ПАТРИК ГОРДОН

ДНЕВНИК

ЖУРНАЛ ИЛИ ДНЕВНАЯ ЗАПИСКА

(НА АГЛИНСКОМ ЯЗЫКЕ) БЫВШАГО В РОССИЙСКОЙ СЛУЖБЕ

ГЕНЕРАЛА ГОРДОНА,

ИМ САМИМ ПИСАННЫЙ

ТОМ III-й 1677 И 1678 ¹

/л. 1/ 1677

Января 8. Я приехал в Москву ², будучи очень болен, так что целую неделю лечился.

15. Хотя я и был нездоров, но отважился выйти в город и в большой зале у князя ³ Юрия Петровича Трубецкого ⁴ встретил генерал-майора Трауэр[нихта]. В присутствии многих полковников я резко упрекал его за вызов мошенников из моего регимента, помощь и подстрекательство в их прошении против меня. Сознавая свою вину, он снес это терпеливо.

16. Мошенники, руководимые генерал-майором Трауэрнихтом, подали против меня в Разряд ⁵ прошение, полное клеветы и лжи.

18. В городе у меня случился жестокий приступ болезни, так что я не смог пойти на обед к князю Василию Васильевичу Голицыну ⁶, пригласившему меня, вернулся домой и лег в постель.

20. Ко мне явился полковник Шил ⁷, и после долгих разговоров я поведал ему всю историю об обращении его шурина ⁸ со мною. Наконец он заявил, что если я дам его шурину, генерал-майору Трауэрнихту, 300 рублей, то он уладит мое дело /л. 1 об./ с драгунами. Тем самым он так меня распалил, что я сказал: "Скорей я отдам три пенса за веревку, чтобы вздернуть его и его приспешников, чем допущу столь подлые козни, какие он мне строил и строит!" Он желал бы иметь сему свидетелей, но по счастью их не оказалось.

Января 25. Я отправился в город, расспросил о поданном драгунами прошении и узнал, что оное будет представлено императору и совету ⁹ на другой день; поэтому вечером я послал Александера Ламсдена с золотым галуном ценою 20 рублей к думному дьяку ¹⁰, дабы снискать его дружбу. Тот принял сие весьма любезно и обещал постоять за меня.

27. По прибытии в город князь Григорий Григорьевич Ромодановский ¹¹ сказал мне, что выступил в мою пользу, когда читалось [7] прошение драгун против меня, и говорил, что это всего лишь клевета и ложь; те поступили так, поскольку я поддерживал добрую дисциплину и не позволял им /л. 2/ проказ и отлучек. [Князь] заявил, что сказал сие не в видах получения или ожидания чего-либо от меня (ничего подобного!), но только благодаря моей верной и усердной службе Его Величеству. Я премного благодарил его со словами: "К кому же нам и обращаться, или кому должно верить, как не тому, кто командовал нами и лучше всех осведомлен о нашем поведении и службе?"

Января 28. Я получил письмо из Севска, а в оном свидетельство от 19 или 20 деревень моего полка, скрепленное руками трех священников и гласящее, что они ничего против меня не имеют и не имели и не причастны к ходатайствам против меня. Я приказал драгуну Скоморохову, посланному от честной партии вместе со мною, представить сие думному [дьяку]. Правда, сомневаясь в его честности, я отдал свидетельство Ал. Ламсдену — для передачи драгуну, когда он пойдет к канцлеру ¹².

/л. 2 об./ *Январь.* ¹³ Но тот негодяй оказался обманщиком и в мгновение ока подменил прошение, подав другое о каком-то своем дельце. Если бы днем раньше я не послал копию [свидетельства] думному, дабы спросить его совета, когда следует подать оное, — причем он велел подавать завтра же!.. Однако, восемь дней ничего об этом не слыхав, [дьяк] спросил Ал. Ламсдена, почему я не присылаю оное (ведь сам я по причине болезни не мог отправиться в город) ¹⁴.

Февраля 8. Затем, когда я выбрался в город, [думный дьяк] по пути наверх ¹⁵ завел со мной речь о каком-то другом деле. Видя это, драгун заподозрил, что он спрашивает о свидетельстве, спрятался до моего ухода и тогда уже подал свидетельство. Двое драгун все еще настаивали, дабы я лично появился в приказе, но ими сперва пренебрегли, а потом осадили, как и их подстрекателя.

Генерал-майор Николаус фон Штаден просил меня помирить его с генерал-майором Вульфом. Я привел их в мое жилище и помирил наедине и тайно, ибо первый опасался Россворма.

/л. 3/ Февраля 11. Я был на свадьбе полковника Мензиса ¹⁶, который женился на вдове Питера Марселиса ¹⁷ и взял за нею 5000 рублей деньгами, а также посуду и драгоценности стоимостью еще 2000 — хорошее состояние, если умело им распорядиться!

12. Снова на свадьбе, где были Голицыны и молодой Долгорукий. Мы устроили фейерверк, что обошелся дорого, но мало чего стоил.

Генерал-майор Вульф и полковник Россворм пребывали в великой размолвке, и некоторые из вельмож просили меня взяться за это дело. После долгого посредничества мы убедили их довериться друзьям, но лишь с большим трудом заставили полковника Россворма [8] пойти на компромисс. Мы устроили встречу — полковник Любенау и я от генерал-майора Вульфа, полковники Ронаэр и Грант от полковника Россворма. После кое-каких споров мы согласились на определенные условия, кои убедили их подписать, предварительно послав за ними и помирив их. Они обязались в добром отношении друг к другу под угрозой уплаты церквам 200 рублей, что подписали и мы как свидетели.

/л. 3 об./ Февраль. Получив весть, что генерал-майор Вульф намерен отступить от уговора, заключенного им у меня с генерал-майором фон Штаденом, я побеседовал с ним в замке ¹⁸ и обменялся резкими словами, но наконец убедил его держать уговор и хранить дружбу.

Марта 17. Петр Дорошенко приехал в Москву в сопровождении Семена Ероф[еевича] Алмазова ¹⁹.

18. Дорошенко, допущенный к руке Его Величества, просил у Его Величества [позволения] жить в Москве и привезти туда свою жену и семейство. Сие, невзирая на его просьбы, было решено до его приезда, но, будучи хитрым малым и узнав об этом, он думал таким образом создать впечатление, будто сам того желает.

Между членами свит английского и датского посланников вспыхнула ссора. Один англичанин во хмелю произнес несколько недостойных слов о короле Датском ²⁰, причем [датчане] возмутились и, будучи в большинстве, крепко его избили. Засим английский посланник, эсквайр Хебдон, просил полковника Купера и меня пойти к г-ну Габелю, датскому посланнику, /л. 4/ и требовать удовлетворения. Однако тот, возмущенный оным случаем по другой причине, непременно желал писать об этом к своему повелителю; что же до избиения слуги [Хебдона] — по его словам, это не возмездие, а лишь следствие их частной ссоры между собой, которую он готов расследовать. С большими хлопотами, после долгих хождений туда и сюда, мы все же смогли сие уладить. Англичанин вымолил у датчан прощение, уверяя, что был пьян и не помнит ничего подобного.

Получив с великим ходатайством жалованье для себя и своих офицеров, бывших при мне, из Новой четверти ²¹ и Сибирского приказа, а также рыбные припасы из Патриаршего приказа, я собрался к отъезду.

Мошенники, кои на меня жаловались, поняв, что не возьмут верх, при посредстве других бывших здесь драгун предложили уговор и отзыв своего иска, если я выплачу им пять рублей. Я же, /л. 4 об./ зная, что они ничего не могут поделать, отказался дать им хотя бы грош; однако если они откроют мне свой выбор ²², или поручение, [9] дабы я мог отличить своих врагов от друзей, то я не постою и за пятью рублями, что они просят. Они на это не пошли, и я оставил их в покое.

Марта 23. Я выехал из Москвы и с большим трудом по санному пути

*Апреля I.* ²³ прибыл в Севск, где встретил боярина князя Ивана Борисовича] Троекурова, следующего на губернаторство ²⁴ в Киев.

3. Я пригласил на ужин боярина Троекурова и нашего губернатора ²⁵ с начальными людьми. Они явились и весело пировали.

4. Мы проводили боярина по дороге за ручей Сосню. При [боярине] состоит мой подполковник ²⁶ с региментом драгун, дабы проводить его до Киева.

/л. 5/ Мая 4. Сюда явился генерал-майор Трауэрнихт, назначенный комендантом в Чигирин ²⁷.

8. Я отправил лошадей полковника Хэмилтона к нему в Москву, как он просил.

9. Алексей Петрович Головин ²⁸ приехал из Киева и на следующий день отбыл отсюда. Мы обедали с ним на другой стороне севского моста.

14. Сюда прибыли шесть приказов стрельцов ²⁹; трем велено идти в Киев и трем в Чигирин; всего в оных было около 4200 человек.

Этой весною мы получили такие известия: великий султан ³⁰ крайне оскорблен тем, что царь принудил Дорошенко к покорности, взяв Чигирин в свое владение, а названного Дорошенко — под покровительство. Поскольку тот был вассалом [Турции], [султан] решился отомстить и с сею целью послал большие силы, особенно пехоту, в Белгород ³¹, а также множество боевых припасов морем в Килию. Кроме того, он велел патриарху Иерусалимскому дать позволение Юрасю Хмельницкому покинуть монастырь ³², возвел /л. 5 об./ его в князья Украины и в гетманы, отдав ему всех пленных, захваченных в 1674 г., когда [султан] взял Умань и Ладыжин. С оными, числом 5000, [Хмельницкий] перешел Днестр и должен был получить из Каменца ³³ пушки и боевые припасы. Ему предстоит соединиться с двумя пашами ³⁴ и некоторым числом татар, с каковыми силами он, по слухам, подступит к Киеву или Чигирину, но большинство считало, что он сперва пойдет в Запорожье, надеясь привлечь тамошних казаков на свою сторону.

Мая 15. Пришла грамота Его Величества, объявляющая, что турки, татары и поляки должны явиться к Киеву и Чигирину. [10] Посему нам приказано держать полки в готовности к походу по первому уведомлению.

17. Приехал гонец из Москвы с распоряжением шести приказам [стрельцов] немедля отправляться прямо в Киев и Чигирин. Через него мы узнали, что князь Василий Васильевич Голицын с теми же помощниками, что и в прошлом году, должен был выступить из Москвы 13-го; три приказа, /л. 6/ кои должны сопровождать его, два — Ромодановского и один, назначенный в Рыльск к Ивану Васильевичу Бутурлину ³⁵, выйдут из Москвы одновременно.

Мая 18. Кондратий Фомич Нарышкин, двоюродный брат отца вдовствующей [великой] княгини ³⁶, выехал отсюда на свою должность в Нежин, где ему предстоит быть комендантом.

20. Сюда явились несколько дворян из войска князя Василия Васильевича Голицына, коим под угрозой потери своих земель дан строгий приказ быть в Севске к условленному дню.

23. Прибывший из Киева стряпчий ³⁷ сообщил, что турецкий султан послал татарскому хану ³⁸ повеление перейти Днепр ³⁹ и вторгнуться на Украину, дабы отвлечь силы московитов и не допустить прихода никаких подкреплений в Киев или Чигирин. Тот охотно сие обещал, попросив султана прислать пашу с кое-какой пехотой, ибо все люди [хана] конные и неспособны противостоять инфантерии.

/л. 6 об./ Мая 24. Шесть приказов стрельцов выступили из Севска.

25. Посредством писем, отправленных с гонцом из Киева в Москву, мы известились, что султан самолично перешел Дунай и надвигается на нас ⁴⁰.

Около сего времени Иван Савин[ович] Горохов был послан, дабы все отобрать у Артемона Сергеевича Матвеева] ⁴¹, оставив ему только 2000 рублей и 8 слуг, и сослать его в Пустозерск ⁴²; дом и поместья у него взяты.

Июнь. Разные гонцы проезжали из Киева в Москву, сообщая о наступлении турок.

2. Полковник фон Фростен, назначенный инженером в Чигирин, проследовал в Киев.

3. Я выслал офицеров за моим полком. 7-го и 8-го они явились, а 9-го я провел смотр.

12. Я встретил боярина Голицына и вместе с моим полком сопроводил его в Севск. При нем находилось много дворян и приказ примерно из 700 человек. [11]

/л. 7/ Июня 13. Я отобедал с боярином и предполагал сняться после полудня, но когда боярин заявил, что желает меня повидать в моем доме, я остановил свои подводы и угостил его как можно лучше. Сего же дня прибыл его третий товарищ, Андрей Васильевич] Толстой ⁴³, а канцлер ⁴⁴ Иван Михайлов проследовал в Путивль. Ему поручена чеканка чехов ⁴⁵, или денег, чеканившихся в Польше и имеющих хождение на Украине; сей замысел обсуждали уже давно и часто пытались применить, но до сих пор не осуществили, да и на мой взгляд это недостойно и неисполнимо.

14. Я выехал из Севска около 3 часов пополудни и в 12 верстах ⁴⁶ оттуда повстречал князя Григория Афанасьевича Козловского ⁴⁷ и два приказа стрельцов, около 700 человек в каждом. Вечером я прибыл к своему полку, стоявшему лагерем у дер[евни] Девятнино ⁴⁸, в 40 верстах от Севска.

15. Я пересек ручей Росторог у Власовки; этот ручей, протекая через Домаху, впадает в речку Неруссу. Я разбил лагерь у Тройнова, за 15 верст.

16. Я дошел до Гнян, в 10 верстах, и пересек речку Свапу ⁴⁹, которая впадает в реку Се[й]м. Я стал в 5 верстах далее и сделал смотр моему полку.

17. Я отослал воеводе ⁵⁰ имена нетчиков ⁵¹ и незаписанных людей, выступил и стал у ближайшего истока ручья Руда, за 25 верст.

18. Я перешел другой рукав ручья Руда и стал 10 верстами дальше. Здесь, в зарослях, драгунами был поднят огромный медведь, /л. 7 об./ и на облаве [он] опасно поранил двоих людей. Несмотря на несколько полученных ран, он все же ушел, так как был очень велик.

Июня 19. Я выступил и стал у Казачинского моста, не доходя 12 верст до Курска.

20. Я выступил и стал лагерем близ Литовской слободы ⁵²; в моем полку 916 человек. Сюда уже прибыли генерал-майор Аггей Алексеевич] Шепелев ⁵³ со своим полком — 2000 человек, Семен Фед[орович] Грибоедов с приказом — около 600, а также из белгородских войск полковники Драммонд, Кро, Скаржинский и Грант со своими полками. Курск отстоит от Севска и Рыльска на 120 верст, а от Суджи ⁵⁴ на 60.

24. Мы уведомились о стычке между турками из Азова и донскими казаками. Последние сперва имели успех, взяли добрую добычу и 70 пленных, но, наконец настигнутые в невыгодном месте, были разбиты и потеряли 40 из лучших людей и своего атамана ⁵⁵.

26. Григорий Иванович Косагов послан к гетману ⁵⁶, дабы условиться о нашем походе — когда и где встретиться и соединиться. [12]

27. Я начал сооружать равелин перед воротами замка.

28. Я послал прапорщика Савелия в Севск по моему частному делу.

/л. 8/ Июля 1. Прибыл генерал Венедикт Андреевич Змеев ⁵⁷.

5. Полковник Гулиц пришел со своим региментом, а назавтра — полковники Ронаэр и Тауэр со своими ⁵⁸.

8. Григорий Иван[ович] Косагов возвратился с известием, что мы должны выступать без промедления.

13. Генеральские полки выступили.

18. Равелин окончен, и я приказал выступать на другой день.

19. Я перешел Се[й]м и стал в 10 верстах от Курска.

20. Я повернул назад и, встретив боярина у перевоза ⁵⁹, сопроводил до его стана и пошел дальше до своего.

21. Я пересек ручей Воробыш [?] ⁶⁰, который вытекает из степи ⁶¹ и впадает в р. Се[й]м, у дер[евни] Дьяконово, за 3 версты, и стал за ручьем Реут, в 15 верстах от Дьяконова.

23. Отдохнув накануне, мы выступили и стали за Скородным болотом, в 12 верстах.

24. Мы перешли еще одну гать через 2 версты и стали лагерем под Суджей, за 12 верст. Суджа отстоит от Белгорода на 70 верст, от Курска на 60, от Сум на 30, от Гадяча на 80 верст.

25. Думный ⁶² [дворянин] Иван Петрович Лихарев прибыл к нам с остальными белгородскими войсками.

26. Нам объявлено милостивое благоволение Его Ц[арского] Величества через стряпчего Федора Яковлевича] Языкова ⁶³.

/л. 8 об./ Июля 27. Несколько полков перешли гати под Суджей и квартировали отдельно на другой стороне.

Армия ныне в сборе, и перепись оной послана в Москву — [всего] более 42 000 человек.

28. Боярин выступил, и мы стали в нашем обычном вагенбурге ⁶⁴, за 10 верст от Суджи.

Узнав еще в Судже, что турки переправились через Днестр, мы теперь получили верные сведения, что они несколько дней ожидали татар, выступили, когда те явились, и вместе с Юрасем Хмельницким направляются к Чигирину.

30. Мы рано выступили и разбили лагерь в лесу у речки Алешинки, в 10 верстах от Сум. [13]

Из Москвы с жильцом ⁶⁵ пришел указ сыскать тех, кто совершил по пути большие грабежи.

Августа 3. Поскольку предстоит стоять здесь, пока гонец, посланный нами к гетману, не вернется с вестями от него, я поехал верхом в Сумы и пересек рукав речки Алешинки, за 5 верст от нашего лагеря. Эти Сумы от Белгорода в 120, от Гадяча в 50, от Путивля и Рыльска в 60 верстах. Они возведены лишь лет 20 назад ⁶⁶, делятся на два города, старый и новый, и имеют небольшую цитадель, где живет русский воевода. Ручей Сума, текущий с с[еверо]-з[апада], под городом впадает в ручей Сумку, который течет с севера, омывает его восточную сторону и впадает в р. Псел, так что только одна сторона не омывается водою.

[…] ⁶⁷

/л. 9/ Августа [26]. ...другой берег, они ⁶⁸ решительно напали на турецкие дозоры, согнали их с постов и, отрядив некоторых на схватку с врагом, немедля взялись за лопаты и заступы, чтобы окопаться. Татар, наседавших с ужасным криком и усиливших свое "Ольда!" и "Алла!", так приветствовали с другого берега пушками, стрелявшими на шум, что те предпочли умолкнуть, и [турецкая] пехота (около 200 стоявших там дозорных) после получасовой перестрелки при своем отходе, тоже замолчала. Так, с потерей 8 или 10 человек, эта позиция была взята.

Остаток ночи был использован для переправы других солдат. Кое-кто из них, наполнив большую лодку, едва не погиб; она дала огромную течь и затонула, однако находившиеся там люди и 2 орудия были спасены другими лодками, что оказались рядом. Боярин ⁶⁹ не покидал берега реки и не отводил полков, пока не убедился, что на другой стороне обезопасили себя от внезапной атаки или приступа, приспособив траншеи /л. 9 об./ к обороне с помощью габионов ⁷⁰, фашин и всего, что обычно на такой песчаной почве.

Августа 27. К рассвету переправились около 4 или 5 тысяч человек под главной командой генерал-майора Аггея Алексеевича] Шепелева. Ночной порою турки оттянули свои пушки и поставили их выше по реке, откуда получили лучший обзор того берега, где стояла [наша] армия. Но хотя они и часто стреляли, по дальности расстояния причинили мало вреда. Утром боярин сказал мне о затонувшей ночью лодке и велел ее поднять, если возможно, заявив, что я получу оную для перевозки моего полка. Радуясь этому, я немедля взял 300 человек из моего полка с нужным для такого дела снаряжением и через 3 часа поднял ее. Судов недостает, по великой небрежности [14] никаких не приготовлено — ведь для этой цели мы ожидали суда из Киева.

Сегодня утром переправились казачьи полки Нежинский, Гадяцкий и Полтавский ⁷¹ и выборный полк Матвея Осип[овича] Кровкова ⁷². /л. 10/ Несколько конных удальцов из компанщиков ⁷³ тоже перебрались. Около 12 часов эти удальцы разъехались по кустарнику в надежде изловить пленных, а русские и казаки пешком отправились за ними в лес и заросли, чтобы собрать дрова для костров и шалашей — без оружия и порядка, не боясь опасности. Бдительные и ловкие турки, пользуясь таким случаем, тайком подобрались сквозь кустарник и, будучи наконец замечены верховыми, напали на сих компанщиков, кои (всего лишь около 40 человек) бежали, а иные спешно [бросились] в реку. Турки, кинувшись за ними, добрались до [наших] пехотинцев и убивали всех, кого могли настичь; те в великом беспорядке и смятении помчались к форту и были выручены своевременным подходом конницы — ведь пока [неприятель] предавался избиению пехотинцев, верховые оправились и быстрыми наскоками помешали туркам нанести пехоте такой урон, какой те могли бы /л. 10 об./ на столь выгодной местности, при вязком песке. Однако турки загнали и конных и пеших в траншеи, преследуя их до самых рогаток ⁷⁴, а иные пытались проникнуть на открытое место между крепостью и рекой. Но под градом ружейных пуль из форта они, наконец, были вынуждены отойти подальше, а орудия, грянувшие по ним с другого берега, заставили их остановиться. Их было около 100 человек, под 10 белыми знаменами с красной каймой и полумесяцами посреди; они стояли на песке, то ли совещаясь, что делать, то ли ожидая подмоги. Еще 10 белых знамен примерно из 200 человек тоже наступали, но с другой стороны, так что эти не желали или не могли до них добраться под явной угрозой пушечного и ружейного огня из крепости. Посему, когда 9 пушек трижды выстрелили по ним с дальнего берега, они быстро отошли, оставив на песке двух мертвых солдат и четырех лошадей; еще восемь лошадей пали в лесу. [Турки] забрали с собою головы /32 убитых ими [наших].

/л. 11/ Боярин опасался, что турки вернутся с большими силами, особенно пехоты, дабы взять ретраншемент ⁷⁵ на том берегу, и решил послать подкрепления. Я был при нем, и он спросил моего совета. Я сказал, что укрепленная позиция уже набита солдатами и поскольку он намерен перевозить армию, то следует захватить и окопать более обширный участок, особенно близлежащий лес и кустарник, чтобы предотвратить столь внезапные приступы, как сегодня. Сие так пришлось ему по нраву, что теперь (хотя накануне на мою просьбу о назначении в передовой отряд он заявил, что я должен сопровождать [15] его самого) он приказал мне переправиться вместе с региментом и с помощью уже стоявших там полков и тех, кого он пришлет, осуществить сказанное мною.

Итак, вечером, получив еще одну большую лодку, я переправился, а также и полковник Россворм со своим пехотным региментом. Я убеждал генерал-майора Шепелева и других полковников немедля приступить к работе, занять и окопать просторный участок местности, /л. 11 об./ дабы обезопасить высадку армии, но [долго] не мог взять верх — они уверяли, будто у нас слишком мало людей. Я видел их недовольство тем, что предложение занять и укрепить новую позицию исходит от меня, но все же, после [моих] восхвалений того, что уже сделано, и доводов о необходимости развернуться пошире, они согласились и решили послать полковника Россворма к боярину с просьбой одобрить замысел и прислать новых людей. Он вернулся до рассвета с вестью, что боярин дал еще один полк пехоты.

Августа 28. С прибытием оного на рассвете мы вновь стали обсуждать наши действия. Я стоял за немедленный выход строем, с рогатками, дабы занять пространство и окопаться, но мое мнение не нашло ни у кого поддержки — все откладывали дело до ночи. Тогда я вывел в кустарник 15 или 20 молодцов с кремневыми ружьями, чтобы осмотреть местность. Я полагал, что для приема и размещения армии и удержания выгодной позиции нужно окопать около 15[00] или 1600 сажен; определить в точности я не мог, ибо не осмелился /л. 12/ зайти слишком далеко и все обозреть. По возвращении мы распределили местность меж собою. Выборные полки должны были начать от реки по правую руку, затем черкасы ⁷⁶, три полка коих с большей частью выборных имели перед собой озеро и были им защищены; затем мой полк и регименты полковников Россворма, Вестхоффа ⁷⁷ и Гранта должны занять позицию в лесу до реки.

Вечером, оставив в форте достаточную охрану, мы выступили, каждый на свою назначенную позицию. Генерал-майор настоял, дабы я отправился с ним и показал, где, доколе и как он должен укрепиться. Сделав это, я прошел по всей линии и показал другому выборному и трем черкасским полкам, где и доколе им окапываться. Явившись на собственную позицию, я ожидал встретить там мой полк согласно приказаниям, ведь я несколько раз посылал к нему провожатых после того, как выступил сам. Но так как другие три белгородских полка не двигались, /л. 12 об./ [мои драгуны] тоже задержались перед фортом. Со мною было 12 или 15 из лучших людей, но когда наши компанщики, патрулируя ⁷⁸ перед лагерем, случайно пошли на нас, мои люди приняли их за турок и все разбежались; при мне остались лишь мой слуга и барабанщик. Оценив выгоду позиции на [16] моем участке и не имея вестей от полка, я вернулся и застал оный стоящим перед фортом. Подполковник заявил, что прочие не хотели выступать до моего прибытия, а убежавшие от меня уверяли, что я захвачен турками.

Я послал [вестовых] к другим региментам, и мы двинулись на наши позиции, причем рогатки несли перед нами. Построившись, я велел двум передовым шеренгам выступать с рогатками для прикрытия; двум средним шеренгам, имевшим лопаты, заступы, кирки и топоры, я назначил копать траншеи; две последние шеренги со знаменами оставались внутри [укрепления]. Разделив позицию по ротам, я приказал им сменять /л. 13/ друг друга, а поскольку почва была песчаной, совсем без дерна, — ограждать ее [кольями].

Не успел я толком начать, как мне донесли, что стоявшие слева полки намерены податься назад, предоставляя меня собственным заботам. Тогда я отправился к ним и весьма резко попрекал за это; те ссылались на великую опасность при проникновении так далеко в лес и охвате столь обширного пространства. Я сказал им, что овладеть лесом необходимо, а выгоды позиции как для укрепления, так и для размещения армии служат нам достаточной защитой и сполна вознаградят за труды. Им непременно вздумалось отойти и окапываться на песке перед лесом. Я возражал, что если мы не займем лес, неприятель сможет там укрыться, мешать нам в добыче дров и, получив большое превосходство благодаря высоте позиции, будет чрезмерно нас донимать. Итак, не без теплых выражений я убедил их остаться в лесу, но, как я ни старался, они образовали угол, оттянувшись назад от моего полка, тогда как преимущество /л. 13 об./ позиции заключалось в прямой линии. С великим трудом я [все же] заставил их ко мне примкнуть. Боярин прислал одного из своих доверенных адъютантов последить за нашими действиями; тот приблизился и, услыхав наши прения, остался неузнанным, выслушал все и доложил боярину. На другой день мне передали особую благодарность.

Поработав около двух часов, мы вдруг заметили яркие огни со стороны Чигирина. Полтавский полк и компанщики, бывшие на рекогносцировке в лесах, вернувшись, уверяли нас, что это турецкие костры по холмам на полпути к Чигирину, и, казалось, [турки] подступают со всей своей армией, дабы нас атаковать. Сие вынудило нас к большой спешке, так что, не прерываясь до наступления дня, мы окончили ретраншемент. Справа от моего полка был возвышенный участок, который я укрепил фланками ⁷⁹ и, устроив там батарею, поставил два орудия.

Августа 29. С рассветом на вершинах холмов появились татары, в пределах пушечного выстрела; я велел палить по ним, после чего те [17] удалились, /л. 14/ Стоявшие слева от меня полковники теперь поняли свою грубую ошибку, что не укреплялись по прямой линии: ведь им едва хватало твердой земли для удобного расположения своих полков.

Около 8 часов полковник Косагов примерно с сотней конницы и компанщиками выехал на схватку с неприятелем. Оставив большинство людей, [разделенных] на два отряда, в засаде, они попытались завлечь [врага] под удар, но татары, тоже имевшие сильный отряд с другой стороны кустарника, сделали ту же попытку. После двух часов легких стычек и множества ложных отходов обеих сторон, с малым успехом и без видимых потерь, татары отошли — сперва к своим дозорам на возвышенность, а затем к Чигирину. Русские не осмелились их преследовать, опасаясь западни, однако после полудня подобрались к самому их лагерю и обнаружили головы христиан, убитых в прошлый понедельник, близ шатра (по-видимому) /л. 14 об./ главнокомандующего, а также [тела] двух погребенных турок, кои они выволокли из могил.

Сегодня бояре князь Василий Васильевич Голицын и Иван Васильевич Бутурлин, прибывшие в Чигиринскую Дубровну со своими войсками, выступили к берегу Днепра и стали лагерем напротив разрушенного местечка Вороновка. В сей армии было около 15 или 20 тысяч человек, среди коих многие князья и знатные вельможи императорского двора.

Боярин Ромодановский, заподозрив по замеченным у Чигирина большим огням некую перемену, после отхода татар сегодня вечером выслал ротмистра с 60 доброконными рейтарами на рекогносцировку до самого Чигирина. Человек 6 из них около полуночи явились в стан генерал-майора Шепелева и подняли ужасную тревогу, сообщив, что встретили идущие на нас огромные силы турок и татар, чьих лап они едва избегли, а все прочие [рейтары] перебиты и схвачены. Засим генерал-майор велел несколько раз выстрелить из пушек, /л. 15/ я послал узнать, что это значит, и он передал мне помянутые сведения. Около часа спустя из разъезда вернулись остальные. Они утверждали, что по пути их заметил небольшой отряд татар, кои от страха укрылись в лощине среди кустов; видя, что русские движутся на них и нет возможности таиться, те выскочили с громким криком и улюлюканьем, что застало русских врасплох, и они, не пытаясь дать отпор, никем не преследуемые, разбежались в разные стороны.

Немного позже прибывший из Чигирина с 6 людьми подполковник сообщил, что турки уже сняли осаду и в великом страхе ушли, бросив множество гранат и других осадных припасов. Он поведал также, как по дороге натолкнулся на большой отряд всадников, кои [18] без оклика или выстрела бежали невесть /л. 15 об./ куда; мы предположили, что это и есть причина бегства нашего разъезда. Там, где блюдут добрую дисциплину, их бы весьма сурово наказали.

Августа 30. Боярин послал за всеми начальными особами и полковниками, дабы восприять благоволение Его Величества, присланное с полковником Александром Карандеевым. Компанщики доставили несколько турецких пленных, в том числе одного маркитанта, у коего они взяли 170 дукатов и добрую добычу.

Подполковник, явившийся из Чигирина, и еще один подполковник были отправлены в Москву с радостным известием об отступлении турок. Однако приехавший из Москвы полковник, отпущенный в тот же день, нанял свободных лошадей и обогнал [посланцев]. Застав их и гонцов, посланных от Голицына с той же вестью, спящими на лугу, пока их лошади паслись, он тайком велел перерезать и украсть подпруги и стремена и таким образом задержал их. Он предстал перед Его Величеством около полудня и за добрую весть получил 50 крестьян, а брат его был пожалован /л. 16/ стольником ⁸⁰. Остальные, приехав вечером, удостоились [лишь] благодарности и небольшой награды.

По приглашению я отобедал у генерал-майора Шепелева и был весьма радушно принят им и его офицерами.

Августа 31. На берегу Днепра был сооружен форт для хранения артиллерии, боевых припасов и боярского обоза.

Всем полкам дан приказ переправляться через Днепр с одной подводой на каждые 15 человек, оставив достаточную охрану при остальном обозе, коему велено поближе подтянуться к Днепру, вокруг форта. Сам боярин намерен идти с армией в Чигирин.

Сентября 1. В русский Новый год мы пересекли [реку] и принесли боярину обычные поздравления. Войска занимались переправою.

2. Сегодня из Киева прибыл подполковник Генрих Циммерман с 22 байдаками ⁸¹ для перевозки армии — каждый вмещает по 200 человек; оные распределены между полками.

/л. 16 об./ Сентября 3. Я выехал верхом обозреть поля и видел [тела] двух турок, вытащенные из могил, и головы наших людей, убитых 8 дней назад.

4. Прибыли боярин, его сын и товарищи. Я обедал с ними у полковника Россворма.

5. Армия выступила при плотном вагенбурге, как всегда, и разбила лагерь вдоль р. Тясмы ⁸² напротив Чигирина, пройдя 2 немецкие мили.

6. Боярин с военачальниками въехали в город, а затем в замок и позже осмотрели вражеские апроши ⁸³ и батареи. После полудня [19] была выслана партия из 3000 человек с приказом идти к Черному лесу ⁸⁴ и узнать, что возможно, о неприятеле.

8. Они возвратились на третий день и привели пленного болгарина, который сообщил, что турки шли и днем и ночью, пока не миновали оба Ингульца ⁸⁵; татарам надлежит сопроводить их до р. Буг ⁸⁶, а потом повернуть в свою землю.

/л. 17/ Теперь, по приходе в Чигирин, не будет неуместным поведать о ходе осады и о том, как действовали осажденные. Все сие я извлек из донесения ⁸⁷ коменданта и дневника полковника фон Фростена, бывшего там инженером во время осады. Этому я предпошлю кое-что касательно состояния гарнизона.

Весной сего года, когда имелись не только подозрения, но и подтверждения из многих мест, что турки посягнут на Чигирин, прежде бывший под их покровительством, и ныне, в силу мира с Польшей, уступленный им ⁸⁸, в Москве было решено послать туда сильный гарнизон; с этой целью отрядили три приказа стрельцов — около 2400 человек. После того, как разные лица, назначенные в коменданты [Чигирина], тем или иным образом отделывались, на эту должность был отправлен генерал-майор Афанасий Трауэрнихт — иноземец, хотя и русской веры. Он приступил к обязанностям в конце июня и немедля взялся исправлять /л. 17 об./ обветшавшие участки стены и то, что не было возведено полковником Кровковым (замок, построенный из дубовых бревен, зимою выгорел и теперь заделывался сосной ⁸⁹). Он также велел починить несколько пушек с поврежденными затравками, снятых с лафетов, и установил их в пригодных местах на стене и болверках ⁹⁰.

Ежедневно приходили сведения о сборе турецких войск на Днестре и о цели их похода на Чигирин, что в точности передавалось в Москву и боярину Ромодановскому, а также гетману, кои едва сему верили, невзирая на множество ясных уведомлений из разных мест. Поэтому ожидаемая помощь едва лишь поспела в срок.

28 июля один казак, коего турки давно держали в плену, а после приняли на службу и доверяли, убив, по его словам, своего товарища, бежал и явился в Чигирин с такими вестями: турки идут на Чигирин и говорят, что возьмут оный в 3 или 4 дня, а затем выступят к Киеву; /л. 18/ по собственному счету их 100 000 человек помимо татар, коих пока еще прибыло немного. Сего казака немедля отослали с проводником к боярину Ромодановскому.

30-го, между 9 и 10 часами утра, татары угнали несколько сот голов скота и около 150 человек, кои находились в поле.

2 августа татары и несколько турок внезапно появились из полей, но пленных не взяли — гарнизон был научен прежним несчастьем. [20] Турки разъезжали вдоль и поперек поля, и оттого казалось, что это квартирмейстеры армии.

На другой день турецкая армия подошла с великой отвагой и стала лагерем по холмам к востоку и югу от Чигирина. Из города выехали несколько всадников и пикировались ⁹¹ с турками, но долго не задержались и были вынуждены с уроном отступить. Кое-кто из пехотинцев тоже вышли из замка и города к старому окружному валу, но были отбиты в большом беспорядке и потеряли многих товарищей. /л. 18 об./ Турки расположились у старого вала, в 216 саж[енях] от замкового рва, и сразу же, несмотря на стрельбу из замка, стали копать траншеи и апроши.

4-го турки открыли огонь с двух батарей, воздвигнутых ночью и огражденных габионами. На каждой батарее поставили две пушки, стрелявшие ядрами фунтов по 20, коими они пробили бруствер стены. Это заставило осажденных увеличить толщину оного.

Юрась Хмельницкий прислал в город грамоту, направив ее полковникам, сотникам, казакам, городским головам и чинам ⁹² и простому люду, убеждая город и всю страну подчиниться ему как истинному и законному наследнику его отца — их освободителя. От имени Великого Владыки ⁹³ он обещал полную свободу, безопасность, подтверждение всех их привилегий, уплату ополченцам ⁹⁴ недоимок и двухмесячного жалованья вперед, а /л. 19/ также, в знак вящей милости, по два новых кафтана каждому казаку. Если же они станут упорствовать, пусть ожидают неминуемой гибели от огня и меча со всеми бедствиями, присущими войне.

Дали ли казаки ответ и как именно отвечали — подлинно неизвестно, только по слухам они отозвались, что [турки] сперва должны силой взять русских в замке, и тогда не будет хлопот [с казаками]. Сие весьма вероятно, ибо за следующие 8 дней турки не выпустили по городу ни единого ядра и не вели никаких враждебных действий — для того ли, дабы возбудить рознь между русскими и казаками, или потому, что не желали донимать [казаков], поверив их ответу и надеясь на их нейтральность, — неясно.

В тот же день грамоту того же содержания доставили коменданту замка, который созвал военный совет. Было решено не давать другого ответа, кроме как из орудийного жерла. Грамоту отослали в Москву с подробными сведениями обо всем происшедшем для бояр Голицына и Ромодановского и с просьбой о спешной помощи. Сего же дня 500 казаков, посланных гетманом ⁹⁵, никем не замеченные вошли в город.

/л. 19 об./ 5 и 6 августа турки с великим трудом и усердием продолжали свои извилистые траншеи и апроши, подступая все ближе, и [21] возвели на 100 шагов ближе еще одну батарею. Все это время комендант и русские не очень доверяли казакам, ибо турки ничего не предпринимали против них и города; [русские] подозревали, что те сносятся меж собою. Однако комендант решил дать приказ на вылазку (каковую, правда, он слишком долго откладывал), для чего казаки выставили 1000 человек, а русские 500. Итак, около полуночи они выступили к [вражеским] траншеям; тем временем пушки из замка беспрерывно били по местам, откуда, как ожидалось, турки придут на помощь своим. Эта вылазка была проведена с ручными гранатами, бердышами (обычно их называют "полумесяцами") и полупиками ⁹⁶, а возле рва и на контрэскарпе ⁹⁷ разместили резерв из мушкетеров. Турки не ждали ничего подобного, и многие были взяты врасплох. Так как расстояние до траншей составляло около 400 шагов, долго держаться было нельзя, однако много турок было перебито. Осажденные потеряли 30 убитыми и 48 ранеными.

/л. 20/ После сего турки стали более бдительны и усилили дозоры. Подведя апроши поближе к замку, они прикрыли оные и, установив на двух ближайших батареях 6 орудий, открыли яростный огонь ядрами по 36 ф[унто]в и гранатами по 80. Самый жестокий удар обрушился на предвратный бастион, построенный из двойных сосновых балок и именуемый Спасским, и особенно на те участки стены, где [турки] замечали орудия. Благодаря искусству своих канониров и неумелости русских как в стрельбе, так и в прикрытии [пушек], за несколько дней [неприятель] сбил с лафетов и вывел из строя 17 из лучших [русских] орудий. Комендант не слишком повинен в том, что не было вовремя обеспечено и сделано: он имел лишь 4 недели срока до начала осады, а также пребывал в разладе с головами ⁹⁸, или полковниками, под чьей непосредственной командой состояли все солдаты гарнизона, так что из-за их строптивости недоставало многого, чему /л. 20 об./ должно быть наготове. Когда же было решено предпринять еще одну вылазку, головы наотрез отказались выступать, ссылаясь на стародавний обычай или указ, освобождавший их от столь отчаянных дел. Посему после долгих споров и отговорок заключили, что вылазку должен возглавить подполковник; бросили жребий — идти выпало Илье Дурову. Отрядили по 200 человек в наилучшем снаряжении из каждого приказа и 800 казаков под началом двух подполковников.

10 [августа] около полудня они выступили, будучи вооружены бердышами и полупиками, — и столь решительно, что 24 турецких знамени ⁹⁹, покинув траншеи и апроши, бежали к своим орудиям. В сей вылазке, согласно донесению осажденных, было перебито [22] несколько сотен турок, а из осажденных — 26 и примерно вдвое больше ранено. Примечательно, что когда турок выбили из траншей, [войска], занимавшие безопасные участки, не пришли на выручку своим собратьям, охраняя лишь собственные посты.

/л. 21/ Отныне турки удвоили дозоры, так что в их траншеях и апрошах находилось 534 знамени, по 10 или 12 одного вида. Они также доставили в траншеи пики и длинные шесты с крючьями на конце и оградили траншеи габионами, прикрыв оные заграждениями и насыпями, так что осталось мало надежд нанести им дальнейший урон посредством вылазок.

Заметив, что казаки тоже выступали вместе с русскими (и, правду сказать, учинили наибольшее избиение), турки начали подводить траншеи к городу, воздвигли форты и батареи, откуда палили по городу ядрами и гранатами — чаще вызывая разрушение домов, чем гибель людей. Русские, видя это, а также то, что никто из казаков не бунтует и они при всех случаях ведут себя весьма храбро и твердо, стали им доверять и впустили в замок сперва 300, а затем и более, предоставив оборонять место под названием Козий Рог ¹⁰⁰ и стену вдоль реки; к ним присоединилось несколько русских.

/л. 21 об./ 10 же августа в лагерь прибыл татарский хан. Его сын Азамет-Гирей-султан вместе с Нурадин-султаном и около 5000 человек встретил пашу на р. Буг, а белгородские татары уже явились туда прежде с 4000 из оной орды ¹⁰¹. Теперь хан привел с собою не свыше 10 000; казалось, хан привлечен к сему походу строгим и неоспоримым повелением Великого Владыки, всецело против своей воли, так что напрягал силы и усилия соответственно.

11, 12, 13 и 14-го турки, возведя несколько батарей напротив города и еще одну ближе к замку, непрерывно гремели и по замку и по городу тяжелыми снарядами и гранатами, отчего замковый бруствер был изрядно пронизан, так что кое-где оставались только часовые; в городе многие дома тоже были разрушены, и в обоих [крепостях] разбиты бойницы. Тем временем [неприятель] занимался устройством в разных местах подкопов, что осажденные столь же мало способны были обнаружить, сколь и предотвратить. Однако по доброму провидению Божию в 15 день один мавр, служивший у паши, который имел начальство над артиллерией и минным делом, /л. 22/ повздорив с дворецким ¹⁰² и (по его словам) убив оного, переметнулся в город. С его сведений осажденные узнали, что турки готовят три подкопа: один под равелин перед воротами, другой под болверк, именуемый Крымским, а третий под городскую стену — там, где оная примыкает к замку. Сие вынудило осажденных взяться за работу. Не обладая искусством, дабы помешать [туркам] посредством контрмин, [23] они соорудили внутренние ретраншементы и вырыли у самой стены большие ямы.

17-го между 4 и 5 часами пополудни турки взорвали подкоп под равелином, отчего слабая стена рухнула. Они немедля пошли вперед, и осажденные, прийдя в ужас от страшного и внезапного взрыва, покинули позицию, которой овладели турки. Однако, оправившись, осажденные сделали вылазку и отбросили их назад, особенно с помощью ручных гранат. Как сказано, на сей раз турки потеряли около 100 человек, а осажденные — 12 убитыми и 18 ранеными. [Русские и казаки] закрыли брешь в равелине как можно лучше.

Сего же дня турки беспрерывно стреляли по городу с батареи на склоне холма и разрушили много зданий, к великому ужасу слабого пола и детей.

/л. 22 об./ Вечером в город бежал один молдаванин и принес весть, что два подкопа, устроенные турками к болверку Дорошенко ¹⁰³, от сотрясения орудий обвалились, но тот, что идет под городскую стену близ замка, почти окончен, и [неприятель] готовится к штурму.

18-го осажденные, потрудившись прошлой ночью над ретраншементом внутри городской стены, близ замка, едва завершили оный, как турки подожгли мину. Сие не возымело действия, благодаря глубоким ямам внутри вала, ибо порох получил отдушину.

Сегодня вражеским огнем в замке были повреждены 4 пушки и убиты 3 канонира.

Турки теперь подвели к замковому рву свои извилистые апроши и траншеи, кои проложили по всему гребню холма и на обоих склонах на ширине около 400 шагов; в пределах 150 шагов от замка оные были полностью прикрыты, причем столь густо, что почти все казались под одной кровлей. Осажденные уже не могли причинить никакого ущерба из редких пушек, еще не сбитых с лафетов, а постоянный огонь турецких орудий по брустверу и фланкам ¹⁰⁴ болверков сильно разрушил оные, /л. 23/ особенно каменный фланк со стороны города. У осажденных было 5 мортир разных размеров, но очень мало гранат, так что днем и ночью они метали из оных камни, кои сперва наносили туркам великий урон, но впоследствии те предотвратили это, сильнее и плотнее прикрыв свои апроши.

Землею, фашинами и прочим турки заполнили равелинный окоп (из-за скалистости оный был неглубок) вровень с брешью в стене, ворвались [в равелин] большими силами и овладели им, так что весь контрэскарп был потерян. Теперь турки всячески старались завалить [и замковый] ров фашинами, габионами, лесом и тому подобным. Однако вырубленный в скале ров был глубок и широк, и сделать это [24] оказалось непросто, ибо у откоса рва на много шагов в сторону поля земли не имелось, один голый камень; земля, из коей [турки] строили апроши, доставлялась ими с великим трудом в ночную пору, а фашины, габионы, бревна и другие горючие предметы осажденные либо растаскивали по ночам, либо сжигали.

/л. 23 об./ Привязывая к стрелам хвосты с горючим веществом, турки пускали их в стену замка, построенную из дерева, и зажгли болверк Дорошенко (верхняя часть оного была деревянной), но [огонь] был быстро погашен. Дабы помешать этому впредь, [осажденные] завесили бруствер рогожей и шкурами, постоянно поливая их водою.

Турки усердно проводили еще два подкопа: один под стену у Козьего Рога, другой под Крымский бастион. 19-го осажденные, заметив это по выносимому оттуда белому песку, доставили туда несколько тяжелых орудий и часто палили из оных в надежде обрушить [подкопы] сотрясением, как и два прежних.

20 [августа] около 4 часов утра к мосту подошел с барабанным боем и реющими знаменами отряд из армии ¹⁰⁵, и был встречен с великой радостью. Они выступили накануне вечером от Днепра и, не дожидаясь из-за большой спешки отставших на переправе, потеряли около 100 человек. Усталые и вымокшие вместе с оружием и боевыми припасами, они по милостивому провидению Божию не были замечены /л. 24/ и атакованы, ибо в таком положении их могли легко разгромить. Но кроме провидения Господа, коему было так угодно, достоверно передавалось, что охранявшие ту сторону города татары им потакали, а также, когда выпадал случай, подстрекали осажденных к обороне, говоря, что русские войска скоро придут на помощь, а турки, пребывая в великом страхе, не станут продолжать осаду и быстро удалятся. Так говорили [татары гарнизону] с другого берега Тясмы.

Свежие подкрепления весьма воодушевили осажденных и немало удручили турок. Боярин и гетман написали к осажденным, дабы те продержались несколько дней, и обещали вскоре явиться на помощь и выручку.

На другой день хан, пришедший навестить главного пашу, встретил холодный прием. В резких словах паша порицал его за медлительность в этом походе; по небрежению или потворству его сына и Нурадин-султана после начала осады в Чигирин уже было позволено вступить 500 казакам, а теперь /л. 24 об./ сильная подмога, весьма вероятно, пришла при его потворстве, наперекор всем усилиям и столь дорогостоящему предприятию; без ведома Великого Владыки [хан] установил мир и поддерживал переписку с запорожскими [25] казаками; ныне же сговорился с московитами на реке Танаис ¹⁰⁶ о выкупе пленников; за все сие [паша] угрожал ему крайним недовольством Великого Владыки. Посему хан немедля послал [приказ] отозвать Василия Борисовича] Шереметева и князя Андрея Григорьевича] Ромодановского ¹⁰⁷, уже доставленных на Дон, где был наготове их выкуп. Их бы и выкупили и освободили до приезда сего вестника, если бы русские представители не потратили слишком много времени, пытаясь таким способом склонить татар к соглашению или миру. Татарские посланцы заявили, что не имеют на то никаких полномочий и стали сомневаться в искренности московитов. Когда же явился оный гонец, переговоры были прерваны, а оба вельможи незамедлительно возвращены в Крым.

/л. 25/ Получив теперь верные сведения о подходе русских войск на выручку осажденным, турки торопились как могли со своими минами. Одну из них они взорвали под каменным фланком стены вне болверка Дорошенко, во рву. Содрогнувшись от удара, часть [фланка] обрушилась и упала наружу, на них самих. Несколько отрядов, казалось, имевших приказ ко штурму, высунулись из своих нор, но были загнаны обратно одним из начальников, который ввиду невозможности чего-либо добиться удержал их от приступа. Злобу от неудачи они изливали целый день ужасной пальбою тяжелой артиллерии.

23-го [августа] они зажгли другую мину под городской стеной, возле замка, отчего стена рухнула. Турки под 36 знаменами немедля двинулись к бреши, но осажденные, зная об этом подкопе, уже отвели свою охрану, оставив только дозор, а за ретраншементом держали наготове 300 крепких молодцов из казаков; те решительно вышли и вступили в брешь, дабы встретить [врага], /л. 25 об./ Видя это, а также готовый ретраншемент внутри, турки не пытались пойти на приступ и снова удалились в свои пещеры.

Сего же дня 50 казаков, пройдя вдоль западного берега реки Тясмы, переплыли оную ночной порой, подобрались к турецкому лагерю, угнали оттуда 40 буйволов и переплыли [обратно] вместе с ними. Казаки и прежде по ночам много раз поднимались в лодках по реке и, прокравшись в турецкий лагерь, не имевший ни траншей, ни баррикад, убивали кого придется и брали добрую добычу.

24-го осажденные заметили, что из апрошей вышло множество знамен, кое-какие палатки и шатры убрали, а иные перенесли подальше. Это было истолковано как отвод части войск, дабы воспрепятствовать переправе [царской] армии.

25-го турки стреляли чаще обычного со всех батарей и по городу, и по замку. [26]

26-го осажденные при виде того, что лагерь полон верблюдов и тяглого скота, ожидали либо всеобщего штурма, /л. 26/ либо снятия осады; да и сегодня палили не так щедро, как раньше.

27-го было видно, как в стане седлают множество коней. Осажденные сомневались, что же те замышляют, ибо турки в апрошах все еще угрожали общим приступом.

28-го из тяжелых орудий было выпущено мало залпов, и турок, узнавших о снятии осады, едва могли удержать в апрошах и траншеях. Осажденные видели, как тех саблями гонят назад в апроши, и ждали штурма. После вечерней зори и до рассвета ¹⁰⁸ турки обычно никогда не стреляли из тяжелых орудий и очень редко из мелкого ружья, тогда как сей ночью они беспрерывно вели огонь из мортир и мелкого ружья — все ради того, чтобы осажденные не слышали шума при отводе их артиллерии. Около 3 часов утра они подожгли свой стан. Видя это, осажденные выслали разведчиков, кои по возвращении донесли, /л. 26 об./ что все траншеи и апроши пусты. В одном уголке они обнаружили спящего турка, коего забыли разбудить товарищи; тот, будучи простым малым, ничего не ведал об их уходе и намерениях.

Во время сей осады было убито около 800 казаков, 180 стрельцов и 48 других русских и очень многие из всех чинов ранены. Турок же (со слов осажденных) погибло около 6000, но, судя по местам их захоронения, я мог предполагать не свыше 2000 убитых.

Таково донесение, полученное мною от коменданта, генерал-майора Трауэрнихта, и полковника фон Фростена. Однако черкасский полковник и казаки отзывались о поведении русских весьма презрительно, уверяя, что те были крайне малодушны и едва могли стоять на стене, не говоря о вылазках или мерах, дабы нанести урон неприятелю, пока [казаки] словом и делом не вселяли в них отвагу и уверенность ¹⁰⁹.

Замок был не очень хорошо обеспечен. Имелось 45 пушек всех видов, 4 /л. 27/ из коих — прекрасные длинноствольные орудия, отлитые в Германии и принадлежавшие, вместе с двумя другими того же размера, епископу Магдебурга и Хальберштадта из бранденбургского дома, как явствовало из герба и надписи; при взятии Бара Хмельницким ¹¹⁰ они были похищены и привезены сюда. Было и еще 10 тяжелых пушек, а прочие — короткоствольные для картечи или малые, легкие орудия. Имелось также 5 мортир, 3 из них чугунные, но больших гранат немного и ручных всего 800. После осады осталось лишь 28 больших гранат и 23 бочки пороха; много пороха отдали черкасам, у коих его не было, да и обычно у них немного припасов такого рода. [27]

Длина замка — 88 сажен, ширина с напольной стороны — 65; ширина со стороны города — 17; окружность с бастионами, фланками и стеной вдоль реки — 375 сажен. Окружность города с каменной стеною и частоколом — 982 саж.; от замка до старой траншеи — 216 саж. ¹¹¹

/л. 27 об./ Сведения о турецких силах и главнокомандующих были различны, как следует [ниже]. Во-первых, показания пленного турка по имени Сулейман Ахметов:

С Ибрагимом Шайтан-пашою были 14 других пашей, как то: Ахмет-паша Египетский, Али-паша Софийский, Афет, Мустафа-паша, Девлет Юсуп-паша, Мурас-паша, Сувиш-паша Константинопольский, Ахмет-паша Корбекитский ¹¹², Кур-паша, Усенин-паша Анатолийский, Емолч-паша, Мустафа-паша, Чурум-паша, Басья-паша. Конницы было 40 000, янычар ¹¹³ и прочей пехоты 20 000, молдаван и валахов 12 000, а также татары.

По сообщению, что мы получили от другого [пленного], было только 8 пашей, а именно:

Ибрагим Шайтан-паша Эджигский, обычно называемый Мисирским, Мусум, Тормамет, Мерсерлин, Коромамет, Тефтедер ¹¹⁴ — генеральный комиссар или казначей, Фешмак, Гениша Агерас — командир янычар.

От других мы узнали следующее (что, кажется, ближе всего к истине): под Чигирином с Ибрагимом /л. 28/ Шайтан-пашою было только два паши, Боснийский и Силистрийский, и лишь 15 000 янычар и пехоты, 30 000 [конных] турок и валахов и около 20 000 татар. У них имелось всего 28 орудий, 8 из коих стреляли 30- или 36-фунтовыми ядрами, а прочие — легкие полевые пушки. Причинами отступления от Чигирина были недостатки боевых припасов и приказаний к военным действиям. Как бы то ни было, [турки] ушли в великой спешке, оставив и бросив по пути много обозов и боевых припасов, как то: ядра, гранаты и прочее. К тому же отряд казаков, напав на них врасплох, перебил несколько сотен из них и вынудил покинуть множество подвод, буйволов и поклажи, хотя и не слишком ценной.

/л. 28 об./ Сентябрь. Боярин ¹¹⁵, обозрев с гетманом и главными офицерами армии замок и город и обсудив состояние оных, дал приказ доставить 15 000 балок или бревен. Каждым трем конникам было велено привезти по балке, а пехотным полкам — засыпать турецкие апроши и сровнять курганы, возведенные под батареи напротив замка и города. Когда все

9.* было сделано, мы выступили обратно к Днепру и переправились в ту же ночь. [28]

10. Пехотные полки пошли обратно к реке Суле.

11. Одному пехотному регименту было приказано доставить суда, или байдаки, в Чигиринскую Дубровну для хранения зимою. Конные полки выступили, пересекли реку Сулу и разбили стан возле оной.

12. Мы прошли мимо лагеря князя Василия Васильевича. Бояре, настаивая на формальностях, не видались друг с другом, однако гетман нанес визит боярину к[нязю] В.В. Голицыну, а Иван Васильевич /л. 29/ Бутурлин вышел и встретился с нашим боярином; хотя я и многие другие охотно бы выразили почтение боярину Голицыну, но все же не осмелились на это по причине расхождений между ними. После долгого марша мы разбили стан на том же месте, где и 18-го прошлого месяца.

Сентября 13. Мы выступили и стали лагерем напротив Аукомца. Я получил весть, что мне должно быть дозволено выехать из страны по моему ходатайству ¹¹⁶.

14. Мы выступили и стали лагерем чуть повыше, при Аубнах. Боярин, узнав, что меня отпустят [со службы], послал за мною и заявил, что он будет сему противиться.

15. Мы выступили и, повернув в правую сторону, стали на том же месте, где находились 4 сентября прошлого года. Тут пришло письмо из Москвы с сообщением, что в Польше моровое поветрие и никого не должно сюда пропускать.

16. Мы выступили и, миновав прежний лагерь в Бухове, стали в 2 верстах за [рекой] Артополотой.

17. Мы выступили и разбили стан, не дойдя 2 верст до Берестовки.

18. Мы не двигались, поскольку многие лошади устали.

/л. 29 об./ Сентября 19. Мы прошли мимо Берестовки, двух прежних лагерей и двух прежних стоянок и расположились на месте, где армия была распущена годом раньше, — за 28 верст.

20. Мы отдыхали. Несколько пехотных полков отстали, будучи утомлены.

21. Мы выступили и разбили стан у Верхо-Сулы.

22. Мы прошли 15 верст. Самая тяжелая артиллерия и боевые припасы были отосланы в Сумы, куда по приглашению

*23* тамошнего полковника отправился обедать боярин со своим сыном, а мы дошли до Алешинки.

25. Когда мои драгуны подали прошение, я был отпущен и добрался до Агафонова, что лежит у р[еки] Сейм, которая от Рыльска до сего места течет на юг, а отсюда на запад к Путивлю, который от сего села отстоит на 40 верст, Суджа и Рыльск — на 20, а Сумы — на 30. Здесь я с великим трудом пересек реку. [29]

26. Я доехал по приятному краю до Рыльска и, перейдя ручей Рылу, обедал на другом берегу. Сей Рыльск от Курска в 120, от Суджи в 40, от Севска в 60, от Путивля в 60 и от Глухова в 40 верстах. Я ночевал 10 верстами далее.

27. Я выехал и заночевал в Калиновом лесу ¹¹⁷, за 30 в[ерст].

28. Я рано выехал и прибыл в Севск около 9 часов.

30. Стольник Федор Языков проехал с приказом о роспуске армии.

/л. 30/ Октября 1. Стольник Василий Михайлович] Тяпкин проследовал по пути в Киев и Чигирин, дабы доставить отчет о положении оных.

7. Явился генерал Венедикт Андр[еевич] Змеев и сего же дня отбыл.

9. Приехал князь Василий Васильевич Голицын и

*11.* пробыл два дня; мы проводили его через севский мост.

15. Мы уведомились из Киева и Чигирина, что турки оставили свою самую тяжелую артиллерию и все боевые припасы в Тягине ¹¹⁸ и отдали строгий приказ готовить к весне великие силы.

23. Из Смоленска в Севск доставлено 4000 [предметов] вооружения — кирасы, карабины и пистолеты с ольстрами ¹¹⁹.

25. Послан приказ в Киев полковнику Борису Корсакову идти в Чигирин и сменить там гарнизон; в его полку почти 1000 человек.

28. В Чигирин для стрельцов, кои будут там зимовать, отправлены шубы ¹²⁰ из овечьих шкур.

29. Через Москву мы известились, что несколько сотен калмыков дошли до самого Белгорода, дабы оказать нам поддержку в Чигирине, но будучи холодно встречены князем Петром Ивановичем] Хованским ¹²¹, не имевшим указа касательно оных, на обратном пути, возле Тамбова ¹²², угнали несколько тысяч голов скота.

/л. 30 об./ Ноября 6. Три приказа стрельцов с их полковниками Степ[аном] Ивановичем] Яновым, Ларионом Абрамовичем] Лопухиным и Никифором Ивановичем] Колобовым пришли из Киева и, оставив здесь артиллерию и боевые припасы, выступили к Москве.

11. Стольник Алекс[анд]р Фед[орович] Карандеев приехал из Москвы с указом боярину Ромодановскому и гетману встретиться в [30] Рыльске и держать совет о грядущем летнем походе, а затем боярину прибыть в Москву и дать отчет об их замыслах и советах.

В это время мы прослышали, что Гоголь и Дмитрашка получили приглашение от короля Польши ¹²³ явиться к нему.

17. Генерал-майор Трауэрнихт с тремя чигиринскими приказами стрельцов прибыл в Севск и после двухдневного отдыха выступил вперед, к Москве.

19. Я поехал верхом в Рыльск и добрался туда на другой день. По прибытии боярин и гетман 21-го имели совещание, где было решено удерживать и оборонять Чигирин; к настоящему гарнизону должно отправить 6000 русских и 6000 казаков, /л. 31/ и оные, либо столь значительная их часть, как будет сочтено уместным, устроят перед Чигирином лагерь, дабы по возможности охранять местность; даже если турки со своими войсками решатся идти на осаду Киева, эти силы должны остаться там для защиты оного города и края.

Казачий гетман, видя нависшую над его страной угрозу, очень хотел прибыть в Москву и настоять на осуществлении рыльских решений. Русские от сего уклонились и послали ему и казакам заверения в милости Его Величества; император, вознамерясь вступить в новый договор с Польшей, ни в коем случае их не забудет и подтверждает постоянную к ним милость.

В это время ходили слухи, будто великий султан повелел отсечь голову Ибрагим-паше и гневно отписал к татарскому хану, обвиняя его в неисполнении долга под Чигирином, так что /л. 31 об./ хан уже обещал по первому зимнему пути явиться на Украину с великим войском ¹²⁴. Все сие, как полагали, обсуждалось и усугублялось как уловка, дабы помешать прибытию гетмана в Москву, чего тот весьма желал, и его помыслам об этом.

/л. 32/ Декабрь.

Вернувшись из чигиринского похода в Севск, я получил весть из Москвы, что, по предъявлении чрезвычайным посланником Его Священного Великобританского Величества — Джоном Хебдоном, эсквайром, — мемориала от имени Его Величества о моем увольнении, Его Царское Величество милостиво пообещал меня отпустить после моего возвращения из кампании и челобитной, согласно обычаю. Я написал к боярину князю Василию Васильевичу Голицыну [с просьбой] о посредничестве, дабы раздобыть грамоту с указом Его Величества о моем приезде в Москву. Когда оная пришла 17 декабря, я собрался и 24-го пустился в путь из Севска в сопровождении [31] подполковника Лэнделса, трех прапорщиков, двух моих старших сыновей и их школьного учителя Готтлиба фон Берге ¹²⁵.

24. Я провел всю ночь в Красном Поле — деревне, приписанной к моему полку, за 20 верст.

/л. 32 об./ ¹²⁶ Декабря 25. В день Рождества Христова я проследовал до Радогоща — главного в одноименном округе древнего села, лежащего на реке Неруссе, за 20 верст.

26. Я остановился в Добрике, за 20 верст.

27. В воскресенье я обедал в Глыбочке ¹²⁷, за 30 верст, и ночевал в Кашкаданове, за 15 в.

28. Я обедал в 5 верстах за Карачевом и ночевал в Косагове — всего 45 в.

29. Я остановился в Волхове, за 40 верст.

30. Я обедал за 12 в. до Белева и ночевал в деревне близ монастыря — всего 60 верст.

31. Я вторично пересек Оку у Кипети, обедал в Ли[х]вине и, вновь переправясь через Оку, стал в деревне 5 верстами далее — всего 30 верст.

Комментарии

1. Русский титул середины XVIII в. на листе 1а.

2. Гордон приехал в столицу из Севска — южной крепости, где служил со своим драгунским полком с 1671 г. По зимней дороге этот путь (более 500 верст) занимал около недели.

Один из пунктов царского указа от 29 сентября 1676 г. о роспуске полка князя В.В. Голицына из Путивля относился к "драгунского строю полковнику Петру Гордону его полку с начальными людьми и с коморицкими драгуны": полковнику и офицерам ехать к Москве, а ратных людей распустить по домам. См. Полное собрание законов Российской Империи. СПб., 1830. Т. 2. С. 77. (Примеч. О.А. Курбатова, которому я благодарен за помощь в комментариях. — Д.Ф.)

3. Kniaz. Здесь и далее в примечаниях термины подлинника, иноязычные для автора слова (не английские или шотландские), а также неточно переданные имена и топонимы выделены курсивом.

4. Князь Ю.П. Трубецкой (ум. 1679) — боярин, воевода, ранее переселившийся в Россию из Польши и принявший православие.

5. Rosrade — Разрядный приказ. Как можно понять из дальнейшего, челобитная против Гордона обвиняла его в каких-то притеснениях драгун, которые жили в приписанных к его полку деревнях Севского уезда. Полк Гордона был одним из поселенных полков комарицких драгун. Население Комарицкой волости Севского уезда с 1646 г. было переведено на военное положение в обмен на свободу от налогов и податей. Определенное число способных к службе мужчин выступало в походы в составе драгунских полков, а прочие оставались оборонять уезд. С 1667 г. отряды комарицких драгун стали нести гарнизонную службу в Киеве, Глухове и Севске, переменяясь через 4 месяца или полгода. В это время в волости насчитывалось 68 "жилых" сел и 160 деревень, слобод и починков, приписанных к полкам. Отношения их жителей с местными властями и полковыми начальными людьми" складывались непросто и порой вели к коллективным челобитьям о злоупотреблениях офицеров, с чем довелось столкнуться и Гордону. (Примеч. О.А. Курбатова.)

6. Князь В.В. Голицын (1643—1714) — знаменитый государственный деятель, ближний боярин, воевода, наместник Черниговский, с 1676 г. начальник Посольского и других приказов, участник Чигиринских и предводитель Крымских походов. В 1686 г. заключил "Вечный мир" с Польшей. Возглавлял правительство царевны Софьи, после падения которой был сослан Петром I.

7. Sheale. Вероятно, рейтарский полковник и "новокрещен" Александр Шель, который в 1677 г. был "отпущон на Самару воеводою" (РГАДА. Ф. 210. Книги Московского стола. Оп. 6. Кн. 95. Л. 229).

8. Brother in law. Другие возможные варианты — зять, свояк или деверь.

9. Так именуются царь Федор Алексеевич (1661—1682), правивший с 1676 г., и боярская дума.

10. Dumny Diack. Шотландец Ламсден был близким родственником Гордона и прапорщиком его полка.

11. Князь Г. Г. Ромодановский (ум. 1682) — ближний боярин, воевода, наместник Белогородский. Участник Переяславской рады 1654 г., фактически главнокомандующий царских войск в Чигиринских походах 1677—1678 гг. Убит во время стрелецкого бунта в Москве.

12. То есть к думному дьяку.

13. В подлиннике даты иногда стоят на полях при сплошном тексте; в настоящем издании они выделены звездочками.

14. 30 января 1677 г. Гордону и другим иноземным офицерам, находившимся в Москве, было выдано жалованье: "[полковнику] драгунского строю Петру Гордану девяносто рублев" (РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 303. Л. 616).

15. То есть в царский дворец.

16. Пол Мензис (1637—1694), по русским источникам Павел Гаврилович Менезий, Менезиус, Менезес или Менгес. Земляк, сослуживец и близкий друг Гордона, прибывший вместе с ним в Россию в 1661 г. В 1672—1674 гг. царский посланник в Берлине, Дрездене, Вене, Венеции и Риме для переговоров о союзе против турок. Затем стал первым иностранным наставником царевича Петра, участвовал со своим полком в Чигиринских и Крымских походах. Умер генерал-майором в Москве. См.: Чарыков Н.В. Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия. СПб., 1906.

17. П. Г. Марселис (ум. 1672) — богатый гамбургский купец родом из Нидерландов. Основатель и владелец железоделательных заводов в Тульском, Каширском, Олонецком и Костромском уездах, на реках Ваге и Шексне. Его вдовой была Маргарита (Мария) Вилимовна, урожденная Беккер фон Дельден.

18. То есть в Кремле.

19. Петр Дорофеевич Дорошенко (1627—1698) — в 1665—1676 гг. гетман Правобережной Украины. С помощью Турции и крымских татар пытался овладеть Левобережьем, но в сентябре 1676 г. был осажден царскими войсками в Чигирине при участии Гордона, присягнул царю и затем жил в России. В 1679—1682 гг. был воеводой в Вятке. С.Е. Алмазов — стольник, русский посланник на Украине, затем думный дворянин.

20. Данией в это время правил король Кристиан V (1670—1699).

21. Novoy Czetfert — приказ, ведавший сбором кабацких пошлин.

22. Wibor, т.е. выдадут зачинщиков. Очевидно, имеется в виду круговая порука.

23. Накануне, 31 марта, Гордону исполнилось 42 года.

24. То есть воеводство. Князь И.Б. Троекуров (1633—1703) — боярин (с 1677 г.), воевода, наместник Удорский.

25. В это время севским воеводой был стольник Леонтий Романович Неплюев.

26. Подполковником у Гордона был его старый соратник еще по шведской службе — шотландец Александер Лэнделс (в русских документах Ландос).

27. Название этого города автор пишет по-разному, но, как правило, двусложно: Czehrin, Czigrin, Czegrin, Czihrin. Ср.: в украинской летописи С.В. Величко — Чигрин, по-польски — Czehryn (Чехрынь). Правда, у Гордона встречается и форма Czeherin, но всего трижды во всем томе. Записи с 5 апреля по 3 мая 1677 г. в подлиннике отсутствуют.

28. А.П. Головин (ум. 1690) — окольничий, затем боярин и воевода в Астрахани и Тобольске.

29. Prykases of streltsees. Отборные московские стрельцы до 1680 г. по традиции делились на приказы, каждый из которых состоял из нескольких "сотен". (Примеч. О.А. Курбатова.)

30. Турецкий султан Мехмед IV (1641-1692); правил в 1648-1687 гг.

31. Belgrade — турецкая крепость Аккерман, или Белгород, на Днестре.

32. Юрий Хмельницкий (ок. 1641—1685) — младший сын Богдана Хмельницкого. Получив гетманскую булаву, он перешел на сторону Польши по Слободищенскому договору 1660 г., вскоре отказался от своего звания и принял монашество под именем Гедеона, но расстригся и стал игрушкой в политике Османской империи. По воле султана он был освобожден от монашеских обетов Константинопольским патриархом Парфением.

33. Каменец-Подольский был захвачен турками у Польши и уступлен ею Османской империи вместе с частью Правобережной Украины по Бучацкому (1672) и Журавинскому (1676) договорам.

34. Bassaes.

35. И.В. Бутурлин — окольничий, воевода в Рыльске, наместник Коломенский, затем боярин.

36. Имеются в виду Наталья Кирилловна Нарышкина (1651—1694), вторая жена покойного царя Алексея Михайловича, и ее отец — боярин Кирилл Полуектович Нарышкин.

37. Writer (шотл.) — обычно Гордон называет так русских подьячих.

38. Крымскому хану Селим-Гирею.

39. Слова "перейти Днепр" в рукописи вычеркнуты.

40. Турецкой армией командовал Ибрагим-паша по прозвищу Шайтан. О численности турок и вспомогательных войск (молдаван, валахов и татар) см. "Дневник", л. 21 об., 27 об.—28.

41. А.С. Матвеев (1625—1682) — ближний боярин, глава Посольского и Малороссийского приказов. После смерти царя Алексея Михайловича враждебная партия Милославских подвергла его опале. В Казани дьяк И.С. Горохов объявил Матвееву указ о лишении боярства и имения и ссылке в Пустозерск. По возвращении из ссылки Матвеев был убит в Кремле мятежными стрельцами.

42. Pusto yezoro.

43. Towaris. A.B. Толстой — воевода, думный дворянин и окольничий.

44. Chancellour — так автор именует дьяков.

45. Czechs. Чехами называли на Украине польские полтораки (серебряные монеты в 1,5 гроша). Русское правительство пыталось вытеснить из обращения на Украине иностранные монеты, заменив их своими аналогами. Указ о чеканке чехов в Путивле относится к 1675 г., но выпуск их был налажен лишь в 1686—1687 гг. в Севске.

46. Verst.

47. Князь Г.А. Козловский (1612—1694) — окольничий, участник войны с Польшей, был воеводой в Киеве и других городах, позже боярин.

48. Diavatnina.

49. Slopia.

50. Woywod.

51. Nitshike — т.е. драгун, не явившихся на службу.

52. Littavish Slaboda.

53. А.А. Шепелев (ум. 1689) — командир Первого московского выборного полка, позже "думной генерал" и окольничий.

54. Sursa. Расстояние указано неверно: от Суджи до Курска около 100 верст.

55. Ottoman.

56. Hetman. Иван Самойлович Самойлович (ум. 1690) — гетман Левобережной (с 1672) и Правобережной (с 1674) Украины. Стремился к их воссоединению. В 1687 г. низложен и сослан в Сибирь. Г.И. Косагов (ум. 1693) — стольник, полковник, затем генерал-майор и думный дворянин; с отличием командовал русским сводным отрядом в Чигиринских походах.

57. Ismeyow. B.A. Змеев (ум. 1696/97) — воевода, думный дворянин и генерал, участник войны с Польшей, затем окольничий и глава Стрелецкого приказа.

58. Все три названных полковника — рейтарские "Иван Гулец" и "Яков Тур" и солдатский "Яков Ронорт" — были сослуживцами Гордона по Севскому разрядному полку (РГАДА. Ф. 210. Книги Московского стола. Оп. 6. Кн. 95. Л. 402—424 об.). Последний позже породнился с автором "Дневника", который вступил во второй брак с Элизабет Ронаэр.

Встречающееся в "Дневнике" обиходное обозначение частей действующей армии как "московские", "севские", "белгородские" и "новгородские" полки или войска отражает деление русской армии того времени на территориальные округа — "разряды". К "московским" относились московские стрельцы и выборные солдатские полки, остальные части комплектовались из поселенных ратных людей Севского, Белгородского и иных разрядов. При этом все полки "нового строя" имели единообразную структуру, а среди их начальных людей, особенно старших чинов, было много иноземцев. (Примеч. О.А. Курбатова.)

59. Prevose.

60. Vorobesa.

61. Stepp.

62. Dumny.

63. Strepshy... Yensikuf. Первым славянским языком, которым овладел Гордон, был польский, и даже после 16-летней службы в России он иногда полонизирует русские имена и слова.

64. Вагенбург (нем.) — временное подвижное укрепление из повозок.

65. Silets — дворянин, состоявший при царском дворе.

66. Сумы основаны в 1652 г.

67. В подлиннике не сохранилось описание дальнейшего похода армии князя Г.Г. Ромодановского к Днепру и начала действий против турецко-татарских сил между 4 и 26 августа. Объем утраченного текста трудно определить, так как нумерация листов непрерывна и не принадлежит автору. Рассказ возобновляется на переправе через Днепр у Бужина русских войск и казаков гетмана Самойловича, которые соединились 10 августа и шли на помощь осажденному Чигирину. О событиях в самой крепости и вокруг нее см.: "Дневник", л. 17 и след.

68. Речь идет о передовом отряде русских и казаков, форсировавшем Днепр. Он состоял из солдат генерал-майора Шепелева и полковника Вестова и казаков Полтавского и Нежинского полков.

69. Князь Г.Г. Ромодановский.

70. Габион (итал., франц.), или тур, — плетеная корзина, наполненная землей, камнями и проч., для прикрытия в укреплениях.

71. Platayuf.

72. Selected Regiment of Matfe Osip. Kropkow. Два московских выборных полка солдатского строя были сформированы в 1656—1658 гг. Второй из них (Кровкова, затем Бутырский) Гордон впоследствии возглавил.

73. Companshiks. В украинских источниках — компанейщики или компанейцы. Автор поясняет этот термин ниже (см. "Дневник", л. 55).

74. Spanish Ruiters — нем. Spanischer Reiter.

75. Гордон использует термин "ретраншемент" в обоих его значениях: 1) оборонительный вал с окопом (в данном случае) и 2) внутренний рубеж защиты в крепостях, на случай прорыва неприятелем главной линии укреплений.

76. Czirkasses, т.е. украинские казаки.

77. В русских источниках — Самуил Вестов.

78. Patroliring.

79. Фланки. Здесь — фланкирующие, т.е. боковые полевые укрепления.

80. Stolnik.

81. Baydakes — так назывались речные суда по Днепру и его притокам, обычно с одной мачтой и одним большим парусом.

82. Tesma. Другая форма — Тясмин.

83. Апроши — осадные траншеи для безопасного подхода к крепости.

84. Czarny-liass or black wood.

85. To есть реки Ингулец и Ингул.

86. Boh.

87. Relation — это может означать как официальное донесение (реляцию), так и устный рассказ генерал-майора Трауэрнихта, с которым Гордон состоял в далеко не лучших отношениях (см. "Дневник", л. 1—1 об.).

88. По сепаратному Журавинскому миру, заключенному в октябре 1676 г., союзная России Польша признала за султаном значительную часть Правобережной Украины, включая Чигирин.

89. Fin. Это может означать и другие породы хвойных деревьев (пихта, ель).

90. Bulwarks — раскат, бастион. У Гордона термины "болверк" и "бастион" также взаимно заменяемы.

91. Pickired.

92. Здесь Гордон перемежает русские и шотландские термины: Sotnikes, Kosakes, Provosts, Bailzies.

93. Grand Signior — т.е. турецкого султана, который провозгласил Юрия Хмельницкого гетманом и князем Украины.

94. Militia.

95. Самойловичем.

96. Bardises (commonly called halfe-moones) and halfe-pikes.

97. Контрэскарп — внешний, полевой откос рва.

98. Glovaes.

99. То есть боевые части.

100. Так называлась одна из башен Чигиринского замка, или Верхнего города, и прилегающая к ней местность.

101. Horda.

102. Hoffemaster.

103. Нижняя часть могучего каменного болверка Дорошенко, называемого также бастионом, башней или тюрьмой, сохранилась в Чигирине до сих пор и была исследована археологами в 1994—1995 гг.

104. Flankers — боковые или угловые части укреплений.

105. Из армии князя Г.Г. Ромодановского и гетмана И.С. Самойловича.

106. Древнее название Дона.

107. В.Б. Шереметев (ок. 1622—1682) — боярин, воевода. После капитуляции возглавляемой им русской армии под Чудновом осенью 1660 г., поляки выдали его своим союзникам татарам (Дневник 1659—1667. С. 74—77); более двадцати лет он томился в крымском плену и был выкуплен лишь незадолго до смерти. Стольник князь А. Г. Ромодановский (ум. 1686), сын боярина князя Григория Григорьевича, был захвачен татарами на Украине по пути в Москву в октябре 1668 г.

108. After the taptu [от голл. tap toe] or befor the deeing. Речь идет о военных сигналах.

109. В эти годы недоверие и взаимные обвинения, часто беспочвенные, между русскими и украинцами проявлялись постоянно и по любому поводу.

110. Богдан (Зиновий) Михайлович Хмельницкий (ок. 1595—1657), гетман Украины, в 1648 г. возглавил восстание против польской короны, и в числе прочих городов его войска взяли Бар в Подолии.

111. См. план Чигирина, приложенный Гордоном к "Дневнику". Указанные размеры соответствуют плану.

122. Korbekitskoy.

113. Janizaries — отборная пехота Османской империи.

114. Точнее — дефтердар.

115. Князь Г.Г. Ромодановский.

116. Эта фраза, как и нижеследующая об отклике князя Ромодановского, вписана мелким почерком. Гордон многократно, в течение многих лет пытался уволиться с царской службы и вернуться на родину.

117. Kalina woods.

118. Тягин (Тигин) — старинное название молдавского города Бендеры.

119. Hulsters — чехлы для седельных пистолетов ("чушки").

120. Shubes.

121. Князь П.И. Хованский — старший сын знаменитого князя И.А. Хованского (ум. 1682), боярин, воевода на Дону.

122. Dembow.

123. Имеются в виду монарх Речи Посполитой Ян III Собеский (1629—1696; правил с 1674), с которым Гордон был хорошо знаком, и, очевидно, казачьи полковники — брацлавский Остап (Астафий) Гоголь и переяславский Дмитрий Райча; оба долго колебались между Варшавой и Москвой, а Гоголь в 1676 г. получил от польской короны титул гетмана.

124. После неудачной осады Чигирина крымский хан Селим-Гирей был смещен по воле турецкого султана; его преемником стал Мурад-Гирей (правил в 1677-1683).

125. Старшим сыновьям Гордона — Джону (Ивану) и Джеймсу (Якову) — в это время было около 10 и 9 лет соответственно. Их наставник — лицо довольно примечательное. Проведя молодые годы в России, Эрнст Готтлиб фон Берге (ум. после 1701) занимался литературой в Британии, служил при прусском дворе и одним из первых переводил на немецкий язык поэмы Джона Мильтона; в 1695—1698 гг. он перевел "с одного славянского манускрипта" описание Сибири.

126. Начиная с этой страницы и до конца тома автор ставит в колонтитул греческое слово Ephemeris (эфемерида, т.е. дневник); прежде он помечал только месяцы и годы.

127. Glembotczka — еще один пример полонизации автором русских названий.

Текст воспроизведен по изданию: Патрик Гордон. Дневник. М. Наука. 2001