ИСТОРИЯ ЛЬВА ДИАКОНА

От кончины Императора Константина до смерти Императора Иоанна Цимисхия

КHИГA VIII

1. Как скоро зимняя мрачность переменилась в весеннюю ясность, то Государь, поднявши крестное знамение, изготовился в поход против Тавроскифов ¹. Посему прямо из дворца пошел молиться Богу в знаменитый храм Христа Спасителя, находящийся в Халкесе. Увидя, что сия молитвенница тесна и едва может поместить в себе пятнадцать человек, что вход в нее изгибист и [80] очень не удобен, как излучистый какой-нибудь лабиринт или скрытное для убежища место, повелевает немедленно перестроить ее вновь великолепнее и сам для сего означает окружность стен. Сия благочестивая ревность, сие повеление Государя довело храм до той красоты и великолепия, в каком теперь его видим. Отсюда он пришел в славную церковь премудрости Божией и, попросив у Бога себе Ангела путеводителя и предшественника войску, поспешает оттуда в храм Богоматери, находящийся во Влахернах. Здесь, также помолившись Богу, как должно, входит в тамошний дворец, чтобы видеть из него огненосные суда, стоявшие рядами в заливе Воспора, где спокойная и безопасная пристань для грузовых кораблей простирается небольшим изгибом до самого мосту и впадающей реки. Увидев искусное, стройное плавание и примерное сражение судов (коих было более трехсот вместе с ладьями и челноками, называемыми ныне галеями и монериями), он наградил и гребцов и воинов деньгами; потом велел вступить в реку Истр для охранения прохода, чтобы Скифам, обращенным в бегство, нельзя было уплыть в свое отечество, к Киммерийскому Воспору. — Истр, говорят, есть одна из рек выходящих из Едема, называемая Фисоном, которая, протекая от востока, по непостижимой премудрости Создателя, скрывается под землю, потом опять выходит из-под Кельтских гор, извивается по Европе и наконец, разделясь на пять устьев, вливает струи свои в Понт Евксинский. Но некоторые полагают, что Фисон есть река, протекающая Индийскую землю, называемая обыкновенно Гангом, близ коего находится камень изумруд. —

2. Таким образом корабли поднялись в реку Истр. Император Иоанн отправился из Византии со всем войском и вступил в Адрианополь. Сей город, говорят, построил Орест, сын Агамемнона, во время [81] странствия своего, после убиения матери Клитемнестры и от того назывался прежде Орестиадом. Но после Император Адриан, во время войны со Скифами, очарованный прекрасным местоположением, укрепил его твердыми стенами и назвал Адрианополем. — Здесь узнав от лазутчиков, что неудобные и тесные дороги, ведущие в Мисию, называемые клейсурами (κλεισουραι), оставлены без всякой стражи, Иоанн созвал всех Сотников и Полковников и сказал: «Воины! я думал, что неприятели, ожидая нашего к себе прибытия, уже давно с великим старанием укрепили выгодные для себя тесные и непроходимые дороги какими-нибудь стенами и оградами, чтобы трудно нам было вступить в их землю. Но, вероятно, приближение Св. Пасхи воспрепятствовало им обезопасить пути и тем затруднить наше вступление: они не думали, чтобы мы, оставя все обряды великого праздника, блестящие одежды, торжественные ходы, пиршества и зрелища, обратились к бедственным бранным подвигам. И так самое лучшее дело, мне кажется, есть, немедленно воспользоваться сим случаем, пройти сию узкую дорогу со всею возможною скоростью, доколе они еще не узнали о нашем приходе и не выступили на сражение в сии опасные для нас места. Если, перешедши оные, мы нечаянно нападем на них, то одним приступом, я думаю, с помощью Божиею возьмем город Преславу, столицу Мисян и после того весьма легко преодолеем яростных Россиян».

3. Так говорил Государь; смелые слова его, коими он убеждал перевести войско по гористой и наполненной оврагами дороге в неприятельскую землю, казались полководцам и Полковникам исполненными безрассудной дерзости, подобной исступлению. Они долго молчали; он с негодованием начал опять говорить: «Действовать на войне неосторожно, смело и отважно, конечно сопряжено с опасностью и даже совершенною гибелью; я знаю это [82] сам; воспитанный в битвах с самой юности и одержавший уже многие, как вам известно, победы. Но когда счастье висит, так сказать, на волоске и не дает поступать с размышлением, тогда должно пользоваться им и приступать к делу, в чем, кажется мне, и вы согласитесь сами, приобревшие великую опытность от его непостоянства и превратности в сражениях. И так, если верите спасительным моим советам, воспользуемся сим временем, доколе Скифы, находясь в беспечности, не знают еще о нашем прибытии: вскоре за переходом нашим чрез узкое место последует победа. Если они, узнав о нашем намерении переправляться чрез сии места, станут в боевой порядок в тесном проходе, то дело кончится худо — и мы подвергнемся крайней опасности. И так с неустрашимым духом и мыслью, что вы Римляне, побеждавшие всех неприятелей своих, следуйте немедленно за мною и на самом деле покажите свою доблесть».

4. Сказав сию речь, Государь сел на гордого и быстрого коня своего, покрытый превосходными доспехами, с длинным на плече копьем, и первый пустился в путь с полком бессмертных своих воинов, безопасно вооруженных; за ним следовали оплиты (‘οπλιται), числом до пятнадцати тысяч и тринадцать тысяч всадников. Прочее войско с обозом, с осадными и другими орудиями шло сзади тихим шагом с Председателем Василием, которому он поручил над ним начальство. Прошедши, сверх всякого чаяния, гористые опасные места, он остановился и на одном безопасном холме, обтекаемом с двух сторон рекою, обещавшею изобилие в воде, расположил для отдохновения всю конницу и пехоту. Но на рассвете он снял стан, построил полки густыми рядами и, приказавши громко трубить к бою, стучать в тарелки (кимвалы) и бить в бубны, пошел к Преславе. Тогда чрезвычайный поднялся шум: гром бубен отзывался в [83] тамошних горах, доспехи звучали, кони ржали, все воины криком ободряли друг друга к сражению. Изумление и ужас овладел Тавроскифами: они поражены были сим неожиданным случаем, увидев искусное приближение войска. Но, не смотря на то, они немедленно схватили оружия, подняли щиты на рамена (щиты у них были крепкие и для большей безопасности длинные, до самых ног), стали в сильный боевой порядок и, как рыкающие дикие звери, с ужасным и странным воплем выступили против Римлян на ровное поле, пред городом. Наши сошлись с ними и, сражаясь храбро, совершили великие воинские подвиги, хотя битва с обеих сторон была равная. Тогда Государь приказывает своим бессмертным быстро напасть на левое крыло неприятелей; они простерли копья впереди, кольнувши коней, на них поскакали. Скифы, как пехотные воины, не устояли против копий (у них не было обыкновения сражаться на конях: они никогда тому не учились), обратились в бегство и заперлись в стенах города: наши преследовали их и побивали без всякой пощады. У них, говорят, убито было на сем сражении восемь тысяч пятьсот человек.

5. Но убежавшие в город сильно со стен стреляли. Тогда, говорят, Патрикий Калокир, находившийся в Преславе, подвигший, как я выше сказал, Российскую рать на Мисян, узнав о прибытии Императора (ибо нельзя было не заметить его, потому что золотые царские знаки чрезвычайный издавали блеск и сияние) тайно, в самую глухую ночь, уехал из города к Святославу, стоявшему со всею ратью у города Дористола, называемого ныне Дристрою. Таким образом он убежал; а наступившая ночь заставила Римлян прекратить сражение. На другой день, когда и остальное войско с осадными орудиями подоспело (сей день был великая Пятница, в которую Спаситель наш, готовясь к страданию, после таинственной вечери давал ученикам своим спасительные [84] наставления), Император Иоанн, рано по утру вышел из стана, поставил полки в твердый, неразрывный строй и, приказав трубить к бою, придвинулся к стене, чтобы одним приступом взять город. Россы, побуждаемые полководцем Сфенкелом (он занимал у них третье место после главного их начальника Святослава), построились на стенах и всеми силами начали защищаться, бросая копья, стрелы и камни. Римляне, стреляя снизу из луков, камнеметных орудий и пращей и кидая также копья, сильно отражали их и не давали стоять на ограде без всякого страха. Император, приказав приставить к стене лестницы, громким голосом своим усилил осаду: все при глазах его сражались храбро, надеясь скоро получить от него награду, соразмерную своим подвигам.

6. Когда Римляне бросились и приставили лестницы, тогда один благородный юноша, с пушком еще только на ланитах, родом из восточной земли, по имени Феодосий Месоникт, извлекши правою рукою меч, а левою поднявши щит свой выше головы, чтобы не быть поражаему сверху, всходит на ограду. Приближась к брустверу (грудному заслону стены), он поражает в выю стоявшего там Скифа, защищавшегося копьем — и отрубленная голова его, вместе с шлемом скатилась на землю. Наши, при сем удивительном подвиге, поражая его отважности, с криком побежали вверх по лестницам. Но Месоникт, овладевший бруствером, убивал весьма многих сражавшихся Россиян и низвергал на землю. Когда уже многие со всех сторон взобрались на стену и со всею силою кололи Скифов, тогда они со стыдом устремились оттуда на царский двор, обнесенный оградою, в котором хранилась казна Мисян и одних ворот за собой не затворили. В сие время Римское войско, стоявшее за стеною, сломавши крюки и сбив запоры у ворот, вбежало в город и побило бесчисленное множество неприятелей. Тогда, говорят, Борис, юный Государь Мисян, еще с [85] белым только пушком на ланитах, взят был в плен с женою и двумя малолетними детьми и приведен к Императору, который принял его с честью, называл Господарем Болгаров, говоря, что он пришел отмстить Скифам за претерпленные Мисянами обиды.

7. Ворвавшиеся в город Римляне, ходили по улицам, убивали неприятелей и грабили их имения. Они приступили тогда и к царскому двору, где находилась часть Российского войска. Скифы храбро встретили их в воротах и побили около ста пятидесяти мужественных воинов. Государь, узнав о сем поражении, тотчас выехал, поощряя своих ратников устремиться всеми силами к сражению; но видя, что ничего хорошего сделать не можно, (ибо им легко было убивать входящих в узкие ворота Римлян) остановил бесполезное их стремление и со всех сторон приказал бросать огонь на дворец чрез ограду. Когда сильное пламя быстро стало все пожигать, тогда Россияне, числом более семи тысяч человек, вышли на открытое место, построились и готовы были защищаться. Государь послал против них храбрый отряд с Магистром Вардом Склиром, который, окруживши их, немедленно приступил к делу. Они сильно сражались и не обращались в бегство; но наши с своею доблестью и воинскою опытностью всех перекололи. В сей битве весьма много пало и Мисян, сражавшихся с Римлянами, как виновниками Скифского на них нашествия. Сфенкел с немногими спасся бегством и ушел к Святославу. Он скоро после сего был убит, о чем я ниже упомяну. Таким образом, в несколько дней, Преслава была взята.

8. Император Иоанн, сделавши войску должные награды и давши ему отдых, праздновал там божественное Воскресение Спасителя. Выбрав несколько человек из пленных Тавроскифов, он послал их к Святославу с известием о взятии города и побиении его ратников и с [86] объявлением, чтобы он немедленно избрал одно из двух, или, бросив оружие, покорился победителям, просил прощения в дерзости и тотчас выступил из страны Мисян, или, если он по природной своей гордости сего не желает, защищался всеми силами от Римского войска. Так он велел ему сказать. Пробывши несколько дней в городе, он поправил разрушенные стены, назвал его по своему имени Иоаннополем и, оставив достаточную стражу, отправился со всем ополчением к Дористолу. — Славный Государь Константин, после одержанной на сем месте победы над Скифами, увидев на небе крестное знамение, первое положил основание сему городу и потом довел его до нынешней красоты и великолепия. — Иоанн на дороге взял Плискуву, Динею и многие другие города, которые отложились от Россиян и пристали к Римлянам. Святослав, узнав о сем поражении под Преславою, досадовал и печалился, почитая сие нехорошим предзнаменованием будущего; но, побуждаемый Скифским своим безумием и надменный победами, одержанными над Мисянами, надеялся скоро победить и наше воинство.

9. Видя, что Мисяне отстают от его союза и переходят на сторону Государя и зная, что, если все они присоединятся к нему, дела его кончатся худо, он созвал всех знаменитых родом и богатством Мисян, числом до трехсот человек, и совершил над ними жестокое и бесчеловечное злодейство: приказал всем отрубить головы, а прочих в оковах заключить в темницы. После сего, собравши все ополчение Тавроскифов, числом до шестидесяти тысяч человек, он выступил против Римлян. Так как Государь медленно к ним приближался, то некоторые храбрые их воины, надменные чрезвычайною отважностью, вышли из строю, засели в скрытном месте и, сделав нечаянное нападение, убили несколько передовых наших ратников. Император, [87] увидя на дороге распростертые их тела, жалея о погибели своих соотечественников, остановил коня своего и приказал искать виновников. Пехотная отборная дружина со всею скоростью обежала леса и овраги, поймала сих злодеев и привела к нему на лицо; он тот же час велел их умертвить — и немедленно их изрубили мечами. Как скоро Римские войска сошлись к городу Дористолу, обыкновенно называемому Дристрою, то Тавроскифы, сомкнув щиты и копья, на подобие стены, ожидали их на месте сражения. Государь выстроил Римлян: по сторонам стояли всадники, вооруженные железными латами, а сзади стрельцы и пращники, которым он приказал стрелять беспрестанно: в таком порядке он повел на них свое ополчение.

10. Войска сошлись; — и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Россы, приобревшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно. Римляне, побеждавшие всех врагов своих оружием и своею доблестью, также стыдились быть побежденными, подобно неопытным в делах воинских, и притом народом, не умеющим ездить на конях, и в одну минуту лишиться великой своей славы. Питая в себе такие мысли, оба войска сражались очень храбро. Россы, предводимые природным зверством своим и яростью, со всею быстротою, как бешеные, с ревом бросились на Римлян, выступавших с опытностью и военным искусством. Весьма многие с обеих сторон упадали; сражение колебалось и победа, до самого вечера, казалась неизвестною. Но когда светоносное солнце (Φωσφορος) начало спускаться к западу, тогда Государь послал против них всю конницу и, воскликнув громко, докажите, Римляне, на самом деле свою доблесть, ободрил дух воинов. Они устремились с необыкновенною быстротою. Трубачи затрубили к бою; ужасный поднялся крик. [88] Скифы, не выдержав их нападения, обратились в бегство и заключились в стенах города: они многих потеряли в сей битве. Римляне пели победные песни, восхваляли Императора, который раздавал им чин, угощал пирами и тем более ободрял их к сражению.

Комментарии

1. О годе Цимисхиева похода против Россиян не совершенно известно. У Нестора в договорах (Nestor. V. 173. А.) означен 6479 год т. е. 971 г. по Р. X., в чем, следуя, кажется, Кедрину (Cedren. II. 671. С), согласны с ним Лебо (Hist. du Bаs Emp. XVI. 179 А.), Енгель (Geschichte des Ungr. Reich. I. 365. B.) и Бароний (Bаron. Аnnаl. Eccles. XVI. 210. C.). Но если Лев Диакон говорит справедливо (Кн. VII. 9), что Цимисхий сочетался браком с Феодорою уже во второй год, по восшествии своем на престол, бывшем 969 г. Декаб. 25. т. е. в конце 971 г.; то из сего следует, что он отправился в поход в следующий 972 г. пред Пасхою (Книг. VIII. 2.). Он взял Преславу 13-го Апреля (Кн. VIII. 5.) того же года, где и праздновал Пасху; вышел оттуда на другой день (Cedren. II. 674. В.), дал первое сражение пред Дористолом в день Св. Георгия (Cedr. 676. D.) т. е. 23 Апр., одержал победу 24 Июля (Кн. IX. 8. — Le Beаu XVI. 198. В: 25 Июля.); а в конце сего месяца заключен был мир. И так, сей месяц у Нестора (Аnnаl. V. 72 .А.) верно означен в договоре, отнесем ли его к 972 или к 972 году.

____________