель его в горле успокаивается грудь. Если его будет пить человек, страдающий болезнью полноты, то он так заставит работать пищеварительные органы, что в царство тела своего забросит беспокойство голода. А если сытый ради питания выпьет чашу [кумыса], то его пищеварительные органы в напитанном теле начнут расширяться и от питательного напитка дадут успокоение душе, и он наложит пластырь удовлетворения на язву голода. Все болезни человека, который приучит свое тело вкушать его, получат от него исцеление. В теле кумыс — и пища, и заменитель лекарств. Этот благодатный напиток вдыхает жизнь и исцеляет больное тело. Когда самая суть его паров, поднявшись от поверхности желудка до черепной крышки, поспешает вовнутрь мозга и составные части головы, в голове появляется радостное опьянение от этой огненной воды и она открывает для сердца ворота веселья и довольства и вызывает доброту и радость, а печаль, заботы и беспокойство он изгоняет из пьющего скорбь сердца. Его веселящее опьянение не достигает до предела потери разума, чтобы наложить на него запрет подобно вину. Наоборот, кумыс укрепляет мозг, освещает светом радости и веселья мрак нутра мозга.

Не лился для людей сознательных
Из хума небосвода напиток подобный кумысу.
Конь девяти небес, скачущий вокруг света,
Не выделял такого пота, как кумыс.
Молочный ручей, что существует в раю,
Сколь был бы плох, когда б не был кумысом.
Когда он капает из кобыльего вымени,
Кажется, будто капают капли жизни.
Простояв недолгие дни в бурдюке,
Обретает он иной вкус и закваску.
Когда же его перельют в деревянную кадку оттуда,
То не бывает напитка приятней, чем он.
Когда разливающий подает (его) людям,
Я собутыльник на четыре хума.
Прекрасен он, освежающий душу,
Напиток кумыс, ханский глоток.
Глоток, который он спутникам подал,
Намекнув удивительно на слова: Он напоил их (Kop., LXXI, 21).
Пока стоит мир, да пребудет могущество хана,
Освежает души наши — ханский напиток!

/87б/ Есть фетва шафиитских улемов, дозволяющая кумыс без какого бы то ни было ограничения, ибо он является молоком животного, мясо которого съедобно. [108]

[Основываясь на хадисах и стихе Корана V, 6 о пользе кумыса — Ибн Рузбихан настаивает на дозволенности употреблять его и конину. Касаясь употребления мяса, Ибн Рузбихан сообщает о случае, который произошел с ним в городе Тусе, где Шайбани-хан спросил его однажды, будет ли он есть блюдо, приготовленное из мяса лисы, так как оно дозволено шафиитами, к которым принадлежал Ибн Рузбихан. Автор отказался от этого блюда, ссылаясь на то, что его натура не принимает такой пищи; при этом он упомянул хадис о том, что Мухаммад тоже отказался есть предложенное Халид б. Валидом блюдо, приготовленное из мяса ящерицы, потому что оно ему было непривычно].

/89а/ Одним словом, казахи, когда пришла весна и появился кумыс, прежде чем налить кумыс в сосуд и выпить до того, как взять его в рот, обращают свое лицо к солнцу и выплескивают из [сосуда] глоток напитка в сторону востока и сразу все совершают земной поклон солнцу. Наверное, это есть проявление благодарности солнцу за то, что оно выращивает травы, которыми питается лошадь и появляется кумыс.

В минувшие времена неверные народы поклонялись всему ложному и солнце было предметом поклонения, [теперь же], после принятия ислама, тот, кто поклоняется ему, становится вероотступником. То, о чем было сказано выше, будь оно поклонением или почитанием, есть одно из доказательств вероотступничества казахов. Поскольку со стороны этого народа обнаруживается земное поклонение идолу и солнцу, допускается [обращение в] рабство свободных жителей стран ислама, то, вследствие этих поступков и деяний, он причисляется к вероотступникам. Эти люди, [казахи], произносят свидетельствую, причисляют себя к мусульманам; среди них, как и у мусульман, распространены бракосочетание, убой жертвенных животных, призыв на молитву, чтение Корана, но сейчас по учению Шафии для выхода из ереси уже недостаточно [произнести] оба свидетельства, напротив, вероотступнику для [возвращения] в ислам обязательно принести покаяние, особенно за те слова и деяния, вследствие которых он стал вероотступником. Сколько бы он ни произносил оба свидетельства и ни читал молитву, он лишь будет творить безбожие и оно его не покинет, пока он не покается в сути своего неверия и не выразит сожаления. Итак, по учению Шафии казахи, которые вследствие вышеназванных деяний стали вероотступниками, несмотря на то что произнесут свидетельства, будут совершать намаз, останутся вероотступниками до тех пор, пока не покаются в сути земного поклонения идолу и солнцу и не откажутся от дозволения рабства /89б/ искони свободных мусульман. Война же с вероотступниками обязательна.

Что касается убитых [вероотступником] животных, то постановление таково. Когда высокостепенное ханское величество возвратился из страны казахов и воины ислама захватили в стране казахов как добычу вяленое конское мясо, то его величество изволил запросить, [как считать мясо] жертвенных животных [казахов]. Законоведы Мавераннахра выдали фетву о дозволенности его, несмотря на то что были едины с хорасанцами [улемами] в фетве о войне с ними и в том, что казахи безбожники. Очевидно, они исходили в своей фетве из изучения Абу Ханифы, да смилуется над ним Аллах, по которому, если вероотступник произнесет оба свидетельства, хотя и не покается в сущности того, что определило его вероотступничество, он [все же] станет мусульманином и все предписания для мусульман будут им исполняться. [Ибн Рузбихан далее пишет, что он воздерживается от фетвы]. [109]

/91а/ ГЛАВА XXVI

ПАМЯТКА О ПРИЧИНАХ ВЫСТУПЛЕНИЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА НАМЕСТНИКА ВСЕМИЛОСТИВОГО В ТРЕТИЙ РАЗ НА СВЯЩЕННУЮ ВОЙНУ С КАЗАХАМИ

В девятьсот тринадцатом году (1507-08 г.), когда его хаканское, ханское величество наместник всемилостивого божьей помощью и при счастливом сочетании небесных светил завоевал стольный город Герат, он стер знаки неограниченной власти сыновей Султан-мирзы Байкара в области Хорасана. После захвата Герата, через короткое время, он пошел на Кандахар, область Заминдавар ¹⁰³ и Кабулистан. Амир-заде Бабур, сын 'Умар-шайха после убиения Зуннун-Аргуна ¹⁰⁴, возымел желание вместе с братом и отрядом людей завладеть Кандахаром и Заминдаваром. Он сразился с сыновьями эмира Зуннуна: преславным эмиром, умнейшим, ученейшим Шах-Шуджой ¹⁰⁵ и покойным эмиром, справедливым и великодушным, амир-заде Мухаммад Мукимом ¹⁰⁶, нанес им поражение, подверг область разграблению и поднял знамя [своей] власти в областях Кандахар, Заминдавар и Сеистан. Опасаясь прихода узбекских войск, [амир-заде Бабур] предпочел бежать и вернулся во владение Кабул, а своего брата, Султан-Насира ¹⁰⁷, сына 'Умар-шайха, оставил в Кандахаре. Высокостепенное ханское величество [Шайбани-хан] в самый разгар жары из стольного города Герата через Убих и горные районы той страны пошел в наступление и через восемь дней или больше нежданно подошел к Кандахару. Остававшийся там Султан-Насир из страха перед волнами войск, [многочисленных] как полчища звезд,  /91б/ счел, что жизнь, душа и достояние [его] потонут в буре бедствия, согласноизречению: Я спасусь на горе, которая защитит меня от воды (Кор., XI, 45), укрылся в горной крепости. Победоносные войска осадили крепость и, начав бой, ударами топоров и ломов разрушили стороны неприступной крепости. Султан-Насир попросил пощады и устами немощи и слабости доложил: «Если августейшие знамена отойдут от Кандахара и удалятся на один переход, то я жизнь свою спасу от гибели, а крепость сдам наместникам августейшего». Царское милосердие хана приняло просьбу пленника крепости немощи и слабости, и он соизволил возвратиться в Герат. После отхода войск [Шайбани-хана] Султан-Насир оставил крепость Шах-Шудже, которому августейший диван вверил область Кандахар и те районы, и воспользовался удобным случаем унести голову и душу из того полного опасностей побоища.

После завоевания этих областей победоносные знамена с победой и славой вернулись в Герат. Во время возвращения на летних становищах Герата не очень задерживались. Поход на Серахс и Мерв сделался предметом ночных бесед [его] лучезарного, словно солнце, сердца. От отправил отряд [своего] многочисленного войска вслед за амир-заде Бадиаз-Заманом, который в это время бежал из области Сеистан и вступил в Кухистан ¹⁰⁸. Прибытие отряда войск и бегство его в Астрабад совпали друг с другом. Августейший кортеж в возрастающем день ото дня могуществе отправился на зимовье в Мерв. Через несколько дней пребывания в Мерве до наместников августейшего дошли слухи, что Шах Мухаммад Бахши-йи Дивана с толпой [110] искателей приключений и уцелевшими от меча остатками чагатайского войска укрылся в крепости Келат ¹⁰⁹, а сардары эмиров и чагатайских царевичей рассеялись по Хорасану. Августейший ум принял твердое решение осадить Келат и изгнать чагатайцев из пределов Хорасана. [Шайбани-хан] направился в Нису и Баверд. В это время прибыли заявления султанов Мавераннахра, в частности 'Убайдаллах-султана, о том, что султаны [Кипчакской] степи, собрав большое полчище, намереваются совершить нападение на области Мавераннахра. А сын Джаниш-султана /92а/ по имени Ахмад-султан с благородной знатью, казахскими богатырями и именитыми их султанами направился для нападения на область Самарканда и Бухары. Если августейшие знамена не выступят против них, то они здесь ни минуты не упустят поднять мятеж, противодействовать, завести смуту и злодействовать. Когда это известие было услышано покорными порогу высокой, как небосвод, обители и картина нападения казахов была представлена наместникам августейшего, то, несмотря на то что уже был сделан один переход от Мерва к Келату, он тотчас же счастливо направил поводья быстроходного [коня] на Мавераннахр и в быстроте движения превзошел скорость утреннего и вечернего ветра. В два дня или больше он переправился через реку Джейхун и миновал Кара-Куль ¹¹⁰. Земля, по которой совершали счастливый переход к Бухаре, от пыли благоухающего кортежа стала [предметом] зависти чистейшей амбры.

Ахмад-султан, сын Джаниш-султана, с бесчисленными войсками, [состоявшими] из опытных бойцов и славных богатырей и превышающими пятьдесят тысяч человек, сел на коня с намерением совершить нападение. На отдохнувших лошадях, копыта которых еще не стерлись на путях набегов того года, он вознамерился совершить набег на области Мавераннахра и даже осадить Бухару и Самарканд. Но молва о движении августейшего кортежа поколебала и потрясла здание их выносливости и основание их стойкости. Где им было проникнуться мыслью, что на первом году завоевания Хорасана, несмотря на то что весь Хорасан и его внушительные крепости были набиты чагатайскими государями, именитыми эмирами, у августейшего кортежа ханского величества [все же] найдется возможность возвратиться в Мавераннахр? При такой твердой уверенности в улусе они, прокричав «Пошел!», погнали коней отваги на поле безрассудства, думая, что кортеж ханского величества занят устранением чагатайцев и удобного случая повернуть обратно в Мавераннахр не представится, а у войск Мавераннахра не окажется силы противостоять и сражаться с ними. Следовательно, завоевание Мавераннахра /92б/ для них осуществится скорейшим образом и в самое ближайшее время без задержки и промедления. Внезапно извещенные осведомителями, они узнали, что августейший могущественный кортеж пересек Джейхун и теперь области Самарканда и Бухары сделались местом расположения славных войск. Тотчас же пробил барабан выступления, и среди них раздался звук трубы бегства, наподобие ворона, предвещавшего разлуку с ними. Совершив нападение на округ Куфин, на крепость Дабуси ¹¹¹ самаркандского вилайета, тумана Согд и на некоторые бухарские вилайеты, находившиеся по ту сторону реки Кухак ¹¹², они захватили в полон мусульман, рабов, скот и все, что нашли из имущества и утвари узбеков и раийатов, и как можно скорей повернули обратно [111] через Бухарскую степь. Они переправились через Сейхун напротив крепости Узгенд и прибыли в юрт Джаниш-султана, который находился по соседству с юртами казахов в области Туркестан. И они укрылись в убежище безопасности от прибытия войск ханского величества. Говорят, что они так торопились, что захваченным и обращенным в рабство мусульманам, которых взяли в виде добычи, они проткнули уши, продели сквозь них бечеву, привязали ее к лукам седел и вереницу за вереницей тянули на веревке, погоняя рабов божьих, покуда поспешно не довели их до своего юрта и становищ. Число рабов-мусульман, которых угнали во время набега, превысило несколько тысяч. Когда приносящий счастье кортеж расположился здраво и невредимо в городе Бухаре, то [Шайбани-хан] обратил внимание на состояние людей той области, семьи которых погромили и ограбили казахи. Устами соболезнования и благосклонности он расспросил о положении тех бедняков и изволил дать обещание отомстить тем злосчастным злодеям. Когда дни нападения казахов миновали, и толпы их улуса вернулись в [Кипчакскую] степь, срок /93а/ устранения их был перенесен на будущий год (Т. е. в 1508-09 г.). И царские милости получили значение слов: Окажите милосердие [тому}, кто на земле, тогда вам окажет милосердие тот, кто на небе, и он оказал милосердие тем бедным, которые жаловались [ему]. Он заботливо предоставил много верблюжьих поклаж кербаса, чтобы жители Куфина и. подчиненных Бухаре и Самарканду местностей, приготовив выкуп за своих пленников, отправились бы в [Кипчакскую] степь и вернули обратно своих пленных.

Счастливые знамена переправились через Джейхун и превратили вследствие переправы реку Амуйе в подобие Млечного Пути, [когда по нему] проходит Сириус, и, пройдя пустыню Шир-и Шутур, прибыли в Мерв. В Мерве [хан] соизволил остановиться на один день. С намерением искоренить остатки чагатайцев он, идя от стоянки к стоянке, до летних пастбищ Астрабада не сделал ни одной остановки. Еще до прибытия августейшего кортежа в Мерв, могущественный государь 'Убайдаллах-султан со знатными лицами августейшего войска прибыл к священной гробнице [имама] Ризы ¹¹³ в качестве сторожевого отряда. Мухаммад Касим, сын Султан Хусайн-мирзы, с уцелевшими в бою чагатайцами, после движения предвещающих счастье знамен в Мавераннахр, возвратился из Ирака в Хорасан и находился в Мешхеде [имама] Ризы. Ибн Хусайн-мирза и Фаридун Хусайн-мирза ¹¹⁴, сыновья Султан-Хусайн-мирзы, подняли знамя власти в Себзеваре, Нишапуре, Туршизе ¹¹⁵, в округах Турбата ¹¹⁶, Заве ¹¹⁷ и в окрестностях и занялись взиманием налога и сбором доходов. 'Убайдаллах-султан и могущественные эмиры, находившиеся в кортеже его высочества, вместе с победоносными войсками прибыли в Мешхед. Мухаммад Касим, сын Султан-Хусайн-мирзы, построил заграждения на улицах и превратил Мешхед в крепость. Войско Убайдаллах-султана в одно мгновение разрушило основание стены их крепости и вошло в город. Мухаммад Касим был побежден его могучей рукой и убит. Отдохнув после захвата Мешхеда, они направились в Нишапур и Себзевар. Ибн Хусайн и Фаридун Хусайн с многочисленным войском, собранным в Себзеваре, и чагатайцы, которые потеряли своих лошадей и пожитки, в надежде [112] на победу, частью верхом на слабых животных, частью пешие, отправились в бой.

В местности Рабат-и Дудар /93б/ они открыли перед собой две двери: беды и несчастья, урока и пагубы. Несмотря на то что светильник их могущества начал угасать, они [еще раз] вспыхнули, как бывает со светильником перед тем, как погаснуть. В конце концов они открыли свой колчан мужества рукою тех, кто побеждает, и оба бежали с этого поля боя.

Себзевар и прочие области Хорасана вновь были завоеваны августейшими войсками. Поскольку это очень знатная победа, то в дни, когда августейший кортеж, переправившись через Джейхун, сделал остановку в Мерве, побывал в Астрабаде и вернулся обратно, я, бедняк, ради описания ее послал «царю поэтов» Маулана Бинаи Харави ¹¹⁸, да приветствует его Аллах всевышний, эту газель с описанием того, что произошло в Хорасане: победы Убайдаллаха в Мешхеде и Себзеваре, убиения одного государя и обращение в бегство двух других из Герата, чтобы он, [Бинаи], доложил, когда явится возможность, августейшему с извинением за то, что я не исполнил обязанности неотлучного служения, не явился на ежедневные приемы с приветствием в дни возвращения [ханского величества] из Мавераннахра, пребывания в городе Мерве и походе в Астрабад и возвращения [оттуда] ......

Августейший кортеж после завоевания областей Астрабада и Джурджана ¹¹⁹ и ограбления туркмен йакка ¹²⁰, когорые являются улусом Саин-хана, ¹²¹, дошел до лугов Бистама ¹²². Ради описания летних становищ Астрабада и весенних прелестей областей этой страны, описания цветов и ароматных трав, /94а/ которые растут в этой степи, в благоухающем цветнике его ханского величества сложилась на тюркском языке касыда, содержавшая в себе стихи о весне. . .

[Далее наш автор расхваливает касыду Шайбани-хана, воспевающую весну. Ибн Рузбихан говорит, что «каждое слово стихов [касыды] подобно бутону мыслей». В похвалу этой касыды автор написал в свою очередь стих и поместил его в этой же главе.]

После победы и овладения областями Джурджан, Табаристан и Кумис, во-первых, Астрабадом, во-вторых, Сари ¹²³, в-третьих, Бистамом и Дамганом, одаренные счастьем знамена двинулись в стольный город Герат и первого числа [месяца] раби ал-аввал девятьсот четырнадцатого года (В конце мая 1508 г.) благополучно и невредимо, сопутствуемые небесным успехом и божественным преуспеянием, расположились в саду Джаханара ¹²⁴. Пребывание в Герате длилось три месяца. В начале месяца джу-мада-л-ахир (Август — сентябрь 1508 г.) выступили для осады крепости Келат. После нескольких дней стояния под крепостью [хан] решил двинуться на зимнюю стоянку в Мерв. Расположившись за [городом] Мерв, /94б/ построили из цыновок мечеть и теплушки, построили из камыша и дерева большие шатры и шалаши. Пребывание в Мерве, продолжалось два месяца. А когда усилились зимние холода, [хан] с намерением [113] встретиться с султанами Мавераннахра и обновить договор о дружбе с сыновьями и родственниками, отправился из Мерва в столицу Бухару, как было сказано в начале книги. В субботу двадцать второго шабана (16 ноября 1508 г.) состоялся въезд в славный город Бухару. Дни [месяца] рамазана прошли полностью в том владении. Все дни этого благословенного месяца он провел в распространении наук и просвещения и в обсуждении истинного смысла тонких научных понятий и мыслей. Действительно, во время пребывания в Бухаре наблюдалось много удивительных и примечательных событий, так что ум поражался их необычностью, рассудок становился в тупик от их непостижимости. В славном городе собрались десять знаменитых султанов, могущественных государей и повелителей, у каждого из которых при себе было свыше десяти тысяч всадников и множество эмиров и боевых молодцов. Несмотря на то что был конец зимней поры и дороговизны зерновых хлебов, скудости продуктов питания, на базарах непрерывно одну за другой ссыпали громадные кучи зерна, и никогда никто не жаловался на скудость и дороговизну его, и ни в ком не поднималась злость на отсутствие кормов для животных.

ГЛАВА XXVII

ПАМЯТКА О МОЛИТВЕ ПРОРОКА АЙЙУБА ЗА ЖИТЕЛЕЙ БУХАРЫ ¹²⁵

[Приводится рассказ о том, как жители Бухары, отличающиеся гостеприимством, встретили пророка Аййуба в местности, которая сейчас носит название Чашме-йи Аййуб. За хорошую встречу пророк будто бы молился за них.]

<Было сделано такое сравнение: если бы сборище тех войск и множество и обилие животных оказались бы в каком-либо городе Хорасана, Ирака, Азербайджана или даже в царствах Египта и Рума, то возможно, что у них, [жителей перечисленных стран], не хватило бы сил выполнить поставки [разных] благ этим пришельцам и недостало бы зерна в округах тех стран и продовольствия для поставки этим людям. Нет сомнения, что эта способность Бухары осуществится благодаря услышанной молитве высокостепенного и высокодостойного пророка.

Описание праздника в Бухаре

[Описывается праздник разговения, который войско Шайбани-хана встретило в Бухаре. По этому случаю к ханскому двору приходили богато одетые султаны со своими войсками, и каждого султана встречали торжественно с музыкой, и прибывший ранее народ выходил им навстречу.]>

<Описание войска узбеков в праздничный день>

<Таким же образом славные эмиры и могущественные, как судьба, правители, более тысячи эмиров и амакчиев, из которых каждый был правителем какой-либо страны и сборщиком хараджа с какого-либо земного пояса, еще на рассвете прибыли в Чахарбаг ¹²⁶. Должно быть, сто тысяч знатных вооруженных всадников в [114] намерении гонять тыкву и метать в тыкву стрелу счастья собрались на пространстве Чахар-бага, на дорогах и полях той местности. . .

[Затем следуют стихи автора такого же содержания.]

Внезапно наступило настоящее утро встречи, и из-за горизонта величия появилось солнце престола халифата. Высокостепенное ханское величество обрел честь поклониться преславной матери [своей] и, согласно [изречению]: Рай под стопами матерей, поспешил в эдем вдохнуть ароматы. Он соизволил выйти в свете покорности и в одежде халифата, повязав голову вместо венца Джамшида чалмой благочестия, вместо пера венца царей, осыпанного драгоценными камнями, распустив свисающие локоны, следуя обычаю пророка и украсив благословенное тело белой одеждой. Мы вместе с их высочествами великими султанами, благородными улемами, могущественными эмирами удостоились чести приветствовать и поздравить его с благословенным праздником.>

/[IV]/ <Описание [стрельбы] по тыкве>

<Все высокие султаны, каждый из которых был могущественным Джамшидом, сев верхом в августейшем кортеже, поспешили в путь совершенства учтивости и служения, и его величество, прибежище халифата, по обыкновению халифов в праздничные дни, воссев на коня, прибыл на поле стрельбы по тыкве. Тыква находилась на месте прохождения его величества, на праздничном поле. Испытывающие силу молодцы ради большего устрашения, по слову: И приготовьте для них, сколько можете, силы и отрядов конницы; или вы устрашите (Кор., VIII, 62) и толкованию сподвижников [пророка], что слово «сила» здесь означает метание стрел, подзадоривая друг друга, занимались наскоками на тыкву. И что за тыква! Глыба наподобие дерева без ствола (Кор., XXXVII, 146), с шаром на голове или богатырского воина, который под стрелами подставил тыкве (образцовую) голову, голова свободна. Однако, несмотря на свободу, она не избавлена от камня стрел молодцов. Она [подобна] суку самшитового дерева, вобравшего в голову деньги и выставляющего себя на виду богатырей на стрельбище. Гнездо голубей, которых камень стрел заставляет взлетать, или образец райской финиковой пальмы, показывающий себя его величеству, наместнику [нашего] времени.

Стихи:

Что за тыква! [Как] стрелы на стрельбище,
Мчатся на нее кони воинов.
От всех летят жестокие стрелы,
Стрелы испытания разят в лоб и с тыла,
[Но] деньги она отдаст не скоро,
Лишь когда разобьется шар ее головы.
Некий голый бедняк на этом поле
На своей голове держал деньги с безопасностью.
Узбеки отовсюду пускают стрелы,
Просыпь, мол, деньги на землю!
Что же он отвечает свирепым стрелкам?
Пока головы мне не сломишь, тебе денег не дам!
Когда хан Шайбани явился на гулянье,
То словно милая пришла в объятия. [115]

В общем, испытывающие силу узбекские молодцы в присутствии его величества хана метали в тыкву получающие одобрение стрелы, потому что присутствие хана приносило счастье. Было, быть может, тысяч до десяти славных всадников, каждый из которых, словно лев, сделав когти из стрел и лука, мчался на тыкву, и все проносились мимо нее, наподобие того, как действуют в рассыпном бою, возвращались назад и пускали стрелы в поднятую на двести гязов тыкву. Да, в тог день была показана большая мощь ислама, и войско ислама с красой, отвагой и искусством в бою предстало на смотр халифа [того] времени. Уста восторга всех [людей] говорили: «С таким вооружением наготове и снаряжением мы ради священной войны пошли по пути божьему. Мы совершим все, что укажет его величество хакан всего света, высокостепенный хан».

[После этого идут стихи автора с изъявлением преданности хану.]

Августейший кортеж в полной красе и высокостепенные султаны, [находившиеся] на службе, прибыли в Бухару.

[Затем автор рассказывает, что воины, упражняясь, готовились к войне. В Чахарбаге собрались все султаны, улемы и родственники хана и был устроен большой пир. На этом пиру присутствовали также ученые из Ирана и Турана ¹²⁷. Хав всех одарил царскими халатами и другими подарками. Ибн Рузбихану хан уделил особое внимание и попросил его сесть ближе. После пира началось собеседование на суфийские темы.]

После собеседований [хан] велел, чтобы били в [барабан] радостной вести блаженного праздника и что сегодня день свободный от дискуссии и день наслаждений. Согласно изречению: У каждого народа есть праздник, а это — наш праздник, /[V]/ сегодня — праздничный день, следует устранить диспуты и рассказы суфиев и аскетов. После этого [хан] сказал, что на рассвете того дня была сочинена тюркская газель, и в этой газели говорится о выступлениях Хаджи Маулана [Ибн Рузбихана]. Было приказано, чтобы чтецы августейшего собрания прочли громко эту тюркскую газель. Так как содержание газели рассказывает о величии этого праздника и название газели указывает на совершенство набожности и скромность его величества, подобает, чтобы она была здесь упомянута.

Газель такова:

Видел ты, все султаны на этом празднике воскресения из мертвых.
До каких пор мне подвергать себя лишениям, о шейх!
О, Хваджа Маулана, слушай, что за шум?
Это же сад счастья — устрой счастливый праздник,
На этот счастливый праздник прибыли все султаны.
Возьми чашу вина наслаждения, бей в барабан радостной вести.
Ты видел нас в праздничный месяц, мы лишились сил и исхудали.
Это указание он сделал аскету и суфию.
В обычае твоем, о суфий, осуждать вино, отрицать флейту!
Пей вино, будь человеком, оставь этот обычай, о суфий!
Твои приметы — четки и плащ, о шейх.
Возьми чашу чистого вина, брось эти знаки.
Твой стан, о чтец Корана, Шайбани совсем не по нраву.
О виночерпий розоликий, покажи свой рост и стан,
Бог возвысил Шайбани, чтобы день и ночь
Надевал он на голову этот венец благочестия. [116]

После окончания праздничных дней и обращения доброго намерения на важные дела государства мусульманской общины и завершения надлежащих совещаний, как упоминалось выше, было бесповоротно решено отправиться в поход на казахов, и в понедельник восьмого шавваля (30 января 1509 г.) стоянка Каср-и 'Арифан, находящаяся поблизости от мазара Хаджи Парса, стала местом развязывания грузов державной ставки. Как подробно упомянуто в начале книги, переправились через реку Сейхун и на том берегу реки Сейхун, напротив города Сыгнака, собрались все султаны, вспомогательное войско Туркестана и войска окрестных мест. Явилось тысяч триста колчанов. Отсюда выступили в страну казахов. Теперь, если будет угодно богу, будет упомянуто обстоятельство, как враг был раздавлен губительным ударом нападения и ограбления под копытами попирающей судьбу конницы. А помощь исходит от Аллаха и у него просят помощи.

Комментарии

78. Подзаголовок написан на полях.

79 Подзаголовок написан на полях.

80. ***- т. е. из потомков золотоордынского хана Узбека (1312 — 1340).

81. Слово «колчан» употреблено в тексте как нумератив.

82. Подзаголовок написан на полях.

83. Отрар — древний город в Средней Азии на левом берегу р. Сырдарьи, неподалеку от впадения в нее р. Арысь. В Х — XIII вв. важный торговый центр и узел караванных путей. Был разорен монголами, затем восстановлен, но не достиг прежнего значения, и в XVI в. перестал существовать. В. В. Бартольд, История изучения Востока, стр. 75; А. Кларе, Древний Отрар, стр. 14; Г. Черданцев, Районы Средней Азии, стр. 74; G. Le Strange, стр. 485.

84. Таммуз — месяц сирийского календаря, соответствует июлю.

85. Заглавие написано на полях.

86. Абу Са'йд-мирза Мираншах (1451 — 1469) — Тимурид.

87. 'Абдаллатиф б. Улугбек б. Шахрух-мирза (1449 — 1450) — Тимурид.

88. Султан Абдаллах б. Ибрахим-султан б. Шахрух (1450 — 1451) — Тимурид.

89. Махмуд-султан (1463 — 1508) — дядя Бабура, правитель Ташкента с 1487 г. В 1508 г. казнен по приказу Шайбани-хана. Р. Г. Мукминова, Некоторые данные о термине «чухра», стр. 141.

90. Алача-хан (1465 — 1504) — дядя Бабура, он же султан Ахмад-хан. И. Кастанье, Отчет о поездке в Шахрохию, стр. 6; Бабур, Бабур-наме, стр. 451.

91. Подзаголовок наиисан на полях.

92. Подзаголовок написан на полях.

93. Искандар-наме — поэма Маулана Ахмада Руми (1334 — 1413), одного из крупных поэтов и богословов Османской Турции в период правления султана Баяаида I (1380 — 1402), у которого он служил секретарем в диване. А. А. Семенов, Культурный уровень первых Шейбанидов, стр. 54; М. F. Корrulu, Ahmed, — IA, cuz 3, 1941.

94. Захр — начальный и ненумерованный лист рукописной книги.

95. Автор употребил здесь шахматный термин фарзинбанд — «вилка» — положение, из которого трудно найти выход.

96. Подзаголовок написан на полях.

97. Бади' аз-Заман (ум. в 1517 г. ) — сын Султан-Хусайн-мирзы. Потерпев поражение в борьбе с Шайбани-ханом, он бежал в Ирак. Умер в Турции.

98. Имеется подзаголовок, написанный на полях.

99. Кара-Абдал — селение в Самаркандской области УзССР, в 108 км к северу от г. Джизака.

100. Подзаголовок написан на полях.

101. Джурджания, или Гургандж, позднее Ургенч — столица средневекового Хорезма, узловой пункт, связывавший Среднюю Азию с Поволжьем, Кавказом и Ираном.

102. Подзаголовок написан на полях.

103. Заминдавар — горная долина между Гуром и Бустом, через которую проходил путь из Герата в Индию.

104. Эмир Зуннун Аргун б. Хасан (ум. в 1507 г.) — полководец Султан-Хусайн-мирзы. Убит Шайбани-ханом. А. Н. Болдырев, Очерки, стр. 342; С. Н. Seddon, Ahsan at-Tavarich, стр. 218.

105. Шах-Шуджа (ум. в 1524 г.) — сын эмир Зуннуна.

106. Мухаммад Муким — сын эмира Зуннуна.

107. Султан Насир б. 'Умар-шайх (ум. в 1515 г.) — младший брат Бабура.

108. Кухистан — горная область к югу от Хорасана. В. В. Бартольд, Обзор, стр. 93 — 94.

109. Келат — в средние века горная крепость на северо-востоке Хорасана. G. Р. Сuгzоn, Persia, I, стр. 113.

110. Кара-Куль — здесь степное озеро в 50 км от Бухары.

111. Дабуси — селение на пути из Бухары в Самарканд. В настоящее время сохранились лишь развалины.

112. Кухак или Ак-Дарья — Зеравшан, вторая по значению река после Сырдарьи. В. В. Бартольд, Туркестан, стр. 132; В. А. Вяткин. Материалы, стр. 28, 39, 59.

113. Священная гробница Ризы — город Мешхед, возникший вокруг гробницы имама ар-Ризы и сделавшийся главной шиитской святыней в Иране, после того как Неджеф и Кербела отошли к Турции.

114. Фаридун Хусайн-мирза (ум. в 1509 г.) — один из сыновей Султан-Хусайн-мирзы. Убит при осаде Келата. Ахсан ат-таварих, л. 65; А. Н. Болдырев; Очерки, стр. 324, 338.

115. Себзевар — центр округа Бейхак, к западу от Нишапура; Туршиз — город в Хорасане, известный также под названием Султанабад. В. В. Бартольд, Обзор, стр. 75 — 76.

116. Турбат — город в Иране, на пути из Мешхеда в Герат.

117. Заве — город в Хорасане.

118. Маулана Бинай Харави (ум. в 1512 г.) — поэт, вынужденны.й из-за вражды с Али-шером Навои покинуть Герат и уехать в Азербайджан. После установления власти Шайбани-хана в Мавераннахре он перешел к нему на службу. Тарихат-и амир Тимур, л. 112 аб.

119. Джурджан или Гурган — юго-восточная Прикаспийская область Ирана.

120. Туркмены йакка — племена, кочевавшие по склонам Кюрен-Дага и Копет-Дага. В. В. Бартольд, Соч. т. II, ч. 1, стр. 598; Г. И. Карпов, О туркменах эсенхановского юрта, стр. 21.

121. Саин-хан («Хранитель») — прозвище золотоордынского хана Батыя.

122. Бистам (Бастам) — город в Иране на юго-востоке от Астрабада.

123. Сари — столица Мазандерана. Табаристан — нынешняя провинция Мазандеран в Иране на южном берегу Каспийского моря.

124. Баг-и Джаханара. или Баг-и Мурад — сад Султан-Хусайн-мирзы в Герате. А. Беленицкий, Историческая топография Герата XV в., стр. 194.

125. Заглавие написано на полях.

126. Чахарбаг — здесь загородный сад о дворцом.

127. Туран — здесь название Мавераннахра. О нем см. В. В. Бартольд, Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира, Соч. т. II, ч. 1, стр. 661.

Текст воспроизведен по изданию: Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михман-наме-йи Бухара (Записки бухарского гостя). М. Восточная литература. 1976