ИБН БАССАМ

Из книги

СОКРОВИЩНИЦА ДОСТОИНСТВ ЖИТЕЛЕЙ АНДАЛУЗИИ

Рассказы о вазирах, катибах и поэтах, прославившихся на земле Андалусии

РАССКАЗ ОБ ИБН ДАРРАДЖЕ АЛЪ-КАСТАЛЛИ

Говорит Ибн Бассам: «Абу Омар аль-Касталли был в свое время похитителем всех дум жителей Андалусии, и когда они перебирали имена своих поэтов, то первым называли его, а прочих считали лишь его знаменосцами. Он был украшением земли и небес, примером для всех катибов и поэтов, их гордостью и славой, с него начинались и им кончались все восхваления, а его проза и стихи светили, словно солнце, и в ближних городах, и в дальних селениях и были поддержкой каждому отчаявшемуся и потерявшему надежду. Он был одним из тех, перед чьим величием сокращались дальние расстояния, так что Сирия и Ирак считали его близким и постоянно упоминали о нем...

Говоря о нем, Ибн Хайян дивился превратностям его жизни и воздавал должное его великому таланту. Он рассказывает: «Абу Омар аль-Касталли всегда выходил первым в состязаниях поэтов, восхвалявших правителей рода Бану Амир, он глава искусных мастеров слова во всей Андалусии. Он был из тех, кого изгнала из родного дома великая смута, принудив его отправиться в поисках свежего пастбища и привольной жизни, и потому он пользовался гостеприимством всех царей Андалусии, от Альсиры до Сарагосы, что лежит на северной границе. Он пытался растрогать каждого из своих покровителей, прося о помощи и поддержке в горе и бедности, но никто не прислушался к его словам и не воздал ему должного, так что платили ему дешево за дорогое. Он пытался [283] пробудить в них сострадание своими словами, красноречивыми и величественными, как шум листвы столетнего дуба, но были глухи они к его речам. И так было до той поры, пока не прошел оп мимо цветника славы, взращенного Мунзиром ибн Яхьей, эмиром Сарагосы. Здесь аль-Касталли оставил посох странника, найдя гостеприимный приют, и эмир приветил и почтил его. После этого он оставался у Мунзира ибн Яхьи, восхваляя его, а затем и его сына, возвеличивая их славу, пока не ушел дорогой, по которой пройдет каждый из нас...»

Сказал аль-Касталли, описывая прощание с женой и маленьким сыном, и я считаю, что стихам этим нет равных и подобных:

Она подошла ко мне проститься в горькой печали,
И тяжко было внимать отчаянному рыданью.

Любовью нашей меня она в слезах заклинала,
А в люльке лежал наш сын, взывающий к состраданью.

Не знает он слов еще, однако жалобный лепет
Растрогал бы всех и вся, любому внятен созданью;

Мой самый жестокий враг младенца на руки взял бы,
Его немую мольбу почтив невольною данью;

Кормилицы для него нашлись бы везде и всюду
И нянчили бы его, верны своему призванью.

Моя душа за него взволнованно заступалась,
А я в безнадежный путь пустился раннею ранью.

Разлука меня влекла, раскинув мрачные крылья,
Превыше которых страх, столь свойственный расставанью.

Со мной простилась жена, в решимость мою поверив,
А я в душе ревновал ее к моему дерзанью.

Увидела бы она мой путь, где марево пляшет
И где обрекает зной губительному терзанью!

Полдневный мучает жар, вечерний жар предвещая;
И как противостоять подобному истязанью?

Горючий песок топчу, как будто песок вскипает,
А воздух лишь поутру подвержен похолоданью.

Услышав, как свищет смерть, порою вздрогнет отважный,
И страх в этот миг не чужд его самоооладанью. [284]

Он сказал также:

Посмотри на небеса: ночь воистину черна;
В этих черных волосах Млечный Путь как седина.

Полюс, блеском окружив, звезды двинутся во тьме,
Словно в дружеском кругу кубки, полные вина».

РАССКАЗ О КАТИБЕ И ВАЗИРЕ АБУ-ЛЬ-МУГИРЕ АБД АЛЬ-ВАХХАБЕ ИБН ХАЗМЕ

Говорит Ибн Бассам: «Я выбрал кое-что из прозы и стихов Абу-ль-Мугиры, которые получили наибольшую известность и которые всегда приводят, упоминая о нем. Абу-ль-Мугира был подобен острию меча или срединной бусине в ожерелье, он смело гарцевал на ристалище красноречия, занимая почетное место среди катибов своего времени. Он выделялся многими достоинствами среди других людей, ибо легко отличить острие копья от древка, и блистал так, как сияет луна на своих стоянках, и потому был увенчан всеми похвальными качествами и степенями красоты. В его устах и под его пером обычные слова становились известными пословицами и речениями.

Он вскормлен был державой Абд ар-Рахмана ибн Хишама аль-Мустазхира и под сенью ее возмужал и проявил свое дарование. Правитель вручил ему бразды власти, и Абу-ль-Мугира служил ему, верно, некоторое время, но потом Абд ар-Рахман разгневался на него за что-то, и Абу-ль-Мугира вынужден был бежать в одну из дальних областей, находившихся на границе. К тому времени он сумел проникнуть в сокровенные дела государей, как хулитель проникает в дела влюбленного, и общался с царями своего времени, как дружит вино с водой при смешении. И если бы он прожил дольше, то имя его было бы у каждого на устах, но его близкие друзья не признавали его превосходства и стали его врагами.

Ибн Хайян сказал о нем: «Когда Абу-ль-Мугира прибыл на границу, он был уже признанным мастером стиха и прозы. Он был катибом у нескольких правителей и пользовался их благосклонностью и щедростью,— ему [285] платили всегда звонкой монетой и прочими мирскими благами. Но он умер молодым, успев создать лишь несколько сочинений.

Он был во вражде с факихом Лбу Мухаммедом ибн Хазмом, своим двоюродным братом; и не раз вступал с ним в споры, в которых побеждал своего соперника, заставляя его смутиться и умолкнуть, ибо был выше Абу Мухаммада в умении находить убедительные доводы и превосходил его умом и красноречием, а также красотой и остроумием. Он выделялся образованностью и изяществом речей на собраниях эмиров и царей, и ему принадлежало первенство и в серьезном споре, и в шутливой, веселой беседе. Он умел побуждать сильных мира сего выполнять свои обещания, щедро расточая золото и серебро, и сам был без страха, рыцарем золотистого коня и крепкого вина...»

Говорит Ибн Бассам: «Я приведу несколько примеров прозы Абу-ль-Мугиры. Вот отрывок из его послания, в котором он говорит о человеческих пороках и советует остерегаться общения с лжедрузьями:

«Да возвеличит тебя Аллах, поистине осторожность не даст недугу поразить тебя и измене одолеть тебя. И знай, что худший враг человеку — это он сам и весь род человеческий, а вовсе не змеи и не скорпионы, ибо нет среди животных ни одного, кто злобой своей уподобился бы человеку. Берегись же людей и не проявляй доброты к ним, постоянно будь осторожен, дабы «змея дважды не ужалила тебя из той же норы» (арабская пословица, значение которой: «Чтобы тебя не обманули дважды тем же способом».). Вспомни известную пословицу о том, что самое просторное место для игры — место между двумя опорами шатра, и знай, что умен лишь тот, кто побывал в каждой стране и повсюду находил пропитание и покровителя. А еще умнее тот, кто познал людей, хотя люди его не узнали до конца, и сумел избавиться от назойливого чужестранца и от лицемерного родича, кто нуждается и прибегает лишь к господу и к его светоносному разуму».

А вот что сказал Абу-ль-Мугира в другом послании:

«Земля расстелила свои одежды и раскинула плащ, она надела на себя разноцветную рубаху и повязалась драгоценным ожерельем. Роза развернула свои лепестки, и затрепетал луг от песни голубки, полной сердечной тоски. Деревья распустили пряди зеленых кудрей и качают головами, вторя ее воркованию. Мир просиял радостной улыбкой, и спрятался грустный и хмурый. Земля [286] рассыпает пригоршни пестрых цветов, а деревья несут тяжкую ношу спелых плодов, и это дивное зрелище для того, кто хочет сорвать их и отведать. Мы же можем судить о сладости их лишь по виду, а не по вкусу, их охватывает лишь наш глаз, а не ладонь, ибо сказано в пословице: «Видит око, да зуб неймет». Ведомо мне, что судьба уготовила людям множество удовольствий и наслаждений, но не меньше хранит она для них бед и лишений:

Мы убеждаемся, что в мире нет счастья, кроме наважденья,
Мы в жизни разве что прельщались, но не вкусили наслажденья».

РАССКАЗ ОБ АБУ МУХАММАДЕ ИБН ХАЗМЕ

Говорит Ибн Бассам со слов Ибн Хайяна: «Абу Мухаммед был сведущ в хадисах и фикхе, (Фикх - мусульманское (шариатское) законоведение) философии, риторике и генеалогии и во всем, что касается искусства слагать стихи и прозу. Он занимался также древними философскими учениями и был их великим знатоком, составил множество сочинений. Но он не свободен в них от ошибок и упущений, так как слишком увлекался всевозможными логическими построениями и вносил новшества в различные виды наук. Его противники утверждают, что тут-то он и оступился и поскользнулся, избрав во многих случаях неверный путь. Он выступал против Аристотеля, отца логики, так, будто не понимал положений его учения и не читал его сочинений.

В законоведении сперва он склонялся к учению Абу Абдаллаха ибн Идриса аш-Шафии и защищал это учение изо всех сил, отойдя ото всех прочих, так что, наконец, все посчитали его сторонником шафиитов. И потому стал он мишенью для нападок многих законоведов, которые обвиняли его в отходе от привычного и порицали за это.

А потом Абу Мухаммад изменил, свои воззрения и примкнул к захиритам, избрав учение аз-Захири и его последователей, которых имеется множество в разных городах. Он разъяснял его сочинения и дополнял их, выступая в диспутах, а также составлял комментарии к ним... [287]

Он никогда не смягчал своих слов, говоря всегда правду в глаза и не прибегая к иносказаниям, не наступал постепенно, а обрушивался на противника, словно падающая скала, и тем самым отвращал от себя сердца, ибо от слов его оставались неизгладимые шрамы. Он нападал на всех законоведов своего времени, и они возражали ему и единодушно признавали, что он заблуждается, преисполнившись к нему ненавистью. Опорочив его, они предупредили всех властителей, что Ибн Хазм еретик и смутьян, и запретили простым людям приближаться к нему и учиться у него. Цари Андалусии отвернулись от него, изгоняя из своих владений и отказываясь принимать его услуги. Дело дошло до того, что память о нем едва не стерлась на его родине, а окончил свои дни он в пустынной местности Ньеблы, да помилует его Аллах, в четыреста пятьдесят шестом году. (то есть в 1063/1064 гг. )

До конца дней своих Абу Мухаммед не отказался от своих убеждений и не выказывал раскаяния, как от него требовалось. Он щедро делился своими знаниями, находясь в изгнании и проживая в бедности, и к нему стекались люди из простонародья, желая получить от него свет его знаний. Это были малые мира сего, которые не опасались, что их будут порицать за близость к нему. Он же без устали беседовал с ними, обучал и наставлял их в науках, и все это время не переставал усердно трудиться над составлением новых сочинений, так что написанные им книги, наконец, составили целую ношу верблюда. Но большая часть этих трудов не перешла за порог его дома, ибо законоведы всячески настраивали против Ибн Хазма людей, жаждущих знаний, и даже приказали всенародно жечь некоторые его сочинения, а другие раздирать на части, предав их поношению. Но это заставляло Абу Мухаммада еще усерднее трудиться и еще упорнее спорить с противниками. И так он поступал до самой своей смерти...

Вот как описывает он в стихах сожжение своих сочинений по приказу эмира Ибн Аббада: (Здесь автор говорит о правителе Севильи эмире аль-Мутадиде ибн Аббаде (ум. в 1072 г.), который приказал сжечь на площади сочинения Ибн Хазма. )

Нет, мыслей моих вам не сжечь, вы можете сжечь лишь бумагу,
А мысли таятся во мне, без них я в дороге ни шагу;

Куда ни поскачет мой конь, со мной не расстанутся мысли;
Я с ними хожу по земле, и с ними в могилу я лягу. [288]

Не нужно рассказывать мне о том, как бумагу сжигали;
Храните науку мою, ведущую к вечному благу;

Вернитесь к началу начал, которое скрыто Аллахом;
В неведомом смысл, находя, мудрец проявляет отвагу.

И сказал он также:

Науку с верхов начинать пристало только невежде,
Который, весь век, суетясь в бесплодной, тщетной надежде,

Не зная надежных корней, привержен мнимым вершинам,
Себя мудрецом возомнил, а сам глупее, чем прежде.

Абу Мухаммад сказал, словно предвидя свою кончину и оплакивая себя:

Предвижу в глубине души, как возвестят мою кончину.
«Ибн Хазм почил»,— произнесут собратья, выразив кручину;

Заплачут верные друзья, враги злорадно засмеются;
Кто будет искренне грустить, кто будет лишь носить личину.

Я знаю, слезы потекут, и каждая горючим током
На человеческом лицо оставит лишнюю морщину.

Аллах, помилуй ты меня, когда придется лечь в могилу,
Где предстоит найти приют вельможе и простолюдину.

Тогда пущусь я в дальний путь, оставлю радости земные;
Изведаю всем существом неотвратимую судьбину.

Когда бы только запастись мне в жизни добрыми делами,
И горе мне, когда без них я этот грешный мир покину».

Говорит Ибн Бассам: «Шейх Абу Мухаммад ибн Хазм был великим знатоком и умелым мастером в сочинении посланий и стихов, и в этом искусстве не было ему равных, ибо обладал он обширными познаниями, Так что в его власти были все науки и искусства. Я не знал никого, кто быстрее его мог бы сложить стихи неожиданно, без всякой подготовки. Он написал множество стихов, и я собрал их, расположив в алфавитном порядке рифм. (Сборники (диваны) стихов средневековых арабских поэтов составлялись обычно в алфавитном порядке конечной рифмы, ибо стихи были моноримом.) Приведу здесь некоторые из них:

Так, значит, судьбой зовется все, что мы в жизни встречали?
Уходят радости наши, и остаются печали.

Приятней было бы вспомнить мгновенные наслажденья,
Когда бы нашу отраду тревоги не омрачали. [289]

Нас ждут великие муки, грозит нам день Возвращенья,
Когда мы все пожалеем, что нас на земле зачали.

Томят нас горькие думы, раскаянье угнетает,
А песни былого счастья развеялись, отзвучали.

О прошлом жалобно плачем, прельщаемся мы грядущим,
И сами потом не помним, как с жизнью нас разлучали.

И, разбередив былое, мы больше не понимаем,
Что сердцу слова сулили и что они означали.

Он прочел мне как-то свои стихи:

Пускай, на радость завистнику, я сплющен судьбою-молотом,
Достоинство сохраняется порой в алмазе расколотом;

В горниле, где жар свирепствует, и на голове властителя —
Всегда и повсюду золото останется чистым золотом.

Однажды я прочел его стихи, где он говорит о своей вере и о том, в чем видит истину, как подобает захириту:

Друг назойливый меня упрекает и корит:
«Почему твоя душа пламенеет и горит?

Видишь ты прекрасный лик, скрытого не распознав,
И решаешься сказать, будто страстью ты убит?»

Говорю в ответ ему: «Друг любезный, ты не прав,
Потому что для меня много значит внешний вид.

Очевидным дорожа, в явном истину ищу;
Верит собственным глазам убежденный захирит!»

(пер. Б. Шидфар и В. Микушевича)
Текст воспроизведен по изданию: Средневековая андалузская проза. М. Художественная литература. 1985