ЯН ДЛУГОШ

АННАЛЫ ИЛИ ХРОНИКИ СЛАВНОГО КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬШИ

ANNALES SEU CRONICAE INCLITI REGNI POLONIAE

КНИГА ПЕРВАЯ

Горы Серадзской земли.

Также Холм ⁶⁵⁹ – гора Серадзской земли, другая, отличная от предыдущей; это сплошная скала, возвышающаяся над одноимённой деревней и расположенная неподалёку от города Пшедбор ⁶⁶⁰; она отличается такой высотой, что в ясный день с неё можно видеть Сандомир, Ольштын, Мехув, Ченстохову, Пётркув, Кальварию и многие [другие] города. На ней расположена церковь, обнесённая стеной Петром, графом Скржинским ⁶⁶¹, и обведённая, как кажется, семью глубокими рвами.

Горы Великой Польши.

Также Жежухова ⁶⁶² – гора Великой Польши неподалёку от реки и города Варты, имеющая высокую вершину, с которой открывается вид на соседние города. Также Тужа ⁶⁶³ – гора Великой Польши неподалёку от города Громадно ⁶⁶⁴, покрытая лесами и борами, знаменитая военными лагерями, которые здесь в течение нескольких недель занимало великопольское войско из-за присылки корон, которые Сигизмунд ⁶⁶⁵, король римский и венгерский, стремясь навредить Польскому королевству, выслал для Витовта ⁶⁶⁶, великого князя Литовского, и его супруги Юлианы ⁶⁶⁷. Также Жирков ⁶⁶⁸ – гора Великой Польши неподалёку от города Пыздры, мимо которой протекает река Лутня и с которой в ясный день можно видеть Познань и прочие города Великой Польши. Также Гец ⁶⁶⁹ – высокая и широкая гора, расположенная между Гнезно и Познанью, где некогда находилась герцогская крепость, а ныне находится церковь. Также Бескид ⁶⁷⁰ – гора возле крепости Собьень, отделяющая польские земли от паннонских. Ибо на её вершине находится камень ⁶⁷¹, исписанный русскими буквами и поставленный Львом ⁶⁷², прежним князем Руси, показывающий границы королевств Польши и Венгрии. С этой горы и на её вершине берут начало славные и достопамятные реки, а именно, Днестр, Сан, Стрый и Тиса, и, сбегая различным путём с самой вершины горы, расходятся по лежащим внизу землям, а именно, по Польше, Руси и Паннонии. Также Ничко ⁶⁷³ – гора в Мазовии, расположенная возле городов Сарново ⁶⁷⁴ и Радзанова ⁶⁷⁵, которую омывает река Вкра, во время войн укреплённая крестоносцами, но взятая рыцарями Мазовии, после того как весь гарнизон крестоносцев был перебит или взят в плен.

Лех основывает столицу в Гнезно и устраивает в ней свою княжескую резиденцию, и о том, каких богов почитали в те времена поляки, бывшие ещё язычниками.

Некоторое время Лех, [отец] лехитов, муж [отличавшийся] мудростью, трудолюбием, реализмом и чистотой жизни и, даже если бы природа не оказала ему этого преимущества, безусловно самый выдающийся в этом веке и среди этого народа, обозревал и осматривал новую область, часто взвешивая и обдумывая со своими людьми, какое место было бы наиболее пригодным для его местожительства и для основания центра его власти; найдя открытые равнины, обнаруживающие плодородие почвы и приятный климат, которые окружало множество лежавших по соседству озёр, возникших из них самих, и из которых, словно из общей утробы, текут постоянные реки, богатые множеством здоровой рыбы, он разбил там свой лагерь, и это место по решению как самого князя Леха, так и всех старших, находившихся под его властью, было одобрено и избрано в качестве первой резиденции королевства и столичного града, и он по случаю присвоил ему там и даровал лехитское или польское имя – Гнезно, что означает по народному «гнездо». Ибо князь и отец поляков Лех, разбив здесь лагерь, впервые перестал странствовать и решил свить там себе и всем своим старшим гнездо, учредить княжескую резиденцию и остаться; он узнал также, что там на высоких и стройных деревьях свили гнёзда орлы. Принеся там по древнему обычаю жертву отеческим богам, чтобы те укрепили королевство князя и его потомков и пожелали быть ему и его народу милостивыми проводниками как в трудах, так и в войнах и подателями добрых советов, он умилостивил их множеством зарезанных жертв. Хлебные злаки также были засеяны в новой и девственной земле, которую впервые потревожили пахотным ралом, тогда как прежде она была не тронута мотыгой и не ранена плугом ⁶⁷⁶. После того как был основан и населён знатнейшими семьями новый город, а сверху выстроена крепость для их князя, чтобы его власть, отделённая от прочих даже возвышенностью места, почиталась с ещё большим уважением, всё остальное множество людей было по распоряжению князя размещено по деревням и выведено в различные места, имеющие плодородную почву и положение; ибо из-за бесплодной обширности земель новые поселенцы вынуждены были распространиться [довольно] широко.

О том же, в каком году после смешения языков названный князь Лех вышел из Славонии и Хорватии, в каком году и в какое время впервые начал заселять польские земли, у авторов нет сведений. Однако, Мартин Галл говорит (как и мы расскажем в последующем), что, когда сарматы вели войны с соседними и некоторыми другими, далеко живущими народами, и римские цезари, а именно, Тиберий, Валентиниан ⁶⁷⁷ и другие, вели войны с сарматами, в то время как сарматы рассыпались по Паннониям, подчинённым тогда римлянам, и опустошали их, император Валентиниан, готовя против них войну, погиб от кровоизлияния возле Стригония ⁶⁷⁸, и Карл Великий воевал с поляками и победил их князя Леха.

Известно, что поляки с самого начала своего рода были язычниками и, впав в заблуждение прочих племён и народов, верили и почитали множество богов и богинь, а именно, Юпитера, Марса, Венеру, Плутона, Диану и Цереру. Юпитера они на своём языке называли Еша ⁶⁷⁹; они верили, что им, как верховным из богов, даруются все земные блага и все как несчастливые, так и счастливые случаи, и оказывали ему большую, чем прочим божествам, честь, и почитали более частыми жертвоприношениями. Марса, которого выдумки поэтов именуют начальником и богом войны, они называли Лада. Они просили его даровать им победы над врагами и сделать храбрыми их души, ища его милости посредством весьма сурового культа. Венеру они называли Дзыдзилеля, считали её богиней брака и просили её, чтобы им было даровано обилие потомства и многочисленность сыновей и дочерей. Плутона она именовали Ниа ⁶⁸⁰, считая его богом преисподней и хранителем и стражем душ, после того как те покидают тела. Они просили его вывести их после смерти в лучшие места преисподней и построили ему первое святилище в городе Гнезно, к которому стекались люди со всех мест. Также Диана, которая считалась в языческом суеверии женщиной и девой, почиталась женщинами и девами, подносящими венки её статуе, и Церера – колонами и земледельцами, наперебой приносящими ей в жертву зёрна пшеницы. У них также почитался в качестве бога Темпериес, которого они называли на своём языке Погода, будто подателя хорошей погоды; [почитался] также бог жизни, которого они называли Живье ⁶⁸¹. И поскольку вышло, что империя лехитов была основана в крае, содержащем пустыннейшие леса и чащи, в которых, как сообщается древними, обитает Диана и получила над ними власть, а Церера представлялась матерью и богиней плодов, в сеянии которых нуждался край, то и Диана, на их языке Дзевана, и Церера, или Марзиана, были у них в величайшем почёте и уважении. Для этих богов и богинь у поляков были установлены святилища и статуи, жрецы и священнодействия, а также священные рощи, в наиболее замечательных и посещаемых местах совершались священнодействия и обряды, были установлены праздники и жертвоприношения, на которые собирались мужчины и женщины вместе с детьми и приносили своим богам жертвы из скота и домашних животных, а иногда и из числа людей, захваченных в битве; они верили, что это беспорядочное множество отеческих богов следует задабривать возлияниями; в их честь в определённые времена года назначались и устраивались игры, и множество людей обоего пола из деревень и посёлков, получив приказ собраться для их проведения в городах в установленные дни, сопровождала такого рода игры бесстыдными и распутными песнопениями и жестами, хлопаньем рук, изысканными выкрутасами и прочими любовными песнями, рукоплесканиями и действиями, призывая при помощи повторяющихся заклинаний названных богов и богинь. Обычай этих игр и некоторые их остатки поляки, хотя и исповедуют, как известно, христианские обряды вот уже 500 лет, вплоть до настоящего времени повторяют каждый год в дни Троицы и ежегодными играми, которые именуются на их языке «стадо» ⁶⁸², то есть grex (потому что стада людей собираются для их проведения и проводят их, разделившись на отряды или стада, возбуждённые и мятежные, склонные к распутству, безделью и разгулу) вспоминают о своих древних языческих суевериях.

О характере и нравах поляков.

Польская знать, стремясь к славе и склоняясь к грабежу, презирает опасности и смерть, слабо держит обещания, тягостна для подданных и низших [сословий], несдержанна на язык, имеет обыкновение тратить сверх меры возможностей, верна своему князю, предана земледелию и разведению скота, человечна и радушна к иноземцам и гостям, и привержена гостеприимству сильнее прочих народов. Простой люд склонен к пьянству, дракам, клевете и убийствам; и не легко найти другой народ, столь запятнанный домашними убийствами и несчастьями. Он не уклоняется ни от какой работы или бремени, способен переносить разом и холод, и голод ⁶⁸³, привержен к суевериям и басням, склонен к грабежу; он – сторонник вражды, жаден до новизны, алчен и зарится на чужое. Мало деятельный в строительстве домов, он довольствуется жалкими хижинами. Он смел и безрассуден, хитрого нрава и не слишком сговорчив, благороден жестами и осанкой, невероятно силён; он отличается высоким и стройным ростом, крепким телом, соразмерными членами, белым и чёрным цветом вперемешку. Переменчивая погода, суровые потоки воды, холодные звёзды, немилосердные ветры, долгий снег, вечно покрытые льдом горы оказывают влияние на характер поляков и их нравы. Пришельцев со стороны или странников, даже если в них виден талант или жизнь, редко допускают к власти и только по прошествии времени и в более солидном возрасте принимают в должностные лица, и, если это когда-либо случается, то всё же редко обходится без зависти. О если бы поляки пользовались изысканными талантами испанцев, которые не пренебрегают никаким сортом людей, в коих сияет добродетель, и поручают епископства и высшие магистратуры обращённым из евреев и сарацин, и этой милостью также сделали своё государство крепким и процветающим; они, напротив, подобны чехам, которые считают нечестивым, если те или иные должности их королевства не будут удерживаться в руках одной семьи, даже людьми негодными и бездеятельными; они якобы будут осквернены, если перейдут в другую семью; вообще предусмотрительные в остальном, в это деле, как мне кажется, они поступают весьма безрассудно, как те, которые отбрасывают право Божье и стремятся скрыть и присвоить милость Его даров. Таков характер народа, таков нрав, что они оказывают честь бедному достоинствами, бедному знаниями и возносят к вершинам власти и должностей людей, которые обладают огромными богатствами. Имея презрение к смерти, они склонны к убийству других людей.

Знаменитые города и крепости Польши.

Вот наиболее известные и наиболее достопамятные города у поляков и находящиеся в Польском королевстве. Краков, основанный Гракхом возле Стенны ⁶⁸⁴, у брода через реку Вистулу, и названный Краковом от Гракха по изменении «г» на «к». Ибо там начало и колыбель королей и князей, там совершаются основы их возрождения во Христе, там в великолепных и дорогих урнах хранится прах всего их рода; отличаясь удобством и приятностью места, он безусловно является крепостью и столицей всех поляков, достойной резиденцией как королевской, так и епископской, будучи разделён на три части. Краковом называют среднюю [часть], к которой примыкает замок на скалистом и довольно высоком холме, называемый древними Вавелем; эта [часть города] омывается Вистулой, стоит на скале, обрывистой во многих местах, и, наподобие венца, окружена стенами, дворцами, башнями и прочими укреплениями. В ней расположен королевский замок, части святейшего тела святого мученика и Краковского епископа Станислава и базилика, построенная из квадратных камней и одаренная костями, телами и достопочтенными мощами многих святых и, сверх того, гвоздём Господним и челюстью блаженного Иоанна Крестителя, а также телом святого мученика Флориана. Вторая [часть] – на юге – Казимирия ⁶⁸⁵, основанная Казимиром II, королём Польши, давшим ей своё имя, и знаменитая мученичеством названного блаженного мученика Станислава; монастырей в ней больше, чем домов простых горожан; ибо она бедна постройками, и храмы занимают любое возвышенное место. Третья – Флоренция ⁶⁸⁶, получившая название от храма блаженного Флориана, построенного в ней прежде, чем она была заложена, и основанная тем же Казимиром II, королём Польши. Город Краков, хоть и отличается многочисленными удобствами, знаменит всё же тем единственным, что простирается соразмерно в направлении всех соседних с ним земель, а именно, Паннонии, Чехии, Моравии, Руси, Подолья и Литвы, из которых получает и куда отправляет товары различных видов; он славится общей образованностью, а также коронациями, телами, колыбелями и могилами королей, и, кроме того, четырьмя коллегиальными церквями. Он имеет поблизости изобилие и камней, и дерева, и всякого другого материала для возведения стен и строительства необходимых построек, и, кроме того, судоходную реку Вистулу, удобную для перевозки всего, что нужно, и протекающую посреди города, ниже городских стен Кракова и Казимирии. Кроме того, неподалёку находятся пределы больших народов, торговля с которыми обычно сосредоточивается главным образом в этот город.

Также Гнезно – вторая столица поляков скорее по имени, чем на деле, знаменитая скорее древним блеском, чем новым сиянием, которая, если бы её не придавала славы старейшая церковь, осталась бы неизвестной большинству. Однако, она – мать всех польских городов, получившая название Гнезно от «гнезда», основанная также первым польским князем Лехом и, поскольку он впервые остановился там с челядью и родичами и воздвиг её как столицу и как город, названная по этому случаю Гнезно; ей не слишком повезло только в том, что она, в то время как породила большинство польских городов, истощила сама себя, и богата [теперь] разве что озёрами; но она очень счастлива, что в её кафедральную церковь было перенесено из Пруссии тело блаженного мученика Адальберта ⁶⁸⁷.

Также Львов – третья столичная резиденция ⁶⁸⁸ поляков, которая была перенесена сюда из города Галича королём Польши Владиславом III; он знаменит двумя замками, которые возвышаются над ним, и богат множеством товаров, которые ввозятся по Львиному морю ⁶⁸⁹ и доставляются в него сухопутным путем, но лишён судоходной реки, которая обычно умножает выгоды городов.

Также Познань ⁶⁹⁰ – замок древних королей Польши, королевская резиденция и место их погребения, наделённая епископской кафедрой, орошается рекой Вартой и богата монастырями.

Также Вроцлав ⁶⁹¹, основанный польским князем Мешко, при котором поляки впервые обратились от языческих богов к христианским догматам, знаменит кафедральной честью, телами блаженных мучеников Канцианов, храмами святых, красиво и мастерски построенными, и омывающей его рекой Гутталом.

Также Влоцлавек, расположенный на реке Висле, основанный Владиславом, монархом Польши и сыном Казимира I, короля Польши, назвавшего его своим именем, который, как известно, перенёс туда ради его увеличения Крушвицский епископский престол; он достопамятен не чем-либо иным, как только епископской кафедрой, и, если бы она не выставляла его на обозрение, вышло бы так, что большинству он был бы скорее неизвестен, нежели известен; ибо он расположен на открытом месте, не имеет ни городских стен, ни укреплений, ни башен и легко доступен любому врагу для разграбления и расхищения.

Также Плоцк, знаменитый епископским престолом и примыкающим к городу замком, а также рекой Вислой, которая, пополнившись водами, широко разливает здесь своё русло.

Также Холм, который в отличие от нового Холма ⁶⁹², расположенного на реке Висле, зовётся Хелмжа ⁶⁹³, известен только честью епископской кафедры.

Также Камень ⁶⁹⁴, получивший название от «камня» (ибо, в то время как закладывалось это место, там были огромные груды камней), ведь на польском языке «lapis» означает «камень», знаменитый епископским преимуществом.

Также Любуш ⁶⁹⁵, известный скорее древним наименованием, нежели настоящим значением; и поскольку он отличался только епископским достоинством, а общего жилья было мало и [город] был малолюден, епископский престол был перенесён в город Фюрстенвальде ⁶⁹⁶, как в более красивый и более безопасный, но сохранил древнее наименование и называется не Фюрстенвальдским, а Любушским.

Также Перемышль ⁶⁹⁷, основанный Пшемыславом, более, чем чем-либо иным, знаменит епископским достоинством, а также замком и храмом, построенным в замке из квадратных камней, и, сверх того, – рекой Саном, протекающей под ним.

Также Каменец ⁶⁹⁸, со всех сторон, вместо крепостных стен, окружённый наподобие венца высокой скалой, частой и отвесной, которую отовсюду опоясывает и омывает немалая река Серет, несколько застаивающаяся, в то время как она обтекает [город]. Он [отличается] столь необычным и редким по самой природе положением, что вид его повергает в изумление всякого: со всех сторон заключённый обрывистыми скалами, окружённый не валом, не рвами, как другие города, но глубокими пропастями, от взгляда в которые охватывает ужас, укреплённый по окружности, словно неким валом, другими скалами, он скрыт также естественной оградой, так что никто не догадается, что здесь город, прежде чем не войдёт в сам город. К городу открывается только один проход – из замка и с южной стороны, но трудный на подъём. Он замечателен и епископским достоинством, и замком, возвышающимся над городом, и богат только мёдом, воском и скотом.

Также Киев, основанный одним из польских и языческих князей Кием и получивший название от особенностей его имени. Некогда огромнейший город, знаменитый тремястами храмами, некоторые из которых разрушила древность, кафедральной честью и знатной и плодоносной рекой Днепром, а также замком на возвышенном холме, построенном из дубовых бревен; он, сверх того, замечателен близостью моря и до того изобилует рыбой, что пойманные в реке Днепр рыбы [размером] меньше полулоктя оставляются диким животным и зверям.

Также Вильна ⁶⁹⁹, наделённая епископской честью и высоким замком и богатая двумя реками – Вильной и Вилией, омывающими её с обеих сторон.

Также Медники ⁷⁰⁰, известные только епископским престолом и рекой Медники, протекающей мимо них.

Также Луцк, известный великим плодородием почвы и орошаемый единственной красивейшей рекой под названием Стырь, замечателен епископством и замком и основан князем Владимиром.

Также Холм, известный только епископской честью и замком, настолько запущенный и незначительный, что честь эту следует у него отнять и перенести в город Хрубешув, более культурный и населённый.

Также Сучава ⁷⁰¹, замечательная епископской честью и богатая товарами, мимо которой протекает река с тем же названием – Сучава.

Вот те города в Польском королевстве, которые имеют епископское достоинство; прочие же, которые мы добавим, менее известны и выделяются среди других именем коллегиальных церквей.

Сандомир – столица огромного Сандомирского края, омываемый рекой Вислой и замечательный массовой раздачей индульгенций, которые торжественно выдаются здесь 2 июня при огромном стечении людей.

Также Вислица ⁷⁰², основанная графом Виславом, весьма древним героем Польши, давшим ей своё имя, при язычестве; она расположена в междуречье реки Ниды и со всех сторон окружена болотами; в ней, как передаёт молва, шумели и мешали богослужению лягушки, и некий местный священник во имя своей святости приказал лягушкам молчать, так что благодаря ему лягушкам здесь запрещено квакать.

Также Кельце ⁷⁰³, воздвигнутое Гедеоном, епископом Краковским.

Также Опатув ⁷⁰⁴, славный рынком и привозом съестных припасов; он пользовался бы ещё большей славой, если бы ему досталась более полноводная река, чем Лукава, которая мимо него протекает.

Также Сандеч ⁷⁰⁵, основанный Вацлавом, королём польским и чешским (ибо он держал тогда власть над обоими королевствами), на возвышенном месте, у слияния двух рек – Дунаеца и Каменной.

Также Скарбимеж ⁷⁰⁶, [имеющий] плодородную почву и орошаемая рекой Нидзицей.

Также Тарнув ⁷⁰⁷, основанный Спитимиром, краковским кастеляном.

Также Ленчица ⁷⁰⁸, известная протяжённым и едва проходимым болотом, опоясывающим её северную сторону.

Также Калиш ⁷⁰⁹, древнейший из городов, чьё имя только и можно разобрать среди польских городов, описанных Птолемеем в его «Космографии»; его омывает река Просна, ставшая причиной расположенного здесь болота.

Также Велюнь ⁷¹⁰, от которой весь край, ранее называвшийся Руденским, стал зваться Велюньским, после того как в неё перевели Руденскую [монашескую] общину и жителей этого города; она была основана Казимиром II, королём Польши, у прекраснейших ручьёв, извергающихся прямо из земли.

Также Кужелюв ⁷¹¹, имеющий песчаную и бесплодную почву и малонаселённый.

Также Лович ⁷¹², основанный Ярославом, архиепископом Гнезненским, на реке Бзуре, и многолюдный.

Также Глушина ⁷¹³, известная не чем-либо иным, как только общиной каноников.

Также Ныса ⁷¹⁴, получившая это название из-за реки Нысы, протекающей рядом с ней, и основанная победоносным Болеславом Кривоустым, князем и монархом Польши.

Также Ополе ⁷¹⁵, знаменитое двумя прекраснейшими замками.

Также Бжег ⁷¹⁶, который основан на берегу реки Одры и называется на польском языке Бжег, что означает «берег».

Также Глогув Великий ⁷¹⁷, украшенный рекой Одрой, уже здесь становящейся полноводной, и двумя замками.

Также Глогув Малый ⁷¹⁸, славный только замком и рекой Особлогой.

Также Легница ⁷¹⁹, знаменитая замком, храмами и городскими стенами.

Также Ратибор ⁷²⁰, украшенный замком и орошаемый рекой Одрой.

Также Отмухов ⁷²¹, над которым поставлен замок, но реки здесь нет.

Также Крушвица ⁷²², древняя некогда столица, опоясанная обширнейшим озером Гопло и урожайная на семена.

Также Пултуск ⁷²³, богатый рыбой и хлебом и орошаемый рекой Наревом.

Кроме того, [Польша] имеет несколько значительных городов, которые, правда, не блещут ни епископской честью, ни честью коллегиальных церквей. Это, во-первых: Гданьск, ещё не известный у поляков, но знаменитый у прочих племён и соседних народов; это небольшой, но славный оживлённым рынком город, ибо товары многих видов свозятся в него из разных стран по реке Висле, которая одним из трёх устьев смешивается здесь с Сарматским морем-океаном; он достигает границ крупных народов, оживлённая и взаимная торговля с которыми ведётся здесь по суше, по реке и по морю.

Также Торунь, настолько замечательная прекраснейшими зданиями, озарёнными крышами из обожжённого кирпича, что едва ли какой-то другой [город] может сравниться с ней по красоте, положению и блеску.

Также Эльбинг, получающий многочисленные выгоды от близости моря, довольно замечательный также стенами и башнями, но ещё более замечательный верностью, которую он проявил по отношению к Казимиру III, королю Польши, во время войн.

Упоминаются, сверх того, и описываются в «Космографии» Птолемея места и названия других городов, а именно, [упоминаются города] Калиссия, Сетидаба, Лутидун, Будориг, Левкарист, Щург, Лимосальк, Аскавкалис, Ругий, Вирун, Вириций и Арзоний ⁷²⁴. Однако, мы не может распознать в них [нынешние] места и названия, кроме Калиша.

Некогда поляки, довольствуясь малым, не ведали ни законов, ни врагов, ни богатств, находились под властью князя и платили дань.

Но не только под властью и правлением первого польского князя и основателя Леха, который заслужил быть главой польского рода и семени, но и под властью и управлением его сыновей и внуков, каждый из которых наследовал в княжестве деду и звался отцовским именем Лех, польская провинция в течение долгого времени и многочисленной смены правителей пользовалась безмятежным миром и спокойствием, редко отражая войны и ещё реже сама их начиная, ибо, ограждённая Альпами и морем, о войнах и соседстве других народах, которые примыкали к ней со стороны континента, скорее слышала, чем ощущала их на себе, ввиду огромных пространств, лежащих между ними. Однако, польский народ ни морем, ни сушей не стекался массово на ярмарки прочих стран, не приобщался к товарам заморских и чужеземных народов и не вступал с ними в браки, но, довольствуясь простой пищей, которую производила родная земля, и грубой и обычной одеждой, изготовленной домашним способом, и не ведая всяческих мягкостей и яств, утолял жажду водой, а голод – хлебом, мясом, рыбой, мёдом, молоком и маслом. Не имея тогда никаких богатств, какими он мог бы привлечь соседние и пограничные с ним народы, или склонить их к пребыванию среди себя и частому посещению, он не знал и не ведал человеческих законов, но выполнял вместо законов распоряжения князей, и всё, что было велено, поручено или решено князем, выполнялось с готовностью и преданностью, тогда как непокорные и мятежные наказывались суровой карой, и им не давали [даже] срока для исправления; из-за того, что повеление князя считалось нормой закона, нельзя было вести себя ни дерзко, ни суетливо, но следовало по решению князя терпеть достойное и недостойное и даже самое худшее. Все в определённой последовательности и в установленные дни выполняли в пользу князя работы, делали приношения, несли повинности, платили налоги и приносили для его стола и двора зерно, мясо домашних и диких животных, рыбу, мёд и прочие продукты питания по усмотрению князя, а также давали в определённом количестве в виде дани шкуры лесных зверей, куниц, бобров, горностаев и лисиц, которыми в то время был богат Польский край, и такого рода трудами, приношениями и делами платили ежегодную дань. У них не было в употреблении ни золота, ни серебра, ни меди (величайшей заразы), ни прочих металлов, кроме железа, которое использовалось или для копий, или для плуга и прочих орудий труда. Покрывая хижины соломой и ложась на голой земле, они были богаты скотом и хлебом, не знали тяжб, раздоров и судов, и считались ненавистниками всяких излишеств; из-за этого к ним не приходил ни один иноземный гость, никто не привозил ни тканей, ни благовоний, ни вин, ни прочих относящихся к услаждению человеческого рода вещей, посредством которых главным образом смягчается и ослабевает неукротимый человеческий дух, зная, что у народа, привыкшего к скудной и грубой пище, всё это вызывает скорее презрение, нежели бывает в цене; и поляки тогда не знали ни распущенности, ни роскоши. Торговлю же друг с другом они вели только в силу крайней необходимости, [пользуясь] при этом не собственными или иноземными деньгами (ибо их тогда не было, а если что-то и привозилось, то это отвергали и презирали), но меняясь жизненно необходимыми продуктами, производя бартер и меновую торговлю, посредством чего ими скорее, нежели при помощи денег приобретались или продавались товары. Итак, не было тогда ни врагов, ни зависти, ни войн с иноземными народами, ни нарушений договоров, ни гражданских обид, но все пребывали в мире и спокойствии, блаженстве и безопасности, так что этот век, проходивший при Лехе, его сыновьях и внуках, может быть назван скорее золотым, чем лехитским; в нём карались даже мелкие прегрешения и незначительные проступки, чтобы из-за снисходительности не произошло перехода к более тяжким; проступки наказывались в самом начале, чтобы дурной пример не заразил прочих. И боялись тогда у поляков королей и князей сильнее, чем законов.

Две необычайные вещи в Польском крае.

Польский край замечателен и изумителен двумя вещами, о которых, что удивительно, умолчал Солин, повествующий о прочих тщательно выведанных им мировых диковинах, и которые ввиду своей исключительности, как творения всемогущей природы, ничем не уступающие другим, по праву могут быть добавлены к тем, которые перечисляются у Солина. Первая [диковина] – в том, что в полях деревни Нохов ⁷²⁵, расположенной близ города Срем в Познанском диоцезе, а также в деревне Козельско ⁷²⁶ в Палуцком уезде, возле города Лекно, под землёй сами собой, исключительно естественным образом, без всякой человеческой помощи, рождаются горшки всякого рода и разных форм, какими обычно пользуются в человеческом обиходе, причём нежные и мягкие, пока находятся в родном гнезде под почвой, но плотные, после того как их вынут и они затвердеют на ветру или на солнце; они имеют разные формы и разные свойства, не иначе, как вылеплены гончарным способом, а их рождение и естественное воспроизводство, что я считаю ещё более удивительным, никогда, как замечено, не прекращается, хотя даже почва не разверзается. Другая [диковина] – в том, что в лесах, полях и борах города Потелич ⁷²⁷ и деревень Хребенне и Прусе ⁷²⁸, в земле и области Белзской и Холмской, в Холмском диоцезе, природа и свойства смолистых деревьев таковы, что если какая-то их часть – ветка или что-то ещё – будет отрезана или отломана, или срублено всё дерево, то древесина, имевшая растительную душу, через несколько лет превращается и преобразуется в кремневое состояние, и, равно как настоящий кремень, при ударе производит огонь, сохраняя величину и форму, в какой была срезана, но [приобретая] качество и свойства кремниевой скалы.

Различные наименования поляков по месту жительства.

Когда среди поляков, как мы говорили, царили бережливость, умеренность и спокойствие, дела их настолько процветали во всём, что они и земли свои, которые получили для возделывания, сделали населёнными и ухоженными, и достигли некоторых морских островов, распространив ростки своих поселений до самой Алеманнии, которая ныне зовётся Мишной ⁷²⁹; из-за этого многие из них, которые вступили в пустынные и уединённые области, получили различные наименования, а именно: древяне ⁷³⁰ – от множества лесов, в которых первые основатели впервые заложили центры замечательных городов, таких как Буковец, нынешний Любек, Гам, нынешний Гамбург, Бремен, Шлезвиг, Чешнина ⁷³¹. Также кашубы ⁷³² – из-за создания складок в одежде, которую они сперва носили, ибо «хуба» по-польски или по-славянски значит «складка», а «каш» означает «складывай», [то же слово] в повелительном наклонении. Также травяне, названные так от изобилия трав; ибо место, которое они заселили, изобиловало множеством трав. Также поморяне – потому что они, близкие к Северному морю, населили этот поморский край, а от них и земля стала называться Померанией. Также сербы ⁷³³, названные так от своего вождя – Серба. Однако, несмотря на то, что они зовутся этими и разными другими именами то ли по месту жительства, то ли по именам вождей, все они тем не менее говорят на одном – лехитском или польском языке, хотя, смешавшись с немцами-саксами, которые захватили их земли, они из-за смешения языков произносят теперь некоторые слова нелепо и искажённо. Прочие же поляки, которые взялись за освоение прочих областей, не меняя общего имени, зовутся поляками, хотя и между ними есть некоторое разделение по областям, которые они населяют, от главных городов, которые в них возникли по прошествии времени. Но все они, и близко, и далеко живущие, без всякого сопротивления и противодействия платили князю Леху, а после него – его сыновьям и внукам, установленную дань, почитая их также особыми приношениями и дарами из плодов земли.

Старший по рождению сын Леха без всякого противодействия наследовал по смерти отца в польском княжестве, пока не угас весь род Леха, а вместе с ним угасли из-за отсутствия писателей и совершённые им деяния. О том, как необходимо знание истории.

Среди сыновей и внуков первого князя и родоначальника поляков Леха, после того как он ушёл из этого мира, никогда не случалось ни разделов, ни ссор, ибо по воле отца, пока он жил, и по общему решению их всех умершему на троне и в княжестве наследовал старший по рождению. Этот обычай твёрдо и безупречно соблюдался и исполнялся, пока всё потомство князя Леха по прямой линии не угасло, сменяя друг друга у власти в течение долгих веков и времён. При этом все достопамятные деяния и войны, предпринятые Лехом и его внуками, или отражённые ими, все хоть сколько-нибудь блистательные, замечательные и великолепные деяния, их провалы и успехи, кто и по сколько лет осуществлял власть у лехитов или поляков, какими достоинствами и нравами они блистали, или какими пороками отличались, какие злодеяния совершили против своих и чужих, из-за долгого времени и отсутствия книг, из-за того, что у поляков тогда не было ни писателей, ни письменности, пришли в вечное забвение, так что слава о них померкла и изгладились из памяти, ибо польские князья того века и того времени не обращали на эту обязанность никакого внимания, не считали важным, чтобы их начинания, войны и дела стали известны потомкам. Пагубное пренебрежение к этому делу сохраняется у поляков и по сей день, ибо польские князья, короли или герои никому из писателей не поручали сделать известными их дела, поступки и времена, тогда как короли, герцоги и цезари римлян, греков, евреев, испанцев, персов, мидийцев, галлов, немцев и прочих народов проявляли, как можно прочесть, величайшую и тщательнейшую заботу о том, чтобы донести своё имя до потомков, и превозносили и возвеличивали писателей и глашатаев своих дел высокими и изысканными почестями. Запись анналов никогда не была делом случайным и неважным, но была и есть делом весьма полезным и необходимым для человеческого рода, а именно, чтобы последующий век и последующее поколение имели перед глазами похвальные нравы, деяния и достоинства положительных королей и героев, которым следует подражать, и старались уподобляться им, а дурных и ненавистных Богу и людям избегали, зная, что из-за них их даже после смерти настигнет осуждение и проклятие. Ибо никакая доблесть – ни воинская, ни домашняя – никогда не была настолько выдающейся и замечательной, чтобы память о ней была долгой, если только долг авторов не передаст её потомкам; да и любое героическое или доблестное дело следует считать слабым и убогим, если оно не было освещено писателями, которые только и придают ему прочность и делают известными деяния, совершённые дома или на войне.

Каким образом поляки недолго и весьма дурно управлялись двенадцатью князьями без короля и под видом свободы.

Когда род Леха, прародителя и князя поляков, совершенно угас и первые польские вельможи и знать совещались в Гнезно об избрании князя, всем в то время показалось наилучшим, чтобы они, избавившись от княжеского ига, всеми силами добивались свободы и, удержанные тяжестью прежних воспоминаний, ни в коем случае не соглашались подвергнуться новому игу. Они отвергают монархическую форму правления, при которой, как они видели, короли и тираны свободно вершат всё по своему произволу и безнаказанно, и от избытка средств обращаются из-за зависти и по самой природе к такому высокомерию и развращению, что становятся горды и надменны по отношению к своим землякам, враждебны лучшим, привержены к худших, и склонны к совершению любых преступлений. Они ниспровергают права отечества, позволяют захватывать его пределы, насилуют женщин, лишают людей средств и жизни без решения суда, не довольствуясь дозволенной любовью, оскверняют себя недозволенной, и поступают сообразно своему произволу. Когда же все с благосклонным одобрением последовали этому решению, то, чтобы государство, раскинувшееся на огромные пространства, не осталось без правителей, они первым делом учреждают отеческие законы, которые казались достаточными для этого простого и грубого века, а затем избирают двенадцать мужей из вельмож наиболее безупречной жизни и крепкого духа, отличавшихся благородством и богатством, и поручают им верховное управление государством, решение тяжб и наказание всех беззаконий и раздоров; они продлевали их власть избранием на их место других, если этого случайно требовала польза или необходимость. Но, хотя они даже с большей безупречностью, чем было возможно, осуществляли доверенное им управление, всё же равенство и непривычное пользование свободой привели, наконец, к тому, что их власть сделалась презренной и жалкой. Ибо поляки, забыв старинную дисциплину и суровость, возгордились от предоставленной им свободы, и власть двенадцати правителей, если те ради пользы или в силу крайней необходимости приказывали что-либо, презирали, а приговоры их и решения осуждали, зная, что упрямцы и мятежники не могут быть поражены какой-либо карой. Сами двенадцать правителей также в неоднократных жалобах обвинялись народом в том, что они, мол, не думают о государстве и, поправ объявленные законы, заботятся только о личной пользе и выгодах; из-за этого между правителями и общинами стали часто возникать ссоры и ненависть, и они начали губить хорошо основанное государство. Ведь характер толпы, как говорят, тот же, что и у моря: если оно благодаря дующим ветрам подымет свои волны, то его нелегко будет вернуть к прежнему спокойствию. Ибо, после того как короли и князья сгинули по Божьей воле, поляки, получив святой совет, решили укрепить свою власть свободой и законами, полагая наилучшим делом повиноваться скорее законам, чем королям; и государство их преуспевало бы посредством счастливых приобретений, если бы они могли терпеть и защищать одержанную свободу. Ибо за исключением немногих, остальные стали заносчивыми, надменными и задиристыми, то ли по самой природе народа, то ли от громадности расширившейся власти, и, прельщённые безнаказанностью за проступки, а также собственной склонностью, бросились совершать недозволенные и преступные деяния. Не довольствуясь уже домашними и гражданскими преступлениями, они распространили свои злодеяния также на соседние народы и страны. Оттого и вышло, что соседние народы, обиженные ими, громили их в переменчивых и суровых войнах, и, поскольку никто в польских землях не давал отпора вражескому нападению, они бродили, потрясая их по своему произволу. Поэтому сладкое имя свободы, предназначенное для спасения власти, из-за того, что поляки ею злоупотребили, принесло государству величайший вред и ущерб. Далее, слабые, угнетённые более сильными, добивались защиты от двенадцати правителей поздно и несвоевременно. Ибо каждый из правителей, стремясь к собственным выгодам и планам, дал доказательство того, что в управлении государством власть многих не может стать ни полезной, ни долгой, и в то время как в открытую они по большей части заботились о добродетели, частным образом обычно разжигалась жестокая ненависть; поскольку каждый присваивал себе лучшие доли и пытался отличиться как в вынесении приговоров, так и в прочих такого рода общественных делах, они обратились к ещё большей ненависти, мятежам и убийствам, и из-за этого вынуждены были вернуться к монархии.

О том, как дела русских шли в гору, и кем были построены главнейшие города и крепости ⁷³⁴.

В это самое время, когда поляки схватились между собой в гражданской войне, берёт начало и возрастает Русское княжество. Их край в земле, что по сей день зовётся Подольем, настолько, как говорят, богат полями, что, когда хлеба бывают однажды посеяны, восстановившиеся вскоре после этого семена возобновляют посевы, повторные урожаи всходят без сева. Были у них три мужа, происходившие от одного отца и одной утробы – Кий, Щек, Хорив и четвёртая сестра – Лыбедь, выдающиеся как талантом, там и силами; легко добившись главенства в роде, они подчинили остальных своей власти. От них произошли прочие племена соответственно своим родам и домам. Воздвигнув три главнейшие на Руси крепости, они дали им свои имена. Так, Кий построенную им над рекой Днепром крепость назвал Киевом, Щек – Щекавицей, а Хорив – Хоревицей ⁷³⁵. Следуя языческому заблуждению, они почитали болота, озёра, источники, воды как богов. Были и другие польские князья, а именно Радим и Вятко, один из которых, а именно Радим, обосновался на реке Соже, другой, Вятко, – на реке Оке, дав землям и народам названия от своих имён. Так, от Радима были названы радимичи, от Вятка – вятичи. Тех, которые сели на реке Буг, назвали дулебами – от их князя Дулеба ⁷³⁶; позже они стали зваться волынянами, а ныне – лучанами. Русские народы, произошедшие от поляков, были разборчивы при женитьбе и заключении браков между родными сестрами и близкими родственницами, воздерживаясь от сожительства с ними; вследствие такой добродетельности им доставались на долю долгие дни жизни. Дулебы же и те, которые произошли от Радима и Вятка, жили по обычаю диких зверей в лесах, ели всякую нечистоту и, отбросив стыд, сочетались и с родственницами, и с чужими женами, похищая их. Затем, после смерти Кия, Щека и Хорива, их сыновья и внуки, наследуя по прямой линии, княжили у русских многие годы, пока такого рода наследование не дошло до двух родных братьев, а именно, до Аскольда и Дира ⁷³⁷. В то время как они княжили в Киеве, некоторые русские народы, которые из-за чрезвычайного умножения искали новые места, тяготясь их княжением, приняли трёх князей от варягов, поскольку из своих им не хотелось никого выбирать из-за равенства. Первый же звался Рюриком ⁷³⁸; он расположился в Новгороде; второй – Синеусом; он осел на Белом озере, то есть у Albus lacus; третий – Трувором; он расположился в Изборске. Им и каждому из них русские и подчинённые их власти народы давали в качестве дани по одной белой белке с каждой головы. После того как два князя, а именно, Синеус и Трувор, умерли по прошествии временем, не оставив потомства, Рюрик наследовал в их княжествах и, умирая, оставил сына по имени Игорь ⁷³⁹, который, достигнув совершеннолетия, коварно убил киевских князей Аскольда и Дира, не ожидавших от него никакого зла, и захватил их княжество и земли ⁷⁴⁰. Но убийство киевских князей Аскольда и Дира недолго оставалось безнаказанным для князя Игоря. Ибо в то время как он, опираясь на силу, заставил народ, который [звался] древлянами и имел собственного князя из русского рода – Нискину ⁷⁴¹, платить дань и, не довольствуясь первой выплатой, о которой они между собой условились, потребовал в том же году вторую, то погиб, позорно убитый не потерпевшими несправедливости древлянами. Отправив послов к его вдове Ольге ⁷⁴², они всеми силами убеждали её взять в мужья их князя Нискину и объединить княжества. Прибегнув к женской хитрости, она, радушно приветствовав и удержав у себя первых и вторых древлянских послов, приказывает древлянам прийти к ней вместе с их князем Нискиной, будто бы собираясь заключить брак и объединить княжества. Когда те исполнили приказание, она, сперва тайно убив посредством различных истязаний их послов, которых удерживала у себя, отправилась навстречу древлянам и, заведя их в засады и непроходимые места, где разместила сильное войско, истребила всё их войско, доходившее до 5000 человек, отомстив за убийство своего мужа Игоря ⁷⁴³. Князь же Игорь имел от своей жены Ольги единственного сына по имени Святослав ⁷⁴⁴, который, возмужав, стал мужем воинственным и отважным в бою; намереваясь отомстить за убийство своего отца Игоря, он первый поход совершил против древлян и, укротив их посредством жестокой резни, проводит [их] под игом и облагает данью ⁷⁴⁵. Мать же его Ольга, приплыв в Константинополь в то время, когда у греков царствовал Цимисхий ⁷⁴⁶, была наставлена патриархом Константинопольским в христианской вере, оставила языческое суеверие, приняла крещение и, сменив варварское имя, вместо Ольги стала зваться Еленой. А Константинопольский патриарх благословил её, сказав: «Благословенна ты среди русских жён, и имя твоё во всех поколениях да будет славно и благословенно». Вернувшись из Константинополя на Русь, она убеждала сына Святослава принять веру Христову, отбросив языческое заблуждение, но он, презрев и высмеяв материнские увещевания, не согласился.

Поляки, чувствуя, что государство слабеет из-за свободы, избрали королём Гракха; перечисляются его подвиги, [рассказывается] о победе, одержанной над галлами, а также о сдаче ему чехов.

Когда дела поляков продвигались таким образом, и они в течение долгих времён были ослаблены и подавлены гражданскими раздорами, столкновениями и внешним врагом, вся знать и народ вновь стали желать одного правителя и монарха. Ибо, хотя изведанная свобода приобрела сладость, была прекрасной, милой и казалась дороже всего, всё же ради сохранения положения государства, расстроенного при многочисленных правителях, чтобы не пришлось испытать рабство со стороны врагов, они отрекаются от свободы и решают в связи с этим принять для управления многочисленными племенами и обширными землями одного князя и правителя и подчиняться ему, чтобы тот с равным правом обуздывал и могущественных, и бедных. По этой причине, когда возник вопрос, кто более всего годился бы к тому, чтобы взвалить на себя такое бремя и править народом после отобранной свободы, которую он ранее познал и которой намеревался владеть скорее ради мятежа и суровости, дело дошло до сильного возмущения. Наконец, проведя тщательное исследование, все по общему решению обращают свои мольбы к некоему мужу, жившему по течению Вислы в области, простиравшейся у Паннонских гор ⁷⁴⁷, дерзкому, отважному, деятельному и находчивому по имени Грак или Гракх ⁷⁴⁸, поскольку он превосходил прочих наглядным доказательством дарования и так как они по многочисленным примерам знали уже о его честности; при общем одобрении и по всеобщему решению они избирают его в князья и поручают ему управление и верховную власть над всем государством. Тот долго колебался, сопротивляясь рукам людей, вручающих ему символы власти и пурпур, и молча решал про себя в сильном замешательстве, вполне ли они в здравом уме, или манят его, как безумца, подобием величия. Наконец, подавив сомнение и не имея сил сопротивляться ввиду упорства просящих, он принял польское княжение и начал с тех пор управлять государством с такой умеренностью и предусмотрительностью, что поляки почитали его не иначе, как отца; ибо он не совершал против поляков насилий и высокомерия по обычаю древних князей, но, решая те или иные дела к выгоде и спокойствию подданных, держал грубый и дикий народ в верности скорее благожелательностью, чем властью, угодный равно и знати, и простому люду. Некоторые считают, что этот Гракх был римлянином и вёл происхождение от рода и фамилии Гракхов; когда во время гражданской смуты двое Гракхов, а именно, Тиберий и Гай ⁷⁴⁹, злоупотребив трибунской властью из-за аграрного закона, были убиты партией знати в 622 и 627 году от основания Города, он, покинув Рим, направился к полякам и обрёл у них искомый покой, убежище и верховную власть. Видя, что в это время против Польши, словно в результате какого-то заговора, бушуют многочисленные войны, но сил не хватает даже для отражения единственной, Гракх некоторые из них прекратил посредством договоров, другие уладил путём примирения, а остальные взялся вести и вёл с такой удачей и талантом, что из каждой битвы возвращался блестящим победителем; по этой причине и души воинов, охладевшие из-за прошлых неудачно проведённых сражений, укрепились, и у врагов слава о нём ежедневно росла, устраняя презрение и внушая страх. Итак, когда галлы, обойдя прочие провинции, достигли также Паннонии и, терзая её различными военными бурями, собирались вторгнуться в Польшу, Гракх выступил против них и, когда завязалась битва, одержал над галлами славную и достопамятную победу благодаря как силе ветеранов и натренированных воинов, так и воинскому искусству и хитрости. И, хотя он и так был любим своими, всё же после того как стало известно о победе над галлами, он стал любим и уважаем ещё больше, и поляки с тех пор повиновались ему с ещё большей преданностью и готовностью. Его слава и благородство были столь велики, что вся Чехия сдалась ему и во время всей его жизни находилась под его управлением и княжеской властью. По мнению и утверждению некоторых, князь Гракх начал править у народа поляков примерно за четыреста лет до воплощения Христова, и сделал знаменитым своё имя благодаря как усердию, так и силе.

Гракх строит крепость и город Краков, а также о том, как был убит огромный дракон, скрывавшийся под замком и тягостный для жителей.

Когда враги в округе были удалены посредством войны или договоров, Гракх, польский князь, довольно успешно пользуясь счастьем, после того как было обеспечено внешнее спокойствие, обратил усилия своего ума на преуспевание внутренних дел. Итак, первым делом он построил на высоком холме, который назывался местными жителями Вавелем, омывался водами Вислы и имел на вершине широкую и красивую площадку, королевский замок; затем для ещё большей его крепости, величия и красы он основывает неподалёку от замка город, орошаемый той же рекой Вислой, и, дав ему наименование от своего имени, называет Краковом. В такого рода замке и городе он размещает также трон своего королевства, даёт там правосудие полякам и чехам, назначает его столицей и первым городом своего княжества и делает резиденцией, поскольку редкое природное положение давало ему бесспорную надежду на будущее величие этого города. И предположения его не обманули. Ибо благодаря быстрому росту город Краков ещё в то время, когда Гракх находился в добром здравии, начал многообразно расти и поднялся до такого уровня и удачи, что соседние области и города начали завидовать его жребию и состоянию. Но с особенно сильной ревностью и недоброжелательством его стал преследовать город Гнезно, поскольку Краков, лишив его первейших символов власти и наглядного доказательства выдающегося достоинства, затмил его древний блеск. Но посреди столь добрых поначалу и благих предзнаменований он был удручён страшным несчастьем. Ибо необычайной величины чудище, имевшее вид дракона или олофага ⁷⁵⁰, устроило себе логово в пещере горы Вавель, на которой Гракх возвёл замок, и для утоления своего голода хватало и пожирало посылаемые ему туши крупного и мелкого скота; оно не брезговало и человеческими телами, но всякий раз, как его брюхо долгое время терзали бешенство и голод из-за не найденного или не поданного ему скота, оно при свете дня для утоления ненасытности своего брюха, издав из пасти ужасающий рёв, с силой выбиралось из своего логова, нападало на огромные туши волов или быков, запряженных в повозки или привязанных к плугу, душило их и пожирало; свирепствуя также против всяких людей, если только те не укрылись в убежище, оно посредством этой ужасающей бойни наполняло своё чрево. Эта проклятая и ненасытная ярость настолько устрашила и поразила жителей Кракова, что они из-за столь враждебного разорителя думали скорее об оставлении города, нежели о его заселении. Но по поручению и указанию князя Гракха, который с досадой переносил то, что развитие основанного им города прервано из-за ухода горожан, чудищу каждый день бросают три туши, изобилие которых обеспечивало безопасность не только людям, но и прочим живым существам. Но, поскольку это условие также казалось обременительным скорее для князя, чем для горожан, которые боялись, что после его смерти город будет покинут, он приказал наполнить бросаемые чудовищу туши серой, трутом, скрывающим немного огня, воском и смолой, и дать их чудищу. Когда оно проглотило их с обычной и естественной для него жадностью, то от жгучего огня и широко разлившегося пламени, терзавшего внутренности, упало и издохло.

Гракх передаёт полякам законы и умирает; ему в качестве могилы насыпали из гравия высочайшую гору.

Когда этот зверь и страшное чудище, которое некоторые авторы называют олофагом, погибло, город Краков, вопреки чаянию избавившись от огромной опасности, начал широко распространять бечеву своего шатра и бесспорно притязать на первенство среди городов Польши. Но и сам князь Гракх, названный за то, что чудище было уничтожено благодаря его хитрости и таланту, отцом и избавителем отечества, пользовался [теперь] славой и известностью у своих и чужих. Тогда он впервые объявляет законы, назначает судей, издаёт указы, отдаёт распоряжения, на основании которых по его мнению можно упорядочить этот всё ещё грубый век и которыми поляки пользовались в последующем, когда провинция, наслаждаясь миром и покоем, приросла богатствами. Всё, что было им установлено и одобрено, соблюдалось у поляков в течение многих поколений и веков в качестве справедливейшего закона, так, словно это было объявлено неким божественным оракулом; ибо, помимо внушаемой установленными им законами естественной справедливости, любовь и уважение к законодателю также придавали им необычайный почёт, уважение и в равной мере страх. В эти же дни польский край пребывал в безмолвии многие годы, ибо все соседи были либо устрашены его мудростью и деловитостью, либо укрощены войной; поэтому при его правлении в древних городах, поселениях появлялись новые дома, а в пустынных чащах воздвигались новые поселения. Итак, польский князь Гракх, счастливо и предусмотрительно управлявший государством многие годы, в глубокой старости и исполненный дней, был похищен смертью. На организацию его похорон поспешили первые польские вельможи и прочий расстроенный люд, и по обычаю того времени с подобающими почестями и похвалой похоронили его тело на Лясотинской горе ⁷⁵¹, которая примыкала к городу Кракову. Его могилу, чтобы она были прочной и вечной, и никакая алчная старость не могла уничтожить её и предать забвению у потомков ⁷⁵², два его сына, наставленные отцом ещё при его жизни особым распоряжением, насыпав мастерски и талантливо песок на гору, на которой она была устроена, довели до такой высоты, что этот холм вырос и стал выше всех соседних, и своей вершиной, тщательно отделанной человеческим трудом, даже до этого времени являет погребение столь славного мужа и благосклонное расположение к нему поляков ради необходимости передать память о его имени потомкам и ради оказания ему бессмертия. Создание этого высокого погребального холма также доказывает, что он был римлянин, поскольку он этим творением по мере сил подражал основателю Города Ромулу, чья могила была сложена из камней наподобие кургана.

После смерти Гракха его дочь Либусса, взяв себе в мужья крестьянина Пржемысла, правила в Чехии.

Чешский народ, у которого Гракх ⁷⁵³ также, как было упомянуто, осуществлял княжение благодаря своему усердию и доблести, принял в госпожи и княгини Либуссу ⁷⁵⁴, одну из трёх дочерей, которых тот оставил чехам, а та, желая обуздать наглость народа, с неудовольствием переносившего женскую власть, взяла в мужья и возвела на трон одного крестьянина, занимавшегося в деревне земледелием и вынужденного оставить быков и соху, по имени Пржемысл ⁷⁵⁵. Его род и потомство, разветвившееся на множество сыновей и внуков, правило чехами вплоть до времени Иоанна Слепого Люксембургского ⁷⁵⁶, угаснув в лице короля Венцеслава ⁷⁵⁷, убитого в Оломоуце ⁷⁵⁸. Хотя через семь лет правления Пржемысла, после того как Либусса была похищена смертью, женщины во главе с девой Валастой ⁷⁵⁹, обретя обычаи и нравы амазонок, несколько лет громя в битвах мужчин и рассеивая их войска, были побеждены и разбиты Пржемыслом скорее коварством и хитростью, нежели силой.

Лех, сын Гракха, убив своего брата Гракха, становится князем; наконец, когда преступление открылось, он был лишён власти и умер жалкой смертью.

По завершении траурных дней по поводу смерти Гракха, в течение которых все польские вельможи были заняты уплатой ему последнего долга, они взялись за избрание на трон Гракха другого князя. Гракх же оставил двух сыновей – Гракха и Леха и третью – дочь Ванду, рождённых в надежде на преемство, и, умирая, поручил их польским вельможам, умоляя в настойчивых просьбах, чтобы они, помня о его благодеяниях, признали его потомство достойным княжения и поставили на престол одного из его сыновей. Итак, младший по возрасту Лех, боясь, что ему в наследовании княжества предпочтут старшего брата Гракха как по причине первородства и более зрелого возраста, так и ввиду благоволения и преимущества в добродетелях и нравах, которыми тот превосходил брата, а его самого отвергнут, воспользовавшись удобным случаем, тайком убил старшего брата и, зарыв в песок, спрятал растерзанное тело ⁷⁶⁰. А чтобы не быть отстранённым от престола из-за обвинения в убийстве родственника, он выдумал, будто брат отправился на охоту и, преследуя зверя с большей, чем следовало, отвагой, погиб; он также присовокупил к рассказу притворные слёзы для придания ему большего правдоподобия. Таким образом обманув и обхитрив польских вельмож, он был поставлен ими королём и ему была передана высшая княжеская власть; после того как он удерживал её много лет и поляки почитали его с не меньшей верностью, послушанием и преданностью, чем отца, сперва распространились тайные слухи о совершённом им преступлении и убийстве брата, а затем это обнаружилось и открылось на основании явных улик, и он стал всем ненавистен, и возбудил против себя такую ненависть со стороны вельмож Польши из-за гнусного преступления и незаслуженного убийства брата, что они свергли его с княжеского престола и наказали, осудив на вечное изгнание вследствие отвращения и содрогания от совершённого им преступления, и достойны немалого одобрения по той причине, что покарали виновного в убийстве родича и честолюбии справедливейшей карой, не потерпев, чтобы виновник столь тяжкого преступления и дальше повелевал ими. Хотя другие утверждают, что названный Лех не был наказан за совершённое братоубийство ни изгнанием, ни какой-либо иной карой, но божество, карающее все беззакония, лишило его потомства, а также любви и благоволения подданных; поэтому он, мучаясь как от угрызений совести из-за убийства брата, так и от справедливой ненависти поляков, зачах от печали и страха и, не совершив ни одного достопамятного деяния, ушёл из жизни бесславно и [всеми] проклинаемый. Но как бы то ни было, известно, что он умер, не оставив после себя потомства.

Леху наследовала сестра Ванда, которая, отказавшись от брака с Ритогаром Алеманнским, после одержанной над ним победы бросилась в Вислу, посвятив себя богам, и была погребена в Могиле. От неё поляки стали называться вандалами.

Когда оба сына Гракха ушли из жизни бездетными, управления польским княжеством по всеобщему согласию поляков было передано единственной дочери Гракха, которую звали Вандой, что значит по латыни «крючок». Ибо такая сильная любовь к Гракху засела в груди у всех поляков, и настолько свежа была в памяти его честность и доблесть в расширении и защите отечества. К этому добавилась такая прекрасная [её] наружность и такая миловидная красота всех черт, что она одним видом обращала к себе умы и желания всех смотрящих на неё, ибо природа с расточительной щедростью излила на неё свои дары. Именно за свою прекрасную наружность она и получила это имя, ибо блеском своей красоты, словно крючком притягивала к себе любовь и восхищение всех людей; с миловидным лицом и прекрасным обликом, красноречивая в словах и сложенная со всем очарованием, она произносила перед слушателями прекрасные речи. Умами же всех вельмож Польши владела твёрдая надежда на то, что на девице Ванде, которая до этого дня отвергала всех женихов, женится какой-нибудь известный мудростью и богатствами князь, благодаря которому расширение Польши за счёт земель соседних владений стало бы ещё большим, поскольку вполне вероятно, что очень многие, как и прежде, привлечённые её красотой и обширностью владений, будут к ней свататься. Но она, получив престол отцовского королевства, с высоким и величественным духом и, особенно, видя, что сделалась самостоятельной, отвергала брачные предложения всех сватавшихся к ней и так благополучно, так предусмотрительно и справедливо решала все государственные дела, а также дела своего владения, и управляла областями, что её выдающаяся деловитость и трудолюбие приводили в изумление, и все удивлялись и с явной убеждённостью говорили, что, мол, мужская душа поселилась в женском теле, в то время как мудрые и зрелые мужи с великой похвалой превозносили её решения, а враждебные умыслы при виде её и её дружелюбия сходили на нет. Когда при правлении и верховной власти Ванды дела и мощь поляков процветали, Ритогар, в ту пору князь алеманнов, славнейший и родом, и могуществом, живший по соседству с Польским королевством, услышав о девице Ванде оживлённые слухи, которые распространились по землям многих стран, и надеясь овладеть как её красой, так и Польским королевством, посылает торжественных сватов, чтобы те, угрожая войной, просили руки Ванды. Но, когда те, ничего не добившись ни обещаниями, ни просьбами, несколько раз с пустыми руками возвратились от Ванды, которая поклялась сохранять целомудренную жизнь, алеманнский князь Ритогар, поняв, что не может сломить девицу Ванду просьбами и богатейшими дарами и склонить её к браку, а также скорбя оттого, что им пренебрегли и отвергли, собирает огромное войско и вступает в Польшу, чтобы оружием добиться того, чего не смог добиться просьбами ⁷⁶¹. Ванда же, польская королева, ничуть не испугавшись грома войны, но, самым спешным приказом собрав воедино польские силы, выступает навстречу алеманнскому войску и освобождает место для битвы. Храбрость Ритогара постепенно сходит на нет, и он, полагая, что лучше сперва прибегнуть к повторным просьбам, нежели к оружию, посылает к девице Ванде, готовой сражаться оружием, некоторых из своих вельмож, просит о браке, перечисляет свои богатства, показывает силу, добавляет угрозы, рассчитывая, что так или иначе, либо просьбами, либо угрозами, сможет сломить и смягчить женскую душу. «Мы, – заявляют [послы], – пришли к тебе, королева Ванда, умолять тебя от имени нашего князя Ритогара выйти замуж за равного тебе супруга, чтобы у тебя был цветущий жених, отличающийся богатствами и силой и желающий дать тебе в приданое богатейшие дары, если ты дашь своё согласие на брак с ним, а если нет, то принудить тебя к нему оружием». А та, воистину женщина твёрдой и мужественной души, отвечает послам: «Неужели я до такой степени кажусь вашему князю женщиной, жаждущей убогого жребия и брака, чтобы сложив величие и могущество моего государства, а также забыв о тяжкой обиде, которую он причинил и причиняет моему государству, согласиться подчиниться ему вместе с государством и унизить достоинство государства? Поэтому передайте вашему князю, что брак с ним и с кем-либо другим мне ненавистен, и я предпочитаю, чтобы меня лучше называли госпожой, чем женой господина. Он объявил мне войну, готовит битву; пусть будет ему стыдно, что при выстроенном к бою войске он, мужчина и князь, забыв о Марсе, договаривается о делах Венериных, и, отложив оружие, ведёт переговоры о браке». Дав такой ответ, она приказывает своим людям дать сигнал к битве и, схватив оружие, идти в бой, чтобы победоносным оружием унизить вражеское и надменное послание, переданное ей послами. Однако, в то время как лучшие воины алеманнов тщательно вглядывались в лицо королевы Ванды, желая выяснить, правы ли те, которые распространяли среди них слухи о её исключительной красоте, сердца их всех, как тех, которые её увидели, так и прочих, услышавших [о ней] от рассказчиков, внезапно смягчились и расплавились в некую жижу, так что все разом они в открытом и официальном заявлении отказались от грядущей битвы, поскольку узнали, что её предстоит вести за неправое дело и с более сильным войском, и заверили, что страшатся не битвы, а святотатства, и не хотят навлекать на себя очевидную опасность из-за преступного и нечестивого дела; они ушли с поля битвы и вернулись в лагерь, и ничем, ни строгостью, ни уговорами их нельзя было заставить взять оружие, чтобы сразиться. Итак, алеманнский князь Ритогар, удручённый сильной душевной печалью оттого, что всё у него вышло не так, как он надеялся, чтобы не пришлось бесславно возвращаться домой и терпеть оскорбительные насмешки от соседей, которые стали бы говорить, что он побеждён одним женским видом, решил ускорить день [своей] смерти и, созвав воинов, сказал: «Поскольку я брошен вами, и считаю эту обиду горше всякой смерти, я, который сам начал войну и побеждён без битвы, ибо Ванда, повелевая на море, в воздухе и на суше, волей бессмертных богов сделала вас трусливыми и робкими, а сердца ваши заворожил и обратил к вечному моему и вашему позору один её взгляд, то я, о вельможи и мои соратники, ради вас торжественно обрекаю себя самого в жертву преисподней, но умоляю у богов, которых прошу и которых оставляю, о той для вас участи, чтобы и ваше, и ваших сыновей и ваших внуков потомство состарилось под женской властью во искупление преступления, совершённого против меня». И налёг телом на меч, лезвие которого держал обращённым к себе, и испустил дух. Ванда же, оговорив и заключив договор с вождями алеманнов, после того как великая война окончилась добровольной гибелью одного человека, с триумфальными почестями уведя в Краков невредимое войско, была принята с большим уважением и торжеством, ради столь блистательной и славной победы, ради столь счастливых успехов, которыми она изобиловала во всей своей жизни более всех смертных, и первым делом назначила молебны своим богам на всех алтарях в течение тридцати дней ради успешно совершённого дела; когда это было надлежащим образом исполнено, она решила добровольно принести в жертву богам саму себя, впав в заблуждение этого века, что подобное якобы угодно богам и считалось деянием возвышенным и героическим, и вместе с тем желая, чтобы непрерывный блеск и счастье её деяний не были омрачены каким-либо несчастным случаем. Итак, созвав польских вельмож, она, зарезав прежде жертвенное животное и надлежащим образом совершив по отеческому обычаю жертвоприношение, в ходе которого была воздана благодарность за оказанные милости и вознесена молитва о том, чтобы ей отвели в преисподней лучшие места, прыгнула с моста в реку Вислу и отдалась водам названной реки; утонув в них и найдя смерть, она была погребена в поле над рекой Длубней, в одной миле от Кракова. Это дело способно вызвать у потомков больше удивления, чем веры, а могиле её оказаны те же почести, что и отцовской: так, возведённый из массы земли высокий холм по сей день свидетельствует там о её могиле, отчего и месту было дано название Могила ⁷⁶². То, что последняя почесть как Гракху, так и Ванде была оказана заслуженно, не сомневается никто из поляков; ибо таким образом они решили обоих почитать вечно. Сверх того, река Висла получила от королевы Ванды название Вандал, а польские племена от неё большинство авторов называет вандальскими племенами; хотя древнее название реки не было вытеснено новым, что, как мы читаем, случилось с Альбулой, которая протекает через Рим и ныне [зовётся] Тибром от утонувшего в ней Тиберия ⁷⁶³.

Пржемыслу на троне Чехии наследовал Нимислав, Нимиславу – Мната, Мнате – Унислав и Вратислав, а Униславу – Гржимислав, который убил [своего] дядю Вратислава, посягавшего на трон ⁷⁶⁴.

Когда правление Пржемысла у чехов окончилось в связи со смертью, а два его сына были унесены безвременной кончиной, умершему старцу Пржемыслу наследовал третий [его сын] по имени Нимислав, ленивый и во всех отношениях медлительный и вялый, а также трусливый и распутный. Нимиславу наследовал Мната; ему, когда он умер, наследовали два его сына – Унислав и Вратислав, из которых один, то есть Унислав, получил по воле отца власть у пражан, а другой – Вратислав – у затеченцев. У Унислава родился Гржимислав, который звался также Неклам, муж боязливый и праздный. Его дядя Вратислав, оценив в душе его праздность и решив подчинить своей власти всю Чехию, поднял оружие на племянника (ибо отец [его] уже умер) и, успешно проведя против него множество [битв], взялся окончательно погубить племянника и народ, который ему подчинялся, не собираясь щадить даже младенцев; когда в поле под названием Турзко ⁷⁶⁵ произошла ожесточённая битва, Неклам победил своего дядю Вратислава, поставившего полководцем вместо себя Здерцио, весьма подобного ему телом, но несхожего с ним по духу и храбрости, и сокрушил все его силы. Когда же оба полководца, то есть Вратислав и Здерцио, пали в такого рода битве, Неклам получил всю полноту власти. Несовершеннолетний сын Вратислава был найден и передан князю Некламу, который, пожалев двоюродного брата и его возраст, отдал его на воспитание Дурингу, который был близким другом отца ребёнка. А тот, охваченный слепой алчностью, желая обрести милость Гржимислава, отрезает ребёнку, когда тот занимался рыбной ловлей, голову и приносит Некламу, заявляя, что, убив ребёнка, он дескать укрепил его трон. Однако, Неклам, ненавидя гнусное преступление, вменил палача в вину то, что ни память о друге, ни жалость к невинному малышу не отвратили его от преступления, послал Дуринга на виселицу.

Источник: Ioannis Dlugossii Annales seu cronicae incliti regni Poloniae. Liber 1/2. Warszawa. 1964