БРУНО

КНИГА О САКСОНСКОЙ ВОЙНЕ

BRUNONIS LIBER DE BELLO SAXONICO

49. «Господам Н. и Н. ¹¹², святым священнослужителям, и прочим мужам той же добродетели и того же звания, Вернер, исполненный всяческих горестей, желает участия в вечном блаженстве. Хотя я вижу, что все мольбы, которые я в словах и письмах обращал к вашей милости, до сих пор мне ничего не дали, я всё таки вновь не перестаю взывать к вашей милости, чтобы, если уж мои несчастья невинного человека не вызвали в вас участия, которое обычно проявляют даже к виновным, то пусть по крайней мере моя дерзость победит вас своей назойливостью. Итак, милостью всемогущего Бога я прошу вас и одновременно умоляю, о святейшие епископы, чтобы вы соизволили увидеть во мне самих себя и не допустили, чтобы я, не только не уличённый ни в каком преступлении, но и ни в чём не обвинённый, был осуждён. Пусть мне сначала предъявят обвинение и дадут возможность для защиты, и тогда я или, как виновный, вынужден буду понести по вашему приговору достойную кару, или, как невинный, заслужу право пользоваться вместе с вами милостью нашего господина короля. Кто и когда был сначала по закону осуждён, а затем только обвинён в каком-либо преступлении? Я ещё не знаю, в каком преступлении меня обвиняют, а мне уже вынесли самое суровое наказание, словно я уличён во множестве преступлений. Если же кто-то обвинит меня в том, будто я был и являюсь неверным по отношению к моему господину, тот солжёт не меньше, чем тот, кто сказал Господу: «В тебе демон» ¹¹³. Итак, милостиво обсудите это с нашим господином, и убедите его вспомнить, что он король, и растолкуйте ему, что означает само слово «король». Пусть ваша мудрость соизволит также поразмыслить вместе с ним над тем, сколь велико преступление разорять церковное имущество, осквернять и сжигать сами церкви; если он согласится с тем, что это преступление и даже очень большое, то докажите, что вы верны нашему господину: отзовите его от несправедливости, спасите его душу от геенны огненной, чтобы, в то время как он незаконно разрушает внешнее добро святых, он, по праву лишённый милости святых, не потерял также внутренних благ. Пусть ваша мудрость также вспомнит, что апостол грозит смертью не только совершившим достойное смерти, но и соглашающимся» ¹¹⁴.

50. Фридрих ¹¹⁵ же, достопочтенный епископ Мюнстера, поскольку был родом из наших краёв и являлся некогда каноником Магдебургской церкви, отправил архиепископу Магдебургскому письмо, в котором увещевал его, как верный [сын] земли, в которой рождён, чтобы он всеми возможными способами постарался заключить с королём мир. В ответ на это архиепископ Магдебургский отправил следующее письмо:

51. ¹¹⁶ «Святейшему священнослужителю Божьему Ф. Вернер, недостойный зваться [епископом], шлёт смиренное чувство братского служения. Хоть я настолько полон той скорби, которую породило новое мучение, что в глубинах моего сердца невозможно найти место для какой-либо радости, всё же, когда я получил ваше утешительное письмо, то сдержал немало слёз горя, ибо обрёл для сердца некоторое облегчение, увидев, что хоть один брат сострадает мне братской скорбью. Я возрадовался бы ещё большей радостью, если бы увидел, что вы принимаете во внимание как наше мучение, которое мы испытали, так и нашу невиновность, или можете помочь мне воплотить в жизнь тот совет, который вы мне даёте о необходимости заключения мира. Ибо какое наше преступление предшествовало тому, что наша земля опустошается огнём и мечом нашим королём и всеми князьями королевства, особенно же, нашими собратьями епископами? А если такое и было, то на каком соборе священников, на каком сейме князей о нём было открыто объявлено? Когда мы, будучи вызваны, отказывались прийти для дачи удовлетворения? Кто нас обвинил и кто доказал нашу вину? Более того, когда мы узнали, что гнев нашего господина короля возгорелся на нас, хоть и без всякой причины, мы в письмах и на словах смиренно умоляли каждого из князей, священников и мирян, чтобы нам предоставили возможности прийти к ним, дабы нас либо осудили по их приговору как виновных, либо отпустили с миром и милостью нашего господина как безвинных. Когда мы увидели, что это нам не помогло, мы, как смиренные рабы, неоднократно снаряжали посольство к самого нашему господину, умоляя, чтобы он либо открыто осудил нас по приговору князей как уличённых в преступлении, либо одарил сладостью своей милости как безвинных. Вот за какую вину этот свирепый разоритель вторгся в нашу землю и почти полностью опустошил её огнём и мечом. Если бы в этом войске были одни миряне, то они, возможно, и пощадили бы церкви и церковное имущество. Ныне же, поскольку там было очень много священников, они не пощадили ничего из священной утвари; более того, они видели, что церкви, которые освящали они сами, или их братья, горели в безбожном огне, но не мешали этому. Так что же было делать тогда мирянам, когда они видели, что епископы согласны с тем, чтобы они делали подобное, и даже побуждают их к этому? Но, поскольку это уже сделано, пусть мы наказаны сверх меры до того, как были каким-то образом уличены в каком-либо преступлении, пусть мы безвинно разорены огнём и мечом теми, кому следовало был бы нас защищать и при явном преступлении, мы всё же принимаем совет вашей милости по поводу заключения мира, если увидим, что его можно будет добиться без большого для нас ущерба. Пусть князья тех краёв придёт в какое-нибудь место, где мы могли бы безопасно встретиться, и наставит нас своей мудростью, что нам теперь делать; всё, что им будет угодно, будет дружно исполнено с нашего согласия, только бы это не повредило нам и нашим потомкам. Если ваша святость, взяв на себя этот благочестивый труд, доведёт его до конца, то вместе с небесной наградой всегда будет иметь во всех нас верных друзей».

52. В это же время всемогущий Бог проявил великое милосердие к городу Магдебургу благодаря заслугам святых, которые имеются там в большом количестве, и так чудесно защитил и сам город, и всю эту епархию от жестокого вторжения короля, что никто, узнав об этом, не мог сомневаться в том, что этот город тогда остался цел именно благодаря заслугам его святых. Ибо некоей служительнице Божьей ¹¹⁷ было перед самой битвой открыто в видении, что если голова св. Себастьяна, которая с большим почтением хранится в этом городе, будет обнесена вокруг границ епархии, то никто из врагов не сможет вступить в эти границы. Когда она рассказала это Мейнфриду ¹¹⁸, бургграфу этого города, а бургграф, прежде чем идти на войну, в нашем присутствии сообщил об этом нашему архиепископу, мы уже после битвы велели обнести эту голову вокруг всех наших границ, до того как придёт король. По самому исходу событий мы узнали, что так всё и было, как предсказывала служительница Божья. Ибо где бы король ни подступал к этим границам, он всюду, устрашённый по Божьей воле, возвращался назад, и нигде не вступил в эту епархию.

53. Но, когда король в сопровождении войска ¹¹⁹ пришёл в Гослар и был там с триумфальной славой принят некоторыми нашими епископами, то спросил у своих друзей, что ему теперь следует делать, и едва смог найти то, что ему было выгодно. Ибо совет, который ему давали почти все, чтобы он возблагодарил Бога за свою победу и, как христианский король, вернул саксам мир и свою милость, он не принял; а то, что он только и хотел, а именно, тут же подчинить всех своему рабству, в данный момент исполнить не мог. Ибо, с одной стороны, он не в силах был захватить всех князей, поскольку они рассеялись по разным местам ¹²⁰, а с другой стороны, не мог долго оставаться с войском в этой земле, ибо голод в этом году был для нас тогда весьма полезен, и в июле месяце хлеб ещё не созрел; а без войска оставаться в Саксонии он считал тогда небезопасным. Итак, он ушёл со всем войском и, как и прежде, оставил Саксонию в неопределённости. И вот, после того как он удалился, саксы вновь собрались и со смиренным благоговением восславили Бога за то, что Он, милосердно их обуздав, всё же не дал совершено их уничтожить, и призывали друг друга единодушно и всеми силами сражаться за свою свободу. Он решили, что Божье милосердие не совсем их покинуло, ибо они, побитые с отцовской любовью, получили после ухода короля подходящее время для восстановления своей силы.

54. Между тем, король вновь собрал всё войско, чтобы, вступив в октябре месяце ¹²¹ в Саксонию, уничтожить хлеба, которые он видел в июле на полях в большом количестве, либо употребив их в пищу, либо предав огню, а весь народ либо в случае его мятежа предать мечу, либо в случае смирения подчинить вечному рабству. В свою очередь саксы, ставшие уже мудрыми из-за великой опасности, пришли с не меньшим войском, намереваясь уже не обращаться в бегство, как прежде, но храбро сражаться за свою свободу, так чтобы либо прочно удержать её с Божьей помощью, либо потерять вместе с самой жизнью. Итак, оба войска встретились в месте, что зовётся Эбра ¹²², и были далеки друг от друга не местом, но духом. Всё же королевское войско не было готово к битве так, как прежде, ибо на деле узнало, что саксы отнюдь не неженки, как им говорили; кроме того, значительная часть из прежнего состава отсутствовала. Ибо герцоги Бертольд и Рудольф, после того как вернулись из предыдущей битвы, были подвигнуты к раскаянию Божьей милостью, прилюдно постились ради страха Божьего во время 40-дневного поста и дали Богу обет никогда более не сражаться за короля против невинности саксов. Тогда же они послали к саксам; обменявшись гарантиями безопасности, князья той и другой стороны встретились для тайного совещания. Там они со всей верностью обещали нашим, что в случае, если они окажут королю честь добровольной сдачей, то и вся Саксония будет пребывать в мире и покое, и для них самих плен не будет ни долгим, ни тяжким. Мы также узнали из слухов, что король дал клятву своим князьям, что если они совершат это к его чести, то в самом начале ноября он отпустит их всех домой с миром и своей милостью. Итак, все наши епископы, герцоги, графы и прочая знать, получив от них честное слово, добровольно сдались королевской власти ¹²³ и приказали всему своему крайне опечаленному народу возвращаться на родину.

55. Итак, распределив наших князей по местам заключения, король, распустив войско, с великой славой вступил в Саксонию и с ещё большей славой был принят теми, которые оставались дома ¹²⁴. Ибо они надеялись, что он, как и обещал, придёт с миром и милостью и предаст вечному забвению все свои обиды. А тот, забыв свои обещания, не стал смиренно воздавать Богу достойную похвалу за победу, которую так легко одержал, и не верил, что когда-нибудь лишится той славы, которой тогда обладал. Ведь если бы он тогда смиренно подчинился царю царей и проявил к побеждённым милосердие Божье, то заставил бы бояться себя и любить не только саксов, которых он победил, но и все народы, которыми повелевал, и донёс бы слух о своей славе даже до тех народов, которые ему не подчинялись, и всем пришлось бы его славить. Но, поскольку он, не оставив прежней жестокости, заботился лишь о том, чтобы его боялись, а не любили, то он не приобрёл себе ни верности саксов, ни преданности прочих народов своего королевства, и погубил великую славу у иноземных народов, которую вполне мог бы иметь. Ибо к друзьям он был не менее жесток, чем к врагам, разве что прежде проявлял жестокость к друзьям, чтобы враги на основании этого поняли, на что им следует надеяться в будущем.

56. Одним словом, он прежде всего захватил владения маркграфа Экберта ¹²⁵, который никогда не оказывал помощи саксам, но всей душой поддерживал короля, как своего близкого родственника, и пожаловал их Ульриху ¹²⁶, одному из своих советников. Этот Ульрих был родом из Годесхайма и, поскольку совершенно отринул страх Божий, имел прозвище «Годесхац» ¹²⁷; ибо воистину из ненависти к Богу случилось, что он приобрёл доверие короля и вертел королём как хотел. Затем он пожаловал своим придворным земли наших пленников, которые в целости должны были остаться за ними, если бы те были верны и честны, и солгал во всём, что обещал доброго в отношении нас своим князьям. Тогда же города, крепости и любые укрепления, которыми всё ещё располагала Саксония, он поручил своим сторонникам и повелел им совершать насилие по всей стране.

57. Праздник Рождества Господнего, когда начался 1076 год от воплощения Господнего, он, призвав к себе епископов своей партии, праздновал в Госларе отнюдь не с праздничным настроением, ибо решил осквернить этот праздник, с которого началось спасение человечества, нечестивым убийством Отто; но Христос чудесным образом спас его в честь своего рождества на основании той же милости, благодаря которой Бог в это же время решил стать человеком для спасения рода человеческого. Ибо король поручил стеречь этого герцога Роберту, епископу Бамбергскому ¹²⁸, а епископ передал его для охраны в какой-то крепости своим рыцарям, пока сам он находился при дворе короля. Король послал туда без ведома епископа гонца и велел привести герцога к себе; причём они должны были, изменив распорядок дня, скакать по ночам, а днём отдыхать вместо ночей. Когда Отто, безоружный, пришёл посреди ночи в Гослар в сопровождении четырёх вооружённых людей и те прямо через двор хотели направиться в лес, тогда он впервые понял, что им приказано тайно убить его в лесу. Итак, он просит их разрешить ему помолиться в монастыре. Когда ему было в этом отказано, он внезапно схватил за рукоятку меч одного из них и с обнажённым лезвием вопреки их воле прорвался к спальне епископа, своего стража; с сильным шумом разбудив епископа, он рассказал ему о том, что с ним приключилось, и умолял спасти его от неминуемой смерти. Когда об этом стало известно по всему городу, король не посмел убить его, как хотел, но разрешил свободно являться ко двору, когда он сам того пожелает. Но Отто, как человек умный во всех отношениях, стал часто являться в королевский совет и своей мудростью за короткое время добился того, что все дела, касающиеся королевской чести, король решал главным образом по его совету. Короче говоря, тот, кто совсем недавно был его злейшим врагом, нынче стал его самым доверенным советником ¹²⁹.

58. Мы же, когда узнали, что те князья, которые держали наших под стражей, находятся в Госларе, направили им письма с просьбами об освобождении наших князей: каждый город и провинция об освобождении своего епископа или князя. Из них мне угодно привести здесь только одно письмо.

59. ¹³⁰ «Господину Удо ¹³¹, святейшему пастырю священных овец Христовых, духовенство и народ Магдебургской церкви, шлют вернейшее благоговение тела и души. То, что мы по-дружески искали знакомства и милости столь славного мужа, не оказав до сих пор никакой услуги с нашей стороны, заставляет нас сурово порицать самих себя и тем более краснеть от того, что мы не сделались известными вам какой-нибудь нашей службой, тогда как незаслуженно получили такое утешение вашей милости во многих наших мучениях. Ибо из всех мучений, либо тех, которые длительный опыт уже научил нас терпеливо переносить, либо тех, которые необычны из-за своей новизны и потому тем более тяжки для нас, ни одно не угнетает нас так тяжко, как то, что нам из-за столь тяжкого бедствия длительного плена случилось лишиться нашего господина архиепископа, вернее, благочестивейшего отца, особенно в эти бурные времена, когда он нам сильно нужен. Однако, поскольку, как мы узнали из его послания, он пользуется искренним человеколюбием со стороны вашей милости, так что не угнетён болью по поводу плена, но, как сам признаётся, отдыхает благодаря вашей искренней прелести от трудов, от которых сильно устал, мы, охотно забыв обо всех бедах, которые терпим, считаем, что горести членов, даже если они велики, ничто, если мы знаем, что голова наша радуется. Итак, все мы разом со смиренным сердцем припадаем к ногам вашей светлости и приносим вашей милости величайшую благодарность, ибо в то время как эту заботу, которая особенно нас угнетает, вы облегчили вашей милостью, велите отдать ветрам и прочие наши волнения и сбросить их в Критское море ¹³². Если же ваша светлость при помощи Божьей милости доставит нам ещё большую радость и своими просьбами, а также просьбами своих людей поможет нашему господину поскорее вернуться к себе домой, то вы никогда не раскаетесь, что оказали нам прежние благодеяния, в то время как в лице нашего господина будете иметь всегда готового ко всему друга, а в лице нас всех не менее преданных и покорных слуг, чем ваше собственное духовенство и народ. Если ваше высочество захочет взяться за это дело с тем рвением, на какое мы надеемся, то мы верим, что этого можно будет добиться без особого труда, ибо мы уверены, что он содержится в плену безвинно и что только благо его церкви было причиной его сдачи. Итак, пусть всемогущий Бог долго хранит вас, утешение своей церкви, в этой жизни, а после этой жизни дарует вам семикратную награду блаженной жизни. Прощайте».

60. Итак, когда король занял гарнизонами своих верных города и все укрепления в Саксонии и полагал, что уже ничто не мешает ему делать в Саксонии всё, что он хочет, он в середине 40-дневного поста ¹³³ ушёл от нас, уведя с собой многих заложников и оставив у нас тех, которые должны были взимать налоги с наших земель. Когда он вступил в свои земли и его герцоги и прочие, которые храбро сражались в битве, ожидали триумфальных подарков, он приготовился дать им в награду за доблесть дар, который обычно жаловал почти всем своим верным; скорбя, что в битве не пали ещё некоторые из князей, как он хотел бы, он задумал посредством жестокости отнять у них жизнь, которую они по его мнению сохранили посредством бездеятельности. Ибо, чтобы быть одним господином для всех, он желал, чтобы ни один из господ не жил в его королевстве. Итак, вместе с тремя очень сильными и вооружёнными мужами он вошёл посреди ночи в некий заброшенный дом и тайно ввёл туда одного из вассалов герцога Рудольфа ¹³⁴. Тот, увидев мечи, испугался, ибо ему некуда было бежать. Но, когда король осыпал его множеством обещаний, если он убьёт герцога Рудольфа, как только представится случай, тот, будто радуясь, не из стремления к обещанному, но из страха перед угрожающими мечами, обещал это сделать и подтвердил клятвой своё обещание. С наступлением утра, когда герцог, выслушав от короля множество похвал за доблесть и верность, уходил, отпущенный с большой любезностью, тот, схватив оружие, быстро последовал за ним и, прорываясь сквозь толпу с протянутым копьём, громким голосом пригрозил убить герцога. Окружённый вассалами, он на вопрос о причине угроз по порядку рассказал обо всём, что произошло ночью, и, бросив оружие, сообщил самому герцогу, в чём он поклялся и какая сила принудила его к этому.

61. В другой раз, когда этот же герцог должен был вести за руку королеву из монастыря, король велел одному лучнику, чтобы он поразил его стрелой возле самой королевы. Но вышеназванный герцог, предупреждённый этим лучником, найдя какой-то предлог, поспешно ушёл от неё.

62. В третий раз, когда в спальне короля обсуждались какие-то дела и герцог принимал участие в этих делах с немногими из своих людей, ему сообщили, что двое королевских слуг с обнажёнными мечами встали у двери, чтобы с обеих сторон поразить герцога при выходе. Итак, он тайно велел своим людям прийти со спрятанными мечами и некоторым из них велел войти в спальню, а большинству стоять у ворот. Когда всё было устроено так, как он приказал, он, подойдя со своими людьми к двери, сказал: «Таких привратников, господин король, я не хотел бы видеть ни теперь в вашей спальне, ни когда-либо ещё в будущем». Сказав это, он ушёл в страшном гневе и сказал, что никогда больше не придёт ко двору короля, что и исполнил.

63. Такой же или подобной хитростью он пытался погубить также герцога Бертольда ¹³⁵, ибо эти двое более всего, казалось, мешали его злобе. Но что я упоминаю о его жестокости в отношении этих двух, когда мог бы сказать, что никто из князей не был в безопасности от подобного риска? Ведь однажды, в то время как он со своим прихлебателями находился в спальне, а епископы и прочие князья стояли на страже в прихожей, он, как говорят, сказал тем, которые были товарищами и приверженцами его злобы: «Вот те, которые владеют богатствами моего королевства, а меня и всех моих людей оставили в бедности. Если бы вычеркнуть их из жизни, то я и все мои приближённые быстро могли бы стать богачами. Поэтому, если вы мужчины и жаждете иметь богатства, вооружённые храбро нападите нынче на безоружных и возьмите всё, чем они владеют!». А у него в спальне всегда было много секир, блиставших широким лезвием, которым не могли противостоять ни щит, ни шлем, будь они какой угодно крепости. И если бы Анно, епископ Кёльнский, не был загодя предупреждён одним из тех, кто вместе с прочими должен был совершить это преступление, в тот день было бы совершено ужасное злодеяние.

64. Однако, мне хотелось бы немного вернуться назад. Как только наши князья сдались в плен, король велел закрыть все тропы, которые ведут через горы в Италию, и перекрыть туда путь всякому человеку, чтобы правда об этих событиях не дошла до папы ¹³⁶ раньше, чем он сам через послов привлечёт папу на свою сторону. Затем он отправил к римскому понтифику послов, которые должны были сообщить ему, что, мол, епископы Саксонии, забыв о своём чине, вступили против него в битву, и просить его отрешить их от священного сана как неверных, вероломных и зачинщиков гражданской войны, чтобы он поставил на их место таких, которые управляли бы церковью в мире. Однако молва опередила королевских послов к папе и донесла до него всю правду о случившихся событиях. Итак, папа послал королю письмо, в котором упрекал его во многих других преступлениях и умолял отпустить из плена епископов, возвратить им их церкви и полностью восстановленное имущество, и после этого в таком месте, куда смог бы явиться папа, созвать собор, на котором этих епископов следовало бы либо лишить епископского сана, если они это заслужили, либо принести им канонические извинения за обиды, которые они претерпели. И пригрозил, что если король не захочет быть послушным в этих священных канонах и не пожелает прогнать от себя отлучённых, он отсечёт его от единства святой матери церкви мечом анафемы словно гнилой член. Получив это послание, истинность которого подтвердили по прибытии те его люди, которых он посылал к папе, король сильно опечалился, ибо не нашёл в апостольской должности поддержки в отношении своей злобы, как надеялся ¹³⁷.

65. Итак, король прибыл вместе со своими дурными советниками в Вормс и начал советоваться с ними по одному или по двое, как ему достойно ответить на оскорбление, которое, как все слышали, нанёс ему римский понтифик, пригрозив отлучить его от церкви, ибо подобное было неслыханно во все времена. Когда они долго обсуждали многое и многими способами, наконец, некоторые из них сочли наилучшим провести собор епископов, чтобы с общего согласия осудить папу, как виновного в симонии, и чтобы король, низложив его, поставил на его место одного из своих друзей, который бы с готовностью исполнял всё, что было угодно королю. Итак, приняв и утвердив этот совет, он велел всем своим епископам собраться и вынудил их отказать Гильдебранду, который называется римским понтификом, но не является таковым, в подчинении и послушании ¹³⁸; чтобы впоследствии никто из них не мог от этого отказаться, он заставил каждого из них на отдельных грамотах, указав выше своё имя, собственноручно написать отречение от Гильдебранда следующим образом: «Я, такой-то, епископ города такого-то, с этого часа и в дальнейшем отказываю Гильдебранду в подчинении и послушании и не буду впредь ни называть, ни считать его папой». Немногие сделали это от чистого сердца: лишь те, которые и были авторами этого совета; большинство же написали письма об отречении под страхом смерти; то, что они сделали это вопреки своей воле, они доказали тем, что как только им была дана возможность, они тут же направили папе смиренные и покаянные письма и признали себя виновными перед ним, но приводили в качестве оправдания необходимость. Затем король разослал письма по всей Италии, склоняя князей этой страны на сторону своей партии большими подарками и ещё большими обещаниями. Итак, в то время как наши епископы отреклись только письменно, а те отреклись даже посредством клятвы, король также подкупил деньгами очень многих римлян и в следующем письме умолял их сбросить Гильдебранда с апостольского престола. Он также направил этому папе полное оскорблений письмо, в котором, угрожая, приказывал папе поскорее оставить апостольское имя и престол. Вот образец этого письма:

66 ¹³⁹. «Генрих, милостью Божьей король, посылает духовенству и народу всей святой римской церкви милость и желает им блага и всяческого добра. Только та верность считается прочной и нерушимой, которая всегда и в равной мере сохраняется как в присутствии, так и в отсутствии [господина] и которая не изменяется ни из-за продолжительного отсутствия того, кому ею обязаны, ни от пресыщения долгого времени. То, что вы сохраняете по отношению к нам именно такую верность, мы знаем и благодарим вас за это, и просим, чтобы вы упорствовали в ней, а именно, чтобы вы непрерывно, как вы и делаете, были друзьями наших друзей и врагами наших врагов. К последним мы причисляем монаха Гильдебранда и призываем вас быть его врагами, ибо мы выяснили, что он – захватчик и гонитель церкви, строящий козни против римского государства и нашего королевства, как легко можно понять из следующего написанного нами ему письма.

«Генрих, милостью Божьей король, Гильдебранду. Хотя до сих пор я ожидал от тебя того, что приличествует отцу, и оказывал тебе послушание во всём к большому неудовольствию наших верных, я получил от тебя такое возмездие, какого следовало бы ожидать лишь от того, кто является злейшим врагом нашей жизни и королевства. Ибо, после того как ты сперва с высокомерной дерзостью похитил всё наследственное достоинство, которое мне полагалось от этого престола, ты пошёл ещё дальше и попытался ещё худшими ухищрениями отвратить от меня Итальянское королевство. Но, не довольствуясь этим, ты не побоялся поднять руку ¹⁴⁰ на самых уважаемых епископов, которые едины с нами, как самые дорогие [наши] члены, и вопреки божескому и человеческому праву, как сами они говорят, тревожил их надменнейшими обидами и жесточайшими оскорблениями. Поскольку я с некоторым терпением оставлял всё это без внимания, ты, сочтя это не терпением, но слабостью, дерзнул восстать против самой головы, передав мне поручение, которое тебе прекрасно известно, а именно, используя твои же слова, что ты или умрёшь, или лишишь меня души и королевства. Это неслыханное оскорбление я решил покарать не словами, но делом, и провёл генеральное собрание всех князей королевства по их собственной просьбе. Там, после того как всё, о чём до сих пор из страха и уважения умалчивалось, было доведено до общественности, на основании истинных уверений тех, чьи имена ты услышишь из их собственных писем, было открыто объявлено, что ты никоим образом не можешь более оставаться на апостольском престоле. Поскольку их решение кажется мне справедливым и достойным одобрения перед Богом и людьми, я также присоединяюсь к нему, отказываю тебе во всяком праве на папскую власть, которой ты, как кажется, обладаешь, и приказываю тебе сойти с престола города, патрициат которого причитается мне по милости Божьей и с клятвенного согласия римлян».

Таково содержание нашего письма к монаху Гильдебранду. Мы написали его для вас с той целью, чтобы наша воля была вам известна и нам, вернее Богу и нам, повиновалась ваша любовь. Итак, восстаньте же против него, о вернейшие, и тот, кто первый из вас в верности, пусть будет первым и в его осуждении. Мы не говорим, однако, чтобы вы пролили его кровь, – ибо жизнь после низложения будет ему куда большим наказанием, чем смерть, – но требуем лишь, чтобы вы вынудили его уйти, если он не захочет отречься, и приняли на апостольский престол другого, избранного нами по вашему совету и общему решению всех епископов, который бы и хотел, и мог исцелить те раны, которые этот нанёс в церкви».

67. ¹⁴¹ «Генрих, не насилием, но благочестивым промыслом Божьим король, Гильдебранду, уже не папе, но лжемонаху. Такое приветствие ты заслужил за произведённое тобою смущение, ибо ты не оставил в церкви без внимания ни одного чина, который не сделал бы причастным к смущению, а не к чести, к проклятию, а не к благословению. Но, чтобы сказать о многом немногое и самое главное, укажем, что правителей святой церкви, а именно, архиепископов, епископов и священников, ты не только не побоялся коснуться как помазанников Господних ¹⁴², но попирал их своими ногами, как рабов, не ведающих воли господина ¹⁴³, и, попирая их, добывал одобрение из уст черни. Ты полагал, что все не знают ничего и только ты один знаешь всё. Но и этим знанием ты старался пользоваться не для созидания, но для разрушения ¹⁴⁴, так что мы по праву полагаем, что блаженный Григорий, чьё имя ты себе присвоил, именно о тебе сказал следующее пророчество: «От обилия подданных душа прелата зачастую возносится, и он начинает думать, что знает больше всех, когда видит, что больше всех может» ¹⁴⁵. Всё это мы терпели, пока стремились сохранить честь апостольского престола. Но ты наше смирение принял за страх и потому не побоялся восстать против самой королевской власти, данной нам Богом; ты осмелился угрожать лишить нас её, будто именно от тебя мы получили царство, будто царство и империя в твоей руке, а не в Божьей, и будто не Господь наш Иисус Христос призвал нас к царству, а тебя к священству. Ведь ты взобрался на верх по следующим ступеням: хитростью, которая противна монашескому исповеданию ¹⁴⁶, ты добыл деньги, деньгами – расположение, расположением – меч, а с помощью меча занял престол мира и с этого престола мира прогнал всякий мир: ты вооружил подданных против прелатов, в то время как наших епископов, призванных Богом, ты, сам не призванный, учил презирать, в то время как их служебные обязанности ты через головы священников присвоил мирянам, чтобы те низлагали и осуждали людей, которые принимают тех, кто им дан рукой Господней посредством возложения рук епископов в качестве наставников. Ты коснулся также меня, который, хоть и недостойный среди помазанников, помазан на царство, меня, которого, как учит предание святых отцов, может судить только Бог и которого, как уверяет предание, нельзя низлагать ни за какие преступления, разве только я отступлю от веры, от чего да избавит меня Бог, когда даже Юлиана Отступника ¹⁴⁷ мудрость святых отцов предоставила судить и низложить не себе, но одному Богу. Также сам истинный папа, блаженный Пётр восклицает: «Бога бойтесь, царя чтите!» ¹⁴⁸. Ты же, поскольку не боишься Бога, бесчестишь меня, поставленного Им. Поэтому блаженный Павел, который не пощадил бы и ангела на небе, если бы он стал проповедовать иное, не сделает исключение и для тебя, который учит иному на земле. Ибо он говорит: «Если бы кто-либо, или я, или даже ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» ¹⁴⁹. Итак, ты, преданный анафеме и осуждённый приговором нашим и всех наших епископов, сойди и оставь захваченный апостольский престол! Пусть другой взойдёт на трон блаженного Петра, который не будет прикрывать благочестием насилие, но будет учить спасительному учению блаженного Петра. Я, Генрих, Божьей милостью король, со всеми епископами нашими говорим тебе: «Сойди, сойди!».

68. Когда эти письма были доставлены господину папе, руководившему в Латеранской базилике священным собором, и открыто зачитаны перед собором ¹⁵⁰, в церкви поднялось такое возмущение, что посол ¹⁵¹ был бы разорван на куски и погиб жалкой смертью, если бы он не нашёл защиту среди ног папы. На следующий день папа объявил перед этим собором, сколько раз и с какой кротостью он упрекал короля в страшных преступлениях, с какой любезностью просил его и апостольской властью приказывал отпустить из плена епископов, и какую горечь гордыни получил в ответ на отеческую обходительность. Затем, после того как все закричали, что подобное оскорбление не должно остаться безнаказанным, он по совету и с согласия всех присутствующих соборным приговором осудил Генриха и, лишив его королевского титула и достоинства, поразил мечом анафемы; и отправил в Германское королевство письма, образец которых мне хотелось бы здесь привести:

69 ¹⁵². «Епископ Григорий, раб рабов Божьих, всем, которые желают числиться среди овец, которых Христос поручил блаженному Петру ¹⁵³, шлёт привет и апостольское благословение. Вы слышали, братья, о новой и неслыханной дерзости, вы слышали о преступной болтовне и наглости раскольников, поносящих имя Господне в лице блаженного Петра, вы слышали о гордыне, поднявшейся до поношения и оскорбления святого апостольского престола, какую вашим отцам не доводилось ни видеть, ни слышать, и какая, как учит Писание, никогда не исходила ни от язычников, ни от еретиков. Но, даже если когда-либо после основания церкви и распространения веры Христовой и был пример этого зла, всё равно всем верующим следует горевать и стонать по поводу такого пренебрежения и попирания ногами папской, или, вернее, божественной власти. Поэтому, если вы верите, что ключи от царствия небесного переданы Господом нашим Иисусом Христом блаженному Петру ¹⁵⁴ и хотите, чтобы его рукой открылся вам свободный вход к радостям вечной жизни ¹⁵⁵, то должны понимать, какую глубокую боль вы должны ныне испытывать из-за нанесённого ему оскорбления. Ибо, если здесь, где посредством различных испытаний проверяются ваша вера и ваши сердца, вы не будете участвовать в страданиях, то вне всякого сомнения не будете достойны участвовать и в будущем утешении ¹⁵⁶ и получить, как сыны царствия небесного, корону и славу. Итак, мы просим вашу милость стараться упорно взывать к Божьему милосердию, чтобы оно или обратило сердца нечестивцев к покаянию, или, обуздав их безбожные планы, показало, насколько глупы и неразумны те, которые пытаются сокрушить основанную Христом скалу и нарушить Божьи привилегии.

70 ¹⁵⁷. «О блаженный Пётр, князь апостолов, склони, просим тебя, благочестивый слух свой к нам и услышь меня ¹⁵⁸, раба твоего, которого с детства ты опекал и вплоть до сего дня вырывал из рук врагов ¹⁵⁹, которые ненавидели и ненавидят меня за верность тебе. Ты, а также госпожа моя, Матерь Божья, и блаженный Павел, брат твой, свидетели мне среди всех святых, что твоя святая римская церковь вопреки моей воле привлекла меня к управлению ею и думал я вовсе не о разбое ¹⁶⁰, когда всходил на престол твой, но скорее хотел окончить жизнь мою в странствии, чем захватить твоё место ради славы мира и светских наклонностей. Поэтому я верю, что именно по твоей милости, а не из-за моих трудов ¹⁶¹ тебе было угодно и угодно ныне, чтобы христианский народ, особо тебе вверенный, был мне послушен в особенности ради твоей, доверенной мне должности, и мне твоей милостью дана Богом власть вязать и разрешать на небе и на земле ¹⁶². Итак, опираясь на эту уверенность, я ради чести и защиты твоей церкви со стороны всемогущего Бога Отца и Сына и Святого Духа твоей властью и авторитетом запрещаю королю Генриху, сыну императора Генриха, который с неслыханной гордыней восстал против твоей церкви, осуществлять управление всем королевством Германии и Италии, разрешаю всех христиан от уз присяги, которую они давали ему или ещё только дадут, и запрещаю кому бы то ни было служить ему, как королю. Ибо достойно, чтобы тот, кто старается нанести ущерб чести твоей церкви, сам был лишён чести, которую, как казалось, имел. Поскольку он, как христианин, презрел послушание, не вернулся к Богу, которого оставил, вступил в общение с отлучёнными, сотворил много зла, отвергнул мои увещевания, которые я посылал ему ради его же блага, чему ты сам свидетель, и откололся от твоей церкви, пытаясь её расколоть, то я твоей должностью связываю его узами анафемы, и так связываю его в надежде на тебя, чтобы народы знали и убедились, что ты – Пётр, и на твоём камне сын Бога живого построил свою церковь, и врата адовы не одержат над нею верх» ¹⁶³.

71 ¹⁶⁴. Затем, по прошествии малого времени господин папа, чтобы не считали, будто он отлучил короля скорее из-за боли по поводу своей обиды, нежели из рвения к справедливости, отправил в немецкие земли письмо, в котором свидетельствовал, что тот отлучён справедливо:

72 ¹⁶⁵. «Епископ Григорий, раб рабов Божьих, всем епископам, герцогам, графам и прочим верным христианам в Германском королевстве, защищающим веру, шлёт привет и апостольское благословение. Мы слышали, что некоторые из вас сомневаются в отлучении, которое мы наложили на короля, и вопрошают, справедливо ли он отлучён, исходил ли наш приговор из требований законного наказания и был ли он как следует обдуман. Поэтому мы, призвав в свидетели нашу совесть, постарались как можно более правдиво открыть глазам и мыслям всех людей, как мы были доведены до необходимости его отлучения, не столько для того, чтобы нашим криком донести до общественности отдельные причины, которые – увы! – слишком хорошо известны, сколько ради того, чтобы пойти навстречу мнению тех, которые полагают, будто мы извлекли духовный меч безрассудно и скорее по движению нашей души, нежели из страха Божьего и рвения к справедливости. Когда мы были ещё в звании дьякона и до нас дошла дурная и весьма нелестная молва о деяниях короля, мы, ввиду императорского достоинства и репутации его отца и матери, а также ради надежды и желания его исправления, часто увещевали его в письмах и через послов, чтобы он отошёл от своего нечестия и, вспомнив о своём знаменитом роде и достоинстве, украсил жизнь свою нравами, которые приличествуют королю и, если даст Бог, будущему императору. Когда же мы, пусть недостойные, вступили в должность понтифика, то, увидев, что вместе с возрастом ¹⁶⁶ выросли и его злодеяния, поняли, что всемогущий Бог тем строже будет требовать из наших рук его душу, чем большая свобода и власть были даны нам для его исправления, и тем более беспокойно стали призывать его к исправлению его жизни всеми способами: обличением, запрещением, увещеванием ¹⁶⁷. Хотя он часто посылал нам смиренные приветствия и письма, оправдываясь как возрастом, что слаб и ненадёжен, так и тем, что люди, в чьих руках был двор, постоянно дают ему дурные советы и склоняют ко злу, и обещал со дня на день с величайшей готовностью принять наши увещания, но лишь на словах, а на деле попирал их, умножая провинности. Между тем, некоторых из его приближенных, чьими советами и ухищрениями он, прельщённый деньгами, запятнал епископства и многие монастыри ересью симонии, ставя там волков вместо пастырей, мы призвали к покаянию, чтобы они вернули церковные имущества, которые приобрели святотатственной рукой посредством столь преступного торга, тем священным местам, которым те принадлежали, пока ещё была возможность исправления, а сами слезами раскаяния дали Богу удовлетворение за совершённое нечестие. Когда мы узнали, что они пренебрегают данным им для совершения этого сроком и упорствуют в обычном нечестии, то, как и следовало, отлучили их от общения и тела всей церкви, как святотатцев, слуг и членов дьявола, и увещевали короля, чтобы он удалил их из своего дома, из своего совета и от всякого общения, как отлучённых. Между тем, когда положение дел в Саксонии ухудшилось и король увидел, что мужи и вооружённые силы королевства хотят по большей части от него отпасть, он вновь отправил нам униженное письмо ¹⁶⁸, полное всяческого смирения, в котором признавал, что сильно виноват перед всемогущим Богом, блаженным Петром и нами, и просил, чтобы мы постарались нашей апостольской властью и предусмотрительностью исправить то, что по его вине было сделано в церковных делах вопреки канонам и установлениям святых отцов, и обещал нам в этом своё во всех отношениях послушание, согласие и верное содействие. То же самое он подтвердил впоследствии, принятый для покаяния нашими собратьями и легатами, Гумбертом ¹⁶⁹, епископом Пренесте, и Геральдом ¹⁷⁰, епископом Остии, которых мы послали к нему, и в их руках повторил эти обещания на священных столах, которые те носили на шее ¹⁷¹. Затем, через какое-то время, вступив в битву с саксами, он воздал Богу за победу, которую одержал, такую благодарность и такую жертву, что тут же нарушил обеты, которые дал по поводу своего исправления, и, не заботясь ни о чём из того, что обещал, вновь принял в свою дружбу и общение отлучённых, а церкви ввёл в то же расстройство, что и обычно. Поражённые из-за этого обстоятельства тяжкой болью, мы, хотя после презрения им благодеяний небесного царя у нас были отнята почти всякая надежда на его исправление, всё же решили ещё раз испытать его душу, желая, чтобы он лучше услышал апостольскую кротость, чем испытал на себе её строгость. Итак, мы послали ему увещевательное письмо ¹⁷², чтобы он вспомнил, что и кому обещал, и чтобы не думал, что может обмануть Бога, ибо чем дольше Его терпение, тем суровее гнев, когда Он начнёт вершить суд; чтобы он не лишал чести Бога, давшего ему честь, и не пытался простирать свою силу для презрения Бога и оскорбления папы, зная, что Бог противится гордым, а смиренным даёт благодать ¹⁷³. Кроме того, мы отправили к нему трёх благочестивых и во всяком случае верных ему мужей ¹⁷⁴, через которых мы втайне увещевали его принести покаяние в своих преступлениях, которые, жутко сказать, известны уже многим и слух о которых распространился во многих землях, и за которые его, согласно нормам божеских и человеческих законов, следовало не только отлучить от церкви вплоть до соответствующего покаяния, но и отрешить от всякой королевской должности без надежды на восстановление. Наконец, [мы заявили], что если он не удалит из своего окружения отлучённых, то мы не сможем приговорить или решить в отношении его ничего иного, как чтобы он, отлучённый от церкви, оставался в обществе отлучённых, ибо избрал иметь часть скорее с ними, чем с Христом. В самом деле, если бы он пожелал принять наши увещевания и исправить свою жизнь, то мы призывали и призываем Бога в свидетели, насколько мы обрадовались бы его спасению и славе и с какой любовью приняли бы его в лоно святой церкви, а именно, как того, кто поставлен правителем народа ¹⁷⁵ и, осуществляя управление обширнейшим королевством, должен быть защитником католического мира и справедливости. Однако, во что он ставил наши слова, писанные или отправленные через послов, говорят его дела. С досадой перенося тот факт, что его кто-то обличает и укоряет, он не только не мог быть отозван от совершённого к исправлению, но, охваченный ещё большей яростью из-за угрызений совести, не успокоился, пока не заставил почти всех епископов в Италии и тех, кого смог, в немецких землях отступить от веры Христовой, в то время как вынудил их отречься от положенного блаженному Петру и апостольскому престолу послушания и пожалованной Господом нашим Иисусом Христом чести. И вот, когда мы увидели, что его нечестие дошло до высшего предела, то по следующим причинам, а именно: во-первых, поскольку он не хотел отстать от общения с теми, которые за святотатство и обвинение в симонии были отлучены от церкви; во-вторых, за то, что он не хотел, не говорю принести, но даже обещать покаяние за преступные деяния своей жизни, нарушив то слово, которое дал в руках наших легатов; а также не побоялся разорвать тело Христово, то есть единство святой церкви; за эти, говорю я, провинности мы и отлучили его по приговору собора, чтобы либо иметь возможность суровостью, раз не смогли кротостью, с Божьей помощью призвать его на путь спасения, либо в случае, если он, не дай Бог, не устрашится этого сурового наказания, по крайней мере наша душа не поддалась опасности нерадения или страха. Итак, если кто-либо полагает, что этот приговор вынесен несправедливо и неразумно, если есть такой, кто не хочет разобраться в сути священных правил, пусть он побеседует об этом с нами и, терпеливо выслушав не нас, но то, чему учит Божья воля, то, что она утверждает, и то, что провозглашает согласный глас святых отцов, утешится. Мы, правда, не считаем, что кто-либо из верующих, который знает церковные установления, придерживается этого заблуждения, чтобы он, даже если и не смеет утверждать это открыто, по крайней мере в своём сердце не говорил, что это сделано справедливо; впрочем, если бы мы, от чего да избавит нас Бог, связали его такого рода узами по недостаточно важной или неосновательной причине, то и тогда, как утверждают святые отцы, приговором не следовало бы пренебрегать, но следовало бы со всем смирением добиваться его отмены. Вы же, возлюбленные, которые не захотели отступить от правды Божьей ни из страха перед королевским гневом, ни из-за какой-либо иной опасности, ни во что не ставящие глупость тех, которые уловятся во истребление за клятву и ложь ¹⁷⁶, стойте мужественно и укрепитесь в Господе ¹⁷⁷, зная, что вы защищаете часть Того, Кто есть непобедимый царь и великолепный победитель, который будет судить живых и мёртвых ¹⁷⁸ и воздаст каждому по делам его ¹⁷⁹. Во многократном воздаянии с Его стороны вы можете быть уверены, если будете до самого конца верно и непоколебимо упорствовать в Его истине. Поэтому мы непрестанно просим за вас Бога, чтобы Он дал вам силу укрепиться Духом Святым ¹⁸⁰ во имя Его, и обратил сердце короля ¹⁸¹ к покаянию, чтобы и он, наконец, понял, что мы и вы любим его гораздо сильнее тех, которые ныне потакают и следуют его неправдам. Если он, вдохновлённый Богом, захочет образумиться, то, что бы ни замыслил он против нас, он всегда найдёт нас готовыми принять его в святое общение, как то советует нам ваша любовь».

73. Позднее, чтобы ещё сильнее укрепить сделанное им отлучение, папа отправил в немецкие земли следующие письма ¹⁸²:

«Епископ Григорий, раб рабов Божьих, возлюбленному во Христе брату, епископу Х., шлёт привет и апостольское благословение. Мы знаем, что ты готов претерпеть труды и опасности ради защиты истины, и не сомневаемся, что это дар Бога, чья невыразимая милость и удивительная доброта проявляются в том, что Он никогда не позволяет своим избранным совершенно впасть в заблуждение, никогда не даёт полностью потрясти или ниспровергнуть их, ибо, подвергнув их во время гонения полезному испытанию, Он после некоторого смятения делает их ещё более сильными. Поскольку, как среди трусов страх лишает сил одного, чтобы он бежал позорнее прочих, так и среди храбрецов мужественное сердце воспламеняет другого, чтобы он действовал храбрее прочих и ещё более пылко бросался в бой: мы позаботились доверить это твоей любви голосом увещевания, чтобы ты находил тем большее удовольствие стоять в войске христианской религии среди первых, если не будешь сомневаться в том, они особо близки Богу и наиболее достойны. Ты просишь, что мы помогли и укрепили тебя нашими письмами ¹⁸³ против безумия тех, которые болтают нечестивыми устами, будто святой апостольский престол не имел права ни отлучать короля Генриха, человека, презревшего христианский закон, то есть разрушителя церквей и империи, зачинателя ересей и их сторонника, ни разрешать кого бы то ни было от клятвы верности ему; однако, это не кажется нам столь необходимым, ибо столь много и притом надёжнейших свидетельств этого дела можно найти на страницах священного писания. Ибо мы не верим, что те, которые в усугубление своего осуждения неразумно искажают и отрицают истину, не приспособят их к наглости своей защиты как по невежеству, так и из безрассудства крайнего отчаяния. И не удивительно; ибо осуждённым свойственно ради прикрытия своего нечестия пытаться защищаться подобным, ибо они считают за пустяк навлечь на себя погибель лжи. Однако, чтобы о многом сказать в немногих словах, кто не знает слов Господа и спасителя нашего Иисуса Христа, сказавшего в Евангелии: «Ты Пётр, и на сём камне я создам церковь мою, и врата ада не одолеют её. И дам тебе ключи царства небесного; а что свяжешь на земле, [то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле], то будет разрешено на небесах» ¹⁸⁴. Разве сделано здесь исключение для царей, или они не из числа овец Христовых, которых сын Божий поручил блаженному Петру? ¹⁸⁵ Кто, спрашиваю я, в этом всеобщем пожаловании вязать и разрешать считает себя исключённым из власти Петра? Разве что, вероятно, тот несчастный, который, не желая нести иго Господне ¹⁸⁶, подчиняет себя дьявольскому бремени и отказывается быть в числе овец Христовых. Однако, ему в обретении жалкой свободы не помогает и то, что он сбрасывает с гордой шеи власть Петра, дарованную тому свыше, ибо чем упорнее он отказывается из гордости нести её, тем тяжелее ему будет нести её в день суда к своему осуждению. Итак, это установление божественной воли, этот оплот церковного распорядка, эту привилегию, переданную небесным решением преимущественно князю апостолов Петру и утверждённую за ним, святые отцы приняли с великим почтением и сохранили, а святую римскую церковь как на генеральных соборах, так и в остальном, в письмах и своих деяниях называли всеобщей матерью; они приняли также как её наставления в утверждении веры и в обучении священной религии, так и её приговоры, согласившись и единым духом и единым голосом примирившись с тем, что все важнейшие дела и наиболее значительные беспокойства, а также приговоры всех церквей следует относить к ней, как к матери и главе ¹⁸⁷; на её решения не к кому апеллировать, приговоры её никто не должен и не может обсуждать или опровергать. Поэтому блаженный папа Геласий ¹⁸⁸, писав императору Анастасию ¹⁸⁹, опираясь на Божье слово, о том, что и как следует думать о первенстве святого и апостольского престола, наставлял его следующим образом: «Если верующим следует преклонять шеи перед всеми без исключения священниками, правильно трактующими священное, то разве не следует им оказывать ещё большее согласие епископу этого престола, которого Божья воля пожелала возвысить над всеми священниками и которого последующая любовь всей церкви непрерывно почитала? Из этого твоя мудрость очевидным образом видит, что никто и никогда не может всецело человеческим благоразумием сравниться с привилегией или исповеданием того, кого голос Христа возвысил над всеми и кого достопочтенная церковь всегда признавала и с благоговением признаёт своим главой». Также папа Юлий ¹⁹⁰, писав восточным епископам о власти этого святого и апостольского престола, говорит: «Не подобает вам, братья, выступать против святой римской и апостольской церкви и говорить о ней с иронией, ибо сам Господь наш Иисус Христос с уважением говорил о ней: «Ты Пётр, и на сём камне я создам церковь мою, и врата ада не одолеют её. И дам тебе ключи царства небесного» ¹⁹¹. Ибо имеет она власть, пожалованную ей особенной привилегией, открывать и закрывать врата царства небесного перед кем пожелает». Итак, тому, кому дана власть открывать и закрывать небеса, нельзя судить на земле? Да не бывать этому! Разве вы не помните, что говорит блаженный апостол Павел: «Разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более дела житейские?» ¹⁹². Также блаженный папа Григорий ¹⁹³ постановил отрешать от должности королей, которые дерзают нарушать декреты апостольского престола, написав некоему аббату Сенатору следующее: «Если кто-либо из королей, священников, судей и светских лиц, зная это наше установление, посмеет выступить против неё, то пусть знает, что он лишится своей власти и чести и предстанет перед судом Божьим по обвинению в совершённом нечестии; и, если он не возвратит того, что было им злодейски отнято, и не принесёт достойного покаяния за недозволенное деяние, то да будет он отлучён от святейшего тела и крови Господа искупителя нашего Иисуса Христа и да подвергнется суровой каре на вечном суде» ¹⁹⁴. Если уж блаженный Григорий, при всех обстоятельствах самый кроткий наставник, постановил не только низлагать, но и отлучать и осуждать на вечную погибель королей, которые нарушат его установления по поводу одного странноприимного дома, то кто упрекнёт нас за то, что мы низложили и отлучили Генриха, не только презревшего апостольские приговоры, но и поправшего саму мать-церковь, насколько она присутствует в нём, гнуснейшего грабителя и жесточайшего разрушителя церквей и всего королевства, если только он сам не подобен ему? Как учит блаженный Пётр, что мы узнали из его письма о рукоположении Климента, в котором он говорит: «Если кто-либо является другом тех, с кем он, – имея в виду Климента, – не разговаривает, то он – один из тех, которые хотят уничтожить церковь Божью; пусть телом своим он вроде бы и с нами, но умом и духом своим против нас; он – гораздо худший враг, чем те, которые находятся снаружи и являются открытыми врагами. Ибо он под личиной дружбы действует как враг, расстраивает и разоряет церковь». Итак, заметьте, возлюбленные, если Пётр столь сурово осуждает того, кто лишь поддерживает дружбу или беседу с теми, от которых папа отвернулся из-за их деяний, то с каким порицанием он осуждает того, от кого папа отвернулся из-за его деяний. Но, возвращаясь к теме, должна ли должность, изобретённая светскими и не ведающими Бога людьми, не подчиняться той должности, которую промысел всемогущего Бога изобрёл к своей чести и милосердно подарил миру? Как безусловно верят в то, что Его сын – и Бог, и человек, так же считается, что верховный священнослужитель – глава всех священников; он сидит по правую руку от Отца и всегда заступается за нас ¹⁹⁵; он презирает светское царство, которым кичатся сыны этого мира, и добровольно приходит к священству креста. Кто не знает, что короли и герцоги берут начало от тех, которые, не ведая Бога и подстрекаемые князем мира, то есть дьяволом, в слепой алчности и с нестерпимой дерзостью стремились господствовать над равными себе, то есть людьми, посредством высокомерия, грабежей, вероломства, убийств, наконец, почти всех преступлений. С кем правильнее было бы сравнить их, в то время как они стремятся склонить к своим ногам священников Господних, как не с тем, кто есть глава над всеми сынами гордыни ¹⁹⁶ и кто, испытывая самого верховного понтифика, главу священников, сына Всевышнего, и обещая ему все царства мира, говорит: «Всё это я дам тебе, если ты падёшь и поклонишься мне!» ¹⁹⁷. Кто сомневается в том, что священников Христовых следует считать отцами и наставниками царей, князей и всех верующих? Разве не считается жалким безумием, если сын пытается покорить себе отца, а ученик – наставника, чрезмерными обязательствами подчинить своей власти того, кто, как он сам верит, может вязать его и разрешать не только на земле, но и на небе? Это, как упоминает блаженный Григорий в отправленном императору Маврикию ¹⁹⁸ письме, очевидным образом понял император Константин Великий ¹⁹⁹, повелитель всех царей и князей почти всего круга земного; заняв на святом Никейском соборе ²⁰⁰ последнее после всех епископов место, он не дерзал выносить относительно их никаких судебных приговоров, но даже называл их богами и считал, что не они должны подлежать его суду, но он сам должен зависеть от их приговора ²⁰¹. Также названный папа Геласий, убеждая вышеназванного императора Анастасия не считать оскорблением доверенную его чувствам истину, прибавил: «Есть две власти, о император-август, которыми главным образом управляется этот мир: священная власть епископов и царская власть; в них бремя священников тем более тяжко, что они будут давать отчёт перед судом Божьим также и за самих царей людских». И через несколько строк продолжает: «Итак, теперь ты знаешь, что именно ты зависишь от их приговора, а не они должны нисходить к твоей воле». Опираясь на такие установления и такие авторитеты, очень многие понтифики отлучали от церкви то королей, то императоров. Так, если потребуется конкретный пример этого в особах правителей, то блаженный папа Иннокентий ²⁰² отлучил императора Аркадия ²⁰³ за то, что тот согласился с изгнанием Иоанна Златоуста с его престола. Также другой римский понтифик ²⁰⁴ отрешил от престола короля франков ²⁰⁵, причём не столько за его дурные деяния, сколько из-за того, что он не был достоин столь великой власти, и поставил на его место Пипина ²⁰⁶, отца императора Карла Великого ²⁰⁷, а всех французов разрешил от клятвы верности, которую они дали первому. То же на основании обычных полномочий часто делает святая церковь, когда освобождает вассалов от уз клятвы, которая была дана тем епископам, которые апостольской властью были сняты с епископской должности. И блаженный Амвросий ²⁰⁸, пусть святой, но епископ отнюдь не вселенской церкви, отлучил и изгнал из церкви императора Феодосия Великого ²⁰⁹ за провинность, которая другим священникам не казалась чересчур тяжкой ²¹⁰. Он также открывает в своих письмах, что золото не настолько дороже свинца, сколь духовная власть выше царской власти, написав в начале своего [письма] о пастырской должности следующее: «Честь и величие епископа, о братья, ни с чем не сравнимы. Если ты приведёшь для сравнения блеск королей и корону императоров, то они будут ещё ниже, чем если бы ты сравнил свинец с блеском золота, ибо ты сам видишь, что шеи королей и императоров склоняются к коленям священников, и они, целуя их правые руки, верят, что поддерживаются их молитвами». И через несколько строк: «Вы должны знать, братья, что всё это мы предпослали для того, чтобы показать, что в этом мире нет никого лучше священников, не найти никого выше епископов» ²¹¹. Тебе, о брат, следует также вспомнить, что экзорцисту ²¹², который поставлен как бы духовным императором для изгнания демонов, пожалована ещё большая власть, чем может быть дарована кому-либо из мирян ради светского владычества. Ведь над всеми королями и правителями земли, которые не живут благочестиво и не боятся в своих деяниях Бога, как следовало бы, – увы! – властвуют демоны и ввергают их в жалкое рабство. Ведь эти люди отнюдь не движимы любовью к Богу, как благочестивые священники, и не желают править во славу Божью и для пользы душ, но стремятся повелевать всеми, чтобы демонстрировать невыносимую гордыню и удовлетворять душевные прихоти. Блаженный Августин так говорит о них в первой книге «О христианском учении»: «Когда кто-либо стремится повелевать также теми, которые равны с ним по природе, то есть людьми, это совершенно невыносимая гордыня» ²¹³. Далее, экзорцисты, как мы сказали, имеют от Бога власть над демонами; насколько же больше она над теми, которые подчиняются демонам и суть члены демонов? Итак, если уже экзорцисты возвышаются над ними, то что говорить о священниках? Кроме того, всякий христианский король, подойдя к порогу жизни, чтобы избегнуть темницы адовой, чтобы выйти из мрака на свет, чтобы явиться на суд Божий избавленным от греховных уз, смиренно и униженно прибегает к услугам священника. Кто же, не только из священников, но и из мирян, находясь при смерти, обращается ради спасения своей души за помощью к земному царю? Кто же из королей или императоров может в силу вверенной ему должности святым крещением освободить кого-либо из христиан от дьявольской власти, ввести в число сыновей Божьих и укрепить святым елеем? И, что является главным в христианской религии, кто из них может собственными устами добыть тело и кровь Господни? Или кому из них дана власть вязать и разрешать на небе и на земле? Из этого очевидно следует, насколько большей властью отличается священный сан. Или кто из них может поставить какого-либо клирика в святой церкви? А тем более низложить его за какую-либо провинность? Ибо в церковных чинах большей властью считается право низлагать, а не рукополагать. Так, епископы могут рукополагать других епископов, но ни в коей мере не могут низлагать их без апостольского разрешения ²¹⁴. Итак, кто, или какой полуграмотный дилетант ещё сомневается, что священники стоят выше королей? Если короли за свои грехи подлежат суду священников, так кто же имеет больше прав их судить, как не римский понтифик? В конце концов было бы более соответствующим называть царями скорее любых добрых христиан, чем дурных правителей. Ибо первые ищут славы Божьей и деятельно управляют сами собой, а вторые ищут своего, а не того, что угодно Богу ²¹⁵, и, враги сами себе, угнетают других, как тираны. Эти – тела истинного царя Христа, а те – тела дьявола ²¹⁶. Эти повелевают собой для того, чтобы вечно править вместе с величайшим императором, а власть тех приводит к тому, что им придётся пропасть в вечном осуждении вместе с князем тьмы, который есть царь над всеми сынами гордости ²¹⁷. И вовсе не удивительно, что дурные епископы любят нечестивого короля, благодаря которому они нечестным путём получили свои должности, боятся его и соглашаются с ним; рукополагая за деньги кого угодно, они за ничтожную цену продают самого Бога. Ибо как избранники неразрывно связаны со своей главой, так и грешники упорно и главным образом против добрых людей связаны с тем, кто является главой злобы. Против них, пожалуй, следует не столько говорить, сколько оплакивать их горькими слезами, чтобы всемогущий Бог вырвал их из сетей Сатаны, в которых содержатся эти пленники ²¹⁸, и, наконец, хоть и после опасностей, привёл к познанию истины. Это по поводу королей и императоров, которые сильно раздувшись от мирской славы, правят не ради Бога, но ради самих себя. Но, поскольку нашей обязанностью является давать утешение каждому, согласно чину и должности, в которых он пребывает, мы с Божьей помощью позаботимся снабдить оружием смирения императоров, королей и прочих князей, чтобы они были в силах смирять порывы моря и волны гордыни. Ибо мы знаем, что вышестоящих обычно влекут к гордыне главным образом мирская слава и светские заботы; и они, пренебрегая смирением, ища собственной славы, всегда стремятся превзойти братьев. Поэтому для императоров и королей кажется особенно полезным, чтобы их ум, когда пожелает подняться ввысь и насладиться исключительной славой, нашёл пути к смирению и понял, что того, чему он радовался, следует скорее страшиться. Итак, пусть они внимательно оценят взором, сколь опасна и ужасна императорская и королевская власть, обладая которой спасаются лишь очень немногие, а те, которые по милости Божьей, приходят к спасению, по приговору Святого Духа прославляются в святой церкви не так же, как многие из бедных. Ибо от начала мира вплоть до наших времён во всём достоверном писании мы не найдём и семи императоров или царей, чья жизнь так отличалась бы благочестием и так была бы украшена признаками добродетелей, как у всего множества презревших этот мир; хоть мы и верим, что очень многие из них обрели у всемогущего Бога милосердие и спасение. Ибо, если умолчать об апостолах и мучениках, то кто из императоров или царей славился чудесами подобно блаженным Мартину, Антонию и Бенедикту? Какой император или царь воскрешал мёртвых, исцелял прокажённых, возвращал зрение слепым? Святая церковь хвалит и почитает благочестивой памяти императора Константина, а также Феодосия и Гонория ²¹⁹, Карла и Людовика ²²⁰, любителей правды, распространителей христианской религии, защитников церквей, но не считает, что они сияют таким блеском чудес. Кроме того, сколько [можно вспомнить] имён царей или императоров, которым посвящены базилики, или алтари, или в честь которых святая церковь постановила служить мессы? Пусть короли и другие правители боятся, как бы им не пришлось тем больше гореть в вечном огне, чем больше они радуются, повелевая людьми в этой жизни. По этому поводу сказано: «Сильные и муки будут терпеть сильнее». Ибо они дадут Богу отчёт за стольких людей, скольких имели подданных своей власти ²²¹. Ибо, если для какого-либо благочестивого частного лица немалым трудом является уберечь одну свою душу, то какой труд предстоит правителям в отношении многих тысяч душ? Кроме того, если суд святой церкви весьма строго обуздывает грешника за убийство одного человека, то что будет с теми, которые предали смерти много тысяч людей во имя славы этого мира? теми, которые, хоть порой и говорят устами: «Моя вина!» за убийство многих, но в сердце радуются расширению своей так сказать чести и не хотят ни перестать делать то, что они делали, ни погоревать, что их братья попали в ад. И если они не каются от чистого сердца и не хотят оставить приобретённого или удержанного ценой человеческой крови, то их раскаяние останется у Бога без достойного плода покаяния. Поэтому, действительно, следует сильно бояться и часто напоминать им, что, как мы уже говорили, от начала мира по различным царствам земли найдётся лишь очень немного святых царей из несметного их множества; тогда как только на одном престоле следовавших друг за другом понтификов, то есть римском престоле, со времени блаженного апостола Петра почти сто понтификов числятся среди наиболее значимых святых. Почему это так, если не потому, что короли и правители земли, любя пустую славу, как уже было сказано, предпочитают собственные дела духовным, а благочестивые понтифики, презирая пустую славу, предпочитают плотским вещам то, что угодно Богу. Те легко карают тех, кто грешит против них, но равнодушно относятся к погрешившим против Бога; а эти быстро извиняют тех, кто погрешил против них, но не легко прощают оскорбивших Бога. Те слишком заняты земными делами и мало ценят духовные; а эти, ревностно помышляя о небесном, презирают земное. Итак, всех христиан, которые желают править совместно с Христом, следует увещевать, чтобы они не стремились царствовать из жажды светской власти, но скорее имели перед глазами то, к чему призывает блаженный и святейший папа Григорий в книге о пастырской должности, говоря: «Итак, чему нужно следовать посреди этого и от чего воздерживаться, как не к тому, чтобы тот, кто отличается добродетелями, будучи вынужден приходил к власти, а тот, кто лишён добродетелей, не приходил к ней даже будучи вынужденным» ²²². Если апостольский престол занимают вынужденно и с великим страхом, хотя, надлежащим образом рукоположенные, [папы] заслугами блаженного апостола Петра становятся лучше, ибо боятся, то на королевский трон следует вступать с ещё большим страхом, ибо, заняв его, даже добрые и смиренные становятся хуже, как то видно на примере Саула и Давида. То, что мы сказали об апостольском престоле, содержится в декретах блаженного папы Симмаха ²²³, хоть мы знаем это по собственному опыту, следующим образом: «Он, то есть блаженный Пётр, оставил потомкам долговечный дар заслуг вместе с наследством невинности». И чуть ниже: «Ибо кто сомневается в святости того, кого вознесла наверх вершина такой славной должности, на которой, если не хватает добродетелей, приобретённых посредством заслуг, то достаточно и тех, что проявлены предшественником; ибо [это место] либо возносит на эту вершину людей достойных, либо прославляет тех, кто возносится сам. Поэтому те, которых святая церковь по своей доброй воле и по зрелому размышлению призывает к императорской власти или к управлению не ради преходящей славы, но ради блага многих людей, должны соблюдать смиренное послушание и всегда быть осторожными, как свидетельствует блаженный Григорий в той же книге о пастырской должности: «В то время как человек отказывается быть подобным [другим] людям, он становится подобен падшему ангелу. Так Саул после заслуг смирения впал на вершине власти в надменность гордыни. Ибо, возвысившись благодаря смирению, он был отвергнут благодаря гордыне, как свидетельствует сам Господь, когда говорит: Не малым ли ты был в глазах твоих, когда я поставил тебя главой колен Израилевых?» ²²⁴. И чуть ниже: «Удивительным образом он был велик перед Господом, когда казался малым самому себе; когда же показался великим себе, пред Господом оказался малым» ²²⁵. Следует также неустанно повторять то, что Господь говорит в Евангелии: «Я не ищу моей славы» ²²⁶ и «Кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» ²²⁷. Честь Божью они пусть всегда предпочитают своей собственной; пусть любят и защищают справедливость, каждому сохраняя его собственное право; пусть никогда не будут они на совете нечестивцев ²²⁸, но всегда с радостным сердцем примыкают к праведникам; пусть не пытаются они подчинить себе, как служанку, святую церковь, но особенно сильно стремятся надлежащим образом почитать глаза Его, то есть Господа, священников, признавая в них наставников и отцов. Ведь если нам приказано почитать кровных отцов и матерей ²²⁹, но насколько больше следует почитать духовных? Если тот, кто оскорбит кровного отца или мать, должен быть наказан смертью ²³⁰, то чего заслуживает тот, кто оскорбляет духовного отца или мать? Пусть не стараются они, прельщённые плотской любовью, предпочесть своего сына пастве, за которую Христос пролил свою кровь, если могут найти лучшего и более полезного, чем он; дабы, любя сына больше Бога, не нанести святой церкви тяжкого ущерба. Ибо совершенно очевидно, что тот, кто отказывается как можно лучше заботиться о такой большей пользе и столь явной необходимости святой матери-церкви, не любит ни Бога, ни ближнего, как положено христианину. Ибо, пренебрегая этой добродетелью, то есть любовью, любой человек, сколько бы добра он ни сделал, всё равно лишится всякого плода спасения. Итак, действуя смиренно и, как подобает, сохраняя любовь к Богу и ближнему, пусть они полагаются на милосердие того, кто говорит: «Научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем» ²³¹. Если они будут смиренно подражать ему, то перейдут из царства рабства и бренности в царство истинной свободы и вечности. Аминь. Мы увещеваем вас, наши братья и соепископы, не дрожать перед лицом правителей, не бояться говорить им правду, подвергая себя тому, о чём говорит Григорий: «Если кто-либо боится на земле человека вопреки истине, тот подвергнется на небе гневу этой истины ²³²».

74. Когда королевский посол, вернувшись, сообщил королю, который тогда был в Утрехте ²³³, об его отлучении, король по совету Вильгельма ²³⁴, епископа этого города, счёл это отлучение ничтожным. Этот епископ, боясь также, как бы народ, услышав об этом, не стал отдаляться от короля, как от отлучённого, посреди мессы обратился к народу с проповедью и, как бы шутя, объявил, что король отлучён от церкви, но, какими мог словами, ибо был человеком красноречивым, заверил, что отлучение это не имеет силы. Однако, сколь велика его сила, ему пришлось узнать на самом себе, если бы ему было дано опомниться от гордыни посредством покаяния. Ибо на том самом месте, на котором он унижал римского понтифика и словами старался умалить его власть, его поразил тяжкий недуг, который не отпускал его вплоть до достойного жалости конца его жалкой жизни. Итак, когда ему становилось всё хуже и хуже, в то время как у него находился один из людей короля, просивший отпустить его к королю с его посланием, он сказал: «Вот послание, которое я ему посылаю: он, я и все сторонник его нечестия осуждены навечно». Когда же его клирики, которые были здесь, умоляли его не говорить подобного, он сказал: «Что ещё мне сказать, как не то, что истинно и что я зримо вижу? Ведь демоны уже стоят вокруг моей постели, чтобы утащить меня, как только я испущу дух. Итак, я прошу вас и всех верующих не утруждать себя совершением молитв за меня, когда душа моя покинет тело». Итак, умерев в таком отчаянии ²³⁵, он так и не примирился с Богом посредством какой-либо молитвы и долго лежал не погребённым, пока не послали в Рим и, испросив там совета, не похоронили его по приказу папы без отпевания, чтобы народ не пострадал от зловония. Вскоре после своей смерти он явился Клюнийскому аббату ²³⁶, перед тем, как тот узнал о его смерти, и сказал: «Я уже не жилец, но мертвец, и погребён в преисподней». Так этот мудрый и во всех отношениях достойный муж, если бы только не был отравлен ядом алчности, принял глупый и жалкий конец, ибо не хотел уберечься от него, пока ещё было можно. Но почему я говорю, что только он умер жалкой смертью? Когда известно, что почти все сторонники Генриха и верные ему люди умерли жалкой смертью, и тем более жалкой, чем верней ему они были; ибо верность их не что иное, как клятвопреступление.

75. Итак, – посредством небольшого отступления я либо кое-что повторю, либо забегу вперёд, – патриарх ²³⁷, который как легат папы был главным инициатором низложения Генриха и назначения нового короля, после того как соединился с бывшим королём, словно с королём истинным, и пошёл на попятную, был застигнут внезапной смертью, ибо вступил в общение с отлучёнными, сам был отлучён и без исповеди унесён из этой жизни ²³⁸. Однако, поскольку мужу такого ранга не подобало отправляться в ад в одиночестве, спутниками его, как мы слышали, стали 50 его людей, поражённых такой же внезапной смертью, чтобы те, кого он имел товарищами в нечестии, разделили вместе с ним и наказание.

76. Удо, архиепископ Трирский, полный глубокого благочестия, в то время как из-за крайней мягкости не сопротивлялся тирании и был послушен Генриху более, чем следовало, подлил ещё масло своего согласия в пламя его ярости и дал ему разрешение на разграбление церквей; но уже на следующее утро его нашли мёртвым ²³⁹, чтобы всем стало ясно, что он умер такой смертью из-за того, что не побоялся дать согласие на разграбление церквей.

77. Эппо, епископ Цейца, в то время как верхом на крепком коне проезжал в епископстве святого Килиана ²⁴⁰ через какой-то ручей, который можно было безопасно перейти и пешком, умер, когда его конь, хотя не было никакого страха, упал, и таким образом погиб ²⁴¹; ибо святой Килиан распорядился, чтобы тот, кто, насильно захватив его город, незаконно пил его вино, по праву испил также и его воду и не искал более вина; поскольку он так и не примирился с нами, то, не примирившись и с Богом, ушёл из этой жизни.

78. Герцог Готфрид ²⁴², который был величайшим врагом Саксонии, погиб, поражённый суровым мечом в тайную часть тела, не очистившись посредством последней исповеди и не укрепившись святым причастием.

79. Годобальд ²⁴³, в то время как поднял своему недавно подкованному коню заднюю ногу, чтобы посмотреть, хорошо ли сидит подкова, был поражён этой самой ногой в лоб и таким образом ушёл из этой жизни.

80. Бурхард, бургграф Мейсена, когда подвергся нападению горожан в городе, во главе которого стоял, и собирался бежать, то напрасно пришпоривал коня, на котором сидел, ибо конь, прежде часто хвалимый за быстроту, теперь, когда была особая надобность в быстром беге, стоял, как вкопанный, словно хотел сказать: «Мне не позволено нынче спасти его от вас, ибо он не пожелал исправиться тогда, когда ему было позволено». Итак, он умер с большой опасностью для своей души, ибо часто соглашался с опасными планами жесточайшего короля ²⁴⁴.

81. Леопольд ²⁴⁵, брат королевского советника Бертольда, который и сам был его советником, в то время как, однажды, скакал рядом с королём и вёл с ним о чём-то беседу, ястреб, которого он нёс на левой руке, начал взлетать, словно собирался ринуться на добычу. Тот, на короткое время наклонившись за птицей, тяжело упал с коня и меч, которым он был опоясан, выскользнув из ножен, воткнулся рукояткой в землю и поразил его прямо в грудь; так он, который часто был соучастником и виновником дурных советов, ушёл из этой жизни без надежды на вечное спасение. После того как были отчасти рассказаны эти [истории], я, опуская множество подобных им [историй], хочу вернуться к начатой теме, от которой я добровольно, а не по ошибке отклонился.

82. Итак, узнав о послании папы и об отлучении, или низложении короля Генриха, все, у которых были наши пленники, поскольку они не могли найти у короля, пока он был королём, ни капли милосердия, а теперь, когда он уже не был королём, не обязаны были ему ни верностью, ни подчинением, всех их отпустили на родину даром и без ведома Генриха ²⁴⁶.

83. Но о том, каким удивительным образом Бурхард, епископ Хальберштадтский, был спасён Божьей милостью от достойной сожаления участи, я расскажу во славу Божью и к утешению всех несчастных. В то время как Генрих был на Дунае ²⁴⁷ и имел при себе мужа своей сестры Соломона ²⁴⁸, точно так же изгнанного из Венгерского королевства, – ибо в те времена низложение королей было весьма распространённым явлением, – и его зять собирался уже вернуться на родину, на границе которой едва удерживал ещё несколько городов, он поручил ему епископа Бурхарда и настойчиво умолял его сделать так, чтобы того больше никогда не видели в немецких землях; что тот и обещал. Когда епископ своевременно узнал об этом, то обратился к тем немногим друзьям, которые у него там были, в немногих словах, как то позволяло время, и просил их всех во имя Бога, чтобы они подумали о его спасении. Тогда некий Ульрих сказал ему, что неподалёку от берега стоит заброшенный дом, и убеждал его попытаться войти туда каким угодно способом. Итак, епископа посадили на корабль всего с одним капелланом и приказали ему идти впереди бывшего короля, пока тот завтракает с зятем и вскоре последует за ним с помощью бурного потока. Итак, епископ медленно плыл, не смея ни заснуть, ни предаться пустым разговорам, но со всем благоговением возносил сердце к Богу, а глаза держал устремлёнными на берег, пока не увидел указанный выше дом. Увидев его, он просил моряков высадить его на берег, чтобы он мог справить естественную нужду. Те, не подозревая подвоха, проявили милосердие к несчастному и разрешили ему отлучиться вместе с капелланом. Но что я медлю, хотя в нём не вижу никакого промедления? Он удалился уже далеко от берега и, когда моряки стали кричать, чтобы он не уходил дальше, он подошёл к дому и, тихонько постучав, смиренно призвал Бога и сказал: «Откройте!». Он никогда ни до этого не говорил, ни в будущем не скажет с большим благоговением сердца: «Откройте!», разве только когда-нибудь, в надежде открыть врата царства небесного. Ульрих, приготовив коней и спутников, встретил епископа и, днём отдыхая, а ночью двигаясь, сопровождаемый милосердием Божьим, доставил его в Хальберштадт ²⁴⁹. С какой радостью всего народа он был принят, не в силах изобразить моё бледное перо. Даже те, которые прежде питали к нему ненависть, радостные и весёлые выбегали ему навстречу.

84. Итак, наши князья почти все сразу вернулись на родину из разных мест ссылки и дали тем, которые были дома, большой повод для радости, и отворились уста многих для восхваления Бога. Ибо они застали почти весь народ собравшимся для уплаты по требованию налогов с их поместий, ибо люди потеряли уже надежду на удержание свободы и были готовы делать всё, что им прикажут. Герман, дядя герцога Магнуса, и Дитрих фон Катленбург ²⁵⁰, – ибо они пришли чуть раньше остальных, – закричали им всем, остолбеневшим от изумления: «Не делайте этого, о лучшие из саксов, не принимайте иго рабства, не облагайте налогом своё наследство и не отчаивайтесь в милосердии Божьем! Мы, которые сдались в плен ради вас, благодаря милости Божьей и вопреки воле того, кто держал нас в плену, вернулись, чтобы сражаться за вас и ваши интересы, пока будем живы. Итак, подымите свободную шею, сбросив с неё иго рабства, чтобы она с Божьей помощью никогда более не была придавлена рабством. Удержите руки от уплаты податей, сохраните свободными ваши владения, как свободными вы получили их от ваших родителей. А вы, сторонники нечестия ²⁵¹, которые ищете милости жестокого тирана путём угнетения несчастного народа, прекратите угнетение, не требуйте налогов и с этого часа либо оставайтесь с нами, чтобы верно и под присягой сражаться за свободу, либо сей же час уйдите от нас и из нашего отечества, как вероломные и коварные враги, чтобы мы никогда вас больше не видели!». От таких слов враги были смущены и уняли свою наглость, а граждане ободрились и, вернув прежнюю доблесть, легко сплотились воедино. Итак, соединившись, они из всех крепостей изгнали гарнизоны Генриха и возвратили крепости их прежним владельцам; другие владения, которые тиран, незаконно отняв у их владельцев, ещё более незаконно пожаловал тем, кто не имел на них никаких прав, они отняли у тех и заставили вернуть их законным владельцам. Совершив всё это надлежащим образом в наших землях, они назначили день и место, где они должны были встретиться, чтобы восстановить согласие ради защиты отечества, а тех, на кого пало подозрение в неверности, либо изгнать из их пределов, либо заставить верно сражаться вместе с ними.

85. Генрих, услышав обо всём этом, сильно встревожился; придя в Майнц ²⁵², он велел привести к себе некоторых из ещё остававшихся у него пленных и повёл с ними переговоры о выкупе, который им полагалось заплатить, чтобы их отпустили. Между тем, когда возникла ссора между жителями Майнца и бамбергскими рыцарями, город был подожжён бамбергцами, так что, казалось, сгорел целиком, или, по крайней мере, сгорела большая его часть. В то время как сам Генрих и весь народ бросились его тушить, наши пленные, оставленные без стражи, найдя лодку, переправились через Рейн и, спешно двигаясь днём и ночью, добрались до своего отечества. Среди них была также Гертруда ²⁵³, вдова благороднейшего герцога Отто ²⁵⁴, брата Германа, которую Людвиг ²⁵⁵ взял в плен почти два года назад и привёл к своему господину Генриху, чтобы выжать из неё побольше денег, что и сделал.

86. Итак, бывший король Генрих, видя, что все дела идут вразрез с его желаниями, понял, что волчьей дикостью он мало чего достиг, и замыслил теперь облачиться в овечью шкуру ²⁵⁶, чтобы показной кротостью и справедливостью обмануть тех, кого не смог одолеть жестокостью и насилием. Так, он решил отправить в Саксонию послов, которые должны были сказать, что он хочет быть по отношению к ним более добрым, чем они сами того желают, полностью устранить несправедливость вместе со всеми пороками, насколько это возможно, и будет во всём им послушен; но не нашёл никого, кто дерзнул бы отвезти это послание. Ибо даже из его людей не было никого, кто верил бы, что он действительно имеет в душе то, что сказал устами, и ни один не сомневался, что если бы кто-то доставил уже сильно ожесточившимся саксам это лживое послание, тот истинно понёс бы кару за лживые обещания. Однако, у него оставались ещё двое из наших – Вернер, архиепископ Магдебургский, и одноимённый с ним епископ Мерзебургский, которые, когда могли, не захотели вернуться на родину, как другие, вопреки воле короля, ибо боялись оскорбить в нём, хоть и нечестивом, Бога, от которого – вся власть ²⁵⁷. Итак, король отправил их с вышеназванным посланием в Саксонию, но ничего не сказал им об их возвращении. Те же со всей энергией убеждали саксов в том, что им было приказано; но саксы, зная цену его словам, не сомневались, что и эти обещания также пропитаны ядом лжи. Когда епископы хотели отвезти их ответ, им было приказано выбрать одно из двух: либо остаться теперь здесь с ними, либо в последующем никогда сюда не возвращаться.

87. Итак, наши князья, собравшись все разом, дали друг другу клятвы и заложников и скрепили союз; а чтобы быть ещё крепче связанными между собой, все решили избрать короля, которому бы они подчинялись ²⁵⁸. Но, когда они услышали, что швабы раскаялись в том, что столь сурово нарушили прежний договор ²⁵⁹, то решили отправить к ним послов по поводу возобновления договора, чтобы, вновь соединившись воедино, посредством ещё большей любви одолеть суровость врагов и, простив друг друга, сделать королём одного из своих и согласно стоять против общего для всех врага. Они отправили также письмо господину папе, в котором смиренно умоляли, чтобы он или лично, или через послов явился утешителем почти погубленного народа.

Комментарии

112. Согласно Annalista Saxo, адресаты были те же, что и в предыдущем письме.

113. Иоанн, 7, 20.

114. Рим., 1, 32.

115. Фридрих – сын Дитриха, маркграфа саксонского Остмарка, из рода Веттин; приор кафедральной церкви Магдебурга и канцлер Генриха IV; епископ Мюнстера в 1064 – 1084 гг.

116. По Гейдриху (с. 121 и сл.) письмо по времени было бы более правильным разместить после гл. 52 и 53. Но это несущественно, поскольку речь в нём идёт по сути дела о примерно одновременных событиях, как даёт понять и сам Бруно.

117. То есть монахине.

118. О нём см. также гл. 117.

119. По Ламберту в сопровождении всего нескольких товарищей.

120. См. гл. 47.

121. По Ламберту король назначил 20 октября сроком для сбора войска.

122. Гоген-Эбра и Таль-Эбра, к юго-западу от Зондерсхаузена.

123. 25 октября 1075 г. у Обершпира и Нидершпира на равнине к югу от Зондерсхаузена.

124. Поскольку уже 11 ноября король опять был в Вормсе, его вступление в Саксонию не слишком правдоподобно.

125. Экберт II фон Брауншвейг (р. 1062 г. ум. 1090 г. 10 июля) – сын Экберта I; маркграф Мейсена с 1067 г. Правнук императрицы Гизелы от одного из её прежних браков.

126. Ульрих фон Косхайм, один из ближайших советников Генриха IV.

127. То есть «ненавидящий Бога» по созвучию с названием его поместья.

128. См. выше, гл. 15 и прим. 39.

129. История о неудачной попытке убийства выгляди не слишком правдоподобно и, очевидно, выдумана, чтобы объяснить неожиданный для саксов переход Отто на службу к королю.

130. Поскольку Генрих IV вплоть до января 1076 г. оставался в Госларе, письмо было написано скорее всего в самом начале 1076 г. или уже в декабре 1075 г.

131. Архиепископу Трира. О нём см. прим. 92.

132. Гораций, Оды, I, 26, 1.

133. 6 марта 1076 г. Но уже 24 января Генрих IV был в Вормсе на рейхстаге.

134. Герцога Швабии.

135. Фон Церингена.

136. Григория VII. – Григорий VII (Гильдебранд) был римским папой с 22 апр. 1073 г. по 25 мая 1085 г.

137. О посольстве Генриха к папе после 25 октября 1075 г. нет никаких достоверных сведений, но письмо Григория VII (Регистр, III, 10; Каспар, с. 264) позволяет допустить вероятность такого посольства. Всё же Григорий VII в это время (Регистр, III, 5) ещё недвусмысленно поздравляет короля с победой над саксами, и в обширном увещевательном письме от 8 декабря (Регистр, III, 10) нет ни слова об упомянутых здесь Бруно вещах; во всяком случае Бруно мог ошибочно положиться на явно более жёсткие слова легатов.

138. 24 января 1076 г.

139. Гл. 66 и 67 отсутствуют в А₂.

140. 2 Цар., 1, 14.

141. Письмо, очевидно, написано в конце января 1076 г.

142. Псал., 104, 15.

143. Иоанн, 15, 15.

144. 2 Кор., 10, 8; 13, 10.

145. Правила пастырской должности, II, 6 (Migne, PL, 77, 35).

146. См. Устав св. Бенедикта, гл. IV.

147. Юлиан Отступник – римский император в 361 – 363 гг.

148. 1 Пётр., 2, 17.

149. Гал., 1, 8.

150. 14 – 20 февраля 1076 г.

151. Роланд, клирик из Пармы, позднее епископ Тревизо.

152. Гл. 69 отсутствует в А₂. – Письмо написано в феврале 1076 г. (Регистр Григория VII, III, 6).

153. Иоанн, 21, 17.

154. Матфей, 16, 19.

155. 2 Пётр., 1, 11.

156. 2 Кор., 1, 7.

157. Гл. 70 отсутствует в А₂. См. Регистр, III, 6 и III, 10а.

158. Псал., 85, 1.

159. Есфирь, 14, 19.

160. Фил., 2, 6.

161. Рим., 11, 6.

162. Матфей, 16, 19.

163. Матфей, 16, 18.

164. Гл. 71 отсутствует в А₂.

165. Гл. 72 отсутствует в А₂. – Этого письма нет в Регистре Григория VII. Обычно, согласно Гейдриху, его датируют маем – июнем 1076 г.

166. Лука, 2, 52.

167. 2 Тим., 4, 2.

168. Вероятно, в ноябре 1073 г., но необязательно.

169. Кардинал-епископ Пренесте в 1073 – 1081 гг.

170. Кардинал-епископ Остии в 1067 – 1077 гг.

171. В Нюрнберге, вскоре после Пасхи 1074 г.

172. Вероятно, имеется в виду письмо от 8 декабря 1075 г. (Регистр, III, 10).

173. Иаков, 4, 6.

174. Очевидно, имеются в виду Ратбод, Адельбрехт и Удешальк; см. Регистр Григория VII, III, 10.

175. Исайя, 3, 7.

176. Псал., 58, 13 – 14.

177. 1 Кор., 16, 13.

178. 2 Тим., 4, 1.

179. Апок., 2, 23.

180. Эфес., 3, 16.

181. 1 Ездр., 6, 22.

182. Это письмо от 15 марта 1081 г. направлено Герману, епископу Меца, и должно было подтвердить второе отлучение Генриха от 1080 г., а не первое от 1076 г. Епископ Герман принимал участие в Вормсском соборе 1076 г., но вскоре после этого переметнулся к папе.

183. О такой просьбе Германа применительно к 1080/81 г. ничего не известно, но, согласно Каспару (Регистр, с. 547, прим. 3) она вполне вероятна.

184. Матфей, 16, 18 и сл.

185. Иоанн, 21, 17.

186. Матфей, 11, 30.

187. См. т.н. Диктат папы, Регистр, II, 55а, № 21 (Каспар, с. 206).

188. Геласий I – римский папа с 1 марта 493 г. по 21 ноября 496 г.

189. Анастасий I (р. 430 г. ум. 518 г. 9 июля) – император Восточной Римской империи в 491 – 518 гг.

190. Юлий I – римский папа с 6 февраля 337 г. по 12 апреля 352 г.

191. Матфей, 16, 18.

192. 1 Кор., 6, 3.

193. Григорий I Великий – римский папа с 3 сент. 590 г. по 12 марта 604 г.

194. Регистр Григория I, ХIII, 11 (MG. Epp. 2, 378).

195. Рим., 8, 34.

196. Иов, 41, 25.

197. Матфей, 4, 9.

198. Маврикий (р. 539 г. ум. 602 г.) – император Византии в 582 – 602 гг.

199. Константин I Великий – император с 25 июля 306 г. по 22 мая 337 г.

200. В мае – июне 325 г.

201. Регистр Григория I, V, 36 (MG. Epp. I, 318).

202. Иннокентий I – римский папа с 22 дек. 401 г. по 12 марта 412 г.

203. Аркадий (р. 377 г. ум. 408 г. 1 мая) – император Востока в 395 – 408 гг.

204. Захарий – римский папа с 10 дек. 741 г. по 22 марта 752 г.

205. В 751 г. Хильдерика III, последнего короля франков из династии Меровингов.

206. Пипина II Короткого (мажордом франков в 741 – 751 гг., король в 751 – 768 гг.).

207. Король франков в 768 – 814 гг., император с 800 г.

208. Амвросий (р. ок. 333 г. ум. 397 г.) – еп. Милана в 374 – 397 гг.

209. Феодосий I Великий (р. 347 г. 11 янв. ум. 395 г. 17 янв.) – император в 379 – 395 гг.

210. За резню в Фессалонике.

211. Псевдо-Амвросий, О священническом достоинстве, гл. 2 (Migne, PL, 17, 569).

212. Третья ступень духовного посвящения.

213. I, 23 (Migne, PL, 34, 27).

214. Регистр Григория VII, II, 55а, № 3 (Каспар, с. 202).

215. Фил., 2, 21.

216. 1 Кор., 12, 27.

217. Иов, 41, 26.

218. 2 Тим., 2, 26.

219. Гонорий (р. 384 г. 9 сент. ум. 423 г. 15 авг.) – император Запада в 395 – 423 гг.

220. Людовик I Благочестивый (р. 778 г. ум. 840 г. 20 июня) – король франков и император в 814 – 840 гг.

221. Августин, О граде Божьем, IV, 24.

222. I, 9 (Migne, PL, 77, 22).

223. Симмах – римский папа с 22 нояб. 498 г. по 19 июля 514 г.

224. 1 Цар., 15, 17.

225. II, 6 (Migne, PL, 77, 35).

226. Иоанн, 8, 50.

227. Марк, 10, 44.

228. Псал., 1, 1.

229. Втор., 5, 16.

230. Исход, 21, 17.

231. Матфей, 11, 29.

232. Моралии, VII, 20 (Migne, PL, 75, 783).

233. 27 марта 1076 г. (на Пасху).

234. Вильгельм – епископ Утрехта в 1054 – 1076 гг.

235. 28 апреля 1076 г.

236. Гуго, который был аббатом Клюни в 1049 – 1109 гг.

237. Сигехард фон Байльштейн – патриарх Аквилеи в 1068 – 1077 гг. См. ниже, гл. 88.

238. 12 августа 1077 г. в Регенсбурге.

239. 11 ноября 1078 г. во время осады Тюбингена. См. ниже, гл. 103.

240. То есть в епископстве Вюрцбургском.

241. Эппо умер 5 мая 1078 г.

242. Готфрид IV Горбатый (ум. 1076 г. 26 февр.) – сын Готфрида III; герцог Лотарингии в 1069 – 1076 гг.

243. Доверенное лицо Генриха IV.

244. Возможно, в августе 1076 г. в Мейсене, который был занят Вратиславом Чешским, но уже через несколько месяцев опять отвоёван саксами.

245. Леопольд фон Меерсбург. Он умер в конце июля 1071 г. (то есть ещё до отлучения Генриха).

246. В апреле – мае 1076 г.

247. Пребывание Генриха IV на Дунае в это время не засвидетельствовано и едва ли возможно, так как на 29 июня был назначен хофтаг в Майнце.

248. По Ламберту при Генрихе IV была его сестра Юдифь, а не её муж Соломон.

249. 24 июня 1076 г. по Ламберту, чьё сообщение, несмотря на сказочные подробности, кажется тем более правильным, что он ни слова не говорит о пребывании Генриха IV на Дунае.

250. Дитрих II (ум. 1085 г. 21 янв.) – граф Катленбурга в 1056 – 1085 гг.

251. Вероятно, королевские министериалы.

252. 29 июня 1076 г.

253. Гертруда фон Хальденслебен (ум. 1116 г. 21 нояб.) – дочь графа Конрада; 2-я жена (1071 г.) герцога Ордульфа.

254. Ордульф (Отто) (р. 1022 г. ум. 1072 г. 28 марта) – герцог Саксонии в 1059 – 1072 гг.

255. См. ниже, гл. 117.

256. Матфей, 7, 15.

257. Рим., 13, 1.

258. Такие настроения должны были сложиться уже летом 1076 г., как то следует из письма Григория VII от 3 сентября 1076 г. (Регистр, IV, 3). Но инициатива скорее всего исходила не от саксов, а от швабов.

259. См. выше, гл. 31 и 35.

Источник: Brunos Sachsenkrieg // Quellen zur Geschichte Kaiser Heinrichs IV. Darmstadt. Wissenschaftliche Buchgesellschaft. 1963