ИСТОРИЯ ЛЬВА ДИАКОНА

От кончины Императора Константина до смерти Императора Иоанна Цимисхия

КHИГА IX

1. На другой день, Государь укрепил свой стан высоким валом следующим образом. В некотором расстоянии от Дористола была небольшая возвышенность, на коей он расположил шатры: вокруг оной велел копать ров, вырываемую землю сыпать на край его; на сей насыпи, когда она уже довольно будет высока, приказал поставить копья и повесить на них щиты, один подле другого, так чтобы ров и насыпная земля служила стану оградою, чтоб неприятели не могли в него вступить, и, добежав до рва, принуждены были остановиться. Так обыкновенно Римляне строили станы в земле неприятельской. Укрепивши таким образом шатры, Государь, на другой день, повел войско к стене города. Скифы, стоя на башнях, бросали в него стрелы и камни из всех метательных орудий; Римляне снизу защищались одними пращами и стрелами. Сражение кончилось сею перестрелкою с обеих сторон: наши отступили в стан для подкрепления себя пищею; а неприятели ввечеру выехали за ограду. Тогда они еще в первый раз явились на конях: ибо прежде всегда пешие обыкновенно выходили в бой и вовсе не умели на лошадях сражаться. Римляне немедленно вооружились доспехами, сели на коней и, с длинными копьями в руках (какие обыкновенно они имеют в битве), со всею быстротою, с сильным напором на них устремились. Не умея править конями, поражаемые копьями, они обратились в бегство и в стенах заперлись. [89]

2. В то же время показались на реке Истре огненосные Римские корабли с запасными судами. Наши, увидя оные, исполнились чрезвычайной радости; а Скифы, боявшиеся текучего огня, объяты были ужасом. Они слыхали от своих старейшин, что Римляне сим Мидийским огнем на Евксинском море обратили в пепел бесчисленное войско Игоря ("Ιγγωρ), родителя Святославова. И так они немедленно собрали все своя ладьи и поставили подле стены, где Истр омывает одну сторону Дористола. Но огненосные наши корабли стерегли со всех сторон, чтобы им не можно было сесть на оные и спасаться бегством в свою землю. И так на другой день с длинными до самых ног щитами, в кольчужных бронях, они вышли из города на поле и выстроились. Римляне, также хорошо вооруженные, выступили и стана; обе стороны сильно сражались и победа долго казалась сомнительною: попеременно одна другую преодолевала. Но когда один Римский воин, выступив из строю, поразил копьем храброго великана Сфенкела, занимавшего третье место после Святослава, тогда Тавроскифы, устрашенные падением его, начали мало помалу отступать с поля битвы и подвигаться к городу. В то время и Феодор Лалакон, муж неприступный и непобедимый храбростью и силою телесною, весьма много побил неприятелей железною своею булавою, которою он, по крепости руки своей, раздроблял и шлем и покрытую оным голову. Таким образом Скифы, обращенные в бегство, возвратились в город. Государь приказал трубить к отступлению в стан, где он награждал своих ратников дарами и делал им угощения, возбуждая тем большую охоту храбро выходить на сражение. —

3. Во время сих военных действий, Лев Куропалат, брат Императора Никифора, находившийся под стражею с сыном своим Никифором в Мифимне на острове Лесбосе, подкупивши караульных золотом, [90] решился сделать возмущение. Глаза его ни мало не были повреждены: человек, которому поручено было лишить его зрения, по приказанию ли самого Государя, (так многие думают, потому что он после обличения в сем преступлении остался без всякого наказания) или тронутый жалостью к такому несчастью, сожег одни только ресницы, а глазные зрачки оставил невредимыми. Тогда, переправясь тайно с острова в ладье на противоположной берег Византии, он скрылся в монастыре, называемом Паламисе. Оттуда чрез одного верного человека извещает друзей и приятелей о своем побеге. Они обещают содействовать ему всеми силами, собрать множество вооруженных людей и достать ключи от дворца, чтобы ему легко можно было войти в царские чертоги. И в самом деле они приступили к своему намерению, желая немедленно исполнить свое обещание; для сего подкупили одного придворного ключаря и уговорили его вытиснуть вид ключей на воску и им доставить. Он немедленно это сделал и отдал им восковую форму, по которой они велели наемному ремесленнику вылить у них в доме ключи, как можно скорее.

4. Сделавши все по своему желанию, они просили Куропалата переправиться чрез Воспор в Византию. И так, в глухую ночь, он сел на корабль и в короткое время пристал к Византийской крепости; откуда в одну небольшую дверь, находящуюся под келиею Св. Фоки, входит в город, мечтая, что он в руках уже имеет верховную власть Государя. Но судьба, вместо блистательной багряницы (порфиры), вместо златого царского жезла, вместо верховной власти, готовила ему мучительное ослепление, дальнюю ссылку и продажу всего имения, смеясь его суетным надеждам, удаляющимся от него в противную сторону и оставляющим по себе ужасное бедствие. В то время как он сидел в доме одного приятеля своего, в Сфоракийской части, ожидая своих [91] соучастников, один из его приверженцев, вышедший из дому, приходит к родственнику своему, бывшему тогда начальником царской ткальни, извещает его о пребывании в городе Куропалата, открывает предприятие и просит содействовать им со своими ткачами. Он обещал помогать им и тотчас пошел будто созывать своих подчиненных; но вместо того он приходит к Патрикию Льву, Друнгарию флота, которому поручено было тогда правление в Византии, и все ему объявляет, что Куропалат бежал из ссылки, живет в каком-то доме в городе и уже готовится царствовать. Патрикий сперва поражен был сим нечаянным известием; потом у успокоясь, (ибо в опасностях он был непоколебим и в сомнительных обстоятельствах умел находить надлежащие меры) немедленно с отрядом своим приступил к тому дому, в коем он остановился. Узнав, что его намерение открыто и сделалось известным, он убегает из дому в заднюю дверь с сыном Никифором и, вместо гордого и надменного властелина, приходит в великий Божий храм в виде жалкого богомольца. Воины Друнгариевы извлекли его оттуда и с сыном отправили на ладье на остров Калоним, где после, по повелению Государя, присланному из Мисии, лишили обоих зрения, а имение их взяли в народную казну.

5. Таким образом замыслы Льва Куропалата овладеть престолом имели ужасный и гибельный конец. — Россы выстроились (повествование опять начинается с того места, на котором мы остановились), вышли на поле и всеми силами покушались сжечь метательные наши орудия: ибо не могли стоять против свистящих их выстрелов; — и ежедневно множество их убиваемо было бросаемыми из оных камнями. Магистр Иоанн Куркуас, ближний родственник Государя, бывший тогда начальником при сих орудиях, увидя отважное их стремление, не смотря на то что от вина сон одолевал его (потому что [92] это было после обеда), сел на коня и быстро на них устремился. Конь на бегу оступился в яму и сшиб его с себя. Скифы, увидя превосходные доспехи, конскую сбрую и блистательные на оной бляхи (они были вызолочены), почли его за самого Государя и, прибежавши к нему, мечами и секирами изрубили вместе с доспехами без всякой пощады. Отрубленную голову его вонзили на копье и поставили на башне, смеясь над Римлянами, что они Государя их закололи, как агнца на жертву. Таким образом Магистр Иоанн соделался добычею ярости варваров и тем потерпел достойное наказание за безумные преступления против священных храмов: он ограбил, говорят, многие в Мисии церкви; ризы и святые сосуды переделал в собственные вещи.

6. Россы, надменные сею победою, на другой день вышли из города и построились к сражению: Римляне также выступили против них густою фалангою. Тогда Анемас, один из телохранителей Государя, сын предводителя Критян, увидя храброго исполина Икмора, первого мужа и вождя Скифского войска после Святослава, с яростью стремящегося с отрядом отборных ратоборцев и побивающего множество Римлян, тогда, говорю, Анемас, воспаленный душевным мужеством, извлек свой меч, при бедре висевший, сделал несколько скачков на коне в разные стороны и, кольнув его, пустился на сего великана, настиг и поразил его в выю — и отрубленная вместе с правою рукою голова поверглась на землю. При сем его падении, поднимается у Скифов ужасный крик, смешанный с воплем, а Римляне быстро на них нападают. Они не выдержали сего напора и, чрезвычайно огорченные бедствием своего полководца, закинули щиты на спину и начали отступать к городу: наши, преследуя их, побивали. Как скоро наступила ночь и явилась полная луна на небе, то Россы вышли на поле и собрали все трупы убитых к стене и на разложенных кострах [93] сожгли, заколов над ними множество пленных и женщин. Совершив сию кровавую жертву, они погрузили в струи реки Истра младенцев и петухов и таким образом задушили ¹. Уважая Еллинские таинства, которым они научились или от философов своих Анахарсиса и Замолксиса или от товарищей Ахилла, они всегда совершали над умершими жертвы и возлияния. — Арриан говорит в своем морском путешествии (Перипле), что Пелеев сын Ахилл был родом Скиф из небольшого города Мирмикиона, стоявшего близ озера Меотиса, что после уже, изгнанный Скифами за необузданность, жестокость и высокомерие духа, он поселился в Фессалии. Ясным сему доказательством служат покрой плаща его с пряжкою, навык сражаться пешим, светлорусые волосы, голубые глаза, безумная отважность, вспыльчивость и жестокость, за что порицает его Агамемнон в сих словах: Тебе приятны всегда споры, раздоры и битвы (Илиад. 1. ст. 177). Тавроскифы еще и ныне обыкновенно решают свои распри убийством и кровью. Но что сей народ отважен до безумия, храбр, силен, что нападает на всех соседственных народов, то многие свидетельствуют и даже Божественный Иезекииль о сем упоминает в следующих словах: Ce аз навожу на тя Гога и Магога, Князя Росс (Иезек. 39). Но о кровавых жертвах Тавроскифов довольно. —

7. На другой день Святослав созвал знаменитых мужей в совет, называемый на их языке Коментом. Когда он спросил собравшихся к нему, что должно делать; тогда некоторые из них советовали тихо, в глухую ночь, сесть на суда и спасаться бегством: ибо невозможно, говорили они, сражаться со всадниками, покрытыми железными латами, особливо потерявши первых ратоборцев, подкреплявших войско и ободрявших дух воинов. Другие, напротив того, советовали примириться с Римлянами и таким образом, взявши с них клятву в верности, сохранить по крайней мере остаток войска: ибо трудно, говорили [94] они, тайно уплыть, когда огненосные корабли с обеих сторон стоят у берегов и стерегут наши суда, чтобы немедленно всех их сжечь, как скоро покусимся на них отправиться по реке. Тогда Святослав, вздохнув от глубины сердца, сказал: «Погибнет слава, сопутница Российского оружия, без труда побеждавшего соседственных народов и, без пролития крови, покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим Римлянам. И так с храбростью предков наших и с тою мыслию, что Русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою”. Так советовал Святослав. —

8. Говорят, что побежденные Тавроскифы никогда живые не сдаются неприятелям, но, вонзая в чрево мечи, себя убивают. Они сие делают по причине мнения своего, что убитые в сражении, по смерти своей или разлучении души с телом, служат в аде своим убийцам. Посему, страшась сего рабства, боясь служить своим врагам, они сами себя закалают. Такое господствует у них мнение. Услышав слова своего правителя, они со всею охотою решились за свою жизнь подвергнуться опасности и с мужеством выступить против Римской силы. И так на другой день (в шестой день недели, 2-го числа Июля), при захождении солнца, они вышли из города, построились в твердую фалангу и, протерши копья свои, решились идти на подвиг. Государь также поставил войско в строй и вывел из стана. Открылось сражение: Скифы сильно напали на Римлян; кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю. Тогда Анемас, отличившийся накануне убиением Икмора, увидев Святослава с бешенством и яростью стремящегося на наших воинов и ободряющего полки свои, сделал [95] несколько скачков на коне в разные стороны (делая таким образом, он обыкновенно побивал великое множество неприятелей) и потом, опустив повода, поскакал прямо на него, поразил его в самую ключевую кость и повергнул ниц на землю. Но не мог умертвить: кольчужная броня в щит, которыми он вооружался от Римских мечей, его защитили. Конь Анемаса частыми ударами копий сражен был на землю; тогда, окруженный фалангою Скифов, он множество их перебил, защищаясь, — но наконец, изъязвленный упал сей муж, превосходивший всех своих сверстников воинскими подвигами.

9. И так Россы, ободренные его падением, с громким и диким криком бросились на Римлян, кои, устрашенные необыкновенным их стремлением, начали отступать. Государь, увидев отступление войска, боясь, чтоб, от страха к чрезвычайному нападению врагов, оно не подверглось крайней опасности, с копьем в руке, храбро пошел на них с своим отрядом. Загремели бубны и трубы зазвучали к бою. Римляне, следуя стремлению Императора, обратили коней и быстро пустились на неприятелей. Внезапно восставшая и разлившаяся по воздуху буря с дождем расстроила Россов: ибо поднявшаяся пыль вредила их глазам. Тогда, говорят, явился пред Римлянами некий воин, на белом коне, и ободрял их идти на врагов: он чудесным образом рассекал и расстраивал их ряды. Никто, не видал его в стане ни прежде ни после сражения. Государь, желая достойно наградить его и изъявить должную благодарность за подвиги, везде искал его, но нигде не мог найти. После того всеобщее распространилось мнение, что он был великий мученик Феодор, которого Государь молил быть себе в сражениях помощником, защищать и хранить себя вместе с воинством Сказывают также, что сообразно с сим чудом случилось и в Византии, ввечеру, накануне битвы следующее: одна девица, посвятившая себя Богу, видела во сне [96] Богородицу, говорящую пламенным воинам; ее провождавшим: Призовите ко мне мученика Феодора, — и они тотчас привели храброго вооруженного юношу. Тогда она сказала ему: Феодор! твой Иоанн, воюющий со Скифами, в крайних обстоятельствах; поспеши к нему на помощь. Если опоздаешь, то он подвергнется опасности.» На сие он отвечал: Готов повиноваться матери Бога, Господа моего, — и тотчас ушел. С сим вместе и сон удалился от веждей девы. Таким образом ее сновидение исполнилось.

10. Римляне пошли за сим Божественным предводителем и вступили в бой с неприятелями. Как скоро началось сильное сражение, то Скифы, окруженные Магистром Склиром, не могши выдержать стремления конной фаланги, обратились в бегство, и, преследуемые до самой стены, с бесславием упадали мертвы на месте. Сам Святослав, израненный и истекший кровью, не остался бы жив, если бы не спасла его наступившая ночь. У неприятелей, говорили, на сем сражении убито было 15 тысяч человек, взято было 20 тысяч щитов и множество мечей; а у наших убитых было только 350 человек и множество раненых. Такую победу одержали Римляне в сей битве. Святослав всю ночь печалился о побиении своей рати, досадовал и пылал гневом. Но чувствуя, что ничего уже не может сделать непобедимому нашему войску, почитал обязанностью благоразумного полководца, не предаваясь печали в крайних обстоятельствах, всеми силами стараться сохранить оставшихся воинов. И так, на другой день, по утру, посылает к Императору просить мира с такими условиями: Тавроскифы должны отдать Римлянам Дористол, отослать пленных, выйти из Мисии и возвратиться в свое отечество, а Римляне должны дать им безопасно отплыть на судах своих, не нападая на них с огненосными кораблями (ибо они чрезвычайно боялись Мидийского огня, [97] могущего даже камни превращать в пепел), позволить привозить к себе хлеб и посланных для торговли в Византию считать по-прежнему обычаю друзьями.

11. Государь охотно принял предложение союза (он мир предпочитал войне, зная, что один сохраняет, а другая, напротив того, истребляет народы), утвердил условия и дал каждому по две меры (μεδιμνα) хлеба. Получивших хлеб было только 22 тысячи человек, оставшихся из 60 тысяч Русского войска; следственно прочие 38 тысяч пали от Римского меча. По утверждении мира, Святослав просил позволения у Государя прийти к нему для личных переговоров. Он согласился и, в позлащенном вооружении, на коне приехал к берегу Истра, сопровождаемый великим отрядом всадников, блестящих доспехами. Святослав переезжал чрез реку на некоторой Скифской ладье и, сидя за веслом, греб наравне с прочими без всякого различия. Видом он был таков: среднего росту, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с бритою бородою и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плеча широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким. В одном ухе висела у него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами, с рубином посреди их вставленном. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты , от других не отличная. И так, поговорив немного с Императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился назад. Таким образом кончилась война Римлян с Россами.

12. Святослав отдал по договору пленных, оставил Дористол и поспешно с остальными воинами отправился на судах в свое отечество. Но Пацинаки (Печенеги), многочисленный пастушеский народ, всеядный, [98] кочующий и живущий большею частью в кибитках, нечаянно на пути напали на него, всех почти истребили и его самого со всеми прочими убили, так что весьма не многие из всего великого Русского войска благополучно возвратились под отеческие кровы. Иоанн, победив таким образом всю Российскую рать, как выше было сказано, возвративши Римлянам Мисию, назвавши город Дористол Феодоруполем, по имени мученика Феодора Стратилата (Воеводы), и оставив в нем довольно сильную стражу, возвращается с великими трофеями в Византию, пред стенами коей встречают его граждане и подносят ему скиптры и златые венцы, украшенные драгоценными камнями. Они просили его сесть на колесницу, обитую золотом и запряженную белыми конями и таким образом совершить узаконенное торжество победителя. Венцы и скиптры он принял и наградил их богатыми дарами, а сесть на колесницу не согласился. Положив на златой ее беседке багряные одеяния и венцы Мисян, он поставил на ней взятую в Мисии икону Богородицы, объемлющей Богочеловеческое Слово. Сам на быстром коне, увенчанный диадемою, следовал сзади, держа в руках венцы и скиптры. Окончив торжественное шествие посреди города, всюду украшенного багряными одеждами и обвешенного, наподобие брачного терема, лавровыми ветвями и златоткаными материями, он вступает в великий храм премудрости Божией, совершает благодарственные моления и, посвятивши Богу великолепный Мисийский венец, как первую корысть, приходит с Борисом, царем Мисян, во дворец и приказывает ему сложить с себя царские знаки. Они были следующие: шапка, обложенная пурпуром, вышитая золотом и осыпанная жемчугом, багряная одежда и красные сандалии. После сего он почтил его достоинством Магистра. И так Иоанн, одержав в короткое время, сверх всякого чаяния, столь великие победы, низложивши гордость и высокомерный дух Россиян своею [99] опытностью в делах воинских и благоразумною храбростью и покоривши Мисян под свою власть, по возвращении своем, проводил всю зиму в Византии, награждая своих подданных разными дарами и увеселяя торжественными пирами.

Комментарии

1. К сим обрядам Россиян относится же следующая повесть, из рукописи XI века: „Во дни государей Леона и Александра, один Пелопониский начальник купил себе мальчика, родом Скифа, и отдал его на воспитание священнику своему, служившему у него в домашней его молитвеннице, чтоб он выучил его грамоте. Мальчик, во время учения своего у священника, служил ему также в домашних нуждах. Когда исполнилось ему одиннадцать лет, тогда господин спросил его: Христиане ли Скифы, от коих он происходит. Мальчик отвечал ему: нет, не Христиане, и я сам думаю, еще не крещен”.

____________