ХАЙМЕ I АРАГОНСКИЙ. ХРОНИКА. DrevLit.Ru - библиотека древних рукописей

ХАЙМЕ I АРАГОНСКИЙ

ХРОНИКА

30. После этого я возвратился в Пертусу; и архиепископ Таррагоны по имени Эн Эспарек ⁸⁶ и мой родственник, увидав Арагон в таком плохом состоянии и моих подданных, совершающих против меня то, что им не должно, прибыл в Пертусу и настоятельно просил меня, ради него и ради Бога, чтобы я поставил перед своими подданными условия и позволил ему быть посредником между ними и мной. Я согласился, и архиепископ, имея к тому мое слово, начал с ними переговоры. Однако он не смог достичь никакой договоренности, поскольку они потребовали противного моей власти. И поэтому переговоры были прерваны. И когда люди увидели, что Сельяс ⁸⁷ взят, представители Уэски направили сообщение с Доном Мартином де Перехоло, который был моим мерино ⁸⁸, и другими друзьями, какие были у меня в том городе, уверяя меня, что, если я пойду в Уэску, они сделают все, что я пожелаю. Итак, я пошел, и на марше туда не стал облачать никого из моих рыцарей в доспехи, опасаясь встревожить людей Уэски. И прежде, чем я пришел, около двадцати главных мужей города вышли, чтобы встретить меня у церкви Святой Марии де Салес, и я говорил с ними и сказал, что очень удивлен их выходу мне навстречу, поскольку я никогда не собирался причинять им вред, напротив, только добро; и что, если мои предки делали им добро и любили их, то и я, конечно, буду любить их так или даже больше. И когда люди Уэски услышали это, они весьма благодарили меня за это и приглашали в свой город, а, кроме того, сказали, что сделают для меня то, что верные вассалы должны сделать для их законного повелителя. И при моем въезде в город дети и простые люди выказали большую радость от моего прибытия. Я вошел в Уэску в час вечерни, и со мной вошли туда Дон Родриго Лисана, Дон Бласко Масса и моя дружина, Дон Ассалит, Дон Пелегрин де Болас и многие другие. И они не предложили мне [поесть], и, поев, я стал шутить и в шутку сказал им, что было бы очень легко сделать с городом то, что мне хочется, когда они так хорошо меня приняли.

31. И когда я и все те, кто обычно спал возле меня, легли, туда явился мой страж и сказал, что перед дверью [дома] целая сотня вооруженных мужчин. Я сказал ему: "Уйди! Я только что снял свой доспех, и вы хотите, чтобы я надел его опять: те люди, о которых вы говорите, несомненно, охрана города." Он сказал: "Мой господин, пошлите собственного [35] владетеля, и я покажу ему." А я сказал: "Дай мне спать; все в руках Божьих." Когда настало утро, и я встал и прослушал мессу, я объявил, что совет состоится на открытом пространстве ⁸⁹ между моим домом и Монтарагоном. ⁹⁰ И оставаясь в седле, в то время как все они стояли передо мной, я провел большой совет. Я сказал им: "Люди, я в самом деле полагаю, что вам известно и что вам следует знать, что я - ваш господин по праву рождения, и так установлено давно. Что вместе со мной в Арагоне правило никак не меньше четырнадцати королей, и что между вами и нами существует долгая традиция верности, которую сейчас следует еще более укрепить, ибо равным образом насколько расширяется род, настолько и связям должно становиться более близкими, а верности усиливаться. До сих пор я не причинял вам вреда и не намеревался его причинять, но более того, в сердце носил желание любить и почитать вас, и хранить все хорошие обычаи и традиции, с которыми вы до сих пор жили, и все привилегии, предоставленные вам моими предками. Если потребуется большее, я предоставлю вам новые и лучшие. Но я очень удивлен тем, что мне пришлось защищаться от вас и опасаться войти в ваш город и в другие, данные мне Богом, и унаследованные мной от своего отца. Что действительно сильно меня огорчает, то, что дело дошло до войны между мной и вами. И я прошу и приказываю вам, чтобы это прекратилось, поскольку война - именно то, что огорчает меня больше всего. Вы можете это легко понять, видя меня вот так пребывающим одним среди вас. Я верю в вас и вашу любовь, которую ценю более всех вещей, и которую хочу сохранить." И когда моя речь закончилась, они ответили и сказали, что они очень мне благодарны за то, что я сказал, и что Муниципалитет соберется и будет думать, и даст мне ответ. В соответствии с чем они пошли в дом Монтарагона обдумать, и были там долго.

32. И пока я ждал результатов их обсуждения, к членам Городского Совета доставили сообщение, что Эн Рамон Фольк и войска, находившиеся снаружи, окружили город со всех сторон. Члены совета были встревожены, и я послал им сообщение: "Ничего не бойтесь и выслушайте то, что я скажу вам, когда вы придете." И я послал за теми, кто собрался в Муниципалитете. Часть из них прибыла, но никак не ответила на мое предложение. Тогда я сказал: "Добрые люди, ⁹¹ я очень удивлен, что вы тревожитесь попусту. Не может быть, чтобы в то время, пока я с вами, кто-либо посмел сделать что-нибудь против вас. За каждую монету, что вы потеряете (что невозможно), я охотно уплачу вам десять." И члены Совета ответили: "Вы говорите хорошо; но отдайте приказ, чтобы он исходил именно от вас." И я сказал: "Так и будет. С этого момента я, король, запрещаю причинять вам какой бы то ни было вред." И я немедленно послал кого-то, чтобы установить причину слухов, и обнаружил, что не было вообще ничего. Однако, несмотря на то, члены Совета не дали никакого ответа на мое предложение, но встали со своих мест и ушли.

И я отправился в свой дом, и со мной пошли туда Дон Родриго Лисана, Дон Бласко Маса и часть моей дружины, Дон Ассалит и Дон Рабаса, мой нотарий. И говорилось, что горожане только что перегородили улицы цепями и закрыли ворота. Я сказал Дону Рабасе: "Имеется ли у вас какой-либо закон, подходящий к такому времени?" А он ответил: "Мой господин, закон и право здесь бесполезны." И я сказал ему: "Можете ли вы что-нибудь посоветовать?" Он сказал, "Нет; но вы можете спросить совета у этих благородных господ." И поэтому я спросил [36] совета у присутствующих, и они сказали: "Готовится большая измена"; но больше ничего не стали объяснять. После того я сказал: "Так как никто не хочет дать совет, я скажу сам, как смогу. Велите послать на бойню (сказал я нотарию) и купить овцу. Они решат, что мы готовим обед. Тем временем вы все садитесь в седла и идете с остальными. Когда это будет сделано, я пошлю за своей лошадью, своей стеганной курткой (камзолом), кольчугой и оружием. А вы все будьте готовы и ждите меня на площади."

И было сделано так, как я сказал. Туда прибыли Эн Родриго Лисана, Дон Бласко Маса и еще трое, поскольку нас всего было только пятеро. Я спустился к воротам, которые выходят к Исоле ⁹² и на дорогу к Болеа, но, найдя ворота закрытыми, спросил, кто их закрыл. Там была женщина, которая сказала, что Городской Совет приказал, чтобы они были закрыты. И я сказал своему владетелю: "Где привратник?" И он сказал: "Обычно он там." Я послал к нему двух своих владетелей, и они вызвали его. Он прибыл, весь бледный, и я спросил его: "У кого ключ от этих ворот?" Он сказал: "У Городского Совета." Я сказал ему: "Дай мне его немедленно или в противном случае я убью тебя, отрубив мечом твою голову." Я велел владетелям подняться с привратником. Скоро они спустились с ключом и привратником в качестве пленника. Я заставил его открыть ворота и ждал, пока не прошли все рыцари. Когда они все прошли, я вышел из города. Но пришло сообщение, что некоторые владетели из моей дружины и некоторые мулы с багажом остались внутри, на что я сказал двадцати или тридцати мужчинам Уэски, бывшим со мной снаружи: "Пошлите одного человека в город и проследите, чтобы всем моим спутникам разрешили уйти в безопасности." Сказав так, я спустился к Исоле, пересек ее и нашел там Эн Рамона Фолька и Эн Гильена де Кардону со всеми другими рыцарями и с их дружиной, кроме Дона Ато, всех, кто оплакивал мою потерю, поскольку думали, что мы оставались в заключении. Люди же Уэски тем временем, полагая, что я нахожусь в их власти, послали сообщение Дону Фернандо и людям Сарагосы прибыть.

33. После этого я пошел в Пертусу. И был там, когда Дон Фернандо, Дон Гильен де Монкада и Дон Педро Корнейль прибыли в Уэску. И между ними состоялся некоторый разговор о достижении соглашения со мной. Они хотели признать, что действовали неправильно, и направить ко мне посланника с признанием их ошибок, что они и сделали. Это очень понравилось мне и моему Совету, и сообщение было принято всеми нами. Тогда я спросил посыльного: "Какого рода соглашение вы предлагаете?" Он ответил, что они выйдут в горы над Алькалой, и что я и мой отряд тоже могли бы пойти туда; что мне следует быть с семью членами моего Совета, и что они придут с шестью или семью их главными горожанами, и что остальная часть отряда должна быть оставлена. Посыльный сказал также, что они с удовольствием прибыли бы ко мне к Пертусу, но опасаются, что какой-нибудь недобрый человек мог бы затеять с ними ссору; и что они хотят говорить со мной так, как вассалам должно говорить с их законным господином, и что прежде, чем мы разойдемся, они сделают все, чтобы я остался доволен. И как это было сказано, так было и сделано. Мы вышли встретить их, в кольчужных куртках и опоясанные мечами. Со мной пошли Эн Рамон Фольк, Эн Гильен де Кардона, Дон Ато де Фосес, Дон Родриго Лисана, Дон Ладро, сын другого Дона Ладро (Эн Пере), рыцарь благородного и великого рода, Дон Ассалит де Гуда и еще один рыцарь, помимо Дона Пелегрина де Боласа. С их стороны туда прибыли Дон Фернандо, мой дядя, Эн Гильен де Монкада, отец Дона Гасто, Дон Педро Корнейль, Фернандо Перес де Пина и другие их сторонники, чьи имена я не помню. Дон Фернандо стал говорить первым и начал так: "Мой господин, мы прибыли сюда к вам. Мы очень огорчены той войной, что была между нами и вами, и решительно намерены положить ей конец. Мы просим вас простить нас, поскольку наше желание - служить вам, мое, Эн Гильена де Монкады и Дона Педро Корнейля, и всех тех, кто принадлежит [37] к нашей партии; поскольку, хотя мы понесли вред от вас, мы признаем этот вред, о чем очень сожалеем. Желая исправить вред, который мы причинили, мы никоим образом не требуем вознаграждения, поскольку, несомненно, вред был причинен очень большой, и никакое возмещение не сможет исправить наших ошибок. Поэтому мы просим вашего прощения и вашего милосердия и кротко умоляем вас взять нас под свою добрую заботу и хорошо принять нас. Особенно это относиться ко мне из-за тех отношений, в которых состоим мы с вами, и к Дону Гильену де Монкаде, поскольку никакой король во всей Испании не имел столь великолепного вассала, как он, кто способен столь хорошо служить." И на этом он закончил. А затем заговорил Дон Гильен де Монкада и сказал: "Мой господин, обязательства, в которых я нахожусь к вашей королевской персоне, никому не известны лучше, чем вам, поскольку графы Барселоны, от которых происходите и вы, дали моим предкам большие поместья и земли, чего я, милостью Божьей, имею больше, чем кто-либо из моего народа, поскольку я обладаю доменом Беарна в Гаскони, чего не имел никто другой [из моих предков]. Все, что у меня есть и что может быть, я передам под ваше покровительство. Бог, Которому все известно, знает, что все, совершенное мной, делалось к вашей пользе и вашей чести. Но так как мои дела не понравились вам, не нравятся они и мне. Я не стыжусь говорить, что я ошибался и совершал неверное по отношению к вам. Будьте милосердны и простите мне и тем, кто был со мной в этом деле, поскольку вы можете быть уверены, что больше никогда я не пожелаю войны с вами, и это так же верно, как то, что вы не будете намеренно причинять вред ни мне, ни моим друзьям, ни моим родичам; и если Вы, я уверен, благодаря мольбам и любви, преодолеете всякое плохое отношение, Вы сможете принять меня и моих людей и позволить завоевать вашу привязанность хорошей службой, которой я намереваюсь платить вам в будущем, и которая, я надеюсь, будет на пользу мне и вам." И на том их речи закончились. И вслед за тем я сказал ему и им, что обдумаю это дело и передам ответ. И так я оставил их, и они ушли. Бароны, которые были со мной, сказали, что они (Дон Фернандо и Дон Гильен) говорили хорошо и благородно, и что они выказали большую покорность. И на том я велел им возвратиться, и сказал: "Я доволен тем, что вы обращались ко мне с таким смирением и с такой покорностью; я принимаю вашу добрую волю в качестве возмещения за прошлое и хочу сохранить к вам свою любовь и благосклонность." И вслед за этим рыцари с каждой стороны, которые находились на удалении, приблизились и узнали решение и договор, которое был заключен, от чего все были радостны и довольны. И после этого я пошел в Лериду.

34. Более чем полтора года спустя, когда я был в Лериде, туда прибыла графиня Урхеля, дочь графа Эрменголя ⁹³ и графини Субиратса, бывшая женой Эн Альвара Переса (теперь они разведены из-за кровного родства, и она не имела с ним детей); ее имя было На Арамбиайс. ⁹⁴ Я хорошо принял ее и после двух дней, что она была в Лериде, пошел увидеть ее. Эн Гильен де Сервера, ⁹⁵ повелитель Хунеды, был при ней в качестве советника, и, без сомнения, при его участии она сделала больше, чем при участии кого бы то ни было в этом мире. Он давал ей советы в трудных ситуациях, потому что был женат на ее матери, а также потому, что был стариком, одним из мудрейших во всей Испании. Все, с чем графиня обращалась ко мне и к другим, она делала по его (Серверы) советам; и он делал для нее все, что бы она ни пожелала. И она сказала Эн Гильену де Сервере представить это дело за нее. А Эн Гильен де Сервера сказал: "Госпожа, представьте его сами, поскольку вы знаете, как представить и изложить ваше собственное дело лучше, чем кто-либо." <Лакуна в тексте> они велели ей представить это так: и она сказала мне: "что прибыла для того, чтобы просить моего покровительства, поскольку она знала, и так говорили люди, что она найдет во мне справедливость и милосердие; она прибыла в Лериду, потому что терпела великую несправедливость; вся земля знала, что она являлась дочерью [38] графа Урхеля, Эн Эрменголя, и что, поскольку она была дочерью графа и кроме нее у него не было больше ни сына, ни дочери, графство принадлежало ей, а не кому-либо другому; и что она взывает ко мне ради любви и милосердия воздать ей должное, поскольку она не сможет добиться этого ни от кого в мире, за исключением меня." И Эн Гильен де Сервера и Эн Рамон де Перальта обсудили ее случай и пообещали помочь. Эн Рамон де Перальта, однако, отказался сдавать Монмагастр, пока не прибудет сама графиня. Когда она прибыла, он уступил его, а также сборы, который граф имел с этого места, хотя удержал для себя четыре замка. Эти два [рыцаря] прибыли ко мне, и Сервера сказал: "Мой господин, это обязанность и долг короля, чтобы те, кто не имеет уже никаких других средств, могли обратиться к нему и получить справедливость из его рук. Бог поставил вас Своим наместником вершить правосудие. Эта госпожа, которая прибыла к вам, как вы знаете, по отцу и матери принадлежит к великому роду. Она была лишена наследия поместий ее отца, находящихся в числе ваших собственных доминионов, и прибыла к вам за милостью, чтобы вы возвратили ей ее собственность, которую оставил ей ее отец. Она столь хороша собой, что одни ее достоинства могли бы убедить вас. Помогите и примите в ней участие, как мы просим и умоляем вас, и как могла бы просить она сама, сделав это лучше, чем мы." После Серверы Эн Рамон де Перальта произнес подобные же слова. Я сказал им: "Ваши требования справедливы; посоветуйтесь по этому вопросу, и сделайте то, что должно быть сделано." После того я посоветовался с епископом, имя которого было Эн Бнг (Беренгер) Дариль, ⁹⁶ с Эн Гильеном де Монкадой, с Эн Рамоном Фольком, с Эн Гильеном Рамоном, братом Эн Рамона де Монкады и отцом Эн Педро, с Доном Ассалитом, с Доном Гарсией Пересом де Мейтатсом ⁹⁷ и главными гражданами ⁹⁸ города Лериды. И они попросили меня назначить Эн Гильена де Сасалу защищать ходатайство графини, и так я и сделал, и графиня предоставила ему для жизни сборы, известные как "Кальдера де Лерида", ⁹⁹ которые тогда не стоили больше двухсот солей в год, но с тех пор увеличилась до трех тысяч.

35. Эн Гильен де Сасала был назначен для защиты и ходатайства по случаю графини перед упомянутыми выше епископом и баронами. Они решили, что граф Урхеля Эн Геро де Кабрера ¹⁰⁰ должен быть вызван явиться в Суд, и отдать должное графине, и что должны быть направлены все три [обычных] вызова, как то надлежало. Граф не прибыл на первый направленный вызов. Поэтому, прежде чем наказать его или действовать по требованию закона, я обратился к графине и сказал: "Я не могу решить это дело, поскольку не выполнены формальные требования закона. Вы и ваши советники должны ждать." Эн Геро был вызван во второй раз, и в установленный день, не ранее, Эн [39] Гильен де Кардона, ¹⁰¹ брат Эн Рамона Фолька, тогда Мастер Храма, явился в качестве уполномоченного и представителя Эн Геро и утверждал перед сидящими в Суде, что "Эн Геро, граф Урхеля, очень удивлен, как и все, кто услышал о вызове, что, тогда как он (Эн Геро) правил в течение двадцати или тридцати лет без каких-либо возражений, появляется мнимая графиня и еще предъявляет ему требования, которые теперь должны рассматриваться и обсуждаться. Он не должен отвечать на такие нелепые требования и просит меня воздержаться от этого; ибо граф, мой брат (сказал он), не тот человек, к кому можно предъявлять такие необоснованные требования и столь нелепые запросы." Тогда Эн Гильен Сасала так говорил за графиню: "Мой господин, Эн Геро де Кардона, который, конечно, человек достойный и честный, прославленного рода и весьма уважаемый, изображает удивление по поводу нашего требования! Намного больше, по-моему, достойно удивления то, что он отказывается отдать принадлежащее по праву столь доброй госпоже, каковой является графиня, и что, сам прося ваш суд о справедливости, он не готов даровать ее другим. Это достаточно доказывает, что он действует и говорит против всяких доводов разума. И Бог, мой господин, поставил вас Своим наместником, чтобы тем, кто не нашел правосудия или справедливости, вы его даровали. И графиня просит вас воздать ей по ее праву." А затем Эн Гильен де Монкада сказал: "Вы принесли полномочия от графа?" "Нет, у меня их нет", ответил Кардона. "Я прибыл сюда не просить и ни для чего иного, но только чтобы сказать то, что мне было поручено, и поэтому теперь я ухожу." Эн Рамон де Монкада сказал: "Тогда подождите, пока король не обдумает и не ответит на сказанное вами." Таким образом, они ушли, а Совет собрался, чтобы обсудить. Было решено, что, когда Кардона возвратиться в комнату, я скажу ему: "Эн Гильен де Кардона, вы не принесли никакой доверенности от Эн Геро. Далее, вы отказываетесь отвечать на требование и запрос, сделанные на законном основании. Я желаю знать, будете ли вы отвечать на запрос, переданный вам Эн Гильеном Сасалой." Кардона отвечал и сказал, что он не даст никакого другого ответа. И я сказал ему: "Тогда я выполню свой долг. Я вызову [графа] еще раз, и это будет третий вызов, и если он поступит в соответствии с правом, я приму его. В противном случае я поступлю, как требует закон." После чего он ушел: и третий и последний вызов был направлен, после чего Эн Геро де Кардона прибыл в установленный день.

36. В то время, когда Гильен де Кардона, повинуясь вызову, явился снова, я со всем моим двором и многочисленной знатью (ricoshomes) был в доме Эн Рамона Рабостера, и весь Суд и бароны слушали то, что говорилось. Эн Гильен Сасала ¹⁰², также бывший там, поднялся и сказал: " Мой господин, я прошу, чтобы вы и присутствующие выслушали меня. Бог пожелал, чтобы в этом мире были короли, и Он дал им такую обязанность исполнять, воздавать по справедливости тем, кто в этом нуждается, и особенно вдовам и сиротам. И поскольку у графини нет никого, к кому она могла бы обратиться, кроме вас, она пришла к вашему двору по двум причинам. Во-первых, то, что она требует, находится на вашей земле. Во-вторых, потому что только вы - и никто другой в мире - можете ей порекомендовать и посоветовать по этому вопросу. Поэтому, графиня молит вас ради милосердия и как подданная своего доброго господина, чтобы вы заставили Эн Геро, или Эн Гильена де Кардону, ответить на запрос, который был сделан, потому что это уже третий вызов, а по причине отказа Эн Геро процесс стоит на месте, и ничего не делается. Сегодня последний день; поэтому графиня просит вас как ее господина, от которого она ждет справедливости, чтобы она могла получить от вас такое решение. Чтобы, если Эн Гильен де Кардона прибыл должным образом не подготовленным исполнить требуемое, вы сразу возбудили уголовное дело против Эн [40] Геро и его собственности, так, чтобы графиня получила законное удовлетворение требования, которое она выдвинула против него." Эн Гильен де Кардона тогда сказал: "Послушайте, Эн Гильен [Сасала]. Предположите на мгновение, что в результате ваших фальшивых обращений, которым вас обучили в Болонье, граф потеряет свое графство?" И Эн Гильен Сасала сказал: "Я лишь прошу для графини принадлежащее ей по праву. И если наше требование справедливо, то мы уверены, что мой повелитель король удовлетворит его. Я не оставлю защиту прав моей доньи из-за вас и ваших угроз." И Эн Гильен де Сервера сказал: "Хотите ли сказать что-нибудь еще?" И Эн Гильен де Кардона не обратил на это внимания и сказал: "Мой господин, дайте мне охранное свидетельство, и я пойду." "Что вы намереваетесь делать?" сказал я. Он ответил: "Ничего". И Эн Гильен де Сервера заметил: "Я очень опасаюсь, Эн Гильен де Кардона, что ваши намерения не таковы." И Кардона ответил: "Увидим! все будет по желанию Божию." И он попрощался и ушел.

37. А тем временем в Тамарит горожанам были посланы письма, чтобы в определенный день с оружием и припасами на три дня они находились в Альбельде, поскольку я непременно буду там со своей дружиной: и я сказал Эн Гильену де Монкаде, Эн Рамону и Эн Гильену де Сервере прибыть ко мне со всеми своими сторонниками, так как я хотел идти против Эн Геро. В то время как письма были в пути, Дон Педро Корнейль прибыл ко мне, и я, обнаружив, что в лагере уже находится тринадцать рыцарей, пошел в Альбельду. По моему прибытию туда я не нашел там ни людей из Тамарита, ни иных, но лишь Эн Бертрана де Калассанса и Эн Рамона де Калассанса с шестьюдесятью или семьдесятью пешими воинами. Не обнаружив там людей из Тамарита, я чрезвычайно рассердился, поскольку жители Альбельды удерживали город и были готовы защищать его со щитами и арбалетами и прочим оружием. И я сказал тем, кто был со мной: "Неужели они удержат против нас город? Они? Посмотрим." Я спешился, предоставил лошадей заботам владетелей, взял свое оружие, атаковал, вступив с ними в сражение, и захватил город. Вскоре после того появились немногие люди из Тамарита, и на закате капитуляция была подписана. Люди в замке также послали посыльного сказать, что, если я обещаю не наказывать их, они сдадутся и останутся в моем подчинении. И когда рассвело, они сдали мне замок.

38. После этого я двинулся отсюда, сказав моим людям: Давайте отправимся в Менаргес, поскольку прежде, чем они узнают о нашем появлении, я овладею большей частью их страны." Ко мне прибыли некоторые рыцари моей дружины, так что у меня было всего тридцать рыцарей. И я пошел с ними в Менаргес. Я сказал тем, кто был со мной: "Ждите здесь, а я пошлю вперед трех или четырех рыцарей." Таким образом пошел Эн Рокафорт с тремя другими рыцарями, чьих имен я сейчас не помню. Все люди подошли к замку со своим оружием и со всеми припасами, которые они могли доставить в город. Я приблизился к воротам замка и сказал: "Люди, вы хорошо знаете, что графиня - ваша законная госпожа, и она не желает вам ни разорения, ни смерти, ни утраты чего бы то ни было из вашего имущества. Возвращайтесь в свои дома, и я заверяю вас своим королевским именем и ее, что вам не будет причинен никакой вред, но вы будете защищены от любого." Тогда один из них сказал: "Мой господин, что нам следует делать с замком, порученным нам Эн Понсом де Кабрерой [графом Урхеля]?" Я отвечал: "Вы хорошо знаете, что наша власть преобладает над властью всякого. Я засвидетельствую, что вы не сделали ничего против вашего долга. Возвращайтесь с миром, и я приму ваше доверие." "Так сказал король, так мы и поступим", сказал один из них. Однако, прежде чем они открыли ворота, они снова сказали мне: "И вы действительно говорите, что мы можем спуститься по вашему слову?" "Да", сказал я. И они тут же спустились со своим оружием и добром. А я послал за рыцарями, чтобы те прибыли немедленно. Когда люди увидели, как мало рыцарей было со мной, им стало очень неловко. Хотя у нас в лагере совсем не было пищи, я ничего не взял у них, а послал около двадцати всадников совершить набег в окрестности Балагера. Они привели к нам шестнадцать коров и телят. Мы купили хлеба и вина, и таким образом заготовили продовольствия на три дня. [41]

39. И некоторое время спустя ко мне прибыли отряды из Каталонии и Арагона, так что нас стало общим числом двести рыцарей и, помимо того, до тысячи человек пехоты. Я двинулся против Линесолы (Линьолы) и пришел туда через три дня. И в то время, когда я был у Линесолы, на следующий день после нашего прибытия, туда явился Р. де Монкада, после чего все войско приготовилось к сражению; а они (враги) вошли в город и заняли его. И Эн Р. де Кардона явился ко мне и сказал: "Мой господин, я не советовал бы вам сражаться. В городе находятся хорошие солдаты, и его захват поистине не стоил бы потерь, которые вы и ваши люди могли бы понести. Позвольте мне провести с ними переговоры, и увидите, не смогу ли я добиться для вас хороших условий?" Но я не послушал его, подошел к городу и сражался с находившимися внутри с ходу, как был, и со своими людьми взял город. После чего осажденные забаррикадировались в крепости, где была очень сильная башня и кое-какие внешние укрепления. ¹⁰³ Но в тот же самый день и они сдались мне, и на следующий день я расположил там свой лагерь.

40. Отсюда я пошел в Балагер, чтобы осадить его. Я переправился через реку у места, называемого Альмата, и там приказал изготовить два "фонебола". Тогда прибыли Эн Гильен де Монкада, Эн Гильен де Сервера и некоторые другие бароны Арагона, а всего нас было до трехсот рыцарей. И когда мы восемь дней простояли в том месте, прибыл посланец от Менаргеса, а помимо него, ¹⁰⁴ от Эн Пере Палау, двух главных людей города, сказавший, что если я желаю закончить труды в Балагере, мне следует послать за графиней, в то время находившейся в Лериде, поскольку она должна призвать их к верности ей, после чего прежние подданные ее отца, чьей госпожой она была, сдадут ей город. И поскольку я видел, что эти слова важны и полны скрытого смысла, и что из страха они не могут послать мне такой ответ, какой бы они желали, я послал им сообщение, очень их благодаря и заверяя, что я вознагражу любовь, какую они выказывают ко мне, таким образом, что это будет полезно и им и их домам. И после того, через несколько дней, посланник возвратился ко мне. Он был молодым ученым, каких при мне было немного, и он повторил мне те же самые слова, прежде сказанные от их имени. И я сказал себе: "Одно из двух: либо они сами по себе, либо поступают так по совету других. Это очень важно. Если там [в городе] существует партия, противостоящая им, то они еще не достаточно сильны, чтобы провести свое решение." Тогда я спросил посланника: "Когда ваши люди желают, чтобы графиня прибыла в лагерь?" И посланник сказал: "Я пошлю к ним и спрошу." Он направил вопрос, и был установлен день для ее прибытия, и в тот день графиня прибыла. На исходе четвертого или пятого дня люди Балагера вновь послали ко мне, прося, чтобы я приказал некоторому числу людей со щитами и оружием для защиты сопроводить графиню и приблизиться к стене так, чтобы они на стенах могли бы слышать, что она говорит, и что по желанию Божию они исполнят ее требование и сделают то, что они мне говорили. После того я сделал так, как договаривался с ними. И граф [Урхеля] услышал, что велись некие переговоры между нами и теми людьми в городе. [42]

41. Эн Рамон де Монкада днем и ночью охранял фонеболы [боевые машины], и в один из дней между обедней и вечерней он был на часах, и с ним были Эн Санчо Перес де Помар, сын Эн Пере де Помара, Эн Бардойль, бывший его байлем или управляющим в Кастельсере, и А. де Робио, рыцарь. Когда люди Балагера увидели, как мало их было, они и Эн Гильен де Кардона, который также был в городе, облачились в доспехи, сели на коней и через проход, имевшийся в стене, незамеченными с сухими факелами, смазанными жиром, проникли в траншею. Мне в то время случилось быть в палатке Эн Гильена де Серверы, к которому я направился с визитом. Я говорил с ним, когда раздался крик: "К оружию, к оружию! Они пришли поджечь фонеболы, и несут горящие факелы." А с Эн Г. де Кардоной было двадцать пять рыцарей в доспехах, не считая двухсот человек пеших, включая тех, кто нес факелы. И вместе с ним вышел сир Гильом, бастард короля Наварры от некоей женщины, и другие. И Дону Санчо Пересу де Помару не хватило храбрости выдержать нападение, и он бежал в лагерь. Так что там с Эн Рамоном де Монкадой остались только А. де Робио и Эн Гильен Бардойль. Эн Гильен де Кардона двинулся с копьем в руке против Эн Рамона де Монкады и сказал ему: "Сдавайся, Эн Рамон, сдавайся." А Эн Рамон сказал: "Кому я должен сдаваться, грязный приспешник - кому сдаваться?" Тем временем люди Кардоны приблизились к палисаду и подожгли его, однако не смогли подобраться к "фонеболу", потому что пришел я с людьми и остановил их. При этом Бласко Дестада, молодой рыцарь, испытывал свое оружие; и вместе с остальными, в шлеме на голове и с копьем в руке, пошел и сражался с людьми Балагера; и сопровождаемый пешим Хоаном Мартинесом Деслебой, со щитом на плече и мечом в руке, оба напали на балагериан, когда они возвращались [в город], настигли их в замковом рве и ранили одного из всадников, что пытались поджечь фонебол. ¹⁰⁵ Бласко де Эстада вошел в ров на бросок камня, своим копьем ранил там рыцаря и ушел, не получив ни одного повреждения ни от них, ни от камней, которые они бросали со стены.

42. На третий день прибыла графиня, и в присутствии Эн Гильена де Серверы я рассказал ей о переговорах с находившимися в городе. Она сказала, что сделает предлагаемое мною и охотно повторит слова, которые бы я хотел, чтобы она сказала. Она только попросила защитить ее от стрел балагериан. Я сказал ей: "Так и будет." В соответствие с чем я велел более пятидесяти рыцарям, в кольчугах и со щитами, идти с графиней и защищать ее. И она поехала, спешилась и приблизилась к стене в пределах броска камня, и один из рыцарей говорил за нее. "Там ли вы, люди Балагера?" Поскольку в первый раз никто не ответил, она сказала им: "Здесь графиня. Есть ли там главные люди города?" Кто-то сказал: "Да, есть. Чего вы от них хотите, и каково ваше послание?" Тогда один из рыцарей сказал: "Графиня просит вас немного ее послушать: она - женщина и не может говорить громко." Тогда графиня сказала: "Добрые люди, вам хорошо известно, что вы были людьми моего отца по праву его рождения. И поскольку вы были его, то вы и мои люди по праву рождения, ибо я его дочь. Поэтому я прошу и приказываю вам, властью данной мне над вами, сдать Балагер мне, вашей законной госпоже." Они ответили: "Мы услышали ваши слова, обсудим их ¹⁰⁶ и сделаем по нашему долгу и никак иначе." Тогда от имени графини ответил другой рыцарь и сказал: [43] "Добрые люди, графиня весьма вас благодарит за то, что вы заговорили о долге, и надеется на вас." После чего графиня возвратилась в лагерь. А к вечерне ученый, который передавал сообщения между мной и городом, прибыл и сказал, что мои планы завершились полным успехом. Балагериане известили, что если бы я и графиня согласились на условия, предлагаемые ими, город стал бы нашим немедленно. Мы с ней согласились назначить барона, который бы держал Балагер для Эн Понса ¹⁰⁷ и для графини вместе до того времени, пока спор не будет улажен. Они не осмеливались действовать, потому что в замке находились большие силы, и они не могли завершить это дело без того, чтобы под каким-либо предлогом удалить силы графа из города, потому что они решили, что и город и замок будут отданы графине.

43. И однажды утром, пока вожди города разговаривали на террасе, Эн Геро ¹⁰⁸ послал лучника из своего отряда с луком, и тот выстрелил стрелой в их собрание, но никого не поразил. "Итак", сказали они, "он стреляет в нас стрелами, в то время как мы для его выгоды защищаем это место и делаем то, что не обязывались делать." Они направили к нему двух вождей сказать, что они очень удивлены тому, что он стрелял в них, в то время как они подвергались смертельному риску от короля, который пришел против них и опустошал их земли. Если он поступает таким образом, то им придется самим защищать себя и изменить свои взгляды. Когда это сообщение было получено, Эн Геро (граф Урхеля), Эн Гильен де Кардона и их Совет увидели, что балагериане желают подчиниться графине, и поскольку они не знали ничего о том, что планировалось в городе, они послали ко мне и предложили условия. Они желали бы сдать замок Эн Рамону Беренгеру Дахеру, а вопрос между графом и графиней должен был быть решен моей властью. И люди города известили, что согласны на это; поскольку я (сказали они) получал все, что хотел, в тот момент, когда граф оставлял это место. Я говорил об этом с Эн Гильеном де Монкадой и сказал ему, что хотел бы согласиться на те условия; то есть на то, что замок должен быть отдан Эн Рамону Беренгеру Дахеру, ¹⁰⁹ чтобы держать его в вассальной верности и опеке, и что, кто бы из этих двух, Эн Геро или графиня, ни выиграл тяжбу, тот получил бы его. Эн Гильен де Монкада ответил: "Я не нахожу такой совет хорошим. Вам не стоит этого делать. Поскольку вы прибыли в такую даль, вам следует осуществить ваше первоначальное намерение и не оставлять его, пока замок не станет вашим." Я еще не раскрыл Эн Гильену, что люди в городе связывались со мной. Так что я сказал ему: "Эн Гильен, ловкость в большинстве случаев лучше, чем сила. Теперь, когда вы сказали то, что, как вы думали, были должны сказать, я сообщу вам тайную причину, которая у меня есть для того, чтобы желать сделать то, о чем я вам говорил. Лидеры города обращались ко мне. Они посылали мне сообщения, что весьма желают сдать и город и замок. По той же причине сюда прибыла и графиня. Итак, я говорю вам, что, если замок перейдет под власть Эн Рамона Беренгера Дахера, то, как только Эн Геро покинет его, вы можете считать и замок и город все равно что моими. И нет необходимости обращать внимание на условия, при которых он (Беренгер) получает его, поскольку, как я сказал, он потеряет это владение сразу." И Эн Гильен сказал: "Вы так полагаете?" "Да", сказал я; "и вы тотчас увидите, что будет, как я сказал."

44. Тем временем я известил Эн Геро де Кабреру и горожан, что согласен на условие, что Эн Рамон Беренгер Дахер получит город и замок в опеку, кто бы ни обладал большими правами на них. Услышав это, Эн Геро, не обладавший мудростью Соломона, и опасаясь горожан, взял самого хорошего и прекрасного сокола, какого имел, поместил его на своей [44] руке, пересек мост и послал мне сообщение с Эн Беренгером де Финестресом, говоря, что готов оставить замок Эн Рамону Беренгеру. Горожане также известили, что, если бы я послал свой штандарт, они подняли бы его на вершине замка. И вслед за этим я послал рыцаря и пятерых владетелей с королевским штандартом, который им было сказано держать скрытно, а также с копьем, чтобы установить упомянутый штандарт, когда они войдут в замок. Тем временем Эн Беренгер де Финестрес говорил мне и просил, чтобы я незамедлительно послал Эн Рамона Беренгера Дахера принять вассальную присягу и взять замок в опеку, поскольку к этому все было готово. Уже сделав это и послав свой штандарт к замку, я на некоторое время задержал Финестреса переговорами. Он торопил, чтобы я отпустил его, поскольку граф (говорил он) желал уехать. Но я отказывал ему в его просьбах и тянул время, ожидая появления моего штандарта на замке. Когда я увидел его, я сказал: "Эн Беренгер де Финестрес, теперь вы можете идти, поскольку я вижу, что Балагер уже мой." "Как ваш?" сказал он. Я сказал ему: " Взгляните вон туда, и вы увидите, как мой штандарт развевается на зубчатых стенах." Он (Финестрес) был поражен и испытал от этого большую досаду и замешательство. Он немедленно ушел, не говоря ни слова, в то время как сам граф пошел в Монмагастр.

45. Друзья графа, однако, решили направить [посыльных] в Аграмунт и посмотреть, что бы они могли там сделать. И сам он пошел туда. Эн Гильен де Кардона и примерно пятнадцать рыцарей сопровождали его. Когда люди Аграмунта услышали, что были переговоры между Балагером и мной, они заключили подобное же соглашение с Эн Рамоном Хафа де Аграмунтом и другими представителями города, что когда графиня появится в Аграмунте лично, они сдадут его ей. На этом согласились до того, как Балагер был взят. Итак, Эн Рамон де Монкада вел переговоры с Эн Беренгером де Перехенсом, ¹¹⁰ результатом которых было то, что он сказал мне, графине, Эн Гильену де Монкаде, Эн Гильену де Сервере и моему Совету, что сразу после взятия Балагера я должен идти к Аграмунту, поскольку Эн Беренгер де Перехенс прибыл к нему и договорился об их сдаче. Итак, после передачи замка Балагера графине, я пошел с нею к Аграмунту и расположился на стороне холмов Дальменаре ¹¹¹ в виду города. Когда Эн Гильен де Кардона увидел это, он в сумерках покинул город, совершив ночной переход. И когда утром я услышал, что он уехал, лагерь был поднят, в Аграмунт введены мои люди, и графиня вступила во владение своим замком.

46. И люди Понса тоже послали мне сообщение, чтобы графиня пошла к ним; я решил, что она должна идти. Сам я не стал сопровождать ее, потому что я не бросал вызова Эн Рамону Фольку, державшему тот замок; я не бросал вызов ему, а он не бросал его мне, и мы были друзьями. ¹¹² Графиня, однако, пошла, сопровождаемая Эн Гильеном и Эн Рамоном де Монкада и всеми моими силами, кроме пяти рыцарей, которые оставались со мной, поскольку по упомянутой выше причине я не хотел идти. Графиня нашла город пустым, но смотритель замка вышел со всеми своими людьми, верхом и в готовности. Те, кто был с графиней, пришпорили лошадей, атаковали и на копьях промчались до самого замка. И как мне говорили потом, в этом деле особенно прославился Эн Бн. Деслор, брат Ризничего Барселоны. В тот же самый день, к вечерне, Эн Гильен и Эн Рамон де [45] Монкада известили меня, что я без промедления должен идти туда. Если я приду, сказали они, графиня получит замок во владение; в противном случае - нет. И я сказал: "Как я могу идти туда, когда я не бросал вызов Эн Рамону Фольку, а он держит этот замок?" Они сказали: "Знайте, что, если вы не придете, графиня не получит замка." Я сказал: "Что я должен буду сделать, появившись там?" И они сказали: "Если вы призовете их сдать замок графине, они непременно его сдадут." "Очень хорошо", сказал я, "я сделаю это, сохранив права Эн Рамона Фолька, поскольку у него есть права." И вслед за тем я пошел туда: но тем, кто сопровождал меня до замка, я приказал оставить лошадей и оружие. Утром, когда я туда прибыл, пришли около двадцати горожан и сам кастелян. Я спросил их: "Зачем вы послали за мной?" Они сказали: "Спросить вашего совета о том, что нам делать с замком." Я сказал: "Мой вам совет - сдать его незамедлительно. Я и графиня обещаем вам, а также и кастеляну, что права Эн Рамона Фолька в замке будут сохранены. И вы должны гарантировать, что, когда она получит остальную часть графства в соответствии с решением нашего Суда и согласно закону и справедливости, ¹¹³ это прочее имущество, находящееся в ваших руках, должно перейти к ней, и что вы передадите ей замок." И они немедленно сдали его. После этого люди графини послали в Олиану, и когда жители услышали, что замок Понса сдан, они также сдались графине. И они не просили у меня ничего взамен, поскольку она получила это по своему праву. ¹¹⁴

47. Полгода спустя я пошел в Таррагону. И таково было желание Бога, чтобы, без созыва мной Кортесов, туда со мной пошла большая часть каталонской знати, в особенности Дон Нуньо Санчес, сын графа Дона Санчо, который был сыном графа Барселоны; Эн Г. де Монкада, граф Ампуриаса; Эн Р. де Монкада, Эн Геро де Сервейло, Эн Рамон Аламани, Эн Геро де Клермун, и Эн Бернар де Санта Эухения, повелитель Торроельи. В один из дней Эн Пере Мартель, гражданин Барселоны, обладавший великолепным знанием моря, пригласил на обед меня и всех баронов, кто были со мной. К концу обеда между ними завязалась беседа. И я спросил: "Что за страна - Мальорка, и насколько сильно то королевство?" Они спросили Эн Пере Мартеля, потому что он был капитаном корабля, и Эн Пере Мартель сказал, что он опишет нам ее, поскольку он бывал там раз или два. Он полагал, что остров Мальорка составляет приблизительно триста миль в окружности. Менорка располагается со стороны Сардинии к северо-востоку (a la part de Grech), а Ибиса ближе к Марокко. Мальорка главенствует над другими соседними островами, и они постановили так, что владычествует повелитель Мальорки. Возле Ибисы, отделенной от него проливом шириной в одну милю, находится другой остров, населенный сарацинами, называемый Форментера. Когда обед был закончен, они прибыли ко мне и сказали: "Мой господин, мы расспросили Эн Пере Мартеля о Мальорке, и он сказал нам то, что, как мы думаем, понравится вам. Это остров большой величины, среди других меньших островов, называемых Менорка, Ибиса и Форментера, которые все подчинены королю Мальорки. Таково желание Бога, и никто не может отнять или изменить его. И, если вам это будет угодно, мы имеем право завоевать тот остров по двум [46] причинам: во-первых, таким образом вы и мы расширим нашу власть; во-вторых, те, кто услышит об этом завоевании, будут полагать чудом то, что вы смогли взять землю и королевство, расположенные в море, где Бог пожелал их поместить." Эта их речь мне очень понравилась. Я ответил: "Я вам очень обязан за мысль, что вы мне дали: в этом деле существуют определенные возможности." Там же сразу на Совете было принято решение, что генеральные Кортесы ¹¹⁵ должен быть проведены в Барселоне, куда в назначенный день должны явиться архиепископ Таррагоны, епископы, аббаты и знать Арагона, а также граждане Каталонии ¹¹⁶.

48. И в день, установленный для встречи Кортесов, архиепископ [Таррагоны], епископы и знать прибыли в Барселону. И на следующий день они все собрались во дворце, построенном графом Барселоны. И когда все явились ко мне, я начал мою разговор таким манером: "Illumina cor meum, Domine [et verba mea de] Spiritu Sancto. О чем молю я моего Господа Бога и Святую Деву Марию, Его мать, чтобы я мог говорить речи к моей чести и чести вас, тех, кто слушает, и чтобы они были приятны Богу и Его матери, нашей Госпоже Святой Марии; поскольку я хочу говорить о добрых трудах, поскольку добрые труды являются и присутствуют в Нем; и слова, которые я намереваюсь сказать вам, будут о добрых трудах. Быть может, Ему понравится, что я предпослал такие слова выступлению."

"Уверен, что мое рождение произошло при вмешательстве Бога, поскольку мой отец и мать не любили друг друга, так что таково было желание Бога, чтобы я был рожден в этом мире. И если бы мне нужно было рассказывать вам об обстоятельствах и чудесах, сопровождавших мое рождение, велико бы было ваше удивление. Однако я опущу их, поскольку уже рассказал о том в самом начале этой книги. ¹¹⁷ И при этом не забывайте, что я ваш законный господин, один, не имеющий брата или сестры, поскольку мой отец не имел других детей, но только меня от моей матери. И я прибыл к вам ребенком шести с половиной лет и нашел Арагон и Каталонию в беспорядке, человек сражался с человеком, и не существовало каких бы то ни было соглашений. То, что хотел сделать один, не хотели другие. И о вас шла дурная слава в мире, ибо происходило такое. И я не мог исправить то зло, кроме как двумя путями; желанием Бога, который направлял меня в моих трудах, и совершая для вас и для себя такие поступки, какие были бы приятны Ему, столь великие и добрые, что рассеяли бы дурную славу, которая шла о вас; поскольку свет добрых трудов рассеивает тьму. Потому я настоятельно прошу вас по двум причинам, - во-первых, ради Бога, во-вторых, ради вашей преданности мне, - чтобы вы дали мне совет и помогли в трех вещах. Первое: как мне принести мир в мою землю? Второе: как я могу послужить Богу в той экспедиции, какую я замыслил против королевства Мальорки и других островов, принадлежащих ей? Третье: как и с кем я должен посоветоваться, чтобы то предприятие было во славу Бога?" Сказав так, я закончил свою речь.

49. И архиепископ Таррагоны, Эн Эспарек, поднялся по просьбе баронов, которые желали, чтобы сначала говорил он. И его ответ был: "Мой господин, мы хорошо знаем, сколь молоды вы были, прибыв к нам, и что вы нуждаетесь в хорошем совете по столь великому делу, что вы здесь нам представили. Мы дадим вам такой совет и такой ответ, какой будет достоин славы Бога, вашей и нашей." Эн Гильен де Монкада тогда ответил за баронов и за себя, сказав, что он очень благодарен нашему Господу за доброе намерение, каковое Он даровал мне. Но поскольку это дело имеет огромное значение, они (бароны) не могут ответить без [47] серьезного обсуждения. "Однако, мы скажем вам, что совет должен быть таким, какой вы захотите принять, а мы дать." И затем говорили представители городов, и за них отвечал Эн Беренгер Хирар, который был из Барселоны. Он поднялся и сказал: "Бог, который является и вашим Богом, и нашим, направил ваше желание на те добрые мысли, что вы только что нам поведали. И, возможно, Ему понравится то, что наш ответ будет таким, чтобы вы смогли исполнить ваше желание к славе Бога и вашей собственной. Мы посоветуемся с ноблями и ответим вам." Архиепископ тогда сказал: "Духовенство будет обсуждать вопрос отдельно, знать отдельно, а люди городов сами по себе." И все с этим согласились. В соответствии с чем в тот день Кортесы были разделены. Они обсуждали, и в третий день дали свой ответ. И тогда мы все были на тайном совете отдельно, и были там бароны, и говорили со мной перед архиепископом и епископами. И граф Ампуриас поднялся и сказал: "Я скажу вам, прежде чем ваши бароны дадут ответ. Если в мире существуют люди, имеющие дурную славу, то это мы, вместо доброй славы, что мы имели когда-то прежде. Вы прибыли к нам как наш законный повелитель, и вам приличествует труд подобного рода, с нашей помощью, чтобы доброе имя, нами потерянное, таким образом мы возвратили. И мы возвратим его таким способом: если вы с нашей помощью покорите сарацинское королевство в море, вся дурная слава, что мы имеем, будет развеяна, поскольку это станет самым великим делом, какое христиане совершили в последние сто лет. Лучше умереть и восстановить доброе имя, какое мы привыкли иметь, и уважение, каким издревле пользовались наши роды, чем жить в такой дурной славе, какой мы обладаем теперь. Потому я и говорю, что к выгоде всего мира это предприятие должно быть исполнено, таков мой совет." Все согласились с речью графа Ампуриаса, и каждый сказал столь же хорошие слова, как он, в поддержку замышленного. Тем вечером было постановлено, что утром соберутся генеральные Кортесы, и что они (бароны) будут говорить сначала, убеждая духовенство и людей городов; и баронами было послано сообщение архиепископу, аббатам и епископам: утром быть у меня и дать ответ.

50. И утром, когда были произнесены утренние мессы, все явились в Кортесы и поручили Г. де Монкаде говорить то, о чем они договорились. Он поднялся и сказал: "Мой господин, истинно, что Бог поставил вас, чтобы вы управляли нами, и поставил нас, чтобы мы служили вам хорошо и преданно. Но мы не сможем служить вам хорошо и преданно, если не возвысим вашу репутацию и вашу славу всеми нашими силами, поскольку ваше возвышение - это наше возвышение, а ваше неблагополучие также и наше: так что это серьезная причина желать того, что хорошо для нас и для вас. И поскольку кажется, что предприятие, о котором вы нам говорили, то есть покорение королевства Мальорки в море, будет большей честью, чем если бы вы завоевали три королевства на земле; и поскольку мы, мой господин, должны бороться за вашу честь прежде всего в мире, поэтому мы скажем вам о тех трех вещах, о которых вы спрашивали нашего совета, - об установлении мира на вашей земле и о нашей [баронов] помощи вам в том, чтобы это предприятие могло быть осуществлено к вашей и нашей славе. Сначала вы должны установить мир и покой во всей Каталонии, направив ваши письма и указы всем тем, кому необходимо. И Дон Нуньо, присутствующий здесь, являющийся внуком графа Барселоны, должен быть включен в этот мир по двум причинам: первая - близкое родство, которым он связан с вами, вторая - добрые труды, что вы желаете исполнить. И если в Каталонии найдется кто-либо, кто откажется от него" (мира), "мы заставим его принять, нравится это ему или нет. А также мы хотим, чтобы вы наложили 'бовах' ¹¹⁸ на наших людей. Его мы даем вам как подарок, поскольку однажды вы уже использовали это право, ибо в традиции королей брать его лишь однажды [в продолжение правления]. Но мы даем вам его из любезности и любви, чтобы вы могли преуспеть в вашем предприятии. Что касается меня самого, то я предлагаю вам свою службу и службу моих родичей с четырьмястами лошадьми в доспехах, и, пока Бог не отдаст вам остров Мальорку с владениями других островов, что расположены вокруг нее, Менорки и Ибисы, мы не оставим вас до полного покорения. Дон Нуньо и другие, каждый [48] сам за себя, скажут, какую помощь они предоставят. И мы просим вас, поскольку мы сделаем для вас те три вещи, чтобы вы предоставили нам долю в завоевании, осуществленном при нашем участии, долю как в движимости, так и в недвижимости. Поскольку мы хотим служить вам хорошо, мы хотим иметь такую долю, чтобы в течение всего времени помнить о службе, что мы сослужили для вас." Так он закончил свою речь.

51. И Дон Нуньо Санчес, который был сыном ¹¹⁹ графа Барселоны, поднялся и сказал: "Мой господин, речь, с которой Эн Г. де Монкада обратился к вам, весьма хороша, и он хорошо сказал за себя и за своих родичей. Я дам ответ от себя самого. Господь, который создал вас, пожелал, чтобы вы стали нашим господином и королем, и пока это угодно Ему, это угодно также и нам, и мне более чем кому-либо по причине родственных связей, имеющихся между нами, и главенства, каковым вы обладаете надо мной. Если вы приобретаете славу и успех, я также получу в том мою долю, ибо таково желание Бога, что я принадлежу к вашим родичам. Это хороший и похвальный труд, поскольку это труд Бога, и тот, кто трудится с Богом, не может трудиться во зло. Я клянусь собой и землею, которую ваш отец отдал мне в мире и покое, то есть Росельоном, Конфленом и Шерданью, и где сохраняется мир в мои дни. Я предоставляю вам право сбора 'боваха'. Кроме того, я буду сопровождать вас с сотней вооруженных рыцарей за мой собственный счет. Дайте мне долю земли и движимости в соответствии с лошадьми и пешими людьми, что я приведу, с кораблями и галерами, которые будут снаряжены мной, и я послужу вам на той земле, пока Бог не позволит вам получить ее." И когда Дон Нуньо закончил свою речь, граф Ампуриас поднялся и сказал: "Мой господин, нет нужды слишком много хвалить предприятие, которое вы предлагаете, поскольку слава и выгода, какую оно принесет, ясны. И я обещаю вам прийти с шестьюдесятью рыцарями на лошадях в доспехах. И хотя Бог поставил меня графом Ампуриаса, все же Эн Г. де Монкада - первый и благороднейший человек нашего рода, поскольку он является повелителем Беарна и Монкада, которые он держит от вас, и Кастельби, находящегося в его собственности. И я даю те же самые обещания, что дал он. К тому числу четырехсот рыцарей я прилагаю мои шестьдесят, поскольку он поведет туда для вас весь наш род. И из доли, обещанной ему и другим, дайте мне согласно лошади и пехоте, что я возьму. И рыцари, которых возьмем мы и другие, все будут иметь лошадей в броне."

52. А затем поднялся архиепископ Таррагоны и сказал: ""Viderunt oculi mei salutare tuum." То слова Симеона, когда он принял нашего Господа в свои руки и сказал: "Мои глаза видели твое спасение; [итак, я сказал], мои глаза увидели твое спасение." А я добавлю, хотя в Священном писании этого нет, что, когда мы видим ваше спасение, мы видим и наше собственное. Наше спасение в том, чтобы вы стали обращать ваше сердце к добрым трудам. И в том наше спасение, чтобы вы успевали в доброй славе, чести и власти. Ибо, поскольку ваша власть и ваши успехи есть забота Бога, мы полагаем ваше также и нашим. Также и намерение, которое вы и дворяне, присоединившиеся к вам, высказали и предполагаете начать исполнять во славу Бога и всего Царствия Небесного, и к выгоде, какую вы и ваши люди получают и получат в этом мире и в другом, который бесконечен; и возможно, это угодно Богу, который таким образом собрал эти Кортесы, чтобы они послужили Ему и для вашей выгоды, и чтобы бароны, собравшиеся здесь, все могли послужить вам так, чтобы вы весьма за это их благодарили. Когда Бог даст вам то королевство, которое вы в вашей храбрости намерены покорить, и они вместе с вами, вы поступите с ними по-справедливости и разделите страны и движимость с теми, кто помог и послужил вам. От себя самого и Церкви Таррагоны я скажу вам по крайней мере вот что. Сам я никогда не владел оружием и сейчас нахожусь в том возрасте, когда вредно иметь его. Но в том, что касается моего добра и моих людей я предоставляю вам власть использовать их, как вы могли бы использовать ваших собственных. И если какой-либо епископ или аббат пожелают идти с вами и служить лично, это будет весьма мне приятно, и я дам ему разрешение действовать от имени Бога и моего; поскольку в столь добром предприятии, как это, каждый человек должен помочь словом и [49] делом. И Бог, который пришел на землю ради нашего спасения, позволит вам завершить то предприятие к вашему и нашему удовлетворению."

53. И затем поднялся епископ Барселоны, Эн Беренхер де Палу, и сказал: "К вам можно отнести видение, какое Отец послал нашему Господу Иисусу Христу, Сыну Божию, чье имя было [в] Excelsis, ибо там были наш Господь Сын Божий, Моисей, Илия и Святой Петр. И Святой Петр сказал: 'Подобает нам устроить здесь три места для шатров; первый для нашего Господа Иисуса Христа, другой для Моисея, а последний для Илии'. ¹²⁰ И вслед за тем раздался с небес великий гром, и все упали на землю, и когда все упали, страх охватил их. И облако сошло с небес, и опустилось на них, и сказало: 'Ecce Filius meus dilectus qui in corde meo placuit.' Такое видение может быть отнесено к вам, ибо вы - сын нашего Господа, когда решаете преследовать врагов веры и креста. Я полагаюсь на Него в том, что имеющееся у вас доброе намерение позволит вам вступить в Царствие Небесное. И я предлагаю вам от себя самого и церкви Барселоны сто рыцарей или больше, снаряженных мной, пока Бог не позволит нам завоевать те острова Мальорки. И дайте мне мою долю в соответствии с людьми, которых я беру, как моряков, так и рыцарей." И затем епископ Жероны сказал: "Я благодарен нашему Господу за доброе намерение, каковое Бог даровал вам и вашим Кортесам, и если бы я мог, я бы сказал многое в похвалу столь доброго труда. Но наш архиепископ, епископ Барселоны, Эн Гильен де Монкада, Дон Нуньо и граф Ампуриас уже сказали все то, что хотел сказать я. Но я говорю вам от себя самого и от церкви Жероны, что я с тридцатью рыцарями пойду с вами. И дайте мне долю в соответствии с тем, что вы дадите другим."

54. И Аббат Сан Фелиу де Гишольс поднялся и сказал, что он будет сопровождать меня с пятью хорошо снаряженными рыцарями. А затем провост ¹²¹ Таррагоны поднялся и сказал: "У меня нет столько рыцарей, сколько есть у них, но я последую за вами с четырьмя рыцарями и вооруженной галерой." И после них поднялся Эн Педро Грони ¹²² и сказал: "Мой господин, все мы, люди города Барселоны, благодарим за доброе намерение, данное вам Богом, и мы верим Господу, что вы завершите его по вашему желанию. Мы предлагаем вам, во-первых, легкие барки, корабли и грузовые суда, ¹²³ находящиеся в Барселоне, чтобы служить вам в этой похвальной экспедиции, предпринимаемой во славу Бога. И мы сделаем все, чтобы навсегда заслужить вашу благодарность за службу, что мы теперь исполним для вас. И мы не станем больше говорить за остальные города, поскольку здесь [представляем] только Барселону." И Таррагона и Тортоса приняли такое же обязательство, как главные люди (prohomens) Барселоны.

55. После этих речей они попросили меня подготовить письмо с изложением раздела тех земель, что я мог бы завоевать с их помощью, а также движимости. И в письме содержались доли, какие я дам им, когда Господь дарует нам победу, соответственно рыцарям и воинам, кораблям, галерам и мелким судам и оборудованию на них, тем, кто пошел со мной, по лошади и человеку, в соответствии со снаряжением, что они принесли. И тот раздел добычи касался всего захваченного в экспедиции после выхода армии. Я обещал им, верой в Бога, что сохраню это без изменений. Они со своей стороны обещали, что послужат мне хорошо и верно, и не припишут людей больше, чем на самом деле пошли [в экспедицию]. Таково было начало моего перехода [50] на Мальорку. Я назначил всем день в середине мая для прибытия в Салу. Так что Кортесы были распущены, и каждый стал думать о своих приготовлениях. И бароны все присягнули, что непременно будут в Салу 1-го мая, со всем своим снаряжением. В тот день я сам был там и оставался до начала сентября, ожидая возможности переправиться, когда ко мне прибудут корабли и галеры. Так я ждал, пока флот не соберется. Часть его стояла в Камбрильсе; большая часть, с которой был и я, - в порту Салу и на берегу; остальные - в Таррагоне, поскольку большинство судов принадлежало тому месту. И флот был таким: двадцать пять полноразмерных судов, восемнадцать таридас, ¹²⁴ семнадцать галер, и сто брисес ¹²⁵ и галеонов; итого было сто пятьдесят больших судов, помимо маленьких барок.

56. И перед отплытием, я дал указание, как должен идти флот: чтобы сначала в качестве ведущего шло судно Эн Буйе, на котором находился Гильен де Монкада, несущее фонарь как маяк; и чтобы судно Эн Карроса оставалось в арьергарде и несло другой фонарь как маяк. И чтобы галеры двигались, окружив флот, так что если какая-либо галера [врага] приблизилась бы к флоту, сначала она столкнулась бы с нашими галерами. И в среду утром я вышел из Салу с бризом, дующим с земли. Я оставался там столь долго, что для нас был бы хорош любой ветер, способный увести от земли. И когда в Таррагоне и Камбрильсе увидели, что флот вышел из Салу, они тоже отплыли. И тем, кто остался на земле, и нам открылось прекрасное зрелище, ибо все море казалось белым от парусов, столь велик был тот флот. Сам я плыл позади всего флота на галере из Монпеслиера. ¹²⁶ За мной собралась целая тысяча людей в лодках, пожелавших идти с нами и не желавших уходить. И когда я отошел на двадцать миль в море, ветер изменился на юго-западный, ¹²⁷ и шкиперы ¹²⁸ моей галеры прибыли ко мне вместе с моряками и сказали: "Мой господин, мы - ваши подданные и должны охранять вашу жизнь и целостность и давать вам добрые советы, насколько мы знаем. Этот юго-западный ветер нехорош ни для нас, ни для вашего флота. Скорее он против вас, поскольку с ним вы не сможете достичь острова Мальорки. Наш совет вам: поверните и возвратитесь, чтобы пристать к земле. Бог скоро предоставит вам ветер для переправы." Когда я услышал их слова и совет, я сказал им, что ни в коем случае не стану так делать; поскольку на кораблях были многие, кто, страшась моря, поступил бы так и охотно бежал от него, кто не осмелится переправится с нами и, если мы повернем, чтобы пристать к берегу, вероятнее всего, покинет нас, не будучи храбрецом. Далее я сказал им, что отправился в эту экспедицию из любви к Богу и против тех, кто не верит в Него, что я пошел туда против них по двум причинам: чтобы обратить их и обратить то королевство к вере в нашего Господа или уничтожить. И так как я пошел во имя Его, я верю в Него, в то, что Он ведет нас. Когда шкиперы галеры услышали, каково мое желание, они сказали мне, что в таком случае сделают то, что могут; и они не сомневаются, что моя вера доведет нас. Пришел час вечерни; и в [51] первые часы ночи я настиг судно Эн Гильена де Монкады, которое находилось впереди. И я подошел к фонарю, приветствовал его и спросил: "Чей это корабль?" А люди в ответ спросили: "Чья эта галера?" И мои люди ответили: "Это - галера короля." После чего они сказали нам: "Сто тысяч приветов вам: это - корабль Эн Гильена де Монкады"; и мы поплыли дальше. Так что, хотя из Салу я отплыл последним, уже в первые ночные часы и к утру следующего дня моя галера была впереди всех прочих судов. Таким образом мы шли всю ночь с юго-западным ветром, моя галера, я и все остальные, пользуясь ветром настолько, насколько это было возможно. И так плыли всю ночь впереди флота, не меняя и не сокращая парус, так быстро, как могла двигаться моя галера. И между обедней и вечерней, когда ветер усилился, море становилось все выше и выше; оно было столь высоко, что передняя треть моей галеры шла под водой, когда тяжелые волны моря наталкивались на нее. К вечерне, до заката, ветер прекратился, и мы увидели прямо перед нами остров Мальорку, и могли различить Ла Паломеру, Сольер и Альмеруг. ¹²⁹

57. И после того они сказали мне, что, поскольку мы вошли в пределы видимости острова, было бы хорошо уменьшить паруса, если я хочу, чтобы нас не могли заметить с земли. Я сказал, чтобы так и было сделано, и соответствующим образом паруса уменьшили. Когда мы сделали это, море было спокойно. Тогда они сказали, что хотели бы зажечь фонарь, но боятся, что стражи на острове увидят его. Я сказал им: "Предлагаю такой план. Поместите на стороне, обращенной к острову, толстый плащ, а фонарь - на корме, закрыв со стороны суши по бокам тканью, так, чтобы флот мог видеть его, и ваша цель будет достигнута." Они сказали, что считают это хорошим планом, и сделали, как было предложено. И тогда я мог видеть фонари на судах и фонари на галерах. Я знал, что они видят нас, и что флот идет. И когда приблизились первые часы, к нам прибыли две галеры, и я спросил у них о новостях, касающихся флота. И они сказали, что пришли все, сколько могли. В полночь я мог увидеть и насчитать от тридцати до сорока судов, галер и транспортов. Луна была яркой, с запада долетал бриз, и я сказал: "С этим ветром мы сможем достигнуть Польенсы", которая с самого начала была назначена пунктом высадки на землю. Поэтому мы, как и все, кто тогда находился в море, поставили паруса. Пока мы плыли туда по спокойной воде и прекрасной погоде, появилось облако, предвещавшее ветер из Прованса. И моряк на моей галере, по имени Эн Беренгер Сагран, бывший штурманом, сказал: "Мне не нравится то облако, принесенное ветром со стороны Прованса." И он приказал, чтобы моряки были наготове и привязаны, некоторые в носовой, некоторые в кормовой части. И когда они подготовились, и галера была приведена в должное состояние, на корабли внезапно налетел ветер. И когда он начался капитан закричал: "Убирайте, убирайте!" И все корабли и суда вокруг нас пришли в большое замешательство и с большим трудом убирали паруса. И среди них возник большой шум, поскольку ветер налетел на них внезапно; поистине то был белый шторм. ¹³⁰ Мы, как и остальные, сворачивали паруса. И жестокое море поднялось, когда ветер Прованса сменил юго-западный ветер. Корабли, галеры и мелкие суда флота вокруг нас были с голыми мачтами. И под ветром Прованса море было жестоким, и никто на моей галере не говорил ни слова. Все молчали, и мелкие суда двигались вокруг нас. Я видел опасность, в которой мы находились. Я был очень смущен, но обратился к Нашему Господу и Его Матери, и молился следующим образом: "Господь Бог, я хорошо знаю, что ты сделал меня королем земли и добра, что мой отец держал Твоей милостью. До этого времени я не начинал никакого великого или опасного предприятия, чувствуя Твою помощь от моего рождения до этого времени, и Ты даровал нам славу и помощь против наших злых подданных, готовых свергнуть нас. Теперь, O Господь мой Создатель, помоги мне, если это Тебе будет угодно, в столь великой [52] опасности, чтобы такой добрый труд, какой я начал, не был потерян, поскольку не я один потерял бы, но Ты потерял бы больше. Поскольку я отправился в эту экспедицию, чтобы возвеличить веру, которую Ты дал нам, и унизить и уничтожить тех, кто не верит в Тебя. Итак, O истинный и могущественный Бог! Ты можешь охранить меня от этой опасности и исполнить мое желание служить Тебе. И я помню, что не было еще существа, когда-либо обращавшегося к Тебе за милостью и не находившего ее, и особенно те, кто в своем сердце имеет желание служить Тебе и кто страдает ради Тебя, и я - один из них. И, O Господь, вспомни о тех многих людях, идущих со мной, чтобы послужить Тебе. И Ты, Божия Матерь, которая есть мост и тропа для грешников, я молю Тебя, во имя семи радостей и семи печалей, что Ты имеешь ради Твоего дорогого Господа, помнить обо мне, моля Своего дорогого Сына избавить меня от этих несчастий и опасностей, в которые попал я и те, кто со мной."

58. И после этой молитвы у меня появилась мысль, как нам, предварительно согласовав это с баронами и теми, кто был опытен в морских делах, высадится в Польенсе. Я спросил: "Есть ли на этой моей галере кто-либо, кто был в Мальорке и на этом острове?" И Эн Беренгер Гайрон, ¹³¹ капитан галеры, ответил, что он был в этой стране. И я спросил его: "Какие гавани есть вблизи города, со стороны Каталонии?" И он сказал, что в трех лигах от города по суше и в двадцати милях морским путем был холм: холм назывался Драгонера; он располагался не непосредственно на земле Мальорки, но отделялся от нее узким морским заливом; что на нем находился источник пресной воды, и что, когда он был там со своим судном, его люди брали из него воду. И что рядом был другой холм, никак не связанный с главным островом, называемый Панталере, и тот холм располагался на расстоянии выстрела из арбалета от главного острова. И я сказал ему: "Зачем мы ищем другое место для высадки, когда там мы получим и пресную воду и хорошую гавань, где лошади смогут отдохнуть, не опасаясь сарацин. Прибудет весь наш флот, и мы сможем предпринять попытку к выгоде того, что решили?" Итак, я сказал им плыть с ветром Прованса, чтобы они вошли туда с тем ветром. Поэтому мы подняли парус и сказали людям на галере передать всем другим судам также поднять паруса, и что это было моим приказом; и чтобы каждое судно и галера следовали за нами к гавани Паломеры. И так все подняли паруса, когда увидели, что так сделали на моей галере. И узрите, каково совершенство Бога! С тем ветром, с каким мы отправлялись на Мальорку, мы, возможно, никогда не взяли бы Польенсу, как было предначертано. А тот, который, как мы думали, был против нас, помог нам, поскольку все и каждое из судов, что были с подветренной стороны, пошли с тем ветром в Паломеру за моей галерой. Так что не пропало или не отстало ни одно судно или барка из всего флота. Мы вступили в гавань Паломеры в первую пятницу сентября, ¹³² и к ночи на субботу весь флот бросил якорь в ее гавани.

59. И в ту же самую субботу я послал за баронами и ноблями моего двора, за Доном Нуньо, графом Ампуриаса, Эн Гильеном де Монкадой и другими. Послал я также за некоторыми из капитанов, пользовавшимися наибольшим авторитетом на флоте, и посоветовался с ними относительно того, что следует сделать сначала. Данный ими совет был таким: послать Дона Нуньо на его собственной галере и Эн Рамона де Монкаду на галере из Тортосы пройти вдоль побережья, как будто они идут к Мальорке; и все мы высадимся там, где они решат флоту остановиться. Они нашли место, называемое Санта Понса, и подумали, что оно хорошо для высадки. То был холм вблизи моря, на каковом холме, если разместить там пять сотен человек, ¹³³ то не было бы никакого опасения, что они будут изгнаны прежде, чем прибудет остальная часть флота. Было определено, что в воскресенье мы должны расположиться на том холме [53] Панталеу, и так мы и сделали. В полдень в воскресенье сарацин, прозываемый Али, прибыл на корабле из Ла Паломеры и сообщил нам новости, касающиеся острова, короля и города. В полночь я приказал, чтобы галеры снимались с якоря, и чтобы никто не кричал 'Айос', ¹³⁴ но чтобы в то время, когда они снимаются с якоря, они стучали палкой на носах транспортов и галер. Это была хорошая гавань, и судам требовался только один якорь для удержания. И было сделано так, поскольку перед нами на берегу расположилось никак не меньше пяти тысяч сарацин и две полных сотни лошадей, и разбитые ими палатки. И когда наступила полночь, можно сказать, что не один человек во всем флоте не произнес ни слова. Каждая из двенадцати галер взяла на буксир транспорт ¹³⁵ и пошла, осторожно буксируя его из гавани. Сарацины почувствовали это и пробудились. Наши люди, буксировавшие транспорты, прекратили грести, прислушались и продолжили буксировать с осторожностью. А немного спустя, сарацины громко закричали, и я увидел, что мы полностью обнаружены. Они кричали; и мы кричали: "Двигаемся, и удача будет с нами." Сарацины пошли землей, всадники и пехота, внимательно следя, где мы станем высаживаться. И наши двенадцать галер и двенадцать транспортов приложили столько усилий, что на самом деле подошли к месту высадки раньше них.

60. И первыми из тех, кто высадился, были Дон Нуньо, Дон Рамон де Монкада, Мастер Храма, Эн Беренгер де Санта Эухения и Эн Хилаберт де Круилес. Прежде чем они вышли на берег, на холм возле моря высадились семь сотен христианских пеших воинов и, возможно, сто пятьдесят кавалерии. ¹³⁶ Сарацины построились перед ними для сражения; и их было полных пять тысяч пехоты и двести лошадей. Эн Ремон де Монкада подошел и сказал, что он проверит их. Он пошел один, сказав: "Пусть никто не идет со мной." И когда он приблизился к врагу, он воззвал к нашим людям и, когда они поднялись к нему, сказал: "Давайте нападем на них, поскольку они хороши, но только не в деле." Он был первым, кто достиг их. Когда христиане оказались в пределах четырех длин копья от них, мавры повернули свои головы и бежали. Они пытались настичь их, и больше тысячи пятисот сарацин было убито в этом деле, ибо наши люди не брали пленных. Совершив это, они возвратились к морскому берегу. Когда я высадился, я нашел мою лошадь под седлом и услышал, как один из арагонских рыцарей, только что высадившийся с одного из транспортов, сказал: "Нет нам счастья! потому что первое сражение на Мальорке уже выиграно, а нас в нем не было." Тогда я сказал: "Есть ли из рыцарей кто-нибудь, кто пойдет со мной дальше вглубь острова?" И те, кто уже вооружился, пошли со мной, около двадцати пяти из них. И мы рысью ¹³⁷ двинулись туда, где произошло сражение. И мы увидели там на холме от трехсот до четырехсот пеших сарацин. Они тоже увидели нас, спустились с холма, на котором были, и перебрались на другой более отдаленный холм. И рыцарь, один из Ае из Тауста, сказал: "Мой господин, если вы желаете настичь их, давайте поспешим." Так что я поторопился, и, настигнув их, убил четырех или пятерых из них. И по мере того, как мои люди продолжали подходить, они поражали и убивали мавров, схватываясь с ними. Я и со мной еще трое рыцарей, выступили против спешившегося рыцаря [54], у которого на плече был щит, копье в руке, меч на поясе, сарагосский шлем на голове, и бывшего в кольчуге. Мы призвали его сдаться, но он обратился против нас со своим копьем и не ответил. Тогда я сказал: "Бароны, лошади в этой стране обладают большой ценностью. У каждого из нас она есть, но лишь одна, а одна лошадь стоит двадцати сарацин. Я покажу вам, как убить этого. Давайте окружим его, когда он направит на одного из нас свое копье, другой пусть ударит его с тыла и собьет его с ног. Так что он не причинит вреда никому." Когда мы решили так и поступить, Дон Педро Лобера приблизился и бросился к сарацину. Сарацин, видевший его, направил свое копье в грудь лошади так, что оно вошло в него на половину фатома. Лошадь, однако, поднялась перед ним (сарацином) и сбила его с ног. Он пытался подняться и схватиться за меч. После того все мы бросились к нему и сказали ему сдаваться. Тем не менее он продолжал, желая умереть, но не сдаться. Мы снова сказали ему: "Сдавайся". Он сказал 'Le', что означает "Нет". ¹³⁸ Помимо него, было убито еще около восьмидесяти сарацин. И мы возвратились в лагерь.

91 "E dixim los: Barons marauellam nos molt," и т.д. Слово barons, от тевтонского bahr, в этом случае не может быть переведен баронами по-английски, так как они были горожанами или селянами и не принадлежали к благородным землевладельцам.

92 Исуела.

93 Арменголь.

94 Орембиакс. На женский вариант Эн.

95 Иногда пишется Servera.

96 Беренгар, или Беренгер де Эриль. Он был епископом Лериды с 22-го декабря 1205 г. по 7-е октября 1235 г.

97 Мейтатс.

98 Prohomens.

99 Налог, отдаваемый красильщиками Лериды с каждого чана или кастрюли, используемого ими. Caldera по-испански означает "котел". "Derecho de Caldera", или котельный сбор, означает налог, который красильщики Барселоны и других городов Каталонии имели обыкновение платить с каждого чана или используемой ими медной кастрюли. Сообщается, что в 1270 г. налог, собранный таким образом в городе Лериде, составил 15 000 солей.

100 Эн Геро, сын Понсе, или Понтио, виконт Ажера и Кабреры, после смерти Арменголя, графа Урхеля, в 1208 г., уже предъявлял требование на его состояние, поскольку тот не оставил наследника мужского пола. Вдове графа, Донье Эльвире, в течение ее жизни удавалось защищать свои права, но после ее смерти в 1220 г., или около того времени, Эн Геро вторгся в графство Урхель и овладел им под тем предлогом, что последний граф не оставил никаких наследников мужского пола, и наследство принадлежит ему.

101 Вместо Гильена де Кардоны, как напечатано, в "Хронике" читается Эн Рамон; но это очевидная опечатка, поскольку всюду в последующих главах дворянин, который появлялся в суде Хайме, как его представитель, зовется Эн Гильеном. Флотатс (Flotats) и Бофарулл (Bofarull), переводчики "Хроники" Хайме, совершают ту же самую ошибку. (Страница 57.)

102 Имя этого адвоката, кем бы он ни был, иногда пишется Зasala, в других случаях Sazala, и даже Savala.

103 "Els homens embarrarense en la forзa hon hauia una torra molt bona e albacar."

104 Валенсийсвое издание 1557 г. опускает этот момент до "мы услышали ваши слова, обсудим их" в гл. 42. Очевидно копировщик, который готовил книгу к печати, вместо одной перевернул две или больше страниц манускрипта, в результате в копии было напечатано следующим образом, в двух следующие друг за другом строках:

Que havien ab ella, car eren stats de son pare, que li retessen la vila car lur dona. Acorde farem зo que far deurem, e no res als. E respos un cavalier de part de la.

Странно, что такая очевидная нелепость могла остаться незамеченной корректором или редактором, а пропуск не обнаружен и не исправлен.

Я должен также добавить, что пропуск был восстановлен с помощью испанского друга по одной из двух копий этой "Хроники", хранившейся в Барселоне.

105 В оригинале здесь вероятнее всего напутано: "E Joan Martinec Desleva exi a peus escut abracat e lespan en la ma, e al entrar que els faeren consegui aquel de caual de laigns (lains?), e esgarra un caual al tornar que ells sen fayen can volgueren cremar lo fonevol." Испанские переводчики, кажется, оказались столь же неспособны дать ясный перевод этого фрагмента, как сам автор.

106 От "вашей законной госпожи" до этого места в издании 1557 г. пропуск.

107 Граф Урхеля, владевший замком, или его сын? Имя графа было Эн Геро и он был сыном Понсе или Понса.

108 Здесь в барселонском издании Эн Понс.

109 Де Ахер, или из Ахера, города Каталонии, в епископате Урхеля.

110 Agramunt и Perexens в этой же главе также пишутся как Agremunt и Peraxens.

111 Дальменаре - иначе д'Альменара (d'Almenara), название деревни в Каталонии. Menara, {арабское написание} по-арабски означает расположенную на высоте наблюдательную башню, на которой зажигают огонь.

112 В то время, если феодальный сеньор желал пойти с оружием против любого из своих вассалов, он должен был бросить ему вызов, то есть объявить дружбу, существующую между ними, расторгнутой и разрушенной.

113 "E no volien res demanar en lloch de nos pel dret que ela hi avia." В этом заявлении сообщается то, что не говорится больше нигде, - что Суд короля Хайме решил дело в пользу графини.

114 Zurita, Anales II, c. 57 c. 77 c. 86, позволяет нам дополнить сообщение короля следующими подробностями. Геро, виконт Кабреры, владел Урхелем с начала царствования Хайме, но всегда существовал вопрос претензий Орембиакс, дочери Арменголя, последнего графа. В 1228 г., когда Геро находился во владении уже двадцать лет, король решил, что претензии госпожи имеют право быть услышаны; но после того, как она пообещала отдать ему важный город и крепость Лериду, признать его своим сюзереном и обязалась допускать его, в дни мира и войны, в девять своих замков, если она будет признана законной наследницей. За чем последовали события, описанные королем в его хронике. Вскоре после того Дон Геро стал рыцарем тамплиером. Его сын Понс, в конце концов, стал графом Урхеля, поскольку Орембиакс умерла бездетной.

115 По условиям генеральных Кортесов обычно привлекались Кортесы всех владений короля; эти же, кажется, относились только к Каталонии.

116 "Ciutadans de Catalunya", или представители от городов Каталонии.

117 "Car al comenзament de aquest libre hauem parlat." Фраза, обозначенная курсивом, в оригинале записана как часть речи короля! Эта странная путаница является доводом в пользу того, что "Хроника" является личным произведением Хайме.

118 Феодальный налог с каждого воловьего хомута.

119 Внук, а не сын Рамона Беренгера, прадеда короля Хайме.

120 "Car hi era nostre senyor Jesu Christ, fill de Deus, Moysen, Elias, e sent Pere." Епископу или его хроникеру, а не их переводчику, следовало бы объяснить эту необычную фразу.

121 "Lo Provost" (praspositus?), кажется, некий чин священнослужителя.

122 Дескло называет его Эн Пере Гройн (Pere Groyn).

123 "Los corsos e las naus e els leсys."

124 Таридас (taridas), тартанс, большие открытые суда, используемые в особенности для того, чтобы перевозить лошадей. Его пример: транспортное судно, присутствующее на гобелене Байо. Слово, вероятно, арабского происхождения {арабское слово}.

125 "E enttre brices e galeases C. E axi foren CL lenys capdals menys de les barques menudes." Брисес (brices), мн.ч. от брика (brica), как сказано, представляют собой плоскодонные суда, предназначенные для транспортировки лошадей и боевых механизмов. Но тогда чем является tarides или terides? Lenys, в другом месте названное fustes, буквально означает "дерево". Приблизительно в это время leсo и fusta в Кастилии и в остальной части Испании служили для того, чтобы обозначать любой вид судна.

126 "E nos moguen en darrera del stol en la galea de Montpessler, a faem be M. homens recullir en barques, que volien anar ab nos, que nangu no hi passara."

127 "Mudas lo vent a llabeig." Llabeig, по-испански lebeche, - ветер с юга западного побережья Африки. В Марселе и Провансе его все еще называют "labech" от Lybicus, и "garbin" от Garb (Algarbe), или Западной Африки.

128 Comit, по-испански comitre.

129 "Soyler e Almaluig" у Дескло. Сто двадцать или сто тридцать миль по прямой от Салу.

130 По-испански крик был: "Cala, cala! Carga, carga!" В то же самое время французские моряки кричали: "Carguer voiles". См. Jale, Dict. Naut. v. Cargar.

131 У Дескло "Guayron" вместо "Gayron".

132 7-го сентября 1229 г.

133 В издании 1557 г. - сто человек: в испанской версии "quinientos hombres". Нет никаких причин, однако, для изменения.

134 "Aios", произносится Aaa-yos, монотонный и долгий крик, издаваемый моряками во время подъема якоря.

135 Слово, переводимое как "транспорты" - terides, что является другой формой для tarides. См. выше, примечание 124, "E lu galeas que hi hauia carsuna tiraua sa terida e anauen traent les terides del port guit e suau."

136 Каждый рыцарь или военнослужащий имел под своим началом четырех или более владетелей и слуг; об этом всегда следует помнить в рассказах о кампаниях Хайме, в противном случае число рыцарей будет выглядеть чрезвычайно малым.

137 Darlot. В тексте говорится (гл.23) "E ixquem trotant e darlot contra alii hon era stada la batalla". Слово "darlot" мне совершенно неизвестно, и при этом я не смог найти его ни в одном из Провансальских словарей, чтобы свериться. Arlot, на старом французском означало гражданского, следующего вместе с армией, бесполезного спутника. Exir d'arlot поэтому могло бы означать "ехать быстро, хотя и без приказа".

Текст переведен по изданию: The Chronicle of James I, King of Aragon, Surnamed the Conqueror. Cambridge, London. 1883.

ХАЙМЕ I АРАГОНСКИЙ

ХРОНИКА

Комментарии