МИРЗА МУХАММАД ХАЙДАР

ТА'РИХ-И РАШИДИ

КНИГА ВТОРАЯ

О ПОЛУЧЕНИИ ИЗВЕСТИЯ И РАЗГРОМЕ ШАХИБЕК ХАНА ШАХОМ ИСМА'ИЛОМ И О ПОХОДЕ [БАБУР] ПАДИШАХА ИЗ КАБУЛА В КУНДУЗ

В начале рамазана 916 (начало декабря 1510) года от Мирза хана в Кабул прибыл человек с письмом. Он приехал в то время, когда горные тропы были занесены снегом. Было начало созвездия Козерога. В письме сообщалось: “Шах Исма'ил прибыл из Ирака, /153б/ дал бой в Мерве Шахибек хану и одержал победу. Достоверно неизвестно, убит Шахибек хан или нет. Все узбеки переправились через [реку] Аму. Эмир Урус дурман, который был в Кундузе, бежал. Около двадцати тысяч моголов, отделившись от узбеков, пришли из Мерва в Кундуз. Я поехал в Кундуз. Если счастливые стремена [Бабура] спешно направятся в Кундуз, то я присоединюсь к ним. Есть уверенность, что ваше наследственное владение скоро достанется Вам”.

Получив это известие, он (Бабур) в ту зиму спешно выступил по дороге Аб-Дара ¹, где перевал был невысокий. Праздник рамазан они провели в Бамийане ², а в начале шавваля (январь 1511 г.) прибыли в Кундуз, где их встретил Мирза хан вместе с моголами, отделившимися от узбеков. Отдохнув несколько дней в Кундузе после дороги, они сочли нужным идти на Хисар, где пребывали два видных узбекских султана — Хамза султан и Махди султан, и Хисар принадлежал им.

Когда они переправились через реку Аму у переправы Тукуз Тарам ³, был конец зимы. Хамза султан, узнав об этом, оседлал коня и уехал из Хисара в Вахш. С этой стороны [Бабур] Падишах достиг Дашт-и Кулака, известного места Хатлана. Здесь он узнал, что Хамза султан находится в Вахше. В ту же ночь [Бабур] по верхней дороге пошел на Хамза султана и на рассвете дошел до его стоянки. Но здесь никого не оказалось. Искали всюду, но нашли только несколько человек из местных крестьян. Они рассказали, что [вчера] но время полуденного намаза Хамза султану сообщили, [316] что Бабур Падишах остановился в Дашт-и Кулаке. В тот же час [Хамза султан], оседлав коня, двинулся по нижней дороге в Дашт-и Кулак. [Бабур] пустился вслед за ним по нижней дороге, по которой ушел [Хамза Султан], и был полуденный намаз, когда он снова прибыл на свою прежнюю стоянку. Хамза султан также рано утром прибыл на лагерную стоянку Падишаха и, получив такое же сообщение, пустился вслед за тем войском. В час полуденного намаза он тоже прибыл на свою стоянку.

Падишах и его люди раньше думали, что Хамза султан не сможет устоять против них. Хамза султан тоже считал, что [Падишах] явился из Кабула с незначительным количеством людей, а войско моголов которое прибыло сюда недавно, пока еще не приобрело боевого порядка настолько, /154а/ чтобы противостоять ему. Когда же обе стороны увидели эту картину [преследования], то каждая из них испугалась другой. В ту же ночь Падишах ушел в Кундуз, а Хамза султан бежал в Хисар. Через несколько дней каждый из них узнал о бегстве другого, и оба в [благодарность] за свою сохранность произнесли айат: <Хвала Аллаху, который удалил от нас печаль>. ⁴

Когда Падишах прибыл в Кундуз, здесь уже находился гонец от шаха Исма'ила с разными обещаниями. Тем временем из Хорасана приехала Ханзада бегим, которая была сестрой Падишаха и о которой уже было сказано, что Падишах отдал ее Шахибек хану при осаде Самарканда как выкуп за свою жизнь и уехал [из Самарканда]. [Бегим] находилась в гареме Шахибек хана. Хуррам шах султан появился на свет от него. После этого [Шахибек хан] стал бояться бегим, как бы она по совету своего брата не покусилась на его жизнь. Поэтому он дал ей развод и подарил Саййиду Хади, который принадлежал к крупным Саййидам. Саййид Хади имел прочное положение у хана, султанов и всех узбеков. Саййид Хади был убит в бою при Мерве, а бегим вместе с сыном попала в руки туркмен. После того, как стало известно, что она сестра Бабур Падишаха, Шах Исма'ил отнесся к ней благосклонно и отправил ее вслед за своим послом к Падишаху с разными милостями и множеством подарков. Когда прибыла Ханзада бегим, то к шаху Исма'илу в Хорасан отправили Мирза хана с дарами, с изъявлением покорности и с просьбой оказать помочь. Шах Исма'ил хорошо принял Мирза [317] хана, внял его просьбам и быстро разрешил ему возвращаться.

Между тем от моего дяди явился человек [к Падишаху], с вестью, что “вилайат Фергана полностью освобожден от узбеков и включен в Ваши владения, так что это является началом в деле искоренения узбеков и освобождения Мавераннахра. Что будет сказано Вами относительно этого, нами будет выполнено”. Об этом будет изложено в следующей главе.

ХОД РЕЧИ ПОДОШЕЛ К ДЕЛАМ МОЕГО ДЯДИ САЙЙИД МУХАММАДА МИРЗЫ, <ДА ОСВЕТИТ АЛЛАХ ЕГО МОГИЛУ>. КРАТКО О ПЕРВЫХ ДЕЛАХ ЕГО И ПОДРОБНОСТИ ПОКОРЕНИЯ ФЕРГАНЫ

Во время беспорядков в Ташкенте брат моего отца Саийид Мухаммад мирза, который упоминается везде в этой книге как “мой дядя”, /154б/ находился в Ташкенте на службе у Султан Махмуд хана. Когда хан совершил набег на Андижан, то вначале он взял Касан, так, как это было легко, и отдал его моему дяде: затем отправился в Ахси, куда явился Шахибек хан, и здесь произошло сражение, о чем уже было упомянуто. Когда весть о поражении дошла до Касана, то мой дядя уехал. Хотя поражение не было связано с ним, он присоединился к людям, которые бежали в Моголистан. Впоследствии, когда в Моголистан приехал Султан Махмуд хан, о чем уже было сказано, дядя присоединился к хану и сопровождал Султан Махмуд хана до смерти Султан Ахмад хана. После смерти Султан Ахмад хана, как уже было упомянуто, хан укоряя дядю за Аксу и Моголистан, обратился к нему [со словами]: “О мой Саййид! Лучше быть стиралыциком платков в Ташкенте, чем падишахом Моголистана”. Мой дядя сказал: “Да, лучше, если Вас допустят к стирке платков”. Хан обиделся на эти слова. Злые люди, обычаем которых всегда было стремление как-то навредить благородным людям, нашли в этом [случае] повод для разговоров и вставили стрелу в [образовавшуюся] трещину [их отношений]. Из-за чрезмерной злобы они хотели уничтожить доску бытия [дяди], чтобы между ним и ханом никогда не наступило примирение. Однако хан сказал: “Родственная связь его со мной так близка, что я не могу решиться на такое дело. Поскольку он не ужился с нами, то пусть он снимается с места и отправляется в Турфан к Мансур хану”. Моего дядю отправили в Турфан, а [318] сам хан уехал в Моголистан. По пути в Турфан мой дядя в Аксу присоединился к оставшимся в живых людям Султан Ахмад хана.

Когда Султан Махмуд хан приезжал в Аксу к своему брату, то он оставлял в Моголистане своего сына Султан Мухаммад султана и эмира Ахмада итарджи с людьми; одним словом, Султан Мухаммад султан и эмир Ахмад укрепили свое положение. Они послали человека к моему дяде и увезли его к себе. Он очень подружился с Султан Мухаммад султаном, и между ними установились тесные дружеские отношения.

Однажды ночью фидаи, переодетые в одежду слуг, убили эмира Ахмада. По чьему приказу произошло это — неизвестно. После этого все дела Моголистана и Султан Мухаммад султана утвердились за моим дядей. Однако дела моего дяди из-за отсутствия былого войска и знающих людей не наладились, /155а/ потому что все прежние люди и влиятельные эмиры, и все, кто был, находились при моем отце и вместе с ним ушли в Хисар. Оставшиеся при моем дяде сто — двести человек не могли ничего решить. Из-за постоянных набегов, которые совершали Султан Са'ид хан, Султан Халил султан и киргизы, они бежали из Моголистана и ушли в Йеттиканд, который был местопребыванием Султан Махмуд хана. Те же подлые люди, вновь проявив злобу, сделали так, что моего дядю схватили и отправили к узбекам. Джанибек султан в это время находился в Андижане. [Мой дядя] приехал к нему. [Джанибек] ничего не сказал, скорее проявил жалость и сострадание. [Дядя] находился при Джанибек султане до нашествия шаха Исма'ила и выступления [Бабур] Падишаха из Кабула.

Весной после той зимы, когда был убит Шахибек хан, все узбекские султаны собрались в Самарканде. Джанибек тоже приехал, взяв с собой моего дядю. На том собрании все султаны приняли решение, что не оставят в живых никого из моголов, уцелевших в Мавераннахре. Но Джанибек султан не согласился с этим и разрешил моему дяде и моголам, находившимся в его свите, вернуться в Андижан и присоединиться к своим семьям. Поскольку у моего дяди не было уверенности в постоянстве мнения Джанибек султана, то он, опасаясь изменчивости его натуры, быстро ушел. После этого Джанибек султан пожалел [о своем решении], послал вслед за моголами людей и убил всех, кого нашел. Что [319] касается моего дяди, то он был уже далеко. Когда он прибыл в Андижан, то объединил оставшихся моголов и людей Андижана, выступил и полностью изгнал узбеков из вилайата Ферганы. Затем он отправил гонца к [Бабур] Падишаху по дороге Каратегин, сообщая о происшедшем и прося помощи, о чем уже было упомянуто. Падишах обрадовался, получив эту весть.

До того, как пришло это известие в Кундуз, некоторые влиятельные моголы по секрету довели до сведения [Султан Са'ид] хана, что /155б/ эмиры Мир Ширим, Мир Мазид, Кул Назар мирза, Джанка мирза, Мир Аййуб, Мир Мухаммад, Мир Ибрахим, Йадгар мирза, Кара Султан 'Али мирза, Мир Гури барлас, Мир Даим 'Али, Мирза Мухаммад, Мир Бек Мухаммад, Мир Камбар, Шахназар мирза, Кутлук Мирак мирза и другие, а также около двадцати тысяч достойных людей готовы к выступлению, а число чагатайцев не дотянет до пяти тысяч человек и, если [Са'ид] хан согласится, то они уберут Падишаха и вручат дела царства опоре ханского трона. Но [Султан Са'ид] хан ответил: “Во время бури завоевания Шадибек хана волны смут разбили судно государства и жизни могольских ханов. Я добрался на шаткой доске до пятачка [земли] в Кабул, который Бабур Падишах удерживал при ударе волн бедствий. На таком тесном, подобно островку, месте он дал мне душевный покой. Теперь же, когда я достиг счастливого берега, каким же я буду неблагодарным и бесчестным, если совершу такое гнусное дело”. Через эмира Касима каучина, который, был Падишаху как отец, он обратился к [Бабур] Падишаху: “Слава Аллаху, что сегодня дела государства устраиваются, и разные народы обращаются ликом к дворцу защитника людей, особенно моголы, большинство племен которых известны своей численностью и силой, а эмир их отличается своим величием среди других эмиров, его мысли всегда обращены на процветание дел людей своего рода. Ныне мое пребывание при Падишахе предполагает, чтобы старинное единство сменилось новым отделением. Если Вы отправите меня в какую-нибудь сторону, чтобы эти связи и дружба оставались прочными, для благополучия обеих сторон это кажется подходящим”. [320]

В это время пришло сообщение из Андижана вместе с просьбой моего дяди [о помощи]. Падишах тотчас отправил хана в Андижан с теми, кого он счел нужным. Об этом скоро будет написано, <если будет угодно всевышнему Аллаху>.

ГЛАВА 25.

О ВОСШЕСТВИИ БАБУР ПАДИШАХА НА ТРОН МАВЕРАННАХРА

После того, как отправили хана в Андижан, прибыл Мирза хан вместе с войском от шаха /156а/ Исма'ила, и сила [Бабур Падишаха] укрепилась. Падишах вскоре направил поводья выступления в Хисар и отправился. Когда весть об этом дошла до узбеков, они тоже собрали людей. Из числа их предводителей против Падишаха выступили Хамза султан, Махди султан и Тимур султан с другими султанами. Кучум султан, который сел на место Шахибек хана, Суйунджик султан, Джанибек султан, 'Убайдаллах султан и все [остальные] султаны собрались в Карши, настоящее название которого Нахшаб. Когда Падишах добрался до Пул-и Сангина, Хамза султан выступил вперед, занял Пул-и Сангин и сидел там около месяца. В конце концов [Падишаху] стало известно, что войско узбеков многочисленно, султаны все известные и будет трудно одолеть их. Узбеки также поняли, что Падишах не может противостоять им, и без помех они переправились через реку ниже Пул-и Сангина. Когда известие об этом дошло [до Бабура], было время после полуденного намаза. Он тут же снялся и двинулся в сторону Аб-Дара, к неприступным горам. Они шли быстро всю ночь и следующий день до полуденного намаза и добрались до такого места, укрепленность которого успокаивала предусмотрительных людей. В полночь поступило сообщение, что узбеки идут с большой силой. Военачальники тут же известили всех воинов, и все до утра занялись подготовкой военных снаряжений.

Когда черное войско ночи ушло на запад, потеряв поражение от победоносного войска дня, победные знамена солнца водрузили стяг победы утра и владыка-солнце уничтожило своими лучами звезды неба, предводителей войска ночи, прибыли дозорные [с сообщением], что подошел неприятель. Падишах, вложив ноги счастья в стремена удачи, сел на коня и поднялся на возвышенность. В сторону врага не было пути, кроме [321] одной узкой дороги, а по левой стороне этой возвышенности имелся другой холм. /156б/ Между этими двумя холмами пролегал глубокий овраг, где тоже имелась только одна дорога.

Когда враги выстроились на равнине, то увидели, что подняться на холм трудно. Тимур султан и некоторые другие султаны, отделившись с десятью тысячами человек, поднялись на второй холм. Падишах послал против них Мирза хана вместе с отрядом отважных бойцов. В это время его счастливый взор упал на группу людей. Он спросил, кто они такие. Когда мой отец ушел из Кабула, от него осталось около трех тысяч мулазимов, доставшихся ему по наследству, большинство которых были моголами, пришедшими из Хорасана. Знатных людей из них Падишах взял к себе в мулазимы. Те, которые остались, примкнули ко мне. Группа людей, которую заметил Падишах, были они. Они ответили: “Мы — мулазимы Мирзы Хайдара”. Падишах сказал мне: “Ты еще мал. Нельзя возлагать на тебя такие серьезные дела. Побудь вместе с маулана Мухаммадом и с несколькими людьми возле меня, а остальных своих людей пошли на помощь Мирза хану”.

В то время, когда мои мулазимы направились к Мирза хану, узбеки напали и всех тех, кто находился впереди Мирза хана, подняли и погнали к Мирза хану. В этот момент подошли мои мулазимы. Военачальником у них был воспитатель-атака сего ничтожного. Его звали Джан Ахмад атака, имя которого в дальнейшем будет везде приводиться так. Он выступил со своей группой против [узбеков] — убегавшие вернулись, и [все вместе] они прогнали [узбеков]. Во время этой схватки мои мулазимы задержали одного [из противников] и привели к Падишаху. Падишах посчитал это хорошим предзнаменованием и сказал: “Запишите первую награду — джулду на имя Мирзы Хайдара”. Таким образом, бой на левой стороне [холма] продолжался до вечера. На стороне Падишаха боя не было, так как дорога была узка и было трудно двигаться для обеих сторон. Когда наступило время полуденного намаза, то со стороны Падишаха /157а/ спустились вниз проворные бойцы. Поскольку уже было поздно, то враги не могли спуститься туда из-за отсутствия воды. Вода находилась вдали, за фарсах. Они вернулись с намерением, что с наступлением ночи остановятся недалеко от воды. Те пешие, которые спустились вниз, подняли крик: “Хай, хай” и побежали [322] за ними. Те [узбеки], которые стояли против Мирза хана, заметили, что Хамза султан, который был их центром, отошел, и они тоже собрались отступить. Поскольку они (оба войска) стояли друг против друга, то ни одно из них не имело превосходства перед другим. Когда же враги повернули назад, то люди Мирза хана, стоявшие напротив, напали на них и те разом отступили. Воины центра, увидев, что те отступили, тоже выпустили поводья выдержки из рук стойкости и от этого их войско потерпело поражение. Было время вечернего намаза, когда схватили Хамза султана, Махди султана и Мумак султана и доставили их к счастливому стремени Падишаха. Падишах поступил с ними так же, как поступил Шайбани с могольскими ханами и чагатайскими султанами.

С ночи до утра и с утра до следующей ночи они провели в погоне за ними (узбеками) и, преследуя их, дошли до границ Дарбанд-и Аханин. Все победоносные воины собрались в Хисаре. От шаха Исма'ила тоже поступила помощь. Собралась также группа людей со всех сторон. Число воинов достигло шестидесяти тысяч. Оставив Хисар, они прибыли в Карши. Большинство узбекских султанов находилось в Самарканде. 'Убайдаллах хан укрепился в крепости Карши. Все предусмотрительные люди, которые решали важные дела государства, советовали не осаждать крепость [Карши] и говорили: “Кажется, гораздо благоразумнее отправиться в Бухару, потому что если он ('Убайдаллах хан) укрепится в этой крепости, то легче будет заполучить Бухару, которая свободна от войска и полна простых людей. Пребывание его в Карши не принесет ему никакой пользы, /157б/ и он сам покинет крепость и уйдет”. Этот совет понравился высокому мнению Падишаха. Оставив Карши, он остановился <на расстоянии одного перехода от него (Добавлено по R 245). Вскоре прибыли дозорные и [сообщили], что 'Убайдаллах хан оставил крепость и направился в Бухару. [Падишах] тотчас оседлал коня и быстро пустился вслед за [узбеками]. Сменив ночь на день, а день на ночь, он прибыл в Бухару. Они отогнали узбеков от Бухары, и те ушли в степи Туркестана и все, что находили, смели [на своем пути]. Все узбекские султаны, собравшиеся в Самарканде, получив известие об этом, разом рассыпались и с бежавшими со всех сторон людьми дошли до Туркестана. [323]

Когда Падишах прибыл в Бухару, он с почестями отправил обратно прибывшее ему на помощь [войско] от шаха Исма'ила, а сам, решив идти в Самарканд, благополучно пустился в путь. Все жители городов Мавераннахра, как благородные, из знати и господ, так и простые, из ремесленников и крестьян, одним словом, все подданные, обрадовались счастливому прибытию Падишаха. Знать поспешила выйти навстречу ему. Другие слои населения занялись убранством города — украсили проходы рынка и улиц разнообразной позолоченной материей, рисунками и картинами. Падишах вошел в город в середине раджаба 917 (первая декада октября 1511) года с такой пышностью и торжественностью, которых никто до этого не видел /158а/ и не слышал. Ангелы и херувимы (стояли) перед ним с приглашением: <“Входите сюда с миром в безопасности”> ⁵, а люди произносили айат: <“Слава Аллаху Господу миров”> ⁶.

Народ Мавераннахра, особенно жители Самарканда, вот уже долгие годы раздували утренними вздохами факелы своих желаний, обращаясь к чертогу Всевышнего, защитника всех сотворенных, о возвращении Падишаха. Они всегда желали, чтобы тень Падишаха от дерева разума с листьями и плодами благодеяний простиралась бы над ними. Вместе с надеждой на это они рассчитывали, что он снимет одежду кизилбашей, являющуюся выражением сущей ереси, близкой к неверию, в которую он облачился по необходимости, установит закон шариата пророка, и на голову положит венец сунны Мухаммада, а венец шаха [Исма'ила] отошлет ему с несколькими шиитами. Однако эта надежда жителей Самарканда не оправдалась. Причина была в том, что [Падишах] считал, что он все еще нуждается в помощи Шаха Исма'ила и находил свою силу недостаточной для борьбы с узбеками. Поэтому произошла задержка в этом деле и была проявлена сдержанность в отношении бедствий, чинимых кизилбашами. По этой причине народ Мавераннахра обрубил надежды, которые он связывал с Падишахом, а Падишах проявлял сдержанность в отношении туркмен. /158б/

ГЛАВА 26.

ОБ ОТЪЕЗДЕ [СА'ИД ХАНА] В АНДИЖАН И О СОБЫТИЯХ, КОТОРЫЕ ПРОИЗОШЛИ ТАМ

Как было изложено раньше, Падишах отпустил [Са'ид] хана в Андижан. Вместе с ним он отправил группу могольских эмиров: Мир Гури барласа, Мир [324] Даима 'Али духуя, его братьев Ахмада 'Али и Махмуда Кули, Мирза Мухаммада бекджака и его брата Бек Мухаммада; из дуглатов — Шах Назара мирзу, Мирзу Али, Кутлук Мирака мирзу; из эмиров кунджи — Кул Назара мирзу, Джанка мирзу, эмира Камбара, сына Хайдар кукалдаша барки и других. Все они отправились в свите хана. Когда они прибыли в Андижан, то мой дядя и эмиры, которые были причастны к успеху моего дяди при захвате Андижана, [а именно] Султан 'Али Мирза бекджак, Бишка мирза итарджи, Тубра нуйагут и другие, все вышли встретить [Са'ид] хана и удостоились целования его стремени.

Когда [Са'ид] хан прибыл в Андижан, узбекские султаны, [находившиеся] в Самарканде, услышали о его прибытии в Андижан и о поддержке моголов Андижана. Как уже было сказано, Хамза султан, Махди султан и Тимур султан вместе с некоторыми другими султанами собрались в Хисаре, чтобы сразиться с Падишахом. Хотя 'Убайдаллах султан, знал, что шах Исма'ил вернул Мавераннахр Падишаху, а сам приходить не собирается, однако из осторожности и благоразумия он сел в Карши. О нем тоже было упомянуто. Джанибек султан, Кучум хан и Суйунджик султан /159а/ направились в Ахси и Андижан, чтобы не допустить потерю Ферганы. Не успел еще [Са'ид] хан укрепиться в Андижане, как поступило сообщение об их выступлении. Хан отправил в неприступную крепость Касан Султана 'Али мирзу и Тубра [нуйагут] мирзу. Поскольку эти люди укрепили крепость, то узбекские султаны вначале двинулись на ее захват и довели до безвыходного состояния. Когда весть о положении Касана дошла до [Са'ид] хана, он отправил в горы Касана всех военачальников войска. Хотя они и не обладали силой, способной испугать узбеков, они смогли бы напасть на фланги их войска и тем самым причинить им беспокойство, а люди Касана от того воспрянули бы духом.

Когда войско хана отправилось в Касан, об этом узнал Аба Бакр мирза. Он прибыл из Кашгара с намерением захватить владения Ферганы. Он захватил все, что находилось выше Андижана, как-то Узчанд, известный как Узганд, Маду ⁷ и Ош, являющиеся лучшими местами вилайата Ферганы, и двинулись на Андижан, чтобы осадить его. Поскольку крепость Андижан невозможно было взять двумя-тремя тысячами человек, то он прежде подготовил орудия для ее захвата вроде [325] манджаника (камнемёт), лестницы и т. д. Когда весть об этом дошла до [Са'ид] хана, то его, как и жителей Андижана, охватил безмерный страх.

Тем временем узбекские султаны внезапно совершили общую атаку, пробили лазы со всех сторон крепости Касан, подставили к ней лестницы. Их атака была такой ожесточенной, что силы обитателей крепости оказались недостаточными, чтобы защитить ее, и они ушли через ворота, которые были свободны (В тексте “тараф-и хушк” — “своя сторона”). Поскольку узбекские воины не предполагали, что осажденные пустятся в бегство, они спешились. А узнав об этом, вернулись и сели на коней, но те уже отошли далеко. Они (узбеки) полностью истребили обитателей крепости и всех тех, кто остался или отстал от них. /159б/

Люди, которые ушли из крепости, присоединились к тем военачальникам, которые прибыли в горы Касана для помощи, и прямиком направились в Андижан. Они дошли до места в полфарсаха от Андижана, где расположилось войско Мирзы Аба Бакра, подготовили снаряжение для взятия крепости и решили на рассвете следующего дня напасть со всех сторон. В ту же ночь подошло войско, [бежавшее] из Касана, а Мирза Аба Бакр направился на захват крепости, не ведая о том, что явилось войско [Са'ид] хана. На заре хан вышел из крепости и приготовился к бою. Они встретились на дороге, в местности под названием Туглук. Обе стороны построили ряды и бросили [боевой] клич. Описание этого сражения — длинная история. Одним словом, зефир победы и успеха начал веять над стягом ханского знамени и рассыпать прах смерти и несчастья на головы врагов. Ветер ханской победы пустил как солому по ветру разгрома презренных врагов, которые казались несокрушимой горой. Войску Мирзы Аба Бакра был причинен большой урон. Многие были убиты, а кто попал в плен в руки победоносных воинов, их собрали в куруке Андижана. Вышел приказ об их казни. Их сажали группами и убивали.

В это время мой дядя, кладя колени заступничества на землю просьбы, доложил [Са'ид хану]: “Слава Аллаху и благодарение ему за эту победу, которая является ключом для открытия ворот владений Кашгара. Теперь я твердо уверен, что Кашгар Вам дастанется легко. Эта группа людей, которая заслуживает сейчас [326] казни по закону мести, все люди того края. Если им не будет дарована жизнь, то получится так, будто Кашгар будет полностью истреблен, и это послужит причиной раскаяния. Когда этим оставшимся в живых будет дарована жизнь, то Ваши похвальные деяния умножатся во много раз”. Когда это заступничество дошло до благословенного слуха [Са'ид] хана, он начертал пером помилования знак прощения на доске бытия тех людей. Около трех тысяч человек разом избавились от смерти. Общим криком, воздев руки мольбы, в знак благодарности они исполнили молитвы добрых пожеланий.

Когда произошла эта блестящая победа, узбеки еще 160а дальше подтянули ноги размышления под подол колебания. Вслед за этим событием поступило сообщение о разгроме Хамза султана и убиении его Бабур Падишахом в том сражении, а через некоторое время было получено известие о прибытии [Бабур] Падишаха в Самарканд и о том, как встретили его жители Самарканда. И после этого все, кто остался от узбеков, развеялись ветром бегства с такой скоростью, что и след их простыл.

Падишах в Самарканде и [Са'ид] хан в Андижане обрели самостоятельность, а шах Исма'ил ушел в Ирак. Падишах отдал Кабул и Газнин Султан Насиру мирзе, своему младшему брату. Все узбеки собрались в Туркестане. Об остальном будет сказано после этого, <хвала Аллаху всевышнему >.

Раньше было сказано, что [Са'ид] хан и Султан Халил султан один за другим прибыли в Андижан. У Султан Халил султана был грудной сын по имени Баба султан. Жена [Са'ид] хана, о которой уже говорилось, в то время, когда Ходжа 'Али бахадур устроил хану побег от узбеков (Приведено по Л₂ 145а, Л₃ 122б), была в положении и попала к узбекам. Через некоторое время она разрешилась от бремени, родив сына. [Са'ид] хан получил известие об этом, когда прибыл в Кабул. Падишах сказал хану: “Поскольку Ваше прославленное имя — Са'ид, то очень подошло бы, если бы Вы назвали его 'Абдаррашидом”. Хан выбрал это имя. За обоими [мальчиками], т. е. за Баба султаном, сыном Султан Халил султана, и 'Абдаррашидом, сыном Султан Са'ид хана, присматривала Кутук ханим (Приведено по Л₂ 145а, Л₃ 1226 (в Т — Кутлук Чигар ханим, R 251 — Тутук ханим)), дочь Султан Махмуд хана, которая попала к [327] Джанибек султану при беспорядках в Ташкенте, о чем было сказано./160б/

Когда произошла битва при Туглуке, была одержана победа и вслед за этим узбеки покинули вилайат Ферганы, оба эти султана были доставлены к хану. О них будет изложено после этого. Поскольку ход речи связан с событиями, которые произошли между [Са'ид] ханом и Мирзой Аба Бакром, то история будет неполной без краткого сообщения о Мирзе Аба Бакре.

ГЛАВА 27.

КРАТКО О РОДОСЛОВНОЙ МИРЗЫ АБА БАКРА

У эмира Саййида 'Али, который является моим прадедом и о котором, если будет угодно Аллаху всевышнему, будет изложено в основной части “Истории”, было двое сыновей: Сансиз мирза, мать которого происходила от эмиров [племени] чурас, и Мухаммад Хайдар мирза, мой дед, имя которого на счастье и в благословение дали мне. Мать его приходилась теткой [по линии отца] Султан Йунус хану. После того, как великий эмир Саййид 'Али <да введет Аллах его в райский сад>, предпочел теснину могилы простору этого мира, то по древнему обычаю моголов Сансиз мирза, который был его старшим сыном, сел на место отца. От него остались двое сыновей один — Аба Бакр мирза, второй — 'Умар мирза. Мать этих детей по могольскому закону и по обычаю йангалик сочеталась узами брака с Мухаммад Хайдар мирзой. У Мухаммад Хайдара от этой жены тоже родились два сына один — мой отец Мухаммад Хусайн мирза, а второй — мой дядя Сайиид Мухаммад мирза. Управление всеми областями Кашгара после смерти Сансиза мирзы утвердилось за Мухаммад Хайдаром мирзой. Двадцать четыре года он правил, придерживаясь обычаев справедливости и правосудия. Мухаммад Хайдар мирза был человеком богатым по наследству, счастье всегда сопутствовало ему. Он пребывал в неведении о [необходимости] воспитания [вокруг себя] молодых людей, украшенных убором смелости и ума. Большинство тех опытных людей и рассудительных эмиров, которых эмир Саййид 'Али собрал в течение восьмидесяти лет, умерли до конца жизни Мухаммад Хайдара мирзы, а если кто и остался в живых, то это были дряхлые старики /161а/ ни к чему уже не пригодные. А дети этих людей находились в таком положении, которым они не были довольны. [328]

Между тем Мирза Аба Бакр достиг двадцатилетнего возраста. Он находился на службе у дяди, своего приемного отца, и тесно общался с сыновьями мирз и ханов. Они из-за близости к нему по возрасту поддерживали его. Мирза Аба Бакр отличался [в то время] такой щедростью, что за несколько дней раздавал все что [получал] от своего управляющего. Рассказывают как однажды один из его мулазимов, услышав о такой раздаче, побежал и увидел, что ничего не осталось, люди уже успели все забрать, а Мирза Аба Бакр стоял у двери своего дома. Он (мулазим) подошел, схватил Мирзу Аба Бакра и сказал: “Хотя я и явился к концу [раздачи], однако нашел нечто белее ценное”. Мирза Аба Бакр рассмеялся и откупился от него за большую сумму. Цель этого рассказа показать, как он держал открытой ладонь щедрости, и все люди тянулись к нему.

Тем временем он поехал в Аксу и Моголистан служить Дуст Мухаммад хану, сыну Исан Буга хана. Дуст Мухаммад хан принял его с большим почетом, отдал ему в жены свою сестру и разрешил ему вернуться назад. Изложение этого длинно, а подробности его скроют основную цель.

Короче говоря, каким-то образом [Аба Бакр] подчинил себе Йарканд, который принадлежит к значительным поселениям Кашгарии, [находится] в четырехдневном пути от [города Кашгара] и ныне является столицей Кашгарского владения. Случилось так, что на службе у него собралось три тысячи человек, стоящих тридцати тысяч. Как только его люди достигли тех краев, он открыто ударил по барабану величия и забил в литавры независимости плетью притязания. Мухаммад Хайдар мирза пошел на него с тридцатью тысячами пеших и конных, но вернулся, потерпев поражение. Он обратился за помощью к Йунус хану, сыну своего дяди [по линии матери]. Хан тоже подумал, что с Мирза Аба Бакром он справится легко, не взял с собой все войско, а явился с тридцатью тысячами вооруженных людей. /161б/ Мухаммад Хайдар мирза как только мог привел в порядок войско, и они выступили. На этот раз [Мирза Аба Бакр], выйдя из ворот крепости Йарканда с теми же тремя тысячами отборных воинов, также разбил оба войска. Йунус хан и Мирза Мухаммад Хайдар, потерпев поражение, оба прибыли в Кашгар. [Йунус] хан ушел в Моголистан, а на следующий год выступил со всеми своими людьми. Мухаммад Хайдар мирза тоже выступил, [329] приведя по возможности в порядок свое войско. На этот раз Мирза Аба Бакр также привел в порядок свои снаряжения и укрепил мощь своих конных ловкими пешими стрелками и приступил к бою таким же образом, как первый и второй раз. Поскольку его люди дважды одержали победу, то на этот раз они проявили еще большую смелость и проворство, чем тогда, и с легкостью разгромили многочисленное войско. Хан и Мухаммад Хайдар вновь потерпели поражение и прибыли в Кашгар. На этот раз пребывание Мухаммад Хайдара мирзы в Кашгаре оказалось невозможным. Он и его люди с семьями вместе с Йунус ханом ушли в Аксу. Мирза Аба Бакр установил свою власть над всеми владениями Кашгара. После этого, ослепив 'Умара мирзу, своего родного брата, он изгнал его. Этот 'Умар мирза жил в Самарканде. Потом, когда [Йунус] хан захватил Йарканд и Кашгар, он вернулся в Кашгар. Хан оказывал ему большие почести до самой смерти.

События, связанные с Мухаммад Хайдаром мирзой и [Йунус] ханом, будут изложены в основной [части “Истории”]. Цель этой главы — краткое изложение жизни Мирзы Аба Бакра. Он бессменно и независимо правил областью Кашгар в течение сорока восьми лет. В течение этого времени в 905 (1499 — 1500) году в Кашгар вновь явился Султан Ахмад хан, сын Йунус хана, известный как Алача хан. Его войско тоже /162а/ было разгромлено, о чем будет изложено в основной части “Истории”.

<После разгрома Султан Ахмад хана Мирза Аба Бакр (Добавлено по Л₁ 118а; Л₂ 146б, Л₃ 123б; R 253) начал захватывать другие владения вокруг. Вначале он послал войско в Тибет. Одержав блестящую победу, он разгромил большинство владений Тибета до самых границ Кашгара так, что ни у кого не осталось сил оказывать ему сопротивление. Он отправил также войско в Балур и, установив там свою власть, захватил огромную добычу. Затем он послал войско в Бадахшан и покорил большую часть хазарейцев. В то время, когда Шахибек хан потрясал весь мир, войско Мирзы Аба Бакра довело до крайности Андижан и [его правителя] Джанибек султана. Освободив Ош, Маду и Узганд из-под власти узбеков, он так обошелся со всем Моголистаном, что ни один могол не мог больше оставаться в Моголистане, как это уже было изложено при [330] упоминании о [Са'ид] хане и о причине его прихода в Андижан. Таким образом, все моголы, находившиеся в Моголистане, бежали в разные стороны из-за жестокости его воинов. Даже киргизы, лесные львы Моголистана, не смогли больше оставаться там и ушли в Чалиш к Мансур хану. И еще, после смерти Султан Ахмад хана и прибытия в Моголистан Султан Махмуд хана (Мирза Аба Бакр] двинулся в Аксу, захватил Аксу и Уч; переселил всех людей той местности и укрепил крепость Уч отрядом войска. Цель этого краткого изложения показать, каким образом Мирза Аба Бакр захватывал разные владения. [Султан Са'ид] хан разгромил его в Туглуке, о чем уже говорилось.

ГЛАВА 28.

ОБ ИНТРИГАХ МИРЗЫ АБА БАКРА, А ИМЕННО О ЕГО ЗЛЫХ ЗАМЫСЛАХ И ПОСТУПКАХ

Перед тем, как приступить к краткому рассказу, оговорюсь: подробности тех событий, которые услышаны от людей и подтверждены слухами, хотя и сохранились в моей памяти, я приведу здесь коротко, так как я не видел их своими глазами, а [при пространном изложении] может быть допущено искажение [истины]. А те события, свидетелем которых мне довелось быть, будут изложены с подробностями, увиденными мною самим. Исходя из этого, описание странностей в жизни Мирзы Аба Бакра, злонамеренных деяний и гнусных поступков его я разделил на три части.

Первая — то, что я услышал от людей и подкреплено слухами, излагается кратко. Вторая — то, что я сам видел воочию, изложено подробно. Третья — то, что я слышал и видел собственными глазами, однако разум отказывается это принять, и об этом совсем не будет написано. То, что описывается в этом сокращенном изложении [событий], — краткое из длинного, немногое из многого и одна часть из тысячи [его деяний]. Боже упаси, чтобы читатели этих записей, не видевшие воочию его деяний, упрекнули автора в преувеличении или клевете, что является низостью и подлостью. Если бы я счел для себя возможным преувеличение, то никогда бы не приступил [к описанию] мерзких дел [Мирзы Аба Бакра], потому что упомянутый приходится мне дядей. А если не написать о нем, то события, связанные с ним, останутся скрытыми, и это было бы отступлением от правды и упущением. Воздерживаться от излишеств [331] [в изложении] и в то же время не допускать замалчивания [событий] — долг правды.

Мирза Аба Бакр полновластно правил свыше сорока лет. К концу его жизни зло и жестокость настолько овладели его натурой, что если кто-нибудь, как ему казалось, совершал проступок по отношению к нему и, хотя по нормам шариата ему невозможно было приписать никакой вины, /163а/ обида [Аба Бакра] на него не погашалась одним только умерщвлением его, и огонь его гнева не угасал от этого. И тот без вины виноватый был согласен быть тысячу раз убитым, но не мог дождаться этого.

Если со стороны кого-либо был допущен какой-то проступок по отношению к нему, а он узнавал об этом лет через десять, то все равно он доводил этого человека вместе с окружающими его людьми, детьми, родственниками и родом до такого состояния, что никто не мог даже представить себе подобное положение. И никто не мог даже помыслить возражать и противоречить ему.

Когда его власть во всех делах укрепилась таким образом, то богатство его казны, обилие скота и коней потеряли счет. Для заключенных в тюрьму он придумывал работы, одна тяжелее другой. И назначал на них [людей] соответственно преступлению. Его работы подразделялись для мужчин и для женщин. В том числе он придумал работу под названием “казик” — “раскопки”; он приказывал раскапывать древние городища и промывать землю. Крупные предметы обнаруживались сразу, а мелкие — при промывке земли. Таким образом он накопил несметное количество жемчуга, золота и серебра. Я слышал от его доверенных людей, что в старой крепости Хотан нашли клад с двадцатью семью глиняными кувшинами такого [размера], что если человек с колчаном входил в него, то не задевал [стен] кувшина. Внутри каждого из этих кувшинов имелся медный рукомойник. Один из них попался мне. [Он был] в форме бутыля с тонкой длинной шеей и с толстой железной ручкой. В центре его [внутри] было вставлено медное копье, кончик которого совпадал с отверстием. /163б/ Высота медного рукомойника составляла более полутора газов и, когда его наполняли водой, то два человека с трудом могли переставить его с места на место. Внутри каждого кувшина был помещен один из этих медных рукомойников, наполненных золотым песком. [332]

Снаружи он был окружен слитками серебра — балишами. В исторических книгах вроде “Джахан-гушай” ⁸, “Джами ат-таварих” и в других так описывают балиш: “Вес балиша пятьсот мискалей, сделан длинным бруском, середина тоньше”. Об этих балишах, кроме названия, ничего не было известно. Большая часть тех балишей, которые были положены внутри глиняных кувшинов вокруг медных рукомойников, хранились в таком виде в казне и [впоследствии] попали в руки воинов [Са'ид] хана. Ко мне тоже попало несколько [балишей], и тогда я увидел их.

От надзирателя раскопок я услышал интересное сообщение. Он рассказывал, что внутри каждого медного рукомойника лежала записка, в одной из них было написано по-тюркски: “Для проведения обрезания сына Хумар Хатун”. О том, кто была эта Хумар Хатун и когда она жила, ничего не известно. Удивительно, что видя все это своими глазами, человек из жадности и низменных мыслей не мог удержаться от разграбления всего этого.

После обнаружения этого клада Мирза Аба Бакр еще энергичнее занялся делами “казик” и нашел другие клады в старых крепостях Кашгара, Йарканда и Хотана.

Положение людей, работавших на раскопках, было таким: десять — двадцать человек были связаны одной цепью; к их спинам прикреплялась корзина, на шеях — цепь, в руках была кирка. Они работали зимой и летом; на месяц им полагалось для еды одно решето проса; днем они работали, а ночью их заключали в темницу. Если вина человека была тягостной, то никто из его близких и посторонних не смел разговаривать с ним и передавать ему что-нибудь. Даже находившиеся с ним в одной цепи люди не могли говорить с ним. На каждую цепь [людей] ставили одного надзирателя, а /164а/ над десятью надзирателями стоял еще один. Всеми работами руководил один человек. Делом каждого из этих старших и младших надзирателей было бить, погонять людей, бросать в темницу и следить за их работой. Если [надзиратель] допускал малейшее послабление в отношения кого-либо, то его самого заключали в ту же цепь. От страха ни один надзиратель не мог ни к кому проявить сострадание и, кроме понуканий, не произносил лишнего слова. [333]

Того человека, у кого вины было меньше, раз в неделю мог навестить один из родственников. Таким образом, соответственно степени вины каждому он (Аба Бакр) установил свои пределы поведения, которые человек не мог преступить без разрешения. Мужчинам и женщинам он находил работы, одной из которых была эта. Было еще много других работ, изложение которых вызовет негодование у читателей и, возможно, разум откажется их принять.

Прежде было упомянуто, что Шах бегим, Михр Нигар ханим, мой брат Мухаммад шах, сестра матери моего отца, которая доводится теткой также и Мирзе Аба Бакру, в то время, когда они ехали из Кабула в Бадахшан, попали в руки воинов Мирзы Аба Бакра. Он привел их в Кашгар. Его сестра, которую звали Хан Султан Султаним, была благочестивая женщина и всю свою жизнь провела в молениях богу. Он долгое время, кроме вина, ничего другого ей не давал. Когда жажда и голод доходили до крайности, и она была близка к смерти, то выпивала глоток вина и так продолжалось до тех пор, пока она не скончалась в мучениях.

Моего брата Мухаммад шаха он держал среди своих евнухов, пока ему не исполнилось пятнадцать лет. Затем он приказал воткнуть в его живот шашлычный шампур и бить колотушкой, пока [шампур] не вышел из спины и не воткнулся в стенку, /164б/ и там оставили его на пять дней, пока его тело не стало разлагаться. Если так случилось с его родной сестрой и племянником по брату, то чего только не могло произойти с Бегим и Ханим, которые были скромницами кельи целомудрия. Сколько бы я ни размышлял, перо не двигалось, чтобы описать их жизнь, и я не хотел омрачать сердца благородных читателей этого короткого рассказа изложением положения тех угнетенных, прощенных богом. Рассказывать еще о его жестокостях, исходящих от его мрачной натуры, значило бы утомить читателя.

Вместе с тем в отправлении религиозных предписаний, в благотворительных пожертвованиях и в уплате заката он был настолько прилежен, что не знал ни минуты покоя. При рассмотрении всех дел он обращался за фетвой и действовал благочестиво. Он брал фетву на каждое дело, которое порой бывало самым отвратительным. Он так представлял это дело, что в общем ему находилась законная форма. Если давали фетву — хорошо, в противном случае он разными ухищрениями [334] убеждал обвиняемого в том, что тот заслуживает казни, и говорил ему, что хотя по шариату его положено казнить, он (Аба Бакр) из-за большого сострадания к нему не убивает его, а определяет на такую-то работу. Но та его работа бывала много хуже смерти. К числу тех дел, на которые он испрашивал фетву, относятся следующие, если, например, Амр нападет на Зайда с целью убить его, то последнему для своей защиты остается делать с Амром все, что он может, и избавить себя от вреда с его стороны. Согласно закону это допустимо. И еще, [предположим] Халид принадлежит к бунтовщикам и мятежникам. Его уход в другую страну станет причиной бунта в той стране. Правитель, чтобы предотвратить бунт и страдания народа, должен поступить так, чтобы /165а/ Халид не ушел в другую страну, и это допустимо законом. На основании этих двух фетв [Мирза Аба Бакр] убил три тысячи человек из жителей Чагирака ⁹, Узгенда, Маду [под тем предлогом], что они посягали на его жизнь. А нескольким тысячам других [людей] он отрубил ноги [потому, дескать, что], если эти люди убегут в другое владение, то это вызовет там мятеж, а так они не смогут бежать. Изложение всех его дел подобного рода не вместится [в эту книгу], разве что они будут записаны ангелами в тетрадь благих и дурных дел. Поэтому все сказанное, которое трогает сердца и удручает души, приведено здесь кратко.

Остальные мерзкие дела Мирзы Аба Бакра будут вскоре изложены.

ГЛАВА 29.

О ПРИБЫТИИ 'УБАЙДАЛЛАХ ХАНА, ИЗ ТУРКЕСТАНА В БУХАРУ. ОТЪЕЗД БАБУР ПАДИШАХА НА БИТВУ К КУЛ-И МАЛИК ¹⁰; О СРАЖЕНИИ И ПОРАЖЕНИИ ПАДИШАХА И О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ТО ВРЕМЯ

Когда [Бабур] Падишах в раджабе 917 (сентябре 1511) года сел на трон Самарканда, как это было изложено раньше, все известные люди и знать Мавераннахра бунтовали в душе против того, что [Падишах] подчиняется шаху Исма'илу и носит одежду туркмен-кизилбашей. Когда та зима подошла к концу и из-за беспрерывных дождей земля и время одели зеленый кафтан, узбеки выступили из Туркестана и двинулись на Ташкент. 'Убайдаллах хан ушел в Бухару по дороге Йетти Кудук ¹¹. Поскольку эмир Ахмад Касим кухба укрепил крепость Ташкента, то [Падишах] отправил на помощь Ташкенту группу [эмиров], вроде эмира Дуст [335] Насира, Султан Мухаммада дулади и других, а сам направился в Бухару. /165б/ Когда он подошел к Бухаре, то 'Убайдаллах хан, получив известие о движении Падишаха, повернул поводья и вернулся назад той же дорогой, по которой прибыл. Падишах пустился вслед за ним, нагнал его в Кул-и Малике, и тот вынужден был остановиться. При 'Убайдаллах хане было три тысячи человек, а в войске Падишаха — сорок тысяч. 'Убайдаллах хан прочел до конца айат: <Сколько небольших отрядов победило отряд многочисленный с дозволения Аллаха ¹²>, вернулся, и произошло большое сражение. Славный и всевышний Господь показал людям свою силу, в особенности людям, стоящим у власти, что им не следует кичиться обилием войска и снаряжением. Царь царей мира и абсолютный владыка (Аллах) поистине дает тому, кому захочет, и отбирает у того, у кого хочет.

'Убайдаллах хан с тремя тысячами уже испытавших поражение людей, которые за восемь месяцев раньше бежали от этого войска, разбил сорок тысяч человек, восседавших на прекрасных конях и полностью вооруженных. Это событие произошло в сафаре 913 (апрель — май 1512) года.

Падишах правил Самаркандом восемь месяцев. Когда он вернулся в Самарканд, то не смог поставить ногу пребывания на ступеньку трона Самарканда. Крайне расстроенный, он распрощался с самаркандским троном и ушел в Хисар. Он беспрерывно отправлял к [шаху] Исма'илу одного за другим послов, извещая о случившемся и прося помощи. Тот удовлетворил его просьбу и послал ему на помощь Мир Наджма, который был его амир ал-умара, с шестьюдесятью тысячами человек. В начале зимы упомянутого года они вновь выступили против узбеков. Когда они достигли Карши, то узнали, что Шайхим мирза, дядя 'Убайдаллах хана [по матери], укрепил крепость. Вначале они занялись осадой Карши /166а/ и овладели ею за короткое время. Они предали всеобщему избиению вместе с Шайхим мирзой все население Карши, как простых, так и благородных, как младенцев, так и взрослых.

Что касается узбекских султанов, то каждый из них у себя укрепил крепость. Джанибек султан укрепил крепость Гиждуван. Когда туркмены [кизилбаши] покончили с избиением Карши, они расспросили Падишаха о состоянии крепостей Мавераннахра. Падишах [336] рассказал о каждой из них. Крепость Гиждуван они посчитали самой легкой [для захвата] и направились в Гиждуван. Как только об этом узнали остальные узбекские султаны, они в ту же ночь, когда Падишах и туркмены, расположившись вблизи Гиждувана, готовили орудия захвата крепости, вошли в Гиждуван. На рассвете, построившись в ряды, они в каждом квартале поставили заслон врагу. Эта сторона также выступила на бой. Поскольку узбеки находились в центре кварталов, то поле для битвы было узким. Спешившись, они начали стрелять с каждого угла. За час пятерня ислама окрутила руку ереси и неверия; знамена ислама поднялись на высокие ступени победы и триумфа. Ветер победы ислама опрокинул мрачные знамена неверных. Они разом потерпели поражение, и большая часть [туркмен-кизилбашей] была убита. [Узбеки] все прорехи, полученные ими в Карши от стрел [туркмен], закрыли мечом отмщения. Мир Наджма и туркмен они отправили в огонь преисподней. Падишах отступил в Хисар разбитым и удрученным.

Между Падишахом и теми могольскими эмирами, которые остались от [Са'ид] хана и предпочли служить Падишаху, [с одной стороны], и остальными моголами — [с другой], возникли разногласия. Изложение подробностей этих событий длинно, а краткое их описание таково. Однажды ночью Мир Аййуб бекджак, Мир Мухаммад, Йадгар мирза и Назар мирза вместе с остальными моголами /166б/ напали на Падишаха, и он, неодетый, с сотнями трудностей спасся в крепости Хисар. А те смели все, что нашли вне [крепости], и направились в сторону гор Каратегин.

У Падишаха не было сил отразить их. Закрепив крепость Хисар за своими надежными эмирами, он направился в Кундуз. Вся область Хисар, за исключением крепости, подпала под власть моголов. Поговорка моголов гласит: “Когда место не занято, свинья поднимается на вершину холма”. Каждая свинья заняла трон. Они вынули руку насилия и притеснения из рукава смуты и вражды и схватили пятерней распутства меч и имущество подданных. Один из уважаемых моголов, который был моим мулазимом, рассказывал: “Мне написали берат на получение фуража к одному из бедных людей Вахша. Я подъехал к его дому и показал ему берат. Он призадумался, затем вышел и показал мне около двухсот коней и соразмерно этому овец, [337] верблюдов, рабов, домашнюю утварь, одежду, материи и сказал: “Я прошу отпустить меня с детьми и семьей в нижней одежде. Возьми все то, что здесь есть, и освободи меня от превышающей [это имущество] суммы, которая указана в берате”. Когда я начал считать, то [увидел, что] хотя имущество и вещи составляли значительную сумму, но она не доходила до половины суммы моего берата”. Этот [эпизод] показывает, какое насилие и притеснения чинили они. Все, что было у жителей Хисара из скота, имущества, зерна, они отобрали полностью и своим расточительством довели до уничтожения. Среди мусульман начался сильный голод. Во всем Хисаре осталось всего шестьдесят человек. Многие люди ели тела [людей], умерших естественной смертью. /167а/ Поскольку это были тела людей, умерших от голода, то в них не осталось питательности, тогда они убивали живых, если находили, и ели, пока сами не умирали. Итог порочных действий [тех моголов] из-за их низкой натуры оказался таким ужасным, что из тех тридцати-сорока тысяч человек остались только две тысячи. Остальные все исчезли в бездне моря гнева и под мечом отмщения обиженных. Их жены и дети попали в плен к узбекам и смиренно пребывают в покорности по сей день.

Некоторые подробности из этого краткого рассказа следующие. Вдобавок к бедствиям этой зимы, из-за постоянного и непрерывного снега равнины стали как горы, а горы — как равнины. Это заблудшее племя, являющееся свиньями в саду и горными медведями, сколько бы ни увеличивало свою жестокость, мало получало благ от этого и оказалось в затруднении также и в отношении зерна. Трава в степи осталась под снегом, так что лошади не находили корма, а зерна было мало и для [людей], потому что эти проклятые тоже обессилели.

Когда об их слабости узнал 'Убайдаллах хан, большинство деяний которого было связано с добрыми целями, то он, сочтя нужным устранить эти злодеяния для упорядочивания дел государства и установления справедливости, в конце зимы направился в Хисар. Когда сбившиеся с пути моголы узнали о выступлении узбеков, им некуда было идти, потому что они закрыли для себя путь к Падишаху, а свой приход в Андижан к [Са'ид] хану сочли нецелесообразным, ибо всякий раз, когда они являлись к хану на службу, каждый [338] занимался своим делом и от этого теряли доверие [к себе], и рука их насилия оказывалась отрубленной, а ноги их смуты переломленными. Поэтому они не могли и думать о том, чтобы идти к хану. Вместе с тем дороги были завалены снегом. По этим причинам они укрепились в горах Сурхаба и Вахша (Добавлено по Л₁ 121а; Л₂ 126б, R 263). С одной стороны /167б/ они были защищены рекой Сурхаб, с двух других — горами, а одну из сторон они доверили снегу.

Когда узбеки подошли ближе, они изучили местность вокруг них и нашли, что они укреплены. Как говорит мудрец: “Жизнь как снег под июльским солнцем” — с той стороны, на снег которой они рассчитывали, в те же два-три дня снег растаял, и в той теснине открылась довольно широкая дорога. Эта широкая дорога принесла радость [узбекам], а тем смутьянам — чрезвычайные трудности. На рассвете по этой дороге на них напали узбеки. Когда [моголы] увидели это, то кинулись в воду. Стихи:

[Аллах] превратит огонь в цветник для Халила,
А некоторые будут носить в огонь воду из Нила

Большая часть тех смутьянов попала по водной глади в пламя ада. Из них спаслись немногие. Тот, кто бросился в воду, от удара сверкающего меча отправился в пламя ада, а тот, кто остался в живых, оказался в жалком положении пленника. То, что они причиняли народу Хисара в течение года, могущественный Аллах воздал им через 'Убайдаллах хана в один час. Стихи:

Послушай одно слово Са'ади.
Если посеешь колючку, не вырастет жасмин.

Во всяком случае следствие дурных дел будет такое, а конец их завершится крахом. Стихи:

Не следуй в мире плохому,
Ибо навстречу плохому идет плохое

Те, которые спаслись из реки Хисара и от сверкающего меча, явились к [Са'ид] хану в Андижан в таком состоянии, которое описывалось выше, вернее, его невозможно было описать.

Я слышал от Мир Аййуб бекджака, который говорил: “Когда я испытал на себе гнет моголов и воочию [339] увидел их обращение с народом, то не раз с рыданиями молил Господа, чтобы он скорее ниспослал на них какое-нибудь несчастье, /168а/ чтобы оно послужило причиной спасения мусульман”.

Цель изложения этих событий — показать вершителям дел и правителям, как важно воздерживаться, от насилия, которое разрушает жизнь и государство, и творить справедливость, которая является основой стойкости государства и упрочивает жизнь. <Божья помощь — это редкая вещь, она дается только заслуживающему рабу>.

“Короче говоря, из-за злополучия тех людей Хисар ушел из рук Падишаха и стал принадлежать узбекам. Пока Падишах на что то надеялся, он кое-как пребывал в Кундузе, хотя испытывал большую нужду во всем”. Той областью владел Мирза хан. Несмотря на полное повиновение Падишаху, он не мог, проявляя человечность, оставить ему область. Падишах, благодаря своей врожденной чуткости, понял эти его трудности и не стал претендовать на владение Мирза хана. Поскольку он потерял надежду на Хисар, то вернулся в Кабул.

Когда Падишах овладел Мавераннахром, он отдал Кабул Султан Насиру мирзе. Султан Насир мирза находился в Кабуле. Как только пришла весть о приближении Падишаха, он поспешил выйти встретить его и, положив чувства преданности на блюдо прошения, сказал: “Сей раб во всех делах считал и будет считать для себя короной гордости подошву искренности и служения Вам. Кабул является благословенным и счастливым местом. Вы поставили ногу счастья на трон государства из этого основания и доверили его мне. Однако согласно превратностям судьбы и вращению неба Вам пришлось вернуться сюда, [знайте], что я это владение, подобно государственной казне, содержал в порядке ради такого случая. Если Вы соблаговолите издать высочайший указ, то я вернусь к своему основному местопребыванию, которым является Газнин. Если же Вы сочтете нужным определить меня на какие-либо другие дела, исправление которых необходимо, то я буду еще более рад”. /168б/ Падишах, чувствуя в своей славной душе большую признательность к Султан Насиру мирзе за проявленную им человечность, обласкал его и разрешил вернуться в Газнин. Султан Насир мирза в те же дни скончался. Из-за Газнина среди эмиров возникли разногласия, о чем еще будет сказано. Сам же [340] Падишах пребывал в Кабуле, пока не был взят Кандагар, а потом был завоеван Хиндустан, о каждом из которых пойдет речь в своем месте.

ГЛАВА 30.

КРАТКО О МОЕМ ДЯДЕ САЙЙИД МУХАММАДЕ МИРЗЕ, <ДА ПОКРОЕТ АЛЛАХ ЕГО СВОИМ ПРОЩЕНИЕМ>

До этого говорилось, что [Са'ид] хан четырнадцатого сафара 917 (13 мая 1511) года, расставшись с Бабур Падишахом, уехал в Андижан. Была одержана победа в битве при Кашгаре. В это же время Падишах взял Самарканд. Область Андижан освободилась для хана. При рассказе о сыновьях Султан Ахмад хана было сказано, что Султан Халил султан, оказавшись в безвыходном положении, приехал в Андижан. У Джанибек султана несколько повредился разум от того, что он упал с лошади и ударился головой об землю. В то время и прибыл Султан Халил султан. Джанибек султан приказал, чтобы мой дядя Саййид Мухаммад мирза, Султан 'Али Мирза бекджак и Тубра нуйагут убили [Султан Халил] султана. [Джанибек султан] хотел быть уверенным в том, что они порвали с моголами, иначе, как только им представится возможность, они поднимут мятеж и присоединятся к могольским хаканам. Эти трое, боясь за свою жизнь, утопили Султан Халил султана в реке Ахси. Он был младшим родным братом [Са'ид] хана. Пока на стороне шли битвы с врагами и происходили разные волнения эти трое, в общем, жили здесь спокойно. Так как самым сильным врагом были узбеки, и они /169а/ стянули одежду милосердия с простора государства, эти трое обеспокоились, что [Са'ид] хан будет мстить им. К тому же хан убил Тубру, когда тот был пьян. Причина была следующая. Тубра был человеком необразованным, никогда не прислуживал хаканам, всегда проводил время в степях Моголистана и Узбекистана, занимаясь казакованием, охраной границ, и никогда не поднимался на высокую ступень эмирства. В это время он возомнил себя одним из столпов государства и полагал, что говорить приятные и ласковые слова правителю есть признак лести, лесть же — одно из порицаемых качеств учеников. Говорить же дерзко — есть признак силы, и грубый разговор и несоблюдение норм уважения правителя возвеличат его в глазах людей. Вот такого рода мысли укрепились в его сердце. Его мозг наполнился бреднями гордости. Несмотря на страх и болезнь, он сделал своим лозунгом дерзость языка и [341] скверный характер. Однажды, когда из-за большого количества выпитого вина разум его помутился, а его место заняли высокомерие и зло, что было в голове у трезвого Тубры, сейчас стало разбрасывать искры пламени злобы, и он начал говорить всякий вздор. [Са'ид] хан вежливо уговаривал его, что, дескать, не место здесь этим бредням и не следует в такой степени проявлять дерзость и злонравие, однако пользы это не принесло. В ответ Тубра сказал: “На какие великие дела может сегодня претендовать преемник трона, если его предки не создали войско, дело которого он довел бы до конца? На что способны эти несколько сыновей и 169б какие дела они могут вершить”? Когда он ответил [Са'ид] хану таким образом, то пламя гнева хана сожгло гумно его терпения и молчания, и его пепел ослепил глаза жизни Тубры. Тут же был издан действующий как рок приказ, чтобы с головы этого молодца сняли груз жизни и, отрубив ему голову, повесили над воротами в назидание всем, чтобы никто не поступал против норм приличия и чтобы никто свои дела не решал вне этих норм.

Когда это случилось, то Султан 'Али мирза, один из тех троих, бежал к Бабур Падишаху в Самарканд и присоединился к своим братьям: Мир Аййубу, Мир Мухаммаду и Мир Ибрахиму. Мой дядя Саййид Мухаммад мирза, который по положению был главой среди этих трех лиц, оказался в пучине бесконечного страха. Это событие произошло в Ахси, а мой дядя находился в Андижане. [Са'ид] хан спешно послал [к дяде] Мир Камбара из Ахси [с письмом]: “Тубра был такой осел, что никакой другой осел не принял бы его даже за свою торбу. Вместе с тем он закрыл ворота приличия и шел по пути неучтивости, а своим пренебрежительным отношением к делам уронил авторитет царства. Ни в коем случае не сочтите это дело за мою месть [за брата]. Что было, то прошло. Ваши нынешние услуги заставили забыть прошлое. Дыхание прошедшего времени не может повториться в том же виде. Подобно этому возвращение того, что прошло, невозможно начертать на доске воображения”. Мир Камбар уехал, и этими словами он как-то успокоил моего дядю. Вслед за этим [Са'ид] хан сам отправился в Андижан. Великодушным вниманием, богатыми дарами и почерком насх он так начертал знак прощения на скрижалях деяний дяди, что в душе того не осталось и следа от былого страха. [342]

Узы любви /170а/ и дружеские связи между ними укреплялись изо дня в день, и в конце жизни они так жаждали видеть друг друга, что если бывали в разлуке, и хан упоминал имя моего дяди, то в его глазах появлялись слезы.

Посмотри на доброту и милость господина.
Раб совершил поступок, а он стыдится.

Великодушие хана таково, а его врожденное благородство находится на такой высоте, что он вот таким образом уживается с убийцей своего брата. Ничего нет удивительного, если великодушный всепрощающий Господь милостиво погрузит [хана] в море прощения. В ответ на дружеские чувства хана к моему дяде последний проявлял к нему [любовь и дружбу] вдвое и в тысячу раз больше. Однако это не было понято людьми. Дядя же довел свои чувства к хану до такой степени, что из-за преданности и любви к нему он предпочел смерть жизни, о чем будет сказано.

Короче говоря, после этих событий [Са'ид] хан пребывал на троне царства до тех пор, пока [Бабур] Падишах не ушел из Самарканда и не произошло вторично завоевание Мавераннахра узбеками. Падишах прибег к помощи Шаха Исма'ила, получил от него помощь [в лице] Мир Наджма и вторично двинулся на Самарканд, о чем уже было изложено. Когда весть об этом дошла до [Са'ид] хана, он тоже выступил в Андижан с намерением нанести упреждающий удар [узбекам]. До того, как Падишах и Мир Наджм перешли Дарбанд-и Аханин, [Са'ид] хан пошел на Суйунджик хана, который был одним из видных узбекских султанов. Он встретил [Са'ид] хана боем. Два ряда войск столкнулись в местности под названием Бискант ¹³. Произошло крупное сражение. В этом бою хан проявил отвагу и получил несколько ран. Потерпев поражение, он приехал в Андижан и стал ждать вестей о Падишахе и Мир Наджме. Узбеки не проявили большого рвения в преследовании [хана], так как /170б/ Падишах и Мир Наджм направились в Самарканд, и они сильно опасались этого. Хан в Андижане занялся устранением поломок, полученных в этом сражении, и ждал вестей от Падишаха.

ГЛАВА 31.

КРАТКО ОБ АВТОРЕ КНИГИ

Выше уже говорилось о том, что я, Ваш покорнейший слуга, в раджабе 915 (октябрь — ноябрь 1509) года приехал в Кабул от Мирза хана и удостоился [343] счастливых взоров падишаха. Он устроил меня наилучшим образом в келье своего воспитания, оказывая мне разные мелкие милости. Внешне он причислял меня к братьям и племянникам, но в душе воспринимал как сына. Он относился ко мне с состраданием, любовью и с отеческой благодарностью, ласкал как только мог, так что с уголков моей души полностью исчезли печаль сиротства и горе скитания по чужбине. Моя жизнь протекала в благополучии и полном спокойствии.

Тем временем Падишах решил отправиться с войском в Кундуз, как об этом было уже упомянуто. Было время созвездия Козерога, стояли холода. Проявляя ко мне милость, Падишах сказал: “Дорога трудная, стоят холода. Ты в эту зиму оставайся в Кабуле, а когда наступит весна и дороги очистятся от опасности холодов, ты приедешь ко мне”. Однако я решительно возразил: “Я [терпеливо] перенес печаль сиротства на этой чужбине благодаря благосклонности Падишаха. Если я, отстану от Падишаха, то как перенесу печаль скитания по чужбине”? Когда Падишах увидел, что его предложение мне остаться в Кабуле становится причиной расстройства моей души, то он, как позволяло время, подготовил необходимое снаряжение для моего путешествия и взял меня с собой в Кундуз.

Поскольку среди моголов было много мулазимов моего отца, то они, [следуя обычаю], спешили служить мне и /171а/встречали меня с дарами, какие могли сделать. Одним словом, у меня появились снаряжение и люди. В частности сочли нужным поступить ко мне на службу мой воспитатель Джан Ахмад атака, о котором будет упомянуто дальше, и близкие мулазимы моего отца. Этот упомянутый [атака] был человеком авторитетным. Когда [происходили столкновения] с узбеками, он проявлял доблесть. Создав себе имя, окруженный хорошими людьми, он собрал много коней и оружия и все это тратил на мои нужды.

Зимой состоялся поход в Дашт-и Кулак, о чем уже говорилось, и я участвовал в нем. Весной вернулись из того похода. [Падишах] разрешил [Са'ид] хану отправиться в Андижан. [Са'ид] хан уговаривал меня идти к нему на службу. У меня тоже было сильное желание идти с ханом. Я спросил разрешения у Падишаха. Тот очень обиделся и не подпускал меня к себе. Хан уехал в Андижан, а я остался с Падишахом.

Вскоре после этого войско двинулось в Хисар, где [344] произошло сражение с Хамза султаном и поражение узбеков. Вначале в бой пошел упомянутый выше Джан Ахмад атака, возглавив моих мулазимов. Он привел [к Падишаху], взяв живым, одного знатного узбека. [Падишах] обещал ему награду за храбрость и сказал: “Это — первое дело Мирзы Хайдара и пусть бахши-писари запишут в книги награду на его имя”. Подробный рассказ об этом приведен выше.

Я находился при Падишахе, когда он захватил Самарканд. При рассказе о детях моего отца было сказано, что старшей из них была Хабиба Султан ханим, которая попала к 'Убайдаллах хану. Когда 'Убайдаллах хан бежал из Карши и отправился в Бухару, а затем ушел в Туркестан то он не смог должным образом сберечь свой гарем. У кого была возможность уйти по трудной дороге, ушел, а кто не мог, остался. Осталась в том числе и моя сестра Хабиба Султан ханим. Я присоединился к ней в Бухаре.

Когда мы приехали [с Падишахом] в Самарканд, в ту зиму прибыл из Андижана и мой дядя от [Са'ид] хана по делам государства. Сделав свои дела, сколь было возможно, он увез мою сестру в Андижан и отдал в жены [Са'ид] хану.

Весной того года, когда Падишах выступил на бой с 'Убайдаллах ханом в Кул-и Малик, у меня начался приступ лихорадки, и я остался в Самарканде. Когда потерпевший поражение Падишах вернулся в Самарканд, а затем покинул его, я уже поправился. Как бы то ни было, в свите Падишаха я приехал в Хисар. [Са'ид] хан несколько раз посылал людей к Падишаху с просьбой отпустить меня. Наконец, огорчившись и обидевшись, Падишах разрешил мне уехать. Я же по своей юности не удовлетворил желания его души, что следовало бы мне сделать. Когда Мир Наджм приехал и Падишах, оседлав коня, отправился в поход, я уехал в Андижан. Падишах присоединился к Мир Наджму. Об этом уже рассказывалось.

Я приехал в Андижан. До моего прибытия [Са'ид] хан, потерпев поражение от Суйунджик султана, вернулся в Андижан как раз тогда, когда прибыл туда я. Это случилось в раджабе 918 (сентябрь 1512) года. Начиная с этого времени и до зу-л-хидджа 930 (июнь 1533) года, который был концом жизни покойного хана, я всегда был нужен ему и удостаивался чести великодушных ханских милостей. Короче говоря, я ни на [345] миг не отлучался от службы ему, пока он не женил меня и не дал титул “гураган”. Ночью в той комнате, где стелили для сна его счастливую постель, с другой стороны стелили постель покоя для меня. Если собирался совет по [делам] государства, а мой дядя непременно возглавлял его, то [хан] сажал меня выше дяди, и возможно, он делал это /172а/ по просьбе моего дяди. Дядя не раз заявлял хану, что “его близкое родство и многочисленные родственные связи с Вашим величеством находятся в такой степени, что, несмотря на то, что он является сыном моего брата, я считаю для себя достойным и даже необходимым, чтобы он сидел выше меня”.

Если [Са'ид] хан выезжал на коне, я непременно ехал с ним рядом. Если он устраивал охоту, то обязательно находил время обучать меня охоте. Если он возглавлял охоту, то с жаром приступал к этому делу и меня не отдалял от себя, побуждая к этому занятию. А если я не шел навстречу этому, то он ненавязчиво обязывал меня к этому. Он поручал мне разные дела и так говорил об их пользе: “Если наши юноши не будут нести службу, то они не станут благовоспитанными людьми. Они будут теряться в крупных делах и перед толпой и в собраниях, где собираются благородные представители разных слоев населения как из хаканов и султанов, так и из эмиров и накибов, и люди не будут соглашаться с ними. Но если юноши будут служить старшим, то их глаза и душа привыкнут к такого рода делам и к их особенностям, и они будут чувствовать себя уверенными на тех и им подобных собраниях людей. Благодаря этой уверенности они обретут веру в глазах и в душе народа, а их достоинство станет причиной могущества в управлении миром. Если эту службу будет исполнять человек без знания и умения, то он не сможет давать соответствующие поручения другим, не будет видеть недостатки в их пополнении и пути их исправления. Пока я находился на службе у моего отца и дяди, они начертали эту мудрость в моем сердце подобно рисунку на камне, они обязывали меня исполнять множество служб и принесли мне этим большую пользу. Я говорю тебе то, что узнал от старших, и ты также получишь пользу от них в своей жизни”.

До двадцати четырех лет /172б/ я проявлял усердие во всех службах; в течение всего этого времени я без напоминания выполнял как крупные, так и мелкие дела [346] хана. Однако в диване и в собрании эмиров, соблюдая субординацию, я садился на свое место. И если там я находил удобный случай оказать ему какую-то услугу и пытался сделать это, то он останавливал меня, говоря: “В собрании людей следует соблюдать чин, чтобы люди не заметили истинное положение дел”. Когда мне пошел двадцать пятый год, он полностью освободил меня от этих услуг и сказал: “То, что я поручал тебе делать, ты довел до совершенства. Теперь же приступай к тому, что мы от тебя ждем”. Когда мне исполнилось тридцать лет, он доверил мне дела войска, однако он приставил ко мне людей опытных и известных эмиров и сказал: “Ты никогда не отступай от совета этих людей, слушайся их и повинуйся им во всех делах”. После того, как было совершено несколько походов таким образом, он вновь повелел мне, чтобы я в собраниях и советах излагал свое мнение. До тридцати лет не было приказа, чтобы я на советах у хана высказывал свое мнение, поэтому в собраниях я был “нем, как рыба”. После того, как мне было разрешено говорить, если я выступал в собрании и выражал свое мнение, то [хан] говорил: “Изложи, на каком это основании и в чем его правильность”. Если ответ мой был обоснован и изложение такое соответствовало сути [дела], то он одобрял его и просил одобрения у присутствующих и останавливался на этом решении. А если я излагал неточно, то он, [подправляя меня], говорил: “Он хочет сказать то-то и то-то”, и сам наилучшим образом, ясно разъяснял дело и доводил его до умов эмиров. А если в самой основе моего суждения был изъян, он так преподносил это [в собрании], /173а/ что мне становились ясными тонкости того дела.

Так прошло некоторое время. Потом хан сказал: “Теперь я полностью доверяю твоему мнению”. После этого он вверил мне все дела войска и государства, дал мне в руки неограниченную власть во всем. Ханские указы и фирманы, которые он мне направлял, сопровождались приветственными письмами и посланиями. Когда я вернулся из похода в Кашмир и удостоился в Тибете целования славных ног [хана], то и наедине и при людях он обращался ко мне не иначе, как “брат”. Подробности этого будут приведены позже, при изложении жизни хана. После этого я не буду специально писать о себе, потому что при описании жизни хана, вплоть до его смерти, будет сказано и обо мне. [347]

О СОБЫТИЯХ, [ПРОИСШЕДШИХ] С СУЛТАН СА'ИД ХАНОМ ПОСЛЕ ЕГО ПОРАЖЕНИЯ ОТ СУЙУНДЖИК ХАНА

После того, как я удостоился чести служить хану, пришло сообщение о поражении Падишаха и Мир Наджма в Гиждуване. Было начало зимы. Та зима, как уже было сказано при упоминании о Падишахе и мятеже моголов, была очень суровой в Хисаре и там случился страшный голод. Зима была очень суровой по всей области и повсюду было тяжело.

Тем временем поступило известие о выступлении Суйунджик хана. За три месяца до этого от него потерпел поражение [Са'ид хан], и сила его противостояния ослабла. После долгих совещаний остановились на том решении, что мой дядя укрепится в крепости Андижан; Мир Гури барлас укрепит крепость Ахси; Мир Даим 'Али возьмет на себя крепость Маргинан, а [Са'ид] хан вместе с остатками войска и со всей семьей отправится в горы к северу от Андижана и тогда узбекам будет трудно появиться в горах — если хан окажется с войском вне крепостей, то осаждать их им будет трудно. Придя к такому решению, они осуществили его. Когда об этом узнал Суйунджик хан, /173б/ он счел нецелесообразным выступать, отменил свой поход, и та зима прошла спокойно.

Весной поступили вести о Касим хане. Подробности этого таковы. Когда Падишах овладел Мавераннахром, он отдал Ташкент эмиру Ахмад Касим кухбару, а Сайрам ¹⁴ — Катта беку, который был братом вышеупомянутого [Ахмада]. Когда Падишах ушел из Самарканда в Хисар, узбеки спокойно осадили Ташкент и в конце концов [защитники города] оказались в безвыходном положении. Однажды ночью они пробили брешь на одном участке войска узбеков и ушли. Узбеки сочли их уход за великую милость, не пустились в погоню за ними и удовлетворились освобождением Ташкента. Мир Ахмад Касим явился к [Са'ид] хану в Андижан и [затем], покинув его, отправился в Хисар к Падишаху. А его брат Катта бек укрепил Сайрам и, не найдя способа уйти, ту зиму провел в осаде. Ранней весной он обратился к Касим хану за помощью, сдал ему крепость Сайрам, уговаривал его и старался привести Касим хана в Ташкент. [348]

Поскольку речь дошла до Касим хана, то если коротко не рассказать о нем, повествование останется неясным.

УПОМИНАНИЕ ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ЖИЗНИ КАЗАХОВ И ИХ СУЛТАНОВ; О ПРИЧИНЕ ТОГО, ПОЧЕМУ ИМ ДАНО ЭТО ИМЯ И О ПОСЛЕДСТВИЯХ ИХ ДЕЛА

Когда Абу-л-Хайр хан полностью овладел Дашт-и Кипчаком, то некоторые султаны из рода Джучи, которые учуяли носом проницательности запахи бед от него, решили его убрать. Некоторые султаны, как Кирай хан, Джанибек султан и другие, с малым количеством людей бежали от Абу-л-Хайр хана и прибыли в Моголистан. В то время очередь править Моголистаном подошла к Исан Буга хану. Исан Буга хан оказал им большие почести и выделил им уголок Моголистана. Они обрели здесь безопасность, /174а/ и дни их протекали в спокойствии.

После смерти Абу-л-Хайр хана в улусе узбеков возникли разногласия. Каждый по мере возможности ради безопасности и спокойствия прибегал к помощи Кирай хана и Джанибек хана и те окрепли. Поскольку вначале они уходили от людей, отдалялись от них и некоторое время бедствовали и скитались, то их назвали казахами. Это имя закрепилось за ними.

После [смерти] Кирай хана ханство утвердилось за его сыном Бурундук ханом. Названный выше Касим хан был сыном Джанибек хана и, подобно своему отцу, во всех делах слушался и подчинялся Бурундук хану. У Кирай хана помимо Бурундук хана было много сыновей. У Джанибек хана тоже, кроме Касим хана, были сыновья. К их числу принадлежал Адик султан, которому после смерти Мирза Султан Махмуда б. Султан Абу Са'ида мирзы отдали [в жены] четвертую дочь Йунус хана Султан Нигар ханим. После разорения Ташкента Адик султан бежал от Шахибек хана и ушел к казахам. Султан Нигар ханим тоже последовала за ним. Адик султан вскоре скончался. Касим хан женился на Султан Нигар ханим. После смерти Адик султана власть утвердилась за Касим ханом, а Бурундук хану от ханства, кроме названия, ничего не осталось. В конце концов Касим хан изгнал Бурундук хана. Бурундук хан ушел в Самарканд и скончался на чужбине. [349]

Что касается Касим хана, то он подчинил своей власти весь Дашт-и Кипчак так, как никто после Джучи хана не смог этого сделать. Например, численность его войска превышала тысячу тысяч (миллион) человек. В конце концов после 924 (1518) года он отошел в вечность. Среди казахских султанов началась борьба. После Касим хана ханом стал его сын Мумаш. Умер он от удушья в одном из сражений. /174б/ После него на ханский трон сел сын Адик султана Тахир хан. Поскольку он был человеком жестоким и перестарался в жестокости, то его люди, которых было около четырехсот тысяч человек, все разом отвернулись от него и разбежались. Он остался один среди киргизов и умер, бедствуя.

Около тридцати тысяч человек вновь собралось в Моголистане. Брат Тахир хана Буслаш (В Л₂ 155а, Л₃ 131б — Буйлаш, R 273 — Булаш) хан стал ханом. В итоге злой рок сделал так, что вот уже четыре года, как нигде не осталось и следа от тех людей. В тридцатом (1524) году казахов было тысяча тысяч (миллион) человек, а в сорок четвертом (1537) из этого числа людей не осталось на земле и следа. Кое-что о них будет приведено при упоминании о хане. Такова краткая история казахов, как мы уже изложили.

Еще до того, как Касим хан принял титул хана, его власть уже была такой, что никто даже не вспоминал о Бурундук хане. Однако находиться около Бурундук хана он не хотел, потому что, если он, находясь возле него, не будет проявлять к нему должного уважения, то [Бурундук хан] будет оказывать на него давление, а выражать к нему уважение не позволяла его внутренняя неприязнь. Поэтому Касим хан держался от него подальше. Бурундук хан находился в Сарайчуке ¹⁵. Касим хан, желая быть подальше от него, уехал к границам Моголистана.

Перезимовав в Каратале ¹⁶, Касим хан решил ранней весной вернуться в родные края, когда к нему явился человек от Катта бека вместе с главами Сайрама и преподнес ключ от Сайрама. Касим хан его принял. Затем он направился в Тараз, который моголы называют Йанги. Впереди себя он отправил одного из своих эмиров; Катта бек сдал ему Сайрам и пошел к Касим [350] хану на службу, побуждая его [идти на Ташкент]. Касим хан с огромным войском отправился на Ташкент. Суйунджик хан /175а/ укрепился в крепости Ташкента. Касим хан явился, провел ночь у крепости и ушел, разграбив окрестности Ташкента и захватив с собой все, что только мог найти. В окрестностях Сайрама он стал выпасать свой скот. О дальнейшей его жизни будет написано в своем месте.

УПОМИНАНИЕ О СОБЫТИЯХ, КОТОРЫЕ ПРОИЗОШЛИ ПОСЛЕ БИТВЫ СУЙУНДЖИК ХАНА, ОБ ОТЪЕЗДЕ СУЛТАН СА'ИД ХАНА К КАСИМ ХАНУ, К КАЗАХАМ

Когда настала весна 918(1512) года, узбеки Шайбана, под которыми подразумеваются подданные Шахибек хана, установили власть в Мавераннахре. Страх перед ними вселился в сердца людей (Далее, по-видимому, часть текста утрачена, так как последующее изложение относится к событиям, связанным с Саид ханом).

Зиму они (Са'ид хан) провели, как было описано выше. А весной, когда они думали, как поступить и что делать дальше, неожиданно пришло сообщение о выступлении Касим хана. До его выступления [Са'ид] хан напал на Ахангаран, который относится к известным местам Ташкента. Я сопровождал его в тем набеге. Когда на рассвете нападающие приблизились к людям Ахангарана, то те спрятали свое имущество и семьи в роще, на одной стороне которой протекала большая река, а на другой был глубокий овраг. К ним можно было подойти только по одной дороге. Они не подпустили близко нападающих. Об этом сообщили [Са'ид] хану. Меня поручили Ходжа 'Али бахадуру, чтобы, он держал узду моего [коня] и я не поехал бы в опасные места, так как мой возраст еще был не тот, чтобы я мог отличить хорошее от плохого и уберечь себя от опасности. Когда нападающие подошли к ним совсем близко, то большая группа пеших стрелков стояла, подняв луки — согнув правую руку и вытянув левую. Они стояли, готовые принять смерть. Как только подошли наши люди, [Са'ид] хан ободрил богатырей правой и храбрецов левой [сторон] и успокоил их словами: “Не торопитесь отпускать поводья, /175б/ все должны напасть разом”. Бахадуры рвались в бой, но, подчинившись приказу [351] хана, не заметили, как хан один бросился вперед. Своим приказом он хотел скрыть это свое намерение от людей и раньше всех устремился на врагов. Трое врагов, сидевшие в засаде, выпустили стрелы в хана. Благодаря счастью, [ниспосланному] свыше, и содействию явного успеха те три стрелы не попали в цель, что и нужно было. Хан сверкнул лучом меча, поражающего врага, над одним из тех троих. Тот, обреченный, от страха перед ханом забрался под ханского коня. Хан направился к другому. [Первый] высунулся было из-под ханского коня, как 'Абдалвахид бахадур, один из храбрейших бахадуров того порога убежища Рустама, который шел вслед за ханом, так взмахнул саблей, что голова того обреченного откатилась от тела на расстояние длины лука. В это же время хан замахнулся из другого. Затем мечи ханских бойцов, каждый из которых мог поучить кровожадного Бахрама-Марса в его деле, стали сверкать, как [сказано в айате]: <Молния готова отнять их зрение> ¹⁷. И в один миг они свели на нет гумно жизни тех людей, так что облик их бытия не появится до судного дня. Так как в том бою в ряду отважных и в когорте храбрых никто не смог превзойти хана, то все, раскрыв уста восхваления и сомкнув уста пристрастия, открыли дверь беспристрастности и справедливо признали за ханом степень первенства в храбрости.

[Са'ид] хан вернулся из того похода благополучно и с добычей. Следом пришло сообщение, что Касим хан напал в Ташкенте на Суйунджик хана. [Са'ид] хан спешно направился в Ташкент. Когда он достиг перевала Кандарлик, /176а/ расположенного между Ферганским и Ташкентским вилайатами, пришло известие о возвращении Касим хана. Хан также вернулся назад в Ахси и, укрепив крепости Ферганского вилайата, направился к казахам в надежде вновь поднять их на Ташкент. Я, будучи нездоров, не участвовал в той поездке.

Хан уехал и прибыл в Джуд ¹⁸ — известную местность Моголистана. В то время возраст Касим хана, перевалив за шестьдесят, приблизился к семидесяти годам, а [Са'ид] хан был в расцвете молодости — ему было под тридцать. Касим хан, принося свои извинения за то, что из-за преклонного возраста не может встретить хана, повелел тридцати-сорока султанам из рода Джучи, некоторым из которых было по пятьдесят-шестьдесят [352] лет, вроде Джаниш хана, Таниш (Приведено по Л₂ 156а, Л₃ 132б (в тексте- Баниш)) хана, Мумаш хана, Джан Хайдар султана, Кариш султана и других, преклонить колени перед ханом и приветствовать его. Когда преклонили колени Джаниш хан и Таниш хан, которые были намного старше [Са'ид] хана, он встал с места, а когда преклонили колени остальные султаны, хан приветствовал их сидя. Касим хан отнесся к [Са'ид] хану с таким уважением, что тот до конца своей жизни не забывал его учтивости. Всякий раз, когда хан вспоминал его, <да освятит Аллах его довод>, он говорил, что Касим хан был очень человечным, и рассказывал об обстоятельствах своего знакомства с ним, в том числе и о том, как после встречи Касим хан подошел к хану и сказал: “Мы люди степей. Здесь не бывает дорогих вещей и изысканных блюд. Самое большое наше богатство — лошадь, а самая вкусная еда — ее мясо; самый приятный напиток для нас — ее молоко и то, что из него приготавливается. В нашей стране нет садов и зданий. Местом наших развлечений является пастбище коней — /176б/ мы идем туда, прогуливаемся там все вместе и рассматриваем лошадей”. [Са'ид] хан рассказал далее, что когда они подошли к табуну, Касим хан осмотрел его и сказал: “У меня есть два коня, которых можно приравнять ко всему табуну”. Привели этих коней. [Са'ид] хан не раз говорил, что он никогда больше не встречал лошадей, подобных этим двум — трем. Касим хан сказал: “Люди могут жить благодаря силе лошади. У меня, кроме этих двух лошадей, нет других, которые устраивали бы меня, поэтому я не могу подарить обеих. Поскольку Вы являетесь моим дорогим гостем, выберите ту [лошадь], которая понравится Вам, а другую оставьте мне”, и он описал каждую из них. [Са'ид] хан взял одну из них. Ту лошадь звали Углан Турук. И в самом деле, подобного коня я никогда не встречал. Касим хан подарил еще несколько коней, отобрав их из того табуна. Держа перед ханом чашу кумыса, Касим хан сказал. “Наше гостеприимство заключается в этом. Для нас будет большой честью, если Вы сделаете глоток.” Однако [Са'ид] хан незадолго до этого отказался от хмельных напитков, и сказал: “До этого было вот такое дело, как же я нарушу его?” Касим хан ответил: “Я уже сказал, что самым любимым нашим напитком является кобылье молоко и то, что из него приготовляется. А [353] самым приятным из молока лошади является этот [напиток]. Если откажете в моей просьбе, то я больше не знаю, чем угощать Вас и как мне почтить Вас. Потребуются годы, чтобы к столу такого хозяина, как я, явился такой дорогой гость, как Вы, и, если я буду не силах угостить Вас, то чем я заменю это недостигнутое желание?” Он опустил голову и следы досады появились на его лице. И Са'ид хан ради Касим хана нарушил свое воздержание от вина питьем кумыса. Касим хан очень обрадовался. Беседа оживилась и на протяжении двадцати дней /177а/ они непрерывно осушали кубки кумыса.

Был конец лета. Казахи по приказу Касим хана направились на зимовку. Касим хан сказал: “Выступить сейчас на Шайбана очень трудно. Надо, чтобы уже сейчас люди подумали о зиме. В это время войско не соберется”. И он вежливо отказался выступить в поход. Однако Касим хан отпустил хана с большими почестями, а сам перебрался в родные места. Хан вернулся от него очень довольный и поехал в Андижан. Был месяц тир (июнь — июль). Один из придворных ученых на это событие нашел хронограмму в словах: “Ашти-йн казах” (“Мир с казахами”) — 919 (1513 — 1514) год.