ИСТОРИЯ ЛЬВА ДИАКОНА

От кончины Императора Константина до смерти Императора Иоанна Цимисхия

КНИГА I

1. История всего полезнее и нужнее человеку в жизни. Представляя многие различные деяния, производимые течением времени, случаями и особенно волею людей Государственных, она советует людям одних избегать и отвращаться, другим подражать, чтобы, по незнанию, они не пренебрегли иногда своей пользы и сами не подверглись вреду или бедствию. И так уверенный, что она занимает место между полезными вещами жизни нашей, что все смертное, так сказать, оживляет и не дает сокрыться в бездне забвения, я решился, не оставить в неизвестности происшествий, исполненных ужаса и достойных удивления, чтоб они послужили примером потомству, если Провидению еще не угодно ныне поставить корабль сей жизни в Пристани смерти и изменить образ мира сего (Св. Павл. к Коринф. 1. 7. 13). В мое время случились чрезвычайные и удивительные происшествия; ужасные являлась на небе чудеса, невероятные были землетрясения и громы, сильные проливались с неба дожди, восставали брани, всюду по вселенной проходили полчища, города и целые народы переселялись, от чего многие думали тогда, что мир скоро получит изменение в что ожидаемое второе пришествие Спасителя и Бога [4] нашего приближается. Предпринимая подвиг, превышающий мои силы, желаю в полной мере соответствовать моему рвению, описать происшествия приличным образом, сообразно с их важностью. И так я напишу историю, сколько возможно, подробнее. Сочинитель оной я Лев, сын Василия, отечество мое есть Калоя, прекрасное местечко в Азии, близ холмов горы Тмола, около источника реки Каистра, который, протекая мимо Келвиана, прелестный представляет зрителям вид и наконец широким устьем своим впадает в залив славного и знаменитого Ефеса. Но, приступая к описанию событий, должно почитать важным делом, говорить истину, как более всего приличную Истории. Ученые говорят, что Риторике принадлежит сила красноречия, Пиитике вымысел; а Истории истина. Я не упомяну о происшествиях, бывших во время Императора Константина Багрянородного (Порфирогенета), сына Императора Леона (во время его рождения и смерти являлась, говорят, на небе комета, как некое предзнаменование): ибо многие уже довольно об оных писали. Я опишу здесь деяния после него случившиеся, которые или сам я видел (если зрение, как думает Геродот, вернее слуха), или узнал от очевидных свидетелей.

2. По смерти вышеупомянутого Императора Константина, по преселении его к вечному покою, сын его Роман, уже выходящий из юношеского возраста и готовый быть совершенным мужем, принимает на себя самодержавную власть, Ноября, 3 Индикта, 6467 года. Он был человек любезный, прекрасный лицом, ласковый, благосклонный и добрый ко всякому подданному; но преданный юношеским удовольствиям и забавам, для коих он приглашал во дворец всех к тому его побуждавших. Сему Императору пришла мысль, уничтожить с помощью всесильного Бога, владычество гордых Критских Аравитян, дышащих гибелью против Римлян: надменные недавно случившимся с нами несчастием, они весьма часто [5] опустошали приморские страны Римской Империи. Я скажу в коротких словах, как случилось сие бедствие. Император Константин, будучи не в силах боле сносить обид и нечаянных набегов Критян, собрал храброе свое войско, снарядил многие огненосные суда и отправил к Криту, чтобы одним приступом овладеть сим островом. Но, по слабости и неопытности полководца, бывшего придворным евнухом, человека изнеженного, родом Пафлогонянина, Константина Гонгила, надменного знаменитым достоинством Патрикия, все войско, кроме нескольких человек, было побито и истреблено варварами.

3. Император Роман, желая загладить сие поражение, сделал полномочным вождем для сей войны Никифора Фоку, начальника всех восточных войск, отличного Магистра (имеющего сие достоинство Римляне называют также и Доместиком школ), мужа деятельного, отважного, опытного в делах воинских и силою непобедимого. И так собрав, по повелению Государя, все Малоазийское войско, он посадил его на корабли и с весьма многими огненосными судами (Римляне называют их дромонами т. е. бегунами) немедленно отправился и в короткое время пристал к острову Криту ¹. Когда должно было сходить с кораблей, тогда он на самом деле показал свою опытность в делах воинских. Он привез с собою на судах лестницы, по коим высадил с кораблей всю пехоту и конницу на берег. Неприятели, пораженные сим новым и чрезвычайным случаем, стояли неподвижно на поле по отрядам, не разрывая рядов, и ожидали нападения Римлян. Никифор, разделивши фалангу на три части, велел сомкнуть щиты и копья, трубить к сражению и с крестным знаменем пошел на них прямо. Тогда ужасное открылось сражение: стрелы, как град упадали, Критяне, будучи не в состоянии долее выдерживать ударов Римских копий, разорвали ряды и быстро побежали к своим укреплениям. Преследующие Римляне множество их побили: столь счастливый [6] успех имело первое их сражение. Как скоро они заперлись в стенах, то полководец собрал все войска, укрепил свой стан пред городом; кораблям и прочим грузовым судам приказал стоять в пристани и всякое появившееся на море неприятельское судно преследовать и жечь текучим (υγρα πυρι) огнем. После сего Никифору Пастиле, тогдашнему полководцу войск Фракийских, мужу храброму, бывшему во многих сражениях, весьма часто находившемуся в плену у Агарян и всякий раз счастливо оттуда убегавшему, имевшему и на лице и на груди многие знаки ран, на войне им полученных, поручает отряд отборных воинов и отправляет для обозрения и опустошения острова. Он советовал ему быть всегда осторожным и трезвым, не предаваться беспечности и роскоши, чтобы неприятели не сделали ему зла, и немедленно возвратиться в стан, осмотревши всю страну и совершивши какое-нибудь славное дело.

4. Счастье людей не всегда бывает постоянно и совершенно. Оно соединено с бедствиями: за успехами следуют неудачи, за удовольствиями огорчения, не дающие наслаждаться благополучием; что случилось тогда и с Римлянами. Прибывши в страну во всем изобильную (сия земля была богата пажитями и скотом, обильна плодами и разными соками) они, презрев и оставя без внимания советы военачальника, которые надлежало им исполнить со всею точностью, предались беспечности и роскоши. Неприятели, засевшие на лесистых горах, видя их увеселения и беспечность, вышли из лесов и горных ущелий, построились в боевой порядок и на них устремились. Хотя наши от упоения были слабы и нетверды ногами, однако выступили против неприятелей и храбро им сопротивлялись. В то время, как полководец Пастила весьма храбро сражался и разрывал их ряды, конь его, изъязвленный в грудь многими стрелами и копьями, пал на землю. Он быстро соскочил с него и защищаясь несколько времени [7] мечом побил их великое множество. Наконец, истекший кровью и израненный стрелами, пал мертв посреди обеих войск. Римляне, увидя павшего своего полководца, обратились в бегство и, наподобие скотов, были побиваемы врагами, так что весьма немногие из сего отряда в стан возвратились. Никифор Фока, узнав о семь поражении, негодовал на невежество и беспечность убитых воинов, но принимая в уважение переменчивость и непостоянство счастья, решился не медлить более, не терять напрасно времени и всеми силами постараться, кончить сию, войну, чтобы не придать врагам смелости делать такие засады и сражаться.

5. Тогда, как он о сем размышлял (ибо он был остроумен, деятелен, способен более всех известных нам людей совершать полезные предприятия, благоразумен, непристрастен к удовольствиям, искусен пользоваться временем и обстоятельствами, а силою и крепостью телесною непобедим. Говорят, что он в сражении, направив копье свое в грудь одного храброго передового неприятельского воина, на него напавшего, столь сильно ударил обеими руками, что копье прошло насквозь и прокололо обе части брони) тогда, говорю, пришла ему мысль окружить город и, обозрев его, сделать нападение, где будет удобнее. И так, обошедши оный кругом, увидел, что трудно приступить к нему и в него ворваться. С одной стороны море служило ему безопасною оградою, с другой ровная и гладкая скала, на коей основаны были стены, представлявшие вид редкого, необыкновенного здания. Они построены были из земли, соединенной с козьими и свиными волосами, хорошо между собою свалянными и имели такую широту, что две колесницы рядом легко могли проходить, а вокруг их выкопаны были два весьма глубокие и широкие рва. Узнавши таким образом, что трудно взять сию крепость, выдумывает следующее средство. Все пространство, начиная от южного берега до северного, [8] укрепляет стеною и таким образом со стороны моря ограждает город, так что неприятели уже не могли безопасно выходить на берег; а он, по своему произволу, мог и сражаться и не сражаться. Построив сию стену, он стремится к другой победе, о которой сейчас мы будем говорить. Он созвал всех начальников к воеводскому шатру своему и громким голосом сказал им следующее.

6. „Никто из вас, я думаю, не забудет жестокости и зверства потомков невольницы (иноземных обывателей силою покоренного острова, который по несчастному случаю им достался), часто делавших набеги и опустошения. Не опустела ли от их грабежей вся приморская страна? Не опустела ли от их набегов большая часть островов? По сему Провидение не попустило сим обманщикам, сим свирепым зверям, сим беспечным сластолюбцам пожирать всегда Христианский народ: оно своею силою послало нас сюда, чтоб мы седьмерицею им отплатили за сделанную нам жестокую обиду ². Доказательством справедливости слов моих служит недавно одержанная нами победа: лить только мы переплыли море, лить только вышли на остров, чувствуя еще тошноту после плавания, как помощью всесильного Бога, весьма многих варваров сделали добычею наших мечей; а прочих без труда заключили в городе. И так умоляю вас, воины, не предаваться беспечности и роскоши: мы имеем пример в недавно случившемся несчастии. Если бы посланные с Никифором Пастилою, для обозрения страны, исполняли мои приказания и не предались неге и удовольствиям, то не погибли бы столь несчастно; но, пренебрегши оные, они потерпели за свое безрассудство достойное наказание. Посему, имея в виду бедствие ваших товарищей, вам должно быть трезвыми, осторожными, со всею ревностью и мужеством искать неприятелей, сих диких зверей, укрывающихся в горных ущельях и пещерах, и, извлекая их оттуда, предавать смерти. И так не будем терять [9] времени в бездействии и пиршествах, но, как Римляне, покажем в сражениях геройское и благородное мужество, свойственное нашему роду”.

7. Так говорил полководец; — войско ободрилось, заплескало руками и, обнажив мечи, готово было следовать за ним всюду по его воле и во всем повиноваться. Он приказал ему стоять тихо и спокойно, доколе не даст приказания приступить к делу. В полночь, выбрав из него самых храбрых и молодых воинов, тихо выступил из стана, чтоб неприятели не услышали о его движении и не сделали чего-нибудь худого оставшемуся отряду. Прошедши некоторую часть острова, он узнал от пленных, что около сорока тысяч неприятельского ополчения собирается на одно возвышенное место с намерением, напасть оттуда нечаянно на него, выгнать из острова и освободить своих от осады. Услышав о сем, он остановил свое отборное войско на целый день для отдохновения; но ввечеру, взяв с собою провожатых из островитян, при лунном сиянии (ибо в то время было полнолуние) отправился к выше упомянутому холму и окружил его в то самое время, как враги еще спали глубоким сном. После того, приказав трубить и бить в тимпаны, пошел на его вершину. Неготовые, безоружные, изумленные сим нечаянным нападением неприятели, услышав стук оружий, обратились в бегство. Но им не возможно было уйти: Римское войско окружило всю гору. Таким образом все их ополчение, состоявшее из сорока тысяч человек, в короткое время погибло; — соделалось жертвою меча Римского. К сему трофею он присовокупил еще другой: приказал отрубить головы у павших воинов и в сумах нести оные в стан. Каждому ратнику, несущему голову неприятеля, обещал дать награждение деньгами. Все войско, особливо Армянское, с удовольствием приняло сие повеление: все отрубали головы убиенных и клали в свои сумки. [10]

8. На другой день, в то время как утренняя звезда (Люцифер) переходила с горизонта к полярному кругу, Никифор приказал вонзить головы на копья и поставить рядом на стене, построенной со стороны моря; а некоторые из них велел из метательных орудий бросать в город. Критяне, увидя головы своих соотечественников и родных, вонзенные на копьях и бросаемые на стены, объяты были ужасом и душевною горестью, стояли неподвижно, изумленные сим жалостным, неожиданным зрелищем. Тогда слышны были стоны мужей и вопль жен; все обливались слезами о своих любезных, как бы город уже пленен был нами. Но при всем том они не хотели сдаться Римлянам и примириться с ними: надеясь на укрепления города, они желали защищаться и, вооруженные, ожидали нападения. Полководец велел трубить к сражению и, ободривши воинов отважно идти на опасность, придвинул все войско к стене города. В сей битве видимы были многие подвиги: всюду бросались копья, стрелы, как снег носились по воздуху, из метательных орудий беспрестанно летали камни и падали на стены. Неприятели по необходимости сражались храбро: защищаясь, они метали со стен секиры и тяжелые камни, употребляли все оборонительные средства и от того столько же делали Римлянам вреда, сколько сами от них терпели. Видимая опасность и отчаяние побуждали их выше силы своей бороться и отважно сопротивляться.

9. Никифор, видя твердые и совсем неприступные стены (ибо никак невозможно было взобраться на чрезвычайно высокую и окруженную двумя столь же глубокими рвами ограду), свирепство и сильное сопротивление варваров, решился не сражаться с ними, как с людьми отчаянными, желающими смерти, не пускаться на дело невозможное и не губить напрасно Римского войска, поражаемого со стен стрелами, но подвергнуть их голоду и приготовить между тем осадные и другие стенобитные [11] орудия. И так отлагает сражение и, давши трубою знак к отступлению, возвращается в стан со всеми полками; после того, окруживши стан оградою и рвом, обучал свое войско; и ежедневными упражнениями сделал его опытным и искусным. Выбрав художников, он строил орудия, производил иногда перестрелки и набеги и таким образом, зимовал пред городом ³.

Комментарии

1. О походе Никифора Фоки в Крит много говорит продолжатель Феофана (Continuat. Theoph. 296. В. — 300. D). Подробное известие о снаряжении флота, находящееся у Константина Багрянородного (Cаerim. Аul. Bуzаnt. II. 383. С.), должно относить, может быть, к мореплаванию Гонгилы. Византийский Хронолог Ф. Круг остроумно рассуждает о времени Гонгилова похода (Chronologie der Bуzаntier. 293 В.) и также о завоевании Кандии при Императоре Романе (306. С.), откуда видно, что Никифор приступил к Криту 960 года по Р. X., (хотя продолжатель Феофанов (297 С) относит сие к 962 г.) и овладел им в следующий год т. е. 961, в та время, как брат его Леон вел войну с Хамвданом.

2. О морских набегах Аравитян с острова Крита смотр. Жизнь Св. Луки (Vita S, Lucаe Junior, edit Combefis.) в конце и также продолжат. Конст. Багрянор. 85.

3. В ту же, кажется, зиму, т. е. в конце 960 г. или в начале 961, настоятель монастыря Св. Павла, на горе Латре близ Милета, приезжал к Никифору на остров, жаловаться на непослушание одного монаха, как известно из жития Св. Павла Латраского, сочиненного, по мнению Гарлезия, Никифором Блеммидом (Hаrles. Biblioth. Grаecа. X. 307. А.). Сверх сего о Критской войне писали два автора: Симеон Логофет: (In chronicа edit. Combefis. Scriptor. post. Theoph, 401. А — 498 D) и Аноним, изданный под именем Юлия Поллюкса (Iuliаs Pollux) сперва Иоанном Бианконием (Ioann В. Biancon. Boneniae, 1779 în fol.), потом Игнатием Гардтом (Ignаt Hаrdt. Monаchi et Lipsiаe, 1792. in 8.) Смотр. Hаrles. Biblioth. Grаec. VI. 144. i. Но так как в обеих сих изданиях история Юлия Поллюкса оканчивается в начале царствования Грациана, а напротив того в Ватиканской рукописи (Cod. Vаticаn. No 163.) Анонима простирается до 10-го века, так что она в три раза более выше упомянутых изданий; то я сомневаюсь, чтобы она действительно принадлежала Юлию жившему гораздо прежде 10 века.

____________