(16.I.1812—3.I.1813)

Из других событий. Продолжался рост цен на все, и в особенности на пищевые продукты, без которых во всякое время не могут обойтись и богатые и бедные. Это произошло из-за того, что были введены сборы, учрежденные на все решительно, а из съестного — на мясо, масло, мед, сахар и прочее, как, например, зелень, овощи. Закрыли все бойни, за исключением бойни в ал-Хусайнийе, которую сдали на откуп за огромную сумму с обязательством поставлять паше и высшим должностным лицам мясо по низким ценам. Откупщик бойни распределяет мясо среди мясников по самым высоким ценам, выколачивая из них стоимость мяса, отпускаемого государству бесплатно. Мясник же отправляется с тушами одной или двух овец домой или в тайный закоулок, где его осаждают покупатели. Между ними происходит распря и свалка, которую не описать, причем цена ратла составляет двенадцать пара и выше, но не ниже двенадцати. Так же обстоит и с овощами, которые, бывало, продавались за бесценок, а теперь они продаются по самым высоким ценам. Так, например, салат, десяток пучков которого продавался за один пара, стал продаваться теперь по одному пара за один пучок. Точно так же поднялись цены и на остальные овощи.

С тех пор как паша захватил земли поблизости от своего дворца в районе Шубра, он построил там оросительные каналы, разбил сады и освоил пустующие земли, разводя овощи различных сортов. Он обеспечил поливку их и уход за ними силами издольщиков и арендаторов под управлением Зу-л-Факара [359] катходы. Когда наладили выращивание овощей и зелени, то стали продавать ее торговцам по самым высоким ценам, а те перепродавали ее населению по произвольно устанавливаемым ими ценам. Людская молва стала относить эту надбавку за счет паши, говоря: «Капуста паши, репа паши, проскурняк паши, редис паши, цветная капуста паши». В садах паши разводили также разнообразные сорта цветов, чудесных по виду, — красные, желтые, голубые и разноцветные. Они изумительны лишь по виду и совершенно лишены аромата. Их отбирали и привозили из Турции, и они успешно привились.

Еще из событий этого года. Сумма откупа на ведомство по сбору пошлин в Булаке, именуемое таможней, все продолжала возрастать, пока не достигла тысячи пятисот кошельков в год. Во времена мамлюкских эмиров за этот откуп платили тридцать кошельков, так как население многое скрывало от таможенного досмотра, а товары, принадлежавшие приближенным эмиров, знати, богословам и другим, ввозились беспошлинно, не облагались и товары лиц, пользовавшихся их покровительством, и даже товары, принадлежащие слугам некоторых из них. Милостиво обращались и с теми, кто прибегал ко лжи, и делали большие скидки и другим. В товарах не рылись, не развязывали тюки, а ящики и тюки облагали незначительной суммой. Когда же так повысилась сумма откупа, то уже ничего этого нельзя было позволить, /157/ и этого не разрешали никому, даже если это были высшие улемы или кто другой.

В обычае 'купцов было при отправке своим покупателям тюка дешевых тканей, например набулусского холста, вкладывать внутрь тайком дорогие ткани, как, скажем, алеппскую шитую золотом, индийскую, Кашмир и тому подобное, что, таким образом, проходило по низкой пошлине. В настоящее же время развязывают завязанные тюки, открывают ящики, роются в товарах, разрывают обертку, пересчитывают и берут десятую часть или десять процентов с цены, по которой ее продают купцы, дороже или дешевле. Даже ящики с туфлями, башмаками из ткани, привозимыми из Турции, вскрываются, и их облагают в отдельности [каждую пару], с них берут десятую часть стоимости или натурой. [360]

Точно так же поступают управляющие таможнями в Александрии, Дамиетте, Стамбуле и в Сирии, поэтому все товары вздорожали.

Особенно вздорожали дамасские ткани, алеппские и турецкие, бумажные, шелковые и шерстяные, из-за того, что еще до их выделки они облагаются непомерными налогами. В прошлом дирхем шелка стоил один пара, а теперь он обходится в пятнадцать пара, не считая окраски, издержек на производство и упомянутых налогов. Поэтому шелк достиг предельной дороговизны: одна штука сирийской ткани, называемой аладжа, цена которой в прошлом была двести пара, теперь продается по две тысячи пара, не считая при этом дохода продавцов и алчности купцов. Турецкая обувь, которая продавалась по шестьдесят пара, стала теперь продаваться по четыреста пара; один локоть сукна, который продавался по сто пара, достиг цены в тысячу пара, и так далее, что требует последовательного изучения и чего нельзя охватить во всех деталях.

[Откуп] таможни получает тот, кто платит больше всех, какой бы национальности он ни был, — христианин ли, копт ли, сириец, турок или тот из самых низких людей, которые претендуют на то, чтобы именовать себя мусульманами. В настоящее время таможней в Булаке управляет человек — грек [по происхождению], по имени Карабит, который является подставным лицом Тахир-паши,— последнему принадлежит доход с нее. Помощники Карабита — его же национальности; в его распоряжении вооруженные слуги из турок — каввасы, которые задерживают товары и людей, арестовывают мусульман, сажают их в тюрьму, избивают их до тех пор, пока те не уплатят положенного. Если же они выследят человека, укрывшего что-либо от них, то арестуют его, изобьют, оскорбят, накажут его строго, оштрафуют за его поступок. И удивительно то, что с товаров мусульман берут десятую часть, то есть с десяти одну часть, а с товаров христиан — европейцев и тех, кто относится к ним,— берут лишь два с половиной процента.

Точно так же паша ввел монополию на многие товары, как, например, на сахар, доставляемый из Верхнего Египта. Это сверх старых поборов и вновь учрежденных. Происходит это [361] так. Ничем не занятый человек, или работающий в невыгодной отрасли, или недостаточно зарабатывающий — какой-нибудь безвестный человек — остановит свою мысль на чем-нибудь позабытом, находящемся в пренебрежении. Он начинает домогаться через близких или путем подачи заявления паше просит его учредить монополию на такой-то род товара, с обязательством ежегодно поставлять казне такое-то количество кошельков. Как только это будет сделано, паша обратит внимание на вышеуказанного, пообещает изучить это предложение и отложит ответ на несколько дней, в течение которых конкуренты будут состязаться, как бешеные собаки, набивая цену, пока не установится наивысшая. Тогда монополия будет предоставлена этому лицу или же кому-нибудь другому. Имя откупщика заносится в регистр рузнаме, после чего он по своему усмотрению облагает этот вид товара, нанимает себе чиновников, служащих и приближенных, уполномоченных выколачивать поборы и известные суммы и для себя, сверх того, что берут стоящие над ним и те, что стали значительными лицами благодаря этому. Начало этому положили христиане — греки и армяне. Самые низкие из них возвысились. /158/ Они стали носить великолепные одежды, ездить на мулах, хороших лошадях. Они забирают дома знати в Старом Каире, восстанавливают, украшают их, разводят при них сады. И это сверх тех домов, которые они имеют внутри города. Выезжает такая собака из этих христиан и вокруг него множество слуг и каввасов, которые разгоняют людей. Они ничего не пропускают без обложения, даже древесный уголь, привозимый из Верхнего Египта, древесину нильской акации, испанский дрок, стебли маиса. Каждые сто связок стеблей маиса продавались по сто пара, а после установления монополии стали продаваться по тысяче двести пара. Вследствие этого стало не хватать многих предметов, а многие повысились в цене, как, например, гипс и известь и все то, что потребляется в качестве топлива, даже для хлебопекарных печей. Нам известно, что ардабб гипса, продававшийся по десять пара, теперь стоит сто двадцать и все повышается в цене.

Из других событий. Паша начал восстанавливать дворец Каср ал-'Айни ⁵⁴⁹, который солдаты разрушили и уничтожили, [362] разобрав его деревянные части, и в котором остались лишь стены. Его начали восстанавливать и обновлять по турецкому образцу, как он выглядит и в настоящее время.

И из других событий. Паша разрушил дворец в крепости и все находящиеся в нем залы. Он разрушил залу, в которой находилась канцелярия писцов в те времена, когда здесь был диван Каит-бея ⁵⁵⁰, а это была зала, обращенная внутрь двора и высящаяся над подвалом, на котором зиждется ее фундамент Он разрушил и большой диван Гури и примыкающие к нему помещения, в которых сидели писцы и служащие в дни заседаний дивана. Дворец начали строить по турецкому образцу Большая часть построек сделана из дерева, а верх возвели до того, как достроили низ. Были слухи о том, что при этом обнаружены клады с сокровищами древних царей Египта.

Из других событий. Паша послал во все районы Верхнего и Нижнего Египта рубить деревья для сооружения судов, такие, как тутовник, боярышник. Он разослал назначенных для этого [лиц], которые не оставляли почти ничего иначе, как если хозяева древонасаждений не давали им взятку и не подкупали их. Тогда они оставляли хозяевам некоторое количество деревьев Лес для постройки судов, присоединив к нему и тот, что привезли из Турции, сложили в арсенале. Наблюдающего поражало огромное количество этого леса. Когда же его пустили в работу и количество его уменьшилось, то вместо израсходованного собрали еще больше.

Из других событий. Как только Ахмад-ага — брат катхода-бея — был назначен представителем Порты и управляющим священными городами, к нему тотчас же приставили этих дьяволов-писцов для того, чтобы установить состояние доходов и расходов. Они исчислили установленные доходы с земель и участков с их строениями и недвижимостью, сданными в аренду предшествующими управителями, за длительный период времени. Они определили сумму денег, ежегодно выплачиваемую в пользу первоначального держателя вакфа, соответственно давним обычаям Египта. Так как очень много людей связано с арендой земель и недвижимости вакфов священных городов Мекки и Медины у их управителей и таких вакфов, [363] как ад-Дашиша, ал-Хасакийа, ал-Мухаммадийа, ал-Мурадийа, и других, это дает писцам власть над людьми. Они требуют представления документов и подтверждения прав на аренду. Писцы знакомятся с документами, читают их и устанавливают, что срок аренды еще не истек, или уже 'кончился, или остается еще какой-то остаток лет. В этом последнем случае они повышают на остающийся срок арендную плату, соответственно той, по которой недвижимость была бы сдана, соответственно спросу на нее, если бы она не была уже заарендована. В том же случае, когда срок истек, но владение недвижимостью продолжается, писцы заставляют возобновить право на аренду заново, повышают при этом арендную плату и делают это за огромную мзду В обоих этих случаях не миновать уплаты вознаграждения писцам, чиновникам и управляющим. Затем приходится предстать перед кади, уплатив сбор за регистрацию, /159/ и только тогда выпишут акт на аренду владения.

Из прочих событий. Были установлены повинности и назначены рабочие, занимающиеся строительством и зодчеством, как, например, каменщики, плотники, пильщики, токари. Им было вменено в обязанность работать на государственных стройках в Каире и других местах за плату или в порядке принудительного труда. Многие из них стали скрываться, и эта отрасль ремесла заглохла. Имеющий лавку держит ее на замке. Старшина цеха разыскивает его, так как обязан доставить его на стройку паши, чтобы тот работал, или же откупился, или представил кого-либо вместо себя и выплачивал тому плату за свой счет. Многие забросили свою профессию, закрыли лавки и стали добывать средства к жизни другим ремеслом. Вследствие этого остаются неудовлетворенными потребности людей в ремонте и постройках. Тот, кто нуждается в том, чтобы ему сложили печь или сделали кормушку для скотины, окажется в затруднении и должен будет тратить дни на то, чтобы заполучить строителя и необходимые ему глину, известь и золу.

Паша купил тысячу ослов, для них устроили стойла и предназначили их для перевозки мусора, щебня с развалин построек и переноски золы из очагов городских бань [Каира и Булака]. В городе было объявлено, что населению воспрещается брать [364] для себя даже небольшое количество золы. Тот, кому она была нужна, точно вор, ночью покупал понемногу в очагах бань за высокую плату. Если же зола требовалась в большом количестве, то получить ее могли лишь по указанию и с разрешения катхода-бея. А ведь раньше она была самой обыкновенной вещью, не обладавшей никакой ценностью. Когда зола накапливалась в очагах, то ее за плату свозили >в кучи, и люди, нуждавшиеся в ней для строительных целей, перевозили ее на своих ослах, или ее приносили истопники бань, которым платили за доставку из расчета приблизительно один пара за две корзинки или около того. Теперь стоит человеку потерять деревянный ключ, и он не найдет плотника, который бы сделал ему другой ключ иначе, чем тайком, и потребует с него плату в пятнадцать пара, тогда как обычно такой ключ стоил один пара, если он был большой, или половину пара, если — небольшой.

Из других событий. Лица, взявшие на откуп производство пороха, платят за это двести кошельков. Они монополизировали все необходимое для этого производства, как, например, уголь, стебли волчьих бобов, маис, сено. Каждый вид этого сырья обложили известным количеством кошельков; из-за этого прекратилась работа по добыче на солончаках селитры, которую берут неочищенной на переработку, очищают ее до тех пор, пока не получится белая соль, пригодная для производства. Это грязная, презренная работа. Ее прекратили, и устроили вместо ящиков широкие, высокие бассейны из цемента, сделали водоем, из которого вода проходит в эти бассейны, и поставили на упомянутые солончаки наемных рабочих.

[И из других событий.] В этом году не хватало топлива, поставляемого из Турции. Все, что прибывало оттуда, паша забирал для своих нужд, и населению ничего не доставалось. Вместо привозного из Турции продавалось топливо, заготовленное»из срубленных в Египте деревьев, преимущественно из нильской акации. Оно продавалось по триста пара за хамла ⁵⁵¹, стоимость же перевозки составляла десять пара и распилки — тоже десять. Недоступным также стал и древесный уголь, так что окка ⁵⁵² угля продавался по двадцати пара. Это произошло из-за прекращения доставки угля из Верхнего Египта, за чек мочением [365] того небольшого количества, которым торговали солдаты, продавая его по очень высоким ценам: по двенадцать и пятнадцать пиастров за циновку угля весом меньше кантара; в прошлом же циновка угля продавалась за шестьдесят пара, то есть за полтора пиастра.

И, кроме всего этого, были дела, нововведения, начинания, которые невозможно проследить и сведения о которых не дошла до нас. Мы сообщаем лишь о том, что целиком связано с общими нуждами и потребностями, а по частностям можно судить об общем.

Что касается тех, кто умер в этом году из заслуживающих упоминания, то умер шейх, весьма знающий имам, проницательный законовед, писатель, выдающийся грамматик — шейх ислама и мусульман шейх 'Абдаллах ибн Хиджази ибн Ибрахим ал-Азхари шафиит, известный под именем аш-Шаркави, шейх ал-азхарской мечети. Он родился приблизительно в 1150 (1737-38) году в деревне, именуемой ат-Тавила в аш-Шаркийе, /160/ поблизости от деревни ал-Курайн, где и вырос и усвоил Коран. Затем он явился в мечеть ал-Азхар. Здесь он слушал многих выдающихся шейхов: ал-Маллави, ал-Джаухари, ал-Хифни и брата его Йусуфа, ад-Даманхури, ал-Балиди, 'Атийат ал-Аджхури, Мухаммеда ал-Фарси, 'Али ал-Мунсакиси, известного под кличкой ас-Са'иди, 'Омара ат-Тахалавви. Он изучал [книгу] ал-Муватта ⁵⁵³ только у 'Али ибн ал-'Араби, известного под кличкой ас-Сакат, а по окончании этого усваивал ас-Сулук и ат-тарика ⁵⁵⁴ у нашего шейха — шейха Махмуда ал-Курди (У шейха Махмуда ал-Курди учился также и автор хроники ал-Джабарти, поэтому он называет его «нашим шейхом»), при котором он находился неотлучно и у котврого присутствовал вместе с нами на молениях и собраниях. Он посещал занятия в мечети ал-Азхар, в медресе ас-Синанийа [на улице] ас-Санадикийа ⁵⁵⁵, в риваке ал-Джабарт и ат-Тибрисийа. Он выносил решения [по обрядам] для последователей своего толка, отличался красноречием и владел пером. Составленные им работы указывают на обширность его познаний, как, например, комментарий на ат-Тахрир ⁵⁵⁶, толкование поэтических [366] произведений Йахйи ал-'Имрити, его книги ал-'Акаид ал-машрикийа ⁵⁵⁷, а также принадлежащий тому же [автору] текст краткого изложения [этого произведения, посвященного основам] религии, права и суфизма ⁵⁵⁸, пользующегося большой популярностью в Дагестане. Им составлены комментарии к Рисала 'Абд ал-Фаттаха ал-'Адли о религии, краткое изложение аш-Шамаил ⁵⁵⁹ и комментарии к нему, трактат под названием «Нет бога, кроме бога...», трактат по юридическому вопросу, затронутому в книге Джам' ал-Джавами ⁵⁶⁰, комментарий к книге ал-Хикам ⁵⁶¹ к книге ал-Васайа ал-курдийа фи-т-тасаввуф ⁵⁶², комментарии: к предутренней молитве ал-Бакри, краткий обзор книги ал-Мугни фи-н-нахв ⁵⁶³ и другие.

Так как шейх аш-Шаркави захотел вступить в братство-ал-Халватийа, шейх ал-Хифни обучил его первому слову посвящения. Он сошел с ума, провел несколько дней в больнице, затем выздоровел и непрерывно продолжал чтения и сообщения, [чтобы стать посвященным]. Потом он получил наставление от нашего шейха — шейха Махмуда ал-Курди, и открылись ему небеса, надели на него чалму и посвятили его в это братство.

Шейх аш-Шаркави жил суровой жизнью, испытывал постоянный недостаток в средствах к существованию, в доме его редко готовили; иногда некоторые его знакомые, заботясь о нем, посылали ему тарелку пищи или приглашали его к себе поесть. Когда же народ узнал о нем и слава о нем распространилась, дойдя до некоторых сирийских купцов и других, ему начали присылать десятину ⁵⁶⁴ и подарки. Он стал выдвигаться, красиво одеваться, носить большую чалму. После смерти шейха ал-Курди покойный аш-Шаркави остался одним из его преемников, к нему примкнул ряд студентов, посещавших его занятия, приходивших к нему каждый вечер и совершавших вместе с ним аикр. Временами он кормил их и отправлялся с ними в некоторые дома, где были покойники. Они проводили здесь часть ночи, славословя на обычных для таких служб сборищах, распевая в экстазе или читая Коран под конец этих бдений. Затем они ужинали и бодрствовали часть ночи в песнопениях и зикре до потери сознания, протяжно выкрикивая в своих [367] песнопениях слова: «О Бакри, о Хифни, о Шаркави, взываем к вашей помощи!» Затем, по окончании бдения, их благодарят, им преподносят еду и дают денег.

В дальнейшем шейх аш-Шаркави купил себе дом в квартале ал-Катама, называемом также ал-'Айнийа. Выплатить стоимость дома ему помогли некоторые из общавшихся с ним состоятельных людей. Он оставил хождение по домам, кроме редких исключений, и так продолжал жить, пока не умер шейх Ахмад ал-'Аруси, после которого он вступил в права шейха мечети ал-Азхар. Он еще больше увеличил размеры своей чалмы, так что объем ее стал притчей во языцех. Между шейхом аш-Шаркави и шейхом Мустафой ас-Сави было столкновение [по поводу поста шейха в мечети ал-Азхар], но затем они согласились на том, что шейх ас-Сави будет после пополуденной молитвы продолжать преподавание в медресе ас-Салахийа, что по соседству с мавзолеем имама аш-Шафи'и (а это одна из обязанностей шейха мечети ал-Азхар). Когда шейх ал-'Аруси, заняв пост шейха в мечети ал-Азхар, покусился на упомянутую должность, то ему противостоял шейх Мухаммад ал-Мусайлихи ад-Да-рир, полагавший, что имеет на яее больше прав, нежели ал-'Аруси, и последний не стал оспаривать это, чтобы не затевать ссоры. Когда же умер ал-Мусайлихи, ал-'Аруси отказался от этой должности и предоставил ее ас-Сави, посещая на первых порах его занятия, так каяк тот был его лучшим учеником. Когда же ал-'Аруси умер и покойный шейх аш-Шаркави занял его место, то договорились /161/ оставить ас-Сави при его обязанностях. Так прошли месяцы, а затем лица, окружавшие аш-Шаркави, стали ему внушать, что права шейха не могут считаться полными, если он не выполняет этих обязанностей. Его стали подстрекать, а он был податлив и повел переговоры об этом с шейхом Мухаммадом ибн ал-Джаухари и Аййуб-беем ад-Дафтардаром, и те одобрили его намерение. Он отправился в это медресе со своими сторонниками и с теми, кто присоединился к ним, а таких оказалось очень много. Здесь он провел занятие перед ними. Ас-Сави не мог это перенести, посоветовался с разумными людьми, умеющими строить козни, с такими своими друзьями, как шейх Бадави ал-Хитми и ему подобными, и они пришли к определенному решению. Шейх Мустафа отправился [368] к Ридвану, катходе Ибрахим-бея старшего, с которым был в дружбе, имел деловые отношения и который был его должником. Он простил ему долг, и тогда упомянутый катхода позаботился о его деле. Катхода явился к аш-Шаркави, поговорил с ним и попытался убедить его своими доводами. Затем, на следующий день, собрались в доме аш-Шаркави, куда пришел ас-Сави с сочувствовавшими ему и другие. Аш-Шаркави заявил: «Люди, засвидетельствуйте, что этот пост принадлежит мне по праву, я сам отказался от него в пользу шейха Мустафы ас-Сави». Ас-Сави сказал: «Но теперь ты его берешь обратно, и это очень некрасиво с твоей стороны». Он продолжал многословно упрекать его, воздействуя на мнение окружающих его и прочих. Собрание закончилось на том, что воспретило аш-Шаркави занять этот пост, и ас-Сави продолжал занимать его вплоть до своей смерти, после чего он перешел к покойному аш-Шаркави без всякого соперничества.

Он усердно читал в медресе в течение определенного срока и потребовал от распорядителей делами мавзолея вознаграждения, но те все оттягивали уплату, и между ними возник спор. Он оскорбил их, и они пожаловались на него своим покровителям из числа богословов и других, умеющих строить козни, и восстановили их против аш-Шаркави. Те пожаловались паше, присоединив к этому и другие жалобы, так что они настроили пашу против аш-Шаркави и сперва сошлись на том, чтобы отстранить его от поста шейха, но затем склонились к тому, чтобы обязать его сидеть у себя дома и ни в какие другие дела не вмешиваться. Так прошло несколько дней, пока при посредничестве кади паша не простил и не принял его, но поста в маджлисе ⁵⁶⁵ не вернул, а передал одному из богословов — шейху Мухаммаду аш-Шубравини.

Когда в 1213 (1798) году в Египет прибыли французы и учредили диван по разбору судебных дел мусульман, то покойного ныне шейха аш-Шаркави они сделали главой этого дивана. Время их пребывания принесло ему большую выгоду — он не только получил плату за этот пост, но вознаграждение от некоторых мамлюков за посредничество в их пользу. Он завладел имуществом и наследством тех, которые вынуждены были [369] бежать от французов и погибли. Мир расширился перед ним, и жадность его возросла. Он купил дом Ибн Бираха, расположенный позади ал-Азхара; это был один из больших домов, занимаемых прежними эмирами. Его жена — дочь шейха 'Али За'фра'ни — вершит его дела, собирает и хранит все, что притекает к нему. Он ни шагу не делал иначе, как по ее указанию и после совета с ней. Она — мать его сына Сиди 'Али, живущего и теперь. До своего замужества она жила в бедности, но как только ее муж стал богатеть, она начала скупать недвижимость: имения, бани, лавки, которые ежемесячно приносили большой доход. В 1217 (1802-03) году при Мухаммаде Хосров-паше шейх аш-Шаркави очень торжественно устроил свадьбу своего упомянутого сына, на которую пригласил пашу и тогдашнюю знать. [По этому случаю] он получил большое количество подарков, а когда к нему прибыл паша, то одарил его сына четырьмя кошельками, содержавшими восемьдесят тысяч дирхемов, — это не считая бакшишей.

Во времена египетских мамлюков группа студентов ал-Азхара, происходивших из провинции аш-Шаркийа, проживала в медресе ат-Тибрисийа у ворот ал-Азхара. Шейх аш-Шаркави устроил им на долгий срок помещения при риваке. Но случилось, что между ними и. некоторыми другими студентами произошла ссора, и они избили старшину ривака. На них рассердился шейх Ибрахим ас-Саджини — шейх ривака студентов из аш-Шаркийи — и изгнал их из помещений медресе ат-Тибрисийа и его помещений. Покойный и его группа подчинились. При посредничестве слепой женщины-богослова, посещавшей его занятия, шейх аш-Шаркави обратил на это внимание 'Адилы-ханум — дочери Ибрахим-бея. Та уговорила своего мужа Ибрахим-бея, именуемого ал-Вали, /162/ чтобы он построил специальное помещение для группы студентов аш-Шаркави, и тот согласился. Он забрал за бесценок дом, расположенный перед мечетью, находящейся по соседству с медресе ал-Джаухарийа, присоединил к нему еще один участок и построил жилье специально для этого ривака. Для их здания перенесли камни и центральную мраморную колонну из мечети ал-Малик аз-За-хира Бейбарса ⁵⁶⁶, расположенной за [воротами] ал-Хусайнийа [370] и находящейся в ведении шейха Ибрахима ас-Саджини, чтобы отомстить ему за проявленное им пристрастие. Ибрахим-бей ал-Вали устроил студентам из провинции аш-Шаркийа жилища и хранилища. Он закупил для них зерно сверх того, что бесплатно дается для мечети. Оно было заприходовано на его счет и в виде хлебных лепешек раздавалось булочниками мечети ежедневно членам этого ривака и распределялось там среди земляков аш-Шаркави, на которых тот указывал.

И вот что еще было с покойным. За воротами Баб ал-Баркийа, в пустыне, если идти к кладбищу, называемому теперь ал-Бустан, то вправо от идущего будет ханака, построенная хаванид Тугай ан-Насирийа ⁵⁶⁷, ее смотрителем был один из смотрителей махкама, по имени Ибн Шахини. Когда он умер, то постановили передать ее в ведение покойного аш-Шаркави, и тот завладел доходами с нее. После вступления в Египет французов они стали воздвигать форты на холмах и возвышенных местах вокруг Каира. В связи с этим они разрушили минарет этой маленькой мечети и часть северной стены и бросили ее в таком виде. Когда они покинули Египет, мечеть оставалась в таком разрушенном состоянии. Здесь, напротив двери ханаки, на возвышенности была сакийа ⁵⁶⁸, к которой подымались по насыпи. Вода ее доходила к стене мечети. Здесь был построен акведук, под которым проходили прохожие. У сакийи находился водоем для водопоя скота. Мы сами видели, как бык приводил в движение сакийу. Покойный уничтожил эту сакийу и построил на этом месте небольшую мечеть и при ней для себя мавзолей с куполом. Под этим куполом он устроил склеп, а внутри его высокое надгробие квадратной формы, на колоннах которого высятся фигуры солдат из серебра. Тут же он построил дворец, примыкающий к мавзолею и заключающий в себе коридоры, жилые помещения, кухню, подвал. Сакийу превратили в колодец, из которого черпают ведром. И эта сакийа позабыта, и память о ней стирается, точно ее и не было.

Об этой маленькой мечети упоминал выдающийся ученый ал-Макризи в своей книге ал-Хитат при перечислении мечетей. Остается лишь воспроизвести его текст, относящийся к этому. Вот что он говорил: «Маленькая мечеть Умм Анук — это [371] мечеть, находящаяся за воротами Баб ал-Баркича, в пустыне, и воздвигла ее Хатун Тугай напротив мавзолея эмира Таш Темира ас-Саки. Она явилась сюда из-за этого сооружения, предназначив его для суфиев и для чтецов Корана, она приписала к этой мечети многочисленные вакфы и назначила каждой из своих невольниц содержание, которое выплачивалось за счет доходов с этих вакфов». Затем он объясняет своими словами, кто такая Тугай ал-Хаванид великая. «Ее муж — победоносный султан Мухаммад ибн Кала'ун, она мать сына его — эмира Анука. Она была одной из его рабынь, но он дал ей свободу и женился на ней. Говорят, что она сестра эмира Акбуга ‘Абд ал-Вахида ⁵⁶⁹. Она обладала блестящей красотой, видела такое счастье, какого нельзя признать ни за кем из жен тюркских властителей Египта, и ни одна из них не достигла столь безраздельного преуспеяния или подобного этому. Султан не любил никакой другой женщины, кроме нее. Она стала султаншей (хаванид) вслед за дочерью Тукая — старшей его женой — и была рангам выше дочери эмира Тенгиза ⁵⁷⁰. Она свершила хадж под руководством кади Карим ад-Дина ал-Кабира и [во время поездки] была окружена заботой. С ней везли на верблюдах овощи в глиняных горшках и захватили стадо молочных коров, которое следовало за ней всю дорогу, чтобы она имела свежее молоко, сыр, который ей жарили к обеду и ужину. Что же говорить о человеке, который имел свежие овощи, сыр и молоко на все время пути и хаджа! Кади Карим ад-Дин, начальник каравана, и большое количество эмиров при приближении к ней, спешившись, простирались ниц перед ней, целовали землю, как они это делали перед султаном. В 739 (1338-39) году она совершила хадж с эмиром Бештаком ⁵⁷¹.

Когда эмир Тенгиз снаряжал из Дамаска подарки султану, то значительную часть из них непременно /163/ предназначал для хаванид Тугай. Когда султан Насир умер, ее могущество не прекращалось и после этого до ее смерти в месяце шаввале 749 (23.XII.1348—20.I.1349) года во время чумы. Она оставила тысячу невольниц, восемьдесят евнухов и очень большое имущество. Она была добродетельной и чистой, делала много добрых дел, пожертвований и благодеяний. Своим невольницам она давала приданое. Над могилой своего сына, находящейся [372] под куполом медресе ан-Насирийа у Байна-л-Касрайн ⁵⁷², она устроила чтения Корана, учредив для поддержания этого мавзолея вакф, часть с которого предназначена на раздачу хлеба беднякам. Она похоронена в этой маленькой мечети, которая и до наших дней хорошо сохранилась». На этом заканчиваются его слова.

И я, ничтожный, в конце прошлого века вошел в эту маленькую мечеть и нашел ее оживленной и прекрасной. При ней были жилые дама, и их населяли служители мечети, как, например, муэззин, человек, зажигающий фонари и свечи, подметальщик, водонос. Я вошел в склеп покойной и увидел на могиле ее надгробие из белого мрамора, а у изголовья на подставке находился благородный Коран, написанный прекрасным почерком, и на нем имя покойной — учредительницы вакфа,— да будет Аллах милостив к ней!

Если бы покойный шейх аш-Шаркави восстановил эту маленькую мечеть вместо того, что он совершил, вместо того, чтобы разрушить ее, то это было бы настоящим добрым делом и хорошей памятью о нем при жизни и после смерти, а умиротворение от Аллаха!

Покойным составлены сборник биографий богословов-шафиитов за прежние века и современных ему. Биографии тех, кто жил до двенадцатого века, он извлек из сочинений ас-Субки и ал-Иснави ⁵⁷³, что касается биографий современников, то их он списал из этой нашей книги все до единого слова. Я полагаю, что это его последнее сочинение. До этого он составил сокращенный обзор истории прибытия Йусуф-паши в Египет и оставления его французами. Он состоит из четырех тетрадей. В этой книге, посвященной Йусуф-лаше, он перечисляет правителей Египта и в последних ее [разделах] примерно на двух страницах упоминает об уходе французов и вступлении турок. Это очень холодная книга с многочисленными ошибками. Он упоминает благородного Ша'бана — сына эмира Хусайна ибн ан-Насира Мухаммада ибн Кала'уна — и превращает его в сына султана Хасана, и тому подобное.

Так и жил аш-Шаркави, пока не заболел и не умер в четверг, 2 шаввала истекшего года (9.X.1812). Молитву над ним [373] совершали в ал-Азхаре при большом стечении народа, похоронили же его в построенном им для себя склепе, как об этом упоминалось. На гроб положили большую чалму, еще громаднее, чем та, которую он носил при жизни. Она покрыта зеленой материей и перевязана красной кашемировой шалью. У дверей был поставлен человек с плетью в руке, зазывающий народ посетить склеп и получающий от него подаяние.

Потом жена шейха аш-Шаркави, сын, их близкие учредили праздник его рождения, приурочив его ко дню празднования рождения ал-'Афифи. Об этом был составлен указ за подписью паши. При посредстве полицейского об этом объявили на рынках города народу, обязав население собраться и присутствовать на праздновании, а знати, почтенным лицам и другим участникам церемонии разослали письменные приглашения с посыльными. Забили скотину, доставили поваров, слуг, разостлали скатерти и накрыли столы разнообразными яствами — жареным мясом, сладостями, компотами — и этим угощали явившихся ученых богословов, шейхов, знать и руководителей религиозных братств и толков. Напротив мавзолея устроили Столбы, на которых повесили фонари, флаги с красной и желтой бахромой, раздуваемые ветром. Вокруг собралась толпа черни. Началась торговля кофе, сладостями, маринадами, солеными бобами, жареной фасолью. Толпа в связи с этим попирала ногами находящиеся в этом месте могилы, на них разводили огонь, поганили их отбросами, мочой, испражнениями. Что же касается гама черни и детей, их криков, шума взрывов от их хлопушек, то мы свидетельствуем, что это было похоже на то, что мы слышали о кладбищенских чертях и что вошло в поговорки. Толпа даже хуже их, так как мы не видели, чтобы настоящие черти совершали подобные дела.

По истечении трех дней после смерти шейха, в /164/ воскресенье, 5-го числа (12.Х.1812), собрались шейхи, поднялись в крепость, явились к паше, напомнили ему о смерти покойного и справились у него относительно того, кого надлежит сделать шейхом ал-Азхара, на что паша ответил: «Подумайте сами и поступайте соответственно вашему мнению. Изберите человека беспристрастного, и я назначу его». Шейхи поднялись и [374] отправились по домам. Точки зрения их разошлись: одни стояли за избрание шейха ал-Махди, а другие называли шейха Мухаммада аш-Шанвани. Что же касается шейха Мухаммада Амира, то он воздержался, равно как и сын шейха ал-'Аруси. Упомянутый шейх аш-Шанвани держался в стороне от шейхов. Он не ведет курса в ал-Азхаре, а читает его в мечети ал-Факахани, находящейся в ал-'Аккадине, выполняет и все обязанности служителя этой мечети. По окончании занятий, сменив одежду, он подметает мечеть, моет лампу, наливает в нее масло, заправляет фитиль,— мало того, даже чистит уборную. Как только до него дошло, что его имя упомянуто в качестве шейха ал-Азхара, он скрылся. Затем паша приказал кади Бахджату-эфенди, чтобы он собрал у себя шейхов и добился бы договоренности между ними относительно кандидатуры на упомянутых условиях. Кади послал за шейхами, и во вторник, 7-го числа (14.X.1812), они собрались у него. Здесь присутствовали богословы-шафииты, так, например, ал-Кувайсани и ал-Фадали, большое количество студентов — сирийцев и магрибинцев. Кади спросил, все ли налицо, на что ему сказали, что отсутствует лишь сын шейха ал-'Аруси, шейх ал-Хитми и аш-Шанвани и что за ними послали. Явились ал-'Аруси и ал-Хитми, и кади спросил: «А где же аш-Шанвани? Надо непременно его доставить». Послали за ним посыльного, и он возвратился с письмом. Посыльный сообщил, что шейх отсутствует дома уже три дня, но оставил своей семье это письмо, оказав: «Отдайте эту бумагу в том случае, если меня будут спрашивать». Кади взял письмо и прочитал вслух: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного, и да благословит Аллах нашего господина Мухаммада и его род, да сопутствует ему и приветствует его! Господину шейх ал-исламу. Воистину, мы отказываемся от поста шейха в пользу шейха Бадави ал-Хитми», и так далее. Когда присутствующие — а это в большинстве были сирийцы — услышали эти слова, они взволновались, и некоторые из них сказали: «Он еще не утвержден на посту шейха, чтобы иметь право переуступать его кому-нибудь другому». Старшие преподаватели ал-Азхара заявили: «Шейхом может быть лишь тот, кто изучает науки и обучает студентов». Шум все усиливался, и кади спросил: [375] «Кого же вы желаете?» Те заявили: «Хотим шейха ал-Махди». Это же заявили и остальные. Все поднялись, стали пожимать ему руку, прочитали ал-Фатиху, и кади написал извещение об этом паше. Собрание закончилось, и шейх ал-Махди торжественно выехал к себе домой, окруженный шейхами и сопровождаемый группами студентов. Они пили шербет. Со всех сторон к нему шел народ, чтобы приветствовать его. Весь остаток этого дня ждали ответа паши на извещение, но не дождались его, миновал и следующий день, а тем временем интриганы делали свое дело. Они доставили шейха аш-Шанвани из убежища, в котором он укрывался в Старом Каире. Свою работу они завершили, доставив ночью сейида Мансура ал-Йафави, отстраненного в свое время от поста шейха в сирийском землячестве, чтобы вновь сделать его шейхом сирийского ривака. Они отстранили от заведования им шейха Касима, мстя ему и его группе, которые на собрании у кади выступали и говорили против шейха аш-Шанвани. К исходу ночи они собрали остальных шейхов и с наступлением утра выехали в крепость. Паша их принял и облачил шейха Мухаммада аш-Шанвани в соболью шубу, назначив его шейхом ал-Азхара (На полях приписка редакции булакского издания: «Назначение господина шейха аш-Щанвани на шейхство в ал-Азхаре»). Точно так же он утвердил сейида Мансура ал-Йафави в качестве шейха ривака сирийцев, кем тот и был в прошлом. Затем они выехали торжественной процессией в город в сопровождении военачальников янычар. Впереди шли младшие офицеры со знаменами в руках и перьями на шапках. Процессия двигалась, пока не вступила в квартал Хуш Кадам. Здесь они остановились в доме Ибн Залиджи, так как дом, принадлежащий аш-Шанвани, мал для того, чтобы вместить такое сборище. Сейид Мухаммад ал-Махруки поместил вновь назначенного шейха в это жилище и снабдил его всем необходимым. С ночи он направил сюда поваров, слуг, послал овец, рису, дров, /165/ масла, меду, сахару, кофе. Он поставил своих рабов и слуг для обслуживания приходящих с приветствиями и поздравлениями. Им подавали кофе, шербет, ладан, курения, розовую [376] воду. Дом переполнился людьми. Сюда шли толпами. Это было во вторник, 14-го числа (21.X.1812). Весть дошла до шейха ал-Махди и стоявших за него и огорчила их — назначение на пост шейха не состоялось.

В пятницу новый шейх прибыл в ал-Азхар и совершил службу в присутствии остальных шейхов. Он произнес заупокойную молитву за шейха аш-Шаркави. В мечети было настоящее столпотворение; большая толпа народа специально явилась, чтобы посмотреть на нового шейха, словно он не провел весь свой век среди них, а они не обращали на него внимания. По окончании заупокойной молитвы распевали касыду, оплакивающую покойника, из сочинений шейха 'Абдаллаха ал-'Адави, известного под именем ал-Кади. На этом служба окончилась.

Умер почитаемый, последний из благочестивых предшественников и их твердых в вере последователей шейх Мухаммад, прозванный Абу-с-Са'уд, сын шейха Мухаммада Джалала, сына шейха Мухаммада-эфенди, прозванного Абу-л-Мукаррам, сына сейида 'Абд алчМун'има, сына сейида Мухаммада, прозванного Абу-с-Сурур, переводчика, сына сейида ал-Кутба, величаемого Абу-с-Сурур ал-Бакри ас-Сиддики; со стороны матери он принадлежал к роду ал-'Омари. Шейх Мухаммад возглавил свое религиозное братство в 1217 (1802-03) году, заменив отставленного с этого поста своего двоюродного брата сейида Халила ал-Бакри. Этот сан — прерогатива не одной лишь ветви рода, но принадлежит также потомкам шейха Ахмада ибн 'Абд ал-Мунима, а последний из них это упомянутый сейид Халил. Когда в Египет прибыли турки и у власти стал Мухаммад Хосров-паша, враги сейида Халила донесли на него и обвинили его в предосудительных делах, а именно в близких отношениях с французами, с которыми он общался. Ему дали отставку с поста накиб ал-ашрафа и передали пост сейиду 'Омару Мукарраму, «о этим не удовлетворились, а заявили паше, что он не достоин возглавлять род ал-Бакри. Тот спросил, есть ли среди потомков этого рода кто-нибудь, кто бы его заменил. Ему назвали ряд имен и в числе их имя покойного [шейха Мухаммада], указав, что он преклонных лет и беден. Паша заметил, [377] что бедность совместима со знатностью рода, и распорядился дать ему коня с седлом. По обычаю, снарядили торжественный въезд, и его доставили к паше, и тот облачил его в чалму и в халат, наградил собольей шубой, пятью кошельками, предоставил ему право пользоваться доходом с некоторых поместий, освободив от обложения. Он поселился в доме, находящемся у Баб ал-Харк. Дела его пошли в гору. Он стал пользоваться повсеместно известностью, вел достойный образ жизни, полный совершенства, протекающий по принятому у них порядку и соответственно обстоятельствам. Он рассматривал формальные расхождения между главами таких религиозных толков, как ал-Ахмадийа, ар-Рифа'ийа, ал-Барахимийа и ал-Кадирийа, и разрешал их в соответствии с их же установлениями. В начале месяца раби' ал-аввала каждый год он переходил в дом в ал-Азбакийу у Дарб 'Абд ал-Хакк и устраивал там прием по случаю празднования рождения пророка. Точно так же он делал и в месяце раджабе по случаю празднования ми'раджа ⁵⁷⁴ в маленькой мечети ад-Даштути, что за воротами Баб ал-'Адави. Так продолжал он скромно жить, пока не иссякли его силы. Он заболел и вынужден был лечь в постель. Он попросил к себе шейха аш-Шанвани и других шейхов и сказал им, что болезнь его смертельна, так как ему уже девяносто с лишним лет, и что преемником по руководству своим религиозным братством он прочит своего сына сейида Мухаммада, который достиг совершеннолетия. Он просил их, чтобы они назавтра отправились с его сыном в крепость на прием к паше. Они согласились с этим, и на следующий день сопроводили его в крепость, где паша облачил его в шубу почета, и он возвратился в свой дом в ал-Азбакийу у Дарб 'Абд ал-Хакк. Шейх Мухаммад ал-Бакри умер в конце месяца шаввала этого года (8.Х—5.XI.1812), и погребальная процессия прибыла в ал-Азхар, где совершили моление, и похоронили его в мавзолее его предков. Да будет над ним милость Аллаха!

Умер человек, почитаемый, благовоспитанный, выдающийся среди своих соотечественников Мухаммад-эфенди ал-Ваднали, известный в качестве смотрителя ведомства материального снабжения, прозванный еще топал, то есть хромой, так как он [378] хромал Он прибыл в Египет во время /166/ пребывания здесь везира Йусуф-паши, а Мухаммад Хосров-паша назначил его кашифом Асйута. С утверждением господства Мухаммада 'Али-паши он возвратился в Каир и был назначен смотрителем ведомства материального снабжения. Он жил в доме Сулаймана-эфенди Мису в переулке Абу Калба в районе ад-Дарб ал-Ахмар. Ему было поручено изготовлять палатки, седла и все необходимое военное снаряжение. В связи с этим занимаемое им помещение стало тесным, и он купил дом Ибн ад-Дали в ал-Лабудийе ⁵⁷⁵ вблизи моста 'Омар Шах. Это обширный дом, но разрушенный, как и все дома, здания и лавки вокруг. Восстановив этот дом, он поселился в нем и организовал при нем находящиеся в ведении государства ремесленные мастерские для изготовления снаряжения: литья пушек, ядер, гранат, сосудов для хранения сурьмы, повозок и прочего, как палатки, седла, снаряжение для артиллерийских стрелковых частей и обоза. Он восстановил расположенные вокруг этого дома здания, лавки, находящуюся по соседству мечеть, устроил школу для обучения детей, организовал обучение в этой мечети после полудня десяти студентов у сейида Ахмада ат-Тахтави ханифита. Он назначил на их содержание, а также и на одежду детям тысячу 'османи ⁵⁷⁶, выплачиваемых рузнаме. Сверх того, в день праздника жертвоприношения ⁵⁷⁷ у него резали буйволов, баранов и раздавали куски мяса нищим и служащим. Родственникам и друзьям в этот день он рассылал по домам одного-двух баранов и овец, в зависимости от того, как кому посчастливится. В течение рамадана он каждый вечер посылал в мечеть ал-Азхар для раздачи беднякам котелки с мясной похлебкой.

Случилось как-то, что паша вознамерился восстановить водопровод и оросительные вращательные колеса, вращением которых подавалась вода из Нила в крепость. Все это было разрушено, выведено из строя и не действовало с давних пор. К нему привели строителя колодцев, тог запугал пашу объемом работ и заявил, что для этих восстановительных работ потребуется израсходовать пятьсот кошельков. Об этом доложили Мухаммаду-Эфенди, и он сказал паше: «Я восстановлю [379] водопровод за сто кошельков». Паша спросил: «Как же это возможно?» Тот оказал: «Даже за восемьдесят кошельков». Он взял откуп, а близкие ему люди дали некоторое количество буйволов ему в помощь. Он начал восстанавливать водопровод и привел его в то состояние, в каком он находится теперь. Он восстановил также оросительные колеса, и вода подается в крепость и окрестности ее, и ею пользуются жители этих районов. В этих кварталах воды много, она стоит дешево, а раньше в течение многих лет здесь очень страдали от недостатка воды.

А из других заслуг Мухаммада-эфенди Топала (перечислим «следующие: караульные солдаты у городских ворот причиняли беспокойство тем, что со всех прибывающих, входящих и уходящих из города — феллахов и других — и с находящихся при них вещей, поклажи, будь то даже топливо, люцерна, солома или навоз, брали деньги. Даже если проходила бедная женщина, неся на голове корзинку навоза, который она собрала на улице и продажей которого она существует, ее задерживают и не пропускают до тех пор, пока она не уплатит один пара. Они брали также часть из того, что люди проносили. С каждого груженого осла, мула или верблюда они брали один пара, так что если кто-нибудь купит на побережье Булака или Старого Каира ардабб зерна или вязанку топлива для своей семьи, то караульные Кантарат ал-Лимун ⁵⁷⁸ возьмут с него. Развязавшись с ними, он встретится с теми, что сидят у ворот Баб ал-Хадид. Так было на всех дорогах, ведущих прохожего в город и из города, как, например, Баб ан-Наср, Баб ал-Футух, Баб аш-Ша'рийа, Баб ал-'Адави, Баб ал-Карафа, Баб ал-Баркийа, и на дорогах, ведущих в ал-Азбакийу и в Старый Каир.

Покойный Мухаммад-эфенди стремился уничтожить это. Он поговорил с пашой, поставил его в известность о том ущербе, какой наносится людям и особенно беднякам. Он указал, что караульные, как и другие солдаты, получают содержание от паши, а эти суммы уже сверх [содержания]. Паша разрешил отменить это и отдал приказ, воспрещающий этим караульным что-либо взимать с проходящих. Он назначил своих уполномоченных для контроля [за выполнением этого распоряжения] каждым постом. Это стало известно населению, и оно стало [380] противиться тому, чтобы что-либо взимали с простонародья. А раньше постовые собирали /167/ таким образом большое количество пара, которые « концу дня делили между собой, сверх того, что они брали [натурой] из проносимого груза: сыра, масла, разного рода огурцов, разных сортов фруктов, арбузов, овощей, люцерны, топлива и прочего.

Другая заслуга Мухаммада-эфенди заключается в том, что он старался добиться отмены дурного обычая, которого придерживались чауши и каввасы-турки из гвардии паши и катходы. Они имеют обыкновение по пятницам, одевшись в свои лучшие одежды и рассеявшись по городу, обходить дома знати, почтенных людей, лиц, занимающих высокие посты, с тем чтобы получать с них бакшиш. Это именуется пятничным даром. И вот сидит один из упомянутых за завтраком с теми, кто собрался у него, как вдруг, без какого бы то ни было разрешения, перед ним появляются двое или трое и останавливаются, держа в руках серебряные жезлы. Им подают два или три пиастра, соответственно положению, занимаемому хозяином дома. Но только они удаляются, как появляются другие. Они не видят в этом ничего обременительного и ничего низкого, но даже считают это какой-то обязанностью. Кое-кому не хватает на этот день пяти — десяти пиастров или около того, причем они тратятся бесцельно. В этот день некоторые скрываются, уходят из своего дома или же не выходят из гарема, но в следующий раз встретившиеся с ним чауши и каввасы напомнят ему, что в прошлый раз он не дал им бакшиш, и либо простят ему, полагая, что он должен быть признателен им за это, либо востребуют эту сумму с него, если он не из тех, кого следует опасаться. Покойный точно так же хлопотал перед пашой о запрещении этого.

Из дурных дел его напомним, что он был первым, кто положил начало повышению суммы откупа на монетный двор, так что возбудил с этих пор пашу против служащих монетного двора, и с ними произошло то, о чем уже упоминалось.

И из числа дурных дел также то, что он ввел обложение ладана, хны и камеди, что согласуется со словами сказавшего: «Есть ли человек, обладающий одними лишь достоинствами ? [381]

Достаточно, если человек столь благороден, что в состоянии учитывать свои недостатки».

В общем, «муть исходит из начала источника», как сказал ал-Лайс ибн Са'д, когда ар-Рашид обратился к нему, вопрошая его: «О пахарь, о земледелец, как можно улучшить твою деревню?» На это тот ответил: «Что касается улучшения земледелия, урожайности, то это определяется Нилом, а что касается ее управления, то муть исходит из начала источника». Ар-Рашид сказал: «Согласен с тобой». Об этом упоминает Хафиз ибн Хаджар в ал-Мархама ал-гайсийа в биографии ал-Лайса ⁵⁷⁹. Но во всяком случае покойный был лучшим из тех, кого мы видели при этом правительстве. Он по собственному побуждению был близок к добру, с усердием совершал пять молений. В установленные часы, он неизменно работал, читал книги, углублялся в детальное изучение методики наук. Он приобретал много книг по различным отраслям знания и ремеслам, так что он стал изготовлять цветное сукно, которое выделывается в европейских странах и развозится по свету и которое люди носят для украшения; в Египте его было очень мало и оно стоило дорого. Он изготовил некоторое количество ткацких станков изумительного образца, собрал ткачей, и они ткут шерсть, предварительно превращенную в пряжу, с основой определенной длины и ширины. Затем она поступает к Другим рабочим, которые покрывают ее поташем и разведенным мылом, расправляют ее тем способом и в такие промежутки времени и дни, какие указаны Мухаммадом-эфенди при работе. В таком расправленном состоянии ее закладывают в толстые деревянные просмоленные чаны, которые наполняются водой, подаваемой из специально сделанной сакийи, приводимой в движение быками, откуда вода переливается в эти чаны. Над чанами установлены песты, напоминающие песты, употребляемые при очистке риса. Они приходят в движение, опускаясь и подымаясь при посредстве особого зубчатого колеса, в свою очередь приводимого в движение водой сакийи. Вода из чанов не пропадает, а используется для орошения окрестных садов, питая их деревья и насаждения. Затем ткань извлекают, придают ей блеск, красят в разные цвета и кладут под большой пресс, [382] именуемый «троном», который для этого сделал сам Мухаммад-эфенди. На этом работа по выделке сукна заканчивалась.

Народ шел сюда, чтобы посмотреть на это удивительное дело. Затем сюда явился какой-то француз, дал ему указания относительно изменения пестов /168/ и испортил все дело. Мухаммад-ефенди должен был много работать по выпуску военного снаряжения. Он поленился вторично возобновить работу предприятия по выделке сукон, и оно перестало действовать. Несмотря на большую занятость и огромные расходы, Мухаммад-эфенди не имел своего писца, но сам вел записи и счетоводство. У него под рукой были [бухгалтерские] книги, каждая и» которых предназначалась для определенной отрасли, и одно занятие не мешало ему выполнять другое. По мере того как расширялась сфера его деятельности, увеличивалась численность его приближенных. В его руках объединялась большое количество должностей в связи с присоединением к ведомству снабжения таких отраслей, как, например, пороховой завод, монетный двор, кожевенные заводы и прочее. Мухаммада-эфенди возненавидел в душе катхода-бей из-за того, что произошло между ними. Стали даже говорить, что Мухаммад-эфенди сам стремится стать катходой. Мухаммад-эфенди возглавлял дела и разрешение вопросов, делал представления и выступал в защиту, шутил с пашой, развлекался с ним, часто входил к нему без доклада. Катхода стал интриговать против него, он стал вести учет делам, находившимся в ведении Мухаммада-эфенди. и ставить в известность пашу о доходах, которые они ему приносят. Так катхода действовал до тех пор, пока паша не отстранил покойного от управления всеми делами снабжения, перепоручив их Салиху Катхода ар-Раззазу. Вот что послужила одним из поводов для обвинения Мухаммада-эфенди. Однажды в рамадане после полудня катхода посетил мечеть-мавзолей ал-Хусайни. Затем, возвращаясь к себе домой верхом перед заходом солнца, он встретил на своем пути большое количество людей, несших закрытые котелки. Он спросил, что это, и ему сообщили, что в течение рамадана Мухаммад-эфенди каждый вечер посылает в мечеть ал-Азхар для бедняков похлебку с мясом. Катхода вознегодовал и заявил паше: «Он дружит с [383] народом и в хороших отношениях с ним за твой счет», и наговорил подобных вещей. Покойный оставался без дела около двух лет, но не изменился, не проявил слабости, вел все тот же образ жизни в отношении питания, одежды, был все так же щедр, а жалованье продолжало ему идти.

В это время он занимался чтением книг, изучением наук, усовершенствовался в ремесле. Он терпеливо трудился над календарными вычислениями, пока не достиг в этом такого совершенства, что разработал годичный календарь, охватывающий движение звезд, планет, устанавливающий разные фазы луны, ее встречу с солнцем, ее восход и затмение, а также показывающий превратности судьбы. Собственными руками он изготовлял также превосходные изделия, как, например, коробочки, получаемые из Индии, европейских стран и Турции, в которые пишущие кладут свои чернила и перья. Он делал их вначале из тонкого дерева, а затем из картона. Он раскрашивал, разрисовывал их надлежащим образом и на раскраску накладывал сандараковую смолу, после чего он ставил их в специально для них сделанный из стекла ящик, чтобы краска подсыхала под лучами солнца, будучи защищенной стеклом от воздуха и пыли. По окончании работы коробочки получаются исключительно красивыми, изящными, и несомненно, что каждый, кому приходилось их видеть, принимает их за коробочки индийского или европейского производства, где оно достигло большого совершенства. Когда покойному приходи лось слышать о лице, владеющем каким-нибудь ремеслом в любой отрасли или какой-нибудь наукой, то он прилагал все усилия, чтобы усвоить ее любым способом и ничего не жалел для осуществления своего желания. Он отвадил в своем доме жилье для лиц, обладающих знаниями, поселял их у себя, тратился на них, одевал их до тех пор, пока не соберет плодов их знаний и умения. По пятницам вечером к нему собирались для чтения Корана живущие поблизости от его дома. Они проводили в зикре часть ночи, а затем он наделял их деньгами. Ввиду того что пренебрежение и охлаждение паши к нему затянулось, а паша мало находился в Каире и большую часть времени отсутствовал, Мухаммад-эфенди счел за благо уехать из Египта в [384] Турцию, чтобы возвратиться к себе на родину. Он попросил разрешения у паши при прощании с ним, когда паша отправлялся в район Верхнего Египта. Тот разрешил ему, и Мухаммад-эфенди занялся приготовлениями к отъезду. Смотревший на это неодобрительно катхода послал к паше, интригуя против Мухаммада-эфенди, и паша, отменив разрешение на выезд, пообещал назначить ему содержание и задержал отъезд против его желания.

В начале года к Мухаммаду-эфенди приехали его мать и дочь со своим мужем. Он поселил их в доме, находившемся напротив его дома, и производил расходы на все необходимое им. Случилось как-то, что упомянутый его зять трижды произнес клятву развода, а затем отступился от этой клятвы. Мухаммад-эфенди вынужден был изгнать его, чтобы разъединить его с дочерью, а тот пожаловался /169/ катхода-бею, и последний поговорил по этому поводу с Мухаммадом-эфенди. Но тот не принял его посредничества, заявив: «Я не могу и для тебя допустить запретное». Зять его продолжал ходить к катходе, наговаривал и клеветал на Мухаммада-эфенди, приписывая ему все, что еще больше усиливало гнев и ненависть катходы: Он говорил катходе про своего тестя: «Каждую ночь по пятницам он собирает у себя сборища для чтения Корана и чтобы проклинать тебя и твоего господина». Он упомянул, что Мухаммад-эфенди стремится не просто вернуться на родину, а поехать в Стамбул, чтобы встретиться со своим первым господином, который является теперь капудан-пашой. Он заявил, что Мухаммад-эфенди [якобы] сказал: «Когда я буду в Стамбуле, я буду действовать и так, и этак, и поставлю в известность о действительном положении вещей здесь и о том, что они творят, и будет положен конец их дедам здесь». Он сказал также катходе, что Мухаммад-эфенди прорицает по звездам, гаданьем по которым он занимается, что пашу ожидает в ближайшем будущем несчастье, что начнется смута и что поэтому он хочет уехать из Египта, до того как это произойдет, и наговаривал еще тому подобное. Когда паша возвратился из своей поездки, покойный, не зная о том, что затаил против него катхода, обратился к нему с просьбой, чтобы тот получил для него разрешение у [385] паши на выезд. Катхода поговорил об этом с пашой так, что наполнил его сердце злобой. Затем он возвратился к Мухаммаду-эфенди, говоря: «Я просил у паши разрешения для тебя, но он не соглашается на твой отъезд. Ему нелегко расстаться с тобой». Мухаммад-эфенди сказал, что ему нечем жить, а катхода заявил, что паша назначил ему по два кошелька в месяц, то есть по сорок тысяч пиастров. Тогда покойный оказал: «Этой суммы мне недостаточно, пусть паша отпустит пять кошельков». Но катхода ответил: «Паша не согласен на сумму, большую, чем та, о которой я упомянул тебе». Все это было лишь обманом со стороны катходы, направленным для осуществления всего того, что он. заронил в душу своего господина. Мухаммад-эфенди непрерывно возобновлял просьбу о разрешении на выезд, пока оно не было ему предоставлено. Паша задумал его убить по выезде его из Каира. Покойный в это время продал свой дом и все, что вокруг него, сад за Канатир ас-Сиба, кое-что из вещей и имущества, без которых можно обойтись, купил рабов и рабынь, завершил приготовления и отправился в Розетту. По истечении двух-трех дней со времени его отъезда написали Халил-бею — правителю Александрии — распоряжение убить его. Весть об этом дошла до Мухаммада-эфенди, когда он находился в Розетте, но он не поверил этому, сказав: «Какое же преступление я совершил, чтобы заслужить смерть? Если паша хочет меня убить, то что же мешало осуществить это, когда я находился у него в Каире? Я уехал с его разрешения, попрощался с ним, целовал его руки, край его одежды, и он был любезен со мною, как обычно». Приехав в Александрию, он не выходил с судна. Прошло несколько дней в ожидании попутного ветра и разрешения таким а отплыть. А Халил-бей, получив в это время распоряжение, прислал ему приглашение пообедать с ним в Ра'с ат-Тин. Увидев, что в ожидании его Халил-бей стоит на некотором расстоянии от него на возвышенности, он принял приглашение и сошел с судна. К нему подошла группа солдат, окружила его, и тут-то он убедился в том, о чем ему сообщили в Розетте. Он взглянул в сторону Халил-бея, но тот уже исчез. Мухаммад-эфенди сказал солдатам: «Погодите, пока я совершу омовение и молитву». [386]

Коленопреклоненный, он, надеясь спасти жизнь, поднялся и бросился в море. В него стали стрелять, вытащили из воды и добили его. Его сундуки извлекли на берег и забрали содержавшиеся в них книги, так как паша послал за ними. Его имущество и деньги забрал Халил-бей, уделив часть этого сыну покойного и разрешив ему уехать вместе с семьей. На этом все было покончено. Книги были доставлены во дворец паши и были им переданы Вали Ходже. Многие из них пропали, а значительная часть попала в руки, недостойные этих книг.

Мухаммада-эфенди убили в конце месяца сафара (15.II— 14.III.1812) этого года. А Аллах лучше знает.

Комментарии

549 Каср ал-'Айни — дворец, расположенный в западной части Каира, напротив о. ар-Рауда.

550 Каит-бей — мамлюкский султан (1468—1496)

551 Хамла — мера веса, равная 74,88 кг.

552 Окка — мера веса, равная 1248 г.

553 Книга ал-Муватта' (“Ровный путь”) — особо почитаемый мусульманами свод преданий о жизни и высказываниях Мухаммада, принадлежащий Малику ибн Анасу (ум. в 795 г.).

554 Ат-тарика — в данном случае имеется в виду определенный способ восхваления Аллаха при совершении зикра (моления). Чтобы пользоваться этим способом, необходимо получить разрешение от того, кто вправе применять его.

555 Ас-Санадикийа — улица Каира, расположенная северо-западнее ал-Азхара.

556 Ат-Тахрир — книга по мусульманскому праву шафиитского толка, принадлежащая Закарийи ал-Ансари (ум. в 1520 г.). Возможно, что речь идет о произведении того же названия другого автора — Камал ад-Дина ибн Химама ас-Сиваси ал-Искандари (1386—1457); занимал видное место в суфийской иерархии. Его ат-Тахрир породил большую литературу.

557 Автор упомянутых в тексте произведений — Шихаб ад-Дин Йахйа ал-'Имрити ал-Ансари — видный богослов ал-Азхара и литератор (ум. в 1581 г.).

558 Суфизм — общее название различных мистико-аскетических течений в исламе. Суфии объединялись в ордена (тарикаты), которые нередко пользовались широким признанием в народе. Само название суфи происходит от власяницы (суф), которая служила одеждой бродячим аскетам и проповедникам, становившимся с течением времени чем-то вроде монахов

559 Аш-Шама'ил — произведение ат-Тирмизи, содержащее перечень моральных и физических качеств пророка Мухаммада

560 Книга Джам' ал-Джавами принадлежит ас-Субки (1284—1355) и трактует принципы мусульманского права. Как в данном случае, так и ниже (см текст, стр. 163) имеются в виду сочинения одного из представителей династии ученых-шафиитов (нисба от Субк в провинции ал-Мануфийа) — шейх ал-ислама Таки ад-Дина Абу Хасана. Он был муфти и кади в Каире, а затем проповедником (хатиб) в мечети Омейядов в Дамаске. Оставил свыше 150 работ.

561 Книга ал-Хикам принадлежит перу Тадж ад-Дина Абу-л-Фадла Ахмада ибн Мухаммада ибн 'Ата'аллаха ал-Искандари аш-Шадили — одного из самых известных мистиков своего времени (ум. в 1309 г.).

562 Книга ал-Васайа ал-курдийа фи-т-тасаввуф принадлежит перу 'Ади ибн Мусафира ал-Умави аш-Шами ал-Хаккари (ум. в 557 или 558/1163 г.), известного в качестве основателя суфийского ордена ал-'Аддавийа.

563 Книга ал-Мугни фи-н-нахв — трактат о закономерностях арабского языка. Автор — 'Абдаллах ибн Йусуф ибн Хишам Джамал ад-Дин (1309—1359).

564 Десятина — в данном случае речь идет о пожертвованиях, а не о десятине в смысле налога.

565 Вероятно, имеется в виду совет шейхов ал-Азхара.

566 Мечеть ал-Малик аз-Захира Бейбарса воздвигнута в северо-восточной части Каира, к северу от ворот Баб ал-Футух. Она строилась в течение 1266—1269 гг. в правление Рукн ад-Дина Бейбарса ал-Бундукдари (1260—1277), завоевавшего большую популярность. Он прославился своей борьбой с монголами и в особенности с крестоносцами, а также крупными внутриполитическими успехами.

567 Хаванид (титул тюркской султанши) Тугай ан-Насирийа — жена султана ал-Малик ан-Насира Мухаммада ибн Калауна (1293—1340).

568 Сакийа — оросительное приспособление.

569 Эмир Акбуга 'Абд ал-Вахид — брат султанши Тугай ан-Насирийа (ум. в 1346-47 г)

570 Эмир Тенгиз ал-Хусайни ан-Насири Сайф ад-Дунийа был правителем Дамаска, назначенным Мухаммадом ибн Калауном в 1312 г. В 1340 г. был арестован и умер в том же году в александрийской тюрьме 60 лет от роду.

571 Эмир Бештак был назначен правителем Дамаска в 1340 г. султанам Мухаммадом ибн Калауном, находившимся тогда уже при смерти. Вскоре эмир Бештак был арестован и в сентябре 1341 г. казнен в александрийской тюрьме.

572 Байна-л-Касрайн — одна из главных магистралей Каира, которая вела от ворот Баб ал-Футух к Хан ал-Халили. Это название восходит к древнему Каиру, который был очень небольшим городком с тремя кварталами и двумя султанскими дворцами — Большим и Малым. Оба дворца стояли на открытом месте, разделявшем их; отсюда название этого места — “между двумя дворцами” (байна-л-касрайн).

573 Абу Мухаммад 'Абд ар-Рахим ибн ал-Хасан ибн 'Али Джамал ад-Дин ал-Иснави ал-Кураши ал-Имави шафиит, родился в 1305 г. в Иена в Верхнем Египте, учился в Каире, преподавал здесь во многих медресе; служил в финансовом ведомстве, а с 1358 г. был мухтасибом в течение трех лет. Затем полностью посвятил себя научным занятиям. Умер в 1370 г. Оставил 12 произведений.

574 Ночь ми'раджа — праздник, отмечаемый 27 раджаба. Согласно религиозной легенде, Мухаммад на двенадцатом году своего выступления как пророка совершил чудесное путешествие ночью из мекканского храма в Иерусалим и оттуда на небо. Об этом упоминается в Коране (сура XVII, стих 1).

575 Ал-Лабудийа — улица в западной части Каира, восточнее площади Баб ал-Халк.

576 'Османи — имеется в виду акче 'османи — турецкая серебряная монета, которая часто именовалась просто 'османи

577 Праздник жертвоприношения празднуется в десятый день зу-л-хиджжа (последний месяц мусульманского календаря, почитаемый “священным”, как и месяцы мухаррам, рамадан и зу-л-ка'да) — в воспоминание о жертвоприношении Авраама. Праздник этот восходит к обычаям доисламских арабов. Он соблюдается довольно строго мусульманами всех толков.

578 Кантарат ал-Лимун — мост и улица в северо-западной части Каира.

579 См. прим. 364; ар-Рашид — очевидно, халиф Харун ар-Рашид.

Текст воспроизведен по изданию: Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Египет в канун экспедиции Бонапарта. М. Наука. 1978