АБУ УСМАН АМР ИБН АЛ-ДЖАХИЗ

ПОСЛАНИЕ АЛ-ФАТХУ Б. ХАКАНУ О ДОСТОИНСТВАХ ТЮРКОВ И ОСТАЛЬНОГО ХАЛИФСКОГО ВОЙСКА

ВВЕДЕНИЕ

1. Первые представления арабов о тюрках

Часто можно услышать, что каждая эпоха имеет свой взгляд на историю, каждое поколение представляет прошлое по-своему. Это действительно так, когда дело касается недалекого прошлого, когда еще живы очевидцы минувших событий, или растет поколение, на судьбы которого эти события имели непосредственное влияние. Когда ж.е речь идет о событиях весьма отдаленных, о которых люди узнают из научных исследований, или другой печатной продукции, то расхождение мнений одних и других бывает связано с изменившимся объемом сведений, и это объективная причина. Но нередко это бывает вызвано большей или меньшей добросовестностью ученого-историка, его научной совестью, а иногда и грузом каких-то унаследованных от прошлого предрассудков и стереотипов.

Обращаясь к истории мусульманского Востока, мы видим, как появившийся на заре востоковедной науки образ полудикого араба-бедуина, рыцаря пустыни, в едином порыве покорившего обширные пространства от Испании до Китая, уступил место представлению об арабах в доисламскую и раннеисламскую эпоху как о народе с довольно развитой культурой земледелия и торговли. Точно так же долго перед востоковедами маячила фигура безжалостного кочевника-тюрка, вооруженного луком и стрелами и наводящего ужас на цивилизованное оседлое население.

О кочевниках раннего средневековья мы черпаем информацию по большей части из письменных источников оседлых народов, которые не переставая, находились под страхом агрессии со стороны своих соседей-кочевников. Грандиозные оборонительные сооружения на границе между степью и земледельческими районами служили практическим военным задачам, но одновременно и символизировали страх оседлого населения перед воинственными кочевниками, страх, передававшийся из поколения в поколение даже тогда, когда значение этих оборонительных сооружений было давным-давно утрачено. [4] Страницы многих исторических книг и летописей древности и средневековья, начиная, можно сказать, с Ветхого Завета, дышат паническим страхом перед кочевниками: киммерийцами, скифами, гуннами, аварами, печенегами, огузами, кипчаками, мадьярами — рисуют их жестокими, безжалостными, внешне непривлекательными ¹.Эти характеристики, случается, перекочевывают и в научные исследования. ²

Складыванию неприглядного образа дикаря-кочевника в немалой степени способствовал и такой отражающий позиции одной лишь стороны стереотип, согласно которому прогресс в социально-политической, экономической и культурной сферах с какого-то определенного, весьма отдаленного от нас этапа развития человечества, может происходить только в земледельческом обществе. При этом игнорируется следующий, важный с точки зрения развития производительных сил общества момент, что развитие и интенсификация земледелия невозможны без соответствующего уровня развития скотоводства, и не только в силу обеспечения военно-политического фактора, необходимого условия нормальной хозяйственно-экономической деятельности С в средние века на Востоке конница была основной ударной силой армии феодальных государств), но еще и потому, что в условиях роста земледельческого производства кочевничество способно предоставить земледелию новых покупателей и продукты обмена (в том числе и навоз, необходимый для повышения продуктивности земледелия), стимулировать вовлечение в активное использование новых, ранее не использовавшихся земель. ³

В исследованиях советских и зарубежных ученых в последние десятилетия показано, насколько высокой и самобытной культурой обладали кочевые, в том числе и тюркские, народы в средневековье, насколько богат был их духовный мир, нашедший отражение в мифологии и эпосе. Но следует признать, что для раннеклассо. вого кочевого общества дальнейшее развитие производи-тельних сил и культуры невозможно на базе экстенсивного скотоводства. Крупные кочевые народы неизбежно приходили к полукочевому способу хозяйствования, или составляли со своими соседями-земледельцами единый хозяйственно-экономический организм смешанного ckq-товодческо-земледельческого типа. ⁴ [5]

В средневековой арабской литературе сохранились Довольно многочисленные свидетельства о том, что среди тюрков были жители как степей, так и городов и крепостей. ⁵ Они занимались хлебопашеством, рыболовством, ремеслами, разводили сады, огороды и виноградники. В словаре тюркского языка Махмуда ал-Кашгари (XI в.) содержится много слов тюркского происхождения, охватывающих практически все основные понятия земледельческого производства и виды продукции. ⁶ Вместе с тем, если предубеждение о низком уровне духовной культуры тюркских кочевых народов, как говорилось, уже преодолевается, то указанные выше изменения их социально-экономического быта и по сей день связываются исключительно с внешним фактором — исламизацией, открывшей широкие возможности для культурно-хозяйственных контактов с оседлыми народами.

Первым самостоятельным тюркским властителем, принявшим ислам и объявившим его официальной религией своего государства, был Абд ал-Карим Сатук Бугра-хан (901—955), основатель караханидской державы в Средней Азии. С этого момента исламизация тюрков происходила весьма быстро и приняла массовый характер. В 960 г. ислам приняли около 200 тыс. семей. Мусульманский мир распахнул перед тюрками свои ворота настежь, и через несколько десятилетий они, возглавляемые победоносным Тогрул-беком Сельджукидом, десятками тысяч устремились на Средний и Ближний Восток, чтобы открыть новую страницу в его многовековой истории.

Однако к этому времени история непосредственных контактов мусульман с тюрками насчитывала уже целых четыре столетия. Арабские воины, первыми в составе отрядов мусульман вошедшие в соприкосновение с тюрками, были поражены бесстрашием, воинским искусством и несгибаемостью тюркских воинов. Арабское завоевание здесь приостановилось, и ислам, как заметил известный советский востоковед В. В. Бартольд, перешел на границе с тюрками от наступления к обороне. ⁷

При этих обстоятельствах богатое воображение арабов дало толчок к созданию легенд и рассказов, внесших свою лепту в формирование устрашающего образа варвара-тюрка. Жестокими, не знающими жалости, внешне безобразными «с маленькими глазами, приплюснутыми носами, плоскими, как кованые щиты, лицами» предстают тюрки в этих рассказах, которые для придания им [6] большей достоверности приписывались видным сподвижникам Мухаммада, и даже самому пророку, хотя он вряд ли мог иметь какие-либо личные впечатления о тюрках.

В потоке этих панических сообщений в средневековой мусульманской историографии не сразу удается обнаружить и извлечь объективные сведения о тюрках.

Оказывается, те самые стены, которые должны были ограждать цивилизованные народы от набегов тюркских варваров и одновременно внушали им страх перед ними, в некоторых местах уже давно входили в состав владений самих тюрков. Арабские авторы ал-Балазури (IX в.) и Кудама (X в.) сообщают, что в давние времена население Гургана, юго-восточного Прикаспия, построило оборонительную стену против тюрков, но ко времени мусульманского завоевания тюрки ее преодолели и владели всем Гурганом, а также соседней областью Дихистан. Эти сведения наши источники приводят в связи с событиями 716 г., когда новоназначенный омеййадский наместник Ирака Йазид б. Мухаллаб выступил в Хорасан, чтобы усмирить сторонников своего мятежного предшественника, знаменимого полководца Кутейбы б. Муслима (ум. 715 г.). Тогда тюркским властителем Гургана (арабск. Джурджана) и Дихистана был некто Сул. ⁸

Сведения об этой тюркской династии немногочисленны и туманны. Они правили в юго-восточном Прикаспии, по-видимому, еще со времени до начала арабских завоеваний, поскольку первые арабские отряды Сувайда б. Мукаррина, появившиеся здесь в 642 г., пришли в столкновение с силами некоего Рузбана Сула, подданными которого названы тюрки. Был заключен мирный договор с условием выплаты ежегодной дани ⁹ Договор датирован 18(639) г., но Табари поместил его в ряду событий 642 г., обоснованно полагая, что арабы не могли появиться в Гургане до битвы при Нехавенде (642). Условия договора 642 г., как видно, не выполнялись, дань не выплачивалась, и в 650 г. последовал новый поход арабов во главе с Саидом б. ал-Асом в Гурган и Дихистан. По мирному соглашению на этот раз предусматривалась выплата определенной суммы дани, которая колебалась от 100 тыс. дирхамов до 300 тыс. ¹⁰ Но местное население выплачивало дань весьма нерегулярно, а потом и вовсе перестало, пока уже известный нам Йазид б. Мухаллаб не взял в 716 г. крепость Сула [7] и окончательно не подчинил эти области. Судьба самого Сула не совсем ясна: по одним сообщениям, он был убит в сражении, по другим сведениям, он после кровопролитного сражения, в ходе которого было убито 14 тыс. тюрков, сдался, получив гарантии сохранности своей жизни и жизни своих домочадцев и челяди ¹¹.

Несколько позднее, в 720 г. сын Сула, который назван владетелем соседней с Дихистаном области Кухистан, оказался в числе тех сторонников восставшего против центрального правительства Йазида б. Мухаллаба, которые попали в плен после внушительного поражения от войск халифа Йазида б. Абд ал-Малика.¹² На этом, считают специалисты-исследователи, тюркская династия Сула, правившая в Гургане, Дихистане, а возможно, и в Кухистане, прерывается. ¹³

Однако вне внимания исследователей оказались два сообщения ат-Табари, из которых следует, что гораздо позже, в 835 г. к уже дскому халифу ал-Мутасиму был доставлен закованным некий правитель Сул Артекин (или Тегин) вместе с группой своих подданных (ахл биладихи). ¹⁴ По всей видимости, он был помилован и обласкан халифом, который даже взял его на государственную службу: в 839 г. он упоминается как военный правитель Дамаска. ¹⁵ Видимо, этот Сул Тегин был отпрыском династии Сулидов, сохранявшей вплоть до 835г. свои владения в юго-восточном Прикаспии.

835 г., как известно, был временем перелома в многолетней борьбе халифата с грандиозным восстанием Бабека, охватившим Азербайджан и северный Иран. Многие местные правители примкнули к восставшим. Особую известность получил правитель примыкающей к Гургану прикаспийской области Табаристан Мазйар б. Карин, который в 837 г. был распят в Самарре, тогдашней столице халифата, на одной доске с Бабеком. Возможно, и Султегин вначале каким-то образом поддерживал Бабека, но потом отошел от него, заслужив тем самым благосклонность халифа.

Весьма вероятно, что еще сам Сул принял ислам, а его потомки к началу IX в., несомненно, уже восприняли и арабский язык, и мусульманскую культуру. Из этой семьи происходили, по крайней мере, двое выдающихся представителей средневековой арабо-мусульманской культуры: знаменитый поэт IX в. Абу Исхак Ибрахим б. ал-Аббас ас-Сули (ум. 857 г.) и известный историк [8] Абу Бакр Мухаммад б. Йахйа ас-Сули ¹⁶, оставивший после себя весьма содержательную историю Аббасидов Х в. ¹⁷.

Такова вкратце история одной, но не единственной тюркской династии, с которой столкнулись арабы на самом раннем этапе своих завоеваний и о которой, в отличие от остальных, мы можем твердо сказать, что она стояла во главе значительного тюркского населения, перешедшего или переходящего к оседлости.

Помимо Сулидов, арабам в Мавераннахре, области за рекой Аму-Дарья, пришлось иметь дело и с другими тюркскими правителями: бухарским властителем бухарахудатом Тугдж Шадом, правителем Согда и Самарканда согдийским ихшидом Гуреком, тюркским правителем области Бадгис Низаком Тарханом и др. Оказав упорное сопротивление завоевателям и отстояв свое достоинство и практическую независимость, эти тюрки тем не менее не могли остаться в стороне от начинавшегося великого культурного и политического подъема халифата. В начале IX в. потомков этих правителей, в частности бухарахудата и согдийского ихшида, мы видим в числе наиболее выдающихся военачальников халифа ал-Мамуна (813— 833). ¹⁸

Они были далеко не единственными тюрками, вовлеченными в орбиту общественной жизни халифата. Уже в начале IX в. прежде заклятые враги ислама, становятся одним из важных факторов поступательного развития исламского общества. Областью приложения их усилий были преимущественно политика и военное дело. Наглядным свидетельством тому является история тюркской гвардии Аббасидов.

2. Тюркская гвардия Аббасидов

Тюркские военачальники служили в халифском войске в довольно раннее время. Сохранились имена Хаммада ат-Турки, военачальника ал-Мансура (754— 775), Мубарака ат-Турки, служившего у ал-Махди (775—785), и некоторых других. ¹⁹

Создание и широкое использование отдельных тюркских подразделений связывают с именем халифа ал-Му'тасима. Ядро будущей тюркской гвардии ал-- Му'тасима сложилось, по всей вероятности, уже в правление [9] ал-Мамуна. Первое упоминание о самостоятельной военной экспедиции тюркского корпуса ал-Му'тасима относится к 202 г. (817—818), когда провозглашенный выступившими против ал-Мамуна багдадцами халифом Ибрахим б. ал-Махди послал их на подавление выступления Махди б. Алвана в окрестностях Багдада. ²⁰ Со вступлением на престол ал-Му'тасима (833—842) тюркская гвардия становится наиболее близкой к халифу военной силой, особенно после того, как часть ртарого войска оказалась замешанной в заговоре Аббаса, сына ал-Мамуна.

Распри между тюрками и багдадцами, недоверие к войску, расквартированному в Багдаде, послужили причиной того, что ал-Му'тасим построил новый город Самарру, где и обосновался с верными ему тюркскими гвардейцами: по словам самого ал-Му'тасима, он искал вместо для своей новой столицы так, чтобы оттуда мог по суше и по воде добраться до Багдада и подавить нежелательные выступления. ²¹ В своей новой столице ал-Му'тасим постарался изолировать кварталы, населенные тюрками, от других районов города ²². В жены гвардейцам были отданы рабыни-наложницы, которые также были включены в диваны ²³.

С возрастанием значения тюркской гвардии как основы военной мощи государства росло и влияние тюркских военачальников. Уже сам ал-Му'тасим оказывает большие почести Ашинасу, отличившемуся еще в перовой самостоятельной операции против Махди б. Алвана: он усаживает его в своем присутствии и возлагает на его голову венец ²⁴. При халифе ал-Васике тюркские военачальники становятся наместниками больших областей халифата. Тот же Ашинас, например, был назначен над всеми землями от «дверей дворца до крайнего округа на Западе», Итаху, другому тюркскому военачальнику, был отдан Хорасан и Синд. ²⁵ Правда, все эти назначения были лишь громкими титулами, призванными оказать почести и удовлетворить тщеславие отличившихся военачальников, поскольку Синд, например. вовсе отпал к тому времени от халифата, а в Хорасане еще со времени ал-Мамуна утвердилась династия наместников Тахиридов.

Тюрки становятся наиболее активной и боеспособной силой, они принимают участие практически во всех военных предприятиях государства, участвуют в походах [10] против византийцев, подавляют восстания на окраинах халифата и выступления внутри страны, тюрки были посланы в качестве подкрепления Афшину в ходе многолетней войны с Бабеком, возглавившим крупнейшее в истории халифата восстание, вспыхнувшее еще в 816 г. в Азербайджане. ²⁶

Говоря о причинах создания тюркской гвардии, ученые-востоковеды высказывали различные мнения вплоть до такого абсурдного, что тюркская гвардия была создана для удовлетворения неестественных половых наклонностей халифов ²⁷. Отмечалось, что тюрков привлекали в войско для противодействия Тахиридам ²⁸, или считали это причудой ал-Му'тасима, мать которого будто бы была тюрчанкой ²⁹, и который, по мнению одного из исследователей, не соответствовал представлениям багдадцев о достойном и образованном правителе и потому не пользовался поддержкой старого войска ³⁰.

Не выдерживает критики идея Д. Пайпса о том, что в тюркской гвардии, составленной из рабов, нашла свое выражение исламская сущность средневекового общества: рабская гвардия является характерной особенностью только исламского общества, ее создание обусловлено отказом мусульман служить в войске, вызываемым неизбежным крушением их веры в реализацию справедливых идей ислама. ³¹ Излишне повторять, что история знает много примеров организации войска из рабов в немусульманских государствах, и рабское войско никак нельзя считать специфической чертой исламского общества. ³²

Автор другой специальной монографии о тюркской гвардии присоединяется к мнению, что тюркское происхождение матери ал-Му'тасима имело решающее значение для создания первых отрядов тюркской гвардии. но причиной широкого использования тюрков в войске была, по его мнению, напряженная политическая обстановка, когда значительная часть войска хотела халифом Аббаса, сына ал-Мамуна, и была недовольна воцарением ал-Му'тасима, а после неудавшегося заговора, имевшего целью свергнуть ал-Му'тасима и возвести на престол Аббаса, забота о личной безопасности привела ал-Му'тасима к мысли о резком увеличении численности тюркских гвардейцев ³³.

Все указанные причины, нетрудно заметить, носят субъективный характер и могли бы объяснить наличие [11] очень ограниченного количества телохранителей, но не целой гвардии, составлявшей, как мы будем иметь возможность убедиться, половину халифского войска. В противовес утверждению Гибба, что назначение тюркской гвардии было противостоять Тахиридам, укажем мнение X. Кеннеди, считавшего, что в период наибольшего влияния Тахиридов дское государство действовало как хорошо отлаженный механизм, и поступления в казну из Хорасана были как никогда велики. ³⁴

Если и можно говорить о личной неприязни ал-Му'тасимa к Абдаллаху б. Тахиру, ³⁵  то известно также, что он относился к Абдаллаху с большим уважением и как-то наазвал его даже «человеком, не имеющим себе равных». ³⁶

Более обоснованной выглядит точка зрения исследователей, считавших, что халифам важно было иметь в своем распоряжении воинов-чужеземцев, ничем не связанных с местным населением и не имевших никаких корней в стране. ³⁷  Такие воины могли оставаться связанными лично с халифом и быть преданными лично ему, но как только эти воины обретали какие-либо материальные интересы, охраняемые законом страны, они переставали быть надежной опорой своих властителей. ³⁸  В пользу такого мнения говорят сведения ал-Йакуби о мерах, предпринятых ал-Му'тасимом для изоляции гвардейцев от местного населения ³⁹. С другой стороны, поставленная цель изолировать войско достигалась тем, что чужеземцы и рабы, приобретая высокое положение при халифе и получая большое жалование, несоизмеримое с доходами остального населения, вызвали неприязнь и даже ненависть местных жителей.

Одновременно с признанием справедливости высказанного выше мнения нам представляется, что главная причина создания тюркской гвардии лежит глубже. Закономерной тенденцией экономической политики халифата было удерживание государственных доходов примерно на одном уровне. Эта цель достигалась разными путями, спекуляцией государственным зерном, сокращением числа включенных в диваны, различным ухищрениями с целью уменьшения жалования рядовым чиновникам и войску, но главным средством были различные меры по ужесточению налогового режима.⁴⁰ Для осуществления этих мер, естественно, вызывавших недовольство налогоплательщиков, требовалось сильное [12] войско, состоявшее из профессионалов, не имевших общих интересов с массами местного населения и по возможности полно изолированных от него. Тюркская гвардия первоначально полностью отвечала этим требованиям. Халифы стремились сохранить эти качества своих гвардейцев, о чем свидетельствуют попытки изолировать их в Самарре. Многие тюрки так и не знали арабского языка. Когда, например, потребовалось вести переговоры с восставшими сторонниками военачальника Багира, к ним пришлось отправлять только тех, кто знал тюркский язык. ⁴¹

Мысль об экономически обусловленной необходимости создания тюркской гвардии высказывается не впервые. На это несколько лет назад указывал Л. И. Надирадзе. По его мнению, общественный продукт в халифате делился между тремя субъектами: его производителями— крестьянами, собственниками своих наделов, и феодально зависимыми издольщиками, феодалами, владетелями крупных земельных участков, и государством. До определенного исторического рубежа государство в борьбе за долю в общественном продукте одерживало верх над остальными субъектами дележа, облагая их не фиксированным налогом, а налогом по платежеспособности. Стремление государства путем нефиксированного налога увеличить свою долю в общественном продукте в ущерб другим субъектам дележа порождало оппозицию последних и до предела сужало социальную базу государства, и оно было вынуждено усилить внеэкономические формы принуждения: появилась тюркская гвардия, чуждая населению халифата ⁴².

Тюркская гвардия недолго оставалась послушным орудием в руках халифов. Очень кстати было бы привести небольшой отрывок из написанного ал-Джахизом «Послания Фатху б. Хакану о достоинствах тюрков и всего халифского войска»: «Тюрки не знают ни мести, ни обмана, ни лицемерия, ни наушничества, ни притворства, ни клеветы, ни высокомерия к близким, ни притеснения сотоварищей, они не подвержены пороку ереси, не присваивают имущество по причине различного толкования закона. Их недостаток и причина их страданий — тоска по родине, стремление к странствиям, страсть к набегам, влечение к грабежам и сильная привязанность к своим обычаям... Более всего побуждало их к бегству, влекло назад и вызывало [13] у них отвращение к длительному пребыванию на месте неосведомленность о своих способностях, неведение своих достоинств и пренебрежение благоприятными моментами их применения и использования. И когда поставили их в одинаковое положение с другими воинами (буквально: сделали их по образцу других воинов), они не захотели быть в последних рядах и в числе всяких других, не захотели пребывать в среде простого воинства и раствориться в общей массе воинов, они сочли это недостойным себя и указали, что им нужно, и увидели они, что им не пристало терпеть притеснения и пребывать в безвестности. Они хуже относятся к тому, кто не знает об их правах, чем к тому, кто пытается сознательно лишить их этих прав. И когда случится им иметь над собой терпеливого владыку, сведущего в судьбах людей, не потакающего дурным обычаям, не попустительствующего низменным страстям, не отдающего предпочтения одной стране перед другой, управляющего со знанием дела, где-бы ни управлял, следующего истине во всем, что бы ни делал — останутся тогда те из них, кто понял свою удачу, стал исповедовать истину, отказался от дурных обычаев, избрал для себя истинный путь, оторвался от своей родины, отдал предпочтение имамату перед тиранией, и оказался благоразумным, вопреки своим привязанностям» ⁴³.

На основании этого отрывка можно сделать вывод, в что первоначально тюрки не имели никаких преимуществ перед другими воинами, значит их высокие воинские качества и преданность обременяли казну не более, чем расходы на других воинов. Однако в правление халифа ал-Мутасима, а слова о справедливом владыке содержат намек именно на него, как и для него был написан трактат, тюрки достигают того, что считают достойным себя, и, как можно догадываться по последней части отрывка, полностью осваиваются в стране. Но что конкретно имел в виду Джахиз, когда говорил о достойном воздаянии тюркам после притеснений и безвестности?

Мы можем предполагать, что ядро тюркской гвардии, складывавшееся вокруг ал-Му'тасима, состояло из рабов, купленных внутри страны или специально вывезенных из пограничных с тюрками районов. ⁴⁴ В истории халифата это был не единственный случай использования рабов на военной службе. Известны факты, когда оказавшись в затруднительном положении, арабы давали сопровождавшим [14] их в походе рабам оружие для участия в сражении. Так поступили хорасанские наместники Джунайд б. Абд ар-Рахман в 112 (730—731.) г. и Асад б. Абдаллах в 119 (737) г., когда вооружили рабов и обещали им свободу, если они будут сражаться против тюрков ⁴⁵. Однако это не было системой, описанные случаи были мерой, принятой в критическую минуту. Особняком стоит известие, что Зийад б. Абихи из рабов, захваченных в Бухаре, сформировал в Басре отряд лучников ⁴⁶.

Мы, конечно, не можем утверждать, что единственным воздаянием гвардейцам ал-Му'тасима была надежда получить за хорошую службу свободу, но со ссылкой на ал-Джахиза можно считать, что по крайней мере в начальный период воины-невольники ал-Му'тасима не имели преимуществ перед другими воинами. Об этом, кстати, можно судить и по личным наблюдениям Джахиза, который говорил о встрече с тюркским воином, резко отличавшимся скромностью и даже бедностью своей экипировки ⁴⁷. Личная зависимость гвардейцев от своего повелителя давала последнему большие права над ними. Однако, как только при ал-Му'тасиме рабское войско становится наиболее значительным и боеспособным воинским контингентом, сохранение рабского статуса гвардейцев становится невозможным, поскольку не находилось иной военной силы, гарантирующей осуществление полных прав повелителя над своими воинами-рабами. «В классовом обществе нигде и никогда армия из рабов не состояла и не могла состоять. Война всегда была привилегией свободных ⁴⁸. Д. Пайпс по этому поводу замечает, что рабы-воины, в отличие от обычных рабов, сами высвобождают себя номере нахождения на военной службе, предлагается даже наряду с термином «манумиссия», обозначающим освобождение раба по воле хозяина, ввести новый термин «ипсимиссия», применимый к самопризвольному переходу раба воина в положение свободного. ⁴⁹

Этому противоречит известие о том, что 8 тыс. рабов получили свободу в соответствии с завещанием ал-Му'тасима, много воинов было отпущено на волю и ал-Муваффаком. ⁵⁰ Кроме того, известен случай когда и после халифа ал-Му'тасима, халиф имел намерение применить всю полноту власти рабовладельца над воинами-рабами. В 232 (847) г. халиф ал-Мутаваккил, вступив на престол, распорядился выдать премии войску и гвардии. При этом [15] магрибинцам, одному из контингентов халифской гвардии, предполагалось выплатить меньше других, и тогда они взбунтовались и отказались от денег вообще. Ал-Мутаваккил приказал продать тех из них, кто был мамлюком, а остальных перевести в положение военных поселенцев. Но за магрибинцев заступился Васиф, конфликт был улажен, и магрибинцы согласились получить премию в первоначальном размере ⁵¹. Приведенный эпизод свидетельствует о том, что в гвардии наряду со свободными воинами всегда были рабы, и халифы, разделяя их интересы, могли держать в повиновении одних с помощью других. Описанный эпизод интересен и тем, что еще раз указывает на преимущественное положение гвардейцев перед остальным войском и на возможность перевода из одной категории войска в другую в качестве наказания.

Исследуя состав войска Аббасидов, можно прийти к заключению, что с самого начала оно формировалось из различных в племенном и этническом отношении подразделений. Это делалось с той целью, чтобы говоря словами ат-Табари, подавлять одних с помощью других. Одновременно официальная пропаганда стремилась подчеркнуть единство армии, имевшей общую цель — служение халифу, и даже обосновать единство происхождения представителей разных народов, входивших в состав войска, хотя бы и таких далеких друг от друга, как арабы, персы, и тюрки. Подтверждением этому может быть специально написанный трактат Джахиза, предлагаемый вниманию читателей в настоящем издании.

Численность и содержание тюркской гвардии. Количество тюркских гвардейцев при ал-Му'тасиме не поддастся точному определению. По сообщению ал-Йакуби, ал-Му'тасим во время правления ал-Мамуна посылал в Самарканд к Нуху б. Асаду своих людей для приобретения тюркских рабов, и ежегодно к нему поступало определенное количество, пока их не набралось около 3 тыс. Ал-Му'тасим стал покупать рабов и внутри страны: так к нему попали Ашинас, мамлюк Ну'айма б. Хазима, Йтах, служивший поваром у Салама б. ал-Абраша, Васиф, оружейник, принадлежавший семье ан-Ну'мана, Сима ад-Димашки, купленный у Фадла б. Сахла — все впоследствии крупные военачальники и вершители политики в халифате. ⁵² [16]

Как сообщает ал-Мас'уди, к моменту строительства Самарры у ал-Му'тасима было 4 тыс. тюркских гвардейцев ⁵³. Более поздние источники сообщают, что численность гвардейцев ал-Му'тасима достигала 70 тыс. ⁵⁴. Заслуживает внимания мнение современника ал-Му'тасима, поэта Али б. Джахма, который так охарактеризовал халифа: Имам, у которого двадцать тысяч тюрков, быстро пускающих стрелы ⁵⁵.

По причине такой разноречивости известий в источниках до сих пор нет представления о численности тюркской гвардии, также невозможно четко ответить на вопрос о численности всей дской армии и о расходах на ее содержание. Автор вышедшей недавно специальной монографии о халифской гвардии, говоря о ее численности, не нашел иного пути, как свести воедино различные сведения источников, указов количество гвардейцев в пределах 4—70 тыс. ⁵⁶ В последние годы было высказано и поддержано некоторыми востоковедами мнение, что войско в Аббасидском халифате исчислялось 50 тыс. воинов, на содержание которых требовалось 14 млн. динаров ежегодно. ⁵⁷ Тогда на каждого воина приходится 23,3 динара в месяц — чрезвычайно высокое жалование, даже если считать, что в эту сумму входит стоимость экипировки воина, в 8 раз превышающее заработок квалифицированного ремесленника.

Такие расходы на армию принято объяснять чрезвычайно высоким жалованием тюркских гвардейцев. Перед нами ставится задача с тремя неизвестными: определить численность, среднее жалование и общую сумму расходов на халифскую гвардию. Значение подобного исследования вырастает еще и потому, что в востоковедной литературе существуют два противоположных мнения. Согласно первому, с появлением тюркской гвардии резко сократилась численность остальной армии и она практически перестала существовать. ⁵⁸ Противоположная точка зрения заключается в том, что тюрки были лишь небольшой группой военачальников, стоявших во главе подразделений мавали и другого рода зависимых людей из местного населения. ⁵⁹ Для выполнения поставленной перед нами задачи обратимся к сведениям о событиях 251 (865) г., сохранившимся в наиболее полном [17] виде у ат-Табари. Необходимость в этом появляется по следующим соображениям.

Дело в том, что в отличие от сообщений об общей численности войска и гвардии, которые не всегда могут считаться достоверными, сведения о численности отдельных отрядов и подразделений выглядят гораздо более скромными и заслуживают большего доверия. Крупный военачальник Васиф ат-Турки выступил в 248 (862) г. в поход на византийские владения всего с 10 тысячами воинов. У другого наиболее влиятельного военачальника Мусы б. Буги в непосредственном подчинении было 2 тыс. воинов, а у третьего военачальника Муфлиха — 1130 воинов. ⁶⁰ Этот ряд можно было бы продолжить, но достаточно будет сказать, что мы приводили сведения о наиболее крупных частях войска, в то время как численность отдельных отрядов не превышала часто и нескольких сотен и даже десятков воинов. При таких обстоятельствах, пожалуй, наиболее верный способ определить численность войска и гвардии — собрать как можно больше сведений о численности различных отрядов в такой период, когда в боевые действия оказывались вовлечены все военные силы. Таким периодом являются уже упоминавшиеся события 251 (865) г., которые по причине участия практически всех войск и вовлечения в них различных слоев населения характеризуются как гражданская война.

После смерти халифа ал-Мутаваккиля (847-861 погибшего от рук тюркских гвардейцев, тюрки, по признанию арабских источников, становятся распорядителями судеб государства и самих халифов. Они сажают на престол кого хотят, а кто им неугоден — свергают, не спрашивая мусульман и не руководствуясь верой. ⁶¹ Широко был распространен анекдот: «Когда астролога спросили, сколько предназначено халифу ан-Му'таззу жить и править один из присутствующих сострил: «Столько, сколько захотят тюрки» ⁶². Однако скоро среди самих тюрков начались распри, жертвами которых становятся не только халифы, но и сами тюркские военачальники. Так, в результате интриг насильственной смертью погибают некогда всесильные Утамыш, Итах, Багир ⁶³. Глубокий раскол произошел в 251 г. х., когда основная масса гвардейцев выступила против всевластия высшего командования, в частности, двух наиболее влиятельных военачальников [18] Васифа и Буги аш-Шараби (ас-Сагира), их обвиняли в том, что они захватили всю власть в государстве и прибрали к рукам все богатства. ⁶⁴ Прихватив с собой халифа ал-Муста'ина, Васиф и Буга бежали в Багдад, где их поддержал вали Багдада Мухаммад б. Абдаллах и багдадское войско. С этого момента и вспыхивает война между гвардией и багдадским войском, в которую вовлекается не только все иракское войско, но также и части из других областей халифата.

После бегства ал-Муста'ина в Багдад тюрки избрали халифом ал-Му'тазза (866—869) сына ал-Мутаваккиля и двинулись на Багдад. ⁶⁵ Халифская гвардия состояла не только из тюрков, вторым по численности контингентом, составлявшим ее, были магрибинцы, выходцы из западных областей халифата, как невольники, так и свободные. ⁶⁶ В составе гвардии были также хорасанцы, иранцы, арабы и ферганцы. ⁶⁷

Ал-Муста'ин бежал 4-го или 5-го мухаррама, а 22-го мухаррама из Самарры вышли 5 тыс. тюрков и ферганцев и 2 тыс. магрибинцев и подошли к Багдаду с восточного берега Тигра в районе аш-Шаммасиййи. Во главе этого войска стоял брат ал-Му'тазза Абу Ахмад ⁶⁸. 17-го сафара на Западном берегу в районе между Катраббулем и Кати'ат Умм Джа'фар стало лагерем 4-тысячное войско ферганцев и тюрков под командованием ад-Даргамана ал-Фергани. ⁶⁹ Здесь произошло первое сражение между тюрками и осажденными багдадцами, закончившееся полным поражением самаррского войска. Неудача заставила тюрков усилить войско на западном берегу, его численность была доведена к 7-му раби ал-ахар до 12 тыс, а во главе войска был поставлен тюрский военачальник Байакбак (Быйык-бек). Ад-Даргаман ал-Фергани возглавил войско Абу Ахмада у аш-Шаммасиййи, а на противоположном берегу Тигра у ворот Катраббуля расположились 3 тыс. воинов Мусы б.Ашинаса.

Через лазутчика багдадцам стало известно, что в осаде участвует почти все самаррское войско и что в самой Саммарре осталось только шесть военачальников (каидов) для охраны крепостных стен. ⁷⁰ По некоторым соображениям мы можем считать, что в распоряжении последних было не более 1 тыс. воинов. ⁷¹ Кроме того, некоторое, очень незначительное количество тюрков было у Мусы б. Буги в Шаме, а также у Музахима б. Хакана, который привел их с собой в Багдад. ⁷² В результате, мы [19] можем с точностью до нескольких сотен утверждать, что халифская гвардия в середине IX в. насчитывала в своих рядах около 25 тыс. воинов.

Два с половиной десятка тысяч воинов не так много, чтобы расходы на их содержание могли быть выше возможностей халифатской казны, как на то указывают некоторые исследователи. Однако следует признать, что помимо гвардии было и остальное войско численностью около 20 тыс. воинов. ⁷³ Правда, жалование этих воинов было невысоким и составляло в среднем 2,4 динара в месяц — всаднику, и 1,2 динара — пешему воину. ⁷⁴ Отсюда легко установить, что в среднем на оплату такого войска требовалось не более 400 тыс. динаров в год, поскольку всадников, несомненно, было гораздо меньше, чем пехотинцев. ⁷⁵ Эта цифра необходима нам для сопоставления с сообщением ат-Табари, согласно которому расходы на содержание всего войска халифа составляли 2 млн. динаров в год. ⁷⁶ Теперь можно установить сумму годовых жалований гвардейцев, она будет равна примерно 1600 тыс. динаров, и определить размер среднего жалования гвардейца — 5,3 динара в месяц. Этот результат хорошо согласуется с некоторыми сообщениями ат-Табари о жалованиях тюркских гвардейцев, которые почему-то оказались обойденными вниманием исследователей.

Уже не раз упоминавшиеся военачальники Васиф и Буга имели при себе преданных им воинов, которым платили по два дирхама в день, что примерно равняется 4 динарам в месяц. ⁷⁷ Столько же, правда, в несколько более позднее время платил халиф ал-Мухтади тем тюркам, которые еще оставались верными ему. ⁷⁸ Жалование в 4 динара в месяц, видимо, следует считать минимальным для тюркского гвардейца, поскольку мы, например, узнаем, что с ал-Мухтади оставались представители низшего слоя тюркской гвардии, те, кто составлял внешнюю охрану резиденции халифа. ⁷⁹ О верхнем пределе жалования тюркского гвардейца мы можем получить представление, обратившись к свидетельству ат-Табари о том, что оставшемуся в Багдаде войску Абу Ахмада предназначалось 2/3 общей суммы выплаты, против 1/3, предназначенной багдадскому войску. ⁸⁰ Поскольку нам известно, что в это же время из Самарры для выплаты багдадскому войску поступило 30 тыс. динаров, ⁸¹ то войску Абу Ахмада причиталось 60 тыс. динаров [20] в месяц. Мы знаем также, что у Абу Ахмада было 7 тыс. тюрков, и тогда жалование каждого из них было примерно 8,5 динара.

Подводя итоги, мы можем с точностью до нескольких сотен определить, что в середине IX в. численность халифской гвардии была 25 тыс. воинов. Минимальное жалование гвардейца равнялось, вероятно, 4 динарам в месяц, а максимальное было примерно вдвое больше.

Эти выводы, полученные на основе анализа сообщений ат-Табари, мы имеем возможность проверить на материале, представляемом другим выдающимся историком Хилалом ас-Саби. Сообщения ас-Саби относятся к концу IX—началу Х веков, и следовательно позволяют судить не только о достоверности наших результатов, но и об изменениях средних размеров жалований и общей суммы содержания гвардейцев.

В знаменитом и заслужившем добрую славу надежного источника произведении ас-Саби «Китаб ал-вузара» мы находим подробный перечень подразделений гвардии с указанием сумм дневных и месячных выплат. ⁸² Исследование этого документа было осуществлено в специальной статье. ⁸³ Основные выводы сводятся к следующему.

В конце IX — начале Х вв. тюркская гвардия Аббасидов состояла из 5 подразделений, общей численностью 20—25 тыс. воинов. Жалование пешего гвардейца колебалось от 4 динаров до 7 динаров в месяц и составляло в среднем 5 динаров. Конный гвардеец получал примерно вдвое больше. Расходы на содержание этой гвардии составляли около 1,6 млн. динаров в год. Как видим, картина мало изменилась. Подобная стабильность численности гвардии и расходов на ее содержание прослеживается на фоне относительно неизменного уровня доходов государства в период с возникновения халифата до начала Х в. ⁸⁴ Все наши расчеты производились в единой денежной единице — золотых динарах, находившихся в обращении в IX—Х вв. и имевших теоретический вес 4,27 г. ⁸⁵ Остается предположить, что финансовые кризисы первой половины Х в. были, по-видимому, следствием обозначившейся тенденции к снижению доходов государства, вызванной целым рядом экономических и социальных причин, требующих специального исследования. [21]

3. Эволюция представлении о тюрках в раннесредневековой арабской литературе

Хадисы. Первым в хронологическом ряду сведений арабов о тюрках должны быть названы хадисы, начавшие складываться после первых столкновений арабов с этим воинственным кочевым народом. Не являясь источником достоверных сведений, хадисы тем не менее передают картину представлений арабов о тюрках на ранней стадии исторического сознания арабов, на стадий понятий мироздания и представлений, рисуемых Кораном и завещанных пророком Мухаммадом.

В арабской исторической литературе наиболее ранним упоминанием слова «турк», видимо, следует считать сохранившееся у ат-Табари сообщение о том, что накануне «окопной войны» Мухаммад отдыхал в каком-то «тюркском шатре», а также рассказ о добыче, захваченной в Мадаине (642), где указывается на сосуды с золотом, стоявшие в «тюркских шатрах», ⁸⁶ и хотя, по свидетельству византийских и сирийских источников, нам известно, что тюрки привлекались к участию во внутриполитических событиях Сасанидского Ирана, ⁸⁷ трудно предположить, что к 642 г. тюркские кочевья доходили до Мадаина (Ктесифона) и что арабы еще до начала эпохи великих завоеваний имели регулярные контакты с тюрками. Сообщение ат-Табари может рассматриваться, в лучшем случае, как косвенное доказательство участия в сражениях персов с арабами отдельных отрядов тюркских наемников. Но при завоевании Хорасана столкновения с тюрками принимают регулярный характер. Чем дальше шли арабы на восток, тем чаще они имели дело с тюрками, в сражениях с которыми им не удавалось достичь сколько-нибудь значительного успеха вплоть до правления хорасанского наместника Кутайбы б. Муслима (705—715). ⁸⁸

Арабы не могли не оценить мужества и замечательное военное искусство тюрков. Это первое впечатление закрепилось за ними навсегда. Вот что пишет о тюрках, как бы подводя черту под их достоинствами и недостатками известный историк XIII в. Ибн ал-Ибри: «Что касается тюрков, это многочисленный народ, главное их преимущество заключается в военном искусстве и изготовлении орудий войны. Они искуснее всех в верховой езде и самые ловкие в нанесении колящих и рубящих ударов и [22] стрельбе.» ⁸⁹ Таков был трезвый, спокойный взгляд на вещи по прошествии нескольких веков. А перед первыми мусульманами стоял враг, враг жестокий бесстрашный о котором арабы, до того с непостижимой легкостью сокрушившие военную мощь Сасанидской державы, едва ли знали ранее и о котором ничего не говорил Мухаммад, скончавшийся за десять лет до взятия Мадаина. Но еще живы были сподвижники и современники Мухаммада, у которых можно было спросить, неужели великий пророк ничего не знал о тюрках? Оказывается, «знал».

Эти «знания» со ссылками на Мухаммада, его сподвижников и деятелей ранней истории ислама рассыпаны по различным произведениям средневековых авторов и сборникам хадисов. Из ист в уста передавалось предостережение, будто бы оставленное Мухаммадом своим потомкам: «Не трогайте тюрков, пока они не трогают вас» ⁹⁰. «Тюрки будут первыми, кто сможет отобрать у моего народа его владение»,—добавляет пророк ⁹¹.

Соответствующие наставления давали мусульманам и праведные халифы. Умар б. ал-Хаттаб (634—644): «Тюрков в погоне невозможно настичь, и богатой добычи с них не возьмешь». Он же: «Если ранили вы тюрка, отрубите ему голову, ибо они возвращаются с порога смерти, а как вернутся, так станут еще (Непримиримее через вас же, а не сами по себе.» ⁹²

Передают следующий рассказ из жизни халифа Му'авии (661—685): «Сказал Ну'айм, ссылаясь на Ибн Зу-л-Кала, который сказал: «Был я с Му'авией, когда прибыла почта от наместника Армении. Он прочел послание и разгневался, и велел позвать писца. Сказал он писцу: «Пиши ответ на его письмо...Ты говоришь, что тюрки совершили набег на твои земли и захватили добычу, а ты послал в погоню за ними людей, и они вернули захваченное. (Говорю тебе), не раздражай их ничем, не отбирай у них обратно ничего, как если бы потеряла тебя мать в детстве и нечем было бы возместить утрату: слышал я, как говорил посланник Аллаха, да благославит его Аллах и приветствует: «Они доберутся до родины .наших предков.» ⁹³

Как видно из последних слов рассказа, арабы страшились тюрков не только в настоящем, но и связывали с ними мрачные предсказания своего будущего. Подтверждающих это пророческих высказываний много. Приведем лишь некоторые из них. [23]

Со слов пророка: «Тюрки изгонят население Ирака из их страны.» ⁹⁴

Со слов Абдаллаха б. Амра: ⁹⁵ «Всего в (истории) народов пять кровопролитных битв, две из них уже минули, а три выпали на долю нашего народа: битва с тюрками, византийцами и Даджалем.» ⁹⁶

Со слов Хузайфы: «Тюрки захватят Куфу, хазары — ал-Джазиру, а византийцы — аш-Шам» ⁹⁷.

Кто же они эти страшные люди, битва, с которыми предвосхитит пришествие Даджаля, исламского Антихриста, какого они роду — племени? Верные своим взглядам на происхождение племен и народов от мифических прародителей, арабы и для тюрков нашли подобающую генеалогию. Отцом тюрков назван Тираш ⁹⁸, сын, а в некоторых вариантах внук мифического Яфета, сына Ноева ⁹⁹.

Наряду с этой «законной» генеалогией, существовала легенда о происхождении тюрков Хорасана от четырех сыновей Авраама, рожденных ему Кантурой дочерью Мафтуна, ¹⁰⁰ или Хеттурой, как она названа в Библии. ¹⁰¹ Дальнейшее развитие событий этой легенды, союз потомков Кантуры с хазарами и взаимные браки между ними, ¹⁰² очевидно, являются отголоском действительных исторических событий — воцарения на престоле хазарского хакана ветви тюркского рода Ашина, правившего в западно-тюркском каганате. ¹⁰³

Любопытно, что более поздние авторы, собрав эти сведения в единые компилятивные труды, заметили несоответствие в таком двукратном «порождении» тюрков. Так, ат-Табари, говоря о потомках Кантуры и об их контактах с хазарами, не называет их тюрками, ¹⁰⁴ а Ибн ал-Ибри находит другую возможность устранить противоречие: он говорит о Кантуре уже как о дочери тюркского царя. ¹⁰⁵

Под именем потомков Кантуры тюрки упоминаются в целом ряде преданий, продолжающих серию мрачных пророчеств. Со слов пророка: «На землю, которая зовется Басра, или Бусейра, явятся потомки Кантуры и поселятся по усаженным пальмами берегам реки Диджла, ¹⁰⁶ и разделятся люди на три группы: первые будут насильно ассимилированы и исчезнут, вторые добровольно откажутся от своей веры, а третьи загородят своими спинами семьи и будут сражаться, и да поможет Аллах оставшимся из них». ¹⁰⁷ [24]

Со слов Абдаллаха б. Амра б. ал-Аса: «Скоро потомки Кантуры изгонят вас из Ирака». Спросил я: «А потом мы вернемся?» — «А разве вы хотели бы этого?» — Сказал я: «Да!» — «Потом вы вернетесь, и будет это вашим единственным утешением в жизни.» ¹⁰⁸

Сохранились хадисы, в которых приводятся описания внешнего облика людей, несущих арабам бесчисленные несчастия и беды.

Со слов Абдаллаха б. Аббаса: «Халифатом будут править мои потомки, как сломят их могущество люди с лицами красными и напоминающими кованые щиты» ¹⁰⁹. Со слов Абу Хурайры: «Не наступит (судный) час, пока не явятся люди с широкими лицами, маленькими глазами и приплюснутыми носами, чтобы стреножить своих лошадей у берегов Диджлы» ¹¹⁰. Со слов пророка: «Не наступит (судный) час, пока не явятся тюрки с маленькими глазами, приплюснутыми носами, с красными лицами, напоминающими кованые щиты.» ¹¹¹

Смысл всех высказываний один: страх перед надвигающимся нашествием сильного и несокрушимого народа. Этим народом арабы прямо называют тюрков. У кого же как не у них «широкие красные лица с маленькими глазами, приплюснутыми носами» — лица степняков.

Нам представляется естественным вывод, что исходным элементом мировоззрения мусульман в ту раннюю эпоху, давшим толчок к созданию этих хадисов, было кораническое предание о Гоге и Магоге и их миссии завоевателей мира перед судным днем.

«Как скоро проклятие было на какой-либо город, мы губили его, потому что они не обратились бы дотоле, покуда не высвободятся Йаджудж и Маджудж, покуда они со всех холмов не устремятся.» ¹¹²

Развитием этого коранического сюжета были хадисы, в которых дается дополнительно и описание внешности мифических Гога и Магога, как будто списанные с натуры кочевника-тюрка.

«Посланник Аллаха, да благославит его Аллах и приветствует, — сказал, перевязывая палец, ужаленный скорпионом: Вы говорите, нет у вас врага, но вы будете все время сражаться, покуда не явятся Йаджудж и Маджудж, покуда со всех склонов они не устремятся — широколицые, с маленькими глазами, серыми шапками, с лицами как кованые щиты.» ¹¹³ [25]

Связь этого хадиса с кораническим текстом очевидна, она устанавливается даже по лексическому составу хадиса и коранических стихов. Такая же связь, как нетрудно заметить, имеется и с хадисами о тюрках.

Ранние арабские историки даже пытались логически обосновать возникшие в сознании арабов ассоциации реальных тюрков с мифическими Гогом и Магогом. «Йаджудж и Маджудж состоят из двадцати Двух племен, из них только тюрки остались по эту сторону стбны, воздвигнутой Зу-л-Карнайном», — говорится в предании, сохранившемся у несколько более позднего автора. ¹¹⁴ Чтобы смысл этого предания был ясен, отметим, что в Коране содержится рассказ о том, как Александр Македонский (Зу-л-Карнайн —Двурогий ) будто бы загнал Гога и Магога на край света и построил стену, оградившую цивилизованные народы от них ¹¹⁵. У людей с такими представлениями легко могла возникнуть мысль объяснить происхождение названия «турк» словами, будто бы сказанными Александром, который к тому же вряд ли говорил по-арабски: «Утрукухум! (Оставьте их!)» ¹¹⁶.

Следует указать, что ряд хадисов о тюрках имеет параллели применительно к абиссинцам. Это позволило польскому ученому А. Зайончковскому утверждать, что хадисы о тюрках слагались по аналогии с хадисами об абиссинцах и хронологически следовали за ними. ¹¹⁷ Не уязвляя всего вышеизложенного, это подтверждает лишь то, что арабы в VII—VIII вв. усиленно искали тюркам место в привычном для них мире коранических преданий.

С течением времени взгляды арабов как на тюрков, так и на первые сообщения о них не могли не измениться. Достоверность хадисов о грядущих «кровопролитных битвах» с тюрками и их действительная отнесенность к высказываниям известных авторитетов мусульманской традиции подвергались сомнению уже в середине IX в. Более поздние хадисоведы прямо указывают на слабость цепочки передатчиков этих хадисов и на их несоответствие истине. ¹¹⁸

Как,долго продолжалось господство представлений о тюрках как о варварских Гоге и Магоге позволяет судить датировка экспедиции Саллама Тарджумана, отправленной халифом ал-Васиком (842—847) на поиски легендарной стены Гога и Магога. ¹¹⁹ Мотивировка этой [26] экспедиции всегда представлялась исследователям необъяснимой. ¹²⁰ Однако при учтении указанных выше представлений арабов о тюрках и фактов арабо-тюркских взаимоотношений, накопленных ко времени правления халифа ал-Васика, мотивы этого предприятия поддаются некоторому объяснению.

Приход новой династии Аббасидов означал известную переориентацию политики по отношению к неарабам и широкое их привлечение на службу в государственном аппарате и войске. Опорой халифа становится войско, завершившее свое победоносное шествие с востока поселением в специально построенной новой столице халифата — Багдаде. В этом новом войске, вероятно, были и тюркские гулямы, во всяком случае, отдельные личности упоминаются среди военачальников халифа ал-Мансура, устроителя Аббасидского государства и основателя Багдада. ¹²¹ О том, как росло значение тюркских гвардейцев и как при халифе ал-Му'тасиме они превратились в основную силу халифского войска, мы говорили в соответствующем разделе введения.

Правление преемника ал-Му'тасима халифа ал-Васика (842—847) ознаменовано растущим вмешательством гвардии в управление государством. Из простых военачальников тюркские гулямы превращаются в правителей областей. Так один из тюркских военачальников Ашинас был назначен правителем земель «от ворот халифского дворца до пределов Магриба». От Гога и Магога до правителя исламских областей! Естественно, что прежние представления не укладываются в голове ал-Васика, а соответственно, вновь возникает вопрос о Гоге Магоге и в связи с этим о сохранности стены, ограждающей цивилизованный мир от этих варварских народов. С целью выяснения этого вопроса и устранения сомнений, возникших у ал-Васика, и была снаряжена экспедиция Саддама Тарджумана. К этому же времени относятся и свидетельства арабских авторов, опровергающие доостоверность старых хадисов о тюрках: ведь они, как утверждает Джахиз, стали «опорой ислама» и «защитой халифов». ¹²²

Говоря о причинах, побудивших ал-Васика снарядить экспедицию на поиски стены Гога и Магога, нельзя не указать вслед за И. Велихановой, что правление ал-Васика было временем, когда рационалистическое учение мутазилитов было признано официальной доктриной [27] халифата, значит противоречия между действительностью и отжившими свой век представлениями требовали своего разрешения. ¹²³

Халиф ал-Васик был доволен результатами экспедиции и щедро вознаградил ее участников, подарив каждому по тысяче динаров, ¹²⁴ а вскоре и оставил этот мир, успокоенный, очевидно, за судьбу своего народа перед опасностью нашествия «северных варваров». Однако было ли оправдано такое спокойствие под бдительной охраной тюркской гвардии показал дальнейший период истории, «характеризующийся произволом тюрок и их вмешательством в дела халифата.» ¹²⁵

Специальные произведения о тюрках. Сомнение в достоверности и справедливости прежних представлений возникали, несомненно, с накоплением новых, более объективных знаний о тюрках. Важная роль, которую играли тюрки в политической жизни халифата, вызывала повышенный интерес к этим народам у арабских писателей и историков. Первым известным сочинением арабской литературы, специально посвященным тюркам, было «Послание Фатху б. Хакану о достоинствах тюрков и остального халифского войска», написанное известным прозаиком Абу Усманом ал-Джахизом в конце первой половины IX в. и вобравшее в себя, по-видимому, значительную часть новых знаний арабов о тюрках, а также соображения самого автора о них. Специальных произведений о о тюрках до наших дней сохранилось еще два: глава «О тюрках» мешхедской рукописи книги Ибн ал-Факиха ал-Хамадани «Ахбар ал-Булдан» (Известия о странах) и сочинение арабского автора XI в. Абу-л-Ала Ибн Хассула «Книга о превосходстве тюрков над остальными воинами и о достоинствах высочайшего султанского Присутствия». Кроме того, мы располагаем достоверным сообщением о том, что врач и писатель Али б. Мухаммад ал-Хиджази ал-Каййини (ум. 546/1151 г.) написал для султана Санджара (1118—1157) какую-то «Книгу о достоинствах (мафахир) тюрков» ¹²⁶. Но, к сожалению, она до нас не дошла, и можно только предполагать, что она во многом должна была бы походить на упомянутую уже нами книгу Ибн Хассула. Что касается последнего произведения, то хотя оно и близко по жанру известному «Посланию» Джахиза, но было написано совсем при других исторических условиях, когда за время после появления тюрков на службе у Аббасидов, они смогли усвоить достижения [28] великой арабо-мусульманской культуры и превратиться в один из факторов ее поступательного развития, когда на территории халифата появились и даже успели сойти с его политической арены тюркские мусульманские династии Тулунидов (868—905) и Ихшидидов (935—969) в Египте, Газневидов (977—1186) в Хорасане, Караханидов (992—1211) в Средней Азии, когда принявшие ислам тюрки-сельджуки, возглавляемые Тогрул-беком, появились в мусульманском мире, чтобы выхватить из дряхлеющих рук Аббасидов знамя мусульманского великодержавия.

Все эти три сохранившиеся произведения арабской средневековой литературы о тюрках и предлагаются читателю в переводе на русский язык. Начать, видимо, следует со второго из них, с «Известий о странах» Ибн ал-Факиха, которое хотя и было написано на полстолетия позже «Послания Фатху б. Хакану», включает тем не менее самые ранние сведения арабов о тюрках.

Комментарии

1. Книга пророка Иезекииля, гл. 38. стих 15. Мрачный сюжет пророчества Иезекииля нашел свои отклик и в раннехристианской литературе: Откровение Иоанна, гл. 20, стих 8. Чтобы не утомлять читателей длинным перечнем источников, укажем в качестве примера только на оказавшуюся под рукой книгу средневекового армянского историка Ластивертци ((Ластивертци, 87). У арабского автора XIII в. ал-Идриси, находившегося на службе у норманского властителя Сицилии Роджера II, предубеждение против кочевых тюркских народов, можно сказать, не претерпело никаких изменений, несмотря на то, что тюрки стали одним из основных элементов социально-политической структуры мусульманских государств Ближнего и Среднего Востока: «Их князья воинственны, предусмотрительны, тверды, справедливы и отличаются превосходными качествами; народ жесток, груб, дик и невежествен». (См. Бартольд, Туркестан. 963):

2. С сожалением отметим, что этим недостаткам порой страдают и исследования советских историков. Много копий было сломано по поводу того, сыграли ли кочевники только отрицательную роль в истории Древнерусского государства, или нет. (См. Мавродина, 1978, ее. 210—222).

3. Каэн, 1981, 112—113.

4. Эволюция восточных обществ, 55.

10. Табари, I, 2839.

14. Табари, III, 1194.

15. Табари, III, 1313.

20. Табари, III, 1017; Уйун ва-л-хадаик, 254.

21. Табари, III, 1179—1180; Уйун ва-л-хадаик, 281—282; Фахри, 1947, 231.

24. Табари III, 1302.

26. Табари III, 1337, 1414—1416; Буниятов, 1965, 191—194.

36. Табари, III, 1328.

41. Табари, III, 1539.

46. Ибн Кутейба, I, 132.

47. Джахиз, Манакиб, 39.

50. Саби, Вузара, 12.

51. Табари, III, 1370.

55. Агани, X, 205.

56. Пайпс, 1981, 148.

57. El, I, 58; Башир, 1978 45.

60. Табари, III, 1595, 1686.

61. Табари, III, 1510.

63. Табари, III, 1384, 1512, 1537.

65. Там же, 1542, 1550.

68. Табари, III, 1555.

71. Асадов, 1988, 136—137.

72. Табари, III, 1582, 1588.

81. Там же, 1715.

83. Асадов, 1988,

91. Ибн ал-Факих, Мешхедская рукопись, л. 168а.

92. Там же.

94. Ибн ал-Факих, Мешхедская рукопись, л. 168а.

102. Табари, I, 248; Ибн ал-Факих, Мешхедская рукопись, л. 1706.

104. Табари, I, 248.

106. Диджла — река Тигр.

107. Арабский текст см.: Шешен, 1969, 21.

120. Хенниг, 1961, II, 194—195,

Текст воспроизведен по изданию: Арабские источники о тюрках в раннее срденевековье. Баку. 1993