ДЖУАНШЕР ДЖУАНШЕРИАНИ

ЖИЗНЬ ВАХТАНГА ГОРГАСАЛА,

ДЖУАНШЕР ДЖУАНШЕРИАНИ И ЕГО ИСТОРИЧЕСКИЙ ТРУД

История может рассказывать либо о каком-то более или менее продолжительном периоде времени, либо о той или иной выдающейся личности, представляющей интерес для потомков. Френсис Бэкон.

Сочинение грузинского историка XIв. Джуаншера Джуаншериани «Жизнь Вахтанга Горгасала» (далее: ЖВГ) входит в состав свода грузинских летописей «Картлис цховреба» ¹. Оно следует за сочинениями Леонтия Мровели (жившего примерно в одно время с Джуаншером) «Жизнь картлийских царей», «Обращение Картли св. Ниной» ²и является как бы их продолжением и заодно с ними условно можно считать ранним (или древним) циклом названного свода ³. [8]

Еще до революции стал очевидным анахронизмом укоренившийся среди исследователей взгляд на свод грузинских летописей, как на аморфный текст. В первом же издании (1916 г.) известного своего источниковедческого труда И. А. Джавахишвили ⁴выявил в составе КЦ ряд самостоятельных памятников грузинского историописания, он же указал на необходимость отдельного издания каждого из них.

На основе внутреннего анализа различных разделов свода ныне уже более или менее индивидуализированы оставшиеся безымянными их авторы, выразившие те или иные культурно-политические тенденции своего времени и свидетельствующие о различных этапах и особенностях развития исторического мышления в средневековой Грузии. Выделены не только сочинения Леонтия Мровели, Джуаншера Джуаншериани и Сумбата Давитисдзе ⁵, о творческом наследии которых в самом своде КЦ сохранились ориентировочные данные, но и анонимные «Летопись Картли» (XIв.) ⁶, «История царя царей Давида Строителя» (XIIв.) ⁷, «Летопись времени Георгия Лаша» (XIIIв.) ⁸и др. В ряду этих письменных памятников ЖВГ принадлежит особое место и как информативному источнику, и как произведению, дающему возможность судить о раннем периоде историописания в Грузии.

ЖВГ — сочинение многоплановое, вобравшее в себя характерные черты различных исторических эпох и литературных жанров. Условно труд Джуаншера Джуаншериани можно разделить на следующие части, связанные в едином повествовании:

1. Сравнительно краткая преамбула, в которой говорится о предках Вахтанга («царях» Мирдате и Арчиле), в том числе и о его отце Мирдате и матери Сагдухт. Затем следует [9]описание непосредственно жизни главного героя. Повествование об этой «жизни-истории» начинается в рассказе о драматической миссии матери Вахтанга к ее отцу Борзабоду — наместнику персидского шаха в Ране и Мовакане (Древней Кавказской Албании). В этой части, написанной в исключительно субъективном тоне, безусловно скрыт факт исполнения матерью малолетнего царевича роли не только регентши при нем, но и ее стремление присвоить себе права единоличного правления в Картли. Данный раздел завершается описанием победоносной войны предводительствуемых повзрослевшим Вахтангом картлийцев с «овсами» (с. 139— 159) ⁹. Исследователи в прошлом наиболее надежную источниковую информацию в ЖВГ черпали именно в этой ее части. Не вызывает сомнения, что рассказ Джуаншера о «походах» Вахтанга на Северный Кавказ ставит целью подвести читателя к основной своей идее становления образцового в истории Картли монарха.

2. Рассказ о «походах» Вахтанга в Грецию (Византию). Вся эта часть (с. 159—179), как и следующее за нею повествование, в основном представляет гиперболизацию личности и деятельности царя.

3. По замыслу автора, к приведенной выше части примыкает повествование о войне между Персией и Картли (с. 180—204). На первый взгляд домыслы Джуаншера Джуаншериани здесь превзошли всякие мыслимые пределы. Не случайно, что именно на эту часть ЖВГ была нацелена гиперкритика дореволюционных исследователей. В действительности сведения о «картлийско-персидских» войнах, как мы увидим ниже, носят вполне определенный смысл, изложенный в обычной для. эпического повествования манере. Здесь приведены отдельные моменты, касающиеся общих историко-культурных тенденций, дана трактовка различных богословских проблем, говорится о церковной организации, исторических лицах, даны сведения по исторической географии и т. д. Тем самым летописец расширяет наши представления о скудном первоисточниками периоде истории Грузии раннего средневековья. Поэтому вполне понятно то сожаление, которое до сих пор высказывают исследователи в связи с отсутствием сколько-нибудь удовлетворительного анализа как начальной части КЦ, так и сочинения Джуаншера Джуаншериани в частности.

По научно обоснованному мнению, история средневековой грузинской литературы делится на четыре периода, каждый из которых соответствует определенному уровню феодальной [10] формации в Грузии ¹⁰. Согласно этой точке зрения, первый период совпадает со становлением раннефеодальных отношений и зарождением письменной культуры в Грузии в Vв. и завершается в 80-х гг. Xв.Это был период, когда в Картли (Восточная Грузия) в русле «восточного христианства» ¹¹шел процесс накопления исторических знаний и их приспособления к культурно-политическим запросам развивающейся феодальной грузинской народности. В этот же период были созданы многочисленные произведения раннесредневековой Грузии, имеющие важное источниковое значение для уяснения общественного развития и идеологической ситуации на христианском Востоке. И несмотря на то, что большая часть письменных памятников этого периода была уничтожена как в процессе иноземных нашествий и погромов, так и в ходе ожесточенных внутренних неурядиц, дошедшие до нас произведения воссоздают довольно красноречивую картину кипучей общественной жизни и культурного строительства в Грузии той эпохи.

Как говорят факты, эволюция исторического жанра в Грузии хронологически не совпадает с установленной К. С. Кекелидзе периодизацией истории грузинской литературы в целом. Очевидно, что здесь необходимы свои критерии.

Сохранились данные, свидетельствующие если не о зарождении исторического жанра в Грузии, то по крайней мере о раннем его этапе. Об этом, в частности, указано в «Обращении Картли». Так, в Челишской его редакции (XIVв.) в описании крестовоздвижения во Мцхете в пору проповеднической деятельности Нины, говорится, что об этом кратко писано неким Григолом Диаконом в книге об обращении Картли» ¹². Как отметил еще К. С. Кекелидзе, названный Григол Диакон должен быть автором описания «воздвижения Креста» во Мцхете и представляющего собой 14-ю главу «Обращения Картли» в «Шатбердском сборнике» [11] (Xв.) ¹³. И этого Григола Диакона К. С. Кекелидзе считал «первым грузинским историком в полном смысле этого слова и по данным различных историко-литературных реалий установил, что он жил не ранее первой половины VIIIв ¹⁴.

Завершающий этап раннего периода развития исторического жанра в Грузии представлен КЦ и прежде всего сочинениями Леонтия Мровели и Джуаншера Джуаншериани.

Жанровая особенность ЖВГ в принципе заключается в том, что она написана в ключе агиографических канонов и это выразилось не только формально, в частности, в применении Джуаншером для определения своего труда чисто житийного наименования цховреба («жизнь», «житие») в значении истории ¹⁵(хотя и данный факт можно считать немаловажным аргументом). Сам характер джуаншеровского повествования во многом роднит его сочинение с агиографической литературой. Эта особенность исторического повествования в Грузии, письменно впервые оформленная в «Обращении Картли» (ср. «Житие св. Нины» — «Цховреба цмидиса Нинойси» — затем метафризированное Леонтием Мровели и внесенное в свод КЦ), в ЖВГ достигает своего расцвета и на ней фактически завершается. Уже первые после ЖВГ сочинения в своде КЦ свидетельствуют об иных принципах фиксации исторического материала. Создаются исторические повествования в тесном (для средневековья) смысле данного понятия, а потому и сам жанр приобретает новые наименования: матиане — «летопись», «история» — груз, историа и др.

Время жизни и деятельности Джуаншера Джуаншериани— XIв. — было периодом, когда феодальные отношения, пустившие глубокие корни в центральных областях Грузии, проникли и в обширную горную периферию ¹⁶. Сложное культурно-политическое [12]движение в XI в. подходило к своему логическому этапу — объединению разрозненных феодальных княжеств в единое государство; более или менее полно были определены политические границы средневекового Грузинского царства; накопления в различных областях материальной и духовной деятельности уже имели многовековую историю; в новую фазу вступила эволюция самосознания многоплеменной грузинской народности, сформировалось сознание принадлежности к определенной этнической общности; монолитность ее, мыслимая в условиях феодальной формации, стала основой того, что к X—XI вв. грузинский язык сделался основным языком широких коммуникаций между жителями различных исторических областей страны ¹⁷.

В ходе объединения Грузии, в результате которого она превратилась в важную политическую силу своего времени ¹⁸, заметную роль играли различные племена и народы Кавказа. Их феодальная и аристократическая верхушка нередко выступала со своими претензиями на главенство в Грузии и через нее на всем Кавказе, так как сам объединительный процесс в Грузии носил черты общекавказского движения. К XI в. участие иноэтнических элементов в истории политического движения в Грузии насчитывало уже не одно столетие ¹⁹и это обстоятельство, естественно, отразилось на страницах ЖВГ, как и всего свода КЦ в целом. Кроме различных указаний о хозяйственном и духовном сотрудничестве народов Кавказа, в нем прослеживается и специфика их внутренних конфликтов. Исследователи обратили внимание на особенность подхода авторов раннего цикла КЦ к оценке происходивших на территории Кавказа бесконечных войн. Это, главным образом, «войны между народами Кавказа и войны с иноземцами. Иноземный враг ставит целью разорение, наложение дани, порабощение и ликвидацию страны. Войны между кавказскими народами — это преимущественно [13]войны домашние, исход которых предполагает не завоевание и порабощение, а объединение родственных народов под гегемонией того или иного участника» ²⁰.

Самосознание Джуаншера определяется вероисповедно и этнически: он христианин и грузин в широком смысле этого термина. В ЖВГ мы фактически впервые встречаемся с терминами Картли и картвела, которые в ряде случаев надо воспринимать не в значении Восточной Грузии и ее жителя, как это имеет место в сочинении Леонтия Мровели ²¹(хотя и в произведении Джуаншера данное значение пока еще преобладает), а соответственно Грузия и грузин в широком смысле этих понятий ²², что и соблюдено в нашем переводе (см. примеч. 96).

Образ Вахтанга Горгасала в том объеме, в каком он представлен в посвященном ему произведении, является продуктом исторической аберрации автора XIв. Однако источники свидетельствуют, что для идеализации Вахтанга Горгасала имелись и реальные основания. Не случайно, что в «Обращении Картли» Вахтангу Горгасалу уделено внимания более, чем кому-либо из его предшественников и преемников и назван он, как никто другой из них, великим, и само имя которого стало символом грузинских Багратидов, орифламма которых так и именовалась Горгаслиани — «Горгасалово (знамя)».

В специальной литературе принято считать, что идеализация личности Вахтанга Горгасала — это отражение фольклорных [14]сюжетов, якобы имевших хождение в грузинском; народе и систематизированных автором «биографии» картлийского царя, придавшим им источниковый характер ²³. Высказывается даже мнение, к сожалению, без каких-либо доказательств, чисто умозрительно, что в основу сочинения Джуаншера Джуаншериани легла «хроника», написанная современником самого Горгасала и лишь затем — в XIв. — расширенная автором ЖВГ за счет фольклорных сказаний о знаменитом картлийском царе ²⁴.

Прежде всего отметим, что грузинскому фольклору неизвестен эпический цикл, посвященный Вахтангу Горгасалу ²⁵. Однако вопрос об эпическом характере образа Вахтанга Горгасала этим не снимается, но, по нашему мнению, он должен решаться в ином плане.

Нет нужды доказывать развитость эпического жанра ь древней и средневековой Грузии. Об этом свидетельствуют многочисленные памятники грузинского фольклора ²⁶. Но эпические традиции жили не только в фольклоре. Они влияла (особенно в ранний период средневекового историознания) на индивидуальное творчество историков, порой описывавших реальные события и героев в эпически расцвеченном стиле. Надо думать, что эта закономерность и отразилась в творчестве Джуаншера Джуаншериани, придавшего значительной [15]части своего произведения характер эпического повествования.

Для Джуаншера важно было найти такую личность, которая соответствовала бы идеалам его времени — эпохе торжества феодальных отношений, христианской идеологии. и культуры. В Грузии и до второй половины V в. таких личностей было достаточно, историк располагал довольно широким выбором, взять хотя бы то первого «христианского царя» Картли Мириана (первая треть IV в.), которого грузинская историческая традиция особо выделила из среды местных династов, восторженно отозвавшись о его деятельности и даже окружив ореолом святости. Но историзм автора ЖВГ выразился прежде всего в выборе эпохи.

Описанный в ЖВГ хронологический отрезок занимает особое место в истории народов Кавказа ²⁷. Вступая в полосу внутренних социально-экономических преобразований, они теснее, чем когда-либо до того, вовлекались в орбиту активных международных отношений.

В Закавказье в эту эпоху сложились основы социальных отношений и духовных ценностей, определивших историческую перспективу местных народов, и вполне очевидно, что автор ЖВГ по-своему трактует преемственность Грузии XI в. с известным ему средневековым миром.

Хотя Грузия и до периода правления Вахтанга Горгасала достигала высокого уровня развития ²⁸, но те основы общественного уклада, которые определили исторический прогресс, складывавшейся феодальной грузинской народности и государственности, ее культурный потенциал и критерии духовного развития были сформированы именно в период правления последнего могущественного царя из династии Фарнавазидов, возросла внутри-и внешнеполитическая активность деятелей Картлийского царства. С ростом личной инициативы Вахтанга в Грузии ожесточается борьба между светской властью и духовенством. Автор ЖВГ, которому некоторые исследователи в прошлом приписывали собственное незнание логики исторического процесса в Грузии в раннем средневековье, свидетельствует о том, что успешная борьба [16] против внешней идеологической экспансии (в особенности маздеизма) привела к экономическому усилению местных христианских иерархов. Но вместе с тем анализ сведений Джуаншера приводит к заключению, что картлийское духовенство не оказалось способным возглавить процесс реставрации Картлийского царства.

Грузия находилась в орбите различных, взаимно враждебных и с годами все более ожесточавшихся религиозных течений на христианском Востоке. Великие державы обычно облекали в оболочку господствующей религии свои захватнические планы. В таких условиях, естественно, требовалась централизация власти, чему, как о том свидетельствует Джуаншер, прежде всего мешало духовенство, пока еще не достаточно организованное, хотя экономически довольно сильное. Именно этим обстоятельством следует объяснить драматический конфликт между Вахтангом и главой картлийского духовенства Микаэлом (с. 196—197) ²⁹.

Поражение духовенства в борьбе со светской властью, которой тем не менее и впоследствии в течение .нескольких веков неоднократно приходилось подтверждать свой приоритет, в конечном счете и явилось причиной того, что в Грузии еретические движения внутри местных христиан в целом не находили надежного поприща ³⁰и автор ЖВГ дает об этом первое, пусть побочное, но надежное сведение. Царская власть в Картли искусно использовала внутренние религиозные распри. Наиболее выразительным фактом в этом отношении был смелый демарш Горгасала против сасанидского владычества и его расправа над могущественным ренегатом [17] Варскеном ³¹-картлийским питиахшем, волевым проводником политики шаханшахов не только в Картли, но и в прилегающих областях Кавказской Албании, — факт, описанный в первом, дошедшем до наших дней, грузинском произведении «Мученичество св. Шушаник» Якова Цуртавели (Vв.). Это событие имело место примерно в начале 80-х гг. Vв. и послужило призывом к антииранскому восстанию по всему Закавказью в 482—484 гг. О событиях, связанных с подвигом Шушаник (супруги Варскена, представительницы знаменитей армянской фамилии Мамиконянов, выходцев из картвельского племени чанов ³²), известно также по сочинению современного событиям армянского историка Лазаря Фарпеци ³³. В своде КЦ в описании этого события допущен анахронизм: время мученичества Шушаник отнесено к периоду правления в Грузии одного из преемников Горгасала — Бакура II; годы его правления точно не установлены, но они должны падать на время до упразднения в 30-х гг. Vв. в Картли института царства. Это был период, когда в сасанидском Иране имели место существенные трудности, вынудившие его правителей сделать ряд тактических уступок в отношении стран Закавказского региона ³⁴, что своеобразно отмечено и в «Исторической хронике» Псевдо-Джуаншера (с. 217—218).

Источниковые материалы свидетельствуют о проникновении культа Вахтанга Горгасала в различные слои грузинского общества. В IXв. этот культ достиг высокого уровня. Кроме уже указанного свидетельства об этом в «Обращении Картли», о том же говорится и в метафразированном католикосом Арсением (860—887) «Житии св. Нины», в котором Горгасал изображен царем, обладавшим выдающимися качествами и указывается на его могилу «пред Светицховели», на которой был выведен «образ его равновеликий» ³⁵.

Источниковедческие проблемы ЖВГ все еще не решены с необходимой полнотой. Трудности обусловлены сложностью начального этапа развития грузинской исторической литературы, [18]определения разнохарактерного состава древнего цикла свода КД, времени создания его составных частей, их атрибуции и т. д. Высказанное еще в прошлом веке мнение о том, что автор грузинской хроники не мог пользоваться какими-либо источниками, ввиду якобы «отсутствия» таковых в Грузии, как известно, уже тогда было опровергнуто ³⁶. Даже И. А. Джавахишвили и К. С. Кекелидзе, скептическое отношение которых к сочинениям Леонтия Мровели и Джуаншера как к историческим источникам общеизвестно, в свое время были вынуждены признать довольно разнообразную их источниковую базу. Подвергнуто коренному пересмотру мнение о том, что ЖВГ «более походит на сказку, нежели на историю, это скорее фольклорная героика, чем достоверный и надёжный документ» ³⁷.

Ныне выработаны несравненно более совершенные методы и приемы прочтения даже наиболее «туманных» текстов средневекового летописания. Что же касается ЖВГ, то к ней вполне применимы мнения советских историков о том, что современное источниковедение непременно должно учитывать «возможность косвенного использования источников,, чья неточность и недостоверность тоже отражают исторические явления времени их создания. Задача историка — не «осуждение» и не «защита» источника, а прежде всего установление того, что он представляет собой, и какие вопросы перед ним могут быть поставлены» ³⁸.

Одной из наиболее сложных проблем, связанных с исследованием текста ЖВГ, является его атрибуция. Эта проблема вобрала в себя практически все основные вопросы, связанные как с определением объема каждого из сочинений, составивших ранний цикл КЦ, так и выяснением особенностей эволюции исторического жанра в раннефеодальной Грузии и характеристикой эпох, в которую жил и о которой писал автор ЖВГ. [19]

Сведения о личности Джуаншера Джуаншериани, сохранившиеся в поздних приписках к ЖВГ (подробнее о них см. ниже), предельно малочисленны и неопределенны. Так, в одной из них говорится, что написавший историю царя Вахтанга Горгасала Джуаншер «был супругом племянницы (дословно: «дочери брата») святого царя Арчила» ³⁹, т. е. жил в VIII в. Дезинформативность этого сообщения, имеющего значение лишь для уяснения неосведомленности какого-то из редакторов КЦ, давно отмечена исследователями, указавшими на ряд исторических реалий, которых автор VIII в. не мог знать ⁴⁰.

И. А. Джавахишвили был склонен считать, хотя и с некоторыми существенными оговорками, автором ЖВГ некоего Иллариона Джуаншера, подвизавшегося в грузинском монастыре на Афоне и о котором в одном из источников упоминается в связи с известной евангельской сентенцией: «Говорил отец Илларион Джуаншеру: «Следует человеку прежде вынуть бревно из глаза своего, а затем видеть сучек в глазе брата своего». А посему не дерзал я обличать ближнего, ибо сам я бесчинен» ⁴¹.

К. С. Кекелидзе, считавший Джуаншера Джуаншериани автором той части КЦ, которая включает описание событий с VIв. до начала периода правления в Грузии «царя абхазов и картлийцев» Георгия II(1072—1089), также склонялся к мысли об идентичности Иллариона Джуаншера с ныне признанным автором ЖВГ ⁴².

Такие колебания в данном вопросе вполне объяснимы — информация соответствующего источника менее чем недостаточна, она скорее всего свидетельствует о популярности имени Джуаншер в средневековой Грузии, нежели об авторстве Иллариона какой бы то ни было части свода КЦ.

Отметим также высказанную К. С. Кекелидзе гипотезу, согласно которой сочинителем жизнеописания Вахтанга Горгасала мог быть Яков Цуртавели (создатель «Мученичества Шушаник»), и этим «несохранившимся» описанием подвигов картлийского царя мог воспользоваться автор ЖВГ ⁴³. Произвольность этого мнения вполне очевидна, а такого анахронизма, как включение рассказа о мученичестве Шушаник [20] в «Историческую хронику» Псевдо-Джуаншера вполне достаточно, чтобы навсегда отказаться от этого мнения, которое К. С. Кекелидзе, кстати, больше нигде не повторял ⁴⁴.

Такой эрудированный исследователь истории грузинского народа, как Н. А. Бердзенишвили, в написанном им разделе коллективного труда по истории Грузии ⁴⁵вообще не упомянул Джуаншера Джуаншериани, а в одном из посмертно опубликованных работ он даже категорически заметил: «Джуаншер — это тот же Леонтий» ⁴⁶.

Исследователи, анализировавшие текст ЖВГ, как мы уже писали с самого же начала, разделились на две группы. Сторонники критического мнения, исходя из неадекватности изображенного Джуаншером образа картлийского царя с тем, что было о нем известно по другим источникам, признанным более достоверными, отказывали его сочинению в какой-либо нарративной ценности. Сторонники позитивного мнения, наоборот, доверчиво относились к повествованию Джуаншера, даже в домыслах которого были склонны видеть одни лишь реалистические сведения об описываемой им эпохе. Излишне доказывать, что все эти субъективные оценки были обусловлены пока еще недостаточно четко определившимися методами источниковедческих приемов.

Уровень развития современного грузинского источниковедения позволяет не только отделить исторически реальные сведения в ЖВГ от авторского домысла, на который Джуаншер оказался столь способным, но и объяснить его характер и направленность. В результате выясняется, что домыслы Джуаншера сами представляют свидетельства с вполне запрограммированной тенденцией и ввиду этого ценность их для исторической характеристики целого ряда фактов раннесредневековой Грузии очевидна. [21]

В архаических списках КЦ («Список царицы Анны» — XVв.; «Список царицы Марии» — середина XVIIв.), как мы выше писали, ЖВГ была сверстана с остальными сочинениями и превращена в один из разделов непрерывного повествования. Но несмотря на старания, составителям и переписчикам КЦ так и не удалось до конца унифицировать весь текст свода (да и строго ли они к этому стремились?); в нем сохранились не одни только формальные (языковые, стилистические и др.) особенности созданных отдельными авторами сочинений, — прослеживаются также различия и по существу — в отражении общественной идеологии, оценке целого ряда событий, отдельных фактов, исторических лиц и т. д.

Одним из важных вопросов, связанных с изучением текста древнего цикла КЦ, является определение объема ЖВГ. С этим вопросом связана также проблема выделения из КЦ некоторых других памятников грузинской исторической литературы.

В конце начальной части КЦ, как мы уже упоминали, сохранились две приписки, хотя и подытоживающие процесс ее создания, но тем не менее взаимно не согласующиеся ни по содержанию, ни по расположению в самом тексте свода. Одна из них следует сразу же после труда Джуаншера и гласит: «Сие мученичество Арчила и жизнь царей, и обращение Картли Ниной описал Леонтий Мровели» ⁴⁷, а в «Списке царицы Марии» добавлено, что «в оригинале было (написано именно) так» ⁴⁸. По какой-то невыясненной причине «Мученичество Арчила» ⁴⁹следует за этой припиской, а после названного мартиролога появляется другая приписка, имеющая мало общего с первой: «А книга сия об истории грузин (цигни эсэ картвелта цховребиса) до Вахтанга (до ЖВГ. — Г. Ц.) писалась повременно (жамити-жамад). А от (времени) царя Вахтанга до сих пор описал Джуаншер Джуаншериани — муж племянницы (—дочери брата) святого Арчила, из рода Рева — сына Мириана» ⁵⁰. Примерно также, но не более ясно, говорится и в древнеармянской версии КЦ, в которой вслед за кратким повествованием 6 подвиге царя Арчила сказано: «Была найдена история краткая сия в смутное время и вставлена в книгу, которую называют Картлис цховрепа (цховреба), то есть История Картла (Картли), и нашел ее Джуаншер, написанную до (жизнеописания) царя Вахтанга, а до сей поры добавил сам [22] Джуаншер, а что будет с грядущим, он предоставил написать очевидцам, которые случатся (в будущие) времена» ⁵¹.

Несмотря на то, что вышеприведенные приписки в научной литературе неоднократно комментировались, исследователи вынуждены признать, что здесь «остается еще много неясностей» ⁵². Эти неясности, по словам Г. А. Меликишвили, заключаются в том, что утверждение об авторстве Леонтия Мровели приписано к концу творения Джуаншера, а сообщение, что «книгу сию истории грузин... от (времени) царя Вахтанга до сих пор описал Джуаншер Джуаншериани...» и т. д. — помещено вслед за повествованием о грузинском деятеле VIII в. Арчиле, хотя принадлежит оно Леонтию Мровели. Все эти несуразности, замечает Г. А. Меликишвили, вызваны вмешательством средневековых редакторов в свод КЦ ⁵³. Мы думаем, что и для последних, очевидно, не все было ясно в данном вопросе и не потому ли была вставлена вышеуказанная глосса в «Список царицы Марии»?

Естественно, что решение вопроса атрибуции ЖВГ не должно замыкаться в интерпретации исключительно лишь приведенных приписок, но, как показал исследовательский опыт, такая операция тем не менее является необходимой.

Впервые попытку внести ясность в названные приписки предпринял И. А. Джавахишвили, которому принадлежит установление ныне принятого объема ЖВГ. Он, в частности, писал, основываясь на той из приписок, в которой упомянут Джуаншер Джуаншериани, что именно последний должен быть автором жизнеописания Вахтанга Горгасала и его преемников ⁵⁴. Отметим, что в своем заключении И. А. Джавахишвили отвел место и полному названию труда Джуаншера: «Жизнь и подвизание родителей Вахтанга Горгасала, а затем и собственно его — великого и боголюбивого царя, который более всех прочих царей картлийских явил нам славу имени своего». И вместе с тем вполне очевидно, что И. А. Джавахишвили не обратил внимания на смысловую несогласованность обеих приписок в целом с заголовком труда Джуаншера Джуаншериани. Авторство Джуаншера всего последующего за описанием смерти (гибели) Горгасала, текста, включая описание «жизни» его преемников [23]и нашествия арабов на Грузию, согласно указанным припискам, устанавливается не более чем условно. Зато заголовок ЖВГ строго ограничивается лишь периодом деятельности Горгасала и его родителей. Здесь же следует отметить, что не заголовок отражает содержание труда Джуаншера, но, наоборот, лишь первоначальный текст ЖВГ мог дать повод для составления традиционно установившегося ее названия. На вероятный вопрос — какому из указанных маргиналий следует отдать предпочтение, как надежному источнику, мы положительно указываем на заголовок. Он составлен без внутренних противоречии, чувствуется уверенность его автора и реальная оценка имевшегося в его распоряжении текста.

Говорить об аутентичности заголовка ЖВГ в своде КЦ, так же как и об аутентичности приписок, не приходится: они скорее всего принадлежат переписчикам или составителям свода и ввиду их принципиальной неадекватности — разным.

Мнение К. С. Кекелидзе (изложенное им в уже цитированной нами работе) ⁵⁵ относительно значения приведенных приписок сводится к следующему: 1. Обе приписки о Леонтии и Джуаншере ввиду их противоречивости и неопределенности практически не могут быть использованы для выяснения объема приписываемых этим авторам сочинений; они свидетельствуют лишь о том, что вся начальная часть КЦ писалась в «разное время» и именно так и следует понимать, в частности, смысл имеющегося в приписке выражения жамити-жамад агицеребода. 2. ЖВГ написана не Джуаншером Джуаншериани, как это было принято считать до сих пор, а Леонтием Мровели, автором «Жизни картлийских царей», и является неотъемлемой частью последней. Доказательством тому, по предположению К. С. Кекелидзе (кстати, на своем мнении он не настаивал категорически), может быть заявление самого Мровели описать жизнь картлийских царей спервоначала и до упразднения персами института царства в Грузии в 30-х гг. VIв. 3. Слова о том, что книга «об истории грузин до Вахтанга писалась повременно. А от (времени) царя Вахтанга до сих пор описал Джуаншер Джуаншериани», по предположению К. С. Кекелидзе, должны значить — до жизнеописания Вахтанга включительно ⁵⁶. [24]Об этом же якобы свидетельствуют и такие моменты, как общность литературных источников и метод их использования в обоих сочинениях.

Нам представляется несоответствующим действительности мнение К. С. Кекелидзе относительно процесса составления «Жизни картлийских царей» (с включением в нее ныне принятого объема ЖВГ). Вообще непонятно, что имел ввиду ученый, утверждая, что «Жизнь картлийских царей» писалась «в разное время». Практика писания какой-либо истории» «в разное время» в средневековом грузинском историописании неизвестна, так же как неизвестно, чтобы какой-либо хронист или историк написал свое- сочинение «а один присест» ⁵⁷. Очевидно, что само понятие жамити-жамад агицеребода многозначительно, оно могло включать в себя, во-первых, историю создания древнего цикла КЦ, который: переписывался, действительно, неоднократно и «в разные времена» (ведь известно, что в древнегрузинском слово агицеребода одновременно значило и «писать», и «описывать» и «переписывать»); во-вторых, не исключено, что выражение жамити-жамад агицеребода могло означать и то, что сочинение Леонтия Мровели писалось «по временам правления каждого царя», упоминаемого в труде названного историка. Это обстоятельство и могло дать повод уже в начале XVIIIв. организованному венценосным просветителем Вахтангом VI(1675—1737) «совету ученых мужей» ⁵⁸разделить начальную часть свода КЦ на периоды правления каждого из картлийских царей. Дошедшие до нас различные списки сочинения Леонтия Мровели свидетельствуют, что это членение носило закономерный характер и было обусловлено внутренней структурой труда историка. В таком же духе составлено и «Обращение Картли» (о котором, между прочим,. не говорится, что оно писалось «в разное время») с той только разницей, что в последнем описание правления отдельных царей дано максимально кратко и для членения его [25] на время царствования того или иного из династов не было ни нужды, ни технической возможности.

По замечанию К. С. Кекелидзе, в ЖВГ имеются и другие указания, якобы также свидетельствующие в пользу единства жизнеописания Вахтанга Горгасала с «Жизнью картлийских царей» и принадлежности их одному автору (Леонтию Мровели). Решающее значение в данном случае, продолжает далее К. С. Кекелидзе, имеет заявление Леонтия описать историю «первых отцов и картлийских царей в целом, т. е. до 30-х гг. VIв. Актуальность такого труда диктовалась нуждами времени, запросами тех общественных кругов, представителем которых являлся Леонтий Мровели, живший в эпоху, когда в Грузии практически не было исторического труда (во всяком случае нам таковой неизвестен), который мог бы удовлетворить развивавшееся самосознание грузинской народности. Правда, в ходу были такие сочинения, как «История и повествование о Багратионах» Сумбата Давитисдзе и безымянное «Обращение Картли», но для удовлетворения растущей пытливости грузин к своему прошлому этого было недостаточно. Данное обстоятельство, по словам К. С. Кекелидзе, способствовало тому, что жизнеописание Вахтанга Горгасала должно было составить органическую часть повествования о царях картлийских. Исходя из вышесказанного, К. С. Кекелидзе считал, что финалом труда Леонтия Мровели является то место в КЦ, где говорится: «Родственники Мирдата, сына Вахтанга, которые правили в Кларджети и Джавахети — те остались в теснинах Кларджетских; всю прочую Картли, Армению и Аспураган покорили персы и воевали с греками» (с. 217) ⁵⁹. Всю остальную часть древнего цикла КЦ с включением даже «Летописи Картли» К. С. Кекелидзе и считал (чисто умозрительно) произведением Джуаншера ⁶⁰. Что же касается приписки с упоминанием авторства Джуаншера Джуаншериани, как создателя ЖВГ, то К. С. Кекелидзе предполагал, что первоначально она была помещена в конце «Летописи Картли» ⁶¹, но впоследствии, очевидно, «некомпетентными переписчиками» перенесена значительно выше ⁶².

Предположение о том, что жизнеописание Вахтанга Горгасала представляет собой органическую часть «Жизни картлийских царей», К. С. Кекелидзе стремился подкрепить также и аргументами стилистического и лексического порядка. Оба произведения, по его словам, в равной мере насыщены [26] «сказочными» мотивами; действующие лица и в одном и в другом случае представлены гипертрофированными персонажами; в обоих сочинениях говорится о преемственности персидских и картлийских царей с «небротидами» и т. п. Одинакова географическая номенклатура, в частности, сведения о локализации овсов и пачаников ⁶³в обоих произведениях приводятся идентичные описания придворного этикета, например, касающегося процедуры коронации царей и т. п. В обоих произведениях, по словам К. С. Кекелидзе, даны одинаковые по форме и терминологии описания войн, богатырских поединков т. п. В обоих произведениях одинаковым образом представлены религиозная ситуация и церковная политика царей христианской Картли; в обоих произведениях сходны фразеологические конструкции и т. д. ⁶⁴

Однако отметим, что указанные К. С. Кекелидзе совпадения различных деталей в трудах Леонтия и Джуаншера прослеживаются лишь в частностях, в то время как в основном вопросе, а именно — идеологическом, наблюдается порой даже диаметральная их противоположность и это имеет решающее значение для индивидуализации названных историков.

Фразеологические совпадения, а также близкие, порой даже идентичные метафоры и эпитеты в различных произведениях, написанных в одну и ту же эпоху и в общем одинаковых культурных и политических условиях бывали всегда и везде. Таковые наблюдаются и в грузинской литературе, но они могут свидетельствовав лишь о твердо выработанных литературных стереотипах определенной эпохи. Что же касается одинаковых сведений об овсах и пачаниках, то эта общность в обоих сочинениях могла быть обусловленной не принадлежностью их одному автору (кто бы он ни был), а теми культурными и историческими условиями, которые позволяли различным авторам пользоваться одинаковыми источниками. Кроме того, исследования последнего времени дополнительно выявили качественные отличия исторических реалий в ЖВГ и «Жизни картлийских царей». Эти отличия касаются такого существенного момента, как роль и место hЕрети (западная окраина Кавказской Албании) в системе Картлийского царства. Согласно концепции Леонтия Мровели, hЕрети — автономная область, возможно, находившаяся в вассальной зависимости от Картли, а по Джуаншеру, — это уже составная часть Картлийского царства ⁶⁵. [27]

Важным аргументом, говорящим также в пользу независимости текста ЖВГ от «Жизни картлийских царей», являются, как мы выше отметили, свидетельства идеологического порядка. В жизнеописании Вахтанга Горгасала отсутствует характерный лейтмотив труда Леонтия Мровели — его арменофильство в конструируемой им генеалогии народов Кавказа (см. ниже). По всему тексту ЖВГ видно, что Джуаншер на этот счет придерживался собственной концепции. В данном случае можно даже думать, что два этих автора принадлежали к двум разным школам (или направлениям) средневекового грузинского историознания ⁶⁶.

Отношение к армянскому миру в ЖВГ выражено довольно рационально. Джуаншер считает, и это вполне естественно для всех периодов истории Армении и Грузии, что перед лицом иноземной опасности и вообще во всех внешнеполитических акциях грузино-армянский союз был главным условием политической суверенности всего Закавказского региона. При этом грузинский историк XIв. апеллировал не к идее легендарного приоритета армян, по-своему разработанной Леонтием Мровели, а к реальному соотношению исторических сил раннего средневековья ⁶⁷. Это обстоятельство отражено и в соответствующих разделах «Истории Армении» Лазара Фарпеци. Другое дело, насколько реалистично в деталях отразил Джуаншер, пользуясь теми или иными источниками, действительную обстановку армяно-грузинских отношений в Vв. А. П. Абдаладзе считает, что зависимость антииранских акций армянских феодалов от планов Горгасала является историческим фактом ⁶⁸. Не отрицая данной мысли категорически (определенные указания об этом имеются и в сочинении Лазара Фарпеци), мы, однако, не можем не считаться с противоречиями (хотя и кажущимися ⁶⁹) в суждениях того же Фарпеци о Вахтанге Горгасале ⁷⁰, [28]не совпадающих с оценкой Картлийского правителя Джуаншером. Грузинский историк исходил прежде всего из политической обстановки своего времени, в условиях которого армянские феодалы действительно согласовывали свои внешнеполитические акции с планами правителей объединенного Грузинского царства. И эту действительность XI в. Джуаншер нередко проецировал в прошлое.

Вместо «армянского приоритета» в истории не только Картли, но и всего Кавказа в целом (Леонтий Мровели) Джуаншер демонстрирует собственное отношение к «престижности» языков (народов).

Леонтий Мровели: Среди сынов этнарха народов Кавказа Таргамоса «отличались восемь братьев, исполины многосильные и славные, которых звали так: первого hAoc, второго — Картлос, третьего — Бардос, четвертого — Мовакан; пятого — Лек, шестого — hЕрос, седьмого — Кавкас, восьмого— Эгрос. И были эти братья исполинами. Но лучшим из тех исполинов был hAoc, ибо подобного ему ни телом, ни мощью и мужеством не бывало ни до потопа, ни после него... И поделил Таргамос земли и племена свои между восемью этими исполинами: половиной племен и лучшей половиной земли своей наделил он hАоса, а тем семерым отвел Долю каждому по достоинству... И над семью этими братьями своими был повелителем и владыкой hAoc. Все они находились во власти hАоса» и т. д. ⁷¹

Джуаншер Джуаншериани: По словам Вахтанга Горгасала, архангел Михаил говорил Неброту (Нимвроду) «на языке персидском: «Я есмь ангел Михаил, что поставлен orгоспода владыкой Востока... Ступай и поселись между двумя реками — Ефратом и Джилой и отпустите те племена, кому куда заблагорассудится, ибо отпущены они богом... И все [29]покинули город и удалились. И оставил говорящих по-индийски в Индии, синдов — в Синде, римлян — в Риме, греков — в Греции, агов и магогов — в Магугии, персов — в Персии; но главным языком остался сирийский. Вот те семь языков, на коих говорили до Неброта. Поведал я об этом потому, что отцы наши втайне держали то писание, а меня говорить о том вынудила ревность божия. После этого отец наш Мириан воспринял благовествование Христово от Нины» (с. 162—163).

Сопоставляя приведенные пассажи, прежде всего отметим их отношение к разным историческим уровням: типологически большая архаичность схемы Леонтия и явное тяготение к эпохе раннего христианства в Закавказье Джуаншера. Приписывать данные тексты одному автору — это значит приписать раннесредневековому автору диалектическое осмысление исторического процесса, что само по себе немыслимо. Перед нами программные заявления двух принципиально разных авторов.

Отсутствие на «лингвистической карте» ЖВГ армянского языка и выдвижение на первое место среди языков известного Джуаншеру мира сирийского как раз и должно указывать на его мировоззренческую тенденцию. Этот момент может внести определенный корректив в представление тех исследователей, которые считают Джуаншера Джуаншериани исключительно грекофилом. В действительности мы имеем дело, как и следовало ожидать, с эклектизмом мышления раннесредневекового писателя. Составные части этого эклектического мировоззрения надежно отмежевывают автора ЖВГ от Леонтия Мровели, указывая на то, что в использованных Джуаншером источниках должна была быть значительной сирийская тенденция начального периода утверждения христианской идеологии в Картли.

В ЖВГ не только отсутствуют следы мровелевской генеалогии народов Кавказа, — само «распределение» народов (языков) в этом произведении исключает всякую возможность предполагать какое-либо признание Джуаншером концепции автора «Жизни картлийских царей». Дело, конечно, не только в том, что этнонимы создаваемого Леонтием Мровели генеалогического древа в ЖВГ упоминаются реже, нежели в «Жизни картлийских царей», хотя и это довольно симптоматично. Гораздо существеннее характер отношения к ним обоих авторов, обнаруживающий в них мировоззренческую разность. Так, давно отмечено, что Леонтий Мровели, в согласии со своей концепцией, оттесняет картлийцев и их правителей на «второй план» в различных, ими же организуемых в пределах кавказского мира, союзах и на первое место выдвигает народа Северного Кавказа как автохтонных, собирательно именуемых им «кавкасианами», [30] так и гетерогенных овсов-алан ⁷². Что же касается Джуаншера, то в его сочинении мы сталкиваемся с нечто совершенно-обратным: и армяне, и кавкасианы, и овсы подчинены воле картлийского царя, он ими управляет и с их помощью, не уступая своего приоритета и ведущей роли картлийцев, «вершит свои дела».

Это обстоятельство представляется неслучайным: в лице Вахтанга Горгасала Джуаншер Джуаншериани создавал парадигму монарха — идея, очевидно, актуальная с точки зрения общественной ситуации в Грузии периода усиления местной феодальной монархии в XIв. и вместе с тем не получившего отражения в «Жизни картлийских царей».

Но здесь может возникнуть вопрос относительно приведенной выше «программы» Леонтия Мровели, согласно которой он намеревался писать историю картлийских царей в. целом, как предполагал К. С. Кекелидзе, до времени упразднения персами института царства в Грузии в 30-х гг. VIв. На этот счет можно высказать лишь предположение. Если исходить из того, что ЖВГ — самостоятельное произведение, то в таком случае письменно документированная «программа» Леонтия — это или позднейшая интерполяция, что вероятнее всего, или же описанная им «жизнь» Вахтанга Горгасала по своей значимости не превосходила того, что сохранилось в «Обращении Картли», и со временем была элиминирована ввиду создания новой ЖВГ Джуаншером Джуаншериани. Но все это за неимением твердых аргументов не более, чем догадки, а факт самостоятельности ЖВГ подтверждается фактурой ее текста.

Ставя вопрос об источниках раннего цикла КЦ, исследователи чаще всего ориентируются на «Обращение, Картли». На вопрос — допустима ли зависимость ЖВГ от названного письменного памятника — часто отвечают утвердительно. Однако здесь неизбежно возникают сомнения.

Как мы уже отмечали, в «Обращении Картли» царю Вахтангу уделено внимания более, чем кому-либо из его предшественников и назван он, не в пример другим, — великим. Это обстоятельство могло быть связано с тем, что Вахтанг Горгасал был первым царем Картли после восстановления ее суверенитета ⁷³. В упомянутом грузинском источнике о Вахтанге Горгасале сказано, что после смерти Мирдата [31] «царствовал великий Вахтанг Горгасар ⁷⁴, а архиепископом был Иовель. Тогда Вахтанга забрали персы. А спустя некоторое время он вернулся, а архиепископом был (стал) Микаэл. Он ударил стопой царя Вахтанга по лицу. А царь отправил посланников в Грецию ( = Византию) и просил у царя ( = императора) и патриарха католикоса. А тот дал ему католикоса Петра. А при нем был монах Самуил, святой и достойный. И воздвиг царь Вахтанг Нижнюю церковь и посадил (в ней) католикосом Петра. И было это в 170 году от обращения Картли. Царей преставленных насчитывалось десять, а архиепископов — тринадцать.Первым же католикосом был Петр» ⁷⁵. Затем говорится уже о преемниках Вахтанга Горгасала и эта часть повествования в КЦ совпадает с версией «Обращения Картли» по «Шатбердскому сборнику» (Xв.) лишь до рассказа о военной экспедиции арабов на Картли и Западную Грузию ⁷⁶.

Рассказ о «великом царе Вахтанге Горгасаре» — единственный, в котором ощущается субъективная направленность,, столь характерная для ЖВГ. И вместе с тем вопрос о связи этой короткой справки о Вахтанге с посвященным ему обширным жизнеописанием, на наш взгляд, до сих пор является неясным. О зависимости автора «Обращения Картли» от биографа Вахтанга говорить, очевидно, не стоит по хронологическим соображениям. Использование же «Обращения Картли» в качестве хотя бы до исходного момента автором ЖВГ также сомнительно, так как в последнем произведении имеется целый ряд надежно контролируемых иноземными источниками фактов и настолько важных, что автор «Обращения Картли» не мог не обратить на них внимания. На наш взгляд, допустима лишь хорошо известная в истории летописания различных письменных культур средневековья самостоятельная трактовка общеизвестных разным авторам фактов или зависимость каждого из них от не дошедшего до нас третьего источника — протографа ⁷⁷.

Особое место в сочинении Джуаншера Джуаншериани отведено притчам. Их роль в ЖВГ — не в одной лишь характеристике эстетического кругозора Джуаншера-писателя, [32] хотя и это обстоятельство не лишено смысла. Не случайно, что вплетение притч в текстуру ЖВГ было одним из доводов для оценки этого произведения как преимущественно художественного. Притчи подчеркивают главным образом религиозно-моралистический характер значительной части труда Джуаншера и являются как бы подспорьем в аргументации, » них отражена злободневность религиозно-политических проблем эпохи правления Вахтанга Горгасала (на которых в основном и акцентировано внимание в справке о Вахтанге в «Обращении Картли»), а особое внимание к ним Джуаншера свидетельствует об их актуальности даже в XIв. В притчах получило свое логическое завершение основное звено в развитии образа Вахтанга Горгасала, запрограммированное в его жизнеописании — его провиденциальное значение.

Еще М. Г. Джанашвили считал источником джуаншеровских притч грузинскую версию древнеиндийского эпоса «Панчататра» «Калила и Димна» ⁷⁸. Однако это мнение не получило признания из-за отсутствия сколько-нибудь убедительных соответствий. К. С. Кекелидзе высказался в том смысле, что для своих притч Джуаншер использовал известную в средние века басенную антологию (точнее — «рассказы о животных») под названием «Физиолог» ⁷⁹. Однако и в последнем также нет прямых аналогий к назидательным экскурсам Джуаншера Джуаншериани.

Современная исследовательница средневекового грузинского басенного наследия Л. Кекелидзе считает, что притчи Джуаншера генетически восходят к сюжетной основе басни «о Вороне» из «Калилы и Димны», но ближе стоят к их обработке в грузинской версии персидского романа «Вис и Рамин»— «Висрамиани» ⁸⁰.

Хотя джуаншеровские притчи представлены в оригинальном исполнении, их связь с какими-либо источниками [33] вполне вероятна. В этом отношении налицо такая характерная черта, как аллегорическое воплощение персонажей в образах хищных птиц (это одна из особенностей именно «Физиолога»), поэтому есть основания утверждать, что Джуаншер создавал свои притчи не без творческой ориентации на установившиеся и широко известные в древности образцы. Так, притча о неблагодарном ястребе, съевшем свою благодетельную спасительницу ворону, можно считать ничем иным, как вариацией на мотивы известной в мировой литературе басни о неблагодарном волке, обманувшем выручившего его журавля ⁸¹.

Источниковое значение джуаншеровских иносказаний, как выясняется, связанных с традициями местного и международного басенного творчества древности и средневековья, заключается в отражении острых идеологических противоречий, в обстановке которых приходилось христианству прокладывать себе путь на всем Востоке, в том числе и в Грузии ⁸². Джуаншер заострил идею бродячих сюжетом использованных, точнее — пересочиненных им басен, драматизировал их соответственно с нуждами своей эпохи и теми представлениями, которые он имел об эпохе описываемой.

Обращает на себя внимание и география притч. Названия стран Синд и Хинд (Инд) представляли собой «арабские названия двух частей Индии» ⁸³. В раннесредневековой Грузии сведения об Индии могли проникнуть еще со времен до самостоятельного правления Вахтанга Горгасала, когда картлийские воины подвластной Ирану Картли в качестве одних из многочисленных волонтеров из различных племен обязаны были участвовать в различных походах Сасанидов, в том числе и в Индию. Но формы зафиксированных в ЖВГ названий — Синд и Хинд — в средневековых источниках Грузии могли появиться лишь после победоносного вторжения арабов в Индию в VIIIв. ⁸⁴. Ознакомление картлийцев с этими названиями могло произойти лишь в результате их тесного [34]общения с арабами, в частности, после образования Тбилисского эмирата в VIII в. и особенно с начала второй половины этого столетия — после основания в 762 г. города Багдада, — когда связи между Западом и Дальним Востоком вступили в новую фазу и вовлекли в свою орбиту значительное число стран и народов ⁸⁵.

В научной литературе высказано мнение о значительном влиянии на ЖВГ традиций героических эпосов древних кранцев и армян ⁸⁶. Хотя разностороннее влияние соседних народов на духовную (равно как и материальную) культуру грузин — давно известный факт, но и сегодня его изучение является одной из наиболее актуальных задач и грузиноведения ⁸⁷. Выявление сложного процесса иноземного влияния на грузин требует, естественно, корректного подхода к проблеме, учета конкретной ситуации, отбора соответствующих материалов. Те или иные заимствования грузин из культурного фонда соседних народов ⁸⁸подвергались тщательной ассимиляции в различных сферах духовной деятельности грузин — и в фольклоре, и в индивидуальном творчестве книжников, подчинявших заимствованные элементы местным, исторически выработанным нормам. Что же касается воздействия доисламского Ирана на быт и культуру грузин, то этот факт определяется вообще живучестью доисламских культурно-бытовых пережитков в истории не только Ирана, но и стран сопредельных с ним регионов ⁸⁹. [35]

По замечанию П. Ингороква, влияние иранского эпоса, а именно, его исторической части на ЖВГ видно в литературном образе Вахтанга Горгасала, воплотившего в себе черты эпического героя иранцев Вахрама Чубина еще в первой половине VIIв. ⁹⁰, т. е. еще до завоевания Сасанидского Ирана арабами. Аналогичного мнения придерживался и И. А. Орбели, который писал, что «в облике Бахрам Гура имеем то же, что находим в смежной Ирану этнической среде, в образе армянского легендарного царевича и в другой, тоже близкой Ирану этнической среде, в облике грузинскою легендарного царя Вахтанга Горгасала» ⁹¹. Далее, касаясь имени и прозвища Вахтанг Горгасал, ученый замечает: «Иранские имена Вахагна и Вахтанга равнозначны имени Бахрама, а иранское же по существу прозвище Вахтанга Гургасар (по законам грузинской фонетики Горгасал) «волкоголовый» так близко прозвищу — Гур» ⁹². В основе имени Вахтанг И. А. Орбели видел пехлевийскую (парфянскую) форму «индийского и древнеперсидского имени Вератрагны; армянская форма — Вахагн, среднеперсидская Вахрам, новоперсидская Бахрам, грузинская и албанская — Вахтанг» ⁹³. На грузинской почве произошло своеобразное приземление мифического образа древнего Ирана. «Самые яркие, самые жизненные черты космического Вератрагны, — пишет И. А. Орбели, отстаивая это свое мнение, — должны были связаться с чисто земными существами. Грузия и, вероятно, Албания связали их с Вахтангом Горгасалом, в Армении они слились с обликом царевича Вахагна, в Иране их принял на себя Бахрам Гур» ⁹⁴. В приведенных цитатах из сочинения И. А. Орбели прежде всего желательно обратить внимание на один невольный ляпсус. Так, к Вахтангу Горгасалу не применимо понятие «мифический царь»; другое дело, что образ этого вполне исторического лица впоследствии [36]обставлен различными литературными домыслами, к тому же отнюдь не мифологического или мифического характера.

Приведенные высказывания И. А. Орбели в свое время разделил и М. М. Дьяконов, также считавший, что в литературном образе Вахтанга Горгасала отразились черты древнеиранского мифологического персонажа Вератрагны ⁹⁵.

Настаивая на значительном влиянии древнеиракского эпоса на творчество Джуаншера Джуаншериани, никто из упомянутых авторов не привел ни одного существенного аргумента (очевидно, ввиду отсутствия такового!), ограничившись лишь внешними признаками, в частности, иранским происхождением имен Вахтанг, Мирандухт, Хуарандзе (Хуаранзе) и др. ⁹⁶Не приходится доказывать, что эти аргументы не могут быть ни достаточными, ни убедительными.

Наличие одних лишь иранских антропонимов в средневековых грузинских литературных памятниках далеко недостаточно для сколько-нибудь серьезного утверждения о непременном иранском влиянии (к тому же глубоком!) на текст произведения Джуаншера. Иранского происхождения здесь только имена, а сами образы идут из собственно грузинской действительности ⁹⁷.

Иранское влияние на культуру и быт древнегрузинского этноса, специально отмеченное еще в античную эпоху ⁹⁸, впоследствии, в период правления Вахтанга Горгасала и особенно в пору создания посвященного ему сочинения, было вытеснено культурными процессами иного порядка, одним из существенных моментов которого была борьба против маздеизма. Бескомпромиссность этой борьбы обуславливалась той опасностью, которую несли распространение и живучесть маздеизма в Закавказье, в том числе и в Грузии. В ЖВГ ярко проиллюстрирована эта борьба, поэтому сомнительно, чтобы из иранского эпоса ее автором были заимствованы в положительном смысле какие-либо существенные элементы. Мы не согласны с мнением П. И. Ингороква, пытавшегося [37] доказать наличие в ЖВГ некоторых элементов «эпоса о Вератрагне», например, описание единоборства Вахтанга с «голиафами» и «бумберазами» — исполинами Северного Кавказа ⁹⁹. П. Ингороква не делает текстуальною сопоставления рассказов из ЖВГ и «иранскою эпоса о Вератрагне»; очевидно, что для такого сопоставления не было веских оснований ¹⁰⁰.

ЖВГ писал благочестивый грузинский христианин и все о чем бы он ни думал, могло быть направлено против остатков иранского влияния в Грузии. Поэтому, создавая гиперболизированный, домысленный образ картлийского царя, Джуаншер вполне закономерно должен был ориентироваться не на элементы противного его духу «иранского эпоса», а на формировавшие его мировоззрение канонизированные за много веков до него библейские сюжеты. И действительно, выясняется, что в ЖВГ нашли место творчески осмысленные применительно к контексту исторических событий на Кавказе времени Вахтанга Горгасала библейские повествования о подвигах иудейского царя Давида — символа идеального властителя.

Прежде всего отметим, что это — один из популярных мотивов, используемых в письменной культуре различных народов, у которых христианство пустило глубокие корни и оказало сильное влияние на их духовную деятельность. Указанный библейский персонаж представлялся воплощением силы и крепости духа ¹⁰¹. Как выясняется, этот мотив пользовался [38]значительной популярностью и в средневековой Грузии. В период написания ЖВГ (возможно, и в использованных ее автором источниках) он хотя и был значительно ассимилирован, но в нем, тем не менее, без особого труда ощущаются библейские реминисценции. Нижеприведенные параллели свидетельствуют о переносе библейских сюжетов на историческую действительность Грузии (а через нее и Северного Кавказа) и в этом факте может быть свидетельство о характере идеологического развития грузинских интеллектуалов в середине I тысячелетия н. з.

I. ЖВГ, с. 151: «Оба войска расположились по обе стороны реки, крутые и скалистые берега которой покрыты были редким лесом и пересекались равнинами... И стояли так семь дней. В течение этих семи дней над рекой вели поединки исполины. Среди хазар, что были союзниками овсов, был некий голиаф по имени Тархан. Выступил сей хазарин Тархан и зычным голосом возвестил: «Говорю всем и каждому из воинов Вахтанга: кто меж вас многомощный, сойдись в единоборстве со мною» ¹⁰².

IЦарств, XVII,3,4,8: «А иноплеменники те стояли по ту сторону горы, а израильтяне по сю сторону горы, и была река между ними. И выступил один человек из воинов тех иноплеменников, человек стойкий, мощный и отважный из стана Гефа, и имя его Голиаф (sic!),ростом он в шесть локтей и (одну) пядь... Прошел он и стал наготове пред израильтянами, и кричал им и сказал: «К чему вы вместе выстроились воевать с нами? И се! Я один из иноплеменников, а вы евреи — рабы Сауловы. Так выберите одного человека, который бы пришел и вступил в схватку со мной».

2. ЖВГ, с. 152: «На рассвете вновь явился Тархан у берега реки и глумливо требовал поединка, но никого не нашлось среди воинов Вахтанга, готового сразиться с ним».

IЦарств, XVII,10: «И вновь сказал иноплеменникам: «И се! посрамлю воинство израильское, пусть ежедневно выходит по одному из вас и лицом к лицу вступит со мной в жестокое единоборство».

3. ЖВГ, с. 152: «Дались диву вельможи и стали всячески [39]отговаривать Вахтанга, стремясь отвратить его от поединка, ибо был он юн».

1 Царств, XVII, 33: «Ответил Саул Давиду и сказал; «Ты — отрок, он же — совершенный человек и воин от юности своей. Не по силам тебе сражаться с ним».

4. ЖВГ, с. 153: «Глянул Тархан и сказал: «Я воитель с многоопытными голиафами, но не с юнцами».

IЦарств, XVII, 42: «И как узрел иноплеменник тот Давида, юного, прекрасного и румяного, и презрел его».

5. ЖВГ, с. 154: «Но отвечал Вахтанг Бакатару: «Не мощью моею одолел я Тархана, но мощью бога моего» ¹⁰³.

IЦарств, XVII, 45: «Ответил Давид и сказал: «Ты ступаешь на меня в доспехах, с копьем и со щитом, я же пойду на тебя силой владыки господа».

6. ЖВГ, с. 155—156. «Готовые к бою двинулись войска: тяжеловооруженные всадники, одетые в панцири и железные шлемы — впереди, а за ними — пешие, а за пешими снова множество всадников. И так нагрянули они на овсов... Тяжеловооруженные конники, одолев скалистую дорогу, вступили на равнину. Вслед за ними двинулись и пешие и множество всадников. И произошла жестокая сеча».

IЦарств, XVII, 52: «И воспрянули израильтяне и иудеи, и возопили и нагрянули на них и истребили до Гефа вплоть до ворот Аскалона. И иноплеменники, побитые во множестве, падали на дорогах».

Приведенными эксцерптами не исчерпывается формальная связь ЖВГ с корпусом библейских сказаний и мотивов. Так, еще в прошлом веке было обращено внимание на отражение библейской благопожелательной формулы в традиционном в ЖВГ обращении царедворцев к своему правителю: «Здравствуй, государь во веки веков!» (ср. Дан., 2,4: «Царь! во веки живи») ¹⁰⁴. Сюда же можно отнести и происхождение стеротипного обращения Вахтанга Горгасала к своему воинству в форме библейской сентенции: «Не в надежде на силу мою и отвагу, но уповая на бога беспредельного... вступлю я в единоборство с Тарханом» (с. 152). — Ср. Кн. Зах, IV, 6: «Это слово господа к Зоровавелю, выражающее: не воинством [40]и силою, но Духом Моим, говорит господь Саваоф». Сюда же можно отнести и такую дидактическую установку ветхозаветных книг, как несопоставимость мудрости человеческой и божественной ¹⁰⁵. Есть случаи, когда в заимствованных из священных писаний мотивах обостряется их социальный акцент. Так, автор ЖВГ в одном из своих назиданий использовал политическое предписание паулинизма в соответствии со своей непосредственной задачей и в пылу полемики даже забыл апелляцию к образу Христа: Ефес., IV, 6: «Рабы, повинуйтесь господам (своим) по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою (только) услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю божию от души». — Ср. ЖВГ, с. 197: «Повинуйтесь царям вашим, ибо не беспричинно вооружены они мечом, но от бога властвуют, словно львы среди овец».

Обращение Джуаншера в целом к ветхозаветном образам и мотивам может свидетельствовать об архаичности использованных им источников ¹⁰⁶. Кроме того, вплетение в жизнеописание Вахтанга Горгасала мотивов о библейском Давиде было обусловлено политической конъюнктурой. Это было время складывания в грузинской историографии традиции одного из идеологических постулатов Феодальной Грузии, связанных с формированием официальной генеалогии Багратионов, в пору своего расцвета (с XIв.) выступивших с заявкой на родство с библейским Давидом и одновременно претендовавших на преемственность с домом древнекартлийской династии Фарнавазидов.

Коротко остановимся на явно апокрифических сюжетах, вплетенных автором ЖВГ в полемические экскурсы своего произведения. Они как бы иллюстрируют ту борьбу, которая имела место внутри христианской церкви и особенно между ее иерархами и централизованной светской властью. Несмотря на важность этого раздела ЖВГ для изучения идеологической ситуации в Грузии в раннем средневековье, ему в специальных исследованиях до сих пор не было уделено практически никакого внимания.

Большая часть апокрифов на грузинском языке относится к раннесредневековому периоду (VI—Xвв.) ¹⁰⁷. О развитии [41]апокрифической традиции в Грузии этого периода может свидетельствовать соответствующая терминология, которая состояла из собственно греческого apokriphos «скрытный» (груз, апукропа) и его грузинского соответствия дапарули. О тесном знакомстве древнегрузинских авторов с апокрифическим жанром свидетельствует существование также специальных компиляций. Так, Евфимий Афонский (Атонели) (ум. 1005 г.) в своем переводе апокрифа о Богородице открыто заявляет, что сведения о жизни Иисуса Христа он заимствовал «из писаний святых благовестников и апостолов, затем — святых богоносных отцов... да кое-что из скрытых писаний, коль скоро признаем мы их истинными и безупречными», и в оправдание своего метода ссылается на аналогичный прием такого авторитета истории церкви, как Григорий Нисский (ок. 335 — ок. 394) ¹⁰⁸. Возможно, что продуктом именно компиляции является в ЖЗГ пассаж о предвидении пророком Исайей разгрома иудеев «через Тита и Веспасиана» (с. 164). Вообще автор ЖВГ свидетельствует, что в изложении апокрифических сюжетов он не регламентировал себя какими-либо ограничениями, и поэтому возникал некий симбиоз ветхозаветных элементов с мотивами из Нового Завета.

К грузинскому апокрифическому наследию и в особенности к той его части, которая сохранилась в ЖВГ, вполне можно применить слова И. Я. Порфирьева, высказанные им об апокрифических сюжетах в древнерусской литературе: «В памятниках древней письменности апокрифические элементы распространены так сильно, что в редком из них мы не встречаем если не апокрифического сказания, то по крайней мере какой-нибудь апокрифической потребности; но при этом, однако же, мы не можем утверждать, чтобы древним нашим писателям непременно были известны все те апокрифы, в которых находятся приводимые ими сказания. Эти сказания далеко не всегда заимствовались из первых источников, а весьма часто из вторых и третьих рук» ¹⁰⁹. При этом, [42] как писал далее ученый и как это корреспондирует с апокрифическими экскурсами Джуаншера, ни один из средневековых писателей «не указывает ни на какую апокрифическую книгу, а форма речи и вся обстановка рассказа дают знать, что сообщаемые ими сведения взяты не из книг, а из тех устных рассказов, которые они слышали» ¹¹⁰.Это обстоятельство могло привести и, очевидно, приводило к такому явлению, как импровизации в апокрифическом духе. Именно в этой связи можно объяснить появление в древнем цикле КД названия, как выяснил К. С. Кекелидзе, никогда не существовавшей «Книги Нимврода» (груз. «Цигни Небротиси», или «Небротиани») ¹¹¹, неоднократно упоминаемая и «комментируемая» в ЖВГ. В таком же духе составлено до неузнаваемости перефразированное речение из Павловых посланий: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет,— в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, — восхищен был до третьего неба» (2 Кор., XII, 2) ¹¹².ЖВГ: «Иисус сказал миру небесному — обратись! и тот обратился на три поприща» (с. 166). Кроме того, что речения духовных иерархов, наставлявших царя Вахтанга Горгасала погасить им же «зажженный огонь» во спасение «детей Христовых», имеют назидательные цели, библейские образы которых они при этом призывают, вполне соответствуют своим первоначальным характеристикам. Например, когда полулегендарный священник Петр, обращаясь к Горгасалу, говорит: «Не подтолкну споткнувшегося, но тебя падшего подъемлю, словно Давида…» и т. д. (с. 165), то здесь нельзя не увидеть реминисценции известной по Библии драматической истории любви Давида и Вирсавии. К этой же сентенции примыкает и другая реминисценция с библейским Давидом: «Или не читал ты в книгах Моисеевых, когда израильтянин стал прелюбодействовать с чуждым семенем, сколько душ было истреблено за одно это прелюбодеяние?» (с. 164). Таким образом, Джуаншер Джуаншериани засвидетельствовал тот период грузинского историописания, когда его представители уже выработали собственное историческое мышление формально в ключе библейских шаблонов.

И, наконец, остановимся на вопросе о главных хронологических указаниях в ЖВГ. Это, прежде всего, основные даты биографии Вахтанга Горгасала — время его рождения и смерти (гибели), а также главных военно-политических акций, [43]приведенных в его жизнеописании. Именно хронология этих, как и других фактов, придает ЖВГ характер исторического повествования. Без дат, как известно, нет произведения исторического жанра. И дело не только в том, что тот или иной факт «считается историческим, если он может быть определен не только в пространстве, но и во времени» ¹¹³. Само указание на те или иные даты в любой форме уже делает такое произведение памятником исторического жанра, а признание «достоверности», равно как и «недостоверности» тех или иных датировок, — дело исторической критики.

Несмотря на свой скептицизм в отношении сочинения Джуаншера, И. А. Джавахишвили первым отметил игнорируемые всеми критиками ЖВГ определенные указания в ней на отдельные хронологические вехи.

Датировка исторических событий в ЖВГ дана в порядке «относительной хронологии». Это «простейший и наиболее древний способ датирования», основной его принцип — «относительная ссылка по времени, которая не требует специальной хронологической системы» ¹¹⁴. И надо отметить, что автор ЖВГ следует однажды им избранной системе датировки событий.

Как и значительная часть средневековых историков, Джуаншер дату описываемого события часто ориентирует на начало или конец правления того или иного «царя», или какого-либо события. Так, он ведет отсчет то от времени правления, то от времени смерти в персидском плену царя Мирдата, то от рождения Вахтанга и т. д. Здесь нельзя не усмотреть связь с традицией Сасанидского государства, в котором «датировка велась по годам правления царей» и имела там местные традиции ¹¹⁵.

Лишь в одном случае, подчеркивает И. А. Джавахишвили, автор ЖВГ свое хронологическое сведение ориентирует на эпоху правления Александра Македонского (см. с. 230). «Несомненно, — заключает И. А. Джавахишвили, — это сообщение наш автор заимствовал из какого-то греческого источника ¹¹⁶. Однако приведенная цитата по всем признакам является ничем иным, как поздней интерполяцией, имеющейся еще в архаичных списках свода ¹¹⁷. Кроме того, она запечатлена не в собственно ЖВГ, а в «Исторической хронике» Псевдо-Джуаншера». Поэтому не удивительно, что [44] приведенный прием датировки выпадает из той системы, которой придерживается автор ЖВГ.

До сих пор нет согласованного мнения о датах рождения и смерти Вахтанга Горгасала. Были высказаны различные соображения, в литературе же закрепилась дата кончины (гибели) картлийского царя, предложенная И. А. Джавахишвили— 502 г. Но это предположение не отличалось большей, чем другие, убедительностью ¹¹⁸.

В ЖВГ говорится, что Вахтанг Горгасал умер от нанесенной ему смертельной раны в возрасте шестидесяти лет. Исследователь В. Гоиладзе вполне логично установил, что эта смертельная рана Горгасалу была нанесена в одном из сражений в ходе ирано-византийской войны в 491 г., охватившей и территорию Восточной Грузии ¹¹⁹. Об этой войне до последнего времени исследователям было известно лишь из ЖВГ и поэтому они считали данное сообщение не только недостаточным, но и сомнительным. Вопрос был решен путем сопоставления указанного сообщения из ЖВГ с описанной в одном из сирийских письменных источников ирано-византийской войны, проходившей именно на территории-Грузии, в частности на границе между Картли и Кавказской Албанией (Гурзаном и Арраном ¹²⁰) за сорок лет до восшествия на престол Ирана в 531 г. шаха Хосроя I Ануширвана (531-40—491 )¹²¹. Этот подсчет согласуется также и со сведением автора ЖВГ о том, что между первой и второй войнами Вахтанга против Сасанидов прошло 35 лет и что во время первой войны картлийскому царю было 25 лет (491-35—456 г.). В итоге получается, что Вахтанг Горгасал, умерший в 491 г. в возрасте шестидесяти лет, родился в 431 г. ¹²²Считаем уместным добавить, что к аналогичному выводу в свое время пришли и мы, оперируя иными сведениями и в другой связи ¹²³. [45]

Намеченные И. А. Джавахишвили пределы текста ЖВГ хотя и являются общепринятыми, но признаются, и вполне справедливо, не всеми учеными ¹²⁴.

Если вопрос о начале текста ЖВГ не вызывает сколько-нибудь кардинальных разногласий, то мнения ученых о ее финале противоречивы. Исследователи выдвигают различные аспекты его решения, а тем временем выдвинутый И. А. Джавахишвили взгляд на объем ЖВГ, приобрел силу до сих пор непреодоленной традиции.

Достаточно внимательного прочтения текста, следующего после описания смерти Вахтанга Горгасала, чтобы убедиться не только в непричастности к нему Джуаншера, но и в свою очередь и его неоднородности и, по-видимому, даже принадлежности разным авторам. Ныне принятый текст труда Джуаншера включает столь существенные моменты, связанные с деятельностью преемников Вахтанга Горгасала, что это не могло не быть упомянуто в развернутом названии ЖВГ. Данное обстоятельство (наряду с другими признаками) дает нам основание утверждать, что весь раздел свода КЦ, в котором описана эпоха после смерти Вахтанга Горгасала, охватывающий период VI—VIII вв. (с. 202—244), не может быть приписан автору ЖВГ и должен быть выделен в самостоятельный памятник грузинской исторической литературы.

Мысль о независимости выделенной нами «Исторической хроники Псевдо-Джуаншера» от текста ЖВГ впервые высказал П. И. Ингороква, но только с той разницей, что он выделил лишь ту часть произведения, в которой повествуется о нашествии полчищ Марвана ибн Мухаммада (груз. Мурван Кру, — букв. «Глухой») на Западную Грузию (с. 233 и сл. ) и считал ее «источником летописи Джуаншера», включенным в ЖВГ в виде «эксцерпта» ¹²⁵. Трудно понять, что [46] имел ввиду П. Ингороква, когда называл повествование о «Мурване Глухом» «источником летописи Джуаншера», однако основная мысль ученого оказалась перспективной.

Выделенная нами «Историческая хроника» Псевдо-Джуаншера в свою очередь вероятнее всего состоит из двух частей, написанных как выясняется в различной политической тенденции и в разном повествовательном стиле. По-разному коррелируют оба этих произведения — ЖВГ и труд Псевдо-Джуаншера — и с текстом «Обращении Картли».

При всем том, что автор сведения о «Вахтанге Горгасаре» в «Обращении Картли» стремится к большей, чем в других случаях обстоятельности, зависимость ЖВГ от последнего, как мы уже отметили, довольно гипотетична. И вместе с тем нельзя не обратить внимания на то, что и в «Исторической хронике Псевдо-Джуаншера», и в «Обращении Картли» имеются совпадения списков имен картлийских правителей, эрисмтаваров и эриставов, преемников Вахтанга Горгасала, хотя в полноте списка церковных иерархов «Обращение Картли» заметно уступает хронике Псевдо-Джуаншера. На первый взгляд, даже разночтения, например, отдельных имен, должны указывать на связь двух этих памятников. Так, имя католикоса времени правления Фарсмана V—Саба (с. 207) в «Обращении Картли» написано в неверной форме Даса-биа¹²⁶. Преемником названного католикоса в «Обращении Картли» назван некий Эвлале¹²⁷. Судя по написанию этого имени в КЦ (с. 207) — Эвлати ¹²⁸, переписчик «Обращения Картли» мог спутать схожие в грузинском церковном письме буквы Th— Л и И — Е, соответственно: ***,*** Сам тон обеих частей произведения Псевдо-Джуаншера указывает на то, что они восходят к разным источникам.

Первая часть «Исторической хронику Псевдо-Джуаншера» кончается, вероятно, там, где начинается повествование о политической активизации арабов-мусульман (с. 229). В ней говорится о владетельных правах (ведших к открытому сепаратизму) картлийских эриставов, ссылавшихся «на пожалованные грамоты»» персидских царей и тем самым игнорируется основная направленность политической программы Вахтанга Горгасала.

Со смертью Горгасала началось падение древнегрузинской династии Фарнавазидов. Наступил фактически период [47] бесцарствия, в конце концов завершившийся упразднением персами в Картли самого института царства в 30-х гг. VIв. Но внутренняя политическая и культурная жизнь Восточной Грузии не только не замерла, — она вступила в новую фазу. Как бы ни расценивать точность отдельных реалий в первой части «Исторической хроники Псевдо-Джуаншера», мы не можем не заметить в ней тенденцию в общем реалистического отражения фактов. Возможно, что именно в этот период и возникла идея вышеуказанной апелляции «к персидским царям» в среде наиболее крупных местных феодалов, стремившихся к сепаратизму ¹²⁹. В годы правления первых преемников Горгасала, согласно же нашему источнику, уже при его сыне и непосредственном наследнике Дачи, начались мероприятия по восстановлению разоренных в ходе, очевидно, последней при жизни Вахтанга ирано-византийской войны областей Восточной Грузии (см ниже); завершается строительство Тбилиси и исполняется воля Вахтанга Горгасала превратить этот город в «дом царский». При первых же его преемниках делается попытка подчинить власти эрисмтаваров население горной части Кахети путем распространения в ней христианства (с. 205). Несмотря на то, что данное мероприятие не сразу же удалось (в соответствующих сообщениях нельзя не заметить элемент объективности автора источника), в рассказе о нем указывается на ход тех сложных этнических процессов в горной Кахети, которые в пору борьбы с арабскими завоевателями привели местное население к единению с остальной частью Восточной Грузии, а в первой половине VIIIв. — к образованию феодального Кахетского княжества, впоследствии сыгравшего видную роль в объединительном движении Грузии в IX—XIвв. ¹³⁰ [48] 

Судя по тому, что историческая традиция приписывает Дачи довольно обширную и плодотворную деятельность, время его правления должно было быть сравнительно продолжительным. Косвенным указанием на то, возможно, является упоминание его преемника Бакура без признаков существенной практической деятельности, что, видимо, и свидетельствует о кратковременности правления последнего.

Естественно, возникает вопрос о более или менее реальных хронологических вехах, описанных в нашем источнике событий. Такой анахронизм, как приурочение связанных с Шушаник событий к иной эпохе, определенно должен настораживать исследователя ¹³¹. И, тем не менее, в сочинении Псевдо-Джуаншера могут быть намечены общие хронологические ориентиры. Например, в связи с преемником Бакура Фарсманом говорится о нашествии персов в Картли и Ран (с. 206). Мы думаем, что здесь отражены события, связанные с ирано-византийской войной 502—506 гг. Упоминание в этой связи нашествия персов в Картли и Ран, возможно, перекликается с историческим фактом вторжения на территорию Ирана кочевников Северного Кавказа, отрицательно повлиявших на прежние успехи персов ¹³².

Следующим хронологическим ориентиром может служить сообщение о появлении в Картли из Междуречья (Сирии) Иована Зедазнели, одного из «тринадцати» сирийских проповедников («отцов») христианства в Восточной [49] Грузии, подвизавшихся здесь в течение большей части VIв. ¹³³. Это событие в полной согласованности с исторической действительностью следует после повествования о падении института царства в Картли, когда «разделились потомки Вахтанга, так как дети Дачи повиновались персам, а дети Мирдата стали в подчинении грекам» (с. 207).

Вслед за рассказом об Иоване Зедазнели проводится общая хронология: от времени «второго Фарсмана», при котором явились сирийские проповедники в Восточную Грузию, и временем правления первого «христианского царя» Картли Мириана «прошло двести пятьдесят лет» (с. 215). Какую дату правления Мириана — начало или конец — имел в виду Псевдо-Джуаншер, трудно сказать, но в любом случае следует считать, что здесь речь идет о событиях второй половины VIв. Вообще по всему тексту «Исторической хроники Псевдо-Джуаншера» (как первой, так и второй ее частей) видно, что ее автор (или авторы) располагал более или менее хорошим источником. Так, упоминающийся в тексте (с. 217) Урмизд— это никто иной, как сын и преемник Хосрова IАнуширвана (531—579) Ормизд IV (579—590), правление которого проходило в сложных условиях иноземных нашествий и внутренних смут в Иране ¹³⁴. Рассказ Псевдо-Джуаншера о том, что Ормизд стремился привлечь на свою сторону освободившихся из-под опеки централизованной власти и представлявших довольно внушительную силу картлийских эриставов, перекликается с данными других источников ¹³⁵. В рассказе о том, как «спустя немного лет, в Персии случилась великая смута, ибо вторгся в нее царь турок...» (с. 217—218) речь идет явно о походе тюрок на Иран на 11 году правления Ормизда, из которого тюрки, как свидетельствуют источники, вышли победителями ¹³⁶. Но, как пишет Феофилакт Симокатта, тюркам недолго пришлось торжествовать победу и в разгоревшейся новой войне «персы одержали блестящую победу... Вновь расцвели дела персов, и Хормизд мог воздвигнуть свои славные трофеи...» и т. д. ¹³⁷Именно в промежуток времени между поражением и реваншем персов в борьбе с тюрками вписывается рассказ нашего источника о том, как картлийские эриставы [50]воспользовались ослаблением персов, а затем, когда «персы разделались с турками» — эриставы оробели и «пал на них страх да трепет перед персами» (с. 217—221). Но тут ход событий был осложнен известным в истории восстанием Бахрама Чобина (груз. Барам Чубин, с. 220—221), вспыхнувшего при преемнике Ормизда Хосрове II Парвизе (590—628) ¹³⁸, именуемого в сочинении Псевдо-Джуаншера Касре (с. 221).

Любопытно, что мир и союз между византийским императором Маврикием и шахом Хосровым (Касре), приведший, как известно, к восстановлению власти последнего в Иране, в сочинении Псевдо-Джуаншера отразились в рассказе о посредничестве императора в пользу грузин перед, вернувшим свою власть шаханшахом. В нашем источнике это событие описано в заметно идиллическом тоне, нетрудно понять, что симпатии автора на стороне византийцев. Об этом свидетельствует реплика, в которой говорится, как «Касре подчинился кесарю», и картлийцы «обрели свободу», т. е. были оставлены в пределах «христианского мира» (с. 221) ¹³⁹. Об этом же свидетельствует и явно раздражительный тон автора (с. 223), когда он рассказывает о мятеже Фоки, истребившего Маврикия и его семью и объявившего себя императором (602 г.).

Апофеоз культа Вахтанга Горгасала заметно глохнет с первых же страниц хроники Псевдо-Джуаншера. На смену безграничным преувеличениям вступает внешне даже сухая оценка великого правителя раннесредневековой Грузии. Всего лишь один раз в этом источнике встречается указание на обязательность исполнения посмертной воли Горгасала— превратить Тбилиси в стольный город Грузии. Это свидетельство из «Исторической хроники Псевдо-Джуаншера» указывает на то, что Тбилиси был основан по стратегическим соображениям лишь как город, но не столица Грузии ¹⁴⁰. Значение Тбилиси как политического центра Грузии стало расти лишь на рубеже V—VIвв., когда в стране началась та перегруппировка внутренних социально-политических сил, [51] которая в конечном счете и привела к объединению разрозненных картвельских племен и княжеств в единое феодальное Грузинское царство.

Авторитет Вахтанга Горгасала подспудно, но необратимо возобновляется в период, описанный во второй части хроники Псевдо-Джуаншера, в которой говорится о пересмотре вышеуказанных «грамот», санкционировавших сепаратизм картлийских эриставов. Этот пересмотр начался на заре объединительного движения в Грузии и активного выступления на политическую арену первых Багратионов в Тао и Кларджети Именно тогда могла возникнуть легенда, согласно которой грузинские владетельные князья начали связывать свои феодальные притязания не с указанными «пожалованными грамотами», а своим происхождением, якобы восходящим к «дому» Вахтанга Горгасала и его преемников. Как отмечают исследователи, основная суть этой генеалогии, в которой исторические реалии смешались с тенденциозным вымыслом, заключалась в противопоставлении владетельными князьями своих сепаратистских амбиций легитимным правам первых грузинских Багратионов.

При всей убедительности основных выводов цитированного исследования Г. С. Мамулиа, мы, однако, не можем согласиться с его формулировкой, что «легенда о реформах Арчила представляет собой дальнейшее развитие точки зрения авторов «пожалованных грамот», выработанных в среде эриставов» ¹⁴¹. Это было не дальнейшим .развитием идеи названных «документов», а противопоставлением им, их юридическим отрицанием, возникшим в иных условиях и с соответствующими целями и сохранились они в двух разных исторических источниках, соединенных поздними составителями свода КЦ сообразно с хронологической последовательностью описываемых в них событий.

Как мы уже отметили, вторая часть «Исторической хроники Псевдо-Джуаншера» должна начинаться с того места в тексте, где говорится об основоположнике ислама Мохаммаде (с. 229) и первых «праведных» халифах Абу Бакре (груз. Абобикар) (632—634) и Омаре (634—644), при которых и было положено начало широкой мусульманской экспансии, что, между прочим, отражено и в нашем источнике. В соответствии с исторической действительностью, в нем ничего не говорится о каких-либо военных действиях основателя ислама за пределами Аравийского полуострова. Упоминаемый в этом же контексте Иаман (груз. Иаманети), должно быть, соответствует названию области в Центральной [52] Аравии — Иамана ¹⁴². В этой части своего повествования автор запечатлел тот мистический ужас, с каким вспоминали, естественно, не одни только грузины экспансию ислама, спустя даже 250—300 лет со времени начала систематических войн между халифатом и Византией. В 638 г., сдавая арабам Антиохию, император Ираклий (610—641) в действительности воскликнул: «Прощай, Сирия» ¹⁴³. Здесь же обнаруживается и хронологический ориентир создания по крайней мере источников (письменных или устных) данной части «Исторической хроники Псевдо-Джуаншера». Об этом, в частности, свидетельствует то, что «прощание» Ираклия с Сирией в нашем источнике завершается словами: «покуда пройдут семь седьмиц». «О пределах седьмицы философы разыскали в книгах Гермеса Трисмечистона, и равна она двумстам пятидесяти годам» (с. 230).И далее там, где говорится об антиарабском союзе греков с грузинами обоих субрегионов — западного, на территории которого впоследствии сформировалось Абхазское царство, и восточного — Картли, сказано: «И отправили Мир, Арчил и Леон — эристав Абхазский, — посланника к царю греческому... А тот... начертал им, а именно: «Оставайтесь в твердынях ваших до истечения трехсот лет, ибо на двухсот пятидесятом году расчленится царство их (арабов. — Г. Ц.), а по истечении трехсот лет обретет силу царство наше, и сокрушим мы агарян, и падут все возвышенные ими, и вознесутся славившие нас» (с. 239).

Упомянутые «книги Гермеса Трисмечистона», как это доказал К. С. Кекелидзе, связаны с именем древнегреческого бога Гермеса, к различным ипостасям которого позднее, уже в ранневизантийской литературе был добавлен и образ изобретателя письмен («Гермес Трисмегист») ¹⁴⁴. Указанные здесь хронологические моменты неоднородны. В первом из них, «определенном» по «Книгам Гермеса Трисмечистона», прощание императора Ираклия (т. е. византийцев) с Сирией «предрекается» сроком на двести пятьдесят лет, т. е. до 888 г. (638 + 250). Трудно сказать на что ориентировался конкретно в данном случае Псевдо-Джуаншер (или автор [53] его источника), но хорошо известно, что уже с середины и в особенности с конца IX— начала Xв. византийцы вели довольно успешные операции против арабов, в том числе и в Малой Азии ¹⁴⁵. Что же касается второго хронологического указателя в хронике Псевдо-Джуаншера, то очевидно, что он создан в иных исторических условиях и так же, как и первый составлен post eventum ¹⁴⁶. Его исходным моментом надо считать не хиджру (622 г.), (так предлагал К. С. Кекелидзе ¹⁴⁷), а как и в первом случае — сдачу византийцами Антиохии. Получается дата — 938 г. (638 + 300). Указанные нами даты вписываются в тот хронологический период, о котором исследователи «мира ислама» пишут: «Уже в IXв. былое политическое единство халифата стало разрушаться. Реальная политическая власть Аббасидов свелась, таким образом, к власти над Ираком, особенно в Xв., когда политический шиизм одержал победу в значительной части мусульманского мира» ¹⁴⁸.

Из вышеизложенного мы заключаем, что сочинение Джуаншера, безусловно, заслуживает внимания !,ак письменный источник по истории не только раннесредневековой Грузии, но и значительной части Кавказского региона. Нет сомнения в том, что этот памятник средневековой грузинской исторической литературы займет должное место в издающемся Институтом истории СССР фундаментальном корпусе «Древнейшие источники по истории народов СССР» ¹⁴⁹.

Предлагаемое издание названного памятника является первым полным переводом его на русский язык ¹⁵⁰. Перевод выполнен с текста, изданного С. Г. Каухчишвили по всем рукописям КД, как древнего цикла, так и Вахтанговской редакции. При переводе опущены многочисленные вставки, внесенные в текст Джуаншера комиссией Вахтанга. В переводе соблюдаются нормы, определенные «Правилами перевода [54]памятников грузинской исторической литературы на русский язык» (сост. Р. К. Кикнадзе. Тбилиси, 1977).

В заключение считаю своим приятным долгом выразить благодарность доктору философских наук И. А. Крывелеву, канд. исторических наук С. Я. Серову и научному сотруднику Института этнографии АН СССР А. М. Филиппову, советами которых я неоднократно пользовался.

Комментарии

1 Картлис цховреба (История Грузии), т. I. Грузинский текст. Подготовил к изданию по всем основным рукописям С. Г. Каухчишвили. Тбилиси, 1955 (на груз. яз.). (Далее: КЦ). Истории изучения КЦ посвящена довольно обширная литература; укажем на последние публикации, включающие наиболее полную библиографию: Ш. А. Хантадзе. К историографической характеристике «Картлис цховреба». — Грузинская историография, т. 2. Тбилиси, 1971; Р. К. Кикнадзе. Очерки по источниковедению истории Грузии. Тбилиси, 1980, с. 25—51; он же. Вопросы источниковедения истории Грузии, т. I. Тбилиси, 1982 (на груз, яз.); см. также: Г. Г. Аласаниа. Некоторые тенденции развития источниковедения истории Грузии в 50—70-х годах XXвека. — В кн.: Источниковедческие разыскания, 1979 Тбилиси, 1984.

2 См.: КЦ, I, с. 3—71. 72—138.

3 К. Н. Юзбашяном предложено также название «Начальные грузинские летописи» (О. М. Чунакова, К. Н. Юзбашян. Работы С. С. Какабадзе по источниковедению истории Грузии. — В кн.: Историковедческие разыскания, 1979, с. 217, прим. 3).

4 И. А. Джавахишвили. Древнегрузинская историческая литература (изд. 4-е). — Сочинения в 12-ти томах, т. VIII. Тбилиси, 1977 (сокращенно: ДГИЛ).

5 См.: КЦ, т. I, с. 372—386; русские переводы: Е. С. Такайшвили. Источники грузинских летописей. II. Жизнь и известие о Багратидах, которое написал Сумбат, сын Давида. — СМОМПК, вып. 28. Тифлис, 1900, с. 117—182; Сумбат Давитисдзе. История и повествование о Багратионах. Перевод, введение и примечание М. Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1979 (там же библиография). См. также: И. А. Джавахишвили. ДГИЛ, с. 195—197.

6 КЦ, I, с. 249—317; русские переводы: Матиане Картлиса. Перевод, введение и примечания М. Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976; Летопись Картли. Перевод, введение и примечания Г. В. Цулая. Тбилиси, 1982.

7 КЦ, I, с. 318—364.

8 Там же, с. 365—371.

9 В текстах Введения и примечаний дана нумерация страниц в соответствии с пагинацией в изданном С. Г. Каухчишвили своде КЦ.

13 См. Шатбердский сборник X века Тбилиси, 1979, с. 350 (на древнегруз. яз.).

14 К. С. Кекелидзе. Указ, соч, с 127—128. В качестве отправного момента для такой датировки ученый считал внесение в грузинский перевод «Иерусалимского Канонаря» (осуществлен в середине VIII в.) Празднования дня Мцхетского Креста — Джвари (см также: К С. Кекелидзе. Иерусалимский Канонарь. Тифлис, 1912).

15 О генетической зависимости исторического жанра в Грузии от "Местной житийной литературы см.: И. А. Джавахишвили. ДГИЛ,". 27—28. Очерки истории Грузии, т. II. Тбилиси, 1973, с. 592 и др (на "Груз, яз.); М. Д. Лордкипанидзе. Грузинская историческая литература раннефеодальной эпохи. Тбилиси. 1979, с. 7 и сл.   (на груз. яз.).

16 См. Г. А. Меликишвили. Политическое объединение феодальной Грузии и некоторые вопросы развития феодальных отношений в Грузии. Тбилиси, 1973 (на груз, яз.); Очерки истории Грузии, т. III. Тбилиси 1979 (на груз, яз.); А. П. Новосельцев. Генезис феодализма в странах Закавказского региона. М., 1980.

177Г. А. Меликишвили Основные этапы этносоциального развития грузинского народа в древности и средневековье. М., 1973, с. 10—11.

18 См. М Д. Лордкипанидзе. Политическое объединение феодальной Грузии. Тбилиси, 1963 (на груз, яз.); В. Т. Пашуто Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 65, 83 и др.; З. В. Папаскири. К вопросу о международной роли Грузии в XI — первой половине XII в.— Проблемы истории СССР, вып. 5, М., 1976, с. 115—128; он же. У истоков грузино-русских политических взаимоотношений. Тбилиси, 1982.

19 Ш. Дидебулидзе Культурные взаимосвязи народов Грузии и Центрального Предкавказья в X—XII вв. Тбилиси, 1983.

20 Н. А. Бердзенишвили. О грузинской историографии. — Вопросы истории Грузии, т. III. Тбилиси, 1966, с. 329, на груз. яз. (Далее: ВИГ, с указанием тома и выходных данных).

21 Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. Извлечение сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и Дагестана. Пер. с древнегрузинского, предисловие и примечания Г. В. Цулая. М., 1979, с. 6, 40.

22 Вместе с тем понятие Картли в труде Джуаншера порой столь многозначно, что конкретизация его во всех случаях представляет немалые сложности В этом обстоятельстве отражен этап дальнейшего расширения термина Картли, все теснее включавшего в себе картвельские этно-территориальные единицы Как известно, наиболее полно обобщающий характер вышеприведенные термины приобрели на рубеже XI— XII вв., в эпоху правления Давида Строителя (1089—1125), когда в местных письменных источниках получило распространение собственно грузинское название Грузии— Сакартвело (см. Н. А. Бердзенишвили. К вопросу об этническом развитии грузинского народа — ВИГ, VIII. Тбилиси. 1975, с 357 и сл. (на груз, яз ) Встречающийся в выделенной нами из свода КЦ (об этом см ниже) «Исторической хронике» Псевдо-Джуаншера (с 236) этот термин вряд ли аутентичен и представляет собой не более, чем интерполяцию.

23 См. А. А. Богверадзе. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV—VIII вв. Тбилиси, 1979, с. 38 (на груз. яз.). Автор уверенно пишет, что в ЖВГ зафиксированы со временем модифицированные сказания о Горгасале (там же, с. 40).

24 См. В. И. Гоиладзе. Вахтанг Горгасал и его историк. — Журн. "Мнатоби", 1983, № 11, с. 153 (на груз. яз.). Фактически это является, гальванизацией устаревшей идеи Ф. Д. Жорданиа, высказавшего убеждение об авторе ЖВГ как современнике и даже очевидце описанных в ней событий (см. Ф. Жорданиа. Хроники, т. I. Тифлис, 1892, с. XXXIV, на груз. яз.). Это мнение, ввиду его беспочвенности, не разделял почти никто и потому не видим необходимости в его опровержении.

25 Обычно ссылаются на известное народное шестистишие: «Бог возлюбил царя Вахтанга, Он услыхал небесный звон . Ступил он ногою на Эльбрус И содрогнулись великие горы . Вторгся он в Овсети, Прогнал черкесов . — Не должно быть сомнения, что этот фольклорный мотив не имеет отношения к тексту ЖВГ и является поздним отражением в народном творчестве героизированного образа картлийского царя. Вместе с тем любопытно упоминание черкесов, которые композиционно должны соответствовать уже напрочь забытым в народной памяти <хазарам> ЖВГ.

26 См. М. Я. Чиковани. История грузинской народной словесности. Тбилиси, 1956 (на груз, яз.); Эпические жанры. Грузинский фольклор, т. X. Материалы и исследования. Тбилиси, 1981 (на груз. яз.).

27 См.: Очерки истории СССР, III—IX вв. М“ 1958, с. 242 и др.; Очерки истории Грузии, т. II. Тбилиси, 1973, с. 90—107 (на груз, яз.); М. Д. Лордкипанидзе. Картли во второй половине V в. Тбилиси, 1979 (на груз, яз.); А. А. Богверадзе. Политическое и социально-экономическое развитие Картли IV—VIII вв.

28 См.: Г. А. Меликишвили. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959, с. 337 и сл. (Далее: ИДГ); Очерки истории Грузии, т. I. Тбилиси, 1970, с. 510 и сл. (на груз, яз.); Н. Ю. Ломоури. Очерки истории Картлийского (Иберийского) царства в III — начале IV в. Тбилиси, 1975 (на груз. яз.).

29 З. Н. Алексидзе. Относительно конфликта между Вахтангом Горгасалом и архиепископом Микаэлом. — В кн : Разыскания по истории Грузии и Кавказа. Тбилиси, 1976, с. 103 и др. (на груз. яз.). Автор впервые и убедительно увязывал конфликт между духовенством и светской властью в Картли с проблемами экономического порядка.

30 Естественно, это отнюдь не значит, что грузинская церковь была свободна от проблем борьбы с еретическими выступлениями Достаточно указать хотя бы на наличие в грузинском языке специальных терминов, свидетельствующих о существовании в Грузии ересей, не говоря уж о достаточном фонде полемической и апокрифической литературы как оригинальной, так и особенно переводной, посвященной борьбе за «чистоту» канонизированных догматов. Наш источник свидетельствует, насколько эта проблема была актуальна в раннем средневековье (см. И. А. Джавахишвили (Джавахов). Материалы для истории грузинской патриотической литературы. — «Христианский Восток», т. I, вып. 1. СПб, 1912, с 9—10 и др.; К. С. Кекелидзе. История грузинской литературы, I, с 429 и сл. ).

31. О нем см.: Н. С. Джанашиа. Персонажи «Мученичества Шушаник»,— Журн. «Мнатоби». Тбилиси, 1983, № 9, с. 109 и сл. (на груз, яз ).

32 См. Н. Адонц Армения в эпоху Юстиниана. СПб., 1908, с. 402 и сл. ; Н. С. Джанашиа. «Мученичество Шушаник». Историко-источниковедческое исследование, т. I. Тбилиси, 1980 (на груз. яз.).

33 Лазар Фарпеци История Армении (изд. Б. Улубабяна). Ереван, 1982, с. 287 (на арм. яз.).

34 Ср. М. М. Дьяконов. Очерк истории Древнего Ирана, с. 306—307.

35 См. об этом: И. А. Джавахишвили. История грузинского народа, т. I. Тбилиси, I960, с 241—242 (на груз. яз.).

36 См. Вс. Ф. Миллер. Осетинские этюды, т. III. M., 1887, с. 15 и сл. ; Д. З. Бакрадзе. К. П. Патканов и источники по истории Грузии. — Журн. «Ивериа», № 7—8 (на груз, яз); см. также: Г. В. Цулая. Грузиноведческие интересы В. Ф. Миллера. — Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. VIII. М., 1978. с. 54 и сл.

37 И. А. Джавахишвили. ДГИЛ, с. 192. См. также К. С. Кекелидзе. Историк Вахтанга Горгасала и его история — Этюды, IV, с. 187—199 (на груз. яз.).

38 Я. С. Лурье. О так называемой «презумпции невиновности» источника. См. также: Л. Н. Пушкарев. Диалектическое единство объективного и субъективного в определении исторического источника. — В кн.: Источниковедческие разыскания, 1979, с. 166—167.

39 КЦ, I, с. 248.

40 И. А. Джавахишвили. ДГИЛ, с. 189.

41 Там же, с. 191; Н. Я. Марр. Агиографические материалы по грузинским рукописям Ивера — ЗВОРАО, т. XIII. СПб., 1901, с. 15. Следует отметить, что Н. Я. Марр не ставил упомянутого здесь Иллариона Джуаншера в связь с автором ЖВГ.

42 К. С. Кекелидзе. История грузинской литературы, т. II, с. 260.

43 См. К. С. Кекелидзе. История грузинской литературы, т. I, с. 115, примеч. 3.

44 Сегодня эту мысль, надо думать, безуспешно, попытался возродить В Гоиладзе (указ соч., с. 157, примеч).

45 Н А. Бердзенишвили, В. Д. Дондуа, М. К. Думбадзе, Г. А Меликишвили, Ш А. Месхиа. История Грузии, т. I. С древнейших времен до 60-х гг, XIX в. Тбилиси, 1962, с 156. См также: Р. К. Кикнадзе Вопросы источниковедения истории Грузии, I, с 13.

46 Н А Бердзенишвили (Джуаншер). — ВИГ, IX. Тбилиси, 1979, с 23 (на груз. яз.). Очевидно, Н. А. Бердзенишвили так и не определил до конца своего отношения к вопросу об авторстве Джуаншера Джуаншериани, хотя в ряде других незавершенных (также посмертно опубликованных) работ он все-таки склонен был (хотя и не категорически) считать его автором ЖВГ (см Н. А. Бердзенишвили ВИГ, VII, с 45, 92, 204 и др.; также: ВИГ, VIII, с. 551 и др, где автор уже более определенно индивидуализирует двух этих грузинских историков; см. также: Р. К. Кикнадзе. Очерки по источниковедению, с. 28 и др).

47 КЦ, I, с. 224; по «Списку царицы Анны», с 156.

48 Список царицы Марии, с. 211.

49 КЦ, I, с. 245—248. Русский перевод: Летопись Картли (изд. Г В. Цулая), с. 41—43.

50. КЦ, I, с. 248.

51 Древнеармянский перевод грузинских хроник («Картлис цховреба»). Грузинский оригинал и древнеармянский перевод с исследованием и вокабулярием издал И. В. Абуладзе. Тбилиси, 1953, с. 207—208 (на груз яз); Мровели Леонти. Жизнь Картлийских царей, с. 15— 16.

52 Г. А. Меликишвили. ИДГ, с. 30.

53 Там же. Ср. А. В. Гадло. Этническая история Северного Кавказа IV—X вв. Л., 1973, с. 45 и сл.

54 И. А Джавахишвили. ДГИЛ, с. 189.

55 К. С. Кекелидзе. Историк Вахтанга Горгасала и его история. {Названная статья, впервые опубликованная в качестве дискуссионной в грузинском сборнике «Наша наука», № 4. Тбилиси, 1928, до сих пор оказывает влияние на некоторых историков и источниковедов истории Грузии).

56 К. С. Кекелидзе. Указ соч, с. 189. Вместе с тем ученый не отрицал, что приведенные слова можно трактовать и в ином смысле, в частности, так как их понимал И А Джавахишвили, считавший фразу «а от (времени) Вахтанга до сих пор описал Джуаншер Джуаншериани» указанием на то, что Джуаншер в своем произведении описал. время «включительно от Вахтанга» (см И. А. Джавахишвили. ДГИЛ, с. 189).

57 О сложных и до сих пор неразгаданных тайнах творческого прогресса средневековых писателей и историков см.: Д. С. Лихачев. Текстология. Л., 1983, с. 127 и сл.

58 См. К. Г. Григолиа. Ахали Картлис цховреба. Тбилиси, 1954 (на груз, яз); Г. Г. Пайчадзе. Вахтанг VI. Тбилиси, 1981, с. 81 и сл. (на груз яз ).

59 К. С. Кекелидзе. Указ соч, с. 190—191.

60 Там же, с. 191 (с ссылкой на: С Н. Какабадзе. О древнегрузинских летописцах. Тифлис, 1911, с 24—25).

61 Т. е. на с. 317 свода КЦ в издании С. Г. Каухчишвили.

62 К. С. Кекелидзе Указ, соч., с. 191, примеч. 4.

63 К. С. Кекелидзе. Указ соч., с. 193—195.

64 Там же, с. 196—198

65 Анализ источников см.: Д. Л. Мусхелишвили. Уджарма. Тбилиси, 1966, с. 62—64 и сл.   (на груз. яз.).

66 Исследователь проблем кавказоведения З. И Алексидзе склонен предполагать, что Леонтий Мровели и Джуаншер принадлежали к тому лагерю раннесредневековых грузинских интеллектуалов, которые в антихалкедонской ереси обвиняли не вообще армян, а отдельных лиц монофизитского духовенства Армении (см. Арсений Сапарский. О разделении Грузии и Армении. Критический текст, исследование и комментарии З. Н. Алексидзе. Тбилиси, 1980, с. 176—177; на груз яз.).

67 Ср А. П. Абдаладзе. «Картлис цховреба» и грузино-армянские отношения. Тбилиси, 1982, с 187 (на груз. яз).

68 См. А. П. Абдаладзе Указ соч, с. 189 и сл.

69 В действительности «противоречия» в суждениях Лазара Фарпеци о Вахтанге Горгасале могут объясняться вполне реалистическим подходом армянского историка к факту несоразмерности военных сил и людских ресурсов не только одной Картли, но и всех народов Закавказья с военным потенциалом Сасанидского Ирана. Особенно красноречиво об этом говорится в ЖВГ: «И ясно нам, что войска персов превосходят воинства Армении и Картли» (с. 169); С. Т. Еремян. Армения в раннефеодальную эпоху. — В кн. : Философия Давида Непобедимого. М., 1984, с. 24.

70 См. Л. Н. Джанашиа Сведения Лазара Фарпеци о Грузии, с 243. Когда «на 25 году правления шаха Пероза» (ок. 458—484), пишет Лазар, Вахтанг Горгасал поднял антииранский мятеж, армяне «радостными сердцами возрадовались», надеясь, что с помощью картлийцев и народов Северного Кавказа (положительные дипломатические взаимоотношения между ними имели давние традиции и неоднократно давал» положительные результаты в практике военных событий) удастся поднять в Закавказье всеобщее антииранское восстание (см. Лазар Фарпеци. История Армении, с. 287).

71 КЦ, I, с. 4; Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей“ с. 21—22, 40 и сл.

72 См. Вс. Ф. Миллер. Осетинские этюды, т. III, с. 15 и сл.  Исследование этнического состава Северного Кавказа по данным различных источников и в том числе раннего цикла КЦ дано в вышеуказанной монографии А. В. Гадло.

73 См. А. А. Богверадзе. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV—VIII вв., с. 35 и сл.

74 Забегая несколько вперед, отметим, что такая форма прозвища Вахтанга может быть либо свидетельством знания автором шатбердской версии «Обращения Картли» персидского языка, либо признаком сохранившегося в ней архаизма

75 Обращение Картли (по Шатбердскому сборнику), с. 325.

76 КЦ, I, с. 233; Обращение Картли (по Шатбердскому сборнику), с. 327.

77 Еще И. А. Джавахишвили заметил, что автор ЖВГ мог пользоваться источником, лишь похожим на «Обращение Картли» (ДГИЛ, с. 194).

78 М. Г. Джанашвили Одописцы царицы Тамар. — Газ. «Трибуна». Тбилиси, 1923 (на груз. яз.).

79 К. С. Кекелидзе. Указ соч., с. 200 Аналогичного мнения придерживается и современный грузинский литературовед М. А. Тодуа (см. его: Орбелиановская версия «Килилы и Димны». Тбилиси, 1976, с. 79— W и сл. ; на груз. яз.). В своих сопоставлениях мы пользовались: Физиолог. Армяно-грузинский извод. Грузинский и армянский тексты исследовал, издал и перевел Н. Я. Марр. СПб , 1904; Василий Кесарииский. Физиолог (древнегрузинский текст). — Шатбердский сборник X века, с. 175—190. См также: П. И. Ингороква. Краткий обзор, с. 312.

80 Л. Кекелидзе. Басни в древнегрузинской литературе. — В кн.: Вопросы древнегрузинской литературы и руствелологии, т. VII—VIII. Тбилиси, 1976, с 54—66 (на груз. яз.).

81 О цикле басен на данный мотив см : М. Л. Гаспаров. Античная литературная басня. М., 19/1, с. 147.

82 См.: З. Н. Алексидзе. Кирион — Картлийский католикос. — В кн.: Книга посланий Армянский текст с (грузинским) переводом, исследованием и комментариями издал З. Н. Алексидзе. Тбилиси, 1968, с. 184—185, Л. Кекелидзе. Указ соч., с. 57—58.

83 И. Ю. Крачковский Арабская географическая литература.— Избр. соч, т IV. М., 1957, с. 66.

84 См.: В. В. Бартольд Мусульманский мир. — Соч, т. VI М., 1966, с. 246, где ученый говорит, что «из культурных областей Индии раньше всего, еще в VIII в, подвергся мусульманскому нашествию Синд» См. также: К. Э. Босворт. Мусульманские династии. М, 1971, с. 30.

85 См. А. Массэ. Ислам. М., 1961, с. 52 и др,

86 п. И. Ингороква. Краткий обзор, с. 310; И. А. Орбели. Бахрам Гур и Азадэ. — Избр. соч. Ереван, 1963, с. 550.

87 О влиянии Сасанидского Ирана на язык и культуру древней Грузии см.: М. К. Андроникашвили. Очерки по иранско-грузинским языковым взаимоотношениям, т. I Тбилиси, 1966 (на груз, яз.); Г. Дундуа. Проблема так называемых грузино-сасанидских монет и вопросы истории раннефеодальной Грузии. — Изв. («Мацне») АН Груз. ССР, 1976, №1; M. В Цоцелиа. Восточная Грузия (Картли) в III—VII вв. и ее связи с державой Сасанидов. Автореф. канд. диссертации. Л., 1975; она же. Из истории взаимоотношений Картли с Сасанидским Ираном. Тбилиси, 1975; она же. Каталог сасанидских монет Грузии. Тбилиси, 1981 (там же библиография).

88 На определенном этапе эти народы в отношении грузин играли роль передаточного звена культурных элементов, в свою очередь заимствованных ими у тех народов, с которыми грузины непосредственно не граничили.

89 См : К. А. Иностранцев. Сасанидские этюды. СПб, 1909, с. 4—5 и др. См. также И. М. Фильштинский, Б. Я. Шидфар. Очерки арабо-мусульманской культуры. М., 1971, с. 96—99 и др Вероятно, обстоятельствами глубокого влияния Сасанидского Ирана на Восточную Грузию была обусловлена актуальность антимаздеистских мотивов в средневековой литературе грузин едва ли не вплоть до установления монгольского господства в Закавказье (с. 196).

90 П. И Ингороква. Указ соч., с 310.

91 И. А Орбели Указ, соч., с. 550.

92 И. А. Орбели. Указ соч., с. 550. Прозвище Горгасал связано с влиянием древнеиранского языка на грузинский (см. M. К. Андроникашвили. Указ, соч, с 453—454) и имеет отношение к культу волка в фольклоре многих народов древности (см. В. В. Иванов. Сходные черты в культе волка на Кавказе, в древней Малой Азии и на Балканах.— В кн. : Кавказ и Среднеземноморье. Тбилиси, 1980). Прозвище Горгасал с материалами грузинского фольклора сопоставила и В. В. Бардавелидзе (см ее: Древнейшие религиозные верования и обрядовое графическое искусство грузинских племен. Тбилиси, 1957, с. 44—45).

93 И. А. Орбели. Указ, соч., с. 554.

94 Там же, с. 551.

95 М. М. Дьяконов. Указ, соч., с. 404, примеч. 83.

96 П. И. Ингороква. Краткий обзор..., с. 266—268. О том же пишет и И. А. Орбели (указ, соч., с. 555).

97 Наиболее поучительным примером в данном случае может служить история исследования текста поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре», наличие в ней одной подложной, псевдоруставелевской строфы, свидетельствующей якобы о «персидском» происхождении поэмы исследователи подчас «подкрепляли» иранским происхождением имен ряда ее героев. Антропонимическое источниковедение, безусловно, плодотворно, но методы его должны исходить из иных посылок.

98 См. Страбон. География. М., 1964, с. 474.

99 См. П. И. Ингороква Краткий обзор, с. 267.

100 Возможно, влияние «иранского эпоса» на автора ЖВГ выразилось в манере эпического повествования об исторических событиях, окутанных туманом прошедших столетий Так, на основе событий, связанных с победой Шапура I (240—ок. 272) над римлянами в 260 г. (см. М. М. Дьяконов. Указ соч., о. 261—263) позднее историки-писатели «создали своеобразный роман о сасанидском шаханшахе и «повелителе Рума», украсив подлинный исторический факт целым ожерельем легенд» (В. Г. Луконин. Культура Сасанидского Ирана. М., 1969, с. 50). Но это вообще закономерно для всякого эпического повествования, а факты свидетельствуют, что развитие избранного Джуаншером сюжета в конечном счете пошло в направлении совершенно ином, чем это можно было ожидать в результате иранского влияния.

101 Так, в полулегендарной миссии славянского просветителя Константина-Кирилла к арабам византийский император напутствовал его: «Слыши(шь ли), Философ, что говорят скверные агаряне против нашей веры... Иди и вступи в борьбу с ними, и бог, совершитель каждого дела... пусть даст тебе благодать и силу в словах и поставит против Голиафа, как нового Давида, который победил с тремя камнями, (и) возвратит тебя нам как достойного царства небесного» (Житие Константина.— В кн.: Сказания о начале славянской письменности. Вступительная статья, перевод и комментарий Б. Н. Флори. М., 1981, с. 75. Ср также метод использования этого мотива в византийской литературе: И.С. Чичуров. Место «Хронологии» Феофана в ранневизантийской историографии.— В кн.: Древнейшие государства на территории СССР, 1981. М., 1983, с. 95, срв. с. 97).

102 При переводах библейских эксцерптов мы пользовались изданием: Мцхетская рукопись (Книга царей, Паралипоменон, Книга Ездры). Текст подготовила к изданию Е. И. Дочанашвили Тбилиси, 1982 (на древнегруз. яз.).

103 Между прочим, уместно отметить и такую типологическую параллель, как совпадение социальной привилегии вождей доисламских арабов не вступать в поединок с теми, кто не был равен им «по рождению» (И. М Фильштинский, Б. Я Шидфар. Указ соч., с 17—18) с тем, что читаем мы в нашем источнике: «Не перейду я через реку, ибо я — царь » и т. д. (с 154). Считать это результатом непосредственно арабского влияния на картлийцев нет смысла.

104 См. Н. Я. Марр (Рец.) Мосе Хонели да миси Амиран-Даре-джаниаяи, церили М Джанашвилиса. — ЖМНП СПб, 1895, окт., ч. CCCI, с. 326.

105 См. Г. Г. Майоров. Формирование средневековой философии. М., 1979, с. 43; ср. Книга Иисуса, сына Сирахова, VII, 13—16.

106 Ср. К. С. Кекелидзе. К вопросу об иерусалимском происхождении грузинской церкви. — Этюды, т. IV, с. 360 и сл.

107 См/ К. С. Кекелидзе. История грузинской литературы, I, с. 431, хотя переводы апокрифических писаний на грузинский язык продолжались и позднее (см там же, с. 435), что должно свидетельствовать о непрекращавшемся интересе местного духовенства к чистоте своих догматов. См. также Ц. Курцикидзе. Грузинская версия апокрифического мифа об Адаме. — «Мравалтави», т. I. Тбилиси, 1964 (на груз, яз.); lean-Pier-Mahe. Sur le Mithe de la chute dans la Vie apokryphe a' Adams —”Мравалтави", т. X, Тбилиси, 1983. (p. Л. М. Меликсет-Беков. Грузинский извод сказания о посте «Араджавор». — ХВ, т. V, вып. II Пгр, 1917, он же Фрагмент грузинской версии «Детства Христа». — ХВ, вып. III. Пгр, 1917.

108 См. К С. Кекелидзе Указ, соч., с. 430.

109 И. Я. Порфирьев Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях по рукописям Соловецкой библиотеки. — Сборник Отделения русского языка и словесности, т. XVII. СПб., 1877, с. 3—4.

110 Там же, с. 5.

111 См. К. С. Кекелидзе. Указ, соч., с. 437.

112 Историческую интерпретацию данного новозаветного пассажа см.: Р. Ю. Виппер. Возникновение христианской литературы М., 1946, с. 204 и сл.

113 Э Бикерман Хронология Древнего мира. М., 1976, с. 7.

114 Там же, с. 57

115 В. А. Лившиц. «Зороастрийский» календарь. — В указ. соч. Э. Бикермана, с. 328 и сл.

116 И. А. Джавахишвили. ДГИЛ, с. 194.

117 КЦ, I, с. 230, примеч. 2.

118 См. Л.Н. Джанашиа. Сведения Лазара Фарпеци о Грузии, с. 164 и др. Вполне справедливые сомнения в реальности традиционной датировки — 502 г. — смерти Вахтанга Горгасала высказал А. А. Богверадзе (см. его: Политическое и социально-экономическое развитие..., с. 57).

119 В. И. Гоиладзе. Вахтанг Горгасал и его историк, с. 154 и сл.

120 В. И. Гоиладзе. Указ. соч.. с. 155, с ссылкой на: G. Hoffmann. Auszuge aus sirischen Akten persischen Martyren. Leipzig, 1880, S. 80.

121 В. И. Гоиладзе. Указ, соч., с. 155.

122 Там же, с. 156. См. также: В. И. Гоиладзе. Семейная хронология Вахтанга Горгасала. — Жури. «Мнатоби», 1985, № 4, с. 161 и сл.   (на груз. яз.).

123Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей, с. 87—88.

124 В последнее время снова оживилась гипотеза К. С. Кекелидзе {напомним, что сам он на ней строго не настаивал) относительно авторства Леонтия Мровели всего древнего цикла КЦ с включением и ЖВГ. Этот взгляд, в частности, защищают историки К. Г. Григолия и А. А. Богверадзе (см.: А. А. Богверадзе. Первая летопись «Картлис цховреба» и ее автор. — В кн.: Грузинская историография, I. Тбилиси, 1968 (на груз, яз.); К. Г. Григолия. «Матиане Картлиса» и вопрос о его наименовании. — В кн.: Юбилейный сборник, посвященный 100-летию со дня рождения И. А. Джавахишвили. Тбилиси, 1976 (на груз. яз). Нам уже приходилось разбирать мнение названных ученых по данному вопросу и поэтому считаем лишним снова к нему возвращаться (см. Летопись Картли, изд. Г. В. Цулая, с. 24 и сл. ).

125 См. П. И. Ингороква Леонтий Мровели. — ИЯИМК. т X. Тбилиси, 1941, с. 143 (на груз. яз). Аналогичного мнения и Т. Г. Папуашвили (см. его Вопросы истории hЕрети. Тбилиси, 1970, на груз, яз ).

126 Шатбердский сборник, с. 326, И. А. Джавахишвили. История грузинского народа, т. I, с 348, примеч 3.

127 Шатбердский сборник, с 326.

128 Очевидно, это более точная передача грузинской формы греческого имени Евлавиос.

129 См. Г. С. Мамули а. Генезис легенды о реформах «царя» Арчила (VIII в ) и ее политическая тенденция — В сб.: Разыскания по истории Грузии и Кавказа. Тбилиси, 1976, с 118 и сл.  (на груз. яз.).

130 Далее в источнике (см. КЦ, I, с. 246 и др ) это население называется цанарами, которые обитали в районе Дарьяльских ворот В арабских источниках название динаров — санары — распространяется на всю Кахети А П Новосельцев пишет, "то «этническая принадлежность цанаров до сих пор спорна» (см его Страны Закавказья и Хазария в VIII — первое половине IX в —В об Грузия и Восток. Тбилиси, 1984, с. 193) Это мнение слишком категорично, чтобы принять его безоговорочно (ср. Г. А Меликишвили. Политическое объединение феодальной Грузии с 29, 52—54 и др). Во-первых, нам неизвестна какая-либо смена в этнической карте горной Кахети в описываемую в ЖВГ и «Исторической хронике Псевдо-Джуаншера» эпоху и позже (очевидно, что такой смены не было); во-вторых, в складывании этнических массивов горных областей Восточной Грузии всегда участвовали различные племена как Северного Кавказа (вайнахи, овсы и др.), так я иберы, — основное население южных отрогов Главного Кавказского хребта Поэтому следовало бы говорить не о туманном «этногенезе» цанаров, а об их сложении в этническую (или этнографическую) группу горной части Восточной Грузии.

131 Здесь же закономерно возникает вопрос — насколько Псевдо-Джуаншер в своем рассказе о подвиге Шушаник ориентировался на «Обращение Картли», в котором говорится, как мы уже отметили, с определенной идеологической тенденцией о том же и в той же последовательности. Слишком большой соблазн вообразить зависимость автора «Исторической хроники» от «Обращения Картли» Но нельзя ли представить, что «Обращение Картой» не было единственным сочинением, в котором рассказ о Шушаник был дан в духе Псевдо-Джугншера? Ведь еще Леонтий Мровели, столь чуткий к своим источникам, говоря о так называемых «бун-турках» в Грузии (тюркский этнический элемент), сведения о которых в грузинских источниках появились не ранее VIII в (В. Н Габашвили. Сведения древнегрузинских источников о тюркских племенах и народах — Грузинское источниковедение, т III Тбилиси, 1971; на груз, яз), ссылается не на «Обращение Картли», то было бы вполне естественно, а делает ссылку на общее мнение в Грузии о названных полулегендарных племенах.

132 См М. М Дьяконов Указ, соч, с. 307.

133 См. К. С. Кекелидзе. Вопрос о приходе сирийских деятелей в Картли. — Этюды, т. I. Тбилиси, 1956, с. 19—50 (на груз. яз.).

134 См. Н. В Пигулевская. Византия и Иран на рубеже VI и VII веков. М., 1946, с. 80 и сл.

135 Ср. Феофилакт Симокатта. История. М., 1957, с. 78— 79, а также с. 203—204, примеч. 34—40; Н. В. Пигулевская. Указ, соч., с. 81—82

136 Феофилакт Симокатта, с. 77—78.

137 Там же, с. 78.

138 См. Н В Пигулевская Византия и Иран, с. 84 и сл; История Византии, т. I, M, 1967, с 355

139 Доброжелательное отношение грузинского автора именно к императору Маврикию подтверждается, между прочим, и фактами историк Армении. Так, в одной из древнеармянских источников говорится, что император Маврикий, подчинив себе большую часть Ближнего Востока и Закавказья, установил такой мир, что возникла даже поговорка «Что ты сидишь беззаботно, точно во дни Маврикия» (цит. по Н Я Марр Ани. Книжная история города и раскопки на месте городища Л — М ., 1934, с. 20).

140 Ср С. Н. Джанашиа. Труды, т. I, с 10—13.

141 См Г. С. Мамулиа Указ соч., с. 117

142 Ср. А. И. Колесников. Завоевание Ирана арабами, с. 53,

143 См. История Византии, т. I, с. 367. Об эсхатологических мотивах, связанных с византийско-арабскими отношениями «м.: М. В. Кривов. «Эфиопия» в «Откровении» Псевдо-Мефодия Патарского. — ВВ, т. 38, 1977, с. 120—123.

144 См. К. С. Кекелидзе. Несколько, пока еще неизученных терминов нашей исторической литературы. — Этюды, т. IV, с. 71—72 (на груз, яз.); см. также: С. С. Аверинцев. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977, с. 194.

145 См. История Византии, т. 2. М , 1967, с 188—190

146 См. И. А. Джвахишвили ДГИЛ, с 190.

147 К. С Кекелидзе. Указ, соч., с 71.

148 К. Э. Босворт. Мусульманские династии, с. 34.

149 Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР (отв. Ред. В. Т Пашуто). М., 1978

150 Исследователи до сих пор пользовались ставшим библиографической редкостью и научно устаревшим переводом М. Броссе (М Brosset. Histore ae la Georgie SPb , 1849), a также не отвечающим научным требованиям пересказом М Г Джанашвили: Известия грузинских летописей и историков о Северном Кавказе и России — СМОМПК, вып. XII. Тифлис, 1896.

Текст воспроизведен по изданию: Джуаншер Джуаншериани. Жизнь Вахтанга Горгасала. Тб. Мецниереба. 1986