МИРЗА МУХАММАД ХАЙДАР

ТА'РИХ-И РАШИДИ

[ВСТУПЛЕНИЕ]

Сей нижайший из рабов божиих Мухаммад Хайдар, известный среди друзей как Мирза Хайдар б. Мухаммад Хусайн гураган, <да простит Аллах его и отца его>, заявляет перед взыскательными, наделенными умом людьми, что в его душе и в мыслях давно утвердилось убеждение, что степень величия славных и высокочтимых летописцев находится на такой высоте, что сей раб не способен даже приблизиться к той вершине, и он подобен глиняному черепку, выброшенному ураганом гордости и волною невежества из реки бездарности на берег неспособности. Так как же он имеет ценность для ныряльщиков в море знаний, обладающих раковинами совершенства, наполненными жемчугом прозы и перламутром стиха! Однако из-за того, что на страницах жизни некоторых могольских хаканов ничего не сохранилось о связанных с ними событиях, [было опасение], что в памяти людей никакого следа от них не останется. Стихи:

Не гордись, о идол Китая, потому что Китая также не останется.
Мира такого, каков он [сейчас] есть, также но останется.
Если умирает погонщик верблюдов, ночующий на развалинах,
То и государей, восседающих на троне, также не останется.
Ни Джамшида не останется, ни даже отпечатка его перстня,
Ибо рисунка перстня на его перстне также не останется.
У бедного Хасана остался только этот стон,
И я боюсь того дня, когда этого также не останется. [187]

По этой причине и, следуя велению [изречения] “Нужда не знает запретов”, [мною] будут описаны, насколько позволит время, некоторые деяния могольских хаканов, из тех, что являются достоверными и изложение которых диктуется необходимостью (Приведено по Л₂ 85а; Л₃ 59б), [подобно тому], как в <прошлые времена высокочтимые летописцы (Добавлено по Л₂ 85а; Л₃ 59б) составляли свои произведения на основе предшествующих сочинений, прибавляя к ним то, что из <обители скрытности (Приведено по Л₂ 85а) проявлялось в жилище ясности [в их время].

В период процветания Моголистана там было много ученых и достигших совершенства людей и, вероятно, они писали истории и [другие] сочинения. /86б/ Теперь уже больше ста лет, как нет и следа ни от тех людей, ни даже известий об их произведениях, которые они, возможно, создавали. От всех тех городов и благоустроенных мест не осталось никакого следа, кроме башен н разрушенных крепостных стен в некоторых местах. В ряде городов сохранились некоторые следы от ханака, медресе, мечетей, арок и минаретов, у которых фундамент был каменный — то, что пожелал бог. Байт:

Не осталось там от [творений] людей и следа,
Об их делах никто ничего не знает.

Так как от благоустройства ничего не осталось и так прошло много времени, и весь могольский народ стал степным, то от учености и талантов у людей тоже ничего не осталось, даже слова “ученость” и “талант” стерлись с кромки памяти людей, и суть учености и совершенства была позабыта ими. Мисра:

От учености и таланта не осталось и названия.

Нет и исторического сочинения о периоде после принятия моголами ислама, что произошло еще до исчезновения здесь благоустроенности. Ученые Мавераннахра, Хорасана и Ирака в исторических трудах, создаваемых ими для своих правителей, если ход речи касался могольских хаканов, писали о них не более того, что требовало повествование, а на то, что выходило за рамки их рассказа, они не обращали внимания. В числе этих сочинений “Джами ат-таварих” ¹ Ходжа Рашидаддина Фазлаллаха, “Та'рих-и гузида” ² [188] Ходжа Хамдаллаха Мустауфи, “Зафар-наме” Маулана Шарафаддина 'Али Йазди, “Та'рих-и манзум” ³ Маулана 'Абдарразака, “Улус-и арба'а” Мирзы Улугбека и другие — в каждом из них понемногу сказано о деяниях могольских хаканов, однако из этого ничего нельзя узнать цельного.

У этого ничтожного из рабов божиих с юных лет было страстное желание узнать о делах предков. В те дни из могольских эмиров и вельмож оставались еще пожилые люди, годы жизни которых превысили или были около ста лет. Мой отец, <да сделает Аллах лучезарным его блеск>, — байт:

Отец, душа которого пусть светится благодаря мне,
Дал мне по-стариковски мудрый совет,

а также мои дяди, <пусть осенит их Аллах своим милосердием>, /87а/ рассказывали о делах [могольских] ханов [услышанное ими] от своего отца и надежных повествователей.

А сейчас, когда прошло уже много времени и из тех людей никого не осталось, в мой слабый ум вселилась мысль [собрать] все, что имеется в исторических сочинениях о моголах после принятия ими ислама, присовокупить ко всему тому то, что услышано мною от надежных повествователей, и добавить к ним все, что видел этот ничтожный своими глазами, <если будет угодно всевышнему Аллаху>. Вместе с тем от крайней неспособности и слабости я не находил в себе [уверенности], что смогу как следует выполнить это большое дело, однако для пробы я решил изложить события, которые произошли на моих глазах. И так как большая часть жизни этого ничтожного неразрывно связана с могольскими хаканами, то по ходу изложения будет сказано также и об их истории, что является основной целью [сочинения]. Рубаи:

Ты посмотри в какие страдания повергло нас небо,
Нагнало оно на нас сотни несчастий и горестей.
Я поведаю тебе, а ты послушай
И взгляни на то, что сделала со мной судьба.

Когда этот [труд] с помощью всевышнего Аллаха будет завершен, удостоен благосклонных взглядов прозорливых людей и уважаемых вельмож и покрыт полого прощения и халатом согласия, тогда наш ум обретет уверенность, а сердце — радость, и мы приступим [189] к написанию основной “Истории”, <да поможет Аллах>.

НАЧАЛО ВТОРОЙ КНИГИ ИЗ “ТА'РИХ-И РАШИДИ” — О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ 900 (1494 — 1495) ГОДА В УЛУСАХ МОГОЛОВ, УЗБЕКОВ И ЧАГАТАЕВ, В КАЖДОМ В ОТДЕЛЬНОСТИ

Во время рождения этого ничтожного, которое произошло в 905 (1499 — 1500) году, — ученые мужи времени нашли [для этой даты] хронограмму [в словах]: “шах-и шарк” (“шах Востока”) и “нур-и чашм-и шах” (“свет очей шаха”) ⁴ — государство могольских хаканов по сравнению с прежними временами стало процветать, а в этот отрезок времени, когда города Моголистана, населенные кара-китаями ⁵, исчезли, до восшествия на престол Султан Йунус хана и перехода его к оседлому образу жизни в городе и в благоустроенных местах, что было, по всей вероятности, в 889 (1484) году, большинство моголов никогда не были оседлыми и, можно сказать, никогда не видели благоустройства — [стих]:

Скопление народа, подобное горным зверям.

Описание того, как вилайат /87б/ Шаш с относящимися к нему владениями попал под власть моголов и как вся степь Моголистана с прилегающими к нему [землями] была подчинена [Йунус ханом], — длинная история и, <если будет угодно всевышнему Аллаху>, будет приведено в основной части “Истории”.

Короче говоря, после упомянутой даты до начала 908 (1502 — 1503) года улус моголов шел по пути благоденствия. Подробности этого краткого изложения таковы. Отец сего раба — Мухаммад Хусайн гураган сын Мухаммад Хайдар гурагана сына великого эмира, обладателя меча и трона эмира Саййида Али сына эмира Саййид Ахмада сына эмира, знатока путей в священные города [Мекку и Медину], удостоенного божьей милости, поддерживаемого божьей помощью эмира Худайдада сына эмира Буладжи, <да сделает Аллах лучезарным их блеск>. Этот эмир Буладжи принял ислам и заменил темный лик неверия в обоих мирах светом [аята]: <Приметы их — на их лицах от следов падения ниц ⁶>. Отец мой удостоился чести служить великому хану, властелину народов, споспешествуемому [божьей] справедливостью и милостью [190] Султан Махмуд хану сыну Султан Йунус хана сына Увайс хана сына Шир 'Али Углана сына Мухаммад хана сына Хизр ходжа хана сына Туглук Тимур хана, <да сделает Аллах лучезарным их блеск>, а этот Туглук Тимур хан, счастливый, мрак вечера неверия в странах Востока осветил восходом [солнца] ислама, и большая часть основной “Истории” состоит из рассказа об особенностях правления эгого счастливого хана, <да освятит Аллах его могилу>.

Султан Махмуд хан отличил моего отца, <да не прекратится его древо>, разными милостями и особой благосклонностью, и это будет описано в основной части “Истории”, <если захочет славный Аллах>. Эти милости он распростер до чести носить почетный халат ханского зятя — [свою сестру] по имени Хуб Нигар ханим, годом старше упомянутого хана, он отдал [в жены] моему отцу. Этот брак состоялся, по всей вероятности, в 809 (1493 — 1494) году в Шаше. После заключения этого союза он распорядился передать ему область Усрушану ⁷ известную [ныне] как Ура-тепе ⁸, со всем тем, что он мог бы подчинить себе, и отпустил его. /88а/ В течение девяти лет [мой отец] занимался управлением упомянутой области. За это время произошло много событий. После того, как от начала его правления прошло шесть лет, родился сей ничтожный.

Да не останется скрытым от взглядов проницательных людей, что изложение этих событий не будет ясно до тех пор, пока кратко не будет написано о государях того времени, и о том, кто где был. Короче говоря, в упомянутый период в Ферганском вилайате, столицей которого является Андижан, после смерти Мирзы Умар Шайх гурагана б. Султан Абу Са'ида гурагана между двумя сыновьями, наследниками Мирзы 'Умар Шайха — Захираддин Мухаммад Бабур Падишахом, борцом за веру, и Мирза Джахангиром, несмотря на юный возраст, из-за разногласий эмиров постоянно существовали вражда и столкновения, случалось много побед и поражений. Некоторые из этих событий будут упомянуты в этой краткой “Истории”.

В Самаркандском и Бухарском вилайатах между Байсунгар мирзой и Султан 'Али мирзой, сыновьями Махмуд гурагана б. Султан Абу Са'ид гурагана и Шахибек ханом б. Шах Будаг Султан б. Абу-л-Хайр ханом, выше которого в свое время на троне Джучи никого не было, — между этими тремя лицами [191] происходили бесчисленные столкновения, и они будут упомянуты в конце [описания] этих событий.

А в Хорасане прочно, с великолепием восседал на престоле Султан Хусайн мирза. Иногда между ним и его сыновьями поднималась пыль жестоких столкновений, однако [Султан Хусайн] мирза осаждал ее благодаря своей украшающей мир проницательности или сиянием меча, рассеивающим мрак.

В Ираке после смерти Султан Йа'куба б. Узун Хасана ⁹ из-за малолетства царевичей дела царства пришли в расстройство. И тут выступил Шах Исма'ил, источник насилия, существо которого было ядом для мира, и он с корнем уничтожил династию тех государей. Дела государства, мусульманской общины и религии тех совершенных и превосходных владений /88б/ оказались в углу забвения и упадка

В Дашт-и Кипчаке и в Улусе Джучи хана был Бурундук хан. Все государи из потомков Джучи подчинились его власти п по своей многочисленности [их войско] соперничало с каплями дождя. События, которые произошли между ним и моголами, будут описаны далее.

В Шаше, который известен как Ташкент, сидел Султан Махмуд хан. Пока вкратце не будет рассказано о Йунус хане, который является отцом Султан Махмуд хана, речь не обретет порядка, потому что во многих местах изложение будет связано с ним. Кратко об этом следующее.

УПОМИНАНИЕ О ХАНСТВОВАНИЙ ЙУНУС ХАНА, О ЕГО ЖИЗНИ И ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ДЕТЕЙ

Султан Йунус хан был самым выдающимся и несравненным из всех чагатайских ханов. По множеству дел подобного ему [человека] в его семействе до него не было. Например, никто из чагатайских ханов до него не жил более сорока лет, большинство из них даже не достигли сорока, а этот счастливый хан прожил семьдесят четыре года. В конце жизни он покаялся и вступил на путь тариката. Свою волю он вручил его светлости, убежищу духовных наставников, приближенному к всевышнему Аллаху Насираддин Убайдадлаху, <да освятит Аллах его могилу>. В этой “Истории” везде, где будет сказано: “Хазрат-и Ишан”, подразумевается “Его светлость Ходжа”. Свою волю он [192] поставил в один ряд со слугами порога его светлости, где обитают ангелы.

И еще. Он удостоился встречи и беседы со многими шейхами того времени. Счастливая его особа была украшена разными достоинствами: он читал Коран и писал, обладал поэтическим дарованием и красноречием, разгадывал муамма, был каллиграфом и художником, а также имел склонность к некоторым другим занятиям, присущим только тонким натурам, таким, как игра на музыкальном инструменте и пение.

В течение двенадцати лет он находился при маулана Шарафаддине 'Али Йазди и был его учеником. Он много путешествовал и странствовал на чужбине. Его странствования на чужбине, приобретение им знаний и его жизнь в [разных] странах будут описаны в основной части “Истории”, /89а/ <если захочет всевышний Аллах>. И был он украшен прекрасными душевными качествами и похвальными добродетелями. Наряду с этими достоинствами ему не было равных по проницательности и чрезвычайной прозорливости, по твердости решений и покоряющим мир уму и крайней смелости. Особенно в стрельбе ему не было равных. Одним словом, в его семействе не было другого [человека], подобного ему, <да сделает Аллах лучезарным его блеск и да озарит его гробницу>.

И было у его величества хана семь детей. Первая из них — Михр Нигар ханим, ее он отдал в жены Султан Ахмаду мирзе. Детей от нее не осталось. Вторая из них — Кутлук Нигар ханим, ее он выдал замуж за Умар Шайха мирзу. От нее осталось двое детей: одна — Ханзада бегим, которая сейчас сохраняет целомудрие и непорочность; другой — Бабур Падишах, от нравственного величия и стараний которого мир получает пользу, — это описано в основной части “Истории”, а в этом кратком изложении будет сказано только то, что имеет отношение к рассказу. Третья из них — Хуб Нигар ханим, ее он связал узами брака с отцом сего ничтожного, как уже было упомянуто ранее. Четвертый из них — Султан Махмуд хан, кратко о его жизни будет написано позднее. Пятый из них — Султан Ахмад хан, известный как Алача хан, о нем кратко будет сказано в дальнейшем. Шестая из них — Султан Нигар ханим, ее он отдал [в жены] Мирза Султан Махмуду б. Султан Абу Са'иду; у нее один сын, известный [по имени] Мирза хан, а его сын — [193] Сулайманшах мирза — царствует сейчас в Бадахшане. Седьмая из них — Даулат Султан ханим — при завоевании Ташкента она попала в руки Тимур Султана б. Шахибек хана ¹⁰, и жизнь ее будет описана далее.

В начале правления Султан Йунус хана все моголы жили в Моголистане по прежним обычаям, избегали оседлой жизни и бежали из города. Некоторых из моголов, у которых от мусульманства не было ничего, кроме названия, и даже названия не было, во всех вилайатах подобно другим неверным превращали в рабов и продавали. Когда хан удостоился чести целования ноги его светлости Ишана ['Убайдаллаха], его светлость Ишан направил соседним (Добавлено по Л₂ 88а; Л₃ 62б) мусульманским государям письма [со словами]: “Мы видели Султан Йунус хана, и тот народ, у которого государем такой мусульманин, не дозволено обращать в раба”. С того времени во всех странах ислама никто больше не покупал и не продавал рабов из моголов. Одним словом, вот таким народом были моголы.

Хан решил, что до тех пор, пока этот народ не закрепится в вилайате и не станет оседлым, мусульманство никогда к нему не привьется. Основываясь на этом, он приложил к тому похвальные старания, чтобы осуществить то, что он хотел. Между тем, когда хан стал уводить моголов в Ташкент, группа [моголов], крайне дурного поведения, захватила младшего сына хана Султан Ахмад хана, бежала с ним в Моголистан и осталась там. Хан со старшим сыном Султан Махмуд ханом и с остальным улусом моголов прибыл в Ташкент. Описание подробностей этих событий очень долгое, и изложение их в этой краткой [части “Истории”] скроет основную цель, поэтому они будут описаны в основной части “Истории”, <если будет угодно всевышнему Аллаху>

Когда Султан Йунус хан отозвался на призыв [Аллаха] “Вернись!”, он вручил свою душу всевышнему Господу, а царство — Султан Махмуд хану, <да освятит [Аллах] его могилу> По обычаю, который [194] существовал у моголов, Султан Махмуд хана возвели на трон хана и на престол правления. Как это бывает в обычае у наследников, которые не знают цены тому, что остается от отца, у хана из-за [пренебрежения] к заслугам великих эмиров, оставшихся от великого хана, произошли большие потери. От недостатка ума низких людей, подчинивших себе волю хана, все старинные друзья были отстранены, а старые враги, назвавшие себя новыми друзьями, укрепились до такой степени, что у Султан Махмуд хана не хватило сил отразить их и даже сохранить свое государство. Когда [известие об этом] дошло до высокого слуха Алача хана, он, несмотря на то, что в пределах Моголистана, находившегося под его властью, /90а/ были мятежники и смутьяны и ему надо было устранять их, оставил вместо себя старшего из сыновей, которым был Мансур хан, и отправился к старшему брату. В 907 (1501 — 1502) году солнце небес наместничества и лучезарная луна величия счастливо сблизились в знаке зодиака славы. От этого всколыхнулась (Приведено по Л₁ 70б, Л₂ 88б; Л₃ 63а) грязь низкого сердца противников.

За полтора года до прибытия младшего хана отец этого ничтожного [пишущего эти строки] отправился из мира непостоянного в мир вечный (Приведено по Л₁ 70б, Л₂ 88б; Л₃ 63а). У него было шестеро детей — двое из них умерли в пору младенчества и после них остались четверо. Жизнь каждого из них будет описана отдельно.

Одним из удивительных событий [в жизни] этого ничтожного было то, что в середине младенчества случился у него такой сильный геморрой, что врачи потеряли надежду на излечение. У моих родителей до этого ничтожного было четверо девочек, и они много обращались с мольбой к мазарам и к святым того времени и просили у дарующего Господа сына. После долгих просьб и молений появился на свет этот ничтожный. По этой причине привязанность родителей ко мне была безгранична. Когда болезнь дошла до предела, они обращались с мольбой по всем местам, где быта какая-то надежда [на помощь], пока не попросили удостоить их чести своим прибытием его светлость господина Маулана Мухаммада Кази — одного из величайших сподвижников его светлости Ишана [195] [Убайдаллах Ахрара]. То, что сегодня большинство людей удостоено счастья быть последователями высокого [суфийского] ордена ею светлости Ишана, <да освятит Аллах тайну его>, это благодаря его светлости Маулана [Кази] и его сподвижникам.

Его светлость Маулана благодаря своему природному благородству удостоил нас чести посещения. Когда этого ничтожного представили перед его взором, имеющим признаки мессии, он погрузился в долгое раздумье. После того, как он вышел из комнаты, он сказал, что если бы знал, что сын Мирзы в таком состоянии, то не приехал бы. Он не предписал никакого леченая, кроме диеты, и ушел. Как-то утром, он прислал одного из своих слуг к моим родителям, /90б/ сказав ему: “Иди потребуй от Мирзы и госпожи вознаграждения за добрую весть — всевышний Аллах подарил их сыну из божественной аптеки напиток здоровья и пищу жизни”. Когда эта радостная весть дошла до моих родителей, оба в то же утро прибыли к дверям его храма и выразили ему свою признательность. В тот же день появились признаки здоровья и до сегодняшнего дня никогда более геморрой не повторялся. Да не останется тайным, что в этом деле появились два чуда: одно — здоровье без лечения, другое — неповторение геморроя, что является одним из явных чудес, потому что геморрой — это болезнь на всю жизнь. С тех пор его светлость Маулана до конца своей жизни явно и тайно держал этого ничтожного под опекой своей милости и под покровительством своей заботы. Описание каждой из них будет сделано в своем месте.

Когда после этого события моя мать передала клад своей жизни хранителю загробной жизни, при неуместной помощи Султан Махмуд хана произошло завоевание Шахибеком Самарканда и Бухары и поражение тимуридских государей, в особенности Бабур Падишаха, который доводился племянником [Султан Махмуд хану] со стороны сестры и был ему как сын. И еще: Шахибек хан сменил дыхание дружеской покорности на грохот заносчивости и мятежа и открыто начал бить в барабан неповиновения.

Между тем из-за отсутствия авторитета у хана выступил Султан Ахмад Танбал, один из мулазимов 'Умар Шайха мирзы. Хотя он происходил из могольских эмиров, он возглавил смуту в Андижане, выпускал [196] стрелы неповиновения во все стороны [и бил] по мишени царства. Против него отправились оба хана.

В Ташкенте против вероломных врагов Султан Махмуд хан поставил своего сына Султан Мухаммад султана с многочисленным войском, и моего отца он также держал в Ура-тепе против Шахибек хана, думая, что между этими двумя войсками тот не пройдет. На самом деле [Шахибек хан] посчитал это обстоятельство удачей и сказал: “Я никогда больше не встречу этих двух ханов с таким малочисленным войском”. Из Самарканда он с передовым отрядом направился в Фергану и через некоторое время /91а/ достиг Ура-тепе. А тамошние люди подумали, что он прибыл для осады [города] и стали готовиться к сопротивлению. К вечеру [Шахибек хан] расположился лагерем вблизи города. После того, как величайшее светило убрало с мира свои великие лучи и опустило на глаза людей черноту ночи, он спешно отправился в путь, и пока люди в крепости уточняли, куда он ушел, он прошел уже фарсахи [пути]. Когда стало ясно, что он направился в Фергану, они отправили одного за другим вестников, чтобы сообщить хану о его прибытии. Гонец и противник прибыли вместе и у ташкентского и ура-тепинского войска не осталось времени выступить.

А у ханов было всего пятнадцать тысяч человек, потому что в прошлом году они ходили на Танбала и хорошо потрепали его, так, что у того не осталось ни сил, ни главы. Будучи уверенными, что в таком положении Танбал предпочтет бегство стойкости, они захватили с собой Бабур Падишаха, чтобы после победы посадить его государем на трон отца, а самим возвратиться. Ханы еще не достигли Андижана и подъехали к Ахси, одной из крепостей того вилайата, которую укрепил брат Танбала Шайх Байазид, как тот выразил [ханам] покорность, поэтому они остановились вблизи той крепости. В это время прибыл Шахибек хан с тридцатью тысячами хорошо вооруженных людей и с царевичами Кучум султаном ¹¹, Суйунджик султаном, Джанибек султаном и другими. Ханы выстроили ряды, произошли небольшие стычки, а так как в войске противника было много полководцев и количество [воинов] превосходило [войско ханов], то ханы потерпели поражение. Мисра:

Не дай бог, чтобы страдающему выпало несчастье за несчастьем. [197]

Ханские кони выбились из сил и оба хана попали в плен, а Бабур Падишах ушел в горы на юге Ферганы.

Шахибек хан проявил благородство и после завоевания Ташкента оказал ханам снисхождение, дескать, “я одержал победу с вашей помощью и поддержкой, вас захватил, /91б/ но не убил и отпустил”. В связи с этим вспомнился рассказ об одном должностном лице, у которого один правитель конфисковал имущество. [Дело дошло] до того, что его подвергли заточению и всяким пыткам, одному великодушному господину стало жаль [этого человека], он выкупил его из рук сборщиков налогов за сумму конфискации, увез к себе домой и оказывал ему различные милости. Однажды этот выкупленный человек сидел с сыном, и они поверяли друг другу свои сокровенные мысли. Тот господин за стеной прислушался; сын сказал отцу: “Какими равноценными услугами мы сможем отблагодарить такую благотворительность и милость господина?” Тот человек сказал, что когда мы вновь обретем должность, это будет легко. Сын сказал: “Как ответить на такую великую благотворительность и милость?” [Отец] ответил: “Когда нам вернут должность, мы наложим на того господина непосильные налоги и отдадим его в руки низких сборщиков налогов [для взимания] огромной конфискации. Когда положение станет невыносимым, мы заберем у него то, что есть, а от остатка [сбора] освободим и, тем самым, сделаем его признательным”.

Одним словом, когда известие о захвате ханов дошло до Ташкента, Султан Мухаммад султан забрал все, что мог — людей, семью и могольский улус и ушел в Моголистан. Мой отец и дядя также последовали за теми людьми, прихватив с собой из ценностей все, что смогли.

Во время захвата ханов Шахибек хан сказал: “Я очень просил о заключении одного брачного союза, но это не было принято. Теперь, чтобы искупить это, следует заключить три брака”. Самую младшую сестру хана, которую звали Даулат Султан ханим и о которой ранее упоминалось при перечислении детей Йунус хана, выдали замуж за его сына Тимур султана, а двух целомудренных царевен из солнц невинности и лун непорочности — одну он взял в жены себе, а другую отдал Джанибек султану. Та, с которой он заключил брак сам, была Айша Султан ханим, известная в [198] Моголистане (Добавлено по Л₃ 64б) как Могол ханим, а другая, которую взял в жены Джанибек султан, была Кутлук ханим. /92а/У них есть (Приведено по Л₁ 71б; Л₂ 90б; Л₃ 64б) дети, которые сейчас правят в Мавераннахре. Когда ханы прибыли к своему основному местопребыванию, которым является Моголистан, младший хан заболел. Болезнь подвела итог [его жизни], и трон ханства он сменил на доску поребальных носилок и из сада царствования отправился на лужайку рая. Это событие произошло в конце 909 (1504) года. Сей ничтожный слышал как-то от Ходжа Таджаддин Мухаммада, потомственного шайх ал-ислама той страны и поистине человека великого и почитаемого, обладающего различными достоинствами, [который рассказал] “В дни болезни [хана] наедине я сообщил ему, что, говорят, будто Шахибек хан примешал в вашу еду вредные для жизни [вещества], и в моем уме появилось намерение привезти испытанное противоядие из Китая и заняться обезвреживанием яда”. Хан сказал: “Да, Шахибек хан дал мне яд, и этот яд таков: [Шахибек хан] от [низкой] ступени поднялся до [высокой] ступени. Он взял нас, обоих братьев, в плен и освободил, и от того позора всякие болезни овладели моей натурой. Если для этого яда найдется противоядие, будет полезно”.

У Султан Ахмад хана было восемнадцать сыновей, старше всех был Мансур хан. С 909 (1503 — 1504) года по настоящее время, когда идет 948 (1541 — 1542) год, он независимо правит в отцовском владении. События, связанные с ним, будут изложены в этом кратком описании. Второй — Искандар султан, вскоре после [смерти] отца присоединился к нему по [причине] естественной (Добавлено по Л₂ 90б, Л₃ 64б) смерти. Третий — Султан Са'ид хан, его жизнь еще будет описана. Везде, где в этом кратком изложении будет говориться “полновластный хан”, будет иметься в виду он. Четвертый — Бабаджак Султан, и по сей день находится на службе у Мансур хана. Пятый — Шах Шайх Мухаммад султан. После 940 (1533 — 1534) года во время землетрясения на него, нескольких его детей и гарем обрушился дом. Шестым из них был б Султан Халил султан. Некоторые /92б/ обстоятельства его жизни будут упомянуты во время [описания] жизни Султан Са'ид хана. Седьмой из них — Имин ходжа [199] султан. Жизнь этого султана также будет описана при упоминании Са'ид хана. Восьмой — Чин Тимур султан. Он долго находился на службе у Мансур хана, в конце концов бежал от него и перешел на счужбу к “полновластному хану”. Мансур хан потребовал, чтобы его отослали назад, и повторилась та же картина. Наконец, он бежал в Индию к Бабур Падишаху. Он совершил много достойных дел. Падишах оказывал ему беспредельные внимание и уважение. Он умер в Агре ¹² от сильной дизентерии и там же погребен. Девятый — Йусун Тимур султан. Подобно своему брату, устав от хождений между двумя ханами, бежал и оказался у казахов. Оттуда он отправился в Туран и Иран, затем ушел к 'Убайдаллах хану в Бухару и оттуда бежал к Бабур Падишаху, который оказал ему уважение и почет, и сейчас он в Индии. Десятый — Тухта Буга султан. Он также подался в Индию и после естественной смерти присоединился к своему старшему брату в райском саду. А восемь [других] его сыновей умерли еще в младенческом возрасте в разное время (Добавлено по Л₂ 91а, Л₃ 65а).

[У Султан Ахмад хана] были четыре дочери. Первая из них — Ла'л Шад ханим; ее мать происходила из рабов. Хотя она не принадлежала к почетному кругу [людей], но все же ее отдали в жены Мухаммад Амину мирзе б. Амир Джаббарберди, происходившему из дуглатов, которым в государстве Алача хана безраздельно принадлежит [должность] улусбеги. Вторая из них — Махим ханим; ее отдали в жены Буилаш хану б. Адик султану. Третью отдали в жены этому ничтожному, описание чего последует. Четвертая нз них — Хадича Султан ханим. После смерти Султан Ахмад хана она попала в руки Мирзы Аба Бакра, который завоевал Аксу — столицу [владений] Алача хана (Из-за утраты в списке Т дальнейшего текста в объеме одного листа перевод его отсюда дан по списку Л ₁ как б близкому к списку Т). Он хорошо отнесся к ней и отдал в жены своему сыну Джахангиру мирзе. После того, как Джахангир мирза был убит, ее отдали в жены Шах Мухаммад султану б. Султан Мухаммад султану б. Султан Махмуд хану и это обстоятельство будет описано дальше. [200]

ГЛАВА 4.

УПОМИНАНИЕ О МУЧЕНИЧЕСКОЙ СМЕРТИ СУЛТАН МАХМУД ХАНА И ЕГО СЫНОВЕЙ

Когда Алача хан утвердился в вечном мире, Султан Махмуд хан передал сыновьям брата людей и владения Алача хана от границ Китая до пределов Кашгара, Турфана, Чалиша, Кунджи, Аксу и Уча и ушел в степи Моголистана со своими людьми, которых осталось немного. Пять лет он провел в Моголистане, и ничего серьезного [за это время] не произошло. Те же самые низкие люди, которые утро дней правления хана довели до вечера несчастья, утвердили в мозгу хана мысль о том, что Шахибек хан окажет Вам внимание, а если даже он не сделает этого, то позволит нам поселиться в каком-нибудь уголке. Мой дядя, <да осенит Аллах его своим прощением>, говорил: “Однажды после смерти Алача хана я присутствовал в собрании Султан Махмуд хана в Аксу. Обращаясь ко мне, он сказал, что лучше стирать платки в Ташкенте, чем царствовать в Аксу. Я сказал: “Да, лучше, если Вам позволят стирать платки в Ташкенте”. На эти слова хан сильно обиделся. В конце концов как бы то ни было те низкие люди привезли хана в Фергану. Это известие дошло до Шахибек хана, когда он находился на пастбище Радакан в Тусе ¹³ (Добавлено по Л₂ 91б, Л₃ 65б). Он тотчас же послал человека, <а в той стороне находились его люди (Добавлено по Л₂ 91б, Л₃ 65б), они встретили хана, <когда он шел в Худжанд (Добавлено по Л₂ 91б. Л₃ 65б), и убили его с пятью несовершеннолетними сыновьями. Дату их мученической смерти нашли [в словах]: “Берег реки Худжанд”. Эти события также будут описаны (Добавлено по Л₂ 91б; Л₃ 65б См. Книга первая, 1л. 63, примеч. 6). <У Султан Махмуд хана было шестеро сыновей — пять сыновей вместе с отцом приняли мученическую смерть (Добавлено по Л₂ 91б; Л₃ 65б; R 162), а старшим сыном хана был Султан Мухаммад султан. Когда хан уезжал из Моголистана в надежде на благосклонность Шахибек хана Султан Мухаммад султан сколько бы ни отговаривал отца от этого, ничего не добился, тогда он отделился от отца и остался в Моголистане. С ним также произошло несчастье, описание которого будет сделано в основной части “Истории”, <если захочет всевышний Аллах>. [201]

Он не смог оставаться в Моголистане, поневоле отправился в Дашт-и кипчак к Бурундук хану и к Касим хану. Его приближенные в надежде на то, что, возможно, Шахибек хан оказал покровительство Султан Махмуд хану, спутав дорогу, доставили его в Ташкент. Узбеки в Ташкенте присоединили его к отцу в райском саду. От него остался один сын по имени Шах Мухаммад султан, о котором будет сказано при описании [жизни] хана.

ГЛАВА 5.

УПОМИНАНИЕ ОБ ОСТАТКЕ ЖИЗНИ МОЕГО ОТЦА МИРЗЫ МУХАММАД ХУСАЙН ГУРАГАНА, ДА СДЕЛАЕТ АЛЛАХ ЛУЧЕЗАРНЫМ ЕГО БЛЕСК

Когда ханы были схвачены Шахибек ханом в Ахси, мой отец находился в Ура-тепе и так как между ним и ханами был Шахибек хан, то присоединиться к ханам [отцу] было невозможно, и он поневоле направился в Каратегин. В то время в Хисаре, Кундузе и Бадахшане [сидел] Хусрау шах — один из эмиров Мирзы Султан Абу Са'ида. После смерти Мирзы Султан Махмуда он ослепил его сына Султан Мас'уда мирзу и, когда Байсунгар мирза б. Султан Махмуд мирза бежал из Самарканда, Хусрау шах послал к нему человека, выразил раскаяние н заявил: “То, что случилось, произошло из-за страха за свою жизнь, потому что Султан Мас'уд мирза намеревался меня убить. Теперь же, чтобы загладить ту [вину], я для блага государства проявлю такое большое старание, что сколько бы то дурное дело ни было причиной упреков и проклятий людей, это старание станет причиной милости и благословения людей мира”. Он столько убеждал и обманывал, что Байсунгар мирза поддался этому, и [Хусрау шах], натянув как стрелу на тетиве лука жизненное добро того достойного мирзы, отправил его в мир вечный. Все владение (Здесь заканчивается отсутствующая часть текста в списке Т, перевод которой, как отмечалось ранее, приведен по списку Л₁) /93б/ Султан Мухмуда мирзы он подчинил своей власти, раздувая ветер высокомерия в очаге своего мозга. Он находился на вершине своей независимости (Приведено по Л₁ 73а, Л₂ 92а; Л₃ 66а), когда мой отец отправился в Каратегин. Хусрау шах пожелал встретиться с ним, поэтому мой отец поехал в Хисар, а [Хусрау шах], чтобы встретить его, приехал в Баг-и Чинар (Приведено по Л₂ 92а; Л₃ 66а; R 163) [Хусрау шах] проявил к нему беспредельную благосклонность и сказал: [202] “Честь Вашего благородного прибытия — это одна из божеских милостей, потому что [сейчас] время походов Шахибек хана и, как видно, он успокоился в этом году в отношении той стороны и направился в эти края. До сих пор мы не вели сражений с узбеками, их способы ведения боя мы не знаем, а у каждого племени своя манера, как в битве, так и в общении. Каждое племя в зависимости от времени и места имеет разные манеры и до тех пор, пока та манера не станет известна, нелегко оказать сопротивление тому племени. Так как у Вас с ними неоднократно случались то мир, то сражения, между ними и Вами бывали победы и поражения, теперь все, что Вы считаете правильным, скажите нам, и мы будем этого придерживаться. Так как прочность моего владения может быть закреплена благодаря Вашей силе, утверждение этого договора будет одобрено Султан ханим бегим, которая является дочерью Султан Ахмада мирзы и моей царевной, и это может быть достойной [гарантией] взаимопомощи и доверия с обеих сторон”. Он возвел целую башню из таких пустых слов, и этот союз в том виде, как он был подсказан временем, укрепил. Завоевание Ташкента и Ура-тепе произошло, в основном, в период саратана ¹⁴, а упомянутые дела случились, по-видимому, в конце мизана ¹⁵.

Тем временем пришло известие о вторжении Шахибек хана. Люди Хусрау шаха рассеялись — у кого была крепость, укрепился там, а кто не имел таковой, уходил в горы, ущелья и пещеры. Когда люди Хусрау шаха разбрелись, мой отец также бежал в Каратегин в неприступные горы. В тех горах /93б/ зима очень суровая. По прибытии в Каратегин осадки стали выпадать еще назойливее, и небо не прояснялось целый месяц. Снег поднялся до двенадцати пядей. Все, кто устроились в домах или ущельях, не имели возможности выйти и передвигаться.

В этот приезд у Шахибек хана не было намерения захватить Хусрау шаха. Он хотел только узнать, есть ли у Хусрау шаха возможность оказать ему сопротивление или нет. В этот период он особенно не беспокоил его и то, что попало ему в руки из добычи, он, как волк, схватил и ушел. Он понял, что когда придет сюда в другой раз, то [люди Хусрау шаха] по одному мановению [руки] сразу же разлетятся подобно мухам [203] со скатерти. В ту зиму он хотел также разведать о Хорасане.

Захватив с собой то [награбленное], он отправился в Балх. Правитель Балха, которого звали Султан Кулунджак, правил от имени Бади аз-Замана мирзы б. Султан Хусайна мирзы ¹⁶. [Шахибек хан] осадил [город] и ту зиму провел в осаде Балха. И сколько бы жители Хорасана ни выходили на поле брани, они не могли дойти до него и освободить Балх.

Ту зиму [Шахибек хан] поставил Хусрау шаха и жителей Хорасана на весы испытания и понял, что никто из них не равен ему. Но когда Шахибек хан занялся осадой Балха и не причинил большого вреда Хусрау шаху, люди Хусрау шаха вновь собрались, и дела его стали налаживаться. Он беспрерывно посылал к Шахибек хану послов <и вести, которые считал нужными по тому времени (Добавлено по Л₂ 92б; Л₃ 66б). [Шахибек хан] также отвечал ему по всем вопросам, каким хотел, письмом или по-другому.

Когда в ту зиму Хусрау шах благодаря душевному спокойствию уверился в своей безопасности, он получил известие о Каратегине, о том, что там выпал глубокий снег, и ни у кого не осталось возможности двигаться. Он отправил туда отряд в восемь тысяч (В Л₂ 92б; Л₃ 66б; R 65 — двадцать тысяч) человек со своим братом Мир Вали. В Каратегине были уверены в отсутствии угрозы с этой стороны, поэтому каждый человек далеко ли близко ли [друг о г друга] оставался на своем месте. Когда они получили известие о [приближении] войска [Хусрау шаха], /94а/ те, которые смогли, тотчас собрались; <собралось около пятисот а человек (Добавлено по Л₂ 93а; Л₃ 67а; R 165) и преградили дорогу. Снег был до такой степени [глубок], что человек не мог сойти с дороги; [люди] с обеих сторон спешились и вступили в бой. Бой продолжался с утра до вечера. В конце концов в запасе у людей не осталось стрел, потому что каждая стрела, которая вылетала с обеих сторон, уходила в снег. Врагов было много, они подходили один за другим и вступали в сражение. Вместо одного отряда, у которого кончались стрелы, подходил другой и сражался. А с этой стороны был только один отряд, стрелы у него кончились и к вечернему намазу он обратился [204] в бегство. Из эмиров моего отца Баг (В Л₂ 93а; Л₃ 67а — Йаг (Йаги — ?)) Васар (В Л₁ 73б; Л₂ 93а; R 165 — Йасар) углан, Хуш Рай кукалдаш и несколько других погибли из-за ран от стрел. И мой отец с шестью людьми ушел к горам Ферганского вилайата, которые расположены на востоке того вилайата, между Кашгаром и Андижаном. В тех горах живут люди, которых называют чагирак, и в то время они были многочисленными и имели много скота. А вскоре после того Мирза Аба Бакр подверг их истреблению.

Хусрау шах всех наших слуг и приближенных переселил в Кундуз, где таким образом прошел год.

Так как изложение повествования дошло до этого места, то, если коротко не рассказать о делах Шахибек хана, рассказ не будет связным.

ГЛАВА 6.

УПОМИНАНИЕ О ДЕЛАХ ШАХИБЕК ХАНА

Когда Абсолютный судия и Истинный владыка, <да славится его величие>, по своей высшей мудрости и повелению захочет удостоить кого-нибудь короной царствования и [сделать его] избранным среди равных, он готовит причины для этого таким образом, что вокруг того [избранника] создается такая обстановка, что к нему отовсюду собираются воины и люди, обладающие государственным умом, а в противоположность ему его противника он ввергает (Добавлено по Л₂ 93а, Л₃ 67а) в беспечность гордыни и в порок зла, и всех его проницательных людей он делает слепыми /94б/, а имеющих слух — глухими — и начинаются раздоры между отцом и сьыом и между братьями. Цель этою вступления следующая.

Шахибек хан — сын Шах Будаг султана, а тот — сын Абу-л-Хайр хана. После смерти Абу-л-Хайр хана возникли противоречия среди оставшихся после него его людей, так, что каждый человек подался в какую-нибудь сторону. И люди благородного происхождения, султаны и царевичи, на энергию которых надеялся народ, рассеялись. Кратко рассказ об этом таков: Шахибек хан после раскола и долгих скитаний из-за безвыходности положения прибыл в Мавераннахр. Черед царствования здесь дошел до Султан Ахмада мирзы б. Султан Абу Са'ида мирзы. Султан Ахмад мирза был государем преуспевающим, и у него были [205] могущественные эмиры, обладавшие величием государя и высокими помыслами; они приглашали к себе на службу и государей. В их числе был и эмир Абдал'али тархан, правитель Бухары, и Шахибек хан стал служить ему [Эмир Абдал'али] включил его в число своих приближенных. Несколько других таких же, как он, султанов избрали для себя службу у него. Отсюда можно сделать заключение о величии и могуществе Султан Ахмада мирзы.

До тех пор, пока был жив Султан Ахмад мирза, Шахибек хан находился среди мулазимов Абдал'али тархана. Когда [Султан Ахмад] мирза и Абдал'али тархан почти одновременно предстали перед неизбежным для созданий [Аллаха], Шахибек хан ушел в Туркестан и старался снискать расположение Султан Махмуд хана. Хан, насколько было возможным, не жалел для него помощи и поддержки, так что с помощью хана Шахибек хан взял Бухару и Самарканд, и его войско с двухсот — трехсот [человек] дошло до пятидесяти тысяч и, возможно, даже до шестидесяти тысяч. С того времени, как он ушел в Туркестан, сила его при поддержке Султан Махмуд хана день ото дня увеличивалась, и каждый стоящий человек из султанов, /95а/ эмиры и прочие люди Абу-л-Хайр хана, скитающиеся по степям Дашт-и Кипчака, присоединялись к нему везде, куда он доходил.

После захвата Самарканда и Бухары он стал помышлять об устранении своего покровителя, и покровитель оказался беспомощным перед покровительствуемым. Когда известие об этом дошло до Алача хача, он прибыл из Моголистана на помощь брату. Краткое описание этого приведено раньше — как Шахибек хан взял в плен хана и отпустил. Он отколол, сколько смог, людей от войска ханов, и к его узбекскому войску прибавилось тридцать тысяч моголов. [Стих]:

Был цветок без зелени — он снова украсился ею

[Шахибек хан] возвратился из Ташкента и, не задерживаясь в Самарканде, отправился на Хисар и осаду Балха, как уже было упомянуто. Проведя зиму 909 (1503 — 1504) года в осаде Балха, в начале весны он прибыл в Самарканд и один-два месяца провел в степях Самарканда, [затем] поводья завоевания стран он направил в сторону Андижана. [206]

В первый год, когда он захватил хана, он не занялся Танбалом и Андижаном, потому что самым важным [тогда] считал устройство дел Ташкента. Вместе с тем Шайх Байазид еще до завоевания [Ташкента], чтобы услужить [Шахибек хану] без задержки поспешил встретить его, выразив разными способами свое доброжелательство. От имени Танбала он также согласно обстоятельствам выразил доброжелательство. В тот год [Шахибек хан] удовлетворнлея этим и вернулся. Когда он успокоился насчет Ташкента и моголов, он обдумал все о хисарцах и хорасанцах и решил прежде всего успокоиться в отношении Андижана и Танбала и спокойно направиться [затем] на завоевание Хисара и Хусрау шаха, что должно было послужить началом на пути в Хорасан.

Когда [Шахибек хан] прибыл в Маргелан, который является одним из важных мест Ферганы, Танбал оставил все крепости Ферганы и сосредоточил [силы] в Андижанской крепости. Когда известие об этом дошло до Шахибек хана, здравомыслящие люди сказали ему, что сосредоточение его [войска] в одном месте облегчило нам дело. /95б/ Они тотчас же быстро пустились в путь и решили, что [Танбал] засядет в крепости, и Шахибек хан сам лично будет осаждать ее, а все остальные султаны устроят набег на окрестности Андижана, пограбят их, захватят их крепости и людей, разрушат их и вернутся. А когда они придут на следующий год, то [окончательно] искоренят их. Однако рука предопределения схватила Танбала за воротник жизни и погнала вперед. Так он вышел из Андижанской крепости с намерением сразиться в открытом поле. Танбал вышел с десятью тысячами человек. Когда прибыл Шахибек хан, от обилия войска глаза у людей Танбала засыпало пылью. До того, как они добрались обратно до крепости, много людей достигло милости [Аллаха] от острого меча, а Танбал с братьями, разбитые, бежали и укрылись в крепости. Было решено в тот год только разрушить его вилайат и вернуться, чтобы на следующий год облегчить дело, а [Танбал] сам шел навстречу, беде. Дело, которое было отложено на следующий год, решилось в сорок дней. Когда Шахибек хан увидел, что небольшое количество разрозненных людей от страха за свою жизнь укрылось в крепости, он крепко взялся за дело и усилил осаду. [207]

После разгрома в Каратегине мой отец ушел оттуда и находился среди чагираков. Всего удивительнее то, что хотя [Танбал] слышал о скором прибытии Шахибек хана, он, вместо того, чтобы заняться подготовкой к сражению с Шахибек ханом (Добавлено по Л₂ 94а. Л₃ 68а), пошел против моего отца к чагиракам. Чагираки заключили союз с моим отцом и укрепились в ущелье Туруксаран (В Л₂ 94а; Л₃ 68а; R 168 — Турукшаран). Подошел Танбал и три дня подряд завязывал тяжелые бои. Мне довелось слышать от отца, который говорил: “На третий день я смог сохранить себя, благодаря сотням ухищрений, а когда наступила ночь, я крепко задумался: что будет, если [Танбал] опять завяжет бой? Все пригодные к делу люди погибли или ранены, больше людей не осталось. Что же будет завтра? Когда наступил день, в сильном страхе мы посмотрели с вершины горы и увидели, что войско [Танбала] отрядами и группами поспешно уходит. Нас охватили беспредельная радость и веселье. /96а/ Мы тотчас же отправили вниз некоторых людей, которые не были (Приведено по Л₁ 75а; Л₂ 94б; Л₃ 68а) ранены, а если и были, то рана их была несущественна, и они привезли одного человека. Он рассказал, что в полночь прибыл человек [с известием], что Шахибек хан подошел к Канд-и Бадаму и по этой причине [Танбал] поспешно ушел. От этого известия мы вновь обрели жизнь и бесконечную радость и тотчас же послали человека к Шахибек хану [сообщив], что из-за превратности судьбы мы скитаемся к этих местах, а когда получили известие о прибытии хана, то как будто бы жизнь вселилась в нас. Какой бы ни последовал в отношении нас указ, которому повинуется весь мир, он будет нами выполнен. Этот человек прибыл на второй день осады Андижана, тут же был принят, и [Шахибек хан сказал ему]: “Пусть он отправляется к нам как можно быстрее, мы мечтаем и больше всего желаем видеть его. Хотя не следовало бы идти, и страх был велик, но, заботясь о своих интересах и настроив себя на лучшее, я отправился в путь. <Когда я увидел хана (Добавлено по Л₂ 94б), он пошел мне навстречу с глубоким почтением и уважением, удостоив меня разных царских милостей, и объявил всем султанам и эмирам, что Мухаммад Хусан гураган де — наш гость, и все оказывайте ему гостеприимство. [208]

В течение тех нескольких дней, пока шла осада Андижана, все султаны и эмиры угощали нас и оказывали нам внимание. Наутро сорок первого дня Танбал поднялся на одну из башен крепости и закричал: “О, мой Мирза, вспомните о моих заслугах и о нашем детстве и укажите, что мне следует делать”. Танбал был молочным братом моего отца. [Отец] рассказал далее: “Несмотря на то, что в отношении меня он допустил бесчисленные неподобающие дела, и великие обиды пролегли между нами, я очень опечалился. Так как дело было проиграно, я сказал ему: <Почему ты укрепляешь крепость, ведь сейчас не время для сражения?” Он спросил: “Что же тогда делать?” Я сказал: “Будет правильным, если ты, признавая свою беспомощность, спустишься сюда”. Тимур султан присутствовал при этом. Танбал тотчас же спустился со всеми братьями, подошел растерянный и обнял меня. Больше времени ему не дали и всех в один час предали мечу. [Затем] они заперли ворота крепости и не упустили ни одной минуты, чтобы не грабить и не разорять [крепость], а, ту область подарили Джанибек султану и вернулись”.

Мои отец отправился с Шахибек ханом, и они прибыли в Самарканд. Несколько дней они готовили снаряжение для войска и отправились против Хусрау шаха. Когда они достигли Хисара, Ширам Чехра, который был одним из воспитанников Хусрау шаха, укрепил крепость Хисара. Шахибек хан сам лично осадил крепость. Через несколько дней Ширам Чехра запросил пощады, спустился и сдал крепость. А хан, сохраняя верность своему обещанию, отпустил Ширама. Ширам [некоторое время] находился около хана, а [потом] присоединился к другим людям, к которым он принадлежал по происхождению, и неизвестно, что с ним потом стало. Но хан, который сам лично занялся осадой, в тот же день приказал Махмуд султану ¹⁷ взять с собой из своего войска всех, кто желает, и направиться в Кундуз, потому что Хусрау шах уже давно наполнил крепость Кундуза разными припасами и сокровищами <и поднял шум на весь мир, что я де сделал запасы на двадцать лет, и, если (Добавлено по Л₂ 95а; Л₂ 69а) все дороги будут перерезаны, то смогу провести в крепости двадцать лет. А за двадцать лет — кто жив, кто мертв? Пока он был занят этой [209] бессмыслицей и хвастовством, прибыло известие, что Шахибек хан осадил Хисар, а Махмуд султан переправляется через воды Амуйе. Он тотчас же оставил все это имущество, а что мог, захватил с собой, — стихи:

До того, как тебя выгонят из деревни.
Погрузи свою ношу на быка и на осла, —

он растерялся, переполошился и ушел в надежде, что сможет прожить в горах.

Через один-два дня Махмуд султан вошел в Кундуз, а этот ничтожный со своими сестрами и братом был в Кундузе. Ранее было написано, что Хусрау шах (Добавлено по Л₂ 95а, Л₃ 69а) устроил брак моего отца с Султаним бегим, занялся весельем, а то, что он сделал за этим, уже упомянуто, а нас привезли в Кундуз. В те дни, когда мы были в Кундузе, у этой Султаним бегим появился сын, /97а/ его назвали 'Абдаллах. Жизнь его будет описана далее в разных местах.

Мой отец сопровождал Махмуд султана, между ними существовали большая дружба и взаимное услужение. Причина этого была в том, что в начале своей деятельности Шахибек хан во всех вопросах, касающихся государства, всеми средствами не допускал небрежности и не придерживался твердо ни обещаний, ни договоров. Каждый раз, когда представлялся удобный случай захватить что-нибудь, он не упускал его. Если то дело оборачивалось в его пользу, хорошо, а если оно не удавалось, он пылко извинялся и выставлял причины. Подобных столкновений между ним и Султан Махмуд ханом было много. Удивительнее всего то, что каждый раз, когда случалось такое дело, [Султан Махмуд] принимал его извинения, которые были явным коварством. Описание этого довольно длинно, оно будет изложено в основной части “Истории”. Одно из тех дел следующее. Когда в период дружбы и благожелательства [Шахибек хан] находился в Туркестане, Султан Махмуд хан повел войско на Танбала. Когда он прошел уже три дня пути, из-за неправильного совета, о котором упомянуто в основной части “Истории”, намерение Султан Махмуд хана изменилось, и он вернулся. Все эмиры, собравшиеся к войску [Султан Махмуд хана] из пограничных мест, вернулись назад и осели на границах. [210]

Известие о выступлении войска [Султан Махмуд] хана дошло до Шахибек хана в Туркестан. Он немедленно вложил ногу жадности в стремя рвения и, выступив в путь, сам лично пошел на Ташкент, а Махмуд султана послал на Сайрам, который в старинных книгах назван Истиджаб ¹⁸. Однако по дороге он получил известие, что [Султан Махмуд] хан вернулся, и [Шахибек хан] тотчас же отправил к нему человека, [сообщая]: “Я узнал, что подданные его величества направили поводья счастья против грешного раба Танбала, и я пошел, чтобы защитить Ташкент и семьи людей, хотя кроме него другого врага не было. Когда же я услышал о Вашем славном возвращении в столицу к царскому трону, я вернулся”. И [Шахибек хан] ушел в Туркестан. Он отправил также гонца к Махмуд султану, чтобы тот также не посягал ни на что и возвращался. Однако еще до /97б/ прибытия гонца [Махмуд султан], думая, что Сайрам свободен, напал на него. По приказу [Султан Махмуд хана] правителем Сайрама был эмир Ахмад ¹⁹, из эмиров итарджи и дядя Танбала, однако в противоположность племяннику он оказал большие услуги Султан Махмуд хану. Он выступил, и Махмуд султан потерпел поражение. [Эмир Ахмад] схватил его и связанного, и закованного в кандалы доставил во дворец [Султан Махмуд] хана. [Султан Махмуд] хан отправил к моему отцу человека с сообщением об этом деле. Мой отец пошел, выпросил ему пощаду и, оказав разные милости, отпустил его. Цель изложенного [показать], что от этого взаимная услужливость и дружба между Махмуд султаном и моим отцом увеличились. С Махмуд султаном он прибыл в Кундуз, взял с собой нас и мы всей семьей переехали в Шахрисабз, который Шахибек хан дал [отцу] в качестве икта.

От возвращения из Балха до времени, которое [сейчас] упомянуто, прошла одна весна. В начале зимы [Шахибек хан] стал претендовать на Хорезм, а мой отец бежал в Хорасан.

Если в этом месте не рассказать и не записать коротко события [жизни] Бабур Падишаха и Султан Са'ид хана, то смысл дальнейшей речи станет непонятным. Подробности этого краткого сообщения полностью будут изложены в основной части “Истории”, <ссли будет угодно всемогущему Аллаху>. [211]

УПОМИНАНИЕ О ГЕНЕАЛОГИИ БАБУР ПАДИШАХА, ОПИСАНИЕ ЕГО РОДСТВА С МОГОЛЬСКИМИ ХАКАНАМИ И КОРОТКО О НАЧАЛЕ ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Коротко об этом следующее. Издавна между чагатаями и моголами была великая вражда. Вместе с тем с времени Амира Тимура до времени Султан Абу Са'ид мирзы на престол возводили кого-нибудь из потомков Чагатай хана, сына Чингиз хана, и называли его падишахом. В действительности они были узниками, как это известно из их ханских указов. Когда наступил период царствования Султан Абу Са'ида мирзы, он уничтожил это правило. Он послал человека в Шираз за Йунус ханом, привез его и отправил в Моголистан против его брата Исан Буга хана.

Описание ухода [Йунус] хана в Шираз, ханствования Исан Буга хана и царствования Султан Абу Са'ида мирзы /98а/ в этом кратком [изложении] не помещено.

Короче говоря, Султан Са'ид мирза сказал Йунус султану: “Сейчас нужно, чтобы прежние Ваши намерения Вы и близко не допускали к своим мыслям, т. е. царские указы будут украшены именем этой династии. Теперь между нами должны быть только дружба и единодушие”.

Когда Йунус хан прибыл в Моголистан, после тридцатилетних стараний он одержал вверх над Исан Буга Ханом. Подробное описание этого будет дано во время [повествования] о деятельности Султан Са'ид хана (Приведено по Л₂ 96а; Л₃ 70а R 172), которое приводится в рассказе о Мирза Аба Бакре. После того, как благородный ум Йунус хана в какой-то мере успокоился, он сказал: “Следуя извечному установлению всезнающего Господа: <Когда вас приветствуют каким-нибудь приветствием, то приветствуйте лучшим или верните его же ²⁰> Султан Абу Са'ид мирза старинную вражду заменил дружбой, а мы эту дружбу заменим родственными связями”. Трем сыновьям Мирзы Султан Абу Са'ида — Султан Ахмаду мирзе, Султан Махмуду мирзе и 'Умар Шайху мирзе — вручили трех целомудренных женщин, находящихся на вершине почета и чести, — Михр Нигар ханим, Султан Нигар ханим и Кутлук Нигар ханим, о которых уже упоминалось ранее. [212]

Так как владение 'Умар Шайха мирзы — Фергана — было расположено по соседству с Моголистаном, по этой причине из этих трех мирз Йунус хан больше всего был расположен и имел привязанность к 'Умар Шайху, так что не делал различия между ним и своими сыновьями. Когда бы они ни пожелали, они навещали друг друга и [довольствовались] тем, что было не обременяя друг друга лишними церемониями. Когда родился Бабур Падишах, к [Йунус] хану послали человека с радостной вестью. Хан прибыл из Моголистана, и долгое время они были вместе. [Во время] бритья головы [Бабура] Падишаха каждый устроил празднество. Йунус хан и 'Умар Шайх мирза дружили так, как это никогда не удавалось двум государям. /98б/

Рождение Бабур Падишаха и упоминание его генеалогии. Короче говоря, Падишах родился шестого мухаррама восемьсот восемьдесят восьмого (14 февраля 1483) года. Маулана Мунир Маргинани — один из ученнейших улемов [из окружения] Улугбека, нашел цифронограмму [его рождения] в [словах]: “Шаш-и мухарраад” ²¹ (“Шестое мухаррама”). Они попросили Хазрат-и Ишана [Ходжа Убайдаллаха], <да освятит Аллах его могилу> дать имя [младенцу]. Он осчастливил его именем Захираддин-Мухаммад. <В те времена Чагатаи были в основном кочевниками, они не были торговцами как сейчас и им было трудно произносить “Захираддин Мухаммад” (Добавлено по Л₂ 96б, Л₃ 70б), поэтому они назвали его “Бабур”. В хутбах и в указах его называли и писали “Захираддин Мухаммад Бабур”. Но он больше известен как Бабур Падишах.

Родословная его [такова]: 'Умар Шайх гураган б. Султан Абу Са'ид гураган б. Султан Мухаммад мирза б. Мираншах мирза б. Амир Тимур гураган. А со стороны матери — Кутлук Нигар ханим дочь Йунус хана б. Увайс хана б. Шир Али хан б Мухаммад хан б. Хизр ходжа хан б. Туглук Тимур хан.

Он был государем, украшенным разными достоинствами и похвальными качествами. Из всех его качеств преобладали смелость и благородство. В тюркской поэзии после Амира Алишера ²² никто не написал столько, сколько он. У него есть превосходный диван на тюрки. Он создал поэтическое произведение под названием “Мубаййин” — очень полезный и принятый людьми [213] трактат по фикху. Он написал “Тюркский аруз” с такой тонкостью, с которой до него никто не писал и переложил на стихи “Рисала-и валидиййа” Хазрата Ишана [Убайдаллаха].

У него есть историческое сочинение на тюркском под названием “Вакаи'”, написанное очень выразительным, живым, чистым и понятным языком. Некоторые рассказы оттуда будут приведены [в этой книге]. В музыке и других [искусствах] до него в его семействе не было человека с его дарованиями. С ним произошли диковинные события, удивительные приключения, которые поистине никому из его сыновей выпали на долю. Он был в возрасте двенадцати лет, когда [его отец] Мирза 'Умар Шайх покинул мир. Об этом написано с таким мастерством в его историческом сочинении “Вакаи'”, что хотя и по тюркски, но здесь оно будет приведено в добрый час: /99а/ “В понедельник четвертого рамазана 'Умар Шайх мирза полетел вместе с голубятней и превратился в сокола. Ему было 39 лет”. Это дело произошло в 899 (8 июня 1494) году, когда он после [смерти] отца в двенадцатилетнем возрасте был возведен на царство. Между Байсунгар мирзой и Султан Али мирзой, сыновьями ²³ Султан Абу Са'ида мирзы, происходили такие стычки, что у обоих не осталось сил, чтобы защищать Самарканд. Когда известие об этом дошло до Андижана, [Бабур] Падишах пошел на Самарканд. Несмотря на то, что мирзы были обессилены, они оказали ему сильное сопротивление. В конце концов Байсунгур мирза не выдержал, оставил город и ушел в Хисар, где был убит Хусрау шахом, о чем кратко упоминалось ранее. [Бабур] Падишах взял Самарканд, и сколько смог из андижанского войска удержал в Самарканде, а остальная часть без разрешения и с разрешения ушла в Андижан (Добавлено по Л₂ 97а, Л₃ 71а).

Танбал, о котором уже упоминалось, по прибытии [в Андижан] в сговоре с несколькими другими эмирами возвел на царство Джахангира мирзу, младшего брата Бабур Падишаха. Они без вины убили казия Андижана, человека чрезвычайно набожного, благочестивого, проявлявшего ради Падишаха большое усердие в устройстве дел царства. Еще до убийства казия, <Да будет над ним милость Аллаха>, приверженцы [214] Падишаха за короткие время укрепили крепость Андижана и отправили письма [к Бабуру], убеждая его как можно скорее прибыть на их зов, так как дела в Андижане непременно придут в расстройство и ясно, что тогда дело в Самарканде также расстроится.

Когда письма дошли до Падишаха, он оставил Самарканд и направился в Андижан. Достигнув Худжанда, он получил известие, что [враги] сделали свое дело. Падишах, “отсюда выгнанный и туда не попавший”, растерялся и прибег к защите своего дяди Султан Махмуд хана.

В это время к сыну и сестре, которая была матерью /99б/ сего раба, прибыли мать Падишаха и ее мать, Исан Даулат бегим. В связи с этим Падишах побывал в нашем вилайате и для дорогих гостей делали все, что было возможно.

В другой раз с величайшими трудностями, после многих поражений и побед, [Бабур Падишах] овладел Самаркандом. В стремлении защитить Самарканд он провел много сражений с претендентами на Самарканд, испытал поражения и победы. В конце концов дело дошло до осады [города]. Когда терпение Бабур Падишаха лопнуло, он отдал [в жены] Шахибек хану свою сестру Ханзада бегим, о которой было упомянуто прежде, заключил мир, и ушел, а Самарканд укрепился за Шахибек ханом. Подробности этого краткого изложения довольно длинные. Короче говоря, перестав думать о Самарканде, Падишах снова прибыл к своим дядьям и занялся Андижаном. Ханы также подвязали поясом старания талию отцовской любви и приложили большое усердие, чтобы захватить Андижан и отдать его Падишаху. Дело кончилось так, как уже было упомянуто.

В последнем сражении, когда ханы попали в руки Шахибек хана, Падишах быстро направился в горы на юге Ферганы и претерпел много трудностей и бесчисленных бед. Вместе с ним была его мать, и большинство приближенных Падишаха также были с чадами и домочадцами. Это путешествие точно соответствовало подобным жемчугу и перлам словам имама благочестивых, руководителя праведных, эмира правоверных 'Али, <да почтит Аллах лик его>, который сказал: <Разве ты не знаешь, что пророк говорил так: “Путешествие — это часть преисподней”. [Согласно этому] кривовращающееся и изменчивое небо обрушило на Падишаха все, что [215] приберегло из мелких и крупных жестокостей для унижения терпеливых, благородных людей. С мучениями и большими трудностями они достигли Хисара, который был столицей Хусрау шаха. /100а/ Они надеялись на его гуманность, которой он был им известен, однако он переменился подобно небу — отвернул лицо человечности, а спину холодности обратил к тому обладателю человечности. И все это он сделал так, что не воспрепятствовал им двигаться дальше, и в том же состоянии подавленности, охваченные страхом и растерянностью, они прошли в Гури ²⁴ и Баклан. Когда они прибыли а эти пределы, спина их стойкости была сломлена, а нога возможности передвигаться связана, и они задержались там на несколько дней. Стих:

Нередко бывает, что зло содержит в себе и пользу

Хотя остановка в том месте показалась им тягостной, однако в этом заключался милостивый взгляд Истинного мудреца и Абсолютного владыки, <да возвеличится слава Его>, чего не видели глаза дальновидных мудрецов.

Между тем шумное прибытие Шахибек хана в Хисар и грохот набега Махмуд султана на Кундуз погасили треск гордости Хусрау шаха так же, как и барабана его власти, как уже упоминалось раньше. Не зная, [что Падишах в Гури], он также направился в горы Гури. Когда он подошел к тому же месту, стало известно, что Падишах в Гури. В ту же ночь все его слуги и приближенные, малые и большие, все присоединились к Падишаху. Хусрау шах не нашел ничего другого, как пойти в услужение [к Падишаху], несмотря на то, что для глаз двоюродного брата Падишаха Султан Мас'уда мирзы он светлый мир сделал темным, а брата его Мас'уда Байсунгара мирзу он как только посадил на трон, так и уложил на доски погребальных носилок, а когда Падишах в [описанном] состоянии прибыл к нему, он приказал прогнать его.

В то же время Мирза хан, младший брат пострадавших мирз (Приведено по Л₂ 97б, Л₃ 72а), отец и мать которого были родными [братом и сестрой] отцу и матери Падишаха, присоединившись к Падишаху в трудные дни, проведенные им в горах, и /100б/ находящийся с ним сейчас, по прибытии [216] Хусрау шаха ко двору Падишаха обратился с просьбой разрешить отомстить [Хусрау шаху] за своих братьев. Падишах, человечность которого была его природным свойством, ласково сказал Мирза хану, что жаль и тысячу раз жаль, что таким уважаемым царям стараются противопоставить <коварство дьявола (Приведено по Л₁ 78а; Л₂ 98а; Л₃ 72а). И [Бабур] столько просверлил жемчужин благородства алмазом великодушия, что Мирза хан согласился и ничего не сказал. Как только Хусрау шах увидел Падишаха и Мирза хана, соблюдающих этикет и обычаи, лоб его невежества ежеминутно стал покрываться потом стыда, а Падишах стер его подолом прощения и рукавом снисхождения. Когда прием был окончен, Падишах приказал, чтобы его казначеи отдали обратно [Хусрау шаху] все палатки, сокровища, коней и прочее имущество в том же виде, в каком они взяли у него. Несмотря на то, что у благородной свиты Падишаха имелась только одна лошадь, на которой к тому же ехала его почтенная мать, и поэтому можно было судить о его нуждах, он не взял себе из имущества [Хусрау] ничего, кроме того, что тот сам назвал ему в качестве подарка во время [этой] их встречи, еще не получив своего имущества обратно, а <когда все его снаряжение и казна вернулись к нему без потерь, он дал [Бабуру] то, что обещал (Добавлено по Л₂ 98а; Л₃ 72а).

Получив разрешение уйти в Хорасан, Хусрау шах отделился [от Падишаха] и ушел. Удивительнее всего то, что Хусрау шах, располагая таким войском, не стал защищать своего владения, а, испросив немного помощи в Хорасане, пошел на Кундуз и [здесь] легко был убит. Действительно, убийство своего господина и сына господина неизбежно приводят к гибели. Что касается Падишаха, то он за одну ночь стал обладателем двадцати тысяч человек. И храбрые эмиры с прекрасным снаряжением, как Баки Чаганийани, Султан Ахмад (Добавлено по Л₁ 78а; Л₂ 98а; Л₃ 72б) Каравул, Баки Тиллафуруш и другие взялись за дела Падишаха и [вместе с ним] отправились в Кабул.

А в Кабуле после дяди Падишаха Улуг мирзы Кабули власть захватил Муким б. Зуннун Аргун, один из мирз /101а/ Султана Хусайна. После счастливого прибытия Падишаха он выступил против него, однако после небольшого сражения отступил и укрепился в крепости [217] Кабула. В конце концов он не выдержал осады, попросил пощады и сдал крепость. Падишах, сохраняя верность своему обещанию, разрешил ему со всем имуществом и близкими благополучно уйти в Кундуз (В Л₂ 98а; Л₃ 72б; R 177 — Кандагар). С той даты — 909 (1503 — 1504) год — до настоящего времени — 948 (1541 — 1542) год — Кабул остается в руках Падишаха и его подчиненных. Рассказ [о Бабуре] дошел до этого места.

События жизни Султана Са'ид хана, рассказы о моем отце и об его уходе в Хорасан, а также события, которые произошли после этого в жизни Падишаха, были нами оставлены. До этого было сделано только краткое описание блестящих подвигов хана, а теперь необходимо кратко изложить начало его деятельности и подробно описать последние события его жизни.

Когда Владыка царей мира и Бесспорный обладатель царства, <да славится его величие и да распространится его благодеяние по его извечной воле и вечному предписанию>, захочет удостоить кого-нибудь, угодного ему из его слуг короной великодушия и пожелает отличить среди равных более достойного из рабов своих почетным халатом милости, то он сначала подвергнет его испытанию трудностями, соблазнами и необычными происшествиями. В этом заключена редкая мудрость, ибо этим он ознакомит [своего избранника] с положением обездоленных и осведомит его о грядущих событиях, чтобы тот смотрел на положение слабых глазами милосердия, а государство и религию своим умом и проницательностью сохранял бы в порядке, как это рассказано в стихах гордости людей мира, света мусульманской религии шайх ал-ислама 'Абдаррахмана Джами ²⁵ в его “Силсилат аз-захаб” о приближенном к престолу великого, всеведущего Господа Моисея, <да будет над ним милость Аллаха>: /101б/

Однажды в один из дней собеседник божий [Моисей],
Который мог молвить слово в святилище верности, [218]
В период пастушества как-то обнаружил,
Что ягненок отбился от стада.
Ягненок бегал повсюду, а [Моисей] — за ним
Прошел много гор и степей
В конце концов [ягненок] ослабел,
Ноги у него устали от бега,
[Моисей] взял его за шерсть и поставил перед собой,
И слезы милосердия полились по его лицу,
Нрав его не ожесточился от гнева,
Ласково он гладил его по спине
[Он говорил] “Почему ты убегал?
Какая польза для тебя от твоего бегства?
Мои старания в погоне за тобой
Были не для меня, а для тебя
Если бы я оставил тебя самого по себе
Отвращая милость свою от тебя,
То для любого нечистого кровожадного волка
Ты стал бы обедом или ужином”.
После этого [Моисей] посадил ягненка на плечо
И отправился по своей дороге.
Так как он заметил, что [ягненок] от мучений потерял силы,
Он взвалил груз на свою шею.
В здоровом ли состоянии, или больном,
Нет ничего превосходнее, чем ношение груза
Ты носи груз, чтобы в день подсчета [благих] деяний
Ты нашел доступ ко дворцу блаженства.
Творец всевышний, когда в пастушестве [Моисея]
Увидел его доброе поведение,
Сказал святым херувимам:
“Тот, у которого милость проявляется в такой доброте,
Заслуживает того, чтобы его возвысить,
II чтобы он стал в мире мудрым шахом.
И дали бы ему главенство над людьми
И указали бы ему путь пророчества,
Чтобы все под его сенью нашли успокоение
И подобно тени, не покидали бы его зонт”.

Поэтому в верных преданиях упоминается о том, что ни одному пророку не надевали венец пророческой миссии и халат посланничества без того, чтобы не подержать его на пастушеском занятии для того, чтобы на том деле он получил уроки любви и сострадания к сильным и слабым.

В “Истории Хосровитов” содержится [рассказ] о том, как Кубад, один из знаменитых Хосровитов и отец Нуширвана, когда стал замечать на челе Нуширвана сияние ума и знаний, а также лучи справедливости и щедрости, то решил препоручить его разуму ученых и мудрецов, чтобы с малолетства его чистая грудь наполнилась бы чистотой /102а/ мудрости, <как надпись на камне>. Тогда Кубад позвал мудреца Ходжа Бузурджмихра и вручил ему Нуширвана. Мудрец сказал: “Так как цель этого вручения ясна, то если по требованию [219] мудрости произойдет дело, которое недалекому взору наблюдателей с виду покажется творением вреда и презрения, следует, чтобы в Вашей душе не было обиды, так как польза от той мудрости будет распространяться и проявляться во все времена”. Кубад сказал, что это вручение преследует именно такую цель. После этого Ходжа вместе с Нуширваном отправился в обитель мудрости. Когда они подошли к конюшне, подали лошадей. Ходжа сел верхом, а Нуширвану приказал взять на плечо попону и идти пешком у стремени Ходжи. Иногда Ходжа сильно гнал лошадь, а иногда придерживал поводья мудрости. Когда он доехал до дома и остановился во дворе дворца-сада, то стал проявлять в отношении Нуширвана резкость и грубость и приказал, чтобы его положили под палки. С двух сторон встали два человека, взяли толстые палки и подняли над ним. Нуширван от сильного страха задрожал и взмолился. Ходжа сказал: “Иди, я прощаю тебя”. Нуширван обрел особую радость и бесконечное веселье. После этого с большим почетом Ходжа ввел Нуширвана в дом и оказывал ему разные почести и приятные услуги так, что Нуширван, даже в воображении не представлявший такое человеколюбие, был поражен.

Бузурджмихр сказал: “Сначала, когда я заставил тебя идти пешком у моего стремени, моей целью было осведомить тебя о состоянии пеших, которые находятся у твоего стремени — какую трудность испытывают пешие и как беспечно гонят проворных лошадей беззаботные всадники, и никогда даже частица праха трудностей пеших не оседает на кромке их ума. /102б/ И еще. Когда я на тебя гневался и положил под палки, а потом простил и ты освободился от той жестокости, то какая радость и веселье охватили тебя! Все это было для того, чтобы ты знал, что если ты какого-нибудь несчастного человека обречешь на несчастье и подвергнешь наказанию палками, ты вспомнишь об этом своем трудном положении и о том своем состоянии, когда ты обрел покой, <чтобы ты не желал для другого того, чего не желаешь для себя (Приведено по Л₂ 99б).

И еще. Поcле моего гнева я угостил тебя подобающим образом, посадил тебя на трон почести и добился твоего расположения ко мне приятной беседой и мудрыми изречениями. Ты — государь, народ нуждается в [220] тебе и народу желательно, чтобы ты поступал именно так. Ты должен помнить это и поступать в отношении подданных так же, как я поступил с тобой”. Из этих россыпей мудрости в сокровищницу мысли Нуширвана он положил вечный клад, в результате чего после того, как Нуширван стал царем, он достиг той степени, которая соответствует смыслу изречения Его светлости, лучшего из творений, и предводителя всего сущего, <да будут лучшие молитвы над ним>, [который] изрек: “Я родился при справедливом царе”. Это счастливое изречение написано на странице счастья [Нуширвана] и поэтому он отличен от прочих неверных и, несмотря на мрак неверия, спасен от обители неверия — ада и определил себе место в чистилище — обители защиты от мучений.

Цель этого вступления и изложения этого рассказа такова. Извечная мудрость по своей вечной воле пожелала, чтобы корону наместничества, держащуюся на щедрости и справедливости и скрепленную благочестием и правосудием, украшенную перлами похвальных качеств и жемчужинами добрых деяний возложили на голову, а халат царствования, украшенный разнообразными достоинствами, надели на счастливые плечи избранного хана, /103а/ который по полноте власти является султаном над султанами, и чтобы ему сопутствовало счастье его называли “Султан Са'ид хан” — “Счастливый султан”. И это для того, чтобы люди, принадлежащие к воинам государства, земледельцы и все подданные, в особенности люди знания и совершенства и разные слои дервишей и суфиев спокойно занимались молением за всемогущего Господа и благодарением за милость всевышнего Господа, а благоденствия от этого хватило бы на долгие времена в мирских и религиозных делах.

Итак, [этот хан] сначала испытал все трудности, которым в разной степени подвергаются различные категории жителей мира. В дни перемен какую бы одежду он ни надевал, он испытывал трудности того сословия, к которому принадлежала эта одежда. Претерпевая испытания времени и злосчастные превратности [судьбы], он обретал благонравие и набирался опыта для того, чтобы, познав как следует дела разных категорий людей, во время своего царствования относиться к каждому сословию (Приведено по Л₂ 100а; Л₃ 74а) по достоинству, что [221] способствовало бы его благоденствию и стало бы причиной его процветания. Стихи:

Человеку даровитому и умному
Следовало бы иметь две жизни на этом свете,
Чтобы в одной приобрести опыт.
А в другой — применить опыт к делу

С Султаном Са'ид ханом — в этом кратком изложении везде, где упоминается слово “хан”, речь идет об этом хане — произошли удивительные события. Так как цель этого краткого изложения побольше описать деяния хана, то они будут приведены здесь. Подробности этого краткого упоминания таковы. Его благородная родословная неоднократно приводилась ранее. Со времени рождения до четырнадцати лет он провел счастливую жизнь под защитой блаженства и в приюте счастья своего отца. Когда его благословенный возраст достиг четырнадцати лет, у его отца, Султан Ахмад хана, известного как Алача хан, возникло намерение служить своему старшему брату — Султан Махмуд хану. Тогда он назначил своим заместителем своего старшего сына Мансур хана, а двух других своих сыновей, которые были младше Мансур хана, — Султан Са'ид хана и Бабаджак султана — /103б/ он увез с собой в Ташкент. Во время битвы в Ахси, где ханы были схвачены, как это уже описывалось, [Са'ид] хан был со своим отцом. Когда войско расстроилось, каждый старался спасти свою жизнь как мог. Хан также побежал в одну сторону. В это время стрела попала в бедро хана, пробила кольчугу и достигла кости. Так как войско его отца было разбито, у него не осталось сил бежать. Люди тех мест схватили его и от того, что у него не было сил идти, они его никому не передали и несколько дней держали у себя.

До того, как у хана появились силы, Шахибек хан вернулся в Ташкент для приведения в порядок дел. В Ахси сидел Шайх Байазид. Хана привели к нему, и тот его арестовал. Целый год [хан] находился у него в заключении до тех пор, пока не пришел Шахибек хан. Он захватил Танбала, убил его, а управление Андижаном передал Джанибек султану.

Джанибек султан прибыл в Ахси. Хана привели к Джанибеку султану, а Джанибек отослал его к Шахибек хану. Шахибек хан по-доброму отнесся [к хану], встретил его по-отечески участливо и содержал его как [222] можно лучше. Когда [Шахибек хан] овладел Хисаром и Кундузом, он был вместе с ним. Я так слышал от хана, который рассказывал с удивлением и восхищением: “Когда [Шахибек хан] завоевал Хисар, прибыло известие о завоевании Кундуза Махмуд султаном. [Шахибек хан] начал возвращаться и шел очень медленно. Он передал Хисар Хамза султану ²⁶, а Чаганиан Махди султану ²⁷. Так как дорога на Дарбанд-и Аханин была узкой, войско из-за обилия добычи фарсах за фарсахом направилось по дороге в Буйа и Термез. Буйа стал местом размещения палаток победоносного войска и как-то в полдень я присутствовал в собрании. Время приема еще не настало и присутствовало небольшое количество приближенных [Шахибек хана], когда прибыл человек, облик которого выражал страх и смятение. Он быстро подошел и положил письмо к подножию трона, приличествующего власти. /104а/ [Шахибек хан] стал читать письмо и сильно изменился в лице. Не дочитав его, он встал, направился в гарем и приказал, чтобы привели коня. В гареме он оставался долго. После полуденного намаза он вышел, сел на коня и много людей окружали его. Стало известно, что в Кундузе естественной смертью умер Махмуд султан и привезли его тело.

Когда [Шахибек хан] через небольшой промежуток времени выступил из лагеря, мы увидели много людей в черных, как смоль, одеждах, обливающихся слезами. Они поставили погребальные носилки [на землю] и встали рядами поодаль носилок. Когда [Шахибек хан] увидел это, он подал знак, и все султаны и прочие [люди] спешились и пошли пешком у его стремени. Те люди подняли крики и вопли, и эти люди также стали стенать и вопить. Когда [Шахибек хан] близко подъехал, он подал знак, чтобы все люди, которые были с ним, встали в ряд, а сам он верхом на коне выехал вперед так, что голова его лошади возвышалась над погребальными носилками и приказал, чтобы все люди умолкли. И те люди перестали рвать на себе воротники и причитать. Затем он подозвал к себе одного из эмиров Махмуд султана и, как принято, выразил соболезнование и некоторое время хранил молчание, не меняясь в лице, и не плакал. А через некоторое время он поднял голову и сказал: “То, что Махмуд хан умер, очень хорошо. Люди говорили, что власть Шахибека поддерживает Махмуд, теперь станет ясно, что власть Шахибека [223] не зависела от Махмуда, несите его и хороните”. Он сказал это и вернулся. [Шахибек хан] проявил такую дерзость и хладнокровие, что все были ошеломлены”.

Смерть Махмуд султана для моголов была большим горем, потому что Махмуд султан во всех отношениях был опорой моголов и, как уже упоминалось, проявлял старание в этом добром деле. Когда они достигли Самарканда, из Моголистана прибыла Шах бегим. Подробности этого краткого упоминания те, что Шах бегим была матерью ханов /104б/ и дочерью Султан Мухаммада (В тексте ошибочно Султан Махмуд (ср. Т л. 59б)), который является государем Бадахшана и происходит из потомков Искандара Зу-л-карнайна. [Когда-то] она вместе со своим сыном Султан Махмуд ханом ушла в Моголистан. Однако те же упомянутые низкие люди сделали так, что между матерью и сыном, между которыми повеление и повиновение никогда не переходили [границы] учтивости, поднялась пыль недовольства и появился прах ужаса. Ее советчики, которые были смутьянами, порешили на том, что бегим следует отправить к Шахибек хану, чтобы она попросила для себя какую-нибудь область, так как жить ей в Моголистане трудно. С этими нелепыми мыслями они и отправили бегим. Так как бегим была очень умна, то до того, как низкие люди смогли разлучить ее с любимым сыном таким способом, который все люди считают для себя позором и бесчестием, она под этим предлогом уехала от сына. Разнеслись слухи, что она поехала с просьбой [к Шахибек хану], а она радовалась свиданию с детьми в Самарканде.

Между тем [Шахибек хан] повел войско на Хорезм, а мой отец бежал в Хорасан, описание чего вскоре последует. Хан рассказывал, что после бегства Мирзы его опасения возросли. Шестнадцать человек договорились между собой и бежали из Самарканда. По Хутукской дороге они проследовали в Кара-Тукай, оттуда до Сайрама и ушли в Моголистан. По дороге в Узун Ахмад ²⁸ они прибыли в Хафтдех, известный как Йеттиканд. В Йеттиканде находился Султан Махмуд хан. О начале этих событий уже упоминалось когда Султан Ахмад хан умер, то Султан Махмуд пришел в Моголистан.

Султан Махмуд хан был слабым государем и в делах управления проявлял большую леность и мягкость. Всем было известно, что Моголистан — это степь, и ее [224] дела не потерпят такой лености и мягкости, по этой причине хан не смог оставаться в Моголистане. Изменив свое решение, он прибыл в город и вилайат Йеттиканд (Приведено по Л₂ 101а Л₃ 75б, R 181), где имелось небольшое земледелие, /105a/ и стал там жить. Хан присоединился к Султан Махмуд хану, который доводился ему дядей, и некоторое время провел на службе у дяди.

Хан был чрезвычайно энергичным и смелым человеком, поэтому он не выдержал лености и нерадивости Султан Махмуд хана и бежал оттуда. Султан Махмуд хан отправил в погоню за ним людей. Через три дня те настигли его и произошла схватка. Когда напряженность борьбы, дошла до предела, один из приближенных Султан Махмуд хана по имени Максуд 'Али, который играл на сазе и имел голос, проявил большую смелость. Хан увидел, что успех схватки зависит, прежде всего, от его старания и погнал на него коня. Тот бросился бежать. Убегая, он оглянулся и выпустил стрелу. Его стрела попала в левое плечо хана таким образом, что пробила кость плеча, прошла через левую лопатку и дошла до правой лопатки. В это время хан приготовился [поразить Максуд хана], однако, сколько бы он ни старался, сил в его руках не хватало на то, чтобы владеть оружием, и враг благополучно ушел. Хан вернулся. Рана его была тяжелая и два года правый глаз и рука хана не действовали. Через некоторое время в сражении этот самый Максуд 'Али попал в руки одного из мулазимов [хана], и тот хотел <за проступки, совершенные [Максудом 'Али], отправить его в мир вечности, а другой [человек] сказал ему (Добавлено по Л₂ 101б, Л₃ 76а): “Если ты доставишь его к хану живым, чтобы он своей рукой казнил его, то это будет более подходяще, и он будет тебе более признателен”, и он доставил его живым к хану. Хан выразил радость [по этому случаю], потребовал его к себе и сказал: “Прекрасно, что ты попал в мои руки, мне было скучно”. Несмотря на то, что [хан] имел одно платье, он отдал его ему и подарил ему еще несколько лошадей, - так как в Моголистане лошадей и скота очень много (Приведено по Л₂ 101б; Л₃ 76а), а одежды мало и до конца своих дней относился к нему милостиво. Благородные поступки хана [225] бесчисленны — каждый из них будет упомянут в надлежащей месте.

Одним словом, раненый, с величайшими трудностями [хан] присоединился к брату Султан Халил султану. Султан Халил султан после смерти отца бежал от Мансур хана, прибыл в Моголистан и присоединился к киргизам — львам рощ Моголистана, /105б/ и они избрали его своим государем. <Долгое время [хан] был с братом (Добавлено по Л₁ 81б; Л₂ 101б, Л₃ 76а). В итоге между ними, [с одной стороны], и Султан Махмуд ханом и Мансур ханом — [с другой], произошло много побед и поражений, много столкновений, случались большие сражения и удивительные события, а в тех сражениях [хан] получал такие ранения, что здравый рассудок отказывался верить в их заживление. Описание этого особого отношения к цели настоящего повествования не имеет.

С 910 по 914 (1504-1505 — 1508-1509) годы в Моголистане [все царевичи] были заняты борьбой и распрями друг с другом до тех пор, пока Султан Махмуд хану не надоело находиться среди братьев и разобщенных людей Моголистана и он не ушел к Шахибек хану, о чем уже было рассказано.

Когда остались Мансур хан, Султан Са'ид хан и Султан Халил султан, Мансур хан напал на братьев, и те также вступили с ним в сражение. Это событие произошло в Алмату — известном месте Моголистана. Сражение было трудное и, в конце концов, поражение выпало на долю султанов. Султан Халил потерял надежду на Моголистан и вслед за дядей в надежде, что Шахибек хан уже оказал ему покровительство, прибыл в Ахси. Джанибек султан схватил его и передал моему дяде Саййид Мухаммаду мирзе, Султану 'Али мирзе бекджаку и Тубра Тийагузу с тем, чтобы они утопили его в реке и, тем самым, обрели к себе доверие. И они вынуждены были утопить несчастного султана в реке Ахси. Через некоторое время после этого события [Са'ид] хан проявил заботу и милость к этим людям, которые убили его брата — об этом еще будет упомянуто.

Когда [Са'ид] хан бежал от этого сражения, около него было примерно пятьдесят человек и необходимое количество скота. Из Алмату он прибыл в Дулан, который находится приблизительно в пятнадцати днях [226] пути среднего хода каравана (Добавлено по Л₂ 102а, Л₃ 76б). Когда они прибыли туда, то немного успокоились и оказались в какой-то мере в безопасности. В тот же день объявился один человек, они схватили его и стали расспрашивать. Он сказал, что в местности Уруктам, расположенной [отсюда] в трех днях пути умеренного хода каравана, /106а/ находится группа людей из племени бахрин, намеревающаяся отправиться в Кашгар и присоединиться к Мирза Аба Бакру. “Я убежал, — [продолжал он], — и иду к киргизам”. [После этого] все посовещались и решили, что хан сам отправится туда и установит связь с теми людьми. Возможно, благодаря этому он получит поддержку. Больше всех на этом настаивал Ходжа 'Али бахадур. Этот Ходжа 'Али бахадур был из людей [племени] бахрин и был человеком храбрым, смелым и бесподобным стрелком из лука. Когда хан (Добавлено по Л₂ 102а; Л₃ 76б) бежал из Самарканда и присоединился к своему великому дяде Султан Махмуд хану, этот Ходжа 'Али находился в Йеттиканде на службе у одного из наместников Султан Махмуд хана. Когда прибыл хан, [Ходжа 'Али] от души подвязал пояс преданности хану и искренне стал ему служить. Во время бегства, когда [хан] получил рану от руки Максуда 'Али-музыканта, этот Ходжа 'Али проявил в том сражении большую смелость и выказал храбрость — с этого дня он всегда находился под благосклонным взглядом хана. Удивительные дела, случавшиеся в большинстве сражений, были делом его рук. Наряду с храбростью и мужеством он выделялся также умом и знаниями. В те дни большинство дел решалось по его усмотрению и совету. Так как Ходжа 'Али настаивал на этом деле, а остальные советчики не были расположены к этому, Ходжа 'Али заявил, что если мы пойдем с этой [нашей] группой людей, возможно, те люди подумают: “Наступили дни разлада, они пришли нас грабить”, и эти нелепости невозможно будет устранить из жаровни их мозга, являющегося местом наущения дьявола, и это станет причиной нового раскола и ужаса. Поэтому правильным кажется следующее. “[Ваш покорный] слуга при стремени августейшего будет выделен из прочих слуг для исполнения службы, а все остальные на пять дней останутся здесь. Если те люди по совету и правильному мнению Вашего слуги /106б/ согласятся содействовать нам, и их умы, охваченные [227] страхом, по договоренности [с нами] быстро успокоятся, а их дурные мысли и низкие думы сменятся чистым намерением и верностью его величеству, — это соответствует нашим желаниям, а если нет, то мы как можно скорее присоединимся к группе ожидающих нас людей. И это, кажется, более приемлемо по времени, так как сейчас надо беречь лошадей, а если все будут сопровождать [хана], то это станет причиной того, что лошади потеряют силу”.

Это мнение было одобрено умными людьми, и хан с Ходжой 'Али отправились. Трехдневный путь они преодолели за одну ночь и в полдень прибыли [на место]. Те низкие люди, узнав об этом, вышли к ним навстречу, но не выразили им почтения, как было принято у моголов, а держали себя безмерно вызывающе. Ходжа 'Али сказал: “Все стремящиеся к чему-то люди, достигавшие [когда-либо] своих желаний, искали удобного случая и крепко хватались обеими руками надежды и служения за подол людей власти...” Речь Ходжа 'Али осталась незаконченной — они заговорили о том, что <с этим нашим достатком, которого не хватает на похлебку, и который все убывает, не нужен нам хан для одной сотни семейств. Наше хозяйство не выдержит этого. Они погнали хана к его друзьям (Перевод приблизительный, текст во всех списках не ясен), а Ходжа 'Али окружили. Запасного коня хана, которого держал [Ходжа 'Али], у него отняли, узду и поводья бросили хану, а Ходжу 'Али схватили и отправились по своим домам. В страхе за свою жизнь хан поспешно повернул назад, чтобы его не схватили и не передали бы Мирза Аба Бакру. В крайней растерянности он погнал коня, чтобы быстрее оказаться рядом со своими людьми. Опасаясь, Хан все время оглядывался. Как-то он рассказывал об этом событии, и я спросил его: “От одиночества Вас, вероятно, охватил сильный страх?” Хан ответил: “Не настолько, потому что /107а/ до этого я уже оставался один в Моголистане и проводил дни в одиночестве, а потом снова присоединялся к людям”.

Когда хан прошел часть пути, издали показалась какая-то черная [точка]. Он спрятался сам и запасную лошадь крепко привязал в укромном месте, притаился в засаде и стал ждать. Когда [черная точка] приблизилась, хан увидел, что это был человек. Он подпустил его поближе и, вставив стрелу в лук, выскочил на него. [228]

У того человека не оставалось возможности двигаться и от крайнего страха он спрыгнул с коня. Хан узнал его — это был тот самый гулам, который бежал от этих людей, шел к киргизам и которого схватили в Дулане [люди хана] и он сообщил сведения об этих низких людях [племени бахрин]. Тот также узнал хана, поцеловал стремя его коня, и хан спросил у него о своих людях и о том, где они сейчас находятся. Тот сказал: “Когда Вы ушли с Ходжа 'Али бахадуром, в отряде начались разногласия. Это произошло от того, что такой-то сказал, что, находясь ночью около палатки, которая была возведена для хана, [он услышал] как Ходжа 'Али бахадур говорил хану, что эти люди — расстроившаяся группа и нечего ждать от них какого-то результата. У тех людей больше слуг и скота. А эти мулазимы из-за того, что каждый из них эмир и сын эмира, станут предводительствовать и командовать над ними, а те не смогут терпеть такую нелепость. Мы с этими людьми не достигли своего желания и цели, значит, самое подходящее сейчас отделиться от них в том порядке, как было мною изложено, и присоединиться к тем людям, а эти пусть идут, куда хотят. С силой того племени мы сможем осуществить все наши дела. Хану это мнение чрезвычайно понравилось, и больше он не вернется сюда. От этих слов люди потеряли надежду, оскорбились, каждый по своему усмотрению избрал себе дорогу, и все разбрелись. Одна группа, предводителями которой были Учку Мухаммад мирза, Шах Мирак и Зикул бахадур, пошла в Турфан, столицу Мансур хана. Другая группа, /107б/ главой которой был Каракулак мирза, направилась в Андижан в надежде на то, что, возможно, ханы, ушедшие к Шахибек хану, нашли у него покровительство. Другая группа, руководителями которой были Хушкелди кукалдаш и Азизберди Ага, решила отправиться к Мирза Аба Бакру в Кашгар. В таком порядке они и разъехались”. Хан, <да умножиг Господь блеск его>, всегда говорил: “Услышав о таком положении дел, я был поражен, смятение и страх охватили меня. Я спросил: “Сколько прошло дней, как это случилось?” Он ответил: “Этот разговор произошел в тот же самый момент, как Вы исчезли с их глаз, и они разбрелись”. На некоторое время я ушел в себя и погрузился в глубокие и долгие размышления. В конце концов я решил для себя, что оставлю коня в лесах Нарина (Приведено по Л₁ 83а; Л₂ 103а; Л₃ 78а; R 185 (в Т — Марин)), среди чащ, [229] откуда нет выхода, а сам из засады убью газель и буду питаться ее мясом, шкуру использую в качестве одежды и так проведу несколько лет до тех пор, пока из мира невидимого что-нибудь не проявится в мире видимом. Согласно с тем я и поступлю. С таким намерением я отправился, ведя рядом свою запасную лошадь”.

Среди племен мира у племени моголов есть такой обычай: их смелые юноши долгое время живут в одиночестве в пустыне, в горах или лесах, которые удалены от людей на один-два месяца пути. Одеждой и пищей им служат шкура и мясо газели, и это они считают смелостью и мужеством, и это, в самом деле, очень трудное и опасное дело. Избрав для себя это чрезвычайно опасное дело, хан отпустил гулама и приступил к его осуществлению. Ночь он провел в одном месте, которое посчитал подходящим для этого, а когда настал день, он отправился в путь. Соблюдая правила осторожности, что является обычаем моголов, утром он, оставив дорогу, по бездорожью направился в ту сторону, откуда пришел, и <поднялся на возвышенность (Добавлено по Л₂ 103б; Л₃ 78а), на такое место, откуда была видна дорога, по которой он шел сюда, а также та, по которой он должен был идти сегодня. Осматривая обе стороны, он пас лошадей, /108а/ так как ночью держал их привязанными. Он рассуждал так, что, если кто-то его преследует, то ночью он будет находиться поблизости, а утром, когда он по его следу будет приближаться, то будет виден, и [преследуемый] успеет подумать о своем спасении. Когда лошади насытятся и никто не появится, то в начале второй половины дня он отправится в путь и будет ехать до половины ночи, чтобы никто не знал, где он заночует. Такая осторожность в обычае у этих людей.

Итак, хан пребывал в ожидании [наступления половины дня] и смотрел по сторонам. Через некоторое время на той самой дороге, по которой он приехал сюда, показалось черное пятно. Он со страхом подумал: “Неужели это те люди пожалели о том, что отпустили хана?” Однако черное пятно приблизилось, и им оказался один человек. Сколько хан ни осматривал дорогу, другой человек за ним не появился. По обыкновению [хан] укрылся в засаде и увидел, что тот человек все время кричит так, будто зовет кого-то. Когда он приблизился и стал различим его голос, хан узнал голос Ходжа 'Али [230] бахадура и выскочил [ему навстречу]. Тот тоже узнал хана, заплакал и спрыгнул с коня. Хан также стал плакать и обнял его. Можно представить себе, насколько желанна такая встреча в подобных обстоятельствах! Перестав плакать, хан спросил. “Где ты был и что произошло с тобой?” Тот сказал: “Меня увели, а лошадь мою спрятали. Меня держали в доме одного моего знакомого. Через некоторое время ко мне тайком пришла одна очень старая женщина, которая приходится мне родственницей, и много ругала меня. Она говорила “Деловые люди, возлагая надежды на хана, служат ему, когда он находится еще в утробе матери и ребенком в люльке, и достигают высоких целей, а ты, недалекий, бросил такого хана, который может быть достоин трона и короны. Встань! Если у тебя нет коня, я оставила свою лошадь в таком-то месте, бери ее и уходи”. Прежние намерения, которые глубоко сидели в моей душе, вновь /108б/ ожили. Я тотчас же отправился, взяв лошадь, на которую она указала, и прибыл сюда”. Хан произнес слова благодарности и рассказал о том упомянутом деле, на которое он решился, когда остался один. [Ходжа 'Али бахадур] воскликнул: “Да будет милость божия над мужественным человеком, в таких обстоятельствах вот так правильно и надо было поступить. Вы хорошо задумали и сейчас лучше [действовать] именно так. В настоящее время это может устроиться легко и хорошо. Так мы проживем несколько лет. Время от времени мы будем узнавать о мире. Никогда небо не вращается одинаково, и мы, несомненно, найдя удобный случай, снова вернемся к своим делам”. Надо быть очень мужественными людьми, чтобы [вот так], не падая духом, бодро вдвоем отправиться в путь.

На следующий день впереди показалось несколько черных [точек]. По заведенному обычаю они соблюли осторожность и осмотрительность. Когда [точки] приблизились [хан и Ходжа 'Али увидели], что это прибыли два брата Ходжа 'Али один — Така, другой — 'Али Мирак, и два его зятя, которых звали Асил Пулад и Бузана с одним слугой. Теперь с появлением мулазимов (Добавлено по Л₁ 83б) была заложена основа для царствования. Они спросили [прибывших] об их делах. Те повторили все в том же порядке, как уже было рассказано гуламом (Добавлено по Л₂ 104а, Л₃ 79а), и добавили, что Хушкелди и 'Азизберди, которые [231] решили идти в Кашгар, вчера отделились от них. Вместе с ними были Сукар и несколько человек из калучи, приходившиеся родственниками женщине по имени Махтум, с которой хан заключил брак в дни беспорядков в Моголистане; они захватили с собой также несколько ханских коней.

Когда они сообщили эту весть, все как можно быстрее отправились вслед за ними. Прошла большая часть ночи, когда они догнали их. Как только те услышали звук лошадиных копыт, огромное волнение и беспокойство сразу овладели ими. Хан и группа людей, которая была с ним, стали окликать каждого по имени. Те узнали голос хана и людей его группы и радостные поспешили к счастливому стремени его величества хана, поцеловали его ноги и стали благодарить судьбу.

/109а/ Удивительно, что всегда, когда судьба в своей плутовской игре по подсказке фокусника начнет вращать свою чашу, то ести она и порадует чем-то на один миг какого-то питающего надежды человека, то следом за этим направит ему в рот надежды тысячу глотков яда. Стихи:

О горе это непостоянное небо
Никогда никому не распутало завязанный узел
Где бы только оно не видело сердце с пятном
Оно накладывает на то пятно еще сотню пятен

Правильность этих слов и истинность этой речи подтверждаются следующим рассказом. Хан после того, как Ходжа 'Али присоединился к нему, в какой-то мере успокоился перед страхом одиночества, [вслед за этим] к нему присоединился еще Така с группой людей. По сравнению с первоначальным состоянием это было уже царским положением. Когда с помощью этих людей они соединились с группой беглецов, у хана появилось некоторое снаряжение вместе со слугами, находившимися при его жене, и он обрел душевный покой. Все обрадовались встрече и надеялись, что в ту ночь уснут спокойным сном. С этой надеждой хан как только стянул с себя сапоги и одежду, пришел 'Азизберди Ага и настоял, чтобы хан надел сапоги и платье. Хотя сделать это было тяжело, однако того требовала предосторожность, и хан согласился. Один сапог он не надел и, чтобы не волновать людей, спрятал эту ногу, положив рядом с супругой, и спокойно заснул. Он не отдыхал несколько дней и ночей и чувствовал большую усталость от трудного [232] пути и темных бессонных ночей. Но не успел он еще как следует выспаться, как раздались крики нападения и схватки. Когда хан опомнился, он увидел, что враги носятся между положенными шатрами, где было светло, и избивают и грабят [людей]. У хана осталось столько времени, чтобы [успеть] привязать к поясу колчан, когда подоспел Ходжа 'Али, и они устремились из шатра и света в темноту и начали обстреливать врага, который продолжал заниматься своим делом. Бежавшие из шатров люди /109б/ укрылись в темноте и стали со всех сторон обстреливать врага. Враги также ушли с освещенного места. Они были на конях, а пешие люди стреляли по ним из каждого укромного места. Из-за темноты невозможно было определить количество людей с той и с другой стороны.

Небольшое число людей вместе с ханом занялось стрельбой, а другие отправились забрать лошадей. Дело обстояло так. Эта группа врагов была из воинов Мирзы Аба Бакра, которых он послал в Моголистан с тем, чтобы они, кого бы ни встретили в степях Моголистана, всех хватали, а кто [покажется им] более опасным, того убивали. И эти люди Мирзы Аба Бакра постоянно приводили в расстройство весь Моголистан; всех моголов и киргизов в том просторном Моголистане они притеснили. Эта группа была как раз из числа тех людей. Когда наступило время вечерней молитвы, они увидели, что прибыл отряд и расположился здесь лагерем. Они притаились там же, а когда прошла большая часть ночи, они увели всех лошадей, которых пустили пастись, и к концу ночи устроили нападение. Ни одной лошади не осталось [у хана], кроме нескольких жирных лошадей, которых не отпустили пастись, чтобы сбавить им вес. Они оседлали этих лошадей, на них сели все мужчины, а из женщин посадили только жену хана и еще двух — трех других женщин, мужья которых нашли им лошадей и отправили их. Коня хана также оседлали и привели. За это время настало утро. Положение этих обреченных людей дошло до крайности. Кроме нескольких упомянутых женщин, все домочадцы тех людей попали в руки врага. Ни у кого не было времени даже проститься друг с другом и пожелать блага. Метка вечного несчастья осталась на челе их жизни, и больше они никогда не видели друг друга.

Те, которым удалось бежать, пустили вперед всех слабых из женщин, мужчин и лошадей, а хан и все, у [233] кого были смелость, мужество и сила, пошли позади их. А презренные враги уже показались за ними. Те /110а/ из них, которые прихватили с собой запасную лошадь, сделали своим знаменем упорство и с величайшим рвением стали преследовать беглецов. Каждый раз, когда они приближались, хан с несколькими людьми возвращался назад, выпускал на них стрелы и задерживал их до тех пор, пока не подходил к ним [их отставший] отряд, тогда хан снова отпускал поводья бегства и приближался к своим людям, ушедшим вперед. Вот так они, убегая, вели бой. Они стреляли подобно луку, обратив лицо к друзьям, а спину к врагам. Так продолжалось с упомянутого времени до ночного намаза.

Ночное нападение произошло в местности, которую называют равнина Утмук (R 189 — Углук) Анкагун Арча. До ночного намаза они достигли Кумала Каджадара (В Л₂ 105а; Л₃ 80а; R 189 — Качур). Расстояние это составляет пять дней пути средним ходом. Слабых людей, как женщин, так и мужчин, во время бегства из-за безвыходного положения они пооставляли в [разных] укрытиях и рощах, а те прятались, как могли. Кроме жены хана, двух-трех других женщин и нескольких мужчин, большинство оставленных людей было захвачено [врагом], спаслись немногие.

Когда наступило время вечернего намаза, они не собрались из-за страха перед врагом. Все рассеялись и попрятались в рощах Кумала Каджадара. Те, у которых лошади ослабели, от крайнего ужаса бросали лошадей и пешие скрывались в рощах. Когда настало утро, они появились на возвышенном месте рощи и, сохраняя осторожность, оглядели все стороны. Врага никто из них не обнаружил, и они подождали еще до половины дня. После этого отовсюду они стали подавать голоса и по голосу отыскали друг друга. О тех же людях, которых они во время бегства оставили по укрытиям, никакого известия не имели и не знали схвачены ли они рукою беды или нет. Они вернулись, стали разыскивать их и [увидели], что, кроме жены хана и двух-трех человек, [враги] всех нашли, взяли в плен и увели. Тот день они провели в том же месте, потому что не имели сил двигаться дальше и /110б/ было не известно также, куда идти. Они погрузились в долгие раздумья, и каждый высказал какое-то мнение, подал какой-то совет, [234] однако в каждом из тех мнений имелись трудности, решить которые ум был бессилен.

Первым среди их планов было решение остаться жить в рощах и выбросить из головы желание о возвращении к населенным местам. Однако необходимым снаряжением для этого являются стрелы, но сколько бы они ни искали их, не нашли, кроме одной, сохранившейся в колчане хана, в других же колчанах не осталось ничего, кроме... (Текст не ясен). Без стрел то решение совершенно не могло быть осуществлено. Идти в Дашт-и Кипчак, который в то время был местом приюта и убежищем для могольских ханов, без стрел было невозможно. Отправиться в Кашгар было [все равно, что] живому собственными ногами идти в могилу. С Мансур ханом собственно они еще вчера сражались, и причиной всех их трудностей и бед был Мансур хан. В конце концов мнения сошлись на том, чтобы идти в Андижан, в надежде, что, возможно, Шахибек хан оказал покровительство Султан Махмуд хану. Хан много раз рассказывал мне об этом событии и говорил этому ничтожному: “На милость этого Шахибек хана рассчитывал только тот, кто не знал натуры Шахибек хана, и сколько бы знающие люди ни отклоняли это решение, оно не было оставлено из-за нелепых предположений, в которых они себя убедили. И у меня были несогласие и сотни возражений им, потому что я целый год провел у Шахибек хана, хорошо изучил и понимал всю его натуру, мысли султанов и намерения его эмиров. Мне было известно, что он делал и что он сделает. И сколько я в таком роде ни говорил с этими людьми, <они не согласились и, в конце концов (Добавлено по Л₂ 105б; Л₃ 80б), сказали: “Что можно сделать другое? Всякого рода предложения — нелепицы. А в этом деле можно надеяться на лучшее. А если в Вашем лучезарном уме появится что-нибудь другое, то скажите, потому что во всех делах мы от всей души подчиняемся и повинуемся Вам”. Я также, сколько бы ни думал, другого выхода и пути, кроме этого, не нашел.

/111а/ О Господь всесильный и всемогущий! Я, все видя и зная, совершил ошибку в том деле, за которую сам порицал людей, ибо другого выхода не было. Мисра:

Все видя и зная, обрек я себя на несчастье. [235]

На следующий день, приготовив себя к смерти, а душу к мученичеству, я отправился к Джанибек султану, который был первой ступенью к служению Шахибек хану, а между этой ступенью и дном могилы не было никакой разницы”. Это событие произошло в 914 (1508 — 1509) году, через два месяца после мученической смерти Султан Махмуда, а за месяц до этого Султан Халил султан, который был родным братом хана, был утоплен в милосердии [Божием], и это все упоминалось ранее.

В этом году в Кабуле утвердился Бабур Падишах и в общем обрел независимость. Теперь, когда рассказ о хане достиг этого места, то если не вернуться к оставшимся историям о моем отце и Падишахе Бабуре, нарушится порядок повествования.

Комментарии

1. “Джами ат-таварих” Фазлаллаха Рашидаддина — известный многотомный труд по всеобщей истории и в особенности по истории монголов. Автор его. Фазлатлах Рашидаддин (казнен в 718/1318 г.) — прославленный историк, государственный деятель и врач эпохи иранских Ильханов от Абака хана (663/1265 — 680/1282) до Абу Са'ида (715/1316 — 736/1335) включительно (СВР, т. I, с. 21, № 22). “Суеар-и акалим” — название IV тома “Джами ат-таварих”.

2. “Та'рих-и гузида” Хамдаллаха Мустауфини Казвини (ум. в 750/1350 г.) — краткая всеобщая история компилятивного характера, написана в 744/1343 г. (СВР. т. I, с. 26, № 29).

3. Под “Та'рих-и манзум” Мирза Хайдар имеет в виду известное двухтомное историческое сочинение XV в. “Матла ас-са'дайн ва маджма ал-бахрайн”, принадлежащее перу историографа Тимуридов 'Абдарраззака Самарканди.

4. Подсчет числового значения букв в словах “шах-и шарк” и “нур-и чашм-и шах” дает 905/1499 — 1500 г.

5. Кара-китаи (как называют их мусульманские писатели) или китаи — народ тунгусского происхождения с примесью некоторых монгольских элементов. В 20-х годах XII в. вытесненные из своей обширной имерии с центром в северном Китае и Монголии они двинулись в Семиречье и на Тянь-Шань, где создали свое государство. С. М. Абрамзон считает, что один из пластов сложения киргизской народности связан с киданским вторжением. (Бартольд, Очерк истории Семиречья, с. 48 — 56; Вяткин, Очерки, 57; Петров, К истории движения, с. 48 — 50; Абрамзон, Киргизы, с. 47 — 48).

6. Коран, ХLVIII. 29(29).

7. Усрушана — древнее название области, занимавшей почти все земли от Самарканда до Ходжента. (Бартольд. Туркестан, с. 221 и сл.).

8. Ура-Тепе — см. кн. первая, гл. 62, прим. 4. Перенос названия Усрушана на Ура-Тепе встречается и у Бабура. (Бабур-наме, с. 18).

9. Султан Йа'куб б. Узун Хасан (883/1478 — 896/ 1490) — правитель из туркменской династии Ак-Коюнлу. (Босворт, Мусульманские династии, с. 223;.

10. Тимур султан — Мухаммад Тимур султан, сын Шайбани хана, ум. в 920/1514 г.; часто упоминается в “Бабур-наме”, с. 22 и др.

11. Кучум султан (Кучкунджи султан), Шайбанид — дядя Шайбани хана, правил в Туркестане в 916/1510 — 936/1530 гг. (История Узбекской ССР, т. I, с. 517; Босворт, Мусульманские династии, с. 207).

12. Агра — город в северной Индии, на правом берегу р. Джамны; был столицей империи Бабуридов в период ее наибольшего расцвета (XVI — XVII вв.).

13. Туc — город в Хорасане (о нем см.: Бартольд, Историко-географический обзор Ирана, с. 114 и ст.).

14. Саратан — зодиакальное созвездие Рака, в которое Солнце вступает в июне.

15. Мизан — созвездие Весов, знак зодиака, в котором Солнце бывает в сентябре.

16. Бади аз-Заман мирза (ум. в 923/1517 г.) — сын Султана Хусайна мирзы, конфликтовал с отцом из-за наместничества в Астрабаде, в результате чего из-за придворных интриг погиб сын Бади аз-Замана Мухаммад Мумин. После смерти Султана Хусайна Бади аз-Заман стал его преемником вместе с другим его сыном — Музаффар Хусайном. (История народов. Узбекистана, т. I, с. 405 и сл.).

17. Махмуд султан — младший браг Шайбани хана; о передаче ему Кундуза Шайбани ханом сообщает и Бабур. (Бабур-наме, с. 180).

18. Истиджаб — см. кн. 1, гл. 17, прим. 4.

19. О правителе Сайрама Ахмаде итарджи пишет в своих мемуарах и Бабур. (Бабур-наме, с. 110).

20. Коран, IV, 88(86).

21. Сумма числовых значений букв в словах “Шаш-и мухаррам” (“шестое мухаррама”) дает 888/1483 г.

22. Алишер Навои (род. 17 рамазана 844/9 февраля 1441 г., ум. в 906/1501 г.) — великий узбекский поэт основоположник узбекской классической литературы. (Бертельс, Навои и Джами).

23. Здесь, вероятно, описка или пропуск в тексте: Байсункар мирза и Султан 'Али мирза — внуки Султана Абу Са'ида мирзы, дети его сына Султан Махмуда мирзы, о чем сам Мирза Хайдар пишет впереди (см. рук., л. 88 и Росс, с. 174 (перевод и прим. 2).

24. Гури (Гур) — по данным Казвини, относящимся, примерно, к 1340 г. — туман, входивший в состав гератских владений. (История Афганистана, т. 1, с. 316).

25. Маулана Абдаррахман Джами — Нураддин 'Абдаррахман б. Низамаддин Ахмад Джами (род. в 817/1414 — ум. в 898/1402 г.), классик персидско-таджикской литературы, знаменитый поэт и выдающийся мыслитель, автор многочисленных поэтических и философско-богословских произведений. (Бертельс, Навои и Джами, с. 209 и сл.; Стори, с. 560; Рукописи произведений Джами).

26. Хамза султан (ум. в 917/1511 г.), Шайбанид, сын Султан Бахтийара б. Хизр хана. Служил Хусайну Байкаре, затем Бабуру, а в 906/1500 г. перешел на сторону Шайбани хана. (Зимин, Кала-и Дабуси, с. 7; Бабур-наме, с. 47, 51 и др.; Материалы, с. 35, 127 и др.).

27. Махди султан, Шайбанид — брат Хамзы султана, правитель Кара Куля до прихода туда войска Шейбани хана. Убит Бабуром в 907/1511 г. (Бабур-наме, с. 47, 51 и др.; Материалы, с. 35; 127 и др.).

28. Узун-Ахмад — в литературе встречается мазар на р. Узун-Ахмад, правом притоке Нарына, ниже Сусамырского ущелья, а также чахарбаг с этим же названием. (Материал ы, с. 519, прим. 27).