ИБН ДЖУБАЙР

ПУТЕШЕСТВИЕ

Все мы заинтересовались этим делом, слыша среди простонародья Мекки толки о подъеме воды и видя неизменность ее уровня в сравнении с предшествующим временем. Один из нас отправился в ночь на пятницу и опускал свое ведро в благословенный колодец до тех пор, пока оно не ударилось о поверхность воды, а веревка была закреплена за край колодца и завязана узлом, чтобы мы могли судить по ней об уровне воды. И утром, когда люди закричали: «Прибыль, прибыль видна!», один из нас с трудом пробил себе дорогу в давке, вместе со своим спутником, несшим ведро. И он снова опустил его и нашел, что уровень воды — прежний, не увеличился и не уменьшился. Но /141/ особенно удивительно то, что когда он вернулся измерять уровень в ночь на субботу, то нашел его несколько понизившимся — так много воды люди вычерпали в тот день! Если бы столько черпали из моря, его уровень также понизился бы. Хвала даровавшему этой воде особое благословение, которым она обладает для общего блага!

Утром в субботу 15-го этого месяца [3 декабря 1183 г.] мы следили за уровнем воды, чтобы убедиться в правдивости этого положения, и обнаружили, что он остался прежним. Если какой-либо болтун в этот день сказал бы, что уровень поднялся, ему следовало бы нырнуть в колодец или опуститься туда, утопая в грязи. Упаси нас Аллах от предрассудков толпы, ее самоуверенности и подверженности страстям!

Эта благословенная ночь, то есть ночь середины шабана, почитается жителями славной Мекки из-за благородных обрядов, совершающихся во время нее. Они спешат совершить благочестивые действия — умра, таваф, молитвы — по отдельности или сообща, образуя для этого благословенные группы.

В ночь на субботу, которая в действительности является ночью середины месяца, после окончания молитвы «атама» ¹⁸³, мы наблюдали в святилище величественную церемонию. Разбившись на группы, люди совершали молитву «таравих», произнося «Фатиху» Книги и слова «Аллах един!» десять раз в каждом ракате, пока не завершили сто ракатов пятьюдесятью таслима ¹⁸⁴. Каждую группу возглавлял имам. Были разостланы циновки и зажжены свечи, факелы и лампы. Тем временем небесное светило — ярчайшая луна лила на землю свой свет и распространяла сияние.

Огни освещали это благородное святилище, которое само, в сущности, являлось светочем. Ах, каково же было это зрелище! Его не может себе представить никакое воображение, не может создать никакая фантазия! Люди праздновали эту ночь по-разному. Одни совершали этот таравих группами, которых насчитывалось семь или восемь; другие совершали молитву в благословенном ал-хиджре по отдельности. Третьи стремились совершить умра. А некоторые, по большей части маликиты, предпочитали [94] всему таваф. И это — одна из тех знаменитых /142/ ожидаемых ночей, которые славны [совершенными в них] обрядами и их значением. Да разрешит Аллах извлечь из нее пользу, и да не лишит он своего благословения и своей щедрости и приведет в святую обитель каждого, стремящегося к ней, по своей милости!

В эту благословенную ночь один из нас, Ахмад ибн Хасан, был свидетелем чудесного явления, одного из тех удивительных случаев, в которых проявляется чувствительность душ. А именно: так как его в последнюю треть ночи одолевал сон, он направился к каменной скамье, окружавшей купол Земзема со стороны, обращенной к Черному камню и к двери Дома, и улегся на ней во всю длину, чтобы уснуть. Но один человек из персов, сидевший на скамье у его изголовья, начал читать Коран со страстью и чувством. Его превосходное чтение сопровождалось вздохами и рыданиями, способными проникнуть в душу и лишить ее спокойствия.

Ахмад ибн Хасан не мог уснуть, тронутый красотой слов, которые он слышал, и их страстью и смирением, пока тот не прервал чтение и не сказал:

Если зло поступка меня отдалит,
То красота моей мысли приблизит меня к тебе!

И он повторил это с выражением, способным тронуть камни и разорвать сердце, и продолжал повторять стих, сдерживая слезы. Голос его ослаб и затих, так что упомянутому Ахмаду ибн Хасану представилось, что он [вот-вот] упадет в обморок.

И между моментом, когда ему пришла эта мысль, и тем, когда этот человек без сознания упал со скамьи на землю, прошло времени не более, чем между «нет» и «нет» ¹⁸⁵. Он оставался на том же месте, распростертым, без движения. Ибн Хасан поднялся, охваченный страхом от всего виденного, не зная, жив этот человек или мертв, ибо падение его было сильным, а расстояние до земли довольно большим. И другой человек, спавший на скамье рядом с ним, также поднялся; оба пребывали в смущении и не осмеливались ни сдвинуть человека с места, ни приблизиться к нему. И это длилось до тех пор, пока одна женщина — персианка, проходя мимо, не сказала им: «Как же вы оставили этого человека в таком положении?»

И она быстро принесла воды из Земзема и смочила ему лицо. Тогда те двое приблизились /143/ к нему и поставили его на ноги. Но, увидя их, он отвернул свое лицо, боясь, что в их глазах может сохраниться его изображение, и, резко выпрямившись, пустился в сторону ворот Бану Шайба.

Люди были ошеломлены увиденным, и Ибн Хасан горько жалел, что упустил возможность получить благословение молитвой этого (перса) и что его облик не запечатлелся у него в душе и он не мог надеяться получить благословение, если бы встретил его. А достоинства этих персов — в тонкости их душ, [95] их чувствительности и быстрой возбудимости, в силе их стремления к поклонению и страстном влечении к благочестивым действиям, в очевидности лежащего на них благословения. Достоинства эти удивительны и благородны. Милость — в руках Аллаха, он дарует ее тому, кому хочет!

На заре четверга 13-го этого месяца [1 декабря 1183 г.] луна скрылась на две трети и оставалась затемненной до восхода солнца. Да будет позволено нам Аллахом извлечь урок из его знамений.

Почитаемый месяц рамадан [18 декабря 1183 г. — 16 января 1184 г.].
Аллах дозволил нам познать [в нем] его благословение.

Молодой месяц появился в ночь на понедельник 19 декабря. Да будет Аллах снисходителен к нам и благосклонен, да окажет нам свою милость и согласится дать нам средства к существованию!

Жители Мекки начали пост в воскресенье, по предполагаемому появлению молодого месяца, что невозможно было проверить. Однако эмир Муксир разрешил это, и наступление поста было объявлено звуками литавр в ночь на воскресенье, согласно толку его, его сторонников — Алидов и их приверженцев, ибо они считали допустимым пост в сомнительный день ¹⁸⁶, о чем мы предполагаем сказать далее. И Аллах лучше знает!

Церемонии этого благословенного месяца совершаются в священной мечети; для этого потребовалось заменить циновки, увеличить число свечей и факелов и прочих светильников, чтобы храм блистал огнями и ослепительно сиял. Имамы разделились на группы для совершения таравих. Шафииты, которые образовали самую значительную группу, имели у себя имама в одной из сторон мечети: то же было у ханбалитов, ханифитов и зайдитов. Что же касается маликитов, /144/ то они собрались вокруг троих чтецов Корана, которые читали его по очереди. В этом году они были более многочисленны и у них было больше свечей, ибо маликитские купцы соперничали [в щедрости] по этому случаю. Они доставили имаму Каабы множество свечей; из них самыми большими были двойные свечи, которые помещались перед михрабом и были весом в кинтар ¹⁸⁷. Их окружали меньшие по размеру свечи, маленькие и большие. Сторона маликитов восхищала своим великолепием, и свет ее ослеплял взоры. В мечети почти не было угла или стороны, где не находился бы чтец Корана, совершающий молитву, с собравшимися позади него. Голоса чтецов, раздававшиеся со всех концов, сотрясали мечеть. И все это видели глаза и слышали уши; виденное и слышанное наполняло душу трепетом и умилением.

А чужестранцы довольствовались лишь тавафом и молитвой в ал-хиджре и не принимали участия в таравих. Они считали, что это и есть самые лучшие и благороднейшие действия, которые только и следует совершать, и не только в том месте, где находится благородный угол и ал-мултазам.

А изо всех имамов в таравих особенно усердствовал шафиит, [96] поскольку, завершив обычные таравих, заключающиеся в десяти таслима, он приступил к тавафу с группой [верующих], и когда он совершил семикратный [таваф] и коленопреклонение, то вернулся к новым таравих. [При этом] он так громко ударял проповедническим хлыстом, о котором говорилось выше, что звук его слышала вся мечеть, как если бы это был призыв вернуться к молитве.

Когда [верующие] завершили два таслима, они приступили к семикратному тавафу, а когда сделали его, услышав удар хлыста, они снова начали молитву с двумя таслима. Затем они перешли к тавафу, и так до тех пор, пока не исполнили десять таслима, совершив таким образом 20 ракатов. Затем, совершив по молитве аш-шаф и ал-витр (с четным и нечетным числом ракатов), они удалились. А прочие имамы к обычному обряду не добавляли ничего, и пять имамов сменяли друг друга в исполнении таравих перед ал-макамом. Первый из них был имамом обязательной [молитвы], а средним был наш спутник, набожный, благочестивый факих Абу Джафар ибн Али ал-Фанаки ал-Куртуби, чье чтение Корана могло бы растрогать камни. И в этом благословенном месяце употреблялся упомянутый хлыст. А именно: им щелкали три раза, /145/ в конце призыва к закатной молитве, а также в конце призыва к вечерней молитве. Это, бесспорно, одно из недавних новшеств, [введенных в обычаи] почитаемой мечети — да освятит ее Аллах!

Муэззин Земзема провозгласил наступление сухура ¹⁸⁸ на заре с вершины минарета, который находился в восточном углу мечети, наиболее близком к жилищу эмира. Он появился ко времени сухура, взывая [к Аллаху], повторяя его имя и приглашая к сухуру. С ним были два его юных брата, которые внимали и вторили ему. На верху минарета поместили длинный кусок дерева, на краю которого находился шест примерно в локоть, а на двух его концах были две маленькие катушки, при помощи которых можно было поднимать две большие стеклянные лампы. Они оставались горящими во все время сухура. Когда наступала пора и появлялись проблески зари, с минарета неоднократно раздавался призыв прекратить [трапезу]. Упомянутый муэззин спускал обе лампы с вершины шеста и начинал призыв [к молитве]. И муэззины со всех сторон также начинали его.

У всех домов Мекки высокие крыши. И тот, кто не может услышать призыв к утренней трапезе из-за отдаленности его жилища от мечети, смотрит [с крыши] на две лампы, зажженные на верху минарета. Если их не видно, он знает, что время прошло. В ночь на вторник 2-го этого месяца, в час вечерней молитвы эмир Муксир отправился совершать прощальный таваф вокруг Дома и вышел [из Мекки] навстречу эмиру Сайф ал-Исламу Тугтегину ибн Аййубу, брату Салах ад-дина, известие о прибытии которого из Египта было доставлено некоторое время назад. Затем приходили новые сведения об этом, пока [97] не стало достоверно известно о его прибытии в Ианбу ¹⁸⁹ и о том, что он заехал в Медину посетить [гробницу] пророка — да благословит его Аллах и приветствует!

А его вещи заранее были доставлены в ас-Сафру. Говорили, что он направлялся в Йемен из-за разногласия и распри, возникших между его эмирами. Однако в душах мекканцев его прибытие вызвало тревогу и дрожь от страха. Этот эмир Муксир вышел встретить его и приветствовать, а в действительности — чтобы подтвердить свое подчинение ему. И да позволит всевышний Аллах мусульманам извлечь из этого добро!

Ранним утром в среду, 3-го числа /146/ упомянутого благословенного месяца [20 декабря 1183 г.], когда мы сидели в почитаемом ал-хиджре, мы услышали литавры эмира Муксира и крики женщин Мекки, приветствовавших его. Тем временем он вошел [в храм], вернувшись со своей встречи с упомянутым эмиром Сайф ал-Исламом, чтобы совершить приветственный таваф у почитаемого Дома. Толпа выражала свое удовлетворение его возвращением и радовалась его благополучию.

Меж тем распространилась новость о прибытии эмира Сайф ал-Ислама в аз-Захир, где он разбил свой лагерь. Головная часть его отряда вошла в святилище и потеснила эмира Муксира в его тавафе. В то время как люди разглядывали их, слышался большой шум и громкие крики. Они видели эмира Сайф ал-Ислама входящим через ворота Бану Шайба, хотя сверкающие перед ним сабли и мешали взору проникнуть до него. Судья [Мекки] находился направо от него, глава шайибитов — налево. А мечеть содрогалась: она была битком набита зрителями и посетителями. Глас толпы возносился в молитве за эмира (Сайф ал-Ислама) и его брата Салах ад-дина, оглушая уши и трогая сердца. И муэззин Земзема на своем посту возвысил голос, моля за него и вознося ему хвалу. Но шум толпы заглушал его голос, и это было очень неприятно для взгляда и слуха. В тот момент, когда эмир приблизился к почитаемому Дому, сабли были вложены в ножны, души ощутили свою ничтожность, почетные знаки были сняты, шеи склонились, головы опустились, сердца прониклись страхом и почтением к Дому царя царей, славного, могущественного, единственного властителя, того, который дарует власть, кому хочет, и лишает власти, кого хочет. Хвала ему! Да возвеличится его могущество и прославится его власть!

Затем этот отряд гузов устремился к древнему Дому Аллаха, подобно мотылькам, летящим на огонь. Их головы смиренно склонились, усы были увлажнены слезами. Кадий и глава шайибитов совершили обходы с Сайф ал-Исламом. А эмир Муксир, стесненный в этой толпе, поспешил закончить таваф и отправился домой. Сайф ал-Ислам, прежде чем закончить свой таваф, совершил молитву за /147/ ал-макамом, затем вошел в купол Земзема, испил его воды и вышел через ворота ас-Сафа исполнять сай. [98]

Он начал его пешком, в знак покорности и смирения пред тем, перед которым следует смиряться. А обнаженные сабли предшествовали ему, и люди от начала до конца пути сая образовывали два ряда, как они это делали во время тавафа. Од дважды пробежал от ас-Сафа к ал-Марва и оттуда к ас-Сафа, убыстряя шаг между двух зеленых столбов. Затем им овладела усталость, и он закончил сай верхом. В это время утра собрались люди (так в тексте).

Затем этот эмир вернулся к священной мечети и таким же образом, вызывая страх и почтение, прошел между сверкающими, как молнии, обнаженными саблями. А шайибиты поспешили к двери почитаемого Дома, чтобы открыть ее, хотя в этот день ее открывать не полагалось, и пододвинули скамью, по которой поднимаются к ней. Эмир начал подниматься, а глава шайибитов стал открывать дверь. Но в этой сутолоке ключ выпал из его рукава, и он продолжал там стоять, ошеломленный и испуганный, а эмир оставался на ступеньках. Но Аллах тотчас дал возможность найти ключ. Шайибит открыл благородную дверь; эмир один вошел с ним и закрыл дверь. А наиболее значительные лица из гузов теснились на упомянутой скамье.

Через некоторое время дверь открыли для эмиров, особо близких к их господину, и они вошли. Пребывание Сайф ал-Ислама в благородном Доме было довольно долгим. Затем он вышел, и дверь открылась для них всех. О, какое же там было скопление [людей] и какова протяженность, когда они образовали собою как бы продолговатое ожерелье, беспрерывно следуя друг за другом. День посещения святилища этими людьми несколько напомнил посещение сару по их способу входить в Дом, описанному выше. А эмир Сайф ал-Ислам сел на коня и отправился в упомянутую местность, где был разбит его лагерь. Этот день был в Мекке днем поразительных, удивительных, /148/ редких зрелищ.

Хвала тому, чье царствование беспредельно, чье могущество не исчезает, — нет бога, кроме него! Этого эмира сопровождала группа паломников из Египта и других мест, стремившихся совершать благочестивое путешествие в безопасности, и они прибыли здравыми и невредимыми, хвала Аллаху!

На другой день утром, в четверг, мы еще находились в почитаемом ал-хиджре, когда звуки барабанов, литавр и труб оглушили наши уши и потрясли все благородное святилище. В то время как мы старались узнать, что произошло, к нам поднялся эмир Муксир, окруженный своими приближенными.

Он красовался в золотом плаще, подобном пылающей головне, оставляющей за собою следы; на голове его был тюрбан из тонкого шарба цвета облака, который был отделан золотом и, будучи водружен на его голову, напоминал скопление облаков. А под плащом у него были надеты две почетные одежды [99] из дабики, с отделкой дивной работы; их ему пожаловал Сайф ал-Ислам. Он носил их с гордостью и радостью. По приказанию Сайф ал-Ислама его сопровождали барабаны и литавры в знак оказанной ему милости и высокого его положения. Он совершил таваф вокруг почитаемого Дома, благодаря Аллаха за то, что тот даровал ему милость этого эмира после всех опасений, направлял его и помогал ему, по своей щедрости.

В пятницу эмир Сайф ал-Ислам прибыл на молитву к началу положенного времени. Почитаемый Дом был открыт, и он вошел в него вместе с эмиром Муксиром, и оба оставались там очень долго. Наконец они вышли, и гузы так стремительно ворвались в него и так ошеломили зрителей, что была опрокинута скамья, по которой туда поднимаются. Но от этого ничто не изменилось: они продолжали неистовствовать при входе и одни [люди] поднимались по другим. И это длилось, пока не прибыл проповедник. Тогда они вышли, чтобы слушать проповедь, и дверь закрыли. Эмир Сайф ал-Ислам молился с эмиром Муксиром под куполом ал-Аббасийа. А когда молитва была закончена, он вышел через ворота ас-Сафа и верхом отправился в свой лагерь. А в среду 10-го этого месяца [27 декабря 1183 г.] этот эмир отправился со своими воинами в Йемен. Аллах, по своей щедрости, позволил мусульманам — жителям Мекки извлечь пользу /149/ из его посещения!

Мы уже рассказывали об обычае соседей благородного святилища праздновать этот месяц и совершать в нем молитву таравих и о большом числе участвовавших в этом имамов. И во все нечетные ночи последних десяти дней заканчивали чтение Корана. Первое чтение, 21-го [7 января 1184 г.], было завершено сыном одного из жителей Мекки в присутствии кадия и нескольких шейхов. Когда они кончали чтение, этот юноша поднялся, чтобы произнести перед ними проповедь. А затем его отец пригласил их в свой дом на трапезу и сладости, которые он приготовил к торжеству. Затем, в ночь на 23-е [9 января 1184 г.], производилось полное чтение Корана одним из сыновей зажиточного мекканца, мальчиком, которому не исполнилось и пятнадцати лет.

Его отец в эту ночь сделал пышные приготовления. А именно: он поставил восковой светильник с ответвлениями, на которые были нанизаны фрукты всех видов, свежие и сухие; он добавил также множество свечей и поставил посреди святилища, ближе к воротам Бану Шайба, подобие михраба с четырьмя резными столбиками на четырех подставках. К верху его были привязаны два шеста, откуда свисали фонари, в которых были зажжены лампы и факелы. А вокруг михраба были вбиты гвозди острием вверх, на которые втыкали свечи, и так было кругом всего михраба. Зажгли светильник со многими ветвями, украшенными фруктами. Этот человек вложил в это дело большой труд, а около михраба он поместил кафедру, покрытую пестрым разноцветным покрывалом. Появился имам-дитя; он совершил молитву таравих и закончил чтение Корана; тем временем [100] люди, находившиеся в священной мечети, мужчины и женщины, собрались вокруг него.

Он [оставался] в своем михрабе, но из-за блеска окружавших его свечей его едва можно было заметить. Затем он вышел из михраба, влача полы своих великолепных одежд с имамским достоинством и детской простотой. Его глаза были обведены сурьмой, ладони рук до запястья выкрашены [хной]. Но из-за тесноты он не мог проложить себе путь до своей кафедры. Тогда один из служителей этой части святилища взял его на руки и поставил на верх кафедры. Он поместился там, улыбаясь, и сделал знак привета присутствующим.

/150/ Перед ним сидели чтецы Корана, которые быстро читали в один голос. А когда они закончили десятую часть Корана, поднялся проповедник. Он произнес проповедь, которая тронула души более своими повторениями [стихов Корана], чем призывами к упоминанию имени Аллаха и смирению. Перед ним на ступеньках кафедры несколько человек держали в своих руках канделябры со свечами и кричали громким голосом: «О господин! О господин!» Они повторяли это после каждой части проповеди. Тем временем чтецы Корана торопились его дочитать.

Проповедник умолк, [ожидая], когда они закончат. Затем он возобновил свою проповедь, произнося различные благочестивые призывы. Когда он дошел до упоминания древнего Дома, да почтит его Аллах, он обнажил свои руки, указав на него (Дом). Он упомянул также Земзем и ал-макам, указав на них своими двумя пальцами. Он закончил проповедь прощанием с благословенным месяцем и повторением своего приветствия. Затем он призвал благословение на халифа и тех эмиров, которых обычно при этом упоминают. Затем он сошел, и это большое собрание окончилось. Проповедника находили остроумным и искусным, но его увещевания не проникли в души, как можно было надеяться: благочестивые призывы, так как они шли лишь от языка, проходили мимо ушей. Повторяли, что значительные лица этого собрания, такие, как кадий и некоторые другие, имеют право участия в торжественной трапезе и угощении сладостями, следуя обычаю, принятому на этих собраниях. Отец проповедника сделал большие затраты на трапезу этой ночи, сообразно сказанному.

Затем наступила ночь на 25-е [11 января 1184 г.], в которую ханифитским имамом было завершено [чтение Корана]; он подготовил для этого своего сына, по возрасту примерно равного первому упомянутому проповеднику. Имам-ханифит окружил своего сына в эту ночь большой пышностью. Были принесены четыре канделябра со свечами различных видов: одни — с древовидными разветвлениями, унизанными всевозможными свежими и сухими фруктами, другие — без /151/ ответвлений. Они были выставлены в ряд перед его хатимом, на верху которого были положены балки и доски. И все это было увенчано лампами, факелами и свечами. Весь хатим был освещен так, что в небе [101] образовалась большая световая корона. Были принесены свечи в медных канделябрах и поставлен михраб из резного дерева. Его верхняя окружность вся была [украшена] свечами. Свечи в их канделябрах обрамляли его, окружая ореолом света.

А напротив хатима воздвигли кафедру, также покрытую разноцветным покрывалом. Скопление людей для созерцания этого великолепного зрелища было еще большим, чем при первом празднестве. Упомянутый мальчик завершил (чтение Корана), затем прошел от своего михраба к кафедре, влача за собою полы своих почетных великолепных одежд. Он поднялся на кафедру, сделал присутствующим приветственный знак и начал свою проповедь спокойно и кротко; тон ее [свидетельствовал о его] истинной скромности. И казалось, что осанка его, несмотря на юный возраст, была степеннее, чем у первого [проповедника], и более смиренной; увещевания его — более красноречивы, а призывы его — более полезны.

А чтецы Корана выстроились перед ним по описанному порядку и во время перерывов проповеди торопливо читали. Он умолк, пока они завершали чтение стихов, выбранных ими из Корана, затем возобновил свою проповедь. Перед ним, на ступеньках кафедры, несколько служителей держали в руках канделябры со свечами. Один из них держал кадило, распространявшее запах своего курения, которое все время добавляли в него. Когда проповедник дошел до той части своей проповеди, где содержатся упоминания [имени Аллаха] и призывы к смирению, (служители] воскликнули тонкими голосами: «О господин! О господин!», повторив это три или четыре раза. И некоторые присутствующие присоединялись иногда к их голосам, пока проповедь, не закончилась и он не сошел с кафедры.

Имам последовал за ним и, согласно обычаю, предлагал угощение значительным лицам из присутствующих, или приглашал их в эту ночь в свой дом, или доставлял им угощение в их жилища. Затем наступила ночь на 27-е, то есть на пятницу, считая (начало месяца) с воскресенья [13 января 1184 г.]. И это была светлая ночь, блестящее завершение (чтения Корана); волнующая, полная сосредоточенность, мгновение, в которое можно найти у всевышнего Аллаха прием и надежду, /152/ ибо что же стоит тогда присутствие при заключительном чтении Корана в ночь на 27 рамадана за благородным ал-макамом, напротив величественного Дома? Это такое счастье, в сравнении с которым все другое значит очень мало, как и мало значат все прочие земли в сравнении с [землей] святилища.

Начинают готовиться к этой благословенной ночи и устраивать [празднество] за два или три дня до нее. Напротив хатима имама шафиитов ставят очень высокие деревянные перекладины, скрепленные по три крепкими подставками. Они составляют ряд, тянущийся поперек святилища почти до половины его, доходя до упомянутого хатима имама. Затем меж ними помещают длинные балки, прикрепленные на подставках; [102] одни возвышаются над другими, пока не получатся три полных этажа. Верхний ряд образует длинная балка, усеянная гвоздями остриями вверх, торчащими один рядом с другим, как на спине дикообраза; на них укреплялись свечи. Два нижних этажа состоят из перекладин, где пробиты отверстия, расположенные рядом; в них помещены стеклянные лампы, в своей нижней части превращавшиеся в трубки.

На эти балки и перекладины, как и на упомянутые деревянные подставки, со всех сторон были подвешены фонари, большие и малые. Их перемежали плоские получаши из меди, каждая из которых поддерживалась на весу тремя цепочками. И в каждой было пробито отверстие, в которое вставлялось стекло с трубкой, проходившей под низ этой медной чаши, причем ни одна из таких трубок не превосходила по своим размерам других. И когда в них (чашах) зажигались лампады, они становились подобными трапезным столикам с многочисленными ножками, искрящимися светом.

А ко второму хатиму, который находился напротив южного угла свода Земзема, шла перекладина, подобная предшествующим, связанная с этим углом. Зажигали большой фонарь, расположенный на самой вершине упомянутого свода. По краям окружающей его проволочной решетки в части, обращенной к почитаемому Дому, также были прикреплены свечи. Благородный ал-макам был окружен решеткой из резного узорчатого дерева, а вершина его усеяна гвоздями острием вверх, подобно описанному выше, /153/ и вся заполнена свечами.

Справа и слева от ал-макама находились свечи больших размеров в больших канделябрах. Эти канделябры были водружены на возвышения, являющиеся подставками для служителей при зажигании их. Стена почитаемого ал-хиджра повсюду была уставлена свечами в медных канделябрах и казалась кругом, излучающим свет — Святилище окружали факелы. И все, что упомянуто, было освещено.

Все галереи святилища были заполнены мекканскими юношами, каждый из которых держал в руках сверток из лоскутов, пропитанных оливковым маслом, помещая его затем горящим на верх галереи. На каждой из четырех сторон святилища располагалось по одной группе юношей, и каждая группа стремилась проделать это быстрее другой. Зрителю казалось, что огонь прыгает с галереи на галерею, ибо люди не были видны из-за блеска света, бьющего в глаза. Занимаясь этим, они вскрикивали в один голос: «О господин! О господин!», и святилище содрогалось от их голосов. Когда освещение стало полным, согласно тому, что мы описали, огни этих светильников ослепляли взоры светом, режущим глаза и притупляющим зрение. В виду столь поразительного зрелища казалось, что эта благословенная ночь была, по своему благородству, лишена одежд мрака и украшена небесными лампами.

Вышел кадий и совершил вечернюю молитву. Затем, стоя, [103] он начал читать суру «Судьба», до которой в прошлую ночь дошли в своем чтении имамы святилища. В это время другие имамы прекратили чтение таравих из уважения к хатма ¹⁹⁰, [совершавшейся] перед ал-макамом. Они приходили туда, стремясь получить благословение при созерцании [этой церемонии]. А непорочный ал-макам был вынесен с места, которое ему недавно было отведено в древнем Доме — о чем мы сообщали ранее, в начале этого повествования, — и помещен в почетном месте, избранном для молитвы. Он был закрыт своим куполом, позади которого люди совершали молитву. Кадий закончил хатму двумя приветствиями и поднялся для произнесения проповеди, повернувшись лицом к ал-макаму и древнему Дому. Но ее невозможно /154/ было расслышать из-за давки и криков толпы. Когда он закончил свою проповедь, имамы вернулись к совершению таравих; собрание окончилось.

Их души прониклись смирением, слезы лились из глаз. В очаровании этой благословенной ночи люди возымели надежду, что Аллах всевышний внемлет им, по своей милости, и что эта ночь, может быть, станет «Ночью могущества», упоминаемой в Ниспослании (Коране) ¹⁹¹, и что Аллах всемогущий и великий никого из них не лишит благодати быть ее свидетелем и чести ее лицезрения, ибо он великодушен и благодетелен; нет бога, кроме него!

Чтение Корана пятью упомянутыми имамами у ал-макама происходило сразу же после этой ночи, по стихам, которые они выбирали из различных сур Корана и которые содержали восхваления Аллаха, предупреждения и ободрения, следуя выбору каждого из них. А порядок их тавафа после каждого приветствия остался прежним. И Аллах волен принять все это!

Затем наступила ночь на 29-е этого месяца [15 января 1184 г.]. Заключительное чтение Корана в ней совершали обычные имамы, служившие таравих, которые были обязаны произносить проповедь после хатмы. Первым был маликит, избранный из их числа; он поспешил поставить столбы перед своим михрабом. Их там было воздвигнуто шесть, по линии окружности михраба; они возвышались над землей почти на кама и были скреплены по два поперечной балкой. Верхушки их были украшены свечами, а основания окружены остатками от тех больших свечей, которые были упомянуты при описании [празднования] начала благословенного месяца. Внутри этого круга так же располагался другой, но из средних свечей. Это было скромное зрелище, церемониал без хвастовства роскошью, но почетный, совершаемый с целью получить воздаяние и вознаграждение [от Аллаха] и соответствующий облику этого михраба. Вместо канделябров свечи были помещены в каменные подставки. Зрелище было редкое в своей скромности, чуждое стремлению к кичливости и хвастовству, смиренное и непритязательное.

Все маликиты собрались на эту хатму, где чередовались [104] имамы таравих. Они совершали свою молитву в такой сильной спешке, что ее оба конца почти слились из-за торопливости и поспешности. Затем один из них (маликитов) поднялся и, связав узлом свои четки, положил их между /155/ этих каменных подставок и начал проповедь, позаимствованную из проповеди юного сына ханифитского имама. Она звучала как повторение одного и того же; ее монотонность была тяжела для слушателей. Затем все разошлись с уже высохшими слезами. И сразу же грабители начали вырывать свечи из их каменных подставок, опрокидывая их, и никто из них не ощущал при этом ни стыда, ни опасения. И возмездие и воздаяние за это — у Аллаха всевышнего! Хвала ему, щедрому, вседающему!

И вот когда ночи этого месяца прошли для нас «с приветствием», Аллах дозволил нам занять место среди тех, кто здесь очистился от грехов, и не лишил нас милости получить благословение в его пост, который мы здесь соблюдаем, будучи соседями Каабы, священного Дома! Ибо Аллах скрепил нас и всех людей истинной веры преданностью исламу, внушил нам хвалу и признание этой милости и благодарность, и сделал для нас сокровищем День Воскресения, и сохранил для нас возмездие и воздаяние. В надежде на его великодушие и щедрость он не позволил упустить из поля своего зрения дни, когда пост прерывается водами Земзема, ибо он — всемилостивый, щедрый; нет бога, кроме него!

Месяц шаввал [17 января — 14 февраля 1184 г.];
Аллах дозволил нам познать (в нем) его благословение.

Молодой месяц появился в ночь на вторник 16 января. Аллах сделал для нас его выход благоприятным и уделил нам свое благословение.

Этот благословенный месяц был первым из месяцев, предназначенных для хаджа, а после них следуют три священных и благословенных месяца.

Ночь появления молодого месяца была одной из тех ночей, в которые в священной мечети — да усилит Аллах поклонение ей! — происходит торжественное богослужение. Порядок ее освещения фонарями, лампами и свечами был подобен тому, который описан для почитаемой ночи 27 рамадана. Были освещены минареты на четырех сторонах храма, и осветили также площадку мечети, расположенной на вершине горы Абу Кубайс. А муэззин в эту ночь находился на верху площадки купола Земзема, [обращаясь к Аллаху со словами] приветствия и почитания, хвалы и прославления. Большая часть имамов в эту ночь бодрствовала, и многие из толпы следовали их примеру, посвящая эту ночь тавафу и молитвам, хвале и почитанию. Да примет /156/ их всех Аллах, ибо он слышал их молитвы, он — страж надежды, хвала ему! Нет бога, кроме него!

На рассвете, когда верующие собрались к утренней молитве, они надели свои праздничные одежды и привели с собою на эту торжественную службу своих отпрысков в священную мечеть. [105] Ибо, по обычаю, верующие совершают эту молитву только в ней, — из-за благородства этого места, достоинств его благословения и молитвы имама за ал-макамом и достоинств тех, кто завершает ее.

Первыми явились шайибиты и открыли дверь священной Каабы. Их глава остался сидеть на священном пороге, а прочие шайибиты находились внутри Каабы до того времени, когда они узнали о приходе эмира Муксира. Тогда они спустились и встретили его у ворот пророка — да благословит его Аллах и да приветствует! Он направился к почитаемому Дому и совершил вокруг него семь обходов. А тут уже и верующие собрались на свой праздник и целиком заполнили священную землю. И муэззин Земзема на площадке [его] купола начал, по обычаю, громким голосом произносить хвалу эмиру и молиться за него, чередуясь в этом со своим братом. А когда эмир завершил свой семикратный таваф, то направился к скамье купола Земз.ема, расположенной на стороне, обращенной к Черному камню. И он уселся на нее, а его сыновья находились справа и слева от него, а везир и свита его — перед ним. Шайибиты вернулись на свои места в почитаемом Доме. Люди бросали на святой Дом взгляды умиления и беззлобной зависти к положению, занимаемому его служителями и стражей. Хвала тому, кто удостоил их честью такого служения!

При эмире находились четыре поэта из его окружения, они читали ему свои стихи один после другого, пока не закончили их. Меж тем пришло время молитвы; наступил день. Тогда вышли кадий и проповедник, выступая между двух своих черных знамен, а впереди их виднелся хлыст, о котором уже говорилось и который звуком своего щелканья потрясал священную землю. Кадий был одет в свои черные одежды; когда он дошел до благородного ал-макама, люди поднялись на молитву. Когда они ее закончили, он поднялся на кафедру, приставляемую к тому месту стены почитаемой Каабы, которое законно отводится ей (кафедре) каждую пятницу, около почитаемой двери. Он произнес красноречивую проповедь, а муэззины /157/ сидели: ниже его, на ступеньках кафедры. И когда он начинал такбиром каждую часть своей проповеди, они также вторили ему такбиром, и так — пока он не кончил свою проповедь. Тогда люди стали подходить друг к другу, пожимая руки, приветствуя, обмениваясь словами прощения и клятв, веселые, радостные, счастливые милостью, полученной ими от Аллаха. Затем они поспешили к почитаемому Дому и вошли в него с миром, в спокойствии, одна тесная толпа за другой.

Это было огромное сборище, которому Аллах покровительствовал, по своей милости. Аллах мог бы создать из него сокровище, [хранимое] до высшего собрания, подобно тому как он сделал из этого благородного праздника со временем, по своей милости и благосклонности, самый замечательный из праздников. Ибо он — господин всего, и у него — [вся] власть. [106]

А верующие, уйдя с места, где они совершали молитву и, по обычаю, приветствовали друг друга, направились к кладбищу ал-Маала, чтобы посетить его и получить там благословение, направив свои шаги туда, и призвать милость на благочестивых рабов божьих, которые там покоятся, как живших в начале ислама, так и прочих — да будет Аллах доволен ими всеми! Мы примкнули к толпе зрителей, чтобы созерцать проявления их любви. Ибо человек, сказал пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — с теми, кого он любит ¹⁹².

В субботу, 19-го этого месяца, или 3-го февраля, мы поднялись на Мину посетить почитаемые места и увидеть своими глазами жилище, которое было нанято для нас ввиду нашего пребывания в Мине в дни ташрик ¹⁹³, если это будет угодно Аллаху. Она оказалась для нас местом, наполняющим души трепетом и волнением, — городом, расположенным среди множества древних руин, на большом пространстве, известном с древних времен; он был весь разрушен, кроме немногих жилых домов. Они с двух сторон окаймляли дорогу, которая по своей ширине и длине была подобна площади для конских скачек. И первым, что встретилось нам при входе в город и близко к нему, слева, была благословенная мечеть Обращения, где произошло первое обращение в ислам, которое произнес Аббас — да благословит его Аллах и приветствует! — при ансарах ¹⁹⁴ в честь пророка — да будет доволен им Аллах! — как это известно.

Затем мы подошли к большой груде камней, находящейся перед Миной со стороны выхода из Мекки, а слева расположен вход в нее. Здесь посреди дороги возвышается холмик, образованный мелкими камнями во время побивания ими /158/ [дьявола] ¹⁹⁵.

И если бы не очевидные знаки, оставленные здесь Аллахом, он стал бы подобен одной из высоких гор благодаря тому, что здесь было собрано веками, с течением времени. Но Аллах всемогущий и великий хранит там одну благородную тайну из его скрытых тайн. Нет бога, кроме него! На склоне находится благословенная мечеть, где помещен знак, подобный знакам священной земли, которые мы описывали. Бросающий камни имеет ее по свою левую сторону, обратившись лицом к Мекке — да возвысит ее Аллах!

В день жертвоприношения после захода солнца бросают семь камней, затем совершают жертвоприношения и бреются. Место, где бреются, расположено вокруг холма, а приносят жертву в одном из мест Мины, ибо вся Мина является местом жертвоприношения, как сказал пророк — да будет над ним мир! После этого для паломника все позволено, но женщины и благовония запрещены, пока он не совершит прощальный таваф Каабы.

Кроме этой джамра ал-акаба на склоне находится средняя джамра; на ней также помещен знак; между ними расстояние [107] в полет стрелы. Затем встречают первую джамра, отделенную таким же расстоянием. Во время захода солнца, на второй день жертвоприношения бросают семь камней в первую джамра, затем столько же в среднюю и в ал-акаба, и это всего 21 камень.

А в третий день жертвоприношения, точно в то же время, снова начинают бросать в том же порядке, и это в целом 42 камня в два дня; еще семь других бросают в ал-акаба в день принесения жертв на восходе солнца, как мы об этом говорили. И это освобождает паломника ото всех запрещений, исключая женщин и благовония, составляя в целом 49 камней. После этого в тот же день паломник возвращается в Мекку. А в наше время количество камней уменьшилось до 21, которые бросают на четвертый день согласно только что описанному порядку. Это вызвано торопливостью паломников, которые опасаются [нападений] арабов-шабиитов, а также неприятностей, вызванных беспорядками, нарушающими обычные правила.

Теперь дело ограничивается /159/ 49 камнями, тогда как раньше их бросали 70 — да будет Аллах снисходителен к своим рабам! Идущий с Арафата к Мине встречает сначала первую джамра, затем среднюю, затем джамра ал-акаба. В день жертвоприношения в одну джамра ал-акаба, расположенную отдельно, бросают семь камней сообразно тому, что говорилось ранее, и никакой из двух других в этот день не касаются. Затем в два следующих дня переходят к другим сообразно порядку, описанному нами, по воле Аллаха всемогущего и великого.

После первой джамра паломник, слегка отклоняясь от пути, попадает на место совершения жертвоприношения — да благословит его Аллах и приветствует! «И искупили Мы его великою жертвой!» (Коран 37, 107).

А над этим благословенным местом поставлена мечеть, недалеко от склона Сабир. На упомянутом жертвенном месте в стену, которая там возведена, врезан камень. На нем имеется след маленькой ноги, и говорят, что это след ноги жертвы — да благословит ее Аллах и приветствует! — оставленный в тот момент, когда она шевельнулась. И Аллах всемогущий и великий смягчил этот камень по своему могуществу, из нежности и жалости. Люди прикасаются к нему и целуют его, чтобы получить от него благословение.

Оттуда доходят до благословенной мечети ал-Хаифа, находящейся на краю Мины, — когда идешь своим путем, то есть выходя из той части, которая занята строениями. Остатки древних сооружений тянутся далеко, доходя до мечети, а эта мечеть — благословенная, столь же обширная, как самые большие из мечетей [мира]. В середине двора мечети находится минарет; со стороны киблы он имеет четыре пролета, объединенных одним покрытием. Это одна из мечетей, славных своим благословением и благородством ее почвы. Достаточно вспомнить, по благородному преданию, что в этой чистой земле погребены многие пророки — да будут за них молитвы Аллаха! [108]

Недалеко оттуда, справа, если идти по дороге, к склону горы прислонен большой камень; он возвышается над землей, бросая от себя тень. Говорят, что пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — находил под ним себе убежище и касался его своей почитаемой головой и что камень, смягчившись, сохранил след окружности /160/ его головы. Люди спешили прикоснуться своей головой к этому месту, ища благословения, и старались поместить ее в то самое место, которого касалась почитаемая голова, (считая, что тогда) их голова будет спасена от адского огня по воле Аллаха, всемогущего и великого.

Когда мы закончили посещение этих почитаемых святилищ, мы приготовились к возвращению, радуясь милости, которую Аллах даровал нам, позволив их посетить. И мы возвратились в Мекку около полудня. Хвала Аллаху за все, что он даровал!

В следующее воскресенье, которое было 20 шаввала [4 февраля 1184 г.], мы совершили восхождение на святую гору Хира, чтобы получить благословение, посетив пещеру на ее вершине, где пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — предавался поклонению, и это то место, где впервые ему было дано откровение — да благословит его Аллах и приветствует! Да заступится за нас Аллах и да поместит нас вместе с ним [в день Воскресения] и даст нам умереть верными его сунне и его любви, по своей милости и щедрости. Нет бога, кроме него!

Рано утром во вторник 22-го, и это — 6 февраля, все люди собрались, чтобы помолиться о ниспослании дождя перед почитаемой Каабой, после того как кадий их пригласил туда и предписал поститься три предшествовавших дня. И собрались они на этот четвертый день, очистив свои намерения по отношению к Аллаху всемогущему и великому. Появились шайибиты и открыли почитаемую дверь древнего Дома. Затем между двух черных знамен появился кадий, облаченный в белые одежды. Вынесли со своего места ал-макам Ибрахима ал-Халила — да благословит Аллах и приветствует его и нашего пророка! Ал-макам поместили на пороге почитаемого Дома. Затем вынули из его хранилища Коран Османа ¹⁹⁶ — да будет доволен им Аллах! — и открыли его рядом с пречистым ал-макамом, причем одну крышку его переплета прислонили к ал-макаму, а другую — к почитаемой двери. Затем созвали людей на общую молитву, которой руководил кадий, в месте позади ал-макама, избранном для этой молитвы. При первом из двух своих ракатов он прочел: «Хвали же имя Господа твоего высочайшего» а при втором — суру «Покрывающее» (Коран, 87, 1; 88).

Затем, поднявшись на кафедру, которая была приставлена к стене священной Каабы в известном месте, он произнес красноречивую проповедь, призывающую присутствующих просить прощения у Аллаха; он увещевал их, побуждал повторять имя Аллаха и быть смиренными, и выразить свое раскаяние, и вернуться к Аллаху всемогущему и великому, так что исторг слезы /161/ из их глаз, и они лились потоками; раздавались вопли, [109] рыдания и плач. Согласно сунне, [кадий], а за ним и все присутствующие вывернули свои одежды, а затем разошлись, надеясь на милость Аллаха всемогущего и великого и не впадая в отчаяние. Да поможет Аллах своим слугам, по своей милости и щедрости!

И кадий совместно с толпой продолжал свои мольбы о дожде три дня подряд, по описанному порядку, ибо бедствие постигло жителей Хиджаза и вызвало у них голод; от засухи гибли их животные. Дождя у них не было ни весной, ни осенью, ни зимой, кроме одного, моросившего, недостаточного и не принесшего избавления. Но Аллах всемогущий и великий милостив к своим рабам; он не наказывает их за их грехи, ибо он сострадателен и щедр. Нет бога, кроме него!

А в четверг 24 шаввала [9 февраля 1184 г.] мы совершили восхождение на гору Саур, чтобы посетить благословенную пещеру, где скрывался пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — со своим сподвижником (Абу Бакром) ас-Сиддиком — да будет доволен им Аллах! — как об этом сказано в ясном стихе о высшем откровении (Коран 9, 40). Пещера упомянута и описана ранее в этом рассказе. Мы проникли туда через проход, трудный для некоторых людей, стремящихся получить благословение через соприкосновение кожи их тела с местом, которого касалось благословенное тело — да освятит его Аллах! — ибо через него вошел пророк — да благословит его Аллах и приветствует!

Один из тех египтян, которые поднимались туда в этот день, попал там в трудное и постыдное положение, а именно: он хотел проникнуть туда через узкий проход, но это ему не удалось, и хотя он много раз повторял свою попытку, успеха; так и не добился. Он привлек к себе внимание людей, видевших его в таком положении; они плакали от жалости и обращались к Аллаху всемогущему и великому с мольбой за него, но это ни к чему не привело.

А дело было в том, что он был толще тех, для кого Аллах сделал этот проход легким, и люди пребывали в изумлении и обсуждали случившееся. После нашего возвращения мы узнали, что в тот же самый день три других человека испытали такую же унизительную беспомощность. Да сохранит нас Аллах от такого позора в этом мире и в том!

Подъем на гору очень труден; дыхание там прерывается, и достигнуть вершины можно, лишь держась руками, /162/ с трудом и утомлением. Она расположена в трех милях от Мекки, и на том же расстоянии от нее — гора Хира. Аллах всевышний не лишил нас благословения этих святых мест, по своей милости и щедрости. А длина пещеры составляет восемнадцать локтей, а ширина в середине ее одиннадцать пядей, а на концах — две трети пяди. В середине ее находится вход, а ширина второй двери входа — тоже пять пядей, ибо в нем две двери, как мы говорили об этом ранее. [110]

В следующую пятницу прибыли йеменские сару в большом числе, стремясь посетить могилу пророка, и привезли в Мекку, по своему обычаю, запасы провизии. Население очень обрадовалось их появлению, считая его возмещением за отсутствие дождя. Милость Аллаха по отношению к обитателям его благородного святилища велика, ибо — хвала ему! — он добр к своим слугам! Нет бога, кроме него!

Месяц зу-л-када [15 февраля — 15 марта 1184 г.];
Аллах дал нам [в нем] познать благоденствие и его благословение.

Молодой месяц появился в ночь на четверг, соответствующий 14 февраля, следуя свидетельству о лицезрении его, которое было подтверждено перед кадием. Но большинство людей в священной мечети ничего не видело, хотя они не прекращали наблюдения до конца закатной молитвы. Некоторым из них казалось, что они его видят, и они указывали на него; но если они напрягали свое внимание, это впечатление исчезало, и их сообщение оказывалось ложным. Аллах знает, что было в действительности! Этот благословенный месяц — второй из священных месяцев и второй месяц паломничества. Аллах поднял свой молодой месяц над мусульманами с безопасностью и верой, с прощением и удовлетворением, по своему величию и милости.

В понедельник 13-го этого месяца [27 февраля 1184 г.] мы посетили родной дом пророка — да благословит его Аллах и приветствует! — представляющий собою молельню прекрасной работы. Это был некогда дом Абдаллаха ибн Абд ал-Мутталиба, отца пророка — да благословит его Аллах и приветствует! — как об этом говорилось выше. Место, где он родился — да благословит его Аллах и приветствует! — имеет вид маленького водоема шириною в три пяди. В середине его находится плитка зеленого мрамора шириною в две трети пяди, окаймленная серебром. Величина ее вместе с этим серебряным кругом равняется пяди. Мы коснулись нашими щеками /163/ этой священной земли, которая приняла самого почитаемого из новорожденных и которой коснулось дитя самое чистое и самое благородное — да благословит его Аллах и приветствует!

Мы удостоились милости получить благословение при посещении его почитаемого места рождения. Напротив него находится деревянный михраб тонкой резной работы, но все это было описано ранее. Это благословенное место расположено восточнее Каабы, у подножия горы; над ним возвышается гора Абу Кубайс, расположенная рядом. Также поблизости от него возвышается молельня, на которой написано: «Эта молельня есть место рождения Али ибн Аби Талиба — да будет доволен им Аллах!» В нем воспитывался пророк Аллаха — да благословит его Аллах и приветствует! — Это (здесь) был дом Аби Талиба, дяди пророка с отцовской стороны и его опекуна. Я побывал еще в этот день в доме славной Хадиджи, — да будет доволен ею Аллах! — где находится беседка откровения, а также [110] место рождения Фатимы — да будет доволен ею Аллах! Это — маленькая комната, вытянутая в длину, и место, где она (Фатима) была рождена, подобное маленькому бассейну, в центре которого находится Черный камень.

В той же комнате у стены есть место, где родились два ее сына, ал-Хасан и ал-Хусайн — да будет доволен ими Аллах! Место, где коснулся земли новорожденный ал-Хасан, находится рядом с тем, где ее коснулся новорожденный ал-Хусайн. А над ними — два камня, отливающие черным цветом. Они являются как бы знаками, указывающими на два места рождения, благословенные и благородные.

И мы коснулись щеками этих благородных мест, которые были удостоены прикасания кожи благородных новорожденных — да будет доволен ими Аллах! В этом почитаемом доме находится также место уединения пророка — да благословит его Аллах и приветствует! — подобное своду: в земле имеется углубление для сидения, похожее на яму, немного уходящую в стену; из стены выдается плоский камень, будто защищающий это сиденье. Говорят, что это камень, который скрывал пророка — да благословит его Аллах и приветствует! — когда он уединялся в этом месте, [да падет] благословение Аллаха на него и на чистых существ его Дома! И над каждым из этих мест рождения находится маленький деревянный купол, который защищает его, не соприкасаясь с ним. Когда сюда приходит какой-либо посетитель, купол удаляют, чтобы он (посетитель) мог коснуться почитаемого места и получить благословение. Затем купол водворяют обратно.

В пятницу 24-го упомянутого месяца [9 марта 1184 г.] эмир Муксир получил приказ /164/ схватить главу шайибитов Мухаммада ибн Исмаила, отнять его имущество и удалить его из стражи священного Дома — да сохранит его Аллах чистым! — по причине слабости, которой он был подвержен и которая не подобала тому, кому была вверена охрана древнего Дома. «И если кто пожелает там отступничества по несправедливости, Мы дадим ему вкусить болезненное наказание» (Коран 22, 25). Да упасет нас Аллах от зла судьбы и от проклятого жребия, по его милости!

В прошедшие дни этого месяца прибыли йеменские сару, многочисленными отрядами, со съестными припасами и прочим, со всеми видами приправ и сухих фруктов. И они обеспечили город... который из-за постоянной засухи и дороговизны без них испытал бы затруднение и стеснение. Они были благодеянием для этого хранимого города. Затем они снова пустились в путь, чтобы совершить благочестивое посещение благословенной прекрасной могилы, где погребен пророк Аллаха — да благословит его Аллах и приветствует! Они совершили его в очень короткий срок, покрыв расстояние от Мекки до Медины в несколько дней. Те паломники, которые шли вместе с ними, были довольны их обществом. Во время их отсутствия прибыли другие [112] их группы, но с намерением совершить единственно хадж, ибо у них не было времени на посещение Медины. Они остались в Мекке, и когда вернулись те, которые посещали Медину, в просторном городе стало тесно.

Когда наступил понедельник 27-го числа этого месяца [12 марта 1184 г.], древний Дом был открыт. Это сделал двоюродный брат с отцовской стороны низложенного шайибита; поведение его (этого брата) было подобно [поведению] первого (то есть низложенного), о котором уже говорилось. Сару, по обычаю, образовали толпу для проникновения туда, что привело к такому положению, которое ранее не возникало. Они поднялись толпою, столь тесно заполнив почитаемую дверь, что не могли ни продвинуться, ни отойти, не попав в еще большее затруднение. Затем они стали стремиться выйти, но почитаемая дверь оказалась для них слишком узка. Некоторые стремились спуститься по лестнице, тогда как другие подняться по ней, — и они столкнулись и смешались друг с другом. И тогда те, которые хотели спуститься, оказались среди тех, которые пытались подняться, а те, кто /165/ хотел подняться, наткнулись на желающих спуститься. И возникла такая давка, что все потеряли равновесие и падали друг на друга; для присутствующих это было поразительным зрелищем. Некоторые из них остались целы и невредимы, но другие — наоборот.

По большей части они спускались, перескакивая через головы и плечи. Но самое удивительное изо всего, что мы видели в этот понедельник, было то, как некоторые шайибиты пытались пробиться через эту толпу, чтобы проникнуть в почитаемый Дом, и, будучи не в силах освободить [себе проход], хватались за обивку двух дверных косяков. Одному из них удалось схватиться за конопляную веревку, прикрепленную к обивке, подняться таким образом над головами и плечами, пройти по ним и войти в Дом. Он не мог найти другого места, чтобы поставить свои ноги, — настолько [эти люди] были сдавлены, сжаты и притиснуты одни к другим. Такого сборища их, какое прибыло в этом году, не было никогда видано в предшествующие годы. Аллаху принадлежит власть творить чудеса!

И в этот самый день, 27 зу-л-када покрывала святой Каабы были подняты почти на полтора кама на стенах с четырех сторон; это называется «снять с нее ихрам», и говорят: «Кааба сняла ихрам». Таков постоянный обычай для этого числа месяца. Начиная с этого времени ее дверь не открывают, разве только после вакфа [при Арафате]. Поднятие покрывала было для паломников как бы приглашением собираться в путь, объявлением о близости срока ожидаемого прощания с Каабой. Да распорядится Аллах, чтобы это было не последнее расставание, и дарует нам возвращение к Каабе, и сделает наш путь возможным и легким, по своему могуществу и милости!

В пятницу 24-го, которая предшествовала этому дню, мы попали в почитаемый Дом благодаря представившейся возможности [113] пройти через толпу. Мы совершили прощальное посещение его, ибо после этого войти туда оказалось невозможным из-за беспрерывного потока людей, особенно персов, прибывших с эмиром иракского [хаджа]. Они состязались друг с другом, устремляясь туда, толкаясь и давя друг друга так, что их грубость и жестокость заставили забыть повадки йеменских сару. /166/ Никто из них не имел возможности что-либо разглядеть, а тем более что-то сделать. Да не сделает Аллах всемогущий и великий это наше общение с его почитаемым Домом последним, и да позволит он нам, по своей милости и доброте намерений, вернуться в него в добром здоровье!

В день, когда с Каабы был снят ихрам, был снят и со святого ал-макама покрывавший его деревянный купол. Он был заменен железным куполом в предвидении прихода упомянутых персов. Если бы он не был железным, они (персы) проглотили бы его весь, и не только его, ибо их души столь искренни в своей страстной любви к почитаемым святилищам, что они рвутся туда всем своим существом. Да вознаградит их Аллах за их намерение, по своей щедрости и милости!

Во вторник 28-го этого месяца [13 марта 1184 г.] появился низложенный глава шайибитов, гордо и кичливо выступая среди своих сыновей, держа в руке ключ от Каабы, который был ему возвращен. И он открыл почитаемую дверь и поднялся со своими сыновьями на верхнюю площадку с помощью толстых конопляных веревок, которые были прикреплены к железным столбикам, помещенным на площадке, и свешивались до земли. Там было привязано нечто вроде деревянных носилок, где восседал один из шайибитов, служителей Дома; их подняли при помощи блока, укрепленного на верху упомянутой площадки; он (шайибит) сшивал те части покрова Каабы, которые были разорваны ветром.

Мы спросили, каким образом удалось низложенному шайибиту вернуть свою должность, несмотря на совершенные им недостойные поступки. Нам ответили, что он добился своего за 500 мекканских динаров, которые он одолжил и отдал. Мы долго дивились этому и извлекли урок для себя.

Мы уверились, что его видимое заключение никоим образом не проистекало из возмущения и негодования [и стремления отомстить] за святыни Аллаха, которые были осквернены его руками при исполнении им должности, по своему величию подобной халифатству, ибо оба эти сана равны. «Поистине, неправедные — защитники друг друга» [Коран 45, 19]. Но Аллаху будет известно о каждом проступке, даже совершенном в самой благородной из стран мира! От него — воздаяние нам; он — лучший из защитников.

А в среду /167/ 29-го этого же месяца зу-л-када [14 марта 1184 г.] мы посетили дом Хайзуран, который был колыбелью ислама, и он — напротив ас-Сафа. А справа от входа к нему примыкает маленький дом, который был местом пребывания [114] Билала ¹⁹⁷ — да будет доволен им Аллах! Туда приходят через обширное огороженное место, которое напоминает фундук и окружено помещениями, сдающимися внаем паломникам. А сам же почитаемый дом — маленькое строение, слева от которого находится проход за упомянутую ограду. Он восстановлен упомянутым Джамал ад-дином, о великодушии которого уже говорилось в этом сочинении и который потратил на это около тысячи динаров. Да вознаградит его Аллах за совершенное им благородное дело!

Справа от входа в этот благословенный дом имеется дверь, через которую проникают под большой великолепный свод; там находится место, где восседал пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — и большой камень, к которому он прислонялся; справа от него — место Абу Бакра ас-Сиддика, а справа от Абу Бакра — место Али ибн Аби Талиба. А этот камень, к которому прислонялся пророк, вделан в стену и образует подобие михраба. Именно в этом доме принял ислам Омар ибн Хаттаб; оттуда благодаря ему ислам распространился, и Аллах благодаря ему сделал ислам могущественным.

Аллах дозволил нам извлечь пользу в виде благословения высокочтимых святилищ и почетных памятников и даст нам умереть в любви к тем, в честь которых воздвигнуты эти памятники, носящие их имена, — да будут за всех их молитвы Аллаха!

Месяц зу-л-хиджжа [16 марта — 13 апреля 1184 г.];
Аллах дал нам познать [в нем] его благословение.

Его молодой месяц появился в ночь на пятницу, соответствующую 15 марта. Ожидание его — чрезвычайное событие для населения, повод для явной лжи и произнесения обманчивых слов, которые считаются при отсутствии чего другого противоречивыми и лживыми даже равнодушными ко всему людьми. А это оттого, что они ожидали его в течение ночи на четверг, то есть 30-е [число месяца зу-л-када]. Но горизонт был закрыт густым туманом и скопившимися облаками, так что лишь слабый отблеск вечерней зари появился на небе. /168/ Люди страстно желали, чтобы в облаках образовалась щель и месяц можно было увидеть. Они ожидали этого, когда кто-то провозгласил такбир; огромная толпа подхватила его, и все стояли неподвижно, чтобы разглядеть то, что невозможно было увидеть, и указать на то, что было лишь плодом воображения. И все это — из горячего желания, чтобы стояние в Арафате пришлось на пятницу, как будто бы хадж не будет иметь своей силы, если стояние не придется на этот день; приводили ложные свидетельства.

Одна группа магрибинцев, жителей Египта и их знатных лиц — да улучшит Аллах их положение! — отправилась и засвидетельствовала перед кадием, что они видели полумесяц. Но тот бесцеремонно отправил их обратно, решительно отвергнув их свидетельства и сильно пристыдив их за высказывание небылиц. [115] «Как это удивительно! — сказал он. — Если бы один из вас утверждал, что видел солнце сквозь такую толстую пелену облаков, то я не принял бы этого; как же мне согласиться со свидетельством о молодом месяце на 29-й ночи!» И сообщают, что он сказал также: «У этих магрибинцев помутился ум! Дрогнул волосок их ресниц, и они, увидев что-то, вообразили, что это молодой месяц!»

Кадий Джамал ад-дин в этом деле со лживыми свидетельствами проявил твердость и благоразумие, за что его по справедливости хвалили люди просвещенные и благодарили здравомыслящие. Ибо обряды хаджа для мусульман столь важны, что они приходят исполнять их «из всякой глубокой расщелины» (Коран 22, 27), и если допускать в них отклонения, благочестивое рвение исчезает и религиозное чувство ослабевает. Да уничтожит Аллах беспорядок и зло, по своей милости!

В ночь на пятницу молодой месяц появился в промежутках между облаками; он приобрел блеск 30-ой ночи. Люди стали испускать громкие крики, возвещающие о вакфа в пятницу, и провозглашали: «Хвала Аллаху, который не сделал напрасными наши усилия и не заставил нас отклониться от нашей цели!» Ибо они полагали, что стояние, если оно не приходится на пятницу, не будет угодно Аллаху и нельзя будет возлагать надежд на его милость. Аллах велик, он выше всего этого!

Затем в эту же пятницу они собрались перед кадием и дали такие показания в подтверждение якобы виденного ими, которые заставили бы истину плакать, а ложь — смеяться. Но он отверг их и сказал: /169/ «Доколе же вы будете столь упрямы в своем желании и долго ли будете идти неправедным путем?». Он им тогда сообщил, что испросил у эмира Муксира позволение совершить подъем на Арафат утром в пятницу; тогда стояние придется на ее вечерние часы и будет продолжаться утром в субботу, так что ночь на воскресенье можно будет провести [в долине] Муздалифы ¹⁹⁸. Если вакфа (в Арафате) придется на пятницу, то ничего плохого не будет и в том, что проведение ночи в Муздалифе будет отсрочено, ибо это считается дозволенным мусульманскими имамами; если [стояние] придется на субботу, то это будет прекрасно.

А если возникнут разногласия из-за [стояния] в пятницу, то мусульмане будут введены в заблуждение и [могут быть вызваны сомнения в значении этого] обряда. Ибо, по мнению имамов, вакфа действительно лишь тогда, когда приходится на день жертвоприношения. И все верующие, находившиеся тогда у кадия, были благодарны ему за такой способ избежать [разногласий] и молились за него. Толпа выражала свое удовлетворение и разошлась с приветствием — хвала Аллаху за все! А этот благословенный месяц был третьим из священных месяцев — и первые его десять дней есть время объединения мусульман, церемонии большого хаджа; месяц шума и пролития [крови жертв], свидания людей, пришедших к Аллаху отовсюду, [116] время получения милости и благословений и большого стояния (мавкиф) в Арафате.

Аллаху угодно было поместить нас среди тех, которые провели (этот месяц) в добрых делах, сбросили покров своих недостатков и грехов, по его милости и щедрости, ибо он — источник благочестивого страха и прощения.

Тем временем, чтобы рассеять у верующих всякие сомнения относительно молодого месяца, ожидали иракского эмира, ибо считали, что его мнение будет истинным, если того пожелает Аллах. Во все эти и следующие дни из разных стран прибывали группы йеменских сару и других паломников, сосчитать которых может лишь тот, кто ведет счет их поколениям и (предоставляемым им) средствам их существования. Нет бога, кроме него!

Одним из явных чудес было то, что для столь огромной толпы оказалось достаточным хранимого города, который занимает русло долины, имеющей ширину в полет стрелы или того менее. Если бы большие города решились принять такое множество, они были бы слишком малы для него. А что же этот высокочтимый город? Чем объяснить истинное чудо, давшее ему пространство для размещения этого несметного числа людей, если не /170/ правдивым сравнением, предложенным улемами, — он увеличивается, чтобы принять всех прибывших, подобно тому, как матка растягивается, чтобы поместить новорожденного? То же относится к Арафату и другим почитаемым святилищам святого города. Да возвеличит Аллах его святость и да простит нас, по своей милости и щедрости!

С самого начала благословенного месяца литавры эмира звучали утром и вечером, а также во время молитв, возвещая о хадже, и так продолжалось до подъема на Арафат. Да окажет здесь нам Аллах свое благоволение и милость!

В понедельник, 5-го или 4-го числа этого месяца [19 — 20 марта 1184 г.] прибыл эмир Осман ибн Али, правитель Адена, который сбежал оттуда перед прибытием Сайф ал-Ислама, направлявшегося в Йемен. Он пустился в море со многими тяжело нагруженными кораблями джалаб и бесчисленными ценностями; так как его правление было длительным, доходы его были велики. Когда он высадился в месте, называемом ас-Ср... его джалаб были настигнуты кораблями эмира Сайф ал-Ислама, которые захватили самое ценное из находившегося на них. Но он уже унес с собою на берег легкие ценности и прибыл сюда цел и невредим со свитой своих слуг и рабов.

Он прибыл в Мекку с караваном, тяжело нагруженным вещами и ценностями, который на виду у людей проследовал к возведенному им здесь дому, куда в предшествующую ночь были доставлены его рабами и слугами самые дорогие ценности и деньги. Невозможно было определить величину и стоимость его состояния, и это притом, что многое у него было отнято. Ибо во время своего правления он обращался с купцами наихудшим [117] образом и все прибыли от торговли доставались ему и в его руки попадали ценные товары, вывезенные из Индии; таким незаконным образом он скопил несметные сокровища, достойные самого Каруна ¹⁹⁹. Но превратности судьбы привели его к упадку, и он не пользовался уже, как прежде, доверием Салах ад-дина, ибо этот бренный мир уничтожает своих любимцев и пожирает своих сыновей. [Ожидаемое] от Аллаха вознаграждение — лучшее из сокровищ, а повиновение ему — самая благородная цель. Нет бога, кроме него!

А свидетельства относительно молодого месяца, благословенного и благосклонного, оставались неопределенными до той поры, /171/ когда умножились известия о его появлении в ночь на четверг, соответствующий 15 марта. Об этом свидетельствовали люди, заслуживающие доверия, — благочестивые и воздержанные йемениты и прочие, пришедшие из почитаемой Медины. Но кадий оставался тверд в своем намерении отложить решение в надежде на появление гонца с известием о прибытии иракского эмира, чтобы узнать от него, каково мнение об этом эмира хаджа.

Когда наступила среда, 7-е упомянутого месяца зу-л-хиджжа [22 марта 1184 г.], прибыл гонец; а сами мекканцы испытывали страх из-за его задержки, опасаясь гнева халифа по отношению к их эмиру Муксиру, который [ранее] одним своим предосудительным поступком уже вызвал его. Прибытие гонца вернуло мир и спокойствие встревоженным душам, ибо он явился с новостями радостными и благоприятными и объявил, что молодой месяц был виден в упомянутую ночь на четверг. Известия об этом распространились и были приняты кадием со столь большим доверием, что он счел себя обязанным произнести в тот же день проповедь согласно принятому обычаю, то есть в седьмой день зу-л-хиджжа, после полуденной молитвы.

Он призвал в ней людей к исполнению их обрядов, а затем объявил им, что следующий день будет днем восхождения на Мину, то есть днем тарвийа ²⁰⁰, и что их вакфа будет в пятницу, и что согласно священному хадису пророка Аллаха — да благословит его Аллах и приветствует! — она равняется семидесяти [обычным] вакфа, а превосходство этого стояния во все годы подобно превосходству пятницы надо всеми прочими днями.

В четверг рано утром толпа поднялась на Мину и продолжала оттуда двигаться к Арафату. По обычаю, следовало провести ночь в Мине, но люди вынуждены были отказаться от этого, опасаясь Бану Шаба, которые нападали на паломников на пути в Арафат. Эмир Осман, о котором уже шла речь ранее, отличился здесь, как в священной войне, и мог надеяться получить прощение всех своих грехов, если это будет угодно Аллаху. А именно: со всеми своими хорошо вооруженными соратниками он продвинулся до ущелья между Муздалифой и Арафа-том, в место, где путь стеснен двумя горами. С одной из них, [118] расположенной с левой стороны от идущего к Арафату, Бану-Шаба спускаются и нападают на паломников. В этом ущелье, меж двух гор, эмир разбил круглый шатер после того, как послал вперед одного из своих соратников, который на коне поднялся на вершину горы, а она была крутой. /172/ Мы были восхищены его поступком, но наше восхищение относилось более всего к его коню, который смог вскарабкаться на такой крутой откос, куда не смогла бы подняться [и лань]. Благодаря заступничеству эмира все паломники оказались в безопасности; он приобретет таким образом двойную награду: одну за хадж, другую за священную войну, ибо обеспечение безопасности направляющихся в день, подобный этому, к Аллаху всемогущему и великому является поистине священной войной. Люди продолжали подниматься весь день и всю ночь и весь день пятницы; так на Арафате собралась толпа, численность которой не мог определить никто, кроме Аллаха всемогущего и великого.

Муздалифа расположена между Миной и Арафатом, и от Мины до нее столько же, сколько от Мекки до Мины, а это — около 5 миль. От Муздалифы до Арафата расстояние такое же или немного меньшее. Ее называют ал-Машар ал-Харам — священным местом [жертвоприношений], а также — Джам; таким образом, у нее имеется три названия. Примерно за милю до нее находится долина Мухассир, которую, по обычаю, пересекают быстрым шагом; она является границей между Муздали-фой и Миной, ибо расположена как раз между ними. Муздалифа находится на равнине, простирающейся между двумя горами. Она окружена хранилищами и водоемами, предназначенными для воды со времен Зубайды — да будет милостив к ней Аллах! Посреди этой равнины находится огороженный круг, а посреди его — здание с куполом, на верху которого расположена мечеть, куда поднимаются по лестницам, имеющимся по сторонам. Люди торопятся подняться туда и совершить молитву в течение той ночи, которую они там проводят.

Арафат — также долина, простирающаяся насколько хватает глаз, по своей обширности как бы предназначенная быть местом встречи всех людей. Долина окружена многими горами. А на краю той долины возвышается гора ар-Рахмат, на которой и вокруг которой располагаются верующие. В начале ее — два знака, подобные столбам, обозначающим расстояние; они указывают, что по ту сторону от них, к Арафату, находится общедоступная область, а по эту сторону — священная. Рядом с этими двумя знаками, если идти к Арафату, расположена впадина Урана, от которой пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — предписывал удаляться. Он — да благословит его Аллах и приветствует! — говорил: «Весь Арафат есть место стояния, но удаляйтесь от впадины Урана, ибо паломничество того, кто здесь совершает стояние, не будет действительным». Следует остерегаться этого, ибо иногда в вечер вакфа погонщики верблюдов уговаривают многих паломников увезти их от [119] сутолоки (во время) нафра; и они завлекают их к этим двум знакам, /173/ которые находятся перед ними, и достигают впадины Урана и даже [проходят] далее ее. А человек, находящийся настороже, не трогается с места, пока не скроется солнечный диск.

Упомянутая гора ар-Рахмат отделена от (других) гор; возвышаясь посреди долины, вся она состоит из скал, находящихся на расстоянии одна от другой. Подъем туда был труден до тех пор, пока Джамал ад-дин, о заслугах которого в этом рассказе уже упоминалось, не устроил с ее четырех сторон пологие ступени, по которым можно подняться с нагруженными вьючными животными, на что он затратил большие суммы.

На вершине горы находится здание, покрытое куполообразной крышей, которое носит имя Умм Салимы — да будет доволен ею Аллах! Но никто не знает, кому оно в действительности принадлежит. Посреди него находится мечеть, где толпятся верующие, совершая молитву. Эта почитаемая мечеть окружена широкой площадкой великолепного вида, возвышающейся над долиной Арафата. Оттуда по направлению киблы идет стена, в которой сделаны михрабы; перед ней люди совершают молитвы.

У подножия священной горы слева, если обратиться лицом к кибле, стоит дом древней постройки, на верху которого имеются комнаты со сводами; дом связан с именем Адама — да благословит его Аллах и приветствует!

А слева, если обратиться лицом к кибле, видна скала, на которой находится то место, где стоял пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — оно расположено в нижней части [скалы]. А вокруг горы ар-Рахмат и почитаемого дома расположены бассейны для воды и колодцы. Также налево от дома, поблизости от нее, находится маленькая мечеть. А около двух знаков, с левой стороны, если обратиться лицом к кибле, видна старинная просторная мечеть, стена которой тянется в направлении киблы и которая связана с именем Ибрахима — да благословит его Аллах и приветствует! В ней проповедник совершает проповедь в день вакфа; затем он здесь объединяет молитвы полуденную и послеполуденную. Также налево от двух знаков в направлении киблы находится долина ал-Арак, то есть зеленого арака ²⁰¹, который тянется по ней, насколько хватает глаз.

Собрание верующих на Арафате сделалось полным в четверг и в ночь на пятницу. А в последнюю треть ночи на упомянутую пятницу или около этого /174/ прибыл эмир иракского хаджа и разбил свой лагерь в широкой долине, с правой стороны от горы ар-Рахмат, если повернуться лицом к кибле. Кибла же на Арафате находится на западе, ибо в этом направлении располагается по отношению к нему святая Кааба.

А в утро этой пятницы на Арафате собралось столько народа, что это могло бы сравниться лишь с собранием Страшного суда. Да будет оно, если пожелает всевышний Аллах, собранием воздаяния, возвещающим о милосердии и прощении, которое [120] будет дано в день Страшного суда, когда будут выслушаны отчеты! Правдивые шейхи из живущих по соседству с Каабой утверждали, что никогда не видели на Арафате более многочисленной толпы; и я полагаю, что со времени ар-Рашида, который был последним халифом, совершившим хадж, подобного собрания в исламе не было. Аллах сделал его собранием милосердия и чистоты, по своему могуществу!

После того, как в эту пятницу были произнесены сразу две молитвы — полуденная и послеполуденная, верующие, стоя смиренно и в слезах, умоляли Аллаха всемогущего и великого о милости. Провозглашалась хвала Аллаху и громко раздавались голоса людей, взывавших к нему. Не было дня, подобного этому, в котором было бы видано столько слез, столько смирения в сердцах, столько склоненных голов, подчиняющихся божественному величию.

Люди оставались в таком положении, с лицами, обжигаемыми солнцем, до тех пор, пока его диск не исчез и не наступило время закатной молитвы. С отрядом из некоторого числа своих воинов, одетых в кольчуги, появился эмир хаджа. Они сделали остановку около скал, находившихся рядом с маленькой молельней, о которой уже шла речь. А йеменские сару расположились в особых местах, отведенных им у горы Арафата, которые они со времен пророка — да благословит его Аллах и приветствует! — передавали от отца к сыну, и никогда ни одно их племя не занимало места, принадлежавшего другому. В этом [1183-4 г.] они явились в таком числе, которого не достигали никогда ранее. Также и иракский эмир прибыл в сопровождении свиты, с какой он не являлся никогда.

С ним прибыли персидские эмиры-хорасанцы и женщины благородного происхождения, которых называли «хаватин», от единственного числа «хатун», и госпожи — дочери эмиров, и неисчислимое множество прочих иноземцев; и все они совершили стояние. А что касается нафра, то они последовали примеру маликитского имама, ибо /175/ толк Малика — да будет доволен им Аллах! — требует не совершать его, пока [солнечный] диск не скроется и не настанет время вечерней молитвы; но йеменские сару совершили нафр до этого.

Когда этот миг наступил, маликитский имам сделал знак обеими руками и сошел со своего места. И тут люди устремились совершать нафр порывом, от которого сотряслась земля и задрожали горы. Какое ошеломляющее зрелище являет собою этот мавкиф и какую надежду вселяют в души ожидаемые ими здесь выгоды! ²⁰². Аллах поместил нас среди тех, кого он особо отметил своим одобрением и осчастливил своим милосердием. Он благодетелен, благосклонен, сострадателен, щедр!

Лагерь иракского эмира был прекрасен по виду и великолепно устроен, с замечательными [огромными] шатрами — этими строениями с изумительными куполами и навесами, восхитительнее которых не было видано. Самый величественный вид [121] был у шатра эмира — он был обнесен [еще] оградой (ас-сура-дик), подобной стене из полотна, и был как огражденная часть в саду или орнамент в строении.

Внутри ограды [возвышались] тканые купола, сплошь черно-белые пестрые и разукрашенные, подобно цветам в саду. На четырех внешних стенах этой ограды помещены были фигуры наподобие щитов, с той же черно-белой [раскраской]. Зрителю, который созерцал их с благоговейным страхом, казалось, что он видит ламтийские щиты ²⁰³, они были покрыты узорами, напоминающими попоны. У этой ограды, подобной тканой стене, высокие ворота, похожие на ворота неприступных замков. Через них проникают [сначала] на середину двора и в [его] боковые приделы и выходят на открытое пространство, где разбиты шатры. Таким образом, кажется, что эмир находится в окруженном стеной городе, который он перенес сюда. Это одно из проявлений роскоши, свойственной этому правителю, подобного чему нет у государей Магриба. В воротах находятся привратники эмира, его слуги и его свита. Это высокие ворота, где может пройти всадник со своим знаменем, не сгибаясь и не склоняя головы.

Все сооружение поддерживается /176/ надежными льняными веревками, прикрепленными к колышкам, вбитым вокруг него. Это во всех отношениях замечательное создание строителя.

А лагеря других эмиров, прибывших вместе с этим (иракским), уступали его лагерю, но походили на него шатрами прекрасного вида, удивительной формы, возвышающимися подобно коронам, поставленным [на землю]. Было бы слишком длинным и утомительным описывать большую роскошь этих лагерей — домашнюю утварь, снаряжение и прочее, что указывало на благосостояние, обилие доходов и богатства.

Они также имеют для передвижения на верблюдах навесы, прекрасные на вид, восхитительной формы, дающие им тень. Их водружают на деревянные каркасы, подобные пустым ларям, которые они называют «ал-кашават». Похожие на детские колыбели, они служат в пути и мужчинам, и женщинам. Их заполняют мягкими коврами, где путешественник сидит, отдыхая, как в широкой и мягкой колыбели. А с другой стороны таким же образом располагается [еще один] путешественник или путешественница, служащие ему противовесом, и навес защищает их обоих.

Они могут так передвигаться и спящими, не чувствуя этого, или делать все, что им нравится. А когда они доходят до места остановки, то если они люди состоятельные и привыкшие к удобствам, для них устанавливают балдахин. Они входят под него на своих верблюдах, и им там ставят скамеечку, при помощи которой они спускаются Они проходят из тени навеса их носилок в шатер, раскинутый на месте остановки, не появляясь на [открытом] воздухе и не страдая от солнечного жара; обращаю твое внимание на эту роскошь! [122]

Эти люди во время их путешествия, какова бы ни была его протяженность, не испытывают тягот. Они не чувствуют утомления от длительных переходов и отдаленности места назначения. Гораздо меньше удобств у тех, которые путешествуют в ал-махарат — носилках, подобных аш-шакадиф, описанным в главе о пустыне Айзаба. Но аш-шакадиф длиннее и просторнее, ал-махарат более узок и тесен; у него также имеются навесы для защиты от палящего солнца. Те, которые по своему достатку лишены этих удобств, во время путешествия испытывают тяготы, /177/ и это есть часть будущей кары.

Но вернемся к нашему рассказу о завершении нафра в вечер упомянутой вакфа в Арафате. А именно: верующие двинулись оттуда после захода солнца, как было сказано об этом раньше ²⁰⁴. Они прибыли в Муздалифу к вечерней молитве и в одно и то же время совершили там две молитвы, согласно сунне пророка — да благословит его Аллах и приветствует!

Все священное место (машар ал-харам) было в эту ночь освещено восковыми свечами. А что касается упомянутой мечети, то она вся была освещена так, что, глядя на нее, казалось, будто сюда спустились все звезды с неба. Такое же зрелище являла собою гора ар-Рахмат и ее мечеть в ночь на пятницу, ибо эти персы-хорасанцы и многие прочие паломники из жителей Ирака позаботились доставить большое количество свечей для освещения этих почитаемых мест.

Подобным же образом выглядело святилище во время их пребывания в нем; каждый из них входил туда со свечой в руке. Большая часть их направлялась к хатиму ханифитского имама, ибо они были последователями его мазхаба. Мы видели здесь огромные зеленые свечи, поднять каждую из которых могло лишь несколько человек; они подобно кипарисам возвышались перед ханифитским имамом.

Паломники провели эту ночь, то есть ночь на субботу, в священном месте. Совершив утреннюю молитву, они направились к Мине, после вукуфа и мольбы, ибо вся Муздалифа была местом его (вукуфа), исключая долину Мухассир, которую до самого выхода из нее проходят быстрой походкой, направляясь. в сторону Мины. Именно в Муздалифе большая часть паломников собирает камни для метания, как это принято, но некоторые из них собирают их вокруг мечети ал-Хаиф в Мине; это« дозволяется ²⁰⁵. Достигнув Мины, люди начали с бросания семикамней в джамра ал-акаба. Затем они резали или закалывали [животных] и освобождались [от необходимости воздержания] ото всего запретного, исключая женщин и благовония ²⁰⁶, — до того, пока не совершили прощального тавафа ²⁰⁷.

Это побивание камнями было совершено при восходе солнца в день жертвоприношения. Затем большая часть паломников отправилась совершать таваф ал-ифада, однако некоторые из них оставляли его на второй день, /178/ а другие даже на третий — день спуска в Мекку. А на второй день, следующий за [123] днем принесения жертв, на заходе солнца люди бросали семь камней в первую джамра и столько же — в среднюю джамра, вставая у обеих джамра на молитву, и также в джамра ал-акаба, не останавливаясь у нее, руководствуясь во всем этом примером пророка, да благословит его Аллах и приветствует!

В эти два дня джамра ал-акаба занимала последнее место, тогда как в день жертвоприношения она была первой и единственной; никакая другая не могла сравниться с нею [по количеству брошенных в нее камней]. На второй день, следовавший за днем жертвоприношения, после бросания камней, проповедник произнес проповедь в мечети ал-Хаиф; затем он объединил сразу молитвы полуденную и послеполуденную. Проповедник прибыл с иракским эмиром; о нем говорили, что халиф облек его полномочиями проповедника и кадия Мекки; его звали Тадж ад-дин. Его действия показывали, что он туп и глуп; об этом свидетельствовала его проповедь, язык которой был неправильным.

Когда настал третий день, верующие поспешили спуститься к Мекке, совершив все 49 метаний камнями: 7 из них в день жертвоприношения, в джамра ал-акаба, по обычаю, затем 21 на второй день, после захода солнца, по семи в каждую из трех джамра. И столько же — на третий день; [затем] они поспешили в Мекку. Одни из них совершили послеполуденную молитву в ал-Абтахе, другие в священной мечети, а некоторые опередили их и совершили в ал-Абтахе полуденную молитву.

Прежде полагалось провести в Мине три дня после дня жертвоприношения, чтобы совершить метание семидесяти камней. Но в наше время утвердился обычай сокращать пребывание до двух дней. Аллах благословенный и всевышний сказал: «Кто поторопится в два дня, нет греха на том, а кто замедлит, то нет греха на том» (Коран 2, 203). Все это объяснялось страхом перед Бану Шаба, которые могли неожиданно появиться и напасть на мекканцев.

В день упомянутого спуска к Мекке произошла шумная стычка между черными жителями Мекки и тюрками иракского [каравана]; были нанесены раны, обнажены сабли, натянуты луки, пущены стрелы и разграблены /179/ товары у нескольких купцов, ибо Мина в течение трех этих дней была одним из самых больших рынков. Там продавали все — от драгоценных камней до грубых бус — и прочие предметы и продукты всех стран, так как она была местом собрания людей со всего света. Но Аллах предотвратил опасность этой стычки, быстро ее усмирив.

Эта счастливая остановка являлась завершающей, ибо верующие здесь заканчивали свой хадж. Хвала Аллаху, господину миров!

Комментарии

183 Атама — одно из названий вечерней молитвы.

184 Таравих — название дополнительной молитвы, совершаемой суннитами во время ночей рамадана. Во времена Ибн Джубайра совершалась в мекканской мечети также в ночь середины шабана. Обычно состоит из 20 ракатов — частей, сочетающих произнесение определенных формул с соответствующими телодвижениями (в данном случае — 100 ракатов). Каждые четыре такие части отделены от следующих паузой, откуда и название молитвы (таравих — букв. отдохновение). В таравих преобладает чтение наизусть Корана. Таслима — благословение, произносимое в конце обычной молитвы: «Мир и милость бога на вас!».

185 В разговорном языке отрицание «нет» («ла») повторяется: «ла, ла!».

186 Соблюдение поста в месяце рамадане в течение всех 30 дней, от восхода до захода (солнца) — одно из основных предписаний ислама, обязательное для всех взрослых мусульман, кроме больных, беременных и кормящих женщин, а также путешественников. Пост начинается с появлением молодой луны месяца рамадана и кончается шаваала. При этом день, следующий за 29 шабана, считается «днем сомнения», если из-за отсутствия точного свидетельства о новой луне неизвестно, шабан это или рамадан. Суннитские законоведы по большей части осуждают пост в этот день.

187 Кинтар — распространенная в то время на арабском Востоке мера веса — имел много определений, в частности магрибский кинтар равнялся 43,75 кг. О каком кинтаре идет речь в данном случае — неизвестно.

188 Сухур (букв. «еда на заре») — принятие пищи в последний раз перед началом постного дня в месяце рамадане.

189 Йанбу — порт Джидды на Красном море.

190 Хатма — прочтение всего Корана.

191 «Ночь могущества» (или предопределения — «аль-жадар») — ночь на 27 рамадана, в которую, по словам Корана, ангелы нисходят на землю. Считается, что в эту ночь Мухаммад получил божественное откровение от архангела Джабраила.

192 Слова Мухаммада, взяты из хадиса, указание на который содержится у Венсинка (A. J. Wеnsinсk. Concordance et indices de la tradition musulmane. T. 1, с. 406).

193 См. примеч. 206.

194 Ансары (ансар, ед. ч. насир — помощник) — принявшие ислам жители Медины.

195 Об обряде метания камней см. примеч. 205.

196 Согласно мусульманскому преданию, Коран в дошедшем до нас виде был составлен и отредактирован в правление халифа Османа ибн Аффана (644 — 656). Поэтому за ним закрепилось название Османова Корана или Корана в османовой редакции. Наряду с этой редакцией, ставшей канонической, существовал ряд других Коранов, находившихся в обращении до Х в.

197 Билал — эфиоп, один из рабов, выкупленных Абу Бакром. Благодаря своему зычному голосу стал первым из мусульман, призывающим верующих на молитву, т. е. муэззином.

198 О проведении ночи в Муздалифе см. примеч. 204.

199 Карун (библ. Аарон) — по преданию — пророк, брат Моисея.

200 Во времена Ибн Джубайра, как и до сих пор, церемонии собственно хаджа начинались 7 зу-л-хиджжа; первой из них была проповедь в мекканской мечети. 8 зу-л-хиджжа называлось днем тарвийа («день снабжения паломников водой», когда они запасались ею). В этот же день паломники отправлялись на гору Арафат.

201 Арак — кустарник, листьями которого питаются верблюды.

202 Вукуф (или вакфа) (стояние в Арафате) — главный из обрядов хаджа. Арафат — долина, расположенная к востоку от Мекки; с севера она ограничена полукольцом обрывистых гранитных холмов. Их нижний гребень на северо-западе называется Джабал ар-Рахмат (Гора милосердия). Слово «Арафат» («арафа» - «узнавать») восходит к легенде о встрече в этом месте Адама и Евы после ста лет разлуки и блуждания по свету, последовавших за их изгнанием из рая. Стояние перед божеством — древний обряд, свойственный всем семитским культам. Он совершается 9 зу-л-хиджжа с полудня до заката солнца. Паломники располагаются у подножия горы в долине, образующей священную территорию, тогда как проповедник находится на горе ар-Рахмат и произносит там двойную проповедь. На заходе солнца глашатай по его приказу давал сигнал конца вукуфа.

203 Ламтийские щиты — щиты из кожи одной из разновидностей африканской антилопы.

204 Нафр — бег или ифада — поток, могучее движение — церемония исхода паломников после вукуфа в Арафате; не принадлежит к главным обрядам хаджа. Церемония имеет место 9 зу-л-хиджжа после заката солнца, когда паломники мимо двух столбов, ограничивавших территорию Арафата со стороны долины Урана, устремляются на запад, в долину Муздалифе, тоже являвшуюся священной территорией; она считалась местом, где Адам приблизился к Еве накануне узнавания (араб. издалафа — приблизиться или джамаа — встретиться, откуда еще одно название долины — Джам).

Нафр до ислама представлял собою стремительный бег; примерно то же было и во время Ибн Джубайра; позже церемония приняла более умеренный характер. Она являлась пережитком древнего обряда преследования «умирающего» солнца во время осеннего равноденствия, когда его тяжелый гнет оканчивался вместе с летом; до Мухаммада бег начинался не после захода солнца, а перед ним. В Муздалифе паломники совершали объединенную молитву (закатную и вечернюю). Здесь происходило ритуальное ночное бодрствование, восходящее к доисламскому обряду поклонения богу грома и радуги Кузаху, в честь которого на горе, носившей его имя, возжигали огонь; это было частью магического ритуала, имевшего целью добиться от божества раскатов грома, а затем — благодатного дождя. Следом этого древнего акта была иллюминация мечети в Муздалифе, о чем сообщает Ибн Джубайр. В Муздалифе паломники собирали также камни, необходимые для исполнения последующего обряда бросания камней. С момента восхода солнца 10 зу-л-хиджжа продолжалось движение на запад, в сторону Мины через долину Мухассир, считавшуюся обиталищем джиннов. В современной практике хаджа стояние в Муздалифе отсутствует.

205 10 зу-л-хиджжа совершался обряд бросания камней, собранных накануне в Муздалифе, поочередно в каждую из трех груд (джамра). Обряд этот существовал и до ислама; наиболее убедительное из существующих объяснений связывает его с описанной выше церемонией «иафра»: происходило побивание «солнечного дьявола». При этом в ранние времена обряд совершали перед заходом солнца, тогда как при Ибн Джубайре — после него.

Камни бросали сначала по семь штук в каждую из двух груд — в первую и среднюю («джамра ал-ула» и «джамра ал-аусат»), находившиеся на главной улице Мины, а затем — в большую груду («джамра ал-акаба» — букв. «груда склона», по ее расположению на окраине Мины, на склоне ущелья, ведущего в Мевку). «Джамра» считались олицетворением дьявола. Метание камней повторялось 11, 12 и 43 зу-л-хиджжа. Всего следовало бросить 49 камней. Паломники, выполнившие обряд, могли покинуть Мину 12-го числа. Кажется, это и сделал Ибн Джубайр.

206 10 зу-л-хиджжа являлось также днем жертвоприношения (йаум ан-нахр), т. е. заклания животного (овцы, козы, верблюда, быка), ибо, по преданию, Ибрахим хотел принести в Мине в жертву Исмаила (но Аллах послал ему для этой цели барана). Мясо затем сушилось на солнце, поэтому три последующих дня назывались «днями сушения [мяса}» («аййам ат-ташрик»). Считалось, что паломник должен поделить мясо на три части: одну съесть, другую раздать в виде милостыни, третью сохранить. После этого паломник брил себе голову и обрезал ногти; таким образом, он оказывался наполовину освобожденным от ритуальных запретов. Жертвоприношение 10 зу-л-хиджжа было принято во всем мусульманском мире.

207 Прощальные обходы Каабы («таваф ал-ифада») паломники совершали перед тем, как отправиться в Медину; выполнение этого обряда означало полное возвращение паломника к мирской жизни. Ему были вновь дозволены половые сношения и заботы о собственной внешности (употребление благовоний).

Текст воспроизведен по изданию: Ибн Джубайр. Путешествие. М. Наука. 1984