ПАТРИК ГОРДОН

ДНЕВНИК

1659-1667

После пожалования в подполковники я избавился от хлопот по приказным и полковым делам, кои перешли к капитану Мензису. Как старший капитан, он должен был сменить меня в должности майора. Он был женат и нуждался в пособиях помимо своего жалованья, а /л. 157/ поскольку майор ведет все полковые дела, оная должность всегда сопряжена с некоторыми выгодами, в коих в это время он имел большую надобность, чем я. К тому же я решил сменить общество и приступить к общению с дамами, с прекрасным полом. Из сих соображений я оставил полк и поселился в [Иноземской] Слободе. Но в этом мире ни в чем нет постоянного счастья и довольства, и здесь я впутался в дела, причинившие мне больше волнений, чем я мог вообразить.

За два прошедших года в страну прибыло множество иноземных офицеров, иные с женами и детьми, но большинство без. Среди них многие, если не большая часть, — люди дурные и низкие, никогда не служившие в почетном звании. Они нанялись офицерами за пределами страны и обрели здесь твердое, хотя и небольшое жалованье. Однако всегда надеясь на лучшее, одни — дабы обосноваться, /л. 157 об./ другие — в расчете на благополучие и избавление от нужды, брали в жены вдов или девиц, согласно своей прихоти. К тому же русским от природы свойственно меньше доверять людям холостым, чем женатым, и это соображение тоже побуждало кое-кого к [124] женитьбе. Итак, стремление к сватовству и супружеству было всеобщим, а на свободных людей, кои [на это] не отваживались, смотрели как на скучных, негодных, неблагонравных и нежелающих оставаться в стране. Женщины и их родня использовали всевозможные средства, дабы увлечь и приманить мужчин к помолвке.

Такие искушения выпадали и на мою долю, и множество прямых и косвенных уловок к моему обручению применялось в различных домах, а особливо в одном. С большими усилиями, со всем искусством, каким владею, мне удавалось сохранять свободу, не навлекая вражды и ненависти. При этом я оказался в великом затруднении; мысли мои и чувства были весьма расстроены, предоставляя слишком обильную /л. 158/ пищу для раздумий, но отнюдь не твердую почву для верного решения.

С одной стороны, в перемене моего положения я находил большие опасности, неудобства и тяготы. Женитьба — один из важнейших поступков в жизни человека, коим его счастье либо созидается, либо рушится; каждый по крайней мере уповает на лучшее. Здесь же не приходится ожидать почти ничего подобного. Браки с туземками не дозволяются, если не сменить наряд и не принять их религию. Среди самих же иноземцев люди военные обычно бедны, и по частям сделать состояние нельзя нигде: бремя содержания своего дома и супруги велико, жалованье скудно, и, хотя медные деньги заменили на серебро, это может дать лишь жалкие средства на жизнь. К тому же тот, кто свяжется с женою, теряет свободу и не так способен перебраться в другую страну по случаю мира и права на отъезд. Эти и многие другие доводы укрепляли мою решимость не вступать в брак не только здесь, но и в Польше. Любовь к свободе и боязнь, что я не смогу содержать супругу, лишили /л. 158 об./ меня там хороших партий с весьма достойными особами, посредством коих я мог бы обзавестись роднёю и значительным состоянием.

С другой стороны, я обдумывал свои затруднения из-за видов, имевшихся кое у кого на мой счет. Хотя до сих пор и посчастливилось устоять против оных, но все же во хмелю у меня могли бы выманить слово, в коем я бы раскаивался всю жизнь. Я размышлял и о том, что в женитьбе есть свои преимущества и удовольствия, ибо при хорошем выборе можно обрести поддержку и покой в домашнем обиходе, в болезни и невзгодах; кое-что, пусть и немногое, дабы улучшить свое состояние и благополучие; также и родных. Да и одно из величайших предназначений супружества — избегать греха и иметь потомство.

Что до содержания супруги, я вижу, как другие, располагая равным со мною жалованьем, держат столь же хороший стол и выезжают в столь же добром снаряжении, что и я. Посему я заключил, что [125] Господь благословляет это состояние. К тому же холостяки, содержащие семью [без брака], проматывают больше, чем потребно /л. 159/ на жену.

Что до свободы, то хотя женитьба — своего рода неволя, однако же самая сладостная из всех. Привычка и общение придадут ей видимость постоянного развлечения. Что до отъезда в другую страну — достойная супруга, помощь, совет и прочие преимущества могут с избытком возместить любые подобные трудности. Далее, это вызовет большее доверие и убежденность у русских и, в конце концов, принесет величайшее в мире наслаждение без греха и надежду, что такая перемена не только восстановит, но и укрепит мое здравие.

Итак, мои мысли боролись и метались между этими соображениями. Я многократно призывал Всемогущего Бога, дабы Он соизволил направить меня к лучшему. Наконец как-то вечером, в воскресенье, лежа на кровати в моей комнате, я предался весьма глубоким раздумьям о своем настоящем положении и перебрал в уме все недостатки и достоинства его перемены. В итоге польза и /л. 159 об./ удобство изменений и супружеской жизни превозмогли все прочее.

Я стал озираться и размышлять, где и на ком остановить мою склонность. Преимуществом было то, что ни одна дочка или родственница военного человека мне не откажет (что до остальных, их положение, воспитание и прочие обстоятельства мне не нравились). Я позволил воображению объять всех достойных особ сего города и, по зрелом рассмотрении всех частностей в каждом случае, счел наиболее приятной и подходящей дочь полковника Филиппа Альберта фон Бокховена. Едва тринадцати лет от роду, она статна, хорошо сложена, мила лицом, набожна, скромна и хорошо воспитана достойной матерью; ее отец — благородный джентльмен, старший полковник, большой любимец царя и знати — был взят в плен в битве при Басе или Губарях около двух лет назад ³³⁸ и все еще пребывал пленником. Весьма важным побуждением была и ее вера, единая с моей

/л. 160/ Приняв решение и устремив помыслы к сей особе, я искал возможность открыть свои намерения, как вдруг вошел мистер Джон Эннанд; человек буйный и опрометчивый, он был капитаном в Шотландии, а ныне занимался здесь хирургией. Видя меня в меланхолии и тревоге, ему вздумалось поднять меня, дабы нанести визит полковнику Корнелиусу фон Бокховену; тот недавно вернулся из плена и жил в одном доме с предопределенной мною возлюбленной, будучи с нею в родстве. Мистер Эннанд часто советовал мне жениться, что благоприятствует здоровью, и называл самой подходящей ту же особу, на коей я остановил выбор. Зная его как человека прямодушного, хотя и безрассудного и непостоянного, я не желал доверять [126] ему никаких тайн, доколе не приду к твердому мнению. Однако на сей раз я обронил пару слов, подавших ему надежду, будто я склонен последовать его совету.

Явившись в дом [Бокховенов], я был очень любезно принят полковником и провел в компании других иноземцев, кои собрались там прежде меня, /л. 160 об./ один или два часа. Когда общество разошлось, а я стал прощаться, полковник удержал меня, чтобы стоя выпить еще один кубок, ибо я прибыл последним. Между тем мистер Эннанд привел мою предрешенную возлюбленную и развязно потребовал поднять тост в честь нас обоих. Эта грубая шутка не пришлась мне по нраву, и я вскоре удалился.

Я никогда не любил открыто высказываться ни о чем, что не имел в виду поистине, особливо в делах любовных. Хотя я часто общался с дамами и ухаживал за ними a la mode ³³⁹, однако ни у одной не просил согласия на супружество, ибо никогда не приходил к такой мысли. Теперь же, решившись, я полагал, что сию мысль можно прочесть по моему виду и поведению. Откладывать объяснение — значит вызвать упреки в недоверии или обмане, коих я счел за благо поскорее избежать. Я не хотел, чтобы мои искренние побуждения были запятнаны малейшим подозрением.

/л. 161/ Января 12. Вечером я отправился в дом моей милой, решив сделать предложение ей, а также ее матери, если представится случай. Я застал мою возлюбленную в одиночестве, без матери, которая куда-то отлучилась. Она приветствовала меня, предложила сесть и сказала, что пошлет за матушкой. Я ответил, что на сей раз нет нужды беспокоить матушку, ибо у меня важное дело к ней самой, и я не могу задержаться надолго. Она поднесла мне чарку водки ³⁴⁰, по местному обычаю. Я сказал, что выпью во здравие ее милого. Она ответила, что такого не имеет. Я переспросил и после подтверждения осведомился, не примет ли она в услужение меня. Тут она зарделась, а я сказал, что это не лесть, а мое истинное намерение; я пришел с целью предложить ей свои услуги. Овладев собою, она заметила, что у нее есть отец и мать, и без них она ничего говорить не может. Я возразил, что в нашей стране ³⁴¹ принято просить /л. 161 об./ прежде согласия у молодых дам, а затем обращаться к родителям, и со словами нежности добивался ее ответа. Наконец она вымолвила, что будет рада совету и велению родителей. Я этим довольствовался и, после сердечного прощания, удалился.

Января 13, вторник. Узнав, что сегодня день рождения моей милой, я раздобыл перчатки, ленты и тому подобное для подарков и обручения с нею, согласно здешним обычаям. Когда ко мне явился мистер Эннанд, я поведал о моих намерениях и взял его с собою к моей [127] возлюбленной. По прибытии я пожелал ей счастья по случаю дня рождения и преподнес подарки. После кое-каких отговорок и извинений она приняла оные по воле своей матери.

Предпослав ряд искренних заверений, я изложил дело ее матери. Та после обычных любезностей и колебаний (особливо поскольку без /л. 162/ соизволения мужа не могла дать твердого ручательства) согласилась. Она лишь просила хранить тайну, пока не получено согласие ее мужа, и раз уж здесь его ближайший родственник, просила меня прийти вечером, когда тот будет дома, и изложить все ему. Я неохотно сие пообещал.

Вечером я явился туда снова и изложил дело полковнику, в коем встретил некоторую строгость (ведь у него тоже были дочери): ни дочка, ни мать не вправе давать уверений или полного согласия без одобрения отца. Но наконец мы условились, что я буду допущен и принят в доме как жених, и это звание не будет предоставлено никому другому, а [невесте] не посещать никаких свадеб, торжеств и приемов без меня или моего соизволения, /л. 162 об./ Вот и все ручательства, коих я смог добиться. Наблюдая сходные случаи, я был доволен. В неустроенные и изменчивые времена и двойная игра считается честной ³⁴².

Вопреки обещаниям и решимости молчать, через день-другой об этом говорили по всему городу или Слободе. Перед незнакомцами сие усердно отрицали, однако не признаться друзьям было нельзя.

Января 18. Подполковник Уинрэм женился на Джулиане Кит. Я был у них резчиком, а моя милая — подружкой невесты. Несмотря на зависть и неприязнь [к нам], мы веселились от души.

/л. 163/ Февраль. Я переехал на другую квартиру, поближе к жилищу моей милой, где столовался и стирался как один из домашних.

22. Я написал к генерал-майору Драммонду в Смоленск, уведомив его о нашей великой нужде из-за медных денег и о малой вероятности перемен.

/л. 163 об./ Марта 17. В день именин царя ³⁴³ мы подали петицию, представляя наше несчастное положение по причине дешевизны медной монеты, коих ныне идет 15 за одну серебром, и просили платить нам в серебряных деньгах, или же по их стоимости в медных, а иначе предоставить нам свободный выезд из страны. Ответа мы не получили, кроме того, что Его Величество примет сие во внимание. [128]

/л. 164/ Апреля 7. ³⁴⁴

11. Получил ответ генерал-майора Драммонда на мое письмо от 22 февраля, датированный в Смоленске 7-го сего месяца.

После кончины в Смоленске генерала Лесли ³⁴⁵ был послан приказ генерал-лейтенанту Далйеллу в Полоцк о производстве его в генералы и переводе в Смоленск, дабы занять место покойного. По другому [приказу] генерал-майор Драммонд стал генерал-лейтенантом. Генерал Далйелл вместо отъезда в Смоленск явился в Москву с кое-какими жалобами, что немало рассердило боярина Илью Даниловича.

/л. 164 об./ Май. Пока поляки утесняли Быхов блокадой, генерал-лейтенант Драммонд выступил из Смоленска с отрядом примерно в 2500 конницы и пехоты и прямым натиском разбил их в поле, прогнал через гать, перебив многих, а иных захватив с малым уроном, снял блокаду и подкрепил город припасами и всем необходимым, за что был щедро награжден царем ³⁴⁶.

Генерал Далйелл, обменявшись резкими словами с боярином Ильей Даниловичем, остался в Слободе, возмущенный и недовольный.

16. Я написал к отцу, направив письмо Джону Лэнгу в Ригу. Я не имел писем [от отца] после того, что получил в Варшаве, датированного в Охлухрис ³⁴⁷.

/л. 165 об./ Июня 15, понедельник. Я написал к генерал-лейтенанту Драммонду в Смоленск.

К нашей великой радости и утешению медные деньги были отменены, и нам выдали полуторамесячное жалованье серебром. Те, кто узнал об этом за несколько дней, скупали все что могли раздобыть на свои медяки, а бесчестные люди в приказе от имени Его Величества скупили почти всю древесину у лесоторговцев. Скупка товаров повсюду шла так бойко, что самые сметливые, особенно лавочники, заподозрили перемену денег и закрыли свои лавки.

При отмене денег было объявлено, что те, у кого есть медяки, должны сдать их в казну, откуда им выплатят за оные серебром. 16-го несколько сот рублей /л. 166/ были обменены по десять за один [серебром] лицам всякого звания, а назавтра еще несколько — все сие дабы предотвратить мятеж, коего опасались. Но большинство [129] людей, особенно солдаты, были настолько удовлетворены серебром, что частным убыткам не придавалось значения.

Все это время Украина и казачество пребывали в весьма шатком положении. На другом берегу Днепра Юрась Хмельницкий твердо стоял за поляков. Петр Дорошенко тоже стал важной фигурой и старался возвыситься ³⁴⁸. В Запорожье Иван Мартын[ович] Брюховецкий, сделавшись кошевым ³⁴⁹, претендовал на гетманство вследствие своих заслуг и согласия тамошних казаков, кои притязали на основное право при выборе гетмана. Полтавский и Гадяцкий полки также склонялись на его сторону.

Полковники переяславский, нежинский и черниговский вступили в сговор, дабы один из них /л. 166 об./ стал гетманом, особливо Яким Семен[ович] Сомсонко, или Сомко, — полковник переяславский и брат одного из них. Он оказал весьма значительные услуги, оставаясь тверд и верен царю и охраняя царские интересы на этом берегу Днепра, когда гетман Хмельницкий с казаками отдались полякам и присягнули королю и Речи Посполитой под Чудновом в 1660 году; на оном основании и по прочим своим заслугам он уже давно не хотел и слышать о соперниках. В столь неопределенном состоянии казачество находилось более трех лет. Каждый кандидат стремился отстаивать собственный интерес, а царь не мог или не желал обязать их к единодушному согласию для выбора гетмана. Дошло до того, что в прошлом году Хмельницкий отважился перейти Днепр с казачьим войском при поддержке польской конницы и драгун, дабы изведать привязанность народа, но был взят врасплох между Переяславом и Каневом, где потерял много людей. Все польские драгуны погибли, попали в плен или утонули; из их офицеров были захвачены полковник Веверский, подполковник /л. 167/ Шульц, капитан Хиннинг и другие, коих доставили в Москву.

После сего поражения казаки на северном берегу Днепра, кои благоволили к Юрасю Хмельницкому, утратили надежду и мужество и примкнули к прочим, так что Хмельницкий потерял здесь влияние и более не брался в расчет. Да и Дорошенко еще не столь прославился, чтобы стать соискателем [гетманства]. Некий Ханенко ³⁵⁰, храня верность полякам, держал небольшое отдельное войско, однако им пренебрегали.

В это мгновение царь счел нужным побудить соперников на этом берегу Днепра подчиниться вольному выбору казачества. Таким образом каждая партия, полагаясь на свои заслуги перед царем и приязнь казаков, была вынуждена согласиться на съезд или совет, [130] предстоявший в середине июня месяца для избрания /л. 167 об./ гетмана. Всем полковникам и другим казачьим чинам было велено держать совет со своими лучшими людьми.

Окольничий ³⁵¹ князь Даниил Степан[ович] Велико-Гагин был послан с полковниками Инглисом, Штрасбургом, Ворониным, Полянским, Шепелевым и Скрябиным с их полками, дабы охранять съезд, назначенный в Нежине, хотя Брюховецкий и его партия предпочли бы Гадяч или окрестности оного. Прибыв в Нежин, эти войска ожидали прихода казаков, кои явились в положенный [срок].

Переяславский полковник Сомко прибыл с великим числом хорошо снаряженных казаков (это первый и главный полк на северном берегу Днепра) и разбил лагерь перед Киевскими воротами. Нежинский полковник Васюта [Золотаренко] вышел к нему со своими людьми и, хотя окольничий запретил ему вывозить пушки, взял оные с собою. Видя это, окольничий послал к воротам приказ пропустить их, несмотря на прежний прямой запрет, /л. 168/ ибо опасался дать повод к недовольству или подозрению в пристрастии.

Более хитроумный Брюховецкий, будучи рекомендован окольничему и получив кое-какие заверения из Москвы, стал лагерем с другой стороны. Оба гетмана (ибо так они титуловались и звались их приверженцами) хотели держать раду ³⁵², или совет, там, где они располагались, а Сомко пригрозил, что если [сбор] будет не на киевской стороне, он вернется в Переяслав. Но окольничий, благосклонный к Брюховецкому, не согласился и поставил императорский шатер ³⁵³ на другой стороне.

Июня 16. Наутро и Сомко с Золотаренко по приказу перешли на другую сторону и разбили стан возле партии Брюховецкого, но справа, хотя им было велено стать по левую руку от московской дороги. Солдаты построились /л. 168 об./ справа, стрельцы — слева от шатра, а иные вокруг оного.

После полудня окольничий прибыл в шатер, куда немного погодя вошел Брюховецкий, имел с ним беседу наедине и обеспечил поддержку своей партии. Но сегодня ничего не удалось сделать, ибо (как полагали) Брюховецкому нужно было время для сговора с партией Сомко.

Когда окольничий вернулся в город, Брюховецкий послал к нему сотника с жалобою, что Сомко схватил нескольких казаков, отнял у них коней и отправил 300 верховых, дабы задержать Гвинтовку ³⁵⁴, так что он [Брюховецкий] был вынужден отрядить тому на выручку полковника Нужного ³⁵⁵. Окольничий прислал к Сомко майора с требованием, чтобы между ними не было никакой вражды или раздора. [131]

Сомко заявил, что ничего не знает, разве только выслали каких-то верховых, а Васюта сказал, что Гвинтовка держит /л. 169/ в оковах его брата и он послал того освободить.

17. Около 10 часов утра окольничий с полками выступил к шатру и расставил охрану. Сомко двинулся из своего лагеря со знаменами и оружием, Брюховецкий также. По пути многие ветреные казаки покинули Сомко и примкнули к Брюховецкому.

Окольничий послал к ним [приказ], дабы явились без оружия, на что те не соглашались, но когда прибыл епископ ³⁵⁶, окольничий вышел с ним из шатра, взяв указ Его Императорского Величества, и велел, чтобы Сомко и Брюховецкий с офицерами и лучшими казаками оставили оружие и коней и шли к шатру. Так они и сделали, только Сомко имел при себе саблю и сайдак ³⁵⁷.

/л. 169 об./ Пехотинцы выстроились по обе стороны. Окольничий, стоя на скамьях с епископом, стольником и канцлером, стал читать указ императора о выборах гетмана и о порядке избрания. Он не прочел и половины, как среди казаков поднялся сильный гомон. Одни кричали: "Сомко!", другие: "Брюховецкого!" и подкрепляли сие, бросая шапки в воздух. Когда принесли бунчук ³⁵⁸ и знамя Сомко, вооруженная пехота ринулась вперед, покрыла Сомко знаменем и, возведя его на скамью, провозгласила гетманом. В этой толчее и суматохе окольничий с прочими были оттеснены от скамьи и рады добраться до шатра.

Тем временем доставили [оружие?] ³⁵⁹ Брюховецкого, после чего казаки его партии бросились туда, где стоял Сомко со /л. 170/ своим бунчуком, прогнали его и его сторонников оттуда, сломали древко бунчука и убили того, кто держал оный. Началась такая свалка и сумятица, что, если бы полковник Штрасбург не метнул в [казаков] несколько ручных гранат, те снесли бы шатер. Но [гранаты] расчистили пространство. Убитых и раненых бросили на месте, а Сомко, вскочив на коня, вернулся в лагерь, причем его партия была в смятении. Булава ³⁶⁰ и литавры Сомко были также захвачены сторонниками Брюховецкого.

Брюховецкий вошел в шатер с епископом и окольничим и стал совещаться о деле. Между тем Сомко прислал к окольничему просить о выдаче тела убитого знаменосца и раненых, что было немедля приказано. Он просил также суда над теми, кто /л. 170 об./ побил и переранил его людей. Окольничий дал ответ, что люди Сомко сами затеяли свалку, сбежавшись с оружием, дабы силою сделать его гетманом.

Окольничий послал Василия Непшина к Сомко и его полковникам, дабы они пришли к шатру миром. Те отказались со словами, что [132] не смеют из страха быть убитыми, как бунчужник ³⁶¹ — свояк Сомко, и что они уже избрали гетмана ³⁶². Итак, Брюховецкий был препровожден в свой лагерь с отрядом конницы.

Июня 18. Окольничий с епископом и всеми полками выступил к шатру. Двух офицеров отправили к Брюховецкому и Сомко, дабы они явились к шатру с полковниками и прочими чинами, а простой люд сошелся в поле, все без оружия, — что те обещали сделать. После некоторого промедления, пока они собирались, большинство людей Сомко перешло к Брюховецкому. Видя это, [Сомко] с немногими пытался бежать, но, преследуемый /л. 171 / собственными людьми, удалился в русский лагерь, где был принят со своими полковниками. Чуть ранее Васюте было позволено уйти в город и отвести свою мать, жену и детей в замок к Михаилу Михайловичу] Дмитриеву.

Видя, что с Сомко остались немногие, и опасаясь, что идущие на совет казаки потребуют выдать его и его приверженцев для расправы, окольничий по их просьбе отослал их (около 150 господ и прислуги) в замок под сильной охраной из конницы и пехоты.

Брюховецкий задержался надолго, распоряжаясь новыми людьми, и на запрос, прибудет ли он со своими к шатру с оружием или без, ответил, что все придут безоружными. Итак, конница выступила со знаменами, но без оружия и построилась полумесяцем, рогами к шатру. Затем явилась пешком безоружная чернь ³⁶³, или простой люд, и расположилась посреди конницы. Брюховецкий дал знать, когда все было готово. Окольничий и епископ со товарищи ³⁶⁴ вышли под охраной протазанщиков ³⁶⁵ в середину круга, куда сошлись и Брюховецкий со всеми полковниками, сотниками, /л. 171 об./ атаманами, есаулами ³⁶⁶ и прочими и объявили, что Брюховецкий избран гетманом. Окольничий пожелал, дабы тот со своим бунчуком обошел круг. Когда он совершал сие, при его приближении все знамена склонялись перед бунчуком, а [казаки], подбрасывая шапки, выражали согласие и приязнь.

Окольничий с епископом вошли в шатер, куда последовал и Брюховецкий. Ему предложили пойти в соборную ³⁶⁷, или кафедральную, церковь вместе с полковниками, сотниками и проч., принести клятву верности и принять грамоту Его Величества. Он сказал, что будет готов вскоре, ибо вынужден немного задержаться, дабы утихомирить простой люд, коему вздумалось требовать выдачи Сомко и Золотаренко с их приверженцами. Затем все отправились в город, и гетман принес клятву верности в кафедральной церкви и целовал Евангелие. В этот день и назавтра клятву давали полковники и другие казачьи чины. Гетман, присягнув, получил от окольничего грамоту Его Величества, написанную по большей части золотыми буквами на пергамене. В замке и городе палили из всех орудий. [133]

/л. 172/ Дабы изъявить преданность и добрую волю Его Величеству и народу, гетман предложил способ для содержания гарнизонов Его Величества на Украине: плужные деньги, обычно платившиеся королю Польскому, и зерно, присвоенное полковниками, можно обратить к этой цели; округу гарнизонов на 15 верст предоставить губернаторам и офицерам для пастбищ и сенокосов; брать оброк ³⁶⁸ с мельниц и т.д. Сие было очень хорошо воспринято при дворе.

Брюховецкий со своими казаками ушел из Кропивны, а затем русские полки с окольничим выступили из Нежина в Путивль.

Соперник Брюховецкого Сомко, Золотаренко и прочие остались узниками в Нежине по желанию гетмана. Позже, когда он написал в Москву, их было приказано передать ему. Он велел доставить их в Борзну и, после краткого /л. 172 об./ процесса, отрубить им головы ³⁶⁹ — к великому недовольству многих знатных казаков, кои видели в них лиц весьма заслуженных, добрых воинов и считали, что те получили слишком суровое воздаяние за охрану царских интересов на этом берегу Днепра за три минувших года, вопреки всякой силе и прочим искушениям.

Все это время я пребывал в Москве, утешаясь умеренным образом в хорошем обществе, особенно генерала Далйелла, с коим я свел и поддерживал тесную дружбу.

У меня осталось около сотни дукатов из шести[сот], что я привез с собою. Я заказал себе изысканный наряд со всеми сообразными вещами, что стоило мне почти столько же.

/л. 173/ Июля 1, среда. Я написал к генерал-лейтенанту Драм-монду в Смоленск с уведомлением о происшедшем и просьбой сделать все возможное для освобождения полковника фон Бокховена.

Генерала Далйелла, от недовольства прожившего несколько недель в Слободе, наконец соблазнили на уступки. Помирившись с боярином, он получил удовлетворение и отправился в город.

Царский фаворит Афанасий Лаврентьевич Нащокин, отправленный в Польшу, возвратился с малым успехом и сообщил, что в Польше идут великие приготовления к нашествию.

10. Я получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Смоленске] 1 июля — ответ на мое от 15 июня.

/л. 173 об./ Июль. [134]

Мы весьма опасались замышляемого поляками вторжения. Князю Якову Куденетовичу Черкасскому ³⁷⁰ было приказано идти из Москвы к Севску. Многие [лица] всех чинов были призваны на службу. Генерал-лейтенант Никол[ас] Бауман ³⁷¹ со своими полками также выступил из Москвы. Но когда принесли сведения, что поляки не наступают, князю Якову было велено оставаться там, где его застанет приказ, до дальнейших распоряжений Его Величества.

Полковник Дэниэл Крофорд пожалован генерал-майором.

Генерал Далйелл, получив удовлетворение, был также отпущен в Смоленск.

Генерал-лейтенанту Драммонду было послано поручение условиться со Статкеевичем о размене пленных и заключить соглашение.

Написал к генералу Далйеллу, напоминая об усилиях по освобождению полковника фон Бокховена.

/л. 174/ Августа 7. Я получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное 30 июля в Смоленске, в ответ на мое от 1 июля.

Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Смоленске 8 августа, с обещанием приложить все силы для избавления полковника фон Бокховена и с добрыми надеждами, ибо генерал-лейтенанту Драммонду уже поручены переговоры со Статкеевичем об освобождении пленных.

/л. 174 об./ Август.

Написал к генерал-лейтенанту Драммонду, который отбыл из Смоленска для переговоров со Статкеевичем, просил его сделать все возможное для освобождения полковника фон Бокховена.

/л. 175/ Сентябрь

Мы узнали о прибытии в Архангельск английского посла графа Карлайла ³⁷² с супругою и большой свитой.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное 7 сентября, с известием, что переговоры прерваны.

10. Написал к капитану Джеймсу Мартину в Смоленск. [135]

Литовские войска под командой гетмана Паца пришли и разбили лагерь у Мигнович, простояли там около двух недель и разграбили все до самых ворот Смоленска. Они выступили на Украину для соединения с королем и коронной армией, кои, по слухам, идут от Киева. В сих войсках было около 12 000 человек.

13. Написал к генералам Далйеллу и Драммонду.

/л. 175 об./ Получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Смоленске 25 сентября, и другое от капитана Мартина, датированное там же 24 сентября; первое в ответ на мое от 13-го, второе в ответ на мое от 10 сентября.

/л. 176/ Октябрь.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Смоленске последним днем сентября.

Майор Монтгомери прибыл в Москву.

Литовский гетман Сапега явился с небольшим войском, стал лагерем недалеко от Смоленска, и отряды его разорили всю область до ворот Смоленска и Дорогобужа. Генерал-лейтенант Драммонд получил приказ выступить с несколькими полками и прикрыть или защитить округу.

Я получил письмо от английского посла и еще одно от мистера Брайена ³⁷³ с сообщением, что посольской свите недостает кое-каких вещей, и просьбой ко мне раздобыть оные без огласки, дабы никто не узнал. То были две серебряные трубы с завесами, на коих [изображается] герб милорда (оный был мне прислан), 12 алебард или протазанов с бахромою [цвета] его ливрей и т.д. Два дня спустя я ответил, что все будет готово к удовольствию [посла] и в должный срок.

/л. 176 об./ Октябрь.

Получил два письма от генерал-лейтенанта Драммонда, датированных в Смоленске 21 и 25 сего месяца с известием, что полковник Бокховен доставлен во Шклов. Поскольку за него требуют много пленных, я должен испросить для него особый указ, дабы в Смоленск были присланы знатные пленные, каковых там немного.

Боярину Петру Васильевичу] Шереметеву ³⁷⁴ велено идти на службу к Севску. [136]

Самому царю было угодно дать смотр всем дворянам и обратить особое внимание на их экипировку.

Часто расспрашивая о знатных польских пленных, я наконец узнал о нескольких, сидящих в Муроме, чьи имена я подал в прошении, дабы их отослали в Москву и переправили в Смоленск к генерал-лейтенанту с приказом обменять их или других на полковника Бокховена. Сие было дозволено, и соответствующий приказ о них отправлен.

/л. 177/ Ноябрь.

Получил письмо от генерала Далйелла с известием, что поляки полновластные хозяева всего южного берега Днепра и ожидается их наступление на Украину. Письмо датировано 31 октября.

Получив указ императора к генерал-лейтенанту Драммонду отдать любых пленных, коих поляки попросят за полковника *10, 14, 16.* фон Бокховена, я написал к [Драммонду] три разных письма; последнее — через курьера с императорским указом и рекомендациями от бояр Ильи Даниловича и князя Никиты Ивановича Одоевского ³⁷⁵.

/л. 177 об./ ³⁷⁶

/л. 178/ Декабрь.

Король Польский, собрав армию у Белой Церкви, выступил к Киеву, но бывшие при нем казаки разубедили его штурмовать Киев (который он мог бы тогда очень легко взять, ибо оный не был хорошо укреплен и защищен). Он пересек Днепр выше Киева, прибыл в Остер, и отряды его опустошили весь край; затем повернул к Чернигову, а оттуда на Кролевец, который, как и все неукрепленные города, где не было русских гарнизонов, сдался ему и получил охрану.

/л. 178 об./ Декабрь.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное 7 декабря, с известием о получении моих писем от 10, 14 и 16-го прошлого месяца с императорским указом и рекомендациями от бояр Ильи Дан[иловича] и к[нязя] Никиты Иван[овича] касательно полковника Бокховена. Теперь, имея приказ, он обещал сделать все, что в его силах, ради освобождения [полковника].

Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 16 декабря, с известием о доставке 120 пленных из людей Сапеги и добрыми надеждами на избавление полковника Бокховена.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное 17 декабря, с известием, что Пац сделался польным гетманом ³⁷⁷; [137] [Драммонд] получил письмо от полковника Бокховена с просьбой о деньгах, кои постарается выслать ему при верном случае, и будет радеть, сколько сможет, дабы обеспечить ему свободу.

К концу декабря боярин Петр Васильевич Шереметев прибыл с войском в Путивль и, поскольку гетман Брюховецкий находился в Нежине лишь с малым числом людей, после ухода короля из Остра прибыл в Батурин, где стоял Кирила Осип[ович] Хлопов с полковником Иоганном Штрасбургом.

Окружность стен Путивля составляет 1928 императорских сажен ³⁷⁸. [138]

/л. 179/ 1664

Января 1, пятница. Мы известились, что английский посол празднует Рождество в Вологде.

Наш полк перешел в Панскую и Троицкую слободы.

Боярину князю Якову Куденетовичу Черкасскому было велено идти, согласно сведениям [о неприятеле], то к Севску, то к Смоленску. Теперь же, когда стало ясно, что литовская армия движется на Украину на соединение с коронной армией, он получил приказ выступить в Калугу и далее на Украину. Генерал-лейтенанту Драммонду было велено встречать его в Волхове, а генералу Далйеллу со смоленским войском — идти вослед и соединиться с Черкасским.

Белгородское войско во главе с князем Григорием Григорьевичем [Ромодановским], согласно приказу, выступило к Путивлю.

Я купил вороного коня у м-ра Хоффмана за 30 рублей.

/л. 179 об./ Коронная армия явилась под Глухов и осадила оный, подводя апроши и мины и готовя фашины, лестницы и все необходимое для штурма.

Литовская армия, пройдя мимо Брянска, стала лагерем близ Севска. Князь Яков Куд[енетович] Чер[касский] с московским войском прибыл в Волхов.

В Глухове начальствовал полковник Дворецкий; там находилось великое число всякого рода людей, и все были полны решимости защищаться до последнего. Несколько дней ушло на метание бомб и пушечный обстрел стен и зданий. Приготовив мины, [поляки] взорвали оные и пошли на штурм, но мины не возымели желаемого действия, и те были отбиты с многочисленным уроном. Утратив надежды на успех, [король] выступил к Севску, где соединился с литовской армией. Через несколько дней [поляки] узнали, что войска императора надвигаются на них со всех сторон, к тому же солдаты были утомлены, и среди них начались болезни. Отправив прежде артиллерию и отпустив татар в обратный путь по /л. 180/ Муравскому шляху ³⁷⁹, король со своими войсками выступил по дороге между Новгородом ³⁸⁰ и Трубчевском; [он] выставил сильный арьергард и разослал повсюду разъезды на добрых лошадях, дабы избежать внезапного удара.

В Москве мы получили 1200 человек на обучение всего за три дня (затем [было дано] еще два дня), дабы приготовиться к смотру и [139] стрельбе перед Его Величеством. Я с офицерами обучал их на Неглинном ручье от рассвета до темноты, давая лишь час в полдень на обед. Оружия и боевых припасов для них было взято столько, сколько мы просили.

/л. 180 об./ Января 14. В поле у Новодевичьего монастыря соорудили возвышение, и все пехотные полки были выведены из Москвы и расставлены a la hay ³⁸¹. Стремянной полк ³⁸² был построен вдоль ограды вокруг помоста, а наш — 1600 человек в двух батальонах, или эскадронах ³⁸³, — во фронт за пределами оной. Император, проследовав через стрелецкие полки, стоявшие по обе стороны дороги, поднялся на возвышение. 50 пар литавр на высоком дощатом помосте все время издавали нестройный гул. Затем полкам было приказано открыть огонь, что они и исполнили поочередно, хотя очень нестройно, начиная с ближайших от города, а после — Стремянной и выборные полки, стоявшие справа от нас. Когда все закончили, мы сперва выстрелили из своих шести орудий, потом из мелкого ружья, каждый эскадрон отдельно и все словно единым выстрелом; во второй и в третий раз — так же. Сие настолько понравилось Его Величеству, что он приказал нам дать еще один залп, и мы сделали это весьма успешно. Когда стемнело, мы разошлись. За нашу отличную стрельбу генерал-майор ³⁸⁴, вовсе не утруждавший себя обучением солдат, получил щедрую награду, /л. 181/ а нам прислали лишь "стол вместо корма" ³⁸⁵, т.е. обед. Так волам, что более всех трудятся ради хлеба, достается наименьшая доля оного.

Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное 8 января и присланное мне генерал-лейтенантом Драммондом (оно направлено нам обоим), с известием, что по письму полковника Бокховена [генерал] снабдил его деньгами.

Польский отряд, конвоировавший деньги и прочие припасы для армии, разбит полковником Штрасбургом, а казна захвачена.

/л. 181 об./ Февраля 6, суббота. Английский посол простоял два дня в Ростокине. Из-за ошибки гонцов, сновавших по Тверской дороге, откуда обычно прибывают послы всех стран и где с обеих сторон были расставлены иноземная и русская пехота и кавалерия, 5 февраля послу не удалось совершить въезд [в Москву] и пришлось с великим неудобством ночевать в деревеньке Прутки, что весьма его возмутило. Он отправил письмо к Его Величеству, изложив эти обстоятельства и восприняв сие как оскорбление. Он требовал [140] извинений до своего въезда, но когда его пообещали удовлетворить, приготовился к оному. Свита его была не столь многочисленна, сколь нарядна, в богатых ливреях, и все дворяне прекрасно одеты. Ему оказали самый блестящий прием с обычными церемониями, на что сам император с императрицей и всей высшей знатью взирали с городских ворот. Было уже поздно, когда [посол] добрался до своего жилища — большого каменного дома на широкой улице.

/л. 182/ Февраля И. Английский посол имел первую аудиенцию. Его сопровождали обычным образом, и все дары везли и несли перед ним. Инфантерия была выстроена по обеим сторонам пути, а кремль ³⁸⁶, или замок, переполнен.

13. Английский посол имел вторую аудиенцию и первые переговоры.

17. Английский посол на вторых переговорах.

/л. 182 об./ Когда король Польский со своими войсками выступил в Почеп, боярин князь Яков Куд[енетович] Черкасский двинулся из Карачева к Брянску с приказом преследовать их, а боярин Петр Васильевич] Шереметев, боярин князь Григорий Григ[орье-вич] Ромодановский и гетман соединились под Воронежем ³⁸⁷. Они прибыли в Короп, где, узнав об уходе поляков, решили разделиться. Гетман направился в Переяслав, князь Григ[орий] в Аохвицу, а Петр Васил[ьевич] в Кролевец. Последний имел приказ примкнуть к боярину Черкасскому в Почепе, но был отозван и пошел в Севск.

Король Польский с великим трудом отвоевал Могилев, потеряв много людей; регимент полковника Калькштайна был разгромлен и погиб, а сам он со многими другими схвачен, но сие произошло в марте.

Я получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Волхове 18 февраля.

Февраля 29. Граф Карлайл имел переговоры в третий раз, и все так же с малым успехом ³⁸⁸.

/л. 183/ Май.

Майора Монтгомери убедили жениться на вдове — сестре супруги генерал-майора [Крофорда].

2. Согласно приказу, на рассвете я выступил из Кожевников с полком в два эскадрона, с 3 орудиями перед каждым эскадроном, и [141] в 7 часов утра построил полк на поле между Слободою и Покровским. В пути меня задержала поломка осей и орудийных l'affuits ³⁸⁹, отчего канцлер пришел в ярость и стал браниться, но, не добившись особого внимания, улизнул.

Около 10 часов мы с полком в добром строю прошли через усадебный двор императора в Покровском; Его Величество со всеми придворными взирали из окон. Сегодня в полку было 780 человек — многие разбежались с тех пор, как нам приказано идти на службу.

/л. 183 об./ Мая 4. Я простился с друзьями и знакомыми в Слободе.

Послал приказ офицерам ночевать близ полка и назавтра быть готовыми к походу.

5. Попрощавшись с моей возлюбленной и ее родными, после завтрака я поехал к полку в Кожевники и, велев бить сбор, прибыл на плац-парад. Но все солдаты так напились, что я не мог собрать их и за 3 или 4 часа, а когда произвел смотр, 60 или 80 из них не оказалось — они сбежали. Я велел разыскать по квартирам их оружие и снести в одно место, оставив капитана Кэмпбелла (ибо майор Мензис был болен), дабы сдать оружие и брошенные вещи в приказ.

Около 2 часов я выступил и разбил лагерь между новонаселенной церковью, или монастырем, и усадьбой императора на Воробьевой горе ³⁹⁰, где мы покормили коней сеном, ибо трава еще не выросла. Отсюда я отправил в Слободу слугу с нижеследующими записками к моей возлюбленной и ее матери:

/л. 184/ Мая 5. Любовь моя,

Будучи обязан уведомить генерал-майора о состоянии полка, я рад был посредством сего поцеловать Ваши руки и всегда буду счастлив любому случаю изъявить Вам мою искреннюю привязанность. Мы стоим лагерем в поле и вспоминаем здесь друзей кубком наилучшего напитка, что у нас есть. Прощайте, дорогая и единственная любовь моя, и подумайте о том, кто пребудет навеки

Вашим любящим и верным слугою —

П. Гордон

Дорогая матушка,

При сей возможности, вернее, донесении, я не мог не выразить Вам искреннюю и нижайшую благодарность за всю Вашу доброту и передать заверения в моем неизменном почтении к Вам и страстной привязанности к Вашей дочери. Благоволите быть нежной с нею и не позволяйте ей грустить. Прошу Вас позаботиться, дабы залечить ногу моего коня, и извинить меня за такое беспокойство, что я [142] вынужден был доставить Вам; расходы на его прокорм и лечение я возмещу с величайшей признательностью. На прощанье остаюсь

Вашим любящим и покорнейшим сыном до смерти,

П.Г. ³⁹¹

/л. 184 об./ Мая 6. Мы выступили около полудня и расположились у ручейка, где имелась трава для лошадей, хотя и немного. Сюда к нам прибыл генерал-майор.

7. Мы выступили после завтрака. Поскольку ночью кое-кто из наших солдат сбежал, мы приказали большинству офицеров следовать позади и на флангах, что не помогло, ибо многие разбежались и сегодня. Пройдя 15 верст, мы стали лагерем у ручья. Отсюда я написал к моей возлюбленной:

Любовь моя,

Благоволите узнать, что я, слава Богу, в добром здравии и способен на многое ради Вас и себя самого. Только ободритесь и будьте веселы, для меня же будет большим утешением это слышать. Передайте поклон Вашим братьям, сестрам Брайен и Меверелл и всем Вашим домашним. Прощайте, тысячу раз единственная любовь моя, и подумайте о том, кто есть и навсегда останется

Вашим любящим и верным слугою

P.S. Пишите ко мне, хотя бы пару строк, как можно чаще.

/л. 185/ Мая 8. Мы выступили рано и обедали у ручья, примерно за 10 верст, а затем в 8 верстах далее стали на ночлег, где довольно хорошо устроились на траве в топкой низине.

Я получил письмо от мадам Бокховен с просьбой не писать ей "матушка", пока я не поговорю с ее мужем, — из боязни недоразумений, если [письмо будет] перехвачено; [она сообщила] также, что польских пленных, кои должны быть обменены на ее мужа, немедленно отправят в Смоленск.

Я получил от миссис Брайен письмо, полное любезностей, и бутылку сухого Канарского вина. Пришла и записочка от моей возлюбленной.

9. Мы выступили и стали лагерем близ Можайска, где нас встретил прибывший из Смоленска капитан Далйелл ³⁹² и провел с нами всю ночь. С ним я написал к моей возлюбленной. С капитаном Далйеллом получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Смоленске 20 апреля [16]64. [143]

Любовь моя,

Ныне ничего не имею сообщить кроме того, что (слава Богу) в походе я чувствую себя прекрасно. Прошу Вас, дорогая, не горюйте и утешьтесь. Поклон мой Вашей матушке, мадам Палмер и нашим добрым сестрицам Брайен и Меверелл, не забывая и Ваших братьев. Остаюсь

Вашим преданным другом и слугою

P.S. Не премините написать с капитаном Далйеллом — это верная возможность.

/л. 185 об./ Мая 11. Мы пришли и разбили лагерь с удобством — у нас были дрова, вода и довольно хорошая трава — немного не доходя Можайска.

12. Мы обедали под Можайском, откуда я написал к моей милой:

Любовь моя,

Поскольку Богу угодно до сих пор хранить меня во здравии, великим моим утешением и счастьем всегда будет слышать то же и о Вас. Мой поход пока довольно сносен, как в отношении дороги, так и иных удобств. Умоляю Вас, дорогая, не откажите мне в единственной радости, что еще остается, — узнавать о Вас при каждом случае, доколе Богу не будет угодно ниспослать нам счастливую встречу. Надеюсь, она будет скорой, иначе рассудок и уверенность меня покинут. Пока же прошу Вас повеселеть и позаботиться о себе ради нашей любви. Поклон Вашим братьям, сестрице Меверелл и всем друзьям. Остаюсь

Вашим навсегда верным другом и преданным слугою,

П.Г.

Написал также к ее матери и к миссис Брайен с благодарностью за бутылку вина.

/л. 186/ Мы прошли очень трудным путем, по причине лесов и топей с деревянными мостками, до Вязьмы и недалеко оттуда пересекли реку Борисфен. Верстах в 15 от оной [мы] оказались у границы между поляками и русскими, согласованной по Поляновскому договору ³⁹³.

Мая 17. Любовь моя,

Избрав верность спутницей и правительницей всех моих поступков и стремлений, я не буду, вопреки Фортуне, подвержен никаким враждебным случайностям или неудачам. Любовь моя, питая твердое убеждение в неизменной Вашей привязанности, прошу Вас воздать [144] мне справедливость и поверить, что ни время, ни отдаленность нимало не ослабят моего страстного расположения к Вам. Я, слава Богу, по-прежнему пребываю в добром здравии и надежде, если мои сведения верны, скоро с Вами свидеться. Пока же позаботьтесь о себе и не забывайте того, кто есть и навек останется

Вашим неизменным другом и слугою

/л. 186 об./ Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, дающее добрые надежды на избавление полковника Бокховена: король Польский повелел, дабы его и полковника Монастырева доставили во Шклов и освободили.

Мы прибыли в Дорогобуж. Дорога стала лучше, а местность приятнее с наступлением весны, и все казалось более привлекательным. Итак, мы прибыли в Смоленск 25-го. Генерал-майор отправился туда с квартирмейстерами накануне, мы же почти до вечера стояли на Облонье, пока не распределили квартиры.

Как только я сюда явился, мне сообщили, что уполномоченные вступили в переговоры под Красным, верстах в 40 от Смоленска.

Мая 26. Я написал к моей возлюбленной и ее матери.

27. Я получил письмо от возлюбленной и еще одно от ее матери.

/л. 187/ Июня 1. Первая встреча уполномоченных у Красного.

Мы узнали, что полковник Джеймс Эбернети, вступив в бой с отрядом конницы Чарнецкого, убит под Киевом.

Мы узнали также, что гетман Брюховецкий перешел с войском Днепр и многие города ему сдались. Он осадил Чигирин и штурмовал оный, но после гибели при штурме полковника Штрасбурга отступил оттуда.

Капитан Далйелл вернулся из Москвы и привез мне письма от моей возлюбленной и ее матери.

/л. 187 об./ Июня 7, вторник. Написал к моей возлюбленной с русским гонцом:

Любимая моя,

Я получил Ваше письмо через капитана Далйелла и чрезвычайно рад слышать о Вашем добром здравии. Что до меня, то хотя я и здрав телесно, но Богу ведомо, как далек от довольства и счастья, ибо настолько разлучен с Вами. Если бы мысли в своем стремлении могли вызвать или возбудить ответное чувство в предмете оных, Вы бы ощутили, как часто я думаю о Вас. Однако мое [145] утешение в том, что я не могу думать о Вас без радости и удовольствия, а если и случится сетовать про себя, то не на любовь и не на Вас, но на нашу тяжкую участь. Дорогая моя, позаботьтесь о себе и будьте твердо убеждены в моей преданности, как я в Вашей. Надеюсь, Господь вскоре воздаст нам полным счастьем за столь томительное ожидание. Пока же позвольте мне узнавать о Вас при каждой возможности. Поклонитесь от меня всем верным друзьям. Пребываю

Вашим неизменным другом и преданным слугою

P.S. Благодарю сестрицу Брайен за два первых слова в Вашем письме через капитана Далйелла.

/л. 188/ Июня 8. Снова написал к моей возлюбленной с подполковником Холмсом ³⁹⁴.

9. Снова написал с денщиком ³⁹⁵.

Я поехал в Красный хлопотать перед уполномоченными о полковнике Бокховене.

10. Я вернулся из Красного.

11. Я послал в Москву слугу с известием, что пленные, коих предстоит обменять на полковника Бокховена, прибыли в Смоленск и что я задержал их отправку в Красный, пока мы не удостоверимся, что полковника Бокховена за них отпустят.

12. Я написал с подполковником Холмсом к моей возлюбленной и ее матери.

Я распорядился написать письма от мадам Бокховен ко всем уполномоченным особливо, весьма горестным слогом, с просьбой к ним сжалиться над нею и над положением ее мужа и добиться его освобождения. Я самолично доставил и вручил оные в Красном.

/л. 188 об./ Июнь. Боярин князь Яков Куденетович Черкасский, получив в Брянске приказ выступить в Смоленск, прибыл туда со своим войском 20-го и стал лагерем на Днепре ниже города.

Когда явились генералы ³⁹⁶, я часто бывал в их обществе.

В это время губернаторами в Смоленске были князь Федор Федорович Куракин ³⁹⁷ и его соратники Алексей Иванович и Алексей Петрович Головины.

22. Написал к моей возлюбленной и ее матери с Дмитрием.

Я получил письма моей возлюбленной и ее матери от 12 июня. [146]

Я ездил в Красный и хлопотал перед уполномоченными об избавлении полковника Бокховена.

28. Написал к моей возлюбленной и ее матери в обычном духе — в ответ на их [письма] от 12-го.

Получил письма моей возлюбленной и ее матери от 20 июня, в ответ на мои, с подполковником Холмсом, и письмо сестрицы Брайен от 23-го — все через моего слугу Станислава.

/л. 189/ От моего слуги и из писем я узнал, что 17-го английский посол отказался от императорского подарка — соболей, со словами, что ему не пристало извлекать никакой выгоды для себя, ибо в деле своего повелителя, ради коего явился, он не получил удовлетворения; два дня спустя подарок, который он преподнес от себя при первой аудиенции, был возвращен. 24-го [посол] отбыл из Москвы в сторону Швеции.

Июня 24. Я поехал в Красный.

25. Я вернулся.

26. Получил письма из Москвы.

28. Отправил в Москву слугу, с коим написал к друзьям, извещая их о положении дел.

/л. 189 об./ Июля 1. Получил письма из Москвы.

2. Армия выступила из Смоленска.

Некий Джон Брюс привез письмо от нашего короля к императору в интересах генерала Далйелла и генерал-лейтенанта Драммонда — об их отпуске [из России]. Генерал-лейтенант отправился с оным в Москву.

3. Написал к моим родным в Шотландию с Джоном Брюсом.

Уполномоченные, проведя ряд съездов под Красным, *10.* вернулись в Смоленск, и Афан[асий] Лавр[ентьевич] Нащокин поехал в Москву за новыми указаниями. При сем случае я написал к моей возлюбленной и к ее матери и послал возлюбленной несколько картин.

1[1]. Получил письма от моей возлюбленной и ее матери, датированные 30 июня.

14. Написал к генералу Далйеллу в армию, при Мигновичах ³⁹⁸.

Армия медленными переходами выступила к Мигновичам, а затем на Шклов.

18. Написал в Москву с майором Бугримовым. [147]

19. Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 16-го, близ Кадина, в ответ на мое от 14-го.

21. Написал к полковнику Бокховену с Отрепьевым.

22. Получил письма из Москвы и Казани.

/л. 190/ Афан[асий] Лавр[ентьевич] Нащокин вернулся с новыми указаниями, и к польским уполномоченным послали гонца, предлагая опять собраться в прежнем месте.

Пришел также приказ князю Юрию Алексеевичу командовать армией, а князю Якову Куденетовичу явиться в Москву.

Июля 26. Князь Юрий Алексеевич] Долгорукий выступил из Москвы с воинской торжественностью.

Получил письма моей возлюбленной и [ее] матери от 10 и 12 сего месяца.

Василий Яковлевич Дашков назначен и послан в Англию с жалобой на поведение здесь графа Карлайла.

/л. 190 об./ Августа 1, понедельник. Уполномоченные отправились из Смоленска на свой съезд под Красным.

2. Написал к моей возлюбленной и ее матери и послал возлюбленной янтарный крест со слугой Якобсом.

3. Князь Яков Куд[енетович] Черкасский проследовал в Москву, а с ним и генерал-лейтенант Бауман.

4. Написал к моей возлюбленной и ее матери и к генерал-лейтенанту Драммонду с Робертом Стюартом.

Я написал к генералу Далйеллу.

8. Получил письма из Москвы.

10. Написал в Красный.

12. Получил ответ из Красного.

Я ездил в Красный и хлопотал перед уполномоченными об освобождении полковника Бокховена, но с малым успехом.

15. Получил письма из Москвы через Дмитрия.

Получил письма моей возлюбленной и [ее] матери от 20 и 22 июля через моего слугу Василия — не слишком приятные.

18. Нас известили из Москвы, что царевич Сибирский, будучи у руки императора, проследовал через замок с военным шествием. При нем были 4 приказа стрельцов ³⁹⁹, эскадрон из выборных полков, полк конницы, 4 роты городовых ⁴⁰⁰, полк ван Кампена, его соратник [148] князь Дан[иил] Степанович] Велико-Гагин, 4 [тяжелых] орудия и 32 полевые или полковые пушки со стрельцами.

/л. 191/ Августа 19. Сердце мое,

Я получил Ваши письма с моим слугою. Я ожидал от них иного настроения: ведь в прежних письмах Вам угодно было заметить, что отсутствие верных возможностей не позволяет Вам выражаться чистосердечно и свободно. Но если ревность и сомнения в моей преданности — самые чистосердечные выражения, кои Вы изволите присылать со столь верным подателем, как мой собственный слуга, то я не знаю, что и думать.

Просьба слуги об "Orlando Furioso" ⁴⁰¹ без моего указания не должна была Вас так обидеть. Что же до слов сестрицы Брайен, то Вам известен ее веселый нрав. Но, если при невозвращении Вашего отца я не приеду в Москву, в том не будет моей вины.

Вы подписались "столь же моею, сколь и я Ваш". Если бы Вы были столь же моею, сколь я Ваш, мы давно бы соединились перед светом, как уж ныне (в моем мнении) перед Богом. Но пусть все идет так, как угодно Господу. Время, Фортуна и Ваша нелюбезность могут сделать меня отверженным и несчастным, но неверным — никогда. Я желал бы Вам иметь здесь clandestinus ⁴⁰², который мог бы надзирать и сообщать Вам о моем поведении — нахожу ли я утехи в обществе каких-либо подруг и в какой печали и уединении провожу дни и ночи. Возможно тогда, пусть не из /л. 191 об./ любви, а лишь из жалости и милосердия, Вы бы мне сострадали. Ничего более, поклонитесь только Вашим братьям и всем верным друзьям. Пребываю, как прежде,

более Вашим, чем Вы можете быть, или будете, моей,

П.Г.

Мы узнали, что литовский обозный ⁴⁰³ захвачен отрядом, высланным из войск князя Петра Алексеевича] Долгорукого ⁴⁰⁴, под Витебском.

Наша армия [стояла] при Копысе, откуда я получил письмо генерала.

Августа 22. Написал к генералу Далйеллу.

Я ездил в Красный хлопотать об освобождении полковника Бок-ховена, но мне подали мало надежд.

Мы узнали, как при Витебске в русском войске под началом князя Петра Алекс[еевича] Долгорукого были разгромлены два полка [149] стрельцов и пехотный полк. Полковник Иоганн Франк и многие другие погибли.

/л. 192/ Августа 29. Сердце мое,

Когда я писал последнее письмо, оправдание моей твердой привязанности к Вам столь увлекло мои чувства, что я забыл поблагодарить Вас за сыры и за присланный Вами милый подарок. От всей души делаю это сейчас. Жаль, что Вы хоть раз могли усомниться в моей верности. И все же, немного придя в себя, я осознал и убедился, что ревность Ваша проистекает из подлинной любви, ибо, согласно латинскому стиху, "Res est solliciti plena timons Amor" ⁴⁰⁵. Краткое время, надеюсь, изгонит все эти страхи, и мы будем счастливы в радостном наслаждении. Скажу лишь, что, если мои сведения подтвердятся, надеюсь вскоре видеть Вас и Вашего отца. Пока же, в часы досуга, подарите хотя бы одну мысль тому, кто есть и останется впредь

искренне любящим Вас другом и верным слугою

П.Г.

Сие [отправлено] с подполковником Цойгом.

30. Я поехал в Красный.

/л. 192 об./ Сентября 1, четверг. Мы узнали, что наша армия стоит лагерем у Дубровны.

Я вернулся из Красного.

Я ездил в Красный по делу полковника Бокховена, но получил мало надежд ⁴⁰⁶.

Написал к генералу Далйеллу с трубачом.

3. Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное 30 августа при Дубровне.

Получил письмо от полковника Палмера, при коем 100 рублей для отсылки в Москву к его супруге.

8. Написал к моей возлюбленной, убеждая ее согласиться на исполнение наших замыслов, и к ее матери с той же целью, поскольку надежды на освобождение ее мужа рухнули, и желанный успех переговоров маловероятен. Я просил ответа при первой возможности. Оные [письма] отправлены с м-ром Хоффманом, как и 100 рублей для супруги полковника Палмера.

Написал также к сестрице Брайен с вышеназванной целью.

/л. 193/ Сентября 9. Под Красным уполномоченные провели много съездов и совещаний с поляками — без особого успеха. [150] Претензии и требования с обеих сторон слишком высоки. Русские думают вынудить их к соглашению многочисленностью своих войск, поляки же, поднявшись на защиту, решили взять русских измором. Наконец, 9-го провели последний съезд и расстались. Условлено, что император отправит посла на польский сейм, или парламент, который должен быть вскоре созван.

13. Уполномоченные прибыли в Смоленск и 2 дня спустя отправились в Москву.

Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 10 сентября в Дубровне.

/л. 193 об./ Сентября 14. Сердце мое,

Время не позволяет мне распространяться, знайте лишь, что я в добром здравии. Надеюсь, до получения сего Вы отослали ответ на мое последнее [письмо] от 8 числа. Если оный неблагосклонен, я полон решимости упорствовать и терпеливо подчиниться печальному приговору. Но если Ваши чувства согласны с Вашими признаниями, на сей раз Вы будете действовать решительно и изъявите Вашу подлинную привязанность. Не прошу более ничего, кроме поклонов всем истинным друзьям, и остаюсь

Вашим любящим другом и верным слугою

П.Г.

Написал со сдержанным волнением к мадам Бокховен, а также к генерал-лейтенанту Драммонду.

17. Сердце мое,

Нет ничего более невыносимого в бедствии, чем не знать ему конца. Я часто слышал о моряках, кои в ужасную бурю падали духом, предавались отчаянию и терпели крушение совсем близко от гавани. Тот, кто чувствует приближение бури и не использует возможность войти в гавань, не должен винить фортуну или провидение в своей гибели. Но если нет надежд достичь пристани, тот, кто не удвоит /л. 194/ усилий вопреки всем ветрам и ненастью, достоин зваться малодушным трусом. Надеюсь, эти мысли Вам пригодятся. Будьте уверены, не проходит часа, не сочтенного мною, не говоря уж о днях. Я жажду услышать от Вас слова, дающие надежду на скорое свидание с Вами. Противоположный ответ, когда бы ни пришел, будет слишком поспешен. Прошу поклониться всем истинным друзьям и остаюсь

искренне любящим Вас и вечно преданным слугою

П.Г. [151]

Сентября 23. В спешке написал к мадам Бокховен.

Получил письма моей возлюбленной и [ее] матери от 13, 16 и 20 сего месяца, но на мое от 8-го удовлетворительного ответа нет.

24. Написал к генералу Далйеллу.

/л. 194 об./ Сентября 27. Написал к моей возлюбленной с убедительной просьбой о благосклонном ответе на мое [письмо] от 8 числа.

Получил письмо от полковника Уайтфорда и другое от майора Монтгомери.

Подполковник Василий Михайлович] Тяпкин отправлен в Польшу по делам, предваряющим посольство к парламенту, или сейму. С ним я написал к полковнику Бокховену.

/л. 195/ Октября 1, суббота. Получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Дубровне 28 сентября.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Кукуе ⁴⁰⁷ 3 октября, в ответ на мое от 14-го прошлого месяца. В нем он сетует на неопределенность своих дел, ибо приказы меняются каждый [день?].

Получил также письма от моей возлюбленной и ее матери, датированные в Слободе 3 числа, — в ответ на мои от 14, 17 и 23 сентября.

11. Написал к моей возлюбленной апологию, извиняясь за [письмо] от 19 августа; также, в веских выражениях, к ее матери. Сообщил о получении их [писем] от 13, 16 и 20 сентября с м-ром Хоффманом.

/л. 195 об./Октября 16. Написал к моей возлюбленной и ее матери в обычном духе. Дал знать о получении их [писем] от 3 числа.

19. Написал очень краткие письма к моей возлюбленной и ее матери, будучи в большой спешке.

/л. 196/ Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Кукуе 19 октября, — о непоследовательных приказах касательно его дела.

Октября 24. Написал к моей возлюбленной и ее матери в конверте для генерал-лейтенанта Драммонда. Написал к генералу Далйеллу. [152]

Получил письмо от моей возлюбленной со свежим лимоном через Хаймса.

/л. 196 об./ Октября 28. Написал к моей возлюбленной и [ее] матери, передавая новости и благодарность за лимон.

Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 26 числа в Зверовичах, где тогда стояла армия, с уведомлением о получении моего [письма] от 24 числа.

/л. 197/ Ноября 1, вторник. Время года положило конец кампании. Князь Юрий Алексеевич] Долгорукий покинул армию и

*7.* через Смоленск уехал в Москву, распустив большинство дворян и прочих и оставив князя Юрия Никит[ича] Борятинского с летучим войском под Красным.

Написал к моей возлюбленной и ее матери.

8. Генерал Далйелл возвратился с полками, принадлежащими к нашему гарнизону.

12. Сердце мое,

До сих пор Богу угодно хранить меня во здравии телесно, но в каком смятении и горести рассудка — Бог ведает! Чувство, скованное обстоятельствами или подверженное каким-либо мелочам, подобно надломленной трости — обманется тот, кто на нее опрется ⁴⁰⁸. Насколько томительная любовь истощает жизненные силы, я вполне ощущаю на своем опыте. Жду лишь ответа на мое прежнее [письмо]. Если в оном не будет иного утешения, чем прежде, Вы, возможно, еще узнаете, что мною скорее правит Разум, нежели Страсть. Ничего более, кроме поклона Вашим братьям. Остаюсь, сердце мое,

Вашим самым любящим другом и верным слугою

П.Г.

/л. 197 об./ Получил письма из Москвы: от моей возлюбленной, датированное 4 ноября и дающее надежду на совпадение ее воли с моею; от ее матери, скорее склонной к отсрочке, чем к согласию; от сестрицы Брайен, поведавшей мне правду — обстоятельства только препятствуют [нам] — и побуждающей меня приехать и верить в счастливое исполнение моих замыслов.

Получил от генерал-лейтенанта Драммонда письмо, дающее малую и отдаленную надежду на избавление полковника Бокховена, и письмо от майора Монтгомери с обещанием выплатить деньги, что он мне должен. [153]

/л. 198/ Ноября 18. Сердце мое,

Не могу выразить, насколько Ваше доброе и нежное письмо от 4 ноября воскресило меня. Половина моей жизни и существования зависит от Вашего отношения ко мне. Доказав свою привязанность, согласившись и снизойдя на мои разумные просьбы, Вы удвоили силу моей любви. Бог свидетель, я так же как Вы был бы рад заручиться согласием и присутствием Вашего отца на нашей свадьбе. Но если нет никакой возможности для его скорого избавления, что же /л. 198 об./ нам делать? Надеюсь и убежден, что он слишком благоразумен и рассудителен, чтобы на сие обижаться. Я сделал все, что мог, дабы заслужить и получить его согласие. Мысль об этом, надеюсь, утешит и успокоит его, даже если он оскорбится. Уповаю на свидание с Вами через 8 дней после того, как получите сие. Не сомневаюсь, что тогда смогу объяснить Вам мои намерения в той же мере, в какой ныне располагаю Вашей привязанностью. Пока же поклонитесь Вашим братьям и будьте уверены, что я до последнего вздоха,

Сердце мое, —

искренне любящий Вас друг и верный слуга,

П.Г.

Написал к матери моей возлюбленной и сестрице Брайен в тоне, подобающем их выражениям, и сообщил им о моей решимости приехать в Москву.

/л. 199/ Написал к генерал-лейтенанту Драммонду и майору Монтгомери.

Пришел указ Его Величества об отпуске генерал-майора Крофорда в Москву. Поскольку в оном было предписано, дабы командовать полком поручили мне, я весьма тревожился о своем отъезде в Москву.

На пиру у генерала, где все изрядно веселились.

Польские пленные, коих прислали в Смоленск для обмена на полковника фон Бокховена и кои обошлись нам так дорого при столь дальнем пути, благодаря продажности губернатора или его соратников раздобыли приказ о своем освобождении за других русских пленных. Узнав об этом, я отправился в дом совета, заявил протест и не уходил оттуда, пока не получил приказ об их возвращении и дальнейшем освобождении только за полковника Бокховена, согласно прежнему указу Его Величества. [154]

/л. 199 об./ Ноября 25. В Москву отбыл генерал-майор Крофорд, с коим я написал к друзьям, заверяя их в моем приезде.

/л. 200/ С помощью генерала Далйелла я добился разрешения ехать в Москву и приготовился к отъезду.

Ноября 30. Я покинул Смоленск и без каких-либо чрезвычайных происшествий по пути явился в Москву 6 декабря. В этот день я был у руки Его Величества вместе с генерал-майором.

Я поселился у моей возлюбленной, но получил не много заверений в возможности скоро исполнить свои желания, причем не по воле тех, кого сие прямо касалось, но по злоумышлению прочих, кои противились или, быть может, завидовали нашему счастью.

/л. 200 об./ Множество друзей явились, дабы меня приветствовать.

Мадам Бокховен ежемесячно получала 20 рублей из жалованья ее мужа. Оные удерживали у нее 4 месяца, в счет 100 рублей, что были выданы из казны для отсылки ее мужу. По ее просьбе я пошел к Илье Даниловичу и вручил ему петицию об этом. Он сразу же приказал выдать ей деньги и больше 100 рублей не домогаться.

Декабря 19. Патриарх Никон ночной порою прибыл в Москву, вошел в соборную церковь, взял священный посох ⁴⁰⁹ и держал речь к народу. Бояре Одоевский и Долгорукий с Дементием Башмаковым были посланы, дабы повелеть ему удалиться. Он так и сделал, бросив наземь грамоту и произнося проклятия. За ним следовала охрана из полка стрельцов, пока он не отдал посоха.

Генерал-лейтенант Драммонд уже давно хлопотал в Москве о своем и генерала [Далйелла] увольнении, что ему порой обещали, а порой воспрещали. Наконец, после великих хлопот, при посредстве Афанасия Лаврентьевича Нащокина и князя Юрия Алексеевича] Долгорукого сие было дозволено, и генерала вызвали в Москву. Он прибыл 20 числа, так что мы праздновали Рождество вместе, в хорошем обществе и довольстве.

/л. 201/ В этом месяце на юго-востоке по ночам часто являлась комета с лучами, обращенными вверх.

В сей год, в августе месяце, был заключен договор о 20-летнем перемирии между Римским императором и Турецким султаном на следующих условиях или статьях:

1. Сей мир сохранится 20 лет и будет продлен до его истечения. [155]

2. Все известные пленные должны быть взаимно разменены.

3. Трансильвания останется в том же положении, что и 30 лет назад, как в делах гражданских, так и церковных. Все турецкие гарнизоны будут оттуда удалены, и впредь оных не держать и не вводить. Также и Римский император выведет свои гарнизоны из Самошуйвара, Кёвара, Бетлена и Хуста и передаст эти города князю Трансильвании.

/л. 201 об./ 4. Князь Апафи ⁴¹⁰ будет признан и утвержден обоими государями князем Трансильвании. Тем не менее ему надлежит платить Турецкому султану обычную дань, которую прежде платили его предшественники.

5. Три из семи округов, что лежат между Трансильванией и рекой Тисой с городами Сатмар ⁴¹¹, Калло, Карой, Надьбанья, Эчед и Токай остаются за Римским императором, как королем Венгрии. Остальные четыре с Вардайном ⁴¹², Карансебешем, Лугожем, С[ент] Иобом и другими городами остаются за Турецким султаном, ибо оные с 1658 года были взяты турками у стоявших там солдат Ракоци — врагов обоих [государей].

6. Нойхойзель ⁴¹³ и Новиград равным образом останутся за турками, а Секейхид будет возвращен Римскому императору. Если же Римский император разрушит оный, турки разрушат Нойхойзель. Римский император, если ему угодно, может укрепить Левенц, Нитру, Синту и Гуту и построить новый форт на другом берегу Дуная между Коморном ⁴¹⁴ и Нойхойзелем, а также возвести новую крепость на р. Ваг близ Шилы, между Синтой и Гутой, как император пожелает.

7. Обитатели земель [простирающихся] от рек Грон, Нитра и Ваг до К[айзер] марка пребудут при своих прежних вольностях и никоим образом не обязаны /л. 202/ присягать или платить контрибуцию туркам. Любые набеги и разорения воспрещаются обеими сторонами под угрозой тягчайшей кары.

8. Форт Новый Серинвар ⁴¹⁵ будет разрушен.

9. С обеих сторон будут отправлены торжественные посольства с богатыми дарами ценою 200 000 флоринов, притом в скором времени, для наилучшего закрепления мира. Послы с обеих сторон будут приняты близ Коморна.

Венгры были весьма недовольны сим соглашением ⁴¹⁶. [156]

/л. 203/ 1665

Января 1, воскресенье. Полковник Калькштайн пребывал пленником здесь в Москве. Будучи обнадежен, что за него можно выручить полковника Бокховена, я несколько раз посещал его по оному делу, но не нашел никакой опоры или подтверждения. К тому же он человек пустой и непостоянный.

Генерал Далйелл и генерал-лейтенант Драммонд, раздобыв после больших хлопот и трудностей увольнения, проезжие грамоты и письма к губернатору Смоленска о беспрепятственном пропуске их оттуда к Риге самым безопасным путем, готовились к отъезду.

/л. 203 об./Января 10. Написал к отцу и родным в Шотландию.

11. Генералы Далйелл и Драммонд отправились из Слободы к Смоленску. Мы провожали их до Неглинной у Троицкой слободы и на прощанье крепко пили.

Написал к отцу, дяде и брату Джону в Шотландию.

12. Полковник Калькштайн бежал из тюрьмы. Артемон Серге[евич Матвеев], полковник стрельцов, явился в Слободу и огласил прокламацию о его побеге, дабы никто не осмелился давать приют или помогать ему.

/л. 204/ Время моего отпуска в Москву истекло, а надежды достичь цели приезда таяли. Я стал подумывать о возвращении в Смоленск, по крайней мере делал вид, что собираюсь в путь. Впрочем, я намеревался, даже если не возьму верх, быть верным своей привязанности.

Января 13. Мадам Бокховен, видя мои приготовления к отъезду и опасаясь, что я либо расторгну [помолвку], либо буду слишком горевать, посоветовалась с родными и решила, наконец, отдать за меня свою дочь. Полковник Бокховен ⁴¹⁷ и я пошли к голландскому священнику с просьбой огласить нас в следующее воскресенье. Итак, мы решили справить свадьбу 26 числа и позвать поменьше гостей, однако с музыкой.

Сегодня же я узнал, что отправлен приказ задержать генералов под предлогом их /л. 204 об./осведомленности, если не соучастия, в побеге полковника Калькштайна. Я считал несомненным, что это уловка, придуманная русскими, дабы бросить тень на генералов и вынудить их остаться: подобно Иосифу [московиты] велели положить чашу в мешок Вениаминов ⁴¹⁸. Ведь русская знать была крайне недовольна их увольнением; особливо Илья Данил[ович], тесть императора, был в высшей степени раздражен и всеми силами противился их [157] увольнению. Однако Долгорукий и Нащокин, к коим они вовремя обратились, убедили Его Величество их отпустить.

/л. 205/ Января 15, воскресенье. Я получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, в коем он передает весть, что в Смоленске стольник по имени Кирила Аристархович ⁴¹⁹ по приказу из Москвы явился к генеральским и его собственным клетям ⁴²⁰, или кладовым, оценил там количество зерна всякого рода и все опечатал для нужд Его Величества. [Драммонд] просит меня пойти к Афан[асию] Лавр[ентьевичу], похлопотать, дабы он уведомил об этом деле Его Величество, и раздобыть грамоту к стольнику, чтобы их не донимали. Через два часа [пришло] другое письмо, от него и генерала совместно, — оба датированы в Царевом-Займище 13 января. Они извещают, что их там остановили и обыскали по поводу Калькштайна, и просят меня заручиться указом Его Величества, при посредстве князя Юрия Алексеевича] Долго[рукого] или Нащокина, для беспрепятственного проезда.

Назавтра я представил дело князю Юрию Алексеевичу] и Нащокину, а днем позже раздобыл и отправил приказ пропустить [генералов] дальше. Я послал оный вместе с письмами через их слуг, кои доставили мне их письма. При этом я пригласил их к себе на свадьбу.

/л. 205 об./ Мать моей возлюбленной занемогла.

/л. 206/ Января 26, четверг. Я женился. Голландский священник м-р Иоган Кравинкел совершил [обряд].

У нас на свадьбе было не больше 30 гостей, и очень весело.

27. Я вновь пригласил большинство друзей, кои пожаловали и очень веселились и забавлялилсь, к большому удовольствию всех. Моя теща была прикована к постели.

29. Я получил письма от генерала Далйелла и генерал-лейтенанта Драммонда, датированные в Смоленске 25 января, в коих они извещают, что живут под надзором стрельцов; имущество у них отобрали, зерно и припасы опечатали, и они вынуждены покупать пропитание /л. 206 об./ для себя, прислуги и лошадей на рынке. Они просят поскорее отпустить гонца, хотя бы и без ответа.

Января 30. Я рано отправился в город и вручил письма генералов боярам Илье Даниловичу, князю Юрию Алексеевичу Долгорукому и Афанасию Лаврентьевичу Нащокину. Первый выглядел не очень довольным, второй не сказал ничего, зато последний обещал сделать все возможное.

После нескольких дней беспрерывных хлопот я, наконец, добился, чтобы в Смоленск послали указ Его Величества об отпуске [158] [генералов]. Однако Илья Данилович, сильно разгневавшись на то, что они отпросились со службы и получили увольнение в обход его, велел приготовить другую грамоту и вставить туда множество ограничений и докучливых запросов. Узнав об этом, я спешно отослал [генеральского] слугу с первым указом, дал им знать о втором и советовал как

/л. 207/ *Февраля 1, среда.* можно скорее уезжать до прибытия второй грамоты.

Болезнь моей тещи усугублялась, а подлый, злобный дьяк настаивал на моем отъезде в гарнизон, так что я пребывал в некотором затруднении, но все же решил отложить все дела ради службы Его Величеству и собрался в дорогу. Сие крайне опечалило мою тещу. Она не смогла убедить меня подать прошение об отсрочке, но поддавшись мольбам, я позволил отправить ее сына Чарлза с прошением от ее имени, дабы мне задержаться на месяц, пока Богу не будет угодно так или иначе распорядиться ее жизнью.

Мальчик подал прошение боярину Илье Даниловичу, когда тот поднимался к Его Величеству. Прочитав оное наверху ⁴²¹, он приказал бывшему при нем стряпчему составить другое, где я прошу чин полковника вместо генерал-лейтенанта Драммонда. [Боярин] подал оное Его Величеству, коему угодно было милостиво

/л. 207 об./*Февраля 13.* вспомнить обо мне, а также о моем тесте, все еще томящемся в плену, и повелеть произвести меня в полковники. Когда мне сказали об этом, я сперва не поверил, но когда мне велели подождать выхода боярина у аптеки, отправился [туда]. Боярин изволил вызвать меня в аптеку и там объявить мне, в присутствии разных высоких чинов, о милости Его Величества. При этом я, согласно предписанию, трижды низко поклонился. Одновременно подполковник Штурм был пожалован в полковники вместо генерала Далйелла, в чьем регименте служил подполковником.

Моей следующей заботой стала петиция о назначении жалованья, которое боярин установил в 30 рублей в месяц, однако подлый канцлер записал всего 25.

/л. 208/ Февраль.

Я узнал от прибывшего из Смоленска офицера, что сразу по получении моих писем генералы, следуя совету, поспешили с отъездом через Псков на Ригу.

На мою просьбу об отправке к полку в Смоленск я получил от боярина ответ, что Его Величество повелел мне остаться в Москве. Я [159] был не очень этому рад, ибо не люблю сидеть праздно, но пришлось удовлетвориться.

Супруга майора Мензиса уезжала в Смоленск, и я написал с нею к майору и другим. Я просил Мензиса заняться моими вещами, оставленными в Смоленске, продать все, что можно, а то, что здесь пригодится, особенно мои книги, прислать сюда.

/л. 208 об./ Марта 1, среда ⁴²².

Я получил письмо от майора Мензиса, датированное в Смоленске 9 марта, с перечнем моих вещей, оставленных в Смоленске. Я ответил на оное через два дня, а также написал к генерал-майору с Николаем Аршиневским.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное во Пскове 14 марта, полное любезных и благодарных выражений. Я ответил на оное со следующей почтой. Написал еще к моему отцу, дяде и брату Джону ⁴²³, а также к Уильяму Фрайеру в Эльсинор.

/л. 209/ Апреля 1, суббота.

Получил письмо от генерал-майора Крофорда, датированное в Смоленске 3 апреля.

Получил от Ивана-татарина 15 рублей, что мне прислал майор Мензис за проданные [в Смоленске] вещи.

15. Написал к генералу Далйеллу, генерал-лейтенанту Драммонду и к моему дорогому отцу с полковником Трауэрнихтом, который отправился отсюда в Англию.

/л. 209 об./ Мая 1, понедельник.

Написал к генерал-майору Крофорду через его супругу.

Мой брат Александер умер в Шотландии, в Эбердине, от лихорадки и был погребен в кафедральной церкви Старого Эбердина, прямо перед местом, где прежде стоял главный алтарь; вся эта часть церкви разрушена святотатцами. Большое горе для наших родителей — он был еще совсем юноша!

/л. 210/ Мая 15. Написал к отцу, дяде и брату Джону. [160]

Получил письмо от майора Мензиса, датированное в Смоленске 22 мая, вместе с моими книгами и прочими непроданными вещами — всё через слугу подполковника Драммонда.

/л. 210 об./ Июня 1, четверг.

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Риге 25 мая, с известием о получении моего от 15 апреля.

10. Написал к генералам Далйеллу и Драммонду.

Доктор Томас Уилсон прибыл в Москву и поселился у доктора Коллинса. Но поскольку в Англии была чума ⁴²⁴, и ему следовало до приезда в город выдержать карантин, его вместе с неким Кенеди, который с ним прибыл, выслали на житье в Клин, за 90 верст отсюда, а доктора Коллинса — в Воскресенское, за 40 верст, где им предстояло провести шесть недель. Все, кто с ними общался, могли свободно ездить в Москву и обратно, кроме их самих. Странный карантин!

Василий Як[овлевич] Дашков вернулся, не удовлетворив /л. 211/ своей жалобы на графа Карлайла, после холодного приема. Правда, благодаря щедрости короля, при отъезде ему возместили расходы.

Получил письма из Риги: от генерала Далйелла, датированное 4 июня, и от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное 8 июня, с известием, что они уезжают оттуда.

/л. 211 об./ Июля 1, суббота.

6. Написал к отцу, дяде и брату Джону, к генералам Далйеллу и Драммонду с полковником Уайтфордом ⁴²⁵.

/л. 212 об./ Августа 1, вторник.

/л. 213/ Я подал петицию с просьбой об отпуске на время в Англию.

/л. 213 об./ Сентября 1, пятница.

/л. 214/ Сентября 17. Написал к генерал-майору Крофорду и майору Мензису в Смоленск.

Я вместе с прочими подал петицию об участках для строительства в Слободе, причем в Иноземский приказ, что было необычно ⁴²⁶, — [161] и получил дозволение. Слободской стольник приказал отмерить участки и раздать нам оные.

/л. 214 об./ Октября 1, воскресенье.

Я получил письмо от майора Мензиса, датированное в Смоленске последним днем прошлого месяца.

Получил большие письма от генерала Далйелла и генерал-лейтенанта Драммонда, датированные в Гамбурге 29 сентября, с известием о получении моего от 6 июля через полковника Уайтфорда, а также обширный и подробный рассказ о событиях и положении дел в Христианском мире.

/л. 215/ Тесть императора, Илья Данилович Милославский, от великого возбуждения получил апоплексический удар и, захворав, утратил память и как будто всякий рассудок.

/л. 215 об./ Ноября 1, среда.

/л. 216/ Ноября 23, четверг. Моя жена разрешилась дочерью около 3 часов пополудни.

28. Моя дочь была крещена голландским священником м-ром Иоганом Кравинкелом. Полковник Корнелиус фон Бокховен был крестным отцом, супруга полковника Николауса фон Штадена и вдова подполковника Суэ ⁴²⁷ — крестными матерями. Ее нарекли именем Кэтрин Элизабет.

/л. 216 об./Декабря 1, пятница.

/л. 217/ Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Гамбурге 8 декабря, с просьбой ко мне оправдать его и исправить кое-что сказанное о нем в его отсутствие.

Декабря 25. Написал к генерал-майору Крофорду в Смоленск ⁴²⁸. [162]

/л. 218/ 1666

Апреля 19. Грузинский князь по имени Николай Давидович ⁴²⁹ был торжественно принят в Москве.

/л. 218 об./ Мая 1, вторник.

/л. 219/ Мая 29. Мой новый дом был готов, и все благородные подданные Его Священного Величества приглашены в оный, дабы отпраздновать день рождения Его Величества ⁴³⁰. Когда все собрались, мы весело пировали, пока после обеда майор Монтгомери и я не повздорили. Он был совсем не прав и весьма меня оскорбил. Не желая беспокоить общество в такой день, я это стерпел, но мы условились сойтись завтра и решить дело посредством конной дуэли.

30. Я рано встал (хотя было очень худо от вчерашней попойки), послал к майорам Бернету и Аэнделсу — звать в секунданты — и самолично, в одиночестве, явился на квартиру к майору Аэнделсу, который не успел собраться. В поле я завидел Монтгомери, а с ним подполковника Хью Крофорда и 3 или 4 слуг. Я поспешил ему навстречу, но так как там была вязкая пашня, да и слишком близко от Слободы, попросил отъехать дальше, где почва получше.

Удалившись на мушкетный выстрел, в очень удобное место, мы разъехались, помчались друг на друга и оба выстрелили, будучи совсем рядом, — без какого-либо вреда. Я круто развернулся (конь мой весьма послушен), а его понесло прочь. Я поскакал следом и, /л. 219 об./ хотя по военному и дуэльному закону мог воспользоваться его весьма невыгодным положением, все же осадил коня и крикнул, чтобы он возвращался. Остановив своего и приблизившись, он отозвался: "Мы убьем друг друга — сразимся пешими!" Я ответил, что довольствуюсь любым способом, спешился и отдал коня одному из его слуг (за отсутствием моих). У нас обоих были полуэстоки ⁴³¹, и я скинул кафтан, но [Монтгомери] отказался биться на полуэстоках. Так как палаш имелся только один — у подполковника Крофорда, они послали в Слободу за другим. Я возражал против сего, требуя биться тем оружием, что было при нас, — ведь я обладал правом выбора и предложил [майору] выбрать эсток. Но все было напрасно. Прежде чем принесли другой палаш, явился мистер Эннанд с прочими и не позволил нам сразиться. Итак, мы покинули поле без примирения и условились сойтись завтра или в другой раз, однако вечером английские купцы нас помирили.

/л. 220/ Июнь.

В начале марта состоялось большое морское сражение между англичанами и голландцами] ⁴³². [163]

15. Написал к друзьям в Смоленск со слугою полковника Крофорда.

/л. 220 об./ Июня 22, пятница. Меня вызвали в Посольский приказ, но из-за опоздания велели прийти на другой день.

23. Я отправился в Посольский приказ, где думный дьяк ⁴³³ спросил, не желаю ли я поехать в Англию. Я ответил "да". Он сообщил, что Его Величество намерен послать к королю письмо, и я должен взять оное с собою. Я возразил, что в прошлом году действительно просил об отпуске в Англию, но теперь не имею там никаких надобностей или дел; если же предстоит ехать туда по личным делам, я не могу взять с собой такое письмо, ибо не пристало везти оное, не обладая полномочиями; на меня будут взирать как на лицо, состоящее на государственной службе, так что придется нести великие обязанности и издержки; наконец, я буду связан ожиданием ответа. На сие он сказал лишь, чтобы я подождал, пока он не вернется от Его Величества.

Через час он пришел и объявил, что Его Величество повелевает /л. 221/ мне ехать в Англию и я должен собраться в путь за три или четыре дня. Повторив прежние доводы, я добавил, что обойден при выплате полного оклада ⁴³⁴, или месячного жалованья, по сравнению с другими — все это время я получал лишь 25 рублей в месяц, тогда как причитается 40; к тому же, как и остальные, я хотел бы [оклад] за целых два месяца. Он сказал, что Его Величество пожалует и велит выдать мне денег на расходы, а что до моих прочих нужд — я должен принести прошение и явиться завтра.

Прежде чем идти дальше я укажу причины отправки сего послания, почему посылают иноземца и именно меня, а не кого-то другого.

Комментарии

338. См. Л. 111 Об.

339. По обыкновению (франц.).

340. Charke of waters.

341. Полковник Филипп Бокховен (по русским источникам — Фан Буковен), отец Катарины, несколько лет прослужил в Британии, откуда была родом его супруга.

342. Гордон, по-видимому, хочет сказать, что на полном интриг "рынке невест" Иноземской слободы его сватовство имело успех и расстроить помолвку никому не удастся, даже путем обмана.

343. 17 марта Православная церковь чтит память преподобного Алексия человека Божия.

344. Запись под этим числом в подлиннике отсутствует.

345. Александер Лесли оф Охинтул (1590-е?—1663) — шотландский рыцарь. На русской службе с 1630 (с перерывами), руководил военной реформой и набором полков "иноземного строя", куда призвал немало своих земляков. Один из главных царских полководцев в войнах с Польшей и Швецией. Крестился в православие под именем Авраама Ильича, первым в России получил звание генерала и стал командиром гарнизона в Смоленске. Родоначальник российских дворян Лесли.

346. По русским источникам эта победа над поляками при Чаусах была одержана Драммондом (Дромонтом) 16 мая предыдущего, 1662 г. См. статью к настоящему изданию.

347. Поместье Гордонов в шотландском графстве Эбердин, где родился Патрик. Далее в рукописи одна чистая страница с авторской нумерацией (346).

348. Петр Дорофеевич Дорошенко (1627—1698) — прилуцкий полковник, в 1665—1676 гг. гетман Правобережной Украины. С помощью Турции и крымцев пытался овладеть Левобережьем, но был пленен русскими войсками при участии Гордона.

349. Cashovoy. И.М. Брюховецкий (ум. 1668) — запорожский кошевой атаман, гетман Левобережной Украины с 1663 г. Пожалованный царем в бояре, он вскоре поднял восстание против Москвы. Убит казаками.

350. Михаил Ханенко, уманский полковник.

351. Okolnitsy. Князь Д.С. Велико (Великого)-Гагин (ум. 1671) — воевода, представитель царя на "генеральной" Нежинской раде 1663 г.

352. Rada.

353. Emperours shatra or pavilion — т.е. царский или государев шатер.

354. Матвей Гвинтовка — сторонник Брюховецкого, впоследствии нежинский полковник и генеральный есаул.

355. Nounoj — вероятно, генеральный есаул Пархом Нужный.

356. Мефодий, епископ Мстиславский и Оршанский, глава Киевской митрополии.

357. Saydak, чаще саадак — прибор для стрельбы из лука: лук в чехле и колчан со стрелами.

358. Bunshuke.

359. В рукописи очевидный пропуск.

360. Bulava.

361 Bunshusnik.

362. Слова "и что они уже избрали гетмана" дописаны автором после следующей фразы.

363. Czerna.

364. Towarises.

365. Partizans.

366. Sotniks, attamans, yesauls.

367. Saborna.

368. Obroke.

369. Противники Брюховецкого были казнены 18 сентября 1663 г.

370. Я. К. Черкасский (ум. 1666) — потомок кабардинских князей, ближний боярин, воевода, один из главных царских полководцев в войнах с Речью Посполитой и Швецией.

371. Н. Бауман — голштинец, датский подданный, позже полный генерал. На русской службе с 1657 по 1670 г.

372. Чарлз Хауэрд (1629—1703), с 1661 г. граф Карлайл, позже губернатор Ямайки. По русским источникам Говарт Карлиль. Он прибыл в Архангельск 19 августа 1663 г. с женой, старшим сыном и свитой почти из 80 человек. Известно подробное описание этого неудачного посольства, составленное по-французски его участником Ги Мьежем: La relation de trois ambassades de Msg. le Comte de Carlisle. Paris, 1857.

373. Томас Брайен (в русских источниках Брейн) — английский купец в Москве, выполнявший поручения британской короны.

374. Петр Большой Васильевич Шереметев (ум. 1690) - боярин, киевский воевода.

375. Князь Н.И. Одоевский (ум. 1689) — ближний боярин, воевода, дипломат, влиятельный член русского правительства. Руководил составлением Соборного уложения 1649 г., Казанским и Сибирским приказами.

376. В рукописи чистая страница (371).

377. Hetman Polnoy.

378. Emperours fathoms, т.е. царских сажен. Далее в подлиннике 10 чистых страниц, пронумерованных автором (374—383).

379. Muravsky sliach. Степной путь, шедший от Перекопа по водоразделу рек Ворскла и Северский Донец на Ливны и Тулу. Использовался крымскими татарами для набегов на русские земли.

380. Novogrodek, т.е. Новгород Северский.

381. Шпалерами (франц.), т.е. рядами по обе стороны.

382. Stremeny Regiment — личный конвой царя.

383. Battalions or squadrons. Поскольку структура вооруженных сил еще окончательно не сложилась, автор применяет некоторые термины довольно свободно. В России слово "шквадрона" также означало различные по составу подразделения.

384. Крофорд — полковой командир Гордона.

385. Stolla miesto korme.

386. Crimlina.

387. Имеется в виду Воронеж на Украине.

388. Карлайл весьма настойчиво, но безуспешно добивался от русского правительства возвращения привилегий английским купцам, которых они лишились после казни короля Чарлза I в 1649 г. Далее в подлиннике отсутствуют 4 страницы (392—395 по нумерации Гордона), так что записи за март и апрель 1664 г. утрачены.

389. Лафетов (франц.).

390. Worobeyow gora or the sparrow hill.

391. Это первые письма Гордона, дословно приведенные в "Дневнике".

392. Томас, сын генерала Далйелла.

393. Поляновский мир 1634 г. завершил неудачную для России Смоленскую войну. Русско-польские границы, закрепленные Деулинским перемирием 1618 г., были подтверждены. Король Владислав IV отказался от претензий на русский престол.

394. Последние слова вписаны вместо вычеркнутых — "с тем же гонцом".

395. Denshik.

396. Далйелл и Драммонд.

397. Князь Ш.Ф. Куракин (ум. после 1683) — боярин, воевода, воспитатель царевича Федора Алексеевича.

398. Meginovits.

399. Prikases of streltsees.

400. Gorodovies.

401. "Неистовый Роланд" — знаменитая героическая поэма итальянца Лудо-вико Ариосто (1474—1533). Возможно, это первое упоминание о ней в России. Гордон, похоже, просил невесту прислать ему книгу из Москвы в Смоленск, но забыл упомянуть об этом в письме.

402. Соглядатая (лат.).

403. Obosny.

404. Князь П.А. Долгорукий (ум. 1669) — окольничий, смоленский воевода. Младший брат князя Ю.А. Долгорукого, не раз упомянутого Гордоном.

405. "Так уж всегда: где любовь — там и тревога и страх" (лат.). Овидий. "Героиды", I, 12.

406. В подлиннике эта запись вычеркнута.

407. Одно из названий московской Иноземской (Новонемецкой) слободы — от ручья Кукуй.

408. Ср.: Ветхий Завет, 4 Цар. 18, 21: "Ты думаешь опереться на... трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее".

409. Posoch — посох Св. Петра, первого митрополита Московского. Никон (1605—1681), чьи реформы привели к расколу русской церкви, еще в 1658 г. отрекся от патриаршества, но внезапно, без ведома царя, приехал в столицу из Воскресенского монастыря. В Кремле поднялось "смятение, точно пришла весть, что татары или поляки под Москвою" (Соловьев С.М. Соч. М., 1991. Кн. VI. С. 237). Этот поступок ускорил осуждение опального патриарха церковным собором. См.: Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. М., 1996. Т. I-II.

410. Михай Апафи (1632—1690), князь Трансильвании с 1661 г. Первоначально ставленник султана, которому платил дань в 40 000 дукатов, затем признал верховенство австрийских Габсбургов.

411. Ныне Сату-Маре, Румыния.

412. Ныне Орадя, Румыния.

413. Ныне Нове Замки, Словакия.

414. Comorrha. Венг. Комаром, словац. Комарно.

415. New Serinwar.

416. Вашварское перемирие, условия которого излагает Гордон, не без оснований считалось выгодным для турок. В рукописи следует чистая страница (436).

417. Корнелиус Бокховен, дядя невесты Гордона.

418. Согласно книге Бытия Иосиф, не желая расставаться со своим братом Вениамином, приказал тайно положить ему в мешок серебряную чашу и привести к себе в рабство того, кто якобы ее похитил (Быт.

43, 29-44,12).

419. Ilistarkovits. Вероятно, стольник и воевода Кирилл Аристархович Яковлев.

420. Klets.

421. Т.е. в царском дворце.

422. Здесь и далее Гордон помечает первые числа месяцев, но последующие записи относятся к другим дням.

423. К марту 1665 г. относится важный акт, по которому отец Патрика, Джон Гордон, завещал доходы от западной части родового поместья Уэстертун оф Охлухрис, где жил он сам, в пожизненное пользование своей жене и совладелице Мэри Огилви, а после смерти обоих супругов — наследственное владение этими землями их сыновьям Патрику, Джеймсу и Александеру в равных долях. Свидетелем и душеприказчиком выступал брат последних, Джон Гордон младший (Passages from the Diary of General Patrick Gordon of Auchleuchries. Aberdeen, 1859. P. 210). Об этом, как и о смерти Александера, вскоре сообщили Патрику, и его просьба об отпуске на родину в августе (см. ниже) была связана с необходимостью уладить семейные дела.

424. "Великий Мор" начался в Лондоне в ноябре 1664 и свирепствовал до весны 1666 г., унеся до ста тысяч жизней. Это привело к царскому запрету англичанам торговать в России, что стало важным предметом дипломатических переговоров во время миссии Гордона в Британию.

425. В рукописи следуют 2 чистые страницы (454—455).

426. Делами Иноземской слободы ведал Посольский приказ.

427. So Hey (Souhay). Эта семья была в близком родстве с Бокховенами. Впоследствии Элизабет Суэ, двоюродная сестра первой жены Гордона, вышла замуж за Франца Лефорта.

428. Далее в подлиннике 7 чистых страниц (465—471 по авторской нумерации). Следующие 12 страниц (472—483) отсутствуют, так что записи за январь—начало апреля 1666 г. не сохранились.

429. Внук кахетинского царя Теймураза I.

430. речь идет о короле Чарлзе II и его британских подданных, а не о царе, как полагали прежние переводчики "Дневника".

431. Halfe-stockadoes — род колющего холодного оружия.

432. Эта запись в подлиннике вычеркнута. Величайшее (Четырехдневное) сражение англо-голландской войны действительно состоялось близ устья Темзы в начале (1—4) июня, так что вместо "марта" здесь следовало бы читать "месяца". Оно принесло победу голландскому флоту во главе с адмиралом де Рюйтером.

433. Dumny diack — Алмаз (Ерофей) Иванов (ум. 1669), думный дьяк Посольского и Печатного приказов, видный дипломат, хранитель большой царской печати.

434. Oklad.

Текст воспроизведен по изданию: Патрик Гордон. Дневник. М. Наука. 2001