О ВТОРИЧНОМ ОТПРАВЛЕНИИ ГОСУДАРЯ МОГУЩЕСТВЕННОГО, КАК РОК, В НЕБОВИДНУЮ САМАРКАНДСКУЮ ОБЛАСТЬ ПРИ ЛЮБЕЗНОМ ОБРАЩЕНИЙ С ИМЕНИТЫМИ ЭМИРАМИ, О ПОЛУЧЕНИИ ИЗВЕСТИЯ О ВЫСТУПЛЕНИИ ЗЛОПОЛУЧНЫХ НЕВЕРУЮЩИХ КАЛМЫКОВ, О ПРИСОЕДИНЕНИИ [К СЕМУ] ТРЕБОВАНИИ ПЛУТОВ-ЭМИРОВ, О ПРИЧИНЕНИИ НЕБОЛЬШОГО ВРЕДА ПОЛОЖЕНИЮ ГОСУДАРЯ ВЫСОКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ ВСЛЕДСТВИЕ ПЕРЕВОРОТА ЭПОХИ, О НЕУДОВОЛЬСТВИИ МЯТЕЖНЫХ ЭМИРОВ НА ОБЫЧАИ КРИВОХОДЯЩЕИ, НЕУСТОЙЧИВОЙ И НЕПОСТОЯННОЙ СУДЬБЫ

/143б/ Поскольку невеста Балхской области [уже] была всегдашнею подругой, разделявшей ложе с светоносным сердцем [его величества Убайдуллы хана], он пожелал [окончательно] очистить розовые цветники земной поверхности от колючек и валежника наглого бунтовщика, т. е. Махмуд [бия аталыка], дабы народные массы балхских пределов и окрестностей [Балха] наслаждались сердечным покоем в лугах мира и безопасности. [Государь] устроил совещание с эмирами о походе [на Балх], который он считал одною из важнейших [своих] целей. Эмиры же находили [это предприятие] весьма трудным, оттого что они два раза видели и испытали немалые лишения и утомления в походе на Балх; перспектива еще раз идти туда их не привлекала. [В это время] пришло донесение к охраняющему небо [августейшему] порогу от самаркандского правителя Хошхала катагана о приходе неверных калмыков; эмиры, уцепившись, [за этот случай], избрали его средством для своего намерения. Они доложили государю следующее: “хвала и благодарение аллаху, [в этом] вечном государстве за счастливое время [вашего величества] весь народ /144а/ Балхской области, в районах [Балха], в его окрестностях, успокоившись в колыбели тишины и безмятежности, воссылает молитвы о даровании [вам] длительного счастья и безмерной долготы жизни, не имея в сердце никаких опасений и грусти. Проклятый же Махмуд, раскаивающийся в своих скверных делах и недостойных поступках, теперь, как змея с [163] разбитой головой, свернувшись в кольцо за четырьмя стенами Кундуза, занят собою. Но злополучные неверные калмыки, как муравьи и саранча, обчистивши хвосты и копыта своих коней, первым делом обрушились на племена и улусы казахского народа, предавши [все] потоку и разграблению; большая часть племен и родов казахского народа неверными грабителями Гога и Магога ²³⁶ была взята в плен. Слышно нам, рабам, что казахи и племя каракалпаков из страха перед неисчислимым войском неверных калмыков покинули свой исконный юрт и положились на укрепления Ташкента. Да и обитателями этой области овладел столь ужасный страх перед теми дьявольскими войсками, что они трепещут, как дрожащие ивы, и как ртуть — в [беспокойном] движении. Справедливому государю, который есть страж мира, необходимо, опираясь на божественную помощь, укоротить дерзкие руки наглых злоумышленников, посягающих на заповедные страны мусульман, и, охраняя государство от врагов, подобных по своим качествам змеям [тирана] Заххака ²³⁷, ему необходимо вторым Феридуном выступить с целью уничтожения этих волков в человеческом образе. И [теперь, когда] подданные [его величества, терпящие] от анархии и беспорядков, [чинимых] врагами, взывают частично о помощи к аллаху, нужно, как во время Александра [Македонского], построить для прекращения доступа врагов стену из непоколебимого решения [отразить их]. Если же в отношении такого похода [против калмыков] выявится леность и нерадение, то не дай бог, если крепости и города [самаркандского] района окажутся изъятыми из рук [государевых] рабов и мусульманское население будет растоптано конями калмыков! Область Самарканда, являющегося столицей высокославных государей, для каждого из них составляла предмет миродержавных вожделений; в /145а/ Самарканде, который основан Александром [Македонским], они счастливо и в добрый час садились на серый камень. В это время его [164] величество, счастливый монарх, [эмир Тимур], заповедует своей благородной; фамилии проявлять милость пределам Самарканда”.

Поскольку царственная неукротимая энергия была направлена на то, чтобы сохранить области и города государства от случайностей времени, чтобы их жители и население проводили время в спокойствии и безопасности, а мятежникам была бы дана такая жестокая пощечина расправы, что они обратились бы в другую сторону, — то естественно, что государь мира принял твердое решение выступить походом к Самарканду.

22-го числа месяца сафара 1121 г., соответствующего году Барса ²³⁸, когда войско весны произвело атаку и царь звезд, [солнце], победил армию зимы, а сила зноя сокрушила холод, — вспомоществуемый свыше /145б/ монарх вдел свою благословенную ногу в счастливое стремя и, воссевши на объезжающего мир скакуна, [пустился в путь], занимаясь [по дороге] охотою и любуясь степями и пустынями. Переехав через Керминейский мост и избравши путь по северной стороне реки Кухак ²³⁹, [государь] изволил совершать переезды от одной станции до другой. Начальники крепостей и городов, не отличая [от радости] головы от ног при прибытии [в их районы] августейшего кортежа, выезжали навстречу с приличествующими подарками и подношениями ради целования [монаршего] стремени. В какой крепости [его величество] изволил останавливаться, там [встречавшие его власти] выполняли [все необходимые] условия [государевой] службы.

Когда высочайшая остановка последовала в местности “Панджшамба-базар”, составлявшей собственность Кумбаз бия кырка, то [государь], найдя это место прекрасным, изволил утвердить пребывание своего величия и славы в его чарбаге, который занимал площадь около ста джерибов ²⁴⁰ и был украшен плодовыми деревьями и горными кипарисами. В течение трех дней освещающий мир государь был занят [165] удовольствиями и весельем в этом умножающем радость месте. Мухаммед Салах, внук Кумбаз бия, будучи удостоен пожалования в чин джибачи ²⁴¹, подвел коня. Приказавши отсюда бить в барабан выступления в [/146а/ дальнейший] поход, государь земной поверхности, разом давши шпоры своему коню, через две станции вступил в область Самарканда. Так как разрушение и запустение зданий арка было воочию удостоверено монаршими слугами, то последовало повеление, чтобы дворец поставили в местности Чакар, где находятся жилища великих ходжей Самарканда. Эмиры же и войско расположились каждые в определенном месте.

О ПРОИСШЕСТВИИ, КОТОРОЕ ПОСТИГЛО АВГУСТЕЙШУЮ ЛИЧНОСТЬ ГОСУДАРЯ ВСЛЕДСТВИЕ СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕПРЯМОДУШНОЙ СУДЬБЫ, И О ТОМ, КАК В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ДНЕЙ ЕГО БЛАГОРОДНАЯ НАТУРА БЫЛА СКОВАНА МУЧЕНИЕМ И УТЕСНЕНИЕМ

Так как местность Чакар являлась обиталищем и местожительством великих мужей, принадлежащих к самаркандским ходжам, то в то время невоспитанный человек туда не вступал. Государь мира, принимая во внимание разрушение царских дворцов [в Самарканде], т. е. [его] высокого арка, соизволил расположиться в этом благородном месте [в Чакаре]. Не успел [еще] отдохнуть и ночь еще не сменялась днем, как внезапно, по божественному предопределению и вследствие проявления фальши судьбы, благородную личность и нежную природу сего развесистого дерева в цветнике государства постиг несчастный случай. В /146б/ течение нескольких дней его благородное состояние здоровья оказалось сковано мучением и утеснением. Под влиянием этого горестного происшествия и ужасно мучительного события возникшие в среде рабов [государя] разлад и смятение среди узбеков и таджиков достигли таких пределов, что изложить это вкратце в понятных образах и вразумительно, [даже] с помощью [опытных] “людей пера” правительственных канцелярий, если бы, — [как говорит Коран], — все деревья, какие есть на земле, сделались бы письменными тростями ²⁴² — совершенно невозможно. Эмиры, военачальники и слуги высочайшего двора с возникновением этого случая, ставши беспомощными и лишившись покоя, начали [166] посылать дары по обету и милостыню на мазары [святых], в медресе, в дервишские общежития и бедным людям. Миродержавный государь понял, что нахождение в местопребывании великих людей без [их] дозволения не имеет большего смысла и [потому], естественно, он признал за лучшее /147а/ усесться в седло и водворить свое величие в высоком арке. В таком положении прошло восемь дней. Эмиры и духовенство [за это время] были совершенно лишены возможности являться на поклон государю. Ходжи, сейиды, муллы, шейхи и вся народная масса тех пределов, сильно желавшие в душе видеть благословенную красоту его величества, на улицах и базарах, молитвенно простирая руки, взывали о даровании здоровья августейшему больному к единому истинному целителю. [И] хвала и благодарение аллаху! Он — премудрый врач и опытный в искусстве [исцеления], по своей совершенной мудрости и всеобъемлющему знанию ниспослал [государю] быстрое исцеление из лечебницы потустороннего мира и из госпиталя непреложной истины. И царственное солнце, освещающее мир, проглянуло из-за завесы затмения, также и луна небесной сферы царственного достоинства, прояснившись после [своего] затмения, засветила миру и его обитателям. Счастливая роза распустилась на лугу радости, а молодое дерево жизни в саду здоровья начала /147б/ плодоносить: государь мира, подобно благородному кипарису, выпрямил свой благословенный стан и, воссевши в счастливый пятничный день на высокий престол султанов, открыл двери перед низкими и благородными, перед аристократией и простым людом; сделав их [всех] радостными и счастливыми через [лицезрение] своей мироукрасительной красоты. На этом самом приеме к престолу пребывания халифской власти было повергнуто известие от ходжей Ташкентского округа, что злополучные неверные калмыки, подобно разлившемуся потоку, устремились на казахские аулы и, блеснув [страшною] грозою, вернулись в свои становища. Несмотря на такое положение, у государя мира не было большой уверенности, [что калмыки не придут опять]. Естественно, что [государь], пообещавши звание накиба высочайшего двора Абдуррахим ходже, брату Кара Бахадура сейидатайи, которого казахский народ признавал своим пиром и питал к нему полнейшее расположение, приказал [ему выехать] в область Ташкент; казахским ханам и ташкентским ходжам с названным ходжою отправили милостивые [ханские] письма, халаты надлежащей ценности и арабских лошадей, дав срок двенадцать /148а/ дней и обнадеживши ходжу своими [последующими] милостями. [167] Названный ходжа, обрадовавшись перспективою [получить должность] накиба, принял на себя поручение государя и выразил твердое намерение достичь [поставленной им] цели. Население Самарканда и бухарские войска успокоились и стали молиться о [ниспослании] счастья государю.

О СМУТЕ И БУНТЕ В САМАРКАНДЕ ВСЛЕДСТВИЕ ВОССТАНИЯ И МЯТЕЖА, ПОДНЯТОГО ЭМИРАМИ И ВОЙСКОМ ПРОТИВ ГОСУДАРЯ ВВИДУ ЗАХВАТА ВЛАСТИ НИ'МАТУЛЛОЙ ДАДХА, О РАСПРЕ ПЛЕМЕН НАЙМАН И САРАЙ, ОБ УВЕЛИЧЕНИИ ВОЛНЕНИЙ С ПОМОЩЬЮ ЖАЖДУЩЕЙ МЕСТИ ТИРАНИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ.

Когда известие о злодействе калмыцких банд потеряло свою остроту и армия спокойно жила в Самарканде, те, у которых в головах всегда была страсть к вину, отправились по своему делу и занялись питьем бузы ²⁴³ и вина гордости.

Перепившись, они, как это бывает у бесчувственно пьяных, уже /148б/ перестали сознавать [все, что есть] от земли до небес и не различали небесной выси от земных пропастей. Под влиянием чрезмерного опьянения, как это бывает у таких людей, между несколькими человеками из племени найман и племени сарай возникло сильное побоище и жестокое пререкание; каждый схватился за шашку и кинжал. Распря дошла до того, что двое найманов были насмерть зарублены сарайями; несколько сарайев были ранены и упали на окровавленную землю. Найманы, видя двух своих соплеменников мертвыми, бросились к Ни'матулле дадха, требуя заступничества и громко крича. Ни'матулла был молодой, дерзкий и бесстрашный; недолго думая, он, подстрекнув и сагитировав отряды кунгратов и найманов вступить в бой с сарайями, приказал им вооружиться и в конном строю выступить против последних в отмщение за пролитую кровь своих. Получив известие об этом смятении и зле, /149а/ Ма'сум аталык пришел в изумление от выступления Ни'матуллы на такое злодейство. Он, обнаруживши свое величие и авторитет и сделавши коранский стих: *по милосердию бога ты кроток с ними ²⁴⁴, оправдывающим [168] его собственное положение, — решил проявить терпимость [к этой смуте].

От дурного нрава происходит тоже дурное,
Почему исключается для тебя [возможность] смотреть в сторону злонравного?
Учтивость бывает одинакова с разумностью,
Легкомысленный же человек бывает полон злобы.

Племя сарай с великого ума стало кричать: “хотя двое найманов отправились в другой мир, но ведь и шесть сарайев тоже получили столь жестокие ранения, что, чего доброго, скоро поспешат во след ушедшим [к праотцам найманов]. Да еще вся эта лютость и буйство, проистекшие от найманов, достигли здесь очень серьезного положения. Мы, не можем больше выносить высокомерия и власти Ни'матуллы!” И стали напевно /149б/ читать [коранский стих]: *не возлагай на нас того, что нам не по силам! ²⁴⁵ Ма'сум аталык от горести совсем поник и погрузился в глубокое раздумье. [Наконец] ему пришла такая мысль: “Ни'матулла [по существу] — глупый прохвост, мало знающий существующие обычаи, — зачастую в высочайшей аудиенции и на собраниях эмиров он противоречит старшим, проявляет по отношению к военачальникам дерзость и неуважение и выступает против них со словами, далекими от учтивости и от того положения, которое приличествует ему. И в такое время, которое явно неблагоприятно [для нас], если он оденет в кольчуги банду негодяев найманов и кунгратов и, ставши во главе их, придет, то, если мы выступим против него, я полагаю, огонь бунта еще больше разгорится и /150а/ возникнет такой пожар, который невозможно будет залить водою успокоения и который станет причиною; обиды государя, посрамляя войскам, и смуты среди народа. Если же в этом случае [с нашей стороны] будет проявлено притворное незамечание [действий Ни'матуллы дадхи], отнесенное за счет нашего страха [перед ним], то дерзость [этого дадха], пожалуй, еще больше проявится”.

Злой нрав, обосновавшийся в природе [человека],
Не уходит оттуда иначе, как со смертью [последнего]. [169]

Поэт говорит:

Добрый народ и лето бывают щедры,
Злая же природа несет внезапную смерть.

Ма'сум аталык от подобных размышлений погрузился в пучину недоумения и в море обдумывания. Он рассказал своим друзьям эту страшную тайну. Присутствовавшие при этом молодые военные, услышав слова [Ма'сума] аталыка, как принято у этих людей, все в совокупности неожиданно закричали: “мы больше не можем терпеть бесчинства и узурпации власти этого дерзкого [Ни'матуллы]! В конце концов ведь он тоже сын одного из узбеков, потому что его отца звали Абдулкарим найман, так какое же у него может быть превосходство и предпочтение перед нами? Мы сами добивались такого дня, а теперь наступило такое время, /150б/ что государь [должен выбирать] между Ни'матуллою и нами и отказаться от него или от всех нас”.

Избери или одаренного [всеми] совершенствами друга, или жизнь,
[Ибо] одна комната не вмещает двух гостей ²⁴⁶.

Военная знать столько наговорила аталыку неприятных вещей, что у него заболело сердце. Нахмурившись, аталык приказал: “если тот глупец [Ни'матулла дадха], исцелившись от своего недостойного поступка, вернется в свое обиталище, то о всем этом нужно доложить государю. Если же [Ни'матулла] будет упорствовать в своем неповиновении, то тогда и вы, о мужи, отложите в сторону примирение с ним и беритесь за оружие и в том, что является его целью [т. е. в схватке], вооружитесь орудиями войны”. Словом, когда запылал огонь мятежа, появились волнения и возмущения. Между прочим, господь, — да возвеличится его имя! — все, что делает, того никто не знает. У государя под влиянием этого удивительного происшествия душа пришла в трепет; последовал /151а/ приказ, чтобы Абдулла хаджи кушбеги вместе с Хошхал катаганом, правителем Самарканда, взяли Ни'матуллу к аталыку, взошли бы через дверь извинения и погасили огонь мятежа. Кушбеги, во исполнение высочайшего повеления, вместе с Хошхал бием прибыл к Ни'матулле и то, что было им приказано государем, передали ему. Ни'матулла же, этот [170] дерзкий бунтовщик, как неумудренный жизненным опытом, счел для себя бесчестием отправиться к аталыку. Он не знал, что:

Всякий малый, вступающий в борьбу с большим,
Так упадет, что никогда [уже] не встанет.

И сколько эти два избранных [сановника] не упрашивали его отправиться к аталыку, этот малоумный не сдался на их убеждения. Этот невежда погрузился в сон на колючках несчастья тем боком, который покоился у него [до того] на постели отдохновения. В ту весну бутоны тысячью [своих] уст смеялись над его неодобрительными действиями, ибо последние были плачевны; он же думал, что это весенние наслаждения; соловьи заливались свистом при его ошибочных поступках, а он слышал /151б/ в этом любовные мелодии.

Когда у уха не бывает [хорошей] восприимчивости, какая польза от хороших речей?

Но у аталыка и войска было такое убеждение, что дерзости дадхи во всем этом происшествии способствовал [сам] государь. Затеялось серьезное дело, потому что эмиры и войско стали подозревать последнего. В [ближайший] пятничный день [эмиры и представители армии] не пошли на поклон государю, как это было до сих пор принято. Эти люди волей-неволей разбили камнем возмущения чашу счастья, показывающую мир, здание радости разрушили “тишею” ²⁴⁷ позора, чистое вино веселия замутили содержимым ночной вазы бедствия и рукою вихря несчастья пустили на ветер небытия радость [осуществления] желаний. По самой форме своей их глаза, [казалось бы] видящие благо, [в действительности], как глаз [цветка] нарциса, были лишены света проницательности; [их] слушавшие советы уши были лишены силы слуха. Хотя дальновидный разум давал [им хороший] совет, но покров судьбы спустился /152а/ на их проницательное зрение и они перестали видеть истинный путь. Разрешающий затруднения в тонкостях давал им [благие] указания, но избыток бедствия повернул их поводья от направления чести. У государя от такой дерзости эмиров и войска благоуханно [умиротворенное] настроение стало подавленным, его благородное светоносное сердце от додобных несправедливых выходок изменилось и удар его гнева был столь велик, что он отдал такой приказ: “Всякий, кто будет мне рабом и [171] доброжелателем, взошедши в высокий арк, пусть явится готовый послужить мне!”. Этот приказ как нельзя лучше соответствовал желаниям [Ни'матуллы] дадхи. Он опередил весь народ и привел своих людей [в арк] к подножию престола власти. Аталык и военные, по недомыслию уразумевши [в этом] другое, говорили друг другу: “расположение государя к Ни'матулле больше, чем к другим рабам, почему он и потребовал его к себе”.

По этой причине между государем и войском возникло больше /152б/ [взаимных] опасений и страха и они стали подозревать друг друга [в коварных замыслах]. И днем, и ночью старались принять меры предосторожности [один против другого]. Лживые послухи и презренные люди, ищущие волнения и смуты, сочли настоящий момент весьма благоприятным [для себя] и стали говорить [всевозможные] речи и разводить [всякие] сплетни, вследствие чего высоко взвилось знамя мятежа.

Не подпускай близко к себе сплетника,
Ибо вмиг он воздвигнет сотню смут.
Впрочем, лишь всевышний аллах всезнающий!

О ПОСЫЛКЕ ГОСУДАРЕМ ШАТИРПАРИ ²⁴⁸ В БУХАРУ С ПИСЬМОМ К СВОЕЙ МАТЕРИ С ИЗВЕЩЕНИЕМ О СОБЫТИЯХ В САМАРКАНДЕ, О ПОДОЗРЕНИЯХ БУХАРЦЕВ И О ВЫСТУПЛЕНИИ ИХ ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ.

Государь земной поверхности от сего происшествия столь глубоко погрузился в море размышления и обдумывания, что его благоуханная мысль совершенно не была спокойна за бухарский престол. Естественно, что он ввиду всего происшедшего отправил за своею печатью письмо своей матери в Бухару. Состоялось высочайшее повеление, что это поручение должен выполнить самым спешным образом [скороход] Шатир-пари. Этот несущий несчастие, который в быстроте мог поспорить с /153а/ утренним ветром и в отношении скорости не считался с быстротою [172] демона из гор Каф, во исполнение почтенного [царственного] приказания с быстротою молнии, подобрал подол халата и, как ветер, пустился по дороге в Бухару. За одни сутки он совершил путь от Самарканда до Бухары. То страшное событие [мятеж в Самарканде войск], о котором до сих пор бухарцы говорили втихомолку, [теперь], с прибытием Шатирпари, получило огласку. Люди заговорили о нем во всеуслышание и делали [свои] выводы. Шатирпари вручил драгоценное письмо матери его величества. Из его содержания она узнала, какая смута и мятеж возникли, в Самарканде, как отнеслись бессовестные узбеки к государю и что за взаимоотношения установились [между ними]. Худаяр парваначи мангыт, являющийся предводителем племен правой и левой стороны в это время был назначен падишахом охранять город [Бухару]. Испытывая страх [пред могущими произойти событиями], он послал человека за Мухаммед Яр ишикакабаши ²⁴⁹ дурманом, правителем Каракуля. Мухаммед Яр, [пришедши], беспечно разбил свой лагерь у ворот высокого арка. Горожане не замедлили сделать свои выводы из прихода /153б/ Мухаммед Яра и стали говорить речи, далекие от истинного положения вещей. Подробности сего краткого изложения таковы: в умах благородных и простых людей сложилось убеждение, что письмо государя к его матери было написано относительно казни Абулфайз султана. Веским доводом в пользу этого было то, что у государя, в его светоносной голове, мелькнуло опасение: не дай бог, если Худаяр парваначи по указанию мятежных эмиров и войска посадит в Бухаре на царственный престол Абулфайз султана.

Время родит хорошее и дурное,
Звезда [судьбы] бывает то другом, то врагом.

По этой причине к смуте в Самарканде прибавилось еще смятение и волнение населения Бухары. Худаяр бий, вследствие таких дурных подозрений бухарцев по своему адресу, сколько не старался быть благожелательным, не привлек к себе ничьего сердца. Городские старшины, [173] делая смотр кварталу за кварталом, предъявили воинское снаряжение и приказали арбабу области ²⁵⁰, чтобы он укрепил башни по крепостным /154а/ стенам и поручил бы охрану ворот бдительным людям. *Сельское население ²⁵¹ под влиянием этого горестного происшествия, погрузившись в море смятения, предпочло выселиться [из своих мест] и перевезти свои семьи в город. И такая смута и анархия настали среди обитателей Бухары, что как будто они переживали ужасы страшного суда. Подонки общества и бандиты, только и искавшие таких дней, стали отнимать у мусульман имущество. Эти лжецы, способствуя панике народа распусканием ложных вестей о приближении хивинцев, [успешно] занимались своим делом.

О ПОСЫЛКЕ МЯТЕЖНЫМИ ЭМИРАМИ КО ДВОРУ ВЫСОКОДОСТОЙНОГО ГОСУДАРЯ ХОДЖИ АБДУРРАСУЛЯ САМАРКАНДИ И СУЛТАН ХОДЖИ НАКШБЕНДИЯ, ОБ ОБНАРУЖЕНИИ [ИМИ] СОБСТВЕННОЙ СЛАБОСТИ И О ТРЕБОВАНИИ ИЗГНАНИЯ НИ'МАТУЛЛЫ ДАДХИ

Двуязычное перо, двинувшись в направлении Самарканда, так излагает тамошние события. Султан ходжа накшбенди, являющийся сливками фамилии величия и квинтэссенцией дома ходжей, был молодым деревом дворца руководительства [на пути к высшей Истине], вспоившим /154б/ [свои] действия чистою водою науки [о божестве] и возростившим в цветнике святости розовый куст сочащимися каплями разума и благочестия; в этом походе [Убайдуллы хана] он был при государе в качестве друга. При возникновении настоящей, из ряда вон выделяющейся смуты, он отправился в ханака Ходжи Абдуррасуля, из потомков Ходжи Ахрара, к которому государь был [очень] расположен, и сказал: “Мы и вы считаем себя старцами-наставниками и духовными руководителями государя и эмиров. В настоящее время, когда мятеж и смута между государем, эмирами и войсками стали очевидны, а огонь государева гнева [174] и ярости сильно разгорелся, [нам] необходимо со [всею] энергией [преданных] рабов трогательными петициями и концом рукавов извинения и упущения стереть с чела государя пыль смятения и страха, которая насела на него со стороны эмиров и войска. Поэтому оба эти почтенных друга ²⁵² прежде всего явились к эмирам и сотворили молитву, а затем перечислили благоволения государя, оказанные за это время в отношении

каждого из эмиров и военачальников в том или ином месте, напомнили /155а/ степень самоотверженности и благорасположения каждого из эмиров и военных, проявленные ими на службе государя, и [затем] сказали: “Вы, люди, сами домогались такого государя [и теперь], — хвала и благодарение аллаху! — он, ниспосылающий милости, послал [своим] рабам [такого] миродержавного правителя и государя, коего справедливость стала причиною спокойствия всех без исключения подданных. Процветание же и безопасность [в нашем государстве] таковы, что ягненок пьет молоко из сосцов львицы, волк покоится вместе с овцою. [Поэтому] необходимо за [такое] облагодетельствование, составляющее один из даров его благородной души, только беззаветно рабски служить ему, за [такую] щедрость, которая является жемчужиною жизни из числа его [богатых] даров, [по службе] следует идти не иначе, как торною дорогою повиновения и послушания ему. Ведь если стебель травы растет под тенью /155б/ стройного кипариса, то в случае черезчур высокого роста этот стебель свалится с ног, а ничтожная пылинка, когда с пылью поднимается на солнце, освещается им и гордится. В такое время, когда известие о приходе неверных калмыков, получив огласку, стало бы причиною [паники и] беспорядков в населении, будет ли, о люди, с чем-либо сообразно, что вы, проявивши дерзость в отношении своего государя, увеличите [тем самым] смуту в государстве? Высунув ноги из круга покорности [своему господину], неужели вы осмелитесь провозгласить призыв к бунту? За милости и благодеяния государя ваше обязательство велико. Подчиняясь обязательному религиозному предписанию, чтобы благорасположение к государю исходило из чистого сердца, служите ему от всей души и от всего сердца и поставьте себе целью идти по неуклонному пути повиновения ему. Нет, сделав предметом своих занятий противное [175] убеждениям непослушание ему, ввергнув население в ужасы анархии и смуты, вы станете мишенью для стрел проклятий всего человечества так, что ваша бесславная история навечно останется на страницах эпохи!”

/156а/ Эти два великих мужа столько подобных слов высказали, что все присутствовавшие на собрании были очень растроганы. Ма'сум аталык и военачальники сказали: “Конечно, то, что сказали ходжи, выложив свои слова как на блюдце, заслуживает внимания. Мы, рабы, будучи готовы служить государю, продели [уже] в уши кольцо рабства. Мы уверены, что бог не допустит, чтобы мы дерзнули проявить неблагодарность государю за его благодеяния. Забыть милости и благости [его] это то же, что отступничество ученика в суфизме от своего духовного наставника и измена [правоверной] ханифитской общине ²⁵³. *Прибегаем к помощи аллаха против злою в нас самих и против наших дурных дел! ²⁵⁴ Вы, достопочтенные [отцы], сами видите в сем государстве степени нашего благорасположения и самоотверженного служения [высокой] государевой персоне. Что же нам делать, когда власть и узурпаторство Ни'матуллы над нами перешли всякие границы, а его надменность и /156б/ высокомерие превысили всякую меру? Ведь в конце концов он тоже один из узбеков, так почему бы ему кичиться перед нами своим превосходством? Какую великую службу он исполнил, что государь, привлекши его на лоно своего расположения, час от часу [все больше] удостаивает его своих царственных милостей? При всем этом в настоящее время нас ложно обвиняют в этой смуте, но причиной ее являются самовластие и незаконный захват власти тем узурпатором; если б не это, то как могли бы мы, рабы, найти силу и терпение [переносить] раздражение и недовольство могущественного государя?

Не вращается колесо судьбы иначе, как по твоему желанию;
У горы нет силы мстить тебе.

У ничтожных пылинок кельи покорности и рабской службы какая может быть смелость в отношении тех, кои дышат дерзостью перед освещающим мир солнцем? У муравьев из долины служения [государю] [176] может ли быть сила в сравнении с тем, кто перед Соломоном эпохи выступает без должного почтения? Мы все — нижайшие рабы двора и, кроме /157а/ государева двора, не имеем иного убежища”.

Что мне делать, когда приблизится мой конец?
От тебя я у тебя лишь найду покровительство!

Когда ходжи услышали эти столь убедительные слова эмиров и начальников войска, они поспешили в высокий арк и, удостоившись высочайшей аудиенции, почтительно и униженно доложили речи эмиров к военной молодежи в такой форме. “О, упование человечества, который принял божественную силу и опору божественного строителя, эмиры по своей нелицеприятной службе, — так как готовы себя положить на пути копыт скакуна вашего величества, — покорны и находятся в повиновении вам, но они осмелились выступить единственно вследствие высокомерия и самовластия неумного Ни'матуллы дадхи. Вы — государь, Ни'матулла же — один из рабов [вашего высочайшего] двора; вот если бы вы для успокоения умов всех ваших слуг на некоторое время назначили бы его правителем какой-либо отдаленной области, вроде Термеза, и послали-бы туда [это было бы хорошо]!” Когда государь /157б/ выслушал это увещание от двух великих мужей, то немедленно вскипел гневом и пламя его раздражения поднялось кверху, его брови так нахмурились от ярости, что стали похожи на завитки локонов рассерженных красавиц; от тени его сжигающего гнева время перестало работать; он сказал: “эти люди [т. е. эмиры и военачальники] за это время приняли за обычай высказывать дерзости своему государю. Они завидуют доброжелательному и самоотверженному слуге, потому что он пользуется милостями и вниманием своего государя. Они [в свое время] требовали его изгнания от Падша Шаим бия, теперь в мое царствование, выступая столь же дерзко, желают повторить тот же прием. Они не думают, что от пламени гнева, сжигающего мир, может упасть искра в гумно их спокойствия и они будут уничтожены”.

Ходжа Абдуррасул в ответ на гневные слова государя доложил: “Если упованию людей благоугодно будет, то я сделаю распоряжение [177] всем ходжам, сейидам, всем ремесленникам и обитателям этой области, чтобы они в короткое время прихлопнули это упорное сословие камнями и палками” ²⁵⁵.

Султан ходжа сказал: “К чему, ходжа, говорить такие необдуманные слова! Что это за путь, которым ты идешь?!

Ты пришел, чтобы установить единение
Или чтобы произвести разделение?

Все знают, что у царей в отношении прочих людей есть избыток силы и могущества, особенно всевышний бог надел на чистых по природе потомков Чингиз хана халат миродержавия и надолго облек их в платье покорителей мира, даровал им такую мощь и силу, что если они пожелают, то в одно мгновение могут любого человека возвысить или унизить. Однако государю в благодарность за дарованное ему могущество нужно стыдиться мстить [своим] виновным слугам, напротив, он /158б/ должен обрадовать их известием о прощении. Обычаи государей и монархов, завоевателей мира, и путь мироукрасительных и полных высоких мыслей царей таков, чтобы предавать забвению сопротивление заблуждающихся и рассмотрение [грозящих от этого] опасностей.

От начала дней первого человека Адама до эпохи [нашего] государя
Всегда так велось, что от великих людей исходит прощение, а от подданных [их] проступки.

Пройти мимо прегрешений виновных и не заметить, как они спотыкнулись, принадлежит к милостям полновластных людей и к благосклонности могущественных персон. Мы все знаем, что всеобъемлющая милость государя, раздавателя венцов и покорителя мира, ищет лишь предлога для прощения проступков виновных. И сколько бы ни садилось греховной пыли на чистоту *мятежных [государевых] слуг ²⁵⁵, смыть ее водою прощения есть одно из необходимых государственных мероприятий”. [178]

По щедрости, объемлющей всевозможные дары всем людям,
У тебя милости, как у солнца, и изобилие [даров], как у дождя.
Не ввергай же в огонь страха невиновных
[И] изгладь водою прощения [все] написанное виновными!

/159а/ Когда Султан ходжа высказал государю эти трогательные слова так, что из сада его слов несся аромат любви искреннего расположения [к государю] и от его речи, как от звездного небосклона, сыпались сверкающие лучи, он отсек корень древа гнева и ярости от территории незлобливой груди монарха и получил ответ, что государь мира намерен отправить Ни'матуллу дадху управлять областью Термеза.

О ПРОЩЕНИИ ГОСУДАРЕМ МИРА ЗАБЛУЖДЕНИЯ МЯТЕЖНЫХ ЭМИРОВ И О ЖЕЛАНИИ УГОДИТЬ ИМ ВЫСЫЛКОЮ ПОЛНОГО ЗЛОБЫ И ОБМАНА НИ'МАТУЛЛЫ ДАДХИ

Так как царственному разуму стало известно, что доводы великого ходжи основаны на [его] честных убеждениях и соединены с правильным образом действий, то [государь] удовлетворил его просьбу, основываясь на том, что:

Кого ты хочешь простить,
Ты исправь его поступок милосердием.

Подчиняясь [изречению пророка]: *прощение есть очистительная милостыня с победы ²⁵⁶, он перечеркнул страницу проступков эмиров /159б/ чертою пренебрежения и основы их злых действий растоптал милосердием и смотрением на них сквозь пальцы.

Когда согрешивший просит прощения,
Ты прости [его] и не требуй извинения за прошлое.

Так как ходжа просил о помиловании мятежных эмиров и войска, то милосердный государь отдал приказание скрепить светозарной печатью указ на имя Ни'матуллы о бытии ему правителем Термезской области с условием, чтобы племена правой и левой сторон и другие не чинили противодействий Ни'матулле и его людям.

Врем-я приводит себя в безопасность от злополучного клеветника
Подобно тому, как освобождается земля от презренного злонравного человека. [179]

Обрадованный Султан ходжа сейчас же явился к эмирам и войску и сообщил им радостную весть об их прощении и об удалении Ни'матуллы, чем очистил от страха и опасения смущенные умы этих испуганных людей. Эмиры и войско, вознесши молитвы о благородной личности халифа времени [Убайдуллы хана], выразили похвалу и одобрение Султан ходже. Ни'матулла, узнавши о превратностях судьбы, погрузился в пучину удивления и с пересохшими губами, огорченный /160а/ поспешил в Термез.

Почему ты не соблюдаешь своей границы
И тем чернишь свое счастливое лицо?
Не выходи из положенного тебе предела,
Ибо ты упадешь вниз головою в колодец несчастья.

Эти слова как нельзя более подошли к положению [Ни'матуллы дадхи].

Когда садик высокого арка и цветник территории Самарканда очистился от шипов упорствующих, т. е. племен кунграт и найман, эмиры и военачальники, опустивши от стыда вниз головы, явились на высочайшую аудиенцию. Опасаясь упреков и нападения со стороны государя, они не в силах были поднять свои головы. Ядгар ходжа, принадлежавший к сейидам, потомкам Сейид-Ата и бывший в должности префекта дворца, по неопытности, по отсутствию такта, суетился и двигался среди мятежных эмиров. В это время государь посмотрел в его сторону и [заметив его поведение] пришел в ярость; схватившись за рукоятку кинжала и угрожая ему, вскричал: “сын нищего, ты, с /160б/ ягненком на плечах! Эмиры и военные, которые осмелились придти в такое движение вследствие самоотверженности и доброжелательства, кои были неоднократно проявлены ими и их предками на арене [государства], их обуяла гордость и они решились на это дело по причине безумия Ни'матуллы. Что касается тебя, то что ты-то внес в это [дело], что больше и раньше всех проявляешь легкомыслие, прыгая как ничтожный зверюшка с белым хвостиком и осмеливаясь так недостойно себя вести? Что будет, если мы прикажем вычеркнуть твое имя из круга ходжей, потому что твои безобразные действия и поступки указывают на ничтожество твоего происхождения!”

Когда государь произнес подобного рода наводящие страх слова в этом собрании, то эмиры и все присутствующие слуги [высочайшего] [180] двора, помышляя о своих делах, подобно облакам, пришли в /161а/ расстройство и задрожали, как ивы. Тогда второй раз выступил [шейх] Султан ходжа. Открыв уста для молитв и прославления государя, раздавателя корон и завоевателя стран, он сказал:

“Клянусь высоковознесенным государством и замком божественного закона.
Клянусь блестящею жемчужиной начала и последствий,
Клянусь мощью сильного правосудия, опорою веры!
В твою эпоху земля стала свободной;
Для неба стала запретной дверь к тебе, о благодетель!
У тебя ищут покровительства цари мира;
Подобные [острому] мечу твои речи разят коварство
[И] объясняют [стих]: *истинно мы помогли ²⁵⁷...
Под твоим пером объяснение “Нун и ал-Калам” ²⁵⁸
Превратилось в нанизанное в [строгом] порядке жемчужное ожерелье.
Твое сердце — море, а рука — облако, проливающее перлы,
Ты сказал бы: она рудник жемчужин искусства.
Еще ты проявляешь ярость в битве
И, как Рустем, сотнями сносишь головы.
Господь от всех бед Да сохранит навечно сего государя!”.

Этою пленительною похвалою Султан ходжа погасил пламя ярости государя. Милостивый монарх сменил гнев на милость и яд мести /161б/ заменил противоядием прощения. Короче говоря, эмиры и военные после данной им аудиенции вернулись к себе; страх и опасения, возникшие в их сердцах, легко исчезли. Произнесши похвалу единственному господу, они пообещали поставить светильники на гробницах святых. Население Самарканда и его окрестностей, которое в дебрях бедствия пребывало растерянным и было попираемо ногами случайностей, теперь получило спокойствие, благодаря милости творца и вечному царствованию его величества, убежища халифского достоинства. Аллах, впрочем, самый осведомленный о действительности дел! [181]

О ВОЗВРАЩЕНИИ ВЫСОКОДОСТОЙНОГО И МИРОУКРАСИТЕЛЬНОГО МОНАРХА В СТОЛИЦУ, В Г. БУХАРУ, И О ПЕРЕМЕНЕ И ИЗМЕНЕНИИ [ОТНОШЕНИЯ К] НЕКОТОРЫМ ИЗ ЧИНОВ И ПРЕДВОДИТЕЛЕЙ [ПЛЕМЕН] ВНЕ ЗАВИСИМОСТИ ОТ ТОГО, ЖЕЛАЛИ ОНИ ЭТОГО ИЛИ НЕТ

Когда мироукрасительный государь-миродержец направлялся [из Самарканда] в столичный город Бухару, Мухаммед Рахим бий дурман, бывший тогда правителем Карши, явился к государю в высокий арк, ища милостей сего владыки эпохи. В это время он не видел возможности уклониться от государевой службы, государь тоже знал его /162а/ беззаветную преданность к себе и не пожелал отпустить его от себя. А так как Карши остались без доброжелательных [к государю] слуг, то Мухаммед Ма'сум аталык волей-неволей отпустил на управление Карши Кутлук сарая. Должности дадхи добивались несколько человек из молодых военных и, в надежде на ее получение, они во время бунта были друзьями аталыка. Государь, основываясь на мнении противников [этих военных], пожаловал должность дадхи не участвовавшему в возмущении и бунте Бек оглы бахрину. Бек оглы был очень простодушный человек и считал себя очень далеким от того, чтобы занять такой пост, а теперь, [так сказать], он вместо небытия получил бытие. Эмиры хотели было, чтобы другие должности и области были предоставлены достойным из военной молодежи, но государь не соизволил больше делать милостей и, выступив в путь, проезжал станцию за станцией. Когда достигли области крепости Дабуси-шах ²⁵⁹, то население Бухары от простых людей до знатных, от малых до больших, услышав о радостном /162б/ царственном приближении, вышло навстречу государю.

[Когда] великие люди города узнали [о приближении государя],
Они поспешили к штандарту монарха.
Полные молитвенной благодарности, они повлекли [свои] души
Вперед, ибо увидели лицо своего государя.

Ходжи, сейиды, великие люди и малые, молодые и старые, все пришли встретить государя к границам Кермине и, припавши к ногам его, потирали свои лица и очи о копыта его объезжающего мир коня, [182] проливая слезы [радости], подобно Иакову земли Ханаанской над обретенным им после разлуки Иосифом; они говорили:

Все мы были мертвыми, но настал день
И мы вернулись к тебе, освещающему вселенную, живыми!

Государь обрадовал бухарское население своим полным вниманием и милостями, оказавши неисчислимые ласки всему народу. Короче говоря, августейшая личность вступила в город, как душа, которая входит в тело, и как свет, что проникает в глаз слепого. Грохот большого барабана радости донесся до самого апогея небесной выси. Чины двора занялись выдачею обещанной [государем] милостыни. Хвала аллаху! С /163а/ царственным вступлением в город, точно под утренним ветерком, ожили души в теле мира и его обитателей и их очи просветились светом солнца, освещающего вселенную. О боже мой, да не удалишь ты с голов населения Мавераннахра солнце вечного счастья, эпоху сего государя, и да даруешь помощь узбекам! Так как эти неодобрительные действия проистекли от узбекского народа вопреки вере, то бухарское население проклинало мятежных эмиров и враждебное войско и говорило так: “Если страшному льву и причинится от муравья какое-либо беспокойство, то разве от этого пострадает его могущество! Если океан замутится от капель дождя, то причинит ли это ущерб его величественности? Если освещающее вселенную солнце затемнит на время облако, какой вред от сего произойдет для величия? Если в сфере могущества обнаружится какое-либо затруднение, то какое разрушение проложит к ней путь? Взбитие кудрей у красавиц увеличивает их красоту; утомление в подмигиваниях прелестниц вызывает одобрение; хотя рубин и извлекают /163б/ из рудника разбитым, однако ценность его остается.

Если простой камень разобьет золотой сосуд,
Стоимость камня от этого не увеличится, а золото [в цене] не уменьшится.
Если бы Ариман ²⁶⁰ разбил камнем чашу Джемшида,
То ценность [в ней] бадахшанского рубина от сего не уменьшилась.
Если злоумышленник посягает на тебя, [183]
То на его голову судьба разбрасывает,
Как у Ка'бы на злодея,
Со звезд глыбы обожженной глины с именами тех, кого они должны поразить ²⁶¹.

Пишущему это в соответствии со всем этим вспоминается один рассказ, который не мешает здесь привести. Во время царствования великого деда [теперешнего] государя [Надир Мухаммед хана] к подножию высочайшего престола из Ирана прибыл посол. Один из уроженцев Ирака, по имени Соловей ²⁶², одетый дервишем и отличавшийся поэтическим дарованием, сопровождая этого посла, тоже прибыл в наше государство. Он исколесил всю территорию Бухары, затем возымел желание посетить Самарканд, куда и направился. Найдя этот город, он понял, каким цветущим и населенным он был в прежние времена. Когда /164а/ Соловей поехал в Ирак и [по пути] достиг Исфагана, шах Ирана спросил его: “Каким ты увидел государство Турана и каким нашел положение узбеков? Расскажи мне немного о разрушенности и процветании этой страны”. Соловей разлился на тысячу ладов красноречием и сказал: “Государь, Ирак, Хорасан и Мавераннахр не нуждаются в похвалах и подробных описаниях, ибо прошло больше 200 лет, как ваши отцы, утвердившись в этих областях, столь же постарались об их населенности и процветании, как [ныне] стараетесь вы, повелитель мира. Достаточно посмотреть на эти области, чтобы видеть это. Но прославленная Бухара и области Мавераннахра больше вышеуказанного времени находятся под властью объединения узбеков, которые в течение всего этого времени старались об опустошении и разрушении этих государств, как стараются они и теперь, и тем не менее эти страны до сих пор все еще цветущи и населенны”.

Увы! Шиит, различающийся от другого мусульманина верою, допуская крайности в своем исповедании, является фанатиком, однако в /164б/ отношении цветущего состояния сего государства он говорит истинную правду. Как жаль, что эмиры и войско проявили [такое] нерасположение к государю, которого называют тенью аллаха, и осмелились выступить против него с бунтовщицкими речами. Ставши мишенью для стрел укоризны всего человечества, они вызвали анархию в государстве и стали причиною смуты среди жителей этих мест. Боже мой, [184] своим беспредельным совершенством и милостью ты соделаешь благословенную личность его величества, победоносного хана, пребывающею в безопасности и в счастье, а во внимание к его заботам и попечению ты сделаешь эту землю населенной и цветущей подобно райскому саду!

Да получишь ты всегда от жизни все, что желаешь
В величии и славе, как совершается бесчисленное вращение [небосвода],
У тебя есть охранитель и помощник — вечная милость.
У тебя защитник, помощник и убежище — любвеобильный господь!

О ЗАКЛАДКЕ ЧАХАРБАГА ХАНАБАДА С ПОМОЩЬЮ ХОДЖА БАЛТУЯ КУТВАЛА ²⁶³ И О ТОМ, КАК БЛАГОДАРЯ ПРЕКРАСНОЙ РАСПОРЯДИТЕЛЬНОСТИ ЭТОГО ВЫСОКОИМЕНИТОГО ХОДЖИ НА ЗАПАДНОЙ СТОРОНЕ ГОРОДА БЫЛ РАЗБИТ [ЭТОТ ЧАХАРБАГ], НАЗВАННЫЙ ХАНАБАДОМ, В ГОД БАРСА

/165а/ Когда у его величества, победоносного государя, благоуханные мысли очистились от мерзости бунтовщиков с помощью чистой воды божественного милосердия и источника беспредельной помощи [аллаха], то по возвращении своем из Самарканда в столичный город Бухару, 1121 году ²⁶⁴, когда Джемшид [небесного свода], солнце, переправился от Юпитера в знак Тельца, когда авангард света привел войска трав к границе умеренного: состояния и до слуха веселящихся людей коснулась радостная весть [по слову: аллах] *посылает ветры и мы оживляем ею [тучею] землю после ее омертвения ²⁶⁵ — государю мира пришла мысль разбить чахарбаг, который был бы произведением его рук. То, что у него по сему поводу было в сердце, он открыл Ходже Балтуи сарайи, бывшему кутвалом небовидного дворца [его величества]. Высокостепенный Ходжа, будучи связан указанием [государя], приступил к сему делу с полною готовностью и усердием. Было решено разбить чахарбаг на /165б/ западной стороне города, вблизи ворот Талипач. На этом основании [185]

Ранним утром, когда златокоронная денница
Возложила венец из золота и появилась на троне из слоновой кости,
Муж, сведущий в звездах и в предсказании судьбы,
Определил [для начала работ] весьма счастливое время.

Взвешивающий [на весах] астролябий, выводящий заключение [о счастливых и несчастных днях],
[Он — астролог], знающий [счастливый] час, погрузился в раздумье
В то время, когда подруга в радостном настроении,
А взоры достойны счастливой звезды.

Опытные архитекторы и проворные строители, искусные и талантливые зодчие были собраны из Балха и Мавераннахра, из всех областей и стран в местопребывание носителя халифского достоинства. Они принесли перлы своего удивительного искусства на арену конкуренции. И в счастливый час и в благоприятное предзнаменование они приступили, в силу высочайшего повеления, в том [вышеупомянутом] месте к работам по устройству чахарбага. Они очертили квадрат, каждая сторона которого была равна 1500 шариатским зар'ам ²⁶⁶; [эта квадратная площадь] состояла из нескольких садов, прилегавших друг к другу. Посредине каждой [стороны] возвели ворота из четырех высоких колонн. /166а/ Каждое утро, когда строитель земного шара всходил на стену небес в целях заселения территории земли, работающие на постройках уже были заняты каждый своим делом и, подобно вращающимся небесам, не прерывали своих движений. Лишь в то время, когда сыплющая золотом чашка весов солнца склонялась с точно вертикальной линии полдня и постепенно спускалась к западу, назначенные люди брали весы доли вознаграждения и справедливой платы соответственно стремлению получить вознаграждение [за сделанное]. Наполнив карманы неимущих и рабочих людей, они отпускали их по домам. Таким порядком [изо дня в день] продолжалась работа и ни на один день не прекращалась. Когда лето подошло к концу и молва о нападении зимних звезд охватила мир, трудная работа остановилась до того времени, как авангард весны поднял знамя радости [по коранскому выражению]: оживляем землю после ее омертвения, и плавильщик Фервердин растопил серебро снега в носу [186] /166б/ земли, как Джемшид — солнце с южной половины неба переселился в северную его часть и воссел там в величии и славе.

Сел царь небесной сферы в чертоге зодиака Овна
И распространил на все дела [свое] славное имя.

[Когда же] под влиянием такой освежающей дух погоды деревья одели кафтаны вечного бытия и халаты жизни, ветви и листья под живительными лучами солнца и под каплями облаков стали зелеными и свежими.

Когда царь-солнце показал свое лицо из зодиака Овна,
Он дал славному мастеру второй раз работу, —

тогда строители природного порядка и сильные естественным искусством архитекторы принялись на территории сада бирюзового замка за удивительную работу по выгону розовых кустов; они наиболее красивым образом выполнили украшение и орнаментацию дворца ветвей цветорасположением и листвою.

Стала сторона Джуйбара ²⁶⁷ в эту весну зеленою.
Да, с новою весною зеленеет Джуйбар.
Сад стал так хорош, точно лицо красавицы,
Роза расцвела среди него в зелени весны.

Площадь сада геометрическим порядком разбили на квадратные кварталы, шестиугольные и треугольные лужайки и обсадили /167а/ проходы и [все] стороны сада молодыми тополями; шестиугольники и треугольники по сторонам украсили плодовыми деревьями.

Когда лужайки были одарены зелеными насаждениями ²⁶⁸,
Каждое определенного сорта плодовых дерев, [187]
То на какой мотив сложить мне мелодию, описывающую это.
В школе [какой] мысли высказать [мне это]?
Подсчитаю я некоторые из этих плодовых дерев,
Дабы [представить], какими плодами отягчатся их ветви.
Когда я начинаю с лучшего из них, с айвового дерева,
Я пускаю воду в сырой оросительный канал,
[Плоды айвы] одеты [как бы] в шерстяное платье красивого вида.
Стараясь о их [произрастании], земля на золотой верхушке
Производит все в них привлекательное,
[Как] лица влюбленных и аромат подруги ²⁶⁹.
Напомню и о сортах яблок,
[Хотя] не могу их все пересчитать.
Высказаться ли мне по поводу аромата груши
Или восхвалить красное яблоко,
Нежный баргест ²⁷⁰ подобный листам [молодого] камизака ²⁷⁰
[Но] как мне перечислить все их один за другим?
Прибавлю к сему абрикосы,
Затем упомяну о привитых деревьях.
Что мне сказать о надутой гута? ²⁷¹
Прилепиться ли наконец сердцем к веселой арусак ²⁷².
Еще [целое] собрание останется, какое же [из этих произрастаний] — /167б/ покой души?
[Там] есть дикий шафран, лицо красавиц.
Как радуется мое сердце, видя [такое] процветание,
Как будто я [совершенно пьяный] и далекий от труда.
Я не осмеливаюсь [даже] говорить, [представляя] персики,
Ибо и слово имеет обратную сторону.
У них самая привилегированная часть — их сладкое зерно.
Пять раз похвала их благодетельным семенам — косточкам.
Из них [получается] плод удивительного вида:
Нежный, красивый для малых и великих.
Мое сердце испытывает непреодолимую склонность
К [нему, как к] щечке красавицы, маленькой, нежной.
Когда же я начинаю описывать кисловатую сливу,
То мысли мои уменьшаются на этом пути.
Спроси лучше о цвете сливы, [188]
Чтобы найти ее тебе в саду.
Вот прекрасный по природе тут без косточек.
[Эта] птичка сердец, пленница сети просьб;
Тут-мурваритак ²⁷³, красивый и вкусный
Хар-тут хорезмского происхождения ²⁷⁴.
Если же возьмусь в стихах описывать виноград,
То разум опьянеет от моих слов.
Похвала винограду, что лучше сахара,
[Самое] желание его полно сахара.
Для самого ученнейшего человека
Стал он приятным, оживляющим дух.
Что мне сказать действительного о сорте “хусайни”?
Сердца любящих благодаря ему звучат мелодией.
Мое дневное пропитание — красное вино,
/168а/ Хорошее, вкусное, как рубиновые губы красавицы.
Кто знает счет его сортов,
Цену, достоинство и пользу виноградной лозы?!
Поцелуй руку того, кто сажает виноградную лозу,
[Кто] сажает в землю черенок виноградной лозы от виноградной лозы,
Потому что получаются такие плоды,
Что разум поражается производимым ими впечатлением.
Если же я перейду к описанию граната, то наполню жемчугом [похвал] целый ларец [своего] дарования.
Когда я примусь за подробности относительно груши,
То заключающей сладкое растительное питье
Она [мне] представляется.
Как мне сказать о миндале,
Созерцая его стройный блестящий, как серебро, вид?
Уста мои становятся, как связанные,
Посему я замолкаю, чтобы сохранить тайну.

Когда закончили посадку деревьев, последовало благословенное [высочайшее] повеление построить среди чахарбага виллу. Опытные строители, приложив к сему руки, воздвигли чрезвычайно красивую виллу и пленительный дом увеселения, начертив его план ²⁷⁵ пером глубокого знания на скрижали искусства таким образом, что он превышал все границы и меры возможного. Занимались постройкою и днем и ночью. [189]

/168б/ Государь, повелитель мира, в чрезмерных заботах о [скорейшем] окончании [стройки], в течение трех месяцев лично наблюдал за этим делом. Ходжа Балтуйи все время был [безотлучно] прикреплен к сему делу и ему не было дано передышки даже на день. Когда эмиры увидели такое устремление благородных мыслей государя мира, то каждый из них исполнил долг службы, приведя работников из местностей, являвшихся их собственными имениями. [В результате] построили [такую] виллу, что ты сказал бы, что это райский сад. Высота ее кровли была такова, что превзошла зубцы башенок над верандой Сатурна; а ее удивительное положение в отношении ее приятности и достоинства вызвало зависть у райских обитателей.

Райский сад перед этим сооружением не столь привлекателен.
Небу, для его высоко вознесенной площади, он служит центром,
А звездам он делает доступным харим ²⁷⁶ его счастливой территории.
Он полон удивительных вещей, как сфера небес полна разных достоинств вроде рая.
Даже посещение вместе с виллою [сего чахарбага] недостаточно /169а/ [для передачи всех его чудес].
Его воздух всегда умеренный
Подобно тому, как раю чужд январский холод и июльский зной.
Творец судьбы устроил его основание [особенно] искусно
А иначе подобное устройство кто выдумал бы?

Все четыре стороны виллы украсили зеленью, а его лужайки — разного рода цветами; во все стороны бежали большие и малые оросительные каналы, по которым неслась весьма чистая и приятная вода. Смысл [арабского] выражения: “сад — из [числа] райских садов” [как нельзя более характеризует этот сад], а в отношении достинства этого чехарбага [припоминаются]

Сад с сладкою проточною водою,
Ветвистые деревья, с сладкозвучным пением птиц. [190]

В отношении описания его садов [приведу] один [стихотворный] сказ. Ввиду чрезвычайной чистоты, красоты и привлекательности [этого чахарбага]

Я подумал, что это сад Эдема по [своей] прелести:
На ветвях его дерев полосатые платья,
А луга его покрыты цветною землею.
На кровле его зеленого купола отражены
Разного рода огненно-красные цветы.

Сладость его чистых вод была такова, что соответствовала /169б/ значению [арабского] стиха: *в садах Эдема текут воды из рек явных ²⁷⁷.

[Это] море — славное; его воды чистые и сладкие, как райский источник Сельсебиль;
[Его] территория, как небесная сфера [обширна]; его площадь по красоте — рай вечности
Вода — его гордость: она подобна живительной воде Хызра;
Его освещающие зефиры — как жизнь и пленительно бегущие воды.

[Вообще] архитектор мысли несостоятелен представить что-либо подобное, а искусные мастера слова при всем своем воображении не в состоянии выразить похвалу его красоте.

Если гурия взглянет когда-либо на этот сад,
Она, пристыженная [им], откроет двери райского сада.
Это — сад, в котором павлины-ангелы все время
Кружат в воздухе вокруг [священного] лотоса ²⁷⁸.

Действительно было построено такое сооружение, высотою зубцов которого был пристыжен голубой эмалевой свод неба, а от изящества его высоких построек Хавернак и Седир ²⁷⁹ очутились на арене стыда и [191] смущения. Дата сооружения сего чахарбага заключается в следующей хронограмме:

В эпоху его величества, хана, чахарбаг
Был разбит, подобно райскому саду,
/170а/ Его устроил сейид Убайдулла хан [так],
Что его весна не видела лица осени.
Он получил имя Ханабад,
Чтобы каждому уму стало ясно [кем он построен].
Искал старец — разум сегодня [дату его сооружения]
[И] нашел [эту] дату в словах: от него [возник] “отмеченный признаками рая” ²⁸⁰ этот чахарбаг:

О ПОСЫЛКЕ ГОСУДАРЕМ МИРА МУХАММЕД МА'СУМА АТАЛЫКА В БАЛХСКУЮ ОБЛАСТЬ СОВМЕСТНО С АБДУЛЛОИ КУШБЕГИ ИНАКОМ

В 1121 году, соответствующем году Барса ²⁸¹, вследствие тех огорчений, которые были пережиты в Самарканде государем, покорителем мира, [Убайдуллой ханом], о чем было выше сказано, — упорствующие в неповиновении государственной власти и бунтовщики при выявлении этой неприятности возликовали, особенно проклятый Махмуд; он только и ждал такого дня. Севши на гордого коня бунта, этот бесстыдный бунтовщик привлек к себе [тех] презренных, которые за перечисленные дни /170б/ [только] и ждали беспорядков. Первым делом [Махмуд] направился в Гори, находившийся в обладании доброжелательных рабов [престола], из племен кырк и алчин. Правители Гори, получив известие о восстании проклятого [Махмуда], послали к небовидному двору Мирзу бека жараулбеги алчина, чтобы он поверг к подножию высочайшего престола доклад о мятеже и предерзостях врагов. При вести об этом событии его величество, государь, [от гнева] забурлил, точно морские волны, и загорелся, подобно грозовой туче. Отдавши приказ о сборе к себе эмиров и начальников войск, он устроил торжественное заседание, на котором поставил на обсуждение вопрос о походе на Балх. [Государь] открыл свои сахарные уста, рассыпающие жемчуг, и сказал: “У кого было желание отдыхать на постели счастья, тот должен теперь встать с ложа покоя и отдыха и перестать заботиться о себе. Хотя мы не имели [192] в виду сохранить того проклятого [Махмуда в свое время], мы все же оставили его [в надежде], авось он устыдится своего гнусного выступления и выздоровеет от него; однако этот презренный желает на [/171а/ избранном им] поприще все больше и больше, выше и выше поднимать знамя бунта и возмущения и разжигать огонь [своего] упрямства. Ныне перед нами встает необходимость — пришпорить своего мирозавоевательного скакуна и, направив его на этого мятежника, [покончить с ним так, чтобы] больше не думать об этом злодее, дабы обитатели тех пределов были защищены от сокрушительного урагана несчастий и были бы спокойны душою”. Эмиры, выслушав эти смелые слова его величества, государя мира, пришли в волнение; немедленно преклонив колени и вознесши молитвы за государя и похвалы ему, они доложили: “Яснее солнца [ясно], что до тех пор, пока тот презренный [Махмуд! будет разъезжать на коне жизни в тех пределах ²⁸² у войск не будет непоколебимости, а у народа и обитателей тех районов — спокойствия. Однако каким образом мы, рабы, можем оставаться безучастны к тому, чтобы государь своею драгоценною персоною самолично соизволил /171б/ выступить в поход против этого злого человека? Мы, рабы, только еще сегодня пользовались милостями государя, Махмуд в конце концов тоже является одним из нас, рабов. Раз последует высочайшее повеление, то бог даст мы, двинувши армию против врага, отомстим сему неприятелю [царственного] дома”.

Так как высокая энергия и драгоценное желание достохвального государя [первоначально] не распространялись на то, чтобы окружение августейшего стремени принимало участие в военных действиях против того проклятого, то теперь [государь] повелел: “так как устранение врага становится возможным, благодаря выступлению [наших] слуг, то к чему [их] стеснять?”. На этом основании эмиры и войско получили назначение к начатию военных действий против того злодея. Храбрецы армии специально явились для сопротивления этому бунтовщику.

Между этими событиями Ходжам берды караулбеги мирзабаши ²⁸³ явился к высочайшему двору и сообщил, что Махмуд, пришедши в район Гори, грабит те места, что его шайки, поступая так, как это у них в обычае, животы и имущество, захваченное ими, считают своею [193] /172а/ добычею, преграждают дорогу прибывающим Махмуд [между тем] понял, что числа людей, [какое у него имеется в данное время и] на какое он может опереться, недостаточно для того, чтобы ему легко удалось овладеть крепостью Гури, и потому, подобно зверьку акча-куйрук, пустился перепрыгивать с одного места на другое, удивляясь сам своим действиям. Власти города Гури и храбрецы тех пределов, осведомившись о малочисленности вражеского войска, немедленно напали на него и в первой же схватке обратили Махмуда в бегство, гоня его как лисицу; несколько человек из его воинов были отправлены в ад огнедышущими мечами, многие были взяты в плен.

Когда победители доложили государю о проявленном ими мужестве и о поражении тех нечестивцев, государь мира изволил оказать такую милость: “Какое имеет значение, убегает этот бездельник или остается на месте?! Пусть эмиры не обманываются этими словами и не отменяют того, что они намерены сделать”. [За этим] последовало благословенное /172б/ повеление о посылке Мухаммед Ма'сума аталыка, бывшего хорошим старейшиною государства, совместно с Абдуллой кушбеги, тоже принадлежавшим к ханским приближенным, в районы [объятые мятежом], дабы они потушили тот мятеж, пламя которого столь высоко подняло свои языки. Всемилостивый государь, приняв в специальной аудиенции аталыка, поймал птичку сердца сего эмира чрезвычайными милостями, безграничным вниманием и зернами [своих] ласк; он пожаловал ему верхнее платье ²⁸⁴ из глазета ²⁸⁵ и *верхний парчевый халат ²⁸⁶. Хилый эмир, с самого Самарканда испытывающий страх и опасения, теперь, когда его потребовали одного в специальную приемную государя, пришел в такое волнение, что не знал, в каком месте ему снять калоши, даже головы не мог отличить от ног, [перестав понимать], где он находится. Когда же ему были проявлены царственные милости, то он, придя в свое основное состояние, заплетающимся языком вознес молитву за государя и принес благодарность ему; простерши молитвенно руки, принял на себя выполнение сего важного дела. Он доложил, что в этот поход ему нужно взять с собою несколько храбрецов из войска. Государь отдал распоряжение, чтобы в поход выступили Фархад парваначи утаджи, Мухаммед Рахим парваначи дурман, Ибрагим мирахур кенегес и Ходжа-кули бий катаган. После окончания аудиенции [упомянутый] эмир вышел весьма [194] радостный; состоявшие при нем лица, бывшие до сего в угнетенном состоянии, теперь оживились.

15-го числа месяца шабана 1121 года ²⁸⁷, соответствующего году Барса, выступили походом на Балх. Вступив в область Несефа, занялись изготовлением дорожных припасов.

Ради сбора войска в этой области, где весна обладает Иисусовым /173б/ свойством оживлять все умершее, сделали остановку.

Комментарии

236 В тексте — Яджудж и Маджудж, что соответствует библейскому народу Гог и Магог, который перед концом мира выйдет из своих обиталищ и поднимется на другие народы. По мусульманским представлениям Александр Македонский загнал эти народы далеко на Восток и выстроил в защиту от них великую стену.

237 Заххак — мифический чужеземный властитель Ирана, якобы имевший страшный и отвратительный вид, из плеч которого поднимались две черных змеи, кормившиеся человеческим мозгом убиваемых им людей. Согласно легенде, после тысячелетней тирании Заххака произошла первая революция в мире, когда под предводительством кузнеца Каве восставший народ сверг тирана Заххака.

238 Т. е. 13 мая 1709 года н. э.

239 Таково было старинное название Зеравшана. Так cm назывался при тимуридах и даже раньше, а затем это название встречается в литературных и разных документальных памятниках — до половины XIX в. Слово кухак значит “горка” и упрочилось за р. Зеравшаном по имени возвышенности Кухак, ныне Чупан-ата, к востоку от Самарканда, которую Зеравшан омывает с одной стороны (В. Л. Вяткин, Материалы к истор. географии Самаркандск. вилаета в Справ. книжке Самаркандской области за 1902 г., Самарканд, 1902, стр. 28).

240 Джериб — мера измерения площадей, равная 3609 квадратных локтей или одному танабу. В разных актах джериб и танаб употребляются безразлично. Танаб в разных местах был. различен — от 400 до 980 кв. саженей.

241 Джибачи (в просторечии — дживочи) — букв. “закованный в броню”, в позднейшей бухарской служебной иерархии — четвертый чин в восходящем порядке.

242 Коран, 31₂₆.

243 Буза — род хмельного пива, приготовляемого из проса.

244 Коран, 3₁₅₃.

245 Коран, 2₂₈₆

246 Стих суфийской окраски в значении: или ты избери мистический путь к высшей Истине, или предпочти ему обычную жизнь.

247 Тиша — плотничный инструмент в виде топора с нешироким лезвием.

248 Слово “шатир” означает скороход, а “пари” — ангелоподобное, поразительной красоты существо; таким образом, слово “шатирпари” означает скорохода, подобного пари. Скороходы составляли неот'емлемую принадлежность ханоз, эмиров, областных правителей (миров, или хакимов) и других высокопоставленных лиц. Они посылались с поручениями, когда требовалась особая быстрота, недостижимая на коне; они же бежали впереди при торжественных выездах своих господ.

249 ишикакабаши — главный начальник охраны высочайшего порога, на обязанности которого лежал надзор, чтобы в бытность хана в г. Бухаре никто не мог выехать верхом из арка; вместе с тем это лицо управляло и туманом Каракуль.

250 арбаб-и вилает — разумеется, повидимому, арбаб Бухарского района, который являлся главным начальником оросительной системы г. Бухары с его окрестностями.

251 фукара-и сахра, дословно — народная масса степи, так как не только у нашего автора, но и у других среднеазиатских писателей термин этот всегда противопоставляется выражению "мардум-ишар" в значении не вообще население города, а столицы, г. Бухары.

252 азиз — дорогой, почитаемый, каковой эпитет прилагался к дервишам, к суфиям, идущим по мистическому пути (тарикату); этот термин вполне соответствует обращению “возлюбленный” святоотеческих писаний православной церкви.

253 Ханифитская община — последователи одной из четырех школ мусульманского законоведения, — школы Абу Ханифы.

254 Арабское выражение, взятое не из Корана.

*255 Т. е. Ходжа Абдуррасул, как глава суфийского ордена, имевший слепо преданных ему последователей среди самых различных классов населения, предлагал с их помощью уничтожить непокорных эмиров.

256 Т. е. прощение должно быть даром победителя.

257 Коран, 18₁, в полном виде он читается так: “истинно, мы помогли тебе победить верною победою”.

258 Так называемая LXVIII сура корана. Можно думать, что Убайдулла-хан был, не чужд писательских занятий и написал специальное объяснение этой суры.

259 Дабуси-шах, или Кал'а-и Дабус (Дабусия), — один из древнейших городов Средней Азии.

260 Ариман (в Авесте — Анрамаинью) — злой дух, властитель зла и демонов.

261 Такие камни или плиты неоднократно упоминаются в Коране и ими грозит аллах нечестивцам и непослушным его велениям.

262 Андалиб.

263 Кутвалом в Бухарском ханстве называлось лицо, производившее казенные (ханские) постройки за счет ханских средств и по указаниям хана; иначе говоря, кутвал был заведующим строительной частью правительственной власти.

264 Соответствующем 1709 г. н. э.

*265 Коран, 35₁₀. Весь этот стих (по переводу Саблукова) читается так: “бог посылает ветры; они поднимают пучу, и мы гоним ее на омертвевшую страну и оживляем ею землю после омертвения ее: так будет и воскресение”.

266 зар' (арабск.) — мера длины, равная одному гязу (около 1 метра).

267 Джуйбар — главный бухарский оросительный канал, проходящий через весь город.

268 кишт — посев, нива. Может быть здесь разумеется разведение плодовых дерев из семян путем их посева.

269 Автор хочет сказать: “до чего привлекательны плоды айвы, желтоватые, как. лица влюбленных, слегка покрытые пушком и очень ароматные”. В Средней Азии айва — превосходная приправа к плову.

270 муджжа — сорт шпината, так наз. баргест. Камизак, или кумузак, — повидимому, то же, что Будагов приводит под формой кумыздак — щавель (ср. Словарь турецко-татарских наречий, II, стр. 66).

271 Гута — неизвестное мне плодовое дерево. В Бухаре его теперь не знают.

272 арусак (букв. — кукла) — сорт сливы.

273 Тут-мурваритак (собств. мурваридек) с мелкими и очень вкусными ягодами белого цвета.

274 Xар-тут, названный так потому, что он имеет хар (шип)

275 тарх. Это техническое выражение можно понять и в буквальном смысле, ибо среднеазиатские архитекторы чертили на бумаге свои планы со всеми расчетами и деталями. Несколько таких планов прошлых времен хранится в Институте востоковедении АН УзССР. О них см. статью проф. Н. Б. Бакланова; Герих, Геометр. орнамент Ср. Азии и методы его построения, “Сов. археология”, IX, 1947; стр. 101 — 120.

276 Xаримом называется все запретное, куда непосвященному невозможен доступ; т. е. стены были столь высоки, что невозможно было видеть, что делается внутри этого сада-дачи, и только звезды свободно могли любоваться его внутренностью.

*277 Это, повидимому, изменение коранского стиха (суры IX, ст. 37): обещал аллах верующим обоего пола сады, по которым текут реки; в них они пребудут вечно, живя в прекрасных жилищах, среди садов Эдема (ср. также стихи 90 и 101 той же суры).

278 Метафора эта имеет в виду тот лотос, что, по верованию мусульман, растет на седьмом небе и называется “лотосом крайнего предела”, ибо дальше него не могут заходить небожители.

279 Хавернак — название чудесного замка, построенного подле позднейшего г. Куфы, в Месопотамии, хирским царем Ну'маном для бежавшего к нему персидского царя Бехрам-Гура из доисламской династии сасанидов. Седир — одно из зданий в системе построек этого замка.

280 аз у бихишт нишан. В числовом отношении эти слова дают цифру 1121, т. е. год сооружения этой загородной дачи хана с большим садом вокруг нее.

281 Т. е. в 1709 г. нашей эры.

282 Т. е. в Балхской области и в сопредельных с ней районах.

283 Мирзабаши — буквально “начальник мира или писцов”, что соответствовало нашему понятию “начальник или правитель канцелярии”. В позднейшей бухарской чиновничьей иерархии мирзабаши был третьим чином, а предшествующее здесь название караулбеги обозначало лицо, бывшее в пятом чине в восходящем порядке.

284 Дагала — староузбекское слово, означающее короткое верхнее платье.

285 тас — так в Бухаре называли глазет, тяжелую одноцветную шелковую ткань, затканную золотою или серебряною ниткой.

*286 каба-и зарбафт.

287 20 октября 1709 г. н. э.

Текст воспроизведен по изданию: Мир Мухаммед Амин-и Бухари. Убайдалла-наме. Ташкент. АН УзССР. 1957.