ДЖЕРОМ ГОРСЕЙ

РАССКАЗ ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ СЭРА ДЖЕРОМА ГОРСЕЯ

ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ ЕГО ПУТЕШЕСТВИЙ, ЗАНЯТИЙ, СЛУЖБ И ПЕРЕГОВОРОВ В КОТОРЫХ ОН ПРОВЕЛ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ИЗ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ, СОБРАННЫЙ И ЗАПИСАННЫЙ СОБСТВЕННОЙ РУКОЙ

Рассказ, посвященный ранее достойному, блаженной памяти сэру Фрэнсису Уолсингэму, рыцарю, главному государственносу секретарю, и другим достойным, любимым друзьям и родственникам, желавшим прочесть этот отчет, был им признан достойным публикации для всех кто находит удовольствие в чтении иностранных историй.

Дж. Горсей

ПУТЕШЕСТВИЯ СЭРА ДЖЕРОМА ГОРСЕЯ

Достопочтенному сэру Фрэнсису Уолсингему ¹ , рыцарю, главному государственному секретарю ее величества

С той счастливой поры, когда мой достойный друг и родственник сэр Эдвард Горсей ² впервые познакомил меня с вашей милостью, я сумел почувствовать, как много ваша любовь и расположение способствовали моему благополучию и дальнейшему продвижению; зная ваше благородное стремление понять дела иностранных государств, я, согласно вашему совету и наставлениям, прежде данным мне, счел долгом благодарности изложить свой отчет (accounte) о таких делах, которые наиболее заинтересовали бы вас на занимаемом вами посту, и о других достойных упоминания; кроме того, этим изложением я надеюсь поощрить других, желающих идти по, моим стопам. Я счел полезным посредством повести или трактата прежде всего для вашей милости, а затем для вас, мои добрые друзья, изложить все то, что вы жаждали узнать о моих наблюдениях во время путешествий, служб, переговоров, о самых редких и значительных явлениях в известных странах и королевствах северной и северо-западной частей Европы и Скифии (Sithia), а именно в России, Московии (Moscovia, Татарии (Tartaria)  со всеми примыкающими к ним территориями и государствами — Польше (Pollonia), Трансильвании (Transilvania), Литве и Ливонии; Швеции и Дании, расположенных между Северным океаном и Балтийским морем; в Империи и обширных имперских княжествах Верхней Германии, в пяти верхних и нижних союзных кантонах, Клеве (Clevia), Вестфалии (Westphallia), Фрисландии (Fresland); в нижних странах Нижней Германии, обычно называемых Фландрией, Брабантом, Зеландией и Голландией и состоящих из 17 Объединенных Провинций ³ . Столицы и главные торговые города, как внутри этих стран, [50] так и приморские, их предметы потребления, их университеты, старинные памятники, их климат и расположение, их право, язык, религию, положение церкви и государства, природный нрав их людей — все это я предполагаю изложить в четырех отдельных и особых трактатах, настолько полно и последовательно, насколько мне позволят мои наблюдения и опыт семнадцатилетней службы ⁴

Прежде всего после моего посещения и осмотра части Франции и Нидерландов (Low Countries) в их цветущем, но тревожном по причине войны состоянии, я прибыл в Московию ⁵, обычно называемую Россией (Russia). Хотя я плохой грамматик, но, имея некоторые познания в греческом, я, используя сходство языков, достиг за короткое время понимания и свободного использования их разговорной речи; славянский язык — самый обильный и изящный язык в мире. С небольшими сокращениями и изменениями в произношении он близок польскому, литовскому, языку Трансильвании и всех соседних земель; он может служить также в Турции, Персии, даже в известных ныне частях Индии и т. д. Я читал в их хрониках (cronickells), написанных и хранимых в секрете великим главным князем (a great priem prince) страны по имени Князь Иван Федорович Мстиславский (Knez Ivan Fedorowish Mstisloskoie) ⁶, который по любви и расположению ко мне доверял мне многие секреты, хранимые им в памяти на протяжении 80 лет его жизни ⁷,— о положении, природе и управлении этого государства; все это было особенно мне полезно во время бесед с русскими о делах прошедших лет, о последних годах правления Василия Андреевича (Vazillie Andreowich) ⁸, именуемого тогда только великим князем Владимира (Vollademeria, России, Московии и проч. (название титула я приведу в другом подходящем месте) ⁹, этот правитель значительно увеличил свои владения и княжества как за счет поляков, шведов, так и особенно за счет татар, великого скифского Крыма (Cithian Crim) или хана (Came) ¹⁰; он оставил свои владения и людей в великом мире и спокойствии, сильными и богатыми, а своих князей оставил управлять и защищать владения, разделенные на четыре части ¹¹. Из двух его сыновей старший, пяти лет, названный Великим Князем Иваном Васильевичем (Velica Knez Ivan Vazilewich), остался после него княжить и управлять, другой сын, двух лет, стал князем земли, называемой Вага (Vaga) ¹². Этот великий князь всей России, Иван Васильевич, вырос красивым, был наделен большим умом, блестящими способностями, достойными для управления столь великой [51] монархией; в двенадцать лет он женился на Настасии Романовой (Natacia Romanova) ¹³ , дочери дворянина высокого звания (gentilman of good ranck); ее брат, Микита Романович (Mekita Romanowich), сильно выдвинулся благодаря этому браку ¹⁴. Эта царица была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и внимательной, что ее почитали, любили и боялись все подчиненные. Он [Иван Васильевич] был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом, в результате он с помощью своих храбрых князей, священнослужителей и совета сбросил ярмо дани, тяготившей его предшественников под властью Скифского Царя Крыма (Cithian Empero of the Crymes) ¹⁵, завоевал царство и царей Казани и Астрахани, в 2700 милях от его столицы Москвы, вниз по великой реке Волге (Volga), близ Каспийского моря, вскоре после этого покорил всех татарских князей и их земли и обратил в свое подданство многих знатных людей; это разорение до сего дня служит темами для скорбных рассказов и песен среди тех народов. Посредством этих завоеваний он приобрел могущество и славу, присоединив к своим владениям два отдельных венца и царства и [поэтому] общим советом (by a generall counsall) всех своих князей, бояр, духовенства и людей был венчан и принял титул царя ¹⁶, государя (Great Monnarch) и великого князя Казанского (Cazan), Астраханского (Astracan), Московского (Musco), Владимирского (Vollademeria), Новгородского (Novogorodia), Русского с длинным перечнем наименований его провинций; этот титул должны были признавать и полностью называть все послы королей, с которыми он имел сношения. Все же он не переставал воевать с крымскими татарами (Crimme Tartor), которые крайне беспокоили его и его подданных своими ежегодными вторжениями.

По мере того как он мужал и росла его слава, увеличивались и его завоевания: он отнял у польского короля знаменитые города: полоцкий (Pollolskoy), смоленский (Smolenscoye), Дорогобуж (Doragabuse), Вязьму (Vazmz)и многие другие ¹⁷, имевшие огромные богатства и бесчисленное количество людей, ставших пленными,— все это на пространстве 700 миль внутри этой земли; он покорил Белую Русь (Bella Russia) и Литву (Littuania) ¹⁸ — земли с богатыми торговыми городами, изобилующими многими товарами: льном, пенькой, салом, кожами, зерном и множеством скота; многие знатные из бояр, джентри (gentry) и купечества покупались, продавались и подлежали выкупам, поэтому он очень усилился, возгордился, стал могущественным, жестоким и кровавым в своих завоеваниях. [52] Когда его добрая супруга, царица Настасия, умерла, она была причислена к лику святых и до сего дня почитается в церквах ¹⁹; она оставила ему двух сыновей — Ивана и Федора ²⁰. После этого он женился на одной из черкесских (Chircase) княжен, от которой, насколько известно, у него не было потомства ²¹. Обряды и празднества, сопровождавшие эту женитьбу, были столь странными и языческими, что трудно поверить, что это происходило в действительности. Поэтому я не стану повторять свидетельства их исторических сказаний (histories), а перейду к временам, известным мне самому. 

Могущество царя усилилось не только в результате завоеваний царств, называемых Казань (Casan) и Астрахань (Astracan), и пленения большинства их князей и наиболее храбрых их полководцев, но также вследствие упомянутого брака, принесшего ему власть и силу этих татар, более стойких воинов, чем они сами; этих татар он использовал также для подавления и усмирения тех его князей и бояр, кто, как он полагал, был недоволен и бунтовал против него из-за его жестокостей, кровопролития, беспрестанных грабежей и казней знати. Раздувшись от честолюбия, хвастаясь, вопреки здравому смыслу, своими будущими великими завоеваниями, он выступил в поход к границам Ливонии и Швеции — пределам христианского мира с той стороны — с армией в 100 тысяч конных и 50 тысяч пеших воинов, с пушками, артиллерией, боеприпасами и со всем нужным провиантом ²²; он предавал смерти всех мужчин, женщин и детей, попадавшихся ему на пути к Новгороду (Novogorode) и Пскову (Plesco)—двум большим торговым городам, объединяющим [торговлей] все восточные районы [страны] и образующим вместе с Нарвой равносторонний треугольник по отношению к заливу, на восточном побережье Балтийского моря, прежде принадлежавшем свободной Ливонии, управлявшейся как независимое государство. Там же, я имею в виду у Нарвы, царь построил сильную крепость, названную Ивангородом (Ivana-gorrode) ²³; «в награду» за редкую архитектуру этой крепости он приказал выколоть глаза ее строителю ²⁴.

Из Пскова ( Vobsco) царь вступил в пределы Ливонии; послал князя Михаила Глинского (Knez Michaell Glinscove)   с артиллерией осадить ближайшую крепость Нейгауз (Newe Howse) ²⁵, покорил ее и взял в плен ее защитников, оставив там свой гарнизон в триста человек, которым отдал эту крепость на разграбление; затем осадил и взял другие [53] малые города и замки на пути к Дерпту, большому и крепкому торговому городу, осадил и разрушил его, причем жители Дерпта (Dorpe) сдались с белым флагом, восемь тысяч из них были уведены в плен четырьмя тысячами татар, а казна и товары были взяты в царскую казну и отправлены в Новгород ²⁶. Разделив свою армию на четыре колонны, царь продвигался вперед, не встречая сопротивления; он оставил десять тысяч охранять и перевозить военное снаряжение через реки и озера (ozerors), когда они окончательно замерзнут; он покорил многие крепости, города и деревни, захватил все богатство, скот, людей на своем пути к Пернову ( Pernoy); Хаапсал (Hopsoll), Лиль (Loyell), Венден (Wenden), Голдингем (Golden), Митау (Mitoe) и многие другие укрепленные города, расположенные у Восточного моря, числом до 30 и в пределах двухсот миль в округе также были захвачены ²⁷. Ужасны были вопли гибнувших в жестокой резне, пожарах и опустошениях; женщин и девушек, раздетых донага, несмотря на мороз, без жалости избивали, привязывали по три и по четыре к хвостам лошадей и тащили, полумертвых-полуживых, заливая кровью дороги и улицы, полные мертвых тел стариков, женщин, младенцев; среди них были и знатные люди, одетые в бархат, камку и шелк, украшенные драгоценностями, золотом и жемчугом; люди этого края — красивейший в мире народ как по своей породе, так и благодаря сухому и холодному климату страны. Бесчисленные толпы этих людей были уведены в Россию. Богатства, взятые деньгами, товарами и другими сокровищами и вывезенные из этой страны, ее городов, а также из 600 ограбленных церквей, не поддаются перечислению.

Таким образом, царь и его жестокие, немилосердные татары, обшарив и ограбив эту богатую страну и ее несчастных людей, подошли наконец к столице, главному городу, именуемому Ревель (Reavell), у крепости Стейколл (Steucoll), твердыни, стоящей на высокой, скалистой горе на берегу Балтийского моря, почти против Стокгольма в Швеции ²⁸. Он осадил Ревель с двадцатью тысячами человек, громил его из 20 пушек, но воины, женщины и мужчины по ночам заделывали проломы в стенах, сделанные днем, они выливали горячую и холодную воду, которая замерзала постепенно таким толстым слоем льда, что царь после шести недель осады и двадцати тысяч пушечных выстрелов мало преуспел; с потерей шести тысяч человек он поспешил отступить и покинул город с позором. Неожиданная оттепель и наводнения лишили его большей части артиллерии, добычи и снаряжения по меньшей мере 30 тысяч человек, когда он [54] возвращался назад; придя в ярость от своей неудачи, от потери лучшей части своей многочисленной армии, он торопился учинить столь жестокую и кровавую казнь, какой не видел свет. Он пришел в Нарву ²⁹, захватил всю казну и товары, убил и ограбил мужчин, женщин и детей, отдав город на окончательное разграбление своей армии татар. После этого он пошел во Псков (Plescovia), или Вобско (Vobsco), где хотел учинить то же самое, потому что был рассержен и легко поверил тому, что эти два города и Новгород устроили заговор с целью убить его и с помощью врагов нанести поражение его армии и что благодаря этому предательству он был разбит у стен Ревеля и понес такие потери в людях и снаряжении ³⁰.

Но [во Пскове] его встретил колдун или мошенник, которого они почитали как своего оракула, святой человек по имени Микула Свят (Mickula Sweat); он встретил царя смелыми проклятиями, заклинанием, руганью и угрозами, называл его кровопийцей, пожирателем христианской плоти, клялся, что царь будет поражен громом, если он или кто-нибудь из его войска коснется с преступной целью хотя бы волоса на голове последнего из детей этого города, предназначенного богом и его добрым ангелом для лучшей участи, нежели разграбление; царь должен выйти из города прежде, чем божий гнев разразится в огненной туче, которая, как он сам может убедиться, уже висит над его головой и в любую минуту может обернуться сильной мрачной бурей ³¹. Царь содрогнулся от этих слов и просил его молиться об избавлении и прощении [царю] его жестоких замыслов. Я сам видел этого мошенника или колдуна: жалкое существо, нагое зимой и летом, он выносит как сильную стужу, так и жару, совершает многие странные действия благодаря дьявольскому колдовскому отводу глаз, его боятся и почитают все, как князья, так и народ. Царь, вернувшись в Великий Новгород, где оставалась его добыча и пленные, хотел отомстить его жителям за измену и коварство, так как он был особенно разгневан на этот город за его присоединение к недовольной знати; он ворвался туда с тридцатью тысячами своих татар и десятью тысячами своей охранной стражи, которые обесчестили всех женщин и девушек, ограбили и захватили все, что находилось в этом городе, его казну, сосуды, сокровища, убили людей, молодых и старых, подожгли их склады, хранилища товаров, воска, льна, сала, кожи, соли, вин, одежды и шелка; растопившиеся сало и воск залили стоки на улицах, смешиваясь с кровью 700 тысяч ³² убитых мужчин, женщин, детей; мертвые тела [55] людей и животных запрудили реку Волхов (Volca), куда они были сброшены. История не знает столь ужасной резни. Разрушенный такими действиями город был оставлен безлюдным и пустынным, а царь вернулся с армией и пленными из Ливонии в город Москву. По пути он приказал своим военачальникам и другим чиновникам (officers) выгнать из городов и деревень в округе на 50 миль людей всех сословий: дворян, крестьян, купцов, монахов, старых и молодых, с их семьями, добром и скотом и отправить их очистить и населить разрушенный Новгород. Это было новой казнью, так как многие из них умерли от чумы, зараженные воздухом города, в который они попали; такая мера не могла пополнить население, хотя много людей разного возраста были согнаны туда из отдаленных мест ³³.

Эта жестокость породила столь сильную всеобщую ненависть, подавленность, страх и недовольство во всем его государстве, что возникало много попыток и замыслов сокрушить этого тирана, но ему удавалось раскрывать их заговоры и измены при помощи отъявленных негодяев, которых он жаловал (inoibling) и всячески поощрял, противопоставляя главной знати (chieff nobielitie) ³⁴.

После того как он поделил свою добычу и разместил свое богатство и двор в Москве и в наиболее сильных, больших и надежных монастырях, он и эти его солдаты (souldiers) стали проводить все свое время в ограблении и убийстве главной знати, богатейших сановников (oficers), а также лучших представителей купечества и других подданных. Его руки и сердце теперь ожесточились и очерствели, потому что были обагрены кровью многих людей, которых он подверг ужасной, позорной смерти и пыткам,— подлые и жалкие люди без искры мужества. Не доверяя преданности покоренных им татар, царь разместил их по гарнизонам в недавно завоеванных городах и крепостях Ливонии и Швеции. Боясь неповиновения внутри государства и особенно усиления своего старинного врага — Скифского Хана (Sithian Came), царя Крыма, подстрекаемого, как он обнаружил, его же [Грозного] знатью и подданными, он набрал огромную армию из самых отдаленных своих провинций, из поляков, шведов, и собственных подданных, числом в 100 тысяч конных и 50 тысяч пеших,— как для своей собственной охраны и силы (о чем он постоянно заботился), так и для решающего сражения с Крымом,— таковы были приготовления к вторжению в его земли ³⁵.

Тем временем он отдалил свою черкесскую жену, постриг ее в монахини и поместил в монастырь ³⁶, а в супруги [56] выбрал из многих Наталью (Natallia), дочь своего подданного князя Федора Булгакова (Knez Feother Bulgacove), высокого военачальника (a chieff livtennant), или воеводы (viovode), обладавшего большим доверием и опытом. Однако вскоре тому отрубили голову, а его дочь также через год была пострижена в монахини ³⁷. Между тем стало известно, что его враги, крымцы (Cryme), вышли в поле,— это была устрашающая весть для него и добрая для большинства его князей и людей, живших в рабстве и несчастии. Бог покарал этих жалких людей, погрязших в своих вожделениях и ничтожестве, вопиющих содомских грехах; заставил их справедливо быть наказанными и терпеть тиранию столь кровавого правителя. Я бы сказал, что настал час божьей мести в поучение всем будущим поколениям князей и простых людей. Скифский царь (Sithian Emperowr), воспользовавшись моментом, вторгся в пределы России, расположившись с армией в 200 тысяч конных воинов в 50 милях вниз по течению реки Оки (Ocka) лицом к лицу с армией царя Ивана Васильевича, составляющей 100 тысяч храбрых военачальников и воинов, охранявших сильные крепости и броды с помощью многочисленной артиллерии, боеприпасов, людей и оружия, а также большого количества всякого другого снаряжения. Благодаря тайным осведомителям крымцы отважились переправиться, без помех преодолев разделявшую их реку. Царское войско не осмелилось двинуться за пределы 25 миль отведенного ему пространства, и никто не мог под угрозой смертной казни нарушить эту границу, каким бы успехом это нарушение ни обернулось ³⁸.

Враг, достигнув этого берега реки, не терял времени и быстро продвигался к Москве, находившейся уже в 90 милях, где царь считал себя в безопасности. Но когда враг приблизился к великому городу Москве, русский царь бежал в день Вознесения с двумя своими сыновьями, богатствами, двором, слугами и личной охраной в 20 тысяч стрельцов (gunnors)  к укрепленному Троицкому монастырю [находившемуся] в 60 милях [от Москвы] ³⁹. Неприятель зажег высокую колокольню св. Иоанна, но в это время поднялся сильный ветер, и распространившийся огонь в течение шести часов обратил в пепел все церкви, дома, палаты, построенные почти полностью из сосны и дуба, как в городе, так и в округе на 30 миль. В этом свирепом огне сгорели и задохнулись от дыма несколько тысяч мужчин, женщин, детей; та же участь постигла и тех, кто укрылся в каменных церквах, монастырях, подвалах и погребах, лишь немногие из [57] немногих спаслись как вне, так и внутри обнесенных стенами трех городов ⁴⁰. Река и рвы вокруг Москвы были запружены наполнившими их тысячами людей, нагруженных золотом, серебром, драгоценностями, ожерельями, серьгами, браслетами и сокровищами и старавшихся спастись в воде, едва высунув поверх нее головы. Однако сгорело и утонуло так много тысяч людей, что реку нельзя было очистить от трупов в течение двенадцати последующих месяцев, несмотря на все предпринятые меры и усилия. Те, кто остался в живых, и люди из других городов и мест занимались каждый день поисками и вылавливанием на большом пространстве [реки] колец, драгоценностей, сосудов, мешочков с золотом и серебром. Многие таким путем обогатились. Улицы города, церкви, погреба и подвалы были до того забиты умершими и задохнувшимися, что долго потом ни один человек не мог пройти [мимо] из-за отравленного воздуха и смрада.

Крымский царь со своими войсками наблюдал этот большой пожар, удобно разместившись в прекрасном Симоновом монастыре (Symon monesterie) на берегу реки в четырех милях от города, захватив награбленное и отобрав богатство у тех, кто успел спастись бегством от пожара. Хотя пожар города принес им мало пользы, они удовлетворились этим, возвращаясь назад с пленными и с тем, что успели награбить. Им угрожала встреча с армией царя у Серпухова (Circapur), но они смогли избежать этого, переправившись через реку так же, как и пришли.

Русский царь бежал все дальше со своими сыновьями и богатством, направляясь к большому городу Вологде (Vologdae), где он считал себя в безопасности, находясь в 500 милях от врага. Сильно расстроенный и пораженный постигшим его несчастьем, он, имея среди сопровождавших митрополитов, епископов, священников, главных князей (chieff princes) и старинную знать (aunchient nobillitie), послал за ними и созвал их на царский совет (called for and sommened to a counsall ryall), а когда враг ушел, он распустил свою армию, которая не сделала в его защиту ни одного выстрела; допрашивал, пытал, мучил многих воевод (viovods) и главных военачальников, приговорил некоторых к смерти, конфисковал их добро и землю, разорил их роды и семьи, выпустив указ об очистке, отстройке и заселении Москвы,— трудным было обсуждение всего этого ⁴¹.

В разгаре работы его великий враг Шигалей мурза (Chigaley Mursoye) ⁴² послал ему своего посла в сопровождении других мурз (moursers), по их обычаю так называли [58] знать, все они были на хороших конях, одеты в подпоясанные меховые одежды с черными шапками из меха, вооружены луками и стрелами и невиданными богатыми саблями на боку. К ним [мурзам] была приставлена стража, караулившая их в темных комнатах, лучшей пищей для них было вонючее конское мясо и вода, им не давали ни хлеба, ни пива, ни постелей.

Когда пришло время представить посла царю, все они подверглись еще и другим обидам и оскорблениям, но перенесли все с равнодушием и презрением. Царь принял их во всем великолепии своего величия, три венца стояли перед ним, он сидел в окружении своих князей и бояр. По его приказанию с посла сняли тулуп и шапку и надели одежду, затканную золотом, и дорогую шапку. Посол был очень доволен, его ввели к царю, но его сопровождавших оставили за железной решеткой, отделявшей их от царя. Это сильно раздражало посла, который протестовал своим резким, злобным голосом, с яростным выражением лица. Четыре стражника подвели его к царю. Тогда это безобразное существо безо всякого приветствия сказало, что его господин Шигалей, великий царь всех земель и ханств (cams), да осветит солнце его дни, послал к нему, Ивану Васильевичу, его вассалу и великому князю всея Руси, с его дозволения, узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление (тут посол вытащил грязный острый нож),— этим ножом пусть царь перережет себе горло. Его торопливо вытолкнули из палаты без ответа и попытались было отнять дорогую шапку и одежду, но он и его сопровождавшие боролись так ожесточенно, что этого не удалось сделать. Их отвели в то же место, откуда привели, а царь впал в сильный приступ ярости, послал за своим духовником, рвал на себе волосы и бороду как безумный.

Начальник стражи (the chieff captaine) умолял царя приказать изрубить крымцев на куски, но ответа не последовало. Этого посла продолжали держать еще некоторое время, немного обходительнее обращались с ним, а затем царь отослал его с таким ответом: «Скажи своему господину, негодяю и неверному, что не он покарал меня, а бог и Христос за мои грехи и грехи моих людей дал ему, дьявольскому отродью, случай и силу быть исполнителем его воли и упреком мне, но с божьей помощью и волей я надеюсь отомстить и сделать его своим вассалом и подчиненным». Посол ответил, что не окажет царю услуги передать такой ответ ⁴³. Поэтому царь вскоре отправил послом туда умного [59] и благородного дворянина Афанасия Федоровича Нагого (Alfonasse Federowich Nagoie), который был задержан там и претерпел многие лишения в течение семи лет ⁴⁴.

Царь не хотел ехать в Москву, хотя он послал собрать зажиточных купцов, ремесленников и торговцев со всех городов и мест своего государства, чтобы отстроить и заселить столицу и перенести в нее оживленную торговлю; для этого он отменил все налоги, ввел беспошлинную торговлю, затем подрядил семь тысяч каменщиков и строителей построить красивую каменную стену вокруг Москвы, что и было сделано за 4 года, стена получилась высокая и красивая, украшенная большими медными орудиями, затем он восстановил свои приказы (offices) судей (offices of justice)  и управляющих чиновников (governors)— все в той форме, в какой они существовали до этого. Сам царь находился большей частью в Вологде, которая стоит на реке Двине (Dwina), и в Александровской слободе (Slobida Alexandrisca), общаясь главным образом с Элизиусом Бомелиусом (Elizius Bomelius), доктором медицины ⁴⁵, имея определенную цель, которая позднее стала известной; царь послал в Англию за умелыми строителями, архитекторами, плотниками, столярами и каменщиками, ювелирами, медиками, аптекарями и другими мастерами, выстроил каменное казнохранилище, а также большие барки и судна, чтобы в случае необходимости отправить свою казну в Соловецкий (Sollavetska) монастырь на Северном море — прямом пути в Англию ⁴⁶.

Обирая своих купцов, он обменивал взятые у них товары у иностранцев на одежду, шитую золотом, талеры ⁴⁷, жемчуг, драгоценные камни и т. п., все это он постепенно присоединял к своему богатству, не платя ничего или почти ничего и получая огромные суммы от городов, монастырей, истощая их богатства высокими налогами и пошлинами. Все это разбудило против него такую ненависть, что, видя это, он размышлял, как обезопасить себя и свои владения. С намерением уничтожить все обязательства, принятые им на корону, он учредил разделение своих городов, приказов (offices) и подданных, назвав одну часть опричное (oprisnoie), другую — земское (zemscoie) ⁴⁸, провозгласил новым государем, под именем царь Симеон (Char Symion), сына казанского царя, передал ему свой титул и корону и, отделываясь от своих полномочий, короновал его, но без торжественности и без согласия своих вельмож (peers); заставил своих подданных обращаться со своими делами, прошениями и тяжбами к Симеону, под его именем выходили [60] указы, пожалования, заявления — все это писалось под его именем и гербом. Во всех судебных делах ходатайства составлялись на его имя, также чеканились монеты, собирались подати, налоги и другие доходы на содержание его двора, стражи и слуг, он был ответствен также за все долги и дела, касавшиеся казны. Он был посажен на престол, прежний царь Иван пришел бить ему челом (prostrats himself) и приказал своим митрополитам, епископам, священникам, знати и чиновникам делать то же, что и он, а всем послам обращаться к Симеону с теми же почестями, причем некоторые послы отказались это сделать ⁴⁹. Симеон был женат на дочери князя Ивана Федоровича Мстиславского, главного князя царской крови (prince of the bloud royall).

Такой поворот дела и все изменения могли дать прежнему царю возможность отвергнуть все долги, сделанные за его царствование: патентные письма, пожалования городам, монастырям — все аннулировалось ⁵⁰. Его духовенство, знать и простое сословие (comons) должны были теперь идти к Ивану Васильевичу с прошением смилостивиться и вновь принять венец и управление; он согласился на многочисленных условиях и достоверных договорах, подтвержденных указом парламента (by act of Parliament), с торжественным посвящением его вновь на царство ⁵¹. Чтобы его умилостивить, все подданные любого положения изыскивали средства на дары и подношения ему, это принесло ему огромное богатство. Он был освобожден ото всех старых долгов и всех прошлых обязательств. Было бы слишком утомительно рассказывать о всех подробностях этой трагедии. Эта его затея легко могла бы посадить его между двух стульев, если бы продолжалась чуть дольше; его счастье, что ему удалось вновь вернуться к своему прежнему положению (in statu quo prius). Вновь составленные грамоты, судебные законы, пожалования монастырям, городам, отдельным лицам и купцам давали ему еще большие суммы и доходы.

В то же время он отправил свою татарскую армию под предводительством своих военачальников отвоевать, как он говорил, те города в Ливонии, которые недавно отнял у него король Стефан. Он объявил о женитьбе герцога Магнуса ⁵²на дочери его брата, князя Андрея (Knez Andrew), послав за ним в его владение Вагу ⁵³. Царь завидовал своему брату; сам живя в тиранстве и ненавидимый своими подданными, он видел, что Князь Андрей умел заслужить сердечную любовь других. Когда он предстал перед царем и пал ниц, то царь поднял его и поцеловал. Говорят, что Князь Андрей [61] сказал ему со слезами: «О жестокий брат, это Иудин поцелуй, ведь ты не мог послать за мной для чего-нибудь доброго, так делай то, что задумал»,— и с этими словами вышел. Он умер на следующий день и был похоронен у Михайлова Креста (Micholsca crest) со всей торжественностью ⁵⁴. Несмотря на это, царь продолжал устраивать этот брак, так как он имел некоторое отношение к военным действиям за границей. Герцог (Hertique)  Магнус, старший сын Христиана, герцога Голштинии, родился до того, как его отец был избран королем Дании, нынешний король Фредерик родился после, возникшая между ними яростная распря заставила Магнуса обменять свое Голштинское герцогство на остров Эзель (Osell) с правом на Ригу и Ревель, которое оспаривал шведский король Иоганн (John), а также на многие другие города и крепости в Ливонии, завоеванные русским царем. Таким образом, царь выдал свою племянницу Елену (Llona) ⁵⁵ за герцога Магнуса, дав в приданое за нее те города, крепости и владения в Ливонии, которые интересовали Магнуса, установив его власть там, титуловал королем (Corcell) Магнусом, а также дал ему сотню богато украшенных добрых лошадей, 200 тысяч рублей, что составляет 600 тысяч талеров деньгами, золотые и серебряные сосуды, утварь, драгоценные камни и украшения; богато наградил и жаловал тех, кто его сопровождал, и его слуг, послал с ним много бояр и знатных дам в сопровождении двух тысяч конных, которым было приказано помочь королю и королеве утвердиться в своих владениях в их главном городе Дерпте в Ливонии.

Я боюсь перегрузить мое повествование всеми подробностями этого дела, поэтому оставляю окончание до более подходящего места и продолжаю свой рассказ о жизни царя. Вместо союза и дружбы с королями Дании и Швеции, которых он добивался, последовала война; они оба вместе с польским королем нанесли ему поражение; последний захватил Нарву и осадил Псков — два главнейших города на торговых путях этой части страны ⁵⁶. Датчане и шведы также вторглись в его владения; все трое были соперниками, оспаривая обладание некоторыми территориями северного побережья: Вардэгуз (Wardhowse), Кола (Colla), Соловецкий (Sollavetsca), Варзуга (Varsagae) и др. Помимо этого, они лишили его торговли и пошлин, объявили о своем намерении не пропускать английских купцов и отрицать их право на рыбную ловлю в этой части побережья и их торговлю с Россией у бухты св. Николая и в Холмогорах (Colmogor) ⁵⁷. [62]

Царь Иван Васильевич собрал со всего государства самых красивых дочерей его бояр и дворян, девушек, и выбрал из них жену для своего старшего сына, царевича (Charwich) Ивана. Ее звали Настасьей (Natacia), она была дочерью Ивана Шереметева (Sheremiten), воеводы (a viovode) знатного рода ⁵⁸. Широкие празднества сопровождали эту свадьбу, хотя они и стоят рассказа, но не относятся к существу нашего изложения.

Царь жил в постоянном страхе и боязни заговоров и покушений на свою жизнь, которые раскрывал каждый день, поэтому он проводил большую часть времени в допросах, пытках и казнях, приговаривая к смерти знатных военачальников и чиновников, которые были признаны участниками заговоров. Князь Иван Куракин (Knez Ivan Curaken) был найден пьяным, как рассказывали, будучи воеводой (Viavide)  в Вендене, далеком городе в Ливонии, когда король Стефан осадил его; [за это] он был раздет донага, брошен в телегу и засечен досмерти на торговой площади шестью проволочными кнутами, которые изрезали его спину, живот и конечности ⁵⁹. Другой, насколько я помню, по имени Иван Обросимов (Obrossimove), старший конюх (a master of his hors), был подвешен на виселице голым за пятки, четыре палача (palacnicks) резали его тело от головы до ног ⁶⁰; один из них, устав от этой долгой резни, ткнул нож чуть дальше, чтобы скорее отправить его на тот свет, но сам он за это был тотчас же взят в другое место казней, где ему отрезали руку, а так как ее не залечили как следует, он умер на другой день. Многие другие были убиты ударами в голову и сброшены в пруды и озера около Слободы (Slobida), их трупы стали добычей огромных, переросших себя щук, карпов и других рыб, покрытых таким жиром, что ничего, кроме жира, на них нельзя было разглядеть. Это место было похоже на долину Геенны или Тофета, где язычники-египтяне приносили в жертву своих детей мерзким дьяволам. Князь Борис Тулупов (Knez Borris Telupa), большой фаворит в те времена, будучи уличен в заговоре против царя и в сношениях с опальной знатью, был посажен на кол, заостренный так, что, пройдя через все тело, он вышел у горла; мучаясь от ужасной боли и оставаясь живым 15 часов, князь разговаривал со своей матерью, княгиней, которую привели посмотреть на это ужасное зрелище ⁶¹. И она, почтенная добрая женщина, за этот же проступок была отдана на поругание сотне стрельцов (gunners). Ее раздувшееся, нагое тело было приказано отдать псарям, бросившим его голодным псам, растащившим его на куски, валявшиеся [63] повсюду. Царь при виде этого сказал: «Кого жалую, тех содержу в чести, а кто мне изменил, тому воздам такую же казнь». Друзья и слуги князя горько оплакивали это несчастье и перемену судьбы. Я мог бы перечислить многих из тех, кто на себе почувствовал жестокость тяжелой в гневе руки царя, однако поберегу скромность и христианское терпение моих читателей.

Царь наслаждался, купая в крови свои руки и сердце, изобретая новые пытки и мучения, приговаривая к казни тех, кто вызывал его гнев, а особенно тех из знати, кто был наиболее предан и любим его подданными. В то время он всячески противопоставлял им и поддерживал самых больших негодяев из своих военачальников, солдат, все это на деле привело к росту враждующих и завистников, не осмелившихся даже один другому доверять свои планы свержения царя (что было их главным желанием). Он видел это и знал, что его государство и личная безопасность с каждым днем становятся все менее надежными. Беспокоясь о том, как бы избежать участи своих жертв, он подробно расспрашивал Элизиуса Бомелиуса — как указано выше, лживого колдуна, получившего звание доктора медицины в Англии, искусного математика, мага и проч.,— о том, сколько лет королеве Елизавете, насколько успешно могло бы быть его сватовство к ней ⁶². И хотя он имел причины сомневаться в успехе, так как две его жены были еще живы, а кроме того, королева отказывала в сватовстве многим королям и великим князьям, однако он не терял надежды, считая себя выше других государей (princes) по личным качествам, мудрости, богатству и величию. Он решился на эту попытку; с этой целью постриг в монахини царицу, свою последнюю жену, обрекая ее жить как бы умершей для света ⁶³. И, как я уже рассказывал ранее, с давнего времени имея мысль сделать Англию своим убежищем в случае необходимости, построил множество судов, барж и лодок у Вологды, куда свез свои самые большие богатства, чтобы, когда пробьет час, погрузиться на эти суда и спуститься вниз по Двине, направляясь в Англию, а в случае необходимости — на английских кораблях ⁶⁴.

Своего старшего сына, царевича (Charrewich) Ивана, он оставлял управлять и усмирять свое беспокойное государство. С этой целью он задумал изыскать новые богатства, чтобы упрочить власть своего наследника, и теперь привел в исполнение свое давнее намерение. Он потребовал к себе главное духовенство, аббатов (abbets), архимандритов (archiemanders) и игуменов (egomens) всех наиболее [64] влиятельных, богатых и известных монастырей и обителей всего царства, которых было великое множество, и сказал, что «им самим лучше известно то, что он хочет им сообщить. Он отдал свои лучшие годы, ум, силы и молодость борьбе за их благополучие и безопасность, охране и защите своего государства и людей; им лучше других известны все беды и опасности, через которые он прошел. Им одним он поверяет свою мольбу, потому что они одни пожинали его плоды. В результате его богатства истощились, а их увеличились, упрочив их безопасность и спокойствие, он не жалел свои, ежедневно подвергая себя опасности со стороны врагов и бунтарей как у себя дома, так и за границами государства, о чем они, как он чувствует, знают слишком хорошо. Как могут он и они сами существовать далее без взаимной необходимой поддержки? Их готовность должна стать пробным камнем, испытанием их верности так же, как и их добрая воля, которая будет доказана ненужностью принуждения. Их уповающие молитвы не доходят [к богу] или из-за их беззаконий, или из-за грехов его и его людей, или по этим обеим причинам,— он оставляет это для решения богу. Теперь же он ожидает от их благочестивых помыслов и деяний, что они уделят ему часть своих нечестных богатств. Этой жертвы от них требует крайняя нужда, бедственное положение, в котором находится и он и народ. Принести ее для спасения их душ и искупления их грехов повелевают им души их заступников и жертвователей, святых угодников и чудотворцев. Итак, пусть приготовят они свои благочестивые решения, не лжемудрствуя и не пытаясь ему отказать» ⁶⁵.

Высокий областной собор (A hie and provinciall convocation) был созван в великой консистории св. Духа; присяга на верность была принесена в городе Москве ⁶⁶. Некоторые боялись, что он потребует у них все; после долгих обсуждений и совещаний они подробно изложили свои рассуждения в грамоте in the originall), представленной на царское рассмотрение. Царь имел наушников, державших его в известности обо всем происходившем. Он медлил с ответом, метал угрозы, которые доносились лазутчиками до совещавшихся. Наконец, он призвал 40 наиболее значительных и назойливых духовных особ и сказал им, что они слишком долго размышляют над этим: «Мы знаем из ваших обсуждений и решений, что вы — главные из порочных единомышленников. Кроткая мольба расстроенного государства и жалкое положение моих людей, а также плохое состояние моих дел не могли ни тронуть вас, ни возбудить в [65] вас сочувствие. Чем воздадим вам за ваши «жертвы»? Знатные люди и простой народ стонут от поборов, которыми вы поддерживаете свое сословие; вы захватили все богатства, вы торгуете всеми товарами, выторговывая себе доходы из предприятий других людей, имея привилегию не платить ни налоги в казну, ни пожертвования на войну, вы запугиваете благороднейших, лучших и состоятельнейших из наших подданных, принуждая их отдавать вам свои имения за спасение души; вы получили, по достоверным подсчетам, третью часть всех городов, аренд, деревень нашего государства своим колдовством и уговорами ⁶⁷. Вы покупаете и продаете дух и плоть наших людей. Вы живете праздной жизнью в удовольствиях и лакомствах, совершая самые ужасные прегрешения, вымогая деньги, пользуясь взяточничеством и лихоимством свыше возможного. Вы погрязли во всех вопиющих грехах, обжорстве, праздности, содомском грехе, худшем из худших, с животными. Скорее всего, ваши молитвы не приносят пользы ни мне, ни моим подчиненным. Мы в большом ответе перед богом за то, что сохраняем вам жизнь, смерть гораздо более вас достойна, бог да простит мне мое к вам пристрастие. Разве не старался недавно папа настоятельными представлениями своего нунция ⁶⁸ убедить нас отдать вас в его власть, а ваши должности, привилегии и доходы — в его распоряжение? Разве не упрашивала нас неоднократно греческая церковь через патриарха Александрийского отменить вашу митрополию? Именно так, и всякий раз я пытался, по справедливости, уничтожить ваше сословие, чтобы восстановить тысячи моих обедневших знатных родов (nobillitie), предкам которых вы обязаны большинством своих доходов, принадлежавших, по справедливости, только им, ибо они жертвовали своими жизнями, почестями и средствами, сохраняя вашу безопасность и богатства. Мой богатый народ обеднел из-за вашей алчности и дьявольских искушений, уничтожение такого порядка восстановило бы цветущее положение государства, чему хорошим примером храбрый король Англии Генрих VIII. Кроме хранящихся у вас сокровищ одних ваших доходов более чем достаточно на ваш расточительный и роскошный образ жизни. Оттого беднеют моя знать и мои слуги, истощается казна, тогда как бесчисленные сокровища — как схороненный талант, не употребленный на дела благочестия,— вы же говорите, что они принадлежат не вам, а святым угодникам и чудотворцам. Именами духов ваших покровителей и жертвователей заклинаю вас и приказываю: в назначенный день вы принесете нам точный [66] и правдивый список тех богатств и ежегодных доходов, которыми обладает каждая из ваших обителей, иначе все вы будете карой и праведным наказанием божьим преданы свирепым диким зверям, которые совершат над вами казнь, более лютую и свирепую, чем смерть, постигшая лживых Анания и Сапфиру ⁶⁹. Необходимость делает непростительной какую-либо отсрочку или исключение. К тому времени мы созовем парламент или царский совет (а parliament or counsaill roial) из всех наших князей и бояр, митрополитов, епископов, священников, архимандритов и игуменов, чтобы они не только рассудили по правоте душевной, насколько необходимо в настоящий момент большое количество средств на защиту государства от короля и князей Польши и Ливонии, от короля Дании, объединившихся с нашими мятежниками, сносившимися с Крымом, но также видели и слышали наше выполнение долга перед богом и его ангелами и чтобы их именем и именем бедствующего народа помочь всем несчастьям и спасти всех, за кого мы вынуждены так усиленно просить, и хотя положение государства бедственно, но от вас зависит его спасти вовремя, на что мы уповаем и во что верим» ⁷⁰.

Я так многословен в этом рассказе потому, что вы видите, с каким трудом проводилось это дело, надеюсь, последующее вознаградит терпеливость читающих все эти подробности. Главные епископы, духовенство, аббаты собирались и расходились много раз. Сильно ошеломленные и обескураженные, они старались придумать вместе с опальной знатью (discontended nobillitie), как бы повернуть дело и начать мятеж, но для этого нужен был вождь, у которого хватило бы мужества повести за собой эти силы против могущественной власти царя, а кроме того, у них не было ни лошадей, ни оружия. Между тем царь воспользовался этим заговором и извлек из него для себя пользу. Он объявил изменниками всех возглавлявших эти обители. Чтобы сделать их еще более ненавистными, он послал за 20 главными из них, обвинил их в самых ужасных и грязных преступлениях и вероломстве с такими неоспоримыми и явными уликами, что виновность их была признана всеми сословиями (of all sorts of people in generall).

Теперь мы переходим к рассказу о занимательной трагедии (merrie tragedie), которая вознаградит ваше терпение. В день св. Исайи ⁷¹ царь приказал вывести огромных диких и свирепых медведей из темных клеток и укрытий, где их прятали для его развлечений и увеселений в Великой слободе (Slobida Velica). Потом привезли в специальное [67] огражденное место около семи человек из главных мятежников, рослых и тучных монахов, каждый из которых держал крест и четки в одной руке и пику в 5 футов длины в другой, эти пики дали каждому по великой милости от государя. Вслед за тем был спущен дикий медведь, который, рыча, бросался с остервенением на стены: крики и шум людей сделали его еще более свирепым, медведь учуял монаха по его жирной одежде, он с яростью набросился на него, поймал и раздробил ему голову, разорвал тело, живот, ноги и руки, как кот мышь, растерзал в клочки его платье, пока не дошел до его мяса, крови и костей. Так зверь сожрал первого монаха, после чего стрельцы застрелили зверя. Затем другой монах и другой медведь были стравлены, и подобным образом все семеро, как и первый, были растерзаны. Спасся только один из них, более ловкий, чем другие, он воткнул свою рогатину в медведя очень удачно: один конец воткнул в землю, другой направил прямо в грудь медведя, зверь побежал прямо на нее, и она проткнула его насквозь; монах, однако, не избежал участи других, медведь сожрал его, уже раненый, и оба умерли на одном месте. Этот монах был причислен к лику святых остальной братией Троицкого монастыря. Зрелище это было не столько приятно для царя и его приближенных, сколько оно было ужасным и неприятным для черни и толпы монахов и священников, которых, как я уже говорил, собрали здесь всех вместе, причем семь других из них были приговорены к сожжению и проч. ⁷² Митрополиты, епископы, священнослужители всех обителей, имевших свою казну и доходы, прибегли к челобитью и поверглись ниц перед царем, чтобы утих его гнев и недовольство; они не только соглашались удовлетворить его своими страданиями и отпущением грехов, но также обещали выдать ему тех, кто участвовал в заговоре и ужасных преступлениях против него, так явно доказанных, тех, кто заслужил кару за свои злые умыслы; они же уповают, что пример с изменниками послужит к исправлению всех других лиц, отрекавшихся от света. Упомянутые митрополиты, епископы, священники, архимандриты, игумены, настоятели, казначеи и все другие чины главных монастырей и обителей от имени всего духовенства и от душ святых угодников, своих покровителей, чудотворцев, которым они обязаны своими жизнями и существованием, проникнувшись вместе с его величеством (his Emperiall) самыми священными и милосердными соболезнованиями и по его воле (ведь за его успехи и за него самого возносят они свои молитвы и прошения к св. Троице), представляют его царской [68] милости (Emperiall majesty) и повергают к престолу его милосердия точный список (inventorie) всех богатств, денег, городов, земель и других статей доходов, принадлежавших различным святым, которые были отданы им для хранения и сбережения, а также для содержания святых обителей и храмов, на вечные времена. Причем они надеялись и непоколебимо верили в то, что святая душа царя в память всех прежних времен и царствований не допустит свершения преступного изменения прежнего порядка в его царствование, за которое он будет держать ответ, подобно его предшественникам, перед св. Троицей. Если же царь придерживается других мыслей об этом, то они просят его соблаговолить освободить их от ответственности за содеянное перед грядущими поколениями ⁷³.

Я приложил все свое умение, чтобы составить перевод как можно лучше, слово в слово по подлиннику. Своими стараниями духовенство избежало уничтожения своего сословия, но не могло повлиять на непоколебимое требование царя отдать ему 300 тысяч марок стерлингов ⁷⁴, которыми он таким образом овладел. Кроме того, он получил многие земли, города, деревни, угодья и доходы, пожалованиями которых усмирил недовольство своих бояр; многих из них царь возвысил, поэтому большинство его доверенных лиц, военачальников, слуг лучше исполняли все его намерения и планы. Многие осуждали и называли преступным такой образ действий, но другие находили его более извинительным и, во всяком случае, менее опасным из всех поступков за время его тирании.

Вот таким образом было приобретено основательное богатство для его сына без уменьшения его собственного, однако царь не оставлял своего намерения относительно Англии. И хотя его имущество и решение были готовы, но ни его посол Андрей Совин (Andrew Saphine) не смог выполнить его поручения (так как не понял своего поручения из-за неясности устного наказа, не написанного на бумаге, как это обычно делается) ⁷⁵, ни м-р Дженкинсон, ни м-р Томас Рандольф в своих переговорах ⁷⁶, хотя и досконально понимали [о чем идет речь], не смогли ни продвинуть, ни окончить это дело, как он того ожидал. Сам он не сумел сохранить дело в тайне, и вскоре его старший сын, царевич (Chariwich) Иван, и его любимцы и бояре узнали об этом. Заметив это, царь решил успокоить их и женился снова, на пятой жене, дочери Федора Нагого (Feodor Nagaie), очень красивой девушке из знатного и великого рода, от нее родился его третий сын по имени Дмитрий Иванович [69] (Demetrie Ivanowich ) ⁷⁷ . Царь занялся усмирением своих недовольных бояр и народа (people), держал в готовности две армии, хотя и с малыми издержками, так как его князья и бояре находились большей частью на своем собственном содержании, а дворяне и простые сыны боярские (comon synnoboarskes) имели участки земли, получая ежегодно деньги и зерно из специально отведенных на это доходов с конфискованного имущества, налогов, пенных сборов; это содержание платилось им независимо от того, шли они на войну или нет, без уменьшения доходов царя и его казны ⁷⁸.

Одно войско, состоящее из татар, использовалось в борьбе против королей Польши и Швеции ⁷⁹,войсками которых он был теперь окружен, в войне за Ливонию (Liolande) ⁸⁰, которую он прежде разорил и завоевал столь жестоко; другая армия, состоявшая, как правило, из ста тысяч конницы его подданных, за исключением немногих поляков, шведов, голландцев (Duch) ⁸¹ и шотландцев, сражалась с его большим врагом — крымскими татарами; обычно эти военные действия продолжались ежегодно три месяца: май, июнь, июль. Он лишился большей части завоеванных в Ливонии (Liffland) городов: их отвоевал доблестный король Стефан Баторий (Stephanus Batur), но царь успел угнать оттуда всех богатых и именитых людей, его тиранство и жестокость проявились там с особой силой, об этом скорбно повествует ливонская история (Livonian Historie). Это самая прекрасная страна, текущая молоком и медом и всеми другими благами, ни в чем не нуждающаяся, там живут самые красивые женщины и самый приятный в общении народ, но они очень испорчены гордостью, роскошью, ленью и праздностью, за эти грехи бог так покарал и разорил эту нацию, что большая часть ее была захвачена в плен и продана в рабство в Персию, Татарию, Турцию и отдаленную часть Индии. Мне удалось по особой милости выкупить за небольшие суммы и освободить из плена некоторых мужчин, женщин и детей, среди них были именитые купцы, я помог перебраться одним из них в Ливонию (Liefland), другим — в Гамбург и Любек. С другой стороны, шведский король Иоанн военными силами под командованием своих полководцев Лоренца Форусбека (Lorent Forusbec ) и француза Понтуса (Pontus) ⁸² осадил Нарву с суши и с моря и взял ее, а также сильную крепость Ивангород (Ivana  Gorrord) ⁸³ — лучший его морской торговый пункт, но не проявил при этом никакой жестокости.

Войско царя, числом значительно превышающее эти [70] силы, вторглось в Швецию, продвинулось в глубь страны, совершая грабеж и насилие, захватывая много пленных, которых царь отсылал в отдаленные места страны. Там были лифляндцы, французы, шотландцы, голландцы и небольшое число англичан. Царь отослал большую часть их к Москве, поселив отдельно вне города. Поскольку я тогда был хорошо известен при дворе и уважаем главными любимцами и чиновниками того времени, то, используя эти связи, я добился разрешения для них построить церковь, много жертвовал на нее, доставил им хорошо обученного священника, который вел службу и собрание прихожан каждый воскресный день по их лютеранской вере ⁸⁴ . Они за короткий срок завоевали симпатии и расположение и жили с русскими мирно, держались учтиво, но тосковали и жаловались на свою судьбу, потерю имущества, друзей и родины. В то время среди этих пленных иностранцев было 85 несчастных шотландских солдат, уцелевших от семисот человек, присланных из Стокгольма, а также трое англичан, которые были в самом жалком положении. Я употребил все свое старание, средства и положение, чтобы помочь им, а также, используя мой кошелек, добился разрешения разместить их у Болвановки (Bulvan), около Москвы ⁸⁵, и хотя царь был очень сильно разгневан на них, приговорил многих шведских солдат к смерти, однако я отважился устроить так, чтобы царю рассказали о разнице между этими шотландцами, теперешними его пленниками, и шведами, поляками, ливонцами — его врагами. Они [шотландцы] представляли целую нацию странствующих искателей приключений, наемников на военную службу, готовых служить любому государю-христианину за содержание и жалованье, [я говорил, что] если его величеству будет угодно назначить им содержание, дать одежду и оружие, они могли бы доказать свою службу, показать свою доблесть в борьбе против его смертного врага — крымских татар. Как оказалось, этот совет был принят к сведению, так как вскоре лучшие воины из этих иностранцев были помилованы и отобраны, для каждой национальности был назначен свой начальник; для шотландцев Джими Лингет (Jeamy Lingett), доблестный воин и благородный человек. Им дали деньги, одежду и назначили ежедневную порцию мяса и питья, дали лошадей, сено и овес; вооружили их мечами, ружьями и пистолями. Прежние жалкие люди выглядели теперь веселее. Двенадцать сотен этих солдат сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами. Крымские татары, не знавшие до того ружей и [71] пистолей, были напуганы до смерти стреляющей конницей, которой они до того не видели, и кричали: «Прочь от этих новых дьяволов, которые пришли со своими метающими „паффами"». Это очень развеселило царя. Позднее они получили пожалования и земли, на которых им разрешалось поселиться, женились на прекрасных ливонских женщинах, обзавелись семьями и жили в милости у государя и его людей. О, как я был рад, что царь не обратил внимания на тех немногих англичан, оказавшихся среди этих пленных! Это могло бы стоить мне жизни, так как я был хорошо известен при дворе, а царь имел бы повод захватить товары английских купцов, которых было в его государстве по крайней мере на 100 тысяч марок стерлингов. Незадолго перед этим король продал главному агенту Компании Томасу Гловеру ⁸⁶ в жены пленницу из Полоцка, происходившую из благородного польского рода Басмановых (оf а noble howsе in Polland, Basmanovey) ⁸⁷, за десять тысяч золотых венгерских дукатов  ⁸⁸, но вскоре после того он попал в опалу, у него отобрали товаров на 16 тысяч фунтов ⁸⁹, главным образом сукна, шелка, воска, мехов и других [72] товаров, и выслали его с любезной женой нищими из страны. Но оставим этот и другие примеры его [царя] действий и вернемся к нашему рассказу.

Царь ожидал ответа на свои письма из Англии и сообщения от Даниила Сильвестра, когда богу стало угодно проявить свою волю. Сильвестр прибыл с письмами королевы к гавани св. Николая, затем в Холмогоры (Collmogorod), где он готовился и снаряжался на царскую аудиенцию, портной принес ему новый желтый атласный жакет, или зипун (jackett оr jepone), в верхнюю комнату на Английский двор, и едва портной успел спуститься вниз, как влетела шаровая молния и убила Сильвестра насмерть, проникнув по правой стороне тела внутрь его нового костюма и пронзив его до ворота. Молния убила также его мальчика и собаку, находившихся здесь же, мебель, письма, дом — все сгорело дотла. Царь был сильно поражен, узнав об этом, и сказал: «Да будет воля божья!» ⁹⁰ Однако разгневался и был расстроен: его враги — поляки, шведы и крымцы — с трех сторон напали на его страну, король Стефан Баторий угрожал ему, что скоро посетит его в городе Москве. Он быстро приготовился, но недоставало пороха, свинца, селитры и серы, он не знал, откуда их получить, так как Нарва была закрыта, оставалась только Англия. Трудность заключалась в том, как доставить его письма королеве, ведь его владения были окружены и все проходы закрыты. [Он] послал за мной и сказал, что окажет мне честь, доверив значительное и секретное послание к ее величеству королеве Англии, ибо он слыхал, что я умею говорить по-русски, по-польски и по-голландски. [Он] задал мне много разных вопросов и был доволен моими быстрыми ответами; спросил меня, видел ли я его большие корабли и барки (barcks) у Вологды. Я сказал, что видел.

— Какой изменник тебе их показал?

— Слава их такова, что люди стекались посмотреть на них в праздник, и я с толпой пришел полюбоваться на их странные украшения и необыкновенные размеры.

— А что означают твои слова «странные украшения»?

— Я говорю о тех скульптурах львов, драконов, орлов, слонов и единорогов, которые так искусно сделаны, богато разукрашены золотом, серебром и диковинными цветами и прочим.

— Хитрый малый, хвалит искусство своих же соотечественников,— сказал царь стоявшему рядом любимцу.— Все правильно, ты, кажется, успел хорошо их рассмотреть; сколько их? [73]

— Ваше величество, я видел около двадцати.

— Скоро ты увидишь их сорок, не хуже, чем те. Я доволен тобой. Ты можешь, не сомневаясь, рассказать многое об этом в чужих краях, но ты изумился бы еще больше, узнав, какие бесценные сокровища украшают их внутри. Говорят, королева, моя сестра, имеет лучший флот в мире?

— Это так, ваше величество.

— Какова разница с моим? ⁹¹

— [Ее корабли] обладают силой и мощностью, с которой они пробиваются через великий океан и бурные моря.

— Как они устроены?

— Искусно, они острокилевые, не плоскодонные и их обшивка настолько толста, что ее невозможно пробить пушечным выстрелом.

-Что еще?

— Каждый корабль снабжен пушкой и имеет сорок медных орудий большого калибра, ядра, ружья и порох, цепные ядра, копья и оружие для защиты, зажигательные факелы, огневые снаряды (stanchions for fights), [экипаж состоит из] тысячи моряков и солдат с капитанами и всякими начальниками для несения службы и управления кораблем; заведена строгая дисциплина и ежедневно отправляется богослужение; корабли снабжены всеми необходимыми продуктами: есть пиво, хлеб, говядина, рыба, свинина, горох, масло, сыр, уксус, овсяная мука, водка, топливо, вода и другие припасы; имеются также снасти, такелаж, мачты, пять-шесть больших развернутых парусов, флаги, драгоценные шелковые хоругви, украшенные вензелем и гербом королевы, их всегда приветствуют корабли других стран; также барабаны, трубы, бубны, свистки и другие инструменты для военных сигналов и знаков неприятелю. Этот флот в состоянии атаковать и принять бой с самыми сильными морскими городами и укреплениями, какие только есть, а для союзников ее величества они — сильные и верные в помощи в охране. Таковы, ваше величество, вид и устройство любого из победоносных кораблей королевского флота ее величества. Я имел смелость и набрался духу дать [царю] столь длинное описание потому, что он часто кивал головой, поглядывая на стоявших рядом приближенных, не выражая, впрочем, какого-либо одобрения или восхищения.

— Сколько же у королевы таких кораблей, как ты описал?

— Сорок, ваше величество. [74]

— Это хороший королевский флот, как ты его назвал. Он может доставить к союзнику сорок тысяч воинов.

Затем царь велел мне хранить все в секрете, ежедневно быть наготове, пока будет сделано необходимое для моего отъезда. Он приказал своему тайному секретарю Елизару Вылузгину (secreat secreatarie Еlizar Willusgen) составить с моих слов описание королевского флота ⁹², ему я подарил искусно сделанный кораблик, оснащенный всеми развернутыми парусами и всеми положенными снастями, подаренный мне м-ром Джоном Чаппелем из Любека и Лондона ⁹³ .

В это время царь был сильно озабочен разбирательством измены Элизиуса Бомелиуса, епископа Новгородского и некоторых других, выданных их слугами. Их мучили на дыбе, то есть пыткой (pudkie or racke), им было предъявлено обвинение в сношениях письмами, написанными шифром по-латыни и по-гречески, с королями Польши и Швеции, причем письма эти были отправлены тремя путями. Епископ признал все под пыткой. Бомелиус все отрицал, надеясь, что что-то переменится к лучшему с помощью некоторых его доброжелателей, фаворитов царя (the kungе), посланных посетить царевича Ивана, занятого пыткой Бомелиуса. Его руки и ноги были вывернуты из суставов, спина и тело изрезаны проволочным кнутом; он признался во многом таком, чего не было написано и чего нельзя было пожелать, чтобы царь узнал. Царь прислал сказать, что его зажарят живьем. Его сняли с дыбы (pudkie) и привязали к деревянному шесту или вертелу, выпустили из него кровь и подожгли; его жарили до тех пор, пока в нем, казалось, не осталось никаких признаков жизни, затем бросили в сани и провезли через Кремль (castell). Я находился среди многих, прибежавших взглянуть на него, он открыл глаза, произнося имя бога; затем его бросили в темницу, где он и умер ⁹⁴ . Он жил в большой милости у царя и в пышности. Искусный математик, он был порочным человеком, виновником многих несчастий. Большинство бояр были рады его падению, так как он знал о них слишком много. Обучался он в Кембридже, но родился в Везеле, в Вестфалии, куда и пересылал через Англию большие богатства, скопленные в России. Он был всегда врагом англичан. Он обманул царя уверениями, что королева Англии молода и что для него вполне возможно на ней жениться; теперь царь потерял эту надежду. Однако он слышал об одной молодой леди при дворе королевского рода по имени леди Мэри Гастингс, о которой мы расскажем позднее.

Епископ Новгородский ⁹⁵ был обвинен в измене и в чеканке [75] денег, которые он пересылал вместе с другими сокровищами королям Польши и Швеции, в мужеложстве, в содержании ведьм, мальчиков, животных и в других отвратительных преступлениях. Все его многочисленное добро, лошади, деньги, сокровища были взяты в царскую казну. Его заключили пожизненно в тюрьму, он жил в темнице на хлебе и воде с железами на шее и ногах; занимался писанием картин и образов, изготовлением гребней и седел. Одиннадцать из его доверенных слуг были повешены на воротах его дворца в Москве, а его ведьмы были позорно четвертованы и сожжены.

Наконец, царь не пожелал больше разбираться между сообщниками этой измены, он окончил дело увещеваниями и объявил свое желание женить второго своего сына, царевича Федора (Chariwich Feodor ), так как его старший сын не имел потомства. Хотя это обстоятельство было очень важным и требовало его обсуждения с князьями и духовенством, поскольку царевич был прост умом, однако он все сделал, как ему было угодно. Когда же все они собрались вместе, он не мог не высказать им своего возмущения против их изменничества: «О, неверные и вероломные слуги! Этот день мы должны вдвойне отметить, как день Вознесения Спасителя и как печальную годовщину недавней гибели стольких сотен тысяч невинных душ, чьи имена огненными письменами изобличают вашу измену, жертвой которой они стали. Что сможет обличить перед грядущими поколениями все бедствие и скорбь этого дня? Какое право на забвение может изгладить память об этом гнусном злодеянии и измене? Какое средство смоет пятна его скверны и грязи? Какой огонь может истребить воспоминания об этих предательствах, невинных жертвах и пагубных заговорах?» — и проч. В течение трех часов он распространялся на эту тему в таком же стиле, с большим красноречием, употребляя наиболее сильные выражения и фразы, имея в виду многих присутствующих сторонников последнего заговора; обещал оставить их нищими, бесправными и несчастными людьми для упрека всем другим народам.

«Враги объединились, чтобы уничтожить нас, бог и его блаженные святые на небесах разгневались на нас, об этом свидетельствуют неурожай и голод, кара от бога, который не пробудил в вас никакими наказаниями покаяние и стремление к исправлению». Оригинал (originall) слишком длинен для цитирования. Мало было сказано в ответ, еще меньше сделано на этом собрании (assemblie) ⁹⁶ , но все преклонили колени пред его величеством, предав себя его [76] милосердию, моля бога благословить его святые дела и намерение женить его благородного сына, царевича Федора (prince Charowich Feodor). Царь выбрал ему прекрасную молодую девицу из известной и высокопоставленной семьи, богатой и наиболее ему преданной, дочь Федора Ивановича Годунова (Feodor Ivanowich Goddonove) Ирину (Irinea) ⁹⁷ . Затем после торжественных празднеств царь отпустил всех бояр и священников с добрым словом и более ласковым обращением, что указывало на общее примирение и забвение всего дурного.

Когда письма и наказы царя были готовы, он и Савелий Фролов (Savelle Frollove), главный государственный секретарь (chief secretarie оf estate) ⁹⁸, спрятали их в тайном дне деревянной фляги, стоившей не более 3 пенсов, полной водки, подвесили ее под гриву моей лошади, меня снабдили четырьмястами венгерских золотых дукатов, которые зашили в обувь и мое старое платье.

«Я не стану рассказывать тебе секретные сведения, потому что ты должен проходить страны, воюющие с нами,— сказал царь,— если ты попадешь в руки наших врагов, они могут заставить тебя выдать тайну. То, что нужно передать королеве, моей любезной сестре, содержится во фляге, и, когда ты прибудешь в безопасное место, ее можно будет открыть. Теперь и всегда оставайся верным и честным, а моей наградой будет добро тебе и почет». Я пал ниц, поклонился в ноги, на душе у меня было беспокойно — предстояли неизбежные опасности и беды ⁹⁹ .

Меня сопровождал дворянин высокого звания (gentilman оf gооd ranck). Моя повозка и двадцать слуг, проделав 90 миль, прибыли той же ночью в Тверь (Оttver), где нам были приготовлены провизия и свежие лошади, затем мы миновали таким же образом Новгород и Псков и прибыли в Нейгауз, проделав шестьсот миль за три дня; мы были на границе с Ливонией, здесь сопровождавший меня дворянин и слуги простились со мной, попросив дать им какой-нибудь знак того, что они благополучно доставили меня сюда. Я приказал им скорее возвращаться, опасаясь, что неприятель, окружавший нас, схватит их и провалит доверенное мне дело. Часовой привел меня к коменданту, или начальнику крепости, он и его люди строго допрашивали меня и обыскивали, так как я приехал из неприятельского лагеря и они не доверяли мне. Я сказал, что рад был выбраться к ним из долины несчастий, какой является страна московитов (thе Мuscovetts), присовокупив к этому небольшую сумму денег. Они посоветовались и отпустили [77] меня на третий день мирно, назначив мне конвойного. Конвойный и охрана ожидали своей награды, но я поклялся им, что у меня ничего нет, мои возможности не соответствовали моим желаниям наградить их. Три дня добирался с большим риском сушей и замерзшими озерами к Эзелю в Ливонии, острову короля Дании, большому и просторному. Потом меня схватили солдаты-оборванцы, которые обращались со мной грубо и привезли меня в Соннебург, а потом в Аренсбург — главный город-крепость того края; меня привели к коменданту, больному, старому, немощному человеку, распорядившемуся запереть меня в помещении как шпиона: всякие гады ползали по моей постели и по столу, куры и петухи клевали их на полу и в жбанах из-под молока, что было для меня страшным зрелищем, не говоря уж о грязи, которая не могла мне причинить особого вреда, страх за свою судьбу заставил меня не обращать на все это внимания.

В назначенное время меня привели к губернатору. Он был очень важной персоной, в большой милости у короля и заправлял всем; вокруг него стояла стража с алебардами и мечами, он допросил меня и задал много вопросов. Я был подданным королевы Елизаветы, жившей в мире и союзе со всеми христианскими правителями, особенно дружно — с королем Дании. Однако это не помогло мне, ведь мы союзничали с Московитом против христианского мира ¹⁰⁰ . Он спросил мое имя и звание, я ответил. Меня снова отвели в то же помещение, а комендант, отпустив свою свиту, послал за мной своего сына, ладного и красивого дворянина. Комендант держал в руке письмо и опять спросил мое имя. Я сказал.

— Я получал разные письма от моих друзей и одно из них — от моей любимой дочери, взятой в плен царем Московии. Она пишет о той христианской дружбе и расположении, которую нашла в одном из английских джентльменов, называет ваше имя и говорит, что он является посланником королевы Англии при дворе царя.

— Не зовут ли вашу дочь Мадэлин ван Укселл (Madelun vаn Vxell)? ¹⁰¹

— Да, так, сударь,— сказал он.

— Я тот, о ком она пишет. Я хорошо ее знаю и оставил в добром здравии при отъезде десять дней назад.

— О, сэр! Это моя дорогая и любимая дочь, которую я никак не могу выкупить, хотя его величество, король Дании, писал специально о ней.— И он, а также и его сын, с плачем обняли меня: — Ангел божий послал мне вас, и, [78] хотя вы появились здесь, не встретив должного обращения, я сумею доказать вам мою благодарность и дружбу за ваше добро ко мне и моим близким. Этот остров узнает о вашем достойном имени и добром деле, вы можете приказать все, что хотите.

Он сильно был растроган, и я не меньше его был рад этой счастливой случайности. Он приказал отвести меня в хорошее помещение, его сын показал мне на следующий день табун прекрасных лошадей, принадлежавших ему, свое оружие, обмундирование и библиотеку, затем губернатор послал за своими друзьями и устроил праздник в мою честь, приготовил все письма и пропуски от себя, высказывая всяческое дружеское расположение, подарил мне немецкие часы и дал своего сына и слуг для охраны на случай какой-нибудь опасности; со слезами и молитвой он просил за свою дочь, чтобы я делал добро для нее и впредь и проч.

Я поспешил своей дорогой. Мне повстречался известный в Ливонии каноник. Изумившись тому, что я еду с такой убогой свитой, он, узнав меня, сказал своим людям мое звание, это могло повредить мне: я носил свою [секретную] флягу с водкой на поясе под корсетом днем, ночью она служила мне подушкой. Я думал, что миновал все опасности, когда прибыл в Пилтен (Pilton), сильную крепость на Балтийском море — владение короля Магнуса, о котором вы уже слышали ранее. Он обращался со мной грубо из-за того, что я не мог пить, как он. Он уже растратил и отдал своим приятелям и названным дочерям большинство тех городов и замков, драгоценностей, денег, лошадей и утвари, которые получил в приданое за племянницей царя; вел разгульную жизнь и вскоре после того умер в нищете, оставив королеву и единственную дочь в бедственном положении. Я продолжал продвигаться вперед, миновал герцогство Курляндское (Curelands), Прусское, Кенигсберг, Мелвин ¹⁰² и Данциг в Польше, Померанию и Мекленбург и прибыл в имперский город Любек, где меня знали и радостно, с почетом встретили. Теперь мое положение значительно улучшилось, у меня было четверо или пятеро слуг, голландцев и англичан, нанятых в Элбинге (Melvin) и Данциге. Бургомистр и лорды города прислали мне в подарок рыбу, мясо и вино всех сортов, причем посыльные произносили хвалебные речи, перечисляли все услуги, которые я оказывал их близким и им самим. На следующий день пришли достойнейшие представители купечества и их друзья, чтобы поблагодарить меня за те усилия, которые помогли им выкупиться на свободу, ибо только благодаря моим хлопотам и кошельку они [79]| освободились из московского плена; они подарили мне прекрасный серебряный сосуд с позолотой и крышкой, наполненный рейхсталерами и золотыми венгерскими дукатами. Я высыпал и возвратил им назад все золото и серебро — скорее расточительно, чем благоразумно,— взял себе сосуд и поблагодарил их; они принесли мне свою городскую книгу, чтобы я написал туда имя и место рождения, чтобы их дети могли прочитать и помнить обо мне.

Я прибыл в Гамбург [находившийся] в десяти милях от Любека, жители города, слышавшие о том, как меня приняли в Любеке, устроили мне такой же прием, и те, кто также был освобожден из московского плена, благодарили меня и дружески приветствовали. Бургомистр и члены муниципалитета [ратсгеры](raetzheren — нем.)устроили праздник, мне также подарили прекрасную скатерть, две дюжины салфеток и длинное полотенце — все из камки. Все это больше связано с моими личными воспоминаниями, нежели с целью моего рассказа, поэтому я приношу свои извинения, несмотря на то что описанное находится в связи с предыдущим.

Прибыв из Гамбурга в Англию, я открыл мою флягу с водкой, вынул и надушил, как мог, письма и наставления царя, однако королева почувствовала запах водки, когда я их вручал, пришлось раскрыть причину этого, к удовольствию ее величества. Я был удостоен приема и имел беседу три или четыре раза по протекции лорда-казначея и сэра Фрэнсиса Уолсингема, а также при достойной поддержке со стороны лорда Лесестера и особенно сэра Эдварда Горсея, чью любовь и поддержку я особенно чувствовал, как моего доброго друга и родственника. Московская торговая компания устроила мне хороший прием и дарила подарки; я был предупрежден приказом ее величества не разглашать ни под каким видом секретные наставления царя перед отъездом ее величество приказала зачислить меня в число своих телохранителей, подарила мне свой портрет и удостоила поцеловать ее руку.

Я отбыл в сопровождении 13 больших кораблей, около Нордкапа (North Саре) мы встретились с кораблями Дании и сразились с ними, разгромив их. Прибыв в бухту св. Николая, я отправился на почтовых от Ваги и прибыл в Александровскую слободу, где я представил царю письма королевы и ее секретное поручение. Царь похвалил мою быстроту и деловитость, назначил мне содержание и обещал великую милость по возвращении в Москву. Там он взял в казну привезенные товары: медь, свинец, порох, селитру, серу и все [80] остальное ценой в девять тысяч [ливров?] и заплатил за них чистой монетой.

Его величество прибыл в Москву [из Александровской слободы], обрушил свое недовольство на некоторых своих знатных и наместников (governors). Выбрав одного из своих разбойников, он послал с ним две сотни стрельцов грабить Никиту Романовича (Mekita Romanowich, нашего соседа, брата доброй царицы Настасии, его первой жены; забрал у него все вооружение, лошадь, утварь и товары ценой на 40 тыс. фунтов, захватил его земли, оставив его самого и его близких в таком плачевном и трудном положении, что на следующий день [Никита Романович] послал к нам на Английское подворье, чтобы дали ему низкосортной шерсти сшить одежду, чтобы прикрыть наготу свою и своих детей, а также просить у нас какую-нибудь помощь ¹⁰³ . Другое орудие зла — Семена Нагого (Symon Nagoie) ¹⁰⁴ — царь послал разорить Андрея Щелкалова (Shalkan) ¹⁰⁵ — важного чиновника и взяточника, который прогнал свою молодую красивую жену, развелся с ней, изрезал и изранил ее обнаженную спину своим мечом. Нагой убил его верного слугу Ивана Лотыша (Lottish) и выколотил из пяток у Андрея Щелкалова пять тысяч рублей. В это время царь разгневался на приведенных из Нарвы и Дерпта голландских (Duches) или ливонских купцов и дворян высокого происхождения, которых он расселил с семьями под Москвой и дал свободу вероисповедания, позволил открыть свою церковь. Он послал к ним ночью тысячу стрельцов, чтобы ограбить и разорить их; с них сорвали одежды. варварски обесчестили всех женщин, молодых и старых, угнали с собой наиболее юных и красивых дев на удовлетворение своих преступных похотей. Некоторые из этих людей спаслись, укрывшись на Английском подворье, где им дали укрытие, одежду и помощь, рискуя обратить на себя царский гнев.

Комментарии

1 Уолсингем Френсис (1530?—1590)—крупный английский политический деятель, государственный секретарь (1573—1590) в правительстве Елизаветы Тюдор (см.: Лурье Я. С. Английская политика на Руси в конце XVI века // Учен. зап. Ленингр. гос. ун-та. Серия ист. наук. Л., 1947. Т. 61. С. 128—129; Штокмар В. В. Очерки по истории Англии XVI в. Л., 1957. С. 66—67; Rеаd С. Мг. Sесгеtаrу Walsingham & thе роlicу оf quееn Еlizabeth. Охfоrd, 1925. Vоl. 2. Сh. X).

2 Горсей Эдвард (ум. 1583) — член английского Тайного Совета при королеве Елизавете, военачальник, посол в Нидерландах (DNВ. 1891. Vоl. XXVII. Р. 377—378).

3 Наименование имперских княжеств (Германия).

4 О продолжительности пребывания Горсея в России см. Предисловие.

5 На полях рукописи Горсея запись — «в 1572».

6 Мстиславский Иван Федорович (ум. 1586) — воевода, князь, боярин, один из крупных военачальников 50—60-х годов, глава земщины в период опричнины; в 1571 г. был обвинен Иваном IV в «крымской измене», но избежал расправы и оставался одной из самых видных фигур в правительстве Федора Ивановича; при Борисе Годунове был сослан в монастырь, где и умер (ДРВ. М., 1791. Т. XX. С. 62; Зимин А. А. Состав Боярской Думы в XV—XVI веках // АЕ за 1957 г. М., 1958. С. 61; он же. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 463—464). Остается неясным, что имел в виду Горсей, сообщая о своем чтении «хроник кн. Мстиславского». Чтение русских летописей при его знании русского языка (письменного) было бы явно затруднительно. Возможно, Горсею читали что-то из русских летописей, поскольку русский источник чувствуется в «Коронации», а также в отдельных известиях «Путешествий», рассказывающих о событиях последней четверти XVI в.

7 Fowerscore — восемьдесят. Перевод этой фразы у Белозерской содержит ошибку: «...последних шестидесяти лет» (Белозерская Н.А. Записки. С. 20). Мстиславский упомянут рындой в 1547 г., в 1549 г. он уже стал боярином, а в 1586 г. он умер (см.: Зимин А. А. Состав Боярской Думы... С. 61). Рындами (телохранителями-оруженосцами), как правило, назначали юношей примерно от 14 до 17 лет, следовательно, Мстиславский умер примерно 56-летним. Ошибка Горсея отразилась на трактовке фигуры Мстиславского в последней книге А. А. Зимина, где неверно, вслед за Горсеем, указан возраст Мстиславского (см.: Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 42, 57, 108—109; 122; см. также: Севастьянова А. А. Рец. на кн.: Зимин А. А. В канун... //История СССР. 1988. № 2. С. 183. Примеч. 3).

8 Ошибка автора: Василий III Иванович (1505—1533).

9 Горсей несколько раз приводит титулатуру русских царей. Наиболее полно это сделано в «Трактате о втором и третьем посольствах».

10 В период правления Василия III к Москве были присоединены Псковская феодальная республика (1510), Смоленск (1514), Рязанское княжество (1521), прекратили свое существование уделы Волоцкий, Калужский, Углицкий. Предпринимались также походы на Казань (1506, 1524, 1530), которые, возможно, и имеет в виду Горсей; походы эти были безуспешны и не привели к присоединению Казанского ханства, а крымские татары в 1521 г. совершили опустошительный набег, дойдя до подмосковных окраин (см.: Зимин А. А. Россия на пороге нового времени: (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972. С. 112—124, 142—168, 240—266, 396—425).

11 К моменту смерти Василия III сохранились лишь два удела его братьев — Дмитровский и Старицкий. Возможно, Горсей имел в виду здесь эти уделы и земли царевичей Ивана и Юрия (Ср.: Герберштейн С. С. 35—36).

12 Удел Юрия Васильевича, брата Ивана Грозного, включал Углич, Бежецкий Верх, Калугу, Малоярославец, Медынь, Мезецк. Прекратил свое существование в 1563 г. (см.: Веселовский С. Б. Последние уделы в Северо-Восточной Руси // Исторические записки. М., 1947. Т. 22. С. 101; Каштанов С. М. Из истории последних уделов//Труды МГИАИ. М., 1957. Т. 10. С. 299. Вага — область на северо-востоке русских земель — в удел Юрия не входила.

13 Иван IV женился в возрасте 16 лет в феврале 1547 г.

14 Юрьев Никита Романович (ум. 1586) — воевода, боярин и дворецкий; рындой стал с 1547 г., сразу после свадьбы Анастасии Романовны и Ивана IV (РК 1475—1598. С. 111; Сборник материалов по истории предков царя Михаила Федоровича Романова. СПб., 1901. Ч. 1. С. 282— 311).

15 Ошибка автора: освобождение от монголо-татарского ига произошло в правление деда царя, великого князя Ивана III (1480).

16 Перепутана последовательность событий. Присоединение Казанского ханства произошло в 1552 г., Астраханского — в 1556 г., а венчание Ивана IV на царство — в 1547 г.

17 Вязьма и Дорогобуж вошли в состав Русского государства еще при Иване III — в 1494 и 1503 гг.; Смоленск был присоединен отцом Ивана Грозного Василием III; Полоцк был временно захвачен русскими войсками в Ливонской войне в 1563 г.

18 Речь идет о действиях в Ливонской войне. Ливонская война (1558—1583) стала для России попыткой разрешить многие спорные вопросы на западном направлении ее внешней политики. Главной целью русского правительства с конца 50-х годов XVI в. становится присоединение Прибалтики и получение удобного выхода к Балтийскому морю. Развитие русской экономики зависело от постоянных связей со странами Западной Европы. К. Маркс писал, что целью действий Ивана IV в Прибалтике «было дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой» (Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. Т. VIII. М., 1946. С. 165). Русские феодалы надеялись получить в Прибалтике и земли крестьян, а народы этих земель — латыши и эстонцы — рассчитывали на освобождение от гнета немецких поработителей, так как земли в Прибалтике были владениями Ливонского ордена и городские верхи были преимущественно немецкого происхождения. Войну ускорило заключение военного агрессивного союза Ордена с королем польским и великим князем литовским Сигизмундом II Августом в сентябре 1557 г. Поводом к Ливонской войне послужил отказ Ливонского ордена от уплаты России «юрьевской дани», установленной договором между Иваном III и Орденом за владение г. Юрьевом (Дерпт, Тарту). Благодаря внезапности нападения русским удалось в течение полугода занять Нарву, Дерпт, восточные эстонские земли, выйти к Ревелю. В Латвии русское войско достигло Риги, а затем дошло до границ Литвы. После 6-месячного перемирия военные действия возобновились и были поначалу успешными для России: в 1560 г. захвачены крепости Мариенбург и Феллин, магистр Ливонского ордена попал в плен. Орден, по существу, распался. В этом было главное значение первого этапа Ливонской войны.Однако во время упомянутого перемирия ливонские власти успели заключить соглашение с польским королем при посредничестве короля датского. Таким образом, на втором этапе войны России предстояло иметь дело уже с тремя сильными противниками: Великим княжеством Литовским, объединенным унией с Польшей, Швецией, захватившей Северную Эстонию, и Данией, так как под власть датского принца Магнуса перешел остров Эзель (Сааремаа).На этом этапе самым большим успехом русских было взятие Полоцка (февраль 1563 г.), являвшегося «воротами» для дальнейшего продвижения к Вильне — столице Литовского княжества. Однако вскоре победы сменились неудачами: в январе 1564 г. под Оршей русские силы были разбиты. Ответственность за тяжелые поражения Иван IV возложил на «изменников»: началась полоса опал и казней — предвестница введенной в том же 1564 г. опричнины. Ливонская война приняла затяжной характер.В годы опричнины военные действия шли с переменным успехом; земский собор 1566 г. отверг предложение польского короля о перемирии и принял решение продолжать войну. С 1569 г. России противостояло уже единое государство — Речь Посполитая. Однако польское «бескоролевье» начала 70-х годов дало возможность Ивану IV предпринять еще одно наступление на Ливонию. На этом третьем этапе было создано вассальное Ливонское королевство во главе с датским принцем Магнусом, замуж за которого Иван IV выдал свою племянницу — Марию Старицкую. Русские войска взяли несколько ливонских городов, осадили Ревель (август 1570 — март 1571 г.), добились перемирия со Швецией, ведшей кратковременную войну с Россией. Но в 1575 г. польское бескоролевье кончилось, во главе Речи Посполитой встал талантливый полководец Стефан Баторий (см. о нем примеч. 244 к «Путешествиям») — сторонник решительных антирусских действий. Хотя русскому войску удалось к 1577 г. занять большую часть Ливонии, но в 1578 г. Стефан Баторий перешел в наступление и отвоевал города в Ливонии, овладел в 1579 г. Полоцком и в 1581 г. осадил Псков. К этому времени перешла к активным действиям и Швеция, занявшая в 1581 г. Нарву. Лишь героическая оборона Пскова, в которой участвовали все его жители от мала до велика, предотвратила дальнейшее наступление на русские земли. Ям-Запольское перемирие с Речью Посполитой (1582) и Плюсское — со Швецией (1583) завершили Ливонскую войну, продолжавшуюся четверть века и окончившуюся поражением для России. «Ливонские известия» Горсея носят следы редактирования; ранний рассказ был потом дополнен автором вставками, внесшими хронологическую путаницу (см.: Севастьянова А. А. Записки Джерома Горсея о России в конце XVI — начале XVII веков: (Разновременные слои источника и их хронология) // Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории: Сб. трудов. М., 1974. С. 79—80 (далее — Хронология). Вероятно, сведения, внесенные в текст позднее, могли быть получены автором во время его поездок через Ливонию в 1580 или в 1590 г. Возможным информатором Горсея о событиях Ливонской войны мог стать упоминаемый им И. И. Голицын — его сосед по Английскому подворью, один из воевод 70-х годов (см.: Толстой Ю.В. Сказание англичанина Горсея о России в исходе XVI столетия // Отечественные записки. СПб., 1859. Т. 122. С. 102 (далее — Сказание).

19 Царица Анастасия Романовна, первая жена Ивана IV, умерла в 1560 г. Она не была канонизирована.

20 Царевич Иван Иванович (1554—1581) и царевич, а затем царь Федор Иванович (1557—1598) —дети царицы Анастасии и Ивана Грозного

21 Мария (Кученей) Темрюковна (Черкасская), вторая жена Ивана Грозного, стала царицей в 1561 г. О князьях Черкасских см.: Мордовина С. П. Служилые князья в конце XVI в. // Труды МГИАИ. М., 1970. Т. 28. С. 334—335.

22 Существуют разные точки зрения на общую численность русского войска в это время. По мнению А. А. Зимина, она составляла примерно 150 тыс. С. М. Середонин полагал, что к концу XVI в. русская армия насчитывала 110 тыс. человек, а Р. Г. Скрынников считает, что «полевая армия» была намного меньше — 60—80 тыс. воинов (см.: Середонин С. М. Сочинение Джильса Флетчера «Of the Russe Commonwealth» как исторический источник. СПб., 1891. С. 336—346 (далее — Сочинение); Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 448; Скрынников Р. Г. Куликовская битва: Проблемы изучения // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М., 1983. С. 51).

23 Ивангород был основан Иваном III в 1492 г.

24 Горсей отразил предание об участи строителей храма Василия Блаженного; в рассматриваемой группе известий чувствуется влияние каких-то устных источников.

25 Нейгауз (Новгородок) был взят в июне 1558 г. силами русских под командованием П. И. Шуйского и А. М. Курбского (ПСРЛ. М., 1965. Т. 13. С. 303—304).

26 Дерпт (Юрьев, Тарту) сдался русским войскам в июле 1558 г. (ПСРЛ. Т. 13. С. 304), его добровольной сдаче способствовало предшествующее освобождение пленных ливонцев, захваченных русскими у Нарвы и не разосланных «по иным землям» (ПСРЛ. Т. 13. С. 296). Основанием для известия Горсея, возможно, послужили более поздние события 1565 г., когда переселенцы из Дерпта были насильственно отправлены в Нижний Новгород, Владимир, Кострому, Углич (ПСРЛ. Т. 13. С. 397; Псковские летописи /Подг. А. Н. Насонов. М., 1955. Вып. II. С. 248; Russia at the Close of the 16th Century / Ed. by E. А. Bond. l., 1856. Р. 267).

27 Хронологическая последовательность и ход событий Горсеем перепутаны: Пернов, Гопсаль, Лиль были взяты в 1575—1576 гг. (РК, 1559 — 1605. С. 119—120); Венден (Цесис), Голдинген (Кулдига), Митау (Елгава) не были завоеваны.

28 Рассказ Горсея об осаде Ревеля содержит ряд неточностей, связанных с поздним редактированием им своего текста (см. Предисловие). Ревель (Колывань, Таллинн) неоднократно, хотя и безуспешно осаждался в ходе Ливонской войны: в 1558, 1559, 1577 гг. — русскими войсками, в 1570 г.—войсками Магнуса (см.: Королюк В.Д. Ливонская война. М., 1954. С. 38—40, 81, 96), Издатели записок Горсея Берри и Крамми отмечают (с. 268) некоторое сходство его с известиями «Ливонской хроники» (Scriptores rerum Livonicarum. 1853, 1848. Vol. II. Р. 56, 62).

29 Нарва (Ругодив) пала под ударами русского войска в мае 1558 г. (ПСРЛ. Т. 13. С. 295). Однако у Горсея здесь речь идет только о разграблении города; автор мог иметь в виду, что захват его уже состоялся, тем более что Нарва упоминается в известиях об Ивангороде и Дерпте.

30 «Изменой» и неудачей под Ревелем Горсей объясняет поход на Псков и Новгород. Реально поход на Новгород предшествовал появлению Царя во Пскове (см. Предисловие). Причина, указанная Горсеем, близка к рассказу Псковской I летописи о клевете на Псков и Новгород, которой "легко поверил" царь (Псковские летописи. М.,Л, 1941. Вып1.,с.115-116)

31 Предание о юродивом Николе, спасшем Псков, в разных вариантах приводится в записках других иностранцев— Штадена (с. 91), Таубе и Крузе (с. 50—51), Флетчера (версия которого, кстати, сильно отличается от рассказа Горсея — с. 126—127) и др. По Псковской I летописи Иван IV был встречен жителями, «...стояще бе коиждо пред домом своим со женами и детьми, изнесше хлеб и соль пред враты и падше поклонишася цареви... И прииде благослопитися ко блаженному Николе... блаженный же поучив его много ужасными словесы... царь же преже сия глаголы нивочто же вменив, повеле у св. Троица колокол сняти, того же часа паде конь его лутчий по пророчествию святого, и поведаша сия царю, он же ужасен вскоре бежа из града» (Псковские летописи. Вып. I. С. 115—116). Вероятно, те, кто показали Горсею юродивого, рассказали и легенду о нем.

32 Цифра сильно преувеличена; в источниках приводятся разные данные: по Псковским летописям число жертв — 60 тыс., по А. М. Курбскому в один только день погибло 15 тыс. новгородцев, по Шлихтингу — 2770 человек. И. Ильинский и А. А. Зимин считают, что число жертв новгородского погрома достигло 40 тыс., Р. Г. Скрынников склоняется к данным Шлихтинга (см.: Севастьянова А. А. Хронология. С. 78. Примеч. 62).

33 Известие Горсея о переселенцах в Новгород уникально. По поводу достоверности этого сообщения исследователи высказывают мнения как «за», так и «против» (см. Предисловие).

34 Нельзя считать закрепленными в тексте Горсея термины «noblemen», «gentlemen» и их производные, обозначающие представителей верхушки господствующего класса в России (см. подробнее: Севастьянова А. А. Записки о Московии Джерома Горсея: (К вопросу о принципах научного перевода терминов при публикации источников) // АЕ за 1976 г. М., 1977. С. 71—78 (далее — Термины); см. также Предисловие). В записках Горсея, в отличие от сочинения Флетчера, нет деления русского населения на группы и сословия. Эта особенность хорошо просматривается в данном фрагменте, где речь идет о «пожалованных» (inoibling) в «знать», значит, «nobility» может обозначать у Горсея не только «знать по рождению». Едва ли следует усматривать в этом фрагменте указание на состав и способ пополнения опричного войска (Берри и Крамми. С. 270. Примеч. 1), ведь потомственной знати в нем было лишь немногим меньше, чем в земщине и в доопричном Дворе (см.: Кобрин В. Б. Состав Опричного двора Ивана Грозного // АЕ за 1959 г. М., 1960. С. 11).

35 Ср.: «Число всадников, находящихся всегда в готовности... простирается до 80 000 человек...» (Флетчер Дж. С. 80). В. О. Ключевский приводит интересную сводку иностранных источников по вопросу об общей численности русского войска, показывающую самые разные цифры (см.: Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. Пг., 1918. С. 89—91). Исследователи отмечают серьезное увеличение численности русской армии к концу столетия (см.: Чернов А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV—XVII вв. М., 1954. С. 27— 29, 94—95; см. также примеч. 22 к «Путешествиям»).

36 Известие ошибочно. Царица Мария Темрюковна умерла в Москве в 1569 г.

37 Известие о Наталье Булгаковой ошибочно. Третьей женой Ивана IV стала Марфа Собакина, выбранная из 2 тыс. свезенных на царский смотр невест; свадьба состоялась 28 октября 1571 г., а 13 ноября новая царица умерла (Новгородские летописи. СПб., 1879. С. 107—108; Таубе и Крузе. С. 55). После смерти царицы ее отец Василий Большой Собакин в 1572 г. был насильственно пострижен в монастырь, а трое двоюродных братьев Марфы казнены за «чародейство», которым якобы хотели «извести» царя (см.: Веселовский С. Б. Синодик опальных царя Ивана как исторический источник // Проблемы источниковедения. М.; Л., 1940. Сб. III. С. 300; Послания Ивана Грозного. М.;Л„ 1951. С. 178; Зимин А. А. Опричнина... С. 466).

38 Крымский хан Девлет-Гирей в апреле 1571 г. двинулся на Москву, пользуясь сведениями изменников о бродах, а также о тяжелом положении столицы, терпящей голод и чуму. Царь направился было к Серпухову, но вести о стремительном продвижении ханского войска заставили Грозного повернуть через Александровскую слободу к Ярославлю, а потом бежать в Белозерский монастырь. Под Серпуховом хан разгромил опричный отряд Я. Ф. Волынского, после чего путь на Москву был открыт. Данные о численности татарского войска по иностранным источникам колеблются от 30 до 200 тыс.; число, приведенное Горсеем, считается завышенным (Пискаревский летописец // ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 191; Зимин А. А. Опричнина... С. 453).

39 Источники сообщают разные версии о бегстве царя. Большинство их сходится на том, что царь направлялся к Ярославлю, но дошел только до Ростова (см.: Зимин А. А. Опричнина... С. 453). В известии о набеге Девлет-Гирея, произошедшем в апреле — мае 1571 г., записки Горсея, достаточно точно, судя по другим источникам, передают канву событий, начиная с сожжения Москвы.

40 Ср.: «И прииде царь крымской к Москве и Москву выжег всю, в три часы вся сгорела, и людей без числа згорело всяких» (ПСРЛ. Т. 13. С. 191). Число жертв, по данным источников, колеблется от 20 тыс. до 800 тыс. человек (см. сводку: Зимин А. А. Опричнина... С. 454— 458).
«...трех городов...» — на протяжении XVI в. в столице за Кремлем были возведены три кольца укреплений: Китай-город (30-е годы). Белый город, построенный Федором Конем (80-е годы), а в 1591—1592 гг. возник деревянный «Скородом».

41 Неспособность опричного войска защитить Москву привела к казням видных военачальников в 1571 г.: М. Т. Черкасского, В. И. Темкина-Ростовского, В. П. Яковлева и других, а также стала одной из причин отмены опричнины в 1572 г. (РИБ. СПб., 1914. Т. 31. Стб. 283; Синбирский сборник. М., 1844. Ч. I. С. 30; Штаден Г. С. 62, 97, 116; Таубе и Крузе. С. 54; Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 435, 467, 477). Это известие Горсея послужило также основанием для предположения о том, что «...в Москве в те дни заседал земский собор... На нем обсуждался вопрос о восстановлении столицы» (Скрынников Р. Г. Опричный террор. Л. 1969. С. 129). С. О. Шмидт полагал, что «...Собор был созван... в Ростове или Вологде» (Шмидт С. О. К истории соборов XVI в. // Исторические записки. М., 1965. Т. 76. С. 144). Н. И. Павленко отрицает созыв собора летом 1571 г. (см.: Павленко Н.И.К истории земских соборов XVI в. // ВИ. 1969. № 5. С. 98). На наш взгляд, смысл сообщения в другом. Речь идет, скорее всего, о совете царя с ближней думой и духовенством, сопровождавшими его в отъезде.

42 Ошибка автора. Речь идет о крымском хане Девлет-Гирее. Горсей спутал его с касимовским царем и казанским ханом Шах-Али (Шиг-Алеем) (см.: Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 469; Зимин А. А. Иван Грозный и Симеон Бекбулатович // Из истории Татарии. Казань, 1970. Сб. IV. С. 144—145, 149).

43 Рассказ о приеме посланца Девлет-Гирея, который принес царю нож,— характерный фольклорный сюжет, расцветивший трагические события крымского вторжения в рассказах очевидцев и современников (см., напр.: Таубе и Крузе.С. 54). Горсея в ту пору еще не было в Московии.Крымские послы были приняты царем в июне 1571 г., т. е. фактически сразу после пожара. В обмен на мир с Девяет-Гиреем царь обещал создание полунезависимого княжества в Астрахани (см.: Зимин А. А. Опричнина... С. 465). Состояние мрачной угнетенности, о котором пишет здесь Горсей, наступало у царя всякий раз с появлением угрозы крымского набега и зафиксировано в интереснейшем документе — духовной грамоте (завещании) царя, составленной летом 1571 г.: «...Тело изнеможе, болезнует дух, струпи телесна и душевна умножишася...» (ДДГ. № 104. С. 426).

44 Нагой Афанасий Федорович (ум. ок. 1593) — воевода, видный государственный деятель времен Ивана IV, посол в Крыму с 1563 по 1573 г., думный дворянин, участвовал в переговорах 70-х годов с имперскими, литовскими, датскими, крымскими, польскими посланниками (ПДС. СПб.. 1851. Т. I. Стб. 533—544; РК 1475—1598. С. 259, 276, 292, 295; Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав особого двора Ивана IV в период «великого княжения» Симеона Бекбулатовича // АЕ за 1976 г. М., 1977. (179—181; Rerrie М. Jerome Horsey's Account of the Events of May 1591 // Oxford Slavonic Papers. 1980. Vol. 8. Р. 38—39; Зимин А. А. В канун... С. 19).

45 Бомелиус Элизиус (Елисей Бомелий — в русских источниках) (ум. 1573 ?) — авантюрист, английский лекарь, бывший при дворе Ивана Грозного астрологом, лейб-медиком, а иногда и орудием казней: так, в 1572 г. он, как утверждают немецкие авантюристы-опричники, отравил по приказу царя до 100 опричников (см.: Таубе и Крузе. С. 54).

46 Есть известие о том, что царь отправил казну в Новгород в преддверии нового набега Девлет-Гирея в феврале 1572 г. (Новгородские летописи. С. 110). Мотивы изгнанничества звучат в духовной грамоте, написанной царем летом 1572 г. в Новгороде: «...изгнан есмь от бояр... скитаюся по странам» (ДДГ. № 104. С. 426—427).

47  Талер (нем.) — большая серебряная монета, выпуск которой начался в 1518 г. в Богемии (г. Иоахимсталь). С 1555 г. использовался в качестве денежной единицы в Священной Римской империи, Польше, Швеции, Франции, Турции и т. д. Первоначально содержал 29—30 г чистого серебра. Название «талер» с некоторыми изменениями применялось к крупной серебряной монете ряда стран. Так, в англосаксонских странах от «талера» произошло название «доллар». В России талеры были известны как «ефимки», а их серебро использовалось для чеканки русских монет (см.: 3варич В. В. Нумизматический словарь. 2-е изд. Львов, 1976. С. 120—121).

48 Опричнина (1565—1572) была политическим мероприятием царя Ивана IV (см. Предисловие). Часть земель, людей, учреждений, казны, не попавшая в опричнину, называлась «земщиной». Историки спорят о социальном составе опричников в разные годы, о том, была ли она мерой, направленной против уделов, или способом противостоять крупному феодальному землевладению, а также о других вопросах, связанных с опричниной.

49 Симеон Бекбулатович (ум. 1616) — касимовский «царь», в 1573 г. крестился и принял имя Симеон, в 1575—1576 гг. был «посажен» Иваном IV на престол как великий князь всея Руси, причем сам Иван именовался князем Московским, но во внешнеполитических актах ставил царский титул (Послания Ивана Грозного. М.; Л.,  1951. С. 195; ПСРЛ. Т. 34. С. 192, 226). В 1576 г. Симеон был сведен с великокняжеского престола, получил в удельное княжение Тверь и Торжок, позднее, в 90-е годы, был сослан Борисом Годуновым (см.: Корецкий В. И. Материалы по истории Земского собора 1575 г. о поставлении Симеона Бекбулатовича «великим князем всея Руси» // АЕ за 1969 г. М., 1971. С. 296—299; он же. Земский собор 1575 г. и частичное возрождение опричнины // ВИ. 1967. № 5. С. 43). Загадочное «вокняжение» Симеона привлекло внимание многих исследователей. Некоторые из них считали его продолжением «политического маскарада» опричнины и фарсом (см.: Ключевский В. О. Сочинения. М., 1957. Т. 2. С. 178; Платонов С. Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве. М., 1937. С. 118—119). Аналогии поставлению искали в литературном памятнике «Повесть о Варлааме и Иоасафе», а также в положении других соправителей и татарских царевичей при великих князьях. Само «вокняжение» рассматривалось то как попытка Ивана IV выдвинуть свою кандидатуру на пустующий польский престол и таким образом завершить Ливонскую войну, то как рецидив опричнины или антиопричнина. Сводку мнений историков сделал А. А. Зимин (Зимин А. А. В канун... С. 24—28, 35—42). В отдельных работах историки, вслед за Горсеем и Флетчером, объявляли целью Ивана IV отказ от обязательств, в первую очередь финансовых (см.: Предисловие).

50 Ср.: «...заставил он нового государя отобрать все грамоты, жалованные епископам и монастырям, коими последние пользовались уже несколько столетий. Все они были уничтожены» (Флетчер Дж. С. 63). Однако С. М. Каштанов в своей работе показал, что при Симеоне иммунитетная политика не изменилась (К вопросу об отмене тарханов в 1575/76 г. // Исторические записки. М., 1965. Т. 77. С. 209—235).

51 Некоторые историки склонны усматривать в известии об «акте парламента» возможное сообщение о Земском соборе 1575 г. (см.: Предисловие) или 1576 г. (см.: Шмидт С. О. Становление российского самодержавства. М., 1973. С. 255—256). Кстати «common», переведенное Н. А. Белозерской как «купечество» (с. 31), явно относится к более широкой социальной группе; для обозначения купечества Горсей пользовался словом «merchants». На наш взгляд, сообщение Горсея может стать в данном случае необходимой, но не достаточной отправной точкой в доказательстве факта созыва Земского собора 1576 г. (см. также возражение Н. И. Павленко: Павленко Н.И. Указ. соч. С. 100).

52 Магнус — брат датского короля Фредерика II, герцог датский, в сентябре 1569 г. заключил договор с Иваном IV о создании Ливонского королевства, став, таким образом, марионеткой царя в Ливонской войне (Акты Копенгагенского архива. Вып. I // ЧОИДР. 1915. Кн. 4. № 146, 160). Однако этот союз в ходе войны распался (см. примеч. 18 к «Путешествиям»).

53 Ошибка в имени: не Андрея, а Владимира Андреевича. Герцогу Магнусу была обещана рука дочери князя Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата царя; другие источники сообщают, что в 1570 г. он находился не в Ваге, как у Горсея, а в Костроме (см.: 3имин А. А. Опричнина... С. 433).

54 Осенью 1569 г. царь заставил В. А. Старицкого выпить яд (РИБ. Т. 31. Стлб. 285—286; Таубе и Крузе.С. 46—47; ПСРЛ. Т. 13. С. 191; Временник Ивана Тимофеева. М.; Л., 1951. С. 23).

55 Переговоры царя с Магнусом были скреплены брачным договором; сначала невестой стала Евфимия (Евдокия) Владимировна Старицкая (отсюда, видимо, у Горсея путаница имен: он называет жену Магнуса Еленой), но в 1570 г. она умерла и за герцога выдали другую дочь князя Старицкого — Марию (см.: Цветаев Д. В. Мария Владимировна и Магнус Датский // ЖМНП. 1878. № 3. С. 57—85.).

56 Нарва была захвачена шведами в 1581 г. Псков безрезультатно осаждался войском Стефана Батория тогда же (см. примеч. 18 к «Путешествиям»).

57 Подтверждением этого известия служат данные переписки царя и королевы Елизаветы в 1582 г. (Сб. РИО. СПб., 1883. Т. 38. С. 8—10; см. также: Берри и Крамми.С. 277. Примеч. 21).

58 Царевич Иван Иванович был женат трижды. В 1571 г. первой его супругой стала Евдокия Сабурова, постриженная в том же году в монастырь; по-видимому, в 1579 г. в другом монастыре оказалась и вторая жена царевича — дочь М. Т. Петрова-Солового; третьей супругой Ивана Ивановича стала в 1580 г. Елена (а не Настасья, как у Горсея), дочь боярина Ивана Шереметева Меньшого (см.: Зимин А. А. В канун... С. 91).

59 Не ясно, о каком Куракине идет речь. Если Горсей подразумевал Ивана Андреевича Булгакова-Куракина, то известие ошибочно. Он был насильно пострижен в монастырь в 1566 г. и вскоре умер (см.: 3имин А. А. Состав Боярской думы... С. 73). Стефан Баторий осадил Венден в 1578 г.

60 Если автор имел в виду «конюшего», а не «конюха», то известие ошибочно: последним конюшим был И. П. Федоров, казненный в 1568 г. (см.: Зимин А. А. О составе дворцовых учреждений Российского государства конца XV и XVI вв. // Исторические записки. М., 1958. Т. 63. С. 199). После этого титул конюшего никто не носил до 1584 г., когда его принял Борис Годунов.

61 Тулупов Борис Давидович — окольничий, был казнен, видимо, в июне — августе 1575 г. (см.: Зимин А. А. Состав Боярской думы... С. 77; он же. В канун... С. 22—23). Горсей передает в этом известии официальную версию причины казни Тулупова.

62 Известие Горсея о попытке сватовства Ивана IV к английской королеве Елизавете уникально. Глухое подтверждение слухов о намерении царя жениться в Англии можно найти в Псковских летописях (Псковские летописи. Вып. II. С. 262); все другие источники свидетельствуют о сватовстве царя к Мэри Гастингс, родственнице королевы Елизаветы (см. примеч. 110 к «Путешествиям»).

63 Ошибка Горсея: последняя жена Ивана IV Мария Нагая (см. примеч. 77 к «Путешествиям») не была при жизни царя пострижена в монастырь. Русский посол Ф. Писемский (см. примеч. 109 к «Путешествиям»), выполнявший тайное поручение о сватовстве к М. Гастингс, должен был, следуя наказу, так отвечать на щекотливые вопросы о жене Ивана IV: «...государь взял за себя в своем государстве боярскую дочь, а не по себе. А будет королевнина племянница дородна... и государь наш... свою оставя, зговорит за королевнину племянницу» (Сб. РИО. Т. 38. С. 6; Путешествия русских послов XVI—XVII вв. / Под ред. Д. С. Лихачева. М.; Л., 1954. С. 402. Примеч. 68).

64 Записки Горсея едва ли не единственный источник, рассказывающий о постройке флота Иваном Грозным в Вологде (см.; Казакова Н.А. Летописные известия и предания о пребывании Ивана IV в Вологде // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т. X. С. 203—204).

65 Этот фрагмент записок Горсея дает основания рассматривать его как свидетельство о церковном, или «церковно-земском», соборе 1580 г. Известно, что собор был созван 15 января 1580 г. для обсуждения вопроса о том, как выйти из трудностей, вызванных хозяйственным кризисом 70-х годов. На нем были представлены все русские епархии и монастыри. До нас дошла грамота с текстом соборного приговора (СГГиД. М., 1813. Ч. I. № 200. С. 583—587; ПРП. М„ 1956. Вып. IV. С. 526—528; Акты земских соборов // Российское законодательство Х—XX веков. М., 1985. Т. 3. С. 26—28; Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Тексты. Л., 1986. С. 57—59). Решения церковного собора содержат несколько пунктов, касающихся церковного землевладения. Приговор, во-первых, закрепил за церковью все те вотчины, которыми она владела на момент принятия приговора; запрещались тяжбы по поводу церковных земель, их выкуп. Во-вторых, монастырям запрещалось приобретать земли, и хотя вотчинники имели право завещать земли, но монастыри в этом случае могли рассчитывать лишь на денежное вознаграждение из казны. Сами земли поступали в казну для раздачи «воинскому чину», т. е. служилым людям, дворянству. В-третьих, соборный приговор объявлял судьбу прежде купленных духовенством или полученных им по вкладам «княженецких» вотчин зависимой в каждом случае от воли «бога да государя». В-четвертых, устанавливался контроль государства над порядком наделения землей: монастыри могли получить землю лишь по челобитью царю и решению Боярской думы. (О соборе см.: Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. С. 99—104; Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М., 1978. С. 121—123. Акты земских соборов. С. 23, 29—31).В рассказе Горсея отражена атмосфера борьбы светских и духовных землевладельцев на соборе. Еще в XIX в. А. С. Павлов указал, что Горсей располагал русским текстом соборного приговора и дал своеобразное переложение этого документа в речи Ивана Грозного перед собором (Павлов А. С. Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. Одесса, 1871. Ч. 1. С. 147—149). Горсей действительно упоминает после приведенных (см. текст здесь и ниже) речей Ивана IV о своем переводе русского подлинника. С. Б. Веселовский не доверял словам Горсея о имеющемся у него «русском подлиннике», считая, что рассказ Горсея основывается большей частью на «тех слухах и толках» о борьбе духовенства с намерением правительства ограничить его права и привилегии, которые ходили по Москве (см.: Веселовский С. Б. Феодальное землевладение... С. 101; см. также: Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 122— 123). Легко убедиться, что в тексте Горсея нет перевода документа, хотя совпадают мотивы вступительной части приговора (Акты земских соборов. С. 27) и «речей Грозного» в передаче Горсея: в условиях внешней опасности обязанность духовенства — поддержать страну своим пожертвованием; обличение монашества в пьянстве, «непотребстве», праздности, стяжательстве. Автор вставляет в свой рассказ побочные детали и сюжеты, черпая их из тех «слухов и толков», о которых говорит С. Б. Веселовский. В целом, как справедливо отметил Л. В Черепнин, рассказ Горсея воспроизводит политическую линию правительства и реакцию на нее на соборе 1580 г. и дает «...ощутить остроту, вероятно, происходивших на заседаниях конфликтов» (Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 123).

66 Фраза: «Высокий областной собор был созван в великой консистории св. Духа...» — переведена у Н. А. Белозерской неточно: «Было созвано великое со всех провинций собрание...» (с. 36). На эту ошибку впервые указал Э.Халберт (Hulbert Е. The Zemskii Sobor of 1575: а Mistake in Translation // Slavic Review. 1966. June. Vol. 25. N 2. Р. 300— 302). Ошибка, отразившаяся в предположении В. И. Корецкого о Земском соборе 1575 г., рассмотрена в Предисловии к настоящей публикации (см. также подробный разбор этой гипотезы в работах Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 115—118; Зимин А. А. В канун... С. 30—31).В одной из своих последних работ В. И. Корецкий настаивал на своем понимании известия Горсея о «высоком областном соборе»: «Перевод А. А. Севастьяновой слов «а high and provincial convocation» как «высокий областной собор» не меняет существа дела, ибо «высокий областной» и означает не что иное, как собрание в Москве представителей областей, т. е. земщины» (Корецкий В. И. История русского летописания второй половины XVI — начала XVII в. М., 1986. С. 44). Все же думается, что интерпретацию этого отрывка из Горсея надо связывать не с Земским собором 1575 г., а с церковным собором января 1580 г. Ведь Горсей определенно говорит здесь о собрании именно духовных лиц: «...он потребовал к себе главное духовенство, аббатов, архимандритов и игуменов всех наиболее влиятельных, богатых и известных монастырей и обителей...» Известие о «высоком областном соборе» непосредственно связано в тексте с приведенной фразой.

67 По подсчетам С. Б. Веселовского, «домовым монастырям» Московского митрополичьего дома принадлежала треть митрополичьих владений( см.: Веселовский С. Б. Феодальное землевладение... С. 455); у Горсея — треть всех земель в государстве. В новой работе А. И. Плигузова данные о «трети всех земель» рассматриваются как преувеличенные (О размерах церковного землевладения в России XVI в // История СССР. 1988. № 2.С. 157—163).

68 Речь идет об Антонио Поссевино (1534—1611), воинствующем иезуите, папском посланнике в Литву, Речь Посполитую, затем в Россию. Первая поездка его к Ивану IV состоялась 18 августа — 14 сентября 1581 г. и имела официальной целью посредничество в заключении мира со Стефаном Баторием. Вместе с тем папская курия связывала с миссией Поссевино далеко идущие планы окатоличивания России. О второй поездке иезуита в Россию см. примеч. 145 к «Путешествиям» (см. также: Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 10, 239. Примеч. 1). Упоминание о Поссевино — датирующий признак, указывающий, что автор имеет в виду 80-е годы.

69 Анания и Сапфира (библ.) — персонажи Нового завета, супружеская чета, принявшая христианство, но утаившая часть проданного имущества от общины, за что «святой дух» через апостола Петра покарал их смертью (Деяния св. апостолов. Гл. 5. ст. 1—10).

70 В передаваемой Горсеем «речи» царя есть два интересных момента. Во-первых, упоминание о намерении царя созвать «...парламент или царский совет из всех наших князей и бояр, митрополитов, епископов, священников, архимандритов и игуменов». Оно доказывает, что сама «речь», по замыслу автора, произносится именно перед церковным собранием, которому, по содержанию, приказывается составить, «опись» ко дню «парламента или царского совета» (см. примеч. 65 к «Путешествиям»). К сожалению, увлекшись рассказом о семи монахах, затравленных в Александровской слободе медведями, Горсей не возвращается более к упомянутому им «парламенту или царскому совету». Между тем, конкретизация этого сообщения в записках имела бы исключительное значение, так как показала бы, действительно ли Горсей знал и различал типы совещаний XVI в. и была ли среди них форма, близкая к земским соборам.Во-вторых, в этом фрагменте «речи» есть мотив, наиболее близкий к определенному месту в тексте приговорной грамоты 1580 г. (см. примеч. 65 к «Путешествиям»),—упоминание о трудной внешнеполитической ситуации и угрозе России:

71  День св. Исайи — 28 мая по григорианскому календарю.

72 Известие Горсея о казни монахов, затравленных медведями, уникально. Есть известие о похожей казни новгородского архиепископа Леонида, которого якобы затравили собаками, «в медведно ошив» (Псковские летописи. Вып. II. С. 262; Новгородские летописи. С. 148). Горсей, по мнению С. М. Середонина, рассказал заодно о двух разновременных, похожих событиях: казнях 1575 г. и (см. текст ниже) церковном соборе 1580 г. (см.: Середонин С.М. Известия англичан о России во второй половине XVI века // ЧОИДР. 1884. Кн. 4. С. 31). В. И. Корецкий же считал,, что все описанные события происходили осенью 1575 г. и были связаны с созывом земского собора (см.: Корецкий В. И. История русского летописания... С. 43—47).

73 Горсей говорит о челобитье представителей всех слоев духовенства как о последнем акте борьбы царя и священнослужителей. Таким образом, рассматриваемый отрывок логически связывает и завершает весь рассказ автора о церковном соборе, «речах» Грозного, казни монахов и челобитье покорившегося духовенства. Горсей вновь, как и в начале рассказа, перечисляет духовные чины, которые «поверглись ниц» перед царем, ни о каких представителях земских чинов здесь, как и ранее, не говорится (см. примеч. 66 к «Путешествиям»).

74 Под понятием «марка» здесь, видимо, имеется в виду не серебряная монета, «марка счетная», т. е. счетная денежная единица, состоявшая из точно определенного количества монет. Так, например, рижская счетная марка состояла из 36 шиллингов (см.: 3варич В. В. Указ. соч. С. 84). О стерлингах см. примеч. 89. к «Путешествиям».

75 Автор имеет в виду посольство Андрея Григорьевича Совина в Англию а 1569—1570 гг. (см.: Опись архива Посольского приказа 1626 г. М., 1977. Ч. 1. С. 190). Посольство А. Совина имело поручение заключить русско-английский союзнический договор, одним из главных пунктов которого была гарантия убежища в случае необходимости для царя и для королевы в Англии и в России. Посол имел инструкции не допускать изменений в тексте договора. Поскольку королева Елизавета не хотела связывать себя союзническими обязательствами, то миссия А. Совина была неудачной (См.: Толстой Ю. В. Первые 40 лет. № 21).

76 Посольства в Россию Антони Дженкинсона в 1571—1572 гг. и Томаса Рандольфа в 1568—1569 гг. сильно разочаровали Ивана IV, так как ни Рандольф, ни Дженкинсон не дали ответа на вопрос о заключении русско-английского союза и об убежище для царя Ивана (см.: Середонин С. М. Известия англичан... С. 76, 85).

77 Дмитрий Иванович (1582—1591) — царевич, младший сын Ивана IV и Марии Нагой. Мария Федоровна Нагая стала царицей, последней женой Ивана Грозного, в 1580 г. Свадьба состоялась в октябре этого года; Мария была седьмой, а не пятой, как у Горсея, женой Грозного.Личная жизнь царя в 70—80-е годы отличалась запутанностью брачных отношений. После смерти первой жены Анастасии Романовны и второй — Марии Темрюковны (см. примеч. 13, 14, 19, 21 к «Путешествиям») браки царя становятся частыми: в 1571 г. он выбрал в жены Марфу Собакину, но по неизвестной причине она прожила после венчания всего 15 дней (см. примеч. 37 к «Путешествиям»), в 1572 г. в монастырь попадает четвертая жена — Анна Колтовская, а в конце 70-х годов — пятая жена Анна Васильчикова. Тогда же Иван IV взял в жены некую Василису Мелентьевну, брак с которой, по-видимому, не был церковным, поэтому русские источники часто говорят о шести браках царя. Судьба Василисы Мелентьевны остается неясной. Последней царицей стала в 1580 г. Мария Нагая (подробнее см.: Скрынников Р. Г. Иван Грозный. М., 1975. С. 206—214).

78 Сведения Горсея об окладах служилых людей позднее дополнил Флетчер. Ср.: «Первый разряд составляют так называемые дворяне ближние или полк главных окладных, из коих одни получают 100, другие 80 руб. в год, и ни один не менее 70. Второй разряд составляют средние дворяне или вторые по количеству их оклада... К третьему, или низшему, разряду принадлежат дети боярские, самые последние по окладу. Из них те, коим дается наибольшее жалованье, получают 30 руб. в год, а другие только 25 или 20, но никто не менее 12... Такое денежное жалованье получают они сверх земель, приписанных к каждому из них...» (Флетчер Дж. С. 79).

79 Общее число татар в русском войске не превышало 10 тыс. (см.: Середонин С.М. Известия иностранцев о вооруженных силах московского государства в конце XVI в. СПб., 1891. С. 13). По данным Р. Г. Скрынникова, в 60—70-е годы численность татар от 4 до б тыс. человек (см.: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975. С. 46. Табл. 2).

80 Имеется в виду, судя по смыслу, Ливония. Горсей пишет здесь и далее: «Liolande», «Liffland», «Liefland».

81 В переводе Н. А. Белозерской «Dutch» — «датчан» (Записки. С. 41), в переводе Ю. В. Толстого—«немцев» (Путешествия. С. 23). Считаем правильным перевести слово «Dutch» (у Горсея «Duch») как «голландцы», поскольку перевод «немцы» предполагает американизированный вариант, а перевод «датчане» ошибочен («Danes» — датчане).

82 Понтус Делагарди (1520—1585) — профессиональный военачальник, служил в Швеции с 1568 г., был шведским послом к императору и к папе в 1576 г., наместником в шведской части Ливонии, участвовал в переговорах с Россией 1583 г., завершившихся миром России и Швеции в Ливонской войне.Под именем Лоуренца Форусбека Горсей, возможно, имеет в виду Георга Фаренсбека (1552—1602), служившего в 70—80-е годы в русском войске, затем управляющим Эзеля и в 80-е годы — в Польше (см.: Берри и Крамми. С. 287).

83 Нарва и Ивангород были взяты шведским войском в 1581 г. В результате захвата Нарвы русская балтийская торговля фактически прекратилась.

84 Кроме Горсея о протестантской общине в столице, разгромленной Иваном IV в 1578 г., сообщают иностранные авторы И. Бох, К. Буссов, Ж. Маржерет (см.: Зимин А. А. В канун... С. 53—54).

85 Болвановка — центр Немецкой слободы в Москве. На первом этапе Ливонской войны часть купцов-иностранцев была переселена из Прибалтики в русские города. В Москве Иван IV разрешил им построить кирху. Разгром Немецкой слободы (см. примеч. 84 к «Путешествиям») был следствием неудач в Ливонской войне, недовольства русского духовенства, а также, возможно, раздражением правительства огромными доходами иностранцев от торговли вином (Сборник материалов по истории Прибалтийского края. Рига, 1880. Т. III. С. 293—294, 303; Зимин А. А. В канун... С. 53—54).

86 Томас Гловер был агентом Московской компании английских купцов с 1562 по 1567 г.; он отказался выехать из России, оставшись в Нарве, по его собственному объяснению, из-за преследований соотечественников. Но в самом конце 60-х годов. Гловер оказался в Англии, откуда вернулся в Россию вместе с послом А. Совиным, чтобы возместить компании английских купцов свой долг, который надеялся получить у царя. В этом он не преуспел, так как царь отказал ему. Гловер пережил в Москве пожар 1571 г. во время набега Девлет-Гирея (Willan Т. S. The Early History of the Russia Company, 1553—1603. Manchester, 1956. Р. 86, 122, 125, 130). Известие Горсея о высылке Гловера (см. текст ниже) относится, видимо, к отправке его в Англию в конце 60-х годов.

87 Горсей, видимо, имеет в виду не боярский род Басмановых-Плещеевых (см.: Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России XV—XVI вв. М., 1985. С. 210), а других Басмановых, из Полоцка.

88 «Венгерские золотые дукаты». С XV в. эта денежная единица стала в Европе синонимом золотой монеты, так как поставлялась преимущественно Венгрией; это привело к тому, что любую золотую монету с весом дуката стали называть «венгерской», даже если ее чеканили, например, в России (см.: 3варич В. В. Указ. соч. С. 58—59; Потин В. М. Венгерский золотой Ивана III / Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 290, 292).

89 Фунт, фунт стерлингов (англ.) — денежная единица в Великобритании, равнялась 20 шиллингам или 240 пенсам. Вес 240 серебряных пенсов («стерлингов») был равен английской единице веса фунту, отсюда название денежной единицы «фунт стерлингов»; символ 2, обозначающий фунт стерлингов, произошел от латинского слова libra (фунт) (см.: 3 вари ч В. В. Указ. соч. С. 132—133).

90 Английский гонец Даниил Сильвестр был убит молнией в 1576 г. в Холмогорах. Похоже, что записки Горсея — единственный источник, рассказывающий об обстоятельствах смерти Сильвестра. Не вполне ясно, случилось ли это на обратном пути из Москвы в Англию, или Сильвестр, уже побывав в Англии, прибыл в том же 1576 г. обратно в Московию. О посольстве Даниила Сильвестра см.: Толстой Ю. В. Первые 40 лет. С.179—185; Willan Т. S. The Early History... Р.128.

91 Второй возможный вариант перевода: «Why have you dissembled with me then?» — Почему ты умолчал об этом?

92 Вылузгин Елизар Данилович — крупный деятель в дьяческом аппарате управления при Иване IV. Впервые он упоминается на службе в 1578 г., стал подьячим в 1581 г., с 1583 г. — сначала дьяк, потом думный дьяк, в 1595 г. — ближний дьяк. Участвовал в приемах многих иностранных посольств, в следствии по «Углицкому делу» о смерти царевича Дмитрия; последний раз упоминается в документах в 1600—1601 гг. (см.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. М., 1975. С. 110— 111; Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888. С. 183—184;Зимин А. А. В канун... С. 172).Записки Горсея отразили сословно-чиновную терминологию государственного аппарата времен централизации. Любопытно преломление этой терминологии в записках англичанина: так, «думный» или «ближний» дьяк у Горсея — «тайный секретарь», «главный государственный секретарь» (см. текст ниже о дьяках Щелкаловых). Известно, что чины и титулы зародились в России с образованием единого государства во второй половине XV в. Если оставить в стороне титулованную знать, то высшими чинами в государстве были думные, т. е. чины членов Боярской думы: боярин, окольничий, думный дворянин и думный дьяк. Ниже думных чинов стояли чины придворные или дворцовые; стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы. Основную же массу дворянства составляли чины «городовые», т. е. провинциальные. Верхушку этого провинциального служилого сословия составляли дворяне выборные («выбор» из «городов»). Дьяческий аппарат управления своим рождением связан как с дворцовыми учреждениями, так и с великокняжеской канцелярией — Казной. Причем, великокняжеские «казенные» дьяки считались рангом выше дворцовых дьяков. Казначеями в XV—XVI вв. назначались приближенные государя, хорошо знавшие внешнеполитические дела, осуществлявшие руководство дипломатией. Дьяки великокняжеской канцелярии на протяжении XVI в. становятся реальными исполнителями велений великокняжеской власти в разных приказах. По происхождению эта приказная администрация Ивана Грозного вышла из низшего духовенства, простолюдинов, иногда — из мелких землевладельцев. К середине XVI в. в Русском государстве налицо приказная система управления с ведомственным распределением в ней обязанностей дьяков (см. подробнее: Копанев А. И., Маньков А. Г., Носов Н. Е. Очерки истории СССР. Конец XV — начало XVII в. Л., 1957. С. 68—72; Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления в Русском государстве. М., 1961; Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. М., 1982. С. 245—254; Кобрин В. Б. и др. Вспомогательные исторические дисциплины. М., 1984. С. 186—195).

93 Чапель Джон — лондонский купец, с 1584 г.— «слуга» Московской компании; в России был арестован и заключен в тюрьму по обвинению в сношениях со Швецией и Данией, освобожден в 1587 г. Купцы Компании обвиняли Горсея в доносе, вызвавшем арест Чапеля (Сб. РИО. Т. 38. С. 181—182; Бонд Э. С. 319; см. также Приложение I к настоящей публикации.

94 Бомелий был замучен в 1579 г. (ср.: Штаден Г. С. 123—124; Таубе и Крузе.С. 546; Псковские летописи. Вып. II. С. 262; см. также: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 18—19; Зимин А. А. В канун... С. 57—58).

95 Речь идет, вероятно, об опале на новгородского архиепископа Леонида, обстоятельства, время опалы и смерти которого вызывают разногласия у историков (см.: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 14—18; Зимин А. А. В канун... С. 32—34). Р. Г. Скрынников указал на источник, подтверждающий такую деталь известия, как упоминание о «ведьмах», которые были «позорно сожжены», а именно запись синодика о казни 15 новгородских «жен», колдуний (см.: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 15).

96 Остается неясным, какой именно «оригинал», содержащий речь Ивана IV к «собранию», цитирует Горсей. Отметим в этом фрагменте начало речи царя, в котором есть упоминание о «дне Вознесения», совпавшем с «...печальной годовщиной недавней гибели... сотен тысяч невинных душ...». Здесь, как нам представляется, можно разглядеть упоминание о набеге Дев-лет-Гирея на Москву (апрель — май 1571, см. примеч. 38 к «Путешествиям»). День Вознесения — это весенний переходящий праздник, связанный с пасхой. Таким образом, известие о речи Ивана IV к. «собранию», скорее всего, соотносится у автора не с 1575 г., а с более ранним временем (см.: «...недавней гибели»).

97 Большинство историков сходится на том, что свадьба Федора Ивановича и Ирины Годуновой состоялась в 1575 г. (Пискаревский летописец. С. 163. Примеч. 88; см. сводку данных источников: Зимин А. А. В канун... С. 14).

98 Фролов Савва — подьячий и дьяк в 80-е годы XVI в., участвовал в переговорах с английским послом Баусом в 1583—1584 гг. РК 1475— 1598. С. 276; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. С. 551). О Баусе см. примеч. 112 к «Путешествиям».

99 Отъезд Горсея состоялся в 1580 г. Мнение Э. Бонда, что эта дата противоречит указанной Горсеем цели — доставки в Россию военных припасов,— считаем неубедительным: в России все еще шла Ливонская война и военные припасы были нужны (см.: Бонд Э. С. 190. Примеч. 1.; Гамель И. X. Англичане в России в XVI и XVII вв. СПб., 1865—1869. С. 116).

100 Вероятно, имеются в виду оживленные торговые и дипломатические англо-русские связи, так как союзнического договора Англия и Россия не заключали.

101 Издатели Записок Горсея 1968 г. считают, что это известие не лишено вероятности (Берри и Крамми.С. 296. Примеч. 4), так как управляющим о. Эзель в 1576—1579 гг. был ливонец Иоганн Укскюль.

102 Мелвин (Melving) постоянно упоминается Горсеем как один из опорных пунктов английской торговли в Европе, однако города с таким названием нет; под Мелвином Горсей, вероятно, имеет в виду Элбинг (Эльблонг), возможно — Мемель (Клайпеду) (см.: Путешествия русских послов... С. 390. Примеч. 21).

103 Кроме Горсея о грабеже Никиты Романовича Юрьева по приказу царя рассказывает только один источник — Московский летописец (ПСРЛ. Т. 34. С. 192, 226). В. И. Корецкий датировал это событие 1575 г., связывая его с земским собором (см.: Корецкий В. И. История русского летописания... С. 44).

104 Нагой Семен Федорович — старший дядя царицы Марии, последней жены Ивана Грозного (см. примеч. 77 к «Путешествиям»). С. Нагой участвовал в Ливонской войне и обороне против татарского вторжения в 1571 г.; после воцарения Федора Ивановича и ссылки царицы Марии в Углич с 1584 г. он служил в далеком Васильсурске. Факт грабежа С. Нагим Щелкалова, о котором говорит Горсей, в других источниках не отражен. После «Углицкого дела» 1591 г. С. Нагой оказался в темнице одного из Низовских городов, где умер, вероятно, насильственной смертью (Сказание о Гришке Отрепьеве // РИБ. СПб., 1909. Т. 13. Стб. 715, 716; РК 1475—1598. С. 231, 233, 245, 348—349, 378, 390, 436; Зимин А. А. В канун... С. 111; Берри и Крамми. С. 299).

105 Щелкалов Андрей Яковлевич («Щелкан», «Щалкан» — в английских записках и документах и, видимо, в русской устной традиции; ср. известное более раннее производное «Щелкан» от «Чол-хан») (ум. ок. 1597) — «ближней думы большой дьяк» (с 1570 по 1594) в правлениях Ивана IV, Федора и Бориса Годунова. Будучи одаренным администратором. Щелканов одновременно ведал делами Посольского и Разрядного приказов и являлся членом Боярской думы (1572) (см.: Лихачев Н.П. Указ. соч. С. 193, 554; Зимин А. А. Состав Боярской думы... С. 80). Щелкалов был открытым противником привилегированной широкой торговли англичан в России (см. текст ниже и в Приложении I), противопоставлял английской ориентации союз с Габсбургами. Он вышел в отставку в 1594 г., возможно, из-за своих настойчивых требований союза с Империей, обвиненный в сношениях с имперским послом Н. Варкочем (см.: Кобеко Д. Дьяки Щелкаловы // Известия Русского генеалогического общества. СПб., 1909. Вып. 3. С. 78—87; см. также: Зимин А. А. В канун... С. 194).