РИЧАРД ЧЕНСЛЕР

КНИГА О ВЕЛИКОМ И МОГУЩЕСТВЕННОМ ЦАРЕ РУССКОМ

и великом князе Московском и о владениях, порядках и произведениях сюда относящихся.

Все предпринимающие путешествия по отдаленным и чужестранным землям должны стараться не только сами узнать о порядках, товарах и плодородии этих стран, но и сделать эти сведения общеизвестными, чтоб пособить другим в путешествиях по тем же странам; поэтому и я почел за благо написать короткое повествование о моем путешествии в Poccию и Московию и другие смежные с нею страны. Мне случилось ознакомиться с северными частями России прежде, чем я приехал в Mocкoвию, поэтому сначала о ней (т. е. Poccии) сообщу вкратце мои сведения.

Россия — страна богатая землей и населением, в изобилии имеющем находящиеся там произведения. Между жителями очень много рыбаков, ловящих семгу и треску; у них также много масла — ворвани, наибольшее количество которого добывается около р. Двины; добывается оно также и в других местах, но не в таком количестве; жители также много промышляют вываркой соленой воды. В северных частях этой страны есть место, где ловят пушных [2] зверей: соболей, куниц, серых медведей, лисиц, белых, черных и красных, выдру, горностаев, белок и оленей; там же добывают клыки от рыбы, называемой Морж. Охотники за этими зверями живут у города Пустоозерска (Роstesоrа); на оленях они привозят свою добычу в Лампожню (Lаmроs) для продажи, а оттуда ее везут в Холмогоры, где в Николин день бывает большая ярмарка. К Зап. от Холмогор находится город Tratanowe, по их Новгород, около которого растет прекрасный лен, конопля, много также воску и меду. Голландские купцы имеют в Новгороде свой складочный дом; очень много в Новгороде и кожи, равно как и в городе Пскове, в окрестностях которого тоже великое изобилие льна, конопли, воску и меду. Новгород отстоит от Холмогор на 120 миль.

Находится здесь еще гор. Вологда, его предметы торговли: сало, воск и лен, но не в таком большом количестве, как в Новгороде. От Вологды до Холмогор течет река Двина, впадающая затем в море. Холмогоры снабжают Новгород, Вологду и Москву со всеми окрестными областями солью и соленой рыбой. От Вологды до Ярославля 200 миль; последний — очень большой город. Здесь находятся; кожи, сало, хлеб в очень большом количестве, есть и воск, но его не так много, как в других местах. От Ярославля до Москвы 200 миль. Между ними область усеяна деревушками, замечательно переполненными народом. Земля эта изобилует хлебом, который обитатели возят в громадном количестве в Москву. Утром можно встретить 700 и 800 саней, везущих хлеб, а некоторые рыбу. Попадаются везущие хлеб в Москву, а также и оттуда — это живущее, по крайней мере, за 1000 миль, весь их обоз на санях; они живут в северных частях владений княжеских, где холод не позволяет хлебу расти; такой жестокий там холод. Они привозят сюда рыбу, меха, шкуры. В этих местах и скота немного. Москва обширный город; думаю, что весь этот город больше Лондона с его предместьями; но Москва очень неизящна и распланирована без всякого порядка. Все дома обывателей из дерева и очень опасны во время пожара. В Москве красивый Кремль, его стены из кирпича и очень высоки; говорят будто они 18 футов толщиною; не думаю, чтоб было так, по крайней мере, они не кажутся такими; но наверное не знаю, потому что иностранцам не позволяется осматривать их. С одной стороны Кремля ров, с другой бежит р. Москва, текущая чрез Тартарию в [3] Каспийское море. На Севере расположен нижний город, тоже обнесенный каменной стеной, соединенной с Кремлевской. Царь живет в Кремле, там же находится 9 прекрасных каменных церквей и живет духовенство, также Митрополит с некоторыми епископами. Не буду описывать ни этих строений, ни крепостей русских; у нас, в Англии, они во всех отношениях лучше. Но и эти хорошо снабжены орудиями всех родов.

Дворец Царя и Великого Князя по постройке, по наружному виду и по убранству не так роскошен как те, которые я видел. Это очень низкая постройка, — 8-квадратная, очень похожая на старые Английские строения, с небольшими окнами, так и в прочих отношениях. Теперь расскажу о моем представлении Царю. Когда я уже прожил здесь 12 дней, дьяк, ведавший дела иностранцев, прислал мне уведомление, что князь желает, чтоб я явился к нему с грамотами Короля, моего государя; этому я был очень рад и со тщанием приготовился. Когда Князь занял свое определенное место, за мною пришел толмач в верхнюю комнату, где сидело слишком 100 дворян, все в роскошных с золотом платьях; отсюда я вошел в залу Совета, где сидел Князь со своею знатью, образовывавшею великолепную свиту; они сидели вокруг комнаты один выше другого; сам же князь сидел значительно выше, чем кто-либо из его приближенных, в позолоченном кресле; одет, он был в длинное золотое платье, с царской короной на голове; в правой руке держал скипетр из хрусталя и золота, левой опирался на свое кресло. Думный дьяк с дьяком стояли перед князем. Поклонившись, я передал ему грамоту; Князь милостиво подозвал меня и осведомился у меня о здоровье короля, моего государя; я отвечал ему, что при моем отъезде Король был в добром здравии, и что я надеюсь, что и теперь он в таком же здравии. После этого князь пригласил меня к обеду. Думный дьяк представил мои подарки Его Светлости открытыми (до этого времени они были закрыты), и когда Его Светлость взял мою грамоту, я был приглашен выйти; я не мог говорить с Князем, исключая тех случаев, когда он обращался ко мне. Я отправился в секретарскую комнату, где и ждал 2 часа, по прошествии которых я был приглашен в другой дворец, называемый золотым; не знаю, почему он так называется: я видел много дворцов, которые лучше этого во всех отношениях. Я вошел в палату, которая мала и необширна, как зала Его Величества, Короля Англии; стол был [4] накрыт скатертью, на конце стола сидел Кравчий (Маршал) с небольшим белым жезлом в руке, этот стол был переполнен золотой посудой. На другом конце палаты стоял красивый шкап с серебреной посудой. Отсюда я вошел в обеденную палату, где сидел сам Князь, не в торжественном платье, а в серебреной одежде, с короной на голове; сидел он на стуле, несколько приподнятом; около него никого не сидело. Вокруг комнаты стояли столы, за которыми сидели лица, приглашенные князем к обеду; все были в белых платьях. Места, на которых стояли столы были подняты ступени на две. Посреди палаты стоял стол или шкап для посуды, наполненный золотыми чашами (между прочим здесь находились 4 удивительно больших кружки (crudences, как их называют здесь) из золота и серебра; думаю, что они добрых 1 ¹/₂ аршина высотою). При шкапе с посудой стояло 2 дворянина с салфетками на плечах, оба держали по золотой чаше, усыпанной жемчугом и драгоценными каменьями; это были чаши для питья самого князя; когда он бывал в хорошем расположении, он попивал из них по глотку. Блюда подавались Князю без порядка, но сервиз был очень богатый: всем было сервировано золотом, не только Князю самому, но и нам всем, притом приборы были массивные; золотые чаши также были очень массивны. Число обедавших доходило в тот день до 200 чел., и всем им были поданы золотые сосуды. Прислуживавшие дворяне были в платьях с золотом и служили Князю с шапками на головах. До подачи кушаньев Князь разослал всем по большому куску хлеба, и податель, называя вслух лице, которому было послано, говорил: “Иван Васильевич, Царь Русский и Великий Князь Московский, пожаловал тебя хлебом”; при этом все вставали и так оставались, пока он произносил эти слова. После всех Князь дал кусок хлеба Кравчему, который тот съел перед Князем и затем, откланявшись, вышел. Тогда внесли блюдо лебедей, разрезанных на куски (каждый лебедь на отдельном блюде), куски Князь рассылал также как и хлеб, и податель говорил те же слова. Как я уже говорил, кушанья подавались не по порядку, а одно тотчас за другим. Затем Князь рассылал с теми же словами напитки. Перед обедом он переменил свою корону, да во время обеда две, так что я видел 3 короны на его голове в один день. Когда все было подано, он дал каждому из прислуживавших ему дворян кушаньев и напитков из собственных рук; его намерение при [5] этом, как я слышал, было то, чтобы все уважали его слуг. По окончании обеда он подзывал к себе по имени каждого из своих знатных; удивительно было слушать, как он может знать их имена, когда их так много у него. Я по окончании обеда отправился в свое помещение, был уже час ночи. Теперь оставлю этот предмет и не буду больше говорить ни о князе, ни об его дворце, но хочу рассказать об его земле и народе, их свойствах и военном могуществе. Этот Князь повелитель и Царь над многими странами, и его могущество изумительно велико. Он может вывести в поле 200 и 300 т. людей; сам он никогда не выступает в поле менее, чем с 200 т. людей, и когда он выступает в поход, еще оставляет на границах войска, численность которых не мала. Па Лифляндской границе он держит до 40 т. чел., на Литовской — до 60 т., против Ногайских Татар — тоже 60 тыс. люд. — просто, удивительно слышать; к тому же он не берет на войны ни крестьян, ни торговцев. Все его военные - всадники, пехоты он не употребляет за исключением служащих при артиллерии и прислужников, которых будет тысяч 30. Всадники — стрелки, имеют также же луки и ездят верхом также как и Турки. Доспехи их состоят из кольчуги и щита (skull) на голове. Некоторые покрывают свои кольчуги бархатом или золотой или серебряной парчой; это их страсть роскошно одеваться в походе, особенно между знатными и дворянами; как я слышал, украшения их кольчуг очень дороги, отчасти это я и сам видел, иначе едва ли бы я поверил. Сам Князь одевается богато, выше всякой меры; его шатер покрывается золотой и серебряной парчой, до того усыпанной драгоценными каменьями, что чудно смотреть; я видал шатры королей Английского и Французского, которые великолепны, однако же и не походят на этот. Когда русских посылают в отдаленные иностранные земли, или когда к ним являются иностранцы, то они одеваются чрезвычайно пышно; а то и Князь сам ходит в плохеньком платье; когда он переезжает из одного города в другой, то он одевается только умеренно сравнительно с другими временами. Пока я жил в Москве, Князь отправил 2 послов к Польскому королю; они взяли с собой, по меньшей мере, 500 лошадей, пышность их была выше всякой меры: не только на них самих, но и на лошадях их были: бархат, золотая и серебряная парча, усыпанные жемчугом, и притом не в малом числе. Что сказать мне дальше; никогда я не слышал и не видал столь пышных людей; но это вовсе не ежедневное их одеяние: когда нет случая, [6] их обиход только посредственен, как я уже сказал. Но возвратимся к их военным действиям. В сражении они без всякого порядка бегают поспешно кучами; почему они неприятелям и не дают битв большею частью; а если и дают, то украдкой, исподтишка. Я думаю, что под солнцем нет людей, способных к такой суровой жизни, какую ведут русские. Хотя они проводят в поле 2 месяца, когда промораживает землю уже аршина на 2 вглубь, но простой солдат не имеет ни палатки ни чего-либо иного над своей головой; обычная их защита против непогоды — войлок, выставляемый против ветра и непогоды; когда навалит снегу, солдат сгребет его, разведет себе огонь, около которого и ложится спать. Так поступает большая часть из них, исключая дворян, доставляющих себе на собственный счет другие припасы. Но и такая жизнь в поле не так удивительна, как их крепость: каждый должен добыть и привезти провизию для себя и своей лошади на месяц или на два; сам он питается водой и овсяной мукой, смешанными вместе (т. е. толокном); лошадь его ест зелень, ветки и т. под.; несмотря на все это русский работает и служит очень хорошо. Спрошу я вас, много ли найдется между нашими хвастливыми воинами таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы один месяц. Не знаю ни одной страны около нас, которая бы славилась такими людьми и животными. Теперь, что могло бы быть совершено этими людьми, если бы они были выучены порядкам и познаниям цивилизованных войск. Если бы этот князь имел в своей стране людей, которые могли бы выучить их вышесказанным вещам, то я думаю, что 2 лучших и сильнейших Христианских государя не могли бы соперничать с ним вследствие его могущества, суровости и выносливости его народа и лошадей и тех незначительных издержек, которых стоят ему войны.

Исключая иностранцев, Князь не платит никому жалованья (иностранцы получают ежегодное жалованье, но не большое); воины из его областей служат на собственный счет, исключая, что стрельцам он дает жалованье на порох и пули, т. е. в его землях никто не получает ни гроша жалованья. Если же кто-нибудь заслужит перед ним, то Князь жалует ему поместье или кусок земли, за что получивший обязан быть всегда наготове — явиться с [7] таким числом людей, какое укажет князь. Пусть подумают, как легко здесь найти поместье или землю и как много здесь людей обязанных снаряжаться на всякую войну во владениях Князя. В этой стране нет собственников, но каждый обязан идти, но требованию Князя, солдат или работник, со всеми необходимыми принадлежностями. Таким образом, если какой-нибудь дворянин или помещик умрет, не оставивши детей мужского пола, Князь немедленно же берет на себя его землю, не взирая на какое бы то ни было число дочерей умершего и тотчас же передает это поместье кому-нибудь другому, за исключением незначительной части для выдачи замуж дочерей (умершего). Равным образом если какой-нибудь богач помещик состарится или как-нибудь получит увечье и сделается чрез это неспособным нести княжескую службу, то другие дворяне, не вполне достаточные, но более способные к службе, придут к Князю с челобитной, показывая, что “вот у Вашей Милости есть такой-то неспособный нести службу Вашему Высочеству, но очень богатый, а с другой стороны у Вашей Светлости много дворян бедных и имеющих недостаток в пропитании; мы то вот и есть, нуждающиеся, но способные нести службу, и да будет угодно Вам обратить внимание и заставить его (увечного) помочь недостаточным”. Князь тотчас же назначает розыск об его силах и, если челобитная оправдается розыском, неспособный призывается к Князю, и ему скажут: “друг, у тебя слишком много дохода, а ты не можешь служить своему князю, кормись с меньшей части поместья, а с остальной будут жить более способные к службе”. После этого поместье немедленно же будет отнято у него, за исключением малой доли для прокормления его и жены его; и он (увечный) не смеет жаловаться на это; в ответ он скажет, что он ничего не имеет, а что есть у него, то в руке Бога и Князя; но не может он сказать, как обыкновенно говорит Англичанин, когда имеет что-либо: “это во власти Бога и моей”. Говорят, что эти люди содержатся в великом страхе и послушании, так что всякий отдает на волю и распоряжение князя поместье, которое он накоплял и возделывал всю свою жизнь. О, если бы наши дерзкие бунтовщики содержались в таком же подчинении, чтобы они научились своим обязанностям по отношению к Королям. Русские не могут сказать, как говорят ленивцы в Англии: “я найду Королеве человека служить вместо себя или проживать с друзьями дома, если есть достаточно денег”. Нет, нет, это невозможно в [8] здешней стороне; русские должны подавать низкие челобитные о принятии их на службу; и чем чаще кто посылается на войны, тем в большей милости у Князя он себя считает; а Князь, как я уже сказал, не платит никому жалованья. Если бы русские знали свою силу, никто не мог бы бороться с ними, а от их соседей остались бы только кой-какие остатки. Но думаю, что это не угодно Богу: могу сравнить их с молодой лошадью, не знающей своей силы: малый ребенок управляет ею и водит ее на узде, не взирая на всю ее великую силу; но если бы она сознавала, не только дитя, но и никакой муж не мог бы править ею. Войны Русские ведут, преимущественно, с Крымскими Татарами и Ногайцами.

Не стану больше рассказывать об их силе и войнах, это было бы слишком утомительно для читателя. Но я коротко опишу их законы, наказания и исполнение приговоров. Начну с жителей деревень, которыми управляют господа. Каждый господин управляет и судит своих крестьян. Если же случится, что поссорятся слуги или крестьяне двух господ, то оба господина, исследовав их дело, призывают к себе стороны и произносят приговор. Если же вследствие противоречий господа не могут порешить дела, то оба они должны привезти своих слуг или крестьян пред высокого судью или судилище области и, представив их, объяснить дело и обстоятельства. Скажет истец: “я прошу закона, который пожалован”; тогда пристав арестует ответчика и поступает с ним не по Английским законам. Заставят несколько человек бить его по ногам, пока ответчик не представить порук. Если же он не найдет, то привязав его руки у шеи, водят его по городу и бьют но ногам; употребляют и другие крайние наказания, пока не приведут его к ответу. И судья спросит (если дело о долге): “должен ли ты столько-то этому человеку”. Ответчик, может быть скажет: “нет”. Судья — “можешь ли ты отрицать, говори, чтоб мы слышали, как? “Клятвою” ответит. Тогда судья прикажет оставить его бить до дальнейшего исследования дела.

Русское судопроизводство в одном отношении заслуживает одобрения: у них нет юристов, которые вели бы дела в суде, но каждый сам ведет свое дело и подает челобитные и ответы письменно, противно Английскому судопроизводству. Жалобы пишутся на манер просьбы к милости Князя и передаются ему в собственные руки с просьбою назначить суд, как просит жалоба.

Князь сам произносит приговор по всем делам согласно законам. Это очень похвально, что такой государь берет на себя [9] труд смотреть за отправлением правосудия. Впрочем, несмотря на это, здесь происходят удивительные злоупотребления, причем князя часто обманывают. Если же случится, что начальники будут изобличены в сокрытии правды, они получают соразмерное наказание. Если истец не может ничего доказать, то ответчик должен дать клятву на кресте, прав он или нет. Тогда спрашивают истца, может ли он что-либо дальше доказывать; если не может, то он иногда говорит: “я могу это доказать моим телом и руками или телом моих бойцов”, т. е. он просит поля. После того, как другая сторона поклянется, поле дается обеим сторонам. Пред полем оба клянутся на кресте, что он заставит другого сознаться в истине, прежде чем они оставят поле, и выходят на борьбу вооруженные обычным здесь оружием; бьются они всегда на ногах и редко сами стороны, за исключением дворян, которые, очень дорожа своею честью, станут биться только с происходящим из такого же рода, как они сами. Если какая-нибудь сторона просит поля, оно дается им; дело обходится без обмана, если нет бойцов; иное дело, если призывают бойцов, — хотя последние и дают великие клятвы, что будут биться верно, однако противное наблюдается часто, потому что обычный боец не имеет других средств к пропитанию. Как только одна сторона одержит победу, она требует свой долг, а побежденного ведут в тюрьму и там обращаются с ним самым позорным образом, пока победитель не даст приказаний. Существует и другой порядок судопроизводства: именно в некоторых тяжбах о долгах истец может давать клятву; если ответчик беден, он помещается под крестом, истец же должен клясться над его головой; и, если он поклянется, Князь берет в свой дом ответчика и употребляет его как крепостного, назначает на работы или отдает его в наймы желающим взять его, до тех пор пока друзья не соберут выкупа, иначе он остается в кабале всю жизнь. С другой стороны есть и такие, которые сами продаются дворянам и купцам в холопы с условием получать от них в течение своей жизни пищу, питье и одежду, а при поступлении и деньги; равным образом находятся желающие продавать своих жен и детей в любовницы (bawdges) и рабы покупателю.

Русские законы о преступниках и ворах не согласны с Английскими. По их законам никто не может быть повешен за свой первый проступок; но виновного долго держат в тюрьме и часто [10] бьют плетьми и иначе наказывают, и он должен оставаться в тюрьме, пока друзья не поручатся за него. Если вор или мошенник, которых здесь очень много, попадется вторично, ему отрезывают кусок носа и выжигают клеймо на лбу и держат в темнице, пока он не найдет поручителей в своем добром поведении. Если же попадется в 3-й раз, его вешают. Но и за первый раз виновный наказывается очень строго, и его не выпускают, разве у него есть добрые приятели, или какой-нибудь дворянин попросит взять его на войну и при этом даст за него большие обязательства; благодаря этим мерам в стране поддерживается спокойствие. Но этот народ по природе склонен к обману, только сильное битье обуздывает его. Русские же по природе способны к суровой жизни, как в путешествиях, так и на месте. Я слышал, как один Русский говорил, что гораздо веселее жить в тюрьме, чем на свободе, если бы только там не было сильного битья. В тюрьме они получают пищу и питье без работы, равно как и милостыню от благорасположенного к ним народа. На свободе же они ничего не получают. Число бедных здесь очень велико, и живут они самым нищенским образом: я видел, как они едят соленые сельди и другие вонючие рыбы — нельзя найти более вонючей и гнилой рыбы, а они с удовольствием едят ее, похваливая, что она здоровее всякой другой рыбы и свежего кушанья. По моему мнению, нет под солнцем народа, подобного этому по их суровой жизни. Но довольно об этом, опишу кратко их религию. Русские соблюдают Греческий закон с таким крайним суеверием, подобного которому ничего неизвестно. В русских церквах нет изваянных изображений, но все нарисованные, так как они не хотят нарушать заповедей, но с своими образами они обращаются точно с идолами; о чем-нибудь подобном этому в Англии и не слышано. Русские не станут кланяться, ни уважать образов, нарисованных вне их страны. Они говорят: “наши образа рисуются, чтобы показать, какие они, и как от Бога (установлено), а английские не так; как живописец или ваятель изобразил их, так мы (Англичане) и поклоняемся”. Русские покланяются только уже освященным образам. Нас они считают на половину Христианами, потому что мы не держимся ветхого завета, наравне с Турками, почему и считают они себя более безгрешными, чем нас. Русские не учатся никакому другому языку, кроме своего родного, и не допускают другого языка между собой. Вся их служба в церквах [11] совершается на родном языке. У них есть ветхий и новый завет, который ежедневно читается, но суеверие не уменьшается: когда священники читают, то так странно, что никто не может понять их, да никто и не слушает их; пока они читают, народ сидит и болтает. Когда же священник совершает службу, никто не сидит а все гогочут и кланяются, как стадо гусей; на молитвы они отвечают только: “Господи, помилуй” (bodi pomeli). И одна десятая населения не сумеет прочитать “Отче наш”, а “Верую” никто и не решится читать, разве как в Церкви; по их мнению, это можно читать только в Церквах.

О заповедях они держатся того мнения, что они даны Моисею в законе, который отменен теперь бесценными страданиями и смертью Христа, отчего мы (говорят Русские) и не соблюдаем их почти. В этом я им верю, потому что, если расспрашивать их заодно и о заповедях и об их законе, то согласие было бы только в немногих отношениях. Таинство причащения у них совершается под обоими видами и с большею торжественностью, чем у нас. Они выносят дары в сосуде, вместе оба вида, и священники носят их вокруг церкви на своих головах; это совершается у них всегда, когда они о чем-нибудь просят Бога. Они же дают в церкви очень много свечей, иногда деньги, которые у нас в Англии называются Soule pense, с такими церемониями, что я не могу их описать. Русские соблюдают 4 поста в году, из которых наш — самый важный. Этот пост они начинают не с Середы, как, мы, а раньше, с Понедельника. Неделя перед этим постом называется Масленица, во время которой они не едят ничего, кроме масла и молока, но думаю, что нигде не бывает большего пьянства. Следующий затем пост называется Петровским, начинается он со следующего Понедельника после Троицына дня, а кончается на день св. Петра. Русские думают, что если нарушить этот пост, то уже не попадешь в рай. Когда кто-либо из них умирает, то ему в гроб кладут свидетельство, чтоб оно, когда душа придет к вратам рая, могло быть передано св. Петру для удостоверения, что умерший есть истинный Русский. Третий пост начинается за 15 дней до Успенья, кончается накануне этого праздника. Четвертый пост начинается на день св. Мартина, кончается кануном Рождества; этот пост соблюдается ради св. Филиппа, Петра, Николая и Климента, это — 4 главных и важнейших святых в этой стране. Во время постов Русские не едят ни масла, ни яиц, ни молока, ни сыра, но [12] соблюдают их очень строго, довольствуясь рыбой, капустой и кореньями. Кроме этих постов они соблюдают также Среды и Пятницы в течение всего года, по Субботам же едят мясо. В этой стране очень много духовных лиц, черных монахов, которые совсем не едят мяса, а только рыбу, молоко и масло. По уставу они не могут есть свежей рыбы, а во время постов они довольствуются исключительно репой, капустой, солеными огурцами, редькою и др. кореньями. Напиток их походит на наш грошовый Эль, называется он Квас. Служба в их (монахов) церквах совершается ежедневно: обыкновенно идут к службе часа за 2 до рассвета, кончается же эта служба уже при дневном свете, в 9 часов обедня, по окончании которой обед, после которого есть еще служба, затем ужин. Надо вам знать, что за обедом и ужином объясняется Евангелие, читанное тот день, но просто удивительно, как они в рассказе перевирают и перепутывают Евангелие и Священное писание. Нигде нет такого разврата и пьянства, а также и по насилиям своим это самый отвратительный народ в миpе. Судите теперь об их святости. Монахи эти имеют поместий вдвое против самого князя, который обращается с ними очень умеренно, напр., если они берут взятки с бедных и простых, то князь считает это в порядке вещей. По смерти настоятеля монастыря князь берет себе все его движимое и недвижимое имущество, так что преемник умершего покупает все у князя, благодаря чему это самые лучшие княжеские арендаторы. На этом я и покончу с их религией, надеясь впоследствии узнать ее получше.