ИОГАНН БУРХАРД

ДНЕВНИК О РИМСКИХ ГОРОДСКИХ ДЕЛАХ

DIARIUM SIVE RERUM URBA NARUM COMMENTARII 1483-1506 IOANNIS BURCHARDI

1492 ГОД ¹

В воскресенье, 2 декабря, около 23 часов прибыли в город (Рим) через Виридарские ворота четыре генуэзских посла: знаменитые синьоры Якопо Спинола, доктор обоих прав ², Джованни Баттиста Адурно, Паоло ди Флиско ³ и Сильвестро Инуреа, все генуэзские граждане. Они были встречены придворными святейшего папы нашего и высокочтимых кардиналов; в их сопровождении они шли до углового дома напротив двора Савелли, в квартале Регулы. У них было десять повозок, лошади и мулы; сопровождало их 40 человек охраны, потому что вместе с ними прибыли и генуэзские купцы.

В среду, 5 декабря, святейший папа наш, одетый в багряную мантию с ценными бриллиантами и митрою прошел в третью залу, приготовленную по-обычному для открытого заседания консистории. Здесь славнейший Гермес Мариа Сфорца с четырьмя другими послами миланского герцога Джованни Галеаццо ⁴, а также послы барийского герцога Людовика, представив по обычаю два отдельных верительных письма от своих герцогов, засвидетельствовали привычную покорность святейшему папе. По окончании заседания консистории и после лобзания ноги у папы приблизительно 300 человек, сопровождавших послов, папа возвратился в свою палату, причем первый посол Гермес поддерживал нижние концы мантии папы. В четверг, 6 декабря, в 22 часа или около того вошли в город через Виридарские ворота четыре новых посла от венецианского правительства и с ними пятый, который долгое [156] время был в римской курии: синьор Марино Леони, Христофоро Дриоди, Паоло Барбо и Себастиане Бадоэр, новые послы, и с ними синьор Андрей Капелло, бывший посол. Их встретили придворные святейшего папы и кардиналы, а также находившиеся в городе послы королей и властителей; они их сопровождали вплоть до дома синьора Пьетро ди Рома, где послы должны были поселиться. Они прибыли с лошадьми в количестве около 200 и с восемьюдесятью повозками.

На этих днях сообщили, что сиятельный синьор Федерико (Фридрих), второй сын сиятельнейшего Фердинанда (Ферранте) ⁵, короля Сицилии, намерен прибыть в Рим вместо короля, своего родителя, для принесения покорности святейшему папе нашему и намерен лично засвидетельствовать свое почитание первосвященнику раньше, чем остановится в доме своего жительства. Высокочтимый кардинал Неаполитанский просил меня, чтобы я, если папа об этом со мною будет советоваться, стал на его сторону. Потом за мной прислал папа и в присутствии кардиналов Монтереале, своего родственника ⁶, и вице-канцлера Асканио ⁷ спрашивал меня, сколько и какого разряда кардиналов должно, по моему мнению, послать навстречу синьору Федерико; он спрашивал также, следует ли его в первое же вступление допустить к его святейшеству или же сделать это обычным порядком в день принесения покорности. По первому вопросу я ответил его святейшеству, что, повидимому, должно послать двух кардиналов: одного из пресвитеров, а другого из диаконов, из коих одним мог бы быть Монтереале, пресвитер и кровный родственник его святейшества. По второму вопросу я ответил так: хотя необычно всех присланных для принесения покорности принимать папе ранее того, как в открытом заседании консистории будет принесена покорность, однако это в отношении королевского сына может быть изменено, и Федерико может быть принят для лобзания ноги его святейшества в самый день своего прибытия, тем более, что недавно это было с феррарским герцогом, который предстал перед папой раньше, чем побывал в месте своего будущего пребывания. Его святейшеству понравилось мое мнение по первому вопросу, и он назначил кардиналов вице-канцлера и Монтереале вместе, чтобы они встретили принца за Латеранскими воротами и сопровождали, его обычным порядком. По второму вопросу было принято следующее решение: так как принц намеревается быть в городе 9 сего декабря, в воскресенье, когда нельзя пропустить ни мессы, ни поучения, то едва ли можно будет к 21 часу оказаться в воротах, — к тому же нужно время, чтобы дойти до папского дворца. Поэтому папе совершенно ясно, что лучше было бы, чтобы в этот день принц к его святейшеству не являлся, а был прямой дорогой отведен к Апостолам в сопровождении встречающих. Папа приказал мне, чтобы я в тот же день (а это было 6 декабря) снова пришел к его святейшеству и в [157] присутствии посла королевского синьора Якопо Понтано, который будет туда приглашен, изложил основания, по которым тот понял бы, что принцу нельзя явиться к папе. Это мною было сделано. Но королевский синьор сообщил, что он уже написал принцу о решении папы принять его так, как того хотел принц, и указал, что так менять своих решений нельзя.

Эти слова синьора заставили папу поколебаться, и его святейшество решил перед литургией посоветоваться по,этому поводу с кардиналами.

Мнение кардинала Сиенского было таково: в воскресенье кардиналы Сиенский и Миланский вдвоем поедут к папе за получением позволения; получив его, они, не присутствуя на литургии, поедут навстречу королевскому сыну; между тем будет служиться литургия, и придворные кардиналов будут обедать, а по окончании литургии и по прибытии кардиналов в свои дома могут отправиться ему навстречу два назначенные кардинала без обеда вместе с придворными. При приближении этих кардиналов Неаполитанский и Сиенский возвратятся другой дорогой во дворец, где будут его ожидать вместе с папой. Это мнение понравилось высокочтимому синьору неаполитанскому. Однако он сам несколько колебался: ведь до вынесения решения папы совместно с кардиналами, должно ли приводить принца к папе или нет, они не могли бы узнать, что сказать об этом принцу. Им же самим могло казаться, что если бы принц не был принят, то они об этом хлопотали. Поэтому кардиналами было принято сделанное мною предложение, чтобы (осведомившись об этом у папы во время открытой литургии) отправиться навстречу принцу

В воскресенье, 9 декабря, прибыл вестник от синьора Федерико Арагонского, прося от его имени, чтобы святейший наш папа разрешил отложить его вступление в город из-за дождя до ближайшего вторника. Его святейшество благосклонно удовлетворил просьбу и приказал известить о завтрашнем тайном заседании консистории.

В понедельник, 10 декабря, на рассвете я поехал на лошади в Мариано для дачи инструкций намеревавшемуся вступить в Рим сиятельному синьору Федерико Арагонскому, герцогу Альтамуры ⁸, второму сыну светлейшего Фердинанда (Ферранте), короля Сицилии и Иерусалима, о том, что при его вступлении в город все будет сделано так, как вчера меня просил синьор Якопо Понтано, королевский посол в городе, сообщивший, что он получил от принца об этом специальное письмо. Там я нашел принца, которому полностью рассказал о порядке вступления и приема, а также о том, что он должен делать при этом.

Во вторник, 11 декабря, около 17 часов, за две мили до города вышли навстречу принцу, подходившему к городу, высокочтимые кардиналы Неаполитанский и Сиенский, а также личные его друзья. Они приняли принца с обычными почестями, причем он шел посредине между ними вплоть до [158] дороги, которая ведет через Латинские ворота, по которой указанные кардиналы свернули и с разрешения принца удалились. Принц же со своими приближенными продолжал свой путь к Латеранским воротам, вплоть до Латеранского храма, как с целью избежать грязи, так и вследствие того, что два кардинала, намеревавшиеся его встретить, еще не прибыли.

Между тем навстречу принцу вышли придворные всех кардиналов и все находящиеся в городе послы; последовательно вышли ему навстречу также синьор Джулиано Орсини ⁹, родной брат высокопочтенного синьора кардинала Орсини ¹⁰, синьор Джерардо Узодимаре ¹¹, синьор Доминико Дориа и несколько других знатных людей, которые, сойдя с лошадей, желали засвидетельствовать почтение принцу, но принц отказался их принять, пока они снова не сядут на лошадей. Принц около часу ожидал перед воротами прибытия двух посланных кардиналов, которые, наконец, около 21 часа пришли. Это были высокочтимые кардиналы Монтереале, пресвитер, и Асканио, диакон; они приняли принца обычным образом, ведя его посредине между собою.

После того как достигли площади св. Иоанна Латеранского, где видна статуя медного коня с седоком, пришли прелаты папского дворца с придворными папы, которые приняли принца обычным образом, а синьор Бартоломео, епископ Сегобрийский ¹², управляющий апостолического дворца, как прелат, назначен был произнести приветствие. С принцем было семь других послов, назначенных для принесения покорности папе. С принцем был еще один доктор, назначенный на девятое место, который не прибыл, будучи задержан в дороге нездоровьем.

После баронов, знатных и приближенных принца, согласно его воле, ехали щитоносцы папы, наши бароны с капитаном дворца, впереди ехали пажи-оруженосцы: два от принца и шесть от папы. Первый с серебряным позолоченным стрелометом и серебряным позолоченным колчаном, одетый в галльские одежды, на галльском коне; второй на азиатском коне, одетый в турецкие одежды; третий держал по-испански длинную пику, сидя на испанском коне и в испанских одеждах; четвертый — дождевой плащ для папы, пятый — кремонский дорожный мешок, шестой — меч в ножнах с рукояткой в бриллиантах и драгоценных камнях, стоимостью в 6 000 дукатов. Особо вели поодиночке разукрашенных оседланных лошадей с драгоценностями на груди, на беретах и шапках. Принц был в фиолетовой бархатной одежде, с ожерельем из бриллиантов и драгоценных камней, стоимостью в 6 000 дукатов, пояс с мечом такой же цены, узда вся в бриллиантах и драгоценных камнях, стоимостью в 3 000 дукатов, и весь убор его коня позолоченный.

Впереди его придворных двигались повозки, закрытые красными покрывалами, а всего было, говорят, до 700 или 800 человек. [159]

Прибыв во дворец, мы приблизились к папе, который ожидал принца в крайней из новых комнат, близ секретариата. С ним было пять кардиналов, а именно: Неаполитанский, св. Климента ¹³, св. Анастасии ¹⁴, камергер Орсини и Сиенский. После принца вышли послы, а из придворных принца все бароны и дворяне, которые после принца, допущенного папой к целованию ноги, руки и уст, поцеловали ногу у папы. Принц тем временем стоял коленопреклоненно на подушке слева от папы.

По совершении этой церемонии принца сопровождали на лошадях высокочтимые синьоры кардиналы Неаполитанский и Сиенский посредине между собою вплоть до храма Апостолов и дворца высокочтимого синьора кардинала Санто Пьетро в Винколи, где он должен был поселиться.

В пятницу, 14 декабря, было открытое заседание консистории в большой капелле, то-есть в зале дворца, в котором почтенный во Христе синьор Джованни, дунельмский епископ ¹⁵, и синьор Джованни Джилио из Лукки, уже давно состоявшие послами сиятельнейшего Генриха, короля Англии и Франции ¹⁶, еще со времени счастливой памяти папы Иннокентия VIII, получив от короля письма, датированные от 6 сентября, о принесении покорности святейшему папе нашему, теперь приносили должную покорность именем этого короля. Синьор дунельмский епископ произнес речь, хорошо и искусно построенную, но слушающим не особенно приятную вследствие тягучего произношения.

Вчера поздно сиятельнейший Федерико Арагонский, герцог Альтамуры, прибыл во дворец и имел тайную аудиенцию у святейшего папы нашего.

В пятницу, 21 декабря, состоялось заседание консистории для принесения покорности послами сиятельнейшего Фердинанда (Ферранте), короля неаполитанского. Поставлено было три вопроса. Так как по окончании третьего вопроса послы еще не пришли, то, по указанию святейшего папы нашего, заявившего, будто третий вопрос как-раз имеет важность, а он его сущности хорошо не понял, синьор посол Паоло Барбо вторично его изложил, а его отец—синьор Коронато, также по указанию папы, высказался против предложения, чтобы заполнить время до самого прихода послов. В это утро, прежде чем папа вышел из своей палаты, он, созвав всех кардиналов и вытребовав к себе нас, чиновников по дворцовым церемониям, Джованни Марио и меня, спросил у нас, что приличествовало бы при приеме синьора Федерико, принца, герцога и второго сына короля, намеревающегося сегодня явиться для принесения покорности, и какое должно быть дано ему место: между кардиналами или после них. Святейший папа наш на основании мнений большинства кардиналов решил, чтобы два младших диакона-кардинала сопровождали дон Федерико к папе, причем место ему должно быть дано [160] впереди последнего диакона-кардинала, и чтобы сегодня он вследствие принесения покорности не сидел среди кардиналов, а стоял после пресвитеров-кардиналов с прочими своими посланниками в обычном месте.

Первым допущен был принц к целованию ноги, руки и уст папы обычным порядком, а потом после него остальные восемь его посланников. После этого принц представил папе письма своего родителя, короля неаполитанского; одновременно с этим он сообщил, что сиятельнейший родитель его, король неаполитанский, вверяет себя блаженнейшим стопам его святейшества.

По окончании заседания консистории принц нес нижние концы папской мантии.

В ночь, наступившую после, между 8 и 9 часами, святейший папа наш, надев в палате Папагалли столу с бриллиантами и шляпу из кремонского бархата, пошел в большую капеллу, за ним следовали кардиналы, а среди двух последних шел принц дон Федерико. Пятое чтение произнес сиятельнейший дон Федерико, опоясанный мечом с соблюдением обычных обрядов... Все остальное прошло обычным порядком. Меч перед принцем держал вельможный синьор Берлингарио Карафа, рыцарь, управляющий домом его святейшества, который по окончании утрени поставил его по моему распоряжению впереди креста ввиду того, что решено по окончании литургии. Этот меч публично передать принцу. Этот рыцарь отправил меч в палату Папагалли в руки синьора Джованни Марадес, всобого постельничего. Высокочтимые кардиналы Монтереале и Асканио, снявши облачения, сопровождали принца, по указанию папы, до новых комнат, в которых он почивал и эту ночь, 27 декабря. В предыдущие дни, 10-го или около того, пришли из Барселоны новости, что сиятельнейший Фердинанд, король Испании, 7-го числа сего месяца, выходя из какого-то дворца по лестнице, был тяжело ранен крестьянином в шею, так что рана была зашита в шести местах; виновный, получив две раны от королевских слуг, был схвачен. Через несколько, дней пришла другая новость, что король сам находится вне опасности, а крестьянин это сделал по наваждению дьявола, который 20 лет тому назад явился ему под видом ангела и именем всемогущего бога внушил ему, что он должен убить короля и сам сделаться королем. При этом дьявол воспрещал ему кому-либо признаться в этом, но впоследствии дьявол опять и опять являлся ему под многими видами и воодушевлял его на вышеуказанное действие, а также на то, чтобы он был приведен к признанию. После этого видно было, что с его глаз спала чешуя и он тотчас же раскаялся от всего сердца; он признал себя достойным самой тяжкой смерти и был осужден на отсечение головы в последнюю очередь с тем, чтобы все отдельные части конечностей отрубались последовательно с промежутками времени, однако в тот же день. По [161] приказанию же королевы, чтобы им не овладело отчаяние, прежде всего ему был нанесен тяжелый удар по голове, чтобы он быстро умер и, лишившись таким образом чувствительности, менее страдал при отрезывании частей тела. Святейший папа наш, осведомившись об этом 27 сего декабря из королевских писем, постановил во здравие короля отпеть литургию в честь преславной девы Марии в капелле блаженной Марии де Фебрибус возле церкви св. Петра в субботу 29 сего декабря и по окончании ее показать народу нерукотворный образ господа и копье, а самый день этот отметить как торжественный праздник, о чем во всеобщее сведение провозгласить и объявить записками, прикрепленными на всех углах города.

В субботу, 29 декабря, во время литургии присутствовали 17 кардиналов и дон Федерико Арагонский, которому были показаны вышеназванные предметы (образ господень и копье).

В тот же день святейший папа наш, выйдя из палаты Папагалли, поручил мне, чтобы вельможному дону Хоффредо (Хофре) Борджиа ¹⁷, второму родному племяннику его святейшества, рожденному от его родной сестры, я отвел место на его солее после сиятельнейшего синьора графа Питильяно, главного капитана церкви, и герцога Соры ¹⁸, а равным образом при входе в храм и выходе оттуда и в прочих открытых собраниях. Так я и сделал.

1493 ГОД

В среду, 6 февраля, после 21 часа вошли в город через Виридарские ворота три посла сиятельнейшего Бонифация, монферранского маркграфа. Имели они с собою 75 лошадей или около этого и 18 повозок.

Во время карнавала розданы были в награду состязающимся в беге девять плащей: в воскресенье — чужестранцам, лошадям и рабочему скоту, а шесть остальных — евреям, подросткам, юношам, старикам, ослам и буйволам, как сделано было в предыдущие годы и как обычно делается.

В среду, 20 февраля, в начале раздачи пепла, пришел в капеллу почтенный синьор Николай, епископ Нитрийский, посол венгерского короля, который нашел в капелле почтенного отца синьора Вильгельма, архиепископа св. Андрея, посла шотландского короля, стоящим на его месте среди других послов прелатов в облачениях, впереди которого хотел быть епископ Нитрийский, но тот никак не желал этого допустить. В то время как они препирались, я доложил святейшему отцу нашему, что этого рода препирательство кажатся весьма мало подходящим. По моему мнению, венгерский князь долженствует намного иметь предпочтение перед королем [162] шотландским, а потому, если его святейшеству это было бы угодно, я бы сказал им от его имени, чтобы они или договорились, или оба вышли из капеллы. Посоветовавшись с высокочтимыми синьорами Неаполитанским, св. Ангела, Португальским, Сиенским и св. Георгия, которыми единодушно было признано первенство за венгерским королем, вследствие чего он по общему мнению должен быль впереди короля Шотландии, святейший папа наш поручил мне сказать архиепископу св. Андрея, чтобы он уступил нитрийскому епископу и дал ему выше себя место; это поручение я и выполнил. Так как это показалось архиепископу тяжелым, он много меня просил, чтобы для уменьшения оскорбления его королю я умолил его святейшество избрать кого-нибудь из нас двоих своим ассистентом. Когда это было мною изложено его святейшеству, то святейший наш папа принял означенного архиепископа своим ассистентом и поручил мне определить ему место среди его ассистентов, что я и сделал. Поэтому он был принят прочими ассистентами и помещен между архиепископами Патрасским и Никозийским.

27 февраля святейший папа, прослушав литургию в своей палате, в четыре часа сказал мне, что он намерен отправиться к церкви святой Марии Маджоре. В этом нашем переезде участвовало большое количество вооруженных людей, вопреки обыкновению, что всеми весьма порицалось.

Впереди кардиналов шли многочисленные стрелки и отряды вооруженных людей, и еще больше следовало с копьями и в полном вооружении за прелатами, ехавшими после первосвященника. Даже правитель города с хранителями и начальниками отдельных участков и многими служителями конными и пешими оказывались в различных местах и на площадях следом за папой. Поэтому его святейшество распорядился, чтобы капитаны церкви у ворот дворца шли между кардиналами и его святейшеством, а синьоры Сермонеты и Кориджии и многие другие начальники вооруженных людей следовали бы после медиков и впереди прелатов, помогающих его святейшеству. Это шествие тянулось по всей площади св. Петра, почти до самого дома синьора епископа Вольтерры. Усматривая в этом извращение порядка, я сказал святейшему папе нашему, что это совсем неудобно, умолял его святейшество добрым убеждением, чтобы было предоставлено мне дать им соответствующее место, на что его святейшество мне сказал, чтобы я их поместил впереди названных капитанов и после всех кардиналов. Узнав от меня, что это оскорбило бы многих кардиналов, папа поручил мне, чтобы я им дал место впереди креста, после наших вооруженных, которые влились туда же в увеличенном количестве, с длинными копьями, обнаженными мечами, со стрелометами и разного рода оружием.

3 апреля. На пути папы в капеллу стояли синьор Лаврентий из Бибры и Иоганн Коппис, послы кельнского [163] архиепископа, а также Петр Квейх, граф Палатинский, и Филиберт Натурелли, послы герцога Филиппа (Красивого) ¹⁹, сына сиятельнейшего короля римского (Максимилиана) ²⁰. Когда синьор Филиберт занял в капелле первое место перед послами архиепископа Кельнского, я по. собственному разумению сказал Филиберту, в присутствии прочих, чтобы он никогда не занимал места выше послов от избранного в епископы. Он тотчас же ушел с указанного места.

3 апреля во время облачения папы к заутрене нитрийский епископ, посол венгерского короля, прочитал перед папой и присутствующими там кардиналами письмо короля от 1 марта с сообщением, что он одержал великую и исключительную победу над турками, которые вторглись в Венгрию, и что он убил и рассеял около 15 000 человек, после чего немалую добычу возвратил обратно ²¹.

Варфоломей, епископ Сутри и Непи ²² , произнес 25 апреля достаточно простое слово о мирном договоре и союзе между святейшим папой нашим и сиятельнейшим герцогом и республикой Венеции, а также сиятельнейшим герцогом Милана и Бари.

В воскресенье, 5 мая, приблизительно в часы вечерни святейший папа выехал в багрянокрасном капюшоне поверх рехета и в кремонской шапочке. Впереди него нес крест синьор Бернардо Гамбара, апостолический иподиакон. Впереди креста шествовали справа султан Джем, брат великого турка, находящийся в плену у святейшего папы нашего, а также Иоганн (Хуан) Борджиа, герцог Гандии, сын святейшего папы нашего, в турецком наряде. За папой следовали пресвитеры — кардиналы св. Климента, св. Анастасии, Монтереале и диаконы — кардиналы вице-канцлер и св. Северина. Проехав по мосту св. Марии возле храмов св. Георгия, святых Иоанна и Павла к церкви св. Иоанна Латеранского, на ту сторону Тибра, папа сошел с коня и рассматривал стройку кровли. Сошел с коня также турок с сыном папы, которые вместе побывали в означенной церкви, осматривая усыпальницу папы Мартина V и прочее. Потом прямой дорогой они вернулись в апостолический дворец.

Накануне 16 мая синьор Лодовико Браччи, секретарь и посол сиятельнейшего Максимилиана, короля римского, просил, чтобы святейшим папой нашим ему назначено было должное место. Хотя его святейшество, повидимому, сочувствовал тому, чтобы ему дано было место выше и впереди всех королевских послов, однако он сказал, что относительно этого он желает посоветоваться с высокочтимыми синьорами кардиналами и выслушать меня. Поэтому я вызван был к его святейшеству, который мне сказал, что высокочтимым кардиналам кажется, что не следовало бы вмешиваться между королями римским и французским из-за этого места во избежание какой-либо неприятности апостолическому престолу. [164]

1494 ГОД

В лето господне 1494, в субботу, 11 января около 24 часов вошел в город через ворота блаженной Марии дель Пополо вельможный синьор Марквард из Брейзаха, доктор и воин, посол светлейшего Максимилиана, всегда благополучного короля римского, с 14 человеками сопровождающих и двумя повозками своих вещей. Навстречу ему вышли синьор Филиберт Натурелли, посол сиятельнейшего герцога Филиппа, сына названного короля, старшина и каноник тридентский, синьор Николай Круцинок и я. Мы вместе ехали до дома синьора Петра де Перриера, писца и аббревиатора апостолических писем, где он желал воспользоваться гостеприимством.

Воскресенье, 2 февраля. Так как было препирательство между послами короля венгерского и короля неаполитанского, святейший папа наш позвал их и дал им место на ступеньке своего возвышения слева, возле прелатов-ассистентов, где они оставались всю службу целиком и не участвовали в шествии; воду для рук папы дал синьор Марквард из Брейзаха_: посол короля римского.

Несколько дней тому назад, именно 27-го числа только-что истекшего месяца и попозже, пришли новости в город о том, что в субботу, 25 января, в праздник обращения св. Павла, светлейший Фердинанд (Ферранте) неаполитанский и король Сицилии, закончив последний день жизни своей, умер без света, креста и бога. И наследовал ему в королевстве его сын Альфонс.

б четверг, 5 февраля, прибыл в город посол арабского султана, с которым до самого дома его пребывания двигались вместе многие из приближенных плененного здесь в городе турка, а также щитоносцы и другие служители папы.

В среду, 12 марта, состоялась литургия в церкви св. Георгия. Папа ехал посредине между вооруженными пехотинцами таким образом, что впереди себя имел около 100 стрелков и столько же позади себя.

В обычных местах по городу были прикреплены записочки: «Антоний Флорес, обоих прав доктор, святейшего папы нашего домовый референдарий, 12 марта, которое будет днем св. Георгия, будет в церкви св. Евстахия защищать нижеследующее положение: все князья, как христиане, так и неверные, тяготеют к принесению покорности римскому первосвященнику; покорность, оказываемая римскому первосвященнику всем миром, может свидетельствовать о божественном законе».

В пятницу, 14 марта, около 20 часов, вошли через Латеранские ворота послы светлейшего Альфонса Неаполитанского, короля Сицилии и Иерусалима, по частным делам означенного короля, а также для принесения покорности, поскольку [165] святейшему папе нашему это было бы угодно; они были приняты придворными кардиналов и придворными святейшего папы нашего и обычным обрядом сопровождались к палаццо Джордано Орсини, где и поселились. Во время литургии в воскресенье, 16 марта, я дал место начальнику вооруженных отрядов синьору Просперо Колонна ²³ возле синьора Пезаро.

Несколько дней тому назад, по кончине ясной памяти Фердинанда Арагонского, Сицилийского и Иерусалимского, короля неаполитанского, королевство Неаполитанское, или Сицилию по сю сторону Фары ²⁴, унаследовал сиятельнейший Альфонс II, также Арагонский, первородный сын его, на основании распоряжения и установления папы счастливой памяти Иннокентия VIII. Король Франции, предъявляя свое право на королевство Сицилию по эту сторону Фары, настаивал через своих послов, чтобы в его королевстве Альфонс святейшим папой нашим не назначался и не короновался в короли или во что-либо другое, что нанесло бы ущерб французскому королевству. Вот почему коронация короля Альфонса надолго запоздала. Наконец, святейший папа наш Александр VI, желая благосклонно заняться положением короля Альфонса, по совету высокочтимых синьоров кардиналов, 18 апреля в своем тайном заседании, которое продолжалось от 12 часов до половины 21 часа, назначил своим легатом de latere ²³ высокочтимого синьора Джованни (Хуана Борджиа), пресвитера кардинала святой Сусанны, в общежитии называемого Монтереале, для признания Альфонса королем Сицилии по эту сторону Фары и в прочих землях, для помазания самого короля католическим и для его коронования. Высокочтимый синьор кардинал Сиенский не сопровождал того кардинала вместе с другими кардиналами, но по окончании заседания первый и один отошел и возвратился домой.

В воскресенье, 20 апреля, я, Иоганн Бурхард, начальник церемоний в капелле святейшего папы нашего, по требованию и просьбе вельможного синьора Джентиле Вирджинио Орсини, от имени светлейшего Альфонса Арагонского, князя Сицилии, с особого дозволения святейшего папы нашего и по его поручению, отбыл из города около 20 часов с четырьмя конными служителями, лошадью, везущей повозку, и тремя пешими, направляясь в Неаполь для установления порядка коронования вышесказанного короля. Пришли мы в Неаполь 24 апреля около 20 часов, где, по приказу короля, я был гостем в доме некоего Франциска сиенского и его жены Розы; все необходимое было обильно устроено доверенными короля. До Неаполя я оплатил расходы (сделанные в Неаполе расходы не были мною оплачены) за сопровождавшего меня синьора Джованни Биббиа, чиновника короля, и его близкого, хотя он вежливо и отказывался; получил же я из банка Спанокки в городе перед своим отъездом, по поручению посланника вышеозначенного короля, 25 дукатов золотом. [166]

Итак, основавшись в Неаполе, я нашел сиятельнейшего принца дона Федерико, герцога Альтамуры, брата светлейшего короля неаполитанского, графа Марилиани и неаполитанских дворян, назначенных самим королем для распорядка в короновании светлейшего короля Альфонса, короля Сицилии, в доме вышесказанного дона Федерико и предложил им памятку, составленную мною, чтобы заблаговременно все предусмотреть.

В среду, 23 апреля, я был позван к светлейшему королю Альфонсу в Новый замок, где, находясь перед его величеством, прочитал ему всю службу коронования с показом поклонов, коленопреклонений, обнажений плеча и лопаток, принесения клятвы, падения ниц и всего прочего, подлежащего выполнению в самой службе в малейших их внутренних и тайных подробностях. Кроме того, он поручил своему придворному синьору Леонардо Комо, чтобы мне сделали мантилью из кремонского камлота с капюшоном и шелковый диплоид для ношения в честь короля, за что я принес благодарность его величеству.

6 мая синьор Алоизий (Луис) Арагонский, который во времена счастливой памяти папы Иннокентия VIII, присутствуя в городе с сиятельнейшим капуанским герцогом, заключил 3 июня 1482 г. брак с внучкой этого папы Батистиной Чибо в присутствии папы и многих кардиналов и прелатов. Синьор Алоизий недавно был принят и посвящен в кардиналы св. римской церкви без опубликования об этом, — теперь-то он желал приписаться к клирикам Сицилии и стоял перед братом синьором Алессандро, неаполитанским архиепископом, в архиепископском палаццо и в комнате обычного его пребывания; в присутствии свидетелей почтенных отцов во Христе владыки Алессандро (делла Марра), архиепископа св. Северино, владыки Никколо Антонио (Писцибус), епископа города Муро, и многих других архиепископов и епископов он снял мирские одежды, которые до этиги носил, как маркграф Гиракский ²⁶, получил признаки клирика через пострижение го ловы рукой названного архиепископа, приписался к разряду клириков и оделся в длинную одежду и простую шляпу, какую обычно носят протонотарии.

Вышеназванный синьор протонатарий принес клятву, дословно следующую:

«Я, Алоизий Арагонский, клирик Гиракский, владыке нашему папе и блаженному Петру, святой римской церкви, владыке нашему папе Александру VI и его законно наследующим преемникам верный, от сего часа впредь не буду участвовать ни в деле, ни в совете, ни в заговоре, ни в таком действии, которое могло бы погубить жизнь или нанести ущерб, или проникнуто было бы злым намерением; во вред или осуждение никому сознательно не выдам ни письменно, ни словесно, ни знаками тех решений, которые от него или через вестника, или [166] письменно будут мне сообщены; если для них вредное узнаю, то буду по мере сил моих противодействовать; если же чему-либо воспрепятствовать буду не в состоянии, то позабочусь дать знать им самим через вестника или письменно, или так, чтобы это им стало известно самым скорым образом. Папство римское, регалии св. Петра и все права римской церкви, которые она имеет, буду повсюду всеми силами поддерживать, защищать и им содействовать. Дела, поручаемые мне святейшим папой нашим, буду вести верно и тщательно заботиться о них. Обязанности нотариата буду верно выполнять, без воли владыки нашего ничего не добавляя и ничего не уменьшая в таком направлении, которое переменило бы сущность предложенного мне дела; буду верно давать сведения о делах, требующих разысканий; буду верно действовать в письменных делах, подлежащих моему выполнению на заседаниях и подлежащих опубликованию, и буду верно выполнять все другое, что где бы то ни было будет возложено на меня владыкой нашим; коварства или обмана; против службы не совершу и не помыслю совершить, и если бы я узнал, что какое-либо против нее коварство или обман совершается, то открою владыке нашему как возможно скорее и удобнее; письма, которые следует из канцелярии отправить, не буду задерживать и даже не помыслю этого; исковые же письма в указанной канцелярии другой стороне, правителям ее дел или другим лицам, через кого это может дойти до их сведения, никому не открою. Прочие тайны этой канцелярии, которые будут за тайны считаться, буду тайно содержать и сознательно никому их не открою. Итак, все вышеизложенное обещаю и клянусь в, целом и в отдельности содержать и сохранять без всякого коварства и обмана, без лукавства. Да поможет мне бог и святое божье евангелие».

В среду, 7 мая, был заключен брак словесно и лично между сиятельнейшим синьором Хоффредо Борджиа, сыном святейшего папы нашего Александра VI, и сиятельнейшей синьорой Санчией Арагонской, незаконной дочерью Альфонса II, короля Сицилии, следующим порядком:

Когда синьор кардинал Монтереале (Хуан Борджиа), легат апостольский, и светлейший король уже сидели в одной из комнат Нового замка в Неаполе на двух креслах, а налево от короля стояли незанятые еще четыре таких же кресла, вошел вышеназванный дон Хоффредо в сопровождении немногих дворян и сел слева от короля; немного после этого вошла в сопровождении 12 женщин Санчия, поддерживаемая слева сиятельнейшим доном Федерико Арагонским, братом короля, и заняла место между легатом справа и своим отцом королем слева. Кольца невесте не надевали, потому что, по неаполитанскому обычаю, в стенах церкви никоим образом, как говорили, нельзя надевать кольца жениху и невесте до возведения короля на престол. После этого один неаполитанский [167] нотариус вслух читал договор этого брака, составленный при короле Сицилии, светлой памяти Фердинанде, копию которого, имея в своих руках, нотариус апостолической камеры Стефано Нарни внимательно сверял с другим, первоначальным, который читал вышеуказанный неаполитанский нотариус. В этом договоре между прочим указанному Хоффредо обещалось шесть герцогств и графство, четыре тысячи ежегодного дохода; но в нем же указывалось, что сам дон Хоффредо в конце года должен дать невесте 15 000 дукатов и подарков стоимостью в 10 000 дукатов. Этот контракт снова был составлен сторонами, и его скрепили нотариусы синьор Стефано и другой.

По совершении этого были принесены четыре весьма красивых куска парчи разных цветов и несколько других из бархата и три золотых кулона с различными геммами и бриллиантами, ожерелья, много колец и другие женские украшения, стоимостью, как оценивалось окружающими, в 8 000 дукатов или около того. Все это было подарено невесте со стороны названного дона Хоффредо, сына папы. Потом невеста удалилась в сопровождении дона Федерико и бывших с нею женщин и возвратилась к своему месту жительства, которое имела в замке. После нее сейчас же удалился и легат, сопровождаемый королем до самого подъезда замка к его ослице, и поехал в епископский палаццо. Присутствовало около 10 прелатов, около 25 баронов и немного послов, которые сидели на одной скамье, не участвуя, за исключением прелатов.

В тот же день были принесены мне мантилья из красного камлота гранатового с шелковистым капюшоном, тоже гранатовым суконным, и диплоид фиолетовый сатиновый, без всяких моих расходов сшитые и отделанные по поручению короля.

В среду, 8 мая, день коронования.

После того как синьору Джованни, протонотарию Сермонеты, было назначено место в конце пятой скамьи по соседству с левой трибуной, то-есть на углу Евангелия после облаченных прелатов, а также после протонотария Сеги, хотя Ссрмонета требовал себе место старше. Упомянутый Сермонета разразился против меня неприличными словами, считая себя не антиохийским патриархом, но бароном города Рима и ассистентом папы, вследствие чего не желал терпеть от меня, чтобы я с ним обходился по своей воле. Он требовал, чтобы я ему назначил должное место и чтобы он в капелле папы был на первой скамье протонотариев, а потому, говорил он, я должен ему и его сотоварищу назначить первую скамью. Ответил им я, что не здесь место ассистентам, а возле папы, и что ему самому должно знать, что здесь предоставляется место епископу протонотарию без облачения, а тем более в облачении. Остался протонотарий на том же самом месте и больше не возражал. [169]

На сказанном короновании присутствовали синьор Филиберт Натурелли, посол светлейшего Максимилиана, короля римского; вельможный синьор Павел Тревизанский, обоих прав доктор, посол светлейшего герцога Венеции; Антонио Станга, посол миланского герцога, и синьор Дионисио Пуччи, посол флорентийский, которым я дал место до начала служения на скамье, для них приготовленной, где они и сели. После начала служения, позвав меня, они сказали, что место им не подходит: у них высокий чин, а их посадили далеко позади епископов. Я им ответил, что епископы должны быть значительно выше, так как они вместе с легатом служат и коронуют. Однако после многих приставаний они меня вынудили, чтобы я им дал место в пятом ряду, а прелатов перевел в другое место. Недовольные этим прелаты во время коронования стали позади короля, чтобы лучше видеть, а потом возвратились на свое первоначальное место, то-есть пять прелатов вернулись назад и там оставались до конца литургии. Присутствовал в Неаполе синьор правитель Каталонии, посол короля и королевы испанских, который, однако, не желал быть на короновании из-за посла короля римского, которому уступать не желал, а хотел быть впереди; вследствие этого синьор дон Фернандо просил его не приходить, что он и сделал.

Присутствовал и посол великого турка с 12 человеками свиты, которые имели место выше ступени участка каноников, приготовленное с тем расчетом, чтобы они оставались в церкви до возношения во время сложной литургии. Когда легат произнес возношение, я подошел к королю и сказал его величеству, что ни в коем случае неудобно турку быть в церкви во время возношения причастия. Вследствие этого он соблаговолил указать, чтобы они вышли. Это я тотчас же сделал, они удалились. На этом короновании присутствовали также сиятельнейшая инфанта, сестра коронованного короля Альфонса, и дочь самого короля, которые не могли быть видимы, потому что имели перед собой покрывала по случаю смерти Фердинанда, вследствие чего им не следовало открыто ходить.

Возвратившемуся в свою комнату легату я отдал 12 кусков золота, которые были пожертвованы ему королем вовремя литургии. Из этого количества он мне дал два, диакону один, еще несколько дал тем, которые ему помогали за литургией, и один иподиакону. Я узнал от некоторых людей, что во время коронования короля Фердинанда пожертвование его были разделено на три части: из них одну часть получил начальник отрядов, другую диакон и иподиакон, а третью разделили между собою помогавшие капелланы. Блюдо, на которое была положена корона для возложения королю, взяли капелланы легата и потом предоставили его легату, который удержал это блюдо за собою.

По окончании литургии жених и невеста приблизились к алтарю и там на последней ступеньке опустились на колени [170] на две подушки. Повернувшись к ним, служивший в митре, стоя, сказал: «Прими жену твою» и пр., по уставу. Тогда жених, а потом и невеста пожертвовали служившему восковые свечи с дукатами, целуя его руку, однако служанки королевы совершенно открыто вытащили два дуката, то-есть из каждой свечи по одному дукату.

Обедали вместе легат, король, жених и невеста, дон Федерико, посол короля Испании и Джентиле Вирджинио за одним и тем же столом, невеста посредине, справа легат, слева король, справа от легата дон Федерико, справа от него посол короля Испании, слева от короля дон Хоффердо, жених, и справа от него Джентиле Вирджинио. Началась трапеза около двух часов ночи и продолжалась до пяти или шести. По окончании трапезы невеста посредине сопровождающих ее короля и легата отправилась в свой палаццо, который находился сейчас же за воротами указанного замка, в предшествии жениха и прочих, как это обычно делается, где законные жених с невестой вошли в личную комнату с приготовленной для них постелью, а легат и король ожидали снаружи. В этой комнате служанки и женщины сняли с жениха и невесты наряды и положили их вместе в постель, жениха справа от невесты; когда они так лежали под полотном и одеялом, вошли легат и король; в их присутствии жених и невеста были раздеты служанками до пупа или около того, и жених лобызал невесту без всякого стеснения. Легат и король, оставаясь здесь же, разговаривали около получаса; потом, оставив жениха и невесту, все удалились. Кардинал возвратился в епископский дворец, а король в замок.

Все это о делах неаполитанских; обращаюсь к римским.

В пятницу, 2 мая, светлейший папа наш послал военную силу в замок перед Остиею Тибрской с осадными орудиями и несколько дней спустя подчинил его себе.

В понедельник, 14 июля, возвещено было, что сиятельнейший Альфонс II Арагонский, король Сицилии, идет к Виковарио. С королем было около 1 000 человек конницы, с папой же около двадцати и много пехотинцев с тем и другим.

В тот же день поздно король вошел к папе в его комнату и оставался с ним в течение многих часов, в отсутствии кардиналов. Поутру следующего дня папа пошел в комнату короля, где они пробыли тоже долгое время. Вечером король трапезовал с папой, и дал король папе золотое блюдо и две вазы тоже золотых ценою около 3 000 дукатов. С вышеназванным королем пришло много турок, из которых один гулял по высоко натянутой веревке, к великому удивлению всех, прыгал голыми ногами, а также с привязанными к ногам деревянными башмаками, а также горшками, с привязанными к веревке волосами; доставал луком шапку, положенную на земле, и совершал другие опасные действия. Папа и некоторые из кардиналов смотрели на это.  [171]

В понедельник, 17 ноября, сиятельнейший французский король Карл вступил в город Флоренцию с величайшим почетом и триумфом, сопровождаемый большим количеством конных и пеших. Здесь он обсуждал разные дела с флорентийцами. На дверях церквей и в других открытых местах золотыми буквами было написано: «Король, мир и восстановление свободы». Между прочим король вступил в соглашение с флорентийцами, заключив с ними условия, которые 26 сего числа были оглашены в митрополичьем храме по окончании литургии. В силу этих условий флорентийцы обязались заплатить королю в течение года 130 000 дукатов. Король постоянно будет иметь во Флоренции двух послов, а флорентийцы будут иметь при короле двух послов, с целью постоянно обсуждать текущие военные дела.

В понедельник, 24 ноября, перед святейшим папой нашим по его зову предстал, взяв меня с собою в качестве переводчика, вельможный и сиятельный Рудольф, принц Ангальтский, граф Аскании ²⁷, и синьор Имбрембургер, которому святейший папа наш напомнил дерзость короля Франции, проявленную им перед святой римской церковью в том, что он не только домогается стать господином государств и земель итальянских, тяготеющих к Священной римской империи, но даже пытается присвоить себе имя и титул этой империи. Однако на это его святейшество не намерен согласиться, если бы даже над его шеей навис обнаженный меч ²⁸. Поэтому он обратился к принцу и сиятельнейшему владыке Максимилиану, королю римскому, как единственному защитнику святой римской церкви, чтобы он правильнее посмотрел на вышеизложенное и увещевал его величество отозваться на эти бедствия и защитить честь святой римской церкви, Священной римской империи и всей Италии. Этот упрек принц смиренно принял.

В четверг, 27 ноября, синьор Джованни Марио де Поджио, чиновник ведомства церемоний, мой сотоварищ, утром около восхода солнца был безжалостно убит Фомою Пьемонтским, своим домашним, который нанес спящему в постели топором четыре удара по голове с раздроблением на части. Да удостоит своего милосердия его душу всемогущий бог!

В среду, 9 декабря, пришли в апостолический дворец кардиналы пресвитеры Асканио, св. Северино, Бартоломео Луна, а также епископ Чезены, аудитор камеры, Просперо Колонна и Жером д'Эстутевиль. И в тот же день поздно все остались в плену у папы.

На следующий день был освобожден епископ Чезены, аудитор камеры. Потом было тайное заседание консистории, на котором присутствовали также эти три кардинала. По окончании заседания кардиналы Асканио и св. Северино были посланы в верхние комнаты дворца над папой и были там взяты под стражу. Просперо и Жером были посланы по стене или по переходам в замок св. Ангела и там взяты в плен. [172] Кардинал же Луна был послан в Остию для обсуждения некоторых текущих дел.

В тот же день пришел к городу сиятельнейший Фердинанд Арагонский, герцог Калабрии, который, пообедав в винограднике сиятельнейшего синьора кардинала Орсини близ церкви св. Северино, прибыл к святейшему папе нашему около 21 часа. Так как послы короля Франции на этих днях много раз требовали от святейшего папы разрешительных грамот на проход и пропуск продовольствия их королю в землях святой римской церкви, то сегодня его святейшество, по окончании вышеозначенного заседания консистории, ответил им, что никоим образом он не желает дать королю проход и продовольствие и что они могут сообщить об этом королю.

Во вторник, 16 декабря, будучи позваны поверенным папы синьором Энгельгардтом, около 2 часов ночи мы пришли к папе, а именно: Иоганн Фабри, Евгений Туртипигер Ауреола, Иоганн Коппис и я. Рассказал нам его святейшество о неприятельском набеге и наглости короля Франции, который занимал земли церкви и приближался для осады города. Он от него этого не ожидал; но так как такое поведение не очень подходит христианнейшему королю, то папа не знал, что об этом думать: он просил нас, чтобы мы сообщили это нашим (нашей [немецкой] нации он очень доверял), воодушевили их к защите его самого, церкви и города и поручили им правильно расставить заслуживающих во всех отношениях доверия людей, снабдить их соответствующим оружием и во всем установить между собою порядок, чтобы при наступлении они могли защищаться с помощью оружия не вне города, а только в нем, как он этого желал бы. С согласия всех я ответил, что мы сожалеем об этом случае, что мы готовы повиноваться указаниям его святейшества, намерены сообщить другим и дадим ответ его святейшеству. Итак, мы удалились от его святейшества и решили созвать к странноприимному дому приезжего Иоганна Ангела, приезжего Гаспара, Гаспара Скультети, моего сапожника с пятью другими сапожниками, Якова Скуллиера и торговца Николая Лука, мастера брадобрея Андрея, мастера цырюльника Иоганна Убелаха и мастера портного Христиана, которым я изложил с должным увещанием поручение и предложение папы. Они ответили, что обязаны перед начальниками отдельных кварталов города, указаниям которых они должны повиноваться и не могут от них отступить, вследствие чего для них невозможно удовлетворить просьбу святейшего папы нашего. Полученный в воскресенье, 17 декабря, ответ я в тот же день пересказал синьору Андрею Вентарту, чтобы он сообщил его почтенному отцу синьору Джованни, епископу Перуджии, для доклада святейшему папе нашему. Его святейшество добавил к своему предложению, что он намерен с испанской нацией сделать то же, что сделал с нами, и что во французской нации он не [173] сомневается, потому что вне Рима есть много хороших придворных, намеревающихся дать свою помощь для защиты города. При этом предложении папы присутствовали высокочтимый кардинал Неаполитанский, сиятельнейший синьор герцог Калабрии и почтенный синьор Джованни, епископ Перуджии.

Несколько дней тому назад, по сообщению кардинала Гуркского, Георгий Бузард, писец апостолических писем, посланный святейшим папой нашим к великому турку в качестве нунция и посла, как сам кардинал рассказывал, был схвачен сиятельнейшим синьором де Ровере, родным братом высокочтимого кардинала Санто Пьетро в Винколи, и содержался в плену в Синигалье. У Бузарда, как говорил тот же кардинал, были известные наставления от святейшего папы нашего касательно того, что он должен делать у великого турка; за эти наставления кардинал Гуркский святейшего папу нашего укорял в бесчестии. Содержание этих наставлений нунцию и послу слово в слово было таким:

«Наставления тебе, Георгию Бузарду, нунцию и доверенному нашему. После того, как отсюда отбудешь, ты пойдешь прямо и как можно скорее к могущественнейшему великому турку, султану Баязету, где бы он ни был; после того как должным образом приветствуешь его и возбудишь страх имени божьего и любовь, ты сообщишь ему именем нашим, как король Франции с большой силой, сухопутной и морской, с помощью государств Миланского, Бретонского, Португальского, Нормандского и с другими отрядами поспешает сюда в Рим, чтобы отобрать из наших рук Джема, султана, брата его высочества, и завладеть королевством Неаполитанским и изгнать короля Альфонса, с которым мы соединены теснейшей степенью родства и дружбой и которого пытаемся защищать, потому что он наш подданный и ежегодно платит нам сборы. По этой причине сказанный король Франции сделался нашим врагом, который поспешает не только, чтобы захватить султана Джема и завладеть самим королевством, но чтобы переплыть в Грецию и обрушиться войной на отечество его высочества; говорят, будто отправят сказанного султана Джема с флотом в Турцию. Так как нам нужно защититься от короля Франции, приложить все усилия и хорошо приготовиться в такой степени и в таком объеме, как мы это уже сделали, и нужно нам сделать еще очень большие расходы, то мы принуждены прибегнуть к поддержке султана Баязета и надеемся на взаимную добрую дружбу, что он поможет нам в такой нужде: его ты будешь просить и именем нашим увещевать, как можно скорее послать нам 40 000 венецианских дукатов золотом в качестве годового взноса за тот год, который окончится в последних числах ноября наступающего года, что бы мы своевременно могли себе оказать поддержку, чем его величество сделал бы нам весьма приятную вещь, и больше никакого отягощения его величеству делать мы теперь не [174] желаем, — и в этом случае мы напряжем все силы и умение в должном сопротивлении, чтобы король Франции не одержал какой-нибудь победы над нами и над братом его величества. Уведомишь равным образом великого турка о прибытии посла великого султана к нам с письмами и дарами, которые он прислал нам для содержания Джема, своего брата, прислав также большие пожертвования и обещания, которые сделал нам из великого сокровища и из многих других вещей; ты сообщишь его величеству, что мы крепко держимся нашего намерения, поскольку ему обещали, и никогда против него не пойдем ни в каком деле. Всегда нашим намерением было растить и улучшать нашу добрую дружбу» (июль 1494 г.). (Письмо великого турка папе Александру): «Султан Баязет Хан, сын султана Магомета, божиею милостью император Азии, Европы и всего приморья, отцу и владыке всех христиан, божиим промыслом папе Александру VI, римской церкви достойному предстоятелю, после должного и заслуженного приветствия от благой души и чистого сердца ставим в известность ваше величество, как мы узнали о добром здоровье его через Георгия Бузарда, слугу и нунция вашего могущества, отчего мы обрадовались и получили большое утешение: между прочим он мне доложил, что у короля Франции лежит на душе завладеть братом нашим Джемом, который находится в руках вашего могущества, что было бы очень против нашей воли, из чего последовал бы вашему величеству большой ущерб и все ваши христиане потерпели бы урон. Поэтому мы вместе с вышеназванным Георгием начали думать о спокойствии, пользе и чести вашего могущества и к тому же о моем удовлетворении. Хорошо было бы, чтобы сказанного Джема, моего брата, который подвержен смерти и находится в плену в руках вашего величества, вы уморили бы, отчего — если бы это так произошло — было бы полезно вашему могуществу, весьма удобно для спокойствия и весьма приятно для меня. И если бы в этом ваше величество было согласно угодить нам, а мы уповаем на ваше благоразумие сделать так, то должно к благу вашего могущества и к величайшему нашему удовлетворению как можно скорее и как можно лучшим способом, каким вашему величеству будет угодно, помочь означенному Джему избавиться от тягостей сего мира и переселить его душу в другой мир, где он имел бы самый лучший покой. И если ваше могущество сделает, чтобы это осуществилось, и предъявит нам тело его в каком бы то ни было месте по сю сторону нашего моря, мы, султан Баязет, вышеназванный, обещаем триста тысяч дукатов в каком бы ни было угодно вашей святости месте, чтобы ваше могущество могло на них купить своим сыновьям какое-нибудь имение; эти 300 000 дукатов мы обеспечим вручить тому, кому распорядится ваше величество, ранее того, как сказанное тело будет дано и вручено вашими нашим. Да позволит ваше [175] могущество, чтобы всю мою жизнь, сколько проживу, у нас была всегда добрая и величайшая дружба. Вашему величеству мы сделаем все благоугодное и всяческое наше благодарение без всякого исключения. Написано в Константинополе 15 сентября 1494 г.».

В четверг, 18 декабря, все добро папы было приготовлено в путь и к отбытию, с постелью и повседневной посудой, за исключением всех облачений ризницы апостолической капеллы, всей обстановки дворца, посланных в замок св. Ангела; все кардиналы готовы к отбытию; готова вооруженная конница.

В пятницу, 19 декабря, был освобожден из плена высокочтимый синьор кардинал св. Северино, который поехал к королю Франции, намереваясь с ним что-то обсуждать, по приказанию и от имени папы, а вследствие этого Колонна, как говорят, обещал вернуть папе замок Остию и себя отдал на службу церкви и возвратился.

1495 ГОД

В лето господне 1495, в четверг 1 января, в праздник обрезания господня, кардинал Пармский совершал торжественную литургию, в большой капелле в присутствии папы.

6 января, по окончании литургии и по своем возвращении домой, я нашел, что против моей воли, но с ведома и дозволения Марка де Тебальдис, начальника нашего квартала, галлы вошли в мой дом, вывели семь из восьми лошадей, много ослов, которые у меня были в конюшне, а свои семь ввели; они потребляли мое сено; мою комнату галлы определили для графа Ротомагенского (Руанского), а комнату Андрея Понденса, доктора искусств и медицины, столько лет со мной жившего, назначили другому; другую комнату внизу, в которой, как и в нескольких других моего дома, были заняты той служители, отвели для домашних указанных галлов дворян. Немало задетый такой наглостью и беззаконием, я отправился к королю Франции, которому жаловался на поступки его людей; он послал меня к великому маршалу Франции, у которого только на другой день я и кардиналы Савелли, Колонна и св. Дионисия потребовали, чтобы было назначено для указанных лиц другое местопребывание, дом синьора Якопо Галло, римлянина.

В среду, 8 января, был разграблен и расхищен галлами дом Паоло Планки, римского гражданина, были убиты два его сына и многие другие, а также умерщвлены евреи, и дома их были разграблены и расхищены.

В воскресенье, 11 января, было заключено соглашение между святейшим папой нашим и сиятельнейшим синьором [176] Филибером (из провинции) Бресс, дядей короля Франции, наместником названного короля, что святейший папа наш должен вручить Джема, брата великого турка, на шесть месяцев королю Франции, который с этого времени должен платить папе 20 000 дукатов и дать поручительство флорентийских и венецианских купцов о возврате Джема, султана, самому папе по истечении шести месяцев без замедления; потом должен короновать короля Франции королем неаполитанским без предварительного чьего-либо суждения и обеспечить безопасность кардиналам Санто Пьетро в Винколи, Гуркскому, Савелли и Колонна, не оскорбляя их.

Первые ворота дворца и все другие двери входов были на время пребывания короля даны под охрану шотландцев, которые не позволяли войти никому, за исключением своих и весьма немногих наших.

В тот же день я дал высокочтимому синьору Макловийскому на записочке памятку о неоплатных обычных подарках:

В воскресенье, 18 января, король Франции шел к зале пап; осведомившись об этом, папа поспешил к нему почти до входа означенной залы. Папа был облачен в белый капюшон поверх дорогой столы и в белый берет, хотя и не совсем подходяще. Король пришел для закрепления соглашения с папой, ранее заключенного и подписанного как папой, так и королем; однако между ними возникло расхождение в закреплении тех условий, а именно о поручителях, которые должны быть даны папе королем, о возврате турка папе по истечении шести месяцев; соглашение говорило, что король должен дать знатных поручителей, баронов и прелатов королевства по воле папы. Король желал, чтобы количество поручителей было снижено до десяти лиц; папа хотел 30 или 40, о чем приблизительно три часа они спорили и рассуждали. Наконец папа вошел в комнату, расположенную между залой и палатой Папагалли, где были приготовлены камерных два кресла. Король последовал за папой, который усадил его на одно из этих кресел, потом и сам сел на другое, расположенное вправо. И были прочитаны и утверждены условия, относительно которых запрашивались два нотария — один со стороны папы, а другой со стороны короля, причем условия были написаны на народном французском, а для папы на латинском языке. [177]

В понедельник, 19 января, была приготовлена по обычаю первая зала апостольского дворца у св. Петра для открытого заседания консистории, для приема короля Франции и для принесения им покорности: папа для открытого собрания был одет по обряду и поручил мне, чтобы я пошел к королю Франции для наставления его относительно того, что он должен делать и говорить при целовании ноги у папы и принесении ему покорности, но чтобы о месте его между кардиналами или после первого кардинала ничего ему не говорил, потому что король решил не сидеть, но, стоя возле папы на возвышении, произнести несколько слов о принесении покорности.

Затем синьор председатель парижского парламента стал перед папой и коленопреклоненно доложил, что король лично пришел для принесения покорности его святейшеству, что он, однако, желает ранее попросить трех милостей от его святейшества, которые обычно даруют вассалу перед изъявлением покорности; он просил: 1) закрепить все привилегии христианнейшего короля за его супругой и перворожденным сыном, а также все содержавшееся в соглашении, 2) самого короля облечь званием короля неаполитанского, 3) принять статью, обсуждавшуюся вчера, о необходимости дать поручителей о возврате брата великого турка. Папа ответил по первой статье, что он закрепляет привилегии, поскольку это в обычае; по второй статье, — что в ней предрешается и третья, вследствие этого надо с советом кардиналов зрело обсудить и, сколь возможно, угодить королю. По третьей статье он желает согласовать с самим королем в случае сочувствия священного собрания кардиналов, не сомневаясь в их согласии. По окончании этого ответа, король, стоя налево от папы, произнес следующие слова: «Святой отец, я пришел для того, чтобы принести покорность вашему святейшеству таким образом, как это делали мои предшественники, короли Франции». Папа, держа своей левой рукой правую руку короля, ответил весьма кратко, называл в своем ответе короля своим перворожденным сыном. Между тем, пока совершалось вышеизложенное, к апостольскому возвышению подошли все кардиналы в замешательстве вследствие ярости и наглости французов. Закончив первосвященнический свой ответ, папа встал и, держа своей левой рукой правую руку короля, возвратился в палату Папагалли, где, сняв священные одежды, сделал вид, что сам желает провожать короля. Король, принося ему благодарность, возвратился в свою комнату через все залы просто, без всякого сопровождения кардиналов.

Во вторник, 27 января, поздно вечером Джем, султан, брат великого турка, в сопровождении конного эскорта был переведен из замка св. Ангела в палаццо св. Марка и вручен там королю Франции. В городе чиновниками короля Франции были устроены две виселицы: одна в Кампо ди Фиоре, а [178] другая на площади Иудеев; эти же чиновники отправляли суд, а не чиновники папы; приказания по городу исходили от имени короля, а не от имени папы.

В среду, 28 января, когда папа находился во второй зале с 13 кардиналами, прибыл из палаццо св. Марка король со своей свитой. Все вошли к папе в полном вооружении, только король был вооружен мало. Потом король вышел в сопровождении папы, причем он сделал вид, что вот поцелует ногу у папы, папа же никак не хотел допустить этому совершиться; король ушел и сел на своего коня, приготовленного ему перед ступенькой скрытого сада, где немного подождал кардинала Валенсийского, намеревавшегося ехать вместе с ним; наконец, кардинал сел на своего мула в том же месте, где и король, и подарил ему шесть прекраснейших лошадей, стоявших там же в уздечках, но без седел.

Поздно в тот же день за королем последовал также кардинал Гуркский, который сопровождал его со всеми прочими кардиналами до его королевства. Брат великого турка несколько раньше отъезда короля отправился от св. Марка с сильным эскортом, держа путь в Марино, а потом продолжал путь с королем по своему желанию. После отбытия короля к папе пришли все кардиналы, чтобы от него разойтись по домам.

В тот же день вечером было сообщено папе, что король Альфонс отбыл из Неаполя с большими сокровищами на четырех галерах, намереваясь ехать в Сицилию и в Испанию для предводительствования отрядами против короля.

В четверг, 29 января, прибыло к королю Франции в мешках на мулах 18 000 дукатов, а недавно было доставлено еще 4000 — расход короля и его свиты за несколько дней.

Тем временем было возвещено папе, что обитатели города Феррары, вывезши все богатства и оставив город, ушли из него, а также, что король неаполитанский его занял.

В ту же ночь внебрачный сын кардинала Орсини, синьор Джентиле Вирджинио Орсини силой и коварством вошел в дом Бартоломее Юбба, генуэзца, родственника счастливой памяти папы Сикста IV, и захватил в плен самого Бартоломео и одного из его сыновей, отвел с собой за город в замок своего отца Браччиани и содержал их там как пленников; другой сын синьора Бартоломео, находившийся здесь же в доме спрятался в какой-то печке, благодаря чему избежал опасности.

В среду, 18 февраля, король Франции вошел в Капую на основе условий и договора, как завладевал прежде другими местами. Потом в Риме распространился слух, что сам короть в Капуе ночью в своей спальне слышал два раза подряд ужасный голос и что один чехол из тех, которые были у него в комнате, сам собою открылся и знамя, находившееся в нем, стало, что король, пораженный этим, поклялся не [179] возвращаться в свое королевство, пока не завладеет святой землей и не вернет гроб господа Христа во владение верующих, и что он посвятит и обеспечит одну капеллу в Неаполе в честь святого духа.

В среду, 25 февраля, Джем, иначе Зизим, брат великого турка, который недавно был вручен королю Франции святейшим папой нашим на основании заключенного между ними условия и договора, расстался с жизнью от пищи или питья, несообразного с его природой и непривычного. Труп Джема потом, по настоянию и мольбам великого турка, был послан тому же великому турку со всем двором; турок за это, как говорят, выплатил или подарил большое количество денег.

В субботу, 4 апреля, утром на Альфонса Сардинского, некогда скорохода святейшего отца нашего, тогда баргелло ²⁹ в городе, возвращавшегося со своим отрядом из Пискарии, напал без всякого повода Сабастилья, римский вооруженный гражданин, и они взаимно друг друга тяжело ранили. Один из слуг баргелло одним ударом в шею оглушил Сабастилью, вследствие чего тот упал, баргелло отошел и немного спустя тоже упал. Слуги его понесли его в аптеку, но подоспевший какой-то римский гражданин потащил его за ноги и мешал слугам понести его в аптеку до тех пор, пока не подоспели другие римские граждане, которые самого баргелло здесь же убили, а Сабастилью отнесли в его дом. Немного позже этот баргелло без света и без факелов был отнесен в церковь странноприимного дома испанцев и там же был похоронен.

В тот же день было возвещено в городе, что в Венеции заключен и одобрен союз между святейшим папой нашим, сиятельнейшим королем Максимилианом римским и королем испанским., а также между венецианским и миланским герцогами для общего благоденствия христиан и попечения о них, а также для спокойствия всей Италии.

В пятницу, 10 апреля, по указанию святейшего папы нашего, провозглашено по городу и возвещено народу, что в наступающее воскресенье будет объявлен союз между святейшим папой нашим и испанским королем, а также между венецианским и миланским герцогами, составленный для общего благоденствия христиан и спокойствия Италии, в церкви св. Петра, где будет показан нерукотворный образ господень, а папа намерен даль присутствующим полное прощение.

После литургии высокочтимый синьор кардинал объявил полное прощение, дарованное папой народу. Были приготовлены светильники и ключи, чтобы показать нерукотворный образ господень; когда папа увидел, что на литургии присутствует весьма мало народа, то приказал ничего не показывать.

В среду, в последний день декабря, была папская вечерня в большой капелле в присутствии папы. В конце вечерни приглашенные чиновники города, назначенные на будущие месяцы, не явились для принесения обычным чином клятвы папе [180] Вследствие этого папа встал и вернулся в палату, вознегодовав против чиновников; но после снятия облачения он был умилостивлен некоторыми кардиналами, сел на поставленный там трон первосвященника, где эти чиновники принесли присягу в обычной форме. Потом папа вошел в палату и, находясь некоторое время в расстройстве, начал антифон ³⁰. Расстройство это было таково, что он сидел, когда пели «Величит душа моя господа». Он оставался в палатах, не выходя никуда очень много дней.

1498 ГОД

В субботу, 27 февраля, новые кардиналы до обеда, посетив церковь св. Петра, пошли в дом кардинала св. Марии в Портике, в котором жила донна Лукреция ³¹ Борджиа, дочь святейшего папы нашего, жена сиятельнейшего синьора Джованни Сфорца, владыки Пезаро, для посещения донны Лукреции; эта синьора вышла им навстречу до самого низа лестницы. В комнате на четырех кардинальских креслах обычным чином сидели все четыре кардинала и, поговорив, удалились, сопровождаемые самой донной Лукрецией до ворот, где они надели свои шляпы.

Вербное воскресенье, 27 марта. Святейший папа наш пришел в облачении, из третьей залы в капеллу, до которой нижние концы мантии нес синьор Феб Гонзага, родственник маркграфа, чем папа был обеспокоен, потому что он желал, чтобы нес их маркграф ³².

В субботу, 30 апреля, были изготовлены камерой первые экспектанции ³³ папы Александра VI в количестве 15000 или около того.

В пятницу, 6 мая, в большой зале у св. Петра были изданы апостолической канцелярией правила относительно экспектанции в виде декрета.

В воскресенье, 8 мая, извещено было всем через прикрепленные на дверях апостолической канцелярии записки о том, что с ближайшего вторника до субботы включительно каждый день будет производиться заготовление экспектанции и заготовленные будут в ту же субботу все вместе отправлены для наложения свинцовых печатей. В среду, 11 мая, было заготовлено около 100 экспектанции.

В пятницу, 20 мая, около 21 часа вошли в город через Латеранские ворота синьор Хоффредо Борджиа Арагонский, герцог Скиллаче и граф Кориаты, сын святейшего папы нашего Александра VI, в возрасте 40 лет или около того, и донна Санчия Арагонская, дочь короля Альфонса, жена Хоффреда Борджиа, с шестью другими женщинами, служанками, коим навстречу вышли капитан конницы с вооруженными людьми, [181] около 200 человек, и придворные всех кардиналов и прелаты папы. Ибо в это утро через скороходов святейшего папы нашего были приглашены, по настоянию со стороны кардинала Валенсийского ³⁴, все кардиналы в отдельности, чтобы они удостоили послать своих прелатов и щитоносцев навстречу его брату Хоффредо, вступающему в город, что и сделали все за воротами, за которые навстречу ему вышла донна Лукреция Сфорца, святейшего папы нашего дочь, жена сиятельнейшего Джованни Сфорца, властителя Пезаро, сестра вступающего Хоффредо, и с нею 12 женщин. Впереди них два пажа, имевшие в руках две мантильи, сидели на двух конях, из которых один был покрыт парчевой, весьма красивой золотой попоной, а другой имел попону из кремонского бархата; она приняла с чувством брата своего Хоффредо и его жену.

Навстречу к нему же вышли синьор воин Гарсиас Лассо, посол короля и королевы испанских, посол короля неаполитанского синьор Филиберт Натурелли, посол короля римского, два посла венецианских и посол миланский, почтенный синьор Джованни, архиепископ Рагузский, иначе правитель города, с тремя консерваторами канцелярий, начальниками участков и другими чиновниками, а также с многими римскими гражданами, за которыми следовал сенатор со своим семейством. Все они пришли навстречу вышеназванным с величайшим торжеством к Латеранской церкви и ее главным дверям. С коней сошли синьор Хоффредо, его жена, его сестра Лукреция с тремя или четырьмя женщинами, а прочие оставались на конях; они вошли в церковь и вышли из нее через другие двери возле большого алтаря, где снова сели на лошадей и отправились к апостолическому дворцу у св. Петра, где папа, стоя во второй комнате, смотрел через полуоткрытую дверцу, как мы проходили; когда мы были внутри дворца, папа вошел в залу первосвященников и сел на приготовленное возвышенное кресло. Синьор Хоффредо, сделав папе обычное поклонение, поцеловал у него ногу и руку, а папа взял голову Хоффредо обеими своими руками, наклонив голову к себе, но не поцеловал. За ним следовала жена Санчия, которая подобным же образом поцеловала ногу и руку у папы, и таким же образом папа взял ее голову обеими руками. То же сделала Лукреция, которая равным образом была принята папой. По совершении этого синьор Хоффредо стал между кардиналами, а Лукреция села на подушку на земле справа от папы, Санчия же села слева на другую подушку. Прочие же женщины подходили целовать ногу у папы. Между папой, Санчией и его дочерью Лукрецией происходил долгое время шутливый и веселый разговор.

По совершении всего синьор Хоффредо, Санчия, Лукреция и все прочие удалились, оставив папу в зале, и тем же порядком мы поехали к бывшему дому кардинала Алерии (на Корсике) для приема и пребывания Хоффредо и Санчии, [182] которые, выразив у дверей благодарность всем сопровождавшим, вошли в него вместе с Лукрецией и были там приняты ожидавшими их многими римскими женщинами.

Утром в воскресенье, 22 мая, в праздник пятидесятницы, папа отправился под митрой без балдахина в церковь св. Петра. На мраморном возвышении, на котором каноники указанной церкви обычно пели евангелие и послания, стояли Санчия и Лукреция, дочь папы, со многими другими женщинами, занявшими все возвышение и землю вокруг, что было большим неприличием, неблагопристойностью и соблазном для народа.

В среду, 6 июля, в тайном заседании консистории, святейший папа наш назначил легатом de latere (См. примечание 25) высокочтимого синьора кардинала св. Креста в Иерусалиме, намеренного итти навстречу сиятельнейшему Максимилиану, всегда благополучному королю римскому, шествующему в Рим ради мира и спокойствия Италии и для принятия императорской короны; его сопровождали все высокочтимые синьоры кардиналы, находившиеся тогда в заседании, от апостольского дворца у св. Петра к дому Меллини, в котором жил кардинал св. Креота.

В среду, 10 августа, после вечерни вступил в Рим через Портуэнские ворота сиятельнейший синьор Джованни (Хуан) Арагонский, герцог Гандии, святейшего папы нашего сын, которому навстречу вышли придворные всех кардиналов не по зову скороходов, а по воле их владычеств. Высокочтимый синьор кардинал Валенсийский, родной брат сказанного герцога Гандии и старший по рождению, ожидал герцога в вышесказанных воротах, с почестями сопровождал до апостолического дворца, в котором он поселился.

В пятницу, 7 октября, умер сиятельнейший Фердинанд II (Ферранте) Сицилийский, король неаполитанский  (См. примечание 5) , на место коего королем был избран и наследовал сиятельнейший Федерико (Фердинанд) Арагонский, принц Альтамуры, адмирал королевства.

В среду, 26 октября, состоялось тайное заседание консистории, на котором высокочтимый кардинал Луна был сделан и объявлен легатом de latere для помощи в завоевании замков, земель, городов, деревень и имений браччланского герцога Джентиле Вирджинио Орсини, а также его близкого родственника Джованни Паоло Орсини. По окончании заседания святейший папа наш, одетый обычным чином, вышел в церковь св. Петра, где высокочтимый синьор кардинал Перуджии служил торжественную литургию св. духу, на которую после причащения пришел сиятельнейший синьор Джованни Борджиа, герцог Гандии, следующим порядком: 12 трубачей, одетые в свои тоги, все придворные попарно, вооруженные, и 4 вооруженных дворянина, сам герцог Гандии со шпорами, в полном вооружении, но без шлема, имея справа возле себя [182] сиятельнейшего синьора Гвидона, урбинского герцога, подобным же образом вооруженного, за которыми следовали дворяне и церковные проводники.

По окончании литургии и по объявлении индульгенции руководители вошли в церковь с должными поклонами и остановились с несколькими своими перед папским возвышением: папа встал и, сняв митру, благословил три знамени, одно с гербами церкви и два с их гербами, которые в свернутом виде держали на своих плечах два клирика камеры. Поверх одного из них был деревянный белый жезл длиною около 4 1/2 пядей наподобие того жезла, который высокочтимый синьор камергер обычно носит в дни торжеств. После благословения папа сделал воскурение, покропил и покадил знамена и жезл: потом к папе подошел герцог Гандии и коленопреклоненно произнес клятву, обычно приносимую капитанами святой римской церкви.

В четверг, 27 октября, высокочтимый легат синьор кардинал Луна и герцог Гандии, капитан, с урбинским герцогом и всеми их отрядами, с оружием, с машинами и припасами вышли из Рима, направляясь в Ангиллару ³⁵ и в другие земли и места синьора Джентиле Вирджинио Орсини, намереваясь последовательно все завоевать. Завоевали же они и приобрели для святой римской церкви десять замков.

Из них они сожгли только замок Тривиньонский. Потом люди Орсини сожгли все хижины в Браччиано ³⁶ и Викарелло, чтобы не могли там поселиться войска церкви; по той же причине римская дорога была так разрушена, чтобы нельзя было по ней пройти.

1497 ГОД

Начата книга заметок мною, Иоганном Бурхардом страсбургским, протонотарием апостольского престола, о делах, относящихся к обрядам, а также о некоторых посторонних, с первого дня января месяца в лето от рождения господа 1497, в пятое лето понтификатства святейшего во Христе отца и высокочтимейшего папы нашего Александра VI.

В воскресенье, 1 января, в праздник обрезания господа нашего Иисуса Христа высокочтимый синьор кардинал Пармский служил торжественную литургию в большой капелле. Святейший папа наш, прежде чем выйти в тайную комнату, позвал к себе всех высокочтимых кардиналов, по совету коих решил послать меч сиятельнейшему Филиппу Красивому, эрцгерцогу австрийскому и бургундскому.

Во вторник, 21 января, было столкновение между войсками папы, Орсини и Вителлио возле Браччиано, и разбиты были войска церкви с большим позором и ущербом. Герцог урбинский ³⁹ был взят в плен; швейцарцев мертвых было около 200 или больше, — среди них постельничий папы нашего, состоящий в пресвитерском сане, а других было убито около 300, и много раненых; все наши орудия были захвачены отрядами Орсини, а войска наши были рассеяны.

В воскресенье, 5 февраля, был заключен мир в Риме в апостолическом дворце между святейшим папой нашим и Орсини. Вместо них рукопожатием обменялись высокочтимые синьоры кардиналы Неаполитанский и св. Северино; во вторник, 7 числа сего месяца, тот же высокочтимый кардинал св. Северино поехал к Орсини к замку Браччиано и обменялся с ним соглашением о должном исполнении обещаний и постановлений. Прибыл с ним в Браччиано капитан Джорджо Сайта Кроче и много других. В условиях примирения между прочим содержалось, что Орсини должны заплатить папе 5 000 дукатов.

В эти дни возвратился сиятельнейший синьор Джованни Борджиа, герцог Гандии, главный капитан всех вооруженных сил святой римской церкви, но сегодня не вошел в капеллу.

В среду, 15 февраля, был обнародован в городе указ, коим под страхом наказания предписано было всем солдатам в течение двух дней уйти из города.

В вербное воскресенье, 19 марта, святейший папа наш, облаченный обычным образом, благословил и роздал ветви. Герцог Гандии справа и герцог Пезаро слева держали ветви папы. Посол венецианский подавал воду папе для рук. Синьор Гундислав, капитан войск короля Фердинанда, также присутствовал в капелле и, не желая получить место на ступеньках папского возвышения, сел на скамью послов мирян после посла короля и королевы испанских. Высокочтимые синьоры кардиналы, заметив совершившееся, удивлялись. Доискиваясь причины, я подумал, что это сделано из-за герцога Гандии, сына папы. Ибо не желал сказанный Гундислав, капитан, [185] чтобы герцог имел преимущество перед ним: однако в этом он держался не здравого рассудка, а плохого мнения.

В пятницу, 24 марта, приношения ко кресту в капелле достигли 71 дуката золотом и даже больше, из которых на свою долю я получил 11 дукатов и 9 карленов.

В пасху, 26 марта, первую воду для рук папы давал посол венецианский, вторую — посол короля неаполитанского, третью — Гундислав, капитан Фердинанда, четвертую — герцог Гандии, сын папы.

Воскресенье, 16 апреля. Какие-то крестьяне недавно ограбили несколько служителей Петра Палуцио, римского гражданина; Петр, получив сведения, где эти грабители собираются, подступил к ним с верными своими вооруженными друзьями; из 24 человек он захватил 9 и привел их связанными в Рим. Из них 4 в тот же день были повешены в ложах Капитолия и Палаццо Консерваторов; первый, уже повешенный, выпал из петли и, будучи послан к папе, был освобожден. Но в ту же ночь он умер в темнице; остальные четыре были отведены в тюрьму.

4 июня донна Лукреция Борджиа, жена вельможного синьора Джованни Сфорца, графа Котиньолы, Пезаро и пр., дочь папы, в сопровождении своих приближенных поехала в монастырь св. Сикста за городом, намереваясь там остаться. Это дало повод строить разного рода догадки.

В среду, 7 июня, было тайное заседание консистории, на котором святейший папа наш преобразовал город Беневент в герцогство и с согласия всех кардиналов, которые присутствовали, без чьего-либо противодействия или по крайней мере без словесного возражения, пожаловал сиятельному Джованни Борджиа Арагонскому, герцогу Гандии, святой римской церкви главному капитану, сыну своему возлюбленному, и всем его законным потомкам мужской линии в вечное владение герцогство Беневент и города Террачину и Понтекорво с их графствами или территориями. Единственный высокочтимый Сиенский кардинал мужественно и воодушевленно возражал против этого назначения и подтверждал свое мнение законными доводами и вполне ясными словами; однако он один не мог противодействовать и помешать этому делу.

В четверг, 8 июня, было тайное заседание консистории, на котором святейший папа наш объявил кардинала Валенсийского легатом de latere для помазания и коронования сиятельнейшего синьора Федерико Арагонского королем Сицилии; после этого все присутствующие в заседании кардиналы проводили его по обычному чину до его комнаты.

В среду, 14 июня, высокочтимый синьор кардинал Валенсийский и сиятельный синьор Хуан Борджиа Арагонский, возлюбленные сыновья святейшего папы нашего, ужинали в доме синьоры Ваноццы, своей матери. После ужина, ввиду наступления ночи и вследствие настойчивого желания [186] высокочтимого синьора кардинала Валенсииского возвратиться в апостолический дворец, оба сели на лошадей или мулов с немногими из своих слуг, которых имели очень мало, и поехали почти до палаццо высокочтимого синьора Асканио, вице-канцлера, в котором жил святейший папа наш, будучи вице-канцлером, и который сам построил. Там герцог, сославшись, что намерен пойти куда-то в другое место для развлечения, прежде чем вернуться во дворец, получил такое позволение от кардинала — брата и повернул назад, отпустив своих немногих слуг, за исключением вестового; затем он задержался с каким-то человеком, у которого лицо было закрыто; человек этот подходил к нему во время ужина и в течение месяца или дольше посещал его также и в апостолическом дворце почти каждый день. На своем муле герцог доехал в обратную сторону до площади Иудеев, где отпустил упомянутого вестового и послал его по направлению ко дворцу, приказав, чтобы он ожидал его на площади Иудеев около 23 часа, а если к тому времени он не вернется туда, то пусть сам идет прямо во дворец. Сказав это, герцог удалился от вестового, сидя на муле, вместе с тем, у которого было закрыто лицо. Он поехал в неведомое место, где был умерщвлен и брошен в реку возле странноприимного дома св. Иеронима, обычно называемого рабским, по дороге, которая идет с моста св. Ангела прямо к церкви, возле дома, расположенного близ источника, идущего из земли, по каковой дороге обычно свозят к самой реке навоз. Сказанный же вестовой, отпущенный на площади Иудеев, был тяжело ранен и почти до смерти изрезан. В каком-то (не знаю чьем) доме он был сердобольно и заботливо принят. Так пострадавши, он не мог ничего дать знать о поручении и поведении своего господина. С наступлением утра 15 июня, когда герцог во дворец все-таки не вернулся, наиболее близкие слуги заволновались, и один рассказал папе о позднем отбытии герцога и кардинала Валенсииского и об ожидаемом возвращении первого. Папа от этого тоже разволновался; но убежденный, что герцог куда-нибудь направился с женщиной и что ввиду этого самому герцогу нельзя среди дня выйти из этого дома, папа надеялся, что герцог вернется в этот же день попозже. Вследствие его отсутствия папа опечалился и, сильно взволнованный, начал всеми средствами доискиваться причины и спрашивал у всех через своих подходящих людей о герцоге. Среди допрошенных был некий Георгий Склав, у которого был возле указанного источника склад дров, разгруженных из судна на берегу Тибра; этот человек, карауля дрова, спокойно находился недалеко от своих дров в плавающем на Тибре суденышке; на расспросы, не видел ли он, чтобы в эту ночь что-нибудь бросали в реку, он, как говорят, ответил, что в эту ночь, когда он охранял дрова и находился в суденышке, пришли два пеших по левому переулку, смежному с сказанным странноприимным [187] домом рабов, около пяти часов; стали они выше открытой дороги возле реки и внимательно смотрели здесь и там, не идет ли кто-нибудь; никого не видя, они возвратились назад тем же переулком. После небольшого промежутка времени из того же переулка вышли другие двое и делали то же, что первые два, и, никого не заметив, дали знак сотоварищам; тогда появился всадник на белом коне; он имел сзади себя труп мертвого человека, голова которого на плече свисала с одной стороны и ноги с другой; возле этого трупа шли два пеших, поддерживая труп, чтобы он не упал с лошади. Они ехали по тому месту, с которого сбрасывается в реку навоз, выше уже описанному; потом возле конца этого места они повернули остановившегося коня хвостом к реке, и оба упомянутые наблюдателя — один за руку и плечо, другой за ступню ноги — стащили труп с коня и, раскачав, сбросили в реку со всего размаха. Сидевший на коне приблизился и спросил, пошел ли труп ко дну; они ему ответили: «Да, синьор». Тогда сидящий на коне посмотрел на реку, увидел плавающую в реке мантилью трупа и спросил пеших, что это черное, плавающее на реке. Они ответили: «Мантилья»; один из них бросил камни, чтобы мантилья погрузилась в глубину. После погружения мантильи все пятеро удалились, — два других пеших, которые вышли из второй улички, высматривал, не проходил ли кто, присоединились к всаднику и к двум другим и пошли по другому переулку, который дает подход к странноприимному дому св. Якова, — и больше они не появлялись. Слуги папы спрашивали, почему он, дровяник Склав, не открыл этого правителю города. Он ответил, что за свою жизнь видел, как раз сто бросали в реку в сказанном месте в разные ночи убитых, и никогда за это не было никакого ответа, поэтому и данному случаю он не придал значения. На основании этих сведений были призваны рыбаки и корабельщики города: им было поручено выловить этого человека из воды, и обещана была лучшая плата за труды. Триста рыбаков и корабельщиков, как я узнал, согласились; все они своими снастями, погруженными в нечистоты реки, ловили утопленника. Около того времени, когда служится вечерня,— скорее немного раньше, — они нашли герцога в полном его костюме: в сапогах со шпорами, в диплоиде, в вестителло и мантелло, под поясом его перчатки с 30 дукатами; на нем было девять ран, из коих одна в шею через горло, остальные восемь в голову, туловище и ноги. Найденный герцог был положен в суденышко и доставлен в замок св. Ангела, где был раздет. Труп его был вымыт и одет в военные доспехи исключительно по распоряжению моего сотоварища, чиновника церемоний Бернардино Гуттиери.

Поздно вечером в тот же день, около 24 часа, труп отнесен был его близкими, насколько мне помнится, из сказанного замка в церковь блаженной Марии дель Пополо, в [188] предшествии 120 светильников и в сопровождении всех придворных: прелатов, спальничих и оруженосцев папы с большим плачем и беспорядочными выкриками. Тело несли открыто на почетных носилках, и казалось оно не мертвым, а спящим.

Когда папа узнал, что герцог убит и брошен в реку, как дрянь, и опознан, он от печали и сердечной горечи заперся в комнате и горько плакал. Высокочтимый синьор кардинал Сегобрийский с другими верными слугами его святейшества подходили к дверям его комнаты .и .увещаниями, просьбами, мольбами и убеждениями после целых восьми часов, наконец, побудили его святейшество, чтобы он, открыв двери, впустил их. Папа не ел и не пил от позднего вечера 14-го до первой следующей субботы и с утра четверга до следующего воскресенья не спал ни одной минутгки: однако, поддавшись постоянному и всяческому убеждению вышеназванных людей, он несколько успокоился, учитывая большой ущерб и опасность, которые отсюда могут произойти для его личности.

В пятницу, 14 сентября, около 5 часов ночи святейший папа наш, позвав к себе почитаемого во Христе отца нашего Бартоломео Флоридо, архиепископа Козенцы ⁴⁰, своего секретаря, приказал его схватить и посадить в темницу замка св. Ангела, а в девятую башню — служителей сказанного епископа, а именно: Джованни, Бенедитто, также его камерария, потом приказал самого архиепископа по переходу, который имеется в стене: между замком и апостолическим дворцом, отвести под стражей дворцовой охраны и вооруженных людей в указанный замок и стеречь самым тщательным образом. Причина такова: его святейшество узнал, что Флоридо отправил много писем коварно и обманно, с ложным содержанием и ложным внесением в архив без ведома и вопреки воле его; некоторые из этих обманных писем были засвидетельствованы его служителями. Среди писем одно было о диспенсации ⁴¹, в силу чего одна монахиня королевства Португальского, сняв духовные одежды и невзирая на обеты, заключила брак с незаконным сыном последнего почившего короля. Точно таким же образом, на основании диспенсации, кто-то, состоящий в диаконате, получил право заключить брак, а другие могли изменить денежные взносы за экспектанцию или быть изъятыми из подсудности и многое другое; общее число таких документов, как говорили, достигало 3000. Сверх вышеизложенного, тот же святейший папа наш поручил правителю города и аудитору камеры произвести следствие и предать виновных суду. 9 октября было тайное заседание консистории, на котором было зачитано дело против синьора Бартоломео, архиепископа Козенцы, секретаря святейшего папы нашего, и сделанное им признание относительно множества документов, отправленных, как говорилось, без ведома и воли святейшего папы нашего. [189]

11 октября, во вторник, в секретном заседании, в присутствии весьма многих прелатов и высокочтимых отцов, святейший папа наш вынес решение против отсутствующего синьора архиепископа Козенцы, заключенного в темнице св. Ангела; папа лишил своего секретаря архиепископства и всех других бенефиций; он лишил его также всякого сана, разжаловал, передал его в распоряжение гражданской власти и поручил присутствующим комиссарам возбудить против него дело по закону, как против светского лица.

Эти комиссары 13 октября сообщили виновному вынесенное за день раньше решение папы и сейчас же вручили и передали его присутствующему баргелло города. После этого почитаемый отец наш Джованни Марадес, святейшего папы нашего личный постельничий, вошел в залу замка, где присутствовали все вышесказанные лица, и по особому указанию святейшего папы нашего деланным громким голосом указал баргелло, чтобы он козенцского расстригу из замка не уводил, но оставил в той же комнате, в которой он прежде до сего времени обычно пребывал. Так и было сделано.

В этот же день, после всего этого, все добро козенцского расстриги было по указанию папы вынесено из его комнаты, которую он обычно занимал в апостолическом дворце, и помещено в железную комнату папы.

Потом, 28 октября, этот расстрига был отведен из комнаты, которую он по указанию папы занимал в апостолическом замке, в другое, грязное и тесное помещение, чтобы он там постоянно искупал свою вину в хлебе скорби и воде печали, как ниже будет сказано.

Во вторник, 17 октября, на заре святейший папа наш поехал в Остию Тибрскую и с ним высокочтимые синьоры кардиналы Агригентинский и Валенсийский в сопровождении 400 всадников и 600 пехотинцев; он оставался там до субботы 21 октября, когда поздно вечером вернулся в Рим. В Остию ездил он для охоты и развлечения.

28 октября поздно Бартоломео Флоридо, бывший архиепископ Козенцы, теперь лишенный всякой чести, достоинства, сана и бенефиций, был одет поверх своей рубашки, вместо снятых прежних его одежд, в малую тонну двойную из белого грубейшего рубища на полпяди выше колен, в грубейшие сапоги, в габан из зеленого сукна длиною почти до земли также двойной толщины, в толстом белом двойном берете; и дано было ему в руки довольно большое изображение распятия, вырезанное из дерева и прикрепленное ко кресту. Так одетый, он был отведен из комнаты, в которой до сих пор содержался, к месту погребения императора Адриана, где в общежитии, называемом Саммароко, назначено было ему жить в вечной тюрьме; там ему была приготовлена кровать из досок, сделанная по-обычному с изголовьем, защищающим голову от влажной стены, сверх были положены одеяло и матрац и две [190] самых дешевых рубахи и даны были ему бревиарий, библия и послания св. Петра. Также были даны ему одна чашка воды и три булки хлеба, одна посудина масла и факел. Заключенного намеревались там держать до смерти. Было распоряжение и указание папы, насколько мне известно, чтобы каждый день или каждые три дня сей заключенный посещался начальником сказанного замка лично или кем-либо по его приказанию и чтобы он снабжаем был хлебом и водою для пропитания и маслом для освещения. Всемогущий бог да ниспошлет этому крайнему бедняку дар терпения и прощения, посредством которых он мог бы исцелить душу свою. Говорили, что несколько времени тому назад святейший папа наш посылал каждый день почитаемого синьора Джованни Марадеса и синьора Петра Солиса, архидиакона от Бакха, и некоторых своих придворных к заключенному в замок св. Ангела; они с ним играли в шахматы и другие игры, всяческими убеждениями добивались у него признания, много ли писем он отправил без приказания папы, чтобы на основании этого он повинился в прочих письмах, отправленных по его велению, а также если они были отправлены без его ведома. Они обещали, если архиепископ Козенцы это сделает, папа намерен возвысить его и снова наградить большими должностями; вследствие этих убеждений признание было сделано, но после признания ни Джованни Марадес, ни другие больше никогда к нему не приходили.

Около четырех часов ночи 8 декабря в Риме, в месте обычного пребывания возвратил свой дух создателю высокочтимый во Христе отец Джованни, пресвитер-кардинал. Матрацы, подушки и прочее, что было на носилках, взяли я и мой сотоварищ, поскольку по обычаю они должны принадлежать нам. Братья св. Августина дали нам также ковер, на котором почивший был принесен в церковь. Скороходы получили десять факелов, по праву им принадлежащих.

1498 ГОД

В лето от рождества господня 1498, в понедельник 25 декабря в праздник рождества господа нашего спасителя, святейший папа наш в обычном облачении вошел в храм св. Петра, где совершил торжественную литургию. Первую воду для рук папы давал синьор Иероним Донато, посол правительства венецианского, вторую — синьор Сперандео, посол короля римского, третью — синьор города, четвертую — сиятельнейший синьор Богуслав, князь Штетинский, который имел место после высокочтимого кардинала Борджиа, на скамье кардиналов-диаконов.  [191]

В среду, 10 января, почитаемый во Христе отец синьор Джованни, епископ Интерамны ⁴² совершал открытую литургию за усопших о душе бывшего первородного принца короля испанского, в присутствии папы в мантиях и всех кардиналов, бывших на отпевании кардинала Пармского. Хотя не было в обычае папской капеллы совершать такую литургию о первородных сыновьях королей, однако папа желал это сделать, чтобы он казался особенно благосклонным к королю и королеве Испании, откуда он был родом.

В понедельник, 2 апреля, совершалось отпевание доброй памяти кардинала Генуэзского. На отпевании, которое совершалось в этот день, были свечи по следующему расписанию:

Эти свечи были сложены в большой капелле, которая после арки, налево от входа.

Во вторник, 10 апреля, пришло в город известие, что в последнюю субботу, 7 апреля, был приготовлен на главной площади Флоренции костер для испытания и определения истины известных мнений брата Джироламо Савонаролы ⁴³ из Феррары, главного викария конгрегации св. Марка Флорентийского ордена проповедников, по предложению верных братьев, которые себя к этому обрекли. Но дело осталось не оконченным. Дело же заключается в следующем.

Брат Иероним (Джироламо) после прибытия французского короля Карла VIII в Италию открыто проповедывал во Флоренции много ошибочного и ложного, а также придерживался одной партии в указанном городе и ей покровительствовал, надеясь таким путем стать великим. В своих проповедях Иероним открыто говорил, что наш спаситель Христос часто с ним беседует и многое ему открывает. Он обладал некиим способом познания человеческих грехов через своих братьев, которых у него шесть человек из своего же ордена и известных в народе с хорошей стороны, проживавших в различных городах и во Флоренции. Если кто-нибудь исповедывался им в чем-либо тяжком и исключительном, они открывали это брату Иерониму с указанием имени и состояния исповедывавшегося. На основании этих откровений он проповедывал о грехах народа; люди считали, что ему открывает все бог. Этим и другими способами он так привлек народ, что многие верили, будто он — пророк и блаженный муж. Его приглашали на всякое совещание, где обсуждались важные дела, и по его указаниям управлялось государство. Святейший папа наш, сознавая такую власть человека и его злостность, озаботился [192] через начальника его ордена запретить ему такого рода проповеди. Однако Савонарола не пожелал подчиниться запрещению. Вследствие этого святейший папа наш под угрозой отлучения сам дал ему такое же распоряжение, чему он также не повиновался, говоря, что богу подобает подчиняться больше, чем людям; наконец, Савонарола обнародовал и провозгласил известные еретические мнения, относительно которых он говорил, что готов их отстаивать. Противился этим мнениям некий брат минорит ⁴⁴ Цокколи, который открыто во Флоренции проповедывал, что мнения этого рода суть еретические. Брат же Иероним и другие братья его ордена утверждали, что мнения эти истинные и что они желают крепко их поддерживать; вследствие этого между братьями проповедниками и миноритами было условлено, что в разных местах будет объявлено о том, что проповедники желают публично защищать свои мнения, минориты же намерены эти мнения опровергать под страхом смерти перед нелицеприятным судьею, приемлемым для миноритов.

Суд и лучшие люди флорентийского народа, увидав и поняв писания и предложения проповедников и миноритов, решили с согласия совета дать место испытанию, так как в дело был вовлечен весь народ; постановили поэтому на большой главной площади сделать 7 апреля два больших возвышения: одно для правителей и главных начальников государства, а другое для участников прения, а вблизи развести большой огонь, а также известить об этом братию обоих орденов, чтобы они в три часа заранее указанного дня явились в вышеназванное место, чтобы подтвердить свою готовность к жертве.

7-го числа ранее назначенного часа пришел брат Франческо Пулья из ордена миноритов с единственным сотоварищем на вышеназванную площадь; он взошел на возвышение, сел здесь, как бы ожидая здесь мессию. Потом после установленного часа прибыл торжественным шествием с крестом и причастием брат Доминико да Пешиа из ордена проповедников, сопровождаемый к той же площади братией своего ордена и братом Иеронимом из Феррары, а также громадной толпой народа; они в порядке взошли на устроенное возвышение; вышли также из дворца флорентийские правители и взошли на свое возвышение. Когда они уселись, встал брат Франческо из ордена миноритов и произнес краткую речь, в которой утверждал, что он здесь находится для того, чтобы выполнить предложенное испытание, то-есть, что он намерен сгореть на огне, потому что человек — грешник; просил он также правителей обещать ему, чтобы после его сожжения брат Доминико никоим образом не считался свободным и победителем, но чтобы он лично тоже сделал испытание на огне; если огонь не повредит ему, он будет считаться победителем, а иначе нет. Правители после совета между собою обещали брату, что [193] они намерены сделать то, что он просит. А так как у некоторых было подозрение, что братья, намеренные выполнить испытание, или кто-нибудь из них, может быть, имеет какое-нибудь заклинание или волшебство у себя в шляпе ли, или где-нибудь в другом месте, — волшебство, которое сохраняет их неприкосновенными от огненной силы, — то сказанные правители потребовали, чтобы они сняли те шапки, которые принесли с собою, и надели новые шапки. Брат Франческо из ордена миноритов не только принял указание названных правителей, но даже предложил, что он совсем без шапки и даже голым пойдет в огонь, чтобы было меньше подозрений. Брат Доминико словами и ухищрениями отказывался сменить свою шапку или снять ее. Услышав это, сказанный брат Франческо просил всех, чтобы о снятии шапки, не препирались с сказанным братом Доминико, но позволили ему сохранить какую угодно, потому что она из сукна и без сомнения сгорит вместе с ним. Итак, они с согласия брата минорита позволили брату Доминико удержать шляпу; Доминико сказал, что он никогда не намеревался войти в огонь иначе, как с изображением распятия, о чем, когда указанные правители совещались, брат Франческо просил правителей, чтобы они и это разрешили брату Доминико; ведь распятие деревянное и от огня его не защитит; наоборот, он тем скорее с ним сгорит. Вследствие сего и это было разрешено брату Доминико. Но так как этого ему было недостаточно и он продолжал бояться огня, то сверх всего он просил третье, а именно, чтобы ему было дозволено войти в огонь с телом христовым, иначе он не намерен подвергать себя такой опасности. Так как правителям показалось, что этого не должно допускать, зрелище закончилось, и каждый возвратился в свей дом и в свое местопребывание. От этого произошел ропот в народе, и зародилось против брата Иеронима немалое неудовольствие и подозрение до такой степени, что 9-го числа того же месяца вечером народ устремился с великой буйностью и яростью к монастырю св. Марка, в котором жил означенный брат Иероним.

Монастырь братия крепко заперла, и он был снабжен бомбардами и другими средствами обороны, которые они направили против народа. Наконец, народ силой ворвался в монастырь, потеряв при этом пять убитых, монахов же погибло трое, в том числе родной брат Иеронима. Захватили они самого Иеронима и с ним двух других братьев, а именно Доминико да Пешиа и брата Сильвестра из Флоренции; их отвели во двор флорентийских правителей и ввергли их там в темницу.

Потом народ устремился к домам Франческо Валори и Паоло Антонио Содерини, брата синьора епископа Вольгерры, который по преимуществу покровительствовал брату Иерониму и защищал его. Сначала они направились к дому [194] Франческо Валори; когда его там не нашли, то отправились ко дворцу правителей. На площади или около того места убили и надругались над трупом. Жена его, которая пыталась защищать дом, была подобным же образом прикончена, и вынесено было все его добро, и каждый взял себе то, чем смог завладеть. Оттуда они побежали к дому сказанного Содерини, где решили действовать подобным же образом. Но правительство предвидело это и оказало помощь Содерини и его дому своими войсками; народу же обещаниями и угрозами было внушено, чтобы он разошелся, что и произошло.

Комментарии

1 Рукопись «Дневника» Бурхарда, находящаяся в Риме в библиотеке Киджи, начинается с момента избрания папой Александра VI — длинной выпиской из «Дневника» Инфессуры, которая служит как бы введением к понтификату Александра VI. Выписка эта начинается (в вашем переводе Инфессуры) словами: «В лето господне 1492, 11-го месяца августа, рано утром в субботу избран был папой Родериго Борджиа, родственник папы Каликста, вице-канцлер, испанец; назвал себя Александром VI». Затем идет дословная передача текста Инфессуры до конца его «Дневника». — В той же библиотеке Киджи имеются рукописи (все она — копии), в количестве двух экземпляров, которые начинают выписку из Инфессуры не от 11 августа, а от 25 июля, т. е. делают еще более длинное вступление к «Дневнику» Бурхарда, используя дословно целые страницы Инфессуры. Так как нами даются Инфессура и Бурхард вместе, то нецелесообразно дублировать несколько страниц, и мы ограничиваемся указанием, что изложение правления Александра VI Бурхард начинает дословной многостраничной ссылкой на Инфессуру. Следует, однако, указать, что две рукописи Бурхарда, находящиеся в библиотеке Флоренции, начинают изложение правления Александра VI со 2 декабря 1492 года, т. е. так, как начинается наш перевод: «В воскресенье, 2 декабря, около 23 часов» и т. д.

2 Доктор обоих прав — ученая степень, свидетельствующая, что данное лицо обладает специальными знаниями в области как канонического права, так и римского, что оно имеет право самостоятельного преподавания и что оно одновременно является и теологом, и юристом. Обозначалась эта ученая степень латинским выражением — doctor utriusque juris или utriusque legis. Еврейских ученых в средние века называли doctores thalmudici (талмудические доктора).

3 Флиско (Fliscus, Flisco) — под этой латинизированной формой разумеется известная генуэзская семья Фиеско или Фиески: (Fiesco, Fieschi), графы Лаванья. Род Фиески можно по памятникам проследить еще в X в.; повидимому, он германского происхождения. Особенно много представителей этого рода встречается среди крупнейших генуэзских купцов; в политическом отношении большинство деятелей этой семьи участвовало в гибеллинской феодальной группировке и боролось против чрезвычайных претензий папства. Однако и церковь насчитывала в своих рядах несколько кардиналов и епископов. Из этого рода вышел и папа Иннокентий .IV, оказавшийся одним из самых ярых противников императора Фридриха II Гогенштауфена. Из борьбы между Иннокентием IV и императором победителем вышло папство, которое фактически тогда окончательно уничтожило династию Гогенштауфенов и привело к страшному ослаблению в Германии центральной власти. Из других деятелей рода Фиеско назовем: Бартоломео Фиескн, который был ближайшим сотрудником Христофора Колумба при открытии Америки; Джованни Фиеско, известный политический деятель, герой драмы Фр. Шиллера «Заговор Фиески в Генуе». Ему же посвящены трагедия «Fieschi» Аксело к роман «Il conte di Lavagna» Дж, Кампильо.

4 Джованни Г'алеаццо Сфорца — четвертый представитель известного итальянского рода Сфорца (Sforza), в течение XV и XVI вв. господствовавшего в Миланском герцогстве. Родоначальником Сфорца был Джакомуццо Аттендоло (1369—1424), сын крестьянина из Котиньолы (в Романье), в качестве кондотьера сражавшийся то за интересы Флоренции, то Неаполя, то других итальянских городов. Его сын Фралческо Алессандро (1401—1466) приобрел известность в качестве счастливого кондотьера и отнял у папы Евгения IV Анконскую область («Марку») и превратил ее в «независимую» область. Женившись на дочери миланского герцога Филиппа Марна Висконти, он после смерти тестя стал в 1450 г. герцогом Милана. Счастливые войны округлили его владения и дали ему возможность играть большую роль в судьбах многих итальянских городов. Сын его Галеаццо Марна был миланским тираном (1466—1476) и сторонником коммунальной независимости Милана, был убит, оставив наследником трехлетнего сына Джованни Галеаццо, о котором упоминается в нашем тексте. Фактически Миланом стал управлять дядя его Лодовико Моро, который отправил малолетнего Джованни Галеаццо в Павию, где он в 1424 г. был отравлен не без содействия Лодовико Моро, захватившего Милан и ставшего вождем антиарагонской (антииспанской) партии в северной Италии. Опасаясь наступления со стороны Арагона и феодально-реакционных элементов, стоявших на стороне Испании, Лодовико Моро обратился за помощью к французскому королю Карлу VIII и в значительной степени явился ответственным за нашествие французов на Италию. Однако вскоре он порвал с Карлом VIII, так как не мирился с ролью орудия в руках французского короля; он стал одним из наиболее деятельных инициаторов Венецианской лиги, в которую входил и папа и острие которой было направлено против Франции. Но внутри лиги немедленно началась измена: Лодовико Моро переметнулся на сторону нового французского короля Людовика XII, затем снова изменил Франции, переходя то на одну, то на другую сторону и играя по отношению к папству очень двусмысленную игру. Он умер в 1510 г. в французской тюрьме Лош (Loches).— Видным представителем рода Сфорца был и кардинал Асканио (см. прим. 7).

5 Фердинанд I (в силу своего испанского происхождения известен и под именем Ферранте I) — неаполитанский король (король Сицилии). Он царствовал с 1458 г. по 1494 г. (см. прим. 26 к «Дневнику» Инфессуры). Неаполитанское королевство он получил от своего предшественника Альфонса Арагонского, отнявшего Неаполь у Анжуйского дома. В лице Каликста III (из рода Борджиа) папство предъявляло претензии на Неаполь, считая его своим леном; но в 1460 г. папа Пий II признал Ферранте неаполитанским королем. Однако французский король продолжал отстаивать интересы родственного ему дома Анжу. Царствование Ферранте I протекало в непрерывных войнах, продолжавшихся и посла его смерти. Его сын Альфонс II процарствовал лишь несколько месяцев в 1494 г., а следующий король Ферранте II умер в 1496 г., причем 1 1/2 года его правления представляли сплошную борьбу с Францией и с внутренними врагами Ферранте II.

6 Архиепископом Монтереале и кардиналом был тогда Иоанн (Хуан) Борджиа, сын сестры папы Александра VI. Монтереале (латинское название Mons Regalis) — небольшой город в бывшем Неаполитанском королевстве, ныне в округе Аквилея дельи Абруцци (южная Италия), около 15 тысяч жителей.

7 Кардинал Мариа Асканио был родным братом Лодовико Моро (см. прим. 4) и играл активнейшую роль при избрании Александра VI (Родриго Борджиа) в папы. Недаром близкие к кардинальской коллегии лица тогда писали из Рима, что главным выборщиком Александра VI был кардинал Асканио Сфорца. В благодарность за его энергичную работу новый папа с самого начала стал относиться к нему не только с доверием, но и подпал даже под его влияние. Он вскоре был назначен легатом в Болонье, а затем вице-канцлером. Кардинал использовал благорасположение Александра и женил своего близкого родственника Джованни Сфорца, графа Котиньолы и владетеля Пезаро, на папской дочери Лукреции. Так как Асканио политически был тесно связан со своим братом Лодовико Моро и фактически защищал его интересы в Риме, то он, естественно, стал объектом политической ненависти со стороны неаполитанского короля, опасавшегося франко-миланского союза, направленного против независимости Неаполя. Когда Лодовико Моро официально стал вождем антиарагонского движения, то кардинал Аскалио попал в положение человека, о котором говорили, что он не столько кардинал, сколько политический агент авантюристского герцога. Зигзагообразная, полная коварства, предательства и измены политика Лодовико Моро бросала и брата его в объятия то одной, то другой стороны; в конце-концов все видели в нем опасного интригана и — кто открыто, а кто тайно — его ненавидели. Особенно резко выступал против кардинала Асканио кардинал Джулиано делла Ровере, будущий папа Юлий П. К концу 1498 г. отношения между Александром VI и Асканио настолько обострились, что кардинал бросил папе в лицо упрек, что его сын Чезаре, сидящий во Франции, замышляет гибель Италии, на это папа Александр ответил, что не следует забывать о том, что брат Асканио Лодовико Моро призвал французов в Италию. Асканио стал угрожать папе созывом конвента; в ночь на 14 июля 1499 г. Асканио тайно покинул Рим и отправился в Геную, чтобы оттуда иттн в Милан. Папа угрожал кардиналу конфискацией имущества, лишением звания и должностей; но это мало повлияло на Асканио; за ним последовали кардиналы Колонна, Сан Северино и даже Альфонс, муж Лукреции.

8 Альтамура — итальянский город близ Бари; был построен в XIII в. императором Фридрихом II Гогенштауфеном на развалинах древней Лупации (Lupatia), старинные университет и кафедральный собор; ныне около 30 тыс. жителей.

9 Джулиано Орсини — синьор Монтеротондо, герцог Асколи, брат кардинала Орсини; при вступлении французской армии в Италию Джулиано оказался на стороне французского короля Карла VIII.

10 Кардинал Баттиста Орсини, известный своим богатством и распутством, получил от папы Александра VI за то, что голосовал в его пользу во время папским выборов, значительные и укрепленные города Монтичелли и Сариатто, легатство в Анконе (Анконская марка) и епископство Картагену. Во время борьбы Александра VI вместе с сыном Чезаре (Цезаре) против рода Орсини кардинал Баттиста, наравне с некоторыми другими членами этого рода, был арестован и заключен в тюрьму Torre di Nona; его имущество было конфисковано в пользу папы и его сына Чезаре. В заключении кардинал Орсини пробыл несколько дней и в феврале 1503 г. умер в тюрьме, как предполагают, от яда, поднесенного ему кем-либо из рода Борджиа, т. е. родственником папы Александра VI.

11 Джерардо Узодимаре — богатый генуэзский купец. В 1489 г. папа Иннокентий VIII с большой пышностью праздновал в Ватикане бракосочетание своей внучки Перетта (от папской дочери Теодорины) с Узодимаре; на бракосочетании присутствовали папа и многочисленные кардиналы и другие высокопоставленные лица. Узодимаре стал «знатным синьором», и с ним породнился дядя неаполитанского короля дон Лупе Арагонский.

12 Сегобрия (древняя Segobria, ныне Segorbia — Сегорбе) — испанский город в провинции Валенсия; старинное епископство.

13 Кардиналом св. Климента (в Риме) был тогда Доминико делла Ровере, родственник Сикста IV и Юлия II. Род делла Ровере дал ряд кардиналов и разных других деятелей Папской области.

14 Кардиналом св. Анастасии был Антонио Джентиле Паллавичини; он же был епископом Вентимильи и Оренсе (Ангеа, в Испании), впоследствии кардиналом св. Пракседы (в Риме).

15 Дунельмскнй от города Dunelnum — так назывался на латинском языке английский город Дергем (Durham); этим же именем называлось и графство Дергем.

16 Следует разуметь английского короля Генриха VII, царствовавшего с 1485 г. по 1509 г. Он, однако, не носил титула короля Франции и Англии; он назывался только английским королем. Этот двойной титул имел Генрих VI, когда восьмимесячным ребенком был в 1422 г. провозглашен королем одновременно и Англии и Франции. Генрих VI был умерщвлен в Тауэре в 1471 г., и о нем в описываемое Бурхардом время не может быть и речи. Следует поэтому считать ошибочным выражение: сиятельнейший Генрих, король Англии и Франции (можно лишь сказать: претендент на титул обоих королевств).

17 Хофре Борджиа (Бурхард пишет Хоффредо) был не племянником папы Александра VI, а его сыном; впрочем, сам Бурхард в другом месте называет Хоффредо сыном, показывая тем, что в данном случае он впал в ошибку. Хофре род. в 1480 г. и в раннем возрасте стал архидиаконом кафедрального собора в Валенсии; в 1493 г. он женился на Санчии, дочери калабрийского герцога Альфонса, которая в виде приданого принесла ему княжество Скиллаче и графство Кориата; Скиллаче давало ежегодно доход в 40 000 дукатов.

18 Сора (Sora)—итальянский город в б. Неаполитанском королевстве. Герцогом Соры в описываемое Бурхардом время был Франческо Чибо, сын Иннокентия VIII, муж Магдалины (Маддалены) Медичи.

19 Филипп, сын императора Максимилиана I, прозванный Красивым, женился на инфанте испанской Хуане (Хуана Ла Лока, Безумная Хуана), дочери Фердинанда и Изабеллы Католических. Брак между Филиппом Красивым Габсбургским и Хуаной состоялся в 1495 г., и от этого брака родился в Генте в 1500 г. Карл, будущий император Карл V, он же испанский король Карл I; второй сын от этого брака — Фердинанд (род. в 1503 г.), также император германский. Филипп, известный под именем Филиппа Красивого, умер в 1506 г., и Хуана, проявлявшая признаки сумасшествия еще до этого, впала в 1506 г. в полное мрачное безумие. Ее сын Карл стал испанским королем и германским императором, будучи наследником в качестве внука императора Максимилиана I и наследником испанской царственной четы, как сын их единственной, притом безумной дочери. Так оказалась испано-германская корона на голове Карла V Габсбургского.

20 Максимилиан I — император германский (1459—1519), сын и преемник Фридриха III, в 'I486 г. был избран римским королем, а в 1493 г. германским императором. В 1495 г. он организовал первую священную лигу с лапой, Неаполем и Миланом против французского короля Карла VIII.

21 Владислав - Ягеллон, царствовавший в это время в Венгрии (1490—1516), в действительности не одержал победы над турками и как раз в 1493 г. понес крупное поражение на Крбавском поле, несмотря на поддержку императора Максимилиана и Венеции; победа, о которой говорится в тексте, была небольшой стычкой, благоприятной для Венгрии, но не решившей судьбы битвы 1493 г.

22 Сутри (древнее Sutrium) и Непи (древнее Nepetum)— два итальянских города, расположенные у города Витербо и находящиеся в соседстве один с другим. В обоих были епископы; Сутри считалось древнейшей епископской резиденцией (с V века). Епископство Непи иногда называлось Непи-Витербо-Сутри, т. е. под одним именем объединялись три епископства.

23 Просперо Колонна — кондотьер на службе папы; брат кардинала Джованни Колонна, полководец, участвовавший в битвах против французского короля Ка.рла VIII при его вторжения в Неаполитанское королевство. В 1490 г. одержал ряд крупных побед над французами, но в 1515 г. потерпел под Виллафранкой (Пьемонт) поражение от тех же французов. Просперо Колонна — родственник папы Мартина V.

24 Фара (Рhаrа, древнее название Siculum fretum) — пролив между Сицилией и Апеннинским полуостровом, называющийся ныне Мессинским. Бурное его течение создало легенду о находящихся в нем Сцилле и Харибде. Название Фара — от знаменитого маяка на острове Фаросе; латинское же название: Siculum (Сицилия) fretum (пролив).

25 Легаты de latеrе, или a latere, — так назывались кардиналы, посылавшиеся папой со специальные поручением в какую-либо местность и снабжавшиеся чрезвычайными полномочиями; по существу они были чрезвычайными папскими послами и находились на положения дипломатов, не имея никаких определенных церковных полномочий. Если такой чрезвычайный папский представитель не был кардиналом, а был лишь епископом, то назывался нунцием (редко посол имел менее высокое звание, он тогда назывался интернунций); если же говорилось вообще о чрезвычайном папском представителе без указания его церковного звания, то употреблялось выражение — legatus datus, т. е. получивший специальное поручение легат.

26 Тиракский (Giracensis) от итальянского города Джераче (Gerace, древнее Giracum), около 12 1/2 тысяч жителей, в провинции Реджио ди Калабрия: предполагают, что античный город Локры находился там, где выросло Джераче, называвшееся долгое время Hieracium; Луис (Алоизий) Арагонский носил титул маркграфа (Giracensis) Гиракского.

27 Аcкания, или Ашария (Asfcanien, Ascharien) — старинное немецкое графство, получившее свое название от замка Аскани, вблизи города Ашерслебеиа, на латинском языке называвшегося Асканвей и расположенного в нынешнем Магдебургском округе. Родоначальником Асканийсхого дома, известного также под именем Ангальтского, был граф Адальберг Баллекштедтский около 1000 года. Разные ветви Асканийского дома многократно угасали, и их владения объединялись в руках одной какой-либо семьи, а потом вновь делились, переходили в виде брачного дара, продавались и т. п. Около середины XIV в. Аскания перешла во владение гальберштадтского епископа. Замок Аскании был снесен в 1444 г. По Вестфальскому миру 1648 г. епископство Гальберштадт было секуляризовано, и асканийские земли были включены в Бранденбург.

28 Храбрость папы Александра VI была чисто словесной: в действительности он очень боялся успехов французского короля Карла VIII и намеревался бежать в Венецию, где тайно наводились справки, можно ли будет для папы в ней найти убежище.

29 Баргелло — название начальника городской полиции; городской префект был начальником военных сил, а губернатор был начальником административного ведомства; в XV в. губернатор был в то же время и вице-камерленго. Все эти чиновники были подчинены папе. Во главе же коммунальной власти находился сенатор, при котором были три консерватора, а также совет из 13 районных префектов.

30 Алтифон — в церковном католическом богослужении попеременное пение двух хоров.

31 Лукреция Борджиа — см. прим. 57 к «Дневнику» Инфессуры.

32 Разумеется Франческо Гонзаго, маркграф Мантуи. Основателем семьи Гонзаго (Gonzaga), правившей Мантуей с 1328 г. до 1768 г., был Лодовико Гонзаго, капитан Мантуи, округливший свои владения в 1335 г. городом Реджио с его окрестностями. Франческо Гонзаго был папой Александром VI, Испанией, Венецией и Миланом назначен в 1495.г. главнокомандующим армиями этих государств против французского короля Карла VIII. В 1503 г. он, однако, перешел на сторону Франции и впоследствии вел борьбу против Венеции.

33 Экспектанцией называлось назначение на церковную службу, когда место службы еще было занято и назначенный кандидат должен был ждать того момента, когда это место освободится в его пользу. Срок ожидании не указывался, и старый службист вовсе не собирался уходить или совершенно не намечался в качестве человека, которому угрожает удаление с места. Все создавало неопределенность вокруг экспектанций, этих своеобразных документов, имевших отметку cum spe succeciendi (с надеждой на предстоящее назначение). Для продавцов этих экспектанций — а продавцами были папы, капитулы и епископы — их неопределенность была очень выгодна, так как на одно место, — раньше или позже подлежащее освобождению, — назначалось подчас несколько лиц, из которых каждое вносило деньги в папскую или епископскую кассу в надежде, что оно окажется наиболее счастливым кандидатом. Практика эхспектанций началась при Иоанне XXII и давала курии обильный доход; этот же папа страшно злоупотреблял правом выдачи экспектанций, и на каждую, более или менее выгодную должность имелось подчас до десятка и более экспектантов, между которыми происходили горячие споры и конфликты за первую очередь на "имеющее освободиться" место. Тридентский собор отменил продажу экспектанций; он оставил право выдачи подобных документов только на имя коадъютора (помощника) епископа и аббата; помощники того и другого могли иметь в руках назначение, когда еще епископ и аббат вовсе не собирались уходить; но так как ничто не вечно, то их преемники покупали экспектанцию на потенциальную вакансию. Эта мера подорвала доход курии от продажи экспектанций, но полностью не уничтожила этой практики, и Рим продолжал и в XVII—XVIII вв. злоупотреблять этими назначениями на неосвободившиеся церковные места.

34 Под кардиналом Валенсииским здесь разумеется сын Александра VI Чезаре (Цезарь) Борджиа (1475—1507). Александр предназначал Чезаре к духовной карьере, и препятствия, вытекавшие из его происхождения, (сын вдовы и кардинала), были устранены Сикстом IV, так что в 1482 г. семилетний Чезаре был назначен протонотарием. Иннокентий VIII дал ему епископство Памплону, а Александр VI в 1492 г. — Валенсию, приносившую 16 тысяч дукатов дохода. Чезаре, мечтавший о политической карьере и военной славе, тяготился своим духовным званием и, несмотря на канонический запрет, снял с себя в 1498 г. кардинальскую шляпу с согласия всей кардинальской коллегии, действовавшей по указке Александра VI. Через несколько месяцев Чезаре сделался герцогом Валантинуа (Нижнее Дофинэ, Франция), и так как епископство Валенсии (Valencia) и герцогство Валантинуа (Valentinois) на латинском языке передавались одним и тем же словом, то бывший епископ, ставший герцогом, был известен под латинским именем Valentinus, что по-русски передается «Валенсийсккй», хотя к испанскому епископству Валенсии Чезаре уже более не имел отношения и был герцогом специально французским королем Людовиком XII созданного в 1498 г. перства-герцогства Валантинуа, имевшего гласным городом Баланс. Герцогство было дано Чезаре, так как он женился на Шарлотте д'Альбрэ. Вместе с Людовиком XII Чезаре начинает завоевание Романьи и захватывает ряд городов. За эти позадь: он получил от своего отца титул знаменосца римской церкви и стал во главе всех военных сил Папской области. С этого момента Чезаре начинает сильно увеличивать территорию своего отца и ведет определенную политику создания могущественного среднеитальянского княжества, главой которого должен был стать он сам. Внутри государства Чезаре действует как самодержавный монарх и жестоко расправляется со всеми противниками его абсолютизма. Однако со смертью Александра VI значение Чезаре быстро стало падать; новый папа не был на его стороне, а против него поднялись многочисленные его политические противники, как Орсини, Савелли, и некоторые города, во главе с могущественной Венецией.

35 Ангиллара (Anguillara) — небольшое местечко в Церковной области, расположенное в 30 километрах от Рима. В 1758 г. Венедикт XIV превратил его в епископство.

36 Браччиано (Bracciano) — древний Арценум (Arcenum), территория, входившая в состав Церковной области, вокруг озера того же имени, некогда называвшегося Sabatinus locus. Ныне Браччиано — популярный в Италии курорт, расположенный на расстоянии 35 километров от Рима.

37 Аколуфы — дословно означает «провожатые, прислужники» — одна из низших церковных должностей; помощники диаконов, соответствуют иподиаконам. Число аколуфов не было ограничено.

38 В папской канцелярии существовал особый департамент покаянных дел, называвшийся пенитенциарием, имевший разных служителей.

39 Урбиио в качестве герцогства было организовано в 1213 г. и принадлежало фамилии Монтефльтро. Сын папы Александра VI Чезаре Борджиа захватил его в 1502 г.; в 1508 г. герцогом Урбино стал племянник папы Юлия II Франческо Мариа делла Ровере, убивший кардинала Франческе Алидоза и искупивший преступление завоеванием Феррары и передачей ее папскому престолу. Герцогство Урбино окончательно вошло в состав Церковной области лишь в 1631 г.

40 Козенца (Cosenzo, древн, Consentia)—итальянский город в бывш. Неаполитанском королевстве, архиепископская резиденция.

41 Диспенсация — отрицательная привилегия, в силу которой папа может освободить человека от запрещения, установленного законом для всех. Основанием диспенсации служило утверждение, что тот, кто имеет власть издавать законы, властен также и освобождать от их действия, при этом освобождение распространялось и на так называемые божеские законы. Богословы умышленно смешивали диспенсацию с обычной отменой закона. Диспенсация служила обильным источником доходов для курии; нападками на злоупотребление ею пестрят страницы противников папства, в особенности из протестантского лагеря.

42 Интерамна («между водами») — название нескольких итальянских городов в античную эпоху. Ныне — Терни, родина Тацита; Терамо среди отрогов Абруцци.

Текст воспроизведен по изданию: Стефано Инфессура, Иоганн Бурхард. Дневники. Документы по истории папства XV-XVI вв. М. Государственное антирелигиозное издательство. 1939