ФЕОДОРИТ КИРРСКИЙ

ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ

О возвращении святого Афанасия

Итак, пробыв в Тревире два года и четыре месяца, божественный Афанасий возвратился в Александрию ¹, - и старший сын Константина Великого, царь Константин, управлявший западною Галлиею, по этому случаю написал к александрийской церкви следующее послание.

Глава 2.

Послание царя Константина, сына Константинова, к александрийцам

Константин кесарь - народу кафолической александрийской церкви.

«От вашей благочестивой проницательности, думаю, не скрылось, что Афанасий, истолкователь достопоклоняемого закона, был на время послан в Галлию - для того, чтобы, по жестокости кровожадных и непримиримых врагов, угрожавших опасностью священной главе его, не потерпеть ему от разврата злых неисцелимого зла. Для сохранения его от такой именно жестокости он был исторгнут из челюсти нападавших на него людей и послан жить под моим покровительством, так чтобы в назначенном для его жительства городе иметь ему в изобилии все нужное, хотя достохвальная его добродетель, полагаясь на помощь Божию, вменила бы ни во что и бремя тягчайшей участи. Потом, желая особенно удовлетворить боголюбивейшему вашему благочестию, владыка наш, блаженной памяти Константин, благочестивейший родитель мой, вознамерился уже возвратить упомянутого епископа на собственное его место, но так как, не исполнив еще сего желания, он предварен был человеческим жребием и почил, то, сделавшись наследником намерения блаженной памяти царя, я счел долгом исполнить его. Увидевшись с Афанасием, вы сами узнаете от него, какое питал я к нему уважение. Да и неудивительно, если я что-нибудь сделал в его пользу: к этому располагали и побуждали мою душу сколько выражения вашей любви, [75] столько же доблесть сего мужа. Божественное промышление да хранит вас, возлюбленные братья».

С этим посланием божественный Афанасий прибыл в Александрию и радостно принят был всеми - горожанами и поселянами, знатными и незнатными. Только приверженцев Ариева заблуждения обуздывало его возвращение. Посему Евсевий, Феогнис и все, принадлежавшие к их обществу, снова обратились к обыкновенным своим козням и стали опять без умолку трубить в уши еще юного тогда царя. Здесь надобно сказать, как этот государь совратился с прямого пути апостольских догматов.

О том, как царь Констанций уклонился от правой веры

Жена Лициния, Констанция, была сестра Константина. К ней имел доступ один пресвитер, носивший в себе заразу арианства. Болезни своей он явно не обнаруживал, но, беспрестанно входя с Констанциею в беседы, говорил ей, будто бы Арий подвергся клевете. Всехвальный Константин, после смерти нечестивого мужа своей сестры, имел о ней чрезвычайное попечение и никак не допускал, чтобы она, вследствие своего вдовства, испытала какое-нибудь огорчение. Он даже присутствовал при самой ее кончине и оказывал ей надлежащие услуги. В это-то время она велела позвать к себе упомянутого пресвитера и просила царя, чтобы он удостоил его покровительства. Константин тогда обещал ей это и впоследствии исполнил обещание - облек его особенною доверенностию. Но сколько ни велико было уважение к тому пресвитеру, он, зная твердость убеждений царя в вере, не посмел обнаружить пред ним своей болезни. Наконец, собираясь прейти в царство нетленное, Константин в своем завещании разделил между сыновьями государство тленное, и, так как никто из них не присутствовал при его кончине, он вверил завещание одному только этому пресвитеру, приказав передать его Констанцию, потому что Констанций находился ближе других братьев и по всем ожиданиям должен был приехать прежде их. Пресвитер передал завещание, как было повелено, и, став через то известным Констанцию, скоро сделался человеком к нему близким и получил приказание бывать у него как можно чаще. Потом, заметив, что мысли Констанция непостоянны и подобны тростям, туда и сюда колеблемым противными ветрами, он осмелился начать войну против евангельских догматов. Как бы оплакивая бурное волнение церквей, он говорил, что виновны в этом те, которые внесли [76] в учение веры чуждое Писанию слово "единосущный", и что это именно производит раздоры и между духовными, и между мирянами. Вместе с тем, обвиняя Афанасия и единомысливших с ним, он начал потом строить против них козни. Пользуясь содействием этого человека, Евсевий, Феогнис и Феодор перинфский (Феодор был человек весьма ученый и написал толкование на божественные евангелия; его называют обыкновенно ираклийским), как соседи царя по жительству, часто видались с ним и уверяли его, что возвращение Афанасия из ссылки породило множество зол и что буря опять охватила не только Египет, но и Палестину, и Финикию, и другие сопредельные области.

Глава 4.

О вторичном изгнании блаженного Афанасия, также о поставлении на его место Григория и о смерти последнего

Такими и подобными речами осаждая легкомысленный ум Констанция, они убедили его изгнать Афанасия из александрийской церкви ². Но Афанасий, узнав наперед об их кознях, сам удалился и переехал на запад. Евсевиане выдумали на Афанасия клеветы и изложили их в послании к римскому епископу; а римскою церковью в то время управлял Юлий ³. Повинуясь церковному закону, он велел и самим клеветникам приехать в Рим ⁴, и звал на суд божественного Афанасия. Последний поспешил принять это приглашение, а составители обвинения в Рим не ехали, зная, что ложь их легко откроется, и так как овец нашли без пастыря, то вместо пастыря поставили над ними волка, которому имя было Григорий ⁵. Шесть лет, подобно дикому зверю, терзая александрийскую паству, он вынудил себе наказание за зло и от своих пасомых погиб жестокою смертью. Между тем Афанасий обратился к Константу, потому что старший из царей - братьев, Константин, был убит на войне, и жаловался ему на козни арианского скопища, говоря со слезами, что против апостольской веры идет открытая война. Он напоминал ему о его родителе, о созванном по его приказанию великом соборе и о том, что, сам участвуя в заседаниях, он определения епископов утвердил законом. Умоляя таким образом царя, Афанасий пробудил в нем ревность его отца ⁶. Выслушав все, Констант тотчас же послал своему брату письмо, в котором увещевал его хранить наследие отцовского благочестия неприкосновенным. Отец наш, писал он, утвердив царство благочестием, истребил и римских тиранов, покорил и все окрестные варварские народы. Тронувшись этим [77] письмом, Констанций издал повеление, чтобы как восточные, так и западные епископы собрались в Сардику, город иллирийский, митрополию дакийской провинции, потому что, кроме этого, было в церкви много и других болезней, требовавших соборного врачевания.

Глава 5.

О константинопольском епископе Павле

Зараженные язвою арианства в возбуждении смут обвиняли также и константинопольского епископа, ревностнейшего поборника правых догматов, Павла, а к этому присоединяли несколько и других клевет, какие обыкновенно взносили на проповедников благочестия. Народ, однако же, не допустил тогда увезти своего епископа в Сардику, страшась арианских против него замыслов. Но спустя немного времени ариане склонили на свою сторону легкомысленнейшего царя и, изгнав Павла из царственного города, переселили его в Кукуз - маленький городок, принадлежавший прежде к каппадокийской области, а теперь причисленный ко второй Армении. Начальники всех смут не удовлетворились даже и тем, что дивного Павла заточили в пустыню. Они еще послали исполнителей кровавого своего замысла и предали его насильственной смерти. О всем этом свидетельствует божественный Афанасий, к причинам своего бегства, изложенным в защитительной его речи, присоединив сказание и о Павле. Преследуя и нашедши сего константинопольского епископа, ариане открыто задушили его в упомянутом каппадокийском городе Кукузе и орудием своего злодейства употребили тамошнего префекта Филиппа, который был представителем их ереси и усердным слугою в злых их замыслах. Вот какие кровавые злодеяния произрастило богохульство Ариево. Впрочем, неистовству против Единородного свойственны злодейские поступки и против служителей Его.

Глава 6.

О Македонии и происшедшей от него ереси

Предав таким образом смерти, или лучше, переселив в царство небесное Павла, ариане поставили на его место Македония, ибо почитали его своим единомышленником, так как он, подобно им, богохульствовал на Всесвятого Духа. Впрочем, немного спустя они изгнали и его - за то, что он не хотел [78] называть тварию Того, кого Священное писание именует Сыном. Отверженный же ими по этой причине, он сделался основателем своей собственной ереси. Не называя Сына единосущным Отцу, он учил, по крайней мере, что Сын во всем подобен Родившему, но Духа Святого именовал прямо тварию. Все это действительно так, как мы сказали, произошло спустя немного времени.

О соборе, бывшем в Сардике

В Сардику, по сказанию древних свидетельств, собралось двести пятьдесят архиереев ⁷. Сюда прибыл и Афанасий Великий, и Асклепа газский, о котором я прежде упомянул, и Маркелл, епископ Анкиры, митрополии галатийской, бывший уже епископом во времена великого собора. Сюда прибыли и обвинители их, представители еретического скопища, прежние судьи дел Афанасия. Узнав же, что собор непреклонно и здраво стоит в божественных повелениях, они не явились в заседание, хотя и были званы, но и обвинители, и неправедные судьи - все вместе разбежались ⁸. Впрочем, об этом лучше всего свидетельствует самое послание собора, которое, для большего удостоверения, я и внесу в свое повествование.

Соборное послание, написанное собравшимися там епископами, к епископам по всей вселенной

«Святой собор, Божиею благодатью собравшийся из Рима, Испании, Галлии, Италии, Кампании, Калабрии, Африки, Сардинии, Паннонии, Мизии, Дакии, Дардании, другой Дакии ⁹, Македонии, Фессалии, Ахайи, Эпира, Фракии, Родопы, Азии, Карии, Вифинии, Геллеспонта, Фригии, Писидии, Каппадокии, Понта, другой Фригии, Киликии, Памфилии, Лидии, островов Цикладских, Египта, Фиваиды, Ливии, Галатии, Палестины и Аравии, - епископам по всей вселенной и сослужителям кафолической и апостольской церкви, возлюбленным братиям, желает здравия о Господе. Слепые приверженцы арианства осмеливались много раз и много злого воздвигать против рабов Божиих, блюстителей правой веры. Распространяя искаженное учение, они всячески пытались гнать православных и наконец так восстали против веры, что это не могло уже не дойти до слуха боголюбивейших [79] царей. Посему, при содействии Божией благодати, сами боголюбивейшие цари собрали нас из разных областей и городов и дали нам возможность составить этот святой собор в городе Сардикцев, чтобы таким образом уничтожить всякое разногласие и, изгнав всякого рода нечестивые верования, повсюду соблюсти единую истинную веру во Христа. По приглашению также благочестивейших царей прибыли сюда епископы и с востока, главным образом по случаю непрестанных толков о возлюбленных братиях и сослужителях наших, Афанасии, епископе александрийском, Маркелле, епископе анкиро-галатийском, и Асклепе газском. Может быть, клеветы дошли и до вас самих, может быть, они поражали и ваш слух, чтобы вы, поверив речам, направленным против невинных, упустили из виду пагубную ересь клеветников. Но не долго позволялось им такое дело, потому что церквами управлял Господь, ради их и ради всех нас претерпевший смерть и через церкви указавший всем нам путь к небу. Единомышленники Евсевия, Мариса, Феодора, Феогниса, Урзакия и Валента, Минофанта и Стефана давно уже писали сослужителю нашему, епископу римской церкви, Юлию, против упомянутых сослужителей наших, Афанасия, епископа александрийского, Маркелла, епископа анкиро-галатийского, и Асклепы газского, но писали также епископы и других стран ¹⁰, свидетельствуя о невинности сослужителя нашего Афанасия и уверяя, что все, донесенное на него единомышленниками Евсевия, есть не более как ложь и клевета. В самом деле, ложность их доноса теперь ясно обнаружилась - особенно из того, что быв призываемы возлюбленным сослужителем нашим Юлием, они не явились по его приглашению, - равно как и из писем того же епископа Юлия, потому что, без сомнения, явились бы, если бы смело могли доказать все, что писали и делали против наших сослужителей. Впрочем и самыми своими поступками на этом святом и великом соборе они еще яснее обнаружили свое злоумышление. По прибытии в город Сардику и осведомлении, что здесь находятся братья наши, Афанасий, Маркелл, Асклепа и другие, им опасно было явиться на суд. Не раз, не два, а многократно приглашали их, но они не вняли приглашению. Все бывшие на соборе епископы, особенно же Осия ¹¹, старец преклонный, и по летам, и по своему исповедничеству, и потому даже, что подъял толикие труды путешествия, достойный всякой чести и уважения, все они дожидались, все убеждали их прийти на суд и в присутствии наших сослужителей доказать то, что было разглашаемо и писано против них заочно. Но быв званы, как сказано, не явились и тем обнаружили свою клеветливость. Они отказались идти и, следовательно, только что не провозгласили, что все их обвинения суть умысел и козни, ибо кто надеется на верность [80] своих слов, тот не побоится стать с ними пред лицом противника. А так как они не пришли к нам, то всякий, думаем, поймет, что если и опять захочется им умышлять коварство, они, не имея возможности доказать что-нибудь против наших сослужителей, будут клеветать на них заочно и бегать от них при встрече. Да, возлюбленные братья, они убежали - не потому только, что доносы их оказались клеветою, но и потому, что должны были увидеть здесь людей, которые их самих обвиняли в разных преступлениях, которые принесли сюда свои узы и железные оковы, которые явились здесь по возвращении из ссылки, и эти люди были также наши сослужители. Они пришли к нам от лица содержавшихся там заточенных. К числу их принадлежали сродники и друзья лиц даже убитых. Между пришедшими к нам, что всего важнее, находились епископы, из которых один носил железы и цепи, говоря, что он терпит это через ариан, другие свидетельствовали о приготовляемой себе их кознями смерти, ибо они дошли до такого неистовства, что даже покушались умертвить одного епископа и умертвили бы его, если бы он не убежал из рук их (тут-то как бы восстал из мертвых сослужитель наш, блаженной памяти Феодул, избегавший их наветов, когда, по их проискам, приказано было умертвить его), а иные показывали нанесенные себе их мечами раны либо жаловались, что были мучимы от них голодом. И это подтверждали своим свидетельством не какие-нибудь случайно встретившиеся люди, но целые церкви. Прибывшие от них послы доказали нам, что эти враги пользовались оружием войск, дреколием черни, угрозами судей, подделкою грамот. В подтверждение сего читали мы послание приверженцев Феогниса против сослужителей наших, Афанасия, Маркелла и Асклепы, написанное к царям с целью преклонить их на свою сторону. То же засвидетельствовано и бывшими тогда диаконами Феогниса, которые сверх того доносили об обнажении дев, о сжигании церквей, о темничном заключении наших сослужителей, - и все это делалось не ради чего другого, а только ради ненавистной ереси ариан, ибо отказывавшиеся от общения с ними необходимо должны были претерпевать подобное гонение. Наконец, оглянувшись на такие дела, гонители увидели, что их предприятия доведены до крайности, и, устыдившись своих поступков, когда уже невозможно было скрывать их, прибыли в Сардику, чтобы своим прибытием внушить мысль, будто они ни в чем невиновны. Но увидев, что сюда же сошлись и оклеветанные ими, и терпевшие от них, что здесь же находятся с глазу на глаз и обвинители их, и обличения, - они, сколько ни звали их, не явились в собрание, - не явились, несмотря на то, что сослужители наши, Афанасий, Маркелл и Асклепа, с великим дерзновением жаловались на них, настойчиво звали их на суд и [81] объявляли, что не только обличат их в клевете, но и покажут, сколько погрешали они против самих церквей. Собственная совесть поразила их столь великим страхом, что они обратились в бегство и бегством обличили себя в клевете, самим бегством выразили признание в своих преступлениях.

Впрочем, хотя и прежние, учиненные ими поступки, и настоящие очевидно показывают злонравие их и клеветливость, однако ж, чтобы и из самого своего бегства они не могли вывести какого-нибудь повода к новому злодеянию, мы решились по всей справедливости исследовать все, что было совершено ими. Предположив же себе это, мы из самого свойства дел их увидели, что они клеветники и что в делах их нет ничего, кроме наветов на сослужителей наших. Они говорили, будто Афанасий умертвил Арсения, а Арсений жив и был допрашиваем живыми. Из этого уже видно, что и прочие толки их - не более как выдумки. Что же касается до потира, будто бы разбитого, как разглашали они, пресвитером Афанасия Макарием, то прибывшие сюда из Александрии, Мареотиды и других тамошних мест засвидетельствовали, что ничего такого не бывало. А египетские епископы в своем послании к сослужителю нашему Юлию настойчиво требовали, чтобы в этом отношении и подозрения не было. Ариане говорят, что у них против Афанасия есть документы, какие удалось им собрать на месте: но в этих документах призываемы были к допросу только язычники и оглашенные. Один из них, оглашенный, при допросе показал, что он сам находился в храме, когда пришел туда Макарий, а другой, быв также допрашиваем, объявил, что пресловутый их Исхирас, по болезни, оставался тогда в келии. Из этого видно, что в то время во храме не совершалось никакого таинства, ибо и оглашенные находились внутри его, и Исхираса не было в нем, но по болезни он лежал дома. Да и сам всезлобный Исхирас, налгав, будто Афанасий сжег какие-то божественные книги, и потом сознавшись в своей лжи, говорил, что тогда, как Макарий был в церкви, сам он по болезни лежал в постели, следовательно, и в этом деле показал себя клеветником. Вероятно, в награду за эту-то новую клевету Исхирасу дали они имя епископа, хотя он до того времени не был и пресвитером. К нам прибыли два пресвитера, служившие некогда с Мелетием, потом принятые блаженной памяти Александром, епископом александрийским, теперь же находящиеся при Афанасии. Они засвидетельствовали, что Исхирас никогда не был пресвитером, что в Мареотиде Мелетий вовсе не имел ни церкви, ни священнослужителя. И однако ж, человека, не бывшего даже пресвитером, ариане возвели теперь в епископы, конечно, а для того, чтобы, удостоив такого имени клеветника, побудить к клевете и других слышащих об этом. Мы прочитали также [82] сочинение сослужителя нашего Маркелла, - и коварство евсевиан открылось само собою; ибо что высказывал Маркелл только в виде изыскания, то самое они клеветливо сочли за его исповедание. Да, мы прочитали как начала, так и следствия в изыскании Маркелла, - и правая вера этого мужа оказалась видною. Он вовсе не говорит, как утверждали они, будто Слово Божие получило начало от Святой Марии или будто царство его окончится: напротив, пишет, что оно и безначально, и бесконечно. Равным образом и сослужитель наш Асклепа представил нам акты дела, производившегося о нем в Антиохии, в присутствии обвинителей и кесарийского епископа Евсевия, и самыми решениями судивших его епископов доказал свою невинность. После сего арианам естественно было возлюбленные братья, несмотря на многократный зов, не послушаться и бежать. Быв гонимы собственною совестью, они через это бегство сами подтвердили свою клеветливость и заставили поверить всем делам, о которых рассказывали и свидетельствовали присутствовавшие на соборе обвинители. К тому же людей, за арианскую ересь давно уже низложенных и отлученных, они не только принимали в общение, но и возводили их на высшие степени, именно диаконов - в пресвитеры, а пресвитеров - в епископы, и делали это не для чего другого, как, с одной стороны, для рассеяния и распространения своего нечестия, а с другой - для истребления веры истинной.

Вожди арианства ныне, после евсевиан, суть: Феодор ираклейский ¹², Наркисс неронианский - в Киликии, Стефан антиохийский, Георгий лаодикийский, Акакий кесарийский - в Палестине, Минофант Эфесский - в Азии, Урзакий сингидунский - в Мизии, Валент мурсийский - в Паннонии, ибо они-то именно прибывшим вместе с собою восточным не позволили идти на святой собор и решительно не допустили их явиться в церковь Божию. Еще на пути делали они по местам собрания и с угрозами условливались между собою - по прибытии в Сардику отнюдь не идти на суд и не сходиться в одно место со святым и великим собором, но, приехав, дать только знать о себе, что приехали, и тотчас же бежать. Об этом узнали мы от сослужителей наших Макария ¹³ палестинского и Астерия аравийского, которые путешествовали вместе с ними, но отступили от их неверия. Явившись на святой собор, эти епископы жаловались на претерпенное от них насилие и говорили, что у них ничто не делается по правде, прибавляя к этому, что между ними было много людей, противодействовавших в пользу правой веры, но что этим людям они препятствовали идти сюда и, кто хотел отступить от них, того удерживали либо угрозами, либо обещаниями. Поэтому-то, конечно, они постарались поместиться все в одном доме и не [83] позволяли кому бы то ни было из своих уединиться даже на самое короткое время ¹⁴.

Итак, считая долгом не умалчивать и не скрывать рассказов о клеветах, об узах, об убийствах, о побоях, о подделке грамот, о телесных казнях, об обнажении дев, о ссылках, о разрушении церквей, о поджогах, о переходе из малых городов в значительнейшие епархии, особенно же о ненавистной арианской ереси, восстановляемой ими против правой веры, мы возлюбленных братьев своих и сослужителей - Афанасия, епископа александрийского, Маркелла анкиро-галатийского, Асклепу газского и всех, служащих с ними Господу, объявляем чистыми и невинными и пишем каждой епархии, чтобы народ тех церквей знал о невинности собственного епископа и его именно почитал и надеялся иметь своим епископом, а тех, которые вторглись в их церкви, подобно волкам, то есть Григория александрийского, Василия анкирского, Квинтиана газского, пусть никто не называет ни епископами, ни христианами и не имеет с ними никакого общения, пусть никто не принимает от них посланий и сам не пишет им. Феодора же, епископа Ираклеи европейской ¹⁵, Наркисса, еп. Неронианы киликийской, Акакия кесарийско-палестинского, Стефана антиохийского, Урзакия, еп. Сингидона мизийского, Валента, епископа мурсийского, что в Паннонии, Минофанта Эфесского и Георгия лаодикийского, которые, хотя по боязни и не приходили с востока, но так как уже были низложены блаженной памяти епископом александрийским Александром, - всех их за то, что они вместе с прочими разделяют ариево безумие, равно как и за сделанные на них доносы, святой собор единогласно низлагает с епископского престола. Мы определили - не только не быть им епископами, но и не иметь им общения с верными, потому что тех, которые отделяют Сына от естества и Божества Отчего и отчуждают Слово от Отца, естественно следует самих отделить от вселенской церкви и сделать чуждыми имени христианского. Итак, за искажение слова истины, да будет им и от вас, как от нас, - анафема, ибо таково апостольское повеление: «аще кто благовестит вам паче, еже приясте, анафема да будет» (Гал. 1, 9). Объявите, чтобы никто не имел с ними общения; потому что нет общения «свету ко тьме» (2 Кор. 6, 14). Далеко отгоните от себя всех их, потому что нет согласия «Христови с Велиаром» (2 Кор. 6, 15). И смотрите, возлюбленные братья, чтобы ни им не писать, ни от них не принимать посланий. Напротив, старайтесь, возлюбленные братья и сослужители, согласоваться с нашим собором, так как бы вы сами присутствовали на нем духом, и подтвердите его определения [84] своею подписью, чтобы таким образом везде и между всеми сослужителями нашими сохранялось единомыслие ¹⁶.

Мы и отлучаем и изгоняем из вселенской церкви всех, которые утверждают, что Христос, конечно, есть Бог, но Бог не истинный, что Он есть Сын, однако ж Сын не истинный, что Он рожден и вместе не рожден, а слово «рожден» они понимают так, как бы говорили: Он получил начало. Поелику же Христос существует прежде веков, то они приписывают ему начало и конец - не во времени, а вне всякого времени. Вот тебе от арианского аспида готовы еще две ехидны: Валент и Урзакий. Они хвастливо и не обинуясь называют себя христианами, а между тем говорят, что Слово вместе с Духом было распято, убито, умерло и воскресло, и - о чем еретики особенно любят состязаться - будто ипостаси ¹⁷ Отца, Сына и Св. Духа различны и отдельны. Мы же напротив приняли, изучили и держим такое вселенское и апостольское предание, такую веру и исповедание, что ипостась - одна, или, как называют это сами еретики, существо Отца, Сына и св. Духа - одно. А кто спросил бы: какая ипостась Сына? Мы исповедали бы, что та самая, которая, по всеобщему согласию, принадлежит Отцу, что Отец не был и не мог быть без Сына, равно как Сын без Отца и Слово без Духа, ибо нелепо говорить, будто Отец когда-нибудь был без Сына. Что один без другого не мог ни называться так, ни быть, о том свидетельствует сам Сын, говоря: «Аз во Отцы, и Отец во Мне есть» (Ин. 14, 10), и «Аз и Отец едино есма» (Ин. 10, 50). Никто из нас не отвергает, что (Сын) рожден: но Он рожден прежде всего, что называется видимым, - Он есть Творец и Создатель архангелов и ангелов, всего мира и человеческого рода, как сказано: «всех художница научи мя Премудрость» (Прем. 7. 21) и - «вся тем быша» (Ин. 1, 3). Сущее всегда Слово не могло иметь начала, ибо, получив начало, Ему невозможно было бы существовать всегда, между тем как Бог бесконечен. Мы не говорим, что Отец есть Сын, или еще, что Сын есть Отец, но утверждаем, что Отец есть Отец, а Сын есть Сын Отца. Исповедуем, что Слово Бога Отца есть Сын, кроме которого нет другого, и что Слово есть истинный Бог, и Премудрость, и Сила. Мы преподаем, что Оно есть истинный Сын, а не так называем Его Сыном, как именуются другие сынами, ибо те называются иногда богами - по благодати возрождения, иногда - сынами по удостоению, а не по единству ипостаси, принадлежащей Отцу и Сыну. Мы исповедуем Его единородным и перворожденным, но Слово единородно - поскольку всегда было и есть во Отце, а Сын перворожден по человеческой природе, особенно же потому, что Он есть новая тварь, как перворожденный из мертвых. Мы [85] исповедуем, что един есть Бог, исповедуем единое божество Отца и Сына. Никто никогда не отвергает, что Отец есть болий Сына, не по отличию ипостаси или какому другому различию, а потому, что самое имя Отца более имени Сына. Богохульно и превратно то толкование, будто Сын для того сказал: «Аз и Отец едино есма», что имел в виду согласие и единомыслие со Отцом. Все мы, члены вселенской церкви, отвергли это безумие и жалкое мнение их. Что можно предположить не менее той мысли, что будто, как смертные люди, когда поссорятся, по взаимной неприязни бывают обо всем различного мнения, а потом снова мирятся, так могут ссориться и разногласить Бог Отец Вседержитель и Сын Его? Нет, мы веруем, утверждаем и убеждены в том, что Божественным изречением: «Аз и Отец едино есма» указывается на единство ипостаси, которая одна и та же принадлежит Отцу, одна и та же - Сыну. Веруем равным образом, что Сын царствует со Отцем всегда, безначально и бесконечно, что царство Его не определено никаким временем и никогда не прекратится, ибо что существует всегда, то не начиналось и не может окончиться. Веруем также и приемлем Утешителя Св. Духа, которого сам Господь обещал и послал нам. Веруем, что Он послан, но не Он страдал, а человек, в которого облекся и которого воспринял (Христос от Духа Святого и) Марии Девы, ибо человек может страдать, потому что он человек, существо смертное, а Бог бессмертен. Веруем, что в третий день воскрес не Бог в человеке, а человек в Боге, и этого человека Сын принес в дар своему Отцу, этого человека освободил от греха и тления. Веруем и тому, что в положенное неопределенное время Он будет судить всех и во всем. Но безрассудство еретиков столь важно и ум их ослеплен таким непроницаемым мраком, что они не могут видеть света истины. Они не понимают, в каком смысле сказано: «да и тии в нас едино будут» (Ин. 17, 21). Ясно, каким образом едино. Апостолы приняли Святого Духа Божия, однако ж от этого сами не были Духом и никто из них не был ни Словом, ни Премудростию, ни Силою, ни Единородным. Как Я и Ты едино есмы, сказал Господь, так и они да будут в нас едино. Но в божественном изречении положено точное разграничение. В нас едино да будут, говорит Он; не сказал, как Мы едино есмы, - Я и Отец, но да будут тии, то есть ученики, через союз и единение между собою, едино в вере, исповедании, благодати и благочестии Бога-Отца, да возмогут тии быть едино по благоволению и любви Господа и Спасителя нашего.

Из этого послания можно видеть и клеветливость обвинителей, и несправедливость прежних судей, и вместе здравый смысл догматов сардикского собора. Бывшие на нем блаженные [86] отцы изложили для нас учение не только о существе Божием, но и о домостроительстве спасения. Узнав обо всем, Констант досадовал на легкомыслие брата, особенно же негодовал на тех, которые тут развивали свои замыслы, злоупотребляя удобопреклонностию царя. Итак, избрав двух епископов из числа бывших на сардикском соборе, он послал их с письмом к брату, и в сопутники им дал одного военачальника, по имени Салиан, отличавшегося благочестием и справедливостью. В самом же письме Константа содержались не только увещевания и советы, но и угрозы естественные в устах царя благочестивого. Он писал брату, во-первых, о благосклонном выслушании посылаемых епископов и о том, чтобы он обратил внимание на дерзкие поступки Стефана и других; потом, о возвращении Афанасия его пастве, так как и клеветы на него, и неприязненность к нему прежних беззаконных его судей - все открылось. К этому он присовокупил, что если Констанций не послушается и не окажет справедливости, то он сам пойдет в Александрию и возвратит Афанасия жаждущим присутствия его овцам, а толпу ненавистных им людей выгонит. Констанций был в то время в Антиохии. Получив здесь это письмо, он дал обещание все исполнить по воле своего единоутробного брата. Но те, для кого такое обещание было досадительно, то есть обычные враги истины, подготовили к сему случаю одно весьма дурное и нечестивое дело. Для помещения приехавших архиереев отведен был дом при подошве горы, а военачальник занял другую квартиру.

О епископах Евфрате и Викентии и о коварном умысле против них в Антиохии

Стефан, державший тогда кормило антиохийской церкви, погрузил свой корабль в бездну. Между прочими исполнителями необузданного его тиранства, распоряжаясь которыми он окружил православных всякого рода бедствиями, главным был один молодой человек, необыкновенно дерзкий и предавшийся беззаконной жизни. Он с ругательствами и побоями не только уводил людей с площади, но даже врывался в дома и оттуда с бесстыдством извлекал мужей и почтенных жен. Впрочем, не распространяясь много в описании его лукавства, я расскажу о наглом его поступке с упомянутыми выше достопочтеннейшими мужами: этого будет довольно, чтобы доказать, какие беззаконные оскорбления делал он жителям Антиохии. Пришедши к одной [87] непотребной женщине, он сказал ей, что какие-то недавно прибывшие чужестранцы желают провести с нею ночь. Потом, взяв пятнадцать соумышленников и скрыв их по склону горы за заборами, повел ее. В это время перекликался он с соучастниками своего замысла и, посредством условленного знака уверившись, что они на месте, продолжал идти с нею к воротам квартиры тех мужей. Ворота были отворены, потому что один из служителей подкуплен был устроить это. Таким образом он ввел женщину во двор и, показав дверь в дом, в котором должны были спать оба прибывшие архиереи, приказал ей войти туда, а сам пошел позвать своих соумышленников. В передней комнате случилось спать Евфрате - так назывался старший из епископов, а Викентий - имя другого - спал во внутреннем покое. Как скоро непотребная женщина вошла в комнату (а тогда было уже темно), Евфрата, услышав шум ее шагов, спросил, кто ходит. И едва только та отозвалась, пришел в ужасное смятение. Он вообразил себе, что говорит с ним демон, подделываясь под женский голос, и в ту же минуту стал призывать на помощь Христа Спасителя. Между тем Онагр - так звали предводителя злодейской шайки, потому что он и руками и ногами, будто копытами, бил благочестивых, - этот Онагр вошел с своею толпою сюда же и называл беззаконниками самых тех, которые хотят быть судиями беззакония. Тут поднялся необыкновенный шум, сбежалась домашняя прислуга, встал и Викентий. Ворота тотчас заперли и успели схватить семерых заговорщиков, но Онагр с прочими соумышленниками убежал. Вместе с другими пойманными взяли под стражу и женщину. Поутру епископы разбудили сопровождавшего их военачальника и пошли с ним во дворец. Жалуясь на наглую дерзость Стефана, они говорили, что для обличения его злодейств не нужно ни следствия, ни пыток. Особенно же горячо обвинял его военачальник, умоляя царя, чтобы наглое беззаконие он повелел исследовать судом не синодским, а гражданским, и обещал прежде всего представить к пытке епископских клириков, только надобно, говорил он, чтобы тому же подвергнуты были и служители Стефана. Так как Стефан бесстыдно противился и говорил, что клириков не должно подвергать побоям, то царь и правительство положили допрос по этому делу произвести во дворце. Прежде всех спросили женщину, кто привел ее в квартиру епископов, и она объявила, что какой-то молодой человек приходил к ней и сказал о прибытии и желании чужестранцев, и что потом, с наступлением вечера, он же повел ее в их квартиру и, на пути отыскав поставленных им в засаде людей, ввел ее через ворота на двор и приказал ей войти в переднюю. Она рассказала также, как окликнул ее епископ, как он испугался, как начал молиться и как сбежался народ. [88]

О низложении Стефана

Выслушав это, судьи велели выйти на середину самому младшему из пойманных. Он, не дожидаясь пыток, прямо открыл, как было дело, и признался, что все устроено Онагром. Позван был и Онагр и показал, что ему велел сделать это Стефан. Обличив таким образом лукавство Стефана, судьи предоставили бывшим в то время в Антиохии епископам низложить его, а потом изгнали его из церкви. Однако же антиохийская церковь через это не совсем освободилась от арианского поношения: предстоятельство в ней после Стефана получил Леонтий ¹⁸, родом хотя из Фригии, но человек с умом коварным, опасный, как подводные камни. Впрочем, о Леонтии я буду говорить немного ниже ¹⁹. Дознав опытом козни, устроявшиеся епископам, Констанций тотчас же послал письмо к Афанасию Великому, и писал ему раза три, прося его возвратиться с запада. Я помещу в этом сочинении письмо его второе, как самое краткое.

Письмо Констанция к Афанасию

Констанций победитель, Август - к Афанасию.

«Хотя и в прежнем письме мы ясно высказали, чтобы ты без опасения прибыл в нашу столицу, потому что сильно желаем послать тебя в твое место, однако ж и теперь пишем к твоей непоколебимости о том же самом и убеждаем тебя без всякого подозрения и страха взять общественную подводу и спешить к нам, чтобы получить, чего желаешь».

О втором возвращении святого Афанасия

Когда вследствие сего Афанасий возвратился, Констанций принял его благосклонно и повелел ему снова вступить в управление александрийской церковью ²⁰. Но тогдашние при дворе временщики, зараженные язвою арианства, начали говорить, что Афанасий должен уступить в Александрии одну церковь тем, которые не захотят иметь с ним общение. Это самое сказали они царю, царь передал Афанасию, а Афанасий отвечал, что царскому приказанию надобно повиноваться, но что и он также хотел [89] бы объявить свое желание и просьбу. Царь обещал охотно согласиться на все, чего бы он ни попросил, - и Афанасий сказал, что равным образом и в Антиохии нужен какой-нибудь молитвенный храм людям, не желающим иметь общение с обладателем церквей, и что поэтому справедливо было бы также уступить им один из домов, назначенных для богослужения. Царь согласился, находя, что такое прошение законно и справедливо. Но представители еретического скопища воспротивились этому и сказали, что лучше уже не отдавать церкви ни тем, ни другим. После сего Констанций удивился мудрости Афанасия и отпустил его в Александрию. Григорий тогда уже умер, и его умертвили сами же александрийцы ²¹. Узрев своего пастыря, александрийские христиане назначили народные угощения и отправляли торжественнейшие праздники в честь Афанасия и во славу Божию. Но спустя немного времени Констант окончил свою жизнь ²².

О третьем изгнании Афанасия и его бегстве

Тогда ариане, располагавшие Констанцием с полною свободою, напомнили ему о ссоре его с братом за Афанасия; так что едва не расторглись между ними естественные узы родства и не возгорелась война. Увлеченный подобными речами, Констанций повелел не только изгнать, но и убить божественного Афанасия и послал одного военачальника, Севастиана, с войском по возможности многочисленным, приказав умертвить его как злодея. О том, как действовал этот военачальник и как убежал Афанасий, лучше всего расскажет сам чудесно спасшийся от бедствия страдалец ²³. В апологии своего бегства он пишет следующее: «Пусть разведают, однако ж, и об образе удаления и узнают об этом от своих же. Ибо вместе с воинами шли и ариане, чтобы возбуждать их действовать решительнее и указать им меня, так как лично я был неизвестен им. Но, хотя и не по чувству сострадания, а скорее от стыда, воины, слушая их, сохраняли спокойствие; была уже ночь, и некоторые из народа остались для всенощного бдения в церкви и ожидали службы. Вдруг явился воевода, приведший с собою более пяти тысяч воинов, вооруженных, с обнаженными мечами, с луками, стрелами, дубинками, как и прежде было сказано, и окружил церковь, поставив воинов очень близко друг к другу, чтобы никто не мог, выходя из церкви, ускользнуть от них. Считая делом неразумным, при таком смятении, оставлять народ, а не предотвращать грозящую ему опасность, я сел на свое место и приказал диакону читать псалом, а народу припевать: "яко в век милость Его" ²⁴, и вместе с [90] тем, выходя из церкви, расходиться по домам. Наконец, воевода уже подступил, воины обложили алтарь, чтобы схватить нас, бывшие в церкви клирики и миряне кричали и просили, чтобы мы немедленно удалились, но я вопреки им говорил, что не прежде выйду, как по удалении всех до одного. Встав и повелев совершить молитву, я со своей стороны просил всех выходить, говоря, что соглашусь лучше сам подвергнуться опасности, чем кого-нибудь другого подвергнуть злу ради себя. Когда же большая часть народа вышла, а остальной следовал за вышедшими, бывшие со мною в алтаре монахи и некоторые клирики, поднявшись к моему престолу, стащили меня. Мы, свидетельствуюсь истиною, прошли под водительством Господа и охранением Его, прошли между воинами, из которых одни окружали алтарь, а другие церковь. Потом, скрываясь от них, мы удалились и громогласно славословили самого Бога, что не выдали народа, но наперед выслали его, а между тем и сами успели спастись и избежать «от рук ищущих нас».

О Георгии и о совершившихся в Александрии злодействах

После того, как пастырь таким образом ушел от убийственных рук их, начальство над тою паствою вверено было (после Григория) другому волку, Георгию. Он обращался со своими пасомыми еще жесточе всякого волка, медведя или барса, ибо дев, посвятивших себя девству на всю жизнь, принуждал не только отрекаться от общения с Афанасием, но и анафематствовал веру отцов. Орудием своей жестокости имел он одного военачальника Севастиана, который, зажегши среди города костер и становя возле огня обнаженных дев, принуждал их отрекаться от веры. Однако ж они, представляя собою зрелище ужасное и жалкое для верных и неверных, такое бесчестие вменяли себе в великую честь и за веру охотно терпели бичевание. Но и об этом пусть расскажет сам пастырь их Афанасий.

«Потом во время четыредесятницы прибыл Георгий, отправленный ими из Каппадокии, и увеличил зло, которому от них научился, ибо по прошествии Пасхальной седмицы дев начали ввергать в темницу, епископов водили воины связанными, дома сирот и вдов были разграбляемы, по домам совершались хищничества и грабежи, христиане были выносимы (на кладбище) ночью, дома запечатывались и братья клириков подвергались опасности за братьев. Ужасно и это, но следовавшие за этим [91] дерзости были еще ужаснее. В неделю по святой Пятидесятнице постившийся народ вышел для молитвы на кладбище, потому что все избегали общения с Георгием. Узнав о том, злонравный (Георгий) стал подстрекать против них военачальника Севастиана, последователя ереси манихейской, - и тот, в самый день воскресения взяв множество воинов, вооруженных обнаженными мечами, луками и стрелами, бросился на народ и, захватив немногих молящихся - потому что большая часть по времени уже разошлась - сделал то, чего естественно было ожидать от людей, повиновавшихся арианам. Он зажег костер и, поставив против огня дев, принуждал их признать себя арианками. Когда же увидел, что они выше угроз, то обнажил их и так избил им лица, что через долгое время едва можно было узнать их. Сверх того, захватив сорок мужчин, подверг их новому роду побоев. Он приказал нарезать финиковых прутьев, покрытых еще иглами, и так изодрал их спины, что некоторые из них долго лечились от оставшихся в спине игл, а другие не перенесли этого мучения и умерли. Прочие же все и вместе девы отправлены на большой оазис. Тела умерших сначала не были отдаваемы родственникам, но, прикрытые, как пришлось, оставались непогребенными, чтобы столь великая жестокость не обнаружилась. Безумные - они делали это в ослеплении ума, ибо тем самым, что родственники умерших радовались за их исповедание и плакали над их телами, улика в нечестии и жестокости (виновников их смерти) еще более распространялась. Вскоре после сего они изгнали из Египта и Ливии епископов: Аммония, Муия (Тмуиса), Гаия, Филона, Ерму, Алипия, Псеносириса, Ниламмона, Агапия, Анагамфона, Марка, Драконтия, Аделфия, другого Аммония, другого Марка, Афинодора, также пресвитеров: Иеракса и Диоскора, - и столь жестоко гнали их, что некоторые из отправленных умерли на пути, а другие на месте заточения. Умерщвлено было более тридцати епископов. Велика была у них ревность, будто у Ахава, как бы истребить истину».

В утешительном своем послании к тем девам, перенесшим столь тяжкие мучения, Афанасий между прочим пишет следующее: «Посему да не скорбит никто из вас, если нечестивцы завидуют вам в погребении и препятствуют совершать его. Тиранство ариан простерлось до того, что, заперев ворота кладбища, они, как демоны, сидят около гробниц, чтобы не погребли там кого-либо из почивших!» Такие-то и подобные этим дела совершал Георгий в Александрии. Между тем божественный Афанасий не находил для себя ни одного места совершенно безопасным, потому что царь приказал привести его живого, а если он умрет, доставить его голову, и кто исполнит это, тому обещал весьма большую награду. [92]

О соборе, бывшем в Медиолане

Так как по смерти Константа Западом овладел Магненций ²⁵, то для уничтожения его тирании Констанций должен был предпринять поход в Европу. Но и эта трудная война не остановила войны против церквей. Ариане во всем удобоубедимого и зараженного арианством Констанция убедили созвать собор в Медиолане - город этот в Италии - чтобы всех, имеющих туда съехаться, во-первых, принудить к подтверждению каждого низложения, сделанного неправедными судиями в Тире, а потом, на этом основании отлучив от церкви Афанасия, и изложить другое учение веры. Все, получившие царские предписания, собрались в Медиолан ²⁶, но не решились сделать ничего упомянутого; напротив, в присутствии самого царя доказали несправедливость и беззаконность этих повелений и за то были изгнаны из своих церквей, долженствовали жить в отдаленнейших пределах вселенной. Дивный Афанасий в вышеприведенной апологии писал и об этом: «кто может исчислить все, что они сделали, говорит он? Церкви только что начали было наслаждаться миром, и народ стал молиться в общественных собраниях, как вдруг римский епископ Либерии ²⁷, галльский митрополит Павлин, италийский митрополит Дионисий, сардинский и окрестных островов митрополит Люцифер, италийский епископ Евсевий, все епископы добрые, все проповедники истины, схватываются и отправляются в ссылку, не подав к сему другого повода, кроме того, что не согласились на арианскую ересь и не подписали клевет, которые взнесены на нас арианами. Говорить же о великом Осии, старце преклонном и истинном исповеднике, считаю излишним: вероятно, все знают, что они и его заточили. Это - старец не неизвестный, он далеко знаменитее всех других. На каком соборе он не председательствовал и на каком, рассуждая здраво, не склонял всех на свою сторону? Какая церковь не имеет прекраснейших памятников его заступления? Кто когда-нибудь, пришедши к нему со слезами, не отходил от него с радостию? Кто обращался к нему с просьбой и уходил, не получив желаемого? Однако ж, ариане дерзнули восстать и на него - за то, что зная, какие по своему нечестию сплетают они клеветы, он не подписал сделанных ими на нас наветов». Из приведенного места видно, как они поступили с упомянутыми святыми мужами, а сколько умыслов представителями арианского скопища придумано и против многих других, тот же божественный муж и в том же сочинении рассказывает так: «Кого не преследовали, не хватали и не бесчестили они тогда, как хотели? Кого не искали и, нашедши, не приводили в такое состояние, что он или получал бедственную смерть, или был совершенно изуродован? Ибо и то, [93] что делали, по-видимому, судии, было делом ариан, - судьи только исполняли злобные намерения последних. Да какое место не имеет памятников их злобы? Кого, мудрствовавшего о вере противно им, не опутывали они, как некогда Иезавель, вымышленными обвинениями? Какая церковь не скорбит ныне от их наветов? Антиохия плачет о православном исповеднике Евстафие, Валанеи - об Евфратионе, Палт и Антарад - о Киматии и Картерии, Адрианополь - о христолюбивом Евтропии и потом о Люции, который многократно носил наложенные ими оковы и так скончался, Анкира - о Маркелле, Берия - о Кире, Газа - об Асклепе. Этим мужам коварные враги наши причинили много бед и заточили их еще прежде. А фракийских епископов Феодула и Олимпия, также меня и пресвитеров моих столь усердно отыскивали, что если бы нашли нас, то потерять бы нам свои головы. И может быть, мы давно бы уже умерщвлены были, если бы, сверх их чаяния, не успели скрыться, ибо такого именно содержания даны были указы проконсулу Донату об Олимпии, а Филагрию обо мне». Вот каким насилием преследовало святых это нечестивое скопище. Упомянутый Осия был епископ кордовский; он имел высокое значение еще на великом Никейском соборе и председательствовал между собравшимися на собор Сардикиский. Я хочу также внесть в свое сочинение рассказ о дерзновенной защите истины, выраженной всехвальным Либерием, и о достодивных словах, сказанных им Констанцию. Они записаны были жившими в то время боголюбивыми мужами в поощрение и пример для подражания ревнующим о вещах божественных. Либерии управлял римскою церковью после Юлия, преемника Сильвестрова.

Комментарии

1. Афанасий возвратился из ссылки в 337 г.

2. Образ Констанция, нарисованный всеми без исключения христианскими писателями IV-V вв., далек от действительности. На самом деле Констанций был незаурядным политиком и военачальником. По выражению М. Э. Поснова, «он был простым отражением Константина в последние годы его жизни». Он был ревностным христианином, активно боролся с язычеством и страстно стремился к единству в церкви, которое он понимал в арианском духе. Это объясняется тем, что его другом и воспитателем был Евсевий никомидийский, да и подавляющее большинство духовенства востока империи придерживалось теории Ария. Сильное противодействие Констанция Афанасию и александрийскому духовенству объясняется не только его стремлением укротить гегемонистские претензии александрийской церкви, но и пониманием той политической опасности, которую несла с собой всемерная поддержка этой группировки римским епископом, стремившимся расширить сферу своего влияния на Востоке.

3. Юлий, еп. римский (337-352 гг.)

4. Римский собор в защиту Афанасия и Никейского символа состоялся осенью 340 г.

5. Григорию удалось стать епископом Александрии только после того, как императорские войска разгромили выступивших против этого назначения жителей города.

6. Единого мнения по вопросу о том, кто был инициатором созыва Сердикийского собора 343 г., который мыслился вначале как вселенский, нет даже в источниках, таких, например, как произведения Афанасия. По одним сообщениям, на этот шаг решился сам Констант, по другим - его на это склонила делегация западных епископов.

7. Сердикийский собор состоялся в 343 г. в Сердике (ныне София).

8. Феодорит неточен: антиникейские епископы с самого начала решили не участвовать в соборе в Сердике и уединились в Филиппополе (ныне Пловдив), где провели свое заседание и выпустили энциклику к епископам вселенской церкви, опровергающую доводы своих противников.

9. В это время в Римской империи было две провинции - Дакия средиземная и Дакия прибрежная.

10. Имеется в виду соборное послание египетских епископов ко всем епископам кафолической церкви и к Юлию, еп. римскому.

11. Осия, еп. кордовский, с 312 г. был советником Константина Великого по религиозной политике.

12. Епископ Гераклеи фракийской, глава всех фракийских церквей. На протяжении арианских споров фракийская церковь почти вся поддерживала антиникейскую партию, видя в ней сильный противовес претензиям александрийского патриарха.

13. Феодорит ошибается: здесь должно стоять имя Ария, еп. палестинского, ехавшего вместе с Астерием. Его имя есть в соборных актах и в сочинениях Афанасия Александрийского.

14. Данное утверждение не совсем верно. В других антиарианских источниках говорится о том, что большинство епископов не желало принимать участие в соборе, в частности, и потому, что там должен был быть положительно решен вопрос о праве епископа Рима стать высшей апелляционной инстанцией для епископов вселенской церкви (что в действительности и случилось). Согласиться с таким политическим решением восточные епископы, среди которых было и много противников арианства, справедливо посчитали невозможным, а потому они и не приехали на собор.

15. Гераклея фракийская находилась в провинции Европа.

16. На этом месте собственно послание Сердикийского собора заканчивается. Дальнейшее продолжение было объявлено подложным, так как его подписала часть епископов без общего согласия собора и запрещено к чтению.

17. Здесь и далее - яркий пример смешения богословами никейской партии понятий "сущность" (Усиа) и "лицо", "ипостась" (Гипостасис), не разделявших их по смыслу в отличие от ариан.

18. Этого Леонтия Афанасий причисляет к представителям арианства.

19. См. II.26.

20. Афанасий возвратился из ссылки в 346 г.

21. Феодорит смешивает еп. александрийского Григория с Георгием, которому вскоре удалось захватить на короткое время александрийскую кафедру, но он был убит народом. См. II.14.

22. Констант умер в 350 г., и единственным правителем империи стал Констанций.

23. Третья ссылка Афанасия продолжалась с 356 по 362 г. Афанасий отправился туда после Миланского собора 355 г., о котором Феодорит пишет в гл. 15.

24. Псалом 135.

25. Узурпатор Магненций был побежден Констанцием в битве при Мурсе.

26. На Миланском соборе 355 г. западные епископы были подчинены воле императора. Возразить ему осмелились лишь 7 человек, которые были осуждены и сосланы.

27. Либерий, еп. римский (352-366 г.)

(пер. ??)
Текст воспроизведен по изданию: Феодорит епископ Кирский. Церковная история. М. РОССПЭН. Колокол. 1993