ФАЗЛАЛЛАХ ИБН РУЗБИХАН ИСФАХАНИ

ЗАПИСКИ БУХАРСКОГО ГОСТЯ

МИХМАН-НАМЕ-ЙИ БУХАРА

/1a/ Книга «Записки бухарского гостя» содержит в себе историю его величества украшающего мир хана, Мухаммад Шайбани-хана, имама времени и наместника всемилостивого [господа]. Начало составления ее — в месяце шаввале (Январь — февраль 1509 г.) в городе Бухаре, а завершение ее — в месяце джумада-л-авваль (Август — сентябрь 1509 г. ) в стольном городе Герате. Сочинение раба немощного, Фазлаллаха б. Рузбихана, известного [под прозвищем] Хаджа Маулана-йи Исфахана, да увеличит Аллах к нему крайнюю милость [свою].

Описание книги [стихи]:

Эта книга — рассказы о ханском величестве,
В котором верховная власть, наука и познание,
[В ней] описание средств его правления,
Изъяснение его правосудия и покровительства миру,
Открытие тайн науки и познание [мира],
Ознакомление со светом его похвальных свойств и добродетелей.
Когда ты из нее узнаешь историю хана,
<То ты, возможно, прочтешь кое-что из скрытой в ней мудрости ¹
Название дал ей хан, украшающий мир,
<Назвал [ее] «Записки бухарского гостя» ¹.>
Да здравствует владыка мира доколь стоять будет мир.
Хан, сын хана, Мухаммад Шайбан,
<Его доброта накрыла стол благодеяния ¹,>
Все страны света у него на пиру.
Аминь!  Слава Аллаху, господу миров!

Во имя Аллаха милостивого, милосердного ²!

/1б/ Затем. С помощью поддержки господнего руководства, при счастливом божественном содействии и благоприятном сочетании небесных светил, при благожелательном сопутствии сонма ангелов его величество, обладающий саном халифа и степенью имама, оживляющий подвигов истинных халифов, обновляющий девятое столетие путем возрождения обычаев божественного закона и веры, тень Аллаха, воздающего за добро и зло, милость божия к людям, предавшимся богу, море науки и солнце познания, принимающий на службу покорных султанов [своего] времени, [56] владыка рабов-хаканов той поры, Абу-л-Фатх Мухаммад аш-Шайбани-хан, имам времени и наместник всемилостивого [господа], да продлит Аллах всевышний навеки тень его и да упрочит славу и счастье его, в девятьсот четырнадцатом году (1508 г.) из прекрасного города Мерва, где находился зимний стан победоносных войск, изволил отправиться в прославленный город Бухару, осененный божественным содействием и сопутствуемый несметными полками. В субботу, двенадцатого шабана (6 декабря 1508 г.), через Мервскую степь двинулись в Бухару с намерением пересечь песчаную пустыню Шир-и Шутур ³. В августейшем войске было около трехсот тысяч человек, лошади и другие животные, которые нуждались в воде. Кругом в этой безводной пустыне все казалось подобием миража. У людей еще более прибавилось недоумения к тому, что его величество пошел такой дорогой, где предположение о [возможной] беде и гибели непременно завершается несчастьем и уничтожением Воины, которые отдаленность его величества считают сильнейшей пыткой, а разлуку со службой называют источником всяких неприятностей и страданий, <последовали за августейшим стременем> и двинулись в бесконечный путь. Когда они прошли <фарсах или более,> всевышний господь, велик он и всемогущ, покровительствуя, <ниспослал из тучи милости густой> снег и /2а/ войско в полном спокойствии, под защитой благополучия, здраво и невредимо прибыло в Бухару. Поскольку это обстоятельство по необычайности можно приписать к явлениям редкостным, людям воочию представилось, что за пустыня Шир-и Шутур, которая из живых существ вытягивает дуг ⁴. Снег наподобие масла превратился в источник успокоения [страданий] тел воинов. У всех от белизны снега глаза ослепли, а от изумления отнялись руки и ноги.

Я, бедняк, благодаря плодовому саду потусторонней щедрости удостоился цветка блаженства, и в моих мыслях сложились в стройную форму эти стихи.

Ханское величество в пути [через] пустыню Шир-и Шутур
Оставил след щедрости из удивительных чудес.
Он отправился в ту пустыню наподобие тучи,
Он искал милости у бога — и бог даровал [ее] нам
Ради успокоения жаждущих уст. Снег словно
Был маслом, которое он обрел в Шир-и Шутуре ⁵.

Рассказ

Когда его величество наместник всемилостивого [господа] и имам [того] времени, да продлит Аллах навеки его наместничество в постоянном благополучии, расположился в стольном городе Бухаре, он обратил взор внимания [своего] на состояние бедных и слабых той страны, и достоинство и основу бухарских господ он особыми милостями возвысил над достоинством [прочих] жителей мира. Для соблюдения родственных уз внимание его величества снова было обращено на сбор потомков и родичей [его] из [числа] их высочеств знаменитых султанов, каждый из которых был могущественным повелителем, покорным [хану].

Первый [из них] — его высочество преславный султан, почитаемый хакан, приятель падишаха арабов и персов, задушевный друг знаменитых ханов из хаканов мира, [57] поддерживаемый милостью господа милосердного, всепрощающего, победоносный государь, отличенный устами <пророчества> почетным прозвищем <ал-Мансур>, Мухаммад Тимур-султан ⁶, жемчужина моря бытия его величества <наместника всемилостивого, да сохранит навеки всевышний тень) родителя и сына помощью веры мухаммадовой, да благословит его Аллах и да приветствует. <Его высочество — правитель престола раеподобного Самарканда. Он удостоился быть принятым его величеством наместником всемилостивого [господа]. Следы <царского> сострадания <к избраннику> мира проявились в такой степени, что люди поистине покровительство <высоких отцов> поминали наряду с самыми славными предметами.

Еще прибыл <его величество преславный султан, милостивый государь, знаменитый во всем мире,> являющий человечность, знания и великодушие, <султан Кучум ⁷>, и у высокостепенного ханского величества /2б/ от свидания с султаном забилась жила любви к дяде, и на поклон султана он ответил величанием близкого родственника, что является непременным условием уз родства. Этот султан был правителем и повелителем всех туркестанских областей.

Следующий — его высочество доблестный, благородно мыслящий султан, славный государь, высокостепенный падишах, Суюндж-хваджа-султан ⁸, который является [жемчужиной] моря бытия его величества, хакана мира, каана времени, великого хана Абу-л-Хайр-хана ⁹ и истоком этой благодатной реки. Престол Ташкента и подчиненных ему областей находится во властной и могучей руке его высочества.

Затем удостоились чести свидания его высочество возвышенно мыслящий верящий в славные деяния Хамза-султан ¹⁰ с братом, его высочеством знаменитым, высокочтимым <Махди> султаном ¹¹, который приходится родичем великому хану по родословному древу Бахтийар-султана. Ныне он повелевает "престолом Хисар-и Шадмана ¹² и области Чаганийан ¹³. [От свидания] появились следы радости и согласия.

Его высочество прибежище власти, <орудие> правосудия, постигший божественные знания, все разряды царского адаба, <преславный> султан, положившийся на милости Аллаха любящего — Убайдаллах-султан ¹⁴, сын <покойного> султана Махмуда, который является плодом древа, бытия Махмуд-султана и имеет честь быть племянником со стороны брата и свойственником высокого хаканского величества. Он повелитель престола Бухары, воскрешающий подвигов рода Самана и семейств Хосрова и Дария. [Он] бывал собеседником в августейших собраниях и хозяином пиршеств державных султанов.

[И еще] его величество <славный> царевич, царственная жемчужина, венец величия и славы, львенок, творящий хаканские деяния, <Хуррам-шах-> султан ¹⁵, который ныне — повелитель знаменитого престола Балха и подвластных ему областей. Он <всегда был славной жемчужиной> трона наместничества и удостоился счастья неотлучного служения его величеству наместнику всемилостивого. И [еще] его высочество славный султан, самоцвет рудника царства и чести, <рожденный горой могущества,> величия и господства, Пулад-султан ¹⁶, который является настоящим преемником <благородного древа> победоносного султана Мухаммад Тимура. Он — повелитель престола <Хорезма> и был светом очей царства и цветником пиршественного сада.

И среди других удостоился чести прибыть на служение его величеству наместнику всемилостивого с бессчетным войском из пограничной области <преславный> [58] падишах,> досточтимый султан, ведущий свой род от чингизидских хаканов, <Бахрам крепости войны и кровопролития, Джанибек-султан ¹⁷> который повелевает <престолом Андижана> /3а/ и городами Ферганы до пределов Кашгара и Хитая ¹⁸. И [еще] его высочествославный султан, перл венца царства и могущества, жемчужина небосвода величия и господства, хозяин колыбели величия, наследник хаканского счастья и благополучия, великий, могущественный султан Абу-л-Хайр-султан ^18а, который является младшим из знаменитых сыновей его ханского величества, могущественного, как судьба. Ныне он грудной ребенок, правитель престола колыбели счастья и имеет честь [пребывать] в великолепии недоступного славного гарема. В силу судьбы он скачет на резвом коне <по полю блаженства.>

Прибыли и другие славные султаны, из которых каждый был властным и могучим львом. Все, приложив <к груди руку покорности> и послушания, повинуясь высочайшему приказу, ввели шею согласия в аркан <повиновения и покорности> ради исполнения обязательных правил присяги, крепкой и нерушимой. В редкие времена выпадал случай, когда под сенью хаканского могущества какого-нибудь хана занимали место и беспрекословно исполняли волю царя более десяти высокосановных султанов, каждый из которых был способен и в силах острым умом и сверкающим мечом завоевывать [страны] от Востока до Запада, наполнять недра небес грохотом боя барабанов славы и власти и устрашающим величием своим швырять прах ужаса в очи Марса. Это — одно из больших прекрасных чудес, которое свершилось и было явлено ради этой процветающей державы. Среди этих обстоятельств <прибыли> самаркандские улемы того бесподобного края. <Казий Самарканда> — из [числа] потомков законоведа Абу-л-Лайса ¹⁹, которые являются древним родом самаркандской знати — ныне <главный казий и шейх ал-ислам> той страны, вместе с обществом улемов и муфтиев удостоился чести поклониться и исполнить <обряд испрошения> для себя [царского благоволения]. Удостоились счастья поклониться и выдающиеся улемы Хорасана, которые являются избранными из ученых и [служат] примером в решении тонкостей, а [также] бухарские улемы, <которым> подошла <очередь> принимать гостей. На поприще споров и прений они были борцами.

<Ежедневно ради поучения> /3б/ его величества наместника всемилостивого [господа] в разрешении трудных мест теологии и права появлялись необычайные произведения. А так как в этих поучениях обнаруживается много пользы, то, чтобы собрать [их], эти разрозненные отрывки были записаны. Быть может, вместе с ними станут известны и все обстоятельства путешествия в Бухару и похода на казахов.

Эта книга вначале была названа [мной] Сафар-наме-йи Бухара. [«Дневник путешествия в Бухару»]. Когда желание написать ее твердо укрепилось в мыслях, суть желания была доложена в высоком собрании его величества наместника всемилостивого [господа]. Он соизволил приказать завершить ее и назвал Китаб-и михман-наме-йи Бухара [«Записки бухарского гостя»]. Если будет угодно Аллаху, между рассказами будут упомянуты поучения, а между поучениями будут написаны рассказы. Так как главная цель есть установление истины в научных вопросах, то вначале мы предпосылаем [содержание] десяти дискуссий, которые в августейшем собрании получили ответ. Аллах, он — друг и великодушен и от него [исходит] помощь. [59]

ГЛАВА I

ДИСПУТЫ В БУХАРЕ В МЕСЯЦЕ РАМАЗАНЕ

[В этой главе дано краткое содержание устроенных Шайбани-ханом в Бухаре десяти диспутов, в основном богословского характера. На первом диспуте обсуждалось данное Замахшари в его книге Кашшаф толкование стиха Корана VI, 59. В прениях участвовали Маулана Шарафаддин 'Абдаррахим ²⁰, самаркандский казий и некоторые гератские улемы. Второй диспут был посвящен месяцу рамазану, третий — посту, пятый — молитве, шестой — вопросам джизьи и закята и отношению мусульман к инаковерующим. Девятый диспут был посвящен значению хана, «как тени Аллаха на земле».]

ГЛАВА II

ДИСКУССИЯ О НАЗНАЧЕНИИ НАСЛЕДНИКОМ ВНУКА ПРИ НАЛИЧИИ РОДНОГО СЫНА

В божественном законе пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, постановление о наследстве состоит [в следующем]: когда человек умрет и у него имеется родной сын и внук, отец которого скончался при жизни деда, то эти двое получают наследство не поровну. По единодушному мнению улемов, родной сын отстраняет внука от наследства. Никогда против этого не было слышно возражений. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из предков или потомков придерживался бы равенства в наследовании.

Как-то раз в стольном городе Герате /11б/, да сохранит его Аллах от несчастий, высокостепенное ханское величество соизволили спросить у гератских улемов: «Что является основанием для наследования — родство, или брачное свойство, или опекунство? Обязательное требование родства заключается в том, что когда существует родственник, то он получает наследство, и при наличии родного сына внук по этой причине не наследует, так как имеется более близкий родственник, чем он. Логически следует, что самый близкий родственник по линии его [происхождения] становится препятствием наследованию внука, но не родственник вообще. Следовательно, если внук происходит от сына, который не является связующим звеном между внуком и дедом, а является сыном другого, которого не существовало во время составления завещания, чтобы претендовать на наследство, то наследство получает тот внук, (правнук). Таково логическое суждение. Однако согласное мнение улемов сходится на том, что внук при наличии сына наследства не получает, будь это внук от живого сына или сына, умершего при жизни отца, который является дедом этого внука. Неизвестно, что служит [юридическим] основанием этого согласного мнения. Необходимо привести цитаты из Писания или сунны, чтобы доказать, что внук при наличии сына не наследует, или же необоснованное согласное мнение улемов не заслуживает внимания. А ведь в ясе Чингизхановой сказано, что внук, отец которого умер при жизни деда, в наследовании приравнивается к родному сыну».

Ни один из присутствовавших в собрании гератских улемов не нашел текста, который внес бы ясность.

Однажды [хан] изволил попросить меня, ничтожного бедняка, присутствовать. Когда я сподобился чести лобызания арены счастья, происходило собрание улемов [60] и знатных людей и я, бедняк, был в неведении о предшествовавшей дискуссии. Его величество наместник всемилостивого /12а/ соизволил спросить: «Хранится ли в вашей памяти какой-нибудь текст из Писания или сунны, который указывал бы на запрет назначения наследства внуку при наличии родного сына?»

Я, бедняк, не задумавшись, ответил: «Да, изречение: Завещает вам Аллах относительно ваших детей, сыну — долю, подобную доле двух дочерей (Кор. IV, 12) — указывает на утверждение наследства за каждым родным сыном, если таковой имеется, а не за внуком. . .» [Затем Ибн Рузбихан разъясняет этот стих Корана и заключает, что внук не наследует вместе с сыном. После Герата дискуссия на эту тему была возобновлена в Бухаре].

Дело кончилось тем, что [хан] пожелал отложить это предписание, ибо в тексте не было обоснованного довода, и [велел] поступать по установлению Чингиз-хана. Однако поскольку оно противоречило общему мнению улемов, то [хан] оставался в нерешительности. ...

[Между тем один из жителей Бухары, по прозвищу Амир Аху, выдававший себя за сейида и считавший себя ученым, представил хану из какой-то книги выписку, с содержанием которой якобы был согласен казий Шурайх ²¹. По довольно запутанному тексту этой выписки Амир Аху делал вывод, что внук получает часть наследства. По мнению же Ибн Рузбихана, бухарец просто не понял представленного им текста].

На следующий день, когда я, бедняк, вместе с улемами удостоился сидеть на августейшем собрании, его величество наместник всемилостивого, показав представленную Амиром Аху выдержку, выразил радость по поводу совпадения мнений и суждений его величества и казия Шурайха и изволил сказать: «Нам подобает действовать по слову казия Шурайха и теперь будем поступать так». Он повелел его высочеству прибежищу царства, могущественному как судьба, Мухаммад Тимур-султану, чтобы написали в областях Мавераннахра указ, дабы казни действовали по нему и произвели уравнение в наследовании родного сына и внука.

Так как это противоречило единодушному мнению улемов и приведенные Амиром Аху доводы не имели никакого касательства к делу, то я, бедняк, и прочие улемы Хорасана и Мавераннахра по этому случаю совсем огорчились, а изменить это личное мнение было очень трудно. Мы прибегнули к его высочеству султану Мухаммаду и умоляли, чтобы он еще раз попросил [его величество]: улемы, дескать, желают возобновить дискуссию и [тогда] пусть поступят, как бы ни постановили. Его высочество изволил доложить: «Улемы, мол, до сих пор не освободились от возражений /14а/ и колебание их остается». Его величество наместник всемилостивого изволил сказать: «Пусть вернутся [к обсуждению]».

Казий Самарканда, поистине поступая в этом случае смело, объяснил в августейшем собрании, что приведенные доводы Амира Аху вовсе не подтверждают вопроса и он совсем не понял его. Его высокое ханское величество изводил сказать: «До тех пор пока вы не приведете ясный текст речений всевышнего господа в Священном писании или [слова] посланника божия, да благословит его Аллах и приветствует, в точных хадисах, ясности не получится». После этого, оказав милость мне, бедняку, он спросил: «Сможете вы привести относительно этого точную и верную цитату из сунны?» [61]

[Ибн Рузбихан взялся за это дело и обещал завтра же представить цитату. Он просмотрел рукописи труда Бухари Сахих и нашел соответствующее место, проверил его по комментарию ат-Тайиби к ал-Мушкат].

На другой день утром, когда царское собрание наполнилось державными султанами, знаменитыми учеными и высокодостойными вельможами, я, бедняк, войдя, произнес приветствие. Как только я занял место в собрании, его величество наместник всемилостивого спросил: «Вы принесли?» Я, бедняк, без боязни ответил: «Да». Он приказал: «Читайте!» В такого рода царственном собрании я прочел цитату. Последовало высочайшее повеление, чтобы я ее перевел на персидский язык. Я поступил согласно приказанному и все перевел как можно лучше. После завершения перевода и полного растолкования вопроса в собрании я спросил прибежище садроз Маулана Шарафаддин 'Абдарауима, садра, совершенна ли цитата? Он ответил: «Да». Выдающиеся улемы Хорасана, имевшие честь присутствовать в этом собрании, сразу согласившись, промолвили: «Она совершенна». Точно так же я спросил и у казия Самарканда и присутствовавших мавераннахрских улемов, совершенна ли цитата? Все выразили полное согласие и сказали: «Цитата точна, правильна, совершенна». Его величество наместник всемилостивого тоже выразил согласие с единодушным мнением ученых, и опасение исчезло из сердец.

ГЛАВА III

ДИСКУССИЯ О СОЗДАНИИ МИРА В ШЕСТЬ ДНЕЙ И О ВЕЛЕНИИ «БУДЬ» И [О ТОМ, КАК] «СТАЛО БЫТЬ»

[Пересказ библейского предания о сотворении мира в шесть дней и проповедь Ибн Рузбихана в Герате, построенная на хадисе о том, кто из людей после смерти попадет в рай и кто   — в ад. Автор перечисляет все качества человека, по которым будет определяться его место после смерти. Приведен и случай с халифом 'Умаром и нищей женщиной с детьми из рассказа Аслама].

ГЛАВА IV

ПАМЯТКА ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ВЫЗВАВШИХ СВЯЩЕННУЮ ВОЙНУ С КАЗАХАМИ

/22а/ Казахские ханы являются потомками повелителя мира Чингиз-хана, и я, бедняк,в «Родословной его ханского величества» наместника всемилостивого упомянул, что у повелителя мира, Чингиз-хана, было четыре сына. Самого старшего из них звали Ючи-ханом ²², а у него было тринадцать сыновей, в том числе Шибан Бахадур-хан ²³. У него было три сына, один [из них] — Банйал Бахадур. У него было девять сыновей, [один из них] — Есу-Бука ²⁴. У него было пять сыновей, один [из них] — Джучи-Бука. У него был один сын — Бадагул. У него было шесть сыновей, один — Минг Тимур-хан. У него было два сына, один — Пулад-султан. У него было три сына, один — Ибрахим-султан и один — Хизр-хан. У Ибрахим-султана был сын — Даулат-шайх-султан. У него был один сын — Абу-л-Хайр-хан, покоящийся в раю всемилостивого [господа]. У него было десять любимых превосходных [62] сыновей. Один — его высочество, прибежище царства, Шах-Будаг-султан. Он является раковиной царственной жемчужины бытия его величества, наместника всемилостивого [господа] и имама времени Абу-л-Фатх Мухаммада Шайбани-хана, да продлит навеки Аллах сень его наместничества пока меняются дни и ночи. Ровесник знаменитой жемчужины бытия его величества есть прибежище царства, орудие добродетелей Махмуд-султан.

Три племени относят к узбекам, кои суть славнейшие во владениях Чингиз-хана. Ныне одно [из них] — шибаниты и его ханское величество после ряда предков был и есть их повелитель. Второе племя — казахи, которые славны во всем мире  силою и неустрашимостью, /22б/ и третье племя — мангыты, а [из] них цари астраханские. Один край владений узбеков граничит с океаном ²⁵; другой — с Туркестаном ²⁶; третий — с Дербендом ²⁷; четвертый — с Хорезмом и пятый — с Астрабадом ²⁸. И все эти [земли] целиком являются местами летних и зимних кочевий узбеков. Ханы этих трех племен находятся постоянно в распре друг с другом и каждый [из них] посягает на другого. И когда побеждают, то продают друг друга в рабство и уводят в плен. Имущества и людей [противника] между собой они считают дозволенной военной добычей и никогда от этого [правила] не отступают. Если кто-либо это не признает, говоря: «Зачем же ты продаешь [в рабство] свой собственный народ?», — они удивляются и говорят: «Да этот человек в бреду, он не признает военной добычи». У кого хватит смелости сказать им: «Это — наши люди»,  — после такого утверждения, что эти [люди] — военная добыча? Продажа их широко распространена у них без всякого мешающего препятствия и отвергающего непризнания. Во всех этих родах очень много уважаемых ханов: каждый род великих и именитых людей [из] потомков Чингиз-хана называют султанами, а того, кто знатнее их всех, именуют ханом, то есть самым великим из государей и правителем их, которому они оказывают покорность. Одним словом, все казахи являются улусом Чингиз-хана. Их ханы и султаны — потомки Чингиз-хана или Шибана, который приходится предком его ханскому величеству, и между ними есть родство и свойство.

Все султаны, столпы мира, да продлит навеки Аллах их царство в благоденствии, в нынешнем году (Т. е. в 1508-09 г.) собрались в Бухаре. Происхождение их по родословному древу связано с его ханским величеством так, как было упомянуто отдельно в [этом] повествовании. Как только прошли праздничные дни, его ханское величество изволил приступить по обычаю к совещанию — по-тюркски джанки — с высокодостойными султанами. О походе на казахские владения он изволил сказать речь и призывал их к единодушию в том деле и побуждал проявить стремление к священной войне, потому что в минувшем году (Т. е. в 1507-08 г.) с их, [казахов], стороны произошло нарушение дружелюбия.

Потомки Джаниш-султана, совершив набег на области Бухары /23а/ и Самарканда, увели из городов ислама невольников и дозволили в своей среде куплю-продажу рабов-мусульман, а их султаны оказывают этому  поддержку. Признак дозволенности для себя таких тяжких преступлений заметен и явствует из их внешнего образа жизни; они поощряют друг друга к разбою, тогда как изречение: Не обратитесь после меня в неверных, которые режут друг друга — запрещает это. Его ханское величество изволил сказать: «Теперь, когда с помощью Аллаха всевышнего хозяин [63] божественного приговора и бесконечной милости собрал в Бухаре всех султанов из потомков Абу-л-Хайр-хана, одарил [их] царскими милостями и благоволением ив казны щедрости и доброты соответственно их различиям и достоинствам, открыл каждому султану двери награждений в соответствии с высотой их степеней, и рука предопределяющая исполнила обычай радушного приема, оказала в Бухаре каждому подобающее гостеприимство и подготовила для каждого орудия могущества, почему бы нам не сподобиться пойти священной войной на казахов и не бросить возмездие за нарушение дружелюбия, которое совершил сын Джаниш-султана, один из знатных казахских султанов, в полу их немилости, и не разметать основу здания их великолепия по ветру небытия?»

Все именитые султаны и высокодостойные хаканы из потомков Абу-л-Хайр-хана, из которых каждый — повелитель славного трона и могущественный государь одной из восточных стран, прибыли к месту повиновения и служения с несметными подготовленными войсками, от многочисленности, красоты и величия которых разум приходит в изумление. Склонив голову покорности, они воздали хвалу разуму благородного [Шайбани-хана].

На следующий день его ханское величество повелел улемам Мавераннахра и Хорасана — я, бедняк, тоже присутствовал [среди них] — написать фетву насчет казахов, станет ли газием или нет каждый, кто отправится на священную войну с ними? И он сказал: казахи — идолопоклонники. Улемы, видя, что от казахов [исходит] неверие, издали фетву: «Если казахи, как доказано, являются неверными, то каждый, кто будет воевать с ними, получит вознаграждение за священную войну с неверными». Фетву вручили его ханскому величеству.

В пятницу пятого [числа] месяца шавваля года девятьсот четырнадцатого (27 января 1509 г.) выступили на священную войну с казахами. Всем султанам дали указание, чтобы они вернулись в свои владения и присоединились к августейшему стремени в Туркестане. Их высочества могущественные султаны на все стороны пропели Возвращение достохвалъно в свои владения и с намерением помчаться на скакуне, воюющем мир, погнали быстрого коня своего твердого решения.

Его величество повелитель мира в понедельник, восьмого [числа] месяца шавваля (30 января 1509 г), рано утром сел верхом и с кортежем из светил величия и благоденствия направился из Бухары к мазару Хаджи Бахааддина Накшбанди ²⁹, расположенному в двух фарсангах от Бухары. Название той местности Каср-и Арифан.

Выступление в страну казахов ³⁰

В этот день с восходом солнца, взойдя, подобно солнцу, над горизонтом добрых деяний, [хан] направился на восток, и, обратив лицо могущества и удачи на завоевание восточных стран, он выступил со стоянки счастья. Августейшее общество было украшено присутствием [их] высочеств эмиров, знаменитых улемов, вельмож Бухары и Герата и садра жителей Мавераннахра. В собрании находился превосходительный, шейх-ал-ислам, /24а/   благороднейший Хваджа Абу-н-Наср Парса ³¹, потомок великогоХаджи Парса. Я, бедняк, находился в стороне, [где] были вельможи Хорасана. Когда все в августейшем собрании сели, я, бедняк, доложил: «Сегодня понедельник, [64] и большая часть [выступлений в] поход пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, состоялась в понедельник. Решение выступить на священную войну в понедельник согласуется с сунной. Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, отправляя воинов куда-нибудь, приказывал: “Не убивайте детей, женщин и дряхлых стариков. Ведите священную войну против неверных ради всевышнего"». Потом я встретился с Хаджой Парса и спросил: «Хорасанские улемы издали фетву, что этот поход является священной войной в соответствии с тем, что идолопоклонство казахов доказано и [доказана] дозволенность у них уводить в рабство. Теперь, эта война — всеобщая религиозная обязанность или это обязанность частная?».

Хаджа Парса ответил: «По видимости, обязанность частная, ибо получается достаточное количество от того сборища людей, которое [сейчас] идет». Я, бедняк, сказал: «Изволите ошибаться, это всеобщая обязанность, ибо имеется согласное решение обоих вероучений (т. е. учений Абу Ханифы и Шафии. — Р. Д.), чтобы всегда, когда неверные вторгаются в какую-нибудь мусульманскую область, то всем вменяется в обязанность [вести] с ними священную войну, и это в божественном законе называется всеобщим призывом к обороне. А сейчас они, [казахи], направляются в округ Куфина ^31а и Бухарскую область и как раз время для их похода, они уведут рабов из областей ислама. Все обязаны отправиться /24б/ в их области». Товарищи умолкли. Я, бедняк, представил, что все обязаны в этом походе сопутствовать его ханскому величеству, пусть его ханское величество восклицает: «Аллах — велик», я же, бедняк, не намерен отказываться от службы в этом походе. Еще раньше я говорил его высокопревосходительству Хадже Махмуду, сахиб-дивану, чтобы [он] при [первой] возможности доложил [о том], что такой-то (т. е. Ибн Рузбихан.   — Р. Д.) не оставит службу до тех пор, пока не отправится в Ирак, потому что победа над кизил-бурками ³², вражда с ними и война с людьми их страны более обязательна, чем священная война с неверными франками, ибо нет никакого сомнения в их неверии, тем более с казахами, которые доподлинно произнесли слова свидетельства ³³. Имеется согласие улемов Рума, Мекки и Медины со мной, бедняком, на то, что [я] издал фетву, что кизилкулахи хуже, чем неверные франки, и война с ними достойней, чем борьба с франками, потому что первая война — священная война с франками, сейчас обязанность частная, а [вторая] — обязанность всеобщая. Кроме того, она — борьба против первоначальных неверных, а эта война — борьба с вновь возникшим неверием в странах ислама после того, как большей частью они стали основой ислама. Когда же я узнал, что война с казахами происходит под видом священной войны с кизил-бурками, я счел нужным для себя отдать обязательнейшее предпочтение участию в священной войне с казахами и отправился под знаменем его величества имама времени, наместника всемилостивого [господа]. В субботу (28 января 1509 г.) я добрался до августейшего кортежа близ мазара Хазрата Хаджи [Накшбанди]. Аллах подает помощь и оказывает милость. [65]

ГЛАВА V

ПАМЯТКА О НЕКОТОРЫХ ПОЛЕЗНЫХ ПОУЧЕНИЯХ НА СТОЯНКЕ КАСР-И АРИФАН БЛИЗ МАЗАРА ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА ХАДЖИ НАКШБАНДИ

[В этой главе повествуется о состоявшейся в местности Каср-и Арифан дискуссии, темой которой было суждение Фаридаддина Аттара ³⁴ в его книге Джаухар аз-зат [«Жемчуг сути»] о бытии и небытии, а также его отношение к восклицанию Мансура Халладжа ³⁵ «Я — истина». Спор велся вокруг вопроса, как следует понимать это восклицание. Приведены также высказывания Мухйиаддина ибн ал-Араби ³⁶, Газали ³⁷ и других о небытии, как уничтожении качества].

ГЛАВА VI

ДИСПУТ О СТРАХЕ «ИСТИННЫХ ДРУЗЕЙ»

[В этой главе приводится спор о чувстве страха и пользе молитвы и поклонения благочестивых. Тема диспута была избрана Ибн Рузбиханом из Джаухар аз-зат и книги шайха Абу Бакра ибн Исхака Гулабади Таарруф, в которых рассказывается об Абу Бакре Сиддике и других лицах, ощущавших страх перед смертью, несмотря на то что Мухаммад уверил их в том, что они попадут в рай.]

/29а/ ГЛАВА VII

ПАМЯТКА О НЕКОТОРЫХ СТИХАХ, СОЧИНЕННЫХ НА СТОЯНКЕ КАСР-И АРИФАН

Из того, что на этой стоянке пошло на пользу, это несколько тюркских касыд, которые море бытия его ханского величества, прибежище халифата извлекло наподобие того, как достают скрытую жемчужину из тайников потустороннего мира и подают ее ощутить и почувствовать. На этой же стоянке появилась на свет и касыда, которая под конец была присоединена к касыде абджадиййа. И еще касыда, которая содержит в себе тайное собеседование с богом; количество благодеяний и милостей, оказанных чертогом благоволения всемогущего [бога] пророку, в этой касыде упомянуто красноречивейшим образом. На этой стоянке она /29б/ наподобие раннего утра превратилась из тайника черновика в беловик. Эти сокрытые перлы, которые появились из жемчужины потустороннего мира, были нанизаны на нить поэзии и вошли в ожерелье стихов. Когда эту касыду читали в августейшем собрании и в конце ее упоминались некоторые из чудесных свойств храбрости, завоевания стран, мероприятия для пресечения гибельных событий ради достижения искомого, захвата крепостей ключом сверкающего меча, которые были осуществлены растущим день ото дня могуществом высокостепенного ханского величества, у присутствующих от необычайности тех дел возрастало изумление.

Памятка о столицах государей мира [во времена] неверия и при исламе

Я, бедняк, уже раньше слышал рассказ из рассыпающих самоцветы и жемчуга уст ханского величества, который изволил говорить: «Каждый из высокодостойных [66] государей, ханов, могущественных как судьба, и хаканов, вокруг которых вращается весь мир, делал какое-нибудь владение из владений своей столицей и поднимал знамя постоянного своего местопребывания в каком-нибудь городе из городов.

Так же как до ислама, столицами персидских хосроев были Истахр и Мадаин в Ираке Арабском, а столицей царей эфталитов ^37а Хорасана — Таликан ³⁸ в Балх-ской области, подножием трона тюркских хаканов — пределы Алмалыка ³⁹ и области Хитая, столицей византийских кесарей — Константинополь, Аммурийа, Румийя и Бурса, столицей египетских фараонов — город Файйум из египетских городов, подножием трона царей Магриба — Джазира-йи Андалус, Константина и Тунис, столицей царей Йемена из [родов] Табаба и Шаддада племени Ад — город Сана йеменский.

После [утверждения] ислама постоянным местопребыванием праведных халифов, да будет доволен Аллах всеми ими, стал прекрасный город пророка, да будут над ним лучшие молитвы и приветствия. Столицей правителей из рода Омеядов [был] /30а/ Дамаск из городов Сирии; столицами Аббасидских халифов — сначала Куфа и Амбар ⁴⁰, а в конце город мира Багдад, опорой трона дейлемитов ⁴¹ — Фарс и Рей, столицей царей Саманидов — Бухара; столицей царей Газневидов — Газна, столицами царей Сельджукидов — Мерв и Исфахан; столицей хорезмшахов — Хорезм; опорой трона ханов Чингизидов из потомков Ючи-хана страны узбеков и чагатайских ханов ^41а — Самарканд и прилегающие к Мавераннахру области, столицами ханов Хулагуидов — Тебриз и Мераге. Таким образом, у каждого царя имеется столица, которая является постоянным местопребыванием кочевий улуса, местом их казны и сокровищ».

Его высокостепенное ханское величество изволил сказать: «Поскольку божественное предопределение и господний приговор исполнился в таком порядке, что обитаемые страны вошли в черту нашей власти, и наш скачущий по всему свету конь привел эти края благоустроенного мира под [нашу] стопу обладания, и в областях мира не осталось ни единого места, куда бы я мог направить мое завоевательное намерение, то, конечно, нам постоянно нужно сидеть в седле для завоевания всего света и всегда держать коня намерения под престолом и под троном свободы от дел и стояния на месте. Следовательно, столица наша — наше седло». Отсюда необходимо следует, что весь мир в сравнении с ханским величеством, с высокими ханскими помыслами имеет значение лишь одного гяза земли, на котором действительно сидят.

Так как эти слова для агрифа, познающего истину, говорят о высоте достоинства и высоких помыслах и вместе с тем содержат в себе великие поучения и телесную пользу, /30б/ я, ничтожный, содержание высказанного облачил в одежду поэзии и переложил красноречивым образом на стихи. В то время когда я закончил чтение тюркской касыды, последняя часть которой содержала в себе описание свойств его величества стихотворца, прославляющее в стихах свое славное существование собранием всех степеней царского великолепия и охватом благородной особы описаниями беспредельного величия, тогда я, бедняк, представил [хану] кыту. Помещаю ее здесь, чтобы содержание ее заняло место в сердцах [людей], чтобы ее читали и заучивали на языках всех живущих на свете. Вот эта кыта:

Повелитель мира — Мухаммед Шибан
Промолвил: «Страны света в моем перстне,
Основа моей власти превысила судьбу, [67]
Восьмое небо — моя земля,
Мир ислама мной покорен,
Мои победы и завоевания — от моей веры.
Повелитель Китая и кесарь румский,
Каждый — мой нижайший слуга.
Если откину я полу чести ⁴², вот чудо!
В рукаве у меня чистейшее счастье,
Рахш моих замыслов скакал на все стороны,
Сопутствуют мне успех и удача.
У всех царей столица в каком-либо [одном] месте,
Мой же престол, — сказал он, — мое седло».

После того как я представил стихи, они были одобрены и приняты, потому что были прочтены весьма кстати. Достойнейшие из присутствующих одобрили красоту стиха, своеобразность стиля, порядок следования мыслей и необычайность сложения. Тонко чувствующее сердце [хана] выразило одобрение, и весь случай был принят.

Через три дня (3 февраля 1509 г.), пока длилась остановка на юрте Каср-и Арифан ради сбора победоносных войск и вооружения, сопутствующие в этом многоопасном походе выступили с того юрта и прах стоянки Багази-дих ⁴³, расположенной в четырех фарсахах от Бухары, /31а/  от пыли копыт августейшей свиты стал предметом зависти чистой амбры. С успехом Аллаха.

ГЛАВА VIII

ПАМЯТКА О СОБЫТИЯХ В БАГАЗИ-ДИХЕ И ВЫСТУПЛЕНИИ В ГИДЖДУВАН

Августейшие знамена с возрастающим день ото дня намерением в пятницу (3 февраля 1509 г) выступили из Каср-и Арифан и соизволили расположиться в двух фарсахах от этой стоянки. Окрестные войска приготовили снаряжение для наступления на казахов и с разных сторон направились в Туркестан. На следующий день (4 февраля 1509 г. ) достигли местности Багази-дих. Здесь получил честь издания покоряющий мир приказ, чтобы его высочество, прибежище власти, орудие добродетелей Убайдаллах-султан со своей гвардией и бухарскими воинами был передовым полком августейшей рати, дабы при прохождении через бухарскую степь в Туркестан он бы шел впереди, а его превосходительство эмир Джалаладдин Урус ⁴⁴, один из султанских эмиров, с несметным воинством выступил головным сторожевым отрядом. Около двадцати тысяч всадников, каждый из которых представлял собой барса, могучего как лев, а в бою был смел, как кровожадный тигр, отправились при стремени могущества его высочества Убайдаллах-султана, чтобы пересечь степь на пути в Туркестан.

Описание качеств Убайдаллах-султана ⁴⁵

И в самом деле, благороднейшая особа султана Убайдаллаха — это собрание царственных благородных нравственных качеств и бесконечно совершенных свойств. Все умственные силы и доблесть он с полной отвагой сосредоточил на завоевании [68] мира. Он с упорством приступил к [изучению] разного рода наук и знаний, соблюдая религиозные обязанности и царственное послушание. В Бухаре он читал у меня, бедняка, книгу Хисн-и хасин ⁴⁶. Однажды урок его дошел до хадиса, где посланник божий, да благословит его Аллах и да приветствует, говорит: «Узы родства удлиняют жизнь». Я, бедняк, сказал: «Непременным условием уз родства является то, чтобы человек соблюдал родственную связь соответственно степени родства. Если, предположим, близкий родич является неверным или нечестивым, то не следует прекращать по отношению к нему соблюдение родственной связи и не надо жалеть молитв о руководстве его на праведном пути к исламу. /31б/ Казахские войска, хотя поступки их не согласны с установлениями божественного закона, тем не менее имеют с вами внешний вид родства и примыкают [к вам] по [общему] происхождению и по крови. Теперь, когда неверные иноземцы — кизил-бурки — овладели городами ислама и вашим наследственным владением, прекратить борьбу с ними и воевать с казахами, которые не являются захватчиками ваших владений и вред от неверия которых для стран ислама не слишком велик, — лицо этой [войны] не слишком явно, чтобы постичь ее разумом. Кроме того, имеется изречение посланника божьего, да благословит его Аллах и да приветствует: “Никто из вас не станет верующим, пока не будете любить меня больше, чем своего отца, своего сына и всех других людей". Необходимый вывод отсюда, что для всякого верующего обязательно отдавать предпочтение защите чести посланника божия, да благословит его Аллах и да приветствует, перед [защитой] своей чести. Эти неверные кизил-бурки изо всех сил усердствуют в устранении уважения к пророку, да благословит его Аллах и да приветствует. С их стороны даже исходят но отношению к священной гробнице пророка, жителям обители наместников его такие поступки, что если кто-либо допустит подобные поступки по отношению к одному из ваших предков, то у вас не хватит силы терпения держать саблю ярости в ножнах беспечности и не дотрагиваться рукой наказания до полы его жизни, дабы не произошло от вас обязательное царское отмщение по отношению к нему. Ныне прекращено наступление на них, и ради своего намерения вы наступаете на людей, которые вам не очень противодействовали, не задирали [вас]. Вместе с тем у них с вами родство по происхождению и по крови. Это дело подобных вам людей умных, набожных не лишено некоторой странности».

Султан Убайдаллах ответил: «Не нужно, чтобы в вашей памяти запечатлелось, будто у нас в религиозном усердии был и имеется какой-то недостаток и в воле отомстить этим злосчастным неверным — изъян, однако, в силу [поговорки]: Каждому делу свое время — у всякого дела в мире становления и уничтожения есть предпосылки и причины, появление которых зависит от времени. Внимание, которое сейчас обратили в сторону войны с казахами, /32а/ возможно, каким-нибудь образом связано с отражением и истреблением этого народа, [казахов], потому, что во время наступления на уизил-бурков и похода в их страну имеется опасность набега и нападения этого народа, [казахов], на области Туркестана и Мавераннахра. Это не путь благоразумия и мудрости — оставить в тылу у себя сильного врага и обратить лицо намерения на врагов в противоположной стороне. Что же касается соблюдения родственных связей с казахами, о чем вы сказали, то между нами и ими столь ясно обнаружились причины к вражде и предпосылки к соперничеству и неприязни, что источник родственных [69] [чувств] совершенно иссяк. Войны и распри между нами и ими так осыпали прахом [взаимного] неудовольствия [наши] души, что мы стряхнули с полы сердца пыль взаимной любви. Если же и удалось бы соблюсти родственные связи, то лишь благодаря высокостепенному ханскому величеству, прибежищу халифата, а мы — его рабы — преклоняем головы пред его указом и повелением и не можем [знать] иного пути, кроме пути повиновения и служения ему. Если вы в этом успеете, то доложите в высоком ханском собрании ради благоразумия и примирения слова, преисполненные тонкой мудростью и превосходными изречениями из Писания и сунны».

Я, бедняк, промолвил: «Увы, увы! Как можно касаться этого вопроса? Тем более что благословенный характер его ханского величества изменился по отношению к этому народу, а царское намерение, исполнение которого имеет силу рассекающего меча по отношению к казахам, подошло к месту мщения, и никто не в силах воспрепятствовать этому. А если кто-либо захочет замолвить примирительное слово, тот найдет для себя путь войны». В связи с этим рассказом мне пришло в голову следующее четверостишие:

Рубаи

Тот, кто борется со своим родственником,
Стесняет для себя простор страны.
Что за польза воевать с казахами?
Боюсь сказать хану, он отругает [меня].

Короче говоря, Убайдаллах-султан в намерении идти на войну с казахами стал согласно действующему, как судьба, приказу передовым полком рати для того, чтобы на стоянках, не дай бог, не случилось недостатка в питьевой воде. Он выступил вперед на один переход, а эмир Джалаладдин. Урус, став впереди передового полка Убайдаллах-султана, /32б/ тоже выдвинулся вперед на один переход, чтобы умножить для войска запасы воды и кормов. Из местности Багази-дих отправились в юрт Гидждувана. А помощь [исходит от] Аллаха, дарующего милости.

ГЛАВА IX

ПАМЯТКА ОБ ОСТАНОВКЕ В КАСАБЕ ⁴⁷ ГИДЖДУВАН И ПРОИСШЕСТВИЯХ НА ЭТОЙ СТОЯНКЕ

Счастливые хаканские знамена в понедельник (6 февраля 1509 г. ) утром выступили из местности Багази-дих и направились в касабу Гидждуван. На этом юрте хорасанские вельможи, и остававшиеся бухарцы, и жители других сторон Мавераннахра получили позволение отбыть. Вместе с дастуром Азам-хаджой, сахиб-диваном, они повернули обратно с намерением возвратиться в Бухару и Мерв. Его хаканское величество, окруженный полками божественного содействия, сопутствуемый множеством побед, триумфов и успехов, направился в сторону Гидждувана и поднял победоносное знамя на поле битвы всевозрастающего могущества.

Полки левой и правой руки шли под предводительством могущественных эмиров и высокостепенных сардаров, из которых каждый был единственным из героев эпох и вершиной храбрецов всех стран. Когда такое царственное великолепие, [70] сопровождаемое служением богу и преисполненное беспредельными знаниями, было рассмотрено, то мне, ничтожному, пришло на ум, что, когда Хулагу-хан поднял знамя покорения мира, стал низвергать памятники обычаев владычества царей той эпохи и направился воевать Ирак и Азербайджан, то Хаджа Туси ⁴⁸ оказал честь его существованию и считал служение этому высокосановному ханскому величеству источником своей славы, основой своего прочного положения и благополучия. Хотя он считал великой честью [для себя] быть царским собеседником и в то время не существовало никого, кто бы был равен [Хулагу-хану] или даже близок ему по царской мощи и по средствам для завоевания мира, но куда больше славы и почета обрел я, бедняк, от общения и чести собеседовать с его величеством ханом Шайбани, государем мусульманской страны, наместником [всемилостивого] во всем мире, собравшим в себе воедино совершенное знание, всеобъемлющее великодушие, ханскую мощь, непоколебимость на пути правил веры. Откуда было Хулагу-хану добыть такую совокупность добродетелей? /33а/ Следовательно, подобает, чтобы я, бедняк, славу, честь служения и собеседования с его величеством сделал источником своей гордости и славы. За положение, которое я занимаю благодаря милостям божьим, я каждый день сотни раз гордо поднимаю голову под благостным знаменем этого благочестивого наместника [всемилостивого], постоянно обращающего [внимание] на искоренение неверных, пресечение причин нечестивости, истребление преступных негодяев и разбойников, сейчас идущего на священную войну с казахами. На этот предмет в мыслях [моих] сложилось четверостишие:

Стал Хаджа Насир [помощником] Хулагу на свете,
Зачинщиком его грабежей и резни на свете.
Куда твоему хану до моего, о Туси!
Где на свете есть хан, похожий на моего хана?

Одним словом, поздним утром в понедельник двадцать второго числа месяца шавваля его ханское величество, обладатель счастья, прибыв в касабу Гидждуван, отправился поклониться мазару Хаджи Калана, высокопревосходительного и высокодостойного Хаджи Абу-л-Халика Гидждувани ⁴⁹, совершенного муршида своего времени, чтобы просить у него успеха, помощи и победы над многочисленным врагом и победного возвращения.

В этом лучезарном мазаре он исполнил обряд поклонения, читал нараспев преславное божественное писание, раздавал милостыню живущим при том священном мазаре. Много поучительного и полезного появилось на свет из области сокрытого в том высоком собрании. [Хан] изволил расспрашивать меня, бедняка, об изучении тонкостей правоведческих наук. Некоторые из полезных бесед на этой стоянке, если угодно богу, будут упомянуты. А помощь [исходит] от Аллаха единого.

ГЛАВА Х

ПАМЯТКА О ПОЛЕЗНЫХ БЕСЕДАХ НА СТОЯНКЕ ГИДЖДУВАН

[В этой главе Ибн Рузбихан рассказывает о тюркской суфийской касыде Шайбани-хана. В местечке Гидждуван по просьбе хана Ибн Рузбихан изложил присутствующим ее содержание и с согласия того же хана сам написал к ней комментарий. В «Записки» автор включил семь бейтов этой касыды с комментариями на них. Касыда состояла из двухсот пятидесяти бейтов.] [71]

/38а/ ГЛАВА XI

ПОВЕСТВОВАНИЕ О ПОХОДЕ В ТУРКЕСТАН ЧЕРЕЗ БУХАРСКУЮ СТЕПЬ

Говорит Аллах всевышний: О вы, которые уверовали! Почему, когда говорят вам: "Выступайте по пути Аллаха», вы тяжело припадаете к земле? Разве вы довольны ближней жизнью больше последней? Ведь достояние ближней жизни в сравнении с будущей — ничтожно (Кор. IX, 38.).....

[Затем следует персидский перевод Ибн Рузбихана этого стиха Корана и его собственные стихи на эту тему в стиле Руми.]

/38б/ Выступив из селения Гидждуван в сторону Туркестана, [хан] соизволил в конце дня понедельника (13 февраля 1509 г.) остановиться в двух фарсахах от Гидждувана, в местности, расположенной на краю пустыни, чтобы люди набрали воды. Тот, кто не прихватил с собой из Бухары продовольствия в дорогу, достал, что удалось, здесь. Эта пустыня — четырнадцать дней пути по чулю, где совершенно невозможно представить себе возделанного поля, ибо в середине ее только в одном месте имеется вода, получившая название Дурт-Куй ⁵⁰ на том основании, что в середине пустыни только эти четыре колодца и другой воды совершенно не имеется.

В августейшем отряде его ханского величества было более ста тысяч нуждающихся в воде животных, а в отряде Убайдаллах-султана было, возможно, столько же. Другой какой-либо воды, чтобы напоить не только это войско, но хотя бы одну десятую его часть, совсем не было. Его ханское величество приказал войску, чтобы каждый, у кого имеется бурдюк, наполнил его водой, /39а/ и такой огромной ратью, уповая (на бога], двинулся в сторону всеобъемлющего благоволения и милости творца...

Поскольку расстояние второго дня,.который был вторником (14 февраля 1509 г.), было пройдено, то в среду утром (15 февраля 1509 г. ) [хан] соизволил выступить, а эмиры правой руки были назначены с отрядом воинов отправиться поискать как. Как представляет собой большой водоем, который у арабов называют гадир. Он иногда величиною превышает несколько полетов стрелы. Точно так же в левую сторону отправились эмиры левой руки на поиск воды для войска. С военачальниками левой руки отправился именитый эмир Рай-бий ⁵¹. Я, бедняк, пошел вместе с ними. Сколько ни скакали по окрестности, сколько ни шагали усердно в поисках воды, никому не удалось найти даже признака ее. Все растеклись водою [по сторонам] в поисках воды, кружились повсюду, как ветер: быть может, увидят воду. Подобно этим эмирам левой руки, вместе [с ними] искал воду эмир Камбар-мирза Кукилташ правитель Балха. В конце концов возвратились в местопребывание жизни, к праху ног его ханского величества. Вернувшись в августейшую ставку, [увидели], что небесный купол приемного шатра и великолепная палатка его ханского величества разбиты на берегу моря и тысяч десять или больше всадников посреди воды поят лошадей прозрачными струями кака. Таким же образом друг за другом подходили многочисленные воины и, напоив лошадей, располагались на своих стоянках и станах. От четырнадцатидневного отсутствия воды не пострадал ни один человек и ни одно животное не погибло /39б/ от жажды. Это действительно [72] чудо! В историях монгольских султанов наших дней и прежних ханов никто, я полагаю, не проходил через эту пустыню. Обитатели этих мест говорили: мы, дескать, тоже никогда не слыхали, чтобы какой-нибудь государь с таким войском или даже с меньшим проходил через эту пустыню.

Я, бедняк, под деревом на берегу источника слышал об этой пустыне из интересного рассказа его ханского величества, он изволил сказать: «Я пять раз проходил через эту пустыню и [каждый раз] поил водой воинов». В том роднике воды было мало и милость его величества, подобная прозрачной воде, напоила водой моего коня, который тоже принадлежал его величеству. [Хан] простоял на месте столько времени, пока все войско не напилось воды из этого маленького источника и даже взяло с собой про запас.

В этой пустыне переходы совершались утром и вечером, то есть в день выступали в путь два раза. Через пять дней (В рук. неразборчиво) дошли до камышовых зарослей, где были следы старой крепости. Указывали, что эта крепость расположена между Бухарой и началом Туркестана и ее называют крепостью Аркук ⁵². Затем [хан] изволил выступить с этой стоянки .............................

[Рассказывая о ночном походе Шайбани-хана, Ибн Рузбихан дает описание в прозе и стихах ханских носилок. Автор в эту ночь сочинил газель, в которой говорилось о бегстве казахского хана Бурундук-хана ⁵³. На следующий день газель была прочитана хану. Ибн Рузбихан пишет, что, хотя о бегстве Бурундук-хана еще нет никаких известий, ему, как поэту, простительно предугадывать будущие события. Ибн Рузбихану возражал самаркандский медик Маулана Зайри.]

ГЛАВА XII

ПАМЯТКА О ПОЛЕЗНЫХ БЕСЕДАХ, КОТОРЫЕ СОСТОЯЛИСЬ В БУХАРСКОЙ СТЕПИ

[Здесь Ибн Рузбихан рассказывает о диспутах, устроенных ханом на разных стоянках во время четырнадцатидневного похода по бухарской степной дороге. На этих диспутах рассказывали историю царствования государей прошлого, а также хадис о Джабраиле (Гаврииле).]

/42б/ Однажды в бухарской степи, будучи верхом на коне, я доложил его ханскому величеству, что в этом году в месяце рамазане я ездил в Самарканд и в четырех собраниях читал хадисы и лекции. Одно собрание — на мазаре Чакардизи ⁵⁴, другое — в соборной мечети, третье — в медресе Алийа-йи мабани ⁵⁵, основание высокого здания которого заложил его величество хан, четвертое — на мазаре имама Мухаммада б. Исма'йла ал-Бухари ⁵⁶, да смилуется над ним Аллах всевышний, в местности Хартанг в области Согд. В каждом собрании присутствовало более [нескольких] тысяч улемов, студентов, бедняков, благочестивых и почтенных людей. Однажды, когда в медресе Рафи' ал-бунийат его высокоуважаемого ханского величества я приступил по обыкновению к поучению и прочел хадис о Джабра'иле, объяснил сущность религии и другие значимости вещей, которые содержатся в этом высокодостойном хадисе, [73] то, дойдя до знаков [наступления] дня Страшного суда, я воочию увидел высокое величественное здание, перед которым небесная основа казалась ничтожной, а высота свода ее суффы соперничала со сводом купола небосвода, /43а/ [мне] пришлона ум, что, возможно, в хадисе есть указание на господство воинов-узбеков над миром, что они, после того как выйдут из степей, откажутся от ухода за овцами, а мир сделается пространством, на котором расширится их здание. И в словах pa'a аш-ша'а, означающих по-персидски шабанан (пастухи), возможно, имеется намек на название этого племени узбеков, которых называют шибанитами.

(Далее автор, чтобы развеять сомнения хана о признаках наступления дня Страшного суда, приводит в доказательство верности этих признаков рассказ об Умаре б. ал-Хаттабе из Абу Хурайры ⁵⁷, из книги Бухара Сахих и одноименного труда Муслима ⁵⁸, а также высказывания Замахшари ⁵⁹ об этих признаках.]

ГЛАВА XIV

/[I]/ ПАМЯТКА О ПРИБЫТИИ В КРЕПОСТЬ АРКУК,  КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ НАЧАЛОМ КРЕПОСТИ ТУРКЕСТАНА

<С помощью творца всемилостивого, благоприятствующего могуществу его ханского величества, и накрытия столов благодеяния господа истин после перехода через бескрайнюю степь состоялось прибытие в благословенную крепость Аркук, в субботу двадцать седьмого [числа месяца] шавваля лета девятьсот четырнадцатого (18 февраля 1509 г.). Эта крепость Аркук — пограничная застава Туркестана, и потому для каждого, кто из Бухары и Самарканда трогается в путь в область Туркестана, первым его местопребыванием является эта знатная крепость и первым его местожительством — эта озаренная счастьем касаба.

Описание страны Туркестан

Страна Туркестан является одним из известных населенных краев и местностей. По [своим] преимуществам и особенностям он в самом деле представляет редкость на земле. Мудрые и ученые люди всех климатов мира уподобляют страну Туркестан голове, потому что изображение благоустройства земли в виде человека и установление особенностей каждой части земли соответственно телу человека требует того, чтобы этот блаженный край среди прочих земель, которым [приписываются] качества других членов человеческого тела, был бы головой его. Туркестан состоит из тридцати крепостей, которые расположены вдоль берега реки Сейхун.

Описание реки Сейхун

А река Сейхун является одной из четырех рек мира, о которых говорится в некоторых хадисах, что они выходят из рая. Источником прозрачной [воды] их является душистая почва вечного рая. [74]

Эту реку на языке жителей того края называют «рекой Ходжент» ⁶⁰. Узбеки и монголы ее называют «рекой Сир». В самом деле эта река необыкновенна. Начало истоков ее, согласно тому, что видно, есть начало областей Ходжента и Шахрухии ^6l. Течет [река] на расстоянии более трехсот фарсахов по Туркестану, среди зимовий узбеков, и теряется в конце страны узбеков в песках, которые жители той страны называют Каракумы ⁶². Следы этой реки исчезают в песча ных холмах того края. На [протяжении] этих трехсот фарсахов, по которым течет река Сейхун, все берега и окрестности ее покрыты в изобилии кормовыми травами и зарослями камыша. Из притоков и рукавов ее ответвляются большие каналы и ими орошаются возделанные земли. Если бы не было опасности разграбления и опустошения от проходящих войск казахов, то, возможно, [эта земля] была бы одной из самых благоустроенных земель в мире. Может быть, среди рек мира ни одна река по множеству пользы и доходов от травы, древесного топлива и мест охоты не близка к Сей-хуну. Прозрачная ее вода дарует жизнь животным. Однако, словно источник жизни, она окутана мраком казахских грабителей.

А края [реки] — словно ланиты красавиц, украшенные порослью душистых трав, — являются предметом зависти садов стран света из-за радующих душу лугов. Ты сказал бы, что каждый их луг подобно локонам красавиц, превратившимся в места охоты на сердца поклонников, сделался полем охоты на разного рода животных: на куланов, диких коз и разных других зверей. Сквозь чащи ее деревьев и заросли камыша нет возможности пробиться ветру, [даже] диву не удается пройти по тропинкам ее берегов. Ты сказал бы, она — река рая, ибо полна беспредельными дарами, или, она — само милосердие, которое по милости вседержителя сказалось в обилии пользы. [После этого следует новое восхваление реки Сейхун в стихах].

Река Ходжент протекает среди крепостей Туркестана. Высокие крепости, наподобие высочайших замков, так возвышаются на берегах каналов, выведенных из реки Сейхун, будто рассказывают об отраде рая, по которому текут реки.

Описание отрады страны Туркестан в весенние дни

/II/ Страна Туркестан в весеннюю пору повествует о райских садах, обильных цветами, и намекает на место гуляния в саду Ирема, обладающего колоннами (Кор. LXXXIX, 6.). Разного вида растения и разнообразные душистые травы, [наполняющие ее] от края до края, превратили ее в украшение земли, будто поля и степи ее приятностью воздуха и сладостью воды стали образцом воды и воздуха вечности. Ветви тамарисков подобны ветвям червонного золота среди зеленых растений, — ты бы вообразил, что ветви яхонта выросли из корней хризолита. Повсюду разнообразные цветы наподобие бадахшанских лалов, предмет зависти отрадных мест евангельского сада. Чистота ее воздуха рассказывает об амброподобном зефире садов рая. Сладость живительных родников ее, подобно прозрачной животворной воде райского сада Эдема, оживляет душу и дарует душе вечную жизнь. Никогда в Туркестане ни на одном живом существе не сказывалась какая-либо повальная болезнь или моровое поветрие. Тело ни одного обитателя областей этого земного пояса не падало хворым от жара лихорадки на постель бессилия и изнеможения. [75]

Все пустынные степи той многоблагословенной страны полны дичи. Сайгаки от изобилия луговых пастбищ в той степи, подобно жирным коровам, не в силах бегать, и охотник в той области, преследуя дичь, никогда не погонял коня старания. От многих надежных людей, которые были вестниками, заслуживающими доверия, пошел слух в тех местах, что в той области бывает, когда у кого-либо в доме уважаемый гость делается кунаком и хозяин дома по отношению к нему исполняет правила соблюдения гостеприимства и угощения, — что является обычаем жителей Туркестана, — то, если возникала нужда в мясе, хозяин тотчас же, закинув за плечо могучий лук с несколькими стрелами, выходил на охоту, чтобы приготовить ужин для гостя. Он отправлялся в степь и сразу же мастерским большим пальцем делал жирного кулана мишенью своей охотничьей стрелы. /45а/  Из жира и мяса его достойным образом приготовив дозволенную пищу для угощения гостя, он с обильной дичью возвращался домой.

Ранней весной, когда я, бедняк, ехал из города Сыгнака ⁶³ в Сабрам ⁶⁴, несмотря на сильную слабость и изнеможение, которые появились в моем немощном теле вследствие страданий и болезни, глаза моего разума были поражены отрадным видом туркестанской степи. В зарослях тамарисков и гида ⁶⁵ я увидел пасущихся джейранов, которые, завидев местности, представлявшие пастбища, изобиловавшие травой, бежали туда. Я вообразил, что это стада овец, принадлежащие жителям деревень и городов. Когда выяснилось, что это стада диких животных, которые пожирают дары степных пастбищ, в мыслях зародилось страстное желание поохотиться, а с уст сбежали стихи:

Поди, о кравчий, воспользуйся весной и прогулкой по [Туркестану].
Подай кубок, я хочу добычи в туркестанской степи.

Описание крепости Аркук ⁶⁶

Первая крепость из числа туркестанских крепостей, которая явилась стоянкой августейших знамен, была крепость Аркук. Эта крепость в одном фарсахе от реки Сейхун, и расположена она на западной стороне реки. Через нее проходит дорога в восточные крепости Туркестана, как-то: Йаси ⁶⁷, Сабрам и другие владения. Хотя крепость Аркук по количеству зданий невелика и [состоит] из нескольких домов, но наблюдается удивительное дело в ее благоустройстве.

Через эту крепость проходили в этом году все победоносные воины. Все [воины] вышли из самаркандских и бухарских полей и степей, и ни у одного не было [с собой] съестных припасов. Решено было собрать на месяц с лишним продовольствия для похода на узбекские и казахские города, [и что] город Аркук с помощью других незначительных селений, находящихся на западном берегу Сейхуна, полностью обеспечит войска хлебом и продуктами. /45б/ Несмотря на то что была середина зимы, время дороговизны хлеба и скудости продуктов питания, этакое несметное войско, от числа и счета которого останавливается в нерешительности [даже] счетчик фантазии, а обладающий разумом [человек] не берется за перо точности, [чтобы] охватить [хотя бы] часть его, расположилось на пространстве той крепости, и все с большой поспешностью направились в дома того города для сбора продовольствия и заготовили все необходимое для всего войска, без того чтобы кто-либо пожаловался на войско за несчастье или просил заступничества от насилия его. Поскольку в том [76] городе нет лавок и базаров и большая часть купли-продажи производится в домах жителей, то воины выходили из домов жителей обремененные ношей. Их обоз и верблюды [были] перегружены всяким добром и показывали, что большинство селений Туркестана по благосостоянию подобны крепости Аркук и даже еще более цветущи. И это — дело весьма диковинное, потому что если бы прохождение такого войска случилось через большую часть местностей Мавераннахра, Хорасана, Ирака и Азербайджана и оно потребовало бы продовольствия на один месяц, то, возможно, разорилось и погибло бы множество народа от наказаний и мучений при поисках зерна. Войско не смогло бы удовлетворить свои потребности, а те местности лишились бы красы благоустройства и процветания, и даже долгое время спустя никто бы не посеял семян на пашнях ни в одном округе из округов. И это благоустройство туркестанских городов полностью зависит от бесконечных милостей его величества, наместника всемилостивого, и доброй заботливости, которая появилась в повелителе стран света по отношению к нему, [городу Аркуку], за исполнение правил согласия, которое с самого начала исходило с их стороны.

В первый день прибытия августейших знамен в окрестности Аркука я, бедняк, услышал из занимательного рассказа его ханского величества, что он изволил сказать: «Эта крепость Аркук имеет для нас такое же значение, какое [имел] город Йасриб ⁶⁸ для пророка, да будут над ним наилучшие благословения и мир, потому что жители этой крепости — первые люди, которые крепко /46а/ повязали чресла жизни поясом усердия для создания нашей, с каждым днем растущей державы и, наподобие ансаров ⁶⁹, подняли знамя победоносной помощи и дружбы ради беженцев наших слуг, которые в этой области блуждали в августейшей свите по казахскому обычаю, и метнули из метательных орудий крепости камень отступничества в сторону врагов вековечной державы нашей». И, конечно, всевышний бог одарил их нежданными благами и освобождением от диванских тягот и повинностей и поднял основу их достоинства до высшей точки великолепия за признание благодеяния ....

ГЛАВА XV

ПАМЯТКА О СОБЫТИЯХ В КРЕПОСТИ АРКУК

Одно из событий, которое случилось в Аркуке, было прибытие его высочества, прибежища царства Мухаммад Тимур-султана, [шедшего] к августейшей ставке со стороны Самарканда по берегу реки Сейхун с растущими день ото дня отрядами войска. Неисчислимые войска удостоились чести следовать вместе со славным кортежем. Полумесяц на солнцеподобном знамени над горизонтом славы и величия и восход могущества и счастья засияли. Гвардия его высочества и воины из округа Самарканда и его вилайетов и подчиненных, присоединенных и причисленных [к ним] местностей — свыше тридцати тысяч человек — были многочисленные славные всадники, барсы на поле боя, знаменитые бойцы в сражениях. В славном кортеже его высочества султана они, все снаряженные и вооруженные, /46б/ все снабженные красивой одеждой и оружием, присоединились к широкому морю ханской рати, [77] одна волна которой не оставит следов от океана, а если один полк [ее] набросится на горы, то превратит их в образец, когда будут распростерты горы плоско (Кор. LXXXIX, 22).

Действительно, войско было столь велико и хорошо снаряжено разного рода оружием и несметными боевыми припасами, что от его многочисленности в воздухе появилась духота, а от его наступательных ударов землю охватывал страх землетрясения, а небо — опасность издать плачевный вопль. Все они, боевые молодцы, на скакунах, несущихся как судьба, которые, решившись на бой, опускали забрала и давали волю рукам, и знаменитые зрелые бойцы, которые на поле сражения и на арене битвы являли храбрость и мужество; герои-лучники, каждая стрела которых, спущенная с тетивы, выбивала дух из какого-либо знатного врага; разящие мечом львы, на зеркальных саблях которых было видно отражение лика победы; каждый славный воин — Рустам, который считал Бижана ничтожней старухи. Каждый отдельный [всадник], налетая и отскакивая, был как Исфандийар, называвший сказочного Рустама Залем ⁷⁰ времени.

Стихи

Когда в рядах появились львы,
Они все стали героями битвы.
Боевые молодцы; в день боя
Барсы побросали щиты перед ними (т. е. сдались. — Р. Д.),
Все — венценосцы из рода узбеков,
У врагов похитили шапку [их] воли,
От их стрел враг скрылся.
Стрелами успеха захвачен мир [ими].

Его султанское высочество [Тимур-султан] поставил ставку свою близ августейшего стана высокостепенного ханского величества. Он остановился во всеоружии хосроев времени, снаряженный как хаканские ханы. По всей степи воздвигли ввысь палатки и шатры до Аййук ⁷¹ /47а/ и вознесли до сводчатого потолка небосвода бой  литавр величия и звуки трубы славы.

Знаменитые узбекские эмиры, юрты которых находились близ владений его султанского высочества [Тимур-султана], при подобающем оружии и снаряжении, поставили великолепные палатки в кортеже этого могущественного, как Джам, султана и начертали на скрижалях памяти и страницах сердец узорную вязь рабской преданности и покорности. В общем, собралось множество войск Мавераннахра, численность которых выходила за пределы счета и исчисления. Их высочества султаны, которые ранее из Бухары возвратились в свои владения для подготовки к войне с казахами, приняв доброе решение со всех сторон благополучно направились к ставке величия и могущества и открыли ворота к началу исполнения обязательного служения и послушания ради своей безопасности и надежд.

Получил славу быть изданным августейший указ его величества о том, что окрестные войска, которые направляются на войну, должны взять с собой месячный запас продуктов питания для ханского двора и фуража для ездовых и вьючных животных в Туркестанской области и отправиться в страну узбеков. Диванские чиновники и есаулы отправились в восточные владения Туркестана, чтобы нагрузить на арбы принудительно собранный хлеб и переправить его на судах через [78] реку Сейхун, дабы все победоносные воины были вооружены, снаряжены и в изобилии снабжены продовольствием [так, чтобы] о питании никакой тревоги в сердцах не возникало.

Августейший кортеж его ханского величества стоял на равнине Аркука три дня, и каждый день созывались августейшие собрания, преисполненные разного рода пользой и поучительностью. И в каждом собрании происходили важные беседы, ученые диспуты и [разъяснение] тайн тонких суждений, плодов таланта и ума. Здесь кстати упомянуть о некоторых из этих полезных вещах. А помощь исходит от Аллаха единого.

ГЛАВА XVI

/47б/ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ПОЛЕЗНЫХ ВЕЩАХ И ДИСПУТАХ В АРКУКЕ

В этой стоянке большая часть улемов, благородных и знатных людей и казиев туркестанских областей, соседних владений и городов обрели честь встретить августейшие знамена и удостоились счастья неотлучно служить и лобызать подножие престола халифата, подняли основание своего высокого положения до высшей точки великолепия. Все, удостоившись заботливых царских взоров и особой царской благосклонности, сделали ханское покровительство источником славы дней своей жизни.

На второй день (19 февраля 1509 г.) стоянки в Аркуке, рано утром, когда подушку сидящего на престоле небес (т. е. солнце. — Р. Д.) возложили на купол земли и трон хосроя восточного царства извлекли из места уединения за горизонтом, кортежи созвездий пали в прах небытия перед величием повелителя небосклона. Лучи красоты царя востока сделались светом покоя для украшения [лица] земли, и сияние лучей солнечного кортежа поднялось до небес. Повелитель занял место на небесном престоле так, что взоры глядящих на совершенную красоту его слепнут. На троне миродержавия утвердился такой владыка, что от сверкания лучей [его] у всего мира возникли [новые] желания и цели.

Утром, когда высоко взошло солнце,
Нанесло смятение войску мрака,
Простор горизонта весь стал цветником,
Венценосец небосвода надел головной убор,
В мире воздвигли купол для солнца,
Знамя господства его водрузили на тереме.

Высокостепенное ханское величество направился из сарпарде ⁷² величия и могущества в шатры счастья и благополучия. Все августейшее собрание было полно благородных султанов, великих эмиров, почтенных улемов и знатных людей. Правая сторона была украшена особой его высочества, прибежищем царства, ''Убайдаллах-султаном, и над именитыми султанами времени засияло солнце благосклонна ности, /48а/ а улемы войскового стана, знатные вельможи Туркестана удостоились чести сидеть по левую сторону высокого собрания. Из числа туркестанской знати присутствовал гордость сейидов и благородных особ эпохи Шамсаддин Абдаллах ал-Араби ал-Йамани ал-Хадрамаути ⁷³, происходивший из йеменских сейидов [79] и ученых, долго живший в Мекке и Медине. Он уже более двадцати лет, как приехал в Мавераннахр и Туркестан, и, до того как эти области попали под власть его ханского величества, он имел честь общаться с его величеством [Шайбани -ханом] в славном городе Бухаре, и всегда одушевлял дискуссии августейших собраний. Для оказания помощи в завоевании мира он в туркестанских городах постоянно погонял в разные стороны коня составления планов, метал стрелы захвата в соседние владения. А сейчас он отбросил посох ради постоянного жительства в городе Сабраме, обзавелся здесь семьей, скотом и угодьями. Отсюда он вместе с туркестанскими вельможами отправился для встречи с особами, состоящими в августейшей свите. В этом собрании он удостоился чести сидеть по левую сторону [от Шайбани-хана].

Я, бедняк, в тот день утром по болезни, которая потом очень усилилась, оставался в постели. Когда созвали августейшее собрание и засияло солнце внимания его ханского величества к моему состоянию, [хан] изволил осведомиться, почему такой-то не присутствует, и отправил предвещающего радость гонца позвать меня, больного бедняка. Я получил повеление явиться в обитель великолепия и радости. Когда я вошел, меня, ничтожного, удостоило особое царское внимание прежней высокой благосклонности и одарило меня, ничтожного, в том собрании ученых людей ласковыми взорами. Когда я подвигался на левую сторону, мне, бедняку, предоставлено было право сесть на правой стороне. Как только я уселся в августейшем собрании, раздалось высочайшее повеление, чтобы я прочел хадис о Землепашце и отворил дверь полезного поучения, дабы присутствующие туркестанцы осведомились о предвещании пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, которое он изволил изречь об обещанном Землепашце. /48б/ Я, бедняк, приступил к чтению  хадиса и разъяснил вкратце истинный смысл некоторых его слов и указаний, хотя подробное изложение его сделано в Рисала-йи Харисиййа, которое сочинено для использования этого хадиса. Однако здесь следует кратко описать картину дискуссии, которая состоялась в этом собрании.

ГЛАВА XVII

РАССУЖДЕНИЕ О «ХАДИСЕ О ЗЕМЛЕПАШЦЕ»

[Автор, ссылаясь на сборник хадисов имама Абу Дауда ас-Сиджистани (817 — 898), трактует слова Мухаммада о появлении через некоторое время после его смерти в Мавераннахре «защитника ислама» и о присущих ему пяти признаках. Разбирая каждый признак, Ибн Рузбихан заключает, что эти признаки как раз имеются у Шайбани-хана, который ради ислама «на своем походе из Бухары в Дамган захватил города и области, большая часть которых ранее не входила в пределы его владений и вернулся в Мерв до наступления зимних холодов. В этом году (Т. е. в 1509 г. ) он выступил в поход на Дешт-и Кипчак и сейчас изволил утвердить счастливые знамена в Туркестане».

Толкуя значение слова харис как «благоустроитель земли», Ибн Рузбихан говорит: «Благоустройство земли его ханским величеством путем устранения опустошений злодеев, [80] грабителей на больших дорогах и насильников известно всему миру. До появления вековечной державы его ханского величества не было возможности кому-нибудь проехать из Самарканда по туркестанской дороге в расположенный в четырех фарсахах от Самарканда Алиабад ⁷⁴ из-за злодеяний монгольских разбойников».

Восхваляя походы Шайбани-хана, Ибн Рузбихан обращается к присутствующим на собрании с призывом действенно помогать хану в проводимых им мероприятиях и говорит: «Так как намерение [хана] устранить /54б/ забытых богом казахов есть одно из первых мер для завоевания Ирака, то теперь помочь и поддержать его ханское величество в его намерении отправиться на священную войну [с казахами] является обязательным и необходимым для всего населения, [исповедующего] ислам вообще и всем мусульманам городов Туркестана [в частности]».

Рассказывая о собрании, Ибн Рузбихан пишет: «Когда [мною] был подробно изложен хадис о Землепашце, то присутствующие всех толков начали хвалить это хорошее устное изложение тонкостей и сущности хадиса. Всех охватило удивление и изумление от стройности последовательной и смелой речи без перерывов, содержавшей в себе разного рода поучительные вещи, тонкости наук и знаний. На лице его величества появились следы удовольствия и легкой улыбки и все, находившиеся в присутствии его августейшего величества, стали расхваливать меня, бедняка, признали исключительность моих знаний в разного рода науках, красоту речи и хорошее построение тезисов»...]

Его ханское величество издал покоряющий мир указ, чтобы жители туркестанских крепостей, придя на место помощи, содействия войскам ислама, сопровождали [их] в этом походе и обрели бы небесное вознаграждение, плату [за службу], прибыль и добычу общества борцов за веру. И пусть каждый, ступивший на поле согласия, в меру [своей] способности, пустится в путь. И воины, душой и телом твердо, и искренне веря в бога, решили отправиться на священную войну с насильниками.

/55а/ Заповедь Священного писания о дозволенности верующим избивать неверующих такова: «Дозволено тем, с которыми сражаются за то, что они обижены. Поистине, Аллах может помочь им, — тем, которые изгнаны из своих домов без права, разве только за то, что они говорили: "Господь наш — Аллах"» (Кор. XXII, 41 (40)). Этот стих Корана верен [по отношению] к жителям Туркестана. Люди, поднявшись с места, приняли решение вооружиться для похода на казахов. И благодаря этому правильному решению, которое произошло от слушания хадиса его святейшества правдивейшего из людей, Мухаммада, посланника божия, да благословит его Аллах и да приветствует, случились разные победы, о которых никто не писал ни в одной летописи. А помощь [исходит] от Аллаха, которому поклоняются. [81]

ГЛАВА XVIII

ПАМЯТКА О ДВИЖЕНИИ ИЗ КРЕПОСТИ АРКУК В СТРАНУ КАЗАХОВ

На третий день (Т. е. 20 февраля 1509 г.) стоянки выступили в Узгенд ⁷⁵. Он тоже является крепостью на берегу реки Сейхун. По благоустройству он ниже крепости Аркук; расстояние от него до Сейхуна составляет один фарсах. В округе крепости Аркук произошло славное прибытие кортежа его высочества, прибежища царства, преславного султана Султан-Хамзы, сына Султан-Бахтийара, сына Хизр-хана, да продлятся навеки дни его царствования. С огромным войском и большой свитой он присоединился к августейшей ставке. Сначала его высочество, царственный Хамза-султан встретился с [Шайбани-ханом] верхом на коне. Он исполнил то, что являлось долгом изъявления покорности, исполнения родственной службы и [доброй] воли. Ставка этого падишаха была установлена рядом с августейшей ставкой.

Снявшись из Узгенда, направились к переправе, чтобы по льду перейти [через реку]. Начали переход через бесконечные заросли камыша и кустарника. Некоторые храбрецы приказали своим воинам, [чтобы] они поехали и нашли место для переправы войска. Воины направились в округу прохода. Прибыл гонец от его высочества Убайдаллах-султана [и сообщил], дескать, лед на переправе, где мы перешли, был подобен летящему перу, так что у него не было силы выдержать наезд воинов и много нашего имущества утонуло в воде. /55б/ Его ханское величество поехал к той переправе, где воины Убайдаллаха утопили и испортили часть своего добра. Из крайнего усердия они по льду переехали через несколько протоков реки, но от бурного течения воды, выбившись из сил подобно воды селя, направились к другому каку и небольшим числом переправились через этот как.

Большая часть воинов остались по эту сторону кика. Между ними случилось расстояние в три дня пути, потому что переправа была узкой, а по краям кака лед смешался с водой. Его ханское величество остановился на той стороне с личными своими чухраями ⁷⁶ и амакчиями (В тексте неразборчиво. Условно читем *** - слуга), а все войско при эмирах осталось на другой стороне. Я, бедняк, встретившись с эмиром Рай-беком и с другими эмирами ставки его высочества Султан-Мухаммад Тимура, отправился по восточной стороне на поиски переправы через как. На пути попалось несколько каков с битым льдом, и, чтобы запрудить трещины каждого, требовалось десять тысяч харваров с лишним дерева, а тропа была столь узка, что нужно было подвигаться по льду на расстояние нескольких полетов стрелы, чтобы дойти до края той полыньи, где сломался лед. Кони совсем не могли стоять на льду, ноги у них дрожали. Стужа была [сильной] до такой степени, что совсем немыслимо было отнять руку от лица .или обнажить зеркало лица из ножен рукава. Так как время шло к вечеру, то выбрали место [ночлега] на берегу кака.

У большой части знаменитых эмиров не оказалось с собой необходимого снаряжения и одежды. Однако я, бедняк, не был разлучен со своими вещами. Раз я непоколебимо встал на путь священной войны, то с ног не свалился. На краю льда мы разбили палатки и из дров гида, которое персы называют так, а некоторые тюрки, [82] кажется, ганч, зажгли огромные костры. Тот, у кого дорожный припас был с собой, варил пищу, а тот, у кого его не было; ради обжигающего сердце кебаба, в предвкушении кебаба поддерживал огонь в костре. Мы сварили пищу и на часок приклонили голову на подушку отдыха. Когда пламя глаз погасло во сне и начали угасать светильники путников, то и костры погасли и пламя исчезло. /56а/ У потерявших путь к переправе на душе тоска и печаль. Подобно ошеломленным сынам Израиля, они остались в пустыне блужданий. Они гоняли коня размышления по полю растерянности, ибо между ратью и его ханским величеством легло очень большое расстояние, а путь был весьма труден.

Где дорога к другу?Перед ним —
Вершины гор, а их подножия — смерть.
Ноги босы, и нет у меня коня,
Рука пуста, и путь опасен.
Ночь темна, тесен путь, а пучина страшна и свирепа.
Где знать о нас беззаботным на берегу? (Бейт Хафиза)

Не успели мы немного отдохнуть, как внезапно послышался ужаснейший звук; от страха казалось, что людям пришел конец. Это был будто вопль трубы и по речению: А когда затрубят в трубу (Кор. LXXIV, 8) — в ужасе от этого гнетущего звука все поднялись, словно мертвецы из могил, и, дрожа от страха, стали читать дрожащими, испуганными голосами слова: Они говорят: «Горе нам ! Кто послал нас из места успокоения? Это — то, что обещал Милосердный, и правду говорили посланные (Кор. XXXVI, 52).

Все, вскочив с постелей, из опасения погибнуть бросились бежать и, подобно веткам деревьев, кинулись во все стороны этих жутких зарослей. Все животные — лошади, верблюды,   — испугавшись устрашающего звука, в миг оборвали недоуздки и чумбуры и ускакали в разные стороны. Так как причина возникновения этого наводящего ужас звука была неизвестна, [то] многим пришла в голову мысль, не казахские ли это войска, совершая набег, добрались до этих мест, и, нападая, без раздумья погнали коней смелости на поле состязания и борьбы, нагоняя ужас ночным наскоком на августейшее войско, подняли знамя разбоя по всему стану. Люди с непокрытой головой и босые, произнося слова: Лишь бы голова осталась цела, — устремились, чтобы спрятаться в гущу зарослей. Когда прошло немного времени и звук больше не повторялся, постарались найти причину возникновения этого звука. /56б/ Выяснилось, что причиной этого жуткого звука была ломка льда на каке, который ломался повсюду разом из-за действия жара костров и требования времени года, ибо была пора вхождения солнца в созвездие Рыб (Т. е. конец февраля) и появления теплоты согласно предопределению вечно живущего, бессмертного. Когда стала известна причина звука и было установлено отсутствие набега казахского войска, народ вышел из зарослей и привел животных, держа на привязи. [Дальше описывается восход солнца.]

Мороз был столь силен, что все, кто поднимал голову с постели, тут же застывал, как лед, и сидел, как снег в воде. Лошади, подобно коням из слоновой кости [83] на шахматной доске, так оцепенели, что невозможно было без помощи перевести их от одной палатки к другой. Верблюды, наподобие верблюдицы Самудской, столь замерзли среди ледяных глыб, что разве только молитва Салиха вывела бы их оттуда. Если бы человек высунул из рукава руку, чтобы подтянуть седло, то от льда рука его стала бы хрустальной, как будто бы он крепко обнимает возлюбленную. Если бы уши появились из-под колпака, то мороз задал бы им трепку. Телесная теплота в печи груди живого существа принимала естество мороза, /57а/ а горячая кровь в кухне печени превращалась в подобие коралла в покрытом льдом море. Пар дыхания — словно дым погасшего огня или [как] пламя огня, искры которого наполовину потухли...

[Далее описывается мороз и ветер в прозе и стихах.]

Короче говоря, на рассвете, в такую стужу словно мать времен охладила любовь /57б/ к своим детям, а войско страданий со всех сторон набросилось на спутников, двадцать тысяч человек с нагруженными повозками и вьючными животными стояли на краю кака, [не видя] пути ни вперед, ни назад.

Некоторые великие эмиры и знатные лица, которые сопутствовали, сами, сойдя с коней, брали по ноше дров, шли от берега кака к краю полыньи и бросали дрова в воду с целью перекрыть полынью. И сколько людей с большими трудами и усилиями ни подносили к краю полыньи огромные деревья, из которых каждое равнялось тысяче манов дров, и с силой, многими ударами ни погружали их в воду — казалось, будто в какую-то дыру, которую сделали в океане, или [словно] стрелы пускали в голубое море небосвода. Куда бы горделивые воины (Кор. III, 139) ни гнали коней отваги  — не найдется ли где-нибудь переправы, [куда бы] ни спешили найти путь к спасению, они лишь блуждали наподобие реки, и ноги у них от хождения взад в вперед застывали, как лед, и они снова возвращались к этому каку.

Прочие султаны и эмиры, которые пустились в путь ранее, застряли среди этих каков. Ноги их намерений замерзли в трещинах [льда], а стопы переправы сломались. Войску ровно ничего не было известно о положении его ханского величества, ни одной душе не видно было и следа движения звездоподобного кортежа. Короче говоря, с большим трудом срезали несколько деревьев и слегка переплели их друг с другом. Один смелый всадник, промолвив слова: Не подобает душе умереть иначе, как с соизволения Аллаха, — поднялся ради [спасения] жизни, сел на быстроходного коня и попытался проехать по тем сплетенным деревьям. Как только он сделал несколько шагов, ноги коня ушли в глубь кака и конь, свалившись с ног, рухнул в воду. Люди, подняв крик, бросились вслед за воином, но нашли его вместе с быстроходным конем в пучине гибели и потопления. Поскольку всадник на резвом коне, несмотря на легкость веса, с таким трудом прошел [несколько шагов] и, не дойдя до берега, утонул в волнах несчастия и бедствия, то другие, у которых были тяжелые ноши и вещи, спрятали зубы желания перейти [на тот берег] и посыпали прахом неудачи глаза надежды на избавление.

Непрестанная сильная буря, непрерывное бушевание холодных ветров настолько всех привели в замешательство, что никто не решался обдумать бедствия создавшегося положения и не мог, [несмотря на] усилия, выбраться из пределов этого кровожадного кака. [84].

/58а/ В общем, когда наступил день и совершенно гладкая ледяная поверхность кака стала несколько более проходимой, люди со [всех] сторон направились за деревьями и все с большим усилием и старанием, не описуемыми в словах, приносили множество поленьев деревьев и пней и сбрасывали на переправе. Со многими трудностями караван за караваном переправили навьюченных верблюдов по одиночке через кровожадный как и доставили на спасительный берег необходимый для жизни дорожный багаж. По этой залитой водой земле пришлось еще Несколько раз переправляться через каки; таким же способом, перекрыв деревьями полыньи, к концу дня переправились [все]. [Затем следует описание холодной зимней ночи.]

Сборище воинов отстало, подобно звездам, от прекрасного солнца ханского величества, отдалилось, словно темная ночь, от солнца высшей точки величия. Вместе с теми сильными, как судьба, воинами, спрятав горестную голову в воротник заботы и подобрав тягостную ногу под полу печали, мы с тысячью неприятностей и лишений провели эту ночь до утра. Когда же с восходом солнца занялся счастливый день после мрака и самой длинной, беспросветной зимней ночи, мы снова, возложив на быстроходных верблюдиц паланкины намерения, пришли в движение и с большой печалью и озабоченные пустились в путь.

В полдень, когда ладья солнца достигла середины голубого моря небосвода и солнечные лучи, воздействуя теплотой, в общем согрели руки и ноги шествующих по этой холодной долине, [мы] поднялись на возвышенное место. Из-за чащи леса и нагромождения ветвей, из-за места, [вызывающего] опасения, показалась кровожадная река Сейхун, окаймленная громадными зарослями камыша, вследствие густоты которых змее не было /58б/ возможности проползти в их узких проходах. Солнце, несмотря на острые клинки [своих] лучей, никогда не проникало вглубь, чтобы срезать их на корню. Кроме тени, которая охватывала их полу, никто не решался ступить ногой, чтобы проложить путь сквозь эти камышовые дебри. Кроме воды, которая протекала внизу, никто не мог раздвинуть их властной рукой, чтобы пройти. Края этой рощи были так окружены стрелами камыша, что каждый человек, который шел там, уподоблялся колчану и жизнь свою превращал в мишень стрел смерти. Текущая у полы камышей вода в этих зарослях так замерзла, что казалось, будто камышовые стрелы воткнуты в колчан или камыш внизу был сломан льдом от долгого пребывания в тех ямах.

Когда за чащей зарослей камыша стала видна река Сейхун, то она представилась морем, словно рудник текучего серебра или остановившейся от сжатия, неподвижной ртути. Словно небосвод, частицы которого — серебристые звезды или Млечный Путь, а облака на нем — блюдо, полное небесных созвездий. Посередине зеленого моря деревьев [будто] протянулся широкий серебряный мост или [словно] продолжение первого проблеска утреннего рассвета, показавшегося на краю темно-синего горизонта...

Посередине этого белого моря виднелась черная полоса грозного, как судьба войска, проходившего через переправу. Чернота чернил растянувшегося войска стерла белизну той серебристой страницы. Полки воинов и отряды конников, могучих, как рок, своей чернотой покрыли поверхность той белизны. Вереницы [85] верблюдов арабской породы следовали друг за другом подобно буквам в письме, как сказал поэт:

Верблюдица, брат ее, отец ее [происходят] из гор,
Верблюдица, ее дядья по отцу и матери [быстроходны], с длинной шеей ⁷⁷.

/59а/ Они шли, растянувшись на расстоянии, превышавшем несколько полетов стрел, пущенных из лука. Вся белая поверхность реки была [как лист] — местом букв чистокровных верблюдов и коней узбекской породы. Лицезрение этой картины стерло со страниц души знаки горести, страданий и забот. Видение воочию грузов, тяжестей, разного рода поклажи успокоило и развеселило печальное сердце, ибо надежда на переход через это опасное место уже не только блуждала по краю сердца, потому что в те несколько дней [мы] несколько раз приближались к берегу Сейхуна и в надежде переправиться бросали якорь остановки на берегу этой опасной реки и каждый раз готовили материал для той переправы. Некоторые смельчаки из конников августейшего войска даже приступили было к переправе через Сейхун, однако ладья их надежды на переход по этому пути натыкалась на сухой берег безнадежности. Когда мы своими глазами увидели, что часть вещей могучих, как судьба, воинов переправили, а другую часть готовят к переправе, по слухам стало известно, что высокостепенное ханское величество здрав и невредим, согласно желанию и воле, соизволил пройти по этой переправе. Разум изумился и поразился переправе через реку по мосту и шествию судьбы по Млечному пути и [тому, что] славные султаны и знаменитые эмиры ожидают [своей] очереди на берегу реки. Мы вознесли необходимую хвалу Аллаху и обязательную благодарность за здравие особы его величества наместника всемилостивого за счастливый переход его по льду этого бескрайнего моря, за появление признаков победы, за указание на преддверие победы войск, могучих, как судьба, и за беспредельную милость [его]. С тысячью надежд мы по льду пустились в путь к месту переправы и начали переход. Когда же мы, претерпев разного рода неприятности и беды при прохождении через густые заросли, подошли к месту переправы на близкое расстояние, то заметили по сторонам переправы целые горы льда, появившиеся в течение зимнего времени от /59б/ постоянных морозов. Мы видели, что сквозь эти ледяные горы были сделаны один-два прохода с помощью топоров, лопат, кольев и ломов, [оказавшихся] среди пожитков знаменитых узбекских эмиров. Если бы ожидать, пока места переправ опустеют от проходящих войск, дабы кто-либо мог спокойно пройти по ним, [то] нужно было бы простоять на берегу несколько дней, пока не перейдет большая часть войск. Сообщали, что если сегодня до конца дня кому-нибудь не удастся переправиться, то лед сломается и путь для него будет закрыт. Мысль о такой картине вновь зажгла внутри [нас] огонь в очаге скорби и печали. Обсуждение этого преисполненного опасностью дела вновь бросило нас в долину раздумья и нерешительности. На этот раз волнение и беспокойство было тяжелее всякого бремени, думы и волнения об исходе этих мук выходили за пределы счета и исчисления, потому что каждый раз, когда мы обдумывали переход через какой-нибудь оставшийся как, в моей душе возникала полная уверенность, что его ханское величество все еще не переправился через реку Сейхун и со своими гвардейцами, амакчиями и чухраями до сих пор задерживается в узких, тесных проходах. [86] Если произойдет отставание от августейших знамен вследствие [его] задержки в топких местах берега Сейхуна, [то] исправить его стремление присоединиться к счастливым знаменам будет легко и исполнимо. Однако на этот раз было опасение, что если, вследствие значительной задержки на берегу реки ради отыскания места переправы и освобождения дороги от перевозимых вещей и клади, звездоподобное войско очень сильно отстанет, а августейшие знамена [тем временем] уже благополучно переправятся, то присоединиться к ним удастся не раньше, чем в пределах страны казахов, а соединение со счастливым кортежем раньше этого совершенно нельзя себе представить, потому что двинуться со скоростью огня по устранении препятствий для [начала] военных действий и помех для войны невозможно, ибо искры уже не воспламенят пожара в краю врагов и молния проливающего кровь меча не сожжет жизненного припаса противника.

/60а/ В таком состоянии [собравшиеся] размышляли о том, какой вид примет путь спасения через эту полную бедствий переправу, и решение наконец остановилось на том, чтобы очертя голову броситься с вершин этих ледяных гор вниз. Если нам еще суждено жить и остаться здравыми и невредимыми, то судьба нас приведет к берегу реки, а если нет, то конь жизни останется в яме смерти. С таким решением мы вместе с конями почти бросились с вершины ледяной горы, высота которой была около пятидесяти гязов. Так как мы не поплатились предопределенными нам Днями жизни и нам осталось прожить еще несколько дней, то мы невредимо спустились на берег Сейхуна. Когда воины доблестной рати увидели воочию нашу смелость наверху той ледяной глыбы, они, последовав [за нами] по пути согласия и товарищества, спустились с вершин тех высоких гор на берег реки. Так как поверхность льда, который покрывал реку, была очень скользкой и хрупкой и по ней невозможно было проехать верхом, то мы, разумеется, спешились и пошли по льду пешком, держа лошадей в поводу. Совершенная милость мудрого хранителя, которая поддерживала слова: И перевели Мы сынов Исраила через море (Кор., VII, 134)... и чудом спасла от потопления народ [во время] его шествия через море, спасла чудесным образом и нас.

Удивительно то, что я, бедняк, в то время был очень болен и слаб и разные болезни, как, например, оспа, желтуха, болезнь грудной полости, лишили тело немощное красы здоровья. К тому же на прежних стоянках мне пускали кровь, и тело совершенно ослабло и исхудало вследствие удаления [дурных] веществ. А сейчас я шел по льду, держа в поводу коня. Когда я прошел с огромной трудностью большую часть расстояния, меня обогнали несколько арб, и я пустился вслед за ними, следуя за возчиками.

/60б/ Вдруг тяжесть арбы подействовала на лед, в нем образовалась большая полынья, и арбы пошли ко дну. Трещина захватила и место, где шли мы, и наша гибель стала очевидна. Я уже не чаял жить, но надеялся на тайную милость. Ноги мои отказались служить, и я в изнеможении упал на лед. Точка моего существования стала центром круга несчастий и осью орбиты ужасов. Согласно изречению:

И когда они едут в су дне, то призывают Аллаха, очищая перед нимверу (Кор., XXIX, 65), я поднял [87] к нему руки молитвы об избавлении и обратил взоры надежды на большую дорогу благосклонного принятия [ее]. Тут же, согласно изречению: А когда Он спас их на сушу, сверкнула молния промысла божия, и солнце руководства во мраке бедствий показало спасительный свет, и мы, падая и вставая, добрались до берега. Слава Аллаху за милость и доброту его!

Вскоре после нашей переправы весь лед потрескался, и прочный мост, который препятствовал утонуть каждому утопающему, сдвинулся с места, и забурлили и закипели Гог [и Магог] волн морских. Мы с берега наблюдали, как плыли по воде большие глыбы ломаного льда. Остатки войск и ставок султанов и эмиров все остались на том берегу. И если бы ледоход начался менее чем за час до нашего прибытия на берег, то все мы потонули и погибли бы. Отставшие на том берегу воины ушли с того места переправы и отправились выше [по течению]. С большим трудом и усилием, кто как сумел, добрались до спасительного берега. Но много людей, вьючных животных, снаряжения, скарба и утвари потонуло в пучине несчастья. Ни о ком не осталось и следа, а теперь нужно рассказать обстоятельства переправы по льду через Сейхун его ханского величества.

Комментарии

1. Эти строки стиха взяты из выписок академика В. В. Бартольда. Архив АН СССР, архив акад. В. В. Бартольда, фонд 68, опись 1, № 221, стр. 68.

2. Следующее за басмалой славословие богу, пророку и хану в переводе опущено.

3. Шир-и Шутур (букв. «верблюжье молоко») — обширная пустыня между Мервом и Бухарой, в средние века через нее проходила караванная дорога. М. Алиханов, Мервский оазис и дороги, ведущие к нему, стр. 59 — 61; А. Борнс, Путешествие в Бухару, стр. 23.

4. Дуг — прохладительный напиток из разбавленного водой кислого молока. Молоко сбивают в бурдюке, всплывающие на поверхность капельки масла снимают. «Вытягивать из живого существа дуг» значит привести в состояние крайнего изнеможения.

5. Здесь — игра слов: «в пустыне» и одновременно в «верблюжьем молоке».

6. Мухаммед Тимур-султан (ум. в 1514 г.) — сын Мухаммеда Шайбани-хана.

7. Султан Кучум (Кучкунджи-хан) — сын Абу-л-Хайр-хана, дядя Шайбани-хана, правил в Туркестане в 1510 — 1531 гг. См.: Ta'pux-u. вафат, лл. 76а, 936; Ta'pиxaм-u амир Тимур, л. 104а; А. Н. Самойлович, Шайбани-намэ, стр. 8.

8. Суюндж-хаджа-султан или Севиндж-хаджа (1510 — 1524) — сын Абу-л-Хайр-хана. П. Лерх, Археологическая поездка в Туркестанский край, стр. 81.

9. Абу-л-Хайр-хан (ум. в 1469 г.) — потомок Шибана, сын Джучи. В 1428 г. в области Тура в Сибири был провозглашен ханом. Основал государство узбеков, достигшее могущества при его внуке Мухаммаде Шайбани-хане. В. В. Бартольд, Соч. т. II, ч. 2, стр. 489 — 90.

10. Хамза-султан (ум. в 1511 г.) — сын султана Бахтийара б. Хизр-хана. Служил Хусайну Байкаре, затем Бабуру, а в 1500 г. перешел на сторону Шайбани-хана. Л. Зимин, Кала-и Дабуси, стр. 7; A. S. Beveridge, The Babur-nama, II, стр. 755.

11. Махди-султан — брат Хамзы-султана, правитель Кара-Куля до прихода туда войска Шайбани-хана. Убит в 1511 г. А. Н. Самойлович, Шайбани-намэ, стр. 9.

12. Хисар-и Шадман (Дербенд-и Аханин) — город и область в верховьях Кафирниган-Дарьи в ТаджССР.

13. Чаганийан — область долины реки Сархан-Дарьи. При Шайбани-хане ею правил Хамза-султан. В. В. Бартольд, Туркестан..., Соч. т. I, М. 1963, стр. 122; его же, К истории орошения Туркестана, Соч. т, III, стр. 558.

14. Убайдаллах-султан Абу-л-Гази (1486 — 1539) — сын Махмуд-султана, племянник Шайбани-хана. Правил как самостоятельный хан в 1533 — 1539 гг. В. В. Бартольд, Соч. т. 11. ч. 1, стр. 269; А. Лерх, Археологическая поездка, стр. 22.

15. Хуррам-шах (1501 — 1511) — сын Шайбани-хана. В 1506 г. получил в удел Балх, умер десяти лет. Захираддин Бабур, Бабур-намэ, стр. 66; Р. Г. Мукминова, К истории аграрных отношений в Узбекистане XVI в.; «Вакф-наме», стр. 15 — 16.

16. Пулад-султан — сын Мухаммад Тимур-султана.

17. Джанибек-султан (ум. в 1528 г.), двоюродный брат Шайбани-хана, участник его военных походов. С. Лен-Пуль, Мусульманские династии, стр. 231.

18. Хитай — северная часть Китая; здесь — Восточный Туркестан.

18a. Абу-л-Хайр-султан — сын Шайбани-хана.

19. Абу-л-Лайс Наср б. Мухаммад б. Ахмад б. ИбрВхим ас-Самарканди (ум. ок. 985 г.) — ханифитский законовед, EI, I, стр. 104. [173]

20. Маулaна Шарафаддин Абдаррахим, садр — фактический правитель государства при Шайбани-хане. После захвата последним Герата большая часть городской верхушки была смещена с занимаемых постов. Возвращение их на прежние должности целиком зависело от садра. Абдалхусайн Наваии, Риджал-и китаб Хабиб ас-сийар, стр. 274; А. Н. Болдырев, Очерки из жизни Гератского общества, стр. 364; Р. Г.Мукминова, К вопросу о переселении кочевых узбеков в начале XVI в., стр. 77.

21. Абу 'Умаййа б. Джихам Шурайх (ум. в 737 г.) — казий города Куфы.

22. Юджи или Джучи (ум. в 1227 г.) — старший сын Чингиз-хана, хан Золотой Орды. Его потомки правили тюркскими племенами Дешт-и Кипчака.

23. Ибн Рузбихан пишет имя сына Джучи то Шабан, то Шайбан. В переводе мы придерживаемся чтения В. В. Бартольда — Шибан. В. В. Бартольд. Соч. т. II, ч. 2, стр. 545 — 548.

24. Имя написано неразборчиво. Можно читать Есу-Бука. В Ахсан ат-таварих Иси-хаджа, в «Сборнике летописей» Рашидаддина — Биш-Бука. См. Ахсан ат-таварих, л. 76а; Ch. Rieu, Catalogue, I, стр. 104; С. Лен-Пуль, Мусульманские династии, стр. 231; И. Березин, Шейбаниада, стр. Х — XI; Рашидаддин, Сборник летописей, II, стр. 74, прим. 33.

25. Ибн Рузбихан имеет в виду Каспийское море.

26. Туркестан — здесь город, ныне на территории КазССР.

27. Дербенд — ныне город, расположенный недалеко от Байсуна в Сурхандарьинской области. В. В. Бартольд отождествляет его с Оби-Гармом, городом в ТаджССР. В. В. Бартольд, Туркестан, стр. 121.

28. Астрабад — провинция и город в Иране. В средние века Астрабад занимал важное стратегическое положение. «Материалы по истории туркмен и Туркмении», т. II, стр. 39 — 40.

29. Мазар Хаджи Баха'аддина Накшбанди (1318 — 1389), основателя ордена «накшбандиййа», расположен в селении Бахауддин под Бухарой. Н. Ситняковский, Бухарские святыни, стр. 49, 54.

30. Подзаголовок написан на полях.

31. Хаджа Абу-н-Наср Парса (ум. в 1537 г.) — среднеазиатский суфий, сын Х'аджа Му-хаммада Парса (ум. в 1441 г.). Кашифй, Рашахат-и айн ал-хаййат, л. 436.

31а. Куфин — ныне селение поблизости от г. Навои в Бухарской области УзССР.

32. Ибн Рузбихан киаил-башей именует «кизил-бурк» и «кизил-кулах». Кизыл-башами называли тюркские племена Азербайджана, с помощью которых в начале XVI в. пришла к власти в Иране династия Сефевидов. Название произошло от головного убора.

34. Т. е. произносили формулу: *** («Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад является его рабом и посланником»).

35. Абу Махийас 'Абдаллах б. Ахмад б. Абу-Тахир Хусайн Халладж (852 — 921) — знаменитый суфий, казненный в Багдаде.

36. Шейх Мухйиаддин б. ал-'Араби (1165 — 1240 гг.) — известный арабо-испанский философ, мистик.

37. Абу Хамид Мухаммад б. Мухаммад ал-Газали (1057 — 1111) — философ и богослов, автор многочисленных трудов, названия некоторых из них Ибн Рузбихан привел в «Записках бухарского гостя».

37а. Эфталиты (***), кочевые племена, государство которых просуществовало до первой половины VI в. В. В. Бартольд, Обзор, стр. 13; его же. История Туркестана, Соч. т. II, ч. 1, стр. 113.

38. Таликан — город и округ к востоку от реки Мургаб. В. В. Бартольд, Обзор, стр. 16; «Материалы по истории туркмен. . .», стр. 68.

39. Алмалык — ныне город недалеко от г. Кульджи в Синьцзяно-Уйгурском автономном районе КНР. В XVI в. город был в развалинах. Н. Пантусов, Город Алмалык, М., 1910, стр. 162, 171.

40. Амбар (Анбар) — город на берегу р. Евфрат недалеко от Мосула.

41. Дейлемиты — под этим названием (дайламийан) известна династия Буидов, разные ветви которой правили в различных областях Ирана.

41а. Чагатайские ханы — главы племен улуса Чагатая (1227 — 1241). После его смерти эти племена стали называть «чагатайцами».

42. «... Откину я полу чести ...» — т. е. «приступлю к действию, брошусь в бой».

43. Багази-дих (Ваганзи) — прежде город, расположенный на левом берегу реки Зеравшан, недалеко от Бухары, ныне селение в Кзыл-тепинском р-не Бухарской области. Н. Ханыков, Описание Бухарского ханства, стр. 110.

44. Эмир Джалиладдин Урус — один из военачальников Шайбани-хана. Имя его, как участника похода Шайбани-хана на Герат, встречается в Хабиб ас-сийар Зрандамира.

45. Подзаголовок написан на полях.

46. Хисн-и хасин — сборник молитв и преданий, взятых из хадисов. Сборник составлен Шамсаддином Мухаммадом б. Мухаммадом б. ал-Джазари аш-Шафии (ум. в 1333 г.).

47. Касаба в средние века — административный центр района.

48. Хаджа Насираддин Мухаммад б. Хасан Туеи (1200 — 1273) — известный ученый-энциклопедист, служивший при дворе Хулагу-хана. До прихода Хулагу-хана в Иран Хаджа Туси жил в Кухистане.

49. Хаджа 'Абд ал-Халик Гидждувинй (ум. в 1174 г.) — известный богослов, автор многочисленных трудов в этой области.

50. Дурт-куй — название оазиса или местности, которую Ибн Рузбихан упоминает также в своей книге Сулук ал-мулук, Где говорится, что «Убайдаллах-хан при возвращении из Узгенда в Бухару прошел мимо Дурт-куй». Возможно, имеется в виду Дурт-кудук, местность в Бухарской области, через которую проходила дорога из Туркестана в Бухару. С. В. Бахрушин, Сибирь и Средняя Азия в XVI — XVII вв. Научные труды, М., 1959, стр. 196; Ибн Рузбихан, Сулук ал-мулук, л. 9а.

51. Эмир Рай-бий — правитель Бухары, участник походов Шайбани-хана. Ахсан ат-тава-рйх, л. 616.

52. Аркук — город на левом берегу р. Сырдарьи против г. Саурана. Его развалины можно сейчас видеть близ аула № 21 Туркестанского района, Южно-Казахстанской области. С. Д. Асфандияров, Прошлое Казахстана в источниках и материалах, Москва, стр. 259.

53. Бурундук-хан (ум. в 1511 г.) — потомок Джучи. В 1480 г. он стал казахским ханом, неоднократно совершал набеги на соседние владения узбеков. М. П. Вятки н. Очерки по истории КазССР, стр. 81.

54. Чакардизи (Джикардизи) — название одного из самаркандских кварталов, где находилось кладбище, служившее местом погребения улемов и вельмож. В. В. Бартольд, Туркестан, стр. 140.

55. Медресе 'Алийа-йи мабани (Мадраса-йи Ханийа) — медресе, построенное Мухаммадом Шайбани-ханом в Самарканде.

56. Мухаммад б. Исмаил ал-Бухари (810 — 870) — автор знаменитого канонического сборника хадисов Сахих, составленного им около 840 г. Его могила находится в селении Хартанг (ныне Ходжа Исмаил) под Самаркандом.

57. Абу Хурайра (600 — 678) — сподвижник Мухаммада и проповедник его учения.

58. Муслим Нишапури (817 — 875) — богослов, ученик ал-Бухари, автор сборника хадисов Сахих.

59. Абу-л-Касим Махмуд б. 'Умар ал-Харизми аз-Замахшари (1074 — 1144) — крупнейший хорезмский ученый, автор книги Кашшаф — комментария на Коран. А. Крымский, История мусульманства, стр. 132 — 133

60. Река Ходжент — Сырдарья.

61. Шахрухия — город, расположенный у впадения р. Ангрен, в Сырдарыо. Тимур, восстановив разрушенный монголами город Финакент, назвал его Шахрухия в честь своего старшего сына Шахруха. И. Кастанье, Отчет о поездке в Шахрухию, стр. 5.

62. Кара-Кум — здесь имеется в виду песчаная пустыня к югу от озер Челкер и Шубар-Тенгиз до нижнего течения р. Сырдарьи (на территории теперешней КазССР).

63. Сыгнак — город на левом берегу р. Сырдарьи. О нем см. обширную литературу: П. Лерх, Археологическая поездка в Туркестанский край, стр. 11; А. Н. Бернштам, Археологические работы, стр. 131; В. В. Бартольд, Соч. т. I, стр. 236; Соч. т. II, стр. 560; А.Ю. Якубовский, Развалины Сыгнака, стр. 123 — 140.

64. Сабрам (Сабран) — город на берегу р. Сырдарьи. В средние века являлся пограничным городом и торговым центром. В. В. Бартольд, Соч. т. I, стр. 232 — 234, 518.

65. Гида — среднеазиатское растение.

66. Подзаголовок написан, на полях.

67. Йаси — город Туркестан в КазССР, в XII в. получивший известность среди местного населения благодаря особо чтимому шейху Ахмаду Йасави (ум. в 1167 г.). В. В. Бартольд, К истории орошения, стр. 147; «Кзыл-Ординский и Сыр-дарьинский округа», Чимкент, 1928, стр. 79.

68. Йасриб — город в Хиджазе, куда в 622 г. бежал Мухаммад. С тех пор Йасриб называется Мединой.

69. Ансары (букв. «помощники») — сподвижники Мухаммада.

70. Заль — один из героев Шах-намэ, отец Рустама. Здесь — в значении «древний, дряхлый старец».

71. Аййук — самая яркая звезда в созвездии Капеллы.

72. Сарпарде — завеса вокруг царской ставки.

73. Шамсаддин 'Абдаллах ал-'Араби ал-Йамани ал-Хадрамаути (ум. в 1525 г.) — один из последователей Хваджи Ахрара, известен под именем Мир-'Араб. Насираддин ал-Бухари, Тухфат аз-заирин, стр. 150 — 151.

74. Алиабад — селение в Самаркандской области, возникшее еще при Тимуре. В. А. Вяткин, Материалы, стр. 14, 64.

75. Узгенд — древний город на нижнем течении Сырдарьи, между Джендом и Сыгнаком. Ныне не существует. В. В. Бартольд, Туркестан, стр. 236.J

76. Чухрай — паж, юноша благородного происхождения. Подробнее см. Р. Г. Мукминова, Некоторые данные о термине «чухра», стр. 139 — 145.

77. Стихи из касыды Ка'ба б. Зухайра, (ум. в 662 г.) арабского поэта, панегириста пророка Мухаммада. 'Абдаррахим Кари ат-Тараби, Шарх-и касида банат Су'ад.

Текст воспроизведен по изданию: Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михман-наме-йи Бухара (Записки бухарского гостя). М. Восточная литература. 1976