ГАЛЛ АНОНИМ

ХРОНИКА И ДЕЯНИЯ КНЯЗЕЙ ИЛИ ПРАВИТЕЛЕЙ ПОЛЬСКИХ

CHRONICA ET GESTA DUCUM SIVE PRINCIPUM POLONORUM

Хроника так называемого Галла Анонима содержит материал, отражающий ранний период истории Польши. Она представляет большой интерес не только для специалистов по истории Польши, но также для специалистов по истории Чехии, Германии, Венгрии и СССР, поскольку в ней освещены взаимоотношения этих государств в XI—начале XII в.

Имя автора, писавшего историю деяний Болеслава Кривоустого, остается до настоящего времени неизвестным. Вопрос о том, кто является автором первой польской хроники, волновал многих, но, к сожалению, до сих пор все еще не получил окончательного ответа. Возможно, что автор вполне сознательно сам умолчал о своем происхождении. Такое положение для литературы средних веков, как известно, не является исключением. Не называя своего имени, он как бы стремится подчеркнуть свою “ничтожность” и свое незначительное общественное положение, о чем он часто говорит в разных местах своей хроники. Желая остаться неизвестным, он посвящает свой труд епископам, подчеркивает их участие в его сочинении и в то же время упорно молчит о себе. Вернее сказать, не молчит, а ясно говорит о своем нежелании сообщить свое имя: “Итак, чтобы не казалось, что мы — пустые людишки — хвастаемся при своей ничтожности, мы решили в заголовке этого труда поместить не наши, но ваши имена” (см. стр. 24).

У других писателей имя этого автора тоже не упоминается. Любопытно, что Винцентий Кадлубек, писавший историю Польши спустя 100 лет после Галла Анонима, пользуется его трудом, но нигде не упоминает его имени. Цитирует его и автор “Хроники князей польских” (вторая половина XIV в.), но [6] опять-таки не называет автора по имени. Трудно сказать, почему Винцентий Кадлубек не называет своего предшественника, то ли потому, что он его не знал, то ли потому, что не считал нужным называть человека, к которому, безусловно, не мог питать дружелюбных чувств главным образом из-за отрицательного отношения автора хроники к епископу Станиславу (об этом см. кн. I, гл. 27 и примеч. к ней), принимавшему участие в заговоре против Болеслава II. Нам представляется, что второе предположение правильнее. Ярому католику Кадлубеку были чужды известные прогрессивные антифеодальные тенденции Галла.

Имя Gallus появляется впервые у Мартина Кромера ¹ в 1555 г. На одной из рукописей хроники (Kodex H, tekst, pagina 1) рукой Кромера сделана надпись: “Галл написал эту историю, какой-то монах, как я полагаю, как можно вывести заключение из предисловия, который жил во времена Болеслава III”, и в конце рукописи добавлено: “до сих пор Галл”.

Что же имел в виду Кромер, называя автора Галлом? Очевидно, не собственное имя, а народность, так как он считал автора хроники французом. Позже упоминание имени автора (Галл) мы находим у издателя хроники XVIII в. Готфрида Ленгниха ². Последний опирался на известного польского историка XV в. Длугоша. Длугош сообщает в своей истории Польши о польском князе Лешко, воевавшем в 805 г. с Карлом Великим, и ссылается при этом на автора, упоминающего это событие, называя его Мартином Галлом. В предлагаемой читателю хронике об этом событии, однако, нет и речи. Действительно, живший в конце XII в. монах Мартин Галл, по-видимому, к нашему автору никакого отношения не имел. После Ленгниха издавал хронику Бандтке ³, также называя автора Мартином Галлом. С тех пор и называют автора хроники Мартином Галлом. В последнее время его, впрочем, чаще [7] называют Галл Аноним (см. перевод хроники Р. Гродецкого ⁴ и последнее издание ее К. Малечинского ⁵). Поскольку в распоряжении исследователей нет никаких посторонних свидетельств о происхождении автора нашей хроники, постольку следует особенно внимательно рассмотреть материал самого текста и попытаться разобраться в некоторых скупых, нехотя брошенных автором словах. В письме к книге третьей он, желая, по-видимому, найти оправдание своему труду, пишет: “Прежде всего я хочу, чтобы вы знали, дорогие братья, что я взял на себя этот труд не для того, чтобы выставить напоказ свою ничтожность или чтобы, будучи у вас изгнанником и пришельцем (exul et peregrinus), возвысить свою родину и родителей, но чтобы принести какой-то плод своего труда к месту моих постоянных занятий. Равным образом я открыто заявляю вашей милости, что я стал писать этот труд не для того, чтобы возвыситься над остальными, показав себя более красноречивым, но, чтобы, избежав праздности, сохранить навыки в письме и не есть даром хлеб польский”. Из этих строк, безусловно, очень трудно сделать определенный вывод о национальности писавшего. Под словом “exul” большинство ученых понимает человека пришлого из другой страны. Слова: “exul” и “peregrinus” являются основой для прочно укоренившейся точки зрения, что Галл не был поляком. Только Ян Винцентий Бандтке ⁶ был убежден в его польском происхождении. При этом он ссылается на те места хроники, где автор неоднократно называет Польшу своей родиной (patria). Аргументация этого интересного предположения основывается, к сожалению, в данном случае на весьма шатком предположении, так как слово “patria” в литературе средних веков означало не только “родина”, но и “страна”. Под словом же “exul” Бандтке считает возможным разуметь человека, ведущего монашеский образ жизни. К сожалению, Бандтке, приводя этот довод, не сообщает, на основе какого [8] материала он сделал такой важный вывод. Вряд ли теперь, после восьми веков, прошедших со времени написания этой хроники, можно с достоверностью установить подлинное происхождение автора.

Среди ученых, занимающихся вопросом происхождения Галла, существует несколько точек зрения, но среди них нет ни одной достаточно убедительной. В последнее время сводку высказываний о нем составил польский историк М. Плезя ⁷, подробно проанализировавший литературу по этому вопросу. Важно подчеркнуть, что все исследователи сходятся лишь в том отношении, что решительно отвергают возможность происхождения Галла из Чехии или Германии, поскольку к этим двум странам он выказывает явную неприязнь. Далее начинаются расхождения. М. Крамер, А. Пшездзецкий ⁸, Ст. Кентшинский ⁹, П. Давид ¹⁰ считают его провансальцем, прибывшим в Польшу из монастыря св. Эгидия. Их доводы опираются на то обстоятельство, что в хронике подробно описывается расположение указанного монастыря (см. стр. 61); кроме того, эти ученые обращают внимание на детальное описание хронистом посольства в монастырь св. Эгидия, посланного Владиславом Германом и его женой Юдифью c просьбой о ниспослании им (милости божьей: рождении сына (эпилог книги первой). При решении вопроса о происхождении автора нельзя, однако, считать эти доводы достаточно убедительными, так как в хронике можно найти много мест, где описание событий излагается не менее подробно. Что же касается того, что хронист хорошо знал местоположение монастыря св. Эгидия, то само собой разумеется, что это отнюдь не является доказательством прибытия его в Польшу именно оттуда, так как эти подробности он мог узнать, живя в Польше, от членов [9] посольства. Но есть еще одна подробность, доказывающая ошибочность данного предположения: хронист указывает, что аббатом монастыря св. Эгидия во время отправки туда посольства (1084 г.) был Одилон, в то время как известно, что аббатом в это время был Бенедикт. Если бы автор происходил из этого монастыря, то, разумеется, он не мог бы допустить такой ошибки.

Другие исследователи тоже считают Галла французом, но из Фландрии. Этой точки зрения в конце XIX в. придерживался М. Гумплович ¹¹, а сейчас — редактор последнего (1952 г.) издания хроники К. Малечинский ¹². Гумплович считал его монахом Балдвином Галлом, принимая Gallus за собственное имя. Доводы его не являются убедительными, поскольку предположение его основывается лишь на широком распространении имени Балдвина во Фландрии. Малечинский находит большое сходство между стилем автора данной хроники и стилем Филиппа из Фландрии (писатель середины XII в.). И тот и другой писали рифмованной прозой, особенно прибегая к глагольной рифме в последних двух-трех слогах. По этому поводу ценные сообщения имеются в указанной выше работе Мариана Плези, где он убедительно доказывает, что такой стиль для XII в. не является исключением и что зародился он не во Фландрии, а в Италии.

Т. Войцеховский ¹³ и Ф. Погорецкий ¹⁴ считали автора хроники итальянцем на том основании, что он хорошо знал местность, лежащую между Польшей и Италией (Каринтию, Истрию, Далмацию). В. Кентшинский ¹⁵, Р. Гродецкий ¹⁶ и [10] М. Плезя считают его если не венгром, то во всяком случае человеком, жившим в Венгрии перед своим приездом в Польшу и имевшим связь с монастырем св. Эгидия. Эта гипотеза, хотя и имеет под собой некоторую реальную почву, тоже, однако, не является вполне доказанной. Действительно, в хронике есть эпизоды, касающиеся Венгрии и описанные очень подробно. Так, например, рассказывая об отъезде Казимира Восстановителя в Венгрию, хронист упоминает о правителе Венгрии короле Петре Венецианском и о том, что он заложил церковь св. Петра в Борсоде, строительство которой не было закончено (см. стр. 49).

Известие о какой-то незаконченной церкви мог, вероятно, передать только человек, непосредственно ее видевший. Но мы не знаем, о каком городе и какой церкви говорил он, и по этому поводу имеются различные предположения.

Следовательно, вопрос о происхождении автора, как это видно из вышеизложенного, разрешить до сих пор не удалось.

Вопрос о времени прибытия хрониста в Польшу тоже остается неразрешенным. Если по поводу происхождения автора в самом тексте имеются хотя неясные указания, то по вопросу о времени его прибытия совершенно нет никаких данных. Т. Войцеховский, В. Кентшинский (см. вышеуказанные работы) предполагали, что он прибыл в Польшу вместе с Мешко III, вернувшимся из Венгрии в 1086 г. Предположение это основывается на том обстоятельстве, что трагическую смерть Мешко III (как известно, он был отравлен в 1089г. Владиславом Германом) автор описывает с большой грустью и очень подробно. Тем не менее доводы эти не вполне убедительны. Можно найти много мест в хронике, где автор описывает события довольно подробно, даже в тех случаях, когда он явно не мог присутствовать лично и где материал носит, собственно говоря, легендарный характер (см., например, стр. 28—29).

Другой, также распространенной в науке, точки зрения придерживаются П. Давид, М. Плезя и некоторые другие. Они высказывают предположение, что автор хроники прибыл [11] из Венгрии в Польшу в 1113 г., т. е. в год покаяния Болеслава III. Болеслав III действительно совершал покаянное путешествие в Венгрию в отделение монастыря св. Эгидия, желая искупить свою вину (ослепление своего брата Збигнева) в глазах духовенства. Тайной целью его при этом было повидать венгерского короля Коломана (о чем вскользь упоминает Галл). Но о том, что Галл Аноним прибыл с Болеславом именно в это время, нет никаких, хотя бы косвенных, свидетельств. Эта точка зрения еще менее убедительна, чем предыдущая, так как не может быть сомнения, что автор долго жил в Польше. Автор хроники сроднился с ней и не менее, чем любой из его современников-поляков, понимал необходимость описать раннюю историю этой страны: “Мы сочли необходимым, — пишет он, — описать, хотя бы и неопытным пером, некоторые подвиги правителей Польши и в особенности подвиги прославленного и непобедимого князя Болеслава” (см. стр. 26).

И далее, развивая свою мысль о необходимости написать труд, увековечивавший деяния польских правителей, в письме к книге третьей, он пишет: “Ведь если вы считаете королей и князей польских недостойными включения их в летописи, то этим вы, без сомнения, приравниваете королевство польское к каким-нибудь некультурным языческим народам. И если вы случайно думаете, что недостойно такого человека, как я, — такого образа жизни — писать о таких событиях, то я вам отвечу, что я писал о войнах королей и князей, а не евангелие” (стр. 107).

Любопытно, что у него возникают опасения по поводу неприятностей, которые могут появиться в связи с его сочинением. “Во имя господа бога и Польши, — пишет он далее,— прошу вашу высокую милость позаботиться о том, чтобы ни ненависть, ни чья-либо надменность по отношению ко мне не помешали награде за этот труд” (см. стр. 108).

По поводу того, кем был в Польше и какую роль играл Галл в литературе, существуют также разные точки зрения. Одни считали его школьным учителем красноречия, другие — княжеским канцлером, третьи — монахом из Любина. Надо полагать, однако, что если бы он был учителем красноречия, [12] то ему не пришлось бы жаловаться на трудности и на отсутствие литературной практики. Между тем в письме к книге третьей он именно об этом и говорит (см. стр. 106).

Предположению о его занятиях в княжеской канцелярии совершенно противоречит то обстоятельство, что труд свой он посвящает не князю, а епископам. Кроме того, если бы он был княжеским канцлером, то вряд ли ему нужно было беспокоиться о том, что он даром ест хлеб польский. И, во всяком случае, тон у него, вероятно, был бы более уверенный и спокойный, не было бы необходимости в письме к книге третьей как бы извиняться перед своими собратьями и пытаться объяснить, почему именно он взялся за такой труд. Очевидно, появление первых его книг вызвало отрицательную реакцию у духовенства, и это заставило автора хроники дать какое-то объяснение своему поступку.

Последнее предположение — о его связи с монастырем в Любине ¹⁷ — опирается на тот факт, что основателями этого монастыря были представители рода Авданьцев, а о том, что автор хроники был в наилучших отношениях с Михаилом из рода Авданьцев, крупным можновладцем, свидетельствуют слова автора, называющего Михаила своим “сотоварищем по работе”. Последнее предположение кажется поэтому нам самым вероятным.

Как исторический источник хроника Галла Анонима имеет огромное значение. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что она является единственным крупным источником по истории Польши X, XI и начала XII в., написанным в самой Польше. Все остальные, более поздние нарративные источники, начиная с Кадлубка, использовали ее богатейший материал. Хроника охватывает события от древнейших, полулегендарных времен (изгнание Попелей и приход к власти Пястов) до событий примерно 1113 г.

Сведения о событиях раннего периода хронист получал, вероятно, из устных преданий, а возможно, использовал и некоторые письменные источники. Так, например, при описании [13] гнезненского съезда он привлекал, вероятно, “Житие св. Войцеха”, написанное Бруно из Кверфурта. Устную информацию, как об этом не раз говорит сам автор, он черпал от “seniores antiqui”, имея в виду, очевидно, епископов и архиепископа, имена которых упоминаются в посвящении. Но главным его “покровителем” и “сотоварищем” по работе был канцлер Михаил из рода Авданьцев. Вполне понятно, что автор хроники, находясь под влиянием таких высокопоставленных лиц, будучи от них в полной зависимости, старался отразить историю Польши в духе, благожелательном и угодном для них.

Использование хроники как исторического источника затрудняется тем обстоятельством, что в ней совершенно отсутствуют даты. Произошло это, вероятно, потому, что по поводу сведений, полученных в результате устной информации, не всегда можно было установить точную дату; и автор, желая выдержать свое сочинение в едином стиле, не датирует даже современных ему событий. Конечно, сочинение Галла — прежде всего история князей и королей польских. Тем не менее есть в нем интересный материал, характеризующий труд и быт народных масс, их борьбу против феодалов.

Главное внимание в своей хронике автор уделяет правлению Болеслава Кривоустого. Об этом времени рассказывают вторая и третья книги его хроники. Первая книга, охватывающая весь предшествующий период, является как бы своеобразным предисловием к книгам второй и третьей. При всей своей краткости она представляет большую ценность, являясь важнейшим источником по истории Польши X—XI вв., наряду с хрониками, написанными в других странах: Титмара Мерзебургского, Козьмы Пражского.

Вторая книга начинается с рождения Болеслава III (1085 г.) и кончается поражением его брата Збигнева в 1109 г. Большое внимание во второй книге уделено борьбе Болеслава Кривоустого со Збигневом, причем первого поддерживают Русь и Венгрия, второго — Империя и Чехия.

Книга третья охватывает события уже только четырех лет (1109—1113 гг.). Наиболее сильное впечатление производит описание героического отпора польского народа нападению [14] императора Генриха V на Польшу в 1109 г. Здесь с наибольшей полнотой проявляется патриотизм писателя и сила его таланта при описании батальных сцен. Кроме борьбы с Империей, в третьей книге показана борьба Болеслава III с Чехией и поморянами, из которой он тоже выходит победителем. Взятием крепости Накло у поморян заканчивается хроника. В конце ее нет никакого упоминания о том, что автор намерен продолжить свой труд. Восстание польского воеводы Скарбимира против Болеслава, происшедшее в 1117 г., в хронике не упоминается, а характеристика Скарбимиру дана весьма положительная (кн. II, гл. 30, 31), что служит несомненным доказательством того, что автор, по неизвестным для нас причинам, закончил свой труд до событий 1117 г.

Вся хроника проникнута мыслью о необходимости сильной княжеской власти, необходимости сохранения крепкого государства, которое всегда может дать отпор внешним врагам. Все симпатии автора на стороне сильных правителей: Болеслава Храброго и Болеслава Кривоустого. Последний является не просто потомком Болеслава Храброго, но продолжателем его великих деяний, преследующих одну цель, одну задачу — укрепить независимость Польского государства. Образ Болеслава Храброго сильно идеализирован: это мужественный, смелый богатырь. Все привлекает в нем автора: и его необычайная храбрость на поле битвы, и государственная мудрость, и радушное отношение как к знатным людям, так и к незнатным (кн. I, гл. 6—16). Болеслав Кривоустый призван продолжать дело Болеслава Храброго — восстановить былое могущество Польши.

Внимательно изучая материал хроники, можно реально представить себе историю взаимоотношений Польши с Германией, Чехией и Венгрией; автор ярко показывает, как правители Польши пытались в борьбе за независимость родины укрепить свои позиции дружественными отношениями с Венгрией и Русью.

В хронике изображена картина острой классовой борьбы, сопровождающей процесс феодализации страны. Она содержит ценное (единственное в польских источниках) известие об [15] антифеодальном восстании 30-х годов XI в., охватившем почти всю Польшу. На основании сведений хроники можно сделать вывод, что восстание крестьян против усиления феодализма внешне носило характер борьбы с распространением христианской религии, что является типичным для восстаний крестьян этого периода.

Хроника рисует борьбу светских и духовных феодалов, рассказывает о заговоре, организованном против Болеслава II Смелого (Щедрого). Заговор возглавляли его родной брат Владислав Герман и краковский епископ Станислав, но их вдохновляли и поддерживали Чехия и Германия, опасавшиеся роста влияния Болеслава II, стремившегося обеспечить самостоятельность Польского государства. Такая политика Болеслава II являлась в известной мере продолжением политики Болеслава I и не могла нравиться германским феодалам. Болеслав II хотя и расправился с заговорщиками, четвертовав епископа Станислава, однако под давлением польских можновладцев был вынужден уйти в изгнание.

Хроника показывает героизм польского народа, сумевшего отбить натиск на Польшу германского императора Генриха. Труд хрониста увековечивает память о стойкости, храбрости и непоколебимости польского народа в момент смертельной опасности, нависшей над его родиной.

При изложении событий автор хроники не является бесстрастным наблюдателем. Его классовое лицо — лицо представителя польских феодалов — ярче всего проявляется при описании им крестьянского восстания 30-х годов XI в. С большим негодованием рассказывает он об этом восстании (кн. I, гл. 19). Феодальные отношения в его представлении — это отношения исконные, данные самим богом и нерушимые.

Будучи представителем польских феодалов, Галл отразил в своей хронике те колебания, какие проявлялись в господствующих слоях общества по отношению к соседям Польши: Чехии, Империи и Руси. В этом смысле сравнение книг первой и третьей дает интересные результаты.

Первая книга написана автором, по-видимому, еще до войны 1109 г. Правда, эта точка зрения противоречит [16] существующей традиции, относящей ее написание именно к этому периоду на том основании, что епископы, которым она посвящается, жили в то время. Кажется, однако, более вероятным предположение, что автор написал ее раньше, а лишь потом уже сделал посвящение. Характерно, что в первой книге автор совершенно умалчивает о войнах, происходивших между Болеславом I и Генрихом II, и в то же время, очевидно, под давлением определенного круга феодалов, дает неверную, явно искаженную и тенденциозную картину успехов Болеслава на Руси. Уже во второй и третьей книгах автор отходит от своей прежней позиции, перестает делать выпады против Руси (Болеслав III в это время находился в дружественных отношениях с Русью) и весь свой гнев направляет против Империи. Рассказывая о заговоре против Болеслава II, автор не выступает в роли бесстрастного летописца. Он не только осмелился назвать епископа Станислава изменником, бросив, таким образом, вызов всему польскому духовенству, но и в других местах своего труда проводит мысль о неподчиненности светской власти власти духовной: “Следует, чтобы слуги божьи в том, что касается бога, выказывали богу духовное повиновение, а в том, что касается кесаря, оказывали почет и исполняли службу правителям мира” (см. стр. 108).

Такой образ мыслей, без сомнения, не мог не вызвать отрицательного отношения со стороны духовенства.

Таким образом, автор хроники, хотя и разделяет средневековые религиозные представления о ходе исторического процесса, все же не может скрыть и некоторых прогрессивных тенденций, направленных против церковного засилья, когда это противоречит интересам государственного единства. Хроника, особенно во второй ее половине, направлена прежде всего против опасного врага Польши — Империи. Всех, кто поддерживает с ней связь, автор клеймит презрением, в частности Збигнева, родного брата Болеслава, ставшего на путь открытой борьбы со своей родиной и опиравшегося на ее врагов — германских феодалов. Главная же заслуга хрониста в том, что он сумел ярко показать героизм простого польского народа, мужественных защитников Глогова в 1109 г. [17]

Выше мы уже говорили о том, что различные гипотезы о происхождении Галла Анонима базируются на подробном описании им тех или иных событий.

В умении рисовать исторические картины проявляется незаурядный писательский талант автора. Читая его сочинение, действительно кажется, что он сам лично присутствовал, являлся очевидцем всех описываемых им событий, начиная от появления чужеземцев в доме Пяста и до битвы под Накло. Свое мнение о затрагиваемых событиях автор редко выражает открыто, но в том и состоит сила его таланта, что, не говоря прямо, он косвенно дает понять читателю свое одобрение или осуждение, свою оценку поступков действующих лиц.

Хроника написана хорошим латинским языком. Проза рифмована, особенно в глаголах, стоящих в конце предложений. Стихотворным размером написаны следующие разделы хроники: эпилоги к книгам первой — третьей и (что интересно) в каждой книге по одной главе: в первой книге — глава 16, во второй — 28, в третьей — 11.

Культурный уровень хрониста довольно высок. По-видимому, он

хорошо знал латинских прозаиков: Цицерона, Цезаря, Саллюстия. Думается, что

К. Малечинский несколько преувеличивает, когда насчитывает до 54 случаев заимствований Галла у Саллюстия, 14 — у Вергилия и т. д. То обстоятельство, что у автора хроники встречаются те же выражения, что и у классических авторов, говорит не столько о заимствовании, сколько о том, что он свободно владел латинским языком и хорошо знал произведения классической литературы.

Безусловно, как лицо духовное, автор хроники хорошо знал Библию, широко используя библейские сюжеты. Из средневековых авторов хронист знал Эйнхарда “Жизнеописание Карла Великого”, что отразилось на описании двора Болеслава Храброго, а также Августина, Григория Великого. При таком широком кругозоре автора кажутся удивительными отдельные грубые ошибки, встречающиеся в его сочинении. Так, во вступлении к книге первой он путает Амфитриона с Амфитритой, а в письме к книге третьей Клеопатру [18] называет царицей Карфагена. Невольно возникает мысль, — не ошибки ли это переписчиков.

Лексика хроники — в основном лексика классического периода. Интересно, что и к современным ему категориям автор применяет латинские классические термины. Так, он довольно часто употребляет следующие выражения: legiones, cohortes, municipia, suramus pontifex, provincia и т. д.

Но встречаются и появившиеся и получившие широкое употребление выражения средневекового латинского языка ¹⁸: apostolicus, comes, suffraganeus, vastaldiones.

Встречаются отдельные слова позднего латинского языка, особенно наречия: noviter, fiducialiter, triumphaliter, не встречающиеся в классическом латинском языке.

Нередко автор употребляет греческие слова: agon, anathema, chiroteca и т. д.

В отношении грамматики язык Галла имеет, хотя и небольшие, отклонения от классического латинского языка. Так, при глаголах со значением “говорить” вместо оборота асc. cum inf. появляются придаточные предложения с quod i quia (обычное явление для средневекового латинского языка). Большое распространение получают придаточные предложения с союзом quod с изъявительным наклонением со значением следствия. Причастие настоящего времени активного залога, употребленное в обороте ablat. absol., получает значение действия предшествующего.

Данная хроника имеет большое значение не только как исторический источник, но и как источник, знакомящий нас с обычаями и нравами как поляков того времени, так и народов, соприкасающихся с поляками. Специального внимания этим вопросам Галл не уделяет, а упоминает о них лишь вскользь (см., например, кн. I, гл. 1, 6, 20, 23; кн. II, гл. 48; кн. III, гл. 9, 16).

Оригинал хроники не сохранился. Он погиб, видимо, уже в XII в., так как Винцентий Кадлубек, писавший историю [19] Польши спустя сто лет после жизни Галла Анонима, пользуется хроникой, но уже имеющей те же ошибки, какие содержатся в позднейших списках. До сих пор известны три рукописных списка хроники:

1) рукопись Замойских (Z);

2) рукопись Сендзивоя (S);

3) рукопись Гейльбергская (Н).

Рукопись Замойских (на пергаменте) хранится в Национальной библиотеке в Варшаве. Предполагают, что она написана в XIV—XV вв. (между 1340 и 1448 гг.). Малечинский считает, что она находилась в XV в. в семье Ласких (см. указанное издание хроники Малечинским, стр. I—XX), а потом перешла в собственность Сендзивоя (гнезненского каноника). Бесспорно, что именно этой рукописью пользовался Длугош при создании истории Польши. Дальнейшая судьба этой рукописи, вплоть до 1848 г., неизвестна. Как она перешла к семье Замойских, тоже неизвестно. В 1848 г. рукопись Замойских находит В. А. Мацейовский. Теперь она, как сказано выше, хранится в Варшаве в Национальной библиотеке. Рукопись Сендзивоя (на бумаге) написана во второй половине XV в. Имеется надпись о пожертвовании ее Сендзивоем монастырю св. Эгидия. Длугош в своей работе использовал и эту рукопись. В 1824 г. ее использует Ян Бандтке. В настоящее время она хранится в Библиотеке Чарторыйских в Кракове.

Рукопись Гейльбергская (на бумаге) написана тоже в XV в. Она была собственностью епископов гейльбергских, от которых перешла к епископу варминскому Мартину Кромеру; в XVIII в, была передана королю Станиславу Понятовскому, а после его смерти перешла к Чацкому. Дальнейшая судьба ее до 1893 г. неизвестна. В 1893 г. она была найдена в коллекции Любомирских в Крушине. В настоящее время находится в Канаде.

Из этих рукописей наиболее полная и, по-видимому, содержащая меньшее количество ошибок — рукопись Замойских. Рукопись Гейльбергская подверглась наибольшим изменениям: в ней совершенно изъяты из первой книги главы, касающиеся епископа Станислава, а вместо них вставлена [20] “Житие св. Станислава”; третья книга состоит из 15 глав вместо 26, имеющихся в рукописях Замойских и Сендзивоя. В старых изданиях хроники Галла брались за основу различные рукописные списки. Так, первый издатель хроники Готфрид Ленгних взял рукопись Гейльбергскую (1749 г.). В издание Я. В. Бандтке (1824 г.) в основу положены рукописи Гейльбергская и Сендзивоя. В 1848 г. была найдена рукопись Замойских; большинство издателей считает ее самой достоверной. В 1864 г. выходит наиболее ценное и интересное издание А. Белёвского (Monumenta Poloniae historica. Lwow, t. 1). Белёвский следует рукописям Замойских и Сендзивоя. Издание снабжено обширными текстологическими примечаниями, и, что наиболее важно, издатель везде проставляет даты, отсутствующие в тексте хроники. В 1899 г. хронику, где за основу взята рукопись Замойских, издают Л. Финкель и Ст. Кентшинский. Текстологические комментарии отсутствуют, примечаний очень мало. В 1952 г. вышло последнее издание хроники — К. Малечинского. Издание отличается от всех предыдущих тем, что оно использует все три рукописных списка, снабжено обширными текстологическими примечаниями, много примечаний написано на латинском языке. Тексту хроники предшествует введение, посвященное вопросам истории рукописей, происхождению автора, литературным особенностям его сочинения, исторической достоверности упоминаемых им событий. В научном отношении это издание очень ценно.

Существует четыре перевода хроники на польский язык: Г. Ковнацкого (1821 г.), Глищчинского (1860 г.), З. Комарницкого (1873 г.), Р. Гродецкого (1923 г.). Последний перевод самый точный. Можно не соглашаться с автором перевода в отношении того или иного мнения, высказанного в предисловии, по поводу самой хроники, но в отношении перевода можно смело сказать, что он сделан хорошо.

На русский язык хроника переводится впервые. Настоящий перевод сделан по тексту издания К. Малечинского.

Комментарии

1. Кrоmеr М. De origine et rebus gestis Polonorum. Basileae, 1555.

2. Lengniсh G. Vincentius Kadlubko et Martinus Callus scriptores historiae Polonicae vetustissimi cum duobus anonymis, ex manuscripto bibliothecae episcopalis Heilsbergensis editi. Gedani, 1749.

3. Bandtkie J. W. Martini Galli Chronicon, Varsaviae, 1824.

4. Grodecki R. (Anonim t. zw.) Gall. Krakow, 1923.

5. Pomniki dziejowe Polski. Seria II, t. II. Maleczynski K. Anonim zw. Gall. Krakow. 1952.

6. Вandtkie J. W. Chronicon, p. XIX—XXIV.

7. Рlеzia M. Kronika Galla na tle historiografii XII w. Kiakow, 1947.

8. Przezdziecki А. О czwartym wydaniu kroniki Galla (Biblioteka Warszawska), 1852.

9. Ketrzynski St. Gall Anonim i jego kronika, RAU, h. 1899, XXXVII.

10. David P. Les sources de l'histoire de Pologne a 1'epoque des Piastes. Paris, 1934.

11. Gumplowicz M. Bischof Baldwin (Gallus v. Kruszwica). Wien. 1895.

12. Pomniki dziejowe Polski. Seria II, t. II. Anonim t. zw. Gall. Krakow, 1952.

13. Wojciechowski T. Szkice historyczne XI wieku. Warszawa, 1925.

14. Pоhогесki F. Rytmika kroniki Galla Anonima. Racz. Hist., V, VI. Poznan, 1930.

15. Ketrzynski W. Niektore uwagi о autorze i tekscie najdawniejszej kroniki polskiej (RAU, h. 1910, LIII).

16. Grоdесki R. Указ. соч.

17. Бенедиктинский монастырь в Великой Польше.

18. Особенности языка хрониста изложены по работе Рlеzia M. Kronika Galla. Krakow, 1947, стр. 87 и далее.

Текст воспроизведен по изданию: Галл Аноним. Хроника или деяния князей или правителей польских. М. АН СССР. 1961