ВИЛЬГЕЛЬМ (ГИЙОМ) ТИРСКИЙ. ИСТОРИЯ ДЕЯНИЙ В ЗАМОРСКИХ ЗЕМЛЯХ. DrevLit.Ru

ВИЛЬГЕЛЬМ (ГИЙОМ) ТИРСКИЙ

ИСТОРИЯ ДЕЯНИЙ В ЗАМОРСКИХ ЗЕМЛЯХ

КНИГА III

Никея – город в Вифинии, сначала была одним из многих селений, зависящих от Никомедии, поскольку она была единственной метрополией всей этой страны. Позднее в знак уважения к собравшемуся там Вселенскому собору ¹ Никея была освобождена от этого подчинения древним императором Константином. Во времена папы Сильвестра, блаженной памяти Александра, патриарха Константинопольского, и императора Константина священный синод, состоявший из трехсот восьмидесяти отцов церкви, собрался в этом городе, чтобы противостоять нечистивому учению Ария и его сектантов; и после того как был осужден гибельный тлен этой доктрины, а святая истина была установлена благодаря свидетельствам святых, этот синод дал вселенской божьей Церкви чистый и безупречный символ Веры. Затем во время царствования сына благочестивой Ирины Константина, в то время, когда Адриан был римским понтификом, а блаженный Тарасий – патриархом Константинополя, новый Вселенский собор, бывший уже седьмым по счету, вновь собрался в Никее ², чтобы обратиться против иконоборцев ³, которые уничтожали святые образа, и синод вынес против этих нечестивых еретиков тот приговор, который и надлежало вынести благой и живонесущей Церкви.

Город расположен посреди равнины в чрезвычайно выгодной позиции: он находится совсем недалеко от гор, окружающих его почти со всех сторон; окрестности его богаты, почва – плодородна, а соседствующие с ним обширные леса предоставляют еще множество преимуществ. Совсем рядом с городом находится обширное как в длину, так и в ширину озеро, протянувшееся оттуда к западу: оно в значительной степени облегчает доступ из Никеи в различные соседствующие с ней страны и, в то же время, служит для города надежным заслоном, воды которого омывают его стены, когда ветер дует с большой силой. С других сторон город защищен крепостными стенами, перед которыми были вырыты всегда заполненные водой рвы, которая поступает туда из ручьев и маленьких речушек, представляющие собой значительное препятствие для всех тех, кто намеревался осаждать город. Далее, в городе было многочисленное и воинственное население; толстые стены, высокие башни, находящиеся совсем близко друг от друга, соединенные между собой сильными укреплениями, дали городу славу неприступной крепости. Подойдя туда, наши войска изумились красотой укреплений и искусностью их работы.

Этот город, окружающая его страна и примыкающие провинции были в то время под властью весьма могущественного сатрапа турок по имени Сулейман и прозвищу Са ⁴, что на зыке персов означает “король”, человека значимого и весьма талантливого. Узнав о походе наших войск и живо этим обеспокоясь, задолго до их прибытия он отправился на Восток, чтобы добиться у принцев тех стран помощи против вторгшихся войск благоверных христиан. Силой просьб и убеждений, используя деньги для вербовки, ему удалось набрать огромное количество турок как в Персии, так и во всех соседних провинциях, после чего он повел их вслед за собой, надеясь, таким образом, найти в них надежную защиту для Никеи и всей ее окружающей страны от угрожающей им опасности. Немногими годами ранее во время царствования в Константинополе Романа по прозвищу Диоген, который был третьим императором до Алексея, дядя Сулеймана по матери по имени Бельфетот ⁵, бывший главным султаном у персов, во главе армии овладел всеми провинциями, простиравшимися от Геллеспонта до Сирии на протяжении тридцати дней езды в этом направлении, и на такое же расстояние, начиная от нашего Средиземного моря, в северном направлении. Большую часть всех этих провинций он оставил своему племяннику Сулейману. Он владел и имел право собственности на все страны, простирающиеся от Тарса Киликийского до Геллеспонта: в виду самого Константинополя его люди взимали пошлины с проезжающих и собирали дань в пользу своего господина.

Сам он расположился в соседних горах вместе с набранными с такими большими затратами войсками и находился от наших войск на расстоянии немногим более десяти миль, выжидая благоприятную возможность обрушиться на них и спасти свою страну и ее столицу от неминуемой опасности.

III

Как только наши армии прибыли к Никее, они поспешили заняться ее осадой, не дожидаясь того момента, когда все части армии будут хорошо организованы и будет создан постоянный лагерь для войск. Все оказавшиеся там люди выбирали для своего месторасположения наиболее удобную для них местность и отмечали места, предназначенные для вновь прибывающих, стараясь более всего помешать горожанам осуществлять вход и выход из города. Однако озеро, которое, как я уже говорил, омывало его стены, служило большим препятствием для осуществления этого предприятия. Всегда находящиеся в готовности корабли давали всем входящим и всем выходящим возможность беспрепятственно циркулировать по озеру согласно своим желаниям без малейшего инцидента. У наших же не было в распоряжении ни одного судна и для них не было никакой возможности предотвратить эти перемещения. Они направили все свои усилия на то, чтобы помешать снабжению города по дорогам и с неусыпной бдительностью следить за всеми путями подхода.

Сулейман, узнав о том, что с началом осады горожане не оставляют своего беспокойства, и пожелав вернуть им мужество и побудить к сопротивлению, послал двух своих приближенных, поручив им подойти к городу со стороны озера и принести горожанам слова утешения. Послание было составлено в таких словах: “Вы нисколько не должны опасаться прибытия этого варварского народа, который имеет намерение осадить наш город. Мы расположились по соседству с большим количеством сильных и благородных людей и мы ожидаем прибытия еще большего количества войск, идущих по нашему следу. Вскоре, как только мы соберем все наши силы в одно целое мы обрушимся на их лагерь. Вы же, со своей стороны, приготовьтесь выйти из города, открыв все ворота, и оказать нам полезную помощь, когда мы будем атаковать их снаружи. Необходимо, чтобы вы не испытывали ни малейшего страха перед этим бесчисленным множеством: прибыв из весьма удаленных стран, где садится солнце, устав от длительного пути и от перенесенных им трудностей, не имея даже лошадей, способных вынести все тяжести войны, они не смогут сравняться ни по своей силе, ни по своему пылу с нами, совсем скоро прибывающими в эти места. К тому же, вы можете вспомнить с какой легкостью мы одержали триумф над их многочисленными толпами, когда в течение одного дня мы истребили более пятидесяти тысяч из их числа. Ободритесь и не бойтесь; завтра еще до седьмого часа дня вы будете полностью утешены, увидев ваших врагов поверженными”.

Люди, несущие это послание, плыли вдоль берегов озера, отыскивая подходящее место годное для того, чтобы высадиться на него из лодки. В то время как они приблизились к берегу в одном из таких мест, один из них был схвачен напавшими на него солдатами, а другой был убит ударом меча во время этой схватки. Пленник был доставлен целым и невредимым к принцам; угрозы и страх вырвали из него признание; он рассказал все, что знал, кем он был и с какой стороны он подошел к городу. Из его ответов следовало, что Сулейман послал двух гонцов, чтобы предупредить горожан о своем прибытии, сказать им, что он находится по соседству, что он собрал большое количество войск и что завтра он будет атаковать наш лагерь. Как только капитаны наших легионов узнали о том, что Сулейман занят подобными приготовлениями, они приказали тщательно стеречь только что захваченного человека и со всей поспешностью выслали гонцов к еще не прибывшим графу Тулузскому и епископу де Пюи, чтобы побудить их ускорить движение. Получив эти послания своих братьев, они, проникнувшись заботой и не желая прощать себе малейшую задержку, шли всю ночь и на следующий день ранним утром, еще до восхода солнца, в лагере увидели их развернутые знамена и их самих, испускающих громкие крики и потрясающих своим блистательным оружием. Едва только они успели снять с себя свою поклажу, как сразу же заняли отведенную для них часть лагеря.

В третьем часу так, как и говорил пленник, Сулейман спустился с гор с многочисленной кавалерией, численность которой достигала пятидесяти тысяч человек, занял равнину, чтобы иметь возможность двигаться в сторону города. Наши, со своей стороны, как только узнали об этих передвижениях, по звуку рогов и горнов взялись за оружие, соединялись в батальоны, строились в боевые порядки, готовясь идти навстречу врагу, тщательно соблюдая все правила военной науки, не пренебрегая при этом ни одной малейшей деталью, ибо в этом деле они имели достаточно опыта и долгую практику.

Сулейман выдвинул вперед часть войск насчитывающую десять тысяч всадников и направил ее к южным воротам, где находилась позиция, доверенная графу Тулузскому. Сулейман еще не знал о прибытии графа и рассчитывал найти эти ворота совершено свободными, как это было еще вчерашней и даже прошедшей ночью; обманувшись в своих ожиданиях в этом месте, его авангард наткнулся на такое количество войск, больше которого более нигде не было. Едва только прибыв туда, ничтоже сумняшеся они бросились в атаку на легионы графа, только совсем недавно успевшие разместить свою поклажу. Наши заметили врагов с изумлением, но, отбросив первое замешательство, они начали уже вносить сумятицу в их ряды и почти обратили их в бегство, как во главе своих войск прибыл Сулейман, вернув мужество в сердца своих солдат, собрав их воедино и вновь поведя против наших воинов.

Тем временем герцог, Боэмонд и граф Фландрский, находясь во главе до зубов вооруженных войск, увидели, что на выручку врагу прибыли новые силы и многочисленные батальоны, что армия графа уже выдохлась под ударами сражавшейся с ожесточением превосходящей ее по численности массы. Все трое без промедления бросились на вражеские легионы, поражая неприятеля мечами и копьями; наконец, после почти часового сражения и храброго сопротивления атакующим их войскам, враг обратился в бегство, оставив на поле битвы около четырех тысяч убитых и нескольких пленных. Наши, одержав с помощью Божией свою первую победу, не теряя ни одной минуты продолжили осаду и образовали вокруг города лагерь в форме круга.

Начиная с этого момента и до конца осады ни Сулейман, ни какой-либо еще из неверных принцев не осмеливались более попытаться совершить подобное предприятие. Все христианские принцы великолепным образом проявили себя в этом деле. Среди них наибольшей славой покрыли себя сеньор Танкред, Готье де Гарланд, служащий за столом королю Франции, Ги де Порсесса и Рожер де Барневиль. Для того, чтобы распространить среди врагов ужас, наши зарядили метательные машины большим количеством голов убитых врагов и перекинули их в город, далее они отослали еще одну тысячу вместе с несколькими пленными императору, после чего получили от него свидетельства глубокого удовлетворения. Император с великой щедростью приказал выслать им большое количество денег и все виды изделий из шелка, чтобы вознаградить принцев и глав армии, а также он повелел без всякой задержки и в изобилии отослать им все виды необходимых съестных припасов вместе с теми товарами, какие только они пожелают.

Наши принцы справедливо рассудили, что для выполнения их замыслов нужно окружить город со всех сторон и каждому из них занять позиции удобные для того, чтобы тревожить осажденных и вынудить их сдаться как можно скорее. Именно поэтому они собрали совет и разделили на равные доли ту окружность, вдоль которой они должны были стоять, и назначили каждому главе некоторое количество вытянутого в длину пространства. Герцог и два его брата вместе со своими легионами расположились с восточной стороны; Боэмонд, Танкред и другие последовавшие за ними принцы, чьи имена я уже упоминал, вместе со своей армией заняли северную часть. Граф Фландрский и граф Нормандский стояли сразу после предыдущих. Южная сторона была оставлена графу тулузскому и епископу де Пюи, где они и расположились лагерем вместе со всеми шедшими за ними людьми. Немного поодаль соединили свои легионы сеньоры Этьен, граф Блуасский и Шартрский, Хуго Великий и еще несколько знатных и благородных людей. Таким образом, город был окружен со всех сторон, после чего принцы решили отправить в соседний лес людей в поисках необходимых материалов для быстрой постройки машин в просторечии называемых scroph?, служащих для разрушения крепостных стен, баллист, называемых в народе manganes, а также других машин для метания камней; в то же время они собрали рабочих и изо всех своих сил торопили проведение этих работ, стремясь атаковать город с наибольшим успехом.

В течении семи недель подряд они с большим рвением ни на минуту не прекращали свои труды, участвовали в частых штурмах и яростно сражались. В один день, который был посвящен, как и все остальные, сражению, два могущественных и самых благородных человека: сеньор Балдуин, прозванный Кальдероном, и другой Балдуин - де Ганд, печально погибли в тот самый момент, когда они храбро сражались. Один из них был убит камнем, а другой – стрелой. Немного времени спустя армия вновь пошла на штурм после совета, собранного принцами. Гильом, граф де Форез и Галлон де л’Иль в воинственном порыве оказавшиеся слишком далеко от войск, также погибли, пронзенные стрелами. Благородный человек из королевства франков Ги де Порсесса внезапно слег, пораженный болезнью, и вскорости умер. Народ Божий, потрясенный потерей своих воинов, предал их земле. Воздав им последние почести с изъявлениями почтительности и любви, которые полагались для таких знатных и благородных людей.

VII

В другой раз, когда все принцы друг за другом направляли свои машины на укрепления, всеми возможными силами пытаясь потрясть стены, чтобы проделать в них проходы, избегая всякого отдыха и всякого праздного времяпрепровождения, как это и подобает доблестным людям, граф Герман и Генрих де Аш, благородные и прославленные люди из империи тевтонов, направили на стены хитроумно сделанную машину, используя силу и храбрость своих слуг и приближенных. Эта машина была сделана из дубовых балок, соединенных между собой мощными поперечинами, и давала убежище двадцати сильным рыцарям, которые помещались там, чтобы сделать подкоп под стены, так, что они казались защищенными ото всех стрел и всяких метательных снарядов, даже самых больших скал. Итак, она была использована, как я уже говорил, против укреплений врага. Заметившие машину осажденные, преисполненные рвения к защите города, напали на нее и метали в нее такое количество больших камней, что вскоре она была полностью разрушена, а ее сочленения были разбиты, после чего она развалилась, погребя под собой всех тех, кто в ней находился. Все люди разделили скорбь двух благородных господ, которые затратили многие дни и вложили множество средств в так неудачно закончившуюся работу; плачевная участь доблестных воинов, погибших тогда, сделалась общей болью для многих людей.

Надежда обрести, наконец-то, победу была поводом к утешению, которому все взаимно предавались, но еще с большим чувством все осознавали, что погибших при подобных обстоятельствах ждет лучшая жизнь несмотря на то, что они потеряли ее на этой земле, поскольку это произошло во имя любви Христовой; все справедливо полагали, что погибнув таким образом, люди становились святыми мучениками. Итак, презирая смерть и пренебрегая земной жизнью, все подвергали себя самым большим опасностям, ведомые вперед верой, которую в них вселяла религиозная надежда. Принцы же, со своей стороны, всячески пытались ускорить осадные работы; каждый из них был наиболее усердным на предписанном ему участке, более всех они причиняли беспокойства осажденным и более всех они покрывали себя славой; трудности только удваивали старания войск и у осажденных не было ни одной минуты отдыха – стольким атакам они подвергались и столько схваток повсеместно безостановочно возобновлялось.

Тем не менее, соседствующее с городом озеро представляло большое препятствие для трудов наших войск и отнимало у них большую часть результатов от затраченных усилий, поскольку по нему к осажденным доставляли все виды припасов и всякую помощь. Навигация была совершенно свободной и горожане снабжались в большом количестве съестными припасами и всеми видами снабжения, какие только они могли пожелать; на самом виду у наших солдат этим путем в город переправлялось множество скота, чему наши воины нисколько не могли помешать.

VIII

Благородные принцы собрали совет, чтобы специально обсудить это обстоятельство и найти наиболее приемлемые способы для того, чтобы противостоять этому злу; по общему согласию они решили, наконец, отправить к берегу моря большую часть людей, а вслед за ней несколько легионов кавалерии, чтобы доставить к озеру переданные им суда, частью целыми, а частью разобранными по частям, которые они повезут на повозках или больших подводах или же еще каким-либо менее трудным способом, поскольку что если не принять мер, касающихся этих обстоятельств, то все труды и все возможные потери останутся абсолютно безрезультатными. Получившие такой приказ люди прибыли к берегу моря и благодаря сопровождавшему их на всем протяжении пути и содействующему им Божественному милосердию, они нашли там суда средних размеров. Они легко добились у императора разрешения забрать их с собой, после чего выволокли их на берег моря; затем, соединив поездом по три или четыре повозки, как того требовала длина судов, расположив сами суда наверху, используя канаты и конных воинов, в течение одной ночи их привезли к озеру, покрыв расстояние более семи миль. Среди всех этих кораблей было несколько довольно крупных, поскольку они могли вместить в себя от пятидесяти до ста воинов. Как только они прибыли на место и флот был спущен воду, армия ощутила прилив невыразимой радости; все главы армии ринулись к озеру и тут же назначили умелых в искусстве навигации гребцов; затем на суда погрузили преисполненных силы и опытных в военном деле людей зарекомендовавших себя своей храбростью, после чего вся армия осталась в полной уверенности, что с помощью Божией город скоро окажется в руках у осаждающих. В это время враги, увидев на озере суда в количестве большем, чем обычно, были сильно удивлены и сперва никак не могли понять были ли эти суда новым караваном с продовольствием, идущим им на подмогу, или же были новой выдумкой наших. Как только они узнали, что наши воины отправились за этими судами на берег моря и перевезли их сухим путем не считаясь ни с какими трудностями, чтобы затем спустить их на воды озера, они изумились той ловкости и силе, с которыми было задумано и выполнено столь необычайное предприятие.

Как только флот был спущен на воду и как только он смог перекрыть осажденным это средство сообщения, по всей армии объявили, что все легионы, каждый под началом своего главы, вновь должны взяться за оружие и атаковать город с новой силой, чтобы так мощно давить на осажденных, как это еще не делалось до этого дня. Каждый из принцев, воодушевив и своих солдат и поведя свою армию в бой, отправился на штурм города, который был гораздо сильнее, чем все предыдущие. Тогда, также. Были задействованы машины в еще большем количестве; одни из них били по основанию крепостных стен, другие метали огромные камни в укрепления, пытаясь их разрушить. С южной стороны города, где атака была поручена графу Тулузскому, была одна башня замечательная среди всех других своей высотой и толщиной своих стен возле которой, как говорили, жила жена Сулеймана. В течение нескольких дней подряд граф прикладывал значительные усилия к тому, чтобы ее разрушить, но всегда неудачные. Две метательные машины безостановочно били в нее камнями; но постройка была так крепко сооружена, что из нее не удавалось выбить ни одного камня. Однако, не желая отказываться от своего предприятия, он удвоил свои усилия и увеличил как количество средств нападения, так и количество своих машин, после чего начал метать в нее обломками скал удивительной прочности, добившись появления в нескольких местах трещин и выбив из нее несколько обломков камней. Воины, узнав о первых результатах своих действий, взаимно ободряли друг друга; отряд отборных бойцов бросился во рвы, пересек их и приблизился к стенам, удвоив свои усилия, стремясь обрушить башню и сделать хотя какую-нибудь брешь. Осажденные, со своей стороны, узнав о том, что башня скоро будет разрушена, заполнили ее изнутри камнями и цементом, рассчитывая на то, что если стена башни рухнет у основания или же будет разрушена метательными машинами, новое сооружение займет место уже разрушенного и станет вторым барьером для всех тех, кто попытается проникнуть внутрь города. Тем временем наши были внутри очень прочного тарана, который они на руках довезли к подножию стены и с усердием били в ее основание. Наконец, не без усилий с помощью железных инструментов им удалось пробить отверстие, куда легко могли зайти в ряд два вооруженных человека; осажденные же сопротивлялись всему этому с наибольшим напряжением сил, противопоставляя хитрость хитрости и силу силе, воодушевляясь сходной с нашей храбростью и действуя согласованно, используя баллисты, луки и все другие виды вооружения, которые могли метать камни как механически, так и при помощи силы человека; более того, они прикладывали огромное количество выходящих за все пределы усилий, отбиваясь от своих врагов и защищаясь от грозящей им опасности.

Среди всех тех людей, которые занимали высоты крепостных укреплений, сопротивляясь осаждающим, был человек злее всех остальных, выделявшийся своим ростом и силой, стрелы которого вносили большие опустошения в ряды наших солдат. Возгордившись тем успехом, который ему сопутствовал в течение уже долгого времени, он не переставая осыпал наших оскорблениями, называя их трусами и вменяя им робость и нерешительность. Этот человек предался своим гнусным бесчинствам на той стороне города, которую вместе со всеми своими легионами атаковал герцог: прославленный Годфруа, не сумев более выносить это бесчестье, схватил пращу, нашел наиболее подходящее место и метнул камень, который достиг врага и поверг его, лишив жизни, что послужило ему справедливым возмездием за все те деяния, что он совершил против наших. Это событие наполнило ужасом всех тех, кто был вместе с лучником на стенах, чей пример вдохновлял их на сопротивление: они уже не сражались с прежним запалом и мало-помалу их стрелы и их оскорбления стали следовать с меньшей частотой.

Однако, на всех других местах осажденные ничего не знали об этом и продолжали яростно обороняться; на высоте своих башен и стен они сражались против наших с неустанным рвением, используя все свои силы, чтобы сеять смерть среди осаждавших; они метали в наши машины смолу, масло, растопленное свиное сало, зажженные головни и все другие материалы, способные к быстрому возгоранию, уничтожив таким образом большое их количество повсюду, где не были приняты меры к тому, чтобы избавить их от досягаемости этими средствами. Тем временем с южной стороны те, кто пытался обрушить башню, о которой я уже говорил, продолжали выполнять свой замысел, но увидев на следующий день, что все проделанные ими бреши были полностью заделаны в течение ночи, что они не достигли в этом деле никакого прогресса, они замедлили темпы своей атаки.

В тот момент, когда они уже почти отказались от этого предприятия, один благородный рыцарь, сильный и неустрашимый человек, принадлежащий к армии графа Нормандского, желая вновь вдохнуть мужество в своих соратников своим примером, выбежал вперед их рядов. Облаченный в свою кирасу и шлем, прикрываясь щитом, он пересек ров, бесстрашно подошел к стене, намереваясь разрушить те новые сооружения, которые возвели ночью осажденные, и во второй раз пробить брешь, которая была проделана вчерашним днем. Однако, с высоты стен горожане атаковали его со всех сторон, а никто из его товарищей не отважился приблизиться к нему на выручку, в результате чего он не смог завершить свое предприятие и погиб на виду у своих братьев, которые не сделали ни одной попытки спасти его, под градом огромных камней, обрушившихся на него со стен. Вскоре его лишенное жизни тело, поднятое наверх осажденными с помощью железных крюков, было подвергнуто надругательству врагов; затем они сняли с него шлем и латы и кинули его прямо в середину нашего лагеря. Здесь ему были возданы последние почести, все оплакивали его, прославляя его мужество и осознавая, что за такую смерть ему воздастся перед лицем Божиим, поскольку никто не сомневался, что она было достойной того, чтобы присоединить его душу к числу избранных: у всех, как я уже говорил, было единодушное мнение и все они верили в то, что все погибшие в бою таким образом обретут жизнь вечную, где, присоединившись к блаженству святых, они будут наслаждаться уготованной им славой.

Тем временем главы Господних легионов объединились на совете, что соответствовало единогласно принятому ими правилу, и видя, что их предприятие нисколько не движется вперед, что армия безрезультатно тратит силы в длительных тяготах, они советовались между собой и спрашивали друг друга о наиболее спасительном решении посреди столь великих трудностей. В то время как они беседовали таким образом, охваченные самым живым беспокойством, один ломбардец приблизился к принцам: он узнал, что все сооружения, все постройки постоянно разрушаются, что все трудности, которым подвергалась армия, оказались напрасными, и он заявил о себе как о человеке искусном в постройке машин; он сказал, что если ему оплатят все необходимые для постройки этих сооружений суммы, а заодно предоставят все необходимые материалы, то в несколько дней, с помощью Божьей, он разрушит башню, не потеряв при этом ни одного человека, и что он проделает таким же способом брешь пригодную для того, чтобы пройти в нее. Последствием этих речей было то, что из общего котла ему выделили нужную сумму, назначили достойную плату в вознаграждение за его работу и предоставили в его распоряжение все необходимые материалы, после чего он соорудил искусную машину, находясь в которой все бывшие внутри нее люди чувствовали себя вне досягаемости врага, в результате чего они смогли спокойно подвезти ее к самым стенам и, находясь внутри, бес страха делать подкопы под стены. Результаты не замедлили продемонстрировать успех его предприятия; расположив и вооружив машину по своему усмотрению, он взял с собой сильных одетых в броню людей, снабженных оружием, инструментом и всем необходимым для работы; все они зашли в эту машину. При помощи рабочих изобретатель сначала повел свою машину ко рвам, пересек их и подвел ее к стенам с такой же легкостью, как и сноровкой. Осажденные действовали обычным методом, бросая вниз огромные каменные блоки и зажигательные смеси всех видов, которые не могли ни за что зацепиться и соскальзывали с крутой кровли и наклонных боковин машины; они начали сомневаться в успехе своих усилий, поражаясь, в то же время, мощью сооружения и искусством его создателя, которое сделало бесполезным все их труды. Укрывшиеся внутри этого передвижного укрепления люди, находясь в убежище ото всех атак своих врагов, безостановочно работали с самым большим рвением, разрушая стену, стремясь обрушить башню. По мере того, как они вынимали камни, они клали на их место небольшие куски дерева, опасаясь, что сокрушение нижней части башни вызовет обрушение верхней, после чего машина подвергнется ударам бесчисленного количества обрушившихся на нее обломков и будет раздавлена. После того, как они вынули достаточное, на их взгляд, количество камня, что должно было повлечь за собой обрушение башни, они подожгли те подпорки, которые могли еще некоторое время удерживать башню; они оставили там при этом все виды горючих материалов, чтобы поддерживать горение и со всей поспешностью отступили в лагерь, покинув машину. Ближе к полуночи все подпорки были обращены в пепел всепожирающим пламенем и башня обрушилась с таким грохотом, что даже находившиеся вдали от этого места люди были объяты чувством ужаса, поскольку они почувствовали сотрясение земли: при этом ужасающем звуке все наши легионы пришли в движение и взялись за оружие, намереваясь силой проникнуть внутрь города.

XII

Жена Сулеймана, которая вплоть до этого момента спокойно выдерживала все невзгоды осады, устрашенная разрушением башни, приказала приготовить суда и тайно вышла из города в сопровождении своих приближенных и рабов, намереваясь искать убежища в более спокойных местах. Но наши, занимавшие все озеро с возложенной на них обязанностью пресекать всякое сообщение с осажденными, в точности исполняя свою миссию и выслеживая любое появившееся транспортное средство, вскоре обнаружили беглецов, завладели их судами и привели свою пленницу вместе с двумя принцами еще молодого возраста к главе легионов, о он, в свою очередь, приказал строго стеречь их, как и всех остальных пленников.

Тем временем удрученные осажденные, увидев огромный провал, который открывал их врагам свободный проход, и узнав о пленении столь знатной женщины, не надеясь уже отбиться, послали к нашим принцам посольство, поручив ему просить перемирия, чтобы обсудить условия сдачи города. Танин, этот преисполненный хитрости человек, о котором я уже говорил, предвидя решение, которое примут враги в постигшем их бедствии, спровоцировал собрание главных обитателей города, призывая их назвать императора своим хозяином, сдавшись ему на милость: он разъяснял им, что эта собравшаяся под стенами армия паломников преследует другие цели; что осада города является далеко не главной целью их предприятия, что она была для них не более, чем незначительным эпизодом, после которого они вновь обратятся к своему основному замыслу; что император, напротив, всегда будет находиться возле них; что они могут рассчитывать на всем известное его милосердие и добиться от него гораздо лучших условий; что для них будет лучше отдать предпочтение императору, нежели этим невежественным людям, представляющим варварскую нацию, и предаться в его руки, поскольку им все равно не избежать сдачи; что, наконец, таким образом император вновь включает в свою империю город, неправедно потерянный им в несчастливые времена. Горожане, собравшись на общем сходе, убежденные этими аргументами решили передать в руки императора себя самих и свое имущество, оговорив почтенное к себе отношение. Эти условия не были, также, чуждыми и нашим принцам, ибо их обет звал их на другое предприятие; у них не было ни малейшего намерения оставаться в этих местах и в то же время они надеялись, что по содержанию их договоренностей городская добыча полностью принадлежит их армии как вознаграждение за все те долгие тяготы и те потери, которые они понесли.

Тем временем их братьям, которых захватил в рабство Сулейман во время уничтожения армии Петра Пустынника возле лагеря в Савитот и всем тем, кто был захвачен обитателями Никеи во время ее осады, была возвращена свобода и наша армия получила их еще до того, как услышать какой-либо проект договора о сдаче города. После этого с согласия принцев и по общему одобрению всего народа к императору было выслано посольство, которое принесло ему следующее сообщение:

“Христианские принцы и их войска, которые под стенами Никеи благоверно трудились во имя любви к имени Христову с великим пылом, с помощью Господней и во исполнение своего предприятия, наконец-то, добились ее сдачи. Мы обращаемся к Вашему Величеству и побуждаем Вас поспешно отослать нескольких из ваших принцев с достаточной свитой, чтобы они могли получить и сохранить от Вашего имени город, который сдастся им, и чтобы они позаботились, в то же время, об участи многочисленных пленников, которых им передадут. Мы же после того как убедимся в переходе этого города в руки Вашего Величества, не будем нисколько задерживаться и с помощью Божией продолжим выполнение наших замыслов”.

XIII

Император преисполнившись радости, узнав эти известия, тут же отослал со значительными силами тех своих приближенность, чья верность и талант не вызывали у него сомнений; он поручил им принять и укрепить город от его имени, забрать всех пленных, все предметы из золота и серебра, а также все остальное, что они смогут там найти и в то же время он отослал каждому из принцев богатые дары, желая заручиться их благорасположением при помощи отосланных к ним писем и тех наставлений, которые он дал своим посланцам, поручив передать тысячи выражений благодарности в признательность за такую великую услугу и столь большое усиление, которого достигла империя посредством их успехов.

Однако, народ паломников и все простые воины, которые в течение всей осады трудились с таким усердием, надеялись получить в качестве трофеев имущество плененных, возместив, тем самым, затраты и многочисленные потери, которые они испытали. Также они рассчитывали присвоить себе все то, что они найдут в пределах города и увидев, что никто не предоставляет им соответствующее возмещение их тягот, что император забрал себе в казну все то, что должно было принадлежать им согласно договору, пришли в ярость от всего этого до такой степени, что уже начали жалеть о совершенных во время путешествия своих трудах и затратах стольких сумм денег, поскольку, по их мнению, они не извлекли от всего этого никакой выгоды. Все говорили о том, что в параграфах заключенного с этим государем договора была одна статья, которая в точности оговаривает, что: “если случится так, что с помощью Божией по всему пути вплоть до Сирии, будут взяты те города, которые некогда принадлежали Империи, то город вместе со всей прилегающей территорией будет возвращен императору, а добыча, имущество и, наконец, все то, что будет в нем обнаружено, безоговорочно будет передано крестоносцам как вознаграждение за все их труды и за все понесенные ими затраты”. Хотя наши могли легко, что для них было очень выгодным, изгнать из города всех слуг императора и отослать их к своему хозяину с пустыми руками, хотя у них были все основания сделать так, ибо несправедливо хранить верность тому, кто действует противно тексту заключенного с ним договора, но всегда храня в своей душе страх Божий и стремясь к скорейшему выполнению своих главных целей, по общему согласию все главы решили забыть свою горечь обиды и постараться успокоить разъяренный народ, пытаясь добрыми советами утихомирить его и воодушевить к незамедлительному следованию к цели своего предприятия.

Тем временем греки, на которых император возложил такую миссию, вошли в город, забрали оттуда все оружие и заключили договор о сдаче города и подойдя потом к лагерю осаждающих, они предстали пред принцами и умоляли их пощадить жизнь горожан, заявляя при этом, что они приняли город во власть своего хозяина, а его население под его защиту.

Как только город был занят и как только в нем оказалось достаточно войск для того, чтобы не беспокоиться о его безопасности, жена Сулеймана вместе со своими двумя сыновьями и всеми пленниками была отправлена в Константинополь: император принял их с великодушием, даже с почтением и несколько дней спустя возвратил им свободу. Все были уверены. Что император решился отослать ее, намереваясь примириться с турками, чтобы поддержать их в своей неприязни к нашим и еще, к тому же, быть уверенным в том, что если снова случится так, что наши армии начнут осаду какого-либо города, то у его жителей не будет никаких оснований к тому, чтобы также не сдаться императору. Город Никея был взят в год 1097 от воплощения Господа Нашего 10 числа месяца июня.

XIV

Итак, осада была окончена и армия, повинуясь приказам принцев, выполнила все приготовления для своего отправления: все избавились от излишней поклажи и войско вновь двинулось в путь 29 июня. В течение двух дней войска шли вместе и к вечеру второго дня они пришли к одному мосту, расположились там лагерем, воспользовавшись близостью к воде. На следующий день с началом дня все вновь отправились в путь; еще было достаточно темно; войска прошли мост и частью случайно, частью намеренно принцы отделились друг от друга, оставаясь каждый во главе своих войск. Боэмонд, граф Нормандский, Танкред, Этьен – граф Блуасский, и Хуго – граф Сент-Поль, взяли левее и шли вместе весь день, прибыв к вечеру в долину, называемую Горгонь: к девяти часам они разбили свой лагерь на берегах быстрой реки посреди богатых пастбищ. Ночь прошла в совершенном спокойствии, избавив их от малейшего беспокойства, что было следствием того, что вокруг лагеря они расположили часовых. Другие, тем временем, взяли правее и следовали своей дорогой весь день; вечером они прибыли в место, расположенное на расстояние двух миль от лагеря остальных принцев и разбили свои шатры в прекрасных степях, также имея в своем распоряжении воду.

Тем временем Сулейман, взбешенный своим поражением и еще более движимый воспоминаниями о своем прекрасном городе, о своих жене и детях, потерянных им из-за наших, страстно стремился к мести и выискивал все средства к тому. Чтобы расставить нашей армии злокозненные ловушки. Он снова собрал множество солдат и отправился вслед той части нашей армии, которая отправилась влево, следуя за ней с почти одинаковой с ней скоростью; высланные им разведчики постоянно докладывали о состоянии наших войск и он с нетерпением выжидал благоприятного момента, чтобы атаковать их, имея преимущество. Как только он узнал о том, что войска разделены, и что он шел за менее значительной их частью, он посчитал, что наступил подходящий момент и спустился с гор во главе бесчисленного множества войск. Заря лишь только начала обозначать предстоящий восход солнца, ночная тьма начала отступать в предрассветных сумерках, как внезапно все размещенные вокруг лагеря часовые, чей долг был, по мере необходимости, дать знак о нападении врага, подняли тревогу, увидев подход солдат, и наполнили воздух звуками горнов, со всей поспешностью присоединились к армии и возвестили о приближении турок. Звуки горнов и крики глашатаев вскоре звучали по всему лагерю, легионы взялись за оружие и рыцари приготовились к бою. Это было утро 1 июля. Все построились в боевые порядки, пятидесятники и центурионы встали каждый во главе своих солдат, капитаны расположились по флангам пехотных батальонов; чтобы не имелось никаких препятствий впереди, вся поклажа была убрана в сторону на некоторое расстояние, все повозки оттащены, уведено множество беспомощных стариков, женщин, немощных и чтобы обеспечить им безопасность, их окружили укреплением, составленным из телег. В то же время безотлагательно было дано знать другой части неосторожно разделившейся армии об опасности и было передано, чтобы они со всей поспешностью шли на соединение. В лагере Боэмонда все было подготовлено к бою по всем правилам военной науки, ко второму часу дня подошел Сулейман, ведя за собой бесчисленные батальоны турок и, что было наиболее удивительным для наших, среди этого множества вооруженных людей, которое, как говорят некоторые, достигало числа двухсот тысяч человек, не было ни одного человека, кто не имел бы коня. Что же касается наших, то, как я уже говорил, их легионы состояли вперемешку и из конных и из пеших воинов.

Когда армия турок подошла, то поднялся такой шум, что в лагере нельзя было разобрать более ни одного звука голоса. Бряцание оружие, топот лошадей, звуки труб, ужасающий грохот барабанов, наконец, усилившиеся крики воинов, которые, как казалось, доходили до самого неба, распространили живой ужас посреди наших легионов, чьи солдаты, большей частью, не были привычны к такому зрелищу. Эскадроны турок, обрушившись на нашу армию, выпустили такое большое количество стрел, что показалось – с небес на землю обрушился град; едва лишь первая туча стрел обрушилась на нашу, описав в небе дугу, как через секунду за ней последовала не менее мощная вторая; и те, кто не был поражен в первый раз, не смогли избежать этого мгновение спустя. Этот вид боя был полностью неизвестен нашим солдатам; они не могли выдерживать его в равной степени с турками, поскольку у них не было к этому никакой привычки и в каждый момент они видели своих лошадей пораженных стрелами, после чего уже не могли сопротивляться; они сами, покрытые часто оказывающимися смертельными ранами, которых они не могли избежать, пытались отбросить своих врагов, обрушиваясь на них и поражая их мечами и копьями. Но сами враги, неспособные, в свою очередь, выдержать такой вид атаки, тут же рассыпались, чтобы избежать первого удара и наши, не видя никого перед собой и обманувшись в своих ожиданиях, были вынуждены отходить назад. В то время, когда они отступали, нисколько не преуспев в своих попытках, турки быстро смыкали свои ряды и вновь начинали выпускать стрелы, которые обрушивались на наши ряды подобно дождю и почти всех покрывали губительными ранениями. Наши сопротивлялись настолько, насколько это было возможно, защищенные от стрел своими шлемами, латами и щитами; но их лошади и те несчастные, которые не имели оборонительного вооружения, нещадно настигались стрелами и они оставались лежать повсюду. В этом бою погибло около двух тысяч человек, как рыцарей, так и пехотинцев, среди которых были: молодой Вильгельм, сын маркиза и брат Танкреда, который был пронзен стрелой в бою, храбро сражаясь посреди самой гущи врагов, и Роберт Парижский, человек искусный в обращении с оружием, который погиб при подобных же обстоятельствах. Сам Танкред, как молния вторгаясь в ряды врага не щадя жизни своей и забыв о своем высоком положении, был избавлен от смерти Боэмондом, который увлек его за собой почти насильно. Однако толпы врагов постоянно увеличивались в числе и наши войска погибали под их ударами. Первые, закинув свои луки за спину и взявшись за мечи, поражали наших солдат в рукопашном бою. Вскоре наши ряды были прорваны и легионы обратились в бегство, отступая в сторону, где была оставлена вся поклажа; надеясь найти убежище в гуще камышей, они прятались позади того места, где было укрепление, составленное из повозок и телег.

XVI

В то время как благоверная армия подвергалась тяжким испытаниям, а Боэмонд исчерпал все свои силы, к ним прибыли прославленные и могущественные сеньоры герцог Годфруа, граф Раймонд, Хуго Великий, Балдуин и Евстахий, братья герцога, и другие посвятившие себя Богу принцы, ведя за собой армию в сорок тысяч рыцарей, которых они вывели из своего лагеря, чтобы как можно быстрее прийти на помощь своим братьям, оставив позади себя многочисленную пехоту и всю свою поклажу. Как только они подошли к сеньору Боэмонду все те, кто уже казались сдавшимися, сразу же возвратили свое мужество и силы и вновь пошли в бой. Стремясь отомстить за полученное ими оскорбление и отплатить за свое первое поражение, они яростно кинулись на врага, обрушивая на него свои мечи, опрокидывая всех тех, кто еще недавно вызывал у них чувство сверхъестественного ужаса, и которые сейчас не казались даже способными к сопротивлению. В то же время епископ Пюи и все посвятившие себя подобному же служению ободряли народ, увещевали принцев не терять своего мужества, но веря в победу, которая должна быть ниспослана к ним самим небом, отомстить за кровь своих мертвых братьев и не потерпеть того, что враги веры и имени Христова столь долгое время похвалялись избиением христиан. Этими и им подобными словами люди Божии воодушевляли народ на битву и прилагали все свои усилия к тому, чтобы вдохнуть в армию новые силы и новое мужество: нашим, таким образом, бросаясь с большей, чем обычно, яростью на эскадроны врагов и поражая врагов с близкого расстояния, наконец удалось прорвать их ряды и обратить их в бегство, совершая при этом ужасную резню. Беглецов яростно преследовали и гнались за ними три или четыре мили до того самого места, где они разбили свой лагерь посреди богатой пастбищами долины; наши, идя по их следам, воспользовались их смятением и уничтожали их, рассеяв врагов во все стороны и, убив огромное их количество, они освободили тех из своих братьев, которые томились в плену, и увели их из лагеря врага. Там они нашли множества золота и серебра и большое количество съестных припасов всех видов, крупного и мелкого скота, вьючных животных и верблюдов, которых они раньше никогда не видели, множество лошадей, палатки и шатры разных цветов и неизвестных видов. Нагрузившись богатейшими припасами и огромной добычей, они забрали с собой все эти сокровища, гоня перед собой все, что захватили и возвратились, наконец, в лагерь. Говорят, что в этот день у врагов погибло около трех тысяч могущественных и знатных человек, занимающих среди них значительное положение. С нашей стороны погибло четыре тысячи человек обоего пола из народа и низших сословий; рассказы наших отцов утверждают, что среди самых знатных людей в течение этого дня погибло всего два человека. Битва продолжалась со второго до восьмого часа дня первого июля с переменными шансами на успех, но всегда в неравных силах, во много раз большими со стороны врага. Как уверяют, все приведенные Сулейманом на битву войска составляли армию численностью более чем в 150 тысяч человек, состоящую только из вооруженных всадников. Напротив, среди наших, принимавших участие в этом жестоком деле, было не более пятидесяти тысяч рыцарей.

XVII

Обретя с помощью Божией эту победу, вся армия была созвана в одно место и для того, чтобы дать отдохнуть раненым и способствовать их излечению, войска в течение трех дней оставались на месте в стране, покрытой богатыми пастбищами: больные излечивались, армия заботилась о лошадях, и у всех было большое изобилие съестных припасов, которых враги привезли с собой и оставили при бегстве. Самые значительные наши принцы великолепно проявили себя во время этой опасной схватки: среди людей среднего достоинства некоторые из них как Балдуин де Бург, Томас де Фейи, Бено де Бове, Галлон де Кальмон, Гастон де Беарн, Жерар де Шеризи покрыли себя вечной славой. Начиная с того дня по единогласному решению совета было решено, что с того момента, когда объединились войска, они никогда более не разъединятся и всегда будут идти вместе, чтобы разделить друг с другом и свои несчастья, и свои радости.

После этой трехдневной задержки, так необходимой для отдыха людей и лошадей, трубы снова дали сигнал к отправлению и все вновь приготовились отправиться в путь. Пройдя всю Вифинию, они вошли в Писидию. Там, отыскивая наиболее короткую дорогу, они случайно попали в выжженную и лишенную воды местность, где невыносимая жара, какая иногда случается в июле, совместно с муками жажды изнурила и утолила всю армию до такой степени, что люди были близки к тому, чтобы потерять все свои силы и, как утверждают, во время этого перехода погибло пятьсот человек обоего пола, которые стали жертвами терзающей их жажды или же солнечного зноя. Говорят, что тогда произошло такое событие, примеров которого история не может привести: беременные женщины, изможденные в чрезвычайной степени жаждой и жарой, избавились от своего бремени раньше назначенного природой срока. В ужасном охватившем их безумии они бросили посреди лагеря живых, мертвых детей и умирающих детей. Другие, у которых возобладали нежные чувства, в отчаянии распростерлись на дороге, прижимая к себе новорожденных, и забыв всякую стыдливость своего пола, открыли свою наготу, желая только лишь избавления от мук и угрожавшей им опасности. Даже мужчины не имели более преимущества в своей природной силе: изнуренные жарой и усталостью, они втягивали открытым ртом и ноздрями воздух, пытаясь вдохнуть в себя хотя бы малейшее дуновение ветра – в своих попытках избавиться постоянного мучения они тщетно ожидали хотя бы какого-нибудь облегчения для своей иссушенной груди. Это плачевное бедствие затронуло не только людей: вьючные животные, нагруженные своей ношей, и другие животные всех видов отказывались нести свою службу – выжженные изнутри они потеряли всякую способность к своему дыханию; благородные птицы, соколы и другие охотничьи птицы, дарившие радость благородным людям в тот момент, когда они набрасывались на свою добычу, хотя это и является предметом пустой забавы, падали от усталости на руках у своих хозяев и тут же испускали свой последний вздох; охотничьи собаки, наделенные исключительным нюхом – предметы наслаждения своих хозяев, покидали тех, за кем привыкли верно идти следом, и высунув языки и прерывисто дыша, они погибали на всем протяжении дороги; наконец, что было еще опасней, кони – эти верные соратники в битвах, на которых их хозяева возложили всю свою надежду на свое собственное спасение, еще совсем недавно сотрясавшие воздух своим громким ржанием и бившие своими копытами землю, свидетельствуя о своей благородной стати, были сражены зноем и жаждой и несчастно погибали наподобие вьючных животных.

Посреди стольких и таких ужасных страданий Отец милосердия, Господь всякого утешения помог, наконец-то, несчастным: показалась так страстно желаемая и столь долгое время тщетно отыскиваемая река. Как только они прибыли к ее берегам, все они, толкаемые жестокой жаждой, бросились к воде и увидев свои желания выполненными, предались противоположным излишествам; вскоре они встретили самую тяжелую смерть: большое количество избежавших жажды людей, не сдерживая более свои желания, как это часто происходит в подобных случаях, нашли посреди этого изобилия воды смерть, от которой они могли считать себя уже избавленными, то же самое произошло и с большим количеством животных. Наконец, избавленные Провидением от столь большой опасности, они прибыли в достаточно изобильную и плодородную страну, чьи ручьи, прекрасные леса и богатые пастбища украшали ее еще больше, и разбили свой лагерь посреди степи возле антиохеты, которая, как известно, является метрополией Писидии.

XVIII

Как только они прибыли туда, несколько принцев по своему желанию отделились от армии, забрав с собой находившиеся под их началом войска. Первым изо всех был сеньор Балдуин, брат герцога, за которым отправились Петр, граф де Стенэ, Рене, граф де Туль, его брат Балдуин де Бурн. Жильберт де Монклар, семьсот рыцарей и некоторое количество пехотинцев. После него также отправился в путь сеньор Танкред, уведя за собой Ричарда, князя Салернского, Роберта де Ханз и некоторых других благородных людей, а также пятьсот рыцарей и еще больше пеших. Все они имели одну и ту же цель: они хотели исследовать дороги, разузнать, что творится в окружающей местности, попытать удачу в одиночку, чтобы потом предоставить отчет пославшим их на разведку принцам о разных увиденных ими вещах и выведанных обстоятельствах и обеспечить армии безопасный проход, чтобы она смогла избежать серьезных опасностей. В то время как они покинули лагерь, принцы сначала последовали царской дорогой, прошли один за другим два соседних города – Иконий ⁶ и Гераклею, а затем свернули направо, направляясь скорым маршем в сторону моря.

Тем временем герцог и другие принцы, прельщенные красотой мест, где они остановились, и имея по соседству с собой леса, захотев устроить себе приятный отдых посреди стольких трудов и отвлечься немного от грызущих их забот, которыми они уже привычно были поглощены, углубились в самую гущу лесов, чтобы предаться там радостям охоты. Там, следуя каждый по своей тропе, которая соответствовала влекущим их желаниям, они встретили разные приключения. Среди всего прочего герцог, войдя в лес, случайно встретился с медведем огромных размеров и ужасающего вида. Это животное с яростью гналось за бедным паломником, несшего хворост, и который убегая во всю прыть своих ног, наполнил лес своими криками и призывами о помощи, не в силах самому избежать ярости своего врага. Герцог появился именно в этот момент и так как он был полон сострадающей доброты по отношению ко всем своим братьям, он с пылом бросился на помощь несчастному близнецу. Зверь, увидев перед собой вооруженного мечем герцога подъехавшего к нему на близкое расстояние, отвлекся от того, кого он преследовал ранее, чтобы идти на более сильного врага и напасть на него, используя свои зубы и когти. Вскоре лошадь, на которой сидел герцог, была опасно ранена; герцог остался пешим и продолжал сражаться со зверем. Медведь, открыв свою широкую пасть и издавая ужасающий рев, бросился на герцога несмотря на его меч и все усилии своего противника. Герцог, отбиваясь от него своим мечом во время его приближения, удвоил свой пыл и собрал все свои силы, чтобы попытаться пронзить его туловище своим мечем. Но герцогу никак не удавалось ранить животное; оно набросилось на герцога, схватило его и сильно сжало в своих лапах, намереваясь швырнуть его на землю, чтобы герцог мог оказаться у него под ногами и разодрать его, затем, своими зубами и клыками. Однако воин, не выпускавший из своих рук меча, в этот момент применил всю силу своего тела: левой рукой он со всей силой схватил зверя, а правой он пронзил его мечом, воткнув его по самую рукоятку, нанеся смертельный удар в самый разгар поединка. Но он добыл победу дорогой ценой: все тело его было покрыто ранами, но самая опасная рана была на ноге. Ослабев от своих ранений и от большого количества потерянной им крови, герцог упал на землю и совершал тщетные попытки к тому, чтобы подняться. Тем временем несчастный, обязанный своей жизнью его прибытию, рассказал об этом происшествии в лагере. Тут же все помчались на то место, где лежал распростершись на земле и весь покрытый ранами мужественный атлет и глава армии. Все пришли туда и положили его на носилки посреди всеобщих стенаний и слез; принцы перевезли его в лагерь, и там хирурги немедленно приложили все свое умение и все свое умение усердие к тому, чтобы дать ему самое подходящее лечение и ускорить его исцеление.

XIX

В то же время еще один знатный и прославленный человек, Раймонд, граф Тулузский, был поражен тяжелой болезнью и также слег в постель; его болезнь дошла до такой степени, что его уже положили на землю, так, как будто бы он был умирающим и испускал свой последний вздох. Блаженный Вильгельм, епископ Оранжский, был возле него, исправляя ту службу, которая должна воздаваться душе благоверного, как если бы он уже был мертв. Многочисленные легионы его прославленных воинов, увидев себя на грани того, чтобы быть лишенными его мудрого начальствования, уже почти отчаялись в исполнении своего предприятия и своих обетов; полные живого беспокойства, видя его в подобном плачевном положении, все как один проливали обильные слезы и умоляли Господа вернуть его к жизни и возвратить ему здоровье. Во время совершения богослужения все также обращались с мольбой о сохранении жизни всех людей, принадлежащих к единой с паломниками церкви. Господь всякого милосердия с добротой принял просьбы и мольбы своего народа и в своем сострадании он спас больных глав армии и послал им, наконец, исцеление.

После этого армия пересекла Писидию и, войдя в Ликаонию, она прибыла к Иконию, метрополии этой страны. Город был пустынным и армия очень страдал из-за отсутствия припасов. Как только турки узнали о прибытии наших войск, они сразу же отказались от всякого сопротивления. Они забирали из своих городов все, разоряли всю окрестную страну и уходили вместе со своими женами, своими детьми и своим крупным и мелким скотом и всеми своими припасами в недоступные горы, надеясь, что наши солдаты, стремясь избежать всеобщей нехватки, покинут их страну. Они не ошиблись в своих расчетах: наши армии, уходя так быстро, как это возможно из опустошенной страны, где они не находили никакого продовольствия, поспешили пойти дальше по своему пути. Они прошли Гераклею ⁷, а затем прибыли в Маресию ⁸, где расположились лагерем и оставались там в течение трех дней. Там жена сеньора Балдуина, брата герцога, которую ее супруг поручил, уходя, заботам оставшихся, умерла вследствие длительной и тяжелой болезни и почила вечным сном в лоне своего Господа. Это была благородная дама, англичанка по происхождению, известная своими манерами и целомудренным поведением. Ее имя было Гутуера. Ее братья погребли ее в этом же месте с соответствующими почестями.

В это время сеньор Танкред, человек достойный похвалы во всех своих качествах, следуя самыми короткими путями, первым прибыл в Киликию и тут же осадил город Тарс, метрополию этой првинции, вместе со всеми сопровождающими его в этой экспедиции людьми. Киликия является одной из провинций Востока и судя по свидетельствам древних, мы называем Востоком весь диоцез Антиохии. Киликия граничит на востоке с Колесирией, а с запада – с Исорией, на севере – с горной цепью Тавра, а на юге – с Кипрским или Эгейским морем. У нее есть две метрополии – Тарс, родина и местопребывание врача всех наций, который мы только недавно упомянули, и Анварз ⁹. Каждая из этих метрополий имеет в своем подчинении города, что дает полное право говорить о двух Киликиях – первой и второй. Древние предания говорят, что Тарс был основан Тарсесом, вторым сыном Иоафана, сына Иафета, третьего сына Ноя; в доказательство этого приводят его название, которое, как утверждается, город получил от своего основателя. Однако Солин не разделяет этого мнения; в сорок третьей главе своего труда De Memorabilibus он говорит: “Столицей над всеми остальными городами Киликии является Тарс; он был основан Персеем, благородным сыном Данаи”. Тарс разделен на две части рекой Киднусом, которая, как говорят одни, спускается с гор Тавра, и, как утверждают другие, является рукавом Гидаспа. Что же касается вопроса об основании этого города, возможно, что и первое и второе утверждения верны, поскольку Тарсес мог сначала его основать, а позже Персей мог его восстановить или расширить его влияние. Танкреду, проведшего несколько дней перед Тарсом со своими войсками упорствуя в стремлении достигнуть своей цели, удалось, наконец, убедить горожан частью угрозами, а частью добрыми увещеваниями, водрузить на самой высокой башне города его знамя в знак своего намерения сдаться в обмен на то условие, что до прибытия сеньора Боэмонда и более значительной армии он не будет нападать на них и вынуждать покинуть свои жилища и дома своих отцов: на этих условиях они согласились сдать без всякого промедления свой город сразу, как только прибудет сеньор Боэмонд, вследствие чего Танкред смягчил свое сердце и принял их предложение.

Этот город, как и вся остальная страна, был, главным образом, населен христианами – еретиками и греками; но малое количество людей, которые не были христианами, владели исключительным правом вступать в ополчение и защиты укрепленных пунктов, держа весь христианский народ под суровым гнетом; ему было запрещено заниматься военным делом, но они могли заниматься торговлей и земледелием.

Тем временем сеньор Балдуин, брат герцога, следуя окольными путями со всеми своими спутниками, терпя большие лишения вследствие отсутствия съестных припасов, прибыл, наконец, к вершине горы, блуждая перед этим по извилистым тропам. С высоты этого возвышения его взору открылась вся Киликия, а его глаз обозревал все города этой страны вплоть до моря. Он был полностью уверен, что находившийся в окрестностях лагерь принадлежит врагу и начал испытывать некоторое беспокойство; захотев разузнать, кем была занята страна и кто были люди, занимающие видневшийся вдали лагерь, вместе со всеми своими войсками он спустился в долину и приблизился к ним с присущей ему храбростью. Танкред, со своей стороны, получив от своих разведчиков, которых он разместил на самых возвышенных местах, те же самые предположения и опасаясь засады врага, собрал все свои силы и приказал всем взяться за оружие. Думая, что идет против чужеземцев, пришедших на помощь городу, он смело бросился им навстречу, вверив себя в руки Господа и приказав поднять свои знамена, он шел вперед, пробуждая своими словами мужество у своих солдат. По мере того, как каждый из них приближался друг к другу, они убеждались, что перед ними находится отнюдь не вражеская армия и доверчиво приблизившись один к другому, они бросились во взаимные объятия, радуясь и поздравляя каждый другого во время приятных разговоров, и, объединив свои батальоны, они направились к городу, чтобы возобновить его осаду. Танкред принял новых гостей в своем лагере с нежностью и очень ласково, подарил им мелкий и крупный скот, согнанный со всех окрестностей, и эта ночь прошла в торжественном пиршестве и праздновании.

XXI

На следующий день сеньор Балдуин и все следующие за ним люди, увидев развевающиеся на самой высокой башне города знамена Танкреда, терзаемые муками зависти, сочли для себя недостойным то, что в присутствии более сильного и многочисленного войска Танкред осмелился поднять свои знамена над городом. В этот момент они забыли о нежном союзе, заключенном двумя главами, долгое время идя бок о бок как братья, имея перед собой единую цель, и что они пообещали друг другу никогда в жизни не нарушать узы благого мира. Сеньор Танкред. Который был умеренным человеком, желая усмирить ярость своих спутников, придерживался того мнения, что случай со знаменем нисколько не является оскорблением для его товарищей, поскольку еще до прибытия других войск и даже еще до того момента, когда он имел надежду их увидеть, он выставил такие условия жителям города поскольку он один находился перед ним. Однако Балдуин уступил наветам своих спутников, которые прилагали все возможные усилия к тому, чтобы склонить Балдуина к их мнению, не считаясь ни с какими справедливыми мотивами поведения Танкреда, и, раскрывая в большей степени, чем это положено, свои мысли, они так разъярили Танкреда своими наполненными вымыслами речами и своим высокомерным видом, что две армии были готовы взяться за оружие и ввязаться в кровопролитный бой. В это время Балдуин вызвал некоторых горожан и заявил им с высокомерным и грозным видом, что если они не уберут знамена Танкреда и не передадут город в его руки, то несмотря на все обещания, гарантировавшие им безопасность, он сумеет разорить город и все его окрестности. Жители города, увидев, что войска герцога были более многочисленными и опасными, пересмотрели заключенный ранее с Танкредом договор, убрали его знамена с башни и заменили их на знамена Балдуина. Танкред, глубоко задетый таким оскорблением, пришел в яростное негодование; однако, уступив мудрым советам и противопоставив свою кротость тем волнениям, что царили в его душе, опасаясь, наконец, привнести опасные распри в ряды благоверных христиан, вскоре он снял осаду и отправился к соседнему городу Адана ¹⁰: этот город очутился во власти человека по имени Гвельф, бургундца по происхождению, который отделился от главной армии со значительным числом паломников. Случай привел его к этому месту и, изгнав оттуда войска турок, он завладел городом. Как только Танкред узнал, что с помощью Божьей город был занят людьми из экспедиции, он поспешил отправить послов к расположившемуся в этом месте главе, прося у него возможности закупить припасы и умоляя его оказать ему гостеприимство и открыть для него и своих спутников двери города. Послы были приняты благосклонно и им были в изобилии выделены припасы как для солдат, так и для лошадей, частью бесплатно, а частью по приемлемым ценам, так как в городе Гвельф обнаружил большое количество золота и серебра, крупного и мелкого скота, вина, благовонных масел и все виды других необходимых вещей.

XXII

На следующий день с восходом солнца Танкред прошел через город со всеми своими сопровождающими и, идя по царской дороге, он скорым маршем прибыл к Марамистре ¹¹. Этот город является одним из самых прекрасным в этой провинции; его башни, его стены и его многочисленное население выделяют его среди прочих; к тому же, он находился в чрезвычайно привлекательной местности в окружении плодородных полей и отличных земель. Танкред приказал расположить лагерь возле этого города и после нескольких дней упорной осады, во время которой он осуществлял частые штурмы, он с помощью Божьей овладел городом, предал смерти всех неверных, обнаруженных им там, и силой расположился в нем. Затем, найдя там огромные богатства и большое количество съестных припасов, он распределил их по всему войску соразмерно тем достоинствам и заслугам каждого, кто являлся его частью, обогатив, таким образом, всех солдат. В этом приятном изобилии они нашли вознаграждение за все перенесенные ими лишения; кони и вьючные животные также в изобилии получили все для них необходимое и все они восстановили свои силы во время сладостного отдыха и вследствие хорошей кормежки.

XIII

Тем временем после отправления Танкреда Балдуин, остановившись под стенами города, соединяя угрозы с предупреждениями, часто обращался к жителям города, приказывая им открыть ворота и впустить его самого и его армию, поскольку ему казалось недостойным в праздности ожидать прибытия основных сил и вплоть до этого времени оставаться без какой-либо полезной деятельности. Обитатели города, помня о том, что Танкред не мог сопротивляться Балдуину, и опасаясь того, что он начнет атаковать и ему удасться завладеть городом, если лни промедлят с выполнением его требований, сознавая необходимость проявить доблесть и не надеясь на свои собственные силы, открыли ворота и позволили войти внутрь всем находящимся под знаменами Балдуина. Ему было выделено две башни, которые он должен был занимать; ожидая прибытия остальных, все его войско расположилось в городе, заняв дома, в которых жили христиане. Турки, продолжавшие там властвовать, заняли остальные башни. Поскольку они были более многочисленными и занимали большую часть укрепленных мест города и так как они не доверяли соседству со своими новыми хозяевами и не имели никакой надежды на помощь извне, все они ждали благоприятного случая тайно выйти из крепости вместе со своими женами, своими детьми и своим продовольствием. Этой же ночью случилось так, что триста человек, отделившиеся от экспедиции Боэмонда, идя по следам Танкреда, очутились под стенами Тарса и вследствие приказов Балдуина не были допущены в город. Утомленные длительной дорогой, лишенные всего необходимого для поддержания жизни, они настоятельными просьбами просили о гостеприимстве и о возможности купить продовольствие. Все люди низшего сословия, находящиеся в городе, наполнившись состраданием к несчастью своих братьев, присоединили свои мольбы к мольбам тех, кто находился снаружи; но им не удалось ничего добиться, а главы упорно не соглашались на то, чтобы они вошли в город, поскольку, как они говорили, эти люди были из экспедиции Боэмонда и что они шли на выручку Танкреду. Однако, находившиеся в городе христиане не лишенные чувств братской нежности, не имея возможности выйти, взобрались на стены и передавали вновь прибывшим хлеб и вино, положив все это в спускаемые на веревках корзины, стремясь к тому, чтобы они, по крайней мере, могли насытиться и благополучно провести ночь в том месте, где они очутились. Они расположились у ворот города так близко, как это было возможно, отдыхая там, поскольку они не могли найти лучшего пристанища. Этой же ночью, когда те из наших, кто находился в городе, также как и находящиеся снаружи, были погружены в сон, наслаждаясь спокойствием посреди обманчивой тишины, турки и все другие неверные, жившие в городе, тихо открыли ворота и вышли из города, не производя ни малейшего шума, забирая с собой своих жен, своих детей, своих рабов обоего пола и свое продовольствие. Они не могли смириться с соседством принятых ими людей; это сожительство повергло их в состояние постоянной настороженности; они имели возможность выйти, так как в полном их распоряжении находились одни или двое ворот; но для того, чтобы не оставлять для своих врагов победу бескровной, отправив впереди себя всю свою поклажу и все свое продовольствие, перед самыми городскими воротами они истребили почти всех находящихся в царстве сна христиан, бывших там.

XXIV

На следующий день в тот момент, когда начинала появляться утренняя заря, находившиеся в городе наши, пробудившись, обнаружили его покинутым; обескураженные бегством своих врагов, совершенным так внезапно, они обыскали все укрепления и все улицы города, стремясь найти хотя бы какте-нибудь свидетельства, раскрывающие эту тайну; и в то время, когда они были заняты этим делом, и повсюду высматривали следы, они обнаружили то плачевное событие, которое свидетельствовало об уходе турок и избиении служителей Христовых. Охваченные болью и скорбью, христиане разразились долгими рыданиями. Вскоре они разделились между собой; люди низших сословий ополчились против Балдуина и наиболее значительных людей, вменяя им в вину смерть своих братьев, поскольку они отказали своим товарищам по путешествию в гостеприимстве, которое должно справедливо оказываться всем, находящимся в бедственном положении. Поддавшись своему первому порыву, народ в чувстве справедливого негодования выступил против своих начальников, и если бы они тотчас же не отступили в самые высокие башни, то, без сомнения, им бы воздалось за произошедшее у ворот города убийство избиением почти всех главных офицеров. Наконец Балдуин, увидев, что народ только прибывает, что разделение, вызванное изначально справедливыми причинами, с каждым моментом становится все более угрожающим, с тревогой искал наиболее подходящих средств, чтобы успокоить начавшуюся смуту и оправдаться перед народом. В то время как пешие воины немного успокоились, наступило небольшое затишье и, потребовав тишины, он начал свою речь: стремясь оправдать себя перед их глазами, он заявил, что полностью невиновен в сложившейся печальной ситуации, и твердо уверял, что отказывая пришельцам во входе в город, он не имел в душе никаких других намерений кроме тех. чтобы сдержать данное жителям слово не впускать в город иноземцев до прибытия герцога. В то же время вследствие вмешательства некоторых благородных людей, которые, стремясь успокоить недовольство, прибегли к льстивым словам так необходимых в подобной ситуации и данном месте, солдаты стали успокаиваться, а простой народ также начал склоняться к примирению.

Волнение полностью успокоилось, а войска несколько дней оставались в Тарсе, наслаждаясь совершенным спокойствием. В это время в море показался флот, который подошел к городу на расстояние около трех миль; все пешие воины и рыцари тут же вышли ему на встречу. Достигнув берега моря, они вступили пришельцами в разговор и из их собственных уст узнали, что те принадлежат к христианской вере. Получив вопрос о своей родине, они ответили, что были родом из Фландрии, Голландии и Фризии; что в течение восьми лет промышляли пиратством в этих водах; что, сокрушаясь и раскаиваясь в своих преступлениях, они отправились в Иерусалим, чтобы воздать там свои молитвы и что они оказались в здешних водах, совершая задуманное ими плавание. Как только стало известно, что они принадлежат к числу благоверных людей, их пригласили зайти в гавань, обменявшись с ними рукопожатиями и поцелуями, свидетельствующими о мире, и после того, как флот очутился в надежном месте, сошедших на землю людей привели в Тарс. Во главе у себя они имели человека по имени Гинимер, уроженца города Булони, расположенного на землях графа Евстахия, отца герцога Годфруа. Познакомившись с Балдуином и узнав о том, что этот человек является сыном его господина, он покинул свой флот и решил идти в Иерусалим вместе с ним; он был чрезвычайно богат и добыл все свои сокровища тем презренным ремеслом, которым занимался в течение долгих лет; на службе у себя он имел множество людей и пригласив их его сопровождать, он решился идти вместе с ними за Балдуином. Выбрав из двух армий отряд в пятьсот человек, что было достаточно для охраны города, все остальные, сделав последние приготовления к отходу, отправились навстречу новым испытаниям.

XXV

Войско, отправившись в дорогу и все время следуя по царской дороге, подошло к Мамистре, которую незадолго до этого захватил Танкред, как я уже об этом говорил. Поскольку подошедшие ясно осознавали, что в этом городе их не примут, они расположились на незанятой земле на некотором расстоянии от города. Танкред, узнав, что Балдуин расположился лагерем совсем недалеко от него, пришел в чрезвычайную ярость и все еще помня так несправедливо полученные им оскорбления, буквально трясся от ненависти и, уступив своему гневу, он призвал взяться за оружие свое войско и был намерен отомстить за все вынесенные им обиды. Сначала он выслал вперед лучников, приказав им пронзить своими стрелами разбросанных по пастбищу коней или, если удастся, пригнать их в город; сам он во главе пятисот хорошо вооруженных рыцарей напал на лагерь и поражал всех, кто показывался ему на глаза, прежде чем солдаты успели взяться за оружие. Однако те оправились от первого смятения и уже были готовы защищаться; разгорелся яростный бой и с двух сторон сражались с ожесточением; новые противники считали друг друга, отныне, заклятыми врагами; большое число людей было убито, а также было захвачено несколько пленных с каждой из сторон. Войско Танкреда, уступая в числе и силе, не могло более выдерживать неравного боя и обратилось в бегство, пытаясь достигнуть города. Между городом и занимаемым Балдуином лагерем находилась река, через которую был наведен очень узкий мост. В то время как солдаты Танкреда кидались в обратную сторону, обнаружив перед собой стесненное препятствие для их отхода, много пеших и конных воинов погибало в образовавшейся свалке, а новые люди все еще подходили и подходили к мосту. Ненависть, которая овладела двумя сторонами, была столь неуемной, что, без сомнения, жертвы могли быть более значительными, если бы наступившая ночь не разделила сражающихся. Из людей Танкреда было взято в плен два благородных и знатных человека: Ричард Салернский, его родственник, и Роберт де Ханз; главным образом из-за их подстрекательств Танкред и выступил против своих братьев, ища мести за все несправедливости. Его войско также захватило в плен знатного и благородного человека из людей Балдуина: Гильберта де Монтклара; отсутствие этих воинов вызвало переполох в двух противостоящих станах и сначала все подумали, что они погибли во время недавней битвы. На следующее утро с восходом солнца ненависть и негодование двух сторон немного улеглись, и те и другие напоминали друг другу о своей общей вере и благодаря божественному милосердию вновь возвратили к себе радушное отношение: обоюдно они отправили друг к другу послов с предложениями о примирении; пленники были возвращены и это первое удовлетворение было принято, после чего они полностью примирились, обменявшись поцелуями мира.

XXVI

Здесь сеньор Балдуин, уступив настоятельным просьбам своих соратников, отправился в путь со всем своим войском для того, чтобы присоединиться к основной армии, которая прибыла в Марезию, как я уже об этом говорил. Он узнал о той великой опасности, которую его брат герцог, находясь возле Антиохии Писидийской, смог избежать лишь с великим трудом и, преисполнившись заботой о его здоровье, он желал как можно скорее удостовериться, что в настоящий момент ему ничему не угрожает. Танкред, забрав с собой всех тех, кто высадился на землю с кораблей, и кто составил значительное пополнение его войску, прошел всю Киликию, атакуя, захватывая и сжигая все селения, которые ему встречались, и предавая мечу всех их обитателей. Прибыв к городу, называемому Александретта, который отчаянно оборонялся, он сумел, наконец, им овладеть, закончив, тем самым, завоевание всей этой страны. Как армянские, так и турецкие сатрапы, которые жили в горах, узнав о том, что Танкред, являющийся могущественным воином и сопровождаемый многочисленной армией, покорил всю провинцию, опасаясь, что он вторгнется в их горы, чтобы разорить их города и обратить в рабство живущее в них население, один за другим отослали к нему посольства, ища заручиться его благожелательностью и предлагая ему договоры о дружбе; чтобы уже наверняка преуспеть в своих замыслах, они отсылали ему великолепные и многочисленные дары, сделанные из золота и серебра, лошадей, мулов, шелковые ткани, надеясь своими щедротами отвернуть от себя ярость этого грозного принца. В результате всего этого он всегда имел успех и ему всегда удавалось завершить все свои предприятия; Господь был вместе с ним и направлял все его дела, что он всегда делает, помогая своим верным служителям.

10 Адана, Адена или Эдена, столица одноименного пушалика, который в средние века составлял часть королевства Малая Армения; считается, что она была построена на месте древней Антиохии Сарумской, стоявшей на реке, которая сегодня носит имя Шейхан. Согласно Абульфеду, ее основателем был Харун-аль-Рашид

11 Мопсуеста, называемая у арабов Мессиссой в трех лье от моря, находящаяся на реке Гихан или Джейхан, которая в древности называлась Пирам

Текст переведен по изданию: “Collection de memoires relatifs a l’histoire de France depuis la fondation de la monarchie francaise jusqu’au 13e siecle ”. Par M. Guizot. Paris, libraire chez J.-L.-J. Briere, 1824. http://gallica.bnf.fr/

ВИЛЬГЕЛЬМ (ГИЙОМ) ТИРСКИЙ

ИСТОРИЯ ДЕЯНИЙ В ЗАМОРСКИХ ЗЕМЛЯХ

Комментарии