Год тысяча двести тридцать пятый

(20.Х.1819—8.Х.1820).

Первым днем месяца мухаррама был четверг. В этом месяце и до него в течение нескольких дней в районах и даже в самом городе царила тревога из-за беспрерывно следовавших одна за другой краж. Распространился слух, что начали действовать шайки воров. Люди укрепляли двери домов, ворота улиц, и после захода солнца было запрещено ходить по улицам. Катхода-бей, /305/ полицейские ага и вали по ночам кружили по городу и, кого бы они ни встретили, они арестовывали и сажали в тюрьму, даже если это было лицо вполне известное. Такое положение продолжалось до конца месяца.

27-го числа (15.XI.1819) паша возвратился из Верхнего Египта, где он доехал до порогов. По поводу поездки паши в Верхний Египет шли разные толки. Говорили, что он намерен снарядить экспедицию против оставшихся египетских эмиров, обосновавшихся в Донголе, так как они воспрянули духом, закупили много рабов, стали изготовлять порох и пушки. Другие говорили, что паша хочет снарядить экспедицию против Дарфура и Нубии и подготавливает пути проникновения туда. Были разговоры и о том, что в Верхнем Египте открыты золотые, серебряные и свинцовые рудники и залежи изумрудов и что [664] паша поехал их обозреть, проконтролировать, чтобы установить объем затрат [на рудники] и тем самым определить выгодность их эксплуатации. С возвращением паши отпали все домыслы и предположения.

Что же касается разговоров об ископаемых, то суть этого в том, что в земле обнаружили зеленые камни, напоминающие изумруд, но это оказался не он; в другом месте обнаружили нечто черное с прожилками чего-то похожего на железную ржавчину; после обработки и очистки [этого минерала] получается немного свинца. Брат наш шейх 'Омар ан-Нави, известный под именем ал-Мухлуси, сообщил нам, что, взяв кусок этого [ископаемого], он отправился с ним в мастерскую, положил его в большой тигель, истолок его и подвесил его над огнем. Тигель лопнул, и он переложил это в другой и не переставал обрабатывать его в течение целого дня и извел на это свыше кантара угля.

В этом же месяце также прибыла группа ваххабитов, и их разместили в районе 'Абдина.

Месяц сафар 1235 года начался в пятницу i(19.XI.1819). В начале этого месяца Мухаммад-ага по прозвищу “сирийский Бонапарт” уехал в Стамбул по вызову Порты, и это вот почему: когда он прибыл в Каир, отдав себя под покровительство паши, как это выше изложено, то паша начал переписываться по поводу него с Портой, и [оттуда] последовал вызов с заверением, что Мухаммад-ага будет принят с почетом. Тогда-то паша наградил его подарком и осыпал всем прочим, необходимым ему. Он назначил тридцать пять человек сопровождать его и послал им одежды и меха. Остальные его подчиненные остались в Каире и размещены в [районе] Сувайкат ал-Лала, а их свыше двухсот человек, и им положено содержание помесячно и на каждый день.

Тогда же прибыл отряд солдат-магрибинцев и бедуинов из тех, что побывали в Хиджазе. Они привели с собой пленных ваххабитов — женщин, девушек и юношей — отвели их к ал-Хама'ил и начали продавать тем, кто пожелал их купить, невзирая на то что это мусульмане и свободные.

15-го числа этого месяца (3.XII.1819) умер Мустафа-ага — [665] бывший вакил Порты; умер также 'Абд ар-Рахман ал-Кураши ханифит.

17 сафара прибыл египетский караван паломников. Много паломников умерло от лихорадки; точно так же и в самом Египте возросло количество заболеваний лихорадкой, перенесенной сюда из Хиджаза.

21 сафара (9.XII.1819) прибыл Ибрахим-паша — сын паши, следовавший через ал-Кусайр. За несколько дней до его приезда, как только было получено известие о его прибытии в ал-Кусайр, по случаю этой вести дали салют из крепостных и других пушек, и глашатаи пустились с этой вестью, чтобы собрать бакшиш со знати. Жены высокопоставленных лиц собрались к матери Ибрахим-паши, чтобы поздравить ее. Ибрахим-паше подготовили дворец, заложенный Вали Ходжой и достроенный Шариф-беем, заменившим его на этом посту. Дворец находится на ар-Рауде, на берегу Нила, напротив Гизы. Ко времени прибытия упомянутого между ар-Раудой и берегом Старого Каира устроили мост из барок и поверх досок насыпали земли. В этот же день прибыл посланец — капуджи Порты с известием о рождении сына у султана; ему был устроен торжественный въезд в крепость.

/306/ В четверг, 21 сафара (9.XII.1819), ко времени прибытия Ибрахим-паши, отдали распоряжение иллюминовать по ночам город в течение семи дней. Население по мере своих возможностей начало украшать лавки, дома и караван-сараи; их отделывали разноцветными и шитыми золотом материями. Что касается христианских кварталов, то они свои торговые двери начали разрисовывать совершенными по исполнению огромными изображениями, монументами и удивительными рисунками. Люди жаловались на отсутствие осветительного и кунжутного масла, поэтому предписали отпустить торговцам маслом некоторое количество кантаров кунжутного масла для продажи его народу на эти нужды. После неудавшихся попыток скрыть имеющееся у них масло торговцы стали продавать его по самой высокой цене.

На следующий, день, в пятницу, когда Ибрахим-паша переправился в Каир, ему был устроен торжественный въезд. Он [666] вступил через ворота Баб ан-Наср и пересек город. На голове у него была корона везира. За время пребывания в Хиджазе он отпустил бороду. Отец его прибыл в мечеть ал-Гурийа, с тем чтобы наблюдать за торжественным въездом своего сына. Процессия поднялась в крепость, а затем возвратилась, в строгом порядке проследовала в Старый Каир, и Ибрахим-паша прошел по мосту в упомянутый свой дворец в ар-Рауде. По ночам в течение семи дней во всех кварталах Нового и Старого Каира и Булака продолжались иллюминации, по ночам бодрствовали, жгли костры, в положенное время стреляли крепостные пушки, толпы людей пели песни и веселились.

Из этой поездки Ибрахим паша возвратился возгордившимся. Он возомнил, что нет никого превыше него, так что когда к нему отправились шейхи, чтобы приветствовать его и поздравить с прибытием, и приблизились к нему, сидящему в своей канцелярии, то он не поднялся к ним навстречу, не ответил на их приветствие. Они сидели, поздравляли его с благополучием, а он ни единым знаком не отвечал им, более того, вел беседу со своим шутом. Мрачные, огорченные нанесенным им оскорблением, они поднялись и удалились.

Месяц раби' ал-аввал 1235 года начался в воскресенье (18.XII.1819). 8-го числа (25.XII.1819) в начале ночи умер сын Ибрахим-паши, о прибытии и о торжественном въезде которого в Каир изложено выше. Ему было около шести лет. Послали известить высокопоставленных должностных лиц и шейхов, и некоторые из них явились в последнюю треть ночи в Старый Каир, где находится паром, так как он умер во дворце в Гизе. Едва наступил день, как Старый Каир переполнился знатью, прибывшими родственниками умершего, и похоронная процессия двинулась к фамильному мавзолею, поблизости от мечети имама аш-Шафи'и. Устроили траурное собрание и раздавали деньги населению, богословам и прочим. Осведомленные [лица] рассказывали следующее об обстоятельствах его смерти. Он спал на коленях своей няни, черной невольницы, а с ней стала ссориться белая невольница, которая ударила ее ногой и ранила мальчика. Он стал беспокойным, и об этом сообщила его отцу. Тот вошел к ним, задержал находившихся там невольниц, [667] и их посадили под арест в помещении дворца; при этом он заявил им: “Если сын мой умрет, то я убью вас всех до единой”. Ребенок умер ночью, и всех их удушили и бросили в Нил, в том числе и няню. Кто говорит, что их было пять, а кто — шесть, а Аллах знает лучше!

В конце этого месяца закончили рыть канал ⁸⁰⁸, ведущий к Александрии, осталось совсем немного дела. Затем открыли отверстие для канала напротив сделанного устья, опасаясь разлива. Воды Нила потекли в канал и смешались с соленой морской водой, которая последовала по трассе канала. В некоторых местах соленая вода поднялась выше [уровня земли], получился сильный разлив, так как там лет плотин, которые помешали бы ей. В это время случился шторм и ураган, воды моря поднялись над большой плотиной и дошли до канала. В народе разнесся слух о том, что канал разрушен, но это неверно. Был слух о том, что морской водой и водами Нила затоплена Александрия; население ее вышло, чтобы удостовериться в действительности этой вести, но она оказалась /307/ неосновательной. Инженеры и феллахи, строившие канал, большей частью погибли, а уцелевшие возвратились по домам.

Месяц раби' ас-сани 1235 года (17.I—14.II.1820). В начале его паша отстранил от управления Верхним Египтом Мухаммад-бея дафтардара и назначил вместо него Ахмад-пашу, сына Тахир-паши, и тот отправился 5-го числа (21.I.1820).

7-го числа паша уехал в Александрию для обозрения канала; сопровождать его отправились сын его Ибрахим-паша, Мухаммад-бей дафтардар, бывший катхода паши, и Дабус Оглу.

13-го числа (29.I.1820) прибыл паша и все те, кто уезжал вместе с ним. Сердце паши возрадовалось тому, что [строительство] канала было окончено и началось движение барок по нему, а также начали ходить по нему в оба конца барки Розетты с товарами, избавленные теперь от трудной дороги через залив, от путешествия в Александрию морем, от перегрузок, от денежных вымогательств, от ожидания попутного ветра, для того чтобы безопасно преодолеть залив и море.

На канале осталось совсем мало работы, если не считать ремонта некоторых его плотин. [668]

В этом месяце случилось такое происшествие: некто из европейцев-англичан, прибывший из Александрии, направился в селение, называемое Кафр Хашад, чтобы поохотиться на птиц. Он выстрелил из своего ружья в птицу, но [этим выстрелом] ранил в ногу кого-то из феллахов. Случился тут один из арнаутов, в руках у которого была дубинка или кнут. Он подошел к европейцу и сказал ему: “Ты, что же, не опасаешься того, что к тебе сбегутся феллахи и побьют тебя по голове вот этак?” — и указал тем, что было у него в руке, на голову европейца. Тот пришел от этого в ярость, так как не понимал его языка, и выстрелил в него. Арнаут упал мертвым. Сбежались феллахи, схватили европейца, подняли убитого арнаута, доставили его в Каир и поднялись в канцелярию катхода-бея. И тут же собралось множество арнаутов, потребовавших казни европейца. Катхода-бей счел это слишком большим наказанием, так как правители оберегают европейцев и стоят на их стороне. Катхода сказал: “Подождем, пошлем за консулами. Пусть они явятся и выскажут свое суждение об этом”. Он послал за ними, но арнауты все прибывали, и страсти их разгорались. Они кричали: “Чего ради откладывается казнь его впредь до указания консулов? Если он тут же не будет убит, то мы спустимся в квартал европейцев, разграбим его и перебьем всех находящихся там европейцев”. Катходе ничего не оставалось, как приказать казнить его. Его отвели в ар-Румайлу и отрубили ему голову. Консулы явились гурьбой, но дело было окончено. Это произошло в отсутствие паши.

Месяц джумада ал-ула 1235 года (15.II—15.III.1820). В этом месяце паша снарядил военную экспедицию против [оазиса] Сива в Верхнем Египте. Ею командует Хасан-бей аш-Шамаширджи, правитель ал-Бухайры. Он отправился оттуда со своими солдатами и отрядом бедуинов.

Тогда же укрепилась решимость паши напасть на районы Судана. Кто говорил, что он направится в Сенар, а кто утверждал, что в Дарфур. Командующими назначены сын его Исма'ил-паша и другие.

Много военного снаряжения направлено в Верхний Египет. В [провинции] аш-Шаркийа сделаны запасы сухарей и [669] боеприпасов.

Паша уделяет этому большое внимание. Он послал также за шейхами бедуинских племен.

В этом месяце паша отправился в район ал-Калйубийи, где на пастбище находились лошади. Туда выехал Мухаммад-бей, чтобы принять его, оказать ему гостеприимство; он выехал со своим приближенным — уроженцем Калкашанда. Он вывез палатки и много верблюдов, груженных постелью, медной посудой, кухонной утварью, рисом, маслом, медом, растительным маслом, сахаром, топливом и прочим. Паша гостил у него три дня. В организации приема паши участвовали также правитель района Тамур и другие. Угощение для него доставили также Ибн Шадид, шейх [племени] ал-Хувайтат, Ибн аш-Шавариби, правитель Калйуба Ибн 'Аср. Пашу сопровождали его сыновья Ибрахим-паша, Исма'ил-паша, а также Хасан-паша.

В это время пришло известие о смерти в Хиджазе 'Абдин-бея, /308/ брата Хасан-паши, а также о гибели многих его подчиненных от лихорадки. Паша опечалился их участью, прервал свой визит и вместе с находившимися при нем возвратился в конце месяца, чтобы устроить траурные собрания и выразить соболезнования.

Прибывшие сообщили об усилении лихорадки в Хиджазе. Говорили даже, что от отряда 'Абдин-бея осталось совсем немного людей.

Месяц джумада ас-санийа 1235 года (16.III—13.IV.1820). 20-го числа этого месяца (4.IV. 1820) от правителя Сирии доставили подарок, состоящий из десяти породистых лошадей, одни из которых в сбруе, а другие не оседланы, и другие вещи, о которых мы ничего не знаем.

В конце месяца получено известие о том, что Хасан-бей аш-Шамаширджи овладел [оазисом] Сива.

Тогда же была получена весть о большом пожаре, происшедшем в Стамбуле.

Тогда же точно так же стало известно о Халабе — о том, что Ахмад-паша по прозвищу Хуршид, бывший в прошлом правителем Египта, овладел Халабом и уничтожил большое количество жителей, знати [города]. Произошло это вот почему. Он был правителем Халаба и своим поведением вынудил [670] население города восстать против него. Его сместили и изгнали, а произошло это уже некоторое время тому назад. Будучи изгнан, он остался стоять за пределами города, написал Порте относительно жителей города и сказал о них то, что действительно было. Тогда правителям этих областей были посланы указы о том, чтобы они направились на помощь к нему против населения Халаба. Они окружили город и воевали с ним в течение нескольких месяцев, пока не овладели им и не погубили [большое количество] жителей его Они обложили город большими налогами, и население находится в таком положении [до настоящего времени].

В конце этого месяца паша назначил также Мустафа-агу Курда начальником полиции в дополнение к обязанностям мухтасиба вместо Хасан-аги, который умер во время хаджа. По своему обыкновению, как и в первое время после назначения на пост мухтасиба, он стал чинить произвол. Объезжая город днем и ночью, он без всякого повода набрасывался на прохожих, избивал возвращающихся с вечеринки и подобных им или же отрезал им ухо или нос.

Месяц раджаб 1235 года начался в пятницу (14.IV.1820).

3-го числа этого месяца (16 IV.1820) паша назначил на пост мухтасиба человека по имени Хусайн-ага ал-Мурали, который заведовал садами паши.

Тогда же Хасан-бей аш-Шамаширджи возвратился из района Сива, после того как овладел им и взял с населения его [известную] сумму денег и [большое количество] фиников. Он обложил [этот оазис] определенной суммой, которую они обязаны ежегодно вносить в казну.

20-го числа (3.V.1820) Мухаммад-ага Лаз, бывший катхода паши, отправился в Верхний Египет с авангардом экспедиции, который должен продвинуться до порогов. В конце месяца пришла весть о смерти в Хиджазе Халил-паши. Паша наградил его брата Ахмад-бея шубой и назначил на пост, который занимал его брат; это третий, средний брат. Паша дал ему знамя и военное снаряжение.

В конце месяца паша отправился в район [Ра'с] ал-Вади, чтобы посмотреть, как он обновился постройками, пашнями, [671] оросительными каналами. Эта долина стала населенным районом по его указанию, он создал здесь деревни, жилища и пашни.

Месяц ша'бан 1235 года начался в воскресенье (14.V.1820).

В этом месяце Ибрахим-паша отправился в ал-Калйубийу, а затем в ал-Мануфийу и ал-Гарбийу для того, чтобы собрать налог за текущий год и взыскать недоимки с бедняков. Паша было простил эти недоимки за семь лет, а Ибрахим-паша потребовал погашения суммы налога, причитающейся с [данной] деревни, и недоимки, дав для этого три дня сроку. Испуганные феллахи и шейхи селений побросали свой урожай на гумнах и с женами и детьми бросились бежать в другие районы; тех же из женщин, кого заставали [на месте], бросали в тюрьмы и избивали. Согласно тому, что мне сообщил кое-кто из /309/ писцов, сумма взыскиваемого налога составляет сто тысяч кошельков (На полях булакского издания текста приписка “[вместо] этих слова, сто тысяч кошельков" в некоторых экземплярах — „ это сто тысяч кошельков и семьдесят тысяч кошельков"”).

В середине этого месяца паша возвратился из долины.

В конце месяца на складах леса в Булаке, находящихся за мечетью Мирзы, произошел пожар. Он продолжался около двух дней, а затем был потушен. Сгорело много леса, приготовленного для построек и именуемого заготовками, смолы, сухого топлива и прочего.

Месяц рамадан 1235 года начался в понедельник (12.VI.1820). Особенное внимание уделяется снаряжению экспедиций в Судан. Все время туда отправляются солдаты и магрибинцы. Потребовали трех человек из числа улемов, которые отправились бы сопровождать экспедицию. Выбор пал на шафиитов Мухаммада-эфенди ал-Асйути — кади Асйута, сейида Ахмада ал-Бакли и шейха-маликита Ахмада ас-Салави ал-Магриби. Упомянутый Мухаммад-эфенди получает содержание в размере двадцати кошельков и одежду, а каждый из [остальных] двух — по пятнадцати кошельков и одежду, которую им положено получать ежегодно. [672]

7-го числа этого месяца (18.VI.1820) вспыхнул пожар во дворце крепости. Туда поднялись ага, вали, их заместители и усердно пытались потушить огонь. Потребовали из всех районов водоносов; воды недоставало, так как это было в разгар жары, и рамадан совпал с [коптским] месяцем ба'уна. Огонь тушили в течение двух дней. Сгорели помещения дивана катхода-бея, приемной Шариф-бея. Вещи, имущество и регистры погибли в огне или были раскрадены.

Это объясняется [следующим]: здания крепости строились египетскими властителями из камня тесаного и дикого, [сложенного] сводами, и деревянных частей было совсем мало; все они были разрушены, и вместо них были построены здания из прутьев и дерева на манер стамбульских и европейских построек. Они были разукрашены, оштукатурены и покрыты красками, маслами, тонкой резьбой — всем тем, что способствует быстрому воспламенении. Когда паше, находившемуся в Шубра, стало известно о пожаре, он вспомнил старые постройки крепости, их прочность и высказал порицание по поводу изменения прежнего способа [строительства]. Он сказал: “Я отсутствовал, был в Хиджазе, и архитекторы возвели эти постройки”. И погибло в этом пожаре свыше чем на двадцать пять тысяч кошельков — это то, что сгорело и было разграблено. Из-за пожара канцелярии были переведены в дом Тахир-паши в ал-Азбакийе. Месяц рамадан окончился.

Месяц шаввал 1235 года начался во вторник (12.VII.1820). В эту ночь произошло замешательство с определением появления полумесяца, так как было очень трудно заметить его. Двое засвидетельствовали, что видели его, но один из них колебался. Затем явился другой [засвидетельствовавший это], и так продолжалось до исхода ночи. С восходом солнца определение было вынесено, после того как свершили дополнительное моление, зажгли огни, и бодрствующие со своими барабанами стали совершать обход и будить народ. Настал праздник, встреченный без воодушевления.

5-го числа этого месяца (16.VII.1820) паша по своему обыкновению отправился в порт Александрию, а сын его Ибрахим-паша начал осуществлять управление, рассматривать жалобы и [673] иски. Местом его пребывания был дворец, который он построил на берегу Нила напротив Мадриб ан-Нашшаб ⁸⁰⁹. Ибрахим-паша чрезвычайно возгордился. Когда он возвратился из своей поездки, то начал готовиться к обрезанию 'Аббас-паши — сына своего брата Тусун-паши, мальчика шести лет. [Празднество по этому случаю] началось 19 рамадана. У дворца разбили большое количество палаток, доставили фокусников, акробатов, канатоходцев и атлетов, забавляющих публику. Стали готовить еду и сладости, накрывать столы, зажигать по ночам фонари, лампы, а во дворце хрустальные люстры, свечи и прочее. Отдали распоряжение о явке мальчиков-бедняков, и они явились в огромном количестве. Доставили цирюльников, и в течение этих дней сделали обрезание почти четыремстам мальчикам. Для |310/ каждого отдельно был приготовлен матрац и покрывало, чтобы можно было полежать до заживления раны. Затем каждому мальчику давали одежду и по тысяче пара. Каждую ночь устраивали гулянье, жгли “остры и факелы, а пушки стреляли на протяжении всей ночи.

В это время пригласили высокопоставленных шейхов, кади, шейха ас-Садата и ал-Бакри, являющегося накиб ал-ашрафом, равно как и муфтиев. Каждого входившего из них молча усаживали, и Ибрахим-паша не поднялся навстречу ни к одному из них, не ответил ни на одно из их приветствий, ничем не проявил благожелательности. Они присутствовали за столом, принимали предлагавшуюся им пищу, пока длился прием, затем поднялись и молча удалились.

В среду, 23-го числа (3.VIII.1820), выступили в Хасву с махмалом; караван паломников возглавляет какой-то человек из [корпуса] дулатов, имя которого нам неизвестно.

В четверг устроили торжественную процессию в честь 'Аббас-паши и, спустившись из крепости, провели его через Дарб ал-Ахмар, Баб ал-Харк ко дворцу. В этот день ему сделали обрезание. Таз обрезавшего его цирюльника наполнился золотыми монетами, которые бросали туда высокопоставленные лица и знать. 'Аббас-пашу облачили в соболью шубу и кашемировую шаль. Остальные цирюльники получили по тридцать кошельков, и все это окончилось. [674]

Во вторник, 29-го числа (9.VIII.1820), соответствующего 3-му дню коптского месяца мисра, подъем вод Нила достиг высокого уровня. Утром в среду открыли плотину, и воды потекли в канал; это было сделано в присутствии катхода-бея и кади. В этом месяце прибыла из Донголы в Гизу группа остальных мамлюкских эмиров в количестве около двадцати пяти человек. Их одежда состоит лишь из белых рубах; они остановились в палатке, разбитой в Гизе, в ожидании разрешения [на въезд]. Этому предшествовала посылка с их стороны ходатайства о помиловании; они сделали это, когда узнали о снаряженной в Судан военной экспедиции. Прибыл сын 'Али-бея Аййуба с просьбой о помиловании для своего отца, что и было даровано. Гарантия безопасности была распространена на всех эмиров, за исключением 'Абд ар-Рахман-бея и еще одного, именуемого ал-Манфух,— они не были помилованы. Когда 'Али-бей Аййуб получил послание о помиловании, то начал готовиться к отъезду. Это вызвало ненависть к нему, и его убили. По получении вести о его смерти устроили оплакивание в его доме, где живет его жена, расположенном у Шамс ад-Даула. Вопли и причитания продолжались в течение многих дней.

В этом месяце прибыли также из Персии лица, сопровождающие подаренных паше лошадей. Прибывших разместили в доме Хусайн-бея аш-Шамаширджи в районе Сувайкат ал-'Аззи.

Месяц зу-л-ка'да 1235 года начался в четверг (10.VIII. 1820). 4-го числа, в воскресенье (13.VIII.1820), прибыл посланец с указами о полномочиях паши на управление Египтом на новый год и о назначении сына его Ибрахим-паши правителем Джидды. Упомянутому капуджи был устроен торжественный въезд из Булака в крепость, где в присутствии катхода-бея, Ибрахим-паши и знати прочитали указы. Затем дали пушечный салют. В этот же день Исма'ил-паша отправился в Верхний Египет как командующий военной экспедицией, назначенной в Нубию. Великий паша по своему обыкновению находится в Александрии.

Месяц зу-л-хиджжа 1235 года (9.IX—8.Х.1820). В этом месяце Ибрахим-паша отправился к своему отцу в Александрию, пробыл там несколько дней, возвратился в конце месяца [675] и, пробыв в Каире недолго, направился в Верхний Египет, чтобы собрать имеющуюся там у населения пшеницу, бобы и чечевицу трех видов. Реквизировав барки, переправили их все в Верхний Египет для перевозки зерна и сбора его в амбарах Нижнего Египта, с тем чтобы продать его по дорогой цене европейцам и грекам.

И год закончился. События, [происшедшие в течение его].

Чрезмерно поднялись воды Нила, особенно после праздника Воздвижения. Это причинило много забот в отношении плотин /311/ из-за происшедших за последние два года наводнений и вызванных ими повреждений. Когда же после [праздника] Воздвижения произошел этот паводок, вода поднялась до уровня самых высоких плотин, затопила поля с маисом, индиго, сахарным тростником, рисом, хлопком, деревья в садах, преимущественно лимонные и апельсиновые деревья вместе с плодами на них. Вода хлынула потоком на земли, которые защищались [плотинами], — и не уберечься от предначертаний Аллаха!

Вода покрывала землю, пока не миновала пора посева. На протяжении истекших лет мы не слышали и не видели наводнений, случались они редко.

В устье канала вода поднялась до уровня главной плотины и сотрясала мосты. Вода протекала по низким местам, лежащим поблизости от устья канала, таким, как Гайт ал-‘Ида, мечеть эмира Хусайна и так далее.

Когда был прорыт новый канал в Александрии, он был назван [каналом] ал-Махмудийа — по имени султана Махмуда. Помимо подготовленного для него устья, открыли другой залив для него, и он наполнился водой; когда же начался паводок то [этот залив] переполнился, и вода хлынула в низкие места и затопила земли. Тогда это отверстие запрудили. На канале оставили большое количество барок для перевозки путешественников, которых таким образом переправляли на морские суда и обратно. Воды канала оставались солеными, изменившимися, население порта [Александрии] страдало от недостатка пресной, воды, и стоимость сосуда достигла двух пиастров.

Когда в деревнях произвели землемерные работы, то деревенских шейхов освободили от уплаты налога с пяти федданов [676] на каждые сто (Ввиду лежавшей на деревенских шейхах обязанности принимать проезжающих). В этом году они платят и с земель, освобожденных от налогов, и притом за последние два года. К. тому же к взысканию налогов приступили досрочно: феллахи были вынуждены выплачивать налоги вперед, заранее продавая урожай на корню в рассрочку и в долг. Они продавали скот, имущество, драгоценности жен. Точно так же с них затребовали недоимки за предшествующие годы, которые они не в силах были погасить. Не переставая требовали в этом году зерно, а также финики, фрукты. Когда с деревенских шейхов стали взыскивать налоги, от которых они были освобождены, то возросла их печаль, так как с некоторых из них причиталось по тысяче реалов или около того. Они испытывали огромные затруднения с погашением налога, вышедшего из [установленных] границ. К тому же это усугублялось тем, что урожай был не блестящим: поля с посевами индиго, ряса, хлопка, сахарного тростника, конопли и других культур были затоплены.

Вслед за этим ввели обложение за буйволов — по двадцать пиастров за голову, за верблюдов — по шестьдесят пиастров, за каждую овцу — по пиастру, за каждую козу — по двадцать семь пара с третью, за каждую корову — по пятнадцать пиастров, и в таком же размере за каждую лошадь.

Была установлена монополия на мыло. Все прибывающее [в страну] мыло передавалось в распоряжение паши, а затем разрешали торговать им при условии бесплатного снабжения мылом паши, его чинов и двора, а для этого требуется большое количество. Цена мыла повысилась до шестидесяти пара, раньше она составляла пятьдесят пара за чистое мыло, без примеси.

Введено обложение на финики разных сортов, ввозимые из Верхнего Египта, на сушеные и прессованные финики, и даже на пальмовые ветви, листья и пальмовое волокно. Все это забирают по низкой цене и перепродают это торговцам и населению по завышенной цене.

В этом году очень плохой урожай фиников, и в разгар [677] сезона красные финики появлялись на рынках лишь короткое время и в небольшом количестве, осыпавшиеся раньше времени, невысокого качества. Они продавались по пять пара за ратл, а в прошлом столько же стоило десять ратлей. Так же обстояло дело и с виноградом. Его доставляли в небольшом количестве из ал-Файйума и аш-Шаркийи. Его скупали большим количеством кошелей те, кто давят из него вино, равно как скупались и другие сорта винограда.

А все прочее — это подробности, сведения о которых до нас не дошли, или такие, с которыми мы ознакомились, но пренебрегли упоминанием их.

Хасан-паша отправился в район Верхнего Египта в сопровождении некоторых европейцев, получивших разрешение паши поехать туда, на раскопки земель Верхнего Египта, пещер, на поиски “антиков” — памятников древности, оставленных /312/ предшествующими народами: статуй, изображений. Им дано право взрывать скалы при помощи пороха. Разнесся слух. о том, что ими обнаружено некое вещество, напоминающее свинец или железо, имеющее некий блеск; говорили, что это тот металл, из которого после очистки получается серебро и золото. Мне сообщил заслуживающий доверия человек, что он, взяв кусок этого металла весом свыше двух ратлей, отправился с ним к ювелиру и в течение целого дня подвергал его обжигу, затратив на это около кантара угля. Он перекладывал его из одного тигля в другой, после того как они трескались, и в конечном счете получился кусок весом в окка, напоминающий свинец. Упоминали также, что в горе обнаружили черный камень, воспламеняющийся от огня, похожий на уголь, который доставляют из европейских стран и употребляют на монетном дворе; он обладает дурным запахом, напоминающим запах фосфора, не превращается в золу, сохраняет каменистость, меняется лишь в цвете и подлежит вывозу в кучи [на свалку]. Говорили, что подобный этому имеется в недрах гор в Верхнем Египте и что Хасан-паша отправился с той целью, чтобы извлечь все это, и тому подобное. По распоряжению великого паши Хасан-паша провел там около трех месяцев. Горы взрывали порохом, и обнаружили поток жидкого масла синевато-черного цвета с прогорклым [678] запахом фосфора, оно напоминало нефть, но это не нефть. Некоторое количество этого вещества доставили в Каир. Им зажгли фонарь, наполнили им семь фильтров, и оно испарилось.

Среди населения разнесся неподтвержденный и основанный на полученных письмах слух о том, что в горе открыт источник, откуда течет оливковое масло, что течет оно непрерывно и его хватит не только для удовлетворения нужд Египта, но также и всего мира.

“Мне сообщили некоторые подчиненные Хасан-паши, что расходы [по раскопкам] на этот раз составили две тысячи кошельков.

События этого года, выходящие за пределы Египта.

Султан Махмуд, рассердившись на пашу по имени Тихранли, правителя Албании, снарядил против него военную экспедицию, стал воевать с ним и овладел большей частью страны, находившейся в ведении того. Тихранли укрепился в прочной крепости. Этот паша владеет обширной страной, многочисленным войском, у него несколько сыновей, тоже ведающих управлением страны; страна эта расположена между Румелией и Австрией. Говорят, что некоторые из его сыновей, равно как и многие его солдаты, покорились [султану], и с наступлением зимы дела установились в этом положении. Год завершился, и не поступило вестей, подтверждающих это.

В денежном обращении произошла путаница, и курс повысился. Разменный курс французского талера составляет двенадцать пиастров, то есть четыреста восемьдесят пара; бундуки обменивается на тысячу пара; точно так же венгерский [цехин] и фундукли ал-ислами ⁸¹⁰ — по семнадцать пиастров. Стамбульский пиастр, то есть отчеканенный там и доставленный в Каир, обменивается на два с четвертью пиастра, то есть с превышением по сравнению с египетским на шестьдесят пара; точно так же и стамбульский фундукли обменивается у себя в стране на одиннадцать пиастров, а в Каире — на семнадцать пиастров, как это указано выше. Превышение составляет шесть пиастров. Точно так же и французский [талер] в своей стране обменивается на четыре пиастра, в Стамбуле — на семь пиастров, а в Каире — на двенадцать пиастров. Что же касается [679] мелкой разменной монеты по одному пара, то ее уже и следа нет, в обращении она встречается чрезвычайно редко, и публика обходится без нее из-за высоких цен на все предметы купли и продажи. Бешлик ⁸¹¹, именуемый хамсавийа, достоинствам в пять пара, заменил собой пара, потому что когда на монетном дворе в Каире прекратили чеканку пиастров, то вместо этого стали чеканить монеты в пол, четверть и одну восьмую пиастра [и эта последняя монета] и есть бешлик; а монета в “дин пара осталась в стране лишь та, что имелась до того. В большинстве она переходит из рук в руки у городского населения и жителей деревень, возвращается в казну и тратится ею на выплату жалованья и содержания солдат. Те точно так же покупают [на эту монету] необходимое им, и она исчезает и вновь появляется. Так-то она обращается, как все вращается вместе с небесным сводом. В случае нужды в размене пиастра за него получают семь бешликов, то есть разменивают с потерей на одну восьмую. Благодаря тому что бешлик считался вместо пара, /313/ пиастр рассматривался как семь пара, никак не иначе. На этом основании тысяча пара считалась за сто семьдесят пять пара, так как двадцать пять пиастров,, составляющих тысячу [пара], если снижался курс размена, шли за двадцать один [пиастр]; если умножим семь на двадцать пять, то это и будет сто семьдесят пять. В полученных в обмен монетах всего шесть дирхемов чистого серебра, и не больше. И нет ни одной монеты, которая весила бы столько, сколько ей подобные, а в этом — другая выгода: малое во многом [дает] много.

Как нам это известно из прошлого, пиастров раньше совсем не было в Египте, и первый, кто ввел их в Египте, — это 'Али-бей ал-Каздоглу; это было после 1180 (1766-67) года, когда дело его разрослось, увеличилось количество солдат и расходов, и он восстал против Порты. Мухаммад-бей по прозвищу Абу-з-Захаб лично отменил эту монету в Египте повсеместно. Население потерпело известный урон в своем имуществе в связи с этой ликвидацией, но было радо отмене ее и не расстраивалось по поводу этого убытка из-за роста благосостояния и заработков. В обращении тогда остались лишь [680] золотые монеты мусульманские и европейские, французские [талеры] и их [разменные] монеты в половину и четверть их достоинства. Оставалась также маленькая серебряная монета, именуемая пара. Этому сопутствовало благополучие в ценах, избыток в прибылях. Пара разменивался на некоторое количество медных монет, называемых джадида ⁸¹², — на десять или двенадцать, если это была отчеканенная и проштемпелеванная монета, и на двадцать маленьких монет без этого, называемых сахата ⁸¹³. Простонародье в большинстве своем обходилось этой монетой джадида при продаже и купле, и не только простонародье. В большом количестве ее завозили паломники-магрибинцы в сумках, продавали торговцам на рынках на вес ратлами и наживались на этом. Бывало, бедняк или рабочий, заработав пара, разменивал его на джадиды, и этого хватало на его расходы в течение дня, так как цены были устойчивыми; он покупал на это хлеба и приварок. Если же повару требовалось все необходимое для приготовления пищи, то он за одну джадиду получал у бакалейщика лук, чеснок, свеклу, кориандр, петрушку, редис, порей и лимоны одного, двух или трех сортов. Эта джадида полностью исчезла из обращения, а если когда и появится, то пользы от нее никакой.

Место медной джадиды занял пара, но и его теперь нет, а вместо пара стала хамсавийа, но она имеет еще более низкую стоимость, так как то, что, бывало, закупалось в большом количестве на джадиды, теперь закупается лишь на хамсавийи. Та мелочь, что человек покупает за один, два или три пара, [раньше] бралась за одну или две джадиды. У продавцов не было сдачи с хамсавийи, и приходилось оставлять ее до того времени, когда потребуется еще что-нибудь, — это в том случае, когда знаешь продавца, а не то приходится лишаться сдачи. Если человека, находившегося на рынке, охватывала жажда, то за [одну] джадиду он утолял ее у разносчика воды или за эту же джадиду наполнял свой кувшин у владельца хана. А в этом году, если у человека не было при себе бешлика, за который он мог бы напиться, ему оставалось терпеть жажду до своего возвращения домой. Нелегко ему платить за глоток воды стоимость бурдюка воды! И все это из-за отсутствия [681] пара.

Точно так же возникали затруднения с подачей милостыни беднякам и им подобным. Если происходило повышение цен на мясо, овощи, то хозяин дома поступал правильно, справляясь на следующий день у слуги о бывшем у него пара и засчитывал его ему. Глава семьи, включающей многих членов, опекаемых и слуг, в своем дневном расходе на зерно, масло, мед, топливо и прочее довольствовался [в свое время] десятью пара, считая и стоимость мяса, зелени и всего прочего, а в настоящее время на это недостаточно и десяти пиастров. Повышаются цены на все /314/ решительно из-за налогов и монополий, введенных в прошлом и беспрерывно вновь вводимых на все предметы [потребления].

Ясно, что причины разрухи, отмеченные предшественниками, умножились в эти годы. Эти причины: увеличение налогов, расстройство [делового] обращения, таможни. К этому прибавились всевозможные виды монополий и захват людских достатков — [всего того, что являлось источником дохода людей]. Нет счастливцев, кроме тех, что состоят на службе государства, которые ведают взиманием податей, являются агентами-исполнителями, или писцами, или служащими новых предприятий. Но и такой человек не свободен от ошибки, о ней могут донести, тогда будет произведена ревизия за все время владения им [данной должностью], и насчитают ему некоторое количество кошельков, которые обяжут уплатить. Возможно, что ему придется для этого продать свой дом и имущество, а если не будет у него средств, чтобы отсрочить [погашение], и он лишен возможности бежать, то его ждет тюрьма. Это в том случае, если человек этот из коренных жителей, а если он не из местных, то возможно, что он будет прощен, что вмешаются в это, заменят ему наказание, или дадут ему назначение на пост, или введут его в компанию, и положение его возвысится, улучшившись по сравнению с прежним.

И еще из того, что также произошло в этом году. Введена монополия на выработку парчи, позументов, блесток, которые выделываются из серебра для вышивок на платках, носовых платках, шарфах и другой одежде. Это произошло из-за подстрекательства некоторых ремесленников, из-за зависти их по [682] отношению друг к другу. Большинство событий происходит из-за зависти людей друг к другу. Доход от монополии превышает тысячу кошельков в год.

Точно так же монополизировали управление, ведающее ввозом и торговлей рабами-неграми, суданскими невольницами и другими товарами, ввозимыми из Судана, такими, как слоновая кость, тамаринд, глазная мазь, сурьма, сосуды для воды, страусовые перья и прочее.

Учреждена монополия на пчелиный мед и воск. Все это конфискуется государством, и ратл воска продается за шесть пиастров, а раньше ратл продавался за три пиастра. Теперь достают лишь тайком то, что останется. По прибытии барок туда сразу же направляются контролеры для осмотра всего [находящегося на них], в том числе и воска. Они забирают все обнаруженное ими количество и засчитывают его по самой низкой цене. Если же какое-то количество окажется скрытым, и это будет выслежено, то заберут его бесплатно. Его уносит состоящий при контролере человек, а над утаившим издеваются, именуют его жуликом. Это делается для устрашения других. Ведают этой монополией преимущественно христиане и их служащие — люди без совести. В этом году с пчелами было неладно и меду мало, равно как [ощущается недостаток] в пальмовых плодах, не уродились зерновые, так как на протяжении этих лет из-за обилия воды земли были затоплены и потому не могли быть обработаны. Цены повысились, в особенности на бобы; что же касается чечевицы, то ее точно так же можно достать лишь изредка.

Точно так же сдали на откуп за высокую арендную плату соляные промыслы и все к ним относящееся. Цена одного кайла достигла пиастра, а раньше она составляла тридцать пара, а помнится, что она продавалась и по три пара.

Что касается оплаты рабочих, работников, строителей, то она изменилась и возросла с одного пара до пиастра. Точно так же поднялись цены на местную известь и гипс. Это вызывается нескончаемым строительством, которое ведут лица, состоящие на государственной службе. Оно ведется бесконечно: с восхода и до захода солнца вереницы верблюдов и ослов свозят [683] щебень в груды, которые высятся повсюду. Если кто-нибудь из чиновников строит себе дом, то он не довольствуется своим большим участком, а захватывает бесплатно примыкающие к нему дома [других] людей, для того чтобы расширить площадь своего дома, он захватывает все, что еще осталось в данном квартале, на свою долю, для своих приближенных. Затем он строит другое [здание] для своей канцелярии и собраний, строит [отдельное помещение] для своих солдат и тому подобное.

Что же касается Сулайман-аги ас-Силахдара, то это самая большая беда и несчастье. Он завладел остатками мечетей, медресе, странноприимных домов, которые расположены в пустыне, и перевез их каменные части в район у ворот Баб ал-Баркийа, именуемый ал-Гариб ⁸¹⁴; точно так же он захватил то, что было в районе ворот Баб ан-Наср, собрал каменные части зданий /315/ за пределами Баб ан-Наср. Он построил в районе Хан ал-Халили караван-сарай, устроив здесь склады с этажами [для жилья]. Он заселил их христианами — греками и армянами, [сдав их им] за высокую арендную плату, вдвое превышающую обычную, точно так же он сдал жилье и другим пожелавшим поселиться здесь. Он открыл проход отсюда через известное управление Викала ал-Джалаба ⁸¹⁵, расположенное около ал-Харатайн и находящееся снаружи этого квартала. Арендная плата за лавки точно так же превышает тридцать пиастров в месяц, а обычно лавки сдавали за тридцать пара в месяц. Но удивительно, что люди идут на это и поспешно их арендуют еще до завершения их строительства и делают это, несмотря на недостаточные заработки и на застой в делах. Но они точно так же извлекут эту высокую плату из мяса покупателей и их костей!

Затем в районе, прилегающем к воротам Баб ан-Наср, он забрал обширный участок, называемый Хуш 'Ута ⁸¹⁶. Это место служило местом остановки для бедуинов Тура, когда онb доставляли сюда свои караваны с углем, щелочью и прочим; точно так же [это место служило станцией и для] жителей Бильбейса аш-Шаркийи.

Сулайман-ага построил на этом месте большое здание, включающее склады, лавки, кофейни и этажи с жилыми [684] помещениями, которые сдавались за высокую арендную плату, преимущественно также армянам и прочим. Затем он перебрался в район Хан ал-Халили и забрал хан, именуемый Хан ал-Кахва, и прилегающие к нему дома и помещения и мечеть по соседству, в которой совершались моления и по пятницам произносилась хутба. Он снес все это и построил большой хан, включающий склады, жилые этажи, сорок лавок, которые он сдал за арендную плату по тридцать пиастров в месяц за каждую. Над фонтаном и некоторыми лавками он построил маленькую красивую мечеть, в которую поднимаются по лестнице, — это вместо снесенной им мечети. Затем Сулайман-ага перенес [свою деятельность] в район ал-Хурунфиш, в квартал ал-Амшатийа ⁸¹⁷. Здесь он забрал помещения и дома, снес их и в настоящее время точно так же усердствует в возведении постройки. Когда владелец помещения требует, чтобы ему возместили стоимость его, тоне находит никого, кто 'бы откликнулся на это, а Сулайман-ага платит лишь то, что разрешает ему его душа, — немногим больше или немногим меньше десятой части [действительной] стоимости, и то благодаря посредничеству и благотворительному заступничеству. Если ему будет сказано, что это вакф, что нет законного повода для перестройки из-за отсутствия разрушений, то он прикажет ночью разрушить его, а затем приведет надзирателей кади, а те, увидя помещение разрушенным, присудят его ему. Слово “вакф” ему в тягость, он пренебрежительно говорил: “А что значит вакф?” Если помещение находится на участке, монополизированном ведомством вакфов с самого начала, то он также ничего не платит и не обращает на это слово внимания. Его постройки заканчиваются с большой поспешностью, в короткие сроки из-за его большой энергии и чинимого им нажима и насилия по отношению к работающим и снабжающим его [материалами]. Он не разрешает рабочим отходить, но задерживает надолго, до утренней зари, и к исходу ночи их будят побоями; они приступают к работе во время молитвы аш-шафи'и ⁸¹⁸ и работают до захода солнца, даже в разгар жары в рамадане. Если же они поднимают шум от жары и жажды, то он приказывает усилить снабжение строительства питьем и доставляет водоносов, чтобы напоить их. Большинство людей [685] полагает, что это постройки его господина, так как паша не прислушивается ни к одной из жалоб [на Сулайман-агу ас-Силахдара].

В этот период усложнилось положение с жильем в Каире. Его население оказалось стесненным из-за всеобщих разрушений, наплыва большого количества чужестранцев и в особенности иноверцев. Они теперь принадлежат к знати, назначаются на [высокие] посты, носят одежды высокопоставленных лиц, ездят на породистых мулах и лошадях, а спереди и сзади следуют их рабы и слуги с палками, разгоняя народ и прокладывая им дорогу. Они владеют невольницами, белыми и абиссинками, живут в высоких и красивых домах, покупаемых ими по самым высоким ценам. Имеются среди них и такие, у которых есть не только дома в городе, но и дома на берегу Нила для развлечения. Есть такие [в их среде], кому построенные ими для себя дома обошлись в тысячи кошельков. Точно так же и высокопоставленные лица, состоящие на государственной службе, захватывают находящиеся по кварталам дома и отнимают их у владельцев любым способом.

Ухитряются даже назначать иноверцев на посты, придуманные для унижения /316/ мусульман, так как [последние] состоят у них на службе в качестве писцов, слуг, посыльных. Работающих у них рабочих они избивают и оскорбляют, сажают в тюрьму без каких-либо помех, и стоят, униженные, перед неверными и благородный, и простолюдин!

Люди стеснены в жилье, стоимость его возросла во много раз, так что счет, который велся на реалы, теперь ведется на кошельки; точно так же обстоит с оплатой. Все решительно повысилось в стоимости. Но Аллах милостив к почитающим его!

Если бы мы пожелали полностью все осветить, не говоря уже о подробностях, то это удлинило бы описание и затянулось бы во времени. “Мы жили и умерли, и не видели ничего, кроме того, что видели: все необъяснимые вещи оказались похожими одна на другую, и их неясность еще усилилась”.

Будем молить Аллаха о достоверном знании и благополучии религии!

Комментарии

808 Ал-Махмудийа — канал, который обеспечивал сообщение на не больших судах от 'Атфа на розеттском рукаве Нила с Александрией. Сооружение канала обошлось египетскому народу дорого — только за первые десять месяцев на строительстве канала погибло свыше 12 тысяч феллахов.

809 Мадриб ан-Нашшаб — в описываемое Джабарти время — плац между Старым Каиром и районом Каср ал- 'Айни; здесь мамлюки обучались военному делу.

810 См. прим. 479.

811 Бешлик — монета достоинством в пять пара, именуемая также хамсавийа, т. е. “пятак”.

812 Джадида — монета, на некоторое количество которых разменивался пара.

813 Сахата — неотчеканенная и непроштемпелеванная монета; двадцать сахата обменивались на один пара.

814 Ал-Гариб — район севернее ворот Баб Зувайла.

815 Викала ал-Джалаба — торговый двор, который находился юго-восточнее Сук аз-Залат.

816 Хуш 'Ута — участок юго-восточнее мечети ал-Хакима.

817 Ал-Амшатийа — квартал Каира севернее Хурунфиш.

818 Служба аш-шафи'и — ранняя утренняя молитва.

Текст воспроизведен по изданию: Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Египет в канун экспедиции Бонапарта. М. Наука. 1978