ИСТОРИЯ ЛЬВА ДИАКОНА

От кончины Императора Константина до смерти Императора Иоанна Цимисхия

КHИГА X

1. Как скоро наступило летнее время и настала на земле непрерывная погода ясная, то Император двинулся из Византии в поход против Агарян, живущих в верхней Сирии. Прошедши твердую землю, он переправился чрез реку Евфрат, величайшую из всех рек, текущих из Едема и рассекающих Азию, как известно нам из св. Писания. — В то время один писарь, по имени Никита, достигший высокой степени просвещения и мудрости, в самых лучших летах своего возраста, следовал, к несчастию своему, за Государем в сем походе, несмотря на неотступную просьбу своего родителя остаться дома, питать и всеми силами беречь себя, как отца своего, стоящего на краю гроба и уже близкого к западу жизни. Он, против сыновней обязанности, презрел наставления его, не уважил советов и поспешно, как был, отправился в стан войска. Во время переправы чрез реку, увлеченный быстротою воды в глубину, он упадает с лошади и, унесенный струею, утопает, несчастный, и тем достойное получает наказание за свою непокорность. — Государь быстро проходил всю Сирию с своим ополчением; никто из неприятелей ему не противился: все, пораженные известием о его приходе, заперлись в городах и укреплениях. И так, приступивши к славному и крепкому Емету, он заставил его сдаться на переговоры и, взяв с него великий выкуп, немедленно отправился оттуда к Миефаркиму. Сей прекрасный и знаменитый город превосходил все города той страны своим Богатством и стадами. Государь принудил и его сдаться и, [100] получив от жителей весьма многие богатые дары, состоявшие в золоте, серебре и вышитых золотом тканях, пошел к Низивису, где некогда великий Иаков, имевший в руках кормило Епископа, напустив на Персов, приступивших к городу с великим ополчением, рой мух и комаров, остановил их стремление, обратил в бегство — и одержал совершенную над ними победу. Он нашел сей город пустым: граждане, устрашенные приближением Римского войска, вышли все и удалились во внутренность своего отечества.

2. И так, прошел и покорив под власть Римлян его окрестности, он немедленно отправился ж Екватане, столице Агарян, заключающей в себе бесчисленное множество золота, серебра и всякого богатства, с намерением взять ее приступом. Сей город, говорят, великолепнее и богаче всех восточных городов. Причиною сего есть то, что он, обогащаясь от многих стран, не испытал до того времени никакого еще нашествия. Но безводные места и недостаток в необходимых припасах удержали Государя от сего предприятия. В сей земле простирается обширная песчаная, сухая или безводная, не имеющая никакого растения степь Карманитская, по которой дорога трудна и опасна. По сему, взявши с собою все поднесенные Агарянами дары, ценою на три миллиона золота и серебра, он возвратился в Византию. Он со всеми корыстями, с золотом и серебром, с шелковыми (Серскимя) тканями и ароматами торжественно ехал по площади, при собрании всех граждан, с удивлением взиравших на множество сокровищ, с честью его встречавших, с радостными кликами провождавших в царские чертоги в прославлявших его победы. Тогда Патриарх Василий, оклеветанный пред Государем завистливыми Епископами, что будто он одному сильному вельможе предвещает верховную власть, что управляет церковными делами не по уставу Святых правил, позван был в [101] его судилище. Но Василий не явился, говоря, что должно назначить Вселенский Собор, на котором он опровергнет обвинения: богодухновенные правила Св. Отцев, говорил он, требуют учреждать такое собрание для смены Патриарха. По сему изнуренный и почти бесплотный сей муж, с самой юности упражнявшийся в трудных подвигах, носивший и летом и зимою одну мантию и не снимавший ее с себя, доколе вся не распустится и не сделается совсем бесполезною, не употреблявший никакой пищи и пития, кроме воды и сочных плодов, сослан был, по повелению Государя, в монастырь, им самим построенный на реке Скамандре. Говорят, что он, во все время монашеской жизни, спал на полу, а не на ложе. Один только, сказывают, был у него порок, что, по чрезмерному любопытству и страсти к исследованиям, он старался более всего узнавать нравы людей и образ жизни.

3. И так, по осуждении Василия на изгнание, пронимает жезл Патриаршеский Антоний, муж, избравший, с самого детства, трудные подвиги в Студиевом монастыре и провождавший там жизнь Апостольскую. Кроме необходимых одеяний для прикрытия тела, он никаких других не носил, хотя знатные вельможи и Государи дарили многие одежды за его добродетель. Сверх того, подражая милосердию Божию, он все доходы свои, получаемые от должности (ибо он прежде имел звание Синкелла) разделял бедным. Он более всех отличался духовною и мирскою мудростью. В стане и чертах лица его, не смотря на глубокую старость, блистала божественная некая красота. Изнеженный и надменный ничтожным своим великолепием человек научался у него быть смиренным и почитать сию жизнь тенью и сном; провождающий жизнь, исполненную бедствий, научался у него не унывать в несчастиях, быть великодушным и прибегать к человеку, могущему исторгнуть его из оных и спасти. Таков, по жизни и мудрости был Антоний, муж божественный [102] и Ангелу подобный. — В сие время ходили по всему Римскому государству два удивительные близнеца, родом из страны Каппадокийской, которых и я, писатель сей истории, часто видел в Азии. Члены их были соразмерны и целы; но от мышки до самого бедра бока их срослись между собою и тем соединяли оба тела ¹. Прикосновенными руками они обнимали друг друга, а в других несли палки, которыми подпирались. На тридцатом году от роду, они имели тело здоровое, свежее и крепкое. В дальних путешествиях ездили верхом на лошаке, сидя в седле по-женски. Они были чрезвычайно добры и скромны, но об них довольно.

4. Император Иоанн, в начале весны, собравши Римские войска и вооружив наилучшим образом, отправился из царствующего града в поход в Палестину ², страну богатую, текущую млеком и медом, по выражению Пророка (Исход. 33, 3). Там он приступил к крепости, называемой на Сирском языке Мемпеце, и, покорив ее храбростью воинов и разными орудиями, взял найденные там сандалии Христа Спасителя и власы Божественного Предтечи и Вестника, как дар небесный. Сандалии, как драгоценное сокровище, он положил в славном храме Богородицы, сооруженном во дворце, а власы в новом, им самим построенном, храме Спасителя. Отправясь отсюда, он приступил к твердой, неприступной крепости Апамее. Взяв и покорив ее в несколько дней, он немедленно пошел с войском к Дамаску. Жители вышли к нему на встречу на торжище, с драгоценными в руках дарами, желая умилостивить и смягчить его сердце. Наложив на них известную дань и сделав подвластными Римлянам, он поспешно пошел оттуда в сторону чрез гору Ливан (великая и дикая сия гора, находящаяся в сей стране, отделяет Финикию от Палестины) и, достигши ее вершины, взял приступом весьма укрепленный город Ворзо. Отсюда он вступает в [103] Финикию, берет крепость Валанеи и осаждает город Вирит, в котором он взял образ Распятия Иисуса Христа и отослал в новый, им самим построенный, храм Спасителя. —

5. С сим божественным образом, говорят, случилось необыкновенное чудо. Жил, сказывают, в сем городе один человек, исповедавший Христианскую веру, который имел в своем доме упомянутый образ. Спустя несколько времени он переселился в другой дом и, как бы по Божию провидению, забыл его взять с собою. В прежнем доме досталось жить одному Иудеянину, который, на другой день своего переселения, угощал в нем знакомых своих единоверцев. Увидев стоящую икону Распятия Спасителя, они ужасно начали ругать его, как отступника от веры и исповедающего Христианское учение. Он с клятвою уверял их, что прежде совсем не видал сего образа. Тогда беззаконники сказали ему: Если не признаешь Христианского учения, то докажи нам самым делом: проколи сим копьем ребро Назареянина, как некогда отцы наши прокололи его распятого на кресте”. Он с гневом схватил копье и, более всего желая уверить их и опровергнуть обвинение, пронзил ребро на сем образе. Вдруг от сего удара потекло множество крови с водою и нечестивые Иудеи оцепенели от сего ужасного явления. Как скоро разнеслась о сем молва, то Христиане ворвались в дом Еврея, взяли оттуда Святое Распятие Спасителя, еще изливающее божественную кровь, поставили в храме и великолепно ему праздновали. Государь отослал сей Богочеловеческий лик как я уже сказал, в Византию. —

6. Таким образом взявши Валанеи и Вирит, он приступил к Триполю. Но, будучи не в силах овладеть им посредством осады, (ибо сей город, лежащий на крутой возвышенности, обведен был с одной стороны стеною, а с другой омываем морем, [104] составляющим у него залив с безопасною и спокойною корабельною пристанью) отправился оттуда по берегу и на пути взял многие небольшие приморские города. — В сие время, в начале месяца Августа, явилась на небе удивительная, необыкновенная и превышающая человеческое понятие комета. В наши времена никогда подобной не видали и прежде не случалось, чтобы какая-нибудь комета столько дней была видима на небе. Она восходила на зимнем востоке, поднималась наподобие растущего кипариса на великую высоту и, загибаясь мало по малу, с чрезвычайным огнем склонялась к полудню, испускала яркие лучи и тем казалась людям страшною. От начала Августа она являлась ровно восемьдесят дней; восходила в полночь и была видима до самого белого дня. Государь, видя сие необыкновенное явление, спрашивал занимавшихся наблюдением небесных светил, что бы значило такое чудо. Они толковали не по правилам науки, но по его воле: предвещали ему победу над врагами и долгоденствие. Толкователи сии были знаменитые того временя мудрецы, Логофет (Канцлер) и Магистр Симеон и Никомидийский Проедр (Председатель) Стефан. Но явление сей кометы означало не то, что они говорили из угождения Императору; оно предзнаменовало сильные мятежи, нашествия народов, гражданские возмущения, преселения городов и целых областей, голод, язвы моровые, ужасные землетрясения и почти совершенную гибель Римского могущества, как мы после узнали из следующих событий:

7. По смерти Императора Иоанна, Магистр Вард Склир, зараженный болезнью властолюбия и жадности к богатству, обольстив и обманув легковерную чернь, произвел ужасное возмущение против юных Государей. Он четыре года ходил по Азии, сожигал целые области и разрушал города, обращал в бегство и жестоким образом побивал войско Римское, выступавшее против него, в первый раз под предводительством Стратопедарха [105] (Начальника стана) Петра Патрикия, который, в сражении на Липарском поле, (оно служит пределом земле Армянской) сбитый копьем с коня, пал мертв на месте с весьма многими воинами; во второй раз под начальством Магистра Варда Фоки, который, получив от Государей достоинство Доместика школ, вышел против Склира на равнине Панкалее, не далеко от Амория. В сей битве Фока, пораженный булавою в голову и свергнутый с коня на землю, непременно был бы взят в плен и погиб с бесславием, если бы неприятели по незнанию не сочли его за простого ратника и если бы наступившая ночь его не спасла. Склир, надменный такими победами, считал себя непобедимым. После сего он приступом взял Никею, Авидос и Атталию, покорил все Римские области Азии и, овладев наконец морем посредством судов своих, много вредил купцам и даже самой столице, не допуская к ней хлебных кораблей, доколе тайно не посланы были от Государей огненосные суда. Начальник оных Магистр Вард Парсакутинский пристал к Авидосу, зажег корабли сего тирана, переколол тамошний стражевый отряд и занял крепость. В то время Фока, с великим множеством собравшихся к нему воинов, напал на Склира, разбил его и принудил бежать к Агарянам в Екватану.

8. Потом Император Василий, когда уже вся разбойническая толпа мятежников Варда Склира была рассеяна совершенно, отправился со всеми полками в поход против Мисян. Дышащие убийством, они по дерзости своей и зверству вредили Римскому Государству: опустошали Македонские области и всех без пощады убивали. И так, движимый пламенным гневом более, нежели благоразумием, он спешил одним нападением завоевать Мисию; но по несчастию обманулся в своих надеждах. Прошедши тесные и гористые места, он приступил к Сардике, обыкновенно называемой по-скифски [106] Тралицею, расположился там станом и двадцать дней осаждал сей город без всякого успеха: ибо войско от неудачи в сражениях своих предводителей предавалось беспечности и бездействию. По сему, еще с начала как выходили из шатров искать корму и сена, Мисяне напали на него, великое число положили на месте и отбили множество коней и вьюков. Когда ни осадные, ни другие воинские орудия по неопытности приставлявших оные к стенам никакой не делали пользы и наконец сожжены были, когда притом все привезенные припасы от неумеренного употребления вышли и войско имело в них недостаток; тогда Государь, уложивши все свои вещи, немедленно отправился в Византию. Он шел непрерывно целый день, а ввечеру остановился со всею ратью в лесу для отдохновения. — Ночью, когда не сменилась еще первая стража, вдруг с восточной стороны стана, явилась большая звезда, осветила чрезвычайным светом шатры и, упавши у самого рва, на западной стороне, рассыпалась на многие искры и погасла. Ее падение предвещало совершенное истребление воинства: сие явление везде, где только случалось, всегда означало гибель всего находившегося на том месте. Ясным сему доказательством служит звезда, упавшая на Троянскую рать в то время, как Пандар прицеливался из лука в Менелая: в тот же самый день она вся с бесславием обращена была в бегство Ахейцами. Да и в истории Римских браней всякой найдет, что в подобных случаях войско всегда было истребляемо на том самом месте, где ниспало с неба такое явление. Мы сами знаем, что подобная звезда упала также на дом Настоятеля Василия; в скором времени после того, он лишился жизни и все его имение предано было на расхищение. Но о явлении сей звезды уже довольно. — На другой день войско проходило по одной лесистой и наполненной оврагами равнине; но лишь только вышло из оной в гористые и наполненные [107] пещерами места, как Мисяне напали на него, множество убили, захватили царскую палатку со всеми сокровищами и весь обоз отбили. В то время и я сам; описывающий сие бедствие, по несчастию находился при Государе в должности Диакона. Тогда бы пролияшася стопы моя (Псал. 72, 2.) — и я бы сделался жертвою Скифского меча, если бы провидение Божие не исторгнуло меня из опасности, если бы не внушило мне ехать со всею скоростью и по скату горы, наполненному рвами, взобраться на самую вершину, доколе она еще не занята была неприятелями. И так остальное войско едва только могло уйти от преследующих врагов чрез непроходимые горы и, потерявши всю почти конницу, возвратиться без обоза к Римским пределам.

9. Еще не успели успокоиться после сего бедствия, как Магистр Вард Фока восстал на Государей, покорил Азиатские Римские области, овладел приморскими торговыми городами и крепостями, заградил пролив Еллеспонта множеством судов, не пропуская купеческих кораблей к столице, и у Авидоса высадил на берег великое войско под начальством Магистра Льва Парсакутинского, как для охранения судов, так и для осады сего города. После того он поставил крепкий стан на Хрисопольском холме, против Византии, и отправил туда многочисленную конницу и пехоту, под предводительством брата своего Патрикия Никифора и Патрикия Калокира Дельфинаса. Император Василий с довольно великим войском переправился чрез Воспор, вступил с ними в сражение, разбил и, взявши их в плен, Никифора, брата Фоки, в оковах заключил в темницу, а Калокира посадил живого на кол на том самом месте, где стоял его шатер. Вард Фока, услышав об истреблении своего войска при Хрисополе, о заключении в темницу брата своего и о посажении на кол Дельфинаса, со всеми полками своими приступил к Авидосу с [108] намерением взять его крепость и потом переехать чрез море для покорения Европы. Но Император, узнав о приступе тирана к Авидосу, собрал все войско, снарядил огненосные суда, переправился чрез Еллеспонт и пред городом раскинул царский шатер свой, где, ежедневно обучая воинов, он думал, каким бы образом напасть на мятежника. И так в одну ночь, разделивши все ополчение по сотням, он тихо провел его по морскому берегу, напал на врагов и, побивая их беспрестанно, на рассвете уже успел сожечь все их суда. Вард Фока, изумленный нечаянным его приходом и нападением, вышел из окопов и вступил в сражение, на котором сбили его с коня и отрубили голову. Исполинское тело его погребается в Авидосе, а голова посылается в столицу и, вонзенная на копье, торжественно показывается по всем улицам, после того опять отсылается в Азию к мятежникам. Таким образом возмущение совершенно утихло.

10. Явление кометы и огненные страшные столпы, виденные ночью на северной части неба предвещали, кроме сих бедствий, еще и другие, то есть: завоевание Херсона Тавроскифами ³ и взятие Веррои Мисянами. Сверх сего выше упомянутая комета, при своем появлении, по захождении вечерней звезды (φωσφορος), поднимаясь к западу, нимало не останавливалась на одном месте, но, испуская светлые яркие лучи, делала разные движения, то к северу, то к югу, а иногда при самом восходе только переменяла на небе место, делая там движения с чрезвычайною быстротою, так что все зрители дивились, изумлялись и думали, что сие чудное движение ее будет иметь худое последствие. И в самом деле сбылось мнение черни. Ввечеру, в тот день, как по обыкновению праздновали память великого мученика Димитрия ⁴, ужасное землетрясение, какого никогда в те времена не случалось, ниспровергло Византийские башни, многие дома разрушило и погребло [109] под ними жителей, окрестные селения разорило до основания и погубило множество поселян; сверх того обрушило и низвергло на землю купол ⁵ и западный свод одной великой церкви, которую после Император Василий, в течении шести лет, вновь перестроил. После явления сей звезды случились все бедствия, свыше на нас ниспосылаемые: ужасные голоды, язвы моровые, засухи, наводнения, неурожаи и чрезвычайные ветры. Тогда-то в Евтропиевом монастыре низвержен был водою столп и бывший на нем монах ⁶ ужасным образом погиб в волнах моря. Но История представит все сие особо в свое время. —

11. Тогда Император Иоанн (я опять возвращаюсь к тому месту, на котором остановился) отправился из Сирии в Византию. Видя на пути угнетаемые Председателем и Постельничим Василием плодородные и богатые области, Лонгиаду и Дризу, возвращенные Государству многими трудами и кровью Римского войска, он жалел, досадовал и делал ему выговор за корыстолюбивую жестокость. Боясь его гнева, он не смел противоречить ему явно, но внутренне презирал его слова и, почитая ужасным деспотом, хотел избавиться от него каким-нибудь образом. Государь, пришедши на Атройскую равнину, лежащую близ Олимпа, остановился в Атрое, в доме Патрикия Романа, украшенного достоинством Севастофора. Там, говорят, один из его служителей, скопец, по собственной ли к нему ненависти , или по научению людей, обыкновенно завидующих добрым и любящих видеть в делах перемены (как думают и говорят большею частью), или наконец обольщенный обещаниями, поднес ему питье с ядом. Не имев никакого подозрения, он выпил отраву, как полезный напиток. На другой день сделалось у него оцепенение в членах и слабость во всем теле, так что искусство врачей, не могших узнать внезапной сей болезни, было [110] совершенно бесполезно. Государь, чувствуя, что прежняя исполинская сила его ослабела, спешил возвратиться в Византию. Он желал, чтоб, как можно, скорее окончен был гроб, приготовляемый для его тела в новом, им самим построенном, храме Спасителя. И так, не останавливаясь нигде на дороге, он скоро прибыл в столицу, уже очень слабый, с трудным и тяжелым дыханием; в встречен был гражданами с честью. Пришед во дворец у снедаемый ядом, он тотчас слег в постелю. Уверенный, что уже не избавится от сей болезни (ибо отрава сильно пожирала его утробу), он щедро раздавал свои сокровища нищим, особливо прокаженным и изнуренным падучею болезнью, имея к ним более сострадания, нежели к другим бедным. Он призвал к себе почтенного и благочестивого мужа, Адрианопольского Настоятеля (Епископа) Николая, открыл ему свои прегрешения и, омывал слезами скверну и нечистоту греховную, молил Богородицу быть его заступницей в день суда, когда деяния смертных пред сыном ее и Богом взвешены будут на верных весах правосудия. И так, совершивши с твердою верою и сокрушенным сердцем свое покаяние, Генваря десятого дня, четвертого Индикта, 6485 года, преселился из сей жизни на вечный покой и был погребен в великолепном своем храме Халкиского Спасителя. Таков конец жизни имел Император Иоанн, муж невысокий ростом, но имевший геройскую силу, мужественный и непобедимый в битвах, отважный и неустрашимый в опасностях. Он жил пятьдесят один год; царствовал 6 лет и один месяц.

Комментарии

1. О подобном уроде, бывшем в Еммаунте, в Палестине, упоминает Феофан (Theoph. Chronogr. 60. А.). Сверх сего многих таких сросшихся близнецов исчисляют также Лев Грамматик (Léo Grаmmаt, Chronogrаph. 508. С.), Зонара (Zonаr, II. 192. А.) и Михаил Гликас (M. Glуcаs. 301. D.).

2. O Сирском сем походе 974 года читайте любопытное письмо самого Цимисхия, писанное к Армянскому Царю Аход-Шагину (Аchod-Schаhin), помещенное в энциклопедическом Магазине (Détаils de lа première expédit. des Chrétiens dаns lа Pаlestine, trаduits de l’Arm. en Frаncаis pаr F. Mаrtin, Mаgаs. Encуclop. Septembr. 1811. p. 22-34.).

3. Здесь разумеется завоевание Херсона Владимиром Великим, которое по свидетельству Нестора случилось в 988 г. по Р. X. — К объяснению происшествий сего времени относятся отрывки письма некоторого Грека, находящиеся в одной, принадлежавшей Корол. Библиотеке, рукописи истекающего 10-го века, содержащей разные письма Св. Василия, Фаларида и Св. Георгия Назианзена. Из примечаний, написанных мелким и связным письмом на пустых страницах, составляющих целые два листа, со многими помарками, поправками и прибавлениями можно заключить, что владетель сей рукописи, бывший сам в описываемом там походе, возил ее с собою. Мы присовокупим здесь сии отрывки в таком же порядке, в каком они находятся в рукописи.

Вольный перевод первого отрывка, о переправе чрез Днепр. (Переводч.)

«Трудно было переправляться на другой берег в весьма малых ладьях, помещавших не более, как по три человека. Многие из них, попавши между двумя льдинами, были раздавлены, а некоторые потонули. Всякий раз, как сие случалось, люди выскакивали из лодок на льдины и плыли на них, как на плотах. Но, спустя несколько дней, Днепр крепко замерз, так что без всякой опасности можно было переходить и коннице и пехоте. Он казался нам тогда, как неким чародеем: свирепый прежде, неприступный и ужасный, вскоре сделался тихим и ровным, так что все без страха его попирали.

2. И так уныние нате переменилось в радость; мы с рукоплесканием пошли по водяной равнине Днепра. Переправясь без всякого труда на другой берег, мы остановились отдыхать у деревни Вориона; пробывши там несколько дней, готовились отправиться в путь к городу Mаврокастру. Все уже было готово к походу, как в полночь от сильного северного ветра столь жестокая сделалась стужа, что, не смея выступить в открытое поле, мы решились остаться там на несколько времени. Холод более и более усиливался — и прежние ужасы нам казались, так сказать, игрушкою в сравнении с новыми. Таким образом наступила совершенная зима. Наконец, спустя несколько дней, настала ясная погода; тогда мы опять начали думать о возвращении в свое отечество.

3. И так, сопровождаемые жителями, мы отправились в путь; все с рукоплесканием меня хвалили, смотрели на меня, как на своего единоземца, и желали мне всякого благополучия. Мы прошли в тот день около семидесяти стадий: впереди шли нарочные люди и утаптывали для вас снежную дорогу. На другой день мы встретили на пути еще более трудностей, сражаясь, так сказать, с снежным морем. Снег был не обыкновенный: кони вязли по шею, а вьюки совершенно погибали, не смотря на то, что шли сзади. Глубина снега была, говорят, в четыре локтя. Многие из наших проводников, почитая трудности выше сил человеческих, воротились домой. К томуж присоединились сильные ветры; от чего нельзя было разводить огня.

4. Щиты служили нам и постелями и одеялами. Самые сновидения устрашали, так сказать, и прогоняли от нас сон. Никто не мог похвалиться пред другим своим терпением: все одинаковы были и душою и телом в сем общем бедствии. Один называл счастливыми умерших, как избавившихся от несчастия; другой жалел о всех живых, что и они окончат жизнь свою в бедствии. Передовые наши также утомились от трудной и притом неизвестной дороги по снегу. Сверх сего, находясь в земле неприятельской, мы не были в совершенной безопасности”.

Здесь оканчивается первый отрывок, за которым почти чрез сорок листов следует другой, здесь мною помещаемый. Описанное в нем происшествие было в Таврическом Херсоне; потому что упоминается о городе Климатах (Κληματα). Почерк письма связный, и сей отрывок принадлежит к 10 или 11 веку.

„Тогда мы решились начать войну с варварами, или лучше сказать, мы отделились от них и вознамерились сопротивляться им по силам нашим, боясь от них погибнуть: ибо они всех без разбору грабили, разоряли без жалости и, как дикие звери, на всех нападали. Они не делали никакой пощады даже и ближним своим союзникам; без всякого рассуждения и справедливости решились, кажется, всех убивать и даже собственную землю сделать, как говорят, добычею Мисян. Исчезла прежняя справедливость их, некогда более всего ими уважаемая; отчего многие города и целые народы добровольно тогда к ним присоединялись и они воздвигли великие победные трофеи. Но ныне место сей добродетели заступила жестокость к подданным: вместо того, чтобы обогащать подвластные города и управлять ими с пользою, они захотели поработить и разорить их до основания. Жалобы жителей на начальников и сильные доказательства их невинности едва только могли спасать их от смерти. Столь великое было стечение бедствий, что все, казалось, или разрушено было нечаянным потопом или поглощено ужасною бездною. Более десяти городов опустело, не менее пятисот селений разорено было: словом, все соседственные и близкие к нам места, как будто бурею, разрушены были, а невинные жители сделались жертвою мечей и рук неприятельских.

2. Жестокая судьба ввела и в нашу область сие бедствие, истребившее всех соседей наших, не смотря на то, что, предвидя оное, я еще прежде употребил все старание, чтобы оно не постигло нас нечаянно и не разрушило наших владений. Как скоро оно приблизилось к нам и жизнь наша была в крайности, то я отразил его, не смотря ни на какую опасность. С сего времени произошла между нами непримиримая брань; варвары не имели с нами никакого сношения, хотя тысячу раз я посылал к ним с предложением мира. Итак в начале зимы, когда солнце не далеко отстояло от..... началась война. Неприятели ворвались в нашу землю с великою конницею и пехотою и, зная боязнь нашу и слабость городской стены, надеялись одним приступом одержать победу. Они могли так думать, когда мы жиля уже в разоренном ими городе. Область наша была опустошена и стены разрушены до основания. Тогда я решился поселиться в Климатах. И так с самого начала я построил близ сего города крепость, чтобы безопаснее было населять его жителями........Война началась в то самое время, как построенная крепость обведена уже была рвом и разделена между семействами; в ней хранились нужнейшие их вещи, а прочие на другой стене города, который тогда уже весь был населен обывателями. Мы построили крепость единственно для случая великой опасности. Неприятели, потерявши многих своих ратников, со стыдом отступили ночью от города; а я на рассвете вывел войско с намерением с ними сражаться. У меня тогда было более ста всадников и более 300 стрелков и пращников. Но, не видя нигде неприятелей, я сделал нужные распоряжения; поправил стену и приготовил воинов к сражению. Желая рассуждать о тогдашних обстоятельствах, я разослал своим союзникам вестников с приглашением. Как скоро все собрались, то в совете, составленном из знатнейших людей, я говорил, каких правителей нам нужно желать, какой выгоды искать у них надобно, что должно делать и многое другое, весьма полезное, по моему мнению. Но, или не имея никакого понятия о царской милости, или не зная Греческих нравов и любя более всего независимость, или наконец, будучи соседями сильного северного царя, обитавшего на реке Истре, коего народ одинакие имеет с ними обычаи, они решились к нему присоединиться и все единогласно и меня к тому же склоняли. И так, желая сохранить мои владения, я отправился к нему и был принят, как нельзя лучше ожидать. Я рассказал ему все обстоятельства со всевозможною краткостью; уважив мое состояние, он с охотою отдал мне город Климаты, присоединил еще целую область (σατραπειαν)и с своей земли определил мне значительные годовые доходы».

Здесь оканчивается сей любопытный отрывок. Если бы полное описание, к которому он относится, показало время сих происшествий; то без сомнения мы гораздо более узнали бы об истории Таврического Херсона, погруженной, так сказать, во мрак с 950 г. до времени Генуезских поселений на сем полуострове, что было в 13 веке. Впрочем благородная щедрость его Сиятельства, Графа H. И. Румянцова, знаменитого покровителя наук и ревностного любителя отечественной Истории, внушает в нас надежду, что с помощью рукописей среднего век, извлеченных из других Библиотек, и сия мрачная часть Истории озарится светом.

4. Т. е. 26 числа Октября, как известно нам кроме других писателей из одного еще неизданного повествования о чудесах Св. Димитрия, находящегося в рукописи Корол. Библиотеки, писанного в половине 7 вежа, по мнению Лекиена (Le Quien. Orient. Christ. II. 42. С.), и многих других, Иоанном Архиепископом Фессалоникским. Сие описание наполнено столь маловажными происшествиями, что его можно почесть подробною летописью города Фессалоники более, нежели похвальным словом Святому. Комбефизий имел намерение издать все сие повествование, как он сам говорит (аd Joаn. Cаmeniаt. Scriptt. post. Theoph. 314. С.). Мы постараемся исполнить его предприятие, поместивши в котором нибудь томе Византийских писателей Жития Святых, весьма нужные для объяснения Византийской История тех времен, о которых нет никакого известия. Но здесь мы выпишем описание одного только чуда Св. Димитрия, где означен день его праздника, наименованы загородные церкви и упоминается о нападении Славян.

Подробное содержание сего отрывка есть следующее: (Переводчик)

«Октября 26 дня вся страна праздновала по обыкновению день Св. мученика Димитрия. На другой день праздника по воле Победоносца (так назван Св. Димитрий) внезапно ночью загорелся в его церкви серебряный навес (балдахин), о котором мы выше несколько раз упоминали. Как скоро распространилось известие о сем по всему городу, то все молодые люди прибежали в церковь с ведрами. Всего более опасались, чтобы пламя не достигло кровли храма, что по несчастию и случилось: по железной цепи, висевшей над навесом с серебряным паникадилом, огонь дошел до кровли. Тогда некоторые взлезли вверх по бревнам с сосудами, наполненными водою и, с помощью Божиею, потушили пламя.

2. После сего начальники храма, боясь, чтобы народ, пользуясь темнотою ночи , не устремился на расхищение серебра, приказывали выйти вон; но он не слушался и оставался в церкви. Тогда один человек, служивший в почетном Дакийском отряде (σκρινιον), уверенный, что нет другого средства выгнать чернь из храма, как под предлогом нечаянного нападения неприятелей, начал кричать, по внушению Св. Победоносца: Граждане! варвары появились у стены города; поспешите сражаться за отечество. Он сделал сие с тем намерением, чтобы, заставив народ выйти из храма и затворивши двери, спокойно можно было собирать растопившееся серебро. Но в самом деле сие случилось по воле славного Победоносца, чтобы граждане, не зная о внезапном ночном нападении, не подверглись великой опасности. И так, услышав сию неожиданную весть, все побежали из церкви по домам и вооруженные взлезли на стену.

3. Они увидели на поле, близ славного храма Христоносной мученицы Матроны небольшое, но сильное, отборное войско неприятелей (их считалось около пяти тысяч). Тогда, сошед со стены (уже появилась заря), они выступили из ворот и сразились с варварами, которые во зверскому своему безумию уже достигли до Св. храма трех мучениц Хионы, Ирины и Агапы, находящегося не в дальнем, как вам известно, расстоянии от города. Долго граждане сражались с ними; то обращали их в бегство, то сами с великою опасностью от них отступали: ибо войско их было, так сказать, цвет всего Славянского (Склавинского, Σκλαβηνων) народа. Наконец, с помощью мученика, вся варварская рать обращена была в бегство. Таким образом кончилось сие неожиданное, ужасное нападение неприятелей.» —

Сей высокий, на четырех столбах утвержденный в алтаре навес (κιβωριον), подробно описан у Дюканжа (Ducаng. Glossаr. I. 653. D. Constаntinop. Christ. 50. А. — 55. А Descript. S. Sophiаe 573. D. и Рейска (Reisk Comment. аd Constаnt. Potphуrog. Cаerim. Аul. Bуzаnt. II. 64 А. 78. B ). Дюканж также собрал все места, относящиеся к Фессалоникскому храму Св. Димитрия (аd Аnn. Comn. 252. D.). Нападение Славян (Склавян) на Фессалонику, кажется, случилось в 584 году (J. Chr. von Engel Geschichte des Ungrischen Reichs und seiner Nebenlаender. I. 259. B.). Спустя несколько лет, как автор сего отрывка говорит ниже (fol. 97 recto), предводитель Аваров, посылавший к Императору Маврикию посольство и не могший ни в чем с ним согласиться, привел к сему городу весь народ Славянский, находившийся тогда в его власти (Engel I. 258. С). Далее в сей рукописи, следует длинное описание двукратной Фессалоникской осады, бывшей при Имп. Маврикие сперва от Славян, потом от Аваров, и о нечаянном спасении сего города. Маврикий был убит в 602 году; следовательно сии происшествия описаны были не Иоанном Фессалоникским Епископом, но кем-нибудь другим: ибо он жил уже около 680 года. Все сии повествования я помещу в какой-нибудь томе Византийских писателей, если обстоятельства позволят, для дополнения Истории Феофилакта Симокатты.

5. О сем куполе много написал Дюканж в своих примечаниях на описание Св. Софии Павла Силенциария (Ducаng. аd Pаuli Silentiаr. descriptionem S. Sophiаe. 546. B.). О сем землетрясении упоминает также Ельмакин (Elmаcin. Histor. Sаrаc. 252. С.), — и Агафий (Аgаthiаe. 146. С.) описывает подобное землетрясение, бывшее при Императоре Юстиниане.

6. Обыкновение, спасаться на столбах, по примеру Симеона Столпника, продолжалось по свидетельству Никиты Хониата (Nicet. Choniаt. 244 С.) до 12 века.

____________