ХРИСАНФ НЕОПАТРАССКИЙ

ОБЪЯСНЕНИЯ

Сочинения Хрисанфа Неопатрасского не являются, собственно говоря, литературными произведениями, это деловой документ, «агентурные данные». Хрисанф, объездивший в конце XVIII в. многие страны Ближнего Востока и Центральной Азии, не был первопроходцем, открывателем неизведанных для европейцев земель. Однако в его записках содержится множество интересных сведений, позволяющих составить представление о внутренней жизни и внешней политике государств и племен огромного региона, от Грузии до Тибета.

Хрисанф родился, очевидно, в 1738 г. Отвечая на вопросы Астраханской консистории по прибытии в Россию в 1795 г., Хрисанф объяснял, что «природою он Грек, из Венециянских дворян, именем Хрисанф, Митрополит бывый Новых Патр, что близ Афин, по фамилии Контарини» [4, с. II, IV]. Он был хиротонисан (посвящен в сан) в митрополиты в 1774 г. в Константинополе патриархом Самуилом.

В Новых Патрах Хрисанф прожил десять лет; в 1784 г. ввиду притеснений местного паши был вынужден переехать в Константинополь, а вскоре после этого отправился путешествовать. Предприимчивый митрополит объездил Малую Азию, Ближний Восток, побывал в Египте и Сирии, но не успокоился на этом. Через Басру он морским путем прибыл в Восточную Индию, путешествовал по многим индийским провинциям и по Тибету; дальнейший его маршрут проходил через Афганистан, Среднюю Азию, Мангышлак в Астрахань, куда он прибыл 13 мая 1795 г.

По повелению Екатерины II Хрисанф был вызван в Петербург (приехал туда в марте 1796 г.), где и представил князю Платону Александровичу Зубову свои «Объяснения». Россия вела тогда войну с Персией, и любая информация могла быть полезной. До мая 1798 г. Хрисанф жил в Петербурге, в Александро-Невской лавре, а затем отправился на жительство в Крым, в Феодосию. Впоследствии он управлял Георгиевским монастырем в Балаклаве, где и умер в 1824 г. [10, с. 385].

В настоящей публикации объединены два документа: «Объяснения» Хрисанфа, написанные в 1796 г. и обращенные к князю Платону [262] Александровичу Зубову, последнему фавориту Екатерины II, а также к его брату Валериану, командовавшему русскими войсками в Закавказье в 1796 г., и «Пояснения на вопросы», написанные в 1805 г. и адресованные российскому министру коммерции графу Н. П. Румянцеву. В качестве приложения дается выдержка из записки графа Валериана Зубова, которая проливает свет на цели русской политики по отношению к Закавказью и в какой-то степени перекликается с «Объяснениями» Хрисанфа.

«Объяснения» Хрисанфа печатаются по рукописи, хранящейся в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА) в Москве [ф. 181, ед. хр. 198] и никогда ранее не публиковавшейся. Публикации В. В. Григорьева и Н. Ф. Самарина [4; 17] основаны на вторичных списках, в которых содержалось немало погрешностей; к тому же они менее полны, чем список ЦГАДА.

Подлинность документа не вызывает сомнений: первые четыре раздела написаны на прекрасной бумаге с водяными знаками «Хлебников» и монограммой «Раtriа», причем типичным для конца XVIII в. почерком с характерной прямоугольной буквой «в». Последние два раздела, написанные скорописью на плохой бумаге, представляют собой ответы на вопросы князя Платона Зубова. Таким образом, Платон Зубов не только внимательно прочитал документ, но и потребовал от Хрисанфа дополнительных разъяснений.

Греческий оригинал, очевидно, не сохранился, что неудивительно: ведь адресатом был Платон Зубов, а не Коллегия иностранных дел, в которой обычно сохранялись все бумаги. Сам Хрисанф позже указывал, что перевод с греческого осуществил секунд-майор Ефим Анастасьевич Филандр, который в 1796 г. состоял в должности учителя в Корпусе чужестранных единоверцев [10, с. 398].

Еще не приступая к исследованию самого документа, можно сделать два интересных наблюдения. Во-первых, его автором является грек-священнослужитель; по утверждению же известного русского церковного историка Н. Ф. Каптерева, греки, и в первую очередь священники, выступали в качестве политических агентов русского правительства в XVII в. и ранее, а в петровское и послепетровское время подобная практика прекращается. Здесь мы сталкиваемся, таким образом, с исключением из общего правила. Впрочем, Хрисанф стал давать важные для России сведения поневоле, оказавшись в пределах России после бегства из Средней Азии.

Во-вторых, адресатом этого документа являлась не Коллегия иностранных дел или какое-либо другое правительственное учреждение и не представитель царствующей фамилии, а всемогущий фаворит Екатерины II Платон Зубов и косвенно его брат Валериан. Записка Хрисанфа, имеющая самое непосредственное отношение к внешней политике России, хранилась у самого князя и поступила в Московский архив министерства иностранных дел в 1832 г., после его смерти. Вот лишний пример значения фаворитизма, а также показатель изменения способов осуществления внешней политики России — не через чиновников, а через фаворита, имевшего, между прочим, свой собственный штат чиновников и свою канцелярию.

1795—1796 годы — время наивысшего могущества Платона Зубова, возведенного даже в 1796 г. в княжеское Священной Римской империи достоинство: он определял внешнюю политику России, его брат Валериан командовал русскими войсками в персидской кампании. «Зубов в это время был в зените своего могущества и осознавал это. Когда на обеде у императрицы, в бытность шведского короля, зашел вопрос о новостях, полученных из Персии, Зубов так выразился одному шведу: "Это пустяки, [263] мой брат пишет нам, что выиграл сражение и завоевал область; ничего нового нет"» [11, с. 58].

В это самое время заканчивалась подготовка русских войск к активным военным действиям на Кавказе и в Закавказье. Выжидательная тактика русского правительства не оправдала себя: 12 сентября 1795 г. Тбилиси был захвачен и разорен войсками Ага Мохаммед-хана, и только после получения известий об этом было решено изгнать персов из Закавказья. В «Объяснениях» Хрисанф упоминает о разорении Тбилиси, и поэтому они могут быть датированы ноябрем—декабрем 1795 г. Дополнения к ним были написаны в самом начале следующего, 1796 г., поскольку граф Валериан Зубов «19 февраля 1796 года получил от императрицы подробнейшие в руководство свое объяснения» и отбыл из столицы [3, с. 358]. Хрисанф стал политическим агентом Зубова незадолго до всех этих событий. Во всяком случае, рассматриваемый документ — не первое его донесение. «О персидском хане — известном евнухе Аге Магомед-хане пред сим имел я уже честь доносить вашей светлости»,— писал он (ЦГАДА, ф. 181, ед. хр. 198, л. 4).

Для характеристики важности документа большое значение имеет вопрос о том, чем он привлек внимание братьев Зубовых. Рассмотрим структуру документа, в котором можно вычленить 6 разделов.

1. Заглавие. В нем содержится обращение к князю Платону Зубову (л. 1).

2. Письмо-обращение к графу Валериану Зубову (л. 1—2 об.).

3. Текст «Объяснений» (л. 4—41).

4. «Замечание о свойствах персиан и грузин» (л. 41 об.— 44).

5. «Прибавление». В нем содержатся сведения об обстановке в Турции и на Ближнем Востоке (л. 45—50).

6. «Пояснение». Речь в нем идет о событиях в Грузии и в Бухарии (л. 51-54).

Что же заинтересовало всемогущего фаворита? Хрисанф в «Объяснениях» кратко описал распри в грузинской царской семье, упомянул отрицательное отношение царицы Дареджан к России, а также указал на ненадежность союзника восточногрузинского царя Ираклия II — имеретинского царя Соломона; упомянуто также и вторжение Ага-Мохаммед-хана (л. 42—44). Зубов прежде всего заинтересовался именем и биографией изменника, который, по мнению Хрисанфа, способствовал захвату персами Тбилиси (л. 51—51 об.). Кроме того, его интересовали подробности взаимоотношений в царской семье (л. 52), а также неблагоприятные для России настроения среди горожан после персидского разорения (л. 52 об.). Хрисанф также дает конкретные рекомендации в проведении русской политики в Закавказье (л. 52 об.— 53).

Интересно, что, описывая обстановку в Грузии, сам Хрисанф в Грузии так и не побывал, о чем прямо говорит (л. 1). Не случайно сведения о Грузии содержатся не в основном, третьем разделе документа, а в прилагающемся к нему «Замечании о свойствах персиан и грузин». Это еще раз подтверждает добросовестность путешественника, не приписывавшего себе посещение стран, в которых он не был. Греческий митрополит, хотя и испытывал определенную неприязнь к армянам, мог в подобных случаях пользоваться информацией, полученной от армянских купцов, с которыми он нередко сталкивался за время своих странствий: «Часто подобные рассуждения имел я со многими благоразумными армянами».

Основным источником Хрисанфа были личные впечатления, а не устные либо опубликованные рассказы своих предшественников. В некоторых случаях он проявляет даже некую научную добросовестность. Так, краткость своего описания Кашмира он объясняет следующим [264] образом: «Естьли бы о Кашемирии не было описании от Английских и других историков, в свет изданных, то бы, может быть, осмелился и я сделать свое об оной описание, но обширность сведений и ученость тех мужей удерживают меня от столь дерзкого и, может быть, напрасного предприятия» (л. 36—36 об.).

«Объяснения» Хрисанфа имели конкретную цель — описать территории, которые могут стать театром военных действий русской армии или государства, с которыми Россия сталкивалась на своих южных рубежах. В связи с этим Хрисанф и не включил в них описание Тибета, далекого и не входившего тогда в сферу интересов России. И только почти через десятилетие, в 1805 г., Хрисанф в сообщении министру коммерции графу Румянцеву дал довольно подробный отчет о своем путешествии в Тибет в 1792 г., который мы воспроизводим по публикации известного русского ученого XIX в. Дм. Кобеко, сопроводившего этот документ небольшой вступительной статьей [10].

Хрисанф прибыл в Тибет речным путем с юга, из Бенгалии, вместе с купцами-греками. Ему удалось добраться до Лхасы и встретиться с далай-ламой, духовным главой Тибета. Описание Тибета тем более ценно, что после 1792 г., в результате войны с гуркхами, в Тибет были введены китайские войска, перекрывшие южные границы, в результате чего доступ туда иностранцев на десятилетия был сильно затруднен.

Знаменательно, что до 60-х годов XIX в. записки Хрисанфа не вызывали интереса у исследователей. И только в период, когда возник вопрос о расширении владений (и интересов) России в Закавказье и Средней Азии, записки греческого митрополита стали актуальными, причем не только в научном смысле. Сторонники расширения империи подчеркивали непрочность среднеазиатских ханств, указывали на легкость захватов (что отмечал и сам Хрисанф). Однако были и противники, сомневавшиеся в экономических и стратегических выгодах для России от новых территориальных приобретений.

Первый публикатор Хрисанфа, В. В. Григорьев, писал еще до присоединения Средней Азии к России: «Крепко желалось нашему путешественнику, чтобы Русская власть распространилась на Среднюю Азию, и основательно рассуждал он, что это дело не трудное, если взяться за него с толком, с умением, с знанием местных средств и отношений. Если бы наше правительство желало только, то Средняя Азия до Гиндукуша давно бы уже могла быть в наших руках. Для местного народонаселения, живущего под управлением самым варварским, в беспрерывном опасении лишиться имущества и головы или свободы,— это было бы, бесспорно, благодеянием. Мусульманский фанатизм Бухары вовсе не важен, если уметь с ним обращаться. Находились же магометанские страны под управлением языческих монгольских династий и пикнуть не смели. Но нам-то, спрашивается, какая была бы польза от того, что мы завладели бы Среднею Азиею? Можно, наверное, сказать, что содержание там управления, гарнизонов и подвижных войск стоило бы нам втрое, вчетверо более того, сколько получали бы мы местных доходов, и передержка эта всею тяжестию своею падала бы опять-таки на ответчика за всякую нашу европейскую и азиатскую филантропию — на русского мужика» [4, с. 28].

В настоящее время нам представляется необходимым переиздание этого интересного источника, проливающего свет на внешнюю политику России и положение в странах Востока в самом конце XVIII в.

Небольшие выдержки из «Объяснений» Хрисанфа недавно были опубликованы в книге [8]. Источником послужила публикация [265] В. В. Григорьева. Комментарии Б. В. Лунина содержат грубые ошибки: так, например, посещение Хрисанфом Средней Азии датируется 1790 г. и утверждается, что Хрисанфу «довелось также быть митрополитом в Хиротонисане близ Константинополя» [8, с. 139].