ХАЙМЕ I АРАГОНСКИЙ

ХРОНИКА

1. Покровитель мой, Святой Хайме, говорит, что Вера без труда мертва; наш Господь хочет, чтобы его слова исполнялись в наших делах: и хотя Вера без труда не стоит ничего, но когда первое соединяется со вторым, они приносят плоды, которые Бог получает в Своем дворце. И хотя верно, что начало нашего существования было хорошо, все же всякое улучшение нуждается в нашем труде; не потому, что в нас нет уверенности, чтобы верить в нашего Создателя и Его труды и просить Его мать, чтобы она просила за нас своего дорогого Сына простить нам наши грехи перед Ним: а поскольку мы верим, что Он ведет нас к истинному спасению. И как наш Господь Иисус Христос, который всезнающ, который знает, что наша жизнь может быть продлена с тем, чтобы наши хорошие труды прибавились к вере, которую мы имеем, Он обращает на нас столь многие благосклонности и милосердие, что, хотя бы и были мы грешны и в самом страшном и в незначительном грехах, Он не хочет, чтобы мы к своему стыду обратились ко злу или порокам ни при дворе, ни в другом каком-либо месте; и Он не хочет, чтобы мы умерли, не исполнив наших трудов ¹. И благосклонность, которую Он обращал на нас, такова, что Он всегда даровал нам уважение наших врагов в делах и речах, и всю нашу жизнь наделял наше тело здоровьем; если иногда Он посылал нам болезни, Он делал это для наказания, подобно отцу, который наказывает своего сына; ибо Соломон говорит, что тот, кто отказывает своему сыну в прутах наказания, приносит ему вред, а не показывает, что любит его. И все же наш Господь не наказывал нас настолько, чтобы принести вред, за что мы благодарили Его, когда Он наказывал нас, и еще более того теперь, когда мы видим, что Он делал это для нашей пользы. И мы хорошо помним сказанное в Священном Писании, в котором говорится: "Omnis laus in fine canitur", означающее, что лучшая похвала для человека возможна только в последний его день. И благосклонность к нам Господа Славы совершилась в такой мудрости, что исполнились слова Святого Хайме: в последние наши дни Он поручил нам этот труд, приличествующий нашей вере. И мы, рассмотрев и оценив, каков этот мир, в котором люди живут по своим правилам, и сколь мала и коротка эта жизнь, сколь убога и полна греха, и сколь Другая Жизнь наполнена бесконечной славой, и наш Бог дарует ее тем, кто желает того и добивается; учтя также сколь велика Его сила, и сколь слабы и малы все мы; узнав и поняв разумом во всей полноте, что истинно сказано в Писании: "Omnia pretereunt prefer amare Deum", означающее, что все в этом мире проходит и теряется, кроме только любви к Богу; узнав также, что это является правдой, а все прочее ложью, мы направили наши мысли и предоставили нашим трудам следовать заповедям нашего Спасителя, и оставили тщетную славу этого мира, чтобы могли мы достигнуть царства Его; ибо Он говорит в Евангелии, "Qui vult venire post me, abneget seipsum, et tollat crucem suam et sequatur me", на родном нашем языке означающее, что тот, кто последует за Ним, должен оставить для Него свои собственные желания. И вот, помня великое благоволение, которое Он множество раз обращал на нас в нашей жизни, и особенно в последние наши дни, мы решили оставить наши желания для Него. И те люди узнают, когда нам придет время оставить эту смертную жизнь, чего мы достигли, поддерживаемые силою Бога, в котором явлена истинная Троица, мы [14] оставляем эту книгу для напоминания тем, кто желает услышать о благоволениях, обращаемых на нас нашим Богом, и для примера всем прочим людям этого мира, чтобы они смогли совершить то же, что совершили мы, направив свою веру на того Бога, который столь могуч.

2. Истинно и несомненно, что мой дед, Дон Альфонсо [Арагонский] ² обращался с предложением брачного союза к императору Константинополя, чье имя было Мануэль ³; чтобы названный император отдал ему в жены свою дочь ⁴. И в то время как шли переговоры, и обращения, и обсуждения между этими двумя, то есть между нашим дедом и императором, наш дед [Дон Альфонсо] вступил в брак с королевой Доньей Санчей, которая была дочерью императора Кастилии ⁵. Император Константинополя, не зная об этом браке, послал свою дочь к королю Дону Альфонсо Арагонскому, который был [также] графом Барселоны и маркизом Прованса. Епископ и две знатные особы, направлявшиеся с нею, когда они добрались до Монпелье, узнали, что наш дед, король Дон Альфонсо, взял в жены королеву Донью Санчу, дочь императора Кастилии. Они оказались в большом затруднении и в большом сомнении относительно того, что делать, поскольку он (король) уже взял другую жену. В это время повелителем Монпелье и окружающих его территорий был Эн Гильен. Благородные господа, которые пришли с дочерью императора, спросили его, что им следует делать в результате такого обмана и неприятности, случившейся с ними; они прибыли в Монпелье с дочерью императора Мануэля, чтобы выдать ее замуж за короля Дона Альфонсо, а он [король] взял другую жену! Они попросили его посоветовать им, как им следует поступить в этом непредвиденном случае. Эн Гильен де Монпелье отвечал, что по этому поводу ему необходимо посоветоваться. Когда он собрал для этого свой Совет, вся знать, все рыцари и влиятельные и богатые городские мужи предложили ему взять ее себе в жены. Поскольку Бог явил ему такое благоволение, что дочь императора Мануэля (в те времена первого человека среди христиан) прибыла в город и прямо к нему, и она (дочь) была обманута тем, кто должен был стать ее мужем, он, Эн Гильен, должен взять ее в жены и, во всяком случае, не позволять ей возвращаться [в Константинополь]. После этого Эн Гильен написал свой ответ епископу и благородным господам, кто шел с нею; и ответ, который он направил им со своими посыльными, был таков: поскольку Бог явил ему такое благоволение, что дочь императора прибыла в Монпелье и там узнала, что не станет женой того, кого предполагала, то он сам хотел бы взять ее в жены. Когда посланники императора услышали это сообщение, уныние и печаль испытываемые ими сначала, были вдвойне увеличены тем, что дочь императора выйдет замуж за человека, который не является ни королем, ни императором; а никакой другой ее не подобающ. Поэтому они умоляли его, убеждая, ради его собственного достоинства и ради Бога, позволить дочери императора возвратиться в Константинополь, поскольку они обещали, что, если брак не будет заключен, они, землей ли, морем ли, вернут ее отцу; и не препятствовать им в этом, поскольку не было никаких законных причин, чтобы препятствовать им, и что она прибыла сюда не для него. На это Эн Гильен де Монпелье и его Совет ответили так: Иначе не будет.

Когда посланники императора поняли это их желание и намерение и что иначе не будет, они попросили времени, чтобы обдумать это дело. Им позволили до следующего дня. После чего епископы и благородные господа, кто пришел с нею, видя, что намерение Эн Гильена де [15] Монпелье и его Совета не переменится, решили, что согласятся на брак с таким условием: если у Эн Гильена де Монпелье и дочери императора родится сын или дочь, и если он или она выживут, тогда он или она станут властителем Монпелье. Решив так, они возвратились с таким ответом и сказали Гильену де Монпелье и его Совету, что они могут причинить им вред, заключить в тюрьму или взять ее у них без их желания, но брак с ней не будет заключен иначе, как таким образом: он (Эн Гильен) должен обещать им клятвой и вассальной присягой, ⁶ и все мужи Монпелье зрелых лет и старше должны также поклясться в том, что кто бы ни был рожден в упомянутом браке, сын или дочь, он должен стать властителем Монпелье, мужчина он или женщина. Эти условия были записаны, после чего Эн Гильен де Монпелье, сначала посовещавшись с ноблями и своим Советом, принял условия, и тогда брак был заключен. И Эн Гильен де Монпелье имел от той дамы дочь по имени Мари. ⁷

3. И по прошествии времени было принято соглашение относительно брака между моим отцом, королем Доном Педро, ⁸ и дочерью Эн Гильена де Монпелье, бывшей владычицей того города и всего, ему принадлежавшего, условием которого было, что она должна передать себя, Монпелье и все, ему принадлежавшее. И так брак был заключен, а ее титул возвысился, поскольку впредь ее называли королевой Доньей Марией.

4. И потом, когда она была еще жива, Эн Гильен де Монпелье взял другую даму, которая происходила из Кастилии. Имя отца той дамы я не помню, но ее называли Доньей Инес (Агнес), от которой граф имел того сына, Эн ⁹ Гильена де Монпелье, который держал Пейролью ¹⁰ до часа его смерти, и другого, Эн Бургуньо, и Эн Бернара Гильена, которому я дал наследие и жену по имени На Хулиана, происходящую от матери по имени Энтенса, дочери Эн Понс Ук, брата графа Ампуриаса, имя которого было Ук, и другого брата, которого мой отец возвысил, чье имя было Тортосета. И тот Гильен де Монпелье, самый старший сын Эн Гильена де Монпелье, притязал на власть над Монпелье, поскольку он был мужчиной. И спор был передан папе, так что наша мать, королева Донья Мария, должна была отправиться ко двору Рима, чтобы подтвердить свои права и потребовать, чтобы я, будучи ее наследником, мог стать властителем Монпелье. Требование Доньи Марии рассматривалось папой, и Его Святейшество вынес решение в ее пользу, как о том написано в Декретале, где дети Эн Гильена де Монпелье и На Инес (Агнес) объявлялись рожденными не в законном браке, ибо они были рождены в прелюбодеянии, в то время как он (Эн Гильен) имел другую жену. Монпелье и его страна были поэтому присуждены королеве Донье Марии и мне, кто был ее сыном.

5. Теперь я расскажу о том, как я был зачат, и каким было мое рождение. Во-первых, каким образом я был зачат. Наш отец, король Эн Педро, не желал видеть нашу мать, королеву, и случилось так, что однажды король, наш отец, был в Латесе, а королева, наша мать, в Миравальсе: и дворянин по имени Эн Гильен Далькала прибыл к королю и умолял его до тех пор, пока он не согласился [16] отправиться с ним в Миравальс, где находилась королева, моя мать. И той ночью они оба были в Миравальсе вместе, ибо на то имелось желание нашего Господа, чтобы я мог быть рожден. И когда королева, моя мать, почувствовала, что она с ребенком, она и мой отец направились в Монпелье. И таково было желание нашего Господа, чтобы мое рождение произошло в доме Торнамира в канун дня нашей Божьей Матери Святой Марии, Сретения ¹¹. И моя мать, как только я был рожден, послала меня к Святой Марии; они несли меня на руках; в церкви Божьей Матери как раз произносились заутрени, и когда вносили меня на крыльцо, они пели Te Deum Laudamus. Священнослужители не заметили прибытие тех, кто меня нес, так что когда они вошли, те пели этот гимн. И тогда я был направлен к Святому Фермину, и когда те, кто меня нес, вошли в церковь, священники пели Benedictus Dominus Deus Israel. И когда они забрали меня в дом моей матери, она была очень довольна теми предзнаменованиями, которые случились. И она установила двенадцать свечей - все одного веса и одного размера, - и зажгла их все вместе, и дала каждой из них имя Апостола, и поклялась нашему Господу, что окрестит меня именем того, чья свеча продержится дольше. И случилось так, что свеча, которой дано было имя Святого Хайме, продержалась на толщину трех больших пальцев дольше всех прочих. И по этой причине, и милостью Бога меня окрестили "Эн Хайме". И таким образом я происходил из рода моей матери и короля Эн Пере, моего отца. Все это казалось провидением Бога; ибо соглашение, какое наш дед заключил, женившись на дочери императора, было фактически исполнено браком потомков того императора и моего отца, короля Эн Пере, и нарушение обещания прежнего брака было таким образом возмещено. А после того, когда я лежал в колыбели, через люк над моей головой был сброшен огромный камень, упавший возле колыбели; но таково было желание нашего Господа, спасти меня от верной смерти. ¹² [17]

6. Мой отец, король Эн Пере, был самым щедрым королем, который когда-либо был в Испании, самым учтивым и самым добрым, настолько, что он раздарил многие богатства, из-за чего его доход и территории уменьшились. С оружием в руках он был столь хорош, как никто другой в мире. Я не стану говорить об иных его превосходных качествах, чтобы не удлинять эти записки.

7. О королеве Донье Марии, моей матери, я бы сказал так, что если была в мире добрая женщина, то это была она, почитающая и страшащаяся Бога, и обладающая другими достоинствами, которые у нее были. И я мог бы сказать о ней много хорошего; но позвольте мне подвести итог, сообщив, что она была любима всеми, кто знал ее превосходные качества; что наш Господь любил ее так и удостоил ее стольких милостей, что ее называют Святой Королевой, и не только в Риме, где она умерла, но и во всем прочем мире. Многие больные были вылечены в тот день, напившись воды или вина с прахом, собранным с ее надгробной плиты в церкви Святого Петра в Риме, возле Святой Петрониллы, дочери Святого Петра. И узри ты, кто читает эти записки. Разве не чудо то, что мой дед, король Дон Альфонсо, обещал, что дочь Императора станет его женой, и все же взял впоследствии королеву Донью Санчу? И таково было желание нашего Господа, чтобы то обещание, которое король дал сначала, то есть что дочь императора Мануэля должна стать его женой, вернулось, чтобы исполниться, когда внучка императора Мануэля стала впоследствии женой нашего отца, от которого произошел и я сам. И таким образом это было провидением Бога, то, что соглашение, которое не было завершено в то время, было исполнено впоследствии, когда мой отец взял в жены внучку императора.

8. А после моего рождения, Эн Симон де Монфор, который владел землями Каркассона и Бадарреса, ¹³ и Тулузы, которую завоевал король Франции, пожелал сохранить дружбу с моим отцом и просил обо мне, чтобы он мог воспитывать меня при своем дворе. И мой отец столь безмерно доверял Монфору и его дружбе, что передал меня ему на воспитание. ¹⁴ И люди вышеназванных земель, находящиеся в его (Монфора) власти, пришли к моему отцу и сказали ему, что он легко может стать повелителем тех земель, если только займет их. И король Эн Пере, мой отец, был великодушен и сострадателен и из жалости, которую испытывал к посланникам, сказал, что он примет это владение; но они обманули его красивыми речами, поскольку, если с одной стороны они давали ему обещания, то с другой - не подтверждали их делами. И впоследствии я слышал [18] сказанное Эн Гильеном де Серверой, и Арно де Кастельбо, и Эн Дальмо де Крехелем, и другими, кто были тогда с моим отцом, что посланники говорили ему: "Мой повелитель, вот - наши замки и наши города; владей ими и назначь в них своих собственных чиновников (байлей)." А когда мой отец собирался прийти во владение земель, они сказали: "Мой повелитель, неужели ты выведешь наших жен из наших домов? Мы и они принадлежим тебе; мы сделаем по твоему желанию." Но они не сделали ничего из того, что обещали. И они представили ему своих жен и дочерей, и своих родственниц, отыскав красивейших из них; но когда они узнали, насколько он любил женщин, они испортили его и подвигли к тому, чего желали. ¹⁵ Однако, поскольку потребовалось бы слишком много времени, чтобы рассказать обо всем том, я перейду к более важным делам.

9. Эн Симон де Монфор был в Мюреле со всадниками от восьмисот до тысячи, и туда же прибыл и мой отец. И были с ним из Арагона Дон Мигель де Лусия и Дон Бласко де Алагон, Дон Родерик Лисана, Дон Ладрон и Дон Гомес де Луна, Дон Микель де Рада, Дон Гильен де Пуйо, Дон Аснар Пардо, и другие из его двора, чьи имена, кроме немногих, я не могу вспомнить, хотя я помню очень хорошо, что слышал, как некоторые из них говорили, что, за исключением Дона Гомеса, Дона Микеля де Рады, Дона Аснара Пардо и некоторых из двора моего отца, погибших в сражении, все остальные оставили его и бежали. Из Каталонии были Эн Дальмо де Крехель, э Нук (Эн Ук) де Матаплана, Эн Гильен Дорта (де Орта), и Эн Беренгер де Кастель Бисбаль, также бежавшие вместе с другими. Я помню также, как слышал, и действительно знаю это наверняка, что Дон Нуно Санхес и Эн Гильен де Монкада, сын Эн Гильема Рамона де Монкада и На ¹⁶ Гильемы де Кастельби, не были в сражении; они послали сообщение королю, чтобы он дождался их; но король не стал ждать, а боролся в бой с теми немногими, кто был с ним. Ночь, предшествующую сражению, король провел в невоздержанности, как я слышал впоследствии от его собственного сенешаля по имени Хиль (ставшего впоследствии рыцарем госпитальером) и многих других свидетелей, и король был столь истощен этим, что не мог стоять [на мессе], когда настало время проповеди, но сидел все время, пока продолжалось чтение. ¹⁷ И перед сражением Эн Симон де Монфор пожелал отдать себя в его руки и сделал, согласно своему желанию. Он хотел заключить с ним соглашение, но мой отец не принял его. И когда граф Симон и другие в (Мюреле) увидели это, они исповедались и причастились тела Иисуса Христа, и сказали: "Мы лучше умрем в поле, чем здесь, запертые в этом городе." И после того они в полном составе вышли, чтобы сражаться. Люди моего отца не знали, ни как выстроиться для сражения, ни как двигаться вместе; каждый барон сражался сам по себе и против боевых порядков (natura darmes). Таким образом, по причине плохого порядка, за наши грехи, а также из-за мюрельцев, сражавшихся отчаянно, поскольку они не нашли милосердия ¹⁸ у моего отца, сражение было проиграно. Там умер мой отец, ибо такова судьба моей [19] нации, победить или умереть в сражении. В это время я был в Каркассоне, во власти графа, поскольку, как я говорил, он воспитывал меня, и владел теми землями.

10. И после моего рождения подданные [Арагона] потребовали меня и начали войну с французами и с землями, занятыми ими: таковы Дон Нуно Санчес и Эн Гильен де Кардона, отец Эн Рамона Фолька [де Кардона]. Помимо продолжения войны, из Нарбонны и других мест была направлена миссия к папе Иннокентию III с просьбой посоветовать и оказать давление на Эн Симона де Монфора интердиктом или чем-либо иным, чтобы он отпустил меня, поскольку я стал их сеньором, и у моего отца не было другого сына, рожденного в законном браке, кроме меня. Тот апостольный папа Иннокентий был лучшим из пап. В течение ста лет до тех времен, о которых я пишу эту книгу, не было столь хорошего папы во всей Римской церкви, ибо он был хорошим церковнослужителем, известным ученостью, как это и полагается папе; он обладал врожденным умом и великим знанием этого мира. Он направил столь резкие письма и столь непреклонных посланников к графу Симону, что этот последний должен был согласиться отдать меня моим подданным. Француз довел меня до Нарбонны, куда пришли многие из дворян и граждан Каталонии, чтобы принять меня. Мне было тогда шесть лет и четыре месяца. Когда они пришли в Каталонию, был собран Совет по вопросу о том, кому меня воспитывать. Все согласились с тем, что меня должен воспитывать Мастер Храма в Монсоне. Имя этого Мастера было Эн Гильен де Монредо; он был уроженцем Осуна ¹⁹, и Мастером Храма в Арагоне и Каталонии.

11. Тогда же Советом от моего имени был выпущен указ, скрепленный новой печатью, сделанной специально для меня, о созыве Кортесов в Лериде, и каталонских, и арагонских; на котором должны были присутствовать архиепископ [Таррагоны], епископы, аббаты, дворяне каждого королевства, и по десяти мужей от каждого города, снабженные полномочиями утвердить то, что могло бы быть ими принято. Все прибыли в день, установленный для Кортесов, исключая Дона Фернандо и графа Дона Санчо, каждый из которых надеялся стать королем. ²⁰ Все поклялись защищать мое тело и мои члены, и мои земли, и охранять и защищать меня во всем и против каждого. Местом, где проводились Кортесы, был дворец архиепископа Эн Аспарека, принадлежавшего к дому Барка и нашего родственника; я находился при архиепископе. Дворец, над которым теперь возведен свод, тогда был выстроен из дерева, церемония принесения присяги происходила под окном, где теперь кухня для тех, кто ест во дворце. ²¹

Приняв присягу, Кортесы были распущены. После этого Мастер Храма забрал меня в Монсон, и я оставался там без перерыва два с половиной года. Все доходы, какие мой отец получал в Арагоне и Каталонии, были заложены евреям и сарацинам, также как и все фьефы (гоноры) [20], которые арендовали тогда семьсот "кабальерос", или владения рыцарей. ²² Мой отец, король Дон Педро, отдал или продал их все, кроме ста тридцати, и когда я прибыл в Монсон, у меня не было продовольствия даже на один день, так как земли оказались либо запущены либо заложены.

12. И в то время, когда я находился в Монсоне, были раздор и вражда среди дворян Арагона: Дона П. Аонеса ²³ и Дона Аторела Паласина, Дона Эхемена Дорреа и Дона Арно Паласина, Дона Беренгера де Бенавана и Дона Бласко Масы и других, чьи имена я теперь не помню. Некоторые дворяне и рыцари объединились в партию с графом Руссильона Доном Санчо, их вождем, и следовали за ним, а Дон Педро Фернандес де Альбаррасин, Дон Родриго Лисана и Дон Бласко Далаго поддержали Дона Фернандо и сделали его своим вождем. Дон Педро Корнель и Дон Бальес ²⁴ Дантильо пока не имели земли или гонора, поскольку были слишком молоды; они примыкали иногда к одной партии, иногда к другой. А Дон Эхемен Корнейль был уже стариком; он печалился о зле, видя сколь велико оно в Арагоне, поскольку был он мудрейшим человеком во всем Арагоне и лучшим советником. И в то время некоторые из вышеназванных прибыли в Монсон, упрашивая меня выйти с ними из замка, чтобы принять их сторону и уничтожать другую.

13. И когда мне было девять лет, они не могли больше удерживать нас в Монсоне, ни меня, ни графа Прованса ²⁵, моего кузена, который тоже был там; ибо я, полагая это необходимым для страны, пожелал уйти. Тогда Мастер и прочие согласились с тем, что они должны позволить мне покинуть это место. И, в соответствии с чем, за полные семь месяцев до того, как я покинул Монсон, туда для графа Прованса от дворян его страны прибыло сообщение, что в некоторый день они прибудут на галере к Салу и тайно заберут его из замка Монсон, и что они пойдут с ним в Прованс; и как это ими планировалось, так и было сделано. И когда граф собирался уезжать, он сказал, что желал бы поговорить со мной; он раскрыл свою тайну и, плача, попрощался со мной, также как и те, кто прибыл за ним; и я плакал с ним и с ними, опечаленный нашей разлукой; и все же я был очень рад тому, что он ушел. И на следующий день, в сумерках, граф оставил замок с Эн Пере Охером, его воспитателем, и двумя сопровождавшими. Они вышли в ту же ночь, скрытно прошли через Лериду и на следующую ночь пришли в Салу, и граф поднялся на борт галеры и ушел в Прованс. И чтобы люди знали мой и его возраст на тот момент, - граф был двумя с половиной годами старше меня.

14. И когда тамплиеры увидели, что граф Прованса ушел без их ведома, они поняли, что мое пребывание в том месте более для них не удобно. С другой стороны, когда граф Дон Санчо услышал об отъезде графа Прованса, это очень обеспокоило его. И когда он и его сторонники в Арагоне узнали об этом, они решили завладеть королевством. После чего я отправил сообщение Дону Педро Фернандесу, Дону Родриго Лисане [21] и их сторонникам, и Эн Г. де Сервере прибыть ко мне в Монсон, поскольку, имея достаточные основания, я желал оставить тот город немедленно. Они заверили меня, что помогут и поддержат меня всеми своими силами. И когда граф Дон Санчо услышал об этом, он заключил договор со своими сторонниками и сказал, что он охотно закроет алой шелковой скатертью ²⁶ столько же земли, сколько и я и те, кто со мной, и перешел в Арагон, на ту сторону Синки. А я оставил Монсон на рассвете, и, когда добрался к мосту, мой отряд уже ждал меня. И они сказали мне, что граф Дон Санчо находится в Селга со всеми своими силами, и что он будет сражаться со мной. Мне в то время было не больше девяти лет, и для ожидавшегося сражения рыцарь (чьего имени я не помню) предоставил мне легкую кольчугу или хауберк (гонио), которую я надел, и это было началом - первое оружие, которым я когда-либо обладал. И в тот же день я пошел в Бербегаль, в пути не встретив какого-либо сопротивления, и на следующий день вступил в Уэску. Отсюда я пошел в Сарагосу, и это был первый раз, когда я оказался в Арагоне ²⁷. Люди очень радовались моему прибытию.

15. И когда я был в Сарагосе, а также Дон Педро Фернандес и вышеназванные, пришедшие со мной, прибыло сообщение, в котором говорилось, что Дон Родриго Лисана пленил Дона Лопе де Альваро ²⁸, родственника Дона Родриго Лисаны, и что Дон Пелегрин де Тросильо ²⁹ взял дочь Дона Лопе де Альваро в жены. И Пелегрин и его брат Дон Гил просили и молили меня ради любви и милосердия, чтобы я дал совет и оказал помощь в деле пленения Дона Лопе де Альваро, поскольку Дон Родриго Лисана взял его, когда он не ждал этого, не бросив ему сначала вызов, и взял его замок и город Альваро и целых десять тысяч "кафисов" ³⁰ зерна, помимо иного причиненного вреда, как христианам, так и сарацинам, проживавшим в Альваро. И все те, кто был с нами в то время, а также и все арагонцы, кто знал об этом, думали, что это дурное деяние. И так было решено моим Советом, поскольку я еще не обладал достаточной мудростью советовать себе и другим, что я должен пойти против Дона Родриго, чтобы помочь Дону Лопе де Альваро, освободить его из плена и возместить весь ущерб, причиненный ему. И так я и сделал, двинувшись против Родриго с "фонеболом" ³¹, специально для этого сделанным в Уэске. И когда "фонебол" в течение двух дней подряд разбивал замок, те, кого Дон Родриго оставил в гарнизоне, сдались. Тогда я отбыл отсюда и пошел в Лисану, где Дон Родриго держал в заключении Дона Лопе де Альваро, и этот замок также был осажден. И внутри были Дон Педро Гомес и другой рыцарь, имя которого я забыл, и несколько землевладельцев, и прочие; Дон Педро Гомес был их вождем, управляющим замка, величайшим и лучшим мужем из всех. И я установил "фонебол", - а было это в мае, - и когда все было готово, он бросил никак не меньше пятисот камней в одну ночь и еще одну тысячу в следующий день. И ко времени вечерни камни так разрушили стену, что образовалась огромная брешь. И крик об атаке прошел по рядам. Каждый вооружился [22] и сражение началось; и люди из осаждавшей армии сражались с врагом копьем и щитом, и так же бились арбалетчики, бывшие там, в моем лагере. "Фонебол" не переставал бросать камни; он стрелял столь умело, а сражение шло столь жестоко, что многие из владетелей и прочих повсюду были ранены. Когда Дон Педро Гомес увидел, что замок, который он удерживал для своего господина, потерян, он сам, одетый в броню, со щитом на руке, в железном шлеме на голове и мечом в руке, встал в бреши, как человек, более желающий умереть, чем жить. Тем временем "фонебол" произвел великое разрушение, ³² и Дон Педро был по колени в земле и прахе, поднятом при обрушении стены. Но тем не менее сражение не прекращалось, так что никто не мог закрепиться в бреши, хотя имелось достаточно и людей для выполнения этой задачи, и тех, кто желал совершить это. Был среди них владетель, имя которого я сейчас не помню, но полагаю, что это был Дон Педро Гамес де Альфаро. Он надел хауберк (гонио), железный шлем на голову и взял в руку меч. Вооруженный таким образом, он прошел так далеко, насколько смогли донести его ноги, и стал подниматься в брешь, так что Дон Педро Гомес не смог остановить его восхождение, поскольку не мог помочь себе самому, настолько он был засыпан землей разрушенной стены. Подобным образом армия поднялась в брешь, и замок был взят. И я получил владение Дона Педро де Альваро, который, как говорилось выше, был заключен внутри. После этого Дон Родриго Лисана, бывший другом Дона Педро Фернандеса де Асагра, говорил с Доном Педро Гомесом и посоветовал ему отступить от замка и тем избежать бедствий войны, предложив, если он это сделает, принять его и дать ему убежище в Санта Марии де Альбаррасине. И тот Дон Педро Фернандес, который был со мной при моем прибытии в Арагон, присоединился к Дону Родриго, и они оба отказались от верности мне и с того времени причиняли мне только вред. С другой стороны, Дон Педро Аонес ³³ и его сторонники перешли на нашу сторону и были со мной при захвате тех двух замков (Альваро и Лисана). И Дон Эхемен Корнейль, величайший человек Арагона (за исключением моего дяди Фердинанда), тоже тогда был на моей стороне, поскольку был мудрее всех прочих.

16. В то время велись разговоры о браке между племянницей Дона Эхемена Корнейля, сестрой Дона Педро Корнейля ³⁴, и Доном Педро Аонесом, который должен был взять ее в жены. Поэтому летом я собрал мою армию и выступил против Альбаррасина. Я разбил свои палатки перед башней Андадор, выстроенной на холме, господствующем над этими землями, и потратил на ее осаду, думаю, приблизительно месяца два, немного больше или немного меньше. И я соорудил там "мангонель" ³⁵, который разрушал башню Андадор, а кроме того, для лучшей защиты окружил "фонебол" палисадами. А всего в городе было сто пятьдесят рыцарей, кастильских, арагонских и наваррских, под командованием самого Дона Педро Фернандеса [де Асагра], местного господина, и Дона Родриго Лисаны. Со мной были Дон Эхемен Корнейль, Эн Пере Корнейль, Эн Геро де Сервера, Дон Бальес [д'Антильо], Дон Педро Аонес и Дон Пелегрин, его брат, а также Дон Геро де Пуйо, отец того Г. де Пуйо, который находится со мной в то время, когда я пишу эту книгу. И были там мужи из Лериды, Сарагосы, Калатаюда, Дароки и Теруэля. Все дворяне, которые тогда последовали за моими знаменами, не превышали числом ста пятидесяти рыцарей, так как я в то время был еще ребенком не старше одиннадцати лет. И все, что я тогда сделал, делалось по совету дворян, бывших со мной. Поскольку было [23] так, что я не знал, как управлять своими собственными землями или давать необходимые советы, другие должны были советовать мне. И было так, что родственники и друзья Дона Педро Фернандеса, которые были тогда со мной, продолжали направлять осажденным послания, сообщая о наших планах; днем и ночью рыцари и владетели уходили из нашего лагеря и на виду нашей армии входили в Альбаррасин и рассказывали осажденным, что мы делали, захватывая с собой в город арбалеты и припасы. И кроме Дона Педро Аонеса, его брата Дона Пелегрина и Дона Г. де Пуйо, все прочие служили мне плохо и поступали столь предательски, как только могли. Таким образом те, кто был со мной, оповестили тех, кто был в городе, что Дон Пелегрин ночью будет охранять "мангонель". И он и Эн Г. де Пуйо были на страже той ночью. И когда пришла полночь, осажденные, приготовив факелы, вышли к палисадам со всеми своими силами, - рыцарями, владетелями и всеми пешими воинами, кто были в том месте. И они принесли зажженные факелы, чтобы спалить "фонебол". И Дон Пелегрин и Дон Г. де Пуйо, которые были в охране, вышли атаковать их; но те, кто были с ними, видя численное превосходство врага, прибывающего из города, оставили их и бежали. А Дон Пелегрин де Аонес ³⁶ и Дон Г. де Пуйо погибли, поскольку больше страшились позора, чем смерти, и не побежали. "Фонебол" был сожжен, и из всей армии не помог никто. И после этого, когда мой Совет увидел, что меня предали и насколько дурно служат мне мои собственные подданные, они посоветовали мне снять осаду; и так произошло потому, что в том месте рыцарей было столько же, или даже больше, чем у меня самого снаружи. И я не мог ни принять такой совет, ни найти иного, будучи в то время только одиннадцати лет.

17. Так закончилась осада Альбаррасина ³⁷. Спустя полтора года после этого королева Донья Беренгария, мать короля Дона Фердинанда, ³⁸ направила мне предложение о браке с ее сестрой, чье имя было Донья Леонор. Обе были дочерьми короля Дона Альфонсо, ³⁹ имевшего следующих сыновей и дочерей, а именно: королеву Донью Бланку, которая была замужем за королем Луи Французским, сыном короля Филипа; Донью Беренгелу (Беренгарию), жену короля Леона, отца короля Дона Фердинанда, которого звали Доном Альфонсо; ⁴⁰ еще были Донья Уррака, бывшая королевой Португалии, и Донья Леонор, кого впоследствии я взял в жены. Помимо этих дочерей, король Альфонсо Кастильский имел двух сыновей: инфанта Дона Фернандо и инфанта Дона Энрике, который впоследствии стал королем Кастилии. Инфант Дон Фернандо умер раньше своего отца, короля Дона Альфонсо, в результате чего, по смерти Дона Альфонсо Дон Энрике стал королем. Но во время игры с некими молодыми людьми его возраста, один из них ударил его черепицей по голове, и он умер. Случилось это таким образом: инфант разделил юношей, одних в одну сторону, других в другую. Сам он встал на сторону тех, кто сражался на пригорке, представлявшем замок; его ударило по голове черепицей, и от удара он умер. ⁴¹ И так [24] королевство досталось Донье Беренгеле (Беренгарии), сын которой, Дон Фердинанд, стал королем Кастилии.

18. И таким образом, по совету моих величайших вассалов я взял в жены инфанту Донью Леонор, поскольку мой отец не оставил другого сына, кроме меня. Они советовали мне жениться, пока я еще молод, потому, говорили они, что их сильно беспокоила возможность моей смерти - от болезней или от яда. А также потому, что они хотели, чтобы я оставил наследника, чтобы в королевстве не прервался королевский род; поскольку и граф Дон Санчо, сын графа Барселоны, и Дон Фернандо, мой дяди, сын короля Дона Альфонсо, желали стать королями, и оба добивались этого, когда я был ребенком и находился в Монсоне, как сообщалось прежде. И опасаясь такого зла, они посоветовали мне взять жену, как говорилось выше, дочь короля Альфонсо Кастильского. Таков был совет Эн Эхемена Корнейля и Эн Г. де Серверы, которые тогда были моими главными советниками, и Эн Г. де Монкады, погибшего на Мальйорке, и прочих, чьи имена я сейчас не помню. И я женился на ней, инфанте Донье Леонор, в Агреда [в Кастилии].

19. А потом я стал рыцарем в храме Святой Марии в Орта, в Тарасоне ⁴², где, сначала прослушав мессу Святого духа, я опоясал себя мечом, который взял с алтаря. Тогда мне было полных двенадцать лет, и начинался тринадцатый: однако, поскольку мой возраст для этого не был достаточен, прошел еще целый год, прежде чем мой брак был осуществлен.

20. Заключив брак, я вернулся в Арагон и Каталонию, и со мной моя жена, королева, после чего все бароны ⁴³ стали соперничать друг с другом за то, чтобы стать моими доверенными лицами, надеясь, что я стану поступать согласно их советам. И случилось, что Дон Нуньо ⁴⁴ Санчес, сын графа Эн Санчо, которому мой отец отдал Руссильон, Конфлан и Шердань для жизни, когда-то состоял в большой дружбе с Эн Гильеном де Монкадой; но, в результате ссоры между упомянутым Доном Нуньо Санчесом и Эн Гильеном де Сервельо, поводом к чему стал сокол, которого последний не пожелал отдать или продать первому, оба рассердились и наговорили друг другу много плохого. На что Эн Гильен де Монкада сказал Дону Нуньо, что отныне он ему не друг, а Дон Нуньо ответил, что, поскольку он (Монкада) не желает его дружбы, то и он ее не желает. Кроме того, он сказал, что больше не станет ему доверять, поскольку он больше ему не друг. И после того Эн Гильен де Монкада заключил дружбу и союз с Доном Педро Фернандесом [де Асагра] и его сторонниками, а Дон Нуньо замыслил заключить и фактически заключил дружбу и союз с Доном Фернандо и с Доном Педро Аонесом ⁴⁵ и их сторонниками. И некоторое время спустя Эн Г. де Монкада и Эн Пере Фернандес готовились прибыть в Монсон на Кортесы, на которые созывались те прелаты и рыцари, кто могли быть там собраны, и прибыло их туда полных три сотни; и они все прибыли в город, принадлежавший Храму, называемый Валькарка. И Дон Фернандо и Дон Педро Аонес собрались вместе со слугами и прибыли в Кастейло дель Понт де Монсон. ⁴⁶ И когда я направлялся из Лериды на упомянутые Кортесы в Монсон, Дон Нуньо встретил меня на дороге и попросил у меня помощи и совета, сказав мне, что, если я [25] откажусь, он непременно встретит великое бесчестие или смерть от своих врагов. И когда я спросил, какое может быть бесчестие, он мне сказал: "Мой господин, там - Дон Гильен де Монкада, прибывший сюда, и с ним Дон Педро Фернандес [де Асагра]; а, как вы знаете, я и Дон Гильен рассорились. Они будут завтра в Валькарке с полными тремя сотнями рыцарей и станут искать повода для ссоры со мной, либо уличив во лжи, либо бесчестными словами, на которые я не смогу не ответить. А если я отвечу, то предчувствую, что они убьют меня или нанесут оскорбление, худшее смерти."

В то время мне было только четырнадцать лет. Я сказал Дону Нуньо, что его слова очень меня огорчили, поскольку я полагал, что оскорбление, нанесенное ему, все равно что оскорбление, нанесенное моей собственной персоне, по причине близких между нами отношений. И по поводу его жалобы я сказал, что поступлю так, чтобы предотвратить зло и оскорбление, какого он опасался. И сделаю это таким образом: Как только вступлю в Монсон, я пошлю за главными мужами города, чтобы они прибыли ко мне, и скажу им следующее: "Я прошу и приказываю вам, чтобы вы охраняли город и чтобы перекрыли все ворота и держали у них привратников и вооруженных мужей, днем и ночью препятствуя проходу в город любого барона или рыцаря, не поставив сначала о том в известность меня. И если они будут настаивать на проходе, позволяйте войти одновременно только одному рыцарю с несколькими установленными слугами, и не больше." И так это и было. И когда Дон Нуньо услышал то, что я сделал для него, ради его чести и моей собственной, он сказал, что благодарит меня так, как только может, что он точно знал, насколько я любил его, и был уверен, что я найду такое решение, которое убережет его от оскорбления и смерти. И после того прибыли к воротам Монсона Эн Г. де Монкада и Дон Педро Фернандес со всеми их силами, но ни одному из них не разрешили войти в город более чем с двумя спутниками для каждого, как было условлено, поскольку Дон Фернандо и Дон Педро Аонес хотели войти со многими. И когда Эн Г. де Монкада и Педро Фернандес увидели, что не могут осуществить свой замысел, они должны были от него отказаться и уйти. Много злых слов и угроз произнесли при этом Монкада и Фернандес, но я наложил на это запрет и сообщил им, что, если они скажут что-либо оскорбительное Дону Нуньо, они за это заплатят; и так Дон Нуньо ушел в чести, а они, потерпев неудачу, также удалились.

21. После этого я пошел в Арагон. А вскоре после того Эн Гильен де Монкада начал собирать своих людей в Каталонии, и Дон Нуньо узнал об этом. Я, а также и королева, были тогда в Уэске. И граф Дон Санчо и Дон Нуньо прибыли ко мне, и сообщили мне в присутствии королевы, что Эн Гильен де Монкада во главе значительных сил собрался вступить в Руссильон, чтобы причинить вред и опустошить его земли, которые мой отец отдал ему, но в конце концов возвратил мне. И он просил меня и взывал ко мне ради любви и милосердия, чтобы я помог ему против тех, кто намеревался причинить ему вред и бесчестие, поскольку у него и его отца (говорил он) не было других родичей и друзей в Арагоне и Каталонии, кроме меня. Он был готов защищать свои права от посягательств кого бы то ни было, но он просил меня помочь и защитить его, - столь велики были его вера и надежда, которые он имел во мне; поскольку, в то время как у Эн Гильена де Монкады было множество родичей и друзей, готовых исполнить его приказ, у него самого не было никаких друзей, способных защитить его, кроме меня. И кроме того, Дон Нуньо там и тогда дал мне самое торжественное слово от себя, от Дона Ато де Фосеса и Дона Бласко Масы, от его собственных владений в Руссильоне, а также и от их владений, которые мой отец в свое время отдал ему, что он будет защищать свои права от Эн Гильена де Монкады или любого другого, кто выступит против него. И после того я направил письма Эн Гильену де Монкаде, приказывая ему не причинять вреда Дону Нуньо, поскольку свою безопасность он передал в мои руки, и что он обладает правом требовать этого у любого. Но Монкада на все это обратил немного внимания и не отказался от своих замыслов; напротив, он со своими сторонниками вступил в Руссильон, щитом и копьем взял замок называвшийся Авальри, который принадлежал некоему Эн Рамону де Кастель Росельо, и отсюда пошел в Перпиньян, где был некий [26] Эн Хаспер де Барбера, который ввязался в это, служа Дону Нуньо; но Монкада так изнурил людей внутри, что они совершили вылазку и были побеждены, и в том рейде Эн Хаспер де Барбера ⁴⁷ был взят в плен. Видя, что мои письма Эн Гильену де Монкаде оказались совершенно бесполезны, что он не желает повиноваться моим приказам, но продолжает причинять вред Дону Нуньо и вступил против него в Руссильон, я собрал в Арагоне свои силы и пошел против него, и взял сто тридцать крепостей, замков и башен его и его сторонников. Я также взял Сервельон ⁴⁸, осада которого продолжалась тринадцать дней. И после того я пошел, чтобы осадить замок Монкады, и Эн Гильен поспешно вернулся туда же, и с ним были Дон Педро Корнель, Дон Родриго Лисана, Дон Бальес Дантильо и Эн Бернар де Санта Эухения, брат Эн Понса Г. де Торреэла ⁴⁹; а мне в то время было не больше четырнадцати лет. И со мной были граф Дон Санчо, Дон Нуньо, Дон Фернандо, Дон Педро Аонес, Дон Ато де Фосес, Дон Арталь де Луна и некоторые из моих собственных великих вассалов из Арагона; и всего было около четырехсот рыцарей, тогда как в замке могло быть приблизительно сто тридцать рыцарей. И я предложил Эн Гильену де Монкаде сдать замок; а он ответил, что охотно отдал бы его мне, если б я попросил об этом иначе; но поскольку я совершил по отношению к нему великую несправедливость, придя против него с такими могучими силами, он думает, что было бы постыдно для него сдать свой замок, и не сдаст его, что он и сделал. И я с моими силами расположился на пригорке напротив города, на котором собирался рынок, и оставался там три месяца, чуть больше или чуть меньше. И этого бы не было, если бы осажденные не получали припасов из нашего собственного лагеря попустительством арагонцев, бывших с нами (каталонцы из Барселоны также снабжали их продуктами за деньги арагонцев из обслуги нашего лагеря), и осажденные сдались бы, поскольку имели продовольствия только на три дня. Будучи еще ребенком, я действительно не знал, как это прекратить, все те, кто были со мной, за исключением только Дона Санчо и Дона Педро Аонеса, тогда очень недовольного моей попыткой причинить вред находившимся в замке, который являлся, конечно, одним из сильнейших в Испании и который, будучи умело защищаем, не мог быть взят иначе, как только голодом, поскольку имел достаточно воды из источника, берущего начало на северной стороне, и никто не мог взять его у осажденных, пока сначала не будет взят сам замок. Так что мне пришлось снять осаду и возвратиться в Арагон; после чего Эн Гильен де Монкада отправился против Терраса, который он взял, гарнизон города нашел убежище в замке; а отсюда пошел в Сарбос, который также взял и разрушил; и прибыл наконец к Пиеру, который не смог взять. И он, и Дон Фернандо, и Дон Педро Аонес заключили соглашение; и Эн Гильен де Монкада вступил в Арагон и прибыл в Тауст ⁵⁰, который Дон Педро Аонес получил от меня как "гонор"; и в то соглашение между ними были включены Сарагоса, Уэска и Хака. Я находился тогда в Алагоне, и на моей стороне были Дон Нуньо, Дон Педро Фернандес, Дон Бласко д'Алаго, ⁵¹ Дон Арталь и Дон Родриго Лисана; в самом же Алагоне были только Дон Нуньо, Дон Педро Фернандес и Дон Ато. И вслед за тем обсуждались условия договора о дружбе между Доном Фернандо, Доном Гильеном де Монкадой и Доном Педро [27] Аонесом о том, что они будут защищать Дона Нуньо и Дона Педро Фернандеса от всех людей; а договаривался об этом Дон Лоп Хеменис де Лусия, вассал Дона Нуньо, брат Руи Хемениса. И они направили мне сообщение, сказав, что готовы прибыть ко мне и исполнить все мои желания, но чтобы соглашение было скреплено клятвой и письмом; так Дон Нуньо и Дон Педро говорили нам в их защиту. И потому они просили меня выйти и принять Дона Фернандо, который был моим дядей, и Эн Гильена де Монкаду, который был благородным человеком, и Дона Педро Аонеса. Поэтому я вышел и сказал им, поскольку была зима и конец дня, что они должны войти, но только с четырьмя или пятью рыцарями, а свои отряды оставить в деревнях вне города. И после того было решено, что сам я вернусь в мой собственный дом, и так я и сделал, в то время как они, в соответствии с договоренностью, останутся в воротах города, которые я приказал за мной закрыть. Но Дон Нуньо и Дон Педро, которым я поручил надзор за воротами, впустили столько, сколько пожелало войти, не сообщив мне; и по этой причине туда вошли все двести рыцарей, пришедших с ними в Алагон. А я был тогда мальчиком, не старше пятнадцати лет; и я сказал королеве Донье Леонор: "Знаешь ли ты, что все рыцари, которые пришли с Доном Фернандо, с Эн Гильеном де Монкадой и с Доном Педро Аонесом, уже в городе?" ⁵² Поистине велико было мое удивление. Я спросил тех, кто охранял ворота, почему они разрешили им войти в город и кто их впустил. И они сказали мне, что Дон Нуньо и Дон Педро Фернандес позволили им войти. Тогда я сказал себе: "Святая Мария! это великая измена; те, кому я доверял, вот так предали меня, впустив в город моих врагов!"

22. И когда наступило утро, я отправился прослушать мессу в главной церкви Алагона; и наверху, на хорах, где поют священнослужители, находились Дон Фернандо, Дон Гильен де Монкада, Дон Педро Аонес, Дон Педро Фернандес де Асагра и Дон Нуньо, который, предполагалось, был на моей стороне; однако, как оказалось, они все были заодно. И Дон Фернандо встал и сказал: "Сир, вы хорошо знаете, насколько я близкий ваш родич, и что я являюсь братом вашего отца. Я не стану делать ничего, что бы вызвало ваше недовольство, и поэтому я пришел сюда с Доном Гильеном де Монкадой и Доном Педро Аонесом, чтобы подчиниться вашим приказам как нашего господина; что касается войны с вами, то мы ее не хотим." И вслед за этим Эн Гильен де Монкада ⁵³ поднялся и сказал: "Сир, то, что люди говорят, будто вы желаете нам зла, большая беда для нас; и просим подумать о том, чтобы прибыть в Сарагосу и вступить в наш город и наши дома; там вам будет удобнее говорить и поступать так, как вам нравится; мы все готовы исполнять ваши приказы." И Дон Педро Аонес сказал: "Войдите в Сарагосу; мы готовы следовать за вами, как нашим господином." И так они дурачили меня красивыми речами и словами, чтобы я вошел в город на следующий день. И когда я был в моем собственном дворце, называемом Ла Суда ⁵⁴, возле ворот на Толедо ⁵⁵, они прибыли и сказали нам, что после заката сто вооруженных мужчин находились поблизости между названными выше воротами и задней дверью, через которую можно добраться до городской стены. Вскоре после того пришли Гильен Бой и Пере Санс де Мартель, посланные людьми Сарагосы, и вошли в мой дом; им предоставили кровати, и положили там, где обычно лежат женщины. Тем временем, королева, услышав шум вооруженных мужчин, остававшихся снаружи, и тех, кто вошел в [28] дом, чтобы лечь возле нас, принялась горько плакать. Я успокаивал ее, как мог. И ко мне пришли упомянутый Гильен Бой и Пере Санс де Мартель; и Гильен Бой говорил королеве, "Донья", говорил он, "не плачте; ибо скоро вы отдохнете; слезы разрушают разум; а все те ваши слезы обернутся радостью, и ваш гнев пройдет." Такое положение продолжалось полных три недели; охрана и они (Бой и Санс) ложились с нами. Тогда прибыл Дон Ато де Фосес, который в последнее время был в Сарагосе; сначала они не позволяли ему ни прибывать ко мне для совещания, ни связываться со мной частным образом, более или менее. В конце концов он прибыл и сказал мне, что все его пребывание в Сарагосе было бесчестием, его не вызвали на Совет, и что, возможно, меня не огорчит, если он удалится и уйдет домой. Я ответил: "Идите, поскольку то, что вы здесь, ни к нашей чести, ни к вашей." Поэтому он отбыл и уехал в землю Уэски. И после того я вызвал одного Дона Педро Аонеса и сказал ему: "Дон Педро Аонес, я очень любил вас, и заставил Дона Арталя д'Алаго почитать вас; и все же теперь вы принимаете участие в том великом бесчестии, которое я теперь переношу. Поэтому с этого момента я считаю себя свободным от вашей любви, и пока я жив, я не буду любить вас." А он сказал: "Почему?" "Потому", сказал я ему, "что вы видите мое бесчестие и мою беду; если бы не вы, это бесчестие и беда, возможно, не случились бы со мной; а также потому, что вы могли исправить это, но не исправили." Дон Педро возражал мне, говоря, что в том, что он и другие делали, не было ни бесчестия, ни беды; и что он мало обеспокоен моими словами.

23. И после того разговора я пошел к королеве и сказал ей: "Я хорошо знаю и вижу боль и бесчестие, которые переносим вы и я; и хотя я еще ребенок, я собираюсь отомстить, и вы вместе со мной, если только будете следовать моим советам." Тогда я сказал ей: "В этом доме есть люк, ведущий в подземный проход; я найду две веревки; вы сядете на дощечку, и я спущу вас вниз; потом пошлю за Эн Арталем (д'Алаго) ⁵⁶, чтобы он глубокой ночью прибыл сюда со своими людьми, чтобы мы смогли совершить это; и когда мы узнаем, что он прибыл, вы выйдете [из дома] через нижнюю дверь, и Дон Арталь уйдет с вами, а я останусь здесь в Сарагосе. Я не решаюсь предпринимать что-либо, опасаясь вреда, который могли бы причинить вам; но лишь до тех пор, пока вы здесь. Я обращусь к Дону Фернандо, или Дону Гильену де Монкаде, или Дону Педро Аонесу, и скажу им, что, поступая со мной таким образом, они все совершили измену. Потом я сяду на лошадь, которая будет находиться в готовности, и они не смогут меня остановить, но если кто-нибудь из них попытается, я убью его. Я не думаю, что они смогут настигнуть меня; у меня будет столь быстрая лошадь, что я, без сомнения, оставлю их далеко позади."

И она ответила: "Знайте, что ни за что на свете я не стану спускаться вниз на дощечке и веревках." Я просил и умолял ее, но она не хотела этого делать. Поэтому я оставил этот замысел и, опасаясь за нее, не делал ничего.

24. А потом прибыл Эн Гильен де Монкада и заставил Дона Фернандо просить меня, чтобы за вред, который я причинил ему (Монкаде) в Каталонии, я дал ему компенсацию. Я ответил, что сделанное мной сделано по закону, и что я не стану давать ему никакой компенсации. А они оба сказали, что на самом деле долг за мной; поскольку за мной долга больше, чем за ним; что я должен дать ему двадцать тысяч морабатинов ⁵⁷; но я упорствовал, отказываясь. Наконец, надеясь, что [29] вышеупомянутые рыцари оставят свое предательское поведение, я уступил и обещал им двадцать тысяч морабатинов. И после того, как я некоторое время оставался в Сарагосе, я отправился в Тортосу, а королева в Бурбагену. И Дон Фернандо, Дон Гильен де Монкада и Дон Нуньо стали распределять фьефы и "гоноры" Арагона среди своих друзей, делая вид будто даруют их с мого разрешения; но на самом деле они делили их так, как нравилось им самим.

25. После этого я тайно оставил Тортосу и прибыл в Орту, принадлежавшую ордену Храма; после чего призвал баронов и рыцарей, державших во владении землю от короны, прибыть ко мне в Теруэль, поскольку я намеревался пойти в королевство Валенсию и вступить в войну с маврами, для чего они должны послужить мне за земли, которые держали от меня, и в соответствии с этим назвал день, когда им надлежит быть там. И после того я заключил договор на поставки с Доном Паскалем Моньосом, который был главным приближенным моего отца и в те дни одним из лучших горожан во всей стране. Моньос сказал, что охотно поддержит меня, даром, настолько, насколько позволят его собственные средства и средства его друзей; и так он снабжал в течение трех недель всем, что требовалось. И когда настал день, когда они, то есть бароны Арагона, должны были прибыть ко мне, то прибыл только Дон Бласко д'Алаго, Дон Арталь де Луна и Дон Ато де Фосес; и я понял, что остальные не придут в день, установленный для встречи. И из-за их отсутствия, мне пришлось использовать припасы, которые предназначались для вторжения в страну мавров. Поэтому я решил заключить перемирие с Сеитом Абусеитом ⁵⁸, бывшим в то время королем Валенсии, перемирие на три недели, после чего он должен был дать мне пятую часть всех своих доходов из Валенсии и Мурсии, за исключением "сека". ⁵⁹ И Сеит обязался в этом письмом, а также делами и соглашениями, которые он подписал; и так перемирие было заключено с ним. И когда эти три упомянутые выше недели прошли, я, к тому времени использовав припасы, которые должны были быть использованы в походе, оставил Теруэль и вступил в Арагон. И когда я приблизился ко второй деревне ниже Каламочи, я встретил там Дона Педро Аонеса, который шел с пятьюдесятью или шестьюдесятью рыцарями, и я спросил его, откуда он прибыл и куда шел. И он рассказал мне, что собирался вступить в страну мавров, он и его брат епископ Сарагосы. ⁶⁰ И я сказал ему: "Возвращайтесь со мной, потому что я хочу поговорить с вами." Но он просил меня не удерживать его от этого путешествия, так как он желал продолжить. И я сказал ему: "Дон Педро Аонес, я не задержу вас надолго, если попрошу проехать со мной всего одну лигу, поскольку я хочу, чтобы кое-кто из арагонских баронов присутствовал, когда я решу высказать вам свое мнение." И он сказал, что согласен. Так что я пошел в Бурбагену, в дом, принадлежавший ордену Храма, который находится по дороге на Дароку и Теруэль, при входе в селение, куда из Дароки прибыл и он; и вместе с ним были Дон Бласко де Алагон, Дон Арталь де Алагон, Дон Ато де Фосес, Дон Ладрон, Дон Ассалит де Гудар, Дон Пелегрин де Болас, и он сам, в пурпонте ⁶¹, подпоясанный мечом [30] и в кольчужном капюшоне на голове. Мне тогда наступил семнадцатый год. И я сказал ему: "Дон Педро Аонес, я ждал вас в Теруэле полных три недели со дня, который назначил для сбора вам и другим, планируя, как я написал в своем указе, с вами и с баронами Арагона совершить хороший набег против мавров; и когда я говорю "хороший набег", я имею в виду то, что я не видел еще мавров на войне, и мне бы больше понравилось видеть их сражающимися с нами на их собственной территории. Но из-за отсутствия, в особенности, вашего, а также потому, что в то время мне говорили, чтобы со столь немногими рыцарями, сколько у меня было в Теруэле, я не вступал в страну мавров (ибо, если бы Бог не помог мне, я мог бы встретить там бесчестие или смерть), я воздерживался от выступления. А после того Сеит Абусеит пообещал мне, что охотно отдаст мне пятую часть ⁶² Валенсии и Мурсии, если я заключу с ним перемирие, и я принял его. Поэтому я и прошу вас, Дон Педро Аонес, и приказываю вам, чтобы вы соблюдали то перемирие и не нарушали его." А он сказал мне, что приготовления, сделанные им для похода, стоили много денег - и ему и его брату, епископу; и что я не могу на самом деле желать ему и его брату потерять эти деньги и настолько обеднеть. И я ответил: "Дон Педро Аонес, то, что вы мне говорите, является большой ошибкой. Перемирие, о котором я говорю, было заключено целиком по причине вашего неисполнения обязательств и вашего неприбытия ко мне в назначенный день. Теперь вы говорите мне, что не станете отказываться от этой экспедиции, хотя я приказываю вам. Понимаете ли вы, что делаете? Вы идете против моей власти, чего от вас я, конечно, не ожидаю. Поэтому я желаю знать, оставите ли вы ваше намерение по нашей просьбе и приказу?" И Дон Педро ответил, что он исполнит любую мою просьбу или приказ; однако этого он сделать не может, поскольку это стоило ему слишком много денег, чтобы он мог от них отказаться; и он умолял меня позволить ему вступить в страну мавров, он и его брат, епископ, говоря, что там он сослужит мне хорошую службу. А я сказал: "Очень плохой службой было бы нарушение перемирия, которое я обещал. Поэтому я желаю знать, будете ли вы повиноваться моим распоряжениям или нет." И он сказал мне, что не может поступить иначе. И поэтому я сказал ему: "Тогда, поскольку вы желаете нарушить то, что столь дорого для меня - мое слово и обещание этого перемирия, - знайте, что я решаю взять вас под стражу."

26. После того не было сказано больше ни слова. Дон Педро встал; и все те, кто был возле меня, то есть названные выше рыцари, покинули комнату и пошли в верхнюю часть дома, и взяли в руки свои мечи, обернув вокруг оружия плащи, в своих стеганных куртках, и оставили меня наедине с Доном Педро. А Дон Педро был хорошим рыцарем и очень умелым в обращении с оружием, и он положил свою руку на меч, но я удержал меч и руку, так что он не смог извлечь его. И слуги Дона Педро все еще были возле дома и не сходили с лошадей; и когда они услышали шум, производимый в доме, тридцать или сорок из них сразу спешилось. В это время Дон Педро, слыша, что его люди поднимаются, пытался извлечь свой меч из ножен, но я препятствовал ему, и ему не удавалось достать его. Однако, его люди вошли в комнату и, поскольку мои люди в это время находились в своих помещениях и не могли мне помочь, все преимущество оказалось на их стороне; они освободили Дона Педро и забрали у меня силой, поскольку я оборонял его, и он не мог им помочь. ⁶³ При этом те из моих людей, кто был со мной в доме, нисколько мне не помогли, но наблюдали за моей борьбой с Доном Педро. И после того люди Дона Педро посадили его на лошадь и отослали; а сами, [31] с его доспехом, ⁶⁴ пошли за ним. Тогда я сказал рыцарю из Алагона, прозываемому Мигель Дагес, ⁶⁵ у которого, как случилось, возле дверей дома стояла лошадь, позволить мне взять ее; он согласился, и я оседлал ее. На мне была тогда стеганная куртка. Они принесли мне мое оружие, и я немедленно пустился преследовать его. Но прежде чем все эти приготовления были закончены, Дон Ато ⁶⁶ выехал верхом, сопровождаемый четырьмя своими владетелями; а вскоре после Дона Ато Дон Бласко и Дон Арталь также выехали со своими спутниками - все для преследования. Дон Ато первым настиг Дона Педро у окончания неких стен, огораживающих виноградники Бурбагены. И один из людей Дона Педро сказал ему: "Сюда приближается Дон Ато, следующий за вами." И Дон Педро Аонес сказал: "Давайте повернемся и не позволим злодею ударить нам в спину." ⁶⁷ Но Дон Ато, не будучи ни злодеем, ни низко воспитанным, вместе с теми, кто был с ним, уступил дорогу и, вместо того, чтобы приблизиться к нему, освободил место людям Дона Педро для нападения на него; и едва они так сделали, как двое из тех приблизились к Дону Ато и ранили его - один поразил его ниже рта слева, а другой поразил его в щит. Тогда Дон Ато, опасаясь нового удара, уже нацеленного на него, и не способный противостоять его силе, падает справа от лошади и прикрывается щитом из страха быть убитым. Тем временем Дон Бласко де Алагон и Дон Арталь Далагон подошли по дороге; а я, минуя Дона Ато, спросил его, как он, и что случилось. И он сказал: "Я ранен, и я заметил, куда направились те, кто меня ранил." А в то время был со мной только Дон Ассалит Дагуда[р] и Доминго Лопес де Помар. И я увидел Педро Аонеса с двадцатью его верховыми спутниками, поднимавшихся на холм слева от меня; он желал, без сомнения, найти убежище в замке своего брата, епископа, называемом Котанда ⁶⁸. Дон Бласко де Алагон и Дон Арталь де Алагон шли за ним на удалении приблизительно дальности полета стрелы. Дон Педро Аонес со своими людьми добрался до вершины холма и остановился там. И Дон Эхемен Лопес де Ригольс спешился и сказал Дону Педро Аонесу пересесть на его лошадь, поскольку его собственная была утомлена, и подумать о немедленном укрытии в убежище. И пока это происходило, они бросали камни, большие и маленькие, в тех, кто находился ниже, чтобы они не могли подняться за ними на холм; и Дон Педро Аонес тогда поменял лошадей, как было сказано выше. И когда он увидел, что мы преследуем его, он сказал Дону Ассалиту и Дону Доминго Лопесу де Помару: "Я знаю короткую дорогу, которая позволит нам добраться к ним." "Идем", сказал я; и сам значительно опередил других двух, поскольку моя лошадь была быстрее. И когда я восходил на холм, люди Дона Педро стали бросать камни в людей Дона Арталя и Дона Бласко; и они остановились и не поднимались на холм. Но я, сопровождаемый некоторыми из моих собственных людей, торопил их. Я поднялся наверх и тогда закричал: "Арагон! Арагон!", ⁶⁹ отчего люди Дона Педро начали покидать его, только один, прозывавшийся Мартином Перисом Дескитом ⁷⁰ и вошедший в мою свиту, последовал за своим господином. Тем временем Санчо Мартинес де Луна, старший брат Мартина Лопеса, приблизился и нанес Дону Педро удар своим копьем, погрузив его в него на половину фута [32] с правой стороны сквозь открытую стеганную куртку точно под рукой. И Дон Педро был прямо перед нами, никого не было между ним и мной, так близок был я к нему.

Когда он понял, что ранен, он остановился, и обхватил руками шею своей лошади; я был тогда возле него и видел, как он соскальзывал с лошади и падал; я спешился и возложил на него свое оружие. И, пожалев его, я сказал: "Ах, Дон Педро Аонес, в злой час были вы рождены; почему вы не последовали совету, который я вам дал?" Но он не ответил, поскольку не мог сказать мне ни слова, но смотрел мне прямо в лицо. ⁷¹

27. И в то момент прибыл туда Доне Бласко и сказал: "Ах, мой господин, предоставьте нам этого льва, чтобы мы смогли отомстить за вред, что он причинил нам." А я сказал Дону Бласко: "Бог проклянет вас за то, что в такое время вы говорите такие вещи! Я говорю вам, что, прежде чем вы убьете Дона Педро Аонеса, вам придется сначала убить меня. Я запрещаю вам прикасаться к нему." После того я, вместе с владетелем, поддерживавшим его тело, усадил его в седло на животное, но он умер в дороге, прежде чем мы добрались до Барбагены. Отсюда я пошел в Дароку. ⁷² Я отнес туда тело Дона Педро Аонеса в гробу и захоронил его в Дароке в церкви Святой Марии. А когда я уехал, люди того города (Дароки) оскорбляли моих людей, тех, кто остался позади и должен был следовать за мной; и они ударили одного из моих владетелей, родича Дона Пелегрина де Боласа, в рот ⁷³ камнем, из-за того, что он назвал их лгунами.

Дон Педро Аонес, пока был жив, держал в залоге и Болеа ⁷⁴ и Лоарре, ⁷⁵ которые мой отец заложил ему за некоторую сумму денег; и он держал эти залоги настолько долго, что, должно быть, полагал их полной оплатой за его ссуду. Поэтому я пошел туда, но по моему прибытию [в Болеа] обнаружил, что Дон Фернандо и Дон Педро Корнель сами поспешили туда, и что с ними от семидесяти до восьмидесяти рыцарей. На самом деле, отправляясь туда, я думал, что в городе нет никого, выступающего против меня, и что жители перейдут под мое покровительство как хорошие и верные подданные. Однако я ошибался. Они решили принять сторону моих противников и причинять мне весь вред, какой могли, как будто я не был их естественным повелителем. Понимая поэтому, что замок силен и защищаем многочисленным гарнизоном рыцарей и пехоты, и что провизии в городе заготовлено на целый год ⁷⁶, я посчитал наилучшим отступить и уйти оттуда, что я и сделал.

28. И когда я ушел оттуда, города Арагона во главе с Доном Фернандо, Доном Педро Корнелем и сторонниками Дона Педро Аонеса восстали против меня. И вслед за тем я послал за Эн Гильеном де Монкадой, чтобы он прибыл ко мне, и он пришел со всеми своими силами. И города Арагона все были против меня, за исключением только Калатаюда. Я пошел в Альмудебар и оставался там в течение трех недель. Потом я удалился в Пертусу и послал за Эн Рамоном Фольком де Кардоной, который прибыл мне на помощь в конце месяца с шестьюдесятью добрыми рыцарями - он и его брат Эн Гильен де [33] Кардона. Тогда я послал в качестве авангарда против Сарагосы Дона Бласко Далаго ⁷⁷ и Дона Арталя де Луну; и со мной оставались только Дон Ато, Дон Родриго Лисана и Дон Ладро. Тем временем епископ Сарагосы, ⁷⁸ брат Дона Педро Аонеса, послал своих людей в набег; и после захода солнца они прибыли к Алькобере, который взяли и разграбили полностью. Это случилось во время Великого поста, однако добрый епископ даровал своим людям прощение за зло, которое они причинили, и кроме того разрешил им есть мясо, тем, кто хотел его есть. После этого, пока Дон Бласко и Дон Арталь были в Алагоне, люди Сарагосы снова пошли в Кастельяр. Но два названных выше рыцаря переправились через Эбро и на холмах напротив Кастельяра напали на сарагосцев, где полных три сотни их было убито и взято в плен. А Эн Рамон Фольк прибыл тем временем в Пертусу; и это позволило мне с его помощью овладеть припасами, которые люди Сарагосы и Уэски и рыцари, пришедшие им на помощь, купили в Монсоне,- полных две тысячи кафисов ⁷⁹ пшеницы в арагонской мере. После этого я сделал "мангонель", пошел в Понсано ⁸⁰ и взял этот замок.

29. И оттуда я перенес свой лагерь к Сельяс ⁸¹ и установил "мангонель" ⁸² против того города, и на третий день, когда он разрушил замок, владетель, находившийся внутри, начал переговоры и попросил меня назначить день, в который, если ему не помогут, он должен сдать замок. По мнению Эн Рамона Фолька, Дона Родриго Лисаны, Дона Ато, Дона Ладро и Дона Педро Помара я должен был дать владетелю время, но немного. Он попросил пятнадцать дней, я дал ему восемь. Было заключено соответствующее соглашение. Кроме того, Дон Ато сказал, что перейдет реку и, если узнает, что приближается наш противник, сразу прибудет и сообщит об этом мне. Таким образом, на восьмой день я возвратился к Пертусе и рано утром провел там совет. И я приказал людям города, на правах их суверена, которыми я обладал, чтобы на следующий день рано утром они со своим оружием шли в Сельяс, под страхом потери всего имущества теми, кого там не будет. И я приказал направить подобные письма жителям городов Барбегаль и Барбастро, предлагая им всем быть с нами там и в тот же день.

И как раз когда я обедал (это происходило в день поста), по дороге от Уэски прибыли Дон Пелегрин Датросил ⁸³ и Дон Хиль; они прибыли сами, без спутников, но вооруженные копьями и щитами, спеша и даже пуская в галоп, насколько могли. Они направлялись ко мне, но сначала я не мог их узнать, пока они не добрались к мосту Пертусы, после чего я пошел на кладбище ⁸⁴ возле церкви Святой Марии и ждал их, чтобы услышать, что им было поручено. И они прибыли и сказали мне: "Бог хранит вас! Вот, сюда движутся Дон Фернандо и Дон Педро Корнейль и с ними люди Сарагосы и Уэски. Они идут, чтобы помочь Сельясу. Мы оставили их около Вилельи, и они идут сюда с такой скоростью, с какой только могут." Услышав это, я приказал седлать коней. В то время со мной было только четыре рыцаря. Но я приказал горожанам [Пертусы] под страхом обвинения в измене прибыть и следовать за мной; подобные же распоряжения были посланы в Барбегаль и [34] Барбастро. Тогда я пошел в Сельяс и нашел там Эн Рамона Фолька, Эн Гильена де Кардона, Дона Родриго Лисану и мою собственную дружину, всего же не более шестидесяти-семидесяти рыцарей. Я сказал им вооружиться и держать готовыми лошадей, поскольку приближался Дон Фернандо, а также люди Сарагосы и Уэски, следовавшие за ним. И все соответствующим образом вооружились и подготовили лошадей. И пока я отдавал названные распоряжения, Эн Пере Помар, старый рыцарь и один из моей личной дружины, обратился ко мне с такими словами: "Мой господин, я дам вам хороший совет: этот холм ⁸⁵ очень силен, почти неприступен; овладейте им, и пока вы на нем, в городе будет знать об этом и держаться вас." И я ответил: "Дон Педро Помар, я - король Арагона, и я защищаю свои права. Те, кто идет против меня - мои подданные, и они совершают преступление, идя сражаться со мной. Я нахожусь в своем праве, они неправы, и Бог поможет мне. Живым я не оставлю этот город. Я разобью их и на этот раз не стану делать того, что вы мне советуете." Поэтому я ждал их, и в конце концов взял замок Сельяс, поскольку они так и не пришли ему на помощь.

Комментарии

1 Здесь в оригинале слово aзo, что означает "так" или "таким образом".

2 Альфонсо II, el Casto, или Целомудренный, король Арагона с 1172 по 1196 гг.

3 Мануил Комнин, с 1143 по 1180 гг.

4 Евдоксия.

5 То есть Альфонсо VIII Кастильского, рожденного в 1106 г.; он женился в 1128 году на Беренгеле, или Беренгере, дочери Раймонда Беренгера, графа Барселоны. Его дочь (Санча) в 1174 г. вышла замуж за Альфонсо II Арагонского.

6 В тексте сказано: "Ab sagrament e ab homenatge".

7 Эти обстоятельства брака Вильяма из Монпелье в 1174 году с Евдоксией, дочерью императора Константинополя, Мануила Комнина, признаются историей. - Hist. du Languedoc, tom. III. p. 376, tom. IV. p. 263, и Zurita, Anales de Aragon, lib. II. cap. 33 и 54.

8 Педро II Арагонский, сын Альфонсо и Санчи, отец Хайме или Иакова. Он родился в 1176 году, стал королем в 1196 и умер в 1213 году. С 1204 года он был женат на Марии Монпелье, которая умерла в 1214 году.

9 Эн эквивалентно испанскому Дон, и всегда предшествовало собственным именам каталонской знати. Эна или На использовалось для дам.

10 В тексе содержится Пейролья, но это, должно быть, опечатка, поскольку в испанском переводе Пейолья.

11 На основании различных дат, указываемых в хрониках, и из других аутентичных источников рождение Хайме должно быть отнесено к 1-му февраля 1208 года.

12 Брак Гильена, или Гильома, де Монпелье с Евдоксией, дочерью Мануила Комнина, императора Востока, был заключен в 1174 г.; и трактовка этого события, приводимая в тексте, принимается историками. Только один ребенок, Мария де Монпелье, была рожден ими приблизительно в 1182 г. (в 1197 г. она говорит о себе как о пятнадцатилетней). Ничто иное, как желание иметь наследника, заставило Гильома в 1187 г. отослать свою жену и вступать в фальшивый брак с некой Агнес, о которой известно, кажется, только то, что она принадлежала королевскому дому Арагона. (Histoire du Languedoc, t. V., p. 534.) В его брачном договоре с нею отсутствуют какие-либо упоминания о его предыдущем браке и объявляется, что этот брак заключается ради потомства мужского пола (amore procreandorum filiorum, Hist. Lang., t. IV. p. 115). Имея двух сыновей от новой супруги, он требовал у своей дочери Марии отказа от наследования ею Монпелье при бракосочетании ее с Барралем, графом Марселя; это происходило, вероятно, когда ей не было еще десяти лет, поскольку ее муж умер в 1192 г. Его смерть рассматривалась, кажется, как причина отмены ее отказа; и ее отец организовал другой ее брак в 1197 г. с Бернардом, графом Комменжа, когда был оформлен очередной ее отказ в пользу двух единокровных братьев последовательно; в нем она решительно объявляет, что делает это сознательно, будучи старше пятнадцати лет. (Hist. Lang. t. V. p. 59.) В течение двух лет в этом браке были рождены две дочери; но в это же время между мужем и женой возникли разногласия. Бернард, после неудачи с просьбой о разводе, стал так обращаться со своей женой, что в 1200 г. она сбежала к отцу. (Hist. Lang. t. V. p. 69.)

Гильом де Монпелье умер в 1202 г., безрезультатно убеждая Иннокентия III признать законными его сыновей от Агнес (Innocent III. Epist. lib. V. ep. 128): то, без чего отказ Марии в их пользу не имел никакого смысла. Таким образом, она стала законной госпожой Монпелье, по каковой причине Педро II пожелал жениться на ней. Через своего зятя, графа Тулузы, он способствовал ее разводу (по одностороннему заявлению) с графом Комменжа на основании того, что когда он женился на ней, при нем жили две дамы, с которыми он провел церемонию брака, что являлось обычным предлогом для близости; и в 1204 г. король стал третьим мужем Марии де Монпелье и, следовательно, отчимом двух ее дочерей.

Дочь Санча была рождена ими в следующем году; однако в этом браке Мария была столь же несчастна, как и в предыдущем. Педро II (чье поведение было безнравственным даже для того времени) перестал жить с нею, и его отвращение было таково, что потребовалось специальное заявление о необходимости предоставления Арагону наследника мужского пола, чтобы временно восстановить этот союз, такое, какое было сделано рыцарем по имени Алькала. Но даже рождение (2-го февраля 1208 г.) долгожданного сына не восстановило мир в их доме. Педро начал процесс аннулирования брака с королевой, утверждая в конце концов, что брак между нею и графом де Комменжем был действителен; она отправилась в Рим, чтобы защищать свои собственные иинтересы.

19-го февраля 1213 г. Иннокентий III решил дело в ее пользу, назвав причиной то, что она не была должным образом жената на графе де Комменже, и приказав королю вернуть ее в свой дом; но после этого она прожила еще только несколько недель и умерла в Риме в апреле. (Innocent III. Epist. lib. XV. ep. 221; Hist. Lang. t. V. pp. 207-209.)

Утверждение, что дочь Санча была рождена Педро и Марией после заключения их брака, основано на достоверности соглашения между королем и Раймондом VI, графом Тулузы, обручившими ее - с Монпелье в качестве ее приданого - с сыном графа, впоследствии Раймондом VII (Hist. Lang. t. V. p. 89.). Однако другие документы показывают, что Раймонд VIII, в 1211 г., женился на другой Санче, сестре Педро II, с которой расстался в 1230 г. и формально развелся в 1241 г. (Hist. Lang. t. VI. p. 328.) А, кроме того, в представляемой истории король Хайме сам торжественно объявляет - в речи в Кортесах (далее XVIII), - что, за исключением него, у его отца и матери не было никакого ребенка.

Историки Лангедока примиряют противоречия имеющихся документов (собственное сообщение короля к ним не относится), предполагая, что Санча, дочь Педро II, умерла в юности. К этому нужно добавить гипотезу, что она умерла еще младенцем, настолько, что даже король Хайме выпустил из виду ее существование, что не является совсем невероятным.

13 Бедаррио (Битерре) в графстве Безье.

14 Zurita, Anales, II, c. 63, поясняет это, сообщая, что Симон де Монфор собирался выдать свою дочь и наследницу замуж за молодого принца Хайме.

15 "Com gitarets nostres mullers de nostres cases, mes nos e eles ne seren vostres, en faren vostra volentat. E per aquesta manera noli atenyen зo que li prometien, e mostrauen li llurs mullers, e llurs filles, e llurs parentes les plus belles que podien trobar. E can sabien que ell era horn de fembres tolien li son bon proposit, e feyan lo mudar en зo que ells volien."

16 На женский вариант Эн, приставка, в то время часто используемая в Каталонии, эквивалент Дон и Донья в Кастилии.

17 "Havia jagut ab una dona, si que nos hoym dir puix a son reboster qui hauia nom Erf, e puix fo frare del Spital, qui auia stat en aquell consell, e de altres que ho verem per sos ulls, que anch al Evangeli no poch star de peus, ans se assecha a son siti mentre quel deyen." Управляющий Хайме (ребостер) назван в "Хронике", гл. VIII. f. 4, именем Эрф, как в приведенном выше тексте, однако в другом месте его называют Хилем.

18 "E per la merce que noy trobaren aquels que eren de dins." Означающее, без сомнения, отказ короля рассмотреть предложения Монфора. Испанская версия опускает эту фразу.

19 Вик в Каталонии, во времена римского господства именовашийся Осуном.

20 Zurita, Anales II, c. 66, поясняет, что "Дон Санчо, граф Руссильона, и инфант Дон Фернандо, дядя короля, удалились и возбуждали людей королевства, поскольку каждый думал, что право наследования принадлежит ему, несмотря на то, что брак с королевой Доньей Марией был объявлен соответствующим правилам и предписаниям Церкви." Сказанное по поводу брака хорошо объясняет попытки поставить под сомнение законность короля Хайме. Фернандо, третий сын Альфонсо II и брат Педро II, воспитывался как священнослужитель, цистерцианский монах и аббат Монтарагона, но от своей деятельности только получал доходы. В 1204 г. Педро II отдал ему графство Руссильон. Санчо был дедом короля, будучи третьим сыном его прадеда, Рамона Беренгера, принца Арагона. - Zurita, Anales II. c. 25, c. 50, c. 66, c. 76.

21 "Sus el palau de uolta qui ara es, e laores era de fust, a la finestra on ara es la cuyna per on dona hom a menjar a aquels qui mengen en lo palau."

22 "Гонор" на старом феодальном языке Франции часто было синонимом фьефа (феодального владения) и служило для обозначения всех видов собственности на землю.

В Арагоне в состав гоноров входили города или поместья, доходы с которых были переданы королем "рикос омбрес" или баронам, которые, в свою очередь, отдавали их кабальеро (рыцарям). Доходы тогда назывались "кабальерия"; на самом деле это были военные бенефиции, представлявшие собой то, что можно было бы назвать гонораром рыцаря. Большая часть городов и деревень Арагона была таким образом распределена среди баронов, и держалась "эн гонор" (на правах гонора) на неких условиях либо напрямую баронами либо самими рыцарями. Гоноры, однако, не передавались по наследству, как "фьефы", называемые соответствующим образом; в начале своего правления любой король мог забрать их обратно и перераспределить заново. Право это, однако, не осуществлялось слишком часто.

23 Эн Пере Аонес (Ahones), также пишется Aones и Aunes.

24 В испанском переводе Дон Волес, что является, безусловно, опечаткой.

25 Рамон Беренгер, происходивший от графов Барселоны, и кузен Хайме.

26 В тексте "Perset vermeill". Возможно, "perset" означает шелковую ткань, изготовленную или доставленную из Персии. Раймонд де Мираваль, трубадур двенадцатого столетия, говорит: "Mantel non es de pesset ni de saia."

27 Монсон, однако, находится в Арагоне.

28 Кажется, правильнее его имя звучит как Лоп Дальверо, или д'Альверо.

29 В другом месте д'Атросил (d'Atrocil) и Атроссил (Atrossil). Пелегрин обычно пишется Палегри, в Каталонской форме этого имени.

30 Кафис (cafiz), в Кастилии каис (cahiz), единица измерения, соответствует двенадцати фанегам (fanegas), или английским бушелям. И кафис и фанега пришли из арабского языка; первое от {арабское слово}, второе от {арабское слово}, означающих "мешок".

31 Фонебол (fonevol), от латинского fundibulus или funnibulus, вид боевой машины, бросающей очень большие камни наподобие funda (пращи, лат.) или с помощью петли.

32 "El fonevol que feya de grans errades". Так в обоих напечатанных редакциях. Я полагаю, значение фразы соответствует данному выше тексту.

33 См. выше, Ahones и Aunes (прим. 23).

34 Встречается Корнель (Cornel) и Корнейль (Corneil), и Педро вместо Пере, смотря, какой вариант выбирал автор - кастильский или каталонский.

35 "Мангонель" (mangonel), также называемый Альманханеч, вид "фонебола" или боевой машины, как явствует из текста.

36 В другом месте "Ahones".

37 Альбаррасин (Альбарраси) был взят у мавров отцом Дона Педро Фернандеса де Асагра, не признавшим никого сувереном и говорившим, что он является вассалом Святой Марии, которой он посвятил главную церковь.

38 Фердинанд III, или Святой Фердинанд, Кастильский.

39 Альфонсо VIII Кастильский. Короли Леона и короли Кастилии до объединения корон, однако, перечислялись так, как будто принадлежали одной и той же династии. Альфонсо VI назывался так потому, что был шестым королем с таким именем в Леоне, хотя первым в Кастилии; и король Альфонсо VIII был назван таким же образом, хотя никогда не правил в Леоне, и был только третьим Альфонсо, который правил в Кастилии. Так что в одно и то же время в Кастилии и в Леоне правили соответственно - в одном Альфонсо VIII, а в другом Альфонсо IX.

40 Альфонсо IX Леонский.

41 Дон Энрике умер 6-го июня 1217 г.

42 На западной границе Арагона. Агреда, где он женился на королеве Леонор, находится в нескольких милях в Кастилии.

43 Слова, переводимые здесь и в другом месте как "бароны" - richs homens, в Кастилии ricos hombres; rich означает "сильный", а не "изобильный в богатствах".

44 Nuсo (sic) - кастильская форма этого имени. В Каталонии и Валенсии это было бы написано Nunyo, как Munyoz вместо Muсoz, и т.д.

45 В других местах написано Aunes и Aones. Пере Фернандес вместо Педро Фернандес де Асагра.

46 Кастехон де Сан-Хуан (?), невдалеке к северу от Монсона. Валькарка, или Вальтарка, в нескольких милях к юго-востоку от Монсона.

47 В тексте, который не вполне ясен: "E era en Gisbert de Barbara llains que sen era mes per fer seruici a don Nuno: e broca en aquells de la vila, si que exiren de fora, e haguerense a venere aquells de Perpinya."

48 Сервельо, в соответствие с Каталонской формой.

49 В испанской версии: Эн Понсе де Торредель.

50 Таусте.

51 Алагон, город Арагона, в районе Сарагосы, в двадцати одной миле к северо-западу от этой столицы. Дон Бласко д'Алаго, или Далаго, был в это время ее господином; поскольку в Каталонии имена собственные, оканчивающиеся на on обычно теряют конечную n, как например, Cervello, Antillo, Rossello, которые в Кастилии были бы Cervellon, Antillon, и т.д.

52 "Sapiats que tots los cauallers son entrats qui venien ab don Ferrando e ab en G. de Muncada, e ab Don Pero Ahones. E vels vos aqui en Alago, e marauellam nos molt de aquesta cosa."

53 Имя этого дворянина в этой "Хронике" всюду написано по-разному: Montcada, Muntcada, и Moncada.

54 Судда (в Кастилии асуда) было названием мавританской крепости или дворца в Сарагосе. По-арабски - {арабская фраза}, Porta domus, vestibulum.

55 Так в издании 1557 г.; Тудела ?

56 "E dixem li be conexem e veem lo dan e la onta que vos y (sic) nos prenem, e jatsia que nos siam infant nos ne vengarem siu voleu vos. E dixem li en esta casa ha una trapa e haurem dos cordes, e seurem vos en una taula, e auallar vos hem de aqui enjus, e enviarem la nuyt que aзo deurem fer per don Artal Dalago," и т.д.

57 Оригинальная золотая монета с таким названием чеканилась султанами Альморавидской династии, кажется, как имитация римского золотого. Она приблизительно равнялась седьмой части унции, и теперь стоила бы приблизительно 11 центов. Это был "maravedi de oro", или morabetinus aureus. Иначе его называли "maravedi deplata" (argenteus), который в результате постепенной валютной экспансии стал, подобно португальским реалам, ходовой разменной монетой.

58 Абу Сеид. Сеид, {арабское слово} его настоящее имя.

59 В оригинале: "после вычета сака или пожертвования для бедных." Сака (zaka), по-испански асаке (azaque), происходит от арабского {арабское слово}.

60 Епископом Сарагосы в это время был Санчо де Аонес, с 1216 г. до 1236 г.

61 "E ell vestit son perpunt e sa spassa cinta, e un bauyt de malles de ferre al cap." Перпунт (пурпонт) - толстый стеганый жилет, надеваемый под доспех; на старом французском - gambesson, gambison, и gambosson. (См. Lacombe, Dictionnaire du vieux Language Frangois, vol. i. p. 238.) По поводу bahuyt имеется следующее пояснение в "Tavla de les paravles dificils", предпосылаемой Chronicle de En Jacme: "armadura de cap feyta de malle, de la qual abaxaua malla fins a la cara e al coll." Я сомневаюсь, однако, в свете данного пояснения, какое чтение полагать правильным - bauyt или bahuyt. Почему не babuyt (babera)? Во всяком случае это выглядит эквивалентом испанскому almofar, от арабского {арабское слово} cassis, galea (шлем) специфической формы.

62 "E sobre aзo, feu nos parlar Zeytabuzeit quens donaria les quintes de Valencia e de Murcia, e que aguessem treua ab ell." Слово quintes, по-испански quintos, означают пятую часть всего дохода Валенсии и Мурсии. Сеит Абу Сеит, или Сеитабусеит, - имя короля, который тогда управлял этими странами, но неверно записанное, поскольку {арабское слово} - его титул и его kunya (alcuсa). Его настоящее имя - Abde-r-rahman (Абдеррахман).

63 "Que el no hauia poder de si ques partis de nos."

64 "E sobre aзo caualcaren lo en lo cauall seu, e meteren lo dauant ells, e apres avec ses armes anarense ab ell" может означать его оружие или его доспех, или то и другое вместе

65 Также пишется "Дагас (Daguas)".

66 Ato, иногда Atho de Foses или Fosses.

67 В испанском переводе этот фрагмент передан так: "Vamos, pues, hacia el; no sea que se nos escape el villano." В оригинальном тексте: "E dix don Pere Ahones tornem a ell, e nous pague detras lo vila, зo que ell no era vila ne mal ensenyat,", что малопонятно.

68 Сейчас Кутанда, которая тогда, как и теперь, была епархией Сарагосы.

69 В оригинале: "E al venir que nos fern cridam Arago, Arago!"

70 В "Хронике", Марти Перис де Мескита.

71 Согласно Zurita, II. p. 80, новая конфедерация, чьим лидером стал Педро Аонес, была сформирована для контроля и оказания воздействия на правительство Арагона к своей пользе, и понимание этого определило соответствующие энергичные действия короля.

72 "E lleuam don Pere Ahones en un taut a Daroca." Taut, по-испански atahud, произошло от {арабское слово} tabiit, что означает гроб.

73 "Ab una pedra en les barres," буквально - в перекладину забрала.

74 "Tenia en penyora Bolea," и т.д. Penyora, от латинского pignus, по-испански "enpeсo".

75 В испанской версии здесь: "Tenia don Pedro Ahones empeсados (?) Bolea y Loarre," вместо которого в оригинале Sobrarbe, что является несомненно ошибкой, посокольку Sobrarbe - название графства, а не города.

76 "E que hi havien que menjar de go que trobaren en la vila be per un any."

77 Далаго (де Алаго), Ладро и другие имена, оканчивающиеся на о, означают Алагон, Ладрон и т.д.

78 Дон Санчо Аонес, 1216-1236 г.

79 О значении слова cafiz см. выше, примечание 30.

80 Понсано в Верхнем Арагоне.

81 Сельяс и Лас Сельяс, сейчас называется "Лас Сиельяс (Las Ciellas)" в области Уэска.

82 Манганельюс (manganellus) - военный механизм.

83 В оригинале Атрофил.

84 "Speram los aqui a la eglesia de Sancta Maria en lo fossar." Fossar, по-испански "osario", по сути означает кладбище.

85 "Puig", которое произносится puch, как в Puig Cerda, Puig d'Ollers, и т.д., является холмом; по-латыни "podius". Слово, переводимое здесь и в других местах как "дружина" - maynada, по-испански "mesnada", соответствующее, очевидно, французскому "mesnade".