ЯН ДЛУГОШ

АННАЛЫ ИЛИ ХРОНИКИ СЛАВНОГО КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬШИ

ANNALES SEU CRONICAE INCLITI REGNI POLONIAE

КНИГА ВТОРАЯ

1001 год Господень.

Император Оттон III, видя великолепие и изобилие польского князя Болеслава, коронует его королём и украшает своей короной, освободив и его, и его преемников от всякого подчинения империи; а тот, устраивая великолепные пиры в течение трёх дней, подарил цезарю и его людям золотые и серебряные сосуды.

Итак, когда римский император Оттон III, придя в город Гнезно, вошёл в кафедральную церковь, он, распростёршись перед телом святого Адальберта, с великим благоговением воздал хвалу Богу и святому Адальберту за своё выздоровление. Он пожаловал также его гробу достойные императора подарки в золоте и серебре и оставался в Гнезно в течение нескольких дней, выказывая благоговение, которое он питал к святому Божьему. А Болеслав, польский князь, проявлял главнейшую заботу и стремился к тому, чтобы не только обеспечить императора Оттона и всех прибывших с ним баронов и рыцарей обильнейшей подачей всевозможных яств, но также почтить их щедрой раздачей превосходных даров (и прочими любезными услугами). Итак, императору и его баронам каждый день подносились новые подарки разными чинами и рангами служителей: одни несли золотые сосуды, другие – серебряные, те – самоцветы, эти – ожерелья, прочие – или замечательных коней, или заграничные и превосходные меха, или одежды, отделанные золотом, серебром, багрянцем и пурпуром. Итак, император Оттон, которому имя Болеслава, польского князя, уже давно было хорошо известно благодаря молве, и который немалое время стремился прийти в Польшу, чтобы убедиться в этом лично, жаловался про себя и при поверенных своих мыслей, что скорее побеждён Болеславом столькими почестями, столькими дарами, столькими любезностями, чем почтён им, и вблизи Болеслав показался ему ещё лучше, чем говорила о нём молва, что случается очень редко; из-за этого император и его вельможи и обратили взоры на него, прославленного в храбрых подвигах, в мудрости, прилежании, деловитости, щедрости и прочих императорских доблестях. Кроме того, видя, что достоинства Болеслава многообразны и лучше, чем говорилось в молве, что природная мудрость сочетается с усердием, видя исключительную мудрость и талант в совершении самых разных дел и отдаче приказов, наполненные удивительной деловитостью и предусмотрительностью, а также огромное количество воинов и народов, которые повинуются ему с несравненным послушанием и страхом, наблюдая, сверх того, порядок среди всех его воинов и служителей, единым строем бросающихся исполнять всё, что им поручали, он, когда понял, что свойства его души и ума гораздо больше, чем говорила молва, и что он представляет собой образец редкой среди князей добродетели, то возымел намерение добавить ему для умножения его славы ещё и украшение королевской короны. Созвав своих вельмож и советников, он, как говорят, открыл им своё изумление, которое долго скрывал в душе, по поводу столь замечательных трудов Болеслава. «Ни один из слухов о польском князе Болеславе, – говорил он, – которые донесли до нас, не является выдумкой; напротив, люди многое опустили, о большем умолчали, чем рассказали, и не пролили свет на то, что мы наблюдаем лично, оцениваем и видим, распространив славу обо всех его делах и доблестях скупо, завистливо и глухо, гораздо меньше того, что я вижу вблизи: ибо мы изо дня в день убеждаемся, что он настолько блистает мудростью, храбростью, великодушием, справедливостью, милосердием, щедростью, верностью, честностью и прочими достоинствами королевской души, что по праву может дать всем славнейший пример в последующих поколениях. Итак, я считаю постыдным, мало того, крайне преступным, если такой муж, столь дружественно настроенный к нашей особы и к нашей императорской власти, будет скрываться под титулом всего лишь князя, и не будет возведён на престол королевского величия, тот, лучше которого среди князей мы не знаем и которого могущество делает равным королям. Итак, если это покажется добрым и полезным также и вам, мы ради славы Божьей, ликования и приращения святой веры и истребления варварских народов, которые граничат с Польским краем, соизволяем возвести его в королевское достоинство; мы решили принять его в полноту нашей власти и передать ему скипетр королевского превосходства, чтобы на столь огромные почести и дары, которыми он ежедневно забрасывает и нас, и вас, ответить по крайней мере этой любезностью, в то время как другой пока что не можем». Когда же все князья, вельможи и бароны наперебой стали хвалить, одобрять, превозносить императорское рассуждение и решение и, раскрыв уста для удивительных похвал и речей во славу князя Болеслава, уверенно заявили, что в Болеславе, мол, содержится образец всех добрых качеств и всех выдающихся достоинств, император Оттон, выйдя из покоев, вместе с князем Болеславом отправился в Гнезненскую церковь, в то время как их обоих сопровождало огромное множество воинов и толпа людей обоего пола. Там, как только они добрались, император Оттон II поручает Гауденцию, архиепископу Гнезненскому, и прочим епископам Польши помазать Болеслава в короли Польши священным елеем и вместе с молитвами и обычными заклинаниями в надлежащем порядке выполнить всё, что обычно совершают при королевских венчаниях и помазаниях ¹⁹⁸. Когда это было исполнено, и он был возведён на более возвышенное кресло, с которого его было видно всей стоящей вокруг толпе, император Оттон, сняв со своей чела славную корону, которую тогда носил на голове, коронует и венчает ею времена князя Болеслава, постановив и назначив его, а равно и всех его потомков и преемников, королём Польши, товарищем и другом Римской империи, подчинив ему и его королевству все польские земли и народы, подарив все княжества, земли и уезды, приобретённые им и его преемниками, королями Польши, у варварских, неверных и еретических народов, а также те, которые ещё будут приобретены в последующем благодаря Божьему дару и содействию. Он жалует ему и всему Польскому королевству на вечные времена герб – белого орла ¹⁹⁹, чтобы, как Римская империя, имеющая такой же герб на чёрном фоне ²⁰⁰, содержит в своём подчинении все германские племена, так и он, который впредь будет пользоваться тем же гербом на белоснежном поле, непрерывно имел в своём подчинении все славянские и варварские народы, убеждая и увещевая его прилагать деятельные усилия для умножения и расширения святой католической веры и как можно большего истребления варваров, управлять подданными в справедливости и правосудии, соблюдать в отношении церкви Божьей и её служителей их права и достоинство, упорствовать в верности и дружбе в отношении его самого и империи, чтобы по прошествии времени по милости Божьей получить за свои труды и достоинства ещё большие благодеяния от Бога и императорской власти как самому, так и в своих сыновьях, внуках и преемниках. Чтобы это пожалование было долговременным, он скрепляет и подтверждает его императорской грамотой с золотой печатью, отдельными привилегиями, свободами и прерогативами избавляя, освобождая и возвышая королей и королевство Польши, и навечно отпуская и избавляя их от послушания и подчинения себе и своим преемникам, римским императорам. Болеслав же, новый король Польши, скромной речью ответив по поводу того, о чём [император] его увещевал, и воздавая великую благодарность за всё, что тот ему предоставил, обещал с Божьей помощью исполнять это по мере сил. Итак, подобным образом Польское государство превратилось в королевство, а Болеслав, польский князь, возвышенный над всеми князьями славянского рода и языка (когда казалось, что для полноты его счастья во всех отношениях нет недостатка ни в чём, кроме королевской короны, промысел Божий пожаловал ему также и это), прославленный благодаря этому и многим другим славным деяниям у своего народа и языка на веки вечные золотой статуей и триумфальной аркой, первым среди поляков стал пользоваться королевскими инсигниями. День этот также считался у поляков весьма праздничным, не менее последующих замечательным различными приготовлениями к славе, чести и присутствию двух королей, дающего корону и принимающего её, и чудесным также благодаря великолепию и зрелищу игр; это был день, когда наивысший Бог своим щедрейшим благоволением поставил названного короля Болеслава во главе Польского королевства и этим славным началом дал знать всем полякам о спасительном и желанном верховенстве.

Болеслав, видя, что блеск королевского имени и титула достался по милости Божьей и императорскому благоволению ему и его землям, а равно и польскому народу, понял, что слова папы Бенедикта VII, сказанные послу его отца Мечислава Ламберту, епископу Краковскому, во всех отношениях осуществились, и, возрадовавшись великой радостью, с удивительной пышностью давал в течение трёх последующих дней изысканнейшие пиры в честь цезаря Оттона и всех его князей, прелатов и баронов, на которых явил славу своего благороднейшей и превосходной души и великолепие своих богатств. Ибо в эти три дня он настолько превзошёл щедрость всех бывших до него князей и победил душу цезаря и его вельмож скорее обилием даров, нежели щедростью ко всем, что и настоящему веку, особенно, самому цезарю и его людям, внушил изумление, и у грядущего поколения вызвал недоверие. Ибо в каждый из этих трёх дней на столы пирующих подавались новые золотые и серебряные сосуды, сверкающие жемчугами и разными драгоценными камнями, которые в первый день, как только их освободили от яств, были собраны в одну кучу и вручены цезарю в качестве подарка; то же самое уже с новыми, причём более тяжёлыми и дорогими сосудами было повторно сделано и во второй, а затем и в третий день. Почтив цезаря столь восхитительными подарками, [Болеслав] вышел к имперским князьям, прелатам, баронам и приближённым, и раздал им подарки, согласно положению, званию и чину каждого из них, с удивительной щедростью вознаграждая всех за благодеяние, по собственному побуждению оказанное ему императором в виде коронации. Каждый день в честь цезаря устраивались турниры, хороводы, танцы и разных других видов игры, и весь королевский дворец день и ночь сотрясался от музыки и возобновления игр. Этими услугами он внушил всем людям императора такую любовь к себе, что им казалось, будто он заслужил большего, чем получил, считая, что дарованная королевская власть меньше, чем излитая на всех учтивость и щедрость.

Император Оттон обещает сыну Болеслава, короля Польши, Мечиславу в жёны свою племянницу Риксу, дочь пфальцграфа Рейнского, и жалует в качестве великих даров гвоздь Господень и копьё святого Маврикия, а Болеслав даёт ему руку святого Адальберта.

Цезарь Оттон III, будучи мужем благородного и светлого ума, полагал постыдным для себя и своих людей не ответить новым видом благоволения на столь славные повторные благодеяния, которые Болеслав, король Польши, оказал ему и его людям; поразмыслив некоторое время со своими людьми, он вступает в родство с королём Болеславом и торжественно отдаёт в жёны сыну польского короля Болеслава, который носил дедовское имя – Мечислав и был у отца единственным, свою племянницу Риксу ²⁰¹, перворожденную дочь Эццо, иначе Херенфрида, пфальцграфа Рейнского, рождённую от родной сестры [императора] Матильды, – в то время это был наиболее выдающийся по благородству происхождения и сиянию мудрости князь; и для придания ещё большего блеска репутации, имени и славе Польского королевства сочетает её браком с названным князем Мечиславом, любимым и единственным сыном короля Болеслава, чтобы тот, который уже получил королевское достоинство, воссиял ещё ярче и дальше благодаря блеску кровного родства с императором; соглашения и обещания между цезарем и королём были официально заключены посредством обмена детьми и скреплены писанной грамотой. Ибо Оттон считал величайшим укреплением своей империи, как то и было на самом деле, если он посредством такого рода родства соединит Германию с польскими землями. Не довольствуясь этим, цезарь жалует королю Болеславу один гвоздь из креста, прославленный пронзением тела Господнего, и копьё святого Маврикия, с прибавлением таких слов: «Этот гвоздь, дороже, милее, радостнее, приятнее которого у меня ничего нет и, боюсь, никогда не будет среди всего моего добра, я дарю тебе, моему самому дорогому родичу, в качестве победного знамени, отметив тебя столь выдающимся даром как блистательного победителя всех врагов в округе, но, в особенности, варварских народов. Ибо на твои величайшие дары, пожалованные мне и моим людям, я отвечу не золотом и серебром, в которых ты, как я вижу, не имеешь недостатка, но гвоздём Господним, который превосходит все земные богатства. К нему я прибавляю также копьё святого Маврикия ²⁰², командира Фиванского легиона, и хочу, чтобы ты только им и пользовался в войнах против варварских народов, соседствующих с твоим королевством, и по милости Божьей и под покровительством святого Маврикия сокрушил варварское могущество». Болеслав же, польский король, воздав Цезарю достойную благодарность и за столь блистательное и славное родство, и за выдающиеся и редкие дары, в ответ дарит цезарю руку блаженного Адальберта, с большим удовольствием и благоговением принятую цезарем, и в то же время даёт цезарю такой ответ: «Поскольку я ежедневно вижу, что моя особа, а также мой народ, а затем и мой сын составляют предмет твоей заботы, и ты, не довольствуясь прославлением меня и моего народа, принял также в зятья моего сына и, сверх того, освятил гвоздём Господним и копьём блаженного Маврикия, этими победными символами, как крепчайшей силой, мой королевский трон, на который и возвёл меня, то я, кого ты почтил такой славой, буду стараться по мере сил отвечать на это скорее делами, нежели словами, буду с готовностью и верностью вести за тебя и твою империю войны, на которые тебе доведётся меня призвать, и стараться, чтобы никто не смог превзойти меня в любезности». Случилась же эта коронация первого польского короля Болеслава и его помазание в короли над польскими землями в то время, когда на кафедре Петра сидел папа Иоанн ХVI ²⁰³.

Болеслав с королевской пышностью сопровождает императора до своих границ и посылает с ним сватов за невестой для своего сына, которую и приводят в скором времени.

Совершив коронацию первого польского короля Болеслава и заключив с ним родство через свою племянницу Риксу, император Оттон, нагруженный золотом, серебром и многочисленными дарами, ушёл из Гнезно, ликуя великой радостью и торжествуя в глубине души оттого, что оказал услугу коронации и родства такому щедрому и любезному князю, а его самого сделал своим другом и другом империи. А Болеслав, польский король, сопровождал императора, возвращавшегося восвояси, до самой границы королевства, во всех местах, подчинённых его власти оказывая императору и войску блестящую заботу и обхождение. На границе же своего королевства он поблагодарил императора и, заключив договор вечной дружбы и скрепив его различными обещаниями, попрощался с ним и возвратился в Польшу; а император Оттон, направляясь к себе в Германию, целым и невредимым прибывает в Магдебург (ибо там было его любимое местопребывание) и вместе с приданым передаёт свою племянницу, сиятельную девицу Риксу, послам польского короля Болеслава, которые сопровождали его из Польши, а также доставили отцу девицы, пфальцграфу Эццо, присланные королём Болеславом подарки большой стоимости, чтобы они увели её в Польшу. А те вместе со многими рыцарями Германии, приданными им императором и отцом девицы, пфальцграфом Эццо, доставляют её, девицу обученную грамоте, славную нравами, не менее выдающуюся наружностью и родом, чем женской солидностью, в королевский дворец в Гнезно и выставляют дары приданого и украшения дворцового помещения. Они просят во имя дяди, отца и родителей, чтобы князь Мечислав, королевский сын, принял её в утешение верности, союза и брачного ложа и обходился с ней мягко, как милейший супруг, дабы иметь в ней скромную, мягкую и послушную подругу. А король Болеслав, мудро замечая, что добился царственного величия и королевского престола по Божьему благоволению и с человеческого согласия, и преимуществом королевского достоинства и разнообразными другими дарами превосходит многих правителей круга земного, примешивая к суровости милосердие, возлюбил справедливость, сплачивал и укреплял свою власть и радовался мирному положению своего княжения.

Между Болеславом, королём Польши, и Владимиром, князем Руси, заключается союз.

Русский князь Владимир, страшась силы польского короля Болеслава, распространившейся весьма широко, и опасаясь, как бы она не создала со временем опасности для него и его земель, посылает к польскому королю Болеславу знатных послов с просьбой заключить союз с ним и его землями. Болеслав же, король Польши, понимая, что дружба с русскими будет весьма кстати для Польского государства, согласился на союз с князем Руси Владимиром и скрепил его на справедливых условиях клятвой; с тех пор обе земли в течение долгих лет процветали в величайшем спокойствии ²⁰⁴.

1002 год Господень.

Чехи, движимые завистью, побуждают своего князя Болеслава к войне против поляков, особенно же те, которые были из дома Равитов; и монах Страхквас, в то время как был посвящён в епископы Пражские, был тайно задушен демоном по приговору всемогущего Бога.

Преимущество в виде пожалования королевской короны, гвоздя Господнего и копья святого Маврикия, которым по благоволению цезаря были прославлены и отмечены Болеслав, король Польши, и его владения, в скором времени встретило сильную зависть в соседних странах. Наибольшая досада по поводу славных успехов Болеслава и поляков охватила сердца чехов, которые были склонны к этой пагубе более прочих народов и с большим неудовольствием переносили то, что возведение Польского края в королевское достоинство произошло раньше их собственной Чехии. Чешским княжеством в это время правил Болеслав III. Ибо Болеслав Грозный, родной брат и убийца святого Венцеслава, чья дочь Дамбровка, благородная и благоговейная дама, родила Мечиславу Болеслава, первого польского короля (как мы рассказывали выше), умирая, оставил двух сыновей: первого – Болеслава, который, многие годы умеренно и милостиво правя Чешским княжеством, получил прозвище Болеслава Благочестивого, и второго – Страхкваса, на пиру в честь крещения которого последовало убийство блаженного Венцеслава, – в ознаменование столь нечестивого убийства ему и было дано имя – Страхквас, что означает «портящий закваску» ²⁰⁵, – который, вступив в Регенсбурге, в монастыре св. Эммерама ордена святого Бенедикта, в этот орден, монашеским облачением искупал отцовское преступление. Хотя святой Адальберт, некогда встретив его в Праге, просил, чтобы он сменил его на Пражской кафедре и легко при поддержке родного брата уничтожил бы нечестивые и безбожные преступления чехов, он тогда отказался, а впоследствии, как муж Божий, святой Адальберт, и предсказал ему, не согласившемуся и пренебрегшему войти в овин через дверь, он, пылая честолюбием, от которого в другое время, казалось, отрёкся, после изгнания блаженного Адальберта получил Пражскую церковь от императора Оттона III в качестве дара через посредничество своего брата Болеслава. Когда он по поручению цезаря был посвящён Майнцским архиепископом ²⁰⁶ в Пражские архиепископы ²⁰⁷ и во время самого посвящения лежал по обычаю, распростёршись лицом вниз, ожидая надлежащим образом облачения в священные епископские одежды, то его по тайному приговору Бога, карающего преступления во втором, третьем и четвёртом поколении, охватил демон и столь страшно и жестоко мучил, что тот жалким образом окончил жизнь на виду и к изумлению всех присутствовавших. Болеслав II Благочестивый, умирая, оставил единственного сына – Болеслава. Чехи многими речами склоняют его напасть на Польшу и обложить её или какую-то её часть данью, чтобы имя его пользовалось у императора и прочих князей большей славой, если он, герцог, нападёт на земли самого короля Польши и разорит их. Не было среди чехов недостатка в баронах, которые среди братьев, от брата и сестры рождённых, сеяли зло раздора и войны с тем намерением, чтобы на войне придать вес своей репутации и умножить свои средства, на что они не могли надеяться во время мира; особенно это касалось знатных Вршовцев ²⁰⁸ и почти весь дом Равитов ²⁰⁹, мужей коварных и хитрых, в тот период весьма могущественных в Чехии.

Умирает Иордан, епископ Познанский.

Иордан, первый епископ Познанский, после того как пребывал в должности двадцать шесть лет, умирает ²¹⁰, и его хоронят в Бранденбурге. Другие уверяют, что он был погребён в Познанской церкви. На его место в Познанские епископы был поставлен Тимофей. Этот Тимофей был по происхождению римлянин, знатного рода, и достиг сана благодаря папе Бенедикту VII.

Император Оттон III ставит папой Григория V, а римлянина Кресценция, напавшего на папу Иоанна ХVI и империю, казнит на мосту через Тибр; причинив бесчестье его жене, он, приняв от неё яд, умирает; наконец, усилиями Хериберта, епископа Кёльнского, скрывшего его смерть, его, как если бы он был жив, верхом на коне вывозят из Рима. Его преемником стал Генрих II, герцог Баварии.

Оттон III, вернувшись из Польши, услышал, что папа Иоанн ХVI задушен римлянином Кресценцием, а сам Кресценций, установив тиранический режим, угнетал Рим и, напав на Италию, решил, что и захват всей империи будет несложен; с негодованием, как и подобало, восприняв его наглость, он, построив в честь святого епископа и мученика Адальберта монастырь регулярных каноников, с большим количеством своих вельмож направляется в Рим. Там, придя на помощь сильно поколебленному и приведённому в замешательство Римскому государству, он в неустанных трудах и с величайшей заботой восстанавливает и возрождает положение святой церкви Божьей, а равно и империи, и возводит на апостольский престол Бруно, некогда своего архиканцлера, принявшего имя Григория V ²¹¹, мужа замечательного жизнью, нравами и учёностью и своего родича. Кресценция же, захватчика города Рима и императорской власти, заключившегося в сильно укреплённом строении императора Адриана ²¹², которое приписывают также тирану Теодориху и которое он укрепил для себя наподобие крепости, он атаковал силой рыцарства и, выведя оттуда, казнил на мосту через Тибр и вернул мир как Городу, так и Италии, желая стяжать за столь быстрый успех вечную славу, если бы ему довелось одержать победу не только над врагами, но и над превратностями судьбы. Ибо, увидев удивительной красоты жену побеждённого и осуждённого им тирана Кресценция, он воспылал к ней пагубной страстью; следующей ночью обесчестив её, он был заражён ею ядом и спустя малое время, когда зараза разлившегося по венам яда обрела силу, охвачен тяжелейшим недугом, и 28 января ушёл из жизни ²¹³, после того как правил 18 лет. Но, хотя Хериберт ²¹⁴, епископ Кёльнский, распоряжениям которого подчинялся весь императорский двор, основательно его оберегал, он умирает там, и его тут же по распоряжению этого епископа Хериберта облачают в пурпур, искусно садят верхом на коня, как если бы он был жив и собрался в поход, и, скрыв его смерть от римлян, некоторые из которых, как было известно [епископу], были сильно озлоблены на него из-за убийства Кресценция, таким образом перевозят за Альпы в Швабию; в то время как внутренности его захоронили в городе Аугсбурге, тело его было доставлено в Ахен и с честью погребено посреди церкви блаженной Марии ²¹⁵ тем же достопочтенным Херибертом, архиепископом Кёльнским, и прочими князьями Германии. И поскольку этот император Оттон не оставил после себя сыновей, ему в Римской империи 84-м от Августа наследовал Генрих II ²¹⁶, герцог Баварии, коронованный Виллигизом, архиепископом Майнцским, сын Генриха, брата Оттона I.

Возведение в сан и достойная сожаления смерть Удо, архиепископа Магдебургского.

Во времена же названного императора Оттона III во главе митрополичьей Магдебургской церкви, основанной и наделённой его дедом Оттоном I ²¹⁷, стоял архиепископ по имени Удо ²¹⁸, который удивительным образом был возведён в сан блаженнейшей Девой, но впоследствии из-за отвратительной и полной мерзостей жизни по приговору самого Бога, который открыто и зримо совершился в Магдебургской церкви, осуждён по этому решению и лишён жизни. Ему, ещё живому, ангел, желая, чтобы он исправился, повторял следующее: «Удо, перестань играться, ты уже достаточно наигрался, Удо».

Болеслав, князь Чехии, разорвав договор с Болеславом, королём Польши, опустошает его земли; король, погнавшись его и не обнаружив, готовит поход в его владения.

Совращённый гибельным советом, Болеслав III, князь Чехии, начав войну против Болеслава, короля Польши, хотя к ней не было ни повода, ни какой-либо законной причины, вооружённый вступил в польские земли в направлении Клодзко ²¹⁹ и начал, как враг, опустошать их огнём, грабежом и мечом, подчинять своей власти и облагать данью. Когда эта новость дошла до Болеслава, короля Польши, он был поражён сильным удивлением оттого, что тот, кто, как он верил, проявит себя братом и другом в его несчастьях, теснит его несправедливой войной, которую он не спровоцировал ни единым действием. Когда к нему были отправлены послы, которые по праву сохраняемого до сих пор родства и мира должны были требовать возвращения отобранного и платы за причинённый ущерб, и убедить его сохранять мир, Болеслав, князь Чехии, выслушав их, ответил, что начал войну, раздражённый прежними обидами, что вынужденно и неохотно объявил войну полякам, напавшими на его земли, но не откажется от любой возможной справедливости. Итак, поскольку послы польского короля Болеслава изъявили согласие, было предложено и заключено перемирие; на этом основании Болеслав, король Польши, веря, что война приостановлена или завершена, отказался от похода. Однако, Болеслав, князь Чехии, убеждённый теми же доводами, что и прежде, собрав ещё большие силы, нарушает перемирие, вторгается в Польшу и опустошает её сильнее, чем это возможно, в то время как чехи внушают ему, что Болеслав, король Польши, не отважится оказать сопротивление ему, его силам и средствам. Поверив этим словам, не слишком рассудительный князь тем яростнее повёл войну. Узнав об этом несчастье, Болеслав, король Польши, взревев львиным рыком, как можно быстрее созывает со всего своего королевства самых сильных рыцарей и воинов и спешным маршем ведёт войско против Болеслава, князя Чехии. Однако, князь Чехии, узнав из донесения своих разведчиков, что Болеслав, король Польши, прибыл с огромным войском, намного большим, чем его собственное, прекратив опустошать Польшу, вернулся в Чехию. В то время как король Болеслав не застал его в тех местах, которые тот опустошал, он начал ещё сильнее негодовать оттого, что враг ускользнул от него, а несчастья и слёзы тех, которые были разорены и угнетены чехами войной, в особенности разжигали его. Итак, видя перед собой несчастье своих людей, Болеслав, король Польши, воспылал сильным негодованием и, как рассказывают, заявил: «Поскольку ни общность крови, ни моя умеренность, ни союзный договор не смогли отвратить Болеслава, князя Чехии, от причинения вреда моему королевству, впредь мне надлежит преследовать его до полного уничтожения, не как законного врага, но как гнусного интригана».

Болеслав Храбрый, король Польши, узнав, что сиятельнейший император Оттон III погиб жалкой и недостойной смертью, вместе со всем своим королевством в течение многих дней, прервав всякое веселье, оплакивал его в траурной одежде и со всем уважением совершил в его честь пышные и почтенные поминальные обряды в Гнезненской церкви; он также в знак благочестивой благодарности за полученное благодеяние обычно ежегодно отмечал его годовщину до самого дня своей смерти.

1003 год Господень.

Болеслав, король Польши, вступив в Чехию, вместе с примкнувшим домом Равитов, которые тогда были в ней самым могущественными, занимает её; наконец, после двухдневной осады он захватывает Прагу и замок Вышеград вместе с князем и его сыном, и, после того как все бароны дали ему клятву верности, приказывает лишить князя зрения; сына его он отдал под стражу Равитам, а сам с триумфом вернулся в Польшу.

Болеслав, король Польши, не имея более сил сносить и терпеть боль и душевное терзание по поводу совершённого князем Чехии Болеславом опустошения его Польского королевства, которые он до сих пор по уважительным причинам, а именно, опасаясь дурной погоды и прочих неприятностей, сдерживал и желая отомстить за свои обиды, объявляет о походе в Чехию и собирает огромные как конные, так и пешие силы для более успешного ведения этой войны. Вступив с сильным войском в Чехию, он захватывает все сопротивлявшиеся ему города Чехии, а прочие мелкие городки и селения опустошает и сжигает, надеясь, что Болеслава, князя Чехии, раздражённого разграблением, опустошением и сожжением его княжества, удастся выманить на битву в чистом поле. В это время наиболее влиятельным в Чехии был дом Вршовцев, который превосходил прочие родовитостью, челядью, владениями, славой и силой (Вршовцами же они звались потому, что носили в качестве герба медведя, несущего увенчанную девицу) ²²⁰. Главный и старший в этом роду барон звался Коган ²²¹; наибольший среди своих по богатствам и влиянию, он был близок Болеславу, королю Польши, и, познав в прошлые времена королевскую щедрость, обязанный ему многочисленными благодеяниями, собирает всех своих воинов и родичей в поддержку начинаниям и действиям короля Болеслава. А король Болеслав, прельстив его, а также его родичей и братьев оказанным радушием и многочисленными и частыми щедротами, всеми силами побуждает их к своей верности, преданности и почитанию; пользуясь их верным содействием и советами, он имел в них подходящих соратников в деле счастливого завершения своего похода и совершении прочих дел; под их руководством и при их содействии причиняя чешскому краю величайшее и постоянное избиение, уничтожение и пагубное опустошение, он далеко и широко разорял чешские земли.

Итак, когда Болеслав, король Польши, всю Чехию, кроме владений Вршовцев, которые он повелел щадить, растоптал резнёй, огнём и грабежом, а Болеслав, князь Чехии, не имея сил сопротивляться его власти, заключился в замке Вышеград вместе со своим сыном Яромиром ²²², Болеслав, король Польши, двинул силы своего войска к самой чешской столице Праге и к замку Вышеград; взяв её в осаду, тревожа таранами и прочими осадными орудиями и в течение двух дней терзая голодом, он с блеском взял и овладел ею, и отдал своим воинам на разграбление и в добычу. Взяв город Прагу, он спустя малое время деятельно овладел также Вышеградом, в котором застал князя Чехии Болеслава с сыном Яромиром (ибо второй сын – Ульрих ²²³, находясь на службе у цезаря, отсутствовал) и пленил их; он обратил в свою власть и послушание всю Чехию, поставил и назначил от своего имени префектов как в Вышеграде и Праге, так и в прочих городах, разместил в Праге свою княжескую резиденцию и всех баронов и дворян Чехии, которые пришли к нему, услышав о победном взятии города Праги замка Вышеграда, радушно встретил, принял и почтил, а те без всякого принуждения принесли ему клятву верности и послушания. Испытав его несказанную щедрость ввиду многочисленных и постоянных пожалований, они оставались преданными и верными людьми у него на службе.

Обратив Чешское княжество в свою власть и собственность, польский король Болеслав назначает и ставит во всех городах и замках своей власти и своего права префектов и капитанов из поляков и из чехов, которые, как он знал, были наиболее верны и преданы ему и его партии, и, славным образом всё уладив, собрался вернуться в своё королевство – Польшу и увести победоносное войско; но был задержан настоятельными просьбами чехов, которые просили его остаться у них подольше. Когда король Болеслав ответил, что не может этого сделать, поскольку его королевство – Польша также страстно жаждет его присутствия, чехи и, в особенности, Вршовцы, которые были ему наиболее верны, дали ему совет, чтобы он распорядился убить пленённых им Болеслава, князя Чехии, и его сына Яромира: ибо он должен знать, что пока они живы, Чехия когда-нибудь выступить против него; но и другого сына Болеслава, князя Чехии, – Ульриха, находившегося на службе у императора, он должен постараться погубить или взять в плен. Но король, хоть и понимал, что они говорят правду, всё же побоялся совершить против князя и брата такое жестокое злодеяние. Наконец, по настоянию чехов он приказал ослепить князя Чехии Болеслава, велел вырвать ему глаза ²²⁴, чтобы он ни при какой перемене обстоятельств не смог вернуться на престол, а сына его Яромира передал под стражу и в заключение Вршовцам. Совершив это преступление, он оставил в Праге и Вышеграде гарнизон из польских воинов и невредимым вернулся в Польшу. Однако, хотя Болеслав, князь Чехии, и был его врагом и ранее с вражеским потрясением вторгся в его королевство, всё же вырвать глаза у двоюродного брата и человека, связанного близким родством, и навсегда лишить его зрения не может не быть преступлением исключительного нечестия, если только не вмешались более справедливые и неизвестные нам причины, руководствуясь которыми король Болеслав и совершил это злодеяние – ослепление; однако, чешские анналы свидетельствуют, что это было совершено не им, а его родителем – польским князем Мечиславом (хотя это, по-видимому, не соответствует порядку времени) ²²⁵.

Великая чума в Польше.

Двойное несчастье, причинившее смертным великую погибель, а именно, чума и голод, разгулялось вовсю, и яд эпидемии не только польские земли, но и почти весь круг земной поразил столь тяжкой болезнью, что из-за отвращения хоронивших живых, в которых ещё теплился дух, засыпали [землёй] вместе с мёртвыми и подлежащими погребению ²²⁶.

1004 год Господень.

Болеслав, король Польши, вторгшись в Моравию, вскоре подчиняет её своей власти.

Славнейшему правителю Болеславу, королю Польши, казалось недостаточным иметь обложенной данью и подчинённой только Чехию, не присоединив к ней также Моравию. Поэтому, проведя в землях своего королевства воинский сбор, он вместе с сильным и отборным отрядом своих воинов вступает в Моравию, мощно атакует, окружает и захватывает те города и замки Моравии, которые отказались признавать его власть. Ибо Болеслав, король Польши, отличался той данной ему от природы стойкостью души и великодушием, что, если он за что-то брался, то никогда безрассудно не отступал от начатого. Поэтому и осаду с городов как в Чехии, так и в Моравии он снимал не иначе, как только осаждённый город добровольно или насильно переходил под его власть. Вследствие этой твёрдости и силе души вся Моравия, подчинённая или добровольно, или оружием и силами его могущества, покорилась его империи и власти. Поставив в её замках и столичных городах своих префектов из поляков или каких-либо наиболее верных ему моравов, он долгое время удерживал в феодальном подчинении и Чехию, и Моравию ²²⁷: так, все относящиеся к княжеской казне выходы, дани и доходы с обоих княжеств, а именно, с Чехии и Моравии, ежегодно доставлялись в королевскую казну в Польшу.

О том, кому была дана власть избирать императора.

Когда Генрих был возведён на императорский трон посредством избрания ²²⁸, было впервые постановлено, чтобы в будущем императорский трон замещался не через родственное преемство, а чтобы архиепископы Майнцский, Кёльнский и Трирский, а также герцог Чехии, пфальцграф Рейнский, герцог Саксонии и маркграф Бранденбурга имели власть избирать императора ²²⁹. Этот Генрих, муж великой святости, успешно провёл множество войн.

Болеслав, король Польши, отправив послов, добивается, чтобы Ульрих, сын Болеслава, князя Чехии, был выдан ему императором Генрихом, которому тот служил; и помещает его под почётную польскую стражу.

Но, чтобы владение как Чехией, так и Моравией было для Болеслава, короля Польши, прочным и долговременным и чтобы народы этих областей шаткой и сомнительной верности, имеющих обыкновение затевать перевороты, удержать в повиновении Болеслав, король Польши, посылает к императору Генриху I, своему двоюродному брату и родичу, официальных послов, передав через них весьма дорогие и великолепные дары разных видов. Они первым делом по порядку излагают и рассказывают о счастливых успехах Болеслава, короля Польши, в деле приобретения двух соседних земель, а именно, Чехии и Моравии, которые он подчинил своему королевству – Польше, о том, сколько и какие именно города он захватил, и какую добычу с побеждённых вывез в своё королевство – Польшу, и под конец просят и умоляют, чтобы он передал ему и отпустил Ульриха, сына Болеслава, князя Чехии, живущего при его дворе, надеясь добавить к подчинённым им землям – Чехии и Моравии – ещё и опору решающего значения. А цезарь Генрих, который любил Болеслава, короля Польши, глубокой и пылкой любовью за его героические деяния и великие доблести, поскольку он сильно гневался и был сердит на чехов, передаёт Ульриха послам Болеслава, короля Польши; тот был доставлен ими в Польшу к Болеславу, королю Польши, и, помещённый под почётную стражу, охранялся в течение многих лет. Узнав о его пленении, чехи и моравы стали ещё более честно повиноваться Болеславу, королю Польши, и не смели затевать что-либо дурное, или противиться его власти.

Когда Григорий V, который пребывал в должности два года и шесть месяцев, умер и епископство пустовало пятнадцать дней, ему на папском престоле наследовал Иоанн ХVII ²³⁰, или, согласно уверению некоторых хроник, был навязан. Его не считают среди верховных понтификов, и он пребывал в должности не более десяти месяцев.

1005 год Господень.

Болеслав, король Польши, посылает к Ромуальду, святому мужу отшельнику, с просьбой о нескольких братьях, и тот отправил двоих по просьбе императора Генриха; король, прибавив к ним ещё четверых, дал им место, где ныне расположен город Казимеж; в то время как он, навещая и почитая их, однажды подарил им большой слиток золота и они отослали его обратно, разбойники этой же ночью, желая его унести, попытались отобрать у них золото угрозами, убили их, предав пыткам, и они сделались мучениками Божьими.

В этот период в Польском королевстве процветали шесть замечательных святостью и образом жизни мужей, а именно, Бенедикт, Матфей, Иоанн, Исаак, Кристин и Барнаб ²³¹. Ибо Болеслав, король Польши, прослышав о знаменитой славе блаженного Ромуальда, отправил к нему послов, весьма настойчиво прося его отослать к нему в Польшу нескольких братьев его монастыря, чтобы они примером своей жизни и учёностью наставляли польский народ, усвоивший с Божьей помощью основы веры. Эту просьбу Болеслава, короля Польши, поддержал также перед мужем Божьим Ромуальдом ²³², жившим тогда в Перее ²³³, своим личным присутствием император Генрих. Ромуальд же, не желая никому из своих людей приказывать это властью своего предпочтения, оставил на усмотрение каждого из них – либо перейти в Польшу, либо остаться жить в монастыре. Ибо он не видел в деле такого рода благоволения Божьего, а потому и оставил это на усмотрение братьев. Но, поскольку король Генрих умолял и просил, из всех нашлось только двое, которые заявили о готовности добровольно идти в Польшу: одного из них звали Иоанн, а второго – Бенедикт. Болеслав, король Польши, принял их, приведённых к нему его послами, словно ангелов Божьих, с великой радостью и назначил им, а также четырём другим – Матфею, Исааку, Кристину и Барнабу, по происхождению полякам, которые присоединились к ним, чтобы те могли усвоить от них польский язык, – в качестве жительства место, где ныне расположен город Казимеж ²³⁴ в Великой Польше, а тогда со всех сторон покрытое лесами и чащами; там, в то время как король оказывал им поддержку, они проживали в построенных по их числу жилищах в строжайшем воздержании и ведя жизнь отшельников и, как святостью жизни, так и словом спасительного учения добившись в Польском королевстве больших успехов, пользовались известностью и по слухам, и на деле. И не было у них никаких владений, никакой собственности; ничего не имея, они питались сообща или частным образом благодаря щедрости верующих. Грубая и простая одежда, дешёвая и невкусная пища, которой они всего лишь утоляли голод; каждый день предаваясь смиренным молитвам и постам, они не только умерщвляли плоть голодом, но, сверх того, изнуряли себя взаимным бичеванием и прочими строгостями и заставляли служить духу. Не только церковные и светские мужи, а также простой народ приходили к ним, но и сам выдающийся из всех мужей, князь Болеслав, король Польши, часто посещал их жилища и кельи, и благодаря их образу действий, жизни, заслугам и учёности имело место немалое наставление поляков. Высший и щедро награждающий Бог, желая вознаградить их труды, дал им возможность обрести пальму и лавры мученичества, которого они искали. Ибо Болеслав, король Польши, следуя обычаю своего благоговения, пришёл с королевской свитой к мужам Божьим, и, пробыв какое-то время в их кельях, выполнив свои моления и собираясь уходить, на виду у своей свиты вручил и подарил мужам Божьим для облегчения их бедности и нужды значительный слиток золота. Но, хотя мужи Божьи заявляли, что в известной мере не нуждаются и умоляли короля забрать его и найти ему другое применение, король Болеслав, ответив, что было бы нелепым и преступлением найти человеческое применение золоту, однажды посвящённому Богу, всё же оставил золото и, поручив себя и государство, своё королевство Польшу, молитвам святых мужей, удалился. А святые мужи, содрогаясь от непривычного владения золотом, загораются сильным возмущением и горем, считая постыдным и ненавистным Богу то, что они, которые оставили мир и все его прелести в цветущем возрасте и вплоть до этого дня преодолевали, попирая, его вожделения, в старости и дряхлом возрасте опозорили себя куском золота. «Каким образом, – говорили они, – мы, нагруженные таким количеством золота, сможем следовать за бедным Христом и в то же время под предлогом его милостыни будем заниматься его применением, себе на осуждение, а прочим – на пагубный соблазн и погибель?».

Итак, проведя совещание по поводу того, что следует делать, как Бенедиктом, который считался среди них старшим отцом, так и остальными братьями было решено как можно скорее и без всякого промедления отослать его обратно Болеславу, королю Польши, и как можно раньше предстать перед ним самим. Итак, по решению прочих эту обязанность возлагают на Барнаба, как самого младшего по чину и возрасту, который обычно решал внешние дела; подчиняясь приказу братьев, он, взяв слиток золота, заторопился к королевскому дворцу, чтобы вернуть золото польскому королю Болеславу. Но он не прошёл ещё и половины пути, как следующей ночью после его ухода из жилища отшельников некоторые из поляков, сыны Велиала, охваченные страстью к золоту, которое, как они видели, было подарено королём этим братьям, призвав к себе других, тайно, под час глубокой ночи прибывают в пустынь, намереваясь забрать предоставленное королём золото. Итак, побуждаемые неистовой яростью, они перед полуночью 12 ноября словно бешеные врываются в кельи рабов Божьих и немедленно приказывают мужам Божьим, занятым пением псалмов, отдать им слиток золота, пожалованный тем накануне королём Болеславом, угрожая каждому из рабов Божьих жуткой смертью, если они не отдадут его. Не довольствуясь словами, они старательно и тщательно обшаривают и обыскивают все углы и места в кельях рабов Божьих. Хотя рабами Божьими им неоднократно давался честный и правдивый ответ, что они, мол, не нуждаясь в золоте, отослали его обратно королю, те, побуждаемые ещё большей яростью и безумием, полагая, что рабы Божьи, прибегая к лживым ответам и оправданиям, спрятали золото в песке, свирепствуют против мужей Божьих уже не бранью и не оскорблениями, но ударами; схватив и связав каждого из них, они отделяют их друг от друга и полагают, что различными мучениями, применив к каждому по отдельности разного рода пытки, смогут вырвать у них признание о спрятанном золоте. Но Господь предоставил своим святым такую твёрдость и силу терпения, что все чуть ли не едиными устами давали один и тот же ответ: данное им королём золото они целиком отослали обратно, и ни причинённые кары, ни те, что ещё причинят, не смогут побудить их во оскорбление Богу сознательно осквернить себя грехом лжи. «Бог нам свидетель, – говорили они, – что мы отпираемся вовсе не для того, чтобы оставить у себя золото, которое нам совсем не нужно, но затем, чтобы лживое и неправедное признание не вовлекло вас в легковерие, а нас – во грех лжи». Безбожные разбойники, полагая, что те условились об едином ответе, свирепствовали против мужей Божьих ещё более жестокими пытками до тех пор, пока те, истязаемые разным способом – ударами и огнём, не изнемогли посреди этих мучений и не отдали Христу свои души, достойные перенесения хором ангелов в небесные чертоги и в приготовленные от века трофеи мучеников, пострадавших ради Христа ²³⁵. После этого они тщательно разыскивают сокровище и переворачивают всё, что было в кельях мужей Божьих, но, после того как трудам и злодеянию не соответствовал успех, они, чтобы защититься от обвинения в таком страшном преступлении, и чтобы людское мнение полагало, что это произошло не из-за злобы, но от случайного пожара, попытались поджечь жилища святых Божьих и одновременно сжечь тела мучеников. Но высеченные искры, потеряв природную силу, не могли объять ни кельи, ни тела; ибо материал стен, хоть и деревянных, отражал высекаемые искры так, словно они были из чрезвычайно твёрдого камня. Устрашённые этим чудом, разбойники обратились в бегство.

После того как Владимир, князь Руси, разделил княжество между сыновьями, против него восстаёт сын Ярослав; с горя он умирает, а мятежного сына поражают братья Борис и Святополк; затем Святополк приказывает убить двух братьев ради овладения властью ²³⁶.

Владимир, князь Руси, был чрезвычайно блажен и счастлив двенадцатью сыновьями ²³⁷, из которых четверых, а именно, Вышеслава, Изяслава, Святополка и Ярослава, имел от первой жены, а восьмерых, а именно, Всеволода, Святослава, Мстислава, Бориса, Глеба, Станислава, Позвизда и Судислава родил от родной сестры греческих императоров Василия и Константина Анны, болгарыни, чешки и других. В то время как он в течение нескольких лет существенно увеличил земли Руси как крепостями, так и городами и селениями, он, боясь, как бы после его смерти между сыновьями не возникли жестокие битвы за русские княжества, делит королевство между сыновьями: Вышеславу, старшему по рождению, даёт Новгород, Изяславу – Полоцк, Святополку – Туров, Ярославу – Ростов; но, после того как Вышеслав был унесён смертью, Ярослав [получает] Новгород, Борис – Ростов, Глеб – Муром ²³⁸, Святослав – древлян, Всеволод – Владимир, Мстислав – Тмутаракань; остальным же трём сыновьям, младшим по рождению, а именно, Станиславу, Позвизду и Судиславу он оставил Киевское и Берестовское ²³⁹ княжества, которые должны были перейти к ним только после его смерти. Однако, Ярослав, один из сыновей, которому достался Ростов, с досадой восприняв то, что он отлучён от Киевского княжества, которого домогался, вместе со своими племенами и другими, нанятыми за деньги, коварно приходит к Киеву и, поскольку верили, что он пришёл с миром, занимает Киевскую крепость, отцовские богатства обращает в свою власть. Отец, Владимир, очень горько переживая это, стягивает войска со всех княжеств, которые разделил среди сыновей, намереваясь сразиться с сыном Ярославом. Узнав об этом, Ярослав отправляет послов и нанимает печенегов и варягов, чтобы оказать отцу сопротивление. Между тем Владимир, князь и отец, от горя, приключившегося из-за мятежа и враждебности сына Ярослава, был охвачен тяжким недугом, и, поставив во главе войска сына Бориса, посылает его против Ярослава; сам же, поскольку болезнь усилилась, малое время спустя умирает в крепости Берестове ²⁴⁰; его доставляют в Киев, в церковь Пресвятой Девы, которую он сам построил при жизни, и хоронят под мраморной плитой. Огромное множество русских собралось, чтобы почтить его погребение; издавая на его похоронах громкий плач, они громко кричали, что, мол, безвременно потеряли отца и освободителя отечества, насадившего на Руси христианскую веру. Оба сына, Борис и Святополк, не зная, что их отец, князь Владимир, ушёл из жизни, вступают в битву с Ярославом и его народом, и Ярослав, побеждённый вместе со своими помощниками, печенегами и варягами, обращается в бегство. Святополк же занимает Киев и захватывает княжение, тогда как другой брат, Борис, бездействует в трауре из-за отцовской смерти. И хотя воины с великим [упорством] понуждали названного князя Бориса к тому, чтобы он, прогнав брата Святополка, сам овладел Киевским княжеством, тот, отвергая настойчивые уговоры воинов, отвечает, что брата Святополка по смерти отца он будет почитать вместо отца и никогда ничего против него не предпримет. Однако, Святополк, воздав брату Борису неблагодарностью, направляет новгородцев, мужей Велиала, которые закалывают копьями молящегося на своём ложе Бориса, а вместе с ним убивают и его оруженосца Григория, родом венгра, защищавшего своего господина ²⁴¹. Затем Святополк посылает к другому брату, Глебу, коварно приглашая его к себе; но тот, предупреждённый недавно разбитым в битве братом Ярославом, о том, что зовут его на смерть, сдержав шаг, останавливается и великим плачем оплакивает смерть отца и убийство брата. Наконец, приходят другие мужи, посланные Святополком, и убивают князя Глеба, отрубив [ему] голову ²⁴². Тела же как Бориса, так и Глеба, доставив в Киев, погребают в церкви святого Василия в одной могиле. Русская церковь и русский народ почитают этих двух братьев как мучеников и святых, уверяя, что они блистают многими чудесами. Князь же Святополк, запятнанный убийством двух братьев, впадает в великую гордыню, полагая, что он легко истребит и прочих братьев и овладеет всем Русским княжением. А вот имена главных мужей, которые убили князей Бориса и Глеба: Путша, Талич, Елович и Ляшко.

Умирает Марциал, епископ Плоцкий.

Марциал, епископ Плоцкой церкви, после того как стоял во главе Плоцкой церкви двадцать два года, умирает, и его хоронят в той же Плоцкой церкви. Его преемником по просьбе Болеслава, короля Польши, заботами Бенедикта VII стал Мартин I ²⁴³, муж замечательный благородством, по происхождению римлянин.

Болеслав, король Польши, с большой заботливостью разыскав убийц этих святых, отсылает их в оковах к телам святых, и с них тут же спадают оковы; тела святых переносят в Гнезно вместе с единственным уцелевшим святым.

Когда весть об убийстве святых мучеников Божьих, Бенедикта, Матфея, Иоанна, Исаака и Кристина, очень быстро, уже на следующий день, дошла до Болеслава, короля Польши, который тогда проживал в своём дворце в Гнезно (ибо король Болеслав укрепил и устроил своё королевство с той предусмотрительностью и порядком, чтобы вести обо всех случаях, исключительных происшествиях и новостях близких и дальних, внутренних и внешних, доставлялись ему, невзирая на ночь), он, сильно сокрушаясь о жестоком убийстве мужей Божьих, заступничеством и заслугами которых, как он верил, счастливо направлялось и преуспевало его королевство, тут же вместе со всеми своими воинами и приближёнными как можно проворнее вскакивает на коней, и, призвав из соседней деревни в большом количестве воинов, окружает и сжимает со всех сторон кольцо вокруг рощи, в которой проживали святые Божьи, понимая, что разбойники после совершённого против святых Божьих преступления именно в этой роще, протянувшейся тогда на несколько миль, выбрали место, чтобы спрятаться. А обложив рощу, он посылает множество конных и пеших для розыска прятавшихся, лично приняв, между тем, все меры предосторожности к тому, чтобы никто не сбежал. Однако, хотя место было пустынным и, протянувшись на большое расстояние (как мы сказали выше), обещало трудности при поимке злодеев, король всё же проявил такую заботу об их розыске, что поисковики, ступая сплошными рядами, ни одного шага не оставляли непроверенным и легко добрались до их укрытия. Ибо те всю ночь в тревоге искали по густым зарослям, по обширным рощам, по лесным чащам дорогу, по которой могли бы уйти, но так и не смогли её найти по неверным следам и не смогли даже обессиленными руками спрятать в ножны мечи, обнажённые для убийства мучеников. Место же, где лежали тела святых, казалось, светилось ярким светом, и мелодичная прелесть ангельского пения не переставала оглашать его в доказательство святости Божьих святых всю ночь. Когда [разбойники] были схвачены (ибо они, сознавая себя виновными в преступлении, не смея сопротивляться, вынуждены были сдаться воинам), король Болеслав унял печаль, возникшую из-за убийства святых. Тем не менее он был удручён неслыханным преступлением и боялся, как бы в случае, если оно по какой-либо причине останется неотомщённым и без официальной кары, его и его королевство не постиг гнев Божий и людское осуждение; но не мог сразу придумать, какой карой их покарать; в конце концов он решил не губить их, подвергнув различным истязаниям, как они того заслуживали, а заковав в железные цепи, отправить к могилам мучеников, чтобы они там в оковах погибли жалким образом от голода и нужды, или, если промысел Божий и святые мученики сочтут иначе, они освободили бы их своим милосердием. Когда они по приказу короля были доставлены к гробнице святых, скрепы оков тут же благодаря несказанной силе Божьей были сломаны, и они освободились. Тела же святых Божьих, чтобы оказать им больший почёт, [король] велел перенести в митрополичью церковь в Гнезно и всех пятерых похоронить в одной специально для этого сделанной гробнице. Оставшийся же шестой товарищ мужей Божьих Барнаб, услышав о гибели своих братьев и товарищей, был поражён несказанной печалью и многими слезами оплакивал своё несчастье, то, что не заслужил разделить мученичество вместе с мужами Божьими. Итак, оплакивая свой жребий, он, полный скорби, отправился назад в свою пустынь. Когда он прибыл туда и увидел своих братьев, истерзанных разными пытками, то стал терзаться и мучиться ещё большей печалью оттого, что остался один единственный, а они, как он видел, уже стяжали победный венец и лавры. Всё же, вверив себя и все дела суду Божьему и Его радушию, он сказал: «Поскольку я знаю, что без твоей воли, Господи, ни перо не упадёт, ни лист не слетит с ветки на землю, то и это убийство моих братьев, от которого ты отстранил меня, как недостойного, тем более никогда бы не случилось. Всё же я смиренно молю тебя не отстранять меня от сообщества твоего и твоих святых». После этого он, предаваясь воздержанию и молитвам во вновь отстроенной келье и окончив жизнь в добрых трудах, был по приказу и распоряжению короля Болеслава погребён рядом со своими братьями и товарищами. Ныне благодаря благоговению верующих в келье и часовне каждого из них построены пять церквей в знак почтения и в память о них всех, свидетельствуя, какое место каждый святой имел при жизни в качестве часовни и кельи.

Когда Иоанн ХVII ушёл из жизни, ибо он только десять месяцев стоял во главе Римской церкви, в верховные понтифики был возведён Гилберт, родом галл, который принял имя Сильвестра II ²⁴⁴.

Умирает Урбан, епископ Вроцлавский.

Урбан ²⁴⁵, епископ Смогожевской или Вроцлавской церкви, ушёл в этом году из жизни, и Вроцлавским духовенством по просьбе Болеслава, короля Польши, был избран Климент I ²⁴⁶, по происхождению итальянец из знатного рода, и утверждён Бенедиктом VII. А епископ Урбан был погребён в деревне Смогожев, или, как угодно некоторым, в деревне Рычин.

1006 год Господень.

Основание монастыря Святого Креста на Лысой горе.

Король Стефан, племянник Мечислава, некогда польского князя, по родной сестре Адельгейде и двоюродный брат короля Болеслава, муж удивительного благоговения к Богу и благочестия, святость которого стала известна также благодаря многим и очевидным знамениям и делам, правил тогда в Венгрии. Когда от законной супруги Гизелы ²⁴⁷, родной сестры императора Генриха I, он произвёл на свет сына, то дал ему имя Эммерих ²⁴⁸. Когда тот возмужал, он женил его, чтобы не прервалась преемственность его рода; но тот, пылая удивительной любовью к Богу, не посмев перечить отцовским повелениям, хотя и женился, но решил вести целомудренную и девственную жизнь и сохранять тело чистым от всякого плотского и сластолюбивого соблазна. Поэтому он, почитая свою жену ²⁴⁹, как сестру, и ни разу не вступив с ней в супружеские отношения, не только сам остался девственником, но добился, что и супруга его вплоть до смертного часа сохраняла свою девственность, так что (удивительно и сказать) два благородных тела, обладавшие роскошью, земными богатствами и всем, что смертные считают наиболее ценным, избрали небесные блага, ибо этот весьма сложный вид благочестия ничем не отличается от мученичества. Итак, муж Божий Эммерих, оставив дворец, имел обыкновение неоднократно навещать своего дядю и родича Болеслава, короля Польши, и много времени проводить в Польше, чтобы, живя отдельно от родителей и жены и не видясь с ними, тем легче подавлять дьявольские внушения и плотские позывы и предаваться своему благочестию. Болеслав же, король Польши, относился к герцогу Эммериху, своему племяннику, с исключительной привязанностью и любовью, поскольку не только узы родства, но и сама славная чистота нравов делала его любимым и угодным как для короля, так и для его воинов. Итак, однажды, когда Болеслав предавался охоте в лесах, расположенных возле города Кельце, и имел при себе товарищем герцога Эммериха, случилось, что они, преследуя оленя, попали на хребет тех гор, которые зовутся Кальварскими ²⁵⁰ и выше которых нет в Польском королевстве. Там, упустив оленя, они начали восхищаться руинами древних строений, которые из-за всемирного потопа и от древности времён распались на массу скал, какую мы и сегодня ещё видим; ибо это место, как говорят, было некогда жилищем и крепостью гигантов или циклопов и храбрых мужей, и они какое-то время имели там своё местожительство. Итак, муж Божий Эммерих, побуждаемый духом Божьим и, как полагают и уверяют некоторые, наставленный увещеванием видения прошлой ночью, привлечённый уединённостью и древностью места, заявляет, что оно весьма подходит для рабов Божьих, избравших жизнь отшельников, и не годится, чтобы оно прозябало без народонаселения. Затем он просит своего дядю и родственника Болеслава, короля Польши, воздвигнуть и построить там ради славы Божьей, умножения святой веры и исцеления и спасения душ обитель монахов и монастырь, чтобы он ради такого рода святого дела тем крепче, тем счастливее владел царством на небесах, после того как ему доведётся отрешиться от всего земного. Когда Болеслав, король Польши, с милостивым и царственным чувством дал на это охотное и добровольное согласие, герцог Эммерих, видя, что его просьба и желание осуществились, впал в великое ликование и, воздав благодарность сперва Богу, а затем королю Болеславу, тут же снял двойной крест, содержавший в себе значительную часть древа Господнего, слегка покрытый серебром и присланный из Константинополя греческим цезарем в качестве великого дара его отцу Стефану, королю Венгрии, который муж Божий Эммерих обычно носил на груди благодаря щедрости отца, и дарит его этому месту (ибо так, как передают, ему было велено в видении). «Это, – произнёс он, – драгоценнейшее древо, орошённое кровью нашего Спасителя и дороже которого у меня ничего нет, да и не будет, я дарю этому месту, чтобы оно по милости Божьей своей силой даровало многочисленные благодеяния всем, оказавшимся в нужде, тяготах, бедствиях, болезнях». Итак, Болеслав, король Польши, исполняя своё обещание, в этом же году воздвигает там монастырь ордена святого Бенедикта ²⁵¹, с королевской щедростью наделяет его соответствующим его и достаточным даром, приглашает братьев, чтобы те служили по обычаю и уставу святого Бенедикта, и, заложив также от самого фундамента церковь в честь и во имя Святого Креста, строит и завершает её из камней по греческому обычаю, поместив и спрятав в ней драгоценнейшее древо Господне, пожалованное блаженным мужем Эммерихом. Сохраняя своё положение и свойства до сего дня, она свидетельствует о своей глубокой древности.

Умирает Гауденций, архиепископ Гнезненский.

Гауденций, который иначе звался Радим, родной брат блаженного Адальберта, архиепископ Гнезненский, после того как провёл в монашеской жизни в должности Гнезненского архиепископа семь лет, умирает в Гнезно ²⁵², и его хоронят в Гнезненской церкви. Он, как рассказывают, находясь при смерти, наложил проклятие на город Гнезно из-за множества страшных злодеяний, которыми тот себя запятнал и не желал покаяться в них по его увещеванию. То, что предсказал муж Божий, не прошло даром: ибо [город], атакованный Бржетиславом ²⁵³, князем Чехии, и его войском (как мы расскажем в последующем), испытал несчастье и страшное поражение, в то время как Казимир ²⁵⁴, король Польши, находился в изгнании в Германии, и лишился своих славнейших регалий и огромных богатств, которыми изобиловал ко [всеобщей] зависти. [Гауденцию] наследовал Ипполит ²⁵⁵, родом итальянец.

1007 год Господень.

Болеслав, сиятельный король Польши, освобождает из плена Ульриха, князя Чехии, и отпускает в Чехию; тот ослепляет брата и свирепствует против поляков и против Равитов ²⁵⁶, друзей короля. Голод и всеобщий мор.

Болеслав, король Польши, с благочестивым милосердием сочувствуя несчастью и плену Ульриха, сына Болеслава, князя Чехии, которые тот уже некоторое время терпел в Польше, как потому, что тот был связан с ним кровью и близким родством, так и потому, что тот, перемежая слёзы и клятвы, посредством многих торжественных обещаний уверял, что никогда не отпадёт от верности, преданности и службы королю Болеславу, освобождает его из плена и, украсив и снабдив конями, слугами, одеждами и многочисленным королевским убранством, отпускает в Чехию ²⁵⁷. Выпущенный по милости Болеслава, короля Польши, из тюрьмы на свободу, он, забыв обо всех обещаниях, которые дал Болеславу, королю Польши, и о благодеяниях, которые тот ему оказал, возвратившись в Чехию, изгоняет гарнизоны, которые удерживались поляками, убивает, карает лишением имущества и объявляет вне закона очень многих баронов, не желавших нарушать верность Болеславу, королю Польши, и, в особенности, Вршовцев, род которых, как ему было известно, примкнул к Болеславу, королю Польши, с неподдельной верностью, и начал так свирепствовать против короля Польши и его людей, что слёзы, которые он лил на виду у короля, проливал, казалось, от радости. Не довольствуясь этим, он, питая подозрения против родного брата Яромира, пленил его и безвинно, ибо этому не предшествовала никакая выходка или провинность, только чтобы закрепить наследование Чешского княжества за одним собой, лишил его, пленённого, обоих глаз и ослепил, оставив свидетельства своей жестокости против родного и невинного брата нынешнему и будущему поколению не без позора для себя и своего потомства.

Голод, мор и достойная сожаления чума были не только в Польском королевстве, но и почти по всему кругу земному; эти бедствия, унеся множество людей, опустошили многие города и селения.

1008 год Господень.

Ярослав, князь Руси, поражает братоубийцу Святополка и получает Киев, в то время как Святополк бежит в Польшу.

Ярослав, князь Руси, собрав сильное и многочисленное войско из русских и варягов, как враг выступает против брата Святополка, желая отомстить за смерть сразу двух родных братьев, а именно, Глеба и Бориса, безбожно убитых им. Святополк вместе с русскими и печенегами выходит против него возле крепости Любеч ²⁵⁸ и реки Днепр. Поскольку река Днепр разделяла оба войска, они стояли там воинскими станами в течение трёх месяцев, не отваживаясь напасть друг на друга из-за находившихся между ними вод. Наконец, Ярослав, преодолев реку Днепр со всем своим войском, внезапно и неожиданно нападает на Святополка и его войско, стоявшее между двумя озёрами. А войско Святополка, поражённое приходом вооружённых и [полностью] снаряжённых врагов, тогда как оно само было безоружным, выбегает из палаток на скованные зимним холодом озёра; там, после того как хрупкий лёд треснул, очень многих числом поглотили волны, а остальные были либо убиты, либо захвачены в плен Ярославом и его войском. Святополк же, едва избежав рук врагов, спешно бежит в Польшу и, добравшись до Болеслава, короля Польши, принеся многие [дары] и обещая ещё большие, смиренно умоляет его оказать помощь против брата Ярослава. А Ярослав, князь Руси, разбив Святополка и его войско, захватывает крепость Киев, причём киевляне сами предаются ему, и садится на киевском княжении в возрасте двадцати восьми лет.

Болеслав, король Польши, восстанавливая Святополка, за короткое время овладевает всей Русью, дважды побеждает Ярослава и возвращает Святополку захваченный Киев, в то время как Ярослав бежит в Новгород; но, поскольку Святополк не выносит власть короля и тайно убивает польских воинов, король, узнав об этом, разграбляет город и вместе с двумя сёстрами Святополка и многими русскими с триумфом возвращается в Польшу, воздвигнув на реке Днепре три медных колонны в качестве столпов ²⁵⁹.

Болеслав, король Польши, собрав лучших бойцов и воинов из Польского королевства в огромное войско и назначив, согласно закону и праву, префектов, которые должны вести полки, тысячников, сотников, пятидесятников, десятников и прочих, которые должны возглавлять строй, поставив начальником войска краковского воеводу Сецеха ²⁶⁰, сильным отрядом вступает в Русскую землю, намереваясь восстановить изгнанного князя Святополка и отомстить за многие заговоры, грабежи, разорения и обиды, которыми русские часто донимали Польское королевство. Походный порядок всего войска был благодаря исключительной заботе короля Болеслава и префектов устроен и организован так, что оно готово было и стоять, и идти, и соединяться в отряды, и выполнять всё, чего потребует необходимость. Итак, Болеслав, король Польши, вторгшись на Русь, все её города и крепости захватывает и приобретает без какого-либо сопротивления. Ведь в то время у русских не было ни одного укреплённого города, стены встречались редко, и, хотя некоторые главные города имели множество домов и горожан, они всё же были слабо укреплены одним природным местоположением, или деревянными сооружениями вместо каменных стен. Итак, Болеслав, король Польши, захватывая все города Руси и отдавая в добычу воинам, крепости оставлял нетронутыми, видя, что для овладения ими потребуется немало времени, которое он весьма ценил и [умел] считать. Итак, подвергая Русь грабежам и пожарам безо всякого сопротивления, он весьма спешным маршем прибывает в русскую землю Волынь, которая ныне именуется Луцкой. После того как князю Руси Ярославу, который тогда, предаваясь удовольствиям и развлечениям, удочкой ловил на реке Днепре рыбу, коей в той реке большое изобилие, сообщили о быстром и скором прибытии Болеслава, короля Польши, он, поражённый внезапным страхом, бросив наземь удочку, которую держал в руке, сказал: «Ни к чему теперь эта удочка, и заботиться нужно не о том, как ловить рыбу, а о том, как противостоять врагу, чтобы не попасться на удочку врагу свирепому, могущественному и жаждущему пролития нашей крови».

Итак, собрав многочисленное войско из русских, варягов и печенегов, он выходит навстречу Болеславу, королю Польши, к реке Бугу, намереваясь, если сможет, помешать его переправе, а если нет, то сразиться. Итак, когда оба войска провели на берегах реки Буг несколько дней, между армиями стали происходить стычки, взаимно предварявшие битву; наконец, [дошло] до всеобщего сражения; поначалу дело ограничивалось комками грязи и укорами, но из этой малости, как бывает, спор разгорелся до того, что швыряли уже камни, копья и дротики, и раз начавшись, дело уже не могло остановиться. У Ярослава, князя Руси, был кормилец по имени Буды ²⁶¹, любимец многих и советник Ярослава во всех вопросах и делах, управитель и распорядитель, который, находясь на другом берегу, стал задирать Болеслава, короля Польши, и его войско многими укорами, называя польского короля Болеслава то трусливым, то жирным, добавляя, что он проткнёт ему толстое брюхо, если тот осмелится выйти на битву. Польский король Болеслав, рассержённый этими оскорблениями, созывает воинов на сходку и, ведя разумную речь, убеждает, что нельзя равнодушно переносить оскорбления их королю и им самим и надо, взявшись за оружие, немедленно начать сражение. Итак, стремительно вооружив всё войско, Болеслав, король Польши, первым направляет коня в реку Буг и, перейдя её, нападает на трепещущих русских, призывающих своих [товарищей] к оружию. Повсеместно разгорелось невиданное сражение, так что доходило до всемерного испытания судьбы; и, хотя повсеместно бились несколько часов, всё же, наконец, Ярослав, князь Руси, со всеми своими силами был смят и разбит и только с четырьмя спутниками бежал в Киев ²⁶². Страшная сеча была учинена тогда справедливым гневом, но многие из русских, печенегов и варягов были также взяты в плен, а поляки овладели ещё и чрезвычайно богатым вражеским лагерем. Князь Ярослав, не посмев оставаться в Киеве, чтобы его не предали свои же, повернул в болотистые места, опасаясь, что в будущем, как оно и случилось, Болеслав, король Польши, будет его преследовать и осадит то место, где он укроется.

Болеслав, король Польши, узнав от разведчиков и беглецов, что Ярослав, князь Руси, бежал из крепости своего княжества – Киева, тем быстрее ведёт войско к Киеву и, прибыв туда после нескольких переходов, окружает со всех сторон и берёт в осаду как с суши, так и со стороны реки этот город, расположенный у брода через знаменитую реку Днепр, широко раскинувшийся, огромнейший как размерами, так и населением, и в то время весьма славный (о его величии и богатстве даже поныне свидетельствуют руины и полуразрушенные стены трёхсот или около того церквей), позаботившись со всем усердием и предосторожностью, чтобы туда ничего нельзя было ввезти, зная, что у такого множества [людей], которое было там заперто и которое стеклось туда из очень многих земель Руси в надежде быть там в безопасности, вскоре закончится продовольствие. Итак, лёгкими нападениями более изображая, чем осуществляя штурм города, он на некоторое время откладывал окончательное овладение им, надеясь, что победит его одним голодом, без всякой опасности и гибели воинов. И он не обманулся в [своём] мнении: ибо ввиду того, что многие в осаждённом городе либо погибли от голода, либо страдали от недоедания, город был передан Болеславу, королю Польши; при въезде в него в блеске оружия, на коне и обнажив меч вместе с легковооружёнными воинами, причём часть отрядов ехала впереди него, а часть следовала сзади, он, потрясая мечом в мужественной руке, вонзил его в ворота ²⁶³, в которые въехал первым делом и которые жители называли Золотыми, и, рассекая и разрубая их посредине, оставил там триумфальный знак взятия [города] и победы. Затем, направившись к княжескому замку, он захватил его и, овладев всей утварью и княжескими сокровищами, большую часть отдал в награду воинам и восстановил Святополка, князя Руси, на киевском престоле, с которого тот был изгнан. Болеслав, король Польши, оставив при себе самых лучших воинов, всё остальное множество (поскольку уже приближалась зима), распределил по зимним квартирам, причём Святополк, князь Руси, вдоволь позаботился о польских воинах и в продовольствии, и в одежде. Князь Руси Ярослав, узнав, что польское войско выведено из Киева на зимние квартиры и что Болеслав, король Польши, остался в Киеве с немногими, собрав войско, тайком приходит к Киеву, намереваясь убить польского короля Болеслава с помощью какой-нибудь хитрости или уловки. А Болеслав, король Польши, когда ему сообщили о прибытии Ярослава и врагов, взявшись за оружие, тут же вскакивает на коня и приказывает воинам следовать за собой, соблюдая строй; построив войско и перейдя реку Днепр, он нападает на Ярослава и его войско, расположившееся лагерем на другой стороне реки; произошла жесточайшая битва, и Ярослав был побеждён Болеславом, королём Польши, и всё войско Ярослава тогда или погибло, или живым попало во власть Болеслава, короля Польши. Ярослав вместе с немногими, меняя лошадей, бежал в Новгород, где, терзаемый сильным страхом и горем, не рискнул оставаться (ибо боялся, что Болеслав, король Польши, придёт туда для схватки с ним) и решил бежать за море. Новгородцы же не только удерживают его, трепещущего и колеблющегося, но и поддерживают своим имуществом и надеждой на лучшее, и, чтобы опять можно было собрать новое и свежее войско против Болеслава, короля Польши, они решают, что каждый селянин должен уплатить четырёх куниц, знатный – пятьдесят марок, капитан – десять марок. Итак, спешно собрав много денег, они нанимают себе на помощь варягов, чтобы начать новую войну с королём Польши Болеславом.

Однако, все эти воинские приготовления Ярослава от страха перед недавним поражением растаяли, как дым. Затем польский король Болеслав, подражая тому храбрейшему Геркулесу, который соорудил в пределах Гесперии три башни, и сам размещает на реке Днепре, в том месте, где река Сула сливается с рекой Днепром, в качестве вечных столпов три колонны из чистого железа ²⁶⁴, которые, как уверяют, сохраняются и по сей день; позже он поставил [ещё] три на реке Солаве ²⁶⁵, на западе, – чтобы оставить потомкам свидетельства своих триумфальных побед и границ Польши ²⁶⁶.

Сидел же Болеслав, король Польши, в Киеве долгое время, и русские знатные вельможи и весь русский народ были послушны его державе и власти. Но Святополк, князь Руси, муж не слишком разумный, тяготясь длительной задержкой польского короля Болеслава, некоторых польских воинов, пребывавших на зимних квартирах, тайно или сам убивает, или приказывает убить своим. По праву возмущённый такой несправедливостью, Болеслав, король Польши, отозвав своих воинов и всё польское войско с зимних квартир, отдаёт воинам на разграбление город Киев, откуда бежал Святополк; обратив в свою власть также русские крепости, он прекратил грабежи не раньше, чем все запасы русских и киевлян, накопленные в результате длительного благополучия, были истощены поляками. С того-то времени Киев, хотя и был восстановлен разными князьями и получил достоинство княжеского города, являет, однако, потомкам знаки свершившихся тогда разрушений. Далее он взял в плен двух сестёр князей Руси Святополка и Ярослава, а именно, Предславу ²⁶⁷ и Мстиславу ²⁶⁸, а также бояр и наиболее знатных русских вельмож и, ведя их с собой в оковах в качестве заложников, [а заодно] и длинные вереницы русских пленников, нагруженный русскими трофеями, вернулся в Польшу, после того как во многих русских крепостях поставил сильные гарнизоны польских воинов, а казначеем и хранителем своих богатств назначил Анастасия – русского, который коварно прикинулся благодарным и верным ему.

По договору, заключенному с дьяволом, папа Сильвестр II многое получил по своему желанию и под конец также должность папы; перед смертью он, раскаиваясь, приказывает отрезать некоторые члены своего тела; его преемником стал Иоанн ХVIII.

После того как папа Сильвестр II пробыл в должности четыре года, один месяц, восемь дней, он ушёл из этого мира. Поначалу, ещё юношей, он был монахом Флориакского монастыря ²⁶⁹ в Орлеанском диоцезе, но, оставив монастырь, заключил договор с дьяволом, обещавшим, что всё будет происходить по его желанию. Часто беседуя со злым духом по поводу своих желаний, он настолько преуспел в учении в Севилье, испанском городе, что приобрёл репутацию великого учёного и имел своими слушателями императора Оттона, Роберта ²⁷⁰, короля Франции, и очень многих других. Затем, поскольку злой дух исполнял его честолюбивые замыслы, он был возведён сперва в епископы Реймса, затем – Равенны и, наконец, в понтифики римские. Когда он спросил у злого духа о том, сколько времени он проживёт в должности папы, и получил ответ: «Пока не отслужишь мессу в Иерусалиме», то обрадовался сверх меры, надеясь, что так же далёк от конца, как и от желания отправиться в паломничество за море в Иерусалим. Но, когда он в 40-дневный пост отслужил мессу в церкви Святого Креста в Иерусалиме, в Латеране, то по вою демонов понял, что настал его смертный час, и, вздохнув, закручинился. И хотя он был весьма преступным, он всё же, не отчаиваясь в милосердии Божьем, открыл перед всеми своё преступление и приказал отрезать себе все члены, которыми служил дьяволу, а бездыханный обрубок положить на повозку и похоронить там, где ходят и останавливаются животные, что и было сделано. Он был погребён в Латеранской церкви, и в знак обретённого милосердия его гроб как стуком костей, так и потом предвещает смерть того или иного папы. Ему наследовал Иоанн ХVIII ²⁷¹, родом туск.

1009 год Господень.

Король Болеслав при помощи [уже было] распущенного храбро сражающегося войска наносит поражение князю Руси Ярославу, со всеми силами вторгшемуся в Польское королевство, возвращается домой нагруженный добычей и трофеями и украшает ими Гнезненскую церковь и другие.

Когда Болеслав, король Польши, с многочисленными и славными трофеями возвращался из Руси в Польшу, князь Руси Ярослав, отчаявшись одолеть его оружием и доблестью, решил победить коварством и хитростью. Ибо он, собрав из русских, половцев, печенегов, варягов и прочих народов значительное войско, весьма осторожно следил за уходом короля Болеслава и скрытно, шаг за шагом следовал по стопам его и его уходившего войска, собираясь на границе земель совершать на расходившееся в разные стороны войско Болеслава нападение. Он полагал, что поляки по свойственному человеческой природе обычаю, поскольку сильно обогатились и были обременены золотом, серебром и прочими трофеями, а также долгое время не видели жён, детей и прочих близких, отправятся по домам быстрым шагом и оставят короля вместе с немногими. Его довольно коварный замысел обещал итог под стать надежде. Ибо Болеслав, король Польши, считая себя победителем, а русского князя Ярослава, который столько времени трусливо скрывался в убежищах, побеждённым, придя к реке Бугу, распустил войско, чтобы каждый отправился восвояси. И уже большая часть его войска ушла, когда лазутчики сообщают, что русский князь Ярослав прибыл с многочисленным и огромным войском; там же он настиг короля Болеслава, узнав через своих разведчиков, что войско Болеслава растаяло и будет таять всё больше. А польский король Болеслав, будучи мужем выдающейся храбрости и редкой отваги, ничуть не смущаясь приходом врагов, вновь призывает большинство воинов, которые ещё не очень далеко ушли, и решает сразиться с врагами, каковы бы ни были их силы; теснимый стремительным нападением русских, он, однако, бегства – постыдного для него, постыдного для его войска – гнушался больше, чем смерти, понимая, что русские, воодушевлённые его бегством, проникнут в глубь его королевства и будут свирепствовать против всех, как враги; да и блеск и слава прежних его побед потускнели бы в глазах народов и наций, покорённых и подлежащих покорению, из-за вторжения русских, что он считал горше смерти, и дали бы им повод и смелость воспротивиться его власти. Кроме того, он видел, что окружён русским князем Ярославом в таком месте, из которого остаток его войска может выбраться не иначе как победителем. Но, прежде чем отправиться на битву с русскими, он счёл необходимым обратиться к воинам и воодушевить их на бой, сказав им такие слова: «Доблесть вашу, о воины, я неоднократно испытал во многих войнах и прошлых опасностях. Я веду вас на бой с врагами, которые намного превосходят нас численностью, потому что поступить иначе не позволяет честь. Своими словами я не собираюсь прибавить что-либо к вашей доблести, но лишь напомнить о том, что нам угрожает и что, вероятно, может случиться. Вы видите врага, который крайне свиреп и сам по себе, и вдобавок разозлён нашим оружием, который кичится победой и угрожает нашим шеям из-за того, что войско наше распущено, разошлось и не может быть собрано и созвано вновь без очевидной для нас опасности поражения. Если мы хотим жить достойно и свободно, если хотим сохранить свои пенаты, жён и детей, прославиться добытыми победами, а покорённые народы удерживать под игом и данью, если, наконец, нам угодно сделать нашей данницей самую Русь и владеть добытыми в ней прекраснейшими трофеями и пленниками-рабами, то этого врага, хоть и многочисленного, но духом трусливого и слабого, надо уничтожить железом и оружием, а пустую надежду на одержание победы, которой он уже надменно гордится и кичится, вырвать вашими руками. Что толку было бы побеждать чехов, подчинять их и моравов нашей власти и, победив, покорять прочие окрестные народы, если мы будем побеждены оружием русских и, разбитые врагом, склонным к бегству и трусливым, лишимся всего, что добыли доблестью? Мы начали войну с Русью ради расширения наших границ; но, если мы не выйдем отсюда победителями, то лишимся достигнутого. Полагаясь на помощь небес, я надеюсь, что вашей доблестью одержу сегодня великую победу над этим множеством врагов и к моим прежним победам добавлю громкое и славное имя этой победы. Исполненный доброй надежды, я и вас призываю надеяться на лучшее; если это не поможет, то необходимость, которая есть величайшее и последнее средство, должна подтолкнуть [вас]. Ибо куда бы мы ни обратились, о воины, дело дошло до крайности: у нас, особенно ввиду того, что мы везём взятую у врага добычу, нет возможности бежать, ибо силы врагов окружили нас и зорко стерегут; сдаться же врагам [значило бы] покрыть вечным позором и срамом наше имя и род; а ожидать помощи из Польши могли бы те, у кого была бы возможность избежать опасности битвы. Но враги, видя нашу малочисленность, на крыльях рвутся в бой. Итак, поскольку мы не можем одолеть благодаря доблести ²⁷², мы одолеем благодаря необходимости. Пусть каждый из вас, отбросив мысль о смерти и надежду на эту жизнь, обрушится на врага в стремлении скорее пронзить глотку ему, чем подставить свою. Прибавление нескольких лет [жизни] пусть не волнует никого из вас: ведь даже если сейчас мы уцелеем, то впоследствии всё равно умрём от чумы, болезни или какой-либо случайности». Души воинов были воспламенены этим ободрением, и они громкими голосами поклялись скорее принять славную смерть, чем унести ноги с поля боя. Король Болеслав, увидев их бодрыми и полными доброй надежды, приказывает трубить боевой сигнал, ведёт их на врага и вступает в битву, подгоняя коней и [потрясая] копьями в стремительном натиске. Русские, увидев, что против них начали бой вопреки их ожиданиям, были поражены крайним изумлением оттого, что горстка бьётся на все стороны среди множества, но, сдержав первый натиск, и сами ведут битву с большой храбростью ввиду надежды, которую недавно возымели. Однако, по прошествии времени русские, видя, что их численность уменьшается, а поляки, готовые к самому худшему, учинили побоище большее, чем соответствовало их количеству, ибо король Болеслав каждого ободрял по имени, потеряв прежнюю надежду (ибо, когда пали первые, никто не сомневался, что к нему вот-вот придёт гибель), уносят ноги, но, насколько могут, сопротивляются благодаря подавляющей численности. Необходимость сделала поляков смелее и воинственнее, поскольку они, окружённые столькими врагами, не видели никакой надежды на спасение, кроме как при помощи меча; однако, Болеслав, видя, что [русские] напуганы, обещает своим победу, если они ещё немного поднатужатся. Не довольствуясь долгом короля и полководца, он вместе с воинами, которые его охраняли, бросается в битву ²⁷³ и окончательно разбивает понемногу отступающие вражеские полки, уничтожает их и рассеивает; принимая личное участие в битве и храбро сражаясь против врагов, он, однако, не забывал о предусмотрительности хорошего полководца, но, спеша всякий раз туда, где нужен был его совет, помогал сражавшимся и самой битве. А когда Марс ярился всё больше и больше, он то убеждением, то обнажая меч, то угрожая, то ставя свежие силы вместо раненых, вызывал недоумение, чем именно он больше пользуется для достижения победы – то ли искусством мудрого полководца, то ли трудами храброго воина? Он дарит своим людям славную и триумфальную победу, обретя в этой битве великую славу храброго мужа больше делом, чем словом: ибо повсюду были смятение, полное страха и бегства. Сам русский князь Ярослав, после того как битва разгорелась, увидев своих людей в худшем положении и обращёнными в бегство, бросил знаки княжеского достоинства, чтобы они не выдали беглеца, и, меняя коней, вырвался из рук преследовавших его поляков. А всё это огромное вражеское войско или погибло в битве, или живым попало в руки поляков; и лишь немногие, которые уклонились от общего бегства на окольные дороги, спаслись. Русским, как говорят, была устроена такая резня, что река Буг, наполнившись кровью убитых, на некотором расстоянии окрасила своё течение в красный цвет, и русские, прибывшие из далёких краёв на место битвы для розыска своих близких, при виде равнины, сплошь покрытой множеством трупов и грудами тел, из-за трудностей поисков отказались от розыска тех, ради погребения которых они пришли. Захвачено было несколько воинских стягов, почти весь обоз с поклажей, взяты и пленены многие тысячи воинов и коней ²⁷⁴.

По окончании [этой] памятной битвы, учинив русским и прочим, кто оказывал им помощь, страшную резню, Болеслав, король Польши, счастливо возвратился в Польшу уже не только с добычей и русскими трофеями, но и с вереницами пленников. Его, проходившего по отдельным местам, встречали процессии всех сословий и оказывали ему почести, как славному герою и победителю. Из русских же трофеев он прежде всего одарил все кафедральные церкви своего королевства, дав каждой церкви драгоценностей на большую сумму; однако, по отношению к Гнезненской церкви (ибо там проходили торжества его коронации, там же была резиденция, в которой он чаще всего пребывал), он был наиболее щедр: эти инсигнии и драгоценности большой стоимости Гнезненская церковь хранит до сего дня, тем снова возобновляя и являя последующему веку трофеи короля Болеслава. Затем из этих же трофеев он публично наградил воинов, которые, как он видел, особо отличились в бою; и все такого рода трофеи он раздарил по врождённому благородству, всех награждая благодаря такого рода щедрости и воспламеняя воодушевлённые сердца на дела ещё большей доблести – поклонник и почитатель выдающихся дел, презиравший золото и обманчивое богатство, разве что в пределах необходимого.

Когда Иоанн ХVIII, который пребывал в должности пять месяцев и двадцать пять дней, умер и [престол] пустовал девятнадцать дней, ему наследовал Иоанн ХIХ ²⁷⁵, родом римлянин из области под названием Порта Метрополис ²⁷⁶, которого раньше звали Фазан.

1010 год Господень.

Основание Сецеховского монастыря.

Болеслав, первый король Польши, прозванный Храбрым, то есть могущественным и отважным, видя, что на него и его королевство сыплются многочисленные божественные благодеяния и желая с королевской щедростью ответить на эти благодеяния по мере сил, в поместье и деревне благородного мужа Сецеха ²⁷⁷, от которого и деревня эта получила название Сецехов ²⁷⁸, и с согласия самого Сецеха, основывает, воздвигает, сооружает на реке Висле, в Сандомирском крае, в прелестной и лесистой местности обитель чёрных монахов ²⁷⁹, живущих по уставу блаженного Бенедикта, и определяет ей в дар некоторые королевские селения и доходы.

Мимо этого места, неподалёку от монастыря, протекает Висла, ставшая уже полноводной, и некоторые воды, которые, застаиваясь, образуют озеро, омывают его. Граф Сецех пожаловал тогда в дар названному монастырю поместье и двенадцать деревень, а впоследствии Генрих ²⁸⁰, князь Сандомирский, также князь Яча ²⁸¹, также граф Мартин, также граф Кривошад ²⁸² и другие вельможи королевства [пожаловали ему] ещё больше селений; но никто не был в пожалованиях столь щедрым, как Болеслав, король Польши, который на основании верховной власти получал огромные доходы от каждой деревни.

Святополк дважды терпит поражение от князя Руси Ярослава и, наконец, умирает ²⁸³; победитель же Ярослав не отваживается потребовать назад крепости, приобретённые Болеславом, королём Польши.

Ярослав, князь Руси, потерпев в прошлом году поражение на реке Буг, на следующий год собирает новое войско из своих и из вспомогательных [сил] против князя Руси Святополка и движется к Киеву. Святополк, выйдя ему навстречу в том месте, где по его приказу был убит Борис, и вступив в битву, был побеждён и разбит. Не осмеливаясь вновь бежать за поддержкой к польскому королю Болеславу, Святополк направляется к печенегам и, быстро собрав войско, возвращается на Русь в великой силе. Ему навстречу выходит со своим войском князь Ярослав, и, разбив лагеря на реке Ольха ²⁸⁴ в месте, где был убит Святополком Борис, они откладывают сражение до наступления следующего дня. Когда он наступил (а это была пятница) они на восходе солнца вступают в бой, и одолевает Ярослав и его войско, а Святополк, побеждённый, бежит и прибывает в Брест, который находился в руках Болеслава, короля Польши, его префекта и гарнизона. Весьма надеясь на милосердие польского короля Болеслава, он оттуда двинулся дальше в Польшу с намерением просить у польского короля Болеслава новой помощи для преодоления своих несчастий, но по дороге, поражённый внезапным недугом, умирает, и его спутники хоронят его в неизвестном пустынном месте ²⁸⁵. После его смерти князь Ярослав мирно правил Киевским княжеством и считался главным среди русских князей, не осмеливаясь никак и ни при каких условиях упрекать или беспокоить польского короля Болеслава по поводу русских крепостей, которые тот принял под свою власть, крайне опасаясь его силы. И владел польский король Болеслав и его преемники, короли Польши, крепостями, городами и укреплениями, приобретёнными тогда у русских, и управлял ими через своих префектов и капитанов; и подчинил своей власти и вечной власти своего Польского королевства большую часть русских земель, захваченную тогда оружием, расположенную возле Киева ²⁸⁶.

Комментарии

198. Той коронации, о которой здесь говорится, в действительности не было, ибо Болеслав получил королевскую корону не ранее 1025 г., когда её прислали ему из Рима; а тогда он, связанный самым дружественным договором с империей, был признан полновластным правителем Польши.

199. Герб белого орла, который был эмблемой Пястов, вошёл в употребление уже в ХIII в.; Пясты, населявшие разные области Польши, пририсовывали к нему также другие украшения. Эта эмблема не была гербом поляков, попавших под власть Германской империи.

200. Чёрного орла сделал гербом Римской империи Карл Великий. Этот герб, начиная с Х в., заимствовали германские императоры (а именно, император Оттон II). Вплоть до ХIV в. чёрный орёл изображался с одной головой.

201. Рикса (Рихенца) – старшая дочь Эццо, пфальцграфа Лотарингии, и Матильды, сестры императора Оттона III, жена Мешко II с 1013 г. Изгнанная из Польши, она в 1047 г. вступила в Брунвиларский монастырь и 21 марта 1063 г. ушла из жизни. То, что написал о ней Длугош, почерпнуто им из монастырских хроник.

202. Копьё св. Маврикия, которое хранится в сокровищнице Краковской кафедральной церкви, не является подражанием копья, хранящегося в сокровищнице Вены. Об этом даре, сделанном Оттоном III Болеславу мнения сведущих историков расходятся.

203. Длугош ошибается, ибо антипапа Иоанн ХVI правил, начиная с 997 г., а в 1000 г. папой был уже Сильвестр II.

204. Из «Хроники» Титмара Мерзебургского (IV, 58; VII, 72) известно, что между Польшей и Русью в самом деле существовал мирный договор, скрепленный браком сына Владимира Святополка с дочерью Болеслава; вопрос лишь в том, когда именно после 1007 г. был заключён этот договор. В «Повести временных лет» также говорится о мирных отношениях Владимира с Польшей, Венгрией и Чехией: «бе живя с князи околними миром, с Болеславом Лядьскым, и с Стефаном Угрськым, и с Андрихом Чешьскым» (ПВЛ, стр. 56).

205. Этимология имени Страхквас (у Длугоша – Stracikwas), по-видимому, выдумана. Все данные о Страхквасе взяты из «Истории Чехии» Энея Сильвия. У Козьмы Пражского это имя встречается в форме Strahquaz и означает «страшный пир».

206. Виллигизом (который был архиепископом Майнцским в 975 – 1011 гг.).

207. Не архиепископы, а епископы. Архиепископство в Праге было создано только в ХIV в.

208. Вршовцы были в Чехии Х в. могущественным родом, который принял деятельное участие в избиении рода Славников; в начале ХII в. этот род угас. Деяния этого рода изложены в «Хронике» Козьмы Пражского, а также в «Хрониках» Пулкавы.

209. О роде Равитов в Чехии известно очень немногое. Неизвестно даже, из какого источника Длугош черпал сведения об этом роде.

210. О времени смерти епископа Иордана ведутся споры. Полагают, что он умер в 982 г. Епископ Унгер, который наследовал ему то ли в 982, то ли в 992 г. умер в 1012 г.

211. См. выше, прим. 109 к кн. II.

212. Т.е. в замке Святого Ангела, бывшем некогда мавзолеем Адриана.

213. Оттон III умер в Патерно, городе расположенном к северу от Рима, 24 января 1002 г. То, что вдова Кресценция, мстя за мужа, будто бы дала ему яд, Длугош почти дословно выписал из хроники Брунвиларского монастыря.

214. Хериберт (ум. 1021 г. 16 марта) – архиепископ Кёльнский в 999 – 1021 гг.

215. Тело Оттона III было погребено в церкви Пресвятой Марии, в Ахене 5 апреля 1002 г., а внутренности – в капелле св. Ульриха в Аугсбурге.

216. Генрих II Святой (р. 973 или 978 г. ум. 1024 г. 13 июля) – сын Генриха II Сварливого; герцог Баварии (IV) в 995 – 1004 и 1009 – 1017 гг., король Германии с 1002 г., император с 14 февраля 1014 г.

217. Архиепископство Магдебургское было основано Оттоном I в 968 г.

218. Архиепископ с таким именем для того времени неизвестен. Приведённая ниже басня встречается в «Хронике» Теодориха Энгельхуза.

219. Клодзко – замок Х в., ныне – город во Вроцлавском воеводстве, к юго-западу от Вроцлава.

220. Гербы в те времена ещё не были в употреблении. О Вршовцах же см. выше, прим. 208 к кн. II.

221. Коган из рода Вршовцев силой захватил князя Яромира и передал его Болеславу Храброму (см. Козьма Пражский, I, 34).

222. Яромир (ум. 1035 г. 4 нояб.) был сыном Болеслава II Благочестивого и Эммы, а не Болеслава III. Князем Чехии он был в 1004 – 1012 и 1033 – 1034 гг.

223. Ульрих (Олдржих) (ум. 1034 г. 9 нояб.) – брат Яромира, в 1003 г. бежал в Баварию. Князем Чехии был в 1012 – 1033 и 1034 гг.

224. Болеслав III был ослеплён в феврале 1003 г. не в Чехии, а в Польше. Он умер в 1037 г.

225. В этом месте Длугош имеет в виду «Хронику» Козьмы Пражского (кн. I), которая некоторые совершённые во времена Болеслава Храброго деяния приписывает его отцу Мешко I. Болеслав Храбрый, по-видимому, захватил в 1003 г. Моравию.

226. Сведения об этих природных бедствиях взяты из «Хроники» Сигиберта из Жамблу под 1006 г.

227. Болеслав Храбрый смог удержать Чехию под своей властью всего несколько месяцев 1003 г., а Моравию потерял в 1030 г. уже его сын Мешко II.

228. Генрих II был избран в 1002 г. королём Германии, а не императором. Титул императора он получил только в 1014 г.

229. Семь электоров, принимавших участие в избрании римского короля (императора), существовали уже до ХIII в. Однако, их порядок, титулы и звания, указанные Длугошем, были оформлены лишь в 1356 г. т.н. «Золотой буллой». То, что записал в этом месте Длугош, он почерпнул из хроники Мартина Опавского.

230. Иоанн ХVII Секко – римский папа с 16 мая по 6 нояб. 1003 г. Эти сведения были взяты Длугошем у Мартина Опавского и Птолемея Луккского.

231. Историю пяти братьев Длугош взял из «Жития св. Ромуальда» св. Петра Дамиани, из «Хроники» Козьмы Пражского и польских хроник, пренебрегши «Житием пяти братьев».

232. Св. Ромуальд (р. 952 г. ум. 1027 г. 19 июня) – отшельник, основатель монастыря (а впоследствии и ордена) камальдулов.

233. Перей – пустынь на острове, посреди болот, близ Равенны, где в 1000 г. св. Ромуальд основал скит. В 1012 г. св. Ромуальд основал в Тоскане монастырь Камальдоли (Кампус Мальдоли), первое местопребывание общины монахов камальдулов.

234. Монастырь, основанный пятью братьями в Межеречье (Мендзыжече), Казимир I Восстановитель перенёс в Конин, неподалёку от Гнезно. Селение, переданное монахам, было названо Казимеж.

235. Пятеро братьев приняли мученичество в ночь с 11 на 12 ноября 1003 г.

236. В этом месте и, особенно, в описании убийства Бориса и Глеба Длугош следует «Повести временных лет». В ПВЛ эти события изложены под 1014 – 1015 гг., кроме сведений об уделах сыновей Владимира, которые указаны выше, в статье под 988 г.

237. В своей истории Длугош уже дважды, но в других словах упоминал о сыновьях Владимира Великого.

238. У Длугоша – Моронье (Moronye).

239. Берестово – княжеское село близ Киева, одно из самых древних на Руси. О Берестовской крепости и княжестве ничего не известно.

240. Владимир умер 15 июля 1015 г.

241. Борис (в крещении Роман) был убит 24 июля 1015 г. на реке Альте.

242. Глеб (в крещении Давыд) был убит 5 сентября 1015 г. по дороге в Киев.

243. Мартин I не был Плоцким епископом. Длугош включил его также в свой каталог епископов Плоцких (Mon. Pol. Hist. t. VI, p. 600).

244. Сильвестр II (Герберт д’Орильяк) – римский папа с 2 апр. 999 г. по 12 мая 1003 г.

245. Вторым епископом Вроцлавским был Иоанн (в 1063 – 1072 гг.). Урбана же на самом деле не существовало.

246. Третьим епископом Вроцлавским был Пётр I (в 1073 – 1111 гг.), а не Климент.

247. Гизела (ум. 1065 г. 9 мая) была сестрой императора Генриха II, а не Генриха I, который жил гораздо раньше и был всего лишь королём Германии, а не императором.

248. См. выше, прим. 626 к кн. I.

249. Имя его жены неизвестно. Неясно также, была ли она дочерью Мешко I, или Болеслава I Храброго, а может быть даже сына последнего – Мешко II Ламберта. Их свадьба, как кажется, относится к 1028 г.

250. Гора Кальвария (Calvus Mons = Лысая гора, или Лысица) – одна из гор горного хребта Лысогуры в Свентокшиских горах. См. выше, прим. 623 к кн. I.

251. На самом деле, как доказал Ал. Биркенмайер, Болеслав Храбрый не был основателем монастыря на Лысой горе в 1006 г., и все эти сведения почерпнуты Длугошем из местных легенд. Монастырь же упоминается в документах только с ХII в.

252. День смерти Гауденция (Радима) – 14 октября 1006 г. – приводится в некоторых письмах, а также в каталоге архиепископов Гнезненских (Mon. Pol. Hist. t. III, p. 405).

253. Бржетислав I (ум. 1055 г. 10 янв.) – князь Чехии в 1034 – 1055 гг.

254. Казимир I Восстановитель, сын Мешко II и Риксы, был князем, а не королём Польши.

255. Ипполит II – архиепископ Гнезненский в 1007 – 1027 гг.

256. Имя Равитов, очевидно, указано в заглавии по ошибке, так как ниже речь идёт о роде Вршовцев.

257. До конца так и не ясно, то ли Болеслав I Храбрый сам отпустил его на свободу, то ли Ульрих сбежал из плена.

258. Любеч – крепость, расположенная к северу от Киеве на реке Днепр. Рассказ Длугоша о битве у Любеча сходен с «Повестью временных лет», в которой события датированы 1016 г.

259. Поход, предпринятый Болеславом на Русь летом 1018 г., широко освещён в польских источниках: в хрониках Анонима Галла (I, 7; 10), Винцентия Кадлубека (II, 12) и в Великопольской хронике (гл. 12), так что рассказ Длугоша представляет собой контаминацию польских и русских известий. При этом Длугош прибегает к домыслам и пользуется именами из других эпох.

260. Сецех, могущественный воевода Владислава Германа, ошибочно перенесён Длугошем во времена Болеслава I Храброго. Он, кроме всего прочего, не был воеводой краковским. Эту ошибку Длугош почерпнул из Венгеро-Польской хроники.

261. По-видимому, одно лицо с упомянутым в «Повести временных лет» Блудом.

262. Битва на реке Буг произошла 22 июля 1018 г. См. Титмар, VIII, 31. Согласно «Повести временных лет», Ярослав бежал не в Киев, а в Новгород.

263. Легенда о том, что Болеслав I Храбрый якобы «вонзил меч в Золотые ворота», взята Длугошем из хроник Галла Анонима и Винцентия Кадлубека. На самом деле ничего подобного не было, так как Золотые ворота были построены только в 1037 г.

264. То, что здесь рассказывается о межевых столпах, не находит подтверждения ни в одном из более древних источников.

265. Т.е. Заале, левый приток Эльбы.

266. О том, что Болеслав I Храбрый установил межевые столпы на реке Солаве (Заале) рассказывается также в хрониках Галла Анонима (I, 6), Винцентия Кадлубека (II, 12) и многих других анналах и хрониках, написанных до Длугоша.

267. Предслава, сестра Ярослава Мудрого и Святополка, стала наложницей Болеслава I Храброго.

268. Дочери Владимира Великого с таким именем русские летописи не знают.

269. Монастырь Флёри (Сен-Бенуа-де-Флёри) на р. Луаре в Орлеанском диоцезе, один из древнейших во Франции.

270. Роберт II Благочестивый (ум. 1031 г. 20 июля) – король Франции в 996 – 1031 гг.

271. Иоанн ХVIII Фазан – римский папа с 25 дек. 1003 г. по 1009 г.

272. Ср. Юстин, 3, 5.

273. Ср. Саллюстий, Катилина, 60; Юстин, 6, 8.

274. Сведения о якобы повторном сражении на Буге, навязанном Ярославом возвращавшемуся в Польшу Болеславу, Длугош заимствовал из польских хроник Галла Анонима (I, 7) и Винцентия Кадлубека, риторически их дополнив и украсив.

275. Иоанн ХIХ из рода графов Тускуланских был римским папой в 1024 – 1032 гг. В этом месте очевидная ошибка, так как Иоанну ХVIII, которого, собственно, и звали Фазан, наследовал Сергий IV, последнему – Бенедикт VII, а уже Бенедикту – Иоанн ХIХ.

276. Возможно, Порта Метровия на Целийском холме.

277. В этом месте говорится о Сецехе Младшем, ибо Сецех Старший жил во времена Владислава I Германа.

278. Сецехов – село на р. Висле, близ г. Демблин.

279. Монастырь ордена св. Бенедикта в Сецехове в честь Пресвятой Девы Марии и 10 000 мучеников был основан в начале ХII в. Сецехом Младшим.

280. Генрих (ум. 1166 г. 18 окт.) – князь Сандомирский, сын Болеслава III Кривоустого.

281. В этом месте, очевидно, говорится о Яксе Грифите.

282. Граф Мартин и граф Кривошад в древних грамотах не упоминаются.

283. Война между Ярославом и Святополком велась в 1018 – 1019 гг.

284. Т.е. река Альта.

285. Согласно «Повести временных лет», Святополк умер в какой-то пограничной с Польшей и Чехией области.

286. Единственным территориальным приобретением Болеслава I Храброго в результате киевского похода 1018 г. на Русь стали Червенские города.

Источник: Ioannis Dlugossii Annales seu cronicae incliti regni Poloniae. Liber 1/2. Warszawa. 1964