МИРЗА МУХАММАД ХАЙДАР

ТА'РИХ-И РАШИДИ

(Выделение в главу сделано по Л₂ 106а, Л₃ 81б, R 191)

Ранее уже упоминалось и описывалось, что с прибытием победоносных войск Махмуд султана Кундуз был завоеван без сопротивления, и мы, которые целый год находились в плену у Хусрау шаха, получили освобождение, соединились с отцом и переселились в Шахрисабз, который Шахибек хан выделил отцу в качестве икта.

В начале [месяца] гоуса ¹ Шахибек хан отправился в Хорезм. Главари моголов, как султаны, так и эмиры, находившиеся со своими подчиненными среди узбеков, постоянно ощущали в сердцах опасение и страх. Махмуд султан, который во всех делах был защитником моголов, в это время скончался в Кундузе. Все моголы опечалились из-за этого события, в особенности мой отец <да сделает Аллах лучезарным его блеск>, потому что Махмуд султан проявлял к нему такую любовь и доброту, /11б/ что если на доске воображения какого-нибудь вельможи из столпов государства Шахибек хана вырисовывалось начертание притеснения моего отца, то Махмуд султан перечеркивал это пером своего покровительства и приверженности или же ножом наказания он соскабливал те начертания с доски [236] наполненной злобой груди того злоумышленника и считал для себя обязательным оказывать моему отцу поддержку во всех делах. Из-за его смерти великий страх и тревога охватили всех моголов вообще, а моего отца особенно.

Шахибек хан сказал по секрету эмиру Джан Вафа, одному из друзей и близких людей моего отца, что он никоим образом не вернется из Хорезма до тех пор, пока не осуществит завоевание, и ясно то, что осада протянется долго. “На сегодня среди узбеков находится около тридцати тысяч моголов. Пока существуют главари моголов, моголы не будут служить нам искренне. Если представится удобный случай, они поступят с нами так, как мы поступили с ними. Первый из них — Мухаммад Хусайн гураган, о котором я думаю вот уже несколько дней, потому что убить его все равно, что убить одного из ханов, и осуществление этого дела уничтожает те благодеяния, которые я сделал ханам. Итак, лучше, чтобы ты сообщил ему об этом разговоре. Передай ему, чтобы он срочно собрался и бежал, пока у него есть ноги. И пусть он не спорит со смертью, потому что после его ухода кровожадным мечом последует уничтожение других могольских эмиров”.

Эмир Джан Вафа тут же поспешно отправил человека [к моему отцу], который прибыл к полуденному намазу. А ко времени послеполуденного намаза мой отец взял из своих детей меня, к нам присоединились шестнадцать человек из слуг и приближенных, и мы бежали в Хорасан. Я вспоминаю эти события как сон и грезы.

В те дни Султан Са'ид хан также находился в Самарканде. Через три дня после нас он бежал в Моголистан, и это событие уже изложено выше. Из детей /112а/ моего отца, оставшихся в Шахрисабзе, старшей была Хабиба Султан Ханим. Шахибек хан держал ее около своей жены, которую взял в Ташкенте и которая была дочерью Султан Махмуд хана. Ее имя — Айша Султан ханим. Сейчас она известна как Могол ханим. Через некоторое время с разными церемониями [Шахибек хан] сочетал [Хабибу] браком с 'Убайдаллах (Приведено по Л₂ 106б; Л₃ 81б — в R 193 — Абдулла хан) ханом, сыном Махмуд султана (Приведено по Л₁ 86а; Л₂ 106б; Л₃ 81б (в Т — Махмуд хан)). Младше ее — Гаухар Шад бегим. За то, что эмир Джан Вафа [237] сообщил [моему Отцу], чтобы тот спасался бегством, [Шахибек хан] отдал ее в жены его сыну эмиру Йару, который выделялся среди равных у узбеков. Младше ее — я, который сопровождал отца. Другой — Мухаммад шах, которого один из родственников отца привез <вслед за нами (Добавлено по Л₂ 106б; Л₃ 82а) в Хорасан. Другой — самый младший из всех был 'Абдаллах мирза, который упоминался раньше и находился со своей матерью, Султан бегим — о жизни его еще будет сказано.

Таким образом, выехав из Шахрисабза, мы проехали ночь и в конце [следующего] дня достигли берегов реки Амуйе. Была сильная стужа. С большими мучениями мы переправились через реку и, не заходя в Балх, направились в Хорасан.

Были последние дни жизни и правления Мирзы Султан Хусайна. Мирза Султан Хусайн — один из внуков ² Мирзы Джахангира, сына Амира Тимура, и до него после Амира Тимура никому из его предков не удавалось завладеть царством. А этот Мирза Султан Хусайн мечом и упорством после больших многолетних усилий овладел Хорасаном и сорок восемь лет царствовал независимо на Гератском престоле во всех четырех сторонах Хорасана. Он старался поддержать все сословия общества и достиг того, что в каждом сословии появилось по одной-две выдающихся личности, покоряющих мир, подобных которым не было ни до него, ни после.

Поскольку рассказ мой дошел до этого места, то [я должен сказать], что сколько бы я ни размышлял раньше о том, чтобы рассказать в целом о жизни созерцателей и людей откровения, которые жили в то благословенное время, однако из-за своей неспособности и отсутствия удобного случая /112б/ я не осуществил это. Удивительно то, что я никак не могу добиться разрешения моего сердца продолжать мое повествование без очищающего рассказа о них; во всяком случае я приступаю к этому в надежде на то, что благодаря счастью упоминания о них, если какие ошибки и будут допущены моим ничтожным пером на странице изложения, они будут доброжелательно приняты проницательными читателями. Благодаря благоденствию от упоминания этих великих людей, поистине избранных Аллахом, пусть добавится на темени [238] преданности этого смиренного пылинка [от их благодеяний], что в какой-то мере может послужить возмещением за потерянное время при написании истории людей светских и высокопоставленных. К этому — байт:

Если у меня нет сахара, а только его название,
О, тогда намного лучше, когда во рту яд!

Гератский старец (В тексте — Пири Херат), достигший ступеней совершенства, принятый богом Ходжа Абдаллах Ансари ⁴, <да будет над ним милость Аллаха>

Гератский старец — лучший представитель ансаров,
Пусть ниспошлет ему Аллах покой истинный —

иззолил сказать так: “Ты стремись стать одним из Его друзей, а если не сможешь, то стремись стать другом Его друзей, а если и этого не сможешь, то всегда, как услышишь слова [людей] этого сословия, даже если они не окажут действия на тебя, все равно кивай головой. А если и этого не сможешь, то приближайся к Нему, как противник, ибо многие в облике врага приближались к Нему, а когда подходили близко к Нему, то облачались в одежду друга, то есть любым способом, каким сможешь, будь вблизи Него. Например, как многие досточтимые сподвижники Пророка — до ислама они пришли к Вождю людей <да будет над ним мир> как враги, а благодаря искренности бесед его светлости Мухаммада вражда сменилась дружбой, неверие исламом и мрак светом. То же самое многие из непризнающих Его, чтобы выразить свое непризнание, пришли к великим людям, и их непризнание обернулось таким же образом. В книгах об этом сословии приведено много рассказов и преданий, подкрепляющих эту мысль. Итак, раз мы не смогли оказаться в числе тех людей, то войдем же в число восхваляющих и воспевающих их. Поистине это великое благо и не у всякого неспособного рука /113а/ дотянется до полы этого счастья. Размышление и думы над жизнеописаниями [представителей] этого сословия намного лучше других дел. Байт:

Я думаю о тебе и не вижу красоты других,
Мысль о тебе для меня лучше, чей свидание с другими [239]

Возможности этого ничтожного не позволяют написать что-либо отдельно о [представителях] этого сословия, поэтому, когда в этой краткой истории [повествование] приблизилось к рассказу об этих людях, несколько строк в общем будет написано о них в добрый час и с благословения божия, и это уму удовлетворение и сердцу утешение. Руба'и:

О душа моя, да не перестанут говорить мои уста о тебе,
Да не будет забыта память о тебе в моем сердце,
Везде, где говорят о твоем облике,
Пусть каждая частица моего существа превратится в слух

Упоминание о его светлости, господине гордости всех людей, свете мусульманской общины и религии, Маулана Абдаррахмане Джами, <да будет над ним милость Аллаха и отпущение грехов>. Из великих святых и высокостепенных духовных наставников, которые жили во время Султан Мирза Хусайна, первейшим, превосходнейшим и самым знающим среди них был господин гордость людей, шайх ал-ислам, свет мусульманской общины и религии Маулана 'Абдаррахман Джами <да озарит Аллах его гробницу >.

Великая слава его не в той степени, чтобы нуждаться в представлении или же быть доступной описанию подобного мне ничтожного человека. Так как он не нуждается в представлении, то здесь будут упомянуты только некоторые его деяния и изложена его родословная [в суфийской иерархии]. Он — мюрид Маулана Са'даддина Кашгари ⁵, а тот — мюрид Маулана Низамаддин Хамуша ⁶, а тот — мюрид Ходжа 'Алааддин 'Аттара ⁷, а тот — мюрид его светлости Полюса сферы [суфийского] руководства и киблы большинства шествующих по истинному пути Ходжа Бахааддина, известного как Ходжа Накшбанд <да будет над ним милость Аллаха и отпущение грехов>.

Упоминание о Маулана Са'даддине Кашгари, <да будет над ним милость Аллаха>. Он происходил из знатных людей Кашгара. В его роду были и ученые, и люди благочестивые, набожные и святые. Среди них — Шайх Хабиб, мюрид Шайх Саййид Кардгара, Шайх Саййид Муджтаба Муджаррад и Амир Саййид Ахмад, который является прапрадедом этому ничтожному. Своего сына Мир Саййида 'Али /113б/ он привез к Шайху Хабибу. [Сын его] был малолетний. Во время беседы [с [240] шайхом] он, как это свойственно детям, закапризничал и стал чего-то требовать. Сколько отец ни уговаривал его, он не унимался. Шайх спросил: “Что он говорит?” Ему ответили: “Он говорит: “Я голоден”. Беседа происходила под тутовым деревом, которое существует и сейчас, и я удостоился совершить паломничество к тому дереву. Это дерево всем известно. Каждому, кто приходит поклониться могиле Шайха [Хабиба], рассказывают эту историю и показывают то дерево. Шайх углубился в раздумье, и [в это время] с дерева падает круглый горячий хлеб. Шайх берет его, дает Амир Саййиду 'Али и говорит, что это его доля и ни с кем он не будет ее делить. Несомненно, что все те блага, которые имелись в счастливой жизни Амир Саййида 'Али происходят от того благословения. Цель [этого рассказа] показать, какие великие люди были в роду у Маулана Са'даддина в Кашгаре.

В молодости его честь Маулана [Са'даддин] выехал из Кашгара. Его честь Мухаммад 'Аттар, который был одним из авторитетных ученых Улугбека и происходил из Кашгара, рассказывал: “В Самарканде мы всегда были вместе с Маулана потому, что мы происходили из одного города. Мы занимались изучением наук и вместе делали большинство наших повседневных дел. Однажды учащиеся сказали, что в таком-то квартале города появился шайх по имени Шайх Сирадж. Люди часто навещают его, и он угощает их, чем богат — хлебом и виноградной патокой исключительной чистоты и вкуса. Мы решили с Маулана отправиться к шайху отведать хлеба и патоки и пришли к нему. Байт:

Он поцеловал каждому голову, глаза и руки,
С уважением усадил нас и с достоинством сел сам.

Что было готового [из еды], принесли — это были те же хлеб и патока, которые хвалили, чрезвычайно вкусные. <Я был голоден (Добавлено по Л₂ 108а; Л₂ 83б) и с величайшим удовольствием стал кушать хлеб, а шайх и Маулана Са'даддин приступили к беседе. Из-за наслаждения от хлеба и патоки /114а/ я прослушал их разговор. После того, как я вернулся к действительности, то увидел, что Маулана плачет, а шайх, увлеченный разговором, куда бы ни клал свою руку на кошму, там поднимался дым и [241] появлялись следы горения. Когда я увидел это, меня охватили страх и ужас, я не мог усидеть и ушел. Больше Маулана Са'даддин не появлялся. Двери его худжры долгое время были на замке. После этого через несколько лет молва о нем распространилась в Хорасане.

Упоминание о Маулана Низамаддин Хамуше, <да освятит Аллах тайну его>. Этот нижайший слышал от одного надежного великого человека, что Маулана Низамаддин до того, как удостоился счастья стать приверженцем Ходжа 'Алааддина (Приведено по Л₁ 87а; Л₂ 108а; Л₃ 83б) [Аттара], был чрезвычайно благочестив и непорочен и постоянно сидел у двери мечети богословов в Чакардизе и обращался к духу Шайха 'Абу-л-Мансура Матуриди ⁸. [В воображении его] дух Шайха (Добавлено по Л₂ 108а; Л₃ 83б) появлялся за решеткой, как человек, на голову которого был накинут платок, и он начинал обучать его. Когда его честь Маулана достиг беседы с Ходжой [Алааддином], он сказал: “Если <не дай бог>, я оставался бы приверженцем того занятия, то мне трудно было бы сохранить истинную веру”. Впоследствии нам стало известно, что им было совершено много чудес и необыкновенных дел, и это записано в “Нафахат” ⁹. А некоторые другие рассказы о Маулана Низамаддине будут приведены в жизнеописании его светлости Ходжа 'Алааддина.

Упоминание о Ходжа 'Алааддин 'Аттаре, <да сделает Аллах его могилу благоуханной>. Он происходил из богатых людей Бухары и очень заботился о чистоте одежды (Добавлено по Л₂ 108а; Л₃ 83б). Этот ничтожный слышал от одного из его сыновей, что Ходжа 'Алааддин, когда явился к великому ходже Ходжа Бахааддину Накшбанду <да освятит Аллах его благочестивую душу>, в его душе имелись большие претензии и бесконечные требования. Когда он попросил принять его, Ходжа сказал: /114б/ “Если ты хочешь, чтобы мы тебя приняли, тебе следует идти на бойню, вывернуть наизнанку желудок коровы, и, положив его на голову, вернуться ко мне”. Ходжа 'Алааддин от того, что желания его были очень сильны, так и сделал, — желудок коровы он положил поверх чалмы и тюбетейки. Все, что было в животе коровы, со всех сторон капало и лилось, и он в таком виде прошел через базар. Люди следовали за ним, порицая и [242] насмехаясь. <В таком виде (Добавлено по Л₂ 108б; Л₃ 84а.) он прибыл к Ходже. Его светлость Ходжа отнесся к нему с состраданием, сжалился над ним и принял его. В итоге дошло до того, что его светлость Ходжа в конце своей жизни многим ученикам приказывал идти на беседу с ним и говорил, что 'Алааддин намного облегчил нам груз. Этот рассказ взят из “Нафахат”. В “Силсилат ал-арифин” ¹⁰ и в “Сборнике” Мир 'Абдалаввала ¹¹ имеется [сообщение], что после Ходжа Накшбанда все его последователи признали главенство Ходжа 'Алааддина вплоть до Ходжа Мухаммада Парса ¹² <да будут над ним милость Аллаха и прощение>.

Некоторые сведения из жизни его светлости Ходжа Накшбанда и его шайхов будут написаны дальше, где будет упомянуто о нем <если захочет всевышний Аллах>.

Господин Маулана 'Абдаррахман Джами после Маулана Са'даддина вручил свою волю его светлости [Ходжа 'Убайдаллаху], что известно из многих его сочинений. И этот ничтожный слышал от его светлости Махдуми Нурана Ходжа Шихабаддина Махмуда <да сохранит его Аллах>, который известен, как Ходжа Хаванд Махмуд, и в этой краткой истории везде, [где говорится] о его светлости, он будет просто назван Махдуми Нуран, который рассказывал, что господин Маулана 'Абдаррахман Джами, когда пришел к его светлости [Ходжа 'Убайдаллаху] с намерением [вручить ему свою] волю, прочел газаль, первый стих которой следующий байт:

По-стариковски я положил голову на пути твоих собак
Белую бороду свою я сделал метлой твоего порога

В “Нафахат ал-унсе” в одном месте Джами писал: “Его светлость Ходжа 'Убайдаллах, <да освятит Аллах его благочестивую душу>, /115а/ рассказывал этому нижайшему о своем приезде из Хорасана в Хисар и сказал: “Когда я был удостоен встречи с господином Маулана Йа'кубом ¹³ в Халгату, который подвластен Хисару, при первой встрече с ним он показался мне крайне суровым, как будто он хотел прервать мое душевное [влечение к нему]. Однако я подумал и сказал себе: “Я прибыл издалека с неимоверными трудностями, чтобы встретиться с этим великим [человеком] и у этой суровости, возможно, есть причина. Этой [243] причиной может быть то, что в Чаганиане, как я слышал, некоторые фанатичные люди говорили много недостойных слов, а он слушал и терпел их”. Пока я пребывал в этих думах, господин Маулана предстал предо мной таким красивым и привлекательным, что я невольно захотел обнять его”. Когда речь дошла до этого, господин Ходжа ['Убайдаллах] в моем воображении предстал в облике Маулана Са'даддина, который был моим пиром, и прошло уже некоторое время, как он ушел из мира [земного]. Увидев его в таком облике, я был сильно поражен. Я уверен, что он намеренно изменил свой облик для доказательства своих слов: “Во второй раз он показался мне крайне привлекательным”. Его светлость Ишан ['Убайдаллах] также был благосклонен к господину Маулана [Джами]. Господин Маулана в дни юности проявлял большое старание в приобретении знаний и достиг того, что во время [правления] Шахруха во всем Мавераннахре и Хорасане было всего пять человек, которых величайшие из улемов называли “пять выдающихся”. Первым из них был господин Маулана 'Абдаррахман Джами; вторым — Маулана Давуд Хисари; третьим — Маулана Шайх Хусайн мухтасиб; четвертым — Маулана Шамсаддин Бахрабади и пятым — Маулана Бурханаддин ¹⁴.

В те дни господин Маулана [Джами] был страстно влюблен в мнимые образы, и это его никогда не покидало. Стихи, вошедшие в его “Первый диван” ¹⁵, большей частью, появились в то время. Действительно, /115б/ в его “Первом диване” с восхищением можно видеть эту [особенность].

Господин Маулана Са'даддин постоянно сидел в квартале Бадгис, расположенном рядом о мечетью Маликан. В этой мечети есть дверь, которую называют именем этого квартала — Бадгисак, и он сидел у этих дверей. Господин Маулана [Джами] часто проходил по этому кварталу. Господин Маулана [Са'даддин] как-то сказал некоторым своим последователям: “Есть сокол, который постоянно проходит здесь — в силок какого обладателя счастья попадет он?” — и указал на Маулана 'Абдаррахмана [Джами]. В конце концов господин Маулана [Джами] оказался в числе его последователей. Он отказался от всего и так был поглощен этим занятием, что, как говорили, в течение шести месяцев забыл об общении [с другими людьми]. После этого с разрешения пира он отправился в [244] благословенное путешествие в Хиджаз и удостоился чести посетить два славных священных города [Мекку и Медину]. У него имеются чрезвычайно изящные касиды и [другие] стихи, [написанные] там, в том числе и касида, которую он написал, когда приближался к Медине. Первый стих ее следующий байт:

Эта земля — обитель моей возлюбленной,
И дорога, по которой ходил грациозный кипарис мой.

Два раза [Джами] приезжал в Мавераннахр, чтобы навестить его светлость Ишана ['Убайдаллаха].

Его светлость Махдуми Нуран [Шихабаддин Махмуд] <да сохранит его всевышний Аллах> рассказывал: “В Самарканде, когда еще был жив его светлость Ишан ['Убайдаллах], я заболел. Для лечения я уехал в Хорасан, пребывал в то время в доме господина Маулана Джами и брал у него уроки. Тогда у меня началась сильная корь. Маулана Кутб Адам, который в то время был учителем врачей, занялся моим лечением. Корь усилилась так, что однажды на рассвете я оказался при смерти. Об этом моем состоянии сообщили Маулана [Джами]. Господин Маулана был в бане. Он так взволновался, что не надев рубашку, набросил на голову полотенце, сверху на него положил чалму, на голое тело надел шубу и пришел. Он сел у меня в изголовье /116а/ и сказал: “Что случилось, о махдумзаде?” Я попрощался с ним перед смертью и попросил у него прощения. Он сказал: “О махдумзаде, не беспокойтесь, ничего не случилось”, — и опустил голову. Долгое время он пребывал в этом положении. Тем временем я внимательно пригляделся к себе, ничего не нашел в себе для беспокойства, поднялся и сел. Господин Маулана поднял голову и, улыбаясь, сказал: “Я же сказал, махдумзаде, что ничего не случилось” — и сказал: “Слава Богу, Вы здоровы”. Он сильно взволновал меня. После этого он поднялся и ушел. А у меня наступило полное выздоровление, так что не осталось нужды в Маулана Кутб Адаме”.

Господин Маулана [Джами] был крайне немногословен, а если иногда он произносил фразу, то в ней были остроумие и шутка. Хазрат Махдуми Нуран рассказал также, что однажды, когда господин Маулана [Джами] прибыл к его светлости Ишану ['Убайдаллаху] в Самарканд, господин Ишан повез Маулана в Матурид ¹⁶ и сказал, что самаркандские сорта винограда [245] славятся. Он сказал Маулана Хаджи Касиму, который был его садовником: “Принесите для Маулана виноград [сорта] сахиби, хусайни и фахри”. Когда виноград принесли, очень хорошими оказались сорта сахиби и хусайни. [Ишан 'Убайдаллах] сказал: “Виноград фахри, который мы ели в Хорасане, был очень вкусный, поэтому я с большой охотой привез из Хоранака черенок [сорта] фахри, вырастил его здесь, но хорошим он не получился — получился таким, каким Вы видите”. Господин Маулана [Джами] повернулся в сторону Хаджи Касима и сказал: “Земля Самарканда — не гостеприимна”. Когда в первый раз [Джами] приехал в Самарканд как простой человек, какой-то самаркандец в бане сказал ему: “Эй, хорасанец, ты ходишь в баню в шубе”. Благословенное тело господина Маулана [Джами] было очень волосатое (Приведено по Л₂ 110а, Л₃ 85б). Маулана ответил: “Из-за холодности самаркандцев даже в бане нельзя сбросить шубу”. Остроты его повторяют по всему миру.

/116б/ В этой краткой истории больше этого помещено не будет. Из-за предельной скрытности, что было обычаем ходжей <да освятит всевышний Аллах их души>, [Маулана Джами] не принял мюридов. В конце жизни он сказал: “Это особенность великих людей, и это было моим долгом, но из-за своей скрытности я не осуществил это, однако теперь ясно, что я поступил нехорошо. Цепь суфиев надо было держать непрерывной”.

Маулана 'Абдалгафур Лари ¹⁷, величайший из ученых своего времени, был учеником господина Маулана, [Джами]. Известно, что он был принят [в мюриды] господином Маулана. [Лари] написал “Шарх” ¹⁸ — комментарий к “Нафахат ал-унс”. “Дополнение” ¹⁹ к “Шарху” Лари завершил жизнеописанием господина Маулана [Джами], где он рассказывает о вручении своей воли ему и принятии ее господином Маулана. Вот пример из того, что он рассказывает: “Однажды я удостоился быть наедине с Мауланой и доложил ему, что устал от посещения людей, от их притязаний на обучение и разъяснения. Из-за того, что все мое время занимают учащиеся, я не могу взяться за то благородное дело, которое Вы мне поручили. Какой выход из этого положения?” Господин Маулана сказал: “Из-за [246] себя нельзя людей мира удалять из мира всевышнего Бога. В любом положении надо заниматься своим делом. Вот сегодня утром я пошел в баню и сочинил двести байтов [из поэмы] “Йусуф и Зулайха” ²⁰. Придя домой, я выполнил положенный урок. После этого то, что я сложил стихами, я записал начерно; написал также одну часть из “Нафахат ал-унс”, однако ни на одно мгновение меня не покидало то, что все время было у меня в уме, а перо двигалось по привычке. Вы должны заниматься своим делом и вместе с тем нельзя отталкивать людей”.

Господин Маулана [Джами] в 898 (1492) году перешел из этого тленного мира в святую обитель <да будет над ним милость Аллаха>. Ученые нашли хронограмму [его смерти] в словах: “Аш'ар и дилфириб” ²¹ (“Пленяющие сердце стихи”). Из его сочинений наиболее известны следующие: “Шавахид ан-набувват” ²², “Нафахат ал-унс”, “Хафт ауранг” ²³, которое состоит из семи книг в стихах; /117a/ “Шарх-и кафийа” ²⁴, известная как “Шарх-и Мулла”, стихотворное изложение сорока хадисов ²⁵, “Лаваих” ²⁶, “Шарх-и Лама'ат” ²⁷, “Шарх-и Фусус” ²⁸, “Шарх-и мимийа-йи хамарийа-йи ибн Фариз” ²⁹, “Шарх-и рубайат” ³⁰, три дивана ³¹, “Трактаты по муамма” ³² и “Инша” (Добавлено по Л₂ 110б; Л₃ 86а) ³³ и много других, которые приводит в “Добавлении” к “Шарху” и “Нафахат” Маулана 'Абдалгафур [Лари] и которые распространены среди людей. После смерти Маулана еще несколько листов черновых записей было обнаружено под его подушкой, которые никто до этого не видел, среди них два отрывка. Говорят, что его светлость Махдум-и Нуран, <да сохранит его всевышний Аллах>, написал их для этого ничтожного, и они будут приведены при изложении последних событий жизни хана [Султан Са'ид хана].

Упоминание о Маулана 'Алааддине мактабдаре ³⁴, <да будет над ним милость Аллаха>. Из того же числа [людей] — господин Маулана 'Алааддин мактабдар. Он также является мюридом Маулана Са'даддина Кашгари. Все жители Хорасана согласны в том, что он велик. Маулана 'Али Баварди, который знаменит сегодня в Бухаре, и люди мира единодушны в признании его величия, является мюридом Маулана 'Алааддина. Он написал житие цепи ходжей от Ходжа-и [247] Джахан Ходжи 'Абдалхалика Гиждувани ³⁵ до своего пира и поместил там описания чудес и удивительных, диковинных дел, совершенных Маулана 'Алааддином. Там написано, что он совершил путешествие в Хиджаз и беседовал с Шайхом 'Абдалкабиром Йамани ³⁶.

Упоминание о Маулана Шамсаддин Мухаммаде Зауджи. ³⁷ Из того же числа — Маулана Шамсаддин Мухаммад Зауджи. Он также мюрид Маулана Са'даддина Кашгари. От людей, принадлежащих к этой высокой цепи, известно, что однажды господин Маулана Са'даддин поехал к Шайху Бахааддин 'Умару. Он взял с собой Маулана Мухаммада Зауджи. После того, как завязалась беседа, Маулана Мухаммад Зауджи подумал, что поскольку наше обращение к Нему во время наших молений — это есть обращение к Несравненному [Богу], то каким же образом оно удается нам без [вопросов] “когда” и “как”? /117б/ Эта мысль давно занимала ум Маулана, [а сейчас], как только он подумал об этом, Шайх Бахааддин 'Умар сказал, что следует обращаться к Его Несравненности и Бесподобию, и когда от этого обращения появится успокоение, он сам дальше укажет, что следует делать. Маулана обрадовался и остался доволен. После того, как они вышли от него, господин Маулана Са'даддин сказал: “Шайх находится в состоянии увлечения, и он не знает этапов пути совершенствования. Эти слова Ваши мне давно были известны, однако я не отвечал Вам, потому что раздумья Ваши по этому вопросу содействовали увеличению Вашего обращения [к Богу]. А это причина дальнейшего развития, поэтому я не говорил Вам. Из-за того, что эта мысль пришла Вам на ум, Шайх тут же ответил Вам, [теперь] Вы не будете прикладывать стараний. Хотя вопрос стал ясен, однако Ваше совершенствование и старание понесли урон.

Упоминание о Ходжа 'Абдал'азизе Джами, <да будет над ним милость Аллаха>. Из того же числа был и Ходжа 'Абдал'азиз Джами. Когда он отправился в путешествие в Хиджаз, много уважаемых и ученых людей сопровождали его, и то его путешествие известно.

Упоминание о Шайх Пуране ³⁸, <да будет над ним милость Аллаха>. Из того же числа был и Шайх Пуран, он является сыном Маулана Джамаладдина Байазида Пурани ³⁹, житие которого имеется в “Нафахат ал-унс”. Там написано: “Маулана Джамаладдин сказал: “Раньше, если кто-либо направлялся из города в [248] нашу сторону, мне становилось известно [заранее], и все то, что было у него на уме, тоже становилось мне известно. Подготовив к встрече все, что нужно, я ждал его. Когда он приходил, не заставляя его ждать, я все подавал ему. Однажды какой-то тюрк принес несколько оладий и убеждал меня, что они дозволены [шариатом] и их надо съесть. Чем больше я извинялся, тем больше он настаивал. Чтобы успокоить его, я взял одну оладью, разломал ее на два куска, половину снова разделил на два куска и эту половину съел. С тех пор те способности у меня пропали. Теперь я не знаю, кто придет ко мне, и [только] после прихода его и выяснения, что следует приготовить ему, начинаются приготовления. По этой причине людей /118а/ приходится заставлять ждать”.

И обычай у него таков: каждого, который приходил к нему, он угощал тем, что было готово, а после этого спрашивал, что нужно приготовить и обязательно нужно было что-то заказать. Он чрезвычайно быстро все приготавливал, приносил больше того, [что было заказано], и подавал [кушанья] с разными тонкостями. Большей частью он сам расстилал перед всеми скатерть и ставил еду. Когда мой отец уехал в Хорасан, он неоднократно удостаивался служения Шайху, и меня в добрый час он также возил к нему, прося его молиться за меня. Когда Шахибек хан захватил Хорасан, Мир Могол ⁴⁰, который был сыном одного из эмиров уже упомянутого Султан Ахмад мирзы и из числа известных поэтов, сочинил стих по-тюркски:

Ты не завоевывай мир, так как в нем есть бесчисленнее множество печалей.
Ты овладевай страной души и увидишь, сколько в ней миров

Когда [этот стих] он представил Шахибек хану, тот очень хвалил его и сказал: “Фирдауси ⁴¹ сложил Султан Махмуду Гази Газневиду шестьдесят тысяч байтов в “Шах-наме”, и тот дал за это тридцать тысяч динаров, а ты сказал один байт, и я дам тебе шестьдесят тысяч шахрухи”. В те же дни Шахибек хан решил у такого великого шайха, как Шайх Пуран (Добавлено по Л₂ 111б; Л₃ 87а), конфисковать шестьдесят тысяч шахрухи, но для взимания их человек еще не был отправлен. Мир Могол опустился [249] на колени и сказал: “Если будет издан указ, которому повинуется мир, чтобы взимал [деньги] я, то те деньги Шайха, составляющие сумму подарка мне, я сочту за этот подарок и истрачу на свои нужды”. Хан сказал: “Я думал выдать тебе из казны наличными, но ты сам принял это решение и пусть будет так”. Мир Могол взял берат на конфискацию, историю с этой конфискацией и с выдачей берата он никому не рассказывал, однако через некоторое время всем стало известно, какое благородство и человеколюбие проявил этот Мир Могол.

Упоминание о Маулана Абу Са'иде Убехи ⁴². Из этого числа был и господин Маулана Абу Са'ид /118б/ Убехи, который являлся мюридом его светлости Ишана ['Убайдаллаха], и в то время пользовался известностью среди людей Хорасана. Я неоднократно вместе с отцом удостаивался целования его порога, и он осчастливил этого ничтожного благоухающей молитвой.

Я слышал от его светлости Махдуми Нурана [Ходжа Шихабаддин Махмуда], как он расказывал: “Как-то я с группой людей был у подножия горы в Герате, я был бос и сел там. Господин Маулана Абу Са'ид поднялся на гору и прогуливался там. А некоторые из его спутников, у которых был неучтивый нрав, говорили, подсмеиваясь: “Маулана ходит как горный козел”. После того, как [Маулана] спустился, он улыбнулся тому человеку и сказал: “Мы гуляли на той горе подобно горному козлу, возможно, Вы это видели?”

Упоминание о Маулана Му'ин Ва'изе. Из того числа и Маулана Му'ин Ва'из, он известен как Маулана-зада Фарахи. У него много мюридов и друзей. Все жители Хорасана признают его величие.

Упоминание о Маулана Ходжа Кухи. Из того числа и Маулана Ходжа Кухи. Однажды, я помню, в пятничной мечети Маликан после намаза он положил полотенце для омовения себе на плечо, конец его завязал впереди узлом и сидел, обратившись лицом к кибле и предаваясь созерцанию. Признаки восторга и удовлетворения ярко проявлялись в его облике. Мой отец спросил о нем у некоторых присутствующих в собрании. Они ответили “Это Маулана Ходжа Кухи”. Мой отец, <да сделает Аллах лучезарным его блеск>, ждал [до тех пор], пока Маулана не поднялся, собираясь уйти. Тогда мой отец приблизился к нему и, проявляя крайнее почтение, удостоился его внимания. [250]

Сей раб также с помощью отца удостоился целования его руки, [отец] попросил его прочесть фатиху [за меня], и [затем Маулана] ушел. После этого мой отец еще несколько раз навещал его.

Упоминание о Хафиз Махмуде Зийаратгахи. Из того числа и Хафиз Махмуд Зийаратгахи; он является халифой Шайха Зайнаддина Хавафи ⁴³, а Шайх Зайнаддин — мюрид Шайха Нураддина 'Абдаррахмана Мисри (Добавлено по Л₂ 112а; Л₃ 88а), а он через несколько посредников является мюридом Шайха Шихабаддина /119a/ Сухраварди ⁴⁴. Он был еще жив к началу завоеваний Шахибек хана, а сей раб удостоился чести [видеть его] во время посещения его моим отцом, и благословенный облик его помнится смутно.

Во время Мирзы Султан Хусайна было много святых и великих людей. Я не мог удостоиться встречи с ними и поэтому их деяния должным образом мне не известны, однако я слышал о них от заслуживающих доверия [людей], как-то: Маулана 'Абдаррахман Кардгара, Баба 'Али Шаха, Шайх Хаджи Мухаммада Кучани, Маулана Шамс Мухаммада Мургаби, Дарвиш Пуримада и других, <да освятит Аллах их души>.

Из их числа — ученые. Что касается ученых, которые жили во времена [Хусайна] Мирзы, то их много, и жизнеописания всех их в этой краткой истории не поместятся, но некоторые из них здесь будут упомянуты в добрый час.

Самый великий и ученейший из них — Шайх ал-ислам, внук Маулана Са'даддина Тафтазани ⁴⁵ Маулана Са'даддин жил <во время (Добавлено по Л₁ 90б; Л₂ 112а; Л₃ 88а) Амира Тимура и был главой ученых. После него другого, подобного ему [ученого], кроме Мир Саййид Шарифа Джурджани ⁴⁶, не появилось. Мир Саййид Шариф был еще молодым. <3а десять дней до (Перевод приблизительный, текст неясен) кончины Маулана Са'даддина в собрании у эмира Тимура несколько раз проходили диспуты и иногда Мир [Саййид Шариф] одерживал верх. От этих переживаний Маулана [Са'даддин] заболел. Мир Саййид Шариф отправится навещать его. Подошла какая-то кошка, стала тереться об Мир Саййид [251] Шарифа и ласкаться. Мир [Саййид Шариф] прогнал ее от себя. Мауляна Са'даддин сказал Миру, что имеется хадис: “<Любовь к кошке — от веры> (Т.е. верующий человек любит кошку), почему Вы гоните ее?” Господин Мир [Саййид Шариф] ответил: “Почему хадис Вы не читаете в связи с действующим лицом, то есть: <любовь кошки — от веры человека>. (Т. е. кошка любит верующего человека) Маулана крайне смутился от этого ответа, и это стало причиной усиления болезни, и от этой болезни он ушел из мира [земного].

Шайх ал-ислам с начала периода [правления] Мирзы Султан Хусайна до времени победы Шаха Исма'ила над Шахибек ханом /119б/ оставался шайх ал-исламом, и во время завоевания [Шаха Исмаила] он погиб. Рассказ об этом будет приведен в своем месте. И за это воемя он проявил такое благочестие, святость и религиозность, что никто не мог положить палец возражения на слова Шайха. Большинство ученых того времени — его ученики и они даже хвастаются, называя собя его учениками. Сей раб слышал от ученых, что благодаря известности Шайха, он был постоянно занят приемом посетителей разных сословий и решением их дел, поэтому часто у него не было определенных уроков. Например, Маулана 'Асамаддин (Приведено по Л₂ 112б, Л₃ 88б) Ибрахим, Мир Мухаммад-и Мир Йусуф, Маулана Шамсаддин Мухаммад Бахрабади, а также другие — до двадцати пяти широко известных ученых — изучали науки, писали книги и приходили к [Шайх ал-исламу] с вопросами. В собраниях у Шайха шли диспуты; иногда бывало, что ученые [по какому-то вопросу] разделялись на две группы и докладывали ему. Большей частью было так, что Шайх ал-ислам говорил: “Ни то, ни другое” и предлагал третье решение, и ни у кого не было [другого] выхода, кроме согласия. Хотя они и были мастерами в спорах, иногда бывало, что все по какому-нибудь вопросу приходили к одному решению, Шайх же предлагал иное решение и всех заставлял отказаться от своих убеждений. Уходя [от Шайх ал-ислама], ученые выражали свое изумление: “Удивительно, что человек собрал в этой жизни все эти знания!” Уроки Шайха в течение двадцати четырех лет велись вот таким образом, и все эти ученые никогда не могли обойтись без Шайха. [252]

Когда прошло несколько дней после приезда моего отца в Хорасан, он, согласно обычаю, по которому, когда ребенку исполнялось четыре года, четыре месяца и четыре дня, его отдавали в школу, он тоже решил отдать меня в школу, а для удачи и благословения сначала повез меня к Шайх ал-исламу и попросил его дать мне наставление. Шайх написал: <Господь да облегчит> и, проявляя нежность и доброту, взял меня к себе на колени и с чрезвычайной добротой и приветливостью давал мне наставления, так что и сегодня, когда с того времени прошло тридцать восемь лет, благословенное лицо Шайха и те его наставления и доброта оставались в моей памяти как рисунок на камне. /120а/ Я надеюсь, что благоденствие того наставления, дошедшее до этих дней, будет продолжаться и после этого, как в этом мире, так и в том, <если будет угодно Аллаху>.

А еще был Мир Тадж, который был выдающимся ученым.

И другой — Ходжа Маулана Исфахани ⁴⁷ — знаток хадисов и глава ученых. Он убежал из Ирака, причиной этого было следующее: Шах Исма'ил, который раньше уже был упомянут, и краткое упоминание о котором еще последует, — человек жестокий. Кого бы он ни находил из людей сунны и общины, будь он из султанов или эмиров, из сановников или ученых, из дихкан или ра'ийатов — всех убивал. Ходжа Маулана бежал от той поголовной резни, прибыл в Хорасан, затем ушел в Мавераннахр, там и остался.

И [еще были ученые]: Мир 'Абдалкадир Мешхеди ⁴⁸, Мир Джамаладдин мухаддис ⁴⁹, Мир 'Атааллах ⁵⁰, Мир Ибрахим Мешхеди ⁵¹, Маулана Мас'уд Ширвани ⁵², Мауляна Хамид Ширвани, Маулана 'Асамаддин Ибрахим (Добавлено по Л₂ 113а; Л₃ 89а) ⁵³, Мир Мухаммад-и, Мир Йусуф ⁵⁴, Маулана Шамсаддин Мухаммад Бахрабади, Маулана Гийасаддин Бахрабади, Маулана Ханафи, Маулана Ибрахим Ширвани ⁵⁵, Маулана Шах Саййид 'Ашик, Маулана Ахмад Руми, Маулана Мухаммад Ганджа, Маулана Ахмад Джанди (В Л₁ 91б — Хайбари), Маулана Мир Калан Табиб ⁵⁶, Маулана Хаджи Табризи, Маулана Му'ин Табризи, Маулана Садраддин Мухаммад Кандахари и господин Мир Абул-Бака ⁵⁷, существование которого и сегодня озаряет [253] мир, и упоминание о нем еще последует при описании событий в Хиндустане. Так как в то время он был выдающимся человеком в Герате, мой отец несколько раз посещал его и его уважаемого отца 'Абдалбасита.

И еще был Маулана 'Абдалгафур Лари, имя которого приводилось при упоминании Маулана Нураддин 'Абдаррахмана Джами. Маулана [Лари] был чрезвычайно прост и непосредствен. Никогда пылинка нетерпения, [свойственная] учености, не оседала на краешке его ума. Кто бы из ученых ни приезжал с разных концов света [в Герат], хотя он и не годился даже в ученики [Маулана Лари], тот, чтобы содействовать успеху его дела, несколько дней носил перед ним [по улицам] его сумку и продолжительное время ходил по базару с его книгами под мышкой.

Ученых в Хорасане было много, и подробное изложение их имен и жизни /120б/ удлинит [повествование]. Было еще много других ученых, которых сей раб не знает, поэтому упоминание о них ограничивается этим количеством.

Из них — поэты. Из поэтов, которые жили в то, напоминающее рай время, такие великие из них, как его светлость Маулана 'Абдаррахман Джами, приведены выше при упоминании о святых. Если бы не было опасения возражения, то было бы уместно раздел об ученых и поэтах повторно начать со счастливого имени Маулана Джами, так же как и раздел о святых Хорасана начинается со знаменитого имени, гордости людей Маулана Нураддин 'Абдаррахмана Джами. Истина в том, что повторное упоминание его имени приятно везде, где говорят об ученых и совершенных людях, с его имени всегда начинают и им кончают.

Маулана 'Абдалгафур Лари в “Комментарии” к “Нафахат ал-унс” писал: “Его честь Маулана [Джами] с начала до конца [жизни] был во власти аллегорических образов и всегда в царстве его сердца мелодия любви била по барабану власти. В последние дни [его жизни], однажды, когда он был один, я пришел к нему. Он совершал омовение и его благословенные руки, обычно покрытые волосами, рубцами и пятнами, были такими чистыми и сверкающими, подобных которым глаза не видели. Эти руки Маулана привели меня в изумление. Маулана поднял голову, увидел меня и сказал: “Давно я установил для себя проявлять свою влюбленность таким образом: в своих мыслях я [254] представляю приятный желанный образ и любуюсь им. С некоторых пор я представил себе некий образ и проявляю к нему свою любовь. А сегодня Аллах преславный и всевышний разрисовал мои руки по подобию рук того воображаемого образа, и я сейчас любовался своей рукой. Вы пришли в это удивительное время”. Когда я снова взглянул, то руки Маулана вернулись к своему обычному виду.

Стихи Его чести Маулана [Джами] настолько известны, что нет необходимости приводить их в этом кратком повествовании в качестве доказательства. Однако есть у него одна неизвестная газаль, [при написании] которой он поставил условие, чтобы в первом байте все было по одному — /121а/ ни одна буква не соединялась бы с другой; во втором байте соединились бы по две буквы, таким же образом в третьем байте каждое слово составлялось бы из трех букв и таким образом он решил довести до пяти байтов.

Вот эта газель:

Лицо мое пожелтело от того, что та дверь далека.
Клеймо моей боли зажгло огонь в моем сердце.
Тело мое настолько исхудало в ночь разлуки с тобой,
Что только молодой месяц, может быть таким тонким,
Пушок твой подобен Хизру, а локон, как мех тибетской овцы.
Тело твое, как серебро, а алые губы, как сердцевина сахарного тростника,
Погибшему от любви уготовано блаженство в раю,
В сравнении с этим вечный рай — ничтожная доля.
Губы твои прелестны, лицо твое прекрасно,
Речь твоя красноречива, а волосы твои ароматны.

“Добавление” к “Нафахат” состоит из тридцати частей. Маулана 'Абдалгафур Лари извиняется: “Если бы не было боязни, что [повествование] удлинится, [можно было бы привести] много чудес, совершенных Джами, но мы ограничились этим, упомянутым выше. Поскольку цель этого [сочинения] другая, и, если будет приведено больше, цель скроется”.

Упоминание о Мир 'Алишере. Псевдоним его — “Навои”. До него и после него никто не слагал столько стихов на тюркском, сколько он, и больше его. В этой науке он мастер, и его тюркские стихи пользуются такой же известностью, как стихи Муллы [Джами] на фарси. Но у него также много стихов и на фарси. В [стихах] на фарси он взял себе псевдоним “Фани”. Он сочинил ответ на диван Ходжа Хафиза Ширази ⁵⁸, а его [255] “Касиду Праведных” после Ходжа Хусрау ⁵⁹ никто не написал, как он. Вот его стих — Байт:

Огненный рубин, который украшает корону владык,
— Это горячий уголь для того, чтобы печь в голове несбыточные мечты.

Когда Хазрат-и Махдуми, гордость человечества, Нураддин Маулана 'Абдаррахман Джами возвратился из поездки в Хиджаз, Мир 'Алишер послал ему навстречу такое руба'и:

Суди по справедливости, о лазурное небо,
Кто из этих двух лучше в своей грациозной походке
Солнце ли твое, согревшее мир с утренней стороны,
Или моя путешественница — луна, выступающая с Запада

У него есть три ⁶⁰ тюркских дивана и один на фарси; он написал по-тюркски “Тазкират ал-авлийа” ⁶¹ и сложил по-тюркски ответ на “Хамсу” ⁶². Помимо этого, у него много других произведений /121б/ и, кроме одного дивана, все остальные — тюркские.

По происхождению своему он из уйгурских бахшей. Отца его называли “кичкина бахши” (Добавлено по Л₁ 92а, Л₂ 114а, Л₃ 90б), он был должностным лицом. Мир 'Алишер с детства дружил с Мирза Султан Хусайном. Когда Мирза [Султан Хусайн] стал государем, Алишер Навои прибыл к нему, и Мирза оказывал ему бесконечные милости, а он [Алишер] — ученым людям.

Таким образом все эти ученые и несравненные люди, которые были в то время среди [разных] сословий людей, в большинстве своем появились благодаря его стараниям. Будучи эмиром, он проявлял усердие и накопил такое богатство, что ежедневный доход от его владений составлял восемнадцать тысяч шахрухи. Все принадлежности своей эмирской власти — слуг и приближенных, монетный двор, конюшни и царственные строения — он передал наместнику Мирзы [Султан Хусайна] Мир Баба 'Али, который был выдающимся воином того времени, оставил занятия военным делом и стал служить Мирзе [Султан Хусайну] наравне с другими вельможами и его приближенными. Сколь было возможно он [Алишер] устраивал в присутственных местах дела обращавшихся к нему с [256] просьбами людей и покровительствовал ученым. Все доходы своих владений он тратил на благотворительные дела ради будущем жизни. Он возводил ханака, мечети и здания, многие из которых и по сей день сохранились в Хорасане. Вероятно, мало кому удавалось построить такое количество зданий; и не было ни одного человека из ученых, кому бы он каким-то образом не покровительствовал. Это был человек исключительно тонкого ума и хорошего воспитания, который хотел, чтобы у всех людей был такой же тонкий ум (Добавлено по Л₂ 114б; Л₃ 90б) и такое же воспитание, а это было для людей трудно и случалось недовольство. У Мир 'Алишера, кроме тонкости натуры и быстрой обидчивости, других недостатков не находили. Хотя он был человеком ученым и богатым, всю свою драгоценную жизнь он провел <в воздержании и добрых делах (Приведено по Л₂ 114б; Л₃ 90б).

Байт:

В море добывают не один только жемчуг,
а человеку и одного ремесла достаточно.
Итак, у него, кроме одного этого недостатка, других не было.

Амир Шайх Ахмад, псевдоним его Сухайли ⁶³ — из видных эмиров Султан Хусайна мирзы, писал хорошие стихи, сочинил также ответ на “Хамсу”.

Хусайн Али (Добавлено по Л₂ 114б; Л₃ 90б) Джалаир, его псевдоним — Туфайли ⁶⁴, он также из наибов [Султан Хусайна] /122а/ мирзы и долгое время был парваначи. В касиде он бесподобен, [по мастерству] он перечеркнул Салмана ⁶⁵ и Захира ⁶⁶. У него есть касида с радифом “шикаст” — вероятно, никто не написал [на этот радиф] касиду такой величины. Несколько байтов из нее будут приведены здесь:

Пальма твоего стана появилась и обесценила кипарис,
Твои рубиновые губы улыбнулись и обесценили жемчуг,
[От зависти] к фисташке твоих [губ] свернулась кровь внутри бутона,
А бутон твоих [губ] прервал улыбку фисташки,
Зрачки ее глаз пошатнули фундамент здания мудрости,
[Подобно тому, как] смута Йаджуджа ⁶⁷ разрушила вал Искандара,
О чем плачет горлица, если не по твоему стану,
Ураган моих вздохов сломал в саду ствол кипариса,
Защитник мира и спокойствия Шах Бади аз-Заман
Таков, что рукою справедливости сломал хребет притеснителя. [257]

<Эту касиду он (Хусайн 'Али Джалаир) всю написал в таком виде (Добавлено по Л₂ 114б, Л₃ 90б).

Асафи ⁶⁸ — сын везира, имеет хорошие стихи. Из его творчества — байт:

Зачем мне говорить с той луноликой на улице соперников,
Ведь там обиталище неверных; о Аллах, о Аллах, что мне делать?

Ахи ⁶⁹. Стихи его до предела выразительны и плавны. Считают, что по манере они напоминают стихи Мир Шахи ⁷⁰. У него есть диван, очень хороший. Из его стихов — байт:

Восхищаюсь своими глазами, что они увидели твое лицо,
Припадаю к своим ногам, что они достигли твоей улицы.

Хилали ⁷¹. В искусстве поэзии он — мастер, у него прекрасные стихи; поэма “Шах-у-гада” (“Шах и нищий”) — из его поэтического творчества. Известен его диван. Из его стихов — байт:

Луна от притеснения неба раздвоилась
Или от луны часть его отделилась?

Биннаи ⁷². Он был человек ученый и превосходный поэт. Между ним и Мир Алишером [Навои] постоянно случались разногласия, и известны [состязания] в остроумии, происходившие между ними. Вот пример некоторых из них. У Мир Алишера есть два начальных стиха — один из них Маулана Сахиба ⁷⁵, который Мир [Алишер] купил у него и закончил.

Тюркские стихи:

Грудь моя разорвана больше, чем рубашка утра,
Ресницы мои влажны больше, чем трава от утренней росы

Другой начальный стих — Маулана Лутфи ⁷⁴. До Мира [Алишера] ни у кого не было таких способностей, чтобы закончить его. Миру [Алишеру] понравился этот стих, и он завершил его, вот он: Тюркский стих:

Да не уменьшится тень над головой нашей от стана твоего кипарисоподобного
/122б/ Если не будет твоего чистого существа, то пусть в мире не будет человека [258]

Поскольку Биннаи допускал острые шутки в отношении Мир Алишера, тот также решил подшутить над ним и приказал: “Маулана Биннаи потерял рассудок, везите его в “Дар аш-шифа”, в лечебницу, и лечите его палочными ударами и гороховой похлебкой”. По этой причине Биннаи бежал в Ирак. Там он нашел покровительство у Султан Иа'куба, но через некоторое время он вернулся в Герат. Мир Алишер послал человека, потребовав его к себе, обошелся с ним любезно и дружелюбно, встретил его дарами и с почтением и извинился за прошлое. Биннаи также попросил прощение за свои остроты, и оба наладили отношения. Во время любезных расспросов Мир [Алишер] спросил: “Как Вы нашли Ирак?” Биннаи ответил: “Одну вещь у иракцев я нашел очень хорошей — они абсолютно не сочиняют тюркских стихов”. Мир [Алишер] сказал: “Ты еще не поумнел? Оставь эти колкости ради дружбы, согласия и правды и скажи, какой начальный стих в наших диванах самый хороший?” Тот ответил: “Вот этот стих нравится людям”.

Тюркские стихи:

Грудь моя разорвана больше, чем рубашка утра,
Ресницы мои влажны больше, чем трава от утренней росы.

Мир [Алишер] сказал: “Ты удивительно колкий человек, <как ты сам знаешь (Добавлено по Л₂ 115б, Л₃ 91б), этот начальный стих принадлежит Маулана Сахиби, а мы его купили, и ты говоришь о нем, чтобы досадить нам”. Биннаи ответил: “Как я могу осмелиться досаждать Вам? Я не знал, что этот стих не Ваш. У Вас много хороших стихов и вот этот Ваш стих лучше того”.

Тюркский стих:

Да не уменьшится тень над головой нашей от стана твоего кипарисоподобного

Мир [Алишер] сказал: “Да, этот стих лучше того, но он принадлежит Маулана Лутфи. Ты никогда не прекратишь нападки”. И снова оба разошлись с обидою.

Сайфи ⁷⁵. Он известен написанием притч, подражал Туси, но писал лучше него. Он также был человеком ученым, и его диван известен среди людей. Из его стихов: [259]

/123а/ О, кудри твои подобны мятущемуся сердцу влюбленных,
Стан твой — смятение [влюбленного], а локон твой — начало смуты времени,
Подобно тому, как дым окружает головку свечи,
Кольцами [вьются] кудри на голове той лучезарной луны.

Он писал стихи для всех людей, занимающихся ремеслами, и дал им название — “бадайи” (“редкости”). Из них байт:

Если тебя охватила любовь к торговцу требухой,
О сердце, возрадуйся, — хлеб попал в масло
Мой кумир — полировщик, который кокетничает с людьми,
Никак не обращает внимание на состояние сего немощного.

Много также поэтов, от которых остались диваны, известные сейчас среди народа. В их числе: Ахли ⁷⁶, Наргиси ⁷⁷, Хаджри, Мир Мухаммад Салих ⁷⁸, Шахиди ⁷⁹, Шухуди, Гулхани, Гулшани, Пайами, Ходжа Абу-л-Барака (псевдоним которого Фираки ⁸⁰). Хайдар Калича ⁸¹ и другие.

Из них составители муамма. Большинство из упомянутых великих и ученых людей имеют хорошие муамма. Однако [мы приведем] тех, которые известны только как сочинители муамма, и хотя они обладали и другими достоинствами, но этот их талант преобладал над всеми остальными.

Мир Хусайн муаммайи ⁸² бесподобен в искусстве составления муамма, у него есть великолепный трактат. Вот муамма из того трактата на имя Сухраб:

Я обнаружил, что дверь питейного дома язычника обладает таким достоинством,
Что обретенное в медресе — теперь в одной стороне, а мы — в другой

Маулана Мухаммад Бахши муаммайи, Маулана Камал муаммайи, Маулана Шихаб муаммани и, кроме них, много других людей известны в этом искусстве. Упоминание всех их скроет нашу цель.

А также из них переписчики [книг]. Почерк насталик, который в то время получил широкое распространение, до этого никогда не существовал. Мир 'Али Тебризи, его изобретатель, жил во время Мир Тимура. Его ученик — Маулана Джа'фар. Хотя Маулана Джа'фар хорошо писал всеми видами почерков и по всем видам был учителем, имеется разница [между его учениками]. Так, в сульсе, насхе, рика, мухаккаке и [260] райхане его учеником является Маулана 'Абдаллах ашпаз, а Хафиз-и Фута, Маулана Мухаммад катиб-и Самарканди и другие являются учениками Маулана 'Абдаллаха, и все [последующие] каллиграфы — ученики этой группы.

/123б/ Таким же образом в та'лике Мир 'Абдалхай — ученик Маулана Джа'фара, и многие писавшие та'ликом — ученики 'Абдалхайа. Однако в насталике Маулана Азхар, Маулана Шайх 'Абдаллах-и Хорезми и Маулана Шайх Мухаммад Хафинавис — все его (Джа'фара) ученики. Таким же образом, как Маулана Джа'фар писал [насталиком] лучше, чем его изобретатель [Мир 'Али Тебризи], так и Маулана Азхар писал лучше, чем Маулана Джа'фар. Маулана Джа'фар писал тупым и ломаным почерком, но твердо, изящно и искусно. А Маулана Азхар наряду с изяществом писал правильно, но несколько неровно (Приведено по Л₁ 93б; Л₂ 116а; Л₃ 92а).

Маулана Джа'фар жил во время Мирзы Шахруха и был одним из людей, работавших в библиотеке Мирзы Байсункара ⁸³, который является сыном Мирзы Шахруха и отцом Мирзы Бабур Каландара ⁸⁴.

Маулана Азхар находился при Мирзе Султан Абу Са'иде гурагане. У Маулана Азхара были ученики — Маулана Султан 'Али Мешхеди, Шайх Байазид Пурани, один из внуков Шайха Пурана, Маулана Султан 'Али Каини. Та же связь, которая существовала между Мир 'Али Тебрези и Маулана Джа'фаром, а также между Маулана Азхаром и Маулана Джа'фаром, даже в большей степени существовала между Маулана Азхаром и Маулана Султаном 'Али Мешхеди. В написании кит'а, в переписке, в мелком и крупном почерках и даже в насхе и та'лике он [Маулана Султан 'Али Мешхеди], неоспоримо, владел таким пером, которым никто до него, после него и близко к нему не мог писать. И во всех качествах [письма] и его тонкостях он был бесподобен. Особое изящество и вкус он проявлял в искусстве письма, что никому не удавалось. Он написал трактат о правилах письма и сказал там следующее: “В начале своих упражнений в письме я находился в священной гробнице Туса, <да будет над ней благословение Аллаха и мир>, и в то время увидел сон: “Его святейшество имам благочестивых, исполнитель воли пророка Господа обоих миров, победоносный [261] лев Аллаха 'Али б. Абу Талиб ⁸⁵, <да почтит Аллах лик его>, вложил в мою руку перо, и я проснулся. И мне выпало на долю занятие письмом”.

Когда Маулана начал упражняться в письме, он от себя придал ему [особую] форму, /124а/ которая нравилась людям, но он еще не был признанным каллиграфом. Маулана Джа'фар начал [переписку] “Хамсы” и не докончил. Мирза Султан Абу Са'ид как-то спросил: “Есть ли кто-нибудь, кто бы мог закончить ее?” Так как Маулана Султан 'Али пользовался известностью среди людей, [Абу Са'иду] доложили, что сейчас известен один молодой человек, который может завершить это большое дело. Привели Маулана Султана 'Али, показали ему то, что было написано Маулана Джа'фаром, и Маулана [Султан 'Али] тотчас же согласился. Переписав одну часть, он принес ее. Маулана Азхар был дома и сначала его <повели к нему (Добавлено по Л₂ 116а; Л₃ 92б). Маулана Азхар рассердился: “Ты такой манерой заканчиваешь “Хамсу” Маулана Джа'фара?!” Он повел Маулана Султана 'Али в свой дом, наказал его ударами палок по пяткам и держал два дня под арестом. После этого он освободил его и сказал: “О сын, у тебя большие способности, но твой почерк самодельный, — это не стиль насталика”. Он дал Мулле [Султану Али Мешхеди] кит'а, чтобы тот писал в этом стиле. Мулла [Султан 'Али Мешхеди] рассказывал: “Я унес кит'а и стал упражняться. После упражнений мне стало ясно, каким должен быть стиль насталика и что, оказывается, до этого я не знал об отсутствии стиля в моем письме и гордился его искусностью, чистотой и твердостью, а письмо без стиля, собственно, и нельзя назвать письмом”. Сегодня от Муллы [Султана Али Мешхеди] осталось такое количество наследия, что ум не далек (Приведено по Л₂ 116б; Л₃ 92б) от того, чтобы не поверить этому. В большинстве стран мира мало кто из людей пера не имеет что-нибудь из кит'а и книг, переписанных им, и если в библиотеках правителей мира не найдется одной-двух-трех книг, переписанных рукой Муллы [Султана 'Али Мешхеди], ту библиотеку не считают библиотекой. Это удивительное дело!

У Муллы [Султана 'Али Мешхеди] было много учеников, среди них — Маулана 'Алааддин. Никто не [262] писал так похоже на Муллу [Султана Али], как Мулла 'Алааддин, особенно в переписке книг. Другой — Султан Мухаммад Хандан (В Л₂ 116б, Л₃ 93а — Хайдар) — также, /124б/ писал чрезвычайно изящно Маулана Мухаммад Абришуми писал предельно искусно, но немного ломанно. Маулана Зайнаддин Махмуд — зять Муллы [Султана 'Али Мешхеди] и его ученик. Он очень хорошо переписывал книги, быстро и со вкусом. Султан Мухаммад Нур, хотя и писал быстро, но делал пропуски. Другой — Каландар катиб. Мулла [Султан 'Али] проявлял к нему большое внимание, так как всем нравился его образ жизни. У него не было определенного жилья, он не думал ни о рубашке, ни о башмаках, всю жизнь провел в аскетическом уединении, в добронравии и чистоте. Его почерк был хуже, чем у упомянутой группы [учеников Мулла Султана 'Али Мешхеди].

Есть еще группа [каллиграфов] — ученики этой группы. Так, Маулана Касим 'Али — ученик Маулана Мухаммада Абришуми. Его перо — тупое, но по вкусу, изяществу и твердости его письмо отличалось от письма всех этих людей, и он писал лучше, чем большинство из них. Сей ничтожный [Мухаммад Хайдар] — его ученик, и описание этого последует дальше. Другой — Касим Шади Шах — ученик Султан Мухаммад Хандана, пишет изящно. Маулана Мир 'Али — ученик Зайнаддин Махмуда — пишет чисто и твердо. Его мелкий почерк лучше его крупного почерка, а его переписка [книг] лучше, чем написание кит'а. Крупным почерком он пишет непропорционально и без вкуса, и в его мелком и в крупном почерках нет красоты, но не известно, чтобы кто-нибудь превзошел его в твердости руки.

Упомянутая группа [каллиграфов] представляет такую группу людей, подобно которой не было ни до, ни после них.

Теперь о живописцах. Шах Музаффар ⁸⁶ — сын Устада Мансура. Во времена Султана Абу Са'ида лучшего [живописца], чем [Устад Мансур] не было. Он был учителем в этом виде искусства. Перо его тонкое и изящное, такое, что, кроме Шах Музаффара, ни у кого не было такого изящного пера, однако несколько суховато. Батальные сцены он изображал довольно основательно, но Шах Музаффар во много раз превзошел его. Перо [263] у него /125a/ — чрезвычайно изящное, чистое, красивое и уверенное, так что поражает взоры людей. Умер он в двадцатичетырехлетнем возрасте, и за свою жизнь он закончил [иллюстрации] к семи (Добавлено по Л₂ 117а; Л₃ 93б) или восьми собраниям. Его наброски имеются у некоторых людей. Мастера этого искусства очень ценят их.

Бехзад ⁸⁷. <В живописи он был мастером (Приведено по Л₂ 117а, Л₃ 93б). Хотя его рука не была столь изящна, как у Шах Музаффара, но перо у Бехзада — крепче, чем у него; план и композиции его — лучше.

В далекие времена при династии хулагуидских хаканов, государей Ирака, был Ходжа 'Абдалхай. По мнению мужей этого вида искусства, он был святым. В конце жизни он покаялся и везде, где находил свои работы, смывал их или сжигал, и по этой причине его работ очень мало. По чистоте пера, изяществу и твердости, а также по всем тонкостям живописи подобного ему [человека] не было. За Ходжа 'Абдалхайем идут Шах Музаффар и Бехзад, а после них подобных им не появилось. Эти двое — воспитанники Мир 'Алишера.

Касим 'Али чихрагушай — ученик Бехзада. Его работы близки работам Бехзада и выполнены в том же стиле. Человек, который имеет большой опыт, обнаружит, что работы Касима 'Али правильнее работ Бехзада, но основы его рисунка менее пропорциональны.

Максуд — это второй Касим 'Али, ученик Бехзада; его перо [в сравнении] с пером Касима 'Али не имеет никаких недостатков, но основа рисунка и исполнение — сыроваты.

Маулана Мирак наккаш — учитель Устада Бехзада. Основа его рисунка более завершенная, чем у Бехзада. Хотя его исполнение не в той степени, как у Бехзада, но все свои работы он создавал [где угодно] — в походе, на стоянке, при Мирзе [Султан Хусайне], в доме и вне дома; он никогда не был привязан к мастерской и станку. Это удивительно. Наряду с этим он занимался разнообразными силовыми упражнениями, что было совершенно несовместимо с живописью и рисованием. /125б/ Занимаясь больше упражнениями с молотом, он прославился в этом, и удивительно, что вместе с тем он собрал столько своих картин. [264]

Устад Баба Хаджи. У него искусное перо, но основа его [рисунка] непропорциональна. Во всем Хорасане в зодчестве, рисунке и набросках [контуров] углем он был единственным. Говорили, что однажды в собрании для примера он начертил пятьдесят с половиной кругов, проверили циркулем — расхождений не было; ни один из кругов не был ни меньше, ни больше другого.

Устад Шайх Ахмад, брат Баба Хаджи, Маулана Джунайд, Устад Хисамаддин, изготовитель шлемов, и Маулана Вали — все были искусными мастерами и нисколько не уступали один другому.

Мулла Йусуф — ученик Бехзада, чрезвычайно скорый на руку. То, что другие мастера делали за один месяц, он делал за десять дней, однако в отношении изящества его перо не обладает силой этих мастеров. Золочение у него лучше, чем рисунок.

Маулана Дарвиш Мухаммад — учитель сего ничтожного [Мирза Хайдара], ученик Шах Музаффара. По тонкости пера он не имеет подобного себе и даже превзошел Шах Музаффара, однако у него нет такой симметрии, искусности и красоты. Батальные сцены он исполнял незрело. Он нарисовал всадника, держащего на конце копья льва [так мелко], что все это можно было закрыть одним зерном риса.

Живописцев много, но мы упомянули здесь только тех, которые являются учителями и светилами этой группы людей.

А также — орнаментальщики-позолотчики. Мулла (Добавлено по Л₁ 95б) Йари — мастер по золочению; его письмо лучше, чем его золочение. Он ученик Муллы Вали, но превзошел его. А Маулана Махмуд золотил лучше, чем Йари, он делал это крайне тонко. Он начал оформлять для Султан Хусайна заглавный лист книги, который остался незаконченным. Работал над ним семь лет и выполнил настолько тонко, что в [местах] соединения византийских связок, которые составляют величину полгороха, он вставлял по одному золотому начертанию месяца, и их насчитывалось пятьдесят листков [в стиле] ислими, и все их он сделал... (Текст не ясен) росписью шустман. В то время позолотчиков было много, но мастерами были только эти два человека, которые упомянуты нами.

[265] А также о певцах. /126a/ Хафиз Басир. По единодушному мнению, подобного ему певца до него не было. Говорят, что однажды весной он распевал в саду стихи, и птицы, такие, как соловей, голубь, синица, собрались вокруг него и садились на его голову и плечи.

Хафиз Хасан 'Али — его ученик, у него был высокий голос; он пел чрезвычайно нежно сложные по форме и глубокие по содержанию [песни].

Хафиз Джами, имел низкий голос, хороший тембр, но пел проще, чем Хафиз 'Али.

Ходжа 'Абдаллах Марварид ⁸⁸. Хотя по своему благородному происхождению он упомянут в “Антологии господ-ученых”, а по стихам его следует ставить рядом с Хилали и Ахли, а по почерку та'лик — впереди Мир Хайа и Мулла Дарвиша, а по насталику — после Султан Мухаммад Нура — в тех искусствах он не был незаменим, а во [владении] кануном ему не было равных. Его изобретение — небольшая труба. Канун в старые времена при наличии других инструментов не был таким инструментом, чтобы к нему проявилась склонность, ибо это был инструмент чрезвычайно сухой, а Ходжа 'Абдаллах так его перестроил, что с появлением кануна Ходжа 'Абдаллаха душа человека не желала другого инструмента. Так как он был мастером в этом виде искусства и среди его достоинств это было основным, то, бесспорно, он стал первым в этой группе людей.

Устад Саййид Мухаммад Гиджаки и Мазхар-и 'Уди — искусные мастера [в гиджаке и в лютне], однако Устад Кул Мухаммад превзошел их обоих в каждом [из этих инструментов]. У него есть бесподобные напевы.

Устад Хайдар Шах Балбани — такой мастер в игре на арфе, что другого, подобного ему, до него не было. Другой — Устад Шайхи Найи, который играл на всех инструментах лучше всех мастеров, но поскольку най был его [основным] занятием, то в [игре] на нем он и прославился.

Среди всех людей знания, искусства и ремесла [того времени] были выдающиеся и незаменимые представители — обо всех рассказать трудно. Все люди науки и искусства, которые были тогда в Хорасане, появились там благодаря заботе и стараниям Мир 'Алишера Навои. [266]

Возвращение к довершению рассказа

Цель составления этого предисловия — показать, что отец мой, <да сделает Аллах лучезарным его блеск>, прибыл в Хорасан тогда, когда великолепие, изобилие и красота Хорасана в целом и слава Герата и его жителей в частности были на таком [высоком] /126б/ уровне, о котором уже сказано. В то время сыновья Мирза Султан Хусайна, ранее не повиновавшиеся своему великому, могущественному отцу, раскаялись и удостоились целования его ноги, и каждый из них поднял царский паланкин Мирзы рукою возвеличивания и плечом повиновения, и между ними наступило полное согласие.

Когда мой отец прибыл в Герат, его вышли встречать люди, проявив к нему уважение. В соответствующем месте ему определили жилище и приготовили все необходимое. Мир Мухаммад Бурундук барлас, который был из эмиров Шахруха, и в то время в могольском (Добавлено по Л₂ 118б; Л₃ 91а) и чагатайском улусе не было более авторитетного человека, чем он, по именитости, возрасту, чину, благородному происхождению, по суждениям, проницательности и занимаемому месту, согласно туре, приятными фразами выразил [моему отцу] почтение. Отец мой внимал ему слухом согласия и отвечал ему, как тот и ожидал. Мирза [Султан Хусайн] также оказал ему внимание. Он отдавал ему предпочтение перед всеми своими сыновьями, даже перед Мирза Бади аз-Заманом, который был самым старшим, уважаемым и дорогим сыном Мирзы. [Мой отец] в таком городе, который напоминал рай, жил в полном довольстве, окруженный уважением и почетом. Мирза [Султан Хусайн], как бы обязывая [отца] остаться здесь, обручил его с одной из своих внучек по той причине, что сам Мирза [Султан Хусайн] был уже дряхлым из-за преклонного возраста, паралича и подагры, а храбрость его сыновей не была в той степени, чтобы занять место отца и суметь противостоять Шахибек хану. [Отец мой], хотя и не намеревался оставаться здесь, счел эту помолвку приемлемой и согласился.

Тем временем, как было сказано выше, из Моголистана в Самарканд прибыла Шах бегим с просьбой к Шахибек хану. Шахибек хан утвердился в своем [267] решении отправиться на завоевание Хорезма, принадлежавшего Мирза Султан Хусайну. По намеку Шахибек хана мой отец бежал в Хорасан, Султан Са'ид хан — в Моголистан, а большинство остальных могольских вождей он присоединил к бежавшим в вечность. /127а/ Некоторых он бросил в черную яму зиндана, некоторых заковал в цепи, а Шах бегим по указу выдворил [из Мавераннахра] в Хорасан. Остальных моголов он увез с собой в Хорезм.

При перечислении имен детей Йунус хана упоминалось, что первым его ребенком была Михр Нигар ханим, которую связали узами брака с Султан Ахмадом мирзой, правителем Самарканда. Когда Шахибек хан захватил Султан 'Али мирзу, убил его и подчинил Самарканд, во время той победы он заключил брачный союз с Михр Нигар ханим. Во время последней его осады Бабур Падишаха в Самарканде, которая в конце концов завершилась миром, он потребовал [для себя] Ханзада бегим. Бабур Падишах взамен своей жизни отдал ему Хандаза бегим, а сам уехал, как было упомянуто. Так как Михр Нигар ханим была теткой Ханзада бегим, и брак с обеими одновременно был не дозволен, тогда он дал развод Михр Нигар ханим и заключил брачный союз с Ханзада бегим. [Михр Нигар] ханим пребывала в Самарканде, когда Шах бегим отправили в Хорасан, и [Михр Нигар] ханим присоединилась к мачехе. У моего отца была тетка с материнской стороны, которая во время его бегства из Шахрисабза оставалась в Шахрисабзе с другими домочадцами. Она взяла моего брата Мухаммад Шаха и вместе с [Шах] бегим и [Михр Нигар] ханим прибыла в Хорасан. Мой отец до прибытия этой группы намеревался совершить благословенное путешествие в Хиджаз, а когда эта группа присоединилась к нему, то правила великодушия не дозволили оставить ее в чужой стране. Было решено доставить их в Кабул, так как в Кабуле находился Бабур Падишах, о котором уже говорилось, — Шах бегим приходилась мачехой матери [Бабур] Падишаха и родственницей Михр Нигар ханим. С этим намерением, получив разрешение у Мирзы Султан Хусайна, они направились в Кабул. За несколько дней до того, как мы прибыли в Кабул, скончалась мать Бабур Падишаха — Кутлук Нигар ханим. Ее смерть была от злосчастия этой группы. Бабур Падишах встретил их в трауре. /127б/ К прибытию этих [268] людей он отнесся с великодушием и уважением и старался, насколько возможно, сохранить их душевное спокойствие. Некоторое время их жизнь проходила в довольстве и спокойствии. Затем пришло известие о кончине Мирза Султан Хусайна.

Особенности положения Хорасана следующие. Мирза Бади аз-Заман на основе положений туры утвердился на престоле отца. Хадича бегим, жена Мирза Султан Хусайна и глава смутьянов, распорядилась, чтобы ее сын Музаффар Хусайн мирза правил вместе с Бади аз-Заманом. Хотя в то время были мудрые люди, но они предали забвению смысл ясного выражения Корана: <Если бы были там боги, кроме [одного] Аллаха, то погибли бы они> ⁸⁹ и согласились [с Хадича бегим], и, конечно, от этого дела не поправились. В это время Джахангир мирза находился в Газнине. Из-за тесноты своего вилайата (Приведено по Л₂ 119б; Л₃ 95а (в Т текст искажен)) он отправился в Хорасан, а [Бабур] Падишаху написал письмо: “В эти дни Султан Хусайн мирза переселился из этого злополучного мира в мир иной. В моем сердце поселилась, мысль, что в такое время следует объединиться с сыновьями Султан Хусайна мирзы, чтобы помочь им, и тогда, возможно, дела наладятся во всех отношениях”. Когда это письмо дошло до Бабур Падишаха, он решил спешно отправиться, [думая], что если он настигнет Мирза Джахангира в пути, то вернет его, а если нет, то последует за братом в Хорасан, потому что то, что появилось в мыслях у Джахангира мирзы, недалеко от истины. Когда отъезд [Бабур] Падишаха был решен, он пришел в дом к моему отцу и попросил, чтобы тот взял на себя управление делами в Кабуле и присмотрел за его семейством. Однако отец мой не согласился на это и, извиняясь, сказал: “Так как в Хорасане я принял твердое решение совершить хадж, то взять на себя это дело — значит расстроить те планы. Среди эмиров имеются уважаемые люди, которые могут взять это дело на себя. А в том, что будет мне поручено, я не буду проявлять нерадивости и по мере возможности буду прилагать старания” /128а/ [Бабур] Падишах позвал Низамаддина 'Али халифу, Маулана Баба Башагири, эмира Ахмад Касима кухбара и несколько других предводителей своих людей и сказал: “Я ухожу с надеждой на вас, а вот эти эмиры будут выполнять при вас [269] все дела”. Он сделал также другие распоряжения наподобие этого и уехал в Хорасан.

Комментарии

1. Гоус — Стрелец, название зодиакального созвездия, в котором солнце бывает в ноябре.

2. Султан Хусайн мирза не был внуком Мирзы Джахангира, он был правнуком другого сына Тимура — Умар Шайха.

3. В тексте ошибка: не сорок восемь, а тридцать восемь лет.

4. Ходжа 'Абдаллах Ансари — см. кн. первая, гл. 1, прим. 10.

5. Маулана Са'даддин Кашгари (ум. в 860/1456 г.) — известный Гератский шейх суфийского ордена накшбандийа, духовный руководитель 'Абдаррахмана Джами, под началом которого тот находился до самой смерти шейха. Одна из двух дочерен Маулана Са'даддина стала женой Джами. (СВР, т. III, с. 270, № 2438; Бертельс, Навои и Джами, с. 112, 213, 216; Абдаррахман Джами, Нафахат ал-унс, с. 408).

6. Маулана Низамаддин Хамуш — ученик шейха 'Алааддин 'Аттара (о нем см. Нафахат ал-унс, с. 404 и сл.; Фахраддин 'Али, Рашахат, с. 108 — 117).

7. Ходжа 'Алааддин 'Аттар (ум. в 802/1400 г.) — его имя Мухаммад б. Мухаммад ал-Булари; известный шейх ордена накшбандийа, ученик Бахааддина Накшбанда. (Нафахат ал-унс, с. 394; СВР, т. III, с. 264, № 2420).

8. Шайх Абу-л-Мансур Матуриди (ум. в 332/944 г.) — средневековый теолог, урожнец селения Матурид, в пригороде Самарканда. (Бабур-наме, с. 59, 417).

9. “Нафахат” — имеется в виду сочинение “Нафахат ал-унс мин хазарат ал-кудс” (“Ароматные веяния духовной близости с вершин святости”) "Абдаррахмана Джами, представляющее собой собрание биографий выдающихся суфийских шейхов VIII — XV вв. Труд написан по просьбе Алишера Навои в 883/1478 — 1479 гг. (Рукописи произведений Джами, с. 55).

10. “Силсилат ал-'арифин” — сочинение Маулана Мухаммада Кази (ум. в 922/1516 г.), ученика и последователя Ходжа 'Убайдаллах Ахрара (ум. в 895/ 1490 г.), представляющее собой житие этого шейха. (Рашахат, с. 344; Чехович, Самаркандские документы XV — XVI вв., с. 15).

11. Мир 'Абдалаввал-и Нишапури (ум. в 905/1500 г.) — зять и сподвижник известного среднеазиатского шейха Ходжа 'Убайдаллах Ахрара; автор сочинения под названием “Масму'ат”, представляющего собой житие этого шейха. (Чехович, Самаркандские документы XV — XVI вв., с. 14; Письма-автографы Абдаррахмана Джами, с. 17 и сл.).

12. Ходжа Мухаммад Парса (ум. в 822/1419) — Мухаммад б. Мухаммад б. Махмуд ал-Хафизи ал-Бухари, известный под именем Ходжа Мухаммад Парса, сподвижник известного бухарского шейха, основателя суфийского ордена накшбандийа Ходжа Бахааддина Накшбанда. (Нафахат ал-унс, с. 397; СВР, Т. III, с. 256, № 2394; с. 264, № 2420 и др.).

13. Маулана Йа'куб — известный шейх того времени Йа'куб Чархи в Бадахшане и Чаганиане; является учителем Ходжа 'Убайдаллах Ахрара. Встреча Ходжа Ахрара с Йа'кубом Чархи описана в “Рашахат”. (Рашахат, с. 241 и сл.; История народов Узбекистана, т. I, с. 376).

14. Этим “пяти выдающимся” ученым посвящена отдельная глава в сочинении Васифи “Бадайи' ал-вака-йи” (с. 1176 и сл.) — их имена он приводит там в таком порядке: Маулана Нураддин 'Абдаррахман Джами, Маулана Камаладдин Шайх Хусайн, Маулана Шамсаддин, Маулана Дауд и Маулана Му'ин Туни — вместо Бурханаддина, как в “Та'рих-и Рашиди”, в “Рашахат” (с. 336 и сл.) — Маулана Бурханаддин Хутталани.

О Маулана Шайх Хусайне писал и Бабур. Он говорил о нем как о большом ученом и сообщал, что его возвышение произошло при Султан Абу Са'иде Мирзе (855/1451 — 873/1469), при котором он исполнял обязанности мухтасмба, и по этой причине при Султан Хусайне мирзе (873/1469 — 911/1506) он подвергся унижениям. (Бабур-наме, с. 206).

15. Джами принадлежат три дивана. Первый носит название “Фатихат ал-шабаб” (“Начало юности”), завершен в 884/1479 — 1480 г.; второй — “Васитат ал-акд” (“Средняя жемчужина ожерелья”), к его составлению Джами приступит в 884/1479 — 1489 г, и третий — “Хатимат ал-хайат” (“Завершение жизни”) составлен в 896/1490 — 1491 г. (Рукописи произведений Джами, с. 17).

16. Матурид (Матирид) — древнее селение в окрестностях Самарканда, сохранившее свое название до настоящего времени. (Чехович, Самаркандские документы XV — XVI вв. с. 392).

17. Маулана 'Абдалгафур Лари (ум. в 912/ 1505 г.) — известный ученик 'Абдаррахмана Джами и ученый того времени. Его перу принадлежит ряд сочинений по суфизму. (СВР, т. III. с. 181, № 2193; с. 282, № 2469, с. 285, № 2474; СВР, т. VI, с. 177, № 4387; с. 503, № 4913; с. 505, № 4916).

18. Комментарии (“Шарх”) к сочинению 'Абдаррахмана Джами “Нафахат ал-унс” 'Абдалгафур Лари написал для сына своего учителя — Зинааддина Йусуфа. Комментарий содержит объяснения трудных мест и арабских выражений в тексте сочинения Джами, а также дополнительные биографии суфиев, не вошедшие в “Нафахат”. Этот комментарий известен под разными названиями: “Такмила-йи “Нафахат ал-унс” (“Добавление к “Ароматным веяниям”); “Хашина-ии “Нафахат унс” (“Глоссы к “Ароматным веяниям”) и т п. (СВР т. III, с. 282, № 2469; СВР, т. VI, с. 503, № 4913).

19. Кроме упомянутого “Шарха” (“Комментария”) к “Нафахат ал-унс” 'Абдалгафур Лари написал еще одно “Дополнение” к этому сочинению (или, как сказано Мирза Хайдаром, к “Шарху”), которое содержит жизнеописание его учителя 'Абдаррахмана Джами и известно также под несколькими названиями: “Хатима” (“Заключение”), “Тазкира-йи Маулана Джами” ("Жизнеописание Маулана Джами”) и т. п. — СВР, т. III, с. 285, № 2474; СВР, т. VI, с. 505, № 4916.

20. Поэма “Йусуф и Зулайха” Абдаррахмана Джами закончена в 888/1483 г. и входит в его “Семерицу” (“Хафт ауранг”). Поэма посвящена Султану Хусайну и проникнута суфийской идеологией. (Рукописи произведений Джами, с. 63).

21. При подсчете цифрового значения букв в словах: “Аш'ар-и дилфириб” (“Пленяющие сердце стихи”) получается число 898/1492 — год смерти 'Абдаррахмана Джами.

22. “Шавахид ан-набувват” — известное агиографическое произведение 'Абдаррахмана Джами, содержащее жития пророка Мухаммада и его последователей; написано в 885/1480 — 1481 г. (Рукописи произведений Джами, с. 44).

23. “Хафт аурангх” (“Семерица”) — объединяет семь больших поэм 'Абдаррахмана Джами “Силсилат ал-захаб”, “Саламан ва Ибсал”, “Тухфат ал-ахрар”, “Субхат ал-абрар”, “Йусуф ва Зулайха”, “Лайли ва Маджнун”, “Хираднама-йн Искандари”. (Рукописи произведений Джами, с. 63).

24. “Шарх-и кафийа” — сочинение написано в 897/1492 г. на арабском языке для сына Джами Зинааддина Йусуфа и представляет собой комментарий на учебный трактат по арабской грамматике “Ал-кафийа фи-н-нахв” (“Достаточная книга по синтаксису”) Ибн ал-Хаджиба (ум. в 645/1248 г.). “Шарх-и кафийа” имеет также название “Ал-фаваид аз-Зийаийа” (“Наставления Зийааддину”), но больше всего он известен под сокращенным названием “Шарх-и Мулла” (“Комментарий Муллы”) и имел широкое распространение в медресе Средней Азии как учебное пособие. (Рукописи произведений Джами, с. 46).

25. “Сорок хадисов” — сочинение представляет собой собрание сорока хадисов — приписываемых Мухаммаду изречений; арабский текст каждого хадиса сопровождается стихотворным переводом Джами на персидский язык. Написано в 886/1481 — 1482 г. (Рукописи произведений Джами, с. 15).

26. “Лаваих” — собрание суфийских положений и изречений в прозе и стихах. (Рукописи произведений Джами, с. 26).

27. “Шарх-и Лама'ат” — комментарий на книгу “Лама'ат” известного поэта Фахраддин Ибрахима 'Ираки Хамадани (1217 — 1289 гг.). Имеет также название “Аш'атал- лама'ат”. В данном сочинении Джами разбирает труд Фахраддина 'Ираки, сопровождая его подробным философским комментарием. (Рукописи произведений Джами, с 8).

28. “Шарх-и Фусус ал-хикам” (“Комментарий на “Геммы премудростей”) написан на арабском языке на одну из основных философских работ известного шейха Мухийаддина ибн ал-Араби (ум. в 638/1240 г.) под названием “Фусус ал-хикам” (“Драгоценные камни мудрости”) — Рукописи произведений Джами, с. 42).

29. “Шарх-и мимийа” — полное название этого сочинения “Шарх-и касида-йи мимийа-йи хамарийа-йи Фаризийа” (“Комментарий на “Винную касиду” Ибн ал-Фариза с рифмой на “м”); представляет собой комментарий на известное мистическое стихотворение одного из виднейших арабских суфийских поэтов 'Умара Ибн ал-Фариза (ум. в 632/1234 — 1235 г.). Написано в 875/1470 — 1471 г. (Рукописи произведений Джами, с. 43).

30. “Шарх-и рубаи'йат” (“Толкование четверостиший”) — пояснения Джами к своим суфийским четверостишиям; написано в 878/1473 — 1474 г. (Рукописи произведений Джами, с. 40).

31. Три дивана — см настоящую главу, прим. 15.

32. Джами написал четыре работы по теории составления и разгадывания логогрифов (му'амма): “Рисала-йи му'амма-йи кабир” (“Большой трактат о логогрифах”), написан в 856/1452 г.; позднее появились “Рисала-йи му'амма-йи мутавасит” (“Средний трактат о логогрифах”, и “Рисала-йи му'амма-йи сагир” (“Малый трактат о логогрифах”) и в 890/1485 г. “Рисала-йи му’амма-йи манзум” (“Стихотворный трактат о логогрифах”) — Рукописи произведений Джами, с. 30.

33. “Инша” — труд известен также под названиями “Муншаат” (“Письма), “Рук'ат” и содержит письма Джами к его современникам, с основном к высокопоставленным лицам. (Рукописи произведений Джами, с. 54).

34 Маулана 'Алааддин мактабдар — имеется в виду, по-видимому, Маулана Ходжа 'Алааддин 'Али Самарканди, один из лучших Гератских учителей, у которого некоторое время учился и 'Абдаррахман Джами. (Бертельс, Навои и Джами, с. 211).

35. 'Абдалхалик б. 'Абдалджамил-и Гиждувани (ум. в 575/1179 г.) — один из основоположников и теоретиков дервишеского ордена ходжаган. (СВР, т. III, с. 172, № 2174 и др.).

36. О Шайх 'Абдалкабире Йамани пишет и Фахраддин 'Али в “Рашахат” (с. 198 и сл.).

37. Маулана Шамсаддин Мухаммад Зауджи (род. в месяце ша'бан 820/сентябрь 1417 г.) — происходил из селения Зауджи в 9 фарсахах к западу от Герата (Рашахат, с. 187 и сл.).

38. О Шайхе Пуране пишут Васифи (Бадайи' ал-вакайи', с. 1264) и Бабур, который сообщает, что Шайбани хан (906/1500 — 916/1510) после завоевания Герата жестоко обошелся там со всеми людьми, в том числе и с Шейх Пураном. (Бабур-наме, с. 239 и сл.).

39. Маулана Джалаладдин Байазид (Абу Йазид — в “Нафахат”) Пурани (ум. в месяце зу-л-ка'да 862/в июне 1464 г.). Был близок с Джами. (Нафахат ал унс, с. 502; Бертельс, Навои и Джами, с. 2'6).

40. Васифи в своем произведении называет Мир Могола в числе крупных и влиятельных сановников своего времени, а Бабур сообщает, что отцом Мир Могола был 'Абдалваххаб шигаул. (Бадан' ал-вакаи', с. 536. 560; Бабур-наме, с. 44, 93).

41. Фирдауси (род. между 932 и 936 гг.; ум. в 1020 или 1025 гг.) — гениальный поэт из Туса (Хорасан), автор мирового шедевра, эпической поэмы “Шах-наме”, главным источником которой был эпос восточно-иранских и среднеазиатских народностей. Написанию “Шах-наме” Фирдауси посвятил более тридцати лет своей жизни и, начав поэму в период правления династии Саманидов, завершил ее, когда государство Саманидов пало и к власти в Хорасане пришел представитель новой, тюркской династии Газневндов — Султан Махмуд (998 — 1030 гг.).

В словах Мирзы Хайдара нашла свое отражение существовавшая в восточных хрониках легенда о том, что якобы Фирдауси в целях обеспечения своего материального положения ищет богатого и щедрого заказчика для поэмы и находит его в лице Султан Махмуда, который обещает за каждый бейт уплатить по золотому динару. Однако слова своего он не сдержал, и поэт умирает в нищете. (Бертельс, История, с. 169 и сл.; Рипка Ян, История, с. 153 и сл.).

42. Маулана Абу Са'ид Убехи — уроженец Убеха (Хорасан). В молодости приехал в Самарканд, занимался точными науками в медресе Улугбека, впоследствии стал последователем Ходжа 'Убайдаллах Ахрара. (Письма-автографы 'Абдаррахмана Джами, с. 23; Рашахат, с. 341 и сл.).

43. Шайх Зайнаддин Хавафи — известный Гератский шейх; умер, по сообщению Фасиха Хавафи, 2 шавваля 838/1 мая 1435 г. и похоронен в Герате. (Мудж-мал-и Фасихи, с. 158).

44. Шайх Шихабаддик Сухраварди (ум. в 632/ 1234 г.) — известный багдадский суфий; полное имя его — Шайх Шихабаддин Абу Хафс 'Умар б. Мухаммад ал-Бакри ас-Сухраварди (СВР, т. III, с. 190 и сл., №№ 2215, 2216; с. 194, № 2219).

45. Маулана Са'даддин Тафтазани — полное имя его Са'даддин Мас'уд б. 'Умар ат-Тафтазани (ум. примерно в 792/1389 — 1390 г.); известный ученый, работы которого по логике, теологии и т. п. пользовались большой популярностью на Востоке. Был вывезен Тимуром в Самарканд. (СВР, т. III, с. 80, № 1971; Муджмал-и Фасихи, с. 108, 256).

46. Мир Саййид Шариф Джурджани — полное имя его 'Али б. Мухаммад ас-Саймид аш Шариф ал-Джурджани (ум. в 816/1413 г.), известный ученый, автор различных работ по законоведению, философии, астрономии и др. Преподавал в одном из медресе Шираза, откуда в 790/1388 г. был вывезен Тимуром в Самарканд. После смерти Тимура он вернулся в Шираз, где и умер. (СВР, т. III, с. 65, № 1947; Бертельс, Навои и Джами, с. 80: Муджмал-и Фасихи, с. 111)

47. Ходжу Маулана Исфахани упоминает в своем сочинении и Фахраддин 'Али. (Рашахат. с. 166).

48. Среди, ученых своего времени Васифи называет имя Мир 'Абдалкадира (Саййид 'Абдалкадир) — Ба-дайи' ал-вакайи', с. 1058, 1293.

49. Бабур горорит о Мир (Мулла) Джамаладдин мухаддисе как об известном ученом времени Султан Хусайна Байкары, непревзойденном знатоке науки о хадисах. В событиях 911/1505 — 1506 года он представляет его как очень старого человека. (Бабур-наме, с. 207; Бадайи' ал-вакайи', с. 1058, 1293).

50. Более подробные сведения о Мир 'Атааллахе Мешхеди дает Бабур. Он сообщает, что Мир 'Атааллах хорошо знал арабскую словесность и что его перу принадлежит “Трактат о рифме”, написанный по-персидски, а также рассуждение о поэтических фигурах под названием “Чудеса поэтического искусства” (Бабур-наме, с. 207; Бадайи' ал-вакайи', с. 646, 1058, 1293).

51. Среди ученых своего времени упоминает Мир Ибрахима Васифи (Бадайи' ал-вакайи' с. 1058, 1293).

52. Имя Маулана (Мулла) Мас'уда Ширвани среди ученых времени Султан Хусайна Байкары называют Бабур (Бабур-наме, с. 207) и Васифи (Бадайи' ал-вакайи', с. 646).

53. Васифи дает высокую оценку учености Асамаддин Ибрахима, которому посвящает несколько страниц в своем произведении. (Бадайи' ал-вакайи', с. 199 и сл.).

54. Подробнее о Мир Мухаммад-и Мир Йусуфе пишет Бабур. (Бабур-наме, с. 207 — 208; Бадайи' ал-вакайи', с. 1058, 1293).

55. О Маулана Ибрахиме Ширвани Васифи говорит как об известном самаркандском мударрисс. [Бадайи' ал-вакайи', с. 423).

56. Среди известных самаркандских мударрисов Васифи называет и Маулана Мир Калана. (Бадайи' ал-вакайи', с. 423).

57. Васифи упоминает Мир (Амир) Абу-л-Бака среди “мударрисов и великих людей Самарканда”. (Бадайи' ал-вакайи', с. 423).

58. Ходжа Хафиз Ширази — Шамсаддин Мухаммад Хафиз-и Ширази (ум. в 791/1389 г.) — знаменитый лирик, прославленный мастер газали (Рипка Ян, История, с. 254 и сл.; СВР, II, № 1086 — 1093).

59. Ходжа Хусрау — известный индо-персидский поэт из Дели Амир Хусрав-и Дехлеви (ум. в 725/ 1325 г.) — СВР, т. II, с. 113, № 1001; с. 119, № 1011 и др.

60. У Алишера Навои четыре тюркских дивана и один персидский.

61. Мирза Хайдар имеет в виду сочинение Навои, известное под названием “Насаим ал-мухаббат мин ша-маим ал-футувват” (“Зефиры любви, [доносящиеся] от ароматов благородства”). Этот труд Навои, написанный в 901/1495 — 1496 г., представляет собой узбекскую редакцию “Нафахат ал-унс” 'Абдаррахмана Джами с дополнениями, взятыми из произведений Фаридаддин 'Аттара “Тазкират ал-авлийа”. (Алишер Навоий кулёзма асарлари каталоги, 67-бет; СВР т III с. 290. № 2484).

62. “Хамса” (“Пятерица”) — включает в себя пять поэм. Создателем этого жанра был великий азербайджанский поэт Низами (Шейх Низами-йи Ганджази, ум. в 597/1200 или в 605/1209 г.). “Хамса” вызвала много подражаний поэтов последующих веков, которые Мирза Хайдар называет “ответами”. Имеется “Хамса” и у Алишера Навои. (СВР, т. II, с. 49, № 840; СВР, т. VII, с. 75, № 5057; Алишер Навоини кулёзма асарлари каталоги, 30-бет).

63. Амир Шайх Ахмада Сухайли (Шенхим Сухей-ли) упоминает и Бабур. (Бабур-наме, с. 208; Бертельс, Навои и Джами, с. 32).

64. Хусайн 'Али Джалаира Суфайли среди поэтов Султан Хусайна мирзы упоминает и Бабур. (Бабур-наме, с. 208).

65. Джамаладдин Салман Сазаджи (ум. в 778/ 1377 г.) — выдающийся поэт-панегирист династии Джалаиридов, жил и работал преимущественно в Табризе. Признанный мастер касид. (Рипка Ян, История, с. 252: СВР, т. II, с. 144, № 1074).

66. Захир Фарйаби (ум. в 1202 г. в Табризе) — известный поэт, как и Салман Саваджи признанный мастер касид. (Бертельс. Навои и Джами, с. 30, 43, 449).

67. Йаджудж и Ма'джудж — название варварских народов Северной Азии (то же, что библейские Гог и Магог); для защиты от их вторжения, по преданию, Александр Македонский (Искандар) построил стену.

68. Асафи — Ходжа Асафи б. Ни'маталлах-и Кухистани (ум. в 923/1517 г.) был личным другом Алишера Навои и учеником по стилю стиха Абдаррахмана Джами. (Бабур-наме, с. 208; Бадайи' ал-вакайи, с. 138 и др.; СВР, т. И, с. 234, № 1320; СВР, т. VIII, с. 162. № 5737).

69. Ахи — Бабур сообщает, что Ахи сочинял хорошие газали, и у него имеется диван. (Бабур-наме, с. 210).

70. Мир Шахи — Амир Ага-Малик б. Джамаладдин эмир Шахи-йи Сабзавари (ум. в 857/1453 г.) — из числа сабзаварских сарбадаров. Алишер Навои вел с ним переписку. (Бертельс, Навои и Джами, с. 73; Мажолисун нафоис, с. 30; СВР, т. II, с. 167, № 1136).

71. Хилали — Бадраддин Хилали-йи Астрабади (убит в 936/1529 г.), тюрк из Астрабада, попал в Герат, где получил образование и вращался в литературном кругу Алишера Навои. Имеет диван и суфийскую поэму, известную под названием “Шах-у-гада” (“Шах и нищий”), или “Шах-у-дарвиш” (“Шах и дарвиш”). (Мажолисун нафоис, с. 103; Бадайи' ал-вакайи', с. 138 и др.; Бертельс, Навои и Джами, с. 35, 384; СВР, т. II, с. 243, № 1344; СВР, т. VI, с. 250, .V 4506; с. 252, № 4512).

72. Камаладдин Биннаи — талантливый поэт из Гератского круга поэтов Алишера Навои. Прославится своими колкостями и грубыми выходками по адресу Навои, не желая признать факт возможности создавать не староузбекском языке совершенные художественные произведения. Васифи в своих мемуарах много места уделяет Биннаи и его взаимоотношениям с Навои. (Бадайи' ал-вакайи'; Бабур-наме, с. 208; Мажолисун нафоис, с. 87; Бертельс, Навои и Джами, с. 175; Салье М. А. Кемаль-ад-дин Беннаи и его покровители. Альманах “Дар”, Ташкент, 1944).

73. Маулана Сахиб — Алишер Навои пишет, что Маулана Сахиб родом из Кабутдджама, писал му'амма и был талантливым шахматистом. Приводит также образцы его творчества. (Мажолисун нафоис, с. 105).

74. Лутфи (ум., по-видимому, в 870/1465 — 1466 г.) — известный узбекский поэт второй половины XIV — первой половины XV в., наиболее крупный предшественник Алишера Навои в области староузбекской поэзии. (СВР, т. II, с. 170. № 1148: т. VII, с 65, № 5047; Мажолисун нафоис, с. 72).

75. Сайфи — по сообщению Алишера Навои Сайфи приехал из Бухары в Герат для учения. Здесь он увлекся написанием стихов, которые приобрели известность. В качестве примера Навои приводит тот же стих, что и Мирза Хайдар. (Мажолисун нафоис, с. 86).

76. Ахли — Маулан Мухаммад Ахли Ширази (1455 — 1535-1536) поэт, у которого кроме простых по форме газалей имеются две небольшие поэмы (“Шам'у-парване” — “Свеча и мотылек” и “Сихри-ии халал” — “Дозволенная магия”), чрезвычайно технически сложные, что затемняет смысл произведений до крайнего предела. (Бертельс, Навои и Джами, с. 34; Рипка Ян, История, с. 272; Бабур-наме, с. 210; Бадайи' ал-вакайи', с. 138).

77. Наргиси — Навои сообщает, что родом он из Мерва и приводит образцы его творчества (Мажолисун нафоис. 123).

78. Бабур сообщает, что Мир Мухаммад Салих писат хорошие стихи и по-тюркски. (Бабур-наме, с. 210).

79. Маулана Шахиди (уб. в 979/1571 — 1572 г.). Рукопись извлечений из его дивана хранится в Институте востоковедения Академии наук Республики Узбекистан. (СВР, т. II, с. 257, № 1377).

80. Фираки — Бабур упоминает поэта по имени Ходжа Абу-л-Баракат-и Фираки и приводит образцы его творчества. (Бабур-наме, с 103).

81. Хайдар Калича — родился в Хорасане; жил в период правления в Иране шахов Исма'ила I (907/1502 — 930/1524) и Тахмаспа I (930/1524 — 984/1576). Некоторое время находился при дворе правителя Синда (Индия) Мирзы Шах Хусайна, к концу своей жизни уехал оттуда и поселился в Сеистане. (СВР, т. VI, с. 254. № 4516).

82. Мир Хусайн му'аммайи — Хусайн б. Мухаммад ат-Хусайни ан-Нишапури (ум. в 904/1498 — 1499 г.), уроженец Нишапура, значительную часть жизни прожил в Герате. Широко известный его трактат по составлению му'амма “Му'аммийат-и Хусанни” (“Хусаиновы логогрифы, или шарады”) был написан по просьбе Алишера Навои, а 'Абдаррахман Джами, ознакомившись с ним, принял его систему по классификации шарад. (Бабур-наме, с. 209; СВР, т. V, с. 155, № 3714; т. VI, с. 328, № 4634).

83. Слава Герата как литературного центра в значительной степени связана с именем сына Шахруха Байсункара (ум. в 1433 г.). Байсункар занимал при своем отце должность везира и это давало ему возможность оказывать покровительство писателям, поэтам и художникам. Он создал придворную библиотеку, в которой трудились лучшие каллиграфы и миниатюристы и проводилась подлинно научная текстологическая работа — здесь был составлен сводный текст знаменитой поэмы Фирдауси “Шах-наме”. (История народов Узбекистана, т. I, с. 395).

84. Мирза Бабур Каландар — это Абу-л-Касим Бабур, сын Мирзы Байсункара и внук Шахруха. В 1452 г. в условиях феодальной раздробленности он захватил Гератский престол и владел им до самой своей смерти в 1457 г. (История народов Узбекистана, т. I, с. 383).

85. 'Али ибн Абу Талиб (уб. в 40/661 г.) — последний из первых четырех правоверных халифов. (Босворт, Мусульманские династии, с. 27).

86. О живописце Шах Музаффаре сообщает и Бабур. (Бабур-наме, с. 211).

87. Камаладдин Бехзад (1455 — 1537) — выдающийся живописец средневековья, крупнейший мастер миниатюрной живописи, изучению творчества которого посвящено много работ как отечественных, так и зарубежных ученых. Библиография работ о Бехзаде опубликована в “Материалах” научной конференции: “Камаладдин Бехзад, к 525-летию со дня рождения”, Ташкент, 1984.

88. О выдающейся личности Ходжа 'Абдаллах Марварида, талантливого миниатюриста, каллиграфа, музыканта, а также государственного деятеля, составившего очень ценный для исторической науки сборник документов своего времени см. работы Юнусходжаевой М. “Абдулло Марварид”, Тошкент, 1979; об Абдаллах Марвариде как об известном каллиграфе Герата, современнике Камаладдина Бехзада см. также в “Материалах” конференции: “Камаладдин Бехзад, к 525-летию со дня рождения”, Ташкент, 1984.

89. Коран, XXI, 22(22).