ПАТРИК ГОРДОН

ДНЕВНИК

ЖУРНАЛ ИЛИ ДНЕВНАЯ ЗАПИСКА

(НА АГЛИНСКОМ ЯЗЫКЕ) БЫВШАГО В РОССИЙСКОЙ СЛУЖБЕ

ГЕНЕРАЛА ГОРДОНА,

ИМ САМИМ ПИСАННЫЙ

ТОМ III-й 1677 И 1678

1678

Января [1]. Я пересек Оку у Калуги и там отобедал. После полудня я встретил едущего из Москвы подполковника Иваницкого, который сообщил, что Его Величество повелел мне с региментом идти в Чигирин. Я стал в лесу, всего покрыв 45 верст.

2. Я обедал в большом селе Недельном и ночевал в лесу на другом берегу реки Протвы, за 50 верст.

/л. 33/ 3. Я обедал в Новом Спасе и стал у реки Дёшенки, не доезжая 25 верст до Москвы и покрыв около 60 верст.

4. Я прибыл в Слободу ¹²⁸ до рассвета.

5. Я отправился в город и посетил главных бояр и советников, с коими имел знакомство. Большинство из них поведали, как Его Величество со своим советом, известись о моих достойных действиях в последнем и прежних походах, избрал меня для отправки в Чигирин. Я отвечал им, что крайне разочарован в своих ожиданиях по прибытии в Москву, уже будучи заверен в отпуске по милостивому обещанию Его Величества; но поскольку Его Величество изволил выбрать меня для столь опасного и важного поручения, я не причиню такое бесчестье себе и тем паче неудовольствие Его Величеству, чтобы уклониться от оного, и уповаю, что Его Величество посредством щедрого жалованья обяжет меня ко служению /л. 33 об./ и, согласно моим усилиям и заслугам, вознаградит впоследствии.

Я много раз подавал петиции о полном окладе и жалованье, что мы имели в прежних войнах с Польшей, указывая на обещание блаженной памяти Его Величества ¹²⁹ и наши нужды, а также обычай других государей, кои даруют своим солдатам двойное жалованье, когда воюют с турками. Однако ответом на все мои петиции было молчание. Лишь когда я был допущен к целованию руки Его Величества через 5 дней после приезда в Москву, мне заявили, что я должен верно служить Его Величеству и твердо полагаться на его милость.

Так как в некоторых указах мне придавали титул "полковника и инженера", я пожелал избавиться от последнего, что не является моим призванием и не добавляет почета полковнику, хотя знание [инженерного дела] и потребно самым выдающимся, особливо военным лицам. Затем мне объявили, что я только на сей раз должен применить свое /л. 34/ искусство и старание в этой области, и заверили, что впредь не станут утруждать меня чем-то подобным.

Невзирая на все мои ходатайства и прошения, я не смог добиться ничего, кроме любезных посулов о воздаянии в дальнейшем. [33]

Января 23. Будучи допущен к целованию руки Его Величества по поводу моего отъезда, я говорил с Его Величеством и подал петицию о полном окладе. Мне объявили, что я получу указ позже.

28. После многих хлопот Его Величество повелел выдать мне сверх оклада 100 рублей из Хлебного приказа.

29. Его Величество изволил передать под мою команду полк стрельцов, насчитывающий 1000 человек, из украинских городов ¹³⁰ — помимо моего драгунского регимента.

Из Москвы отбыл боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский, коего я навестил и простился с ним на другой день /л. 34 об./ в Семеновском. Он настоятельно приказал мне как можно скорее идти в Чигирин.

Получив денежный оклад за целый год для себя и [бывших при мне] в Москве офицеров и указ в Севск для уплаты там остальным, соболей за 6-й месяц ¹³¹, а также барабаны и все необходимое для моего драгунского полка, я простился с правящими боярами и советниками, а затем и с друзьями в Слободе.

Февраля 1. Я рано отправился из Слободы и ночевал в Пахре, за 35 верст.

2. Я обедал у Нового Спаса и ночевал в Вотчинной Слободе, за 65 верст.

3. Я обедал в Загорье ¹³² и ночевал в Калуге, за 55 верст.

4. Я обедал у часовенки и ночевал в Ли[х]вине, за 40 верст.

5. Я обедал в одной деревушке и ночевал в Дельцах у пьяного, докучливого священника.

/л. 35/ Февраля 6. Я обедал в Волхове и ночевал в неприметной деревне, за 35 верст — всего вышло 55 в[ерст].

7. Я обедал в Карачеве и ночевал в Кашкаданове, за 50 верст.

8. Я обедал в Добрике и прибыл в Севск, что составило 105 верст.

10. Я послал офицеров, дабы привести мой регимент; они явились 16-го.

17. Воевода, канцлер, все полковники и старшие офицеры обедали у меня.

18. Я написал к окольничему ¹³³ Ивану Ивановичу Ржевскому, коему предстояло выступить с полком стрельцов из Киева в Чигирин, дабы принять там главную команду, уведомив его, что я с полком готов, выступаю завтра и буду держать путь на Путивль, а там, согласно указу, последую распоряжению гетмана о дальнейшем марше. Сего же дня два приказа стрельцов, назначенных в /л. 35 об./ [34] Чигирин, пришли в Севск; в одном из них было около 500, в другом 450 человек.

Февраля 19. Мой регимент рано выступил [во главе] с подполковником. Майора с несколькими офицерами и драгунами я оставил, дабы получить боевые припасы для полка и прочую провизию для чигиринского гарнизона. Воевода не дал столько боевых припасов, сколько я просил для моего полка, [но и] без отписки в Москву через три дня после моего отъезда пришел указ дать все, что я прошу ¹³⁴. Около полудня явился 3-й приказ стрельцов, в коем было около 600 человек. К вечеру, в сопровождении друзей, я выехал из Севска и ночевал с полком в поле у Поздняшовки, за 15 верст.

20. Дав приказ моему подполковнику идти с региментом в Путивль, я отправился к гетману и провел всю ночь в Глухове.

/л. 36/ Февраля 21. Я обедал в Кролевце и ночевал 2 милями далее, в приятном селе Алтыновка.

22. Рано поутру я прибыл в Батурин и в тот же день дважды имел встречу с гетманом; здесь мы подробно совещались по поводу укрепления и обороны Чигирина.

23. На другой день мы продолжали совещание, решив возвести большое внешнее укрепление перед старым замком и широкий полумесяц перед Крымскими воротами.

24. Я уехал оттуда и ночевал в Конотопе. Сей город славен и знаменит по скорбным песням русских о гибели там их конницы в год Господень 1658 ¹³⁵. В то время русские осадили его с многочисленным войском и весьма утесняли посредством апрошей, мин, метания гранат и постоянной стрельбы из пушек, /л. 36 об./ Казаки, кои во главе с Выговским ¹³⁶ подняли тогда мятеж против царя, призвав татарского хана и сойдясь с ним, подступили на помощь [Конотопу]. Выслав сперва небольшой отряд, они подняли тревогу, причем князь Семен Пожарский — горячая голова — выступил с прочими и с лучшей кавалерией и преследовал татар через гать или болото. Хан, незаметно стоявший с войском в долине, вдруг вырвался оттуда тремя огромными, как тучи, массами и, будучи слишком проворен для русских, окружил и одолел их, так что спаслись немногие. Тут погибли несколько полковников со своими региментами, среди коих полковник Джонстон ¹³⁷ — храбрец и добрый воин, много русских дворян с генералом Пожарским и еще одним воеводой. В ту же ночь русские в великом смятении покинули свои траншеи и выступили прочь, но едва успели построить армию в обычный походный порядок на случай угрозы, когда /л. 37/ с рассветом татары, казаки и поляки под командой Выговского изготовились на них ударить. Русские, однако, отошли в хорошем порядке, прикрытые вагенбургом и орудиями, так что [35] татары не смогли взломать их строй. После многих летучих схваток и опасностей, как было оглашено тогда и впоследствии, [русские] за два дня отступили к реке Сейм близ Путивля. Это случилось в [...].

Февраля 25. Я уехал верхом оттуда и обедал в местечке под названием Казацкая Дубровна, а к вечеру прибыл в Путивль.

27. Согласно указу Его Величества, что оказался здесь, я получил две мортиры — одна стреляет гранатами по 120 фунтов, другая по 80 фунтов, и 400 гранат, 17 из коих снаряжены. Для перевозки я получил 48 подвод ¹³⁸, или лошадей с телегами.

/л. 37 об./ 28. Я получил грамоту от Его Величества с указом, что если я еще не ушел из Севска, то должен дождаться трех приказов, или полков, высланных из Москвы в Чигирин, а если я выступил оттуда, то ждать там, где меня застанет сей указ. На это я отправил назавтра ответ, что буду ждать их в Путивле ¹³⁹, а в Севск послал слугу за кое-какими забытыми мною вещами.

Марта 1. Прибыл мой регимент, добравшийся сюда с большим трудом, по причине плохой и узкой дороги и тяжелого обоза (путь лежал на Крупец).

2. Я велел [моим людям] переправиться через реку Сейм у мельниц. Сегодня и назавтра они с великими усилиями и трудами пробирались через низину на другом берегу, что весь был затоплен разливом реки. Лошади брели по брюхо в воде; несколько лошадей здесь погибли, и много припасов подмокло.

/л. 38/ Марта 4. Прибыли остальные полки и мой майор с боевыми припасами. Он доставил 2 орудия, 200 пудов ¹⁴⁰ фитиля, 200 пудов пороха и столько же свинца, 30 больших бочек сбитня ¹⁴¹, уксуса и масла, а также почти 2000 пудов пороха для магазина в Чигирине; всего, вместе с имуществом регимента, 12 000 пудов разного рода боевых припасов и провианта, помимо личной провизии драгун, у каждого по полной телеге — довольно почти на целый год. Для перевозки сих припасов и провианта у меня имелось всего 170 подвод.

5. Я заменил несколько подвод, всего 27, и немедля отправил боевые припасы через реку на паромах ¹⁴² или лодках.

6. Я задержался и хлопотал о большем числе подвод, но не смог добыть ни одной; воевода ссылался на то, что ему не велено менять никаких, кроме означенных в особом /л. 38 об./ указе из Москвы, что породило большую вражду между ним и русскими полковниками.

Марта 7. Я переправился через реку самолично и

*8.* на другой день дал смотр моему регименту и нашел в наличии 869 человек, из коих 206 лиц записаны неверно, а также 86 отсутствующих.

9. Ко мне явились два священника с жалобою на большие бесчинства, что мои драгуны содеяли 4 дня назад. Я велел сыскать и [36] строго расследовал дело. Обнаружив виновных, я приказал дать возмещение и сурово их покарал.

10. Русские полковники, переправясь через реку, пришли ко мне. После сильных преувеличений им вздумалось склонять меня к доносу на путивльского воеводу. Я заявил им, что не имею иной причины, кроме того что он не дал мне подвод (ссылаясь на царский указ), и не ведаю, довольно ли сей причины; однако, /л. 39/ дабы им уступить, я внесу это в мое письмо к Его Величеству.

Марта 11. Я дал приказ моему регименту выступать, отправился, в ответ на их визит, в стан русских полковников, за 5 верст от моего, и обедал у них. Оттуда мы отослали с гонцом наши депеши к Его Величеству. После полудня мы снялись и стали на возвышенности, за пределами старого лагеря или ретраншемента, при добрых запасах леса и воды.

12. Мы выступили, каждый полк в отдельном плотном вагенбурге, причем я был в авангарде, и получили письмо от гетмана с известием, что в Смелом мы должны получить смену лошадей; его служитель сопроводит нас и обеспечит лошадьми и прочими потребностями в пути. Мы подошли к топкому ручью; уведомясь об этом /л. 39 об./ прошлой ночью, а также об отсутствии в округе леса, я велел каждому драгуну взять на свою телегу сучья, из коих я немедля соорудил три моста и переправил наше небольшое войско без задержки и урона. Здесь мы впервые разбили стан внутри круглого вагенбурга. Я со своим региментом занял половину по правую руку, а остальные три [полка] — другую; такой порядок мы соблюдали в продолжение всего марша, сменяя авангард через день.

Марта 13. Мы рано выступили и послали занять квартиры в городке Смелом. Мы обедали не дойдя большой мили до оного, и сюда нам навстречу явился сотник со своим отрядом; по его заявлению, в город пройти невозможно из-за вязкой почвы. Сначала мы едва сему верили, но по докладу наших квартирмейстеров (кои уже возвратились) действительно [...]. ¹⁴³

/л. 40/ Апреля 28. Я принял губернатора ¹⁴⁴ и всех начальных особ нашего гарнизона и нижнего города у себя за обедом.

29. С прибытием из Киева к Бужинской переправе новых припасов гетман прислал много лошадей, дабы доставить оные в Чигирин. Эти лошади весьма пригодились нам при перевозке леса.

30. Мы уведомились, что боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский выступил из Курска 14-го сего месяца и, прибыв в Суджу 18-го, собирает там свои войска; севские и белгородские [полки] на пути, а многие из московских уже явились. [37]

/л. 40 об./ Мая 1, ср[еда]. Мы совещались о рытье и устройстве в замке нового колодца, не нашли более удобного места для оного, чем в старом замковом рву, и немедля отрядили людей на работу.

2. Я получил весть, что мой пехотный регимент приближается к Днепру, и послал офицера поторопить оный.

3. Явился городской полковник ¹⁴⁵ и дал нам знать: он получил письмо от сотника из Черкасс с известием, что двое бежавших из Валахии пленных уверяют, что турки с великой армией стоят наготове на реке Дунай и вскоре пойдут на Чигирин.

4. К нам явились передовые моего пехотного регимента.

5. Мой пехотный регимент прибыл и стал лагерем в своем вагенбурге на крымской стороне, у самого городского рва.

/л. 41/ Мая 6. Почти приведя боковые линии кронверка ¹⁴⁶ к завершению, я велел поставить частокол от [конечной] точки на западной стороне через ров до старого замка.

7. Я получил список и дал смотр моему пехотному регименту — сила оного 645 человек.

8. Я разделил их на роты и провел маршем в новый замок.

9. В Чигирин прибыл кузен губернатора со свитком распоряжений и разными императорскими ¹⁴⁷ грамотами.

10. Мы приступили к работе над починкой и покрытием нового склада.

11. Губернатор отправил в Москву гонца с письмами, извещая о размахе и ходе новых работ.

12. Прибыл Гадяцкий полк под началом Федора Криницкого; с [казаками] явился Павел Животовский, один из войсковых судей, коему надлежало иметь главную команду во время осады. По слухам, сила полка составляет 6000, но, по моему мнению, — немногим выше 4000 [человек], довольно хорошо вооруженных на свой лад.

/л. 41 об./ Мая 13. Гадяцкий полк вступил в город и там разместился.

14. Казаки выехали за древесиной — около 1500 конников с телегами.

15. Майор, приведший мой регимент пехоты, отпущен. С ним я послал план [...] новых укреплений боярину и палатку полковнику Мензису.

16. Я задумал новый форт или равелин либо, вернее, полумесяц за Крымскими воротами.

17. Я посоветовал возвести еще один равелин со стороны реки, из-за дальнего расстояния между Крымскими воротами и деревянной башней. [40]

18. Я разметил стену в направлении Тясмы на западной стороне, начиная в 12 саж. ¹⁴⁸ от оконечности боковой линии кронверка.

19. По случаю воскресенья мы отдыхали, обедали с другими начальными особами у губернатора и веселились.

/л. 42/ Мая 20. Мы приступили к основанию водяного бастиона в Тясме.

21. Мы заложили основание форта перед Крымскими воротами и хотели бы сделать ложный скат ¹⁴⁹, но поскольку ров должен был иметь 8 сажен в ширину и занять столь большую окружность, казаки стали ворчать и роптать. Дабы их успокоить, по настоянию губернатора города и полковников я был вынужден уступить и строить форт по образцу нашего кронверка — на три раздельных балки или бревна в толщину, с утоптанной землей между оными; мы дали русских плотников ¹⁵⁰, чтобы обучить [казаков].

22. К нам явились 300 сумских казаков с сотником, или центурионом, и 200 ахтырцев ¹⁵¹ со своим. Квартиры им назначили у Водяных ворот, под Козьим Рогом. Я поручил каменотесам резать камни для ручных мельниц.

/л. 42 об./ Мая 23. Казаки поделили стену между мостовыми воротами и мельничной дамбой и, снеся старый гнилой частокол, срубили из дерева новую стену с лестницами внутри.

24. Мы получили весть о прибытии генерал-майора Косагова в Городище с 8 или 10 тысячами человек и о соединении бояр ¹⁵² с гетманом и его силами на Артополоте.

25. Мы отрядили сумских и ахтырских казаков копать новый ров от Тясмы до нового укрепления, а мой пехотный регимент — строить стену.

26. Из письма гетмана к Животовскому мы узнали, что передовые турецкой армии прибыли в Тягин. По подтверждении сей вести казаками, населяющими Черный лес, наш губернатор написал в Москву, а также к боярам и гетману, дабы поторопить войска, и особливо к боярам и гетману, дабы велели помочь нам с доставкой древесины для завершения начатых и намеченных укреплений.

/л. 43/ Мая 27. Гадяцкий полк отослал домой своих коней, только начальные особы оставили немногих для службы. Все это время 2 или Ъ сотни моих лошадей постоянно возили балки, брусья и доски для работ. Прочие полки, не имея столько лошадей, снабжались тем, что привозили лошади, доставившие киевские припасы. Это мешало мне поспевать за другими полками на моем участке укреплений, особенно во рву, из-за отсутствия многих людей, что всегда уезжали в леса. Не желая отставать вопреки большому неравенству, я изобрел тележки с затворами, открытые сзади, и проделал вход в один конец [41] моего участка рва и выход из другого. Итак, 40 тележек, влекомых людьми, сновали постоянно, а люди, стоявшие по всей длине рва, мимоходом наполняли оные; сбрасывая землю, вернее, песок в ближайшей лощине, я в один день сделал больше, чем успел бы за 8 дней с тем же числом людей, таскающих мешки, тачки или носилки. Сие было досадно другим [полковникам], кои наслаждались таким превосходством надо мною.

/л. 43 об./ Мая 28. Мы получили весть, что генерал-майор Косагов укрепил свой лагерь на этом берегу Днепра, а бояре и гетман чествуют друг друга на Артополоте; когда боярин ¹⁵³ угощал гетмана с его начальными особами и полковниками, он усадил черкас, или казаков, с собою за главный стол, а русских полковников — за соседний, хотя и не ниже их; сие так не понравилось русским стрелецким полковникам, что позднее они сошлись и поклялись в союзе, возложив все вместе руки на посох, и обязались не покидать друг друга, но стоять заодно против боярина.

При известии, что какие-то вольные люди из казаков обосновались в небольшом разрушенном замке, именуемом Смела, на излучине реки Тясмы верстах в 40 к западу от Чигирина, три дня назад [туда] был выслан отряд казаков. Возвращаясь к вечеру с южного берега Тясмы, они подняли у нас тревогу, причем мы выстрелили из двух пушек, дабы дать сигнал нашим работникам в лесу. Но когда [казаки] подошли /л. 44/ ¹⁵⁴ ближе, мы признали наших и уведомились от них, что около 40 человек провели одну или две ночи в замке и ушли неизвестно куда.

Мая 29. В день рождения нашего короля ¹⁵⁵ я собрал всех старших офицеров в моем саду, и при разнообразии инструментов было большое веселье. В разгар оного ко мне явились двое русских с письмом от генерал-майора Косагова; они желали знать причину стрельбы прошлым вечером и просили сообщать ему тогда же и впредь обо всех вестях и тревогах. Посланцы поведали нам, что войска всю ночь провели в дозоре с оружием наготове, а конники с поводьями в руках; они весьма дивились, что мы столь веселы и (по их мнению) беззаботны, пока они /л. 44 об./ сами [пребывают] в таком беспокойстве и страхе. Избавив вестников от опасений, я отпустил их с подобающим ответом.

Мая 30. Я изобрел и начал делать образцы больших габионов для применения на ложном скате перед орудийными бойницами — вид их смотрите на другой странице ¹⁵⁶. Оные, тесно примыкая друг к другу на внешней стороне стены и прикрывая бойницу, имея 10 футов в длину и 6 в ширину, должны быть плотно набиты волосом и прочим мягким веществом и не могут не стать хорошей [42] защитой для констапелей ¹⁵⁷, людей, орудий и стен. Уравновешенные посредине, [габионы] могут легко и надежно приподниматься двумя людьми за конец длинного рычага, когда орудия стреляют (для этого при подъеме и разводе пространства довольно), и опускаются сами собою.

/л. 47/ Мая 31. Гетман прислал служителя и велел раздать губернатору и полковникам водку ¹⁵⁸; мне достался большой бочонок.

Июня 1 Мы обсудили и наметили возведение и починку Козьего Рога ¹⁵⁹ и Крымского бастиона в старом замке и немедля отрядили работников для сноса старых [укреплений].

2. Купив в нижнем городе комнату со спальней ¹⁶⁰, я приказал перевезти оную и поставить в новом замке.

3. Около 11 часов через хлеба подкрались татары, думая взять врасплох наши дозоры у старого вала, но были разочарованы. Однако они увели несколько лошадей и двух стрельцов, бывших в поле, и ретировались. Много конных и пеших вышли и пустились за ними без порядка и без приказа. Поэтому я, опасаясь засады или больших сил, выехал следом, дабы остановить их, и едва сумел убедить русских вернуться, казаки, не повинуясь ни мне ни своим командирам, поскакали дальше и, потеряв одного из товарищей /л. 47 об./ пленником, возвратились Мы не имели сведений, кто такие эти [татары], заметив лишь около 150 всадников — все при отличных конях и нарядах, и полагали их частью больших сил. По возвращении я разъяснил неуместность такого беспорядка и неповиновения, так что при сходном случае мы можем лишиться нескольких сотен людей; засим были отданы строгие приказы, дабы это предотвратить и устроить дела в подобных обстоятельствах

Июня 4. Накануне мы произвели предупредительный залп, дабы подать знак нашим солдатам, кои разошлись по лесам; узнав же от казаков, что оные татары, числом около 200, ушли в сторону Черного леса, мы послали по лесам [распоряжение], чтобы солдаты занимались своим делом, выезжая и приезжая, как раньше Мы отправили также вестового с письмом к генерал-майору Косагову, сообщив ему обо всем

5. Доставлена грамота императора с благодарностью за наше усердие и добрую службу по укреплению замка, с повелением продолжать и приказом отослать план новых сооружений и того, что надлежит /л. 48/ сделать дальше. От сего гонца мы узнали, что наши войска вскоре выступают от Артополоты, а гетман пришлет людей, дабы помочь с работой в нижнем городе

Июня 6. Я начал ложный скат, делать который русские соизволили неохотно, считая оный ненужным. [45]

7. Мы получили добрый запас балок, брусьев и досок — тщанием гетмана и моих драгун.

8. Так как наш ложный скат строился из дерна, оный возводили быстро. Это побуждало меня строить все прочие укрепления, что нам потребны, тем же способом. Сегодня день рождения царя ¹⁶¹, и мы праздновали оный у губернатора с весьма торжественными возлияниями.

10. Я велел подготовить углубленные батареи на фланках под ложным скатом для обстрела рва и разметил там деревянное укрепление. Мы отправили [людей] косить сено. Мы получили четвертной картаун ¹⁶², доставленный водою из Смоленска.

/л. 48 об./ Июня 11. [Я] часто настаивал на восстановлении городской стены и круглой каменной башни между тюрьмой ¹⁶³ Дорошенко и Крымскими воротами, кои были разрушены минами и орудиями в прошлую осаду, но не мог ничего осуществить. Мы считали, что оная относится к городу и ее обязаны чинить [горожане]; те говорили, что она относится к замку, а боярин и гетман условились, что чинить и защищать ее должны русские. Итак, не предвидя скорого конца сих разногласий, я предложил построить вал от нового укрепления по склону холма до круглой башни, что станет доброй защитой и подспорьем и для нового укрепления, и для города.

12. Мы разметили и поделили [на участки] вал в сторону города и начали возводить оный только из прочного дерна, что мы добывали на вершине холма перед замком.

13. Подан свиток о подготовке всего необходимого для осады, и каждый стал заниматься снабжением и доставкой того, что пришлось на его долю.

/л. 49/ Июня 14. Мы получили весть о двух полках казаков, кои прибыли к Днепру и переправляются, дабы идти в Чигирин для продвижения работ.

15. Мы привели к завершению ложный скат вокруг фаса кронверка и расчистили верхнюю стену; теперь фас и большая часть [кронверка]готовы.

16. Отобедав у губернатора, все мы распределили и извлекли орудия из старого замка.

17. За неимением других констапелей, кроме троих, взятых мною из Севска, мы отобрали из солдат, кого сочли годным или в ком могли обнаружить какой-либо опыт и умение [в артиллерийском деле]. Плотникам поручили изготовить l'affuits ¹⁶⁴ на катках.

18. Обеспечив добрый запас камней для ручных мельниц, я назначил плотников делать стеллажи ¹⁶⁵, устанавливая оные в помещениях под стенами. Мы известились, что [наши] войска подошли и [46] разбили лагерь напротив Лубен 12-го числа, намереваясь стоять там некоторое время.

/л. 49 об./ Июня 19. Мы довели земляной вал в сторону города почти до совершенства и велели перенести лишнюю землю изо рва в соседний байрак ¹⁶⁶, или лощину. Два казачьих полка, Нежинский и Лубенский, пришедшие вчера и ставшие на крымской стороне города, начали работать во рву; им приказано делать ров шириной 12 сажен и глубиною 8.

20. Мы начали возводить стену от водяного бастиона вдоль реки Тясмы до старого замка, устроив гавань и пристань, чтобы безопасно поставить наши лодки. Стольник по имени Федор Павлович Языков, родственник фаворита ¹⁶⁷, прибыл из Москвы с милостивым словом (как сие называют) Его Величества к нам, имея указ обозреть укрепления и привезти чертеж или план оных в Москву.

21. Генерал-майор Косагов, оказав нам помощь в доставке леса для строительства, окопался и укрепил лагерь на этом берегу Днепра для прикрытия переправы; он уведомил нас, /л. 50/ что бояре и гетман выступают завтра утром от Лубен и через немного дней будут на Днепре.

Июня 22. Стольник Языков отбыл отсюда; мы проводили его за Тясму.

23. Хотя и было воскресенье, нам пришлось вывести мой пехотный регимент на учения, ибо из-за работ в другие дни времени не имелось. Мы осмотрели уже оконченный форт перед Крымскими воротами, причем все настаивали на срытии старого полумесяца внутри оного. Я один возражал и верными доводами склонил к моему мнению городского полковника Григория Карповича, хотя он едва дерзал выражаться открыто. Наш губернатор заявил вице-гетману ¹⁶⁸, чтобы он велел снести [полумесяц] без моего ведома, чего тот, кажется, не желал из опасения досадить гетману. Так все и осталось. 200 компанщиков, явившись накануне, выставили своих дозорных на вершинах холмов.

/л. 50 об./ Июня 24. Мы начали строить стену от Водяных ворот старого замка вдоль реки до Мельничных ворот города, с фланками и удобными калитками или выходами к реке.

25. Поскольку мы запаслись сеном, большая часть коего была сложена в городе весьма близко к домам, гетман написал к своему заместителю, дабы тот велел убрать оное из города; это не было принято во внимание, и в город ежедневно свозили все больше и больше [сена].

26. Завершив ложные скаты и почти везде расчистив рвы, я начал строить контрэскарп вокруг фаса кронверка до рвов боковых [47] стен, по направлению к реке и городу. Сие казалось странным для русских, как нечто никогда не виданное прежде, и они всеми силами противились сооружению. Но ведь и все сделанное ранее тоже сперва казалось им несколько странным, хотя по завершении /л. 51/ было признано необходимым и полезным, — и они подчинились.

Я делал контрэскарп не на одной плоскости ¹⁶⁹ с ложным скатом, как обычно, а немного ниже, по следующим причинам. Так как наши мушкетеры в большинстве своем неискусны, при их стрельбе со ската люди на контрэскарпе, располагаясь ниже, не подвергаются такой опасности, как при едином [уровне]. При орудийном огне поверх ската по вражеским батареям, апрошам или по тем, кто стоит на одной плоскости со скатом, ядра пролетают над контрэскарпом с меньшей угрозой и страхом для наших людей. Да и сделанный на равной высоте со скатом [контрэскарп] вовсе не служит защитой или прикрытием оного, поскольку вражеские батареи всегда возводятся, и притом без особого труда, так высоко, что скат с них легко обозрим поверх контрэскарпа. Единственный недостаток — то, что [в первом случае неприятель] строит свои батареи с меньшими усилиями и ведет настильный огонь по скату, тогда как, если поднимать батареи выше для обозрения ската, огонь должен /л. 51 об./ непременно быть навесным. Этому можно легко противостоять, сделав скат или бруствер толще, так что преимущества первого [способа] никоим образом не обесцениваются. Я устроил [контрэскарп] лишь на 3 фута ниже и, сделав наклон в прикрытом пути ¹⁷⁰ от края рва до бруствера, нисколько не уменьшил глубину рва и прорыл ходы, дабы незаметно проникать в оный. Вместо габионов я сделал из дерна мушкетные бойницы, что гораздо лучше и безопаснее, ибо за ними солдат не так легко обнаружить и различить. Напротив куртин ¹⁷¹ я устроил фланки для обороны пунктов перед болверками.

Июня 27. Мы получили весть, что наши войска прибыли к Днепру и стали лагерем в низине.

28. Бояре прислали 600 стрельцов под командой полуголовы ¹⁷², или подполковника, 400 [человек] из выборных пехотных полков под командой майора и 500 белгородских солдат под командой /л. 52/ двух капитанов. Мы поручили им копать и расширять ров выше Крымских ворот в сторону башни Дорошенко.

Июня 29. Сегодня, поставив большинство наших орудий на лафеты, мы разместили их на стенах. В ответ на просьбу к боярам оказать нам помощь в доставке леса поступило множество балок и брусьев, а многие офицеры из армии приезжали нас навестить.

30. В письме из Киева нам сообщили, что татары, побывавшие под Чигирином 3-го [числа], появились там, и что [киевляне] узнали [48] от казаков, что это белгородские татары, посланные на разведку от р. Дунай везиром, который стоит там наготове со своей армией ¹⁷³; прошел слух, что он пойдет осаждать Киев, а не Чигирин. Через сего гонца киевский губернатор написал к боярам и гетману с теми же вестями и с просьбой к ним подступить [к Киеву] для избавления этого города. Однако более верные /л. 52 об./ сведения — что турки пришли в Тягин и держат путь прямо на Чигирин — оставили оные вести и просьбы без внимания.

Июля 1. Я установил вышепомянутые габионы на ложном скате перед орудийными бойницами, чем все были весьма довольны. Так как платформы, на коих стояли все орудия, были возведены заранее, а при откате оные могут опуститься ниже [уровня] бойниц, я велел прикрепить к стенам блоки с канатами, дабы [орудия] легче выдвигались вперед. Изготовив на четырех катках большие габионы, по 10 футов длиной и 6 шириной, плотно набитые землею (за неимением иного материала), кои при откате орудий 4 или 5 человек легко могут двигать перед бойницей, я приказал также вкопать в вал возле орудий сосуды с водой для охлаждения пушек. [Мы] обеспечили и все прочее, что потребно для управления артиллерией, и приставили /л. 53/ к каждому орудию по 2 канонира, или констапеля, и 4 прислужника, или рабочих.

Июля 2. Я весьма настаивал, дабы губернатор велел испытать орудия и обучить канониров, что было крайне необходимо сделать, но никак не мог этого добиться по причине сбережения ядер и пороха. Однако оного мы имели добрый запас — около 2000 пудов (каждый пуд по весу равен 40 фунтам), помимо того, что у отдельных полков. В моем драгунском регименте имелось 200 пудов, а каждый [солдат] моего пехотного регимента получил в Курске по 4 фунта. Пушечных ядер всех видов у нас было 3600, и прочих боевых припасов соразмерно. Лишь запас гранат был невелик, менее 500, и только 4 мортиры; для сего у нас были два немецких капитана и три русских гранатных мастера, кои уже шесть недель занимались снаряжением гранат. Но никаких других огневых снарядов, как то: зажигательных венков ¹⁷⁴, осветительных ядер и тому подобных, что нужны при осаде, сделать было нельзя — отчасти по недостатку материалов или ингредиентов, отчасти по сварливости мошенника-канцлера ¹⁷⁵, /л. 53 об./ который не желал давать и того что есть. Ручных гранат у нас было только 1200.

Из пушек у нас имелось: в замках четыре длинноствольных орудия, стреляющие ядрами по 14 фунтов (оные с еще двумя того же размера были взяты Хмельницким в Баре у поляков и доставлены сюда; на них стоял герб сиятельнейшего Бранденбургского дома, ибо они [49] отлиты по приказу князя из этого дома — епископа Хальберштадта и Магдебурга); четвертной картаун, привезенный из Смоленска; еще 6 крупных орудий, стреляющих 8- или 10-фунтовыми ядрами; 8 более мелких; 12 полковых или полевых орудий; 14 "головорезов" ¹⁷⁶ или короткоствольных пушек для картечи; 8 довольно длинных 2- или 3-фунтовых пушек и 11 чугунных разных размеров. Хотя мы и располагали 6 мортирами, но могли использовать лишь 4, две из коих, металлические, я доставил из Путивля с 400 гранатами. В нижнем городе было всего 15 орудий разного размера, в большинстве чугунных; да и [казаки] не были хорошо обеспечены порохом и боевыми припасами, хотя я, находясь в Батурине, напоминал гетману об этом и побуждал губернатора /л. 54/ не раз писать к гетману на сей счет.

Росшие близ города хлеба кое-как созрели, и казаки пожали оные.

Июля 3. Чтобы помочь продвижению наших трудов, бояре в изобилии присылали лес, приказав каждому полку доставить свою долю; мы же, дав всем рукам работу, использовали оный для окончания укреплений.

4. Я велел сделать ретраншементы в целом и в половинных болверках кронверка, с низкими проходами посредине, а на стыках с куртинами — удобные орудийные и мушкетные бойницы.

5. Один казак по имени Максим, который прежде был уманским полковником, а ныне ходил на разведку в Черный лес и окрестности, проезжая мимо ночной порою, вызвал чигиринского полковника и сообщил ему определенно, что хан Крымский со своими татарами явился на Ингул и там ждет везира, который ожидается сегодня же; /л. 54 об./ без сомнения, они будут под Чигирином 9-го или 10-го. Поведав сие, он умчался к гетману. Когда рано утром полковник пришел и передал нам эту весть, к войскам отправили одного капитана, дабы узнать, какой образ действий они примут. Чигиринский полковник поехал туда с той же целью, а его жена еще кое с кем покинула город и отбыла за Днепр.

Сегодня мы уведомились также от сотника из Черкасс, что Афанасий Поросуков, который был посланником в Порте, проследовал тем путем через Днепр, но [сотник] не смог выведать, какой тот получил ответ ¹⁷⁷. Мы дали знать нашим работникам и охране по лесам, чтобы возвращались и брали с собою все, что заготовлено. Вечером вернулся наш капитан и привез весть, что бояре и гетман выступили обратно, намереваясь подняться вдоль Днепра, пересечь реку Суду и перейти Днепр у Бужинского перевоза; все это /л. 55/ по причине узкой дороги между лагерем, что устроил Косагов, и Чигирином — тем путем невозможно пройти со столь великой армией внутри вагенбурга, по принятому у русских и намеченному порядку. [50]

Нежинский и Лубенский полки, окончив ров и другие порученные им работы и будучи отозваны приказом, выступили, как и все компанщики, или наемная казачья конница, кроме 50-ти, коим велено стоять на своих постах, пока они не доставят верных сведений о приходе турок к Чигирину. Снялись также и те из армейских, кто привозил нам лес.

Решение бояр идти вспять, столь дальним окольным путем до Бужинского перевоза — не пришлось нам по нраву. Посему губернатор отправил к ним письмо, увещая об этом и заклиная их спешить к Чигирину до приближения неприятеля; причем был послан и /л. 55 об./ следующий список наших сил в Чигирине:

Полковника Патрика Гордона драгунский регимент 726

его пехотный регимент 733

Стрельцы

Полк[овника] Давыда Баранчеева полк 584

Полк. Бориса Корсакова 896

Полк. Микифора Коптева 487

Полк. Ивана Нелидова 624

Сумских казаков 300

Ахтырского полка 1200

В нижнем городе

Гадяцкий полк 4860

Чигиринский полк 340

Полк[овника] Рубана полк сердюков ¹⁷⁸ 867

Рота польских драгун 96

Итого в замке и части, принадлежащей русским, было 5550 человек, а в нижнем городе 6163 — всего 10 713 человек ¹⁷⁹. Учитывая обширность города, качества людей и огромные /л. 56/ силы столь могучего неприятеля, мы заявили, что сего слишком мало для долгого удержания и обороны такого места, и просили бояр и гетмана прислать нам подмогу. Мы приступили также к починке круглой каменной башни, срубив вокруг оной деревянную тарасу ¹⁸⁰.

Июля 6. Мы распределили посты: фас кронверка (считавшийся самым опасным) — согласно прежнему жребию, коего мы держались на работах; наружные боковые стены в сторону Тясмы и города — между всеми полками. Боковая стена к Тясме выпала на мою долю, Водяной бастион с ближайшей частью стены стал постом подполковника Ливингстона ¹⁸¹, бастион повыше, на краю холма, достался майору Хэю. Также весьма опасными участками считались боковые линии кронверка, стена вдоль реки и старый замок, причем замок был тоже поделен между полками. Итак, по фронту наших укреплений [51] приходилось по пять человек на сажень, а в других местах по два. Кроме того, /л. 56 об./ по 30 человек было приставлено к каждому полковнику для охраны и по 15 к подполковнику, на каждые ворота по 20, к каждому ходу для вылазок по 10, к каждому орудию по одному и еще шестеро, дабы управляться с оными; в главной охране или резерве при губернаторе постоянно будут 300 человек.

Июля 7. Невзирая на то, что было воскресенье, мы усердно трудились и доделывали слабые места, особенно стену в сторону Тясмы. Я всегда настаивал на починке старого вала, ожидая и рассчитывая, когда подойдет армия или ее часть, что мы будем оборонять оный как можно дольше; ведь расположение его весьма выгодно, да и длина не более [...] сажен. Губернатор, сговорясь с другими полковниками, отрядил из каждого полка людей, дабы разрушить [вал], чем я был не очень доволен и противился как мог. Но поскольку никакие убеждения не превозмогли, я велел моим людям выступить, взяться за дело и сровнять не только [вал], но и все пригорки в пределах оного, что задержало нас до ночи.

К вечеру пришел приказ, дабы 1500 человек, присланных из /л. 57/ армии на работы, остались с нами в продолжение осады. Им назначили посты на стенах от нового укрепления и старого замка в сторону Крымских ворот, благодаря чему стрельцы освободились и другие их посты были усилены. Мне же это вовсе не помогло, хотя в воздаяние я получил весть, что 400 драгун из моего регимента переправляются через Днепр у Городища. Зная их нравы, я спешно отправил нескольких офицеров с сильным сопровождением из моих самых верных солдат, дабы привести оных сюда. То были те, кто либо не выступил [в поход], либо послал вместо себя наемников или прислугу.

Июля 8. Как только занялся день, я выслал всех лошадей с повозками, сколько мог найти, чтобы возить дерн для покрытия некоторых участков на внутренней стороне рва.

Около 10 часов кое-кто из передовых турецкой армии подкрался к городу по дороге от речки Иркли, или Ирклявы, надеясь застать врасплох наших дозорных. Но когда их вовремя заметили, наши часовые отошли к своей охране, которая, усилясь добровольцами из города, напала /л. 57 об./ на оных смельчаков. Те после некоторого противодействия ретировались и ждали преследования, но видя, что христиане слишком осторожны, чтобы ради погони лишиться своих выгод, повернули назад и затеяли стычку. Несмотря на растущее их число, казаки обменивались с ними пулями и стрелами и, огрызаясь на свой летучий лад, стали отходить. Когда некий Рубан, полковник сердюков, выстрелив из пистолета, развернулся, конь его рухнул, и прежде чем он смог прийти в себя, ему отсекли голову. [54]

Около 12 часов мы наблюдали, как примерно 5 или 6 тысяч человек переходят ручей Ирклю и ставят рядом свои шатры; то были молдаване со своим князем. Немного погодя все поля вдоль и поперек покрылись отдельными всадниками, коих мы приняли за квартирмейстеров. Явились два перебежчика, поведавшие нам, что на другой день часам к 10 у нас будет везир со всею армией. Эти были христиане из страны Сербской; один из них, искусный малый, служивший в артиллерии, пришел на мой пост, и после допроса я взял его к себе. От него я узнал, что силы турецкой армии таковы: 15 000 янычар и столько же /л. 58/ солдат, называемых сеймены ¹⁸², 15 000 пионеров ¹⁸³, 30 000 сипахов ¹⁸⁴ придворной конницы, прочей гвардии 15 000, при артиллерии и боевых припасах 2000, с господарями ¹⁸⁵ или князьями Молдавии и Валахии около 10 000 человек. У них имеются 4 огромных орудия, влекомых 32 парами буйволов каждое, 27 других тяжелых орудий разных размеров для батарей, 130 полевых пушек, 6 мортир, стреляющих гранатами по 120 фунтов, и 9 поменьше, стреляющих гранатами по 30—40 фунтов и более; 8000 подвод и 5000 верблюдов, груженных боевыми припасами и воинским инструментом, 8000 погонщиков и 100 000 подвод с провиантом; погонщики, возницы, пионеры и многие прочие — все христиане, согнанные из европейских владений турок. Силы Крымского хана с его татарами — 80 000. Везир Кара Мустафа-паша (сделан везиром [...] октября 1676 г., по смерти Ахмета Кепрюлю, чьим каймаканом, или заместителем, он был) ¹⁸⁶ имеет верховную команду, Диарбек Каплан-паша, второй по сану, оставлен больным на Дунае; Осман-паша — третий из начальных особ.

Около часа дня мы отправили гонцов к боярам и гетману с одним из перебежчиков. Поскольку турки подходили все ближе и ближе, дабы обозреть положение /л. 58 об./ замка и города, мы подтянули несколько полевых орудий и постоянным огнем заставили их держаться подальше.

Около 3 часов по другую сторону курганов ¹⁸⁷ был поставлен большой шатер со многими поменьше, а князь Валашский разбил стан выше по реке, на холме по направлению к Субботову. Я пошел в замок и водрузил на стене все знамена, и каждый занял свой пост согласно прежнему замыслу и приказу. К вечеру мы велели дать несколько залпов из длинных барских орудий по большому шатру, что вынудило тех убрать его подальше.

Вечером вернулись мои офицеры с драгунами, числом почти 400, кои пришли столь же охотно, как воры идут на виселицу. Мы поспешили с отделкой круглой каменной башни, доведя оную сегодня почти до высоты стены. Я ходил также в нижний город и проследил, [55] дабы пушки поставили в пригодных местах; в нижнем городе было лишь 17 орудий, в большинстве чугунных. Казаки, особливо польские драгуны и сердюки, казались весьма веселы.

/л. 59/ Июля 9. Я продолжал доставку дерна, довершал слабые места и готовил все прочее, что полагал необходимым, как то: доставил несколько легких орудий на контрэскарп, зарядив их картечью и цепными снарядами (коих имелось немного), и навел остальные пушки, стоящие по стенам, на те места, где мы ждали наступления неприятеля. Я велел всем взяться за дело и расставить габионы на боковой стене, где недоставало, и на Водяном бастионе, и дал приказ солдатам укрываться с припасами под стеною.

Около 10 часов мы могли наблюдать со стен, как турки приближаются в великом множестве, но, по-видимому, без всякого порядка. Вскоре все поля покрылись войсками и отрядами, чуть погодя были развернуты величавые шатры и палатки — зрелище красивейшее и ужасное! Они заполнили все пространство от ручья Иркли вдоль Тясмы до предела в 200 сажен от старого вала — низменный, прямоугольный участок местности на английскую милю в каждую сторону. Большинство янычар и пехоты расположилось здесь, а также выше на холме по направлению к курганам, за коими стояли /л. 59 об./ великолепный шатер везира с пятью высокими башенками ¹⁸⁸ и шатры других пашей — на значительном расстоянии. Большая часть конницы разбила стан повыше, в сторону Субботова. Лагерь занимал в длину около 8 английских миль и более, а в ширину, насколько мы могли видеть, одну большую милю.

Сразу же по их прибытии какие-то пехотинцы врассыпную подступили и схватились с нашими казаками, кои обосновались в теснине за старым валом. В ходе перестрелки турок становилось все больше и больше, и наши казаки начали отходить. Между тем я вывел за контрэскарп 800 человек пехоты, 400 из коих послал к старому валу с подполковником, дав ему два легких полевых орудия. Видя, что число турок возрастает, я выступил с остальными, прихватив с собою рогатки ¹⁸⁹. К этому времени турки выбили наших добровольцев-казаков из всех выгодных мест за старым валом до постов, где обычно стояли наши пешие дозоры. Подошли 30 или 40 турецких всадников на лучших конях, и пехота стала наступать уже не порознь, а тремя отрядами, везя за собою пушки. При этом я приказал /л. 60/ увезти два орудия, а подполковнику велел неспешно строем отходить. Однако он пренебрег [приказом] или не сумел отойти, как должно, и задержался до тех пор, когда турецкая конница и пехота, предприняв сильный натиск, погнала казаков с холма к городу и привела подполковника с его людьми в великое смятение. Одни побежали прямо к [56] контрэскарпу, а большинство — за мой отряд, который я удерживал в добром и плотном строю. Ведя по неприятелю огонь с моего левого фланга, я не только остановил его, но и заставил развернуться. Итак, я отходил с рогатками в добром порядке, но не сделал и 40 шагов, как те с жутким криком насели вновь. Я был вынужден установить рогатки и занять оборону, ведя огонь так быстро, как только мог заставить солдат. Когда [турки] по своему обыкновению разворачивались, я использовал возможность для отхода. Короче говоря, из-за их яростных атак и ловких разворотов мне пришлось сделать еще шесть остановок, прежде чем я достиг контрэскарпа в некотором замешательстве. Они преследовали нас и там, так что за 20 и менее шагов до контрэскарпа мы сошлись врукопашную.

Большинство [турецких] пехотинцев, подобно римским рорариям ¹⁹⁰, были вооружены саблями и /л. 60 об./ щитами; весьма проворные, они кружили и менялись с конниками, прикрывая друг друга. Конники имели отличное оружие, облачение и отважных лошадей, да и сами были отчаянно храбры. Ведь когда мы забрались в прикрытый путь, наши потчевали их со стены, ската и контрэскарпа крупными, цепными и мелкими зарядами, однако те едва шелохнулись и отошли весьма неторопливо, оставив на земле лишь одну мертвую лошадь, причем сняли седло и узду. Об их уроне в людях мы не могли судить или узнать, ибо своих павших они унесли. У нас было пятнадцать убитых, среди коих один грек, единственный наш минер ¹⁹¹; вопреки приказу он выбежал за контрэскарп — его голову и правую руку [турки] отсекли и забрали. 42 из наших были ранены, а иные расшиблись при падении в ров.

Доставив связки соломы и травы и мешки с шерстью, турки врассыпную подобрались на 80 сажен ко рву и под прикрытием оных немедля принялись копать. Невзирая на то, что мы постоянно гремели по ним из пушек и мелкого ружья со всех сторон, они за один час провели через холм траншею длиной сажен в 80, затем другую и еще до вечера третью, которую продолжали по склону холма /л. 61/ в сторону города. После захода солнца они начали рыть через холм траншею на 15 сажен ближе, а ночью вторую и третью. На пустом пространстве между прежними тремя и этими они устроили две батареи, где поставили 7 орудий.

К вечеру три всадника подскакали прямо к Крымским воротам и бросили сумку, где были два письма от везира Мустафы с переводами. Одно из сих писем предназначалось губернатору и русским командирам, другое — казачьим полковникам и магистратам ¹⁹². Вице-гетман с полковниками, поднявшись в замок, принес письма. Их прочли, и содержание оказалось таково: [57]

"Мустафа Везир-паша — главнокомандующему и прочим начальникам русских в городе и замке Чигиринском.

По приказу и велению Великого Султана, моего государя и повелителя, я прибыл сюда с непобедимыми силами его, дабы овладеть его городом и замком Чигиринским, который был сдан вероломным подданным Великого Султана войску государя Московского, и ныне содержит гарнизон людей его. Посему мы требуем и увещаем вас сдать сей город нам; мы же /л. 61 об./ обещаем невредимо сопроводить вас за Днепр до ваших собственных владений". Подписано "Мустафа", с оттисками двух печатей.

Собрались все полковники, и было решено, что эти письма должно оставить без ответа. К боярам и гетману послали [весть], что завтра утром на рассвете будет сделана вылазка с 2000 людей от замка и таким же числом от города. Когда возник вопрос, кому командовать отрядом, я жаждал этого по своему долгу, но прочие полковники, поднявшись, просили губернатора, дабы мне никоим образом не было позволено ходить на вылазки и подобные опасные дела. Я сильно противился, указывая на то, что в вылазках не больше риска, чем стоять на стене или сидеть в комнате. Спору нельзя было положить конец, но губернатор объявил, что имеет особый указ от Его Величества не пускать меня ни на какие вылазки. На это я согласился с возражением, что тем самым не освобожден от любой опасности; согласно моему долгу я непременно обязан бывать повсюду и подвергаться величайшим опасностям там, где они есть или будут.

Полковники, добившись моего согласия воздержаться от вылазок, заключили с губернатором, что никому из них нет нужды рисковать в столь отчаянных случаях, как вылазки, — довольно и подполковников, /л. 62/ посему я узрел, что они так ревностно восстали против моего выступления не из благожелательности и любви к моей персоне, но только из предлога, дабы не ходить самим. Итак, было решено, что вылазку возглавят два подполковника из моих ре-гиментов ¹⁹³.

К заходу солнца к нам явились Ахтырский казачий полк числом около 1200 под командой полковника Николая Давыдова и полк сердюков в 1000 человек под командой некоего Ребриковского с полковником Кожуховским на смену убитому вчера Рубану. Ахтырцам мы поручили речную стену и приказали им готовиться к вылазке на другое утро. Сердюки, подчиняющиеся гетману, получили позиции в городе. От них мы известились, что бояре и гетман с большей частью войск переправились через Днепр и окапываются на этом берегу; Григорий Иван[ович] Косагов, коему, когда войска [58] выступили обратно от Максимовки, было велено охранять перевоз через Тясму у Крылова, отозван оттуда со своими силами и привел их на вид Чигирина.

Я распорядился снести все дома и бараки в новом замке, оставив их лишь кое-где для убежищ от внезапного падения бомб ¹⁹⁴. Я велел привезти мортиры в новый замок и установить на удобных позициях, /л. 62 об./ а также расставить габионы на круглой каменной башне и Водяном бастионе и приказал четырем сотням людей из моих региментов с подобающим числом офицеров готовиться к вылазке. Выйдя в прикрытый путь ¹⁹⁵, дабы посмотреть, что делает неприятель, я увидел, что те придвинулись гораздо ближе; они копали и трудились с великим усердием саженях в 20 от гласиса прикрытого пути ¹⁹⁶, на краю байрака или лощины, где у них прежде стояла батарея. Поэтому, вернувшись, я настаивал, что с вылазкой надо спешить, и изъяснил все неудобства, если позволить им окопаться, укрепиться и так близко возвести батарею в первую же ночь. Итак, было решено выступить немедленно с теми же людьми, коих уже отрядили; тщетно я уверял, что можно обойтись и меньшим числом.

Когда все выступили и стояли наготове в прикрытом пути, ожидая лишь прибытия ахтырского полковника с его казачьим полком, от случайного взрыва одной из ручных гранат солдаты так всполошились, что побросали оружие, стремглав побежали и, подобно потоку увлекая с собой офицеров, все посыпались в ров. Но их заставили прийти в себя, снова согнали в прикрытый путь, за полчаса успокоили и дали необходимые в таких случаях приказы. По данному сигналу они пошли на вылазку, хотя и весьма вяло, так что мы были принуждены /л. 63/ гнать и выталкивать их из прикрытого пути. Однако офицеры с теми, кого могли собрать (их было очень мало), побившись около получаса с турками, отбросили их от оного места к прежним траншеям и отошли. На этой вылазке у нас было 5 убитых и 28 раненых, причем кое-кто, полагаю, пострадал от собственного оружия при падении в ров. Мы не могли узнать, есть ли убитые у неприятеля, и сколько именно. Сей ночью все занимались расчисткой замков от домов и бараков, сами располагались под стеною и укрепляли тарасой место в боковой стене со стороны города, предназначенное для ворот.

Июля 10. На рассвете [турки] начали греметь из своих пушек с двух батарей, что они поставили напротив среднего болверка [нашего] кронверка, а также с третьей, на краю холма, где стояло 5 орудий, — по городу. Они стреляли постоянно и очень метко целили по нашим орудийным амбразурам ¹⁹⁷ и парапету, или брустверу, который я велел обшить изнутри, дабы его не пробили тяжелые снаряды и [59] солдаты впредь могли безопасно стоять на стене. Мы угощали [турок] так крепко, как могли, из пушек и мелкого ружья, но наши канониры были весьма неискусны.

Около 3 часов пополудни Александер Лэнделс, подполковник моих драгун ¹⁹⁸, был убит осколком огромной гранаты, упавшей на стену более чем за 40 сажен от него, — отличный и храбрый солдат! Часа два спустя Станислав Боровец, лейтенант /л. 63 об./ моих драгун, был также убит на стене пушечным ядром, а сам я в тот же миг свален наземь обломком бревна, вырванным тем же ядром и ударившим меня в левую руку между плечом и локтем.

Вечером я имел разговор с русскими полковниками, покинувшими ночью свои посты на контрэскарпе, и с большим трудом убедил их остаться там в эту ночь. Сегодня убито 27 солдат, ранено несколько офицеров и свыше 40 солдат, большинство гранатами и деревянными обломками. Сегодня по городу и замку выпущено 278 тяжелых снарядов и 86 больших гранат. [Турки] начали строить мост верстах в 3 выше города; дабы помешать этому, посланы казаки и польские драгуны с 2 орудиями.

Июля 11. Ночной порою турки возвели еще три батареи, две из коих (на одной 5, на другой 3 орудия) — в сторону города. Третью батарею они устроили прямо против оконечности среднего болверка; там они поставили 3 полных картауна ¹⁹⁹. Сегодня они очень сильно палили из пушек и метали большие гранаты; их тяжелые орудия в разных местах пробили бруствер, и я велел позаботиться об обшивке оного в ночное время. Они сбросили с лафетов две наши пушки, разбили одну и разрушили несколько бойниц. Мы использовали наши орудия как можно лучше, но по неумению канониров большинство наших тяжелых снарядов тратилось попусту, тогда как турки редко не попадали в цель. Янычары также /л. 64/ постоянно стреляли из своих траншейных орудий по мушкетным бойницам, да так точно, что никто не смел выглянуть без риска быть снятым. Сегодня в замке убито 18 человек и 35 ранено; тяжелых снарядов послано в город и замок 468 и 246 больших гранат из 7 мортир.

Июля 12. Этой ночью турки изумительно продвинулись со своими траншеями, особенно к крайней точке нашего контрэскарпа напротив среднего болверка и в левую сторону: леность и небрежение стрельцов на этих участках дали тем большую выгоду и возможность к тому. [Турки] были так близко, что, дабы уберечься от [огня со] стен, они начали покрывать свои апроши. Они также воздвигли две батареи против Крымских ворот, уже оградили оные траншеями и весьма быстро подводили апроши. Ввиду их невеликого числа и отдаленности от подкреплений разбить их посредством [60] смелой вылазки было сочтено легким делом. По принятии сего решения я обещал моим солдатам за каждое взятое ими знамя или пленного по 5 рублей из моих личных денег. Я знал, что сие побудит многих к большей отваге.

Итак, 3000 человек с казаками было отряжено на вылазку из разных мест. Около 3 часов пополудни они пошли в наступление, добрались до траншей и после упорного противодействия ворвались туда. Учинив /л. 64 об./ избиение, они взяли два знамени, кои были так изорваны в клочья между русскими и казаками, что не нашлось никого, кому и впрямь причиталась обещанная награда. Высыпав из своих траншей на краю холма, турки вынудили наших солдат поскорее отступить, с потерей двух стрелецких капитанов, 11 солдат [павшими] и 27 ранеными.

Немного погодя, когда я шел по стене, совсем рядом со мною, среди [сложенных] мушкетов и бердышей, упала большая граната и при взрыве так разметала оружие, что многие были оным изранены, а сам я — в три пальца левой руки до кости. Сегодня в замке и укреплениях убито 15 человек и 34 ранено; тяжелых снарядов послано в город и замок 542 и 183 большие гранаты. После гибели капитана польских драгун и некоторых других пришел приказ от гетмана оставить оную позицию ²⁰⁰.

Июля 13. С рассветом мы получили весть, что татары и турецкая конница перешли Тясму у Крылова и идут в сторону нашей армии, которая все еще стоит на берегу Днепра и расширяет свои окопы. Мы послали к боярам капитана, дабы сообщить им об изумительных успехах турок с апрошами, и просили их поспешить с войсками.

Турки возвели батарею, где установили 4 тяжелых орудия, напротив правой куртины, откуда, как и с другой [батареи], беспрерывно гремели по нашим бойницам; до полудня двое из наших канониров были убиты, а четыре из верхних бойниц разрушены. Они подняли уровень фланков и фортов у апрошей, дабы превысить /л. 65/ наш контрэскарп. Сегодня убито, кроме двух канониров, 14 солдат и 36 ранено; тяжелых снарядов выпущено по городу и замку 528 и 160 больших гранат. Ночью наших солдат, кормивших лошадей на северном берегу Тясмы, спугнули, а лошади рассеялись.

Июля 14. Турки возвели батарею напротив левого полуболверка, где установили 3 тяжелых орудия; с этой и с другой они постоянно обстреливали помянутый полуболверк, причем с таким успехом, что во многих местах разбили бойницы и парапет. Они также устроили еще две батареи пониже, откуда громили новый форт перед Крымскими воротами, и продолжали апроши к оному форту и гребню контрэскарпа нового укрепления, так что наконец приблизились на 15 сажен. [61]

Сегодня выпущено по городу и замку 635 тяжелых снарядов и 217 больших гранат; в замке убито 19 человек и 48 ранено, в числе коих два моих офицера и третий из стрельцов. Этим утром татары впервые показались перед нами на северном берегу Тясмы, а вечером и ночью рыскали вдоль и поперек по лесам. Всю ночь они непрерывно трудились над мостом, что начали строить выше города.

/л. 65 об./ Июля 15. Турки целую ночь перестреливались с нами у края контрэскарпа, бросая ручные гранаты и нападая весьма часто, в расчете заставить нас покинуть оный, но всякий раз были отражаемы с уроном. Тем временем они с удивительным усердием подводили апроши в левую сторону, где видели и встречали слабейшее сопротивление.

Я спустился в город и навестил там посты. Заметив по способу продвижения к форту перед Крымскими воротами, что [неприятель] намерен ударить туда, и зная, что главное его искусство состоит в минировании, чему казаки не смогут помешать по нежеланию работать и по неимению никого сведущего в контрминах, я просил [казаков] вырыть глубокие ямы поближе к внутренней стороне стены, на малом расстоянии одну от другой, а оттуда провести галереи ²⁰¹ под стену. После полудня, находясь в прикрытом пути для осмотра и распоряжений о том, что считал нужным, я получил пулю в лицо, отчего нос и щека сильно пострадали.

Сегодня [турки] непрестанно трудились над задними траншеями, делая их выше, дабы охранять передовые. Они также подвели апроши к земляному валу по левую руку от кронверка. Убито в замке и укреплениях 26 человек, ранено 18; стреляно по городу и замку 578 тяжелых снарядов и 265 гранат.

[...] ²⁰²

/л. 69/ Июля 26. ...приуныли при виде того, что другой форт теперь хорошо защищен.

К ночи на край городского моста прискакал казак и бросил письмо. Оное подобрали, доставили наверх в замок и прочли; сущность была такова: "Полковникам, сотникам и казакам в Чигирине". После краткой преамбулы с добрыми пожеланиями и приязнью он ²⁰³ убеждал их сдать город, обещая добиться любых привилегий и вольностей, что они пожелают от турецкого султана, чья великая милость и щедрость еще никогда не были от него сокрыты. Вотще полагаются они на какую-либо помощь от московита, который, по их выражению, подобно сухой увядшей ветке или побегу древа торчит из навозной кучи. Заключалось сие уверением, что лишь из любви к своей вере и отечеству он прибегает к такому средству и сожалеет, что если они [62] отвергнут это предложение теперь, он будет принужден взирать на их погибель. Подписано: "Георгий Гедеон Венжик Хмельницкий, Князь Украины".

Наконец, теми, кто имел о том попечение, сочтено: тяжелых снарядов сегодня выпущено по городу и замку 849 и 212 гранат; 19 убитых и 24 раненых ²⁰⁴.

/л. 69 об./ Июля 27. Ночной порой мы заделывали брешь и поврежденные орудиями места и наполняли бочки водою. На рассвете турки загремели из пушек с батареи на дальней стороне рва по [нашим] скрытым батареям, вкопанным на фланках под ложным скатом; очень скоро, сразив двух канониров, они сбили наши пушки с лафетов. Поскольку эти участки были нам весьма необходимы, я велел доставить мешки с землей и прочие материалы, дабы выложить фас батареи, и разместил там другие короткоствольные пушки-"головорезы", заряженные картечью.

Мы видели, что турки ведут подкоп под левый болверк и к земляному валу по левую руку от нового укрепления, что я стремился предотвратить посредством контрмин. Я приказал вырыть глубокие ямы в скате за углом среднего болверка и велел солдатам держать наготове мокрую рогожу, чтобы гасить ручные гранаты, кои те постоянно метали из своих нор /л. 70/ под бруствер, и так подорвали оный, что не только бруствер, но и часть хода держались на подпорках. Полковники весьма настаивали на оставлении столь поврежденного участка и отходе за ретраншементы — что было бы разумно при хорошей дисциплине или нехватке солдат. Однако я, зная нрав [наших] людей, кои, если позволить им отойти и покинуть опасные посты, вскоре доведут нас до последнего рубежа в старом замке, никоим образом на это не согласился и не допустил. Я находил более сообразным уступать дюйм за дюймом и быть теснимым с каждой позиции главными силами, ибо так хорошо обеспечил скат и болверки ретраншементами, что за один приступ [неприятель] не мог далеко продвинуться за наш счет.

Около полудня 15 или 20 пятидесятников ²⁰⁵, или стрелецких сержантов, не без подстрекательства от своих полковников, пришли ко мне и почти повелительно /л. 70 об./ объявили, что посланы общиною стрельцов, дабы представить мне великий урон людей Его Величества и еще большую опасность и ущерб, ожидаемый в любой миг, если [турки] посредством мины или приступа возьмут край ската, подорванный ими. Меня ревностно убеждали оставить оный, но я вежливо отправил [стрельцов] к губернатору и их полковникам.

На тенали ²⁰⁶ старого замка я установил тяжелое орудие (полукартаун), из коего после полудня мы сбросили с лафетов две [63] [турецкие] пушки на другом берегу реки и разбили их габионы. Мы наняли двух казаков за 5 рублей, дав им 2 в руки, дабы пошли к [нашей] армии с письмом, где мы сообщили, что ныне так заперты со всех сторон, что впредь не будет никакой возможности послать к ней гонца. Сегодня турки выпустили по городу и замку 905 тяжелых снарядов и 315 гранат, многие из коих упали в старом замке; убито 24 и 28 ранено.

/л. 71/ Июля 28. На рассвете я увидел, что турки с великим усердием подвели апроши к городскому рву, особливо к малому бастиону между Крымскими воротами и Водяным бастионом. При восходе солнца мои регименты приняли и заступили охрану на краю ската, что уже стало чрезвычайно опасным. Сегодня турки очень часто поджигали нашу стену, постоянно отвечая на огонь тяжелыми снарядами, коими было выбито много обломков бревен, падавших на скат и наносивших великий вред солдатам. Однако в изобилии запасшись водою, мы тушили [пожары].

На другом берегу реки турки воздвигли новую батарею в прибрежном саду и, починив ту, что мы разрушили накануне, загремели оттуда из одиннадцати орудий по тенали старого замка. Наши пушки были сбиты с лафетов, и стоять там сделалось очень опасно. Поэтому я приказал построить /л. 71 об./ платформу и установил на ней 3 тяжелых орудия, прикрыв их большими габионами.

Около часа пополудни одна из больших церквей в городе вспыхнула от зажигательного ядра. Потушить оную не удалось, и пожар, охватив ближайшие дома, вскоре так распространился, что гораздо большая часть города с тремя величавыми деревянными церквами обратилась в пепел. Жар был так жесток, что в иных местах казаки не могли устоять на стене. Турки не пытались приступать и только стреляли тяжелыми снарядами и гранатами по тем местам, где было величайшее скопление людей, тушивших пожар.

После полудня мы заметили прибытие свежих сил в турецкий лагерь. До вечера [турки] несколько раз весьма яростно нападали на наш скат, стремясь вытеснить наших солдат оттуда камнями и ручными гранатами. Но их ручные гранаты уже не были так страшны, как прежде, и причиняли мало вреда, ибо мы выкопали ямы и запаслись мокрой рогожей, чтобы гасить оные. Однако вечером я был принужден /л. 72/ сменить офицеров и солдат, утомленных за целый день жарким делом; большинство из них получили раны и ушибы, а сам я ранен ручной гранатой в левую ногу ²⁰⁷.

Когда настала ночь, я приказал вырыть в скате глубокие ямы, опасаясь, как бы его не взорвали, и вести постоянный огонь с фланков полуболверков в сторону галереи и подорванных участков. [64] Сегодня выпущено по городу и замку 844 тяжелых снаряда и 225 гранат; 27 убито и 35 ранено.

Июля 29. На рассвете я увидал, что, вопреки постоянному огню с фланков и метанию камней и гранат через скат, турки с помощью фашин и прочего возвели ходы с обеих сторон своей галереи у ската почти на высоту бруствера. Итак, понимая, что оный едва ли возможно оборонять дольше, и не желая, чтобы он скончался у меня на руках, я с восходом солнца настаивал на смене, но не мог сего добиться от русских полковников. Они уверяли, что я должен /л. 72 об./ удерживать оный еще один день и ночь. Однако после долгих препирательств губернатор решил в мою пользу и велел меня сменить. Около 9 часов я был сменен, а в 10 турки приступили к тому месту, главными силами загнали стрельцов в ретраншементы, немедля сровняли бруствер и снова ретировались в свои норы. Затем турки с семи батарей постоянно палили по оному месту, и там стало слишком жарко, чтобы овладеть им вновь.

Заполучив наконец то, за что так долго бились, турки не тратили время даром, но повели к стене свою галерею, надежно прикрытую и огражденную с обеих сторон. Сие крайне поразило весь гарнизон, не ведавший что делать. Меня окружила толпа, шумно призывая употребить какой-нибудь способ, дабы помешать дальнейшему продвижению [неприятеля] и вновь удалить его за ров. Но я видел, что они всецело уповают на подобные затеи, дабы не подвергаться никакому риску при стойкой обороне, воображая, будто я или [другие] иноземцы могут творить чудеса в таких случаях. Я счел нужным лишить их надежд на военные хитрости и /л. 73/ заявил, что не осталось иного средства, как держаться более решительно и биться с большим мужеством, чем прежде. Однако я поручил им соорудить ретраншемент внутри среднего болверка, поперек края, и поставил крепкую охрану у ретраншементов на ложном скате. Я велел снять кровлю с церкви в старом замке из опасения, что ее могут поджечь, так же как городскую, и расставить по всему старому замку сосуды с водой.

Около 2 часов пополудни турки посредством мины взорвали часть форта перед Крымскими воротами, но не дерзнули войти в брешь, поскольку старый равелин в хорошем состоянии. К вечеру я велел сделать на катках остов для ворот в ретраншементе среднего болверка, а ночной порою приказал приготовить все, что считал нужным, ожидая назавтра штурма. Сегодня выпущено по городу и замку 976 тяжелых снарядов и 293 гранаты; убито 36 человек и 45 ранено.

/л. 73 об./ Июля 30. Под краем среднего болверка повсюду проходили контрмины, а при встрече с вражескими минами галереи рушились, так что мы уже не могли подвести под оный галерею. [65] Да и если могли бы, оттого не было никаких надежд на успех, ибо наши солдаты, будучи непривычны, ни за что не станут биться или обороняться под землей. Итак, мы ничего не могли поделать, кроме охраны ретраншементов.

Около полудня я увидел, как множество турок выступает из лагеря, одни верхом, другие пешими, и многие входят в траншеи, а иные остаются у старого вала, так что я вскоре ожидал какого-то большого предприятия. Посему я оповестил все посты и позиции, дабы были бдительны и держали наготове пушки на фланках и в иных местах, зарядив картечью, а также уведомил полковника Корсакова, занимавшего пост на среднем болверке, чтобы отвел всех людей от края болверка, оставив лишь одного-двух часовых, /л. 74/ Дабы нас не взяли врасплох, я посылал к нему снова и снова, и, следуя к нему сам, был на середине куртины, когда турки взорвали оконечность среднего болверка, проделав брешь в 12 или 15 сажен. Щебень, земля, дерево — все посыпалось внутрь; иные были погребены под оными, и еще около 20 человек погибли, ибо полковник отходил слишком медленно.

Турки с ужаснейшим криком ринулись в брешь, но увидав в горже ²⁰⁸ перед собой ретраншемент, все хлопнулись на животы и прикрылись щитами ²⁰⁹. Я поспешил туда по стене, приказав 5 ротам моего пехотного полка, стоявшим по пути, идти следом, но никто не явился, кроме моего майора и еще 7 или 8 [солдат]. Дойдя по стене до бреши, мы сверху угощали тех как можно лучше пулями и камнями, но позиция была открыта для их траншей и батарей, откуда по нам загремели. Мы были вынуждены отступить, причем 3 из моих людей /л. 74 об./ были убиты, а мой майор У[илья]м Хэй ранен пулей в руку, как и еще один солдат. Заметив, что стрельцы внизу не желают идти к бреши, и опасаясь прорыва турок через ретраншемент в замок, я спустился со стены и с теми, кто оказался в готовности, двинулся к бреши. Найдя, что стрельцы склонны оказывать лишь слабое сопротивление, я послал за двумя лейб-ротами из моих полков со знаменами, поставил их у бреши и дал всем рукам работу, дабы заполнить и починить оную.

Тем временем турки из 17 орудий с 5 батарей постоянно палили по бреши и ретраншементу, парапет коего тяжелые ядра прошивали, так что никто не мог стоять на стене. Залпом разрядив пушки, они возобновляли натиск, но при появлении любого числа наших солдат для обороны бреши в один миг убирались в свои норы, и тогда пушки [снова] гремели по бреши. При этом много наших солдат было убито и ранено, особливо самых отважных. Да и [турки], когда показывались, не были в безопасности, ибо огонь с фланков, особливо из [66] укрытий ретраншемента, /л. 75/ картечь из "головорезов", а также расставленные где подобает добрые мушкетеры производили среди них большое избиение.

Это жаркое дело длилось уже два часа, когда те взорвали другую мину под куртиной на левой стороне. Весь замок содрогнулся, словно от землетрясения, так что в нижнем городе сочли, будто старый и новый замки уничтожены, и в совершенном страхе прислали узнать, как обстоит дело. Однако Господь разочаровал [неприятеля], ибо крепко сбитая стена лишь в значительной части возвысилась, а сила пороха, встретив отдушины, кои я велел сделать поближе к стене, вырвалась оттуда.

Примерно в то же время один из наших гренадеров решил выпустить по туркам, кои яростно штурмовали брешь, 3-пудовую гранату, [но] оная упала совсем рядом со мною, среди наших людей, причем 4 были убиты и 8 ранены. Турки также причиняли нам большой урон своими тяжелыми и ручными гранатами, с избытком метая оные в брешь и замок. Около часа спустя они предприняли отчаянный натиск. Все полковники и подполковники уже вначале разошлись, одни получили раны, а иные [...] ²¹⁰, так что /л. 75 об./ мне хватало забот удерживать солдат гарнизона. Однажды большинство из них отступили к ретраншементу, но не получив позволения войти, были вынуждены вернуться. В это время и турки показались в большем числе и, стоя более открыто, подверглись бойне. Жаркое дело продолжалось 4 часа, в течение коих мы с равным упорством трудились и сражались. 47 из наших были убиты и свыше 80 ранены. Я тоже получил три раны от гранат в правую ногу.

Заделав брешь на изрядную высоту, я настаивал, чтобы устроить там парапет, но никоим образом не мог убедить в этом солдат. Итак, они отошли в ретраншемент, парапет коего я велел исправить и сделать толще. Перед ретраншементом я [также] устроил парапет со рвом перед оным, а внутри, у крыльев болверка, где были выходы и орудийные бойницы, — укрытия для сохранения доступа на ложный скат и защиты ретраншемента. Сегодня выпущено по городу и замку 945 тяжелых снарядов и 328 гранат; 68 убитых и 97 раненых.

/л. 76/ Июля 31. Ночной порою турки не были праздны и, хотя я отправлял отряды солдат, дабы постоянно тревожить их у бреши и препятствовать им в работе метанием ручных гранат и камней, они обеспечили себе позицию на бреши.

Комментарии

128. Slaboda — Новая Иноземская (Немецкая) слобода, основанная в 1652 г. на правом берегу Яузы близ Москвы.

129. Царя Алексея Михайловича, умершего в 1676 г.

130. По традиции стрельцы служили в составе городовых "приказов" и "сотен" во главе с дворянами, однако на период войны с Турцией были созданы необычные для того времени "стрелецкие полки": сотни из нескольких городов сводились вместе и отдавались под команду полного полкового штата "начальных людей солдатского строя", в том числе иноземцев. Рядовые таких полков были переведены в стрельцы из солдат по окончании русско-польской войны 1654—1667 гг. и уже имели навыки "солдатского строя", поэтому и Гордон называет их солдатами, а свой новый полк — пехотным. (Примеч. О.А. Курбатова.)

131. 23 января 1678 г. было выдано "драгунского строю полковнику Петру Гордану к прежней даче на полгода девяноста рублев; ево полку начальным людем: полуполковнику Александру Ландосу на три чети года сорок пять рублев" и т.д., с расписками получателей. 27 января "велено дать его Государева жалованья за чигиринскую службу 185-го и нынешняго 186-го году севского драгунского строю Петрова полку Гордана началным людем четырнатцати человеком на прошлой на 185-й год на шестой месяц соболей из Сибирского приказу на сто на пятнатцать рублев на десять алтын... а из Розряду те соболи на жалованье тем началным людем послать в Севеск с тем полковником Петром Гордоном и отдать ему с роспискою" (РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 924. Л. 362, 367).

132. Zaguriova.

133. Okolnitsy.

134. Этот указ датирован 20 февраля. См. Приложения, документ № 14.

135. Неточность: русская армия осаждала Конотоп с апреля 1659 г. и потерпела поражение от казаков и татар 27—28 июня, после чего отступила. Впрочем, ход событий Гордон передает в общих чертах верно.

136. Иван Евстафьевич Выговский — гетман Украины (1657—1659). Несмотря на долгую службу полякам, он был обвинен ими в измене и казнен в 1664 г.

137. Шотландский полковник Уильям Джонстон служил в царской армии с июня 1656 г.

138. Podwodes.

139. Это письмо Гордона на царское имя сохранилось. См. Приложения, документ № 15.

140. Pude.

141. Isbitin.

142. Prumes.

143. В рукописи утрачены страницы, посвященные дальнейшему походу Гордона к Чигирину и его прибытию туда между 13 марта и 28 апреля, хотя проставленная другой рукой нумерация листов не прерывается.

144. Новым царским воеводой в Чигирине был окольничий Иван Иванович Ржевский, который прибыл в город 17 марта.

145. Чигиринский полковник Григорий Карпович (Коровченко), назначенный гетманом Самойловичем. Прежде генеральный войсковой хорунжий.

146. Кронверк — внешнее укрепление, обычно из двух-трех бастионов (оголовков) и крыльев.

147. То есть царскими.

148. Ruth[en] (нем.) — сажени.

149. False-bray — защитная насыпь между крепостной стеной (валом) и рвом. Этот термин иногда переводился описательно, как "пониженный вал" (Дневник генерала Патрика Гордона. М., 1892. Ч. II. С. 133 и др.), или просто копировался, как "фоссебрея" (Яковлев В.В. История крепостей. М.; СПб., 2000. С. 55, 60, 61), что не представляется удачным, ибо вызывает обманчивую ассоциацию с термином fossa или fosse (ров) в романских и английском языках. Одно из значений слова bray (brae), принятое на родном Гордону северо-востоке Шотландии, — каменная преграда. Чигиринская гора богата камнем (см. "Дневник", л. 23), но, возможно, по недостатку времени и рабочих рук Гордон предполагал лишь выложить им фас укрепления или эскарп (внутренний откос рва), в соответствии с практикой западноевропейской фортификации.

150. Plotnikes.

151. Afterkes.

152. Воеводы князья Григорий Ромодановский и его сын Михаил.

133. Князь Г.Г. Ромодановский.

154. На этой странице в авторском колонтитуле описка — вместо 1678 стоит 1681 г. Возможно, Гордон переписывал и дополнял "Дневник" именно тогда.

155. Имеется в виду король Великобритании Чарлз (Карл) II Стюарт (1630—1685). Несмотря на долгую службу разным державам, Гордон всегда считал себя подданным британской короны и отмечал день рождения своего сюзерена.

156. Рисунки габионов, очевидно, сделанные самим Гордоном, помещены на последующих листах рукописи (45 и 46), а также на л. 66 об. и 67. См. иллюстрации.

157. Constables. Здесь — пушкари. Термин "констапель" применялся в русской морской артиллерии от основания флота в конце XVII в.

158. Brandy.

159. Kose Rogge or Goats horne. Подробное описание фортификационных работ в чигиринском замке от 1 июня 1678 г., посланное воеводой И.И. Ржевским в Москву. См.: Дополнения к актам историческим. СПб., 1875. Т. IX. С. 93-95.

160. A roome & a chamber. Очевидно, Гордон приобрел сруб с двумя помещениями и перенес его в новый замок.

161. В этот день отмечалось тезоименитство царя — память его небесного покровителя, Великомученика Феодора Стратилата. Родился Федор Алексеевич 30 апреля 1661 г.

162. 4ter of a cartow (шотл.) — артиллерийское орудие, обычно 6-фунтовое.

163. Тоrте. Русские источники по осаде Чигирина упоминают о "Дорошенковой тюрме". Это слово происходит от немецкого Тиrт (башня); в шотландском языке есть аналогичный термин — torne.

164. L'affuts (франц.) — лафеты.

165. Stellagies.

166. Bayrak.

167. Одним из ближайших советников царя Федора Алексеевича был "постельничий думный" Иван Максимович Языков (ум. 1682), позднее пожалованный в оружничие и бояре.

168. То есть наказному гетману Павлу Животовскому, командующему казачьим гарнизоном Чигирина.

169. Horrisone.

170. Covert way — защищенный ход между напольной стороной (гласисом) и рвом (контрэскарпом) для ведения огня и облегчения вылазок.

171. Куртина — часть стены (вала) между двумя бастионами или воротами.

172. Puloglova.

173. Главнокомандующим (сераскером) войск султана и его подданных был лучший турецкий полководец — великий везир Кара Мустафа (1634—1683), который пять лет спустя осаждал Вену.

174. Pick-crantses.

175. То есть дьяка.

176. Cutthroats.

177. Миссия стольника Поросукова (у Гордона Parusakuf) в турецкую столицу с предложением мира ни к чему не привела; султан даже не удостоил его аудиенции и требовал от царя сдать Чигирин.

178. Serduckes — казаки пеших полков, состоявших на жалованье.

179. Гордон сделал в списке поправку, что привело к расхождению последних цифр. Сначала общим числом сумских и ахтырских казаков было указано 500 (ср. "Дневник", л. 42), затем ахтырцы вписаны отдельной строкой в количестве 1200, а численность гарнизона замка соответственно исправлена с 4550 на 5550. Однако эта тысяча не учтена в общем итоге, который должен составлять 11 713 человек.

180. Tarasse — рубленое наружное укрепление. Возможна этимологическая связь с термином "терраса" в западноевропейских языках.

181. Шотландец Александер Ливингстон (Левистон). В 1666 г. капитан солдатского строя; в 1668 во время мятежа гетмана Брюховецкого на Украине был "весь изранен, из лука в голову, из пищали в обе ноги, на левой руке палец посечен". Произведен в подполковники 20 октября 1677 г. Много лет служил под командой Гордона и погиб в чине полковника под Азовом в 1696 г.

182. Semeni ("ловчие") — турецкий аналог драгун, т.е. воины, действовавшие и в конном и в пешем строю. Как "драгуны" они переводятся и в русских источниках того времени (Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России. СПб., 1884. Т. XIII. С. 635). Сеймены набирались из крестьян, владевших огнестрельным оружием, в приграничных областях Османской империи, причем как из мусульман, так и из христиан. В отличие от янычар, относившихся к постоянным войскам, они получали жалованье только на время службы, но в связи с кризисом янычарского корпуса в XVII в. стали лучшей пехотой османской армии. Как правило, они выступали в поход конными, что позволяло европейцам уподобить их драгунам. (Примеч. О.А. Курбатова.)

183. Pioners — воины для осадных, дорожных и других работ; позже за ними закрепилось название инженерных войск. В османской армии они не принадлежали к боевым частям и набирались из покоренных христиан.

184. Spahi — турецкая тяжелая кавалерия.

185. Hospodars.

186. Примечание Гордона в конце страницы.

187. Kurganes.

188. Пять лет спустя под Веной роскошный шатер Кара Мустафы, возможно, тот самый, был оценен в 400 000 талеров.

189. Spanish- or Vriesish-Ryters.

190. Rorarii — молодые легковооруженные воины у древних римлян, выступавшие застрельщиками в бою и затем отводившиеся в последние ряды легиона, за триариями.

191. Miner — мастер подкопного дела, военный инженер.

192. То есть городским властям Чигирина.

193. То есть шотландцы Лэнделс и Ливингстон.

194. Bombes вписано вместо зачеркнутого granadoes (гранат).

195. "Прикрытый путь" вписано вместо зачеркнутого "контрэскарп".

196. Вписано вместо зачеркнутого "контрэскарпа". Гласис — пространство или искусственный склон перед крепостным рвом.

197. Embrasures приписано над cannon ports. Эти термины синонимичны.

198. Лэнделс был однополчанином и верным другом Гордона более 20 лет (см. Дневник 1635-1659. С. 155, 177; Дневник 1659-1667. С. 100, 121,162,166).

199. В шотландском употреблении XVII в. полный картаун — примерно 24-фунтовое орудие.

200. Эту фразу Гордон вписал более мелким почерком. Очевидно, речь идет об отряде, посланном заградить переправу через Тясму. См. "Дневник", л. 63 об.

201. Галерея — здесь термин фортификации: подземный ход.

202. В рукописи утрачено описание событий с 16 до 26 июля. На листах 66 об. и 67 помещены рисунки пером бревенчатой стены с бойницами и габионами (см. "Дневник", л. 44 об. и иллюстрации). Вероятно, они выполнены самим Гордоном. Л. 68 отсутствует.

203. Юрий Хмельницкий.

204. Здесь и далее данные о ежедневных потерях Гордон вносил позже, другим пером.

205. Piatidesentnikes.

206. Теналь (франц. — tenaille(s)) — укрепление во рву перед куртиной, между двумя бастионами, для продольного обстрела.

207. Фраза о ранении автора вписана им позже мелким почерком — очередной пример сдержанного упоминания собственных заслуг.

208. Gorge — "горловина", узкий вход из укрепления в бастион.

209. Shields or targets. Второй термин по преимуществу шотландский, каких у автора встречается немало.

210 Текст в рукописи сплошной, но по смыслу предполагается пропуск.

Текст воспроизведен по изданию: Патрик Гордон. Дневник. М. Наука. 2001