РАУЛЬ ГЛАБЕР

ПЯТЬ КНИГ ИСТОРИИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

ОТ ИЗБРАНИЯ ГУГО КАПЕТА В КОРОЛИ ДО 1046 г.

GLABRI RADULPHI, CLUNIACENSIS MONACHI, HISTORIARUM SUI TEMPORA LIBRI V, AB ELECTIONE HUGONIS CAPETI IN REGEM, AD ANNUM USQUE MXLVI

(Заглавие в оригинале: Glabri Radulphi, Cluniacensis monachi, Historiarum sui temporis Libri V, ab electione Hugonis Capeti in regem, ad annum usque MXLVI.)

Пролог.

Величайшему из великих людей, Одилону, отцу аббату Клюньи (См. о нем у нас т. II, стр. 488) — Монах Радульф Глабер.

Я часто разделял справедливые сожаления трудолюбивой братии нашего ордена и ваши собственные о том, что никто из современников не займется тем, чтобы передать каким-нибудь образом потомству многообразные события, которых мы были свидетелями, как в церкви господней, так и в народе. Они совершались не для того, чтоб быть преданы забвению, и Спаситель сам объявил, что с помощью Отца и при участии св. Духа, Он не перестанет действовать в мире до последнего часа последнего дня. На пространстве 200 лет, а именно от священника Бэды (см. о нем у нас т. I, 440 и 564 стр.) в Британии, и Павла (см. о нем у нас т. I, 299 стр.) в Италии, не нашлось ни одного писателя, который попытался бы начертать историю для потомства (Из этих слов видно, как темно было в сознанин людей XI века все пространство времени от Карла В. до крестовых походов; наш автор прямо переходит к себе от Павла Дьякона и ничего не знает о массе историков, вошедших в наш второй том). [38] И эти два историка говорили только о своем собственном народе и отечестве. Между тем, нет сомнения, что вся римская империя (так в Галлии называли Италию и Германию), заморские страны (т.-е. восток) и земли варваров (т.-е. венгерские и славянские земли) представляли зрелище множества событий, которые были бы весьма полезны для людей, если бы их изложить, и послужили бы каждому прекрасным уроком благоразумия и осмотрительности. То же самое можно сказать о событиях, которые толпятся с необычайною оживленностью около тысячного года от воплощения Спасителя нашего Христа. По вашему совету и пожеланию братии, я хочу попытаться рассказать эти события, ограничиваясь одним беглым очерком прошедших времен; хотя семьдесят толковников не совершенно согласны с историческими книгами евреев относительно счисления времени от сотворения мира, но можно полагать с полною уверенностью, что 1002 год от воплощения Слова совпадает с первым годом правления Гейнриха (II, императора), короля саксов, и 1000 г. нашей эры соответствует 13 году правления Роберта (сына Гуго Капета), короля французов. Эти два государя считались в свое время самыми благочестивыми и самыми могущественными на материке. Первый же из них, Гейнрих, получил даже римскую империю; вот почему я избираю эпоху их правления, как самую определенную, чтобы руководиться ею при означении времени. Впрочем, так как мне предстоит обнять в этом сочинении события всех четырех стран света (на языке того времени так обозначали всю римскую империю в древних ее пределах), то я считаю своею обязанностью, особенно обращаясь к лицам духовным, предпослать своему труду, предпринимаемому на имя господне, некоторые подробности относительно таинственного учения о божественной четверице (divina quaternitas), ее отношениях и гармонии.

________________

Книга первая начинается потому объяснением четверицы, т.-е. мистического значения числа 4, которое, по замечанию автора, играет повсюду важную роль: так, существуют только 4 евангелия, 4 стихии, 4 реки в раю и т. д.; наконец 4 эпохи в истории человечества: от сотворения мира до потопа — царство разума; от потопа до Моисея — царство кротости; от Моисея до И. X. — царство силы; и от I. X. до времени автора — царство правды. За тем следует краткий очерк последних событий истории Германии и Италии, после чего автор заключает свою первую книгу следующим характеристическим рассуждением о будущих судьбах мира, которые в ту эпоху занимали умы всех людей;

"Господь посвятил шесть дней на создание мира, и в седьмой день опочил, по совершении своего подвига; точно также, в течении шести веков, Он творил чудеса для назидания ими человеческаго рода; действительно, во все предъидущие века постоянно встречаются чудесные знамения, совершенные предвечным провидением, до самого времени, когда божество воплотилось в человечестве, то есть до шестого тысячелетия, к которому [39] принадлежит и наше время; полагают теперь, что в седьмом тысячелетии труды мира должны покончиться для того, чтобы мир также опочить от дел своих и нашел свой конец в том, кто дал ему существование".?

Книга вторая посвящена изложению событий истории Франции от Гуго Капета до 1000 года.

Третья книга.

I. Около этого времени (т.-е. около 1000 года), венгры, жившие на берегу Дуная, вместе с своим королем приняли христианскую веру. Этот государь при своем крещении получил имя Стефана и сделался весьма добрым католиком. Он женился на сестре императора Гейнриха (II). С этого времени все итальянские и галльские пилигримы, намеревавшиеся посетнть храм господень в Иерусалиме, перестали ездить по морю, как прежде, и предпочитали проходить по владениям этого короля. Благодаря заботам Стефана, дорога сделалась совершенно безопасна. Он принимал всех, как братьев, и щедро оделял их. Это обстоятельство побудило бесчисленное множество знатных и простых людей предпринять странствование в Иерусалим.

Конец этой главы составляет отступление по поводу войны Византии с южною Италиею; в следующей (II) главе, автор продолжает историю Франции в начале XI века при Роберте; но с третьей главы начинаются снова отступления, по поводу кометы (III), восстановления церквей по всему миру (IV), построения монастырей (V), открытия мощей (VI), и наконец, в гл. III, автор останавливается на одном хотя отдаленном событии, но которое потрясло всех и указало на близость крестовых походов.

VII. В это же время, а именно в 1009 г. (вернее: 1010 г.), церковь Иерусалимская, заключавшая в себе гробницу Господа нашего Спасителя, была разрушена до основания, по приказанию вавилонского владетеля (Гакем, калиф Египта). Теперь сделались известны причины этого печального события. Вот, как началось это: изумительное стечение верующих со всех концов земли в Иерусалим, желавших узреть священный памятник, оставленный Спасителем на земле, привело в зависть дьявола, который решился и на этот раз обратиться к евреям, своему любимому народу, и излить яд своей злобы на служителей истинной религии. В королевском городе Орлеане жило большое число евреев, еще более завистливых, гордых и дерзких, нежели весь остальной их народ. Совещавшись вместе о своем преступном замысле, они подкупили за деньги какого-то бродягу, по имени Роберта, беглого раба из монастыря св. Марии в Мутье, который, переодевшись в другую одежду, скрывался; евреи отправили его тайно к владетелю Вавилона (т.-е. Каира) с письмами на еврейском языке; они тщательно вложили их в его посох и прибили гвоздиками, из опасения, чтобы они случайно не выпали. Посланный отправился и передал поручение в руки владетеля. Это было дело самое [40] вероломное и злодейское: они предупреждали калифа, говоря, что, если он не разрушит священный храм христиан, то христиане вскоре овладеют его государством и лишат его всех почестей. Прочтя это, владетель Вавилона пришел в ярость и отправил в Иерусалим воинов с приказанием разрушить храм до основания. Его воля была исполнена в точности, и клевреты его пытались даже разбить молотом самую гробницу, но их усилия были тщетны. В то же время, они срыли в Рамле церковь блаженного мученика св. Георгия, бывшего прежде страхом сарацин, ибо, говорят, он поражал их зрение всякий раз, когда они намеревались овладеть церковью и ограбить ее. Несколько времени спустя, узнали наверное, что в том бедствии виновна злоба евреев, и когда тайна их обнаружилась, все христиане решили единодушно изгнать евреев до последнего человека из своих земель и городов. Таким образом, они сделались предметом всеобщего отвращения. Одни из них были изгнаны, другие умерщвлены мечем, потоплены в воде, или преданы всякого рода пыткам. Многие решились на самоубийство; так что в следствие такой справедливой мести, во всем римском мире едва насчитывали несколько человек из евреев. Предписания епископов запрещали христианам всякую торговлю с ними. От такого приговора освобождались только те евреи, которые изъявили желание обратиться к благодати крещения и совершенно отречься от еврейских обычаев. Многие подчинились этому условию, но более по любви к земной жизни и из страха смерти, нежели в надежде вкусить радость вечной жизни; ибо все те, которые домогались тогда с ложною ревностью такой благодати, вскоре самым бесстыдным образом возвратились к своим древним заблуждениям (Это сказание, если и не имеет никакого исторического основания, то во всяком случае оно весьма важно, как объяснение той ужасной роли, которая досталась на долю евреев во время крестовых походов).

Эти примеры правосудия не должны были внушить мысли о безопасности посланному Роберту, когда он возвратился на родину. Однако, он начал заботливо отыскивать, не встретится ли ему кто-нибудь из его соучастников. Он нашел в Орлеане весьма небольшое число, да и те жили в постоянной тревоге; с ними Роберт вступил в прежние отношения. Но один чужеземец, сделавший с ним всю дорогу и знавший хорошо цель его путешествия, случайно явился в Орлеан; заметив тесную дружбу Роберта с евреями, он немедленно объявил всем о том преступном поручении, которое было возложено на этого презренного человека, ценою денег евреев. Его немедленно схватили, наказали розгами немилосердно, и он сам признался в своем преступлены. Королевские служители вытащили его за город, и там на глазах всего народа бросили в пламя, где он и сгорел. Между тем, евреи, пережившие ту катастрофу, сначала блуждали и бегали из одного места в другое, скрываясь в отдаленных убежищахъ; но вскоре, [41] лет пять спустя после разрушения храма, они начали снова появляться небольшими группами в городах; необходимо, чтобы несколько их всегда оставалось на земле; пусть они служат живым доказательством того срама и преступления, с которым они пролили божественную кровь Христа; вот почему божеское правосудие приостановило на время раздражение христиан против них. Как бы то ни было, по божественной благости, мать вавилонского князя, Мария, бывшая ревностною христианкой, приказала в тот же год выстроить из ровных и обтесанных камней храм, разрушенный ее сыном. Говорят, что ее муж, отец вавилонского князя, как второй Никодим, в тайне исповедывал христианскую веру. С того времени можно было видеть, как бесчисленные толпы верующих торжественно стекались со веех сторон в Иерусалим, и охотно делали пожертвования для восстановления храма божия.

После нового отступления в VIII главе об ереси, появившейся в Орлеане в 1017 году (см. перевод этой главы у нас, во II т. 884 стр.), автор в IX и последней главе возвращается к главному предмету и говорит о семейных несогласиях при дворе Роберта, распущенности нравов и внутренних междоусобиях.

Четвертая книга содержит в первой главе рассказ о переговорах пап с византийским двором о супрематии; далее говорится о новой ереси в Италии (II), о появившемся обманщике, который продавал простые кости вместо мощей (III); о страшном голоде 1033 года (IV) (эта глава помещена у нас в т. II, стр. 887); о заботах церкви вследствие того прекратить насилия учреждением "Божьего мира", и о новом падении нравов в половине XI столетия, которое повлекло за собою внутренние беспорядки и увеличение числа пилигримов (V).

VI. В то же самое время шли бесчисленные толпы со всех концов мира для посещения св. Гроба Спасителя в Иерусалиме. Никогда не поверили бы прежде, что это место произведет такое изумительное стечение народа. Сначала отправлялся туда простой народ, потом зажиточные люди; далее, могущественные короли, графы, маркизы, прелаты; наконец, чего прежде не бывало, странствование предпринимали многие женщины, богатые и бедныя; встречались и такие люди, которые желали лучше умереть там, нежели возвратиться на родину. Бургундец, по имени Лиутбальд, из земли Отюна, совершил пилигримство в сопровождении большого числа людей. Когда он узрел святое место, достигнув высоты Масличной горы, откуда Господь поднялся на небо в виду многочисленных и достоверных свидетелей, обещая придти судить живых и мертвых, он пал на землю ниц и распростер руки в форме креста. Проливая потоки слез, Лиутбальд чувствовал, что его душа наполняется невыразимым восторгом, приближающим его к Богу. Несколько времени спустя, став на ноги, он протянул руки к небу, стараясь удержаться на месте, и выразил в следующих словах желание своего сердца: "Господи Иисусе, — говорил он, — ты удостоил нас снизойти с высоты своего величия на землю для спасения людей; ты с этих мест, представляющихся моему взору, [42] оставил мир в виде человека, чтобы возвратиться на небеса, откуда пришел; молю тебя именем твоей могущественной благодати, дозволь мне не удаляться отсюда, если моя душа должна в этом же году разлучиться с телом; я желаю умереть в виду тех мест, которые были свидетелями твоего вознесения: как мое тело следовало по твоим стопам, идя на посещение твоей гробницы, так может быть и душа будет иметь счастие беспрепятственно последовать за тобою в рай." После этой молитвы он возвратился вместе с спутниками к, своему хозяину. Пошли обедать. Все сели за стол; но он с удовольствием лег на постель для отдыха, ибо, казалось, им овладевал сон. Действительно, он вскоре и заснул. Неизвестно, что ему представилось, но он внезапно закричал: "Слава тебе, Господи, слава тебе!" Спутники, услышав то, хотели разбудить его, чтобы поесть вместе с ним; но он отказался, повернулся на другую сторону и начал жаловаться на недуг. Так он оставался лежать до вечера. Тогда он подозвал к себе спутников, приобщился в их присутствии животворящих тайн, кротко простился со всеми и отдал свою душу Богу. Без сомнения, такой человек предпринял свое путешествие в Иерусалим не из тщеславия, как многие другие, которые идут, чтобы по возвращении гордиться тем; а потому Бог Отец не отказал ему в милости, которую он просил именем его Сына Иисуса. Я получил все эти подробности из уст самих спутников Лиутбальда, которые мне рассказывали то, во время моего пребывания в монастыре Бэз.

Около того же времени, Одальрик, епископ Орлеана, находившийся в Иерусалиме, был свидетелем одного чуда, о котором он сообщил мне, и которое стоит быть помещенным здесь. В день великой Субботы, когда весь народ собирается, ожидая огня, который нисходит чудным образом по действию божественной благодати, и он присутствовал при этом торжестве вместе с другими. День склонялся уже к вечеру; вдруг, в то время, когда надеялись, что немедленно появится огонь, какой-то сарацин из среды неверных, которые всякий раз стекались толпою на это зрелище, закричал: Agios, kyrie eleison — слова, которые христиане пели тотчас, когда появлялся огонь. После того, этот бесстыдник начал хохотать во все горло, вырвал из рук христианина свечку, которую тот держал, и бросился бежать. Но им овладел нечистый дух, и он начал испытывать страшные мучения. Христианин преследовал его и отнял у него свечку; а сарацин среди жестоких мук умер немедленно на руках своих единоверцев. Этот случай внушил справедливый ужас неверным, и сделался предметом великой радости для христиан. В ту же минуту, проявилась божественная благодать: огонь показался на одной из семи лампад, повешенных в том месте, и быстро воспламенил остальные. Епископ Одальрик купил одну лампаду у Иopдана, патриарха иерусалимского, вместе с священным маслом, за один фунт золота. Он принес ее в Орлеан для украшения своей церкви, где она оказывала много пользы больным. Вместе [43] с тем епископ представил королю Роберту значительный кусок досточтимого креста Спасителя. Константин император греков прислал этот подарок вместе с большим числом одежд, все из шелка, королю французов, от которого он сам получил чрез посредство того же епископа меч с золотою рукояткою и ящик из того же металла с богатейшими камнями.

К числу иерусалимских странников следуег также отнести Роберта, герцога Нормандии, который отправлялся в путь с большим числом своих подданных, неся с собою богатые подарки золотом и серебром для раздачи по дороге. На обратном пути, он умер в городе Никее (1035 г.), где его и похоронили. Смерть его поразила невыразимою печалью все подвластные ему народы. Особенно сожалели о том, что он не оставил после себя законных детей для управления страною. Роберт был женат на сестре Канута, короля англов, но она сделалась ему до того ненавистна, что он удалил ее. Между тем, он имел сына от наложницы, названного Вильгельмом (Завоеватель) по имени его деда. Пред отправлением в странствование, Роберт принудил всех князей своего герцогства дать воинскую клятву, которою они обязывались признать своим государем его побочного сына, если его постигнет смерть на дороге. Действительно, они единодушно сдержали данное слово, получив на то согласие Гейнриха (I), короля французов. Мы уже и прежде замечали, что норманны, со времени прибытия своего в Галлию, имели почти всегда государей, рожденных, как и Вильгельм, вне брака. Впрочем, не следует слишком порицать этот обычай, если вспомнить, что дети наложниц Иакова, не смотра на свое рождение, наследовали вполне достоинства отца, как и остальные их братья, и пользовались титулом патриархов. Не следует также забывать, что и во времена империи, Елена, мать первого римского императора, была также наложницею.

Некоторые начали беспокоиться, видя такое изумительное стечение народов у св. Гроба в Иерусалиме, и всякий раз, когда их спрашивали о причине такого неслыханного стремления, они благоразумно отвечали, что это верный знак, предвещающий появление презренного антихриста, которого люди ожидают к концу веков, как-то предсказано в св. Писании, и что все народы стремятся на Восток, его родину, чтобы выступить навстречу ему. Так должно исполниться предсказание Господа: "Тогда и избранные, если возможно, будут прельщены (Матв. 24, 24)". Впрочем, я не намерен, говоря так, отрицать, что верные не должны получить от верховного судии награды за их благочестивое странствование (Эти слова нашего автора доказывают, что еще пред началом крестовых походов в обществе проявлялась им оппозиция, и действительно в XI столетии начали издаваться постановления, запрещавшие отправляться в Палестину). [44]

Следующие две небольшие главы посвящены (VII и VIII) описанию войны христиан с неверными в Африке, и — похода против языческих леттов на севере.

IX. В том же 1000 году (автор считает время не от Р. X., а от распятия: следовательно 1000 год соответствует 1033 году обыкновенной эры), 29 июня, в 28-й день луны, произошло страшное затмение солнца, которое продолжалось от шестого до восьмого часа дня. Солнце получило желтоватый цвет, и сверху, казалось, имело вид последней четверти луны. Лица всех были бледны, как смерть, и все предметы сделались желтоватыми, как шафран. Изумление и страх наполнили сердца всех, и при виде такого предзнаменования ожидали с ужасом какого-нибудь события, весьма печального для рода человеческого. Действительно, в тот самый день, то есть в день рождения апостолов, римские вельможи, образовав союз против папы, явились в церковь св. Петра, чтобы умертвить его. Им не удалось исполнить своего кровавого замысла, но за то они успели лишить папу престола. Император, прибыв в Италию для наказания дерзости римлян, как в этом случае, так и во многих других, восстановил первосвятителя в его достоинстве. В это время, во всей вселенной, как в церкви, так и в мире, господствовало презрение к законам и правосудию. Все предавались самым грубым увлечениям страстей. Никто не мог быть ни в чем уверен: честность, эта твердая основа всего доброго, не признавалась никем. Так что нельзя более сомневаться, что земные грехи скоро утомят небо, и по слову пророка (Ос. IV, 2), неправда народов умножилась до того, что делали убийства за убийствами. Порок вошел в честь у всех классов в государстве. Спасительные меры непреклонной строгости пришли в забвение, и к нашим народам можно было, по справедливости, отнести известные слова апостола (I к Коринф, ап. Павла, V. 1): "Есть верный слух, что у вас завелось блудодеяние, и такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников". Бесстыднейшая корысть овладела сердцами всех; вера потрясена, и отсюда проистекли самые постыдные пороки, срамота, убийства, ослепленная борьба страстей, грабеж и блуд. О, небо! кто поверит тому? никто не решился бы произнести над собою приговора, а между тем, никому не приходило на мысль отказаться от преступных дел.

Четыре года спустя (ошибка: шесть лет спустя) произошло снова солнечное затмение, 22 августа, в шестом часу, в двадцать восьмой день луны, по обыкновению. В том же году умер Конрад (II), император римлян, в Саксонии. Его сын Гейнрих (III), носивший еще при нем титул короля, управлял империею после него. Вильгельм, граф Поатье, получив за деньги свободу у Готфрида, сына Фулько, прозванного Молотом, который взял его в плен на поле битвы и держал у себя три года, возвратился в свои владения и умер в том же году. Гуго епископ Оксерра, знаменитый человек, окончил также свою жизнь. Райнольд, [45] граф того же города, сын графа Ландри, женатый на дочери короля Роберта, человек отважный, пал жертвою от руки одного рыцаря ничтожного происхождения, который умертвил его. Этот убийца, справедливо опасаясь заплатить жизнью за свое преступление, воспользовался остатком дней своих, чтобы основать в честь Спасителя аббатство, в котором он был погребен, и которое было им отдано в вечное владение монастырю блаженного и св. Германа. Наконец, граф Анжера, Фулько, совершив троекратное странствование в Иерусалим, умер по возвращении в Метце. Его тело было перенесено и погребено с почестями в монастыре Лош, которого он был основателем (1040 г.).

Пятая книга

I. Среди превратностей и разнообразных событий, непостоянство которых ослепляло взоры, поражало и утомляло умы всех людей, дух злобы нередко являлся людям. Весьма часто плодом таких неожиданных посещений были полезные откровения.

Какой-то монах увидел ночью, в час, когда звонят к заутрене, отвратительное существо, вступившее с ним в разговор и дававшее ему следующие советы: "Зачем вы, монахи, налагаете на себя такия бдения, посты, лишения, молитвы и тысячи других унижений в противность обычаям прочих людей? Не думаете ли вы, что то бесчисленное множество светских, упорствующих до конца своей жизни во всевозможных увлечениях, наследуют вследствие того менее вечную жизнь, на которую вы делаете притязания? Одного дня, одного часа достаточно для приобретения блаженства, которое вы ожидаете в награду за ваши добродетели. Вот, например, ты: я не могу довольно изумляться, с какою заботою ты соскакиваешь с своей постели при первом знаке, с какою решимостью ты вырываешься из объятий сна, не смотря на то, что ты мог бы вкушать сладость покоя до третьего удара колокола. Я хочу сообщить тебе чудесную тайну. Я оказываю тем плохую услугу своему делу, но моя нескромность может быть полезна тебе. Знай, что ежегодно, в тот день, когда Христос, воскресши из мертвых, дал новую жизнь человеческому роду, он выводит из тартара все души, населяющие его, и переселяет их в горние пределы. Итак, вам нечего бояться; вы можете удовлетворять в полной безопасности своим наклонностям, страстям и чувственности". Таковы были вероломные слова, которыми дьявол-искуситель пытался обмануть доброго монаха, и он успел своим коварством обольстить его до того, что он пропустил одно утро и не явился в собрание братий. Относительно же клеветы, которую произнес дьявол по поводу воскресения Спасителя, то опровержением сему служат самые слова св. Евангелия (Матв. 27, 52): "И многие тела святых усопших воскресли". Сказано: многие, но Евангелие не говорит все; и католическая религия исповедует то же учение. Если же самые наглые демоны могут иногда, по закону божественной [46] премудрости, возвещать истину, то при этом все, что они говорят от себя, остается ложью и обманом; если их предсказания сбываются отчасти, то потому что их появление не совсем бесполезно для людей, особенно, когда Провидение позаботится устранить действие их козней.

Не так давно, я сам по милости божьей имел подобные же видения. Когда я жил еще в монастыре св. Легерия мученика, называемом также аббатством Шампо, предо мною явилось ночью до заутрени у кровати маленькое и отвратительное чудовище, едва имевшее подобие человека. Насколько я мог разсмотреть, оно было небольшого роста, с длинною и тощею шеей, испитым лицом, черными глазами; лоб морщинистый и узкий, плоский нос, огромный рот, толстые губы, подбородок короткий и заостренный, козлиная бородка, уши прямые и острые, волоса грязные и торчащие, собачьи зубы, затылок съуживающийся, выдающаяся грудь, горб на спине, отвислый зад и грязная одежда; все его тело казалось в судорожном движении. Чудовище схватилось за край кровати, где я лежал, страшно потрясло ее и начало кричать: "Ты не долго останешься здесь". Я проснулся в ужасе и увидел пред собою ту фигуру, которую я описал. Коварный щелкал зубами, повторяя: "Ты не долго останешься здесь". Я соскакиваю с кровати; бегу в монастырь; распростираюсь у подножия алтаря св. отца Бенедикта и пораженный страхом долго остаюсь в таком положении. Тогда я начал перебирать тщательно в моей памяти все прегрешения и тяжкие проступки, совершенные мною с детства или по невниманию, или по дурным наклонностям. Я припомнил со страхом особенно то обстоятельство, что до тех пор я тоже никогда не приносил покаяния из любви к Господу или из страха пред его правосудием. Я был глубоко смущен и вместо молитвы мог обратиться к Богу только с следующими словами: "Господи Иисусе, пришедший спасти всех грешных, сжалься надо мною по твоему бесконечному милосердию". Впрочем, я не боюсь теперь исповедать, что не только мои родители развили во мне склонность к греху, но и мой собственный характер был непреклонен, а мое поведение было в высшей степени преступное Я имел дядю монаха, который силою вырвал меня из суеты мирской жизни, соблазнявшей меня более других. Мне было почти двадцать лет, когда я облекся в монашескую одежду.

Но, увы, с принятием этой одежды, я не изменил сердца: всякий раз, когда мои духовные отцы и братья давали мне мудрые советы, внушаемые святою благодатью, дух мой раздувался строптивою гордынею и становился щитом против спасительных увещаний. Чувствуя себя неловким со старцами, лишним для монахов моего возраста, и обременительным для молодых, я сознавал всегда, что мое присутствие всех стесняет, a отсутствие радует. Все эти причины и некоторые другие побудили братию монастыря св. Легерия изгнать меня из своей общины; впрочем они знали, что мои литературные сведения, известные им лично, доставят мне легкое убежище повсюду. [47]

Когда я был помещен впоследствии в монасгыре св. Бенигна, мученика, в Дижоне, подобный же дьявол, или скорее тот же самый, явился мне в опочивальне братии. Это было на рассвете. Он вышел из отхожего места и начал кричать: «Где мой ученик? где это, мой ученик?» На следующий день, почти в том же часу молодой монах легкомысленного характера, по имени Теодорик, убежал из монастыря, бросил монастырскую одежду и вступил на некоторое время в свет. Впрочем, после его сердце почувствовало раскаяние, и он возвратился к тому святому порядку, от которого бежал.

Третий случай произошел, когда я находился в монастыре Мутье, посвященном блаженной Марии Приснодеве. Ночью, когда ударили к заутрене, я не проснулся тотчас, как-то следовало бы, ибо я был утомлен, не помню, какой-то работой накануне; впрочем, услышав знак, я поднялся. Некоторые из братии, не могшие избавиться от дурных привычек, остались со мною, тогда как другие побежали в церковь. Едва эти последние оставили опочивальню, как дьявол, запыхавшись, поднялся по лестнице и прислонясь к стене и заложив руки за спину, повторил два или три раза: "Я, я останусь с теми, которые остаются". Этот голос меня разбудил; я поднял голову и узнал того дьявола, который являлся мне уже два раза. Три дня спустя один из братии, имевший привычку оставаться спокойно в постели, уступая внушени им дьявола, осмелился выйти из монастыря и оставался 6 дней с мирянами, разделяя с ними их бурную жизнь; но в седьмой день его взяли и привели в монастырь. Впрочем, так как подобные явления, по свидетельству св. Григория, извещают одних о их погибели, а другим служат предостережением для изменения образа жизни, то да обратятся посланные мне видения на спасениe моей души. Вот о чем я прошу в своих молитвах Иисуса нашего Спасителя и нашего Искупителя. Но одно обстоятельство заслуживает обращения на себя внимания потомства; а именно, всякий раз, когда кто-нибудь имел видение злых или добрых духов, за этим чудом следовала его смерть, для которой то видение служило предзнаменованием. В доказательство того я могу представить тысячи примеров; но достаточно рассказать некоторые, чтобы убедить людей в подобном случае быть весьма внимательными и не впасть в обман.

Весь конец этой главы и посвящен примерам видений, за которыми следовала смерть. Последующие же главы (II — V) этой книги заключают в себе отрывочные рассказы о внутренних междоусобиях при короле Гейнрихе I, о новом солнечном затмении, о несогласиях в епископии Лионской, по поводу смерти епископа Бургарда; и в заключение приводится эдикт Гейнриха I против симонии, и упоминается о вступлении на папский престол Григория VI, в 1044 году. На этом последнем событии останавливается труд автора.

Монах Радульф Глабер.

Historiarum sui temporis Libri V.

О жизни Радульфа Глабера, его сочинениях, их изданиях и переводах см. выше т. II, стр. 889. В последней, пятой книге автор сам приводит некоторые черты из своей жизни, дополняющие наш очерк.

(пер. М. М. Стасюлевича)
Текст воспроизведен по изданию: История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Том III. СПб. 1887