Церковная История Феодорита

Говоря об оппозиции православных арианской политике «легкомысленнейшего» Констанция, Феодорит замечает: «я хочу внести в свое сочинение рассказ о дерзновенной защите истины, выраженной всехвальным Ливерием (епископом Римским), и о достодивных словах, сказанных им Констанцию. Они записаны были жившими в то время мужами (άνάγραπτοι γαρ παρά των τηνικαΰτα φιλοθέων γεγένηνται) – в поощрение и пример для подражания ревнующим о вещах божественных» ³⁹⁶. Что это был за документ, – сказать трудно, но во всяком случае едва ли можно ограничивать содержание его только дальнейшим разговором Ливерия с Констанцием ³⁹⁷. По крайней мере естественно предполагать в этих записях указание исторических обстоятельств изображаемого происшествия, времени, места etc. ³⁹⁸, – и эту догадку подтверждает заключение эпизода, где значится: «Спустя два дня (после беседы), царь снова призвал Ливерия, но, видя, что мысли его те же, объявил ссылку в Верию Фракийскую. Когда Ливерий вышел, царь послал ему пятьдесят олокотинов ³⁹⁹ на издержки. Но последний сказал принесшему их: «ступай и возврати это царю; ему нужно давать жалованье воинам». Тоже присылала ему и царица, но он опять сказал: «отдай царю; это нужно ему на содержание войска. Если же царь не имеет нужды, то пусть отдаст их Авксентию (Медиоланскому) и Епиктету (арианствующему епископу), которые нуждаются в этом». Так как от них Ливерий не принял денет, то евнух Евсевий принес их ему от себя, но епископ сказал: «Ты опустошил церкви вселенной и теперь мне, как осужденному, подаешь милостыню! Пойди, сделайся прежде христианином» ⁴⁰⁰. Ничего не приняв, [304] он через три дня был сослан» ⁴⁰¹. Само собою понятно, что размера заимствований Феодорита из этого свитка мы не знаем; можно только настаивать на достоверности, качественной ценности разбираемого документа, а за это ручается св. Афанасий. У него мы читаем: «Подпав власти евнухов. Констанций злоумышлял против всего и изгнал в заточение Ливерия... Ливерий повлечен к царю и с великим пред ним дерзновением говорит: «Перестань гнать христиан, не покушайся чрез нас ввести нечестие в Церковь; мы готовы потерпеть все, только бы не называться арианами; не принуждай нас, христиан, сделаться христоборцами. И тебе советуем это: не противоборствуй Даровавшему тебе власть сию; не воздавай Ему вместо благодарности нечестием; не будь гонителем верующих в Него, чтобы и тебе не услышать: жестоко ти есть противу рожну прати (Деян. IX, 5). Но, о если бы ты услышал это, чтобы и тебе уверовать, как и святому Павлу! Вот и мы – пред тобою, пришли прежде, нежели выдумают предлог к обвинению. Для того и поспешили, зная, что от тебя ждет нас заточение, чтобы потерпеть сие прежде предлога к обвинению и чтобы всякому было явно, что и все прочие пострадали так же, как и мы, а разглашенные предлоги были выдуманы врагами и все, против них представленное, есть клевета и ложь». Так говоря, Ливерий всех тогда привел в удивление. Царь же вместо того, чтобы отвечать, дал только приказание и послал в заточение – каждого в отдельное место, как поступил и с прежними» ⁴⁰². Следует обратить внимание еще и на то, что и по Афанасию причиной размолвки между Ливерием и Констанцием было принуждение императора склонить Римского владыку на осуждение Александрийского пастыря и что тут действующим лицом является евнух Евсевий ⁴⁰³. Значит, Феодорит имел у себя памятник правдивый.

В речи о событиях после удаления Евсевия Самосатского во Фракию, по указу Валента, и случившемся в городе в след за сим Киррский епископ упоминает: 'Ο δε θειος Εύσέβιος παρά τον "Ιστρον διήγε, των Γότθων την Θράκην ληϊζομένων και τάς πόλεις πολιορκούντων, ώς τα παρ' έκείνου γραφέντα δηλοι ⁴⁰⁴. Разумеемых здесь трудов, [305] вероятно писем, мы в настоящее время не имеем, но с уверенностью можно полагать, что обстоятельства жизни автора, вскользь упоминаемого Сократом и Созоменом ⁴⁰⁵, изложены по его посланиям, существование которых не подвержено никакому сомнению ⁴⁰⁶.

Рассказывая «о повсюдном разрушении идольских капищ» при Феодосии Старшем (V, 21), Феодорит заканчивает свое повествование о подвигах Апамийского епископа Маркелла в этом направлении такими словами: Πολλο δε και άλλα περί τοΰδε του ανδρός και λίαν άξιάγαστα διηγήματα έχων, και τοις νικηφόροις έπεστελλε μάρτυσι, και αντιγράφων (вар. αντιγραφών) έτυγχανε, και τέλος και αυτός τον των μαρτύρων άνεδέξατο στέφανον, αναδύομαι ταύτα νυν ίστορεϊν, ινα μη λίαν μηκύνων άποκνήσω τους έντευξομένους τη, συγγραφ ⁴⁰⁷. На этот раз сам Феодорит совершенно недвусмысленно свидетельствует о себе, что не мало пользовался творениями Маркелла, давая тем знать о своей достоверности в изложении фактов противоязыческой деятельности различных пастырей и в разных местах, особенно касательно Апамийского предстоятеля.

В главе «о всенародном торжестве в Антиохии» по случаю смерти Юлиана Феодорит ссылается ⁴⁰⁸ на сочинение этого императора под заглавием «Μισοπώγων» (Бородоненавистник). Так как здесь точно называется его содержание и повод написания, то и не невероятно, что Киррский епископ читал его и вообще был знаком с творениями Отступника.

Таковы письменные источники Феодорита, но это только более или менее известные, но далеко не все. Ими не ограничивается количество материала Киррского историка, владевшего огромным запасом подробных сведений. Мы уже замечали выше ⁴⁰⁹, что сообщение его о сожжении Константином жалоб после Никейского собора (I, 10, Vales. 11) с необходимостью отсылает нас к пособию, отличному от Руфина, Сократа или Созомена. В данном случае не ясно качество этого источника, который мог быть [306] просто устным преданием, на каковое несколько намекает термин «φασί» ⁴¹⁰. Теперь мы обратим внимание еще на одну особенность, важную в этом отношении. В II, 6 (Vales. 8) Феодорит приводит послание отцов Сардикийского собора (343-344 г.) к «епископам по всей вселенной и сослужителям кафолической и апостольской Церкви» ⁴¹¹. Что такой «томос» был составлен в Сардике, – это и само по себе естественно и подтверждается св. Афанасием и Иларием, но редакция Киррского епископа вызывает не малые недоумения. Дело в том, что св. Афанасий и Иларий сохранили только начало текста Феодоритова ⁴¹², с выразительным обозначением, что тут конец: «Божий промысл да сохранит вас, возлюбленные братия, пребывающими во святыне и благодушными! Подписался я, епископ Осия, а также и все» ⁴¹³. Воспроизводя текст Афанасиев не без уклонений, но и с довольно характерными его отличиями ⁴¹⁴, Киррский пастырь опускает процитованные нами слова и приводит далее в связи еще значительный отрывок, в котором содержится догматическое рассуждение о божестве Сына, как во всем равного, единосущного Отцу ⁴¹⁵. В таком же виде читал это соборное послание и Епифаний Схоластик, переведший его на латинский язык вместе с заключительными выводами Феодорита ⁴¹⁶. Откуда взята эта часть? – вопрос нерешенный. Валезий считает ее неподлинною ⁴¹⁷, ссылаясь на Афанасиев Tomus ad Antiochenos. Там мы находим: «Объявляемый некоторыми лист, будто написанный о вере на Сардикийском соборе, запретите вовсе читать или ссылаться на оный (το πιττάκιον, ως εν τη κατά Σαρδικήν συνταχθέν περί [307] πίστεως, κωλύετε καν όλως άναγινώσκεσθαι ή προφέρεσθαι); потому что собор не определил ничего такого» ⁴¹⁸. Предполагают, что добавление сделано некоторыми без согласия православных епископов, восставших против этого по уважению к вседостаточному Никейскому символу. Слова св. Афанасия ⁴¹⁹ ни мало не уполномочивают на заключение о подложности разбираемого отрывка, а раскрытие речения три ипостаси в смысле единосущия ⁴²⁰ прямо отсылает нас к Феодоритову тексту, поскольку оно находится именно здесь ⁴²¹, но не в укороченной версии. Итак, гипотеза Валезия не имеет за себя неоспоримых аргументов, и подлинность Феодоритова фрагмента не без удобства может быть защищаема на основании авторитета этого историка ⁴²². Но если даже и не так, все же несомненно, [308] что рассматриваемый документ Киррский пастырь взял не из Apologia contra Arianos. Очевидно, у него был сборник различных актов с историческими сведениями и примечаниями собирателя. Из подобных трудов мы знаем только один – Συναγογην των συνοδών (Socr. II, 17. 39) или των σινοδικών (Socr. III, 10. IV, 12) Савина, македонианского епископа Ираклии Фракийской, который жил при Феодосии Старшем. На основании многочисленных цитат Сократа необходимо признать, что коллекция его обнимала эпоху от Никейского собора включительно до своего времени ⁴²³. Естественно рождается подозрение, что Феодорит доверился этому автору и отсюда извлек послание Сардикийских отцов. Это предположение косвенно подтверждается самим Киррским епископом. Он говорить: εις δε την Σαρδικήν πεντήκοντα μεν και διακόσιοι συνηλθον αρχιερεις, ώς διδάσκει τα παλαιά διηγήματα ⁴²⁴. Феодорит, таким образом, сам ссылается на древние повествования, как источник для его описаний истории Сардикийских событий. Точнее можно догадываться об нем по цифровой дате – 250, с которою наш историк совершенно одинок. Сократ ⁴²⁵ и Созомен ⁴²⁶ насчитывают до трехсот западных и семидесяти шести восточных епископов. Св. Афанасий колеблется: то он свидетельствует, что собор был созван из тридцати пяти и более эпархий ⁴²⁷, то приводит до двухсот восьмидесяти шести подписей, составлявших вместе о заявленными ранее триста сорок четыре ⁴²⁸, то решительнее показывает, что «в город Сардику сходятся епископы Востока и Запада, числом более или менее 170-ти» ⁴²⁹. Но уже самый список дает повод думать, что последнее выражение нужно понимать скорее по отношению к западным, которые, в количестве 178, подписались под Сардикийским изложением. Если такая цифра была возможна, то для Феодоритовой нам не достает единиц семидесяти, какие именно Савин относил на долю восточных иерархов. Сократ говорит, что в Сардике εκ μεν των έσπερίων μερών, περί τους τριακόσιους συνηλφον [309] επίσκοποι ως φησιν ‘Αθανάσιος εκ δε των έώων, έβδομήκοντα εξ ό Σαβινος φησιν ⁴³⁰. Константинопольский схоластик убеждает нас что лишь вторую цифровую дату он взял у Савина; но, вероятно, там было указание и относительно западных епископов, число коих могло простираться до 170 с небольшим, что в сложении давало 250. Во всяком случае, если и не несомненно, что перечнем западных пастырей Феодорит одолжен Савину, все же его свидетельство не объясняется из других известий, напр. св. Афанасия, и может быть выведено лишь чрез посредство македонианского коллектора. Это делает несколько вероятным, что τα παλαια διηγηματα Киррского пастыря должны совпадать с Συναγωγή των συνοδικών; по крайней мере, трудно привязать их к чему-либо иному. Сюда же можно присовокупить еще, что речь идет о соборных деяниях, бывших главным предметом Савинова сочинения.

Вполне сознаем, что все это пока одно предположение, но не можем не отметить с удовольствием того факта, что независимо от нас высказал его с значительною решительностью и Гюльденпеннинг ⁴³¹. Сославшись на то обстоятельство, что Феодоритова редакция рассмотренного памятника не могла быть взята у св. Афанасия и что Сократ писал о Сардикийском соборе на основании Савина, этот ученый продолжает: «Отсюда следует с весьма большою вероятностью, что Феодорит самостоятельно пользовался этою документальною Церковною Историей (т. е. сборником Савина). Это мнение довольно сильно подтверждается тем, что Феодорит приводит столь многие документы, которые общи у него с Сократом. Поэтому не будет большою смелостью допустить, что эти общие памятники взяты Феодоритом частью из Савина, как общего (у него с Сократом) источника. Α так как, по исследованию Иеепа, груд Савина не ограничивался приведением только подлинных текстов (актов), но содержал некоторые связующие рассуждения (и известия), то Феодорит мог почерпнуть из него и нечто иное. И это тем естественнее, что его историческое сочинение в начале есть не более, как связный свод писем и других документов в дословной передаче». Исходя из такого убеждения, Гюльденпеннинг указывает ⁴³² не мало пунктов соприкосновения между Феодоритом [310] и Савином, но теперь нельзя еще доказать этого с совершенною несомненностью и анализировать с научною плодотворностью.

У Киррского епископа могли быть, кроме сего, и еще некоторые документальные сборники. Так, в 3 (4) гл. первой книги ⁴³³ он помещает послание Александра Александрийского к Александру Константинопольскому, ниоткуда более неизвестное. В конце же он присовокупляет, что таких писем было несколько ⁴³⁴, а Сократ прямо заявляет ⁴³⁵, что послания Александрийского пастыря и его единомышленников против ариан и в защиту правой веры были собраны воедино. Опираясь на эти данные, Гюльденпеннинг думает ⁴³⁶, что Феодорит знал это συναγωγή и из него заимствовал упомянутый памятник.

На этих гипотетических догадках мы кончаем с письменными источниками и переходим к устным. Из них прежде всего следует назвать рассказы очевидцев, участников таких или иных событий. Феодорит прямо утверждает, что эпизод о сыне жреца, не изменившем своим христианским убеждениям, не смотря на принуждение отца, возревновавшего о язычестве в угоду Юлиану, – этот эпизод он передает согласно тому, что «слышал от него самого» ⁴³⁷. Из «Врачевания эллинских недугов» мы знаем, что вообще эпоха этого императора была во многом известна Киррскому епископу этим путем. «Что предпринималось в его царствование против христиан, об этом ведают старики, – и мы сами слышали рассказы от видевших ту трагедию» ⁴³⁸. Наряду с этим Феодорит пользовался и преданиями, отмечая это пособие термином «φασί». Впрочем, количество подобных мест весьма ограниченно; мы укажем лишь на три: 1) повествование о том, что, предавши сожжению жалобы на Никейских отцов, Константин, между прочим, говорил, что «если бы ему самому случилось быть очевидцем греха, совершаемого епископом, то он покрыл бы беззаконное дело своею порфирой, чтобы взгляд на это не повредил зрителям» ⁴³⁹; 2) передавая об изгнании и бегстве св. Афанасия при Юлиане (24-го октября 362 г.), Феодорит упоминает: «между тем как христиане были в страхе, Афанасий будто бы предрек, что эта буря скоро утихнет, и назвал ее быстро разрешающеюся тучей» (των δε θιασωτών όρρωδούντον, προειρηκέναι «λέγεται» την ταχειαν του θορυβου καταλυσιν νέφος γαρ αυτόν προσηγόρευσε διαλυόμενον οτι τάχιστα) ⁴⁴⁰; [311] 3) «рассказывают (φασί), – пишет он о смерти Юлиана ⁴⁴¹, – что, получив рану, он тотчас набрал в горсть крови и бросил ее на воздух со словами: ты победил, Галилеянин». К подобным источникам Феодорит прибегает не часто и в случаях неважных, а потому это нимало не унижает значения его труда.

Таков более или менее известный материал, бывший у Киррского епископа при составлении Церковной Истории ⁴⁴². Из предшествующих наших рассуждений следует, что он довольно обширен и разнообразен, но этого еще недостаточно для нашего уважения к его сочинению. Спрашивается: не потерпел ли этот материал, при переходе на страницы разбираемого произведения, каких-либо насильственных изменений от намеренной фальсификации, произвольных заключений, ради излюбленных тенденций, или от неосторожного обращения с ним? Феодориту делается несколько упреков с этой стороны, и мы должны разобрать их, чтобы дать верную оценку его творению. Порицают его за искажения, налагающие сильное пятно на его честь. «Так, – заявляет г. Смирнов ⁴⁴³, – передавая факт сожжения жалоб на епископов, Феодорит скрывает, что эти жалобы и доносы подавали сами же епископы, о чем прямо говорят Руфин, Сократ и Созомен; он утверждает, что доносы на епископов выходили не из среды самих же епископов, а от сторонних людей. Здесь Феодорит намеренно, с целью скрыть истину относительно некоторых, собравшихся на собор, епископов, неправильно передает показания более ранних историков». Это обвинение покоится на ложном допущении зависимости Киррского повествователя от прежних сказателей. В действительности между ними нет никакого сходства, и Феодорит с своими известиями совершенно оригинален. Если же так, то следует говорить лишь о качественном достоинстве его сообщений, а не о их тенденциозности. Что касается этого пункта, то и здесь за Феодоритом больше прав на вероятие. Весьма естественно, что доносы представлялись императору до собора,– и Киррский епископ вполне признает это. Но гораздо сообразнее с беспристрастием царя, что автодафе постигло эти кляузные документы по окончании совещаний, когда мир и единомыслие были восстановлены, что и утверждает Феодорит ⁴⁴⁴. Руфин ⁴⁴⁵, [312] Сократ ⁴⁴⁶ и Созомен ⁴⁴⁷ ошибаются, приурочивая это событие к моменту до открытия заседаний, и напрасно оправдывают и даже восхваляют их за это ⁴⁴⁸.

Касательно самых документов весьма трудно в чем-либо упрекнуть рассматриваемую «Историю». Указывают на послание Сардикийских отцов, как на одну из тяжких погрешностей Феодорита ⁴⁴⁹, но это вовсе не подлог; даже неподлинность этого фрагмента не доказана научным образом. У него есть лишь некоторые неточности, пожалуй, ошибки и отступления,– и только. Так, письмо к Серапиону он считает направленным к Апиону, что могло произойти от небрежности переписчика или неисправности кодекса бывших у него сочинений св. Афанасия. Окружное послание Александра Александрийского он представляет адресованным Александру Константинопольскому ⁴⁵⁰, но это, вероятно, точное воспроизведение заглавия, бывшего в его манускрипте. Думать так заставляет заключительная фраза Феодорита: Ξυνωδά τούτοις έπέστειλε και Φιλογονιω τω τηνικαΰτα την Βέρροιαν ιθύνειν πεπιστευμενω, και τοις άλλοις οσοί των αποστολικών δογμάτων ήσαν συνήγοροι ⁴⁵¹. Вообще, Феодорит выше всяких порицаний со стороны внимательности к исправному тексту документов, которые он выписывает согласно с подлинниками. Здесь он превосходит даже прославленного Евсевия, позволившего себе слишком произвольное перетолкование ⁴⁵² Иосифа Флавия в видах соглашения его с Деяниями Апостолов ⁴⁵³. Ничего подобного наш историк нс допускает.

Уже отсюда понятно, насколько дороги и важны сообщения Киррского епископа. Все они опираются на фактические данные и большею частью даже на письменные источники. Сам автор поставляет себе в особую и непременную обязанность держаться положительных свидетельств и не уклоняться от них ни на шаг, не прибавлять от себя буквы или слова. Но и здесь капризная критика не пропускает случая уколоть [313] Феодорита и очернить его память, умалить честь правдивости. По Иеепу ⁴⁵⁴, «известие о Готах и Улфиле (IV, 37), несомненно, составлено совершенно произвольно и выдвигает легенду, что Готы первоначально были собственно исповедниками Афанасиева учения». Решительно недоумеваем, чего добивается критик, но, по-видимому, ему не нравится показание Феодорита, что «этот народ давно уже озарился лучами богопознания и воспитывался в апостольских догматах», а при Валенте, благодаря стараниям Евдоксия, вместе с своим епископом склонился к арианству, почему «Готы и до сих пор говорят, что Отец больше Сына, впрочем, не соглашаются назвать Сына тварию, хотя и находятся в общении с теми, которые называют Его так» ⁴⁵⁵. Все элементы этого повествования можно находить и у других историков. По Сократу, при Евдоксии арианское «исповедание в первый раз принято и епископом Готов Улфилою, а до того времени он принимал исповедание Никейское, следуя Феофилу, который, быв епископом Готским, присутствовал на Никейском соборе и подписался» ⁴⁵⁶. «Вот от чего и теперь много Готов, преданных арианской ереси: они приняли ее тогда (при Валенте) из благодарности к царю» ⁴⁵⁷. По Созомену, «Готы и сопредельные с ним поколения, обитавшие по берегам реки Истра, еще прежде (Константина) исповедали Христову веру. К ним попадалось в плен и оставалось у них много и христианских священников, которые нередко исцеляли тамошних больных и очищали одержимых демонами. Избирая их в руководители своих действий, варвары были научаемы, удостаивались крещения и причислялись к Церкви» ⁴⁵⁸. Бывший сначала чистым последователем Никейского учения, после «Улфила и сам вступил в общение с арианами и все племя отторг от кафолической Церкви» ⁴⁵⁹. Наконец, и Филосторгий уверяет, что «в царствование Валериана и Галлиена Скифы, в несметном количестве переправившись через Истр, вступили в пределы Римской империи, прошли большую часть Европы, проникли в Асию, Галатию и Каппадокию и, взяв многих пленников, в числе коих были и некоторые клирики, с богатою добычей возвратились домой. Это-то плененное благочестивое общество, обращаясь с варварами, не мало их обратило к благочестию и вместо языческого образа мыслей научило принять христианский». Впрочем, по замечанию патр. Фотия, «Филосторгий слишком много превозносит этого мужа и пишет, что любителями его еретического мнения были как он сам, [314] так и подчиненные ему» ⁴⁶⁰. У Феодорита не сказано ничего особенного или странного сравнительно с этим; он вносит только незначительные штрихи для целостности картины. Так, по нему, виновником склонения Готов к арианству был Евдоксий Константинопольский, внушивший свои коварные планы Валенту и склонивший на свою сторону Улфилу, который своим авторитетом увлек за собою и всю паству ⁴⁶¹. Это вполне правдоподобно, поскольку более естественным кажется мыслить, что инициатива этого предприятия исходила от духовной, а не светской, гражданской власти. Скорее можно обвинять в легендарности Сократа ⁴⁶² и Созомена ⁴⁶³, думающих, что князек Фритигерн, в отплату за помощь против Афанариха, объявил себя арианином и убедил к тому же подчиненных. Если мерить эти показания теориею вероятностей, то все преимущества будут за Киррским епископом. Повторяем, документальность (о чем речь ниже) есть специфически характеристичное свойство «Истории» Феодоритовой, которая обладает неотъемлемыми достоинствами в этом отношении. Конечно, Феодорит не чуждался и гипотетических заключений, необходимых во всяком историческом труде, но тут он действует чрезвычайно сдержанно и крайне осторожно, не давая простора полету фантазии и ограждая свои слова ограничительными вставками. Случаев таких предположительных суждений у него очень мало; мы сошлемся в свое оправдание на следующие. «Я, – предваряет Киррский пастырь Евсевиево письмо к Кесарийцам ⁴⁶⁴, – в доказательство бесстыдства ариан, которые не только общих нам отцов презирают, но и от собственных отказываются, хочу внести в свою Историю послание Евсевия Кесарийского о вере. Это послание Евсевий писал к некоторым последователям Ариева учения, которые, кажется (ως εικός), подозревали его в измене. Впрочем, написанное лучше покажет цель писания». Еще. «Узнав, что собор (Сардикийский) непреклонно и здраво стоит в божественных повелениях, они (представители еретического скопища) не явились в заседание, хотя и были званы, но и обвинители, и неправильные судьи – все разбежались. Но об этом лучше всего свидетельствует самое послание собора, которое, для большего удостоверения (σαφούς ένεκα διδασκαλίας), я внесу в свое повествование» ⁴⁶⁵. Итак: у Феодорита в содержании – богатый фактический материал, в выводах – твердая опора на нем.

Смотря на «Историю» Киррского епископа подобным образом, мы тем самым приготовляем себе основу для правильного суждения о ней. [315] Взглянем на нее сначала, как на источник для современных ученых работ, и потом отметим отличительные ее качества. В первом отношении оценку ее дал уже Иееп, назвав Феодорита самым незначительнейшим из греческих церковных историков, на что ответил своим да и проф. АД. Гарнак ⁴⁶⁶. В качестве результата своих исследований Иееп высказывает положение, что «от этого писателя мы не можем ожидать ничего хорошего, при пользовании же им должны быть очень осторожны, если только дело не идет о несомненных документах». Основанием этого суждения служить то наблюдение, что Феодорит много черпал у Сократа, Созомена и Филосторгия, подчас сильно искажая свои оригиналы, а прибавил мало, почти ничего, да и то все благочестивые фабулы ⁴⁶⁷. Мы уже разбирали эти тезисы, знаем их шаткость и потому считаем себя в праве думать совершенно иначе. Конечно, Феодорит писал после Константинопольских схоластиков и не редко совпадает о ними, но, вероятно, независим от них. Его сходство условливалось одинаковостью предмета и общностью источников, служивших для воссоздания истории Церкви с 324-325 по 428-429 г. О плагиате не должно быть и помина, ибо его не было. В таком случае за Феодоритом остается все достоинство исторического труженика, и его известия необходимо признать столь же важными для науки, как Сократовы или Созоменовы. Не его вина, что он был моложе своих товарищей по перу и взялся за историческое сочинение позднее их, а его честь, что он добросовестно старался о выполнении своей задачи подбором нужных фактических данных и их освещением. Его материал должен быть поставляем наряду с Сократовым. Но, помимо сего, он сообщил много нового, интересного и ценного, что без него погибло бы совершенно бесследно. Прежде всего мы позволим себе привести по этому предмету мнение одного русского исследователя, который не чужд влияния пристрастных воззрений немецких ученых, но изменил их знамени ради правды, а истина, по выражению Киррского епископа ⁴⁶⁸, οίδε και δι’ ολίγων νικαν. «.Резюмируя сказанное, – пишет в своей диссертации г. Смирнов ⁴⁶⁹, – мы можем сделать такой вывод касательно повествования Феодорита о Никейском соборе. Феодорит многое переносит в свое повествование из прежних сказаний (каких?) о Никейском соборе, много говорит такого, что известно и без него; 3/7 его повествования не имеют для нас никакого значения, потому что все это известно и находится в более ранних повествованиях. Но в тоже время Феодорит во многом является и независимым от своих предшественников: 4/7 его [316] повествования составляют его чистую собственность, на которую не имеют никакого права посягать прежние повествователи о Никейском соборе. Следовательно, Феодорит по самостоятельности своего повествования если уступает Сократу, то на много превосходит Созомена... Таким образом замечания Иеепа о полной несамостоятельности Феодорита оказываются слишком резкими и несправедливыми». И это заявляет писатель, державшийся предзанятой мысли о подчиненности Киррского епископа Сократу и Созомену. Не разделяя ее, мы с равным правом могли бы сказать, что Константинопольские историки времен Феодосия Младшего теряют для нас значение, поскольку сходятся с Киррским епископом, но воздерживаемся от этого заключения в виду их независимости от него. Если по отношению к Никейским событиям Феодорит оригинален более, чем на половину, то пропорция эта, вероятно, стала бы еще поразительнее, когда подобное же арифметическое расчисление было бы произведено по отношению к «Истории» Феодорита на всем ее протяжении. Мы не берем на себя этого труда, а отметим лишь некоторые новинки Киррского пастыря.

Как член Антиохийско-Сирийской церкви, принадлежавший к митрополии Иерапольской, Феодорит, обращая должное внимание на главнейшие церковно-исторические события, естественно, более интересуется прошлым своего округа с его славою и унижением, христианскою доблестью и нечестием. Он сообщает нам о Мелетии Антиохийском ⁴⁷⁰, Флавиане ⁴⁷¹ и его предшественниках на кафедре столицы «Востока» ⁴⁷², о Евсевии Самосатском ⁴⁷³, Варсе, Протогене и Евлогии ⁴⁷⁴ Едесских, о Пелагии Лаодикийском ⁴⁷⁵, Акакии Верийском ⁴⁷⁶, Маркелле Апамийском ⁴⁷⁷, Диодоре ⁴⁷⁸, Феодоре ⁴⁷⁹. Эпоха Юлиана изображена гораздо [317] полнее со стороны направления его религиозной политики, провозглашавшей языческое суеверие в самом грубом виде ⁴⁸⁰ и со стороны оппозиции ей христианства, выставившего только в пределах «восточного» диоцеза целый ряд мучеников и исповедников всех классов, положений и полов ⁴⁸¹.

Сосредоточивая свои взоры на делах церкви Восточно-Сирской, Феодорит переносил их и на другие области. Так, он подробнее всех сообщает о Константинопольском соборе 382 г., бывшем продолжением второго вселенского, и приводит в подлиннике его послание на Запад ⁴⁸². Затем. немаловажны его отметки на счет современных ему обстоятельств и положения церковной жизни. Феодорит упоминает, что «следы Мелетиева безумия сохранились и до настоящего времени: по крайней мере, в тех (Египетских) странах существуют какие-то общества монахов, которые не слушают здравого учения (2 Тим. IV, 3) и в образе жизни держатся некоторых пустых постановлений, сходных с нелепыми уставами самаритян и иудеев» ⁴⁸³. Он же говорит: «третья часть содержания, назначенного Константином Великим девственницам, вдовам и посвященным на служение Богу, доставляется им и поныне; потому что, хотя нечестивый Юлиан отнял у них все вообще, но преемник его снова повелел выдавать, сколько теперь выдается, а причиной уменьшения выдачи был тогдашний голод» ⁴⁸⁴. По свидетельству Киррского епископа, вызванные пропагандою сына Вардесанова Армония гимны св. Ефрема Сирина, переложенные на гармонические напевы, были приняты в церковное употребление. По его словами, «от этих песней даже и в нынешнее время праздники в честь мучеников делаются более торжественными» ⁴⁸⁵.

Наконец, Феодорит сохранил нам много ценных исторических документов, ниоткуда более и ранее его неизвестных. Вот они: 1) Конец послания царя Константина (Великого) к Никомидийцам против Евсевия и Феогниса ⁴⁸⁶; 2) Последняя часть послания [318] Константина (Великого) к Александрийцам в защиту и оправдание св. Афанасия ⁴⁸⁷; 3) Краткая выдержка из письма Констанса к брату Констанцию по тому же поводу ⁴⁸⁸; 4) Послание царей Валентиниана и Валента в Асийский диоцез о единосущии ⁴⁸⁹; 5) Послание (окружное) Александра, епископа Александрийского к Александру, епископу Константинопольскому, против Ария до Никейского собора ⁴⁹⁰; 6) Послание Евсевия, епископа Никомидийского, к Павлину, епископу Тирскому, в пользу Ария ⁴⁹¹; 7) Повествование из (средины) послания Петра, епископа Александрийского, о том, что случилось в Александрии при арианине Луцие ⁴⁹²; 8) Копия с послания к Георгию (епископу Александрийскому), написанного всем собором (Константинопольским, при Евдоксие) против беззаконного богохульства диакона Аэция ⁴⁹³; 9) Соборное послание Иллирикского собора о вере церквам и епископам Асийского округа ⁴⁹⁴; 10) Соборный томос (συνοδκον) Константинопольского собора (382 года) епископам западным, собравшимся в Риме, в ответ на приглашение последних прибыть туда ⁴⁹⁵; 11) Соборный томос (συνοδικόν) Дамаса, епископа Римского, восточным пастырям против Аполлинария и (его ученика) Тимофея ⁴⁹⁶; 12) Исповедание кафолической веры, посланное папою Дамасом епископу [319] Павлину в Македонию, когда он был в Фессалонике ⁴⁹⁷; 13) Диалог царя Констанция и папы Римского Ливерия ⁴⁹⁸.

Мы указали лишь некоторые, весьма немногие, особенности в содержании «Истории» Феодорита ⁴⁹⁹ и думаем, что простою ссылкой на них [320] можем уничтожить всю аргументацию скрупулезного Иеепа. Тут мы видим факты новые и при том чрезвычайно любопытные для понимания церковно-исторической жизни за критический и бурный период времени с 324-325 по 428-429 год. Эти свидетельства касаются самых разнообразных предметов, происшествий, провинций и лиц; с ними связываются крупные события громадной важности. Восточно-Сирийская церковь представлена в небывалом освещении на основании многочисленных фактических данных, а относительно других округов мы припомним только хотя бы Константинопольский собор 382 г. и его переписку с папой, положение арианства до никейских совещаний, изображение этих последних по сочинениям св. Евстафия, неведомым никому иному, и т. п. Справедливо ли, после этого, утверждать, что Феодорит «самый незначительнейший из греческих церковных историков», что он ниже даже Созомена, который, по Гарнаку ⁵⁰⁰, ласкал себя единственною надеждой, что в круге читателей его труда плагиат его не будет узнан? Иееп говорит ⁵⁰¹: «Только очень незначительные отделы Феодорита могут останавливать на себе внимание исследователя, но и тут в большей части они мало или совсем никакого интереса не имеют для действительного исторического исследования. Голова Феодорита набита мелкими поповскими историями (Theodoret namlich ist vollgepfropft von ganz gleichgultigen Priestergeschichten), которые такому ограниченному монаху, как Феодорит, могли казаться важными, а для разумного человека они ныне просто скучны, поскольку несомненно, что [321] в большинстве случаев они неистинны, но принадлежать к области легенд. Ср. напр. I, 9. III, 14. 15. 17. 18. 10. 22. 23. 24. 26. IV, 15. 16. 18 и т. д.». Все это рассуждение совершенно неосновательно. Прежде всего, указанное Иеепом далеко не исчерпывает всего богатства оригинальных сведений произведения Киррского епископа. Затем, что касается правдивости, то она во многих пунктах несомненна и очевидна и могла показаться подозрительною только крайне скептичествующему ученому. Возьмем два-три примера. Рассказ «о сыне одного жреца» составлен на основании слов самого пострадавшего отрока ⁵⁰². О «Ювентине и Максимине» положительно свидетельствует св. Златоуст ⁵⁰³, о раскаявшихся воинах подробно передает св. Григорий Назианзский ⁵⁰⁴ и упоминает язычник Аммиан Марцеллин ⁵⁰⁵, который подтверждает и сообщение о вожде Артемии ⁵⁰⁶. Эпизод относительно проповедования Мелетия в Антиохии ⁵⁰⁷ передается в сирском фрагменте из сочинений Феодора Мопсуэстийского ⁵⁰⁸. Теперь ясно, насколько слабы и голословны упреки Феодориту в фабулезности. Наконец, отрицание всякой исторической ценности Феодоритовых добавлений дает знать лишь об узости исторического кругозора Иеепа, не сочувствующего всему, что не отзывается либеральною ноткой, заметной у Сократа, не удовлетворяет конфессиональным его симпатиям или пристрастию гражданского историка. В этом пункте не соглашается вполне с Иеепом и многосведущий и серьезный Гарнак. По его замечанию ⁵⁰⁹, монашеские истории – «совсем не незначительны, хотя бы для разумного человека они были и скучны». Напротив, они были духовною и литературною великою силой (Grossmacht) и отчасти продолжают еще быть таковою. Историю кафолического христианства (т. е. православной кафолической Церкви) – а это, без сомнения, проблема для разумного человека – до настоящего дня просто нельзя будет и понять, если мы не препобедим отвращения и не займемся вполне серьезно такими порождениями религиозной фантазии». Здесь также сказывается протестант, но [322] он уже отдает известное почтение Феодориту за факты религиозной веры, которые для него интересны хотя бы настолько же, насколько занимают его мысль странные и подчас чудовищные еретические построения. Несвязанные вероисповедными предрассудками, мы пойдем далее и увидим нечто дорогое в том, что объявляется ничего не стоящим. Так, Иееп отсылает к страницам Феодоритова труда, где трактуется о мучениках и исповедниках. На этот счет сам Киррский епископ представляет оправдательные причины своего поведения. «Припоминаю, – говорить он в речи о Верийском декурионе ⁵¹⁰, – о рассказанном событии не без цели: мне хотелось показать не только достохвальное дерзновение того удивительного мужа, но и то, что весьма много было людей, презиравших могущество тирана». Таким образом, пред нами отголоски последней и решительной борьбы христианства с искусственно-экзальтированным язычеством. Тут мы усматриваем победоносную и несокрушимую мощь служителей Христовых и простых верующих, предпочитающих смерть измене своим убеждениям. Мало того: мы знаем, что все это совершалось не безотчетно, не по упрямству, а по твердым и осмысленным мотивам, вводящим нас в тайники духовного бытия христиан четвертого века. Это одна сторона. На другой же мы видим самого царя, но, жалкий и несчастный идеалист, он защищал неправое, гибельное дело. Это был раб языческих заблуждений, полагавшийся на «лживые» оракулы ⁵¹¹ и гадавший по внутренностям женщины ⁵¹². Итак, Феодорит рисует самое решительное столкновение древних врагов, измеряет их силы, вычисляет их шансы и пр., а разве эта задача не достойна гражданского и церковного историка IV столетия? Разве для них «безразлична» (gleichgultig) повесть о «повсюдном разрушении идольских капищ» и о трудах в этом направлении пастырей Церкви, в роде Маркелла Апамийского ⁵¹³? Что Варса Едесский «с светильником своей добродетели обошел» Финикию, Египет, Фиваиду ⁵¹⁴, – разве это не говорит о способах распространения христианской религии, о средствах апостольской проповеди и ее носителях, каковы [323] Евлогий и Протоген ⁵¹⁵? Что пораженный «эллинкою» Евсевий Самосатский при смерти запретил мстить убийце ⁵¹⁶, – разве это не характеристично для истинных пастырей того времени? Рассмотрим более мелкое известие. Из Самосат изгоняют Евсевия и присылают арианина Луция. Он идет в баню, – жители не желают сообщаться с ниш даже в воде: его осел наступает на мячик играющих мальчиков, – они перебрасывают его через огонь, чтобы очистить его от еретической заразы. «Знаю, – пишет Феодорит ⁵¹⁷, что этот поступок ребяческий, – остаток старинного обыкновения, однако же, он достаточно показывает, какую ненависть питал этот город к последователям Ария». Разве это не факт для суждения о положении исповедников Никейской веры и «неподобников» в эпоху правительственно-арианских веяний, когда православные подвергались стеснениям и даже, репрессалиям?

Впрочем, мы долго не кончили бы с этими вопросами, если бы стали убеждать тех, которые видя не видят и слыша не слышат. Не к тому мы ведем свои рассуждения. Мы приготовляем себе почву для того, чтобы заключить их кратким обозрением Феодоритовой «Истории», как источника. Этот труд дает нам много оригинального и ценного, а потому и при существовании Сократа и Созомена остается незаменимым для всякого ученого, с благодарностью пользующегося плодами рвения и усердия Феодорита. Он сообщает нам «громадное количество исторических отрывков», и это опять неотъемлемая заслуга Киррского епископа ⁵¹⁸. Его сведения почти всегда имеют прочную основу, и здесь он если не выше, то и не ниже Сократа, часто опирающегося на устную традицию ⁵¹⁹. Посему, с этой стороны, к сочинению Феодорита нужно относиться с научною верой и почтительною признательностью ⁵²⁰. [324]

Теперь, – после исследования материала, фактического аппарата Феодоритова творения и его качеств, – мы должны обратиться к нему, как к научному труду, и указать некоторые отличительные его особенности. Начнем с автора.

Составителем разбираемой Церковной Истории был человек, стоявший на вершине универсальной образованности своего века, не имевший вполне равного себе между современниками Он был одинаково силен во всех областях знания, а в богословии считался исключительным авторитетом. Это был славнейший корифей в ряду великих ученых, выступивший на историческое поприще, когда его имя гремело уже во всем христианском мире. Понятно, что такой муж дальше других мог углубляться в смысл исторических событий и обрисовывать их с должною серьезностью и полнотой. Исходным пунктом, фундаментом его воззрений на исторические происшествия был Никейский символ, который служил ему мерилом для оценки тех или иных моментов прошлой жизни. Он на все смотрит глазами строгого ортодоксала, и посему его сочинение важно для нас своею православностью, как изложение православного поборника Никейской веры, а не арианствующего или македонианствующего сектанта, вроде Филосторгия и Савина. Это во-первых. Многосторонние познания и великий богословский ум спасали Феодорита от опасной близорукости профана. Его горизонт обширен, но он видит на нем каждую интересную для него точку, проникает в смысл даже малейшего дуновения, если оно предвещает опустошительный ураган, предчувствует и сияние солнца и грохот грома. У него есть верный масштаб, – и он не затрудняется над вопросом, что занести на свои страницы и что опустить, чему посвятить несколько глав и что рассмотреть в двух строках? В этом случае он бесспорно превосходит Сократа, который часто становится в тупик касательно взгляда на предмет и не смеет своего суждения иметь, ограничиваясь подозрительными: εγώ δέ φημι..., αλλ' όπως μεν εχει ταυτα, κρινάτωσαν οι κατανοειν δυνάμενοι ⁵²¹. Такой отказ от необходимых прав повествователя был немыслим для Киррского пастыря, поскольку у него не было ни сомнений, ни колебаний на счет приговора, всегда вытекавшего из твердых православных убеждений. Его невозможно было привести в замешательство, – Сократ хромает весьма часто. Не преувеличивая недостатков Константинопольского схоластика и не возводя его на пьедестал, мы должны сказать, что он не разумел вполне глубокой противоположности между православием и ересью, не оценил значения догматических споров, считая их пустыми распрями, нередко действовал инстинктивно, награждая симпатиями без осмотрительности. Припомним, что над ним висит обвинение в новацианстве, – и нельзя отрицать решительно, что он сочувствовал раскольникам и подчас в ущерб справедливости по отношению к [325] клиру, духовенству и монашеству ⁵²². У Сократа все это иногда условливалось недостаточным пониманием церковно-исторических фактов, низменностью его богословского уровня, а потому у Феодорита ничего подобного нет и быть не может. По своему времени он обладал совершенством богословского ведения и усматривал то, что казалось смутным Константинопольскому адвокату.

Но такое положение православного историка, поклонника церковного предания, создавало некоторое неудобство, невольно склоняя его мысль к резкому разграничению «наших» и «не наших» с благоговейным почтением пред первыми и суровым порицанием последних: кто не за нас, тот против нас; – словом, это легко могло сделать Киррского епископа тенденциозным и пристрастным. Не мало нареканий получил Феодорит именно с этой стороны, но трудно согласиться, чтобы все они были справедливы. Войдем в подробности. Гарнье заявляет, что разбираемый нами труд есть ничто иное, как история арианской ереси, написанная с тою целью, чтобы найти источник смут и заблуждений, волновавших христианский мир в 30-50-х годах V века, и историческим путем осудить и опозорить вождей этой эпохи и оправдать себя и друзей, облечь их ореолом богословского гения и мученичества. В этих видах, будто бы, он изображает αϊνιγματικώς в лице ариан всех антинесториан и мнимых монофизитов, в Арие, Македоние и Аполлинарие – св. Кирилла, как проповедника ενώσεως φυσικής и καθ·' ύπόστασιν, защитника теории смешения естеств в христологии и Filioque, в Евдоксие Константинопольском – Прокла, преемника Максимианова, и т. д. В противовес этим немногим темным личностям рисуются светлые типы провозвестников ενώσεως σχετικης и, прежде всего, самого вдохновителя в ярких образах знаменитых святителей – Афанасия Александрийского и Иоанна Златоуста ⁵²³. Гипотеза эта настолько фантастична, что ее трудно, да и не стоит опровергать; она свидетельствует лишь о желании иезуита ad majorem Die gloriam очернить неприятного ему человека всеми средствами, на какие способна иезуитская совесть, а в нас возбуждает сожаление, что и трудолюбие, и эрудиция, и остроумие употреблены на такое нечистое дело. Это не только somnia, как назвал их Шульце ⁵²⁴, но и hallunatioues, по выражению самого же Гарнье ⁵²⁵ По меткому замечанию Дюпэна ⁵²⁶, в «Истории» Феодорита нет ничего, кроме великого отвращения от всех ересей, великой ревности по религии, великой любви к Церкви, великого [326] почтения к святым епископам, защищавшим веру, и великого уважения ко всем, добре пожившим. Феодорит цитует послание Дамаса с анафемою учащим о рождении св. Духа чрез Сына, о δύο υιοί, о страдательности Христа по божеству ⁵²⁷, но тут нет лукавой преднамеренности, поелику второй пункт не Кирилловский. Этого довольно для опровержения Гарнье, ибо все его построения – болезненные и причудливые фантомы. Вернее его определение характера Феодоритова сочинения, хотя и оно несколько преувеличенно. Киррский епископ, действительно, отправляется от безумства Ария ⁵²⁸, следит за его возникновением, развитием и дальнейшими перипетиями вплоть до окончательного его поражения. И это вполне естественно, потому что το όμοούσιον και το έτεροούσιον были главнейшими и в некотором смысле единственными вопросами того времени. Они были начертаны на знамени двух враждебных партий, боровшихся не на жизнь, а на смерть; они разграничивали членов Церкви на два противоположные лагеря. Сюда сводились все мелкие явления и здесь находили свой смысл. Впрочем, было бы крайностью утверждать, что все, не касающееся арианства, episodia quaedam sunt, nec prolixa, nec frequentia ⁵²⁹. Ясно без слов, что и все другие события и притом весьма многочисленные получают у Феодорита надлежащее место и значение. Конечно, они не редко оттеняются со стороны своей соприкосновенности с арианскими распрями, но это по тому верному соображению, что иначе они и не должны были бы интересовать богослова. Так, гражданская политика императоров для него безразлична, коль скоро она заключается, напр., во внешних сношениях, войнах и т. п. и не затрагивает предметов религии. Посему сочинение Феодорита не haereseos Arianae historia ⁵³⁰, а история вселенской Церкви в период арианских смут, которые с особенною подробностью рассказываются автором. Кратко сказать, Киррский епископ повествует не как антагонист св. Кирилла Александрийского с его «главами» и поклонник Нестория, а как истинно ученый церковный историк-богослов, правильно оценивший важность арианских споров, между тем Сократ почитал их только «диалектикою и суетным обольщением» (την διαλεκτικήν και κενήν απάτην) ⁵³¹.

Но, не будучи жалким эгоистом-фанатиком, действующим по мелочным личным счетам, Феодорит не переставал быть членом Восточно-Сирийского округа, воспитанником Антиохийской школы с своеобразным и характеристическим складом убеждений и традиционными симпатиями. Эта черта его духовного существа сказывается прежде всего в благоговении к столпам Антиохийского богословского направления, которые являются в [327] блестящем освещении благодарного ученика. Он с особенною любовью и искреннею теплотой очерчивает фигуры Антиохийцев и возводит их на недосягаемую высоту. Флавиан и Диодор – это «мужи, избравшие аскетический род жизни и бывшие поборниками апостольского учения» ⁵³¹. «Напор волн, – пишет Киррский епископ ⁵³³, – будто пред некими оплотами, сокрушался пред Флавианом и Диодором. Тогда как пастырь их Мелетий принужден был жить вдали, они сами стали заботиться о пастве и волкам противопоставляли свое мужество и мудрость, а об овцах вмели приличную заботливость. Поэтому, когда отогнали их от подошвы горы, они начали пасти овец на берегах соседней реки, ибо, подобно вавилонским пленникам, не хотели повесить свои органы, но Творца и Благодетеля воспевали на всяком месте владычествия Его. Что же? Враг не потерпел, чтобы и здесь сходился собор благочестивых пастырей, исповедовавших во Христе Владыку. Посему чета этих дивных вождей начала собирать святых своих овец на военном поле и там указывала им духовное пастбище. Мудрый и мужественный Диодор, словно прозрачная и великая река, доставлял своему стаду питие и потоплял богохульство противников. Ни во что ставил он знатность своего рода и охотно переносил все труды за веру. Равным образом и превосходный муж Флавиан был рожден от благородных родителей, но благородством почитал одно благочестие. Точно какой-нибудь начальник гимназии (пэдотрив), он помазывал на битву и великого Диодора, будто пятинаградного подвижника; ибо в то время сам не проповедовал в церковных собраниях, а только делавших это обогащал наставлениями и мыслями св. Писания, – и они-то уже против Ариева богохульства бросали стрелы, которые Флавиан доставлял им из своего ума, будто из какого колчана. Препираясь с еретиками как в частных домах, так и в общественных собраниях, он легко разрывал их сети и доказывал, что их возражения – паутина». Вообще, Диодор «во время сильнейшей бури спас корабль Церкви от потопления» ⁵³⁴. Иоанн Златоуст – «великое светило вселенной» ⁵³⁵; его «добродетель и в людях неприязненных поселяла к себе уважение и страх» ⁵³⁶. «Однако же зависть не перенесла блеска его любомудрия, но, воспользовавшись свойственными ей средствами, лишила царствующий город или, лучше, всю вселенную его слова и мысли» ⁵³⁷. Феодор Мопсуестийский стяжал себе известность, как учитель ⁵³⁸. «На своей кафедре он провел тридцать шесть лет и во все время сражался с полчищами Ария и Евномия, одерживал [328] верх над разбойническою шайкой Аполлинария и святым овцам доставлял превосходное пастбище» ⁵³⁹. Феодорит бережно блюдет корифеев Антиохийского богословия и устраняет все посягания на их личность, не позволяя сорвать ни одного листика с их победных венков. Он смотрит на них глазами пастыря «восточного», в тогдашнем тесном смысле этого технического термина. Та же точка зрения Сирийца дает себя знать и в заключении, где он приводит «список епископов, управлявших великими городами». У него на первом месте предстоятели Римские, затем Антиохийские, Александрийские, Иерусалимские и на последнем, пятом, – Константинопольские ⁵⁴⁰, хотя столичной кафедре уже Константинопольский собор назначает «преимущество чести» после владык вечного города ⁵⁴¹. Киррский епископ охраняет прерогативы престола св. Петра, которые он так энергично ограждал против притязаний Диоскора ⁵⁴².

Таким образом, Феодорит является пред нами историком с окраскою школьных традиций, и «История» его приобретает чрез это особенный интерес оригинального освещения, осмысления под углом Антиохийского направления. Но было бы несогласно с истиной понимать эту черту в значении школьной исключительности, фанатической и слепой привязанности к излюбленным авторитетам. Это говорит лишь о самобытности автора, крепости его убеждений, чуждых резкой ограниченности. Феодорит был выше низменных страстей, и потому жестоко ошибется тот ученый, который будет видеть в его труде отражение безотчетных симпатий и антипатий. Оп всегда и всех хвалит или порицает на разумных основаниях и с уверенностью, держась мудрого правила: μηδέν άγαν. Это раз. Кроме сего, он никому не отказывает в чести и достоинстве, коль скоро он того заслуживает, кто бы он ни был. Константинополь у него ниже всех, но Павел, епископ этого города, – «ревностнейший поборник апостольских догматов» и дивный мученик в ряду подвижников, коими украшается Церковь ⁵⁴³. Св. Афанасий был [329] Александрийцем, и однако же едва ли какое-нибудь другое имя столь славно и почтенно для Феодорита, как имя этого страдальца, которому он отводит так много горячих страниц в своем сочинении. Феофил был главным виновником низвержения св. Златоуста: не смотря на то, он – «муж сильный умом и мужественный духом, освободивший город Александрию от идольского заблуждения, ибо не только разрушил до основания идольские капища, но и открыл обольщенным хитрости обольщавших жрецов» ⁵⁴⁴. Св. Кирилл был решительным врагом Феодорита, и последний будто бы мстил ему даже по смерти его, – тем не менее Киррский пастырь не набрасывает ни малейшей тени на его память. «В это время епископом Александрии был Кирилл, родной племянник Феофила, получивший кафедру дяди» ⁵⁴⁵. Эта заметка несколько суха, но не следует забывать, что до 428 г., на первых порах своего архиерейства, этот Александрийский владыка не выдвигался на первый план своими достоинствами. Suum cuique – вот точное обозначение Феодорита, как исторического писателя. Только в одном случае мы узнаем жертву Диоскорова «разбойничества», когда Киррский епископ говорит, что «одно ухо надобно оставлять и для обвиняемого», но и тут речь не о себе, а о Константине Великом, которого он защищает при всем своем глубоком сочувствии к св. Афанасию; впрочем здесь же отмечается и «слабость человеческого естества» ⁵⁴⁶. Припомним также отзыв Феодорита о Феодосии Младшем, одном из неудачнейших императоров в религиозно-церковной политике. На его совести и Эфесские беспорядки 431 г., и разбойничий собор, и страдания Киррского историка, – и что же? Вот как пишет о нем Феодорит: «Нынешний царь носит имя своего деда и сохраняет неповрежденным его благочестие. Склонив на гроб святителя (Иоанна Златоуста) очи и чело, он принес молитву за своих родителей и просил простить им обиду, причиненную по неведению... Он получил благочестивое воспитание, царство сохранил безмятежным и обуздал замыслы тирании. Памятуя всегда эти благодеяния, он чествует Благодетеля гимнами и общницами в славословии имеет сестер (Пульхерию и Марину), которые, подвизаясь в девственной жизни, находят высочайшее наслаждение в занятии Словом Божиим и считают негибнущим сокровищем подаяния бедным. Сам же царь, кроме того, украсился и многими другими качествами, а особенно человеколюбием и кротостью, чуждым волнений миром души и испытанною верой» ⁵⁴⁷. Посему-то и «Верховный Царь покровительствовал царю благоверному» ⁵⁴⁸. Следует только сказать, что это [330] говорит человек, много потерпевший и даже лишенный священства в правление Феодосия II, – и мы будем иметь надлежащее представление об историческом беспристрастии Феодорита.

Итак, в качестве историка-«Сирийца» Киррский епископ держит себя на должном уровне, с сознанием своего положения, без подавляющей предзанятости. Но он, сверх сего, есть писатель православный, и это существенная его особенность. Что сказать об нем в этом направлении? Не обнаруживает ли он, в таковом качестве, излишней строгости к противниками, не оставляя за ними никакого достоинства? Обыкновенно так именно и судят, но мы опять позволим себе понизить чересчур высокий тон порицания до справедливой нормы. Феодорит провозглашает своим принципом, что следует των δεδρακότων όμοπίστων όντων συγκαλύπτειν τα πλημμελήματα ⁵⁴⁹, но не доводил его до nec plus ultra, а в применении ограничивался краткостью в передаче печальных событий ⁵⁵⁰ и скрывал имена погрешивших, если за ними была известная доблесть ⁵⁵¹. Он не редко отмечает недостатки симпатичных ему лиц, не желая кривить душой. Так, рукоположив Павлина, Люцифер поступил не хорошо ⁵⁵²; Авда, епископ Сузский, увлекся «неблагоразумною ревностью» (ουκ εϊς δέον τω ζήλω χρησάμενος), хотя он и был ό θειος άνήρ: «по моему мнению,– заявляет Феодорит ⁵⁵³, – разрушение пирея сделано было не вовремя (ούκ εις καιρόν); потому что и божественный Апостол, увидев город, наполненный идолами, не разрушил ни одного из чтимых там требищ, но обличал невежество и раскрывал истину словом. Α что разрушивший не построил храма, но решился лучше принять смерть, чем сделать это, – тому я очень удивляюсь, как поступку, достойному венцов; ибо воздвигнуть капище, мне кажется, все равно, что поклониться огню». Валентиниан – царь благочестивый, но ему лучше бы не призывать в соправители своего брата Валента ⁵⁵⁴. Несомненно, что такие случаи не часты, но все же они свидетельствуют о критичности автора, не увлекающегося восхвалениями «наших» до намеренного извращения исторических фактов. В опровержение этого указывают на [331] повествование о взаимных жалобах Никейских отцов, где у него выступают не епископы, а «сварливые люди» (φιλαπεχθημονες άνδρες) ⁵⁵⁵, но мы находим в этом месте самостоятельное предание, независимое от Сократа, Созомена и Руфина ⁵⁵⁶, а потому и обвинение в намеренной фальсификации падает само собою.

Умеренный по отношению к «нашим», Киррский епископ не столь сдержан в приговорах касательно своих противников. По нему, все ереси – порождение «лукавого и завистливого демона-губителя»; защитники их – «поработившиеся любочестию и тщеславию», личности; Арий был возбужден завистью ⁵⁵⁷ и т. п. Это, конечно, несколько резко, но вытекало из высокого религиозного одушевления, каковое, по идеалу, должно быть присуще каждому христианину, а для него нетерпимо всякое заблуждение. И нужно удивляться, что, при поразительной силе благочестия, Феодорит сохранил приличное спокойствие. Подтвердим свои слова примерами. Вот пред нами Юлиан, с яростью ослепленного изувера терзающий исповедников новой религии, ненавидящий самое название христианства. Он неоспоримо «богоненавистный отступник» (ο μισόθεος) ⁵⁵⁸, память которого должна быть забвенна ⁵⁵⁹: так судит Киррский епископ. Но он ни ограничивается только презрительными эпитетами и далек от издевательства над безбожным идеалистом язычества. Он не без намерения упоминает об ужасном тиранстве Констанция, убившего родственников Юлиана ⁵⁶⁰, и об обольщениях различных проходимцев, с титулами философов, которые спутали этого несчастного «бедняка» (τον δείλαιον) и исполнили его беззакониями ⁵⁶¹. Посему Киррский епископ даже сожалеет, что, при своем образовании, император стал игрушкою грубого обмана: εγώ τον έξηπατημένον οδύρομαι ⁵⁶². Сравните эти суждения с отзывами Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, и вы легко усмотрите, как много снисходительности было в Киррском историке-христианине. Всякий, знающий, что обещало Юлианово правление ⁵⁶³, не может не заметить, что и в суждениях о событиях царствования Отступника Феодорит не нарушил правила: ne quid nimis. Еще. Констанция, которым «ариане [332] располагали с полною свободой» ⁵⁶⁴, Киррский пастырь называет «легкомысленнейшим царем» ⁵⁶⁵, «куда угодно склоняющимся еврипом» ⁵⁶⁶. Снова провозглашают это крайним, но и опять несправедливо. Св. Афанасий судил еще жестче, утверждая, что Констанций – еретик и что в нем антихрист имеет своего предтечу. По его воззрениям, этот император «ввел заточение (ссылаемых по отдельным местам), чтобы и в наказаниях превзойти жестокостью бывших прежде него мучителей». Он был «вождем нечестия» и «отваживался против епископв на то, чего нс делал и Ахав с иереями Божиими», так что не заслуживает даже наименования христианина ⁵⁶⁷.

Отсюда ясно, насколько осторожен Феодорит в своих заключениях, насколько справедлив и деликатен в похвалах и порицаниях. Посему для вывода мы воспользуемся прекрасными словами Бенде; он пишет: «не следует требовать от него такой умеренности, какой не было в его век, но нельзя сказать, что ее не было у того, кто, намереваясь изложить преследования, направленные против Златоуста, не упоминает, что Кирилл разделял на этот счет ненависть Феофила. Его замечания по этому мучаю заставляют, пожалеть, что он не взял своею задачей историю современных ему споров. Какой благодарный предмет был бы для того, в ком страсть не изменяла истины! И поскольку, будучи в изгнании, он заканчивает свою книгу похвалой Феодору Мопсуэстийскому, можно думать, что независимость вдохновляла его рассказ» ⁵⁶⁸.

Значит, труд Феодорита есть история не только православная, но и относительно бестенденциозная и беспристрастная. Последние свойства ее условливались еще тем обстоятельством, что автор повсюду опирается на подлинные памятники и держится непосредственного буквального смысла их: его творение документально и по идее, и по выполнению. При изображении арианства до-Никейского Киррский пастырь говорит: «Епископ Александрийский Александр, видя, что Арий одержим страстью честолюбия и с людьми, увлеченными его богохульством, делает особые собрания, объявил посланиями вождям церквей о таком его богохульстве. В своем сочинении я помещу его послание к соименному с ним епископу (оно ясно показывает все дело Арин), чтобы кто не подумал, будто мои сказания – выдумка. Потом, за этим посланием, я приведу также послание Ария, а за ним и другие, для исторического рассказа необходимые, чтобы ими подтвердилась истина повествования и яснее выразились дела [333] минувшие» ⁵⁶⁹. Эти слова свидетельствуют о трезвом и здравом взгляде на предмет исследования, которое должно быть абсолютно правдиво, насколько это возможно по существующим данным. Все сомнительное – недостойно историка и не заслуживает его внимания: он занимается только известным и не отклоняется от него в произвольные догадки и, тем менее, в фантастические измышления или намеренные подлоги. Затем, никакое изложение не заменит самого документа, в котором слышатся голос века, воззрения старины. Наконец, подлинные отрывки важны для характеристики лиц и эпох с той или другой стороны, то для обличения, то для просвещения, назидания ⁵⁷⁰ и т. д. Посему-то Феодорит редко ограничивается пересказом ⁵⁷¹, а сообщает самые, акты в целости и в извлечениях. У него мы находим до сорока одной цитаты подобного рода ⁵⁷², составляющих около 1/3 всего его произведения.

Все указанные особенности принадлежат к достоинствам Феодоритовой «Истории», но, говоря о них, не нужно забывать и о некоторых недостатках ее. Сюда мы относим, прежде всего, отсутствие научного исторического прагматизма в изложении. Писатель во всем следует хронологическому порядку и поэтому нередко вносит в свое повествование эпизоды, мало вяжущиеся о ходом его рассказа, единственно по той причине, что они случились в тот или иной период времени. У него нет видно твердо выработанного плана, кроме внешнего преемства императоров, – и, напр., Юлиану он посвящает отдельную книгу только потому, что «считает неприличным с благочестивым царствованием соединять правление нечестивое" ⁵⁷³.

То же явление замечается и при изложении частных отделов, где не усматривается надлежащей внутренней связи. Это происходило главным образом от того, что Феодорит сосредоточивает свое внимание преимущественно на личностях и любит сводить к ним самые события. Так, в своем повествовании о Селевкийском соборе историк исключительно [334] занимается спором Акакия Кесарие-Палестинского и Кирилла Иерусалимского, что по меньшей мере не вполне соответствует действительности, хотя бы «спор этих двух епископов о первенстве и был причиною величайших зол для Церкви» ⁵⁷⁴. Этот недостаток резко бросается в глаза по сравнению с Сократом, который на основании Савина дает довольно ясное и подробное изображение соборной деятельности ⁵⁷⁵. Равным образом в главе об Антиохийском возмущении Феодорит особенно интересуется «подвигами» монаха Македония ⁵⁷⁶, между тем и свидетельства очевидцев и письменные показания современников, напр. Иоанна Златоуста или Ливания, могли давать столь обширный материал для восстановления деталей этой истории. Однако же нужно прибавить, что и здесь Киррский епископ строго преследует свою цель, которая объясняет и оправдывает его. В заключение V, 19 (20) он говорит: «Я рассказал это (о монахе Македонии) частью потому, что считал несправедливым предать забвению дерзновение всехвального инока, а частью и потому, что хотел показать пользу закона, изданного по внушению великого Амвросия».

Впрочем, все это представляется великою погрешностью лишь с нашей точки зрения, а в применении к тогдашним требованиям находит почти адекватное соответствие с ними, какое трудно встретить у другого историка IV-V века. Феодоритово сочинение есть действительная, настоящая история, а не хроника, наподобие наших летописей. Главный предмет ее – арианство в его столкновении с царством Божиим, Христовою Церковью, – и к нему сводятся все частные моменты. Самая смена царей не случайна, поскольку не все они имеют одинаковое значение. Эпоха Константина была началом арианства и ниспровержением его по существу в определении Никейского собора, бывшего выражением вселенского сознания; отсюда развивается вся дальнейшая борьба, интенсивность которой увеличивалась или уменьшалась частью положением самой ереси и преимущественно отношением к ней правительственной власти. Со смертью Константина на трон цезарей восходят его сыновья, не возмогшие быть истинными носителями мудрой церковной политики отца. Из них скоро выдвигается Констанций, бывший послушным орудием ариан, их наемником, по выражению св. Афанасия ⁵⁷⁷. При нем арианство достигает своего апогея. Юлиан дает равноправность обеим партиям – в надежде, что взаимными распрями они будут обессилены, и тем откроется простор для осуществления его безумных чаяний: его правление в равной мере было опасно и для [335] арианства и для православия, поелику Отступник стремился упразднить христианство, как религию, в целом его объеме. Иовиан и Валентиниан на время подавляют еретическое заблуждение, но оно снова возрождается при Валенте, чтобы с восшествием Грациана бесследно исчезнуть при Феодосии Великом и его преемниках. Кончина Феодора Мопсуэстийского и Феодота Антиохийского знаменует собою удаление арианства с исторической сцены: оно перестает быть тревожным вопросом для общества, государства и Церкви и сменяется несторианством. Здесь усматриваются осмысленный распорядок, соответственный существу дела, и замечательная выдержанность плана. В подробностях Феодорит заботится о «внешнем» прагматизме, – связности ⁵⁷⁸, признавая это необходимым в историческом труде. Напр., сказав о возвращении Ливерия по просьбам знатных Римлянок, Киррский епископ оправдывается: «я совокупил это с тем, что постигло собиравшихся (в 355 г.) в Медиолане епископов, желая соблюсти гармонию в повествовании» ⁵⁷⁹. По этому соображению в отступлениях автор краток и всегда оговаривает их ⁵⁸⁰. Для V стол. разбираемое сочинение приблизительно точно и, во всяком случае, не менее прочих подобных трудов удовлетворяет идеалу «Истории».

Второй недостаток – не всегдашняя исправность показаний Феодорита. Это особенно сказывается в хронологии, которая составляет слабую сторону рассматриваемого произведения. Киррский пастырь редко заботится о хронологических датах ⁵⁸¹ и обыкновенно не отмечает ни консулов, ни годов. Отсюда объясняются многие его ошибки, хотя количество их часто преувеличивают ⁵⁸². Так, в II, 26 (30) сливаются различные осады Низивии и одна из позднейших помещается в епископство Иакова, когда его уже не было в живых. В V, 5 победа над Фракийскими варварами усвояется Феодосию, как частному лицу, между тем тогда он был уже соправителем Грациана (Socr. Н. Ε. V, 2). Антиохийское возмущение (V, 19 (20)) поставляется после более раннего Фессалоникийского восстания (V, 17), бывшего не до (V, 18 (19)), а по смерти Феодосиевой супруги Плациллы [336] (Флациллы). В V, 23 Антиохийское посольство несправедливо приурочивается ко времени Феодосия, скончавшегося до восшествия на Римскую кафедру Анастасия. В других случаях погрешности Киррского епископа не доказаны и по меньшей мере спорны, напр., что св. Афанасий находился в Тривере (Трире) два года и четыре месяца (II, 1), что собор Антиохийский касательно Мелетия (II, 27 (31)) был во время пребывания Констанция в столице «Востока», после Персидской войны, что Валент просил помощи против Готов у Валентиниана, который будто бы тогда уже умер (IV, 28 (31)) ⁵⁸³, и т. п. Иногда преимущество Феодорита неоспоримо: он верно указывает, что Григорий правил Александриею 6 лет (II, 3 (4)), что господство ариан в Антиохии длилось 30 лет, (II, 27 (31)), что Александр Александрийский умер через пять месяцев после Никейского собора ⁵⁸⁴, и пр. Киррский пастырь не всегда исправен в цифровых показаниях, и потому уступает Сократу, который здесь усердно стремился к аккуратности; но все же нельзя сказать, что даты Феодорита не имеют никакой цены, как думает Иееп. То же и по отношению к фактическим сведениям в сравнительно неважных событиях, вроде смешения обстоятельств смерти Григория с Георгием, Сириана с Севастианом, или усвоения приветственной речи Константину в Никее Евстафию Антиохийскому ⁵⁸⁵; но в первом случае свидетельство Созомена о Евсевии Кесарийском ⁵⁸⁶ едва ли заслуживает предпочтения, поскольку мы знаем, что у Киррского епископа были под руками новые документы по этому предмету.

Вообще, промахи Феодорита немногочисленны и не важны, и ученые считают возможным извинить их, отдавая всякое уважение его труду за высокую научность и добросовестность. Такт, Сейлье находит их не настолько серьезными, чтобы из-за них уменьшать цену и репутацию Феодоритовой «Истории». Должно, говорит он ⁵⁸⁷, благодарить автора за то, что он отметил даты и годы тех событий, о каких сообщает. По мнению Бенде ⁵⁸⁸, все неточности этого сочинения легко исправить чрез сравнение с параллельными рассказами Созомена и Сократа, которых он далеко превосходит в других отношениях. [337]

Внутренним достоинствам Церковной Истории Киррского епископа соответствует и самое изложение. Он старательно изгоняет всякий ненужный балласт, не связанный прямо с существом дела и не способствующий прояснению изображаемых событий с какой-либо новой стороны. Обширные документы иногда прерывают последовательность и стройность повествования, но Киррский епископ тотчас же восстановляет нарушенную гармонию ⁵⁸⁹. Не менее того он заботится о краткости повествования, ради чего нередко ограничивается отрывками вместо целых памятников ⁵⁹⁰, а равно и об общепонятности: для сего он указывает на современные ему обстоятельства ⁵⁹¹, объясняет географические термины, в применении к тогдашнему положению ⁵⁹², и т. п. Он пишет просто, сжато, выразительно, языком образов и сравнений, олицетворений и аллегорий, с захватывающим одушевлением ⁵⁹³. С этой стороны достоинства Феодорита отметил уже проницательный патриарх Фотий, который говорит: «По сравнению со всеми вышеназванными (т. е. Евсевием, Сократом. Евагрием и Созоменом), он пользуется стилем, наиболее приличным Истории, только иногда слишком и как будто не кстати употребляет метафоры» ⁵⁹⁴. Посему-то своеобразный и характерный слог Феодорита с трудом поддается переложению и не может быть удержан в переводе со всеми его особенностями ⁵⁹⁵.

Теперь мы сказали все главнейшее о Церковной Истории Киррского епископа и расстаемся с нею в том глубоком убеждении, что – и как источник для нас и как научное сочинение – она обладает высокими достоинствами по тогдашнему состоянию исторических знаний. В первом отношении она стоит наряду с произведением Сократа, во втором, – как творение специалиста богослова, – превышает заметки историка-самоучки. Пользуясь выражением Шаффа ⁵⁹⁶, мы можем [338] сказать, что Феодорит был столько же auctor, сколько и actor Церковной Истории и потому чувствует себя в ней вполне уверенно: он действует в своей сфере, с полным самосознанием своего положения, в обладании всеми научными средствами. После Евсевия он есть по преимуществу историк древней Церкви.

Комментарии

396. Theodoret. H. E. II, 12 (15): M. 82, 1033. Ц. И, стр. 147.

397. Theodoret. H. E. II, 13 (16): M. 82, 1033. 1036. 1037.1040. Ц. И., стр. 147-151.

398. Это мнение разделяет и Гюльденпеннинг: Kirchengeschichfe des Theodoret. S. 4.

399. Ολοκοττινους или ολοκοτινους; по другим чтениям: χρυσινους; в переводе Епифания Схоластика (Cassiodori Histor. Tripartita, V, 17: Migne, lat. ser. t. 69, col. 998) – solidos. Όλοκοτινον – золотая монета, νομισμα, solidus, весом в 4,50 gr. (101,27 долей) и стоимостью в 3 р. 75 к. золотом.

400. Евсевий был арианин, и защитники единосущия не считали последователей Александрийского пресвитера христианами, как это ранее было с маркионитами (Adamantii Dialogus de recta in Deum fide, sect. I: Migne. gr. ser. t. 11, col. 1728. C). Учение ариан св. Афанасий называет ,,новою иудейскою ересью"; он пишет, что «Григория, присланного царем в Александрию, (отцы Сардикийского собора) отлучили потому, что он вовсе не был епископом и не должен именоваться христианином». S. Athanasii Historia Arianorum ad monachos, n. 19. 17 (M. 25, 716. B. 713 Твор. II, стр. 94. 92). Cnf. Epist. ad Afros episcopos, n. 9 (M. 26, 1044. Твор. III, стр. 326). Равным образом в послании ко вселенской церкви Сардикийский собор объявлял, чтобы «Григория в Александрии, Василия в Анкире, Квинтиана в Газе никто не именовал ни епископами, ни христианами». Theodoret. Η. Ε. II, 6 (8): Μ. 82, 1009. Β. С Ц. И., стр. 127.

401. Theodoret. Н. Ε. II, 13 (16): Μ. 82, 1040. Ц. И, стр. 151-152.

402. S. Athanasii Historia Arianorum ad monachos. n. 38. 39. 40 (M. 25, 737. D. 740. С. Твор. II, стр. 112-113). Cnf. Amm. Marcellini Historia, XV, 6 (Ed. Lugduni 1591. P. 55-56).

403. S. Athanasii Historia Arianorum ad monachos, n. 35-37. 41 (M. 25, 733. 736. 737. 741. B. Твор. II, стр. 108-110. 115).

404. Theodoret. Η. Ε. IV, 13 (15): Μ. 82, 1153. Ц. И., стр. 261.

405. Имя Евсевия встречается у Сократа (Н. Е. III, 25: Μ 67, 453. С. Ц. И., стр 314) и Созомена (Н. Е. VI, 4: М. 07, 1301. С. Ц. И., стр. 383) лишь один раз в качестве участника Антиохийского собора, на котором подтверждено Никейское исповедание. Феодорит говорит об этом «благородном поборнике истины» весьма подробно. Н. Е. II, 27 (31). 28 (32). IV, 12. 13 (13. 14). 13 (15). V, 4: М. 82, 1081. А. 1084. 1148. 1149. В. 1153. 1201. 1201. 1205 Ц. И., стр. 191. 194-195. 255-258. 201. 308-310.

406. О письмах Евсевия с похвалою и уважением отзываются св. Григорий Богослов в epist. 60 (204). 67 (166). 68 (168) (Migne, gr. ser. t. 37, col. 129. 132. 133) и св. Василий Великий в epist. 98 (259), n. 1. 100 (250). 107 (252): Migne, gr. ser. t. 32 col. 496. 504. 640.

407. Theodoret. H. E. V, 21: M. 82, 1245. B. Ц. И., стр. 318.

408. Theodoret. H. E. III, 22 (28): M. 82, 1121. Ц. И., стр. 232.

409. См. к прим. 158-166 на стр. 269-270.

410. Theodoret. Η. Ε. Ι, 10 (11): Μ. 82, 937. D. Ц. И., стр. 61.

411. Theodoret. Η. Ε. II, 6 (8): Μ. 82, 1000. 1001. 1004. 1005. 1008. 1009. 1012. 1013. 1016. С. Ц. И., стр. 117-132. Cnf. Ios. Langen. Geschichte der romischen Kirche (Bnd. I) bis zum Pontifikate Leo's I. Bonn. 1881. S. 443 u. Anm. 2.

412. Theodoret. H. E. II, 6 (8): M. 82, 1000. 1001. 1004. 1005. 1008. 1009. 1012. B. Ц. И« стр. 117-128.

413. S. Athanasii Apologia contra Arianos, n. 44-49: M. 25, 324. 325. 328. 329. 332. 333. 336. 337. Твор. I, стр. 245-254. S. Hilarii, episcopi Pictaviensis, ex opere historico fragmentum II (Migne, lat. ser. t. 10, col. 632-639). У св. Илария это послание заканчивается так: Optamus, fratres, nos in Domino valere. Explicit.

414. Так, и Феодорит (Η. Ε. II, 6 (8): Μ. 82, 1008. D. Ц. И., стр. 125) и св. Афанасий (Apolog. contra Arianos, n. 48: Μ. 25, 333. Β. Твор. I, стр. 252) упоминают Макария Палестинского, вместо Ария, как у св. Илария (Migne, lat. ser. t. 10, col. 637. Β). Cnf. Valesii not. ad Theodoret. H. E. II, 8 (6): M. 82, 1548. Впрочем, у обоих писателей больше разницы, чем сходства.

415. Theodoret. Η. Ε. II, 6 (8) (Μ. 82, 1012. Β. 1013. 1016. Ц. И., стр. 128-132) со слов: 'Αποκηρυττομεν δε έκείνους, και εζορίζομεν της καθολικης Έκκλησιας τους διαβεβαίουμενους, ότι Θεος εστιν ό Χριστος δηλονότι, άλλα μην αληθινος Θεως ουε εστιν.

416. Cassiodori Hist. tripartita IV, 24: Migne, lat. ser. t. 69, col. 968-974; прибавка Феодорита: col. 973-974.

417. Valesii not. ad Theodoreti H. E. II, 6 (8): M. 82, 1549.

418. S. Athanasii Tomus ad Antiochenos, 11. 5 Μ. 26, 800. Твор. III, стр. 191.

419. Св. Афанасий говорит (Tom. ad Antiochen., n. 5: Μ. 26, 800. 801. Α. Твор. III, стр. 191) „Хотя некоторые – под видом, что изложение веры Никейского собора недостаточно, – желали писать о вере и усилено покушались на сие (ηξιωσαν γραψαι περί πιστεως, και επεχειρησαν γε πραπετος): однако же святый собор, сошедшийся в Сардике, вознегодовал на то и определил не писать больше о вере, но довольствоваться верою, исповеданною отцами в Никее; потому что исповедание сие ни в чем не имеет недостатка, но исполнено благочестия, и не должно вторично излагать исповедание веры, чтобы исповедание, написанное в Никее, не могло быть почтено недостаточным и не было дано сим повода желающим часто писать и делать определения о вере. Почему, если кто будет выставлять на вид это или другое изложение веры, останавливайте таких и убеждайте их лучше пребывать в мире, и мы ничего более не видим в сих людях, кроме упорства». Из этих слов не следует непременно, что попытки некоторых к составлению ορός’а приведены в исполнение, еще менее данных думать, что это есть конец Феодоритовой редакции.

420. Св. Афанасий пишет (Tom. ad Antiochen., n. 5: Μ. 26. 801. Твор. III, стр. 191-192): «Скажем и о тех, которых порицали ныне за употребление речений – три ипостаси, так как сии речения взяты не из Писания и подозрительны. Хотя мы и просили ничего большего не требовать, кроме Никейского исповедания, однако же, по причине спора, спрашивали их: не именуют ли они, подобно арианам, ипостаси сии отчужденными? и проч. И они подтверждали, что не в таком смысле именуют ... и отвечали: для того (употребляем), что веруем в Святую Троицу, знаем же Троицу не по имени только, но истинно сущую и пребывающую,.. ведаем Святую Троицу, но единое божество, и единое начальство, и Сына единосущного Отцу, как изрекли Отцы, и Духа Святого»

421. Theodoret. Η. Ε. II, 6 (8): «Валент и Урзаций хвастливо и не обинуясь называют себя христианами, а между тем говорят, будто ипостаси Отца, Сына и Св. Духа различны и отдельны. Мы же, напротив, приняли, изучили и держим, что ипостась одна, или, как называют это сами еретики, существо Отца, Сына и Св. Духа – одно» (М. 82, 1012. С Ц. И., стр. 129).

422. Можно прибавить еще, что, по всем видимостям, и Сократ читал экземпляр послания Сардикийского собора. В своей «Истории» (II, 20 Μ. 67, 237. Β. Ц. II., стр. 160) об отцах последнего он выразительно замечает «удержав исповедание Никейское, они отвергли слово неподобный, еще яснее подтвердили единосущие и, написавши об этом послания, разослали их повсюду». Равным образом и Созомен (III, 12. М. 67, 1065. А. Ц. И., стр. 188-189) упоминает об этом памятнике и кратко передает его содержание (Сардикийские отцы «написали тогда иное изложение веры, пространнее Никейского, впрочем, заключавшее в себе тот же смысл и немного отличавшееся от него только в выражениях»), но, как кажется, на основании Сократа.

423. Об этом писателе и его сочинении см. Tossius. De historicis graecis, lib. IV. cap. 20 (Operum t. IV. Amstelodami. 1699. P. 216). Holzhausen. De fontibus, quibus Socrates, Sozomenus ac Theodoretus in scribenda historia sacra usi sunt. P. 83-85. Jeep. Quellenuntersuchungen. S. 114-116.

424. Theodoret. Η. Ε. II, 6 (7): Μ. 82, 997. Ц. И., стр. 116.

425. Socrat. Η. Ε. II, 20: Μ. 67, 236. Ц. И., стр. 159.

426. Sozomen. Η. Ε. III, 12: Μ. 67, 1065. Ц. И. стр. 189.

427. S. Athanasii Historia Arianorum ad monachos, n. 17 (M. 25, 712. Твор. II, стр. 91).

428. S. Athanasii Apologia contra Arianos, n. 50 (M. 25, 337. 340. 341. Твор. I, стр. 254-256).

429. S. Athanasii Historia Arian. ad monachos, n. 15 (M. 25, 709. B. Твор. II. стр. 89).

430. Socrat. Η. Ε. II, 20: Μ. 67, 236. Ц. И., стр. 159.

431. Die K.–G. des Theodoret. S. 60. 61.

432. См. сводную таблицу Феодоритовых источников у Гюльденпеннинга (Ор. cit.) на стр. 65. 66. 68. 70. 71. 73. 80. Здесь указываются следующие места Феодоритовой ,,Истории": I, 19 (20) – конец послания Константина В. к Никомидийцам против Евсевия и Феогниса; I, 27 (29) – послание Константина в Тирскому собору, II, 6 (7. 8) – Сардикийский собор и его послание; II, 15. 19 (20) – первое и второе послания Ариминского собора к Констанцию; II, 16 (21) – собор в Нике Фракийской и составленное здесь вероизложение, II, 17 (22) – отвержение этого исповедания Римским собором и послание его к Иллирийцам; II, 24 (28) – послание Константинопольского собора к Георгию Александрийскому против Аэция; IV, 7. 8 (8. 9) – послания Валентиниана, Валента и Грациана и Иллирийского собора к епископам Асийского округа.

433. Μ. 82, 888 sqq. Ц. И., стр. 17 сл.

434. Μ. 82, 909. Β. Ц. И., стр. 36.

435. Socrat. Η. Ε. I, C: Μ. 67, 53. Β. Ц. И., стр. 25.

436. Op. cit. S. 59-60.

437. Theodoret. Η. Ε. III, 10 (11): Μ. 82, 1104, p. 928; 1104, p. 929. Ц. И., стр. 211. 215.

438. Graec. affeci. curatio, IX (Μ. 83, 1041, p. 933).

439. Theodoret. Η. Ε. I, 10 (11): Μ. 82, 937. 940. Ц. И., стр. 61.

440. Theodoret. H. Ε. III, 5 (9). 31. 82, 1096. С. Ц. И., стр. 207.

441. Theodoret. Η. Ε. III, 20 (25): Μ. 82, 1120. Ц. И., стр. 230. Ср. на стр. 281-282.

442. У Феодорита было, кроме сего, не мало и других самостоятельных источников, которых мы не в состоянии открыть. Указания на таковые Гюльденпеннинг (Die Κ.–G. des Theodoret. S. 63. 77. 78. 82) находит (по счету Валезия) в I, 11. III, 21. 26. IV, 24.

443. К. Смирнов. Обозрение источников. Стр. 287.

444. Theodoret. I, 10 (11). «Какие-то сварливые люди взнесли обвинение на некоторых епископов и свои доносы подали царю письменно. Царь, пока еще не было восстановлено согласие между епископами, принимал это и, сложив все в одну связку, запечатал своим перстнем и приказал хранить; но потом, когда мир был утвержден, он принес поданные ему доносы и сожег их в их присутствии» и пр. (М. 82, 937. 910. Ц. И., стр. 60. 61).

445. Rufini Η. Ε. Ι, 2: Migne, lat. ser. t. 21, col. 468-469.

446. Socrat. Н. Ε. Ι, 8: 31. 67, 616. Ц. И., стр. 35.

447. Sozomen. Н. Ε. Ι, 17: 31. 67, 913. Ц. И., стр. 63-64.

448. К. Смирнов. Обозрение источников. Стр. 286-287.

449. Jeep. Quellenuntersuchungen. S. 155. Иееп ссылается на этот факт в подтверждение того, что «на указания Феодорита нельзя полагаться и что у него постоянно встречаются грубейшие ошибки, для которых невозможно подыскать источника» (die bodenlosesten Irrthumer passireu ihm).

450. Theodoret. H. E. I, 3 (4): M. 82, 888 sqq. Ц. И., стр. 17 сл.

451. Theodoret. H. Ε. Ι, 3 (4): Μ. 82, 909. Β. Ц. И., стр. 36. Ср. выше на стр. 310.

452. Euseb. H. Е. II, 10: Migne, gr. ser. l. 20, col. 160. Β. Сочин., т. Ι. Спб. 1858. Стр. 71.

453. Heinichen. Commentarii in Eusebii Pamphili Histor. Eccl., Vitam Const., Panegyricum atque in Constanini ad sanctorum cuetum orationem et meletemata Eusebiana. (Eusebii Pamphili Scripta historica. T. III.) Lipsiae. 1870. P. 654-656: melet. III. Cnf. Heinichen. Eusebii Pamphili Scripta historica. T. I. Lipsiae. 1868. P. 70, not 19. Migne, gr. ser. t. 20, col. 160, not. 33 ad Euseb. Η. Ε. II, 10.

454. Jeep. Quellenuntersuchungen. S. 155: «Auch die Nachricht uber die Gothen und Ulfilas Theodoret. IV, 37 ist augenscheinlich ganz willkurlich gestaltet und betont die Legende, dass die Gothen eigentlich ursprunglich athanasianisch gewesen sein».

455. Theodoret. Η. Ε. ΙV, 33 (37): M. 82, 1196. 1197. Ц. И., стр. 301-302.

456. Socrat. H. E. II, 41: M. 67, 349. C. Ц. И., стр. 240.

457. Socrat. H. E. IV, 33: M. 67, 552. 553. Ц. И., стр. 378-379.

458. Sozomen. Η. Ε. II, 6: Μ. 67, 949. Ц. И., стр. 93-94.

459. Sozomen. Η. Ε. VI, 37: Μ. 67. 1404. 1405. Ц. И., стр. 465-466.

460. Philostorgii Η. Ε. II, 5: Μ. 65, 468. 469. Ц. И., стр. 323-324.

461. Theodoret. Η. Ε. IV, 33 (37): Μ. 82, 1196. Ц. И., стр. 301. Ср. Д. Белякова Христианство у Готов. Вып. I. Казань. 1887. Стр. 101 сл.

462. Socrat. H. Е. IV, 33 М. 67, 552. 553. Ц. И., cтр. 378.

463. Sozomen. Η. Ε. VI, 37: Μ. 67, 1404. 1405. Α. Ц. И., стр. 465.

464. Theodoret. Η. Ε. Ι, II: Μ. 82, 940. Ц. И., стр. 61.

465. Theodoret. Η. Ε. II, 6 (7). Μ. 82, 1000. Ц. И., стр, 117.

466. Theologische Literaturezitung. 1884. Nr. 26. «Справедливо, – пишет здесь (S. 633) Гарнак, – он (Иееп) объявляет Феодорита самым незначительным между греческими церковными историками».

467. Jeep. Quellenuntersuchungen. S. 154-157.

468. Epist. Theodoreti 86: M. 83, 1281.

469. К. Смирнов. Обозрение источников. Стр. 286.

470. Theodoret. Η. Ε. II, 27 (31): Μ. 82, 1080. 1081. Ц. И., стр. 190-192. III, 2 (4): Μ. 82, 1088. Ц. И., стр. 199. V, 3: М. 82, 1200. 1201. Ц. И., стр. 305. 306-308.

471. Theodoret. Н. Е. II, 19 (24): М. 82, 1060. Ц. И., стр. 170-171. IV, 10 (11): М. 1144. С. 1145. Ц. И,, стр. 253-254. V, 3: М. 1201. А. В. Ц. И., стр. 306-307. V, 23: М. 1248. 1249. Ц. И., стр. 350-353.

472. Theodoret. Η. Ε. II, 27 (31): Μ. 82, 1081. Α. Ц. И., стр. 191. II, 28 (32): Μ. 1084. Ц. И., стр. 194-195. IV, 12. 13 (13. 14. 15): Μ. 1148. 1149. Β. 1153. Ц. И., стр. 255-268. 261. V, 4: Μ. 1204. 1205. Ц. И., стр. 309-310.

473. Theodoret. Ε. Ε. IV, 14 (16): Μ. 82, 1153. Ц. И., стр. 261. V, 4: Μ. 1204. С. Ц. И., стр. 309.

474. Theodoret. Η. Ε. IV, 15 (18): Μ. 82, 1156. 1157. 1160. Ц. И., стр. 263-266. V, 4: Μ. 1204. Β-С. Ц. И., стр. 309.

475. Theodoret. Η. Ε. IV, 9 (13): Μ. 82, 1101. Ц. И., стр. 255-256. V, 8: Μ. 1209. С. Ц. И., стр. 315.

476. Theodoret. Η. Ε. V, 4: Μ. 82, 1204. Β. Ц. И., стр. 309. V, 8: Μ. 1209. С. Ц. И., стр. 815. V, 23: Μ. 1249. С. Ц. И., стр. 353. V, 27: Μ. 1256. D. Ц. И., стр. 369.

477. Theodoret. Н. Ε. V, 21: Μ. 82, 1244. 1245. Ц. И., стр. 246-248.

478. Theodoret. Η. Ε. II, 19 (24): Μ. 82, 1060. Ц. И., стр. 170-171. IV, 22 (25): Μ. 1184. Ц. И., стр. 289-290. V, 4: Μ. 1204. Α. Ц. И., стр. 308. V, 8: Μ. 1209. С. Ц. И., стр. 315.

479. Theodoret. Η. Ε. V, 27. 39 (40): II. 82, 1256. 1277. Ц. И., стр. 359. 378-379.

480. Theodoret. Η. Ε. III, 21 (26): «Об открывшемся после смерти Юлиана волхвовании в городе Каррах» (М. 82, 1120. Ц. И., стр. 231).

481. Theodoret. Η. Ε. III, 10 (11)-«О сыне одного жреца»; III, 11 (15) – «О святых мучениках Ювентине и Максимине»; III, 13 (17) – «О других исповедниках»; III, 14 (18. 19) – «О вожде Артемии, диакониссе Публии и ее дерзновении по Боге»; III, 17 (22) – «О дерзновении Верийского декуриона»; IV, 18 (23) – «Предсказание одного учителя» (о смерти, Юлиана); III, 19 (24) – «О пророчестве святого подвижника Юлиана» (М. 82, 1101. 1104. 1105. 1108. 1109. 1112. 1110. 1117. Ц. И., стр. 213-216. 215-217. 219 220. 221. 221-223. 226-227. 227-228. 228-229).

482. Theodoret. Η. Ε. V, 8. 9 (Μ. 82, 1212. 1213. 1210. 1217. Ц. И., стр. 310-323). Cnf. Mansi, ΠΙ, 581 sqq. Деян. I, стр. 282-289. За это дополнение хвалит Феодорита патр. Фотий: Bibliotheca, cod. 31 (Migne, gr. ser. t. 103, col. 04).

483. Theodoret. Н. E. I, 8 (9): M. 82, 932. B. Ц. И., стр. 56.

484. Theodoret. Η. Ε. Ι, 10 (11): Μ. 82, 937. С. Ц. И., стр. 60. Cnf. Η. Ε. III, 3 (6). IV, 4: Μ. 82, 1092. C. 1129. Ц. И., стр. 203. 239-240.

485. Theodoret. Н. Ε. IV, 20 (29): Μ. 82, 1189. Ц. И., стр. 295-296.

486. Theodoret. Η. Ε. Ι, 19 (20): Μ. 82, 961. 964. 965. Ц. И., стр. 82-84.

487. Theodoret. Η. Ε. Ι, 25 (27): Μ. 82, 980. Ι). 981. Ц. И., стр. 98.

488. Theodoret. Η. Ε. II, 3 (4): «Выслушав все (от Афанасия), Констанс тотчас же послал своему брату письмо, в котором увещевал его хранить наследие отцовского благочестия неприкосновенным. Ибо «тот (отец наш), утвердив царство благочестием, и Римских тиранов истребил, и все окрестные варварские народы покорил»» (М. 82, 996. С. Ц. И., стр. 114). Может быть, на это послание намекает св. Афанасий в Apologia ad imperatorem Constantium, n. 6 (Μ. 25, 604. Β. Твор. II, стр. 11), говоря: «я удостаивался видеть его (Констанса), и он благоволил писать о мне, в мою пользу (περί ημων), к твоему братскому расположению». Приводимое Сократом (Н. Е. II, 22: М. 67, 245. 248. Ц. И., стр. 166 – 167) и упоминаемое Созоменом (Н. Е. III, 20: М. 67, 1100. Ц. И., стр. 216) послание признается подложным (not. Valesii 55 ad. Socrat. H. Ε. II, 22: Μ. 67, 246-248) и по-своему воинственному характеру едва ли может подходить к указанию св. Афанасия, который, конечно, не сослался бы пред Констанцием на столь неприятный документ. При том же этот последний относится ко времени по завершении Сардикийского собора, а Феодорит разумеет раннейший момент.

489. Theodoret. Η. Ε. IV, 7 (8): Μ. 82, 1133. 1136. 1137. Ц. И, стр. 244-247.

490. Theodoret. Η. Ε. Ι, 3 (4): Μ. 82, 888-909. Ц. И., стр. 17-36. Cnf. Migne, gr. ser. t. 18, col. 548-572.

491. Theodoret. H. E. I, 5 (6): M. 82, 913. 916. Ц. И., стр. 39-41.

492. Theodoret. H. E. IV, 19 (22): M. 82, 1168-1182. Ц. И., стр. 274-286.

493. Theodoret. H. E. IV, 24 (28): M. 82, 1072. 1073. Ц. И., стр. 181-184.

494. Theodoret. H. E. IV, 8 (9): M. 82, 1137. 1140. 1141. Ц. И., стр. 247-250.

495. Theodoret. H. E. V, 9: M. 82, 1212. 1213. 1216. 1217. Ц. И., стр. 317-323.

496. Theodoret. H. E. V, 10: M. 82, 1220. 1221. Ц. И., стр. 323-325.

497. Theodoret. Η. Ε. V, 11 (Μ. 82, 1221. 1224. 1225. Ц. И., стр. 326-329): 'Ομολογία της καθολικης πιστεως, ην ο παπας Δαμασος απέστειλε προς επισκοπον Παυλινον εν τη Μακεδονια, ις (οτε) εγένετο εν Θεσσαλονίκη (Θεσσαλονικαια). Нередко это послание считали адресованным Павлину Македонскому или Фессалоникскому, почему сильно порицали Феодорита, будто бы обратившего пастыря Антиохийского в Фессалоникского. Но, как справедливо замечают Бароний (Annales, V. Lucae. 1739. Ρ. 460-461: ad an. 378 not. 43) и Валезий (not. ad Theodoret. H. E. V, 11: M. 82, 1587), Киррский епископ совсем не утверждает, что Павлин – предстоятель Фессалоникский, а говорит только, что во время написания и получения Дамасова исповедания он был в Македонии и именно в Фессалонике. Может быть, Павлин был здесь после и по причине несогласия своего на примирение с Мелетием, о чем упоминает один Феодорит (Theodoret. Η. Ε, V, 3: Μ. 82, 1201 C. D. Ц. И., стр. 308).

498. Theodoret. Η. Ε. II, 13 (16): Μ. 82, 1033. 1036. 1037. 1040. Ц. И., стр. 147-152. Следует заметить еще, что в рассказе об Ариминском соборе Феодорит упоминает, что в своем послания члены его говорили (εφασαν) императору Констанцию: «Мы дети и наследники отцов, собиравшихся в Никее; посему, если бы осмелились или уничтожить что-либо из написанного ими, или сделать прибавление к прекрасным их положениям, то объявили бы себя детьми незаконными и обвинителями своих родителей» (Theodoret. Η. Ε. II, 15 (18): Μ. 82, 1041. С. Ц. И., стр. 155). Таких слов и в таком именно виде не встречается ни в одном списке соборного письма и, может быть, Киррский епископ разумеет здесь какое-нибудь особое обстоятельство. Впрочем, смысл этого отрывка не представляет ничего нового сравнительно с имеющимся соборным посланием.

499. Более подробное указание совершенно оригинальных сведений Феодоритовой «Истории» дает Гюльденпеннинг, (Ор. cit. S. 99-101. Vgl. S. 67. 68. 77. 81. 83. 86. 91. 92. 93-96): «В I кн. новое содержится в главах 21 и 22 (во счету Валезия), где речь о попытке Евсевия и Феогниса низложить Евстафия Антиохийского; что же говорится в гл. 33 в защиту Константина от упреков за изгнание столь многих епископов, – это не может служить к обогащению наших познаний».

«Во II кн. новое мы находим в гл. 8 – о Констансе и Констанции, гл. 9 – о Стефане Антиохийском, гл. 16 – разговор между Ливерием и Констанцием, гл. 30 – замечания о Персидской войне Констанция и осаде Низивии, гл. 32 – попытка Констанция отнять у Евсевия Самосатского акт о его избрании, подписанный православными и арианами.

„III кн. дает нигде более не встречающиеся сведения в гл. 3 – о походе Констанция против Магненция, гл. 14 и 15 – об обращения в христианство сына языческого жреца и о мужестве двух щитоносцев Юлиана; гл. 18 и 19 – о вожде (dux) Артемии и диакониссе Публие; гл. 21 – об оракулах Юлиану пред Персидским походом; гл. 22 – о язычествующем сыне члена Верийской курии; гл. 24 – о предсказании монаха Юлиана; гл. 26 – о гадании Юлиана на счет исхода Персидской войны по внутренностям женщины.

„В кн. IV оригинальны гл. 7 – известия об Иллирийском соборе, гл. 11 – беседа Флавиана с Адельфием, гл. 12 и 13 – начало царствования и крещение Валента, гл. 14 – преследование Евсевия Самосатского, гл. 15 – арианствующие преемники на его кафедре, гл. 16 – Варса Едесский, гл. 18 – Евлогий и Протоген, гл. 25 – Флавиан и Диодор в Антиохии, гл. 26 – Афраат, гл. 31 – тщетная просьба Валента пред Валентинианом о помощи против Готов, гл. 32 – благочестие комита Терентия, гл. 33 – смелости военачальника Траяна.

„В V кн. самостоятельны гл. 2 и 3 – о церковном раздоре в Антиохии и послании туда военачальника Сапора, гл. 5-7– о воеводстве и воцарении Феодосия и его отношении к Мелетию, гл. 8 – об отказе Григория Богослова от председательства на вселенском соборе; гл. 15 – упоминание письма Феодосия I к Валентиниану II, гл. 18 – церковное покаяние Феодосия, гл. 20 – возмущение в Антиохии, гл. 21 – разрушение капища Юпитера в Апамие епископом Маркеллом, гл. 23 – действия Феодосия в видах прекращения раскола в Антиохии, гл. 26 – запрещение гладиаторских игр Гонорием, гл. 29 и до конца книги – известия о св. Иоанне Златоусте, Феодосии II, гонении в Персии и смерти Феодора Мопсуэстийского».

500. Ad. Harnack. «Socrates und Sozomenos» (Real-Encyclopadie von Herzog-Hauck Bnd. XIV. Leipzig. 1884. S. 418-419). Правда, суждение Гарнака несколько преувеличенно (Jeep. Quellenuntersuchengen. S. 138-139. К. Смирнов. Обозрение источников. Стр. 272-275. Ad. Harnack в Theologische Literaturzetung. 1884. Nr. 26. S. 632. 633), но, в 1-х, широкие и недобросовестные заимствования Созомена у Сократа все же не отрицаемы (cnf. Guldenpenning. Die Quellen zur Geschichte des Kaisers Theodosius des Grossen. Halle. 1878. S. 24-32) и, во 2-х, предположения о поводах к составлению Созоменовой «Истории» остаются не опровергнутыми.

501. Jeep. Quellenuntersuchungen. S. 156.

502. Theodoret. Н. Ε. III, 10 (15): Μ. 82, 1104, р. 928; 1104, р. 929. Ц. И., стр. 214. 215.

503. Theodoret. Н. Ε. III, 11 (15): Μ. 82, 1104. 1105. Ц. И., стр. 215-216. Cnf. S. Ioan. Chr. Orat. in s. s. martyres Juvetinum et Maximinum (Migne, gr. ser. t. 50, col. 571-578. Слова и беседы на разные случаи. Т. I, стр. 219-229).

504. Theodoret. Η. Ε. III, 12. 13 (16. 17): Μ. 82, 1108. Β. 1109. Ц. И., стр. 218-220. Cnf. S. Gregorii Theol. Orat. IV, n. 82-84 (Migne, gr. ser. t. 35, col. 608. 609. 612. Твор. I, стр. 110-112).

505. Amm. Marcellini Hist. XXII, 11 (ed. Lugduni 1591). P. 269.

506. Theodorеt. H. E. III, 14 (18): M. 82, 1109. Ц. И., стр. 221. Cnf. Amm. Marcellini Hist. XXII, 11. P. 269-270.

507. Theodoret. Н. E. II, 27 (31): M. 82, 1081, p. 909. Ц. И., стр. 192.

508. Sachau. Theodori Mopsuesteni fragmenta syriaca. P. 56. Cnf. Hist. eccles. Sozomen. IV, 28, Niceph. Callisti IX, 48.

509. Ad. Harnack. Theologische Literaturzeitung. 1881. Nr. 26. S. 633, Anm. 3. Real-Encyclopadie von Herzog-Hauck. Bnd. XIV, S. 408.

510. Theodoret. Η. Ε. III, 17 (22): Μ, 82, 1116. С. Ц. И., стр. 227.

511. Theodoret. Η. Ε, III, 16 (21). Μ. 82, 1113. Ц. И., стр. 225. Здесь Феодорит пишет: «оракулы повелевали (Юлиану) начинать войну и обещали победу. В обличение лжи я внесу в свою Историю одно из предречений» и пр.

512. Theodoret. Η. Ε. III, 21 (26). Μ. 82, 1120. Ц. И., стр. 231.

513. Theodoret. Η. Ε. V, 20. 21 (21): Μ. 82, 1241. 1244. 1245. Ц. И., стр. 345-348. В подтверждение наших слов мы укажем, для краткости, на то обстоятельство, что подобными известиями очень усердно пользуются, напр., историки язычества. См. Chastel. Histoire de la destruction du paganisme. P. 127. 136. 138. 139. 141. 142. 145 146. 149. 154. 159. 177. 185. 194. 196. 199. 200. 221 и др. Schulze. Geschichte des Unterganngs des grieсhisch-romischen Heidenthums. Bnd. I, S. 260. 261. 264. 266. 293. 318. 354. 362. 389 и др.

514. Theodoret. H. E. IV, 14 (16): M. 82, 1153. Ц. И., стр. 261. Ср. хвалебное письмо 267 (327) св. Василия Великого к Варсе (Migne, gr. ser. t. 32, col. 996. 997).

515. Theodoret. Η. Ε. IV, 15 (18): Μ. 82, 1157. 1160. Ц. И., стр. 264-266.

516. Theodoret. Η. Ε. V, 4: Μ. 82, 1204. C. 1205. Ц. И., стр. 309-310.

517. Theodoret. Η. Ε. IV, 13 (15): 82, 1149. 1152. Ц. И., стр. 258-260. В epist. 182 (266) и 183 (294) св. Василий Великий хвалит Самосатских пресвитеров и декурионов за их твердость в вере, по удалении Евсевия (Migne, gr. ser. t. 32, col. 660).

518. W. Moller в Real-Encyclopadie von Herzog-Hauck: Bud. XV. Leipzig. 1885. S 406. E. Binder. Etudes sur Theodoret. Geneve. 1844. P. 43.

519. Ad. Harnack в Theolog. Literaturzeitung (1884. № 26. S. 633) и в Real-Encyclopadie von Herzog-Hauck (Bud. XIV. S. 408).

520. Уже древние смотрели на «Историю» Киррского епископа, как на неисчерпаемый источник: Евагрий с уверенностью ссылается на нее в речи о причинах позднего крещения Константина В. (Н. Е. III, 41: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2685. C. 2688. A. Ц. И., стр. 183; cnf. Theodoret. Н. E. 1, 30 (32): M. 82, 939. Ц. И., стр. 106); Епифаний Схоластик перевел ее на латинский язык, а Аврелий Кассиодор внес значительную часть ее по этой версии в свою Historia tripartita. Геласий Кизический часто воспроизводит Феодорита и в одном месте прямо отсылает в нему, считая его лучшим между всеми другими историками. Gelasii Cyziceni Actorum concilii Nicaeni commentarius, II. 32: Migne, gr. ser. t. 85, col. 1337. C. Hebed-Jesu называет Феодоритову «Историю» «точнейшею» (exactissima). Assemanus. Bibl. orient III, 1, p. 40.

521. Socrat. Н. Ε. II, 40: Μ. 67, 940. С. Ц. И., стр. 233.

522. Характеристику Сократовой Истории с этой стороны см. у проф. Ад. Гарнака (Real-Encyclopadie von Herzog-Hauck. Bnd. XIV, S. 406 flg). См. отзыв проф. Ал. П. Лебедева в Приб. к Твор. Св. Отц., 1885 г., ч. 36, стр. 318.

523. Garnerii Dissertatio II, cap. V, § II, n. 20-36 (Migne, gr. ser. t. 84, col. 232-237).

524. Not. Schulzii 86 ad Garnerii Dissert. II, cap. V, § II, n. 20 (M. 81, col. 232).

525. Garnerii Dissert. II, cap. V, § II, n. 18 (M. 84, col. 231).

526. Du-Pin Nouvelle bibliotheque des auteurs ecclesiastiques. T. IV. Paris. 1686. P. 254.

527. Theodoret. Η. Ε. V, 11: Μ. 82, 1221. Β. C. 1224. Α. Β. Ц. И., стр. 326. 327-328.

528. Theodoret. H. Ε. V, 30 (40): Μ. 82, 1277. Β. Ц. И., стр. 379.

529. Garnerii Dissert. II, cap. V, § II, n. 21 (11. 84, col. 232).

530. Garnerii Dissert. II, cap. V, § II, n. 27 (M. 84, col. 234),

531. Socrat. H. E. I, 18: M. 67, 124. D. Ц. И., стр. 81.

532. Theodoret. H. Ε. II, 19 (24): Μ. 82, 1060. Β. Ц. И., стр. 170.

533. Theodoret. Η. Ε. IV, 22 (25): Μ. 82, 1184. 1185. Ц. И., стр. 289 290,

534. Theodoret. Η. Ε. V, 4: Μ. 82, 1204. Α. Ц. И., стр. 308.

535. Theodoret. Η. Ε. V, 27: Μ. 82, 1256. Ц. И., стр. 358.

536. Theodoret. Η. Ε. V, 33: Μ. 82, 1261. Ц. И., стр. 361.

537. Theodoret. Η. Ε. V, 33 (34): М. 82, 1261. Ц. И., стр. 361.

538. Theodoret. Η. Ε. V, 27. Μ. 82, 1256. Ц. И., стр. 359.

539. Theodoret Η. Ε. V, 39 (40). Μ. 82, 1277. Ц. И., стр. 379.

540. Theodoret. Н. Ε. V, 40 Μ. 82, 1277. 1280. Ц. И., стр. 379-380.

541. Conc. CP-ni can. 2 (5): Mansi, III, 507. Β. 573. Β Деян. Ι, стр. 266, прав. 3.

542. «Просим твою святость, – пишет Феодорит Флавиану Константинопольскому (epist. 86 ар. Μ. 83, 1280),– поборать также и за попранные правила, поелику сходившиеся в том царствующем граде (Константинополе) отцы, согласно с собиравшимися в Никее, разграничили диоцезы и предоставили каждому свое, прямо запретив кому бы то ни было вмешиваться в дела чужого диоцеза; равным образом и епископ Александрийский должен управлять только делами Египта, как и всякий другой диоцез – исключительно своими. Но он (Диоскор) не захотел оставаться при этих постановлениях, а повсюду выставляет на вид престол блаженного Марка, хотя ясно знает, что великий город Антиохия имеет у себя престол великого Петра, который был учителем блаженного Марка и первым и верховным в лике Апостолов». См. еще т. I, гл. VI, прим. 10 на стр. 238.

543. Theodoret. H. Ε. II, 4 (5): Μ. 82, 997. Ц. И, стр. 111-115.

544. Theodoret. Н. Ε. V, 22: Μ, 82, 1246. Ц. И., стр. 349.

545. Theodoret. Н. Ε. V, 35: Μ. 82, 1265. Ц. И., стр. 367.

546. Theodoret. Н. Ε. Ι, 31 (33): Μ. 82, 930. Ц. И., стр. 107.

547. Theodoret. Н. Ε. V, 36: Μ. 82, 1268. Ц. II., стр. 369. Cnf. V, 30 (37): Μ. 82, 1268. 1269. Ц. И., стр. 370-372.

548. Theodoret. Ε. Ε. V, 36 (37): Μ. 82, 1269. С. Ц. И., стр. 372,

549. Theodoret. Н. Е. V, 34: М. 82, 1204. С. Ц. И., стр. 366.

550. Theodoret. Н. Ε. V, 34: «События печальные, по моему мнению, надобно описывать короче» (М. 82, 1264. С. Ц. И., стр. 366).

551. Theodoret. Н. Ε. V, 34: «Дошедши до этой части повествования (об изгнании св. Златоуста), я, – говорит Феодорит, – и сам не знаю, что чувствую; ибо, намереваясь рассказывать о причиненной Иоанну обиде, стыжусь другой доблести обидчиков (την άλλην αρετην των ηδικηκοτων αισχυνομαι) и потому попытаюсь скрыть имена их» (II. 82, 1261. Ц И., стр. 364).

552. Theodoret. Η. Ε. III, 2 (5) (Μ. 82, 1089, Β. Ц. И., стр. 201): Ό Λουκιφερ εχειροτονησεν, «ουκ ευ γε ποιων», των Παυλινον επισκοπον.

553. Theodoret. Η. Ε. V, 38 (39): Μ. 82, 1272. Ц. И., стр. 373. 374.

554. II. Ε. IV, 5 (6): 31. 82, 1129. Ц. И., стр. 241.

555. Theodoret. Η. Ε. Ι, 10 (11): Μ. 82, 937. С. Ц. И., стр. 60 61.

556. См. выше в прим. 157-165. 443-444 на стр. 269-270. 311-312,

557. Theodoret. Η. Ε. Ι, 1 (2): Μ. 82, 885. Ц. И., стр. 13-15.

558. Theodoret. Η. Ε. III, 4 (8): Μ. 82, 1096. Ц. И., стр. 206.

559. Theodoret. Н. Ε. III, 22 (28): Μ. 82, 1121, not. 35. Ц. И., стр. 2312.

560. Theodoret. Н. Ε. III, 1 (2): Μ. 82, 1085. Ц. И., стр. 196-197.

561. Theodoret. Η. Ε. III, 1 (3): Μ. 82, 1085. 1088. Ц. И., стр. 197-198.

562. Theodoret. Ε. Ε. III, 16 ;21): Μ. 82, 1113. С. Ц. И., стр. 225-226.

563. Cnf. Theodoret. Hist. relig., cap. 2 (M. 82, 1316. C-D. И. Б., стр. 37): «Юлиан пред походом против Персов грозил совершенно истребить христиан, и его единомышленники с нетерпением ожидали его возвращения, после которого должна была совершиться угроза». Cnf. S. Ioannis Chrysostomi In. s. Babylam et contra gentes, n. 22 (Migne, gr. ser, t. 50, col. 568-569. Слова и Беседы, I, стр. 214).

564. Theodoret. Η. Ε. II, 10 (13): М. 82, 1024. Ц. И., стр. 139.

565. Theodoret. Η. Ε. II, 4 (5). 6 (8): М. 82, 997. 1017, Α. Ц. И., стр. 115. 132.

566. Theodoret. Η. Ε. II, 27 (31): Μ. 82, 1081. С. Ц. И., стр. 192.

567. S. Athanasii Apologii de fuga sua, n. 26 (Μ. 25, 677. Β. Твор. II, стр. 69). Historia Arianorum ad monachus, n. 77. 40. 07. 68. 74 (M. 25, 788. 740. 773. B. C. 781. Твор. II, стр. 150. 113. 140. 141. 147).

568. E. Binder: Etudes sur Theodoret. Geneve. 1844. P. 43-44.

569. Theodoret. Н. Е. I, 2 (3): Έγώ την ηρός τον ομώνυμων αυτου (του της Άλεξανδρέων Αλεξάνδρου) γραφεισαν έπιστολην ενθησω τη συγγραφη, σαφώς απαντά τα κατ’ εκείνον (τον Αρειον) διδασκουσαν, ως αν μη τις ΰπολαβη ταυτα πλάττοντά με συγγραφειν και μετα τηνδε την αυτού γε ‘Αρείου και μετ' εκεινην τας αλλας, ,,ών ή της ίστοριας δειται διήγησις ίνα μαρτυρώσι ττη αληθεια της συγγραφης, και σαφεστερον τα γεγενημένα διδασκωσι'' (Μ. 82, 888. Β. Ц. И., стр. 10).

570. Theodoret. Η. Ε. Ι, 3 (4). 9. II, 6 (7). 16 (21). 24 (27). ΠΙ, 22 (28). IV, 2. 7 Μ. 82, 909. C. 932. C. 1000. Α. 1049. Β. 1069. D. 1121. 1124. D. 1133. Ц И., стр. 30. 55. 117. 161. 181. 232. 235. 244.

571. Theodoret. Η. Ε. II, 19 (24): Μ. 82, 1057. Ц. И., стр. 169.

572. Theodoret. H. Ε. Ι, 4. 5. 6. 8. 8. 9. 10. 12 (cnf. Ι, 8) 13. 13. 14. 15. 16. 17. 20. 25. 27. 29. II, 2. 4. 8. 11. 13. 14. 14. 15. 15. 16. 19. 20. 21. 22. 23. 28. IV, 3. 8. 9. 22. V, 9. 10. 11. Счет глав Валезия.

573. Theodoret. Η. Ε. III, 22 (28): Μ. 82, 1121. Ц. И., стр. 232.

574. Theodoret. Н. Ε. II, 22 (26): Μ. 82, 1064. 1065. Ц. И., стр. 174-176.

575. Socrat. Н. Ε. II, 39. 40: Μ, 67, 332-345. Ц. И., стр. 220-237.

576. Η. Ε. V, 19 (20): Μ. 82, 1240. 1241. Ц. И., стр. 342-345.

577. S. Athanasii Historia Arianorum ad monachos, n. 3 (Μ. 25, 697. Β. Твор. II, стр. 80): «Великий какой-то зверь (разумею ересь сию) вышел на землю; не словами только, как зубами, наносит он вред простодушным, но и мирскую власть нанял для злоумышления».

578. Приступая к повествованию о Тирском соборе, Феодорит замечает: «но я хочу наперед рассказать о жалком вымысле доносчиков и потом описать все, происходившее на этом пресловутом судилище». Theodoret. Η. Ε. Ι, 27 (29) fin: M. 82, 984. D. Ц. И., стр. 101.

579. Theodoret. Η. Ε. II, 14 (17): Ταυτα τοις εν Μεδιολανω τοις επισκοποις συμβεβηκοτι συνηψα, την του διηγηματος αρμονίαν φυλάττων (Μ. 82, 1041. Ц. И., стр. 154).

580. См,, напр., Theodoret. Η. Ε. IV, 9 (10): Άλλα την τουτων (Αυδιανών) ανοιαν ου του παροντυς καιρου. Ου δη εινεκα επι τα λοιπά βαδιουμαι τ·ης διηγησεως (Μ. 82,1141. D. Ц. И., стр. 251).

581. Theodoret. Н. Ε. Ι, 29 (31); тут Феодорит говорит, что первое изгнание св. Афанасия было в тридцатый год царствования Константнна В. (М. 82, 988. D. Ц. И., стр. 106).

582. Напр., Сейле (Hist. generale, XIV, р. 77) и др. ставят в вину Феодориту, что он относит смерть Ария ко времени Никейского собора (Theodoret. Н. Ε. Ι, 13 (14)). На самом деле этот упрек приложим главным образом к «Истории Боголюбцев».

583. Против Валезия, а вместе с тем и Иеепа (Quellenuntersuchungen. S. 156) см. not. variorum по позднейшим изданиям «Истории» Феодорита (Cantabrigiae. 1720. Augustae Taurinorum. 1748. Ρ. 217-224).

584. Theodoret. H. Ε. Ι, 25 (26): Μ. 82, 980. Α Ц. И., стр. 96. Chronicon paschale (ad an. 331) указывает более позднюю дату смерти Александра и посвящения его преемника (Migne. gr. ser, t. 92, col. 712), но свидетельство Феодорита подтверждает сам св. Афанасий в Apologia contra Arianos, n. 59 (Μ. 25, 557. Α. Твор. Ι, стр. 268).

585. Theodoret. Н. Ε. Ι, 6 (7): Μ. 82, 917. 920. Ц. И., стр. 44. Cnf. Jos. Langren's Geschichte der romischen Kirche (Bnd. I) bis zum Pontifikate Leo's I. Bonn. 1881. S. 409.

586. Sozomen. H. E. I, 19: M. 67, 917. Ц. И., стр. 68.

587. Geillier. Histoire generale. T. XIV, p. 78.

588. E. Binder. Etudes sur Theodoret. P. 43.

589. См., напр., Theodoret. Η. Ε. II, 19 (24) fin. Μ. 82, 1061. Β. Ц. И. стр. 172.

590. Theodoret. Η. Ε. IV, 18 (21) fin. V, 21 fin. (Μ. 82, 1108. 1245. Β. Ц. И., стр, 273. 348-349).

591. Theodoret. Η. Ε. III, 11 (15) fin. IV, 26 (29). 33 (37) fin. (Μ. 82, 1105. C. 1189. D. 1197. Ц. И., стр. 217. 296. 302).

592. Theodoret. Η. Ε. Ι. 26 (28) – ο Перинфе; 28 (30) – ο Мареотиде; II, 4 (5) – ο Кукузе; II, 17 (22) – ο Галатии (Μ. 82, 981. Β. 988. Β. 997. Α. 1052. Β. Ц. И., стр. 98. 104. 116. 163).

593. Не даром же Феодорит в одном месте замечает, что «нужно возвышенное красноречие Эсхила и Софокла, чтобы достойно представить страдания» Марка Аретузского. Theodoret. Н. Ε. III, 3 (7): Μ. 82, 1093. Α. Ц. И., стр. 204.

594. Photii Bibliotheca, cod. 31 (Migne, gr. ser. t. 103, col. 64). Cp. Geschichte der apostolischen Kirche nebst einer allgemeinen Einleitung in die Kirchengeschichte. Von Philipp Schaff. Zw. Auflage. Leipzig. 1864. S. 54.

595. Об этом свидетельствует Валезий в предисловии к своему изданию «Истории» Феодорита.

596. Philipp Schaff. Geschichte der alten Kirche. Leipzig. 1867. S. 1132.