ФАЗЛУЛЛАХ ИБН РУЗБИХАН ХУНДЖИ

ТАРИХ-И АЛАМ-АРА-ЙИ АМИНИ

События 891/1486 (?) г. ¹³⁴

Шах /л. 115а/ провел первое мухаррама (7 января 1486 г. ?) в Тебризе и в этом же году была закончена постройка замка «Хаштбихишт» ¹³⁵. Словно бирюзовой трон, он стоит в середине Сахибабадского сада и высотой своих остроконечных башен соперничает с Хаварнаком и Пирамидами. Он восьмиугольной формы и против каждой стороны имеется платформа (суффа) с прелестной нишей (так).

Когда наступила весна, двор переместился к горе Саханд, и на [этих] летовках Тебриза перемещался из одного лагеря (йурт) в другой. Именно в этом году сей раб присоединился к орду в лагере Майдан ¹³⁶, преподнес свой Бадй'аз-заман и получил заказ написать Tapux-u хумайун (так!).

Сюда также прибыл посол египетского султана Ка'ит [-бая], по имени Канум-шарбатдар, с дружественным письмом, сообщавшим радостную весть о египетской победе над румийцами ¹³⁷. Посол имел аудиенцию около середины раджаба (июля). Ответ был составлен везиром Кази Сафи ад-Дином Иса Саваджи, чье перо вызывало не меньше изумления среди волшебников красноречия, чем жезл сына Амрана (Моисея) [среди волшебников Египта]. (Следует /л. 116а/ хвалебный стих, который Маулана, царь риторов, Абд ар-Рахман Джами адресовал казию). Было дано обещание [70], что в следующем году Йа'куб направит своего посла в Египет, и посол пустился в обратный путь около середины ша'бана (август 1486 г.).

В том же году ¹³⁸ Халил-бек Суфи был отозван со своей должности даруги Шираза, и в Шираз отправился эмир Музаффар ад-Дин Мансур Порнак в качестве вали и правителя (ийалат ва хукумат). Халил был уволен в виду того, что он несколько раз нападал на жителей жаркого пояса (гармасир) и Джаруна ¹³⁹, которые постоянно посылали жалобы ко двору. Халил даже намеревался завоевать Индию (Хинд) и с этой целью то строил корабли, то возводил крепости на побережье Фарса. Эта деятельность мешала войску и жителям спокойно спать и есть. Йа'куб /л. 116б/ отозвал этого деятельного человека из земель Ислама и назначил его главой (сархайл) эмиров на границах Грузии, чтобы он беспокоил неверных. Тем временем области Грузии, Гянджа и Барда были определены на содержание (ваджх-и хуриш) падишахзаде Байсунгура (ср. л. 110а).

По возвращении на зимовку в Тебриз ¹⁴⁰ Йа'куб решил в следующем году (так!) послать махмал ^140а для Ка'бы через Багдад. В связи с этим населению, и в особенности жителям Хорасана и Мазандарана, было предложено посетить святые места. Автору было поручено составить воззвание (нишан) для поощрения паломников обещанием, что такие сборы, как тамга и бадж ^140б, будут отменены. Эта грамота (иджаза-наме-йи махмал) была разослана в Хорасан, Астарабад и Мазандаран. В ней говорилось следующее: «...Поэтому Его Величество решил, что в зулхиджжа 892 г. (начинавшемся 18 ноября 1487 г.) ¹⁴¹ будет послан махмал по багдадской дороге, которая является ближайшим путем для достижения Ка'бы... и что в обеих направлениях не будут взиматься тамга, бадж, рахдари, саукати, бахта-баши ¹⁴², салами (Б: салу ми) и т. п. и что чиновники не будут покушаться на их поклажу (пирамун-и барха на-гарданд) или забирать ее в таможни ¹⁴³, и должны считать их освобожденными и избавленными (тархан ва марфу'ал-калам) от всех сборов дивана (такалиф-и дивани). Далее, что в этих областях не будут взиматься сборы для встречи эмиров [71] и правителей (такалиф-и мулакат) и что от паломников не будут требовать предъявления пропусков (санад-у-имза), подписанных эмирами областей (олка). Копии этого приказа, скрепленные печатями исламских судей (лудат ал-ислам) и правителей должны считаться действительными (му'аввал'алайх). Ни элчи, ни йамчи, ни путешественники (айанда-ва-раванда?) не должны отбирать животных паломников в качестве улага. Их жалобы должны рассматриваться с полным вниманием ('азим муассир-ва-мусмир). Не следует требовать ежегодно возобновления указа по этому поводу.... Указ был адресован правителям, даругам, заместителям (мубашир), тамгачи, рахдарам, бадждарам, кутвалам крепостей и стражникам дорог. Мусульмане были обрадованы оживлением (ихйа) символов Ислама /л. 118а/, и на следующий год махмал отправился в Хиджаз ¹⁴⁴.

Год 892 (1487) ¹⁴⁵

В начале этого года (декабрь 1486?) Йа'куб был в Тебризе, и повсюду царило спокойствие. К концу зимы Йа'куб, согласно своему обещанию, отправил в Египет эмира Ахи-Фараджа, сына Сиди Али, и автору было поручено составить письмо на арабском языке (цитируемое на /л. 118б/ султану Малик ал-Ашрафу Абу-н-Насру Сайф ад-Дину Ка'ит-баю. Посол выехал в раби I 892 (марте 1487) г., имел аудиенцию у султана и вернулся с редкостными дарами /л. 119б/, среди которых был Коран, написанный знаменитым каллиграфом Йакутом ал-Муста'сими ¹⁴⁶. Ответ Ка'ит-бая (приведенный целиком) упоминал о прибытии Ахи-Фараджа и оказанных ему почестях ¹⁴⁷. Датирован он 10 рамазаном 892 (30 августа 1487) г. ¹⁴⁸

Описание весны ¹⁴⁹

Йа'куб покинул Тебриз 24 джумада I (18 мая 1488) г. и автор в поэме воспевает стоянки Йа'куба на пути к летовкам: Са'ид-абад — Чихил-чашма — Майдан, причем на последней государь приказал построить водоем (чашма-и сахта). В Майдане было получено известие что Сулейман-бек покинул зимовку в Ване и 26 ша'бана (17 августа) он явился к государю в ставке [72] Уджана (см. ниже л. 195б). К началу рамазана (21 августа) Йа'куб все еще находился вблизи крепости Уджан, когда от даруги Тебриза (Ибрагим-бека, сына Джихангира) и от мухтасибов было получено сообщение о том, что в этом городе вспыхнули эпидемии: красная смерть напала на холм Сурхаб (квартал Тебриза), и объявились холера и чума /л. 122а/ ¹⁵⁰. Государь решил отправиться в Сарат (теперь: Сараб) и Ардабиль, чтобы переждать холеру, а в случае, если эпидемия продолжится, провести зиму в Ираке. В середине рамазана (конце августа) государева свита через перевал Бузгуш ¹⁵¹, Мийане и Гармруд достигла реки Занджан. Затем через Аждаха-чашма и Гозалдара ¹⁵² она двинулась в Даргазин (к востоку от Хамадана). В начале зул-ка'да (середине октября) государь был в Куме.

Покидая Сарат, он приказал Сулейман-беку /л. 122б/ идти на Гилян, чтобы наказать эмир-заде Али, валия Гиляна за его дурное поведение (би-адаби).

Поход в Гилян

Мазандаран и Сари долгое время составляли часть владений счастливого владыки (навваб-и камйаб, Узун Хасана?), и эмир Зайн ал-Абидин, правитель (хаким) этих мест, принес присягу на верность государю, но каждый год уклонялся (джаваб ми-гуфт) от уплаты податей и хараджа (мал-у-харадж) Дивану ¹⁵³. После его смерти его брат Шамс ад-Дин стал правителем Сари ¹⁵⁴, но какие-то гули из среды дивов Мазандаранского леса подстрекнули эмира Абд ал-Керима ¹⁵⁵, двоюродного брата (писар-'амм) Зайн ал-Абидина, воспротивиться Шамс ад-Дину под предлогом того, что Сари является его наследственным леном и что его двоюродный брат захватил его силой. Абд ал-Керим поднял оружие против Шамса /л. 123а/, который, не имея сил сопротивляться, искал убежища у Йа'куба. Государь обласкал Шамса и обещал помощь против врага. Так как во время нападения признанным правителем был Шамс. Бакр-беку Мосуллу, главе эмиров Хорасана, было приказано выступить против Абд ал-Керима с войском из Рея и Хвара (в тексте: Хар) и пехотой из Исфахана. Они должны были изгнать его из Сари и возвести на трон Шамс ад-Дина. Услышав [73] об этом, Абд ал-Керим бежал к правителю ¹⁵⁶ Гиляна . Не успела экспедиция вернуться из Мазандарана, как Абд ал-Керим при поддержке правителя Гиляна напал на Шамс ад-Дина. Последний сообщил Йа'кубу о положении, и Хваджа Лутфуллах-тархан /л. 123б/, бывший в дружеских отношениях с эмир-заде Али (гилянским), получил приказ отправиться в Гилян и привести Абд ал-Керима к подножию трона. Однако Лутфуллах нашел Али упорствующим и преисполненным самомнения. Тогда государь дал приказания Сулейман-беку. Тот выступил в Казвин через Султанийу и Абхар. Когда Йа'куб достиг Кума, Сулейман был в Абхаре, где собралось огромное войско. Благочестивый шейх Шамс ад-Дин Халвати Казвини, который был другом эмир-заде Али /л. 124а/, явился к Сулейману и сообщил о покорности Али. Сулейман ответил, что он лишь слуга Йа'куба, и потребовал, чтобы Абд ал-Керим был выдан, а расходы по войску выплачены Верховному Дивану; тогда Сулейман доложит униженную просьбу Али Йа'кубу. Шейх поручился, что если Сулейман останется в Абхаре, он пошлет своего сына привести Абд ал-Керима. Разгневанный Йа'куб /л. 124б/ не принял этого предложения и предписал Сулейману не задерживаться в Абхаре, а продвинуться к Казвину и Рудбару и расположиться лагерем в центре Гиляна. Когда он достиг Казвина (балда-йи муваххидин), вали Гиляна возобновил свою мольбу и послал своего двоюродного брата Каркийа Сиди Ахмада вместе с казием Рудбара, Маулана Хасаном Баракаллахом и Маулана Али-Джаном. Посланцы подговорили всех сейидов, шейхов, казиев, отшельников и дервишей Казвина. Али /л. 125а/ согласился послать Абд ал-Керима в сопровождении доверенного лица уплатить государю 1000 туманов в виде подношения (савери) и 100 туманов эмирам и придворным. Однако, зная гнев своего властителя, Сулейман не принял ходатайства и приказал глашатаям (джарчи) объявить, что на следующий день войско выступит на Рудбар. Это было в пятницу, а в субботу посланцы в сопровождении всех сейидов и казиев пришли упрашивать Сулеймана, который сказал, что если Али пришлет Абд ал-Керима, уплатит 1200 туманов казне и 100 туманов в виде подарка (пишкеш) эмирам, он (л. 125б/ доложит об этом государю. [74] Каркийа Сиди Ал и подписал документ на 1200 туманов, а за остальное поручились сеййиды, говоря, что в случае неудачи они выплатят разницу из своего собственного имущества (халис-и амвал) и из стоимости своих земель (самн-и'акарат). Йа'куб принял это предложение и приказал Сулейману взять с собой Абд ал-Керима и прийти с войском к подножию трона. Абд ал-Керим ползком рядом с Сулейманом явился в присутствие государя и был помилован.

Когда после этого (в 893 г. х.) Йа'куб находился на пути в Азербайджан для погашения умственных искр ардебильского шейха (см. ниже л. 132а), в Султанийе к нему присоединился Маулана Шамс ад-Дин Мухаммад ал-Ханафи, один из почтенных улемов Казвина, который, по поручению Али /л. 126а/, хотел заступиться за жителей Гиляна. Маулана остановился у главного казия Сафи ал-Мулка Исы Саваджи, в чьей узде скакал конь государственных решений. Он просил об уступке лишь части 1200 туманов. Благодаря содействию Исы, Маулана предстал перед государем и объяснил, в каком трудном положении находится Али, добавив, что тот принадлежит к родне Пророка и Вали (т. е. Али ибн Абу Талиба). Йа'куб отказался от всех 1200 туманов и отозвал сборщиков (мухассил) из Гиляна /л. 126б/. Автор восхваляет щедрость Йа'куба и цитирует поэму Бади 'аз-Замана Хамадани в честь правителя Герата Абу Али Симджура ¹⁵⁷ /л. 127а/.

Посольство из Хорасана

В этом году (892/1487), когда государь направлялся на зимовку, от Му'изз ад-Даула вад-Дина Абул-гази султана Байкары прибыл посол (элчи) по имени эмир Низам ад-Дин Ашик Мухаммад ¹⁵⁸ Аргун. Он привез с собой памятные дары ¹⁵⁹ на празднества (той), устроенные в честь обрезания его сына в Баг-и Заган. Он привез также письмо с описанием празднования, которое автор приводит целиком /л. 127б/. Адресовано оно было Му'изз ас-салтана вал хилафа (так!) вад-Дину Йакуб-беку и в нем же говорилось о давнишней дружбе обоих домов. Хусайн Байкара также сообщал о женитьбе своего сына Му'ин ад-Даула вад-Дина Музаффара Хусайна Бахадура ¹⁶⁰ на одной из скрытых покрывалом [75] занавесей султаната [красавиц]. По тексту видно, что шахзаде был еще юным, так как подарки были связаны с его обрезанием. Автору /л. 128б/ было поручено составить подходящий к случаю ответ, который также приводится целиком ¹⁶¹.

Абд ар-Рахман Джами

Государь очень заботился о том, чтобы удостоиться благословения хорасанских шейхов (аз анфас-и пиран-и Хорасан истимдади) и в особенности оказать милость их главе, учителю мистиков, Hyp ал-Хакк вал-Хакика вад-Дину Абд ар-Рахману Джами ¹⁶². Поэтому прикрепленный ко двору знаток [Корана] Хафиз Мухаммад Шарбати, известный под именем Хафиз-и Джами, который в государевых собраниях постоянно восхвалял Джами и теперь собирался совершить путешествие в Герат, получил указание взять с собой 10000 монет шахрухи в виде подарка Маулане, чтобы купить жемчужины его молитв (джаухар-и ду'а харад).

Действительно Джами сочинил знаменитые касиды в восхваление Его Величества, но так как его хорошо известный диван и его поэзия у всех на устах (алей-на-йи афак), нет надобности их цитировать ¹⁶³.

Посещение Йа'кубом Исфахана

В этом году Его Величество совершил поездку из Кума в Исфахан, чтобы полюбоваться Зинда-рудом и внять предостережению касательно упадка трона Малик-шаха (Б; л. 118а/. Он выступил из Кума 15-го (?) зул-ка'да (2 ноября 1487 г.) и на второй день был в Кашане, где правитель падишахзаде Абул-Изз Сулейман поднес ему подарки. Отсюда Йа'куб направился в Натанз и 26 зул-ка'да (13 ноября 1487 г.) прибыл в Баг-и мирза'и в Исфахане. Сразу (А: л. 130б/ это вместилище интриг (фитна хана-йи. 'алам) превратилось в место отдыха народов, и автор с соответствующей игрой слов перечисляет кварталы города: Карран ¹⁶⁴, Баб ад-Дашт, Джуйбара и Баб ал-Каср. В день Ид-и Азха (18 ноября 1487 г.) Йа'куб отправился исполнять свои благочестивые обязанности в молельне (мусалла), после чего он остановился на соседнем поле, где юноши [76] показывали свое мастерство в верховой езде и стрельбе в цель (кабак-бахтан) /л. 131а/ ¹⁶⁵. На третий день празднества государь раздавал награды знатным людям, и в частности автор получил почетную одежду, коня и прибавку к «содержанию» (хуриш) и жалованью (маваджиб). Дары в виде провианта, подарков и сойургалов были розданы сейидам, уламе, ученым и неимущим.

17 зул-хиджжа (4 декабря 1487 г.) государь начал свое обратное путешествие на зимовку в Кум, куда он прибыл к концу месяца и счастливо завершил свое пребывание в этой «сердцевине Ирака».

Год 893 (1488)

В первый день следующего 893 года (17 декабря 1487 г.) государево знамя продолжало развеваться над Кумом /л. 131б/ и царило повсюду полное спокойствие.

Шейх Хайдар ¹⁶⁶

Среди событий этого года было восстание презренного дьявола, (шайтан), т. е. Шейха Хайдара Ардебильского, который возжелал возвыситься, но пал подобно тельцу, созданному самаритянином ¹⁶⁷. Ведя постыдную жизнь, он при поддержке идолопоклонников (буквально «поклоняющихся тельцу») Рума повел войско на Ширван /л. 132а/. Незрелый человек, следующий стезей погибели, заслуживает быть утопленным или заживо сожженным. Таковым был Шейх Хайдар Ардебильский, желавший воздвигнуть султанство путем простого притворства (талбис), сменив [дервишескую] шапку нищенства (кулах-и гада-и) на венец мирового владычества и воображая будто любой предводитель цепочки [воинов] может сделаться разрушителем вражеских рядов (сахиб-саффи саффдар), и т. д. /л. 132б/.

Когда Йа'куб возвращался с зимовки в Ираке [Персидском] ему сообщили, /л. 133а/ что Тебриз — это око вселённой среди обширных горизонтов — избавился от заразы, но близ Султанийи он услышал о восстании Шейха Хайдара, который выступил с тем, [77] чтобы ограбить мир и разорить Ширван. Так как некоторые его действия связаны с замыслами его отца, нам следует рассказать историю шейхов Ардебиля и объяснить их связи с людьми Рума ¹⁶⁸ и усиление этих связей при Хайдаре и его отце.

Возвышение Кызылбашей

Следует пространное рассуждение о недостаточности одного лишь происхождения от великих предков, как это поясняется рассказами о Ное и об отце Авраама /л. 133б/. Тот, кто сознает свое личное достоинство, не нападает на детей другого. Действительно, Хайдар принадлежал к семейству почтенных шейхов, ибо Ардебиль был убежищем святости и местом происхождения праведных. Первый, поднявший стяг превосходства в этом семействе /л. 134а/, был единственный в мире (вахид-и афак) Шейх Сефи ад-Дин Исках (1252—1334 гг.), родившийся в деревне, называемой Калхуран (написано: Кахбаран). Некоторые достойные доверия люди, читавшие книги, написанные о жизни этого рода, сообщили автору, что причиной, почему Сефи ад-Дин избрал стезю благочестия (сулук), был сон, в котором ему было вручено зеленое знамя, достигавшее небес. Этот сон побудил его путешествовать и посещать святых мужей. Он отправился сперва в Шираз, где встретился с Муслих ад-Дином Са'ди (амлах ал-мутакаллимин) и вероятно вдохнул аромат, исходивший от его Бустана ¹⁶⁹. Он закончил свои дни в Ардебиле, где он наставлял своих последователей. Эмиры Талыша превратили его жилище в свое убежище /л. 134б/ и великие люди (кубара) Рума почитали его. В его жизнеописании (китаб-и сират) говорится, что когда справедливый государь Улджайту Султан (1305— 1316 гг.) закончил постройку (та'мир — «перестройку») Султанийи (в 1305 г.) <точнее, в 1313 г.>, он созвал благодарственное собрание, на которое явилось 400 знатных, людей, улана, мистиков и святых старцев. На собрании председательствовали Шейх Ала ад-Дин Симнани и Шейх Шараф ал-Хакк вад-Дин Дарджазини. Желанием султана было, чтобы ардебильский шейх завершил своим присутствием ожерелье собравшихся. Шейх знал, что если он воздержится от [78] еды на пиру, государь может обидеться, но его праведность противилась принятию пищи (навала) от султанов ¹⁷⁰. Поэтому он сослался на свой возраст (л. 135а/ и послал своего сына Хваджа Садр ад-Дина (1305— 1393) в сопровождении почтенного служителя (хадим) Шейха Изз ад-Дина. Садр ад-Дин был юношей, еще не сорвавшим розы в саду аскетизма (рийаз-и рийазат), и не отказался от вкушения пищи. Шейх Изз ад-Дин воспользовался случаем, чтобы получить для него благословение непорочных (арбаб-и сафа). По его возвращении в Ардебиль Сафи ад-Дин назначил его своим преемником (хилафат). После смерти Сафи ад-Дина слава Садр ад-Дина распространилась повсюду, число его последователей возросло, и эти люди приносили ему множество ценностей и вскоре, как преемник своего отца, он к достоинству Аарона (Харун) присоединил великолепие Кораха (Карун). Его подвалы (хафир) наполнились провиантом, а место паломничества переполнилось товарами. Подарками он забил (малиш) головы <привлек к себе> войска Талыша, а также приручил (рам) богатствами людей Рума. Когда автор писал это повествование, ему пришло на ум: как жаль, что в то время, как Сафи ад-Дин /л. 135б/ уберег свое существо от сомнительной трапезы (лукма-йи шубха), он не удержал своих детей от мирских благ (хутам). Вследствие этого его потомки отказались от бедности и смирения (хаксари) ради трона царства. Им бы следовало оставить помыслы о венце (тарк-и тадук) и избрать «венец отречения» (байасти... тадж-и тарк гyзuдaндu) ¹⁷¹.

Покидая этот свет, Садр ад-Дин оставил молитвенный коврик наставления святому полюсу (кутб-и вали) Шейху Хваджа Али (ум. в 1429 г.), чья слава распространилась по свету /л. 136а/. Но когда дар (навала) наследования дошел до Джунейда, он изменил образ жизни своих предков: птица душевного беспокойства снесла яйцо жажды власти в гнезде его воображения. Ежеминутно он стремился завоевать какую-нибудь страну или область. Когда его отец Хваджа Шейх-шах [Ибрахим] скончался (в 1447 г.), Джунейд по той или иной причине ¹⁷² был вынужден покинуть родину и странствовать в различных областях Сирии, Запада (Магриб) и Рума, В Сирии он несколько раз восставал [79] против правителей; вследствие этого ему пришлось бежать в Дийарбакр, и в Амиде он явился на поклон к Узун Хасану. Последний был внимателен к отшельникам и дервишам и радушно принял Джунейда в надежде вдохнуть от его рубашки дуновение святости его предков /л. 136б/. Государь даже принял его в родство (мусахарат) с собой; отдав этому Юсифу Зулейху из своего гарема (тутук), которая была дочерью властителя мира Али-бека и его собственной сестрой (сине). Ни один владыка не может претендовать на равенство (кафа'ат, так!} с родом Байандура, но можно было применить к целомудренным царевнам правило Корана (XXIV, 32), выдавая их замуж за роственников, двоюродных братьев или сыновей выдающихся сейидов и шейхов. Женитьба Джунейда стала известной даже в самых отдаленных уголках Сирии и Рума, и ввиду этой чести халифе ¹⁷³ прежних шейхов пожелали явиться к нему на поклон. Но Джунейд не был лишен дерзости и выказывал признаки неистового безрассудства. Ежеминутно им овладевала какая-нибудь зловещая затея; например, его ум не покидала мечта о завоевании Ширвана. Вследствие этого после новой оказанной ему почести он решил вернуться в Ардебиль. Оттуда с небольшим числом разношерстных людей и, скрывая свои намерения под предлогом (ба-таурийа) священной войны против черкесов ¹⁷⁴, он переправился через Куру и поспешил в область Табарсарана ¹⁷⁵. Там он увлек некоторых местных жителей ¹⁷⁶ и, собрав их, восстал против Верховного Султана (так!) эмира Халила правителя Ширвана (1417—60 гг.), в котором сочетались слава (хасаб) Хосрова с происхождением (насаб) от Кисры ¹⁷⁷. Эмир спросил его, /л. 137б/ по какой причине он вместо стяга праведности (хидайат) поднял знамя предводительства (сарханги). Однако шейх не пожелал слушать и сразился с Халилаллахом у подножия Кавказского хребта (даман-и Албурзкух). Вместо того, чтобы набросить шнурок четок вокруг своих шей, суфии накинули арканы на шеи мусульман и страх от их палиц (гурз) поднял пыль с Албурза. Но, наконец, победа осталась за знаменем Ширвана, и голова Джунейда, которая не вместилась бы в чашу (тас) небосвода (гунбад-и хазра) ¹⁷⁸ , была помещена в чаше (ташт) перед эмиром, и народ Ширвана [80] смог свободно вздохнуть. Поведение Джунейда было подобно тому, которое книга (под названием) Свойства животных (хавасс-и хайаван) приписывает змее /л. 138а/, омрачает существование других ¹⁷⁹. Как змеи, Джунейд и (его сын) Хайдар ежегодно с дурными намерениями выступали на покорение Ширвана ¹⁸⁰. Аллах! Аллах! Какая разница между тем, кто подобно змее желает захватить жилища других и, исполняя рисманбази ¹⁸¹, бросает аркан, злых намерений во все стороны, и тем, кто соломоновой рукою ¹⁸² завоевывает страну только для того, чтобы восстановить его (бахшад) одним взмахом своего рукава (ба-ишарат-и сар-астини)! Надобно ли /л. 138б/ говорить о Ширване, чьи правая и левая стороны ¹⁸³, хотя и захваченные мечом, были возвращены, поистине как это делал Хосров? Если бы государь как солнце завоевал мир утром, вечером он отдал бы его в награду (ин'ам) какому-нибудь (черному) индийскому (рабу) ¹⁸⁴.

Молодость шейха Хайдара

Когда светильник жизни Джунейда погас от ветра его борьбы за царство (1460 г.), искры ¹⁸⁵ существования его сына Хайдара ярко вспыхнули в Амйде. Глупцы Рума, представлявшие сборище заблуждения /л. 139а/ и воинство дьявольских замыслов, ударили в колокол нелепой претензии христиан на крыше мирового монастыря и подобно этому сбившемуся с пути народу подвергли свою (собственную) троицу (салис-и саласа) примерной каре в глубинах ада ¹⁸⁶. Они открыто называли шейха Джунейда «Богом (илах)», а его сына «сыном Божиим (ибн Аллах)». «Не подобает Милосердному брать себе Сына» (Коран, XIX, 92—3), когда глазами достоверности они увидели, что бессильный труп (лаша) Джунейда был набит прахом и кровью. Восхваляя его, они говорили: «Он живой Единый [бог], нет Бога кроме него». Их безрассудство и невежество доходили до того, что если кто-либо говорил о шейхе Джунейде, как о покойнике, он не мог более наслаждаться сладким напитком жизни; и если кто-нибудь говорил, что часть его тела (голова) утеряна, они предавали гумно его существования ветру небытия. [81]

Великий государь (Узун Хасан) после смерти Джунейда сделал его сына средоточием своих забот (дар хаджр-и тарбийат). Счастлив дитя фортуны, которого воспитывает до зрелого возраста такой дядя (хал) и повелитель (марзубан). Намерением государя было то, чтобы шейх-заде, следуя по стезе (тарикат) своих предков, стал достойным для восшествия на молитвенный коврик праведного руководства. Следовательно, после завоевания Азербайджана он пожаловал ему, несмотря на его юный возраст, шейхство святилища (чилла-хане) Ардебиля и поощрял его следовать по пути благочестия. Однако судьба зачислила шейха Хайдара в число злополучных (ашкийа) и начинило его нрав властолюбием /л. 139б/. Наместники (хулафа) его отца прибыли со всех сторон и как глупцы объявили радостную весть о его божественности (улухийат). Чрезмерное повиновение людей Рума привело к приобретению шейх-заде дурных привычек. Ему следовало бы сидеть в школе, когда он сидел на коне. Он должен был бы держать у себя на коленях дощечку с азбукой (лаух-и хиджа), когда вместо уроков о ступенях духовного совершенствования (макамат-и ма'нави) он читал занимательные истории былых времен (мутаййибат-и Пахлави). Вместо того, чтобы упражнять свое перо на священной книге, он упражнял свою саблю на собаках Ардебиля. В его доме единственным чилла-гир был его лук ¹⁸⁷ и в его близком окружении (халват) одна лишь сабля применялась для подвигов ¹⁸⁸. Ранним утром, которое почтенные (абдар) шейхи приветствуют с болью в сердце и разрывая себе грудь, он мастерил щиты и точил стрелы. Вечерами, когда аскеты вытягивают вперед свои головы (в религиозном пылу, му-ракабат) он саблей насилия отрубал головы людей. [Он был подобен тому],

Кто (ан-че) никогда не молился и никогда не давал закат,
Кто никогда не постился и не знал пути к Арафату (в Мекке).

Когда государева свита достигла Ардебиля, автор услышал от достойных доверия лиц рассказы о дурном образе жизни Хайдара. Если бы он упомянул даже малую их часть, его могли бы обвинить в преувеличении (джазаф). Например, когда он подозревал кого-нибудь [82] из жителей Ардебиля во враждебности /л. 140а/, он обращался с ним с такой чрезмерной жестокостью, от какой воздержались бы даже отъявленные тираны. Одной из его проделок было вымазать живую собаку нефтью и серой; ночью когда несчастный человек сидел среди своих детей, приверженцы (мурид) шейха, поджигая собаку, бросали ее, как громовую стрелу гнева, через окно в дом. Собака начинала метаться по всем углам и мебель воспламенялась. Если кто-нибудь задумается хотя бы над одним этим низким поступком, то он откроет в нем все степени преступления и насилия. Те же лица рассказали, что он приобрел удивительную ловкость (даст) в мар-бази («заклинание змей») и держал полные ящики змей; вместо четок, которые раздают добрые люди, он кидал гадюк в лицо присутствующих на его собраниях.

Так как Ардебиль был его резиденцией, он пользовался набегами на неверных (газа) как способом мучить мусульман. Свирепые люди стекались отовсюду в Ардебиль и занимались кражей и убийствами. Подобно своему отцу, шейх желал завоевать Ширван и теперь /л. 140б/ к этому намерению прибавилось стремление отомстить за смерть отца по праву возмездия. Большую часть своего времени он проводил в накоплении мечей и копий для этого похода. Многие люди из Рума, Талыша и Сийах-куха (Караджа-дага) собирались к нему, и передают, что они почитали его как свое божество (ма'буд), и, пренебрегая обязанностями намаза и общественного богослужения (ибадат), они смотрели на шейха как на свою киблу и на существо, которому следует поклоняться (масджуд) ¹⁸⁹. Шейх проповедовал им вероучение ибахат ¹⁹⁰ и религиозный закон хуррамитов Бабека ¹⁹¹. В своем крайнем лицемерии он надел шапку суфия на свою голову и лохмотья (хирка) дервиша на свою грудь, в то время как у себя дома он выделывал кольчуги и заставлял оттачивать сабли. ¹⁹².

Правда, что от природы он был храбрым человеком и приобрел большую сноровку в стрельбе из лука и в пользовании саблей, пикой и арканом, и в этих искусствах пристыдил бы Рустама и Афрасийаба /л. 141а/. Все свое время он проводил в телесных упражнениях, [83] подобающих витязю, и в изготовлении колющего и режущего оружия он был неподражаем.

Я слышал, что он изготовил несколько тысяч копий, кольчуг, сабель и щитов без помощи оружейников, так как дал клятву их изготовить и потому, что он желал обучать своих приверженцев (мурид) как их глава (муршид). Когда все эти предметы были готовы, по его желанию, бесчисленные толпы собрались вокруг него — внешне суфии и муриды, но внутренне мятежные демоны (див-и марид); он снабдил их оружием из своего арсенала (гур-хане), и все они повиновались ему — молодежь, крепкая (джалд) и воинственная, ловко владеющая саблей в бою (масафф-и фарханги).

Молодой шейх, собрав средства господства, написал из Ардебиля к подножию трона, что суфии, проявив усердие (иджтихад) в различных религиозных обрядах, должным образом завершив великий джихад, представляющий приступ на свою собственную душу, теперь по поговорке «Бог возвышает на одну ступень тех, кто старается, над теми, кто сидит», они требуют права отличиться в малом джихаде. Если государь разрешит, они начнут священную войну против черкесов ¹⁹³, ибо в действиях против них уже давно ни один владыка /л. 141б/ не завоевывал славы, ни отряды конницы («О, всадники Бога, на коней») не топтали их земель. Пусть [гази] удостоятся великого вознаграждения, щедрой награды [в потустороннем мире] и высокого содружества.

От государя не укрылось, что для шейха священная война была лишь предлогом и что тем или иным способом он ищет воинственных приключений (силахшури), но, так как по всей видимости шейх собирался выступить против неверных (джихад), для государя Защитника Веры было неудобно мешать этому предприятию, и он разрешил ему выступить. Невозможно было напасть на черкесов, не проходя через Дербент Ширвана, а это требовало разрешения ширваншаха (так!) Фаррух-Йасара ¹⁹⁴. Последний был справедливым и благонамеренным государем, своим высоким происхождением (насаб-и мани') превосходившим других соседних правителей, а своей славой затмевавшим блеск великих и почитаемых людей. В своем покорном обращении к государю шейх просил его дать указания [84] эмиру, чтобы тот разрешил ему пройти, и ему было написано в этом смысле письмо. «Властелину львов» (ширан-шах) было ясно, что это будет длительным делом и что дни бедных людей Ширвана станут темными от мрака насилий Хайдара; однако, повинуясь государеву приказу, он открыл дорогу на Дербент и таким образом добровольно пустил беду в свои владения /л. 142а/. С примерно 10000 человек шейх прошел через Дербент по пути в страну неверных черкесов. Опустошив страну и захватив пленных, он с триумфом вернулся в Ардебиль. Он послал рабов и рабынь в дар (билакат) государю. В следующем году ¹⁹⁵ он поступил точно так же и его влияние возросло. Правители далеких стран были изумлены его успехом и приняли во внимание его достижения (аз караш хисабха гириф-танд). Действительно, в других столетиях не было примера шейха в одежде дервиша, который бы совершал такие подвиги, не восставая против владык или не взимая харадж города (касаба). Властитель Рума, не взирая на все свое войско и владения, опасался смелости приверженцев шейха ¹⁹⁶ и поражался чрезмерному доверию, с которым в данном случае султан Йа'куб полагался на милость божию ¹⁹⁷. И нет ни малейшего сомнения, что если бы кто-нибудь сказал, что султан Йа'куб самый мужественный из владык мира, это утверждение получило бы полное подтверждение в данном случае, ибо отвратительное вероучение шейха Хайдара и его стремление к завоеваниям были ясны для всех, как это впоследствии стало совершенно явным. Было известно, что в городе Ардебиле, расположенном по соседству с Тебризом, он постоянно был занят сбором войск и вынашивал дурные замыслы /л. 142б/ и что в один прекрасный день искры этой опасной деятельности воспламенятся, между тем еще было так же легко погасить это, пламя с помощью меча или яда, как выпить глоток воды. Тем не менее, разум Его Величества, являющийся источником доброты, не принял мстительного решения против шейха из чувств, родства и уважения. От избытка своего собственного мужества он придавал власти шейха меньше значения, чем ползающему муравью, [85]

В 892 (1487) г., когда шейх вернулся из своего (второго) похода против черкесов ¹⁹⁸ и привел с собой около 6000 пленников, государь приказал ему явиться в столицу. Шейх надел на себя старую хирку, а на голову грязную такийу, и в сопровождении двух жалких людей (мафлук) в дервишеском одеянии остановился в Тебризе в приюте (такийа) шаха Хусайна. Эмиры и сановники добивались его благословения. Государь, следуя обычаю султанов в отношении великих ардебильских шейхов, оказал честь шейху посещением приюта. На следующий день шейх прибыл для целования подножия трона. Все считали, что настало время заставить шейха отказаться от царских замашек и завоеваний, а если он станет /л. 143а/ упорствовать (ва-агар аз гирцфтан ва-ниййат кардан махфуз манад), то по меньшей мере удалить его из его дома и запретить ему сношения с его приверженцами (ахл-и алтаф), в особенности с [его] заместителями (хулафа) в Руме. Государь, полагаясь на божью милость, сказал: «Что может случиться от походов шейха и что может сделать дервиш? Нельзя пятнать свои руки кровью мусульманина, никогда не заподозренного в мятеже, или топтать дом родства шагами насилия по простому подозрению. Дар царствования, данный нам Всемогущим, будет защищен нашим упованием на Него. Если возникает какое-нибудь подозрение, надо искать соглашения и поручительства, чтобы он не покинул тропу послушания, но если он отвернет свою голову от соглашения [тогда] пусть его голова будет доставлена ко двору». С этой целью шейха принудили поклясться перед главным судьей (кази ал-кузат), и как пленная птица он с радостью улетел из клетки в Ардебиль. Соглашения и договоры не имели для него никакого значения, но «тот, кто их нарушает, губит свою собственную душу».

Шейх Хайдар в 893/1488 г.

Когда государь был на зимовке в Центральной Персии (1487—88 г.), шейх подумал, что шахматная доска свободна от короля и, надеясь на ходы (мансубабази) ¹⁹⁹ Провидения, решил укрепить положение королевы своих замыслов (фарзин-банд-и тадбир-ра... мустахкам сахт?) и двинуть пешку своих притязаний на [86] мировое владычество. Поэтому сначала он послал свою возлюбленную мать ²⁰⁰ ко двору выпросить разрешение совершить набег на черкесов. В Куме она остановилась в шахском гареме и пустила в ход все средства для выполнения планов своего сына. В конце концов она добилась указания «властелину львов» (шираншах) Фаррух-Йасару ²⁰¹, чтобы он оказал свое содействие набегу на черкесов. По возвращении матери шейх с дьявольской поспешностью ²⁰² и вместе с отрядом (нафар), бывшим наготове, выступил из Ардебиля в Ширван. Ежедневно к нему присоединялся ряд отважных предводителей нечестивой толпы (описано в Коране, XIX, 60) и бесчисленные отряды. Когда с морем людей, двигавшихся под его знаменем, он достиг реки [Аракса], то это уже представляло бесчисленное сборище (хашар) людей Талыша в синей одежде ²⁰³, злополучную толпу из Сийах-куха ²⁰⁴ и погрязших в невежестве Шамлу ²⁰⁵. Все они выступали под его знаменем заблуждения. Когда он достиг округа Джалперт (Чарберд) в области Барда, который был леном (улька olga) Верховного Судьи ²⁰⁶, он ограбил его и забрал имущество общины зиммиев ²⁰⁷, которые благодаря божьему повелению («кто обидит зиммиев, обижает меня») жили в мире /л. 144а/ и, уплачивая джизью и десятину (ушр), были освобождены от страдания и зла. Едва такое нарушение договора стало широко известно, это привело к сопротивлению, расколу, смятению и бедствиям. Когда шейх переправился через реку (Араке? Куру?), он послал человека к ширваншаху объяснить, что отряд собирается сражаться с черкесами и что государь отдал приказ эмиру [Ширвана] открыть дорогу через Дербент и оказав помощь войску Ислама. Похоже, что отправкой посла (элчи) он намеревался добыть сведения относительно Ширвана и его войска, ибо Ширван является постоянным обиталищем мира и его войска спокойно остаются в своих местах, так что в присутствии государя находятся только военачальники, эмиры, придворные и приближенные.

Случилось так, что, когда прибыл посланец, эмир праздновал свадьбу одного из своих детей и проводил свои дни в полном спокойствии и беспечности: копья [87] (найза) уступили место флейтам (най), а щиты — барабанам. Государь приветствовал посланца и вместе со своим послом отправил несколько кольчуг, коней и другое военное снаряжение в помощь джихаду. Посланец шейха вернулся вместе с этим послом и сообщил своему повелителю, что эмир беспечен (гафил) и было бы неразумно упустить такую возможность /л. 144б/. Шейх нарушил договор и, будучи невысокого мнения о Ширване, грубо обошелся с послом. Он сказал ему: «Возвращайся и сообщи эмиру, что мы на тропе войны и движемся против [него]. Как возмездие за каплю крови моего отца мы отрубим голову всему миру. Битва произойдет в такой-то день и суфийское войско нападает на город Шемахи без промедления». Он отобрал у посла коня и отправил его пешком, чтобы тот возвратился к своему повелителю лишь за день до назначенного срока. Когда тот объяснил обстоятельства, среди ширванцев поднялись вопли и все разбежались кто куда. Эмир был весьма озабочен, так как его войско было рассеяно и не было сделано никаких приготовлений, несмотря на общеизвестную дерзость и безрассудную храбрость шейха. Было ясно, что в случае его победы, на площадях Шемахи прольются реки крови. Ввиду невозможности сопротивляться с малым числом войск, эмир отправил своих детей и имущество, а также жителей Шемахи всех сословий в крепость Гулистан ²⁰⁸, находящуюся недалеко от Шемахи. Хотя войско его было малочисленно, он не пал духом и приготовился к битве в окрестностях города. На следующее утро, когда небесный суфий, одетый в синее, возложил красную шапку на свою голову ²⁰⁹ и начал наносить удары своими саблями по всем направлениям, шейх царственно /л. 145а/ прибыл с многочисленным войском суфиев. Вместо пестрого отрепья (муракка') они надели доспехи, вместо сефевидских шапок (тадж) на них были шлемы ²¹⁰, и на быстрых конях и с саблями наголо они прибыли на поле битвы.

Фаррух-Йасар стоял крепко, как кипарис, направо (йамин) от города, в направлении к Гулистану, чтобы подчиниться правилу, согласно которому «отражение нападающего необходимо в пределах возможного», и чтобы не подвергаться упреку в бегстве. Он видел неравенство в силах, но, жалея бедных и слабых, считал [88] нечестным укрыться за стенами крепости. Однако когда шейх, как стремительный поток, обрушился на своих противников /л. 145б/, ширваншах с сердцем, обливающимся кровью, вошел в Гулистан. В своей мстительной ярости шейх начал истреблять жителей города. Среди народа раздались вопли, суфии наполнили Шемаху кровью до краев ²¹¹, не делая различия между высшими и низшими, учеными и невеждами. Будучи сам неучем, шейх был врагом отменных ученых и считал своим долгом их уничтожить /л. 146а/. Не довольствуясь истреблением всех людей, он в своей закоренелой ненависти сжег весь город. Я слышал, что бедные люди, бежавшие от этих диких зверей, уносили своих жен и детей на своих плечах или сажали их на ослов, но на перекрестках дорог суфии нападали на этих несчастных, беззащитных и невинных детей; подбрасывали как мешки соломы. Завершив избиение и пожар, шейх приготовился к осаде Гулистана и разбил свои палатки у подножия крепости, придумывая способы изнурения (тазйик), готовя пушки (туп) ²¹² и сооружая баллисты. У эмира не было другого пути спасения от дурных намерений этого злодея, как обратиться к государю. Поэтому он обратился к нему за помощью и попросил высочайших сановников (аркан) и сподвижников (ансар) государя поддержать его. В смиренном, но красноречивом письме, написанном из Гулистана, он пытался пробудить жалость государя /л. 146б/. Его посланец застал двор на стоянке (йурт) в Гозал-дара (см. выше л. 122а) — одной из летовок Султанийе, и гнев Его Величества распалился. Он решил отомстить (кисас) за кровь мусульман и помочь ширваншаху, чьи древние права [на помощь] были усилены недавней связью (карабат), установленной через падишахзаде Абул-Фатха Байсунгур-хана (см. л. 110а). Действительно, по шариату, поведение шейха в отношении могущественного правителя (хаким-и кадир) делало обязательным отразить его тиранию и насилие, ибо своими действиями шейх Хайдар являлся либо мятежником (йаги), либо разбойником и агрессором. В первом случае, даже если мятеж против законного имама (так!) произошел ввиду каких-нибудь [законных] сомнений (ба-васита-йи 'уруз-и шубха), он вce-таки является мятежником из-за своего отчуждения [89] (муфаракат) от общины, ибо Пророк сказал: «Всякий, кто отделился от общины на расстояние пяди, снял ярмо (рибка) Ислама со своей шеи», как это передает Абу Да'уд ²¹³ в своем Сунан. Если он окажется разбойником — дело ясно! Если же он окажется агрессором и те, на кого он напал (т. е. в данном случае народ Ширвана), не будут в состоянии его отразить, законоведы (фукаха) объяснили, что отражать нападение на кого-либо другого то же, что и самозащита. Также в этом смысле имам Ахмад [ибн] Ханбал в своем Муснад передает слова Пророка, переданные Сахлем ибн Ханифом. Во всяком случае, разрешение закона и призыв благородства (мурувва) совпадали, и государь двинулся на выручку правителя Ширвана.

К тому же шейх Хайдар в виду ограбления им подзащитных подданных Чалперта, что противоречило соглашению, заслуживал наказания и возмездия за неблагодарность (кайфар-и куфран-и ни'мат) тех, кто бы схватил за подол (даман) его действии.

Государственные сановники также написали ширваншаху, чтобы утешить его обещаниями в соответствии с его желанием. Звезда (наджм) неба счастья ²¹⁴, чье каждое письмо и каждое слово заставляет умолкать самых красноречивых людей мира, как друг и как шейх (старший годами?) ширваншаха, ограничился тем, что привел ему один стих Хафиза /л. 147б/:

Движение небес идет по образцу равновесия ('адл),
Будь бодр, ибо насильник не унесет поклажи в свой дом ²¹⁵.

Государь лично выступил из Гозал-дара в Ширван, и между Султанийе и Ардебилем ни на миг не останавливался. Вали-ага с отрядом отборных молодцов (джаванан-и сара) был послан вперед из привала Чарха-банд. Выдающийся воин Аулийа-ага (Вали-ага?) с шестидесятою бесстрашными витязями Ак-койунлу ринулся в бой.

28 джумада II 893 (9 июня 1488) года государева свита достигла реки Ардебиля, где шейх Хайдар разбил сад и посреди него воздвиг высокую крепость. Здесь Омар-бек Чакари явился к государю и провел прекрасный парад войск Чакарлу на площади парадов (арз). После этого государь прибыл в Ардебиль. Так [90] как окрестности (хаума) города были окружены полями его жителей, были опасения, что воины пустят своих коней (улаг) в засеянные участки и таким образом причинят ущерб посевам. Государь повелел, чтобы всякий убыток или недостаток, происшедший от постоя войска, был бы возмещен (джабр) из шахского дохода ²¹⁶, когда финансовые агенты будут делать расчеты (мухасаба). Как мог бы такой справедливый властитель не одержать победу над кровожадным тираном, который ставит тысячу человеческих жизней в цену клочку травы (тара)? Жители Ардебиля после многих лет тирании впервые увидали справедливость. Государево знамя оставалось в Ардебиле неделю, и здесь были получены известия от Вали-ага, который стоял лагерем в Джаваде, близ слияния Куры и Аракса. Он сообщал, что, когда шейх Хайдар услышал о походе государя, его решимость поколебалась (сабр (?) мутазалзал) и он оставил местность Шемахи; объятый страхом (джубн), он не остановился /л. 148а/, пока не достиг Джабана ²¹⁷, откуда он двинулся в направлении Дербента. Если государь отдал бы приказ, отряд под командой Вали-ага также выступил в том же направлении и дело с шейхом было бы быстро решено. Государь продвинулся на один переход от Ардебиля в направлении Ширвана и был встречен Маулана Шараф ад-Дином Хусайном катибом. Этот последний был садром ширваншаха и его приближенным ²¹⁸ и от имени своего повелителя просил о помощи и содействии. Он рассказал обо всей истории шейха и эмира. Пока шейх осаждал крепость.Гулистан эмиры, рассеянные по всему Ширвану (дар атраф-и Ширванат), собрались под предводительством Кичи-бека, одного из великих людей Ширвана, и в согласии с улемами и отшельниками (захид) с 100000 воинов и жителей Ширвана выступили священной войной (джихад) против шейха. Они отправили письмо в Гулистан, говоря, что войско выступит в такой-то день и, когда они нападут /л. 148б/ снаружи, пусть эмир ударит изнутри. К сожалению, лазутчик (джасус) был пойман людьми шейха Хайдара, который узнал о положении. Шейх спешно покинул подножие крепости и без предупреждения напал на ополчение, состоявшее из людей разных деревень Ширвана. Шейх напал на эту сонную толпу (Коран, VII, [91] 95), и около 10000 лишились своих голов. Увидя из крепости, что шейх внезапно удалился, эмир подумал, что может быть его побудили к этому страх и необходимость. Он вышел из крепости и намеревался идти за шейхом, чтобы отомстить, когда вдруг пришло известие о победе шейха и о том, что он возвращается к осаде. Эмир повернул назад и укрылся в высокой крепости, называемой Сулут ²¹⁹ /л. 149б/. По иронии судьбы (латифа-йи такдир), потеря той огромной толпы людей оказалась для эмира причиной спасения, так как, если бы шейх не отлучился, эмиру трудно было бы оставить крепость, между тем как овладеть Гулистаном шейху было бы легче, чем набрать букет роз. Он уже собирался было поднять знамя ликования, когда Судьба повергла его на землю унижения. Вали-ага, бывший в авангарде войска, достиг Джавада и вот многочисленные войска собирались переправиться через Куру ²²⁰. Страшась за свою жизнь, шейх погнал свое беспомощное войско на Дербент ²²¹.

Когда истинное положение было разъяснено Маулана Шараф ад-Дином, был отдан приказ, чтобы войска под знаменем Сулейман-бека [ибн] Биджана ²²² и покойного падишахзаде Захир ад-Даула Ибрахим-бека [сына]Джихангира двинулись на Ширван для отражения этого неистового тирана и чтобы эмиры и сардары со всех грузинских пограничных областей и других отдаленных местностей (ва дигар атраф) присоединились к ним с той же целью.

В субботу, 4 раджаба (14 июня 1488) года ²²³ был произведен смотр у подножья Савалана /л. 150б/ ²²⁴. Целый день проводились военные маневры (джавалан) на глазах Его Величества. Затем барабаны и литавры (кюварга-ва-кус) пробили сигнал к выступлению (куч) против врага.

Государь и придворные отправились на летовку на горе Савалан и оттуда двинулись в направлении к Сарату (Сараб). Государственные сановники в предвкушении победы искали ответа в соответствующих предсказаниях. В окрестностях Ардебиля верховный судья ²²⁵ открыл Коран на соответствующем айате (Коран, VIII, 12) /л. 151а/. Таким же образом шейх Наджм ад-Дин нашел подходящий стих в Маснави ²²⁶. [92]

На привале /л. 151б/ в Сарате Его Величество увидел во сне (дар ваки'а дид), что шейха Хайдара привели в его присутствие и что он приказал связать ему руки, но шейх сопротивлялся. По приказу государя, один из витязей арсенала (аз джаванан-и гур?) по имени Шах Мансур силой взял (шикает?) его руки и соединил их /л. 152а/. Тогда государь приказал отвести шейха в шариатский суд и поступить с ним по закону возмездия. И на следующий день после Священной ночи ²²⁷ заря победы воссияла в точное подтверждение пророческого сна. Государь тотчас же сел на коня и направился к летней стоянке Саханд, близ Тебриза ²²⁸.

Поражение Хайдара

Эмиры, отправившиеся за шейхом Хайдаром, следовали по дороге Карабага, идя каждый день в самый зной таммуза (июля), в то время, когда от жара пылающего солнца шар (гуй) земля была подобна огненному ядру (туп). Вместо зефира, навевающего сладкие запахи, дул жизнеразрушающий самум. Обжигающий воздух Карабага довел прекрасные каналы на берегах Аракса до кипения, как огненные реки Хамим и Гасак [текущие в Аду]. Из-за изнуряющей жары змеи свисали с деревьев /л. 152б/ как тюльпаны в цветниках; камешки на полях, нагретые солнечными лучами, раскалились как йеменский сердолик.

Верховный эмир [Сулейман] и его войско переправились [через Куру] и подобно призракам, вновь обретшим свои тела в День воскресения, вступили в разоренную страну Ширван ²²⁹. Ширваншах с остатками своего войска покинул крепость Сулут и с тысячью надежд присоединился к эмирам. Однако Сулейманбек отправил государю письмо о том, что войско ширваншаха так напугано набегами шейха Хайдара, что в день сражения ему лучше бы оставаться на своих местах и содействовать успеху похода молитвами, ибо молитвы обиженных приемлются [богом] ²³⁰.

На другой день [эмиры] совместно (ба-иттифак) переправились через реку Самур и поспешили в направлении Дербента. Они слышали, что шейх двигается в сторону Табарсарана и Зирихгарана ²³¹. Шуджа [93] ад-Даула Сулейман-бек опасался, что шейх может спастись в Табарсаране и укрепиться в Зирихгаране. Он кинулся вслед за ним ускоренным маршем и застал его у подножия /л. 153а/ горы Албурз (Кавказский хребет).

В среду 29 раджаба 893 года (9 июля 1488), когда литавры солнца были погружены на спину слона горизонта и армия света разогнала абиссинское войско тьмы (Коран, VI, 45), у подножия Албурза, спиной к горам и лицом к сражению появилось черное пятно войска Хайдара. Суфии выстроились в [боевом] порядке. Шейх со всеми своими людьми занимал сильную позицию, которой извне никто, как он думал, не может угрожать (даст), в то время как из числа его противников на равнине не более 200—300 будут в состоянии обнажить сабли; к тому же, когда начнется битва, им придется нападать вверх по склону и действовать своим оружием (барг-и джанг) высоко в воздухе (бар хава байад сахт?).

Мужественные эмиры, оказавшись лицом к лицу с врагом, ринулись на него, как сокола на голубей. Их центр (калб) и правое и левое крылья находились в боевом порядке, тогда как центр их врага был лишен своих флангов ²³². Центр (кул) государева войска был укреплен присутствием Шуджа ад-Даула Сулеймана, тогда как Захир ад-Даула Ибрахим-бек ибн Джихангир был в засаде. Армии /л. 153б/ сблизились и бой закипел. Барабаны и трубы возвестили о разгроме неверных (Коран, LXXIV, 8—10). Витязи Ак-койунлу направляли свои копья и кинжалы как зубы голодного волка против бараноподобных носителей шерстяного одеяния, но и суфии сражались храбро. Хайдар совершал подвиги мужества /л. 154а/. Так как он расположился в узком горном ущелье, государево войско из-за гор и пропастей и несмотря на свою силу и численность не было в состоянии сразу развернуться ²³³, чтобы встретить врага лицом к лицу, но было вынуждено вступать в бой отряд за отрядом (джук-джук). Первым показал свою доблесть Вали-ага эшик-агаси. Центр (кул) Сулейман-бека столкнулся (дар-у-гир) с центром шейха. Хасан-ага Устаджлу (так!) из эмиров Шамлу, обесчестивший себя тем, что взбунтовался вместе с [94] шейхом, узнал Сулейман-бека и показал его шейху, тогда как Сулейман искал шейха, чтобы сбить его гордыню. Он бросился вперед один (йак-тана), не взирая /л. 154б/ на суфиев, столь многочисленных, что их копья были подобны лесу. Он столкнулся с шейхом и своим копьем выбил его из седла, после чего, гарцуя на своем боевом коне и нанося удары направо и налево, он вернулся в свой корпус (кул) и встал в центре (дар калб) около своего знамени как второй Александр, годами молодой, но опытом старый.

Битва снова разгорелась. Шейх Хайдар атаковал левое крыло, умертвив многих витязей, а затем вновь повернул в сторону центра. Ввиду того, что линия фронта была очень узка, воины выстроились в боевом порядке на одной стороне (бар канар) глубокого узкого ущелья, и стоило ногам чьего-либо коня поскользнуться, как всадник оказывался на дне (так) долины. Воины шейха предприняли атаку, и копье поразило эмира Сулейман-бека ²³⁴. Последний страдал ревматизмом (дард-и мафасил) в ноге и из-за ран, нанесенных копьем и стрелой, истекал кровью. Пока кипел бой /л. 155а/, жара надорвала жилы его сил и затрудняла его дыхание. Его слуги (чакар) сняли его с коня, приготовили для него место для отдыха и соорудили навес (сайабан) над его головой. Таким образом центр войска оказался обнаженным (хали) и знамя пошатнулось. В этот тяжелый час подоспел эмир-заде Ибрахим-бек [ибн] Джихангир и силой своего мужества восстановил положение в центре. Неверные суфии румийского происхождения рассчитывали, что никто не согнется, кроме их луков, и никто не падет на землю, кроме их стрел /л. 155б/. На другой стороне храбрые воины сидели на земле со спинами, согнутыми как луки, а рты стрелков, как и их стрелы, были покрыты кровью, когда вдруг стрела (хаданг), выпущенная рукой Судьбы вонзилась в шейную вену мятежного шейха /л. 156а/.

Видя шейха в бессознательном состоянии (би-карар), суфии по необходимости решили спастись бегством и отступить таким образом, чтобы никто не понял, что происходит. Они окружили шейха (дар мийан гирифта) и покинули битву, все еще пытаясь вести [95] тыловые бои (кушиши дафи'ана). Когда воины поняли, в чем дело и напали со всех сторон на незащищенную толпу, суфии сняли шейха с его коня и как пожирающий . падаль волк охраняет свою дохлую добычу (мурдар) образовали круг вокруг него и пытались отбить и задержать [нападающих]. Но их силы иссякли и витязи Ак-койунлу прорвали их круг. Несчастные суфии удалились (канар-и pax гирифтанд), оставив раненого шейха (шайх-и 'алдил) в унизительном положении (залил) в руках врагов. Али-ага капучи («привратник») изъял зло шейха из мира, а его голову /л. 156б/ от его безвредного трупа (лаша) и принес ее эмиру.

Увидев, что шейх мертв, суфии немедленно, как фидаи (смертники), возвратились в битву и храбро сражались. Ни одному смертному никогда не приходилось видеть войско, которое бы так сражалось после потери своего предводителя, но государево войско перебило их и оставило их обезглавленные тела диким зверям ²³⁵.

Эмиры с телами, покрытыми ранами, но с сердцами, исполненными ликования, отправили (равана) гонца с донесением о событиях и головой шейха Хайдара. Во вторник, 6 ша'бана (16 июля 1488 г.). ²³⁶ он достиг йурта в Арвана-кухе ²³⁷. Ввиду того, что в глазах государя (бандаган-и падшах) эта падаль (джифа), набитая соломой, не имела даже цены мешка соломы, не было сочтено нужным отправлять ее какому-либо владыке, как это обычно делается, и был отдан приказ ради гласности (ташхир) выставить (бар-даранд) голову на пару дней, а затем передать ее его матери ²³⁸.

Конец кампании

На следующий день государева свита прибыла в столицу (дар ас-салтана) Тебриз, и был издан государев приказ, чтобы эмиры (действовавшие) на территории Ширвана ²³⁹, которые тяжкими ударами своих булав открыли ворота его Дербента и отвоевали у врага (так!) Махмудабад ²⁴⁰, передали их ширваншаху (так!) Фаррух-йасару, а сами возвратились к подножию трона. Таким образом обитатели мира поймут, что заслуги, имевшиеся у ширваншаха (так!) по изгнанию [96] чагатаев (1469 г.) в те времена, когда войско покойного государя (Узун Хасана) стояло в Карабаге против войска (Тимурида) Абу-Са'ида, были полностью вознаграждены.

К концу ша'бана (начало августа 1488 г.) эмиры возвратились из Ширвана в Тебриз. Так как они хорошо послужили, всем им были пожалованы надлежащие награды (джалду). Соответственно своим рангам они получили почетные одежды, коней, добавочное жалованье, барабаны и трубы, динары и дирхемы. Все подданные прославляли Его Величество и радовались своему освобождению от вероломного шейха /л. 158а/.

Завоевание Сари и Мазандарана

Среди событий предыдущего года (892 х.) /л. 122б/ было упомянуто, что после бегства эмира Абд ал-Керима к правителю Гиляна эмиры, следуя государеву приказу, посадили в Мазандаране Саййида Шамс ад-Дина с неограниченными правами (даст-и итлак). Более того, ему были дарованы барабан и знамя из государевой наубат-хане. Это было сделано ввиду его высокого происхождения (нисбат-и'али) (л. 158б/, и под тенью Его Величества его счастливая судьба достигла своего зенита, хотя она уже приближалась к своему упадку ²⁴¹. Он стал нерадивым (тахавун) в уплате срочного и точно определенного (мазруб) хараджа, и сборщики налогов не могли собрать динара там, где надлежало платить кинтар (1200 динаров), и тот, кто приносил ему чек на получение (барат) харвара, не получал и мискала /л. 159а/.

Словом, эмирам хорасанской пограничной области был отдан приказ сопровождать великого эмира Бакр-бека Мосуллу в Мазандаран, дабы изгнать Шамс ад-Дина из Сари, и ввиду того, что спасение (фалах) покинуло тех нечестивых сейидов, утвердить в этой стране государева даругу ²⁴². Ага Касим, один из эмиров Сари и Мазандарана, который давно ожидал такого благоприятного случая, дал письменное обязательство (такаббул) Верховному Дивану, что приведет финансы в порядок, и был назначен с этой целью /л. 159б/. Он присоединился к Бакр-беку в Рейе. Услышав об этом, Шамс ад-Дин укрылся в лесных чащах и трон Мазандарана [97] без борьбы перешел под власть Его Величества. Под событиями 894 (1489) года будет сообщено, что когда двор перемещался на зимовку в район (йурт) Ардебиля, эмир Шараф ад-Дин явился к государю с дрожью и страхом, но в надежде на государевы милости ²⁴³.

Сейиды Myшa'шa ²⁴⁴ /л. 160а/

Среди событий этого года (893 г. х.) была ссора (хилаф-ва-джарах) между эмиром Мухсином ибн Му-хаммадом Фалахом Муша'ша, правителем, под властью которого были Джаза'ир, Басра и Ахваз, и его старшим сыном Сейид Хасаном. Причиной этого раздора [да послужит он единству Ислама!] было то, что, когда Узун Хасан (падишах-и бузург) зимовал (кышламиши) в Ширазе, Сейид Мухсин ходатайствовал о получении управления Хузистаном. Полагаясь на его сан потомка Пророка, Его покойное Величество удовлетворил это ходатайство и приказал эмирам этой пограничной области (сар-хадд) передать Муша'ше Хузистан от Рам-Хормуза и Бехбехана. Сейид Мухсин поручил Тустар, который является сердцем Хузистана и самой сильной крепостью мира, своему сыну Сейиду Хасану, который еще с колыбели был назначен престолонаследником. Сейид Хасан чрезвычайно полагался на эту крепость, хотя он постоянно навещал своего отца в Джаза'ире. Так как слухи о нечестивости и новшествах Муша'ша распространялись каждый день, сердца всех ненавидели их ересь и зло. С другой стороны, Божья милость, которая в этом столетии (дар pa'c-u ин ми'а) возложила ответственность (такаффул) истинной веры на государя (Узун Хасана) (лл. 19а, 83а), сделала неизбежной, чтобы каждый день группа последователей (шу'ба-u аз ши'а) отделялась от этого мертвого дерева (шаджар), которое простиралось до «края долины Ада (сакар)», чтобы присоединиться к этому плодоносящему потомку сада счастья ²⁴⁵. Сначала в этом процветающем государстве нашел убежище эмир Джабир Араб, а затем из сановников этого шейха многобожников вместе со своим войском поднял знамя государя эмир Наср ²⁴⁶.

Под годом 892 (1487) упоминалось (?), что брат эмира Мухсина добродетельный эмир Хусам ад-Дин [98] Ибрахим ибн Мухаммад ибн Фалах, да возвысит Господь его достоинство до Арктура, отвернулся от нечестивости и заблуждений своего неосмотрительного родственника и явился ко двору в Тебризе, где ему было оказано много милостей. Этот Сейид Ибрахим, который был известен /л. 161а/ своей великой добродетелью и многими совершенствами, пользовался большой благосклонностью государя. В 893 (1488) году прибыл эмир Шахин, хранитель печати (мухрдар), и таким образом каждый день кто-нибудь отделялся (мунташир) от Сейида Мухсина и прибывал ко двору.

Также в этом году (893 г. х.) сын Сейида Мухсина Сейид Хасан проявил недовольство по каким-то тайным причинам. Он покинул Тустар (Шуштар) и через посланцев вверил себя государевой милости. Эмир Мухсин расставил сети хитрости и обмана, чтобы поймать эту высоко летающую птицу, которая как пеликан (хавасил?) сидела на зубцах стены Крепости Цепей (кал'а-йи саласил) ²⁴⁷, с тем, чтобы /л. 161б/ захватить его и заковать в цепи (саласил). Поэтому он отправил посланца к своему возлюбленному сыну, чтобы сказать ему, что его сопротивление поощряет надежды врагов (врагов Муша'ша), тогда как благонамеренные люди не должны допускать чужих в свои личные дела. Лучше было бы для Сейида Хасана прибыть в наследственное царство Джаза'ир с тем, чтобы отдохнуть там, пока его представители (нувваб) охраняли бы Крепость Цепей. Сейид Хасан понял, что желанием его отца было заковать его в цепи. Поэтому он отправил посланца к Верховному Дивану объяснить лукавство своего отца и заверить государя в своей преданности. Вторично ему от двора были посланы почетные одежды и дорогие подарки. Сейид Мухсин, видя, что его замысел не удался и что при поддержке государя Хасан может стать правителем Джаза'ира, отказался от своих уловок /л. 162а/, но подумал, что птица, не соблазнившаяся приманкой, может умереть от ножа.

Он набрал большое войско из Джаза'ира, Басры и земель Ахваза вплоть до Хиллы и Римахийи, выступил на завоевание Тустара и взял Шуштар (так!) в кольцо осады. Сейид Хасан отправил гонца ко двору объяснить положение. Государь приказал войскам Фарса идти на Тустар (так!) под предводительством Музаффар ад-Дина [98] Мансур-бека Порнака, в то время как войска Ирака Арабского, округа Хамадана и пограничных областей (атраф-и сугур), со своими эмирами должны были присоединиться к Мансур-беку, чтобы освободить птицу Крепости Цепей из когтей кошки. Когда лазутчики сообщили Сейиду Мухсину об этом продвижении /л. 162б/, он бесславно возвратился в Джаза'ир, а Сейид Хасан отправил своего сына Джалал ад-Дина Хамзу в сопровождении своих личных телохранителей (наукаран-и хасса) в Тебриз для зачисления в слуги {чакар) Его Величества.

Посольство из Рума

Около середины рамазана 893 (август 1488 г.) в Тебриз прибыл посол от кайсара Рума (султана Баязида II). Он был одним из великих амиров и его сопровождало сто телохранителей (гулам). Он привез послание и ценные подарки от султана Государю ²⁴⁸.

Запрещение винопития

В течение того же рамазана /л. 163б/ слова Корана (XXIV, 31): «Обратитесь все к Аллаху, о верующие, может быть, вы окажетесь счастливыми...» достигли сердца государя /л. 165а/. В среду, 19 рамазана (27 августа 1488 г.) главный казни Сафи ад-Дин Иса с воинами Ислама, а именно сейидами, улемами и т. п., прибыл в соборную мечеть, называемую Насрийа ²⁴⁹. Туда /л. 16ба/ прибыли также эмиры и сановники с шахзаде Йамин ад-Дином Йусуф-бахадуром и принесли с собой государев указ (парванача) о том, что мухтасибы должны очищать углы [частных] домов от нечисти посуды для питья вина. Вследствие этого они превратили свои кубки, покрытые драгоценными камнями, в перстни с печатью (нигин), а золотые чаши — в кольца. Во всех уголках Тебриза были прочитаны указы, что если кто-либо выпьет чашу вина, то служители шариата (шахна) /л. 166б/ опрокинут чашу его жизни и вольют в его горло расплавленный свинец: если кто-либо сбреет свою бороду, он увидет свою голову, помещенную как бритва (устура) между «двумя досками» ²⁵⁰, и руки его будут отрезаны. Казалось, что [100] на лицах горожан показались признаки божьего удовлетворения /л. 167б/