ИОСИФ ФЛАВИЙ
ИУДЕЙСКАЯ ВОЙНА
ВТОРАЯ КНИГА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Архелай дает народу траурный пир по поводу смерти
Ирода. - Скоро после этого происходит восстание, и он
отправляет против восставших войско, которое
убивает около 3000 человек.
1. Поездка в Рим, которую должен был совершить Архелай, дала повод к
новым волнениям. Оплакав своего отца семь дней и дав народу богатый траурный
пир (обычай иудеев, вследствие которого многие разорялись; наследники бывают
почти вынуждены угостить участников в похоронах, в противном случае они
рискуют прослыть неблагодарными к умершему), он в белом одеянии отправился в
храм, где был восторженно встречен народом. Он приветствовал народ, сидя на
золотом троне, воздвигнутом на высокой трибуне, благодарил его за усердное
участие в похоронах его отца и за выражение ему верноподданнических чувств,
точно он уже в действительности был царем; но, прибавил он, он удерживается
пока не только от проявления власти, но и от принятия титула, пока не будет
утвержден в престолонаследии императором, которому завещанием предоставлен
решающий голос во всем. Он и в Иерихоне не принял диадемы, которую солдаты
хотели возложить на него. Но когда он высшей властью будет утвержден царем,
тогда он отблагодарит народ и войско за их добрые чувства к нему. Все его
стремления будут направлены к тому, чтобы быть к ним во всех отношениях
милостивее, чем его отец.
2. Обрадованный этим обещанием, народ тут же пожелал испытать его
истинное намерение высокими требованиями. Одни желали облегчения податей,
другие - упразднения пошлины, а третьи требовали освобождения
заключенных. Чтобы снискать расположение народа, он обещал все. Вслед за этим
он совершил жертвоприношение и вместе со своей свитой предался пиршеству. Под
вечер же собралась немалочисленная толпа домогавшихся нового порядка,
которые по окончании официального траура по государю открыли свой особенный
траур. Они оплакивали тех, которых Ирод казнил за уничтожение висевшего над
храмовыми воротами золотого орла. Этот Траур не был тихий и сдержанный; душу
раздирающие стоны, искусственно возбужденные крики и плач и громкие вопли
огласили весь город. Таким образом они оплакивали тех, которые, по их
словам, пали за веру отцов и святыню. Тут же раздался крик: "Будем мстить за
них Иродовым избранникам! Прежде всего должен быть устранен назначенный им
первосвященник - долг и обязанность требует избрать более благочестивого и
непорочного!"
3. Как ни досадовал на это Архелай, но ввиду своей неотложной поездки
он на первое время удержался от казней. Он боялся, что если восстановить
против себя народ, тогда волнения могут усилиться и сделают его поездку
совершенно невозможной. Он пытался поэтому успокаивать недовольных больше
добрым словом, нежели силой, и отрядил начальника, который должен был
призвать народ к порядку. Но как только тот явился в храм, мятежники
прогнали его каменьями, не давая ему начать говорить, и других, которых
Архелай посылал для их вразумления, они также с негодованием оттолкнули от
себя. Было ясно: если они получат еще подкрепление, тогда их совсем нельзя
будет унять. Так как предстоял тогда праздник опресноков (который именуется
у иудеев Пасхой), когда совершается много жертвоприношений, то со всей
страны стекалась в Иерусалим несметная масса народа. Те, которые оплакивали
законоучителей, оставались сплоченными в храме и здесь раздували пламя
восстания. Все это внушало Архелаю серьезные опасения. Боясь, чтобы мятежная
горячка не охватила весь народ, он втихомолку послал трибуна во главе одной
когорты с приказанием схватить зачинщиков. Но вся толпа бросилась на
нее; большая часть солдат была истреблена каменьями; сам трибун был тяжело
ранен и обратился в бегство. Как ни в чем не бывало, они вслед за этим
приступили к жертвоприношениям. Но Архелай убедился, что без кровопролития
толпа не даст обуздать себя. Он приказал поэтому выдвинуть против нее все
свои военные силы; пехота густыми рядами вступила в город, а всадники
высыпали в поле. Эти войска внезапно напали на жертвоприносителей, убили
около трех тысяч из них, а остальную массу загнали в ближайшие горы. Недолго
спустя явились герольды Архелая, возвестившие приказ о том, чтобы каждый
возвратился к себе на родину. Так все разошлись, не продолжая празднования.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Архелай едет в Рим в сопровождении своей
многочисленной родни. - Обвиняемый Антипатром
перед императором, он благодаря защите Николая
выходит победителем из затеянного против него дела.
1. Он сам в сопровождении своей матери и друзей - Поплы, Птолемея и
Николая отправился морем, оставив Филиппа в качестве регента и опекуна над
его домом. Вместе с ним ехали также Саломея с ее детьми, равно как и братья
и зятья царя, с целью, поддержать притязания Архелая на престол, на самом же
деле - чтобы обвинять его перед императором за его бесчинства в храме.
2. В Кесарии они встретились с сирийским прокуратором Сабином,
собравшимся как раз в Иудею с целью принять под свою охрану сокровища Ирода.
Архелай поручил Птолемею убедительно просить Вара удержать его от дальнейшей
поездки. Из любезности к Вару Сабин действительно отказался от прежнего
своего намерения поспешить в крепость и запереть перед Архелаем
казнохранилища его отца; он даже обещал ничего не предпринимать до решения
императора и остался один в Кесарии. Но как только из удерживающих его один
отправился в Антиохию, а другой, Архелай, отплыл в Рим, он быстро двинулся в
Иерусалим, завладел царским дворцом и потребовал к себе комендантов и
казначеев, желая от первых перенять власть над крепостями и выведать от
других о состоянии запасных фондов. Начальники, однако, остались верными
инструкциям Архелая: они не покидали своих постов, охраняя их, собственно, не
именем Архелая, а больше от имени императора.
3. Между тем Антипа также отправился в путь с целью защищать и свои
права на престол. Он полагал, что само завещание, в котором он назначен
царем, должно иметь больше силы и значения, чем приложение к нему. Саломея и
многие из его родственников, которые отплыли вместе с Архелаем, еще раньше
обещали ему содействие; и мать свою, и брата Николая, Птолемея, он взял с
собой. Влияние последнего, думал он, будет иметь большое значение, так как он
был высоко поставлен у Ирода и пользовался его доверием. Но самые большие
надежды он возлагал на хваленое красноречие ритора Иринея. В надежде на него
он отклонил всякие увещевания о том, что ему следует уступить Архелаю как
старшему и назначенному по завещанию. В Риме все родственники окончательно
перешли на его сторону, потому что Архелай был ненавистен. Собственно
говоря, каждому из них хотелось больше всего обладать независимым положением
под верховной властью римского наместника. На тот случай, если бы эта цель
оказалась недостижимой, они все предпочитали иметь царем Антипу.
4. И Сабин способствовал их целям своими письмами, в которых он во
многом обвинял перед императором Архелая и высоко хвалил Антипу. Когда
Саломея и ее партия изложили в письме свои обвинения и подали их
императору, тогда Архелай также письменно изложил главные основания своих
притязаний и вместе с перстнем отца и его счетами вручил их через Птолемея
императору. Император обсудил про себя права обеих партий, величину
государства, размеры его доходов и многочисленность семейства Ирода; затем
он прочитал также письма Вара и Сабина по спорному вопросу и после всего
собрал совет из знатнейших римлян, в котором он в первый раз предоставил
право участия и голоса усыновленному им сыну Агриппы и дочери его Юлии, Гаю.
По открытии собрания он предоставил слово соперничающим партиям.
5. Поднялся Антипатр, сын Саломеи, наиболее красноречивый между
противниками Архелая, и начал читать свою обвинительную речь. "На словах, -
сказал он, - Архелай как будто теперь только домогается царства, но в
действительности он уже давно состоит царем и только для насмешки утруждает
теперь уши императора своими просьбами. Он не счел нужным выждать решающего
слова императора, но сам после кончины Ирода тайно подставил людей, которые
бы увенчали его диадемой. Он сел на трон, отдавал распоряжения, точно царь,
изменил организацию войска, раздавал чины, обещал народу все, чего последний
просил у него как у царя, освободил тех, которых его отец за серьезнейшие
преступления держал в заточении, и после всего этого он является теперь,
чтобы испросить у своего властителя только тень того царства, которое он, в
сущности, давно уже присвоил себе, и делает таким образом императора судьей
не над предметами, а лишь над одними именами". Далее он упрекнул его в
том, что "и траур его по отцу был только лицемерный: днем, бывало, он собирал
угрюмые складки на лице, а ночью предавался кутежам и в пьяном виде чинил
самые скверные проказы. Уже одно поведение его служило поводом к народному
восстанию". Но центр тяжести всей его речи лежал в кровавой резне,
произведенной во дворе храма:"Люди прибыли на праздник и тут же возле их
собственных жертв самым жестоким образом были заколоты. В храме собрана была
такая огромная куча трупов, которая не могла бы остаться даже после
внезапного нападения внешнего неприятеля. Предвидя жестокость Архелая, его
отец не думал предоставить ему даже самые отдаленные виды на престол; лишь
только впоследствии, когда он, страдая душевно более, чем телесно, не был
уже способен к здравому обсуждению вещей, он в приложении к завещанию
назначил своим преемником того, которого раньше и знать не хотел, и даже без
того, чтобы фигурировавший в первоначальном завещании, которого он наметил
престолонаследником в здравом состоянии и совершенно бодром духе, подал ему
хотя бы малейший повод к неудовольствию. Но если захотят непременно придать
больше значения решению человека, лежавшего на смертном одре, то Архелай, во
всяком случае, за его многочисленные преступления против страны должен быть
лишен власти над ней. Каков же будет он царь после утверждения его
императором, если он еще до своего утверждения убил такую массу людей?"
6. Сказав еще многое в этом духе и ссылаясь при каждом обвинительном
пункте на свидетельства большинства из родственников, Антипатр закончил свою
речь. Тогда со стороны Архелая выступил Николай, старавшийся объяснить резню
во храме необходимостью: "Убитые, - сказал он, - были враги не только
государства, но и императора - судьи по настоящему делу". Относительно
других пунктов обвинения он заметил, что сами жалобщики советовали Архелаю
действовать так, а не иначе. Прибавлению к завещанию, по его мнению, следует
придать особенное значение ввиду того, что именно в этом прибавлении
императору предоставлено утверждение престолонаследника. "Тот, - сказал он в
заключение, который был настолько разумен, что предал свою власть в руки
владыки мира, тот, наверное, и о своем преемнике не имел ложного мнения.
Нет! В здравом уме представил он его к утверждению, - он, который так хорошо
знал, от кого зависит это утверждение".
7. Когда Николай закончил, Архелай приблизился к императору и безмолвно
опустился к его ногам. Император очень благосклонно поднял его и этим дал
понять, что он его считает достойным унаследовать трон отца. Окончательной
резолюции он все-таки еще не объявил, а распустил на тот день собрание и
обдумывал про себя все заслушанное, не решаясь - признать ли
престолонаследие за одним из значившихся в завещании, или же разделить
государство между всеми членами семьи. Их было столь много, и надо было
подумать об обеспечении всех их.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ожесточенная борьба иудеев с солдатами Сабина
и страшное кровопролитие в Иерусалиие.
1. Прежде чем император принял определенное решение, заболела мать Архелая, Малтака, и умерла. Одновременно с этим получены были от Вара из
Сирии письма, известившие о восстании иудеев. Вар, собственно, это
предвидел; чтобы предупредить могущие произойти волнения (так как было ясно,
что народ не останется в покое), он вслед за отъездом Архелая прибыл в
Иерусалим и, оставив один из взятых им в Сирии трех легионов, возвратился
обратно в Антиохию. Но вторжение Сабина вызвало взрыв неудовольствия и дало
иудеям повод к восстанию. Сабин вынудил гарнизоны цитаделей к сдаче последних
и с беспощадной суровостью требовал выдачи ему царских сокровищ. При этом он
опирался не только на оставленных Варом солдат, но и на многочисленную толпу
своих собственных рабов, которых он вооружил и превратил в орудие своей
алчности. Так как приближался праздник пятидесятницы (так иудеи называют
один из своих праздников, совершаемый по истечении семи недель и носящий
свое название по числу дней), то не только обычное богослужение, но еще
более всеобщее ожесточение привлекало народ в Иерусалим. Несметные массы
людей устремились в столицу из Галилеи, Идумеи, Иерихона и Переи
Заиорданской. В числе и решительности жители собственно Иудеи превосходили,
впрочем, всех других. Они разделились на три части и разбили тройной стан:
один на северной стороне храма, другой на южной стороне, у ристалища, а
третьи на западе, близ царского дворца. Таким образом они оцепили римлян со
всех сторон и держали их в осадном положении.
2. Сабин, устрашенный многочисленностью и грозной решимостью
неприятеля, посылал к Вару одного гонца за другим с просьбой о скорейшей
помощи: если он будет медлить, говорили послы, то весь легион будет
истреблен. Он сам взошел на высочайшую из башен крепости - Башню Фазаелеву,
названную по имени погибшего в парфянской войне брата Ирода, и оттуда дал
знак легиону к наступлению; испытывая сильный страх, он даже боялся сойти к
своим. Солдаты, повинуясь его приказу, протеснились к храму и дали иудеям
жаркое сражение, в котором они благодаря своей военной опытности до тех пор
имели перевес над неопытной толпой, пока никто не затрагивал их сверху. Когда
же многие иудеи взобрались на галереи и направили свои стрелы на головы
римлян, то они падали массами; ибо защищаться против сражавшихся сверху они
не могли так легко, да и против тех, которые бились в упор, они с трудом
могли дальше держаться.
3. Стесненные с двух сторон солдаты подожгли снизу колоннады - это
удивительное произведение по великолепию и величине. Многие из находившихся
наверху были тотчас охвачены огнем и погибли в нем, другие падали от рук
неприятеля, когда соскакивали вниз, некоторые бросались со стены в
противоположную сторону, иные, приведенные в отчаяние, своими собственными
мечами предупреждали смерть от огня; те же, наконец, которые слезали со
стены и схватывались с римлянами, находились в таком смущении, что их легко
было обессилить. После того как одна часть таким образом погибла, а другая
от страха рассеялась, солдаты набросились на неохраняемую храмовую казну и
похитили оттуда около 400 талантов. Все, что не было украдено тайно, собрал
для себя Сабин.
4. Гибель колоннад и огромной массы людей до такой степени возмутила
иудеев, что они противопоставили римлянам еще более многочисленное и более
храброе войско. Они оцепили дворец и грозили римлянам поголовным
истреблением, если они тотчас не отступят, если Сабин уйдет с легионом, то
они обещали ему безопасность. Большинство царских солдат перешло также на
сторону восставших; но к римлянам примкнула храбрейшая часть войска в числе
3000 человек, так называемые себастийцы, и во главе их Руф и Граг, один -
предводитель всадников, другой - царской пехоты, оба - люди, которые,
независимо от подчиненных им частей войск, личной своей энергией и
осмотрительностью должны были иметь большое влияние на исход борьбы. Иудеи
усердно продолжали осаду, производя вместе с тем нападения на стены цитадели
и приглашая людей Сабина удалиться и не мешать им, когда они после долгого
терпения хотят наконец возвратить себе свободу их предков. Охотно бы Сабин
отступил втихомолку, но он не верил их обещаниям и боялся, что их
великодушие только заманит его в западню; вместе с тем он надеялся на скорую
помощь Вара. Он решился поэтому выдержать осаду.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Бунт прежних солдат Ирода. - Разбойничьи набеги Иуды.
Симон и Афронг присваивают себе царский титул.
1. В это же самое время в разных местах страны также произошли
беспорядки. Положение дел подстрекало многих протянуть руку к царской
короне. В Идумее взялись за оружие две тысячи ветеранов Ирода и открыли
войну с приверженцами царя. Ахиаб, двоюродный брат царя, боролся с ними,
скрываясь за сильнейшими крепостями, но избегая всякого столкновения с ними
в открытом поле. Дальше, в Сепфорисе,в Галилее, Иуда - сын того Иезекии,
который некогда во главе разбойничьей шайки разорял страну, но был побежден
царем Иродом, - поднял на ноги довольно многочисленную толпу, ворвался в
царские арсеналы, вооружил своих людей и нападал на тех, которые стремились
к господству.
2. В Перее нашелся некто Симон, один из царских рабов, который, надеясь
на свою красоту и высокий рост, напялил на себя корону. Собрав вокруг себя
разбойников, он рыскал по открытым дорогам, сжег царский дворец в Иерихоне,
многие великолепные виллы и легко наживался на этих пожарах. Еще немного - и
он бы опустошил огнем все пышные здания, если бы против него не выступил
начальник царской пехоты Грат со стрелками из Трахонеи и самой отборной
частью себастийцев. В завязавшейся между ними схватке легло значительное
число пехоты, но сам Симон был отрезан Гратом в тесной ложбине, через
которую он хотел бежать, и, получив удар в затылок, упал мертаым. В другом
восстании, вспыхнувшем в Перее, были обращены в пепел царские дворцы возле
Вифарамата, у Иордана.
3. Даже простой пастух, по имени Афронг, дерзал в ту минуту посягать на
корону. Его телесная сила, отчаянная храбрость, презрение к смерти и
поддержка четырех ему подобных братьев внушали ему эту надежду. Каждому из
этих братьев он дал вооруженную толпу, во главе которых они служили ему как
бы полководцами и сатрапами во время его набегов. Он сам, как царь, был
занят более важными делами. Надев на себя диадему, он затем вместе с
братьями еще долго опустошал страну. Преимущественно они убивали римлян и
царских солдат, но не щадили они и иудеев, если последние попадались к ним в
руки вместе с добычей. Раз, возле Эммауса, они даже осмелились оцепить целую
когорту римлян, подвозивших легиону провиант и оружие. Центурион Арий и
сорок наиболее храбрых солдат пали под стрелами. Та же участь угрожала
остальным, как вдруг примчался Грат с себастийцами и спас их. После многих
подобных насилий, совершенных ими в течение всей этой войны над коренными
жителями и иноземцами, трое из них были, наконец, схвачены в плен; самый
старший - Архелаем, два следующих - Гратом и Птолемеем, четвертый сдался
Архелаю после миролюбивого соглашения. Этот конец постиг их уже
впоследствии; но тогда они исполосовали всю Иудею своей хищнической войной.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вар подавляет мятеж иудеев; из восставших
он около двух тысяч приказывает распять.
1. Получив письма Сабина и других начальников, Вар, беспокоясь о судьбе
всего легиона, решился поспешить ему на помощь. Он поэтому выступил в
Птолемаиду с оставшимися у него двумя легионами и принадлежавшими к
последним четырьмя конными эскадронами; туда же он назначил собраться
вспомогательным отрядам царей и князей. Проходя мимо Берита, он и оттуда взял
с собою 1500 тяжеловооруженных воинов. Когда в Птолемаиде, кроме других
союзных войск, присоединился к нему еще аравийский царь Арета, который из
вражды к Ироду прибыл с многочисленными отрядами пехоты и всадников, он одну
часть армий немедленно отправил под начальством своего друга Гая в ближайшую
к Птолемаиде часть Галилеи. Гаи отбил назад всех вставших против него,
покорил город Сепфорис, предал его огню, а жителей продал в рабство. Сам Вар
со всем своим войском вторгся в Самарию, не трогая, однако, е главного
города, так как он нашел, что последний не принимал участия в волнении
других городов. Он раскинул свой стан у деревни Ар, принадлежавшей Птолемею
и разграбленной поэтому арабами, которые свою злобу против Ирода вымещали и
на его друзьях. Затем он двинулся вперед и остановился у другой укрепленной
деревни Самфон; и ее разгромили арабы точно так же, как они разграбили все
попадавшиеся им в руки государственные запасы. Смерть и огонь царили повсюду,
и ничто не могло укрыться от хищнической алчности арабов. И Эммаус, жители
которого заблаговременно спаслись бегством, Вар также приказал уничтожить
огнем в наказание за то, что последние убили Ария и его людей.
2. Отсюда он отправился на Иерусалим. Один только вид римских сил
рассеял иудейское войско; оно поспешно отступило и разбрелось внутри страны.
Городские же жители, приняв римлян, старались отказаться от участия в
восстании, объявляя, что они лично ни в чем не нарушали спокойствия; ради
праздника они были вынуждены впустить в город народную массу, но не только
ничего общего не имели с мятежниками, а, напротив, вместе с римлянами были
осаждены последними. Еще до них вышли навстречу Вару Иосиф (троюродный брат Архелая), Руф и Грат во главе царского войска и себастийцев, а также
оставшейся части римского легиона в обычных воинских доспехах. Сабин же не
смел даже показаться ему на глаза и заранее еще ушел из города к приморью.
Вар отрядил часть своего войска вовнутрь страны против мятежников; многие из
них были схвачены; менее опасных из них он велел заключить в тюрьму, а более
виновных в числе около двух тысяч человек он велел распять.
3. Тогда ему было донесено, что около Идумеи десять тысяч воинов стоят
еще под оружием. Так как он на опыте мог убедиться, что арабы не ведут себя
как союзники, а ведут войну довольно своенравно и из ненависти к Ироду
разоряют страну больше, чем ему самому было желательно, то он распустил их и
поспешил навстречу мятежникам только со своими собственными легионами. По
совету Ахиаба те сдались добровольно, не доведя дело до сражения. Большей
массе из них Вар даровал прощение; предводителей же он отослал к императору
для дальнейшего расследования. Император помиловал всех, за исключением
только некоторых родственников царя Ирода, тоже примкнувших к мятежникам,
которых он велел казнить, так как они поднимали оружие против родственного
им царя. Потушив таким образом восстание в Иерусалиме, Вар возвратился в
Антиохию. Легион, еще раньше находившийся в Иерусалиме, он там же оставил.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Иудеи, возводя на Архилая целый ряд обвинений, заявляют,
что предпочитали бы жить под римским владычеством.
Август их выслушивает, но затеи разделяет царство
Ирода между детьми по собственному желанию.
1. Архелаю в Риме предстояло между тем выдержать также борьбу с
иудеями, которые еще до начала восстания прибыли с разрешения Вара в Рим в
качестве делегатов с целью хлопотать перед Августом о дарования народу
автономии. Посольство состояло из пятидесяти иудеев, к которым
присоединилось свыше 8000 из живших в Риме иудеев. Император назначил
собрание знатнейших римлян и своих друзей в палатинском храме Аполлона -
одном из воздвигнутых им самим зданий, блиставшем удивительной роскошью.
Здесь стояло множество иудеев с их делегатами, против них поместился Архелай
с его друзьями. Друзья же его родственников занимали нейтральное положение;
ненависть и зависть к Архелаю не дозволили им стать на его сторону; робость
перед императором удерживала их от того, чтобы пристать к обвинителям
Архелая. Явился, кроме того, еще и Филипп, брат Архелая, которого
благоволивший к нему Вар послал с двойной целью: во-первых, для того, чтобы
он поддерживал интересы Архелая, а во-вторых, - чтобы и он получил свою
долю, в случае если император разделит царство Ирода между всеми его
потомками.
2. Получив позволение говорить, обвинители прежде всего изобразили
беззаконие Ирода. "Не царя они имели в нем, а лютейшего тирана, какой
когда-либо сидел на троне. Бесчисленное множество подданных он убил, но
участь тех, которых он оставил в живых, была такова, что они завидовали
погибавшим. Он не только поодиночке пытал своих подданных, но мучил целые
города. Иностранные города он украшал, а свои собственные - разорял; чужие
народы он одарял кровью иудеев. На месте прежнего благосостояния и добрых
старых нравов наступила, таким образом, полнейшая нищета и деморализация.
Вообще иудеи за немногие годы терпели от Ирода больше гнета, чем их предки
за весь период времени от выхода из Вавилонии и возвращения на родину в
царствование Ксеркса. Привычка, к несчастью, до того подавила дух народа,
что он даже был готов терпеть жестокое рабство под властью того, которого
Ирод назначил после сея преемником: сына тирана, Архелая, он сейчас же после
смерти его отца добровольно приветствовал как царя, вместе с ним оплакивал
смерть Ирода и молился Богу за благополучное царствование его. Архелай же
для того, вероятно, чтобы показать себя настоящим сыном Ирода, открыл свое
царствование закланием трех тысяч граждан. Вот сколько жертв он принес Богу,
чтобы испрашивать у него благоденствия своему царствованию, - и вот какой
массой трудов он наполнил храм в праздничный день. И поэтому-то те, которые
уцелели от стольких бедствий, задумались, наконец, о своем печальном
положении и хотят стать на военную ногу и открыто выставлять свои лица
неприятельским ударам. Они просят римлян сжалиться над развалинами Иудеи и
не бросить остаток народа на съедение жестокому тирану, а соединить страну
вместе с Сирией и властвовать над нею собственными правителями. Тогда можно
будет видеть, что те иудеи, о которых прокричали как о неукротимых
мятежниках, прекрасно умеют ладить со справедливыми правителями". Этой
просьбой иудеи заключили свою жалобу. После них поднялся Николай и старался
обессилить обвинение против обоих царей. С другой стороны, он изобразил
иудеев народом по природе своей трудно управляемым и склонным к
неповиновению своим царям и выставил также в невыгодном свете родственников
Архелая, присоединившихся к обвинителям.
3. Выслушав обе партии, император распустил собрание. Несколько дней
спустя он предоставил Архелаю половину царства с титулом этнарха и обещанием
возвести его в царский сан, как скоро он покажет себя этого достойным. Вторую
половину он разделил на две тетрархии, которые предоставил двум другим
сыновьям Ирода: одну Филиппу, а другую Антипе, оспаривавшему престол у
Архелая. Антипа получил Перею и Галилею с доходом в двести талантов. Батанея
и Трахонея, Авран и некоторые части владений Зенона, возле Ямнии, со ста
талантами дохода в год достались в удел Филиппу. Этнархию Архелая
образовали: Идумея, вся Иудея и Самария, которой отпущена была четвертая
часть податей за то, что она не принимала участия в восстании остальной
страны. Точно так же сделались ему подвластными города: Стратонова Башня
(Кесария), Себаста (Самария), Иоппия и Иерусалим. Греческие же города -
Гадару и Ипп император отрезал от государства и присоединил к Сирии. Доходы
Архелая с его владений достигали 400 талантов. Саломея, в прибавление к
назначенному ей по завещанию Ирода, получила еще господство над Ямнией,
Азотом и Фазаелидой; кроме того, император подарил ей также дворец в
Аскалоне; доходы всех этих владений оценивались 60 талантами я год; но ее
область была подчинена этнархии Архелая. Остальные потомки Ирода получили
то, что им оставлено было по завещанию. Двум его незамужним дочерям
император подарил, кроме полученного ими от отца наследства, еще 500 000
серебряных монет и обручил их с сыновьями Ферора. Уже после окончания дележа
император подарил наследникам и ту тысячу талантов, которая была ему самому
завещана Иродом, и оставил себе лишь некоторые из его вещей небольшой
ценности на память об умершем.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
История Лжеалександра. - Архелай идет в ссылку, и
Глафира умирает. - Обоим предстоящая им участь
предсказывается сновидениями.
1. К тому же времени прибыл в Рим иудейский юноша, воспитанный в Сидоне
у римского вольноотпущенника, который, обладая внешним сходством с
Александром, убитым Иродом, выдавал себя за последнего в надежде, что никем
не будет изобличен. Соотечественник его, посвященный во все новейшие события
Иудеи, помогал ему в исполнении роли; по его наставлению он рассказывал,
"что палачи, посланные для умерщвления его и Аристобула, скрыли их из
жалости в безопасное место и подложили похожие трупы". Этим объяснением он
ловко обманул критских иудеев и, блестяще снабженный ими всем необходимым,
отплыл на Мелос. Здесь он также приобрел полное доверие, собрал еще больше
средств и уговорил своих гостеприимных хозяев ехать вместе с ним в Рим.
Прибыв в Дикеархию, он получил от тамошних иудеев массу подарков, а друзья
его мнимого отца провожали его, как царя. Сходство его наружности было до
того обманчиво, что даже те, которые видели Александра и хорошо знали его,
клялись, что это именно он. Все римское иудейство устремилось ему навстречу, и
бесчисленное множество людей наполняло улицы, по которым должны были его
нести. Мелиане пришли в такой экстаз, что носили его на носилках и на свой
собственный счет приобрели ему царское одеяние.
2. Император, который хорошо знал черты лица Александра - перед ним же
он обвинялся Иродом, - распознал весь этот основанный на наружном сходстве
обман еще прежде, чем увидел перед собою эту личность; но для устранения
всякого сомнения он приказал привести юношу к более близкому
знакомому Александра, Келаду.При первом же взгляде последний заметил даже
разницу в лице, но, помимо этого, грубое телосложение заставляло признать в
нем раба. Келад убедился в обмане; но его выводили из себя дерзкие уверения
обманщика. Когда, например, спрашивали у него об Аристобуле, он отвечал: "И
этот находится в живых; но из предосторожности он остался на Кипре, чтобы
избежать преследования, потому что, если они будут разъединены, их труднее
будет поймать". Келад отвел его в сторону и именем императора обещал ему
помилование, если он назовет то лицо, которое натолкнуло его на обман. Он
выразил согласие, отправился вместе с ним к императору и выдал того
иудея, который воспользовался его сходством для надувательства. "Они, -
сознался он, - в каждом отдельном городе получили больше подарков, чем
Александр за всю его жизнь". Император рассмеялся, определил Лжеалександра
вследствие его здорового телосложения в гребцы, а обольстителя его приказал
казнить. Что же касается мелиан, то они своими большими затратами казались
ему достаточно наказанными за их глупость.
3. Вступив в свою этнархию, Архелай, помня прежнюю неприязнь к нему,
так жестоко обращался с иудеями и даже с самаритянами, что на девятом году
своего царствования, вследствие жалобы соединенного посольства обеих наций,
был сослан императором в Виенну - город в Галлии. Его имущество перешло в
императорскую казну. Прежде чем он был вызван императором на суд, ему, как
говорят, приснился следующий сон. Он видел девять больших колосьев, которые
пожирались волами; он послал за гадателями и некоторыми халдеями и спрашивал
у них о значении этого сна. Одни толковали его так, другие иначе. Но один
ессей, Симон, дал следующее разъяснение: колосья, кажется, означают годы, а
волы - коловратность судьбы, так как они выворачивают плугом почву. Он
поэтому столько лет останется царем, сколько колосьев видел во сне, а затем,
после разных превратностей судьбы, умрет. Через шесть дней Архелай был
потребован к суду.
4. Достопамятен также сон его жены Глафиры дочери каппадокийского царя
Архелая, которая прежде была замужем за Александром (братом Архелая, о
котором мы говорим, и сыном Ирода, который, как выше было рассказано, лишил
его жизни). После смерти ее мужа она вышла замуж за Юбу, ливийского царя, а
после смерти последнего возвратилась к себе на родину и жила у отца вдовой.
Здесь увидел ее этнарх Архелай, который так полюбил ее, что сразу удалил свою
жену Мариамму и женился на ней. Незадолго до того как она вторично прибыла в
Иудею, ей привиделось, будто Александр стоит перед ней и говорит: "Ты бы
могла удовлетвориться замужеством в Ливии. Но, не довольствуясь этим, ты
возвратилась в мой родительский дом, взяла третьего мужа, и кого о дерзкая!
моего брата! Этого позора я тебе не прощу. Хочешь не хочешь, а я унесу
тебя!"Едва прошли два дня после того, как она рассказала этот сон, она была
уже мертвая.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Этнархия Архелая обращается в римскую провинцию.
Восстание Иуды галилеянина. Три иудейские секты.
1. Владения Архелая были обращены в провинцию, и в качестве правителя
послано было туда лицо из сословия римских всадников. Колоний, которому дано
было императором даже право жизни и смерти над гражданами. В его правление
один известный галилеянин по имени Иуда объявил позором то, что иудеи
мирятся с положением римских данников и признают своими владыками, кроме
Бога, еще и смертных людей. Он побуждал своих соотечественников к отпадению
и основал особую секту, которая ничего общего не имела с остальными.
2. Существуют именно у иудеев троякого рода философские школы: одну
образуют фарисеи, другую - саддукеи, третью - те, которые, видно, преследуют
особую святость, так называемые ессеи. Последние также рожденные иудеи, но
еще больше, чем другие, связаны между собой любовью. Чувственных наслаждений
они избегают как греха и почитают величайшей добродетелью умеренность и поборение страстей. Супружество они презирают, зато они принимают к себе
чужих детей в том возрасте, когда они еще восприимчивы к учению, обходятся с
ними, как со своими собственными, и внушают им свои нравы. Этим, впрочем,
они отнюдь не хотят положить конец браку и продолжению рода человеческого, а
желают только оградить себя от распутства женщин, полагая, что ни одна из
них не сохраняет верность одному только мужу своему.
3. Они презирают богатство, и достойна удивления у них общность
имущества, ибо среди них нет ни одного, который был бы богаче другого. По
существующему у них правилу, всякий, присоединяющийся к секте, должен
уступить свое состояние общине; а потому у них нигде нельзя видеть ни
крайней нужды, ни блестящего богатства - все как братья владеют одним общим
состоянием, образующимся от соединения в одно целое отдельных имуществ
каждого из них. Употребление масла они считают недостойным, и если кто из
них, помимо своей воли, бывает помазан, то он утирает свое тело, потому что в
жесткой коже они усматривают честь, точно так же и в постоянном ношении
белой одежды. Они выбирают лиц для заведования делами общины, и каждый без
различия обязан посвятить себя служению всех.
4. Они не имеют своего отдельного города, а живут везде большими
общинами. Приезжающие из других мест члены ордена могут располагать всем,
что находится у их собратьев, как своей собственностью, и к сочленам,
которых они раньше никогда не видели в глаза, они входят, как к старым
знакомым. Они поэтому ничего решительно не берут с собой в дорогу, кроме
оружия для защиты от разбойников. В каждом городе поставлен общественный
служитель специально для того, чтобы снабжать иногородних одеждой и всеми
необходимыми припасами. Костюмом и всем своим внешним видом они производят
впечатление мальчиков, находящихся еще под строгой дисциплиной школьных
учителей. Платье и обувь они меняют лишь тогда, когда прежнее или совершенно
разорвалось, или от долгого ношения сделалось негодным к употреблению. Друг
другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают. а каждый из
своего дает другому то, что тому нужно, равно как получает у товарища все, в
чем сам нуждается; даже без всякой взаимной услуги каждый может требовать
необходимого от кого ему угодно.
5. Своеобразен также у них обряд богослужения. До восхода солнца они
воздерживаются от всякой обыкновенной речи; они обращаются тогда к солнцу с
известными древними по происхождению молитвами, как будто испрашивают его
восхождения. После этого они отпускаются своими старейшинами, каждый к своим
занятиям. Проработав напряженно до пятого часа, они опять собираются в
определенном месте, опоясываются холщовым платком и умывают себе тело
холодной водой. По окончании очищения они отправляются в свое собственное
жилище, куда лица, не принадлежащие к секте, не допускаются, и, очищенные,
словно в святилище, вступают в столовую. Здесь они в строжайшей тишине
усаживаются вокруг стола, после чего пекарь раздает всем по порядку хлеб, а
повар ставит каждому посуду с одним-единственным блюдом. Священник открывает
трапезу молитвой, до которой никто не должен дотронуться к пище; после
трапезы он опять читает молитву. Как до, так и после еды они славят Бога как
дарителя пищи. Сложив с себя затем свои одеяния, как священные, они снова
отправляются на работу, где остаются до сумерек. Тогда они опять
возвращаются и едят тем же порядком. Если случайно являются чужие, то они
участвуют в трапезе. Крик и шум никогда не оскверняют места собрания: каждый
предоставляет другому говорить по очереди. Тишина, царящая внутри дома,
производит на наблюдающего извне впечатление страшной тайны; но причина этой
тишины кроется, собственно, в их всегдашней воздержанности, так как они едят
и пьют только до утоления голода или жажды.
6. Все действия совершаются ими не иначе как по указаниям лиц, стоящих
во главе их; только в двух случаях они пользуются полной свободой: в оказании
помощи и в делах милосердия. Каждому предоставляется помогать людям,
заслуживающим помощи, во всех их нуждах и раздавать хлеб неимущим. Но
родственникам ничто не может быть подарено без разрешения предстоятелей. Гнев
они проявляют только там, где справедливость этого требует, сдерживая,
однако, всякие порывы его. Они сохраняют верность и стараются распространять
мир. Всякое произнесенное ими слово имеет больше веса, чем клятва, которая
ими вовсе не употребляется, так как само произнесение ее они порицают
больше, чем ее нарушение. Они считают потерянным человеком того, которому
верят только тогда, когда он призывает имя Бога. Преимущественно они
посвящают себя изучению древней письменности, изучая главным образом то, что
целебно для тела и души; по тем же источникам они знакомятся с кореньями,
годными для исцеления недугов, и изучают свойства минералов.
7. Желающий присоединиться к этой секте не так скоро получает доступ
туда: он должен, прежде чем быть принятым, подвергать себя в течение года
тому же образу жизни, как и члены ее, и получает предварительно маленький
топорик, упомянутый выше передник и белое облачение. Если он в этот год
выдерживает испытание воздержанности, то он допускается ближе к общине: он
уже участвует в очищающем водоосвящении, но еще не допускается к общим
трапезам, После того как он выказал также и силу самообладания, испытывается
еще два дальнейших года его характер. И лишь тогда, когда он и в этом
отношении оказывается достойным, его принимают в братство. Однако, прежде
чем он начинает участвовать в общих трапезах, он дает своим собратьям
страшную клятву в том, что он будет почитать Бога, исполнять свои
обязанности по отношению к людям, никому ни по собственному побуждению, ни по
приказанию не причинит зла, будет ненавидеть всегда несправедливых и
защищать правых; затем, что он должен хранить верность к каждому человеку, и
в особенности к правительству, так как всякая власть исходит от Бога. Дальше
он должен клясться, что если сам будет пользоваться властью, то никогда не
будет превышать ее, не будет стремиться затмевать своих подчиненных ни
одеждой, ни блеском украшений. Дальше он вменяет себе в обязанность говорить
всегда правду, разоблачать лжецов, содержать в чистоте руки от воровства и
совесть от нечестной наживы, ничего не скрывать перед сочленами; другим же,
напротив, ничего не открывать, даже если пришлось бы умереть за это под
пыткой. Наконец, догматы братства никому не представлять в другом виде, чем
он их сам изучил, удерживаться от разбоя и одинаково хранить и чтить книги
секты и имена ангелов. Такими клятвами они обеспечивают себя со стороны новопоступающего в члены.
8. Кто уличается в тяжких грехах, того исключают из ордена; но
исключенный часто погибает самым несчастным образом. Связанный присягой и
привычкой, такой человек не может принять пищу от несобрата он принужден
поэтому питаться одной зеленью, истощается таким образом и умирает от
голода. Вследствие этого они часто принимали обратно таких, которые лежали
уже при последнем издыхании, считая мучения, доводившие провинившегося
близко к смерти, достаточной карой за его прегрешения.
9. Очень добросовестно и справедливо они совершают правосудие. Для
судебного заседания Требуется по меньшей мере сто членов. Приговор их неотменим. После Бога они больше всего благоговеют перед именем
законодателя: кто хулит его, тот наказывается смертью. Повиноваться
старшинству и большинству они считают за долг и обязанность, так что если
десять сидят вместе, то никто не позволит себе возражать против мнения
девяти. Они остерегаются плевать перед лицом другого или в правую
сторону. Строже, нежели все другие иудеи, они избегают дотронуться до
какой-либо работы в субботу. Они не только заготовляют пищу с кануна для
того, чтобы не разжигать огни в субботу, но не осмеливаются даже трогать
посуду с места и даже не отправляют естественных нужд. В другие же дни они
киркообразным топором, который выдается каждому новопоступающему, выкапывают
яму глубиной в фут, окружают ее своим плащом, чтобы не оскорбить лучей
божьих, испражняются туда и вырытой землей засыпают опять отверстие; к тому
же еще они отыскивают для этого процесса отдаленнейшие места. И хотя
выделение телесных нечистот составляет нечто весьма естественное, тем не
менее они имеют обыкновение купаться после этого, как будто они
осквернились.
10. По времени вступления в братство они делятся на четыре класса;
причем младшие члены
так далеко отстоят от старших, что последние, при прикосновении к ним
первых, умывают свое тело, точно их осквернил чужеземец. Они живут очень
долго. Многие переживают столетний возраст. Причина, как мне кажется,
заключается в простоте их образа жизни и в порядке, который они во всем
соблюдают. Удары судьбы не производят на них никакого действия, так как они
всякие мучения побеждают силой духа, а смерть, если только она сопровождается
славой, они предпочитают бессмертию. Война с римлянами представила их образ
мыслей в надлежащем свете. Их завинчивали и растягивали, члены у них были
спалены и раздроблены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить
их хулить законодателя или отведать запретную пишу. но их ничем нельзя было
склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая
ни одного звука и не роняя ни единой слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь
над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной
уверенности, что снова их получат в будущем,
11. Они именно твердо веруют, что, хотя тело тленно и материя не вечна,
душа же всегда остается бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и
вовлеченная какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в
нем как бы в заключении, но как только телесные узы спадают, она, как
освобожденная от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам,
они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана - в
местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с
океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив, они отводят мрачную и
холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется,
высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями
и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей - место в
преисподней, жилище людей безбожных, где предание знает даже по имени
некоторых таких наказанных, как Сизиф и Тантал, Иксион и Титий, Бессмертие
души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а
затем они считают его средством для поощрения к добродетели и
предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную
посмертную жизнь, сделаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать
себя из страха перед тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при
жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим
своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе
всех, которые только раз вкусили их мудрость.
12. Встречаются между ними и такие, которые после долгого упражнения в
священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков утверждают,
что умеют предвещать будущее.И, действительно, редко до сих пор
случалось, чтобы они ошибались в своих предсказаниях.
13. Существует еще другая ветвь ессеев, которые в своем образе жизни,
нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отличаются своими
взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество,
упускают важную часть человеческого назначения - насаждение потомства; да
и все человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все поступали
так. Они же испытывают своих невест в течение трех лет, и, если после
трехкратного очищения убеждаются в их плодородности, они женятся на них. В
период беременности своих жен они воздерживаются от супружеских сношений,
чтобы доказать, что они женились не из похотливости, а только с целью
достижения потомства. Жены их купаются в рубахах, а мужчины в передниках.
Таковы нравы этой секты.
14. Из двух первенствующих сект фарисеи слывут точнейшими толкователями
закона и считаются основателями первой секты. Они ставят все в зависимость
от Бога и судьбы и учат, что хотя человеку предоставлена свобода выбора между
честными и бесчестными поступками, но что и в этом участвует предопределение
судьбы. Души, по их мнению, все бессмертны; но только души добрых
переселяются после их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные
муки. Саддукеи - вторая секта - совершенно отрицают судьбу и утверждают, что
Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния, ни на злые, ни на
добрые. Выбор между добром и злом предоставлен вполне свободной воле
человека, и каждый по своему собственному усмотрению переходит на ту или
другую сторону. Точно так же они отрицают бессмертие души и всякое загробное
воздаяние. Фарисеи сильно преданы друг другу и, действуя соединенными
силами, стремятся к общему благу. Отношения же саддукеев между собой суровые
и грубые; и даже со своими единомышленниками они обращаются, как с чужими.
Этим я закончу описание иудейских философских школ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Смерть Саломеи. - Города, построенные Иродом и Филиппом.
Народные волнения при Пилате. - Агриппа, заключенный Тиберием
в оковы, освобождается Гаем и возводится им в цари.
Ирод-Антипа изгнан.
1. Этнархия Архелая была, таким образом, превращена в провинцию. Другие
же, Филипп и Ирод с прозвищем Антипы, правили еще в своих тетрархиях.
Саломея между тем умерла и завещала жене Августа, Юлии, свое владение вместе
с Ямнией и пальмовыми плантациями близ Фазаелиды. И после смерти
Августа, стоявшего во главе империи 57 лет 6 месяцев и 2 дня, когда верховная
власть перешла к Тиберию, сыну Юлии, Ирод и Филипп все еще сохраняли за
собой свои тетрархии. Последний построил в Панее, у источников Иордана,
Кесарию и в нижней Гавланитиде - город Юлиаду; Ирод построил в Галилее город
Тивериаду и в Перее - другой город, названный по имени Юлии.
2. В Иудею Тиберий послал в качестве прокуратора Пилата. Последний
приказал однажды принести в Иерусалим ночью изображение императора,
называемое римлянами signa. Когда наступило утро, иудеи пришли в страшное
волнение; находившиеся вблизи этого зрелища пришли в ужас, усматривая в нем
нарушение закона (так как иудеям воспрещена постановка изображений в
городе); ожесточение городских жителей привлекло в Иерусалим многочисленные
толпы сельских обывателей. Все двинулись в путь по направлению к Кесарии к
Пилату, чтобы просить его об удалении изображения из Иерусалима и об
оставлении неприкосновенной веры их отцов. Получив от него отказ, они
бросились на землю и оставались в этом положении пять дней и столько же
ночей, не трогаясь с места.
3. На шестой день Пилат сел на судейское кресло в большом ристалище и
приказал призвать к себе народ для того будто, чтобы объявить ему свое
решение; предварительно же он отдал приказание солдатам: по данному сигналу
окружить иудеев с оружием в руках. Увидя себя внезапно замкнутыми тройной
линией вооруженных солдат, иудеи остолбенели при виде этого неожиданного
зрелища. Но когда Пилат объявил, что он прикажет изрубить их всех, если они
не примут императорских изображений, и тут же дал знак солдатам обнажить
мечи, тогда иудеи, как будто по уговору, упали все на землю, вытянули свои
шеи и громко воскликнули: скорее они дадут убить себя, чем переступят закон.
Пораженный этим религиозным подвигом, Пилат отдал приказание немедленно
удалить статуи из Иерусалима.
4. Впоследствии он возбудил новые волнения тем, что употребил священный
клад, называющийся Корбаном, на устройство водопровода, по которому вода
доставлялась из отдаления четырехсот стадий. Народ был сильно возмущен, и,
когда Пилат прибыл в Иерусалим, он с воплями окружил его судейское кресло. Но
Пилат, уведомленный заранее о готовившемся народном стечении, вооружил своих
солдат, переодел их в штатское платье и приказал им, смешавшись в толпе,
бить крикунов кнутами, не пуская, впрочем, в ход оружия. По сигналу, данному
им с трибуны, они приступили к экзекуции. Много иудеев пало мертвыми под их
ударами, а многие были растоптаны в смятении своими же соотечественниками.
Паника, наведенная участью убитых, заставила народ усмириться.
5. В это время Агриппа, сын Аристобула, убитого своим отцом Иродом,
отправился к Тиберию, чтобы обжаловать перед ним тетрарха Ирода. Когда тот
отклонил его жалобу, Агриппа все-таки остался в Риме и старался снискать
себе милость римской знати, в особенности сына Германика, Гая, бывшего тогда
еще частным лицом. Раз на обеде, данном им в его честь, он, наговорив ему
много учтивостей, в заключение вознес руки вверх с молитвой о том, чтобы Бог
сподобил его вскоре после смерти Тиберия поздравить Гая как властелина мира.
Один из его слуг донес об этом Тиберию; император тогда так рассердился, что
приказал заключить Агриппу в оковы и заставил его шесть месяцев томиться в
заточении и терпеть жестокое обращение, пока он сам, процарствовав 22 года
шесть месяцев и три дня, не умер.
6. Едва Гай сделался императором, как он освободил Агриппу из тюрьмы и
назначил его царем над тетрархией Филиппа, который тем временем умер.
Зависть к царству Агриппы возбудила желание в тетрархе Ироде сделаться также
царем. Главным образом побуждала его стремиться к этому жена его Иродиада,
которая упрекала его в бездеятельности и говорила, что свидание с
императором могло бы послужить ему удобным случаем для расширения его
владений; уже если император Агриппу из простого подданного сделал царем, то
он бы его, тетрарха, наверное, возвел в это достоинство. Ирод дал себя
уговорить и прибыл к императору, но за свою ненасытность был наказан ссылкой
в Испанию. Агриппа, последовавший по его стопам в Рим, получил теперь от Гая
и тетрархию Ирода. Жена последнего пошла за ним в изгнание, в котором он и
умер.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Гай хочет поставить в храме свою статую.
Отношение Петрония к его приказу.
1
. Император Гай до того возгордился своим счастьем, что сам себя
считал Богом и требовал, чтобы другие также величали его Богом. Точно так же,
как он у собственного своего отечества похищал лучших и благороднейших
людей, он простирал свои злодейства и на Иудею. Он послал Петрония во главе
войска в Иерусалим для того, чтобы водворить в храме его статуи, и дал ему
инструкцию: в случае какого-либо сопротивления со стороны иудеев самих
противоборцев убить, а весь остальной народ продать в рабство. Но Бог принял
на себя заботу об этих приказаниях. Петроний, выступил из Антиохии против
Иудеи с тремя легионами и многими сирийскими союзниками. Одна часть иудеев
не придавала еще значения слухам о войне; другая же часть, которая верила
этим слухам, не знала, как обороняться, и находилась в большом
затруднении. Вскоре, однако, страх сделался всеобщим, ибо войско уже стояло у
Птолемаиды.
2. Птолемаида лежит на границе Галилеи, на большой равнине. Это
приморский город, окруженный горами: с восточной стороны, на расстоянии
шестидесяти стадий от города, возвышается галилейский горный хребет, к югу,
в ста двадцати стадиях, - Кармил; на севере, через сто стадий, - высокая
гора, прозванная местными жителями Тирийской лестницей. В двух стадиях от
города протекает очень маленькая речка Вилей, где находится памятник Мемнона
и близ которой открывается весьма замечательное место, величиной в сто
локтей. Оно имеет вид котловины, и из нее добывают стеклянный песок,
который, как ни исчерпывается массами останавливающимися судами, каждый раз
вновь восстанавливается, так как ветры, как будто нарочно, пригоняют туда
извне сверкающий песок; накопляясь в яме, он быстро превращается в стекло. Но
еще более удивительным кажется мне то, что стекло. которым изобилует эта
местность, имеет свойство вновь превратиться в песок. Такова природа этой
местности.
3. Иудеи между тем собрались с женами и детьми в Птолемаидскую долину и
трогательно умоляли Петрония пощадить отечественные обычаи, а затем и их
собственную жизнь. Огромное число просящих и настойчивость их просьб
произвели на него такое впечатление, что он оставил в Птолемаиде войско и
статуи, сам отправился в Галилею, созвал весь народ и влиятельнейших лиц,
каждого в отдельности, в Тивериаду и здесь, поставив им на вид могущество
римлян и угрозы императора, пытался доказать им, насколько несправедливо и
неразумно их желание. Все подчиненные народы поставили рядом с другими богами
также и статуи императора, а если одни только они будут сопротивляться такому
порядку, это будет равносильно почти бунту, связанному вдобавок с
оскорблением личности императора.
4. Когда же они сослались на их закон и предания отцов, которые
запрещают ставить не только человеческое изображение, но даже и божественную
статую, и не только в храме, но и вообще в каком бы то ни было месте страны, Петроний им возразил: "В таком случае и я должен исполнить закон моего
повелителя, иначе, если я, ради вашего благополучия, нарушу его, я сам, и
вполне заслуженно, погибну С вами буду бороться не я, а тот, который меня
послал, потому что и я, равно как вы, нахожусь в его власти".На это весь
народ воскликнул: "Мы готовы умереть за закон". После того как Петроний,
восстановивший порядок, спросил их: "Так вы в таком случае хотите вести
войну с императором?", иудеи возразили: "Дважды в день мы приносим жертвы за
императора и римский народ, но если он хочет еще поставить свои статуи, то
он должен прежде всего принести в жертву весь иудейский народ. Мы со своими
детьми и женами готовы предать себя закланию". Удивление и сострадание
овладело Петронием, когда он увидел их несокрушимое благочестие и
неустрашимое мужество перед смертью. Тогда он распустил народ, не добившись
от него ничего.
5. В один из следующих дней он частным образом пригласил к себе самых
влиятельных представителей, а затем вновь собрал народ. То просьбами, то
добрыми наставлениями, больше, однако, угрозами и напоминаниями о могуществе
римлян, о гневе Гая и о его собственном вынужденном положении как
подчиненного он снова пытался воздействовать на народ. Но когда все это не
привело ни к какому результату, Петроний, имея в виду еще ту опасность, что
страна может остаться незасеянной (так как в продолжение протекших уже
пятидесяти дней посевного времени люди оставались праздными), в последний
раз созвал народ и обратился к нему со следующими словами: "Я хочу лучше
рискнуть: или мне с божьей помощью удастся разубедить императора - тогда я
вместе с вами буду радоваться нашему спасению; или же его гнев разразится -
тогда ради столь многих я охотно пожертвую своей жизнью". Провожаемый
горячими благословениями, Петроний уехал, взял свое войско из Птолемаиды и
возвратился в Антиохию; оттуда он немедленно написал императору, что после
своего вторжения в Иудею он, не решаясь на поголовное истребление населения,
должен был уступить его настойчивым мольбам, оставить его закон
неприкосновенным и отказаться от исполнения данной ему инструкции; иначе ему
придется погубить всю страну вместе с ее жителями. Ответ императора на это
письмо гласил не очень милостиво: он угрожал смертью Петронию за столь
нерадивое отношение к его приказу. Но доставщики этого письма были три
месяца задержаны бурями в море, между тем как другие посланцы, привезшие
известие о последовавшей между тем смерти Гая, имели счастливое плавание;
таким образом, случилось, что Петроний уже двадцать семь дней имел в своих
руках письмо с этим известием, когда получено было первое обращенное к нему
письмо.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Правление Клавдия и царствование Агриппы.Смерть Агриппы
и Ирода. - Дети, которые остались после них.
1. После того как Гай, процарствовав три года и восемь месяцев, был
убит, расположенные в Риме войска потащили на трон Клавдия. Сенат между тем,
по предложению обоих консулов, Сентия Сатурнина и Помпония Секунда, возложил
охрану города на оставшиеся верными ему три легиона, собрался в Капитолии и
решил за жестокости Гая начать войну с Клавдием. Имелось в виду достигнуть
одного из двух: или восстановление старого аристократического правления, или
же избрание на престол вполне достойного человека посредством голосования.
2. Как раз в это время Агриппа находился в Риме. Он был приглашен
сенатом на совещание, но вместе с тем звал его к себе из лагеря и Клавдий,
который также желал воспользоваться его услугами. Агриппа видел, конечно,
что Клавдий силой уже сделался императором, и отправился поэтому к
последнему. Тогда Клавдий уполномочил его изложить перед сенатом его виды и
намерения. Против своей воли он был войском возведен на престол, и теперь
он, с одной стороны, считает несправедливым пренебрегать рвением солдат, с
другой же стороны, он еще не считает свое счастье обеспеченным, так как уже
одно призвание к верховной власти приносит с собой опасности. А потому он,
если ему суждено будет стать во главе государства, намерен держать скипетр
мягкой рукой, как добрый приятель, а не как тиран; он будет довольствоваться
честью титула и предоставит народу право участил во всех государственных
делах, ибо если мягкость и кротость не была бы даже свойственна его натуре,
то уже одна смерть Гая будет вечно носиться перед его глазами и напоминать
всегда об умеренности.
3. Так говорил Агриппа. Ответ сената гласил:"В надежде на войско и
благонадежных граждан они добровольно не подчинятся рабству". Когда Агриппа
донес Клавдию об этом ответе, он послал его вторично со следующим
заявлением: "Я ни в каком случае не оставлю тех, которые присягнули мне в
верности, а потому я против воли готов на борьбу с теми, с которыми мне
меньше всего хотелось бы бороться. Но нужно все-таки выбрать место для
сражения вне города: было бы грехом из-за их гибельного решения запятнать
кровью граждан святыни родного города". Агриппа и это заявление доложил
сенату.
4. Тогда один из солдат, стоявших до сих пор на стороне сената, обнажил
свой меч и произнес:"Товарищи! Зачем нам убивать своих же братьев и губить
близких нам людей, стоящих за Клавдия, когда мы имеем такого государя, про
которого нельзя сказать ничего худого, и несем столь священные обязанности
по отношению к тем, против которых нас вооружают?" С этими словами он быстро
прошел через собрание и увлек за собой к выходу всех остальных солдат.
Патриции, видя себя оставленными солдатами, пришли в страх; когда же не
осталось больше никакого спасения, они бросились вслед за ними к Клавдию. У
самых ворот они были встречены толпой солдат, которые, желая показать свое
рьяное усердие и тем отличиться перед повелителем, набросились на них с
обнаженными мечами.
Те, которые открывали шествие сенаторов, неминуемо погибли бы еще
прежде, чем Клавдий успел бы узнать о буйстве солдат, если бы Агриппа не
поспешил к нему и не представил ему всю опасность положения. Он дал ему
понять, что если он не усмирит солдат, обрушившихся с таким остервенением на
патрициев, то он, потерявши все, что придает блеск трону, останется царем
пустыни.
5. Эти увещевания побудили Клавдия обуздать ожесточение войска. Он
дружелюбно принял сенат к себе в стан и, немного погодя, отправился вместе с
ним для принесения Богу благодарственной жертвы за полученное владычество.
Вскоре после этого он вознаградил Агриппу всем царством, на которое
последний мог претендовать по родственному праву, и прибавил ему еще области
Трахонею и Авран, уступленные Августом Ироду,а также царство Лизания. 06
этих дарах он объявил народу в приказе, а сенату он велел вырезать эту
дарственную грамоту на медных досках и возложить их на Капитолий. И
брату Агриппы, Ироду, который женитьбой своей на Беренике сделался также и его
зятем, император подарил царство Халкиды.
6. Скоро от таких обширных владений к Агриппе хлынуло много богатств, и
он употребил их не на маловажные предприятия. Он начал окружать Иерусалим
такой крепкой стеной, что если она была бы окончена, римская осада не могла
бы иметь никакого успеха. Но прежде чем стена достигла своей вышины, он умер
в Кесарии после того, как он три года был царем и столько же лет перед тем
тетрархом. Он оставил трех дочерей, прижитых им с Кипрой: Беренику, Мариамму,
Друзиллу и одного сына Агриппу, от той же самой жены. Так как последний был
еще слишком молод, то Клавдий опять превратил Иудею в римскую провинцию и
посылал туда в качестве правителей сначала Куспия Фада, а за ним Тиберия
Александра, при которых народ хранил спокойствие, так как те не посягали на
туземные обычаи и нравы. Вскоре умер также Ирод, царь Халкиды, и оставил от
дочери своего брата, Береники, двух сыновей: Береникиана и Гиркана, а от
прежней своей жены, Мариаммы, - родного сына, по имени Аристобул. Другой
брат Агриппы, называвшийся также Аристобулом, умер частным человеком,
оставив одну дочь, Иотапу. Все они, как выше было упомянуто, были потомки
Аристобула, сына Ирода. Самого же Аристобула, равно и брата его Александра,
Ирод прижил с Мариаммой и, хотя был их родной отец, лишил их
обоих жизни. Потомки Александра царствовали в Великой Армении.
|