АКСЕЛЬ ГЮЛЬДЕНСТИЕРНЕ

ПУТЕШЕСТВИЕ ЕГО КНЯЖЕСКОЙ СВЕТЛОСТИ ГЕРЦОГА ГАНСА ШЛЕЗВИГ-ГОЛШТИНСКОГО В РОССИЮ

1602 г.

После предварительных переговоров и соглашения с царем Борисом Федоровичем Годуновым, король Христиан IV послал к нему своего брата герцога Ганса шлезвиг-голштинского, в качестве жениха царевны Ксении Борисовны. Как известно, вскоре по приезде в Москву герцог заболел и умер.

Настоящее “Путешествие” представляет собою дневник Акселя Гюльденстиерне, старшего из послов, сопровождавших герцога. Подлинный документ, писанный по-датски, хранится в Копенгагенском государственном архиве.

1-го Августа в 11 часов утра все дворяне и прислуга должны были сесть на суда (В Копенгагене). Король, герцог Ульрих и герцог Ганс прибыли на корабль только к 4-м часам вечера.

В 6 часов вечера король и герцог Ульрих съехали на берег. Герцог же Ганс остался ночевать с нами на (“Victor’е”) (Прорвано). Эту ночь мы простояли без ветра близ Рефсгалена.

2-ое Августа простояли без ветра до вечера; в 6 часов пошли под парусами на “Victor’е”, “Аргосе”, “Гедеоне”, “Рафаиле”, “Гекторе”, “Саritas’e”, “Голубе” и “Надежде” и дошли в тот вечер до Каструп-Куля.

3-го Августа в три часа утра поставили паруса и дошли до Драгера. Там встретили противный ветер.

В полдень ветер усилился настолько, что мы должны были подтянуться на якорях обратно под Каструп-Куль. В 6 часов вечера подняли паруса и шли ту ночь с норд-вестом. В Среду утром обогнули Мээн в расстоянии трех узлов.

4-го Августа в 11 часов дня показался Борнгольм. В 6 часов вечера поравнялись с Борнгольмом и салютовали со всех кораблей; равным образом и он (салютовал нам) (В круглые скобки заключены слова, отсутствующие в подлиннике, но дополняющие в русской речи его смысл; скобки же, имеющиеся в оригинальном тексте, переносятся сюда с двоеточиями (:.......:)) из крепости. Борнгольм остался вправо от нас на расстоянии полуузла.

5-го Августа рано утром показался Оланд, остававшийся далеко от нас слева.

6-го Августа рано утром показался Готланд; он остался от нас по левую руку (в расстоянии) двух узлов. В течение этого дня и следующей ночи мы ушли от него, потеряв его из виду.

7-го Августа. В этот день и на следующую ночь шли с хорошим зюйд-вестом.

8-го Августа в 8 часов утра под Даго, “Аргос” и “Надежда” ушли от нас назад в Копенгаген. В тот день проехали мимо острова Даго и Ревеля; тот и другой лежали от нас вправо. В эту ночь проплыли вдоль берегов Лифляндии, возвышенной страны (Далее в рукописи недостает двух листов).......[6]

....бояре от царского имени, а один — князь Семен Микитович Крапоткин — от имени царевича (Царевича Гюльденстиерне везде называет “молодым царем”).

Когда они кончили свою речь, двадцать семь молодых русских дворян поднесли (герцогу) следующие двадцать семь подарков:

Верхний кафтан из алой бархатной парчи с 8-ю украшениями.

Верхний кафтан из голубой бархатной парчи с 13-ю золотыми застежками, из коих в каждой было по пяти драгоценных камней.

Желтый парчовый кафтан с зелеными цветами, шитый кругом жемчугом и с 13-ю круглыми жемчужными пуговицами.

Кафтан из шарлахового (сукна?) телесного оттенка, отороченный кругом золотом и жемчугом и с 15-ю золотыми пуговицами.

Персидский кафтан с вытканными рисунками, отороченный золотою каймой и с 11-ю золотыми пуговицами.

Желтый парчовый кафтан с 13-ю пуговицами из мелкого жемчуга.

Парчовый кафтан с 11-ю пуговицами.

Кафтан красновато-графитового (?) цвета, отороченный золотыми шнурами и с 13-ю золотыми пуговицами.

Алый кафтан с белыми цветами и 13-ю жемчужными пуговицами из мелкого жемчуга.

Алый шелковый атласный исподний кафтан с семью жемчужными пуговицами из мелкого жемчуга.

Два сорока соболей.

Фиолетово-коричневую бархатную шапку, шитую жемчугом и подбитую соболями.

Шапку, вышитую крупным жемчугом и с кистью наверху, в каковую кисть вделан драгоценный камень.

Алую камковую шапку, шитую по всем швам жемчугом и подбитую мехом.

Четыре пары парчовых сапог, подкованных под пяткою серебром.

Пару сапог из красного и желтого травчатого бархата, подкованных под пяткою серебром.

Суконную шапку кармазинного цвета, вышитую жемчугом, с кистью, имеющею наверху жемчужную пуговку.

Два парчовых пояса с золотыми пуговицами на концах.

Алый плетеный шелковый пояс с 13-ю пуговицами из массивного золота.

Зеленый шелковый пояс, плетеный как рыболовная сеть, с пуговицами из массивного золота на концах.

Пояс из массивного золота с четырьмя золотыми пряжками и бантом. [7]

Роскошно убранную повозку, запряженную шестью серыми лошадьми в сбруе из красного бархата. Железо ее было везде посеребрено. В повозке были бархатные подушки из красного, зеленого, желтого и белого травчатого бархата, вытканные по золотому полю дамасскими узорами; они были набиты хлопчатой бумагой. Верх повозки был из красного и белого травчатого армянского дамаска, с мелкими весьма красивыми узорами. Повозка эта с упомянутыми лошадьми и всеми принадлежностями была подарена (герцогу) царевичем.

Названные двое бояр Афанасий и Михаил Глебович подарили ему каждый от себя по сороку соболей.

Когда это торжество кончилось, герцог Ганс сел в эту повозку вместе с Акселем Гюльденстиерне, Акселем Браге и Христианом Голком и таким образом последовал с вышеуказанными провожатыми в Нарву. От упомянутых сходней (О них вероятно шла речь на вырванных листках.), по которым мы сошли на берег, до Нарвы две мили пути.

Когда мы подъехали к городу, воевода в крепости салютовал нам из пятидесяти больших пушек.

Из шведской же Нарвы не стреляли, хотя (эти) города (разделяет) только протекающая между ними средней величины речка.

Назначены были восемь здоровых парней, одетых в оранжевого цвета английское сукно, чтоб бежать у повозки.

Еще два дворянина, одетые в оранжевого цвета бархат, ехали верхом впереди повозки и (должны были) указывать кучеру на опасные ямы или глубокие лужи по дороге.

По приезде в город, как герцог Ганс, так и мы, были помещены в бедные жалкие на вид помещения, ибо ни на дворе у герцога Ганса, ни на каком-либо из дворов у прочих лиц не было ни собаки, ни петуха, ни людей, ни скота, ни пожитков, ни утвари; не было даже кровати, либо ведра, потому что в их стране не имеется кроватей: (их заменяют) лавки, сделанные такими широкими, что русские (могут) на них лежать.

Впрочем пива и съестного дали нам вволю; то и другое было недурно.

Pyccкие прислали моему господину 23 или 24 сорта меду — попробовать, который ему больше понравится. Они приказали передать ему, чтоб он сам спрашивал и заказывал, чего ему хочется, и как он пожелает, так все и будет устроено, ибо они высланы царем, и им приказано служить ему, что они и будут исполнять.

(При нашем отъезде) из Копенгагена, Аксель Гюльденстиерне был доставлен на корабль больным; в Копенгагене он также пролежал больной четыре недели и все то время, что мы были на корабль и находились в Нарве, продолжал лежать в постели. [8]

12-ое и 13-ое Августа провели мы в русской Нарве. Воевода на русской Нарвы был у моего господина; то был седой как лунь старик.

14-го и 15-го Августа погрузили большую часть нашего добра в большие ладьи, имевшие следовать впереди нас в Москву, вверх по реке, называемой Лугою; однако съехались мы с ними в Новгороде.

16-го Августа (3 мили) (Заключенные здесь в скобки отметки о проеханных милях в подлинной рукописи значатся сбоку на полях.) проехали из Нарвы в маленькую деревню называемую Луцкою. Там стояли мы в поле у большой реки в царской палатке. Когда мы выезжали из Нарвы, воевода на русской Нарве салютовал изо всех орудий в крепости, так что часть ядер упала около наших рядов, в расстоянии меньшем чем полшвырка (камнем), и чуть не причинила нам вреда.

17-го Августа (добрых 6 миль) проехали мимо одного из царских имений, по имени Ямгород (Ямбург). Нас отделяла от него лишь одна река. По-видимому это крепость, впрочем мы едва могли различить (это местечко), ибо то было ранним утром, в густой туман; однако, когда по звуку наших труб там услыхали, что мы находимся против замка, то выпалили два раза из 23-х пушек, и воевода (в) крепости тотчас же переправился через реку и поехал верхом за нами; то был седой как лунь старик; он справил поклон моему господину, потом подъехал к Михаилу Глебовичу, поцеловал его и затем сейчас же поехал обратно домой.

Приехали в тот вечер в город Вруда и ночевали в палатке у большой реки.

У одного из наших дворян вырвалась лошадь и пустилась бежать в поле; один из русских поскакал за нею и, так как не мог ее нагнать, взял веревку у седла (:каковую они всегда возят при седле для подобных случаев:) и на полном скаку накинул ее на шею лошади, не смотря на то, что лошадь была в 30-ти слишком шагах впереди его, — и таким образом поймал ее.

18-го Августа (6 добрых миль) выехали из Вруды и (дохали) до маленького грязного крестьянского двора вроде свиной закуты, по имени Грязная. Дорога была отвратительная. Стояли в поле близ небольшого ручья.

19-го Августа (5 добрых миль) из Грязной в Зайцево — бедный нищенский монастырь; в нем всего три бедных голодных монаха; монастырь был не больше норвежского грязного крестьянского дворишка.

Прибыв туда, мы не нашли там ни людей, ни скота, ни пожитков, ни утвари, ни стульев, ни лавок — ничего, кроме двух отощавших голодных собак и одной несчастной курицы, ибо монахи убежали в лес со всем своим добром. О положении же монастыря и монахов [9] передали нам другие русские, которые были с нами. Мы стояли в поле, в палатке у маленькой речки.

20-го Августа (7 добрых миль) из Зайцева приехали в Тесово, — по-здешнему большое местечко; расположено оно у большой реки. Около этого города Герлов До повел моего господина охотиться на упомянутую реку. В тот день проехали мимо монастыря, расположенного у маленькой речки; там мой господин ожидал (нас). Монастырь называется “Троицей”; жило в нем всего девять несчастных черных голодных монахов. Ночевали мы в палатке у большой реки.

21-го Августа (4 добрых мили) из Тесова проехали в маленький двор Мокрица. В тот день была ужасно скверная дорога. Проехали мы мимо одного села, принадлежащего вместе со всем приходом патриарху. Ночь провели в поле у большого ручья.

22-го Августа (4 добрых мили) доехали до весьма красивого монастыря, по имени Николай на Вяжищах (?); в нем было 200 монахов и две красивые церкви; раскинулся он широко; окружали его красивые бревенчатые дома, и (все) было прекрасно устроено. В тот день мы почти все время (ехали) по одному сплошному бревенчатому мосту. И хотя вблизи этого монастыря расположены два больших красивых города, мы (все же) стояли в поле, в палатке, у самого монастыря.

23-го Августа (2 добрых мили) прибыли в Новгород, проехав мимо монастыря св. Троицы, монастыря св. Николая Naslawy (?), монастыря Николая-Марии (?) и многих других монастырей, где (:как и в большей части монастырей в селах и городах:) имеются церкви — летние без отопления, и зимние, отапливающиеся. Когда мы подъехали к Новгороду, господина моего встретил воевода князь Василий Иванович Буйносов-Ростовский с двумя тысячами всадников. Ни из крепости, ни из города не стреляли. Город широко раскинулся, крепость тоже, так что внутри крепостных стен находится 23 церкви и монастыря. Дома в крепости — дрянные бревенчатые домишки наподобие закут для скота в Скании. В крепости над большей из церквей (надстроена) тупая башня, крытая позолоченным свинцом. Стены вокруг города совсем разрушены и сползли в ров. Хотя дома в городе бревенчатые, однако расположены они — равно как и улицы — красивее, чем в Москве.

Посреди города протекает великая река по имени Волхов.

24-е Августа провели в Новгороде.

25-го Августа мой господин, Михаил Глебович и мы прочие выехали на лодке, чтобы пострелять. Застрелили 18 домашних уток и двух домашних гусей.

26-го Августа мой господин угощал Михаила Глебовича. Пригласил он и воеводу из крепости, но тот извинился нездоровьем, что однако была неправда: он просто не смел показаться на глаза Михаилу Глебовичу, который в день нашего приезда обругал его на чем свет стоит за то, что встретив нас в поле (за городом), он правил [10] поклон герцогу Гансу как олух: не поцеловал у него руки, когда тот протянул ему ее, да и нам, сидевшим в повозке с герцогом Гансом, не пожал руки, вследствие чего по приказанию Михаила Глебовича он должен был вернуться назад от своей лошади, чтобы протянуть нам руку. Во время нашего пребывания в Новгороде мы были однажды в крепости, а дворяне наши были там в разное время нисколько раз; ходили мы по крепости взад и вперед куда хотели, но воевода ни разу (нам) не показался, не позвал нас к себе, никого к нам не выслал и даже не угостил чаркою водки или иным чем.

Мы заходили в его стрельницы; там было 25 прекрасных больших мортир, две маленькие медные пушки (:одна из них называлась die Schwarze Greette:) два медных фальконета и 11 прекрасных больших картоверов и полукартоверов.

27-е, 28-е и 29-е Августа простояли в Новгороде. В Новгород пришли наши вещи, отбывшие от нас в Нарве. Часть людей умерла (дорогою) от голоду и кровавого поноса, а часть была больна. Люди жаловались на то, что в течение трех дней им нечего было пить, кроме одной воды.

30-го Августа во имя Иисуса принялись перегружать наше добро в другие лодки, чтобы направить его вперед себя в Москву, вверх по одной реке, называемой Волховом.

31-го Августа (4 добрых узла) вышли из Новгорода на судах вверх по Волхову и (прибыли) в большое местечко Бронницу. Стояли в палатке за городом у названной реки. В тот день мы проплыли мимо большого количества монастырей.

1-го Сентября (3 мили) приехали сухим путем в большую деревню Красные Станки. Стояли в поле у реки. [Приписано другими чернилами] Nota: русские праздновали и всегда празднуют свой новый год 1-го Сентября.

2-го Сентября (4) в Зайцеве. Дурная дорога. Проехали мимо маленького монастыря; было в нем всего пять противных и скверных монахов; монастырь стоял у реки. Мы ночевали в поле в палатке.

3-го Сентября (7) в Крестцы; это большая деревня; она расположена у большой реки. Стояли в поле. В тот день проехали еще через одно большое село по имени Wheen (Еванково?).

4-го Сентября (7) в Яжелбицы; это большое местечко. Ночевали в поле у большой реки.

5-го Сентября (4) в Валдай; это большое местечко; расположено оно у великого озера. Стояли в поле в палатке.

В Валдае, с Воскресенья на Понедельник, в половине двенадцатого умер мой слуга Христофор Педерсен и был похоронен на холме, сейчас же за городом. Кругом этого холма выросло одиннадцать красивых больших зеленых дубов. Русский боярин, которого звали Михаилом Глебовичем, сказал, что не властен разрешить мне похоронить его на кладбище, а тем менее в церкви, так как [11] покойный не был их веры (:а также в последний свой час не причастился по их обычаю:); поэтому я велел похоронить его на упомянутом холме, где и прежде (похоронены были датчане). Когда во время (путешествия) господина Эйлера Гарденберга в России умерли в этом городе двое из его людей, их на этом же холме похоронили, и теперь еще там найдены были их кости, а равно и головы.

В упомянутом городе Валдае; царь имеет двор (крепость?) — из одних бревенчатых домов, крытых тесом.

6-го Сентября (4) в маленькое дрянное местечко Едрово; расположено (оно) у большого озера; на этом озере, на мысу, сейчас за городом, стоит дрянной монастыришко, в котором живет всего шесть скверных грязных монахов.

В Едрове умер сын одного померанского дворянина, бывшего слугою у Генриха Вульфа; похоронили его у Едрова. за городом, на холме, как раз возле того грязного монастыришка.

Опять ночевали в палатке в поле близ упомянутого озера.

7-го Сентября (7) доехали до другого маленького дрянного местечка по имени Хотилово, где также стояли в поле у большой реки.

8-е Сентября (добрых 7) проехали мимо большого села, по имени Коломна, куда ходят из Новгорода монахи, и достигли другого большого местечка, называемого Вышний Волочек. Там все мы стояли в городе у герцога Ганса, ибо весь день и всю ночь шел дождь, блистала молния и гром гремел сильно. Посреди города протекает очень большая река.

9-го Сентября (7) проехали мимо грязного монастыришка, называемого Св. Николай Stoelppe (?); там было всего шесть противных, скверных монахов. (Затем) в местечко Выдропуск. Стояли в палатке у реки.

10-го Сентября (добрых 6) в большое местечко, где шесть или семь городов соединены в один город, но некоторые из них отстоят довольно далеко друг от друга; составляют они все же один город. Он должен бы быть областным городом, но на самом деле он не областной; зовется Торжком.

Всю ночь был сильный дождь и ветер. Стояли мы в поле под палаткою у самого города. Через город протекает большая река. Хотя мой господин и приказал, чтобы помещение было в городе, однако он принужден был стоять в поле.

В этом городе имеется старая пришедшая в запустение крепость; прежде она была сильно укреплена и окружена высоким валом.

Несколько лет тому назад в этой крепости тиран Иван Васильевич держал в плену казанского царя.

11-го Сентября (добрых 6) в красивую большую деревню Кунганово; (нам отвели) весьма хорошие комнаты, но мы разбили наши палатки на улице и ночевали в палатке по причине вони в домах. У города, вдоль его, протекает красивая река. [12]

12-го Сентября (3) в большой областной город, называемый “Старица”; это тоже три или четыре города в одном. Через город, посредине, протекает большая река, называемая Волгой (:протекает она мимо Твери, чрез Казань, чрез Астрахань, втекает в Турцию и протекает чрез Персию (sic):).

Упомянутая Тверь есть тот удел, который был бы дан герцогу Гансу, если б он остался жив. Это прекрасный край, богатый хлебом, рыбный, с лугами, ловитвою и ружейною охотой. Кратчайший наш путь лежал бы на Тверь, но проводник наш Михаил Глебович не захотел везти нас тою дорогой, а повез более чем на 12 немецким, или на 60 русских миль восточнее от Твери (по ужасно дурной, отвpaтительной дороге) (Слова, заключенные в скобки, вставлены впоследствии), где русские прорубили и проложили дорогу чрез большие леса и пустыри, болота и озера, чрез которые в течение тридцати лет не проходил никто; в этом тайком сознавались сами ведшие нас русские крестьяне. К чему русские поступали тайно, Бог их ведает (Вероятно чтобы не показать датчанам Твери, еще не оправившейся после Иоаннова разгрома.).

За чертою города встретили нас все дворяне как Тверской, так и Старицкой областей. Их было по крайней мере тысячи три, все верхом, хорошо вооруженные и разубранные; (выехали они) чтобы засвидетельствовать герцогу Гансу свое почтение и поклониться ему. (Затем они) сопровождали нас в город до переправы, через которую мы должны были ехать на подворье, (отведенное) герцогу Гансу (:ибо герцог Ганс и мы со всеми нашими людьми расположились в этом городе по ту сторону реки насупротив крепости; некоторые из нас разбили палатку во дворе (того подворья), где мы стояли, и ночевали в палатке по причине вони в комнатах:). Когда мой господин и мы прочие переправились через реку, каждый из них поехал восвояси.

В названной Старице большая, пространная крепость; по части домов крепость имеет лишь грязные бревенчатые избенки, подобные хижинам ландскнехтов — помимо одной неуклюжей громадины, построенной со множеством шпицов и выступов, но исключительно из дерева, и стоящей высоко на горе. (Кругом крепости) местами частокол, местами небольшие остатки стен, но больше частокол; во многих местах крепость совсем повалена ветром, равно как и часть домов и стен. Внутри этой крепости три монастыря и четыре церкви; в городе тоже много церквей и монастырей.

В этом городе нас встретил один из царских стремянных или лейб кнехтов благородного происхождения, по имени Иван Zerlonie (?). Царь имеет на своей конюшне пятьдесят таких стремянных из дворян. Zerlonie привез из Москвы прекрасную крепкую серую в яблоках лошадь и сильного рыжего иноходца (и) привез плетку; все это было [13] превосходно разукрашено; плетка усажена ненастоящей бирюзой. Все это царь прислал в подарок герцогу Гансу.

При нем была также назначенная в подарок герцогу Гансу от царевича крепкая белоснежная лошадь в черных пятнах, величиною частью в гусиное, частью в куриное яйцо, одни поменьше, другие побольше; (лошадь была) прекрасно разубрана (и) со всеми принадлежностями. Нам сказали, что это будто бы татарская лошадь.

В Старице делаются лучшие в России войлочные армяки.

13-го Сентября (добрых 6) в красивое село по имени Нестерове. По причине вони и жары в домах стояли в палатке, разбитой на улице.

14-го Сентября (добрых 6) проехали мимо монастыря, называемого Ywoe (?) и (затем) чрез большое местечко со старою, пришедшей в запустение крепостью, окруженной валом; крепость и посад вместе называются Микулино; в крепости все дома сломаны до основания и вывезены, за исключением одной каменной монастырской церкви, которая осталась еще цела. Посад и крепость расположены на холме у большой реки.

Проехав чрез упомянутую крепость, мы достигли в тот день деревни, называемой Георгий на Ламе (?). В виду болезни, (свирепствовавшей) в этом городе (sic), мы стояли за городом в палатке у большой реки.

15-го Сентября (добрых 6) в маленькую дрянную грязную деревню, называемую “Белково (Вельгово?) село” проезжали в тот день мимо прекрасного, построенного на их лад, монастыря; (он) называется (монастырем) Св. Иосифа, а церковь в нем (церковью) Св. Марии. (В монастыре) 300 монахов. Михаил Глебович говорил нам, что этому монастырю принадлежит 30000 крестьянских дворов. Вокруг монастыря расположены замечательно красивые пресноводные озера. Монастырь считается крепостью, так как он окружен двойною стеной со стрельницами и парапетом и построен как крепость. Проехали мы под самою стеной, мимо ворот.

Ночевали мы в домах, ибо в городе и кругом было так грязно, что мы нигде не могли разбить палатку. Стояли у большой реки.

Из Москвы приехал к нам обратно старший дьяк (Grosskanzlern).

16-го Сентября (добрых 6) в другой грязный городишко, называемый Божарово. Стояли у большой реки. Некоторые из нас ночевали в домах, другие в палатке.

17-го Сентября (5) — в другую деревушку, село Козино, расположенную у большой реки. Ночевали в поле в палатке.

18-го Сентября (добрых 3) — в большую деревню, называемую Тушино, менее чем в двух милях от Москвы (и лежащую) у большой реки, называемой Москвою, от которой город Москва получил свое имя. Стояли мы большею частью в домах, но я и некоторые другие в палатке, в поле. [14]

Ночью между 11-ю и 12-ю часами прибыл близкий родственник царя (:красивый молодой человек:), по имени.... (Пробел в подлиннике). С ним было 14 бояр, он правил моему господину поклон от царя и царевича, и осведомился о его путешествии и здоровье. Он привез также подарок от царя — богатую цепь, каждое звено которой было из прекрасных алмазов и которая имела большое украшение из рубина и смарагда. Равным образом привез он и от царевича красивую цепь: через звено алмаз, через звено рубин, украшения на цепи не было. Передав эти цепи, он в ту же ночь поехал обратно верхом в Москву.

19-го Сентября (2) рано утром нам выслали в вышеупомянутое Тушино более 200-т лошадей с седлами, уздечками и всею сбруей для въезда части наших дворян, людей и слуг в Москву. Так и произошел въезд, и не осталось малейшего поваренка, которому не дали бы лошади под верх. А когда мы приехали в город, то каждому из нас была подарена лошадь, на которой он въехал.

Однако, три или четыре (недели?) спустя, эти самые лошади, принадлежавшие людям и слугам, были затребованы обратно и взяты от имени царя с тем, чтобы они были содержимы и прокармливаемы на царский счет до тех пор, пока мы не поедем отсюда назад; и тогда всякий должен был получить свою лошадь обратно.

Когда мы подъехали к Москве на расстояние полумили, нас встретил дьяк Афанасий. При нем был подарок от царя — русская сабля, усаженная как на ножнах, так и на рукоятке бирюзою и рубинами и окованная золотом; она была оценена в 500 талеров. Не желал дьяк Афанасий или не смел передать ее моему господину открыто — неизвестно, только толмач моего господина по имени Нильс Мунк должен был отъехать с дьяком в кусты, где упомянутый дьяк Афанасий передал ему означенную саблю, завернутую в кусок алого сукна, а упомянутый Нильс Мунк, спрятав ее под свой плащ, привез ее моему господину и передал ему тайком в повозку, Аксель же Гюльденстиерне, Аксель Браге и Христиан Голк закрывали, кругом, моего господина своими плащами, пока он пристегивал саблю к боку, так что никто из прочих русских, до выхода его из повозки, не мог видеть, что на нем эта сабля, и не мог знать, где он ее получил. Когда мы подъехали к Москве на расстояние четырех миль, нас встретил царский ясельничий по имени Михаил Игнатьевич Татищев, имевший при себе прекрасную серую лошадь со сплошною серебряной сбруей из кованного серебра, шириною в три пальца, и с позолоченным, усаженным драгоценными каменьями оплечьем на шее. Поводья были в виде позолоченных через звено цепей в три пальца шириною, из кованого серебра; (на лошади было) русское седло, обтянутое парчою и в прочих отношениях роскошно убранное. При упомянутом ясельничем было еще три красивых лошади с седлами, уздечками и всею сбруей. Сбруя была окована [15] серебром и усажена ненастоящими каменьями. Белая (лошадь предназначалась) для Акселя Гюльденстиерне, саврасая для Акселя Браге, а серая для Христиана Голка. При нем было еще несколько лошадей со всею сбруей для тех служащих, которые сегодня в вышеупомянутом селе не получили лошадей, каковые служащие равным образом получили каждый в подарок лошадь, на которой (каждый и) въехал в Москву.

В то же время нас встретили там четыре царских боярина — по имени Василий Васильевич Голицын боярин, Василий Петрович Морозов окольничий, Петр Федорович Басманов.....(Пробел в подлиннике), Василий Нелюбов (?) дьяк, двое (первых) от имени царя, двое последних от имени царевича. (Они) встречали моего господина; с ними было 10 или 11 тысяч всадников — русских и немцев; впрочем русские говорили, будто (всадников) 30000, но на самом деле их было не больше, чем указано.

Когда мы въезжали в город, ни из крепости, ни из города не стреляли, но давка от пеших и конных была невообразимая, и (pyccкие) предполагали, что во время этого въезда множество бедного люда было задавлено до смерти.

Когда мы приблизились к Москве на расстояние полумили, Михаил Глебович, бывший нашим проводником, просил герцога Ганса, чтобы до прибытия на подворье, трубачи его не трубили ни в поле, ни в городе, ибо здесь это не в обычае, на что герцог Ганс согласился.

По прибытии в город, мой господин, мы и все наши люди были помещены на большом подворье у самого Кремля, но так как одного двора для нас было мало, то нам отвели еще два других двора, бывших Монастырскими подворьями и принадлежавших монахам, которым не особенно хотелось, чтобы на этих подворьях стояли наши люди. Но Аксель Гюльденстиерне достиг того, что наши люди удержали за собою эти подворья. Впрочем одно из них было пригорожено дощатым забором к большому двору, так что никто не мог в оное войти или выйти иначе, как в ворота большого двора. И так как герцог Ганс имел при себе большое количество служащих, из коих каждому необходимо было иметь собственную отдельную квартиру, то царь тотчас велел построить на большом дворе целую кучу новых домов, в коих вышеозначенные служащие могли бы иметь свои помещения.

В первое время по нашем приезде, (pyccкие) не охотно позволяли герцоговым и нашим людям свободно ходить по городу, но потом (последние) не стали ни у кого спрашиваться и шли куда хотели гулять или делать покупки. Когда русские это заметили, то всем русским и немцам запрещено было, прежде чем мы не побываем у царя, не увидим его светлых очей и не получим аудиенцию, говорить с нами иначе как в присутствии которого либо из состоявших при нас на подворье русских толмачей. И хотя некоторые из живущих в Москве немцев были наказаны и лишены свободы, за то что вопреки запрещению [16] разговаривали на улицах с нашими людьми, но и это не помогло: наши люди и (местные немцы) все же украдкой сходились поговорить между собою. Увидав, что никакое запрещение не помогает, (русские) позволили нашим дворянам и (прислуге) ходить и ездить верхом по городу, куда им угодно, с тем, однако, чтобы они брали с собою пристава. (Последнее условие) соблюдалось в течение двух или трех дней, а после того всякий выезжал и уходил, куда хотел, без пристава

В это путешествие из Нарвы в Москву мы проезжали мимо многих боярских и дворянских дворов, в которых жили сами хозяева, но дворы эти состояли только из бревенчатых домов и мало отличались от прочих крестьянских домов, и были они гораздо хуже построены, чем крестьянские дворы в Скании или Норвегии. (Дворы эти) весьма плохо устроены, так что кто не знает (местных обстоятельств), мог бы предположить, что в них живут очень бедные крестьяне. И хотя мы проезжали мимо многих их ворот, ни сами (хозяева), ни их жены, ни дети, ни слуги никогда нам не показывались, так что мы не могли подозревать об их существовании. А чтоб они вышли угостить нас чаркою водки или иным чем — об этом не было и помину.

В Москве, в Кремле, 35 церквей, а в городе 5300. Монахов 40000, а священников 6000.

20-го Сентября. После того как обед у моего господина кончился, царь прислал ему на подворье с неким (человеком) по имени...(Пробел в подлиннике) 99 кушаний на золотых блюдах и 8 разного рода напитков в больших ендовах.

В этот же день вечером нам сказали, что завтра утром мой господин и мы явимся пред светлые очи царя и получим аудиенцию.

21-го Сентября рано утром мы были извещены чрез Генриха-толмача, что в эту ночь царь заболел рожею на ноге, вследствие чего мы в тот раз аудиенции не имели.

22-го Сентября царь послал к моему господину одного из своих родственников спросить о здоровье, ибо в России у вельмож, владетельных особ, дворян и бедных людей считается за большую честь и знак дружбы посылать каждый день друг в другу осведомляться о здоровье. (Царь) приказал также извиниться пред герцогом Гансом и нами, что мы так долго дожидаемся аудиенции. Моему господину прислали трехлетнего лося, попавшегося в западню-самострел.

23-го — 24-го ночью между 11-ю и 12-ю часами умер слуга Стехова, и пристав наказал нам, чтоб никто из тех, которые провожали тело до могилы, не являлся пред светлые очи царя. Отдано было также приказание, чтобы все больные — благородные и неблагородные — из числа живущих на одном подворье с герцогом Гансом, были немедленно уносимы вон и помещаемы в другое на то определенное подворье; равным образом, чтоб мы никого из тех, которые имели сообщение с [17] больными, ни за что не допускали ни на подворье к герцогу Гансу, ни пред светлые очи царя, когда будем иметь аудиенцию.

27-го Сентября к моему господину и к нам пришел дьяк Афанасий сказать, что завтра утром в 11 часов мы имеем ехать во дворец, (чтобы) видеть царевы светлые очи, что нам будет дана аудиенция что мы и наши люди должны, однако, взять собственных лошадей, подаренных нам пред тем царем, и что, (отправляясь) во дворец, никто из нас или из наших людей не должен иметь при себе никакого оружия, ни кинжала, ни ножа, — что и было соблюдено.

Афанасий приказал нам также именем царя изложить и передать имеющееся у нас посольство к царю на письме, а равно сказать нашу речь весьма кратко, ибо состояние (здоровья) царя не позволяет ему долго сидеть.

(Он) научил нас также, как передавать нашу верительную грамоту, как править поклон, как передавать наши подарки; (равным образом дал указание) относительно порядка нашего поезда во дворец (и посоветовал), чтобы мы взяли с собою как можно больше людей и (чтобы они были) как можно порядочнее одеты.

(Дьяк) указал (нам равным образом), что так как герцог Ганс не посол, а в некотором роде выписан сюда царем, то ни он, ни его дворяне не могут подносить подарков царю, что пришлось нам очень кстати, так как в Дании герцог Ганс не запасся никаким подарком, здесь же ничего ни задешево, ни за большие деньги нельзя было достать. Дворяне его тоже понадеялись, что подарки они (могут) купить здесь, а потому из Дании ничего с собою не взяли. (:Мы же, как послы, а равно наши дворяне должны были приготовиться к поднесению наших подарков:). (Афанасий) сказал нам также, чтобы мы ни за что не брали с собою (во дворец) никого из тех наших людей, которые были больны или же имели сообщение с больными. Он также просил нас, когда будем жать руку царю, (чтобы) мы делали это по-русски (слабо), а не тискали бы его руку, как делают то немцы.

28-го Сентября около 11-ти часов дня прибыл к нам один из царских родственников и пригласил моего господина и нас во дворец. Господин мой и мы тотчас отправились туда в следующем порядке: впереди ехал верхом упомянутый боярин, царев родственник, с большою толпою русских бояр, затем ехали вместе 33 дворянина моего господина по три в ряд; затем гонцы; за ними оруженосцы и слуги моего господина и наши; вслед за ними трубачи; затем Генрих Вульф, Нетельгорст и Роберт; за ними ехал верхом мой господин. Трубачи не трубили. За моим господином ехали Аксель Гюльденстиерне, Аксель Браге и Христиан Голк; за нами шли трое из наших людей и несли каждый подарки своего господина (: завернутые в красную двуличную шелковую материю:), по одному в каждой руке — один для самого царя, другой для его сына царевича. За нашими слугами шли слуги Герлова До, Отте Браге, Лаксмана Гюльденстиерне и Oгe [18] Бруна, по два в ряд, и несли каждый подарки своего господина таким же образом, как наши слуги. За ними следовала большая толпа русских, частью верхом, частью пешком. Улица от нашего подворья (до Кремля) и внутри Кремля до лестницы, по которой мы имели взойти в царскую палату, была по обеим сторонам уставлена русскими пищальниками.

Когда мы вошли к царю, по левую руку от него стояло четыре крепких рослых парня в длинных белых кафтанах, и каждый держал на плече топор на длинном топорище; (они) стояли и оберегали царя. (:Сидел там и один татарский король, поддавшийся несколько лет тому назад русскому царю со всею своей страной; впрочем, сидел он далеко от царя:), но царевич сидел возле самого царя, по левую от него сторону, на отдельном стуле. И когда герцог Ганс справил свой поклон, царь подозвал его к себе, а когда он взошел на помост, на котором сидел царь, то царь (:равно как и царевич:) встали против герцога Ганса и подали его светлости руку. Когда герцог Ганс пожал руку царя, царь притянул его к себе, весьма дружелюбно обнял и поцеловал два раза в правую щеку. Затем царевич тоже подал ему руку, притянул к себе, обнял и равным образом поцеловал два раза в правую щеку. Затем царь взял герцога Ганса (за руку) и посадил возле себя с правой стороны, после чего приказал, чтобы мы начали речи. Когда же я дошел до середины царского титула, (он) велел сказать мне, чтоб я говорил насколько возможно короче. Когда по окончании царского титула я начал (читать) королевский и произнес имя его королевского величества, он спросил: “как поживает брат мой король Христиан, как поживает брат мой король Христиан? (Слова эти в подлиннике повторены.). Я отвечал, что когда мы отъезжали (от его королевского величества), он был в добром здоровье. На это он сказал: “король Христиан мне так дорог, как будто б был моим братом”, и приложил руку к груди. По окончании королевского титула он спросил нашу верительную грамоту, каковую мы и передали дьяку. Затем он попросил, чтобы мы передали наше посольство на письме, каковое мы имели при себе и передали его дьяку. Затем он встал на ступень пред престолом (:причем опирался на престол:) и сказал: “я принял письма брата моего короля Христиана и ваше посольство с великою радостью и удовольствием”, и затем снова сел. После этого (он) велел сказать герцогу Гансу и нам, чтоб мы оставались обедать с ним (во дворце).

Тем временем как мы передавали нашу верительную грамоту и посольство, приняты были (и) наши подарки. Потом (он) подозвал нас к себе, к престолу, на котором сидел, и все мы, как дворяне, так и послы, должны были пожать его руку. Потом нас провели в комнату со сводами, куда вместе с нами вошла целая куча бояр. Пробыли мы там по крайней мере часа три. Бояре эти болтали с [19] герцогом Гансом и с нами чрез толмачей. Тем временем звонили в очень большой колокол, висящий в Кремле (:был он отлит в 1601 году, и до сего (времени) в него ни разу не звонили, кроме как в прошлую пасху; весил он, как утверждали русские, 641 шиффунт и 5 лисфунтов на копенгагенский вес:). Звонили и во многие другие большие и малые колокола в (самом) Кремле и в городе. И когда мы спросили, что означает звон в большой колокол, толмачи — царский и наш собственный — сказали нам, что (звонят в него) в знак большой радости и торжества, ибо царь находится в кремлевской церкви для совершения своего песнопения и благодарений по случаю того, что мы с герцогом Гансом прибыли столь счастливо и благополучно. И в самом деле московские немцы не умели высказать нам, до чего он волновался, пока не получил известия о нашем приезде в Нарву. (:Toже самое говорил нам гонец его королевского величества Петр Размусен, ехавший обратно из Москвы и встретившийся с нами в Мокрице:). Ибо он боялся, что герцог Ганс (вовсе) не приедет. И редко проходил день после получения царем известия, что мы прибыли в Нарву, без того чтобы к нам не прибывал гонец за гонцом для побуждения герцога Ганса и нас ехать поспешнее — так как царь сильно томится по герцогу Гансу (:да и не было дня, в который бы мы не делали 4, 5, 6, 7, 8 миль, несмотря на ужасную дорогу, а герцога Ганса почти убедили, оставив за собою все пожитки, ехать по почте в Москву, что он и сделал бы, если б отчасти, как сам герцог говорил, не наша немощность:).

Около 4-х часов герцога Ганса и нас повели наверх, в ту залу, где царь кушает. Как только мы вошли, нас посадили за длинный стол и вместе с нами столько из наших дворян, сколько их могло за тем столом поместиться; а также за тот же стол (посадили) четырех бояр, воевод и князей, которые должны были нас угощать.

Царь посадил герцога Ганса за свой стол, за которым никого не сидело кроме как во-первых царя, потом его сына, затем герцога Ганса, сидевшего ниже. Как поставили на стол первое блюдо (:то было вкусное блюдо, весьма хорошо приготовленное:), царь пожаловал, послал каждому из нас трех, а также Генриху Вульфу, по маленькому тонкому куску хлеба, в качестве тарелки из хлеба. Потом послал нам хлеб, смесенный с яйцами; это был весьма красивый на вид и вкусный хлеб, при том такой большой, что двоим парням едва было под силу его нести. Затем он прислал нам еще красивый белый хлеб, который могли нести только три человека. (:Драбантов, оруженосцев, слуг и всех людей, бывших с нами во дворце, также посадили за стол в этой же зале и пили они один мед и напились всласть:). Каждому из нас, сколько нас ни сидело за нашим столом, он послал в жалованье по чарке крепкой водки; затем (послал) каждому по большой чаре крепкого меда, потом по большому стакану крепкого испанского vin sec и еще по большой чаре крепкого меду другого сорта — [20] все это в жалование. Затем каждому он посылал (в жалование) со своего собственного стола разных весьма хорошо приготовленных блюд, между прочим послал каждому из советников по куску жареного лося, которого едва могли нести три человека.

Среди обеда он подозвал к себе к столу, Акселя Гюльденстиерне, Акселя Браге и Христиана Голка. Когда они остановились пред столом и поклонились, он подозвал их к себе вплотную, к самому столу, и снова спросил, как поживает его брат король Христиан. Они ответили, что когда они выезжали из Дании, он был здоров.

Тогда он приложил к груди левую руку и сказал: “король Христиан так же дорог мне, как если бы он был моим родным братом”, и сказал еще: “я благодарю моего брата короля Xpистиана, что он прислал ко мне сюда своего брата герцога Ганса”; и указывая на свою левую грудь сказал: “у меня одна единственная дочь, она мне так же дорога, как собственное сердце; о ней просил брат цесаря римского, просил также, для своего сына, король персидский, просил равным образом и король польский, но тому не суждено было быть”; и затем указал на свою правую грудь и сказал: “а брат моего брата короля Христиана, сидящий здесь, так же дорог мне, как кровь, что течет здесь в моих жилах”.

Они благодарили его царское величество за то, что он так милостив и радушен к герцогу Гансу; они не сомневаются, что его датское королевское величество будет оказывать его царскому величеству всякую соседственную и братскую дружбу и что герцог Ганс равным образом будет всячески стараться жить и вести себя сообразно с мыслями и желанием его царского величества, на что царь ответил: “ну, дай то Бог”, и сняв с шеи большую золотую цепь, повесил ее герцогу Гансу вокруг шеи и подарил ему ее. (В цепи) через звено было вставлено по крупному алмазу, а через звено по четыре мелких алмаза. Равным образом и царевич подарил ему прекрасную золотую цепь, однако не такую большую как та, что пожаловал ему царь. В ней таким же образом через звено вставлено было по крупному алмазу, а через звено по четыре мелких алмаза.

После этого советники отступили от царского стола, поклонились, пошли прочь и снова сели за свой стол. Тотчас же каждому из них было послано в жалование по большому стакану крепкой романеи, которую они и должны были выпить. Ни на царском столе, ни на посольском, ни на одном из прочих столов не было тарелок, и приходилось есть с блюда.

Лишь только обед кончился, внесены были и подарены герцогу Гансу от имени царя и его сына еще (следующие) подарки:

Кусок желтой парчи в 11 локтей.

Кусок парчи с белыми цветами, в 12 локтей.

Кусок алой парчи также с белыми цветами, в 13 1/2 локтей.

Кусок алой парчи с зелеными цветами, в 11 локтей. [21]

Кусок парчи с алыми и желтыми цветами, в 10 1/4 локтей.

Кусок парчи с желтыми цветами, в 10 1/4 локтей.

Кусок (парчи) с зелеными и алыми цветами, в 10 1/4 локтей.

Кусок парчи с белыми цветочками, в 10 1/4 локтей.

Кусок парчового бархата в 11 локтей.

Кусок парчового бархата с белыми цветами, в 11 локтей.

Кусок парчового бархата с фигурами, в 7 локтей без полчетверти.

Бархаты.

Кусок белого рысьего (цвета) бархата в 13 1/2 локтей.

Кусок рысьего (цвета) бархата в 13 1/2 локтей.

Кусок белого рысьего (цвета) бархата в 11 локтей.

Кусок двойного (двуличного?) бархата, на обе стороны, в 14 1/4 локтей.

Кусок бархата в огненных языках, в 12 1/4 локтей.

Кусок черно-желтого бархата шахматной доской, в 14 локтей без 1/4.

Кусок алого бархата в 12 1/2 локтей.

Кусок белого в 13 1/2 локтей.

Еще кусок белого бархата в 13 1/2 локтей.

Кусок алого бархата в 13 1/2 локтей.

Кусок коричневого травчатого бархата в 11 1/4 локтей.

Кусок голубого бархата в 11 1/4 локтей.

Еще кусок голубого бархата в 11 1/4 локтей.

Кусок черного бархата в 11 1/4 локтей.

Кусок черного бархата — 13 1/2 локтей.

Дамаски.

Кусок коричневого травчатого дамаска в 13 1/2 локтей.

Кусок зеленого дамаска с крупными цветами, в 13 1/2 локтей.

Кусок белого дамаска с крупными цветами, в 13 1/2 локтей.

Еще кусок белого дамаска с крупными цветами, в 13 1/2 локтей.

Кусок зеленого дамаска в 13 1/2 локтей.

Кусок алого дамаска в 13 1/2 локтей.

Кусок голубого дамаска в 13 1/2 локтей.

Кусок алого дамаска в 13 1/2 локтей.

Кусок оранжевого дамаска в 13 1/2 локтей.

Кусок желтого дамаска в 13 1/2 локтей.

Атласы.

Кусок травчатого атласа со всевозможными зверями, в 7 1/2 локтей.

Кусок атласа с голубыми цветами, в 10 локтей.

Кусок серого атласа с рисунками, в 9 1/4 локтей.

Еще кусок серого атласа с рисунками, в 9 1/2 локтей.

Кусок зеленого травчатого атласа с изображением охоты, в 7 1/2 локтей.

Кусок атласа с цветами по серебряному полю, в 9 локтей без четверти. [22]

Кусок белого атласа в 13 1/2 локтей.

(Еще) кусок белого атласа в 13 1/2 локтей.

Кусок голубого атласа в 13 1/2 локтей.

Кусок желтого атласа в 13 1/2 локтей.

Кусок голубого атласа в 13 1/2 локтей.

Кусок серого атласа в 13 1/2 локтей.

Кусок алого атласа в 13 1/2 локтей.

Еще кусок алого атласа в 13 1/2 локтей.

Кусок коричневого атласа в 13 1/2 локтей.

“Гусиный глаз”.

Кусок желтого и алого “гусиного глаза” в 8 локтей.

Кусок алого и белого, с серебряным полем, в 8 1/2 локтей.

Кусок алого и белого, в 8 1/2 локтей.

Кусок алого и белого, с рисунками, в 8 1/2 локтей.

(Кафтаны).

Кафтан из парчи, красный и желтый, с крупными цветами.

Кафтан из парчи с красными и голубыми цветами.

Еще не сшитый кафтан из парчи.

Английское сукно.

Кусок сукна телесного цвета в 36 локтей.

Кусок светло-зеленого (цвета) в 33 локтя.

Кусок серебристого цвета в 47 1/2 локтей.

Кусок красного (цвета) в 27 1/2 локтей.

Кусок телесного цвета в 49 1/2 локтей.

Еще кусок телесного цвета в 49 локтей.

Кусок оранжевого (цвета) в 52 локтя.

Кусок фиолетово-коричневого (цвета) в 46 1/2 локтей.

Кусок фиолетово-коричневого (цвета) в 38 локтей.

Еще кусок фиолетово-коричневого (цвета) в 38 локтей.

Меха.

10 сороков соболей.

Рысей 20.

Черных лисиц 5.

Когда на столе стояли последние блюда и их пора было убирать, царь сам взял и пожаловал по блюду всем тем, кои подавали кушанья и во время обеда служили за столом (:их было человек 200:). Когда кушанье было убрано и подали, за один царский стол, конфекты, которых царь, царевич и герцог Ганс съели по несколько, — выступили все, которых он раньше пожаловал блюдами, и он стал раздавать им левою рукой конфекты, по шести или восьми зерен каждому, а когда давая рука его устала, конфекты пришлось раздавать сыну — левою же рукою, как отец, пока они не были розданы всем.

Затем выступили 22 (служителя?) по два в ряд, коим царевич тоже роздал конфект. [23]

Когда это окончилось, убрали со стола, причем воды подано не было. Среди лиц, служивших за столом, было много стариков, иные старше 80 лет, но бегали они совершенно так же легко, как и молодые люди.

Когда убрали со стола, он послал каждому из нас по большому стакану крепкой романеи, которую мы должны были выпить.

Среди залы, где мы сидели, стоял под сводами великий четырехгранный столп; вокруг него со всех сторон (был) широкий стол; был тот стол шириною с каждой стороны столпа в две добрых доски; и был этот стол вышиною в 1 1/2 локтя от земли. На столе этом вокруг упомянутого столпа, выставлена была одна лишь позолоченная серебряная посуда (:несказанно великолепная и роскошная:); доставала она гораздо выше, чем до половины столпа, и один ряд стоял над другим. В сенях, смежных с залою, были также устроены одна над другою полки, начиная от 1 1/2 локтей снизу, и выше чем до половины стен; уставлены они были кругом (стен) со всех сторон и над входною и выходною дверью одними не позолоченными большими и малыми серебряными чашами.

В 10 1/2 часов мой господин и с ним все мы вернулись верхом на наше подворье.

29-го Сентября один из царских родственников по имени Симеон Микитич пришел к моему господину спросить о его здоровье.

Он просил герцога Ганса быть веселым и радостным и не грустить, просил и нас, чтобы мы побудили его быть веселым и прилежно учиться по-русски. Он привез с собою те подарки, которые накануне вечером были подарены герцогу Гансу царем и его сыном.

3-го Октября у моего господина были в гостях Михаил Глебович, дьяк и три пристава, сопровождавшие нас от Нарвы до Москвы, и он подарил им за их хлопоты прекрасные золотая цепи и драгоценности.

[Дьяк Афанасий получил золотую цепь в 372 венгерских гульдена и кроме того украшение, изображающее пеликана, — стоимостью в 300 талеров.

Михал (sic) Глебович получил повязь на шляпу, каковая повязь могла служить и шейною повязкой; в ней было алмазов..... (Пробел в подлиннике) стоила она.....( Пробел в подлиннике).

Князь Симеон тоже получил повязь на шляпу с алмазами и рубинами стоимостью в.....( Пробел в подлиннике).

Черный Иван получил украшение в виде Prudentiae стоимостью в.....(Пробел в подлиннике).

Молодой Иван Карабат получил золотую цепь в 167 1/2 венгерских гульдена] (Прямые скобки наши; заключенное в них писано на поле и без сомнения вставлено впоследствии.). [24]

У него были также в гостях три пристава, которые теперь служат нам в Москве, а равно и писец Антипа.

С 3-го на 4-ое Октября один из драбантов моего господина упился водкою до смерти. С ним в компании были двое дворян моего господина, Ивер Мунк и Андерс Сеерсен, а также один из слуг Генриха Вульфа. Эти трое тоже чуть не погибли; никто не подумал бы что они могли остаться в живых, однако на этот раз Бог сохранил им жизнь — более из милосердия, чем по их заслуге.

4-го Октября к моему господину пришел Симеон Микитич спросить от царя о его здоровье, просил прилежно учиться по-русски, ибо царь имеет говорить с ним обо многом тайном, чего не хотел бы доверить толмачам; просил и нас, чтоб мы усердно побуждали герцога Ганса учиться по-русски, сообразоваться с мыслями царя и привыкать к русскому платью, каковое его требование герцог Ганс и мы обещались точно исполнить.

В тот день (русские) прислали моему господину на подворье, где он стоял, большую рыбу, называемую по-немецки белою рыбой, а по-русски белужиною. Она была поймана в пресной воде, походила строением на акулу, но не была так черна, и кожа ее не была такою колючей. В длину от головы до хвоста она имела шесть зеландских локтей и была толще толстого человека; на вкус была нехороша, но очень жирна.

В тот же день русские прислали также моему господину русский букварь и другую русскую книгу — откровение Св. Иоанна, — по которым герцог Ганс должен был учиться по-русски.

4-го и 8-го Октября мы имели разговор с дьяком и выражали желание узнать, когда мы получим ответ на переданное нами посольство. Он отвечал, что как царь вернется домой с богомолья, мы получим на оное ответ. Относительно статей, касающихся свадьбы герцога Ганса, дьяк отвечал (:оба раза:), что про то никто не знает, кроме царя, и когда он найдет нужным, то велит сообщить нам о том. Мы сообщили ему также, что наша инструкция предписывает нам торопить это дело, и что герцог Ганс сильно томится по женитьбе. Он отвечал опять как прежде, что царь сам про себя тайно решил, в какое время совершится (свадьба), и когда то время настанет, его царское величество своевременно известит об этом герцога Ганса.

Мы просили его еще, чтобы он лично, насколько ему возможно, ускорил это дело, дабы оно совершилось как можно скорее. Он отвечал, что если б это было дело, касающееся его должности, он с удовольствием сделал бы (о чем мы просим), но царь решил то (дело) сам про себя, и никто о нем не знает, кроме самого лишь царя, а когда то время настанет, герцог Ганс узнает об этом вовремя. К тому же 8-го Октября, когда мы разговаривали с ним, дьяк вдруг заболел, так что дольше не мог сидеть и разговаривать с нами.

5-го Октября наш вагенмейстер Ерген Буров поехал навстречу нашим вещам, отправленным нами на судах из Новгорода, ибо и [25] до сего дня мы не имели еще о них никакого известия; между тем, согласно обещанию русских, он должны были прибыть в Москву за 14 дней до нашего приезда.

6-го Октября царь выехал из Москвы в монастырь, называемый “Троица”, находящейся в 12-ти милях отсюда, чтобы помолиться — как он имеет обыкновение то делать ежегодно на каждого Михаила. Но так как в этот раз из-за нашего приезда, а затем вследствие своего нездоровья, о котором сказано выше, он опоздал и на прошлого Михаила не мог попасть на богомолье в упомянутый монастырь, то поехал туда теперь, чтобы, как сказано выше, вознести свои молитвы. Впереди его ехало верхом около 600-т русских пищальников; за ними друг за другом 25 русских, ведших каждый в поводу замечательно красивую, хорошо убранную лошадь с седлом и убором; на семи задних заводных лошадях (были накинуты) через седло леопардовые шкуры. За этими заводными оседланными лошадьми вели в поводу шесть красивых рыжих упряжных лошадей в сбруе из алого бархата. Впереди него ехали верхом еще два боярина; каждый из них вез лестницу (:обтянутую красным сукном:), по которой он имел взлезать в повозку и слезать из нее. Еще два других боярина везли в руках по подушке (:из парчи:). За ними ехал верхом упомянутый ясельничий по имени Михаил Игнатович Татищев. Потом следовал царь в золоченой повозке с небом из алого бархата, запряженной шестью красивыми светло-серыми лошадьми в сбруе из алого бархата (:и когда он увидал нас, стоящих вдали под навесами каких-то лавок, он послал спросить нас, как мы поживаем, хорошо ли нам, здоровы ли и довольны ли? Мы (отвечали, что) благодаря Богу и его царскому величеству, живем хорошо, здоровы, все у нас есть, и мы (всем) довольны:).

За ним ехал верхом его сын царевич, (одетый) в парчу, а возле него бежала большая толпа бояр и русских дворян — стариков, средних лет и молодых; за ними следовала большая толпа русских бояр. За ним (царем?) следовало шесть повозок, в каждой из которых было устроено по большому фонарю, каковые имели ехать перед ним зажженными, когда станет темно, чтобы он мог ночью видеть. У повозки его (царевича?) тоже бежала большая толпа бояр, как старых, так и молодых.

Через полчаса (показалась) другая большая толпа русских дворян верхом. За ними ехало 40 русских стрельцов, державших каждый в поводу по красивой серой в яблоках лошади; половина этих лошадей была покрыта зелеными, а половина оранжевыми покровами, каковых лошадей вели впереди повозки царицы. За ними ехало верхом двое бояр и везли каждый по лестнице, обтянутой алым бархатом. За ними ехало верхом два других боярина, из коих каждый вез по парчовой подушке. Затем ехали на серых лошадях восемь бояр в алом бархате. [26]

За ними следовала царица в золоченой повозке с небом из алого бархата, и против нее в повозки сидели две боярыни. Повозка ее была запряжена 10-ю очень красивыми серыми лошадьми.

За нею следовала царевна, ехавшая также в золоченой повозке с небом из оранжевого бархата. Повозка была закрыта кругом, так что никто не мог видеть, сидел ли кто-нибудь с ней в повозке. Повозка ее была запряжена 8-ю красивыми серыми лошадьми. Как кругом царицыной, так и кругом царевниной повозки бежала большая толпа бояр. За повозкою царевны ехало верхом 36 боярынь, все замужние, одетые в красное, все в белых войлочных шляпах с широкими полями и красными повязками вокруг шляпы и с белою (фатою, закрывавшей) рот. Сидели они на лошадях по-мужски. За ними следовало большое множество повозок, запряженных каждая четырьмя серыми лошадьми; (в повозках этих) сидели вдовы.

При царице, так же как и при царе, было шесть повозок с большими фонарями.

6-го Октября и602 года царь прислал с Симеоном Микитичем и подарил герцогу Гансу нижеследующее:

Желтый дамасковый исподний кафтан.

Верхний кафтан из белого дамаска, подбитый соболями.

Желтый дамасковый верхний кафтан, подбитый лисьими мордками.

Белый дамасковый исподний кафтан, подбитый посредственными соболями.

Голубой дамасковый верхний кафтан, подбитый плохими соболями.

Голубой дамасковый исподний кафтан, подбитый лисьими мордками.

Белый камлотовый кафтан, неподбитый, с золотыми позументами и 13-ю золотыми пуговицами.

Неподбитый желтый дамасковый исподний кафтан, отороченный серебряными и красными позументами, с 15-ю жемчужными пуговицами внизу и с воротником из алого бархата, усаженным 13-ю жемчужинами и драгоценными камнями.

Кафтан из алого шелкового камлота, с широкими золотыми кружевами вокруг и 13-ью золотыми пуговицами.

Кафтан из арраша (?) печеночного цвета, с широкими золотыми и серебряными позументами, имеющий спереди четыре жемчужных пуговицы и драгоценные камни.

Зеленый неподбитый шелковый камлотовый верхний кафтан с узкими золотыми и серебряными позументами и 13-ю золотыми пуговицами.

Суконный вишневого цвета кафтан, неподбитый, с серебряными и золотыми кружевами и 13-ю золотыми пуговицами.

Суконный телесного цвета верхний кафтан с золотыми и серебряными кружевами и 5-ю парами кистей с жемчугом.

Воротник, усаженный жемчугом.

Три шелковых пояса, из которых один с жемчужными пуговицами. [27]

Две постели из материи всевозможных цветов.

Две такие же головные подушки.

Одеяло из армянского дамаска.

Еще одеяло из парчи, подбитое соболями и опушенное бобром.

Две малые красные атласные подушки.

Одна — из желтого атласа.

Одна, маленькая, из желтого дамаска.

7-го Октября приходил от царя дьяк Афанасий спросить моего господина о здоровье и сказал ему при этом, что он и его дворяне, а также все наши люди и прислуга могут ходить и ездить верхом по городу, за городом и в других местах, где кому угодно.

8-го Октября в 10 часов вечера умер в Москве Ганс Гесс.

В этот день были присланы лошади всем тем дворянам, которым раньше они даны не были.

9-го Октября герцог Ганс и мы были на охоте; затравили трех зайцев.

11-го Октября в 9 часов вечера прислали просить моего господина подождать ложиться спать, (так как) от царя приехал один из царских родственников, чтобы говорить с герцогом Гансом, — вследствие чего герцог Ганс ждал до 10-ти часов. Тут снова прислали сказать, что царский родственник проехал через город и на полмили за город в один монастырь, где живет старая царица, но все же он (просил) герцога Ганса подождать его, пока он не вернется. По малом времени прислали сказать, что он вернулся, но проехал через город к царю (:находившемуся в 12 милях от Москвы:); (он) просил герцога Ганса подождать ложиться спать, пока он не вернется от царя. (Уже) герцог Ганс хотел идти спать, но тут прислали сказать, что (он) вернулся от царя и как только успеет переодеться, придет к моему господину. Пришел он к моему господину в половине одиннадцатого и не имел к нему никакого другого дела, как только спросить его о здоровье; посидел лишь немного и затем пошел своею дорогой.

Когда Аксель Браге и Христиан Голк сошли с ним во двор, чтобы проводить его до ворот, он спросил, где Аксель Гюльденстиерне, так как его не было у герцога Ганса, когда он вошел к моему господину (:ибо Аксель Гюльденстиерне пошел спать, прежде чем прислали в первый раз сказать, чтобы ждали его:). На это Аксель Браге и Христиан Голк ответили, что Аксель Гюльденстиерне пошел спать, прежде чем стали ожидать его. Он спросил, не болен ли Аксель Гюдьденстиерне? Они отвечали, что нет. Тут он еще сказал, что судя по виду Акселя Гюльденстиерне, он заключил, что (Гюльденстиерне) был в молодости закален на войне. Они сказали: “да, это правда, и что в молодости он и в других отношениях понес много трудов и беспокойства, как несет их еще и теперь в старости”. Он сказал: “да, он сам мог то приметить по виду Акселя Гюльденстиерне”. На этом они в тот раз расстались. [28]

14-го Октября мы получили о наших вещах, отправленных на судах, известие, что он еще целы, и что большая часть наших людей здорова.

15-го Октября от царя к герцогу Гансу приехал гонец, русский боярин, с письмами от царя. (Он) привез также подарки от царя герцогу Гансу: маленькие продолговатые часы величиною с большое куриное яйцо, висящие на маленькой золотой цепочке и усаженные алмазами, рубинами, смарагдами и жемчугом. (Часы) были оправлены в золото. Царь прислал ему равным образом кольцо, сделанное из халкедонского камня; в нем было три рубина (и) три алмаза; предназначалось оно для ношения на большом пальце при стрельбе из лука. Царь написал также к герцогу Гансу, чтобы герцог Ганс собственноручно написал к царю ответ; однако, то письмо, которое царь написал к герцогу Гансу, было написано сыном под диктовку отца, ибо сам царь не умеет ни читать, ни писать. Герцог Ганс написал ему собственноручный ответ и послал письмо с Генрихом Вульфом.

В этот день, т. е. 15-го Октября, герцог Ганс заболел.

16-го Октября герцог Ганс был болен. Генрих Вульф вернулся от царя, который подарил ему сорок куниц, бархата на одеяние (и) серебряный кубок.

17-го Октября царь вернулся из Троицы, где, как сказано, он был на богомолье; через час после его возвращения, к герцогу Гансу пришел один из близких его родственников спросить о здоровье.

18-го Октября вечером в 7 1/2 часов к моему господину пришел Симеон Микитич узнать о его здоровье. В то время герцогу Гансу было немного лучше.

Решено было перевезти в ту же ночь имущество герцога Ганса во дворец, что и было сделано; в ту ночь перевезено было около 49-ти бочек вина, но другого ничего (перевезено не было), и если бы герцог Ганс выздоровел, то и сам он на следующее утро должен был быть перевезен в Кремль, но в виду его болезни этого не состоялось.

В эту ночь царь присылал к герцогу Гансу четырех или пятерых гонцов. К нему было (также) послано семь или восемь сортов меду и четыре сорта пива: в случае, который либо (из этих напитков) ему понравится, ему пришлют, чего он пожелает.

Вышеназванный Симеон Микитич осмелился — притом раза два или три (:в его болезнь:) — спросить у герцога Ганса, сколько его княжеская светлость имеет при себе в России денег, однако не получил на то никакого ответа.

В тот день в Москву пришли наши вещи, шедшие на судах из Новгорода. Люди наши прибыли в крайне бедственном состоянии.

19-го Октября утром в 9 часов к герцогу Гансу с Симеоном Микитичем явилось пятеро царских докторов медицины, а именно: доктор Каспер Фидлер из Кенигсберга, доктор Иоганн Хилькен [29] из Риги, доктор Генрих Шрейдер из Любека, доктор Давид Васмар из Любека и доктор Христофор Рейттлингер, уроженец страны Венгрии. (Доктора эти) приготовили [(:вместе с собственным доктором моего господина:)] некое лекарство для герцога Ганса. Вышеупомянутый Симеон Микитич сообщил, что в прошлый вечер царь очень обрадовался, заключив, что герцогу Гансу лучше, но теперь он уведомился, что ночью его светлости стало несколько хуже, что сердечно опечалило его царское величество, в виду чего он прислал этих своих докторов, чтобы определить болезнь герцога. (:В это самое утро царь приказал собрать у ворот Кремля:) по крайней мере с тысячу бедняков, каковые все получили милостыню, причем у ворот Кремля (Slodt — может также означать “дворца”.) был такой шум и крик, что слышно было на нашем подворье, и мы могли предположить только, что это пожар:).

Вышеупомянутый Симеон Микитич от имени царя просил советников Акселя Гюльденстиерне, Акселя Браге и Христиана Голка тщательно беречь его княжескую светлость и побудить его поесть, но всего более остерегаться, чтобы на него не пахнуло снаружи воздухом. Послы отвечали, что его королевское величество, наш всемилостивейший государь и король затем и послал их с герцогом, чтобы они берегли его княжескую светлость, об этом они и будут (заботиться) усерднейшим образом, так как ответят (за то) пред Богом и его высочайшим королевским величеством.

В тот день царские бояре раза четыре приходили к герцогу Гансу только затем, чтобы спросить о его состоянии и здоровье, и такими частыми посещениями скорее причиняли ему беспокойство и тревожили его, чем были ему приятны.

20-го Октября. И в эту ночь герцогу Гансу было плохо, о чем царь был также осведомлен. Он снова велел раздать рано утром милостыню и в таком же количестве как накануне и (:против обыкновения:) поехал на богомолье в городские монастыри.

В этот день утром, до свету, часов в 5, гофмейстер Степан Васильевич, весьма красивый, видный старик (:80-ти с лишком лет:), прислал сказать советникам, что согласно приказанию царя, он придет на подворье говорить с герцогом Гансом. На это советники послали ему (сказать в) ответе, что ранее часа или двух он не может этого сделать, так как герцог Ганс только что заснул, а в эту ночь он не спал вовсе. Он снова послал сказать советникам, что ему необходимо говорить с герцогом Гансом, ибо он скорее готов умереть, чем видеть светлые очи царя, прежде чем он не поговорит с герцогом Гансом.

В 7 часов по приглашению советников он пришел к герцогу Гансу; поручение его заключалось только в том, чтобы спросить о здоровье, после чего он сейчас же ушел. [30]

В 10-ть часов пришел царский стольник сказать советникам, что к герцогу Гансу сейчас будет царевич.

В половине первого приехал к моему господину царевич; с ним был старый дядя царя по отцу, дряхленький старичок. Другого поручения у них не было, как только спросить герцога Ганса о здоровье, после чего царевич посидел немного и затем сошел к своей лошади; дядя же царя остался у герцога Ганса еще немного, справил герцогу Гансу большой поклон, выразил пожелания и почтение, затем сошел к своей лошади и уехал обратно с царевичем.

В половине третьего снова прибыл Симеон Микитич с упомянутыми 5-ю докторами. Приказав им остаться у герцога Ганса и старательно за ним ухаживать, он поехал обратно верхом, они же остались у Герцога Ганса.

Около 4-х часов к герцогу Гансу пришел вышеупомянутый стольник (спросить) о здоровье; он привез с собою герцогу Гансу от царя блюдо говядины, три блюда печенья, два блюда большой рыбы белуги, или по-немецки белой рыбы, три блюда желтого супа, два сорта крепкой романеи и вина.

21-го Октября упомянутый стольник был опять у герцога Ганса. Он привез шесть блюд, коими царь пожаловал герцога Ганса с собственного стола, — в том числе была 16-я часть лося, вареного с луком. Он привез также шесть родов напитков — вина, вишневого меду, белого меду, два сорта романеи и очень хорошего пива. В последующую ночь герцог Ганс очень ослабел.

22-го Октября. В этот день по желанию герцога Ганса его приобщили. Приходил к герцогу Гансу Симеон Микитич и просил его, по приказанию его царского величества, чтобы его княжеская светлость утешила горесть царя вестью о том, что ему несколько лучше. Сказал также, что его царское величество приказал своим докторам оставаться всем день и ночь у герцога Ганса, пока Бог не пошлет ему облегчения.

Но когда от моего господина он отправился к означенным докторам, которые в то время ушли в аптеку приготовлять некое лекарство для герцога Ганса, то он велел запретить им приходить к моему господину, сколько б за ними не посылали, — прежде чем они не получат приказания от самого Симеона Микитича.

В этот же день 22-го Октября от 4-х часов пополудни до 11-ти ночи ни мы, ни доктора, ни фельдшер не имели более надежды на (сохранение) жизни герцога Ганса, ибо его ноги и ступни, кисти рук и руки были холодны как лед; к тому же он бредил и, лежа, все будто срывал что-то вокруг себя. И хотя мы семь раз посылали за вышеупомянутыми докторами, они все же не посмели придти, пока послы не послали за ними самого Генриха Вульфа.

23-го Октября. В этот день в 9 часов утра по приказанию царя пришел к герцогу Симеон Микитич узнать о его здоровье. В то [31] время герцогу было гораздо лучше, нежели в прошедшие вечер и ночь. Тут послы сказали ему, что он нехорошо сделал, запретив докторам приходить к герцогу Гансу, каковое он стал тогда отрицать, но доктора подтвердили ему это в глаза. Когда он вышел от герцога, он просил послов усердно ухаживать за герцогом Гансом, развлекать его и болтать с ним, чтобы он выздоровел. Они отвечали ему, что если б их болтовня и разговор могли помочь, то им не было б никакой надобности в докторах, оберегать же герцога Ганса они будут, как им то поручено его датским королевским величеством и как они за то пред Богом и его королевским величеством будут отвечать, когда вернутся в Данию, да и надеются, что сам герцог Ганс будет им свидетелем, когда его светлость выздоровеет. С этим он сел верхом и поехал своею дорогой — к черту.

Через полтора часа после его отъезда, прибыл от царя к герцогу Гансу царев дядя по отцу, именем Дмитрий Иванович Годунов, маленький старичок лет 90-ста или больше, узнать о его здоровье. Он просил также герцога Ганса и послов — в виду того, что во вторник его рождение (царя? Д. И. Годунова? из подлинного текста этого усмотреть нельзя; быть может речь идет об именинах Д. И. Годунова (28-го Октября)), пожаловать к нему в гости, что герцог Ганс и обещал (сделать), насколько позволить ему здоровье. (Он) приказал также (Дмитрию Ивановичу) сказать герцогу Гансу (:в следующих выражениях:): “его царское величество послал меня к тебе, герцогу Гансу королевичу датскому, чтобы ты был здоров и весел”.

В этот день, как и всегда, русские праздновали (день) поминовения усопших любопытным торжеством (тут в рукописи оставлено место вероятно для описания этого торжества).

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштейнского в Россию 1602 г. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 3. М. 1911