ГОД MDCCLXXV

NOTTES SUR L'INDE. D'APRES UN VOYAGE FAIT PENDANT LES ANNEES 1769, 1770, 1771, ET 1772. PAR M. HUGO CAPITAINE DE DRAGON.

ANNEE MDCCLXXV

ГЛАВА III

О порядке, дисциплине и обычаях в армии Айдер-Али-Кама. — О его генералах. — О боевом порядке мараттов и несколько слов об их дисциплине и обычаях

Ваша светлость!

Из моих предыдущих писем Вы могли заметить, что в армии Айдер-Али-Кама мало порядка, хотя она и наиболее дисциплинированная из всех азиатских армий. Однако эта на первый взгляд строгая дисциплина во многом порочна. Репутация Айдер-Али-Кама основана на удаче, сопутствовавшей его армии. Если Вы будете так любезны и прочтете это письмо, Вы убедитесь, что мнение это справедливо.

Начну с командного состава Айдера, с его военачальников, которым он особо доверяет. Я наглядно Вам объясню организацию воинских частей. Затем бегло опишу состав его лагеря, ничего не упустив, и хотя буду рассказывать кратко. Ваша светлость получит обо всем достаточно ясное представление. Повторяю еще раз, что буду говорить только о том, что видел сам.

Ведущими генералами Айдер-Али-Кама являются:

его старший сын Петеп Сейп ¹, который командует лучшей кавалерийской частью. Я имею в виду то, что она лучше организована, чем остальные части. Вооружение всадника состоит из мушкетона ², пистолета за поясом и хорошей сабли. Во время моего пребывания там так вооружено было 300 всадников. Накануне битвы при Мелькотте молодой принц попросил меня обучить его кавалерию разным приемам. Этот молодой человек не отличается красотой, и характер у него еще не сложился окончательно. Он, по-видимому, жесток и завистлив. Набаб совсем не любит его и не доверяет ему. В общем к военным делам таланта у него нет. У него есть брат 12 лет, который много обещает (После того, как я написал эти слова, я получил письма от разных людей из армии Айдер-Али-Кама, в которых они сообщают, что молодой принц сильно изменился в лучшую сторону.) ³. [66]

Монк Ту Сейп ⁴ — шурин Айдера, находящийся в изгнании в Айдер-Нагаре; его считают хорошим командиром чернокожих солдат и очень любят в армии. Именно это и послужило причиной его изгнания. Французы могли бы лучше его узнать, воспользовавшись его услугами в Пондишери, куда он был послан с конвоем. Ему около 50 лет, он хорош собой и очень любит французов. Я видел, как он поцеловал портрет французского короля, заявив при этом с искренностью, что спокойно умрет после того, как увидит его и перережет горло всем англичанам в Индии.

Исмаэль Сейп ⁵, шурин Набаба и брат Монк Ту Сейпа, — комендант Ширингапатнама. У него нет военного таланта, как и нет того, что требуется воину. Ему 36 лет, это пьяница и распутник.

Мирр-Фиер-Соула-Кам ⁶ — персидский принц. Он находится то в фаворе, то в опале. Когда я прибыл в армию Айдера, он как раз был в опале. Во время войны с англичанами Мирр-Фиер-Соула-Кам командовал разведывательным отрядом, и это принесло ему известность. Ему лет 50, он очень высокого роста и хорош собой. Несчастья, постигшие его страну, заставили его искать убежища, которое и предоставил ему Айдер, пожаловав жакир, дающий средства к существованию. Но он, как и Раджа Сейп, тоже прибывший к Айдер-Али-Каму, недоволен, так как оба получают самые унизительные подачки, на которые невозможно существовать. Их жены и семьи содержатся в Ширингапатнаме, откуда могут уехать лишь с разрешения Айдера, которое тот дает только тогда, когда заранее уверен, что они вернутся обратно.

Брошенный французами Раджа Сейп ⁷, прежний набаб Арката и, таким образом, сюзерен Пондишери, долго скитался по разным краям и впоследствии соединил свою судьбу с судьбой Айдер-Али-Кама. Поначалу Айдер так хорошо к нему отнесся, что несчастный, лишенный своих владений Набаб полагал, что нашел в нем настоящего друга. Но, Ваша светлость, в Азии истинные друзья встречаются еще реже, чем в Европе! Эти знаки приязни завершились предложением женить Петеп Сейпа на племяннице Раджи Сейпа. Уже было отдано распоряжение о приготовлениях к свадьбе и переведен вексель на 80 тысяч рупий, английскому начальнику [67] фактории в Оноре на покупку тканей, драгоценностей и прочих европейских товаров. Но все это расстроилось из-за недостаточного соблюдения церемониала: Айдер-Али-Кам захотел обращаться с ним как с собственным сыном и перестал вставать, приветствуя его. Радже Сейпу это не понравилось. Они поссорились, и свадьба не состоялась. Когда я прибыл туда, Раджа Сейп с несколькими всадниками удалился в один из своих жакиров. Впоследствии он перешел в мараттскую армию. Я не знаю, послал ли его туда сам Набаб, но только мне хорошо известно, что еще в марте нынешнего года ⁸ его мать оставалась в Ширингапатнаме.

Мирр Сейп ⁹ — один из способных генералов Айдера. Он был ранен и взят в плен мараттами в день сражения при Мелькотте. В этом сражении он командовал кавалерией. Его называли набабом армии и оказывали всяческие почести. Он тоже очень хорош собой; ему примерно 60 лет. Из каких краев он происходит, я не знаю.

Три других генерала погибли в тот день: Лонан, Лаламия ¹⁰ и Ларенеро. О первом и последнем из них никто не сожалел, и даже напротив. О Лаламии же очень скорбели. Он служил в кавалерии и, несмотря на молодость, участвовал в нескольких сражениях, принесших ему славу. Один мараттский генерал из его секты ¹¹ приказал похоронить его на поле битвы со всеми почестями. Такой поступок врага особенно ценен, так как это бывает редко даже среди своих. Ведь почти все павшие в бою становятся обычно добычей тигров или одичалых собак ¹². Даже раненые, брошенные на поле, нередко становятся пищей этих животных, о которых я расскажу в другом письме ¹³.

Все генералы пользуются особыми привилегиями у Айдер-Али-Кама. Отсюда можно заключить, будто бы те, с кем Айдер обходится лучше, служат ему с большой преданностью. Однако лишь немногие из этих генералов платят ему привязанностью. Когда Набабу приходится пользоваться их услугами, он прибегает к этому с большой осторожностью, поскольку им вполне не доверяет, Всегда он приставляет к ним браму, дивана и казначея или еще кого-нибудь, кто враждебно настроен по отношению к генералу. Диван и генерал имеют достаточно власти, средств и влияния для того, чтобы вредить друг [68] другу. Айдер всегда информирован, какие действия предпринимает один против другого. Однако он часто ошибается в своем выборе. Обычно его предают тогда, когда он не в состоянии этого предотвратить. Поскольку страх и корысть определяют поведение генералов, последствия этого нетрудно себе представить. Тем правителям, которым генералы всецело преданы, сильно повезло!

При назначении губернаторов провинций и городов у Айдер-Али-Кама иная политика. Как правило, на эти ответственные посты он назначает людей весьма низкого происхождения. Пример этому Ужинапа ¹⁴ — губернатор Айдер-Нагара и всех владений Каннары. Всю жизнь этот человек пас скот и занимался продажей овец. Андернек приблизил его, назначив своим камердинером. Ужинапа оказывал Айдеру услуги по части разных удовольствий и этим заслужил себе пост губернатора в самом богатом районе страны. Сейчас после Набаба это самый большой деспот во всем государстве. Поскольку каста, к которой он принадлежит, считается скверной, никто из владетелей или военачальников к нему не обращается. Его род незнатен, а грубый здравый смысл заставляет верно служить своему господину. Айдер любит людей, готовых беспрекословно ему повиноваться. Остальные наместники — каладары (коменданты) ¹⁵ и джамедары (капитаны) ¹⁶ — это изгнанники из других краев, принадлежащие к разным сектам. В этой стране они чужие и тиранят ее как в интересах деспота, так и в своих. Они не пользуются доверием и потому не могут совершить предательство, за исключением тех случаев, когда враг оказывается у ворот, тогда они с ним договариваются. Когда кто-нибудь из этих господ становится богатым, Айдер велит жечь им руки раскаленными ядрами до тех пор, пока они не отдадут награбленное, после чего им предоставляется право накапливать все заново.

Командиры третьего класса возглавляют особые отряды в армии. Это, как правило, крупные военачальники, стоящие во главе всадников. Они ведут переговоры непосредственно с Набабом. Часто всадники, которыми они командуют, оплачиваются ими же. [69]

Что касается рассела, или пехотных полков, то редкие из них не имеют двух командиров. Обычно один из них — белый, другой — черный, причем черный всегда подчинен в военных делах белому. Эти так называемые белые (зачастую, однако, они черные — метисы или квартероны, хотя есть там французы, англичане и немцы) получают обычно от 100 до 500 рупий. Каждый из них имеет еще двух, трех или четырех белых в качестве помощников в военных делах, которые получают всего от 30 до 45 рупий в месяц. Однако, начиная с командира, все они крайне неспособные люди и часто просто плуты. Они не заслуживают того, чтобы командовать черными, и они не могут возвратиться в свою страну. Ваша светлость, судите сами об их делах. Да иначе и быть не может, и вот почему: большинство из них — бродяги, убийцы, люди, погрязшие в пороках. Они бродят по этому краю с тех пор, как из-за совершенных преступлений были изгнаны из общества. Среди них есть такие, которые скитаются по Индии уже лет двадцать. Ясно, что они не могли пройти обучение, которое позволяло бы им командовать солдатами. Случается, что кто-нибудь из таких негодяев является в лагерь Айдер-Али-Кама верхом, в одежде с нашивками, которые наверняка присвоил, и объявляет себя французским, английским или португальским офицером. Тогда на основании его слов ему дают роту сипаев или топасов. Он находится на этом посту недели две, и уже какой-нибудь брама (министр или диван) посылает спросить, не отдаст ли он ему четверть или треть своих сипаев, а за это тот сделает его начальником рассела. Ответ никогда не бывает отрицательным и всегда выбирают этот пост. Однако командир меньше занимается своим рассела, а больше — торговлей, если это возможно, хотя почти никогда и не может воспользоваться ее выгодами, поскольку такого сорта люди всегда очень развратны и расточительны. При них вечно находятся девицы для увеселений, которых им поставляет сам серкар (серкар ¹⁷ — высокое ведомство, где вершится правосудие и составляются всевозможные приказы).

В рассела, им порученном, имеются, как я Вам уже говорил, еще три-четыре белых помощника разных национальностей, которые так же бесталанны, как и их начальник. Каждому из них назначены дни, когда они [70] должны обучать военному делу солдат. Однако никто не хочет следовать методам другого. Поэтому один день солдат обучают на французский манер, другой — на английский, а третий — на португальский, так что под конец сипаи не знают вообще ничего. Командир же, как правило пьяный (Напившись ракка ¹⁸, рома или каллу ¹⁹. Все эти напитки делаются из индийских продуктов: риса, кокосовых орехов или пальмового сока.), присутствует на учениях и, чтобы скрыть бездарность как собственную, так и своих подчиненных, осыпает солдат ударами палки. Нередко солдаты осмеливаются драться со своими командирами, когда пьянствуют вместе с ними. Случается, что сипаи, которым плохо платят и с которыми грубо обращаются, восстают во время боя и убивают белых командиров, а затем переходят к врагу. В Айдер-Нагаре я был свидетелем одного из таких мятежей, о котором имею честь Вам рассказать.

30 апреля 1771 г. два рассела сипаев из гарнизона Айдер-Нагара — всего около 2700 человек, — вооруженные европейскими ружьями со штыками, с полными патронташами и четырьмя пушками, во всем военном снаряжении (на следующий день они должны были выступить к опушке леса, где появились маратты), потребовали, чтобы до выступления им выдали не выплаченное за два месяца жалованье. Когда Ужинапа им отказал, они возмутились. Расположившись биваком на плацдарме, они двое суток под усиленной охраной держали орудия наведенными на улицы города! Время шло, а их требования были справедливы, и Ужинапа побоялся, как бы Монктусейп ²⁰ не возглавил мятежников и, перерезав ему горло, не сделался хозяином Канары. Тогда Ужинапа вскочил на коня и вместе с сотней конных и таким же числом пеших арабов бросился к восставшим для их усмирения. Двое помощников командира сипаев приказали открыть огонь. По счастью, один из начальников, по имени Толле-Ерам, пользовался большим влиянием, чем они. Бились только саблями. Ужинапа умел обращаться с саблей, как в иное время с бутылкой. Он отрубил нос начальнику сипаев по имени Бинкапур (Это имя ему дал Набаб после того, как Бинкапур отличился, отстаивая крепость того же названия ²¹). Ужинапе сильно повезло в том, что он [71] спасся после этой выходки, потеряв семь солдат. Мятежники же потеряли трех.

Мятежи в Индии похожи на те, что бывают в Европе, когда нет вождя, и после переговоров был заключен мир. Посредниками выступили факиры (Факиры — священники у мавров ²²). Все офицеры и унтер-офицеры отправились в дольбар, где получили от Ужинапы бетель в знак мира, а главным зачинщикам дали материю на тюрбаны. Но двое злополучных помощников командира сипаев были отданы на растерзание наместнику, который приказал наказать одного из них 500 ударами шабука (Шабук ²³ — небольшая трость) по пяткам, а другого умертвить с помощью слона! Такая казнь в тысячу раз страшнее всего, что только можно себе представить.

Жертву со связанными руками привязывают за ногу веревкой длиной примерно в 6 пье к задней ноге слона. Корнар (Корнар ²⁴ — погонщик) начинает уговаривать слона, чтобы он двинулся. Все это делается крайне медленно. Поначалу человек не испытывает резких толчков и тащится по земле на ягодицах, раздирая их в клочья. Постепенно корнар ускоряет ход слона, и тогда жертва испытывает ужаснейшие толчки, так как это животное раскачивается при ходьбе, а сила его невообразима. От этого привязанная к нему жертва подскакивает во все стороны так, что к завершению пытки мясо и кости превращаются в сплошное бесформенное месиво, внушающее ужасную жалость даже самым закоренелым душам. Несчастный кричал почти час и вопил бы еще дольше, если бы от удара о землю ему не оторвало нижнюю челюсть. Он испустил дух лишь после того, как более двух часов его протаскали по городу. А после того как его дважды проволокли мимо дома Монктусейпа, он был брошен на съедение тиграм.

Судя по методам, применяемым на военных учениях, Вы легко убедитесь, что сипаи совершенно не умеют маршировать и все приемы, которым их обучают, неверны, поскольку лишены системы. Когда Набаб замечает невежество этих господ, бывает, что он позволяет себе бить их шабуком или снижает им жалованье. Тогда те дезертируют. Но на их место приходят столь же невежественные, и это зло продолжается. Айдер-Али-Кам [72] желает, чтобы его сипаев научили строиться в каре по батальонам и чтобы их обучали на французский лад, но удовлетворить его требования невозможно. Однако несмотря на это, соседи боятся его армии, особенно с тех пор, как он победил англичан, хотя его репутация и пострадала после разгрома в битве при Мелькотте. Тем не менее можно быть уверенным, что, хотя в армии существует только некое подобие дисциплины и она скорее напоминает сумасшедший дом, она все же неизмеримо совершеннее всех других, поскольку у Айдера много пушек, а его артиллерия, на мой взгляд, хорошо ведет огонь. Мне кажется, что она так же расправляется с врагом, как и наши пехотные части третьего года обучения.

Рассела делятся на роты. Каждая из них имеет свое знамя и свой барабан, под который они кое-как маршируют. Все сипаи одеты в одинаковую форму. В каждой роте есть свой брама или комиссар, которого сипаи оплачивают из расчета 13 су ²⁵ в месяц. Командир каждой роты отвечает перед серкаром за вооружение и боеприпасы, так что в случае его дезертирства Набаб теряет только самого человека. В каждой рассела свой военный оркестр, состоящий из таптама ²⁶ (род тамбурина), деревянного инструмента с очень высоким и резким тоном, огромного медного корнета в виде морской личинки ²⁷ и медных труб.

На марше начальники рассела всегда держатся в центре колонны, офицеры — в хвосте рот, а помощники командира — на флангах. В штаб-квартиру начальника рассела сопровождает охрана с оркестром. Знамена всегда остаются в ротах, как во время кампаний, так и в гарнизоне.

Сипаи получают в месяц от 4 до 7 рупий, и на эти деньги они кормятся и одеваются. Набаб же снабжает их только ружьями. Тем, у кого собственное оружие, платят больше. Как видите, содержать армию в Азии не столь дорого. Черным офицерам размер жалованья устанавливается в зависимости от числа солдат, которыми они командуют.

Кавалерия — самый дорогой род войск. Всадник получает до 30 рупий в месяц, если у него собственный конь. Этот род войск содержится плохо — у них нет единой формы: одни хорошо экипированы, другие — нет. [73] К тому же вооружение у всадников разное, даже если они и принадлежат к одному и тому же отряду, и это усиливает разнобой; У одних — пики, у других — сабли, у третьих — деревянные палицы, у четвертых — лук и стрелы, у некоторых же — плохие огнестрельные ружья. Лучше всего всадники орудуют саблей. Я наблюдал состязания, в которых стороны великолепно бились на саблях, которые в Индии закаливаются так, что ими невозможно нанести легкое ранение. Каждый народ придает особую форму этому оружию. У язычников ²⁸ и мавров сабли короткие, сильно изогнутые, лезвия очень острые и широкие.

Я видел всадников, одетых в железную броню; хотя такая защита и полезна, поскольку в Азии сражаются чаще холодным оружием, но она крайне неудобна из-за страшной жары и огромных расстояний, которые приходится преодолевать кавалерии.

Сбруя у коней так же разнообразна, как и вооружение всадников. Наиболее распространенная форма седла, замеченная мною как в армии мавров, так и у мараттов, — это черные седла копейщиков. Весь наспинный ремень спереди украшен крупными шляпками заклепок, а вернее, вделанными в ремень и в поводья шишечками, которые обычно позолочены и посеребрены, а иногда целиком из золота или серебра. Однако большая часть индийской кавалерии, известной под названием пандари ²⁹, применяет вместо седла простую попону. Кусок веревки между пальцами ног заменяет всадникам стремя. Часто у них нет даже портупеи для сабли, их единственного оружия, и еще реже встречаются ножны. Они зажимают саблю между собственной ногой и боком коня. Кавалерийские лошади поразительно тощи и питаются всем, что попадется. Нередко можно встретить такой конный отряд за 30 лье от места, где он был сутки назад. Кавалерия ничего не стоит правителю, которому служит. Ее снабжают деревни ³⁰. У меня есть доказательства, что пандари при этом живут весьма не плохо.

Верховая езда в Азии распространена и среди гражданских лиц. Все мавры и маратты-язычники ездят верхом (хотя есть и такие, которые этого не умеют и боятся ездить на лошади и носить оружие). Мне показалось, что все, чему здесь обучают при верховой езде, сводится к тому, чтобы держать стремена покороче, корпус [74] наклонять вперед, побуждая коня к быстрому бегу, резко останавливаться и уметь менять аллюры. Надо также уметь на скаку поражать цель саблей или пикой.

Особенно хороши лошади из Персии или из страны патанов ³¹. У арабских коней голова крупная и напоминает наших нормандских, по масти они серо-белые. Больше всего ценятся гнедые. Ростом они обычно в 4 пье 10 пядей. В Азии лошади значительно дороже, чем везде ³². Двухлетний конь среднего достоинства обычно продается за 150—200 рупий.

При всех армиях имеется конный рынок. У входа развевается знамя Брауншвейга ³³, на котором изображен конь. На древках, к которым прикреплено большое знамя правителя, прибиты конские хвосты и павлиньи перья. Эти знамена сразу же бросаются в глаза.

Артиллерия требует больших расходов — на оплату пушкарей. Поскольку почти все они европейцы, им платят от 25 до 200 рупий в месяц. Эта сумма значительно превышает то, чего они заслуживают, поскольку из 50—60 белых, объявляющих себя артиллеристами, нет ни одного, кто действительно был бы таковым. Среди них есть люди такого же сорта, как начальники, и поэтому я к ним так и отношусь.

Артиллерии требуется ряд вспомогательных служб, которых нет во Франции и которые значительно увеличивают расходы. Для того чтобы тащить одну пушку 12-го калибра ³⁴, надо 30 быков, а за ними должны ухаживать 15 слуг, имеющих жен и детей, а также собственных быков, которые их везут. Командир расчета имеет по 12, 16 и 20 топасов для управления орудием, а те, в свою очередь, имеют жен, детей и собственных быков. Судите сами, Ваша светлость, сколько чернокожих в артиллерийском лагере! Это число еще более вырастет, если добавить сюда, как это обычно и делается, на каждую батарею из 6 пушек одного слона, трех верблюдов, соответственное число погонщиков, 20—30 саперов и т. п. На 50 орудий требуется не менее 5 тысяч быков, 10 слонов, 24 верблюда для перевозки фугетт и ружейных пуль и около 4 тысяч солдат.

Фугетта — оружие во Франции незнакомое. Обычно оно состоит из трех частей — взрывателя, палки и небольшого флажка. Взрыватель сделан из жести и содержит около трех унций пушечного пороха. Он прочно [75] прикреплен к палке из очень твердого дерева примерно в 3 пье длиной. Флажок одной стороной прикреплен к палке примерно на расстоянии 4 пядей от ее конца, а на противоположном конце находится взрыватель. Целые батальоны вооружены только фугеттами и саблями. Всадник поджигает эту фугетту, поднося огонь к фитилю, находящемуся в верхней части взрывателя. Взрыв происходит лишь тогда, когда фугетта брошена в неприятеля. Порох воспламеняется, и фугетта начинает крутиться, калеча и убивая животных, наводя на них ужас. Я видел это оружие в действии раза три-четыре во время ночных атак: зрелище красивое. Это напоминает летящую огненную ракету.

Айдер-Али-Кам ежедневно созывает в лагере совет. Он диктует все отправляемые документы, наблюдает за всем, и все отчитываются перед ним непосредственно. Брамы-писцы собираются на закате солнца в шатре. Айдеру сообщают обо всех отправленных депешах и приказах, рассылаемых повсюду. Он отдает всем свои распоряжения. Айдер не умеет писать, и поэтому ставит свою печатку на все письма и сам запечатывает их красным сургучом.

После этого он принимает правителей, военачальников и других своих сановников, которых он дал согласие принять по их просьбе. Когда они приходят, слуги вызывают каждого по имени, обращаясь к нему на “ты”:

“Такой-то, приветствуй и пади ниц перед Набабом, величайшим воином”. Каждый приветствует Айдера соответственно своему чину, а тот делает более или менее заметный жест рукой в зависимости от ранга посетителя. Тем, кто достоин этой чести, он дает знак сесть. Это весьма неудобно, потому что садиться приходится на собственные пятки. Потом Набаб раздает бетель, благовония и даже гаргули тем, кому считает нужным. После этого появляются баядерки (Актрисы, девицы для удовольствий. Когда в городе появляется какое-то важное лицо, ему их посылают в знак уважения. К одному старому католическому епископу, прибывшему в Манголор, были присланы баядерки. Считая, что они могут творить чудеса, девушки решили испробовать свои чары на прелате, но тот их выпроводил) ³⁴, которые развлекают зрителей танцами, песнями, жестами, выражающими наивысшее сладострастие. Вечер продолжается до [76] полуночи или часов до двух ночи. Те из баядерок, которым удалось понравиться, удаляются с наиболее именитыми гостями. Однако уйти можно лишь с позволения Набаба. Остальные баядерки возвращаются домой под музыку своего оркестра. Оркестр состоит из своеобразного барабана в форме корзинки, медных тарелок, волынки, трубы с очень резким звуком, небольших цимбал и бубна. Музыка у них шумная, режет слух и весьма немелодичная.

Когда Набаб покидает лагерь, чтобы перейти в другой, вся пехота и артиллерия выходят в 3—4 часа утра. За ними следует кавалерия, кроме авангарда и всадников, сопровождающих Набаба. Приказ об уходе из лагеря громко возвещается шупедарами, и, когда нет необходимости сохранять это в тайне, заранее бьют в таптамы. Это огромный барабан, который носит слон, всегда находящийся перед шатром Набаба вместе со своим погонщиком. В таптам бьют трижды в день: на заре, в полдень и на закате солнца. Это делается в честь правителя. Когда он выходит, впереди следует его таптам. У крупных военачальников тоже имеется свой таптам, но в лагере он лежит на земле перед их палаткой. Только у Набаба круглые сутки на страже стоит слон. Когда армия выступает и нет опасности столкнуться с врагом, Набаб сообщает время своего выезда, которое обычно назначается между девятью утра и полуднем. Иногда он садится в паланкин, но обычно — в беседку на слоне. За ним следует его сераль, тоже на слонах. Сопровождающий его кортеж весьма многочислен и обычно составляет треть армии. Впереди с удивительной скоростью бегут человек 40 — 50, выкрикивая: “Падите ниц! Едет величайший воин!” Люди выполняют этот приказ и падают лицом в пыль. Окружают Набаба 200 копейщиков в пунцовых одеждах, а впереди и сзади него идут дромадеры с флажками, верблюды, нагруженные фугеттами. Слон, если его погонять, движется очень быстро, поэтому тем, кто следует за Набабом пешком или ведет лошадей, приходится бежать. Жара и пыль страшные, и эскорт Набаба сильно устает, особенно если приходится покрывать по 7 — 8 лье в день. Белые всадники всегда сопровождают Набаба. Иногда Набаб заставляет их делать по 15—20 лье за один переход. Но в этом случае они выступают на закате солнца. [77]

Можно сказать, что, когда разбивают лагерь и размещают лагерные службы, порядка почти нет. Артиллерия обычно находится отдельно на одном из флангов или во главе армии. Кавалерия и пехота располагаются вперемешку, не соблюдая равнения. Хорошей охраны или аванпостов нет никогда, патрули же бывают редко. Каждый полк выставляет часовых там, где сочтет нужным. Они садятся в проходах, поставив между ног кайеток (фитильное ружье) или же какое-нибудь другое ружье, саблю или копье. Редко бывает, чтобы они ходили взад и вперед. Ночью они кричат “ха!”, как мы “Стой, кто идет?” Будучи предприимчивым, один белый прекрасно может за один раз перерезать сотни полторы чернокожих часовых. Сидячая поза усыпляет их, и даже если они бодрствуют, чего почти никогда не бывает, между часом и двумя ночи им легко перерезать глотку, прежде чем они успеют вскочить. Вернемся, однако, к лагерю. Я уже имел честь сообщить Вам, Ваша светлость, что порядка там мало. Исключение составляют два рассела сипаев-гвардейцев и 300 — 400 всадников, охраняющих шатер Набаба. Остальные же войска располагаются как кому заблагорассудится на месте, отведенном для лагеря (который всегда разбивают поблизости от воды и леса). Противник редко мешает расположиться лагерем, обычно каждая сторона заранее знает место, где она разобьет лагерь во время кампании. За исключением базара (рынка), который выстраивается правильными рядами и на котором можно найти все, что отвечает вкусам азиатских мужчин и женщин, все остальное разбросано в беспорядке. Ни в одном полку нет ни общих казарм, ни упорядоченных столовых. Каждый готовит себе сам, и редко бывает, чтобы более двух человек ели вместе. Судите сами, какая тут толчея, сколько очагов, котелков и сколько женщин! За каждым чернокожим обычно следует не одна, а две женщины. Прибавьте к этому по крайней мере одного быка да слугу на каждых двух человек, и тогда составите себе представление, сколько людей и животных в армии мавров.

Хотя конница и располагается в беспорядке, здесь все же меньше путаницы, чем в пехоте. Лошадей иногда ставят рядами. Привязывают их, скребут и кормят необычным образом. Две небольшие палки, напоминающие [78] наши колья для палаток, вбиваются справа и слева от головы лошади. Веревкой к ним привязывают ее передние ноги. Вокруг шеи коня — веревка. Будучи привязанным спереди, он не может мотнуть головой. Другой веревкой привязывают задние ноги ко второй паре вбитых в землю кольев так, что лошадь не может расслабиться. Корм ей кладут на расстоянии двух пье от головы, и, для того чтобы достать его, ей приходится вытягиваться, как при аллюре. Мавры считают, что это помогает коням быстро бегать и предохраняет их ноги от закупорки вен. Но, по-моему, это не спасает их ни от опухания бабок, ни от наливов. Я редко видел лошадей-четырехлеток с гибкими ногами и не видел почти ни одной, которая не перенесла бы воспаления. Все они быстро привыкают к работе, и их легко объезжать. В возрасте от двух до двух с половиной лет от них требуют очень тяжелой работы, причем ни один мавр не умеет как следует взнуздать своего коня. Мавр не различает, большой или маленький рот у молодой лошадки, какой у нее наклон головы — вверх или вниз. и надевает ей одинаковую уздечку, которая до крови натирает всем им рот. Впервые я видел, чтобы так сильно натягивались удила, как это делают у азиатских лошадей, и такие загрубевшие у них рты.

Корм, который им дают, очень бодрит. Он состоит из кулона ³⁶ с рисовой соломой и массаля ³⁷. Кулон — это род чечевицы, которую варят, чтобы конь мог ее есть. Это создает большие трудности, так как нужны котлы, дрова и вода, а через два дня состряпанная пища прокисает, и лошади к ней не притрагиваются. Рисовая солома несколько напоминает пшеничную. Массаль же состоит из перца в зернах, стручкового перца, лука, шафрана, чеснока и анисовой травы. Такой корм дают лошадям пригоршнями перед быстрыми переходами или перед битвой, обычно два раза в месяц. Это придает коням бодрости, удивительно их возбуждая. Они так любят эту еду, что не оставляют ни крошки. Кроме того, подобный корм способствует хорошему аппетиту. Вот их суточный рацион: с восходом солнца наполняют торбы остывшим кулоном и, как только все всадники и конюхи готовы, факир Мамот ³⁸, которого по существу можно считать ротным каптенармусом, подает сигнал. Тогда все сразу кричат: “Тим” (сигнал атаки у черных). [79] Кони отвечают на это ржанием, и тогда на них надевают торбы. После того как они поели, их ведут на водопой. То же самое повторяется после захода солнца. Днем и ночью они могут есть сколько хотят рисовой соломы. Дважды в день их чистят. Этим занимается конюх. Всадник, имеющий казенного коня, никогда его сам не чистит. Только те, кому конь принадлежит лично, делают это, если хотят сэкономить и не платить конюху. Вот как это делается: конюх сначала проводит ладонью или всей рукой против шерсти лошади, начиная с крупа. Очистив небольшой участок, он каждый раз с силой хлопает ладонью по телу лошади. Этот способ чистки удивителен. Даже издали все время, пока идет чистка, слышны эти шлепки. Здесь это называют массажем. Потом конюхи принимаются за ноги, непрестанно делая вращательные движения рукой и отбрасывая выпадающую шерсть. После этого они массируют плечевые и бедерные суставы у лошади с такой силой, что те потрескивают. Вслед за этим волосатой лапкой какого-нибудь животного они прочесывают шерсть, потом протирают коням глаза, уши, края нижней челюсти и т. д. Наконец метелкой они наводят такой блеск, какого не бывает у наших кавалерийских лошадей, хотя они гораздо лучше. Если лошади грязные, их моют с головы до ног. Подкованных коней очень мало, и вообще подковы совсем маленькие. Гвозди прикрепляются с внутренней стороны с помощью клещей, как это делают шорники, а снаружи их просто сплющивают. Подковывают лошадей всегда холодным железом. Хвосты им окрашивают в разные цвета. Мне кажется, что именно поэтому редко увидишь лошадь с густым хвостом. В Индостане у них не бывает ни сапа, ни бешенства.

Коней из регулярной кавалерии никогда не отправляют за фуражом. В каждой роте есть список плохих лошадей, выделенных для этой цели. При них состоят чернокожие солдаты, так называемые фуражиры, которые занимаются только добычей фуража и содержанием в чистоте проходов лагеря, где стоят лошади. Во время марша на плохих лошадях возят кулон, колья, веревки и т. п. На быках возят палатки, а на верблюдах — топливо и сырой кулон. Таким образом, боевой конь возит только своего всадника, а для перевозки жены и багажа есть бык. [80]

Бывает, что коней регулярной кавалерии даже не водят на водопой. Несколько быков выделяется на то, чтобы привозить им воду в бурдюках, перекинутых через спину. У старшего слуги или погонщика быков есть кожаное ведро, крепко привязанное к середине палки длиною примерно в 4 пье. Он наполняет это ведро до мерки и поит поочередно всех лошадей, закрепленных за ним.

Распорядок в мараттских армиях почти тот же, что и у мавров, с той разницей, что маратты более суеверны. У них есть дни праздников, когда они ничего не предпринимают против своих врагов, а также дни, которые они считают неблагоприятными для каких-либо начинаний. Маратты никогда ничего не осуществляют ночью. Наступают они лишь тогда, когда солнце высоко поднимается в небе.

В мараттских армиях очень мало пехоты. Вся их сила в многочисленной, но плохо вооруженной кавалерии. У нее почти нет огнестрельного оружия. Обычно всадники вооружены копьями, саблями, луками и стрелами. Они используют и фугетты, есть у них также большие пушки, но они плохо обслуживаются, хотя ими и командуют европейцы. Когда маратты вступают в бой, всю артиллерию они ставят сзади вместе с обозом. После этого они выступают в беспорядке и, мчась во весь опор с саблей над головой и копьем позади, атакуют, испуская ужасающие крики. Один залп из пушек и мушкетов заставляет их повернуть и мчаться с той же скоростью обратно. Затем они снова соединяются и возобновляют атаку, пока не победят или не окажутся отброшенными. Мы едины, и нам нечего бояться мараттов, как бы они ни были многочисленны, особенно если мы укрепимся и займем хорошие позиции. Они обычно бьются скопом, и потому их способы вести войну не должны нас пугать. Маратты нападают все вместе, и, как только их военачальник водрузит знамя на занятой земле, они начинают жечь и грабить всю территорию, убивая всех, кто попадается с оружием в руках. Черных солдат они в плен не берут, а только военачальников или белых. Последних они обирают, а потом посылают на городские работы или же бьют бычьими жилами или прутьями, чтобы те помнили, как сами обращаются с черными в своих колониях. Так [81] продолжается до тех пор, пока какой-нибудь консул или епископ их не выкупит. Такими жестокими маратты стали потому, что Айдер-Али-Кам их этому научил. В предпоследней войне Айдер отнял у них много крепостей. У всех, кто составлял гарнизон в этих местах, он приказал отрубить руки, нос или уши. В ответ на это маратты тоже стали калечить людей во всех гарнизонах, отказавшихся сдаться по первому требованию.

Цель всех их войн — получение контрибуции, взимать которую со всех правителей Индии они считают своим правом ³⁹. Если ее не присылают, маратты сами являются за ней и начинают жечь и грабить всю страну, с которой воюют, захватывая с собой все, что могут. Только Мамет-Али-Кам ⁴⁰, Ислам-Али — субаб Декана ⁴¹, Айдер-Али-Кам и патаны открыто отказываются выполнять их требования. Маратты извлекают выгоду и с той и с другой стороны, а тот, кто их побеждает, дорого платит за свой триумф.

Маратты не знают, как вести осаду, и еще меньше способны понять военные хитрости. Айдер-Али-Каму пока удавалось избегать ига мараттов только благодаря этому. Не знаю, выйдет ли он из трудного положения на этот раз. Пока что маратты захватили у него много артиллерии, слонов и большой обоз, совершенно разбили армию и разграбили страну на 60 лье вокруг.

Остаюсь с почтением

Маэ, Малабарское побережье, 31 августа 1771 г. Отправлено с английским кораблем.

Комментарии

1 Правильно: Типу Султан, впоследствии правитель Майсура.

2 Мушкетон — тяжелый мушкет с раструбом на конце.

3 Эта характеристика пристрастна и несправедлива.

4 Правильно: Махдум Сахиб.

5 Правильно: Исмаил Сахиб.

6 Правильно: Мир Файзулла-хан. В действительности он был сыном одного из джагирдаров в Мальве и зятем Дилавар-хана, владетеля Сиры. На службу к Хайдару Али он поступил после ссоры со своим тестем.

7 Правильно: Раджа Сахиб, сын Чанда Сахиба, французского ставленника на престоле Арката.

8 Речь идет о 1771 г.

9 Правильно: Мир Али Риза-хан. Вероятно, его звали сокращенно Мир Сахиб.

10 Правильно: Лала Миян.

11 Автор, вероятно, имеет в виду мусульманского военачальника на службе у маратхов.

12 См. ч. II, гл. III, прим. 14.

13 Эта фраза перенесена из “Путешествия в Азию”. В настоящей работе писем такого содержания нет.

14 Правильно: Уджджинапа.

15 Правильно: коменданты крепостей.

16 Правильно: индийцы — командиры отрядов.

17 Правильно: саркар — правительство, власти.

18 Ракк, чаще арак — водка из пальмового сока.

19 Неизвестно, что имел в виду автор. Может быть, тари — спиртной напиток из пальмового сока, который англичане называли “тодди”.

20 Другое написание автором имени Махдум Сахиб.

21 Правильно: Банкипур. Эту крепость Хайдар Али отвоевал у маратхов в 1764 г.

22 Под “маврами” европейцы в Индии подразумевали индийских мусульман.

23 Правильно: чабук — гибкий хлыст, шпицрутен.

24 Чаще употребляется форма “корнак” — так называли погонщика слонов; вероятно, искаженное кари (санскр. слон), наик (начальник, главарь). Англичане обычно применяли для погонщика слонов слово “махоут” (от хинди: махават), перенятое ими из Бенгалии и Северной Индии и вошедшее в европейскую литературу об Индии.

25 Видимо, под “су” автор понимает мелкую индийскую монету, вероятно 1/2 кашу, т. е. 1/16 господствовавшей в Майсуре денежной единицы — фанама.

26 Правильно: тамтам. Однако французы в Индии в XVIII в. называли так не барабан, а гонг. Поэтому автор сравнивает этот инструмент с тамбурином.

27 Возможно, что Гюго имел в виду медные рожки, которые изображены на гравюрах французского натуралиста Соннера, путешествовавшего по Южной Индии в 1774 — 1778 гг. (Sonnerat. Voyage aux Indes Orientales... depuis 1774 jusquen 1781. Т. II. Paris. 1782, tab. 13, 15, 16). Они изогнуты полукругом, с раструбом на конце и часто перехвачены в четырех местах металлическими обручами, напоминая действительно какую-то личинку.

28 Язычниками европейцы называли индусов.

29 Обычно применяется форма “пиндари”. Это нерегулярные части войск (пехоты или чаще конницы), не получающие платы, но живущие грабежом и разоряющие территорию противника. Пиндари получили наибольшее распространение в маратхских армиях.

30 Автор имеет в виду грабеж сельских жителей на территории противника.

31 Автор имеет в виду Афганистан.

32 Автор ошибочно говорит об Азии, имея в виду Индию.

33 На знамени европейского княжества Брауншвейг изображен скачущий конь.

34 Калибр в то время определялся весом ядра (в Европе в фунтах).

35 В Южной Индии танцовщицы назывались девадаси. Слово “баядерка” (искаженное португ. байладейра — танцовщица) применялось главным образом французскими авторами и от них перешло во все европейские языки.

36 Речь идет, очевидно, о так называемых конских бобах, но из какого языка взято слово “кулон”, установить не удалось.

37 Правильно: масала — приправа.

38 Очевидно, искаженное имя Мухаммад.

39 Автор имеет в виду чаутх и сардешмукхи — поборы, взимавшиеся маратхами с бывших могольских областей в Южной и Центральной Индии. Чаутх составлял официально 1/4, а сардешмукхи — 1/10 налогов, собираемых с этих областей.

40 Правильно: Мухаммад Али — правитель Арката.

41 Автор имеет в виду Низама Али, правителя Хайдарабада, Суба, или субаб — так французы в XVIII в. именовали субадара, т. е. могольского наместника провинции. Первый правитель княжества Хайдарабад носил в 1713—1748 гг. титул субадара Декана.

Текст воспроизведен по изданиям: Клод Гюго. Записки об Индии. М. Наука. 1977