Когда доклад Ни'матуллы пришел в Бухару и его прочитал отважный государь, то он воспламенился огнем гнева и пришел в царственную ярость; отнесши происшедшее к молодости и неопытности /58а/ Ни'матуллы, од сказал: “да, возлагать дела великих людей на малых, перекладывать груз с сильного одногорбого верблюда на слабого верблюженка, дело далеко не полезное! Мне самому было ясно, что Ни'матулла в этом государстве, не являясь умудренным опытом и извиняя все то горячее и холодное, что дает судьба, не испытал еще [всех] бедствий на суше и на море. Теперь же, когда великая Термезская крепость стала в обладании проклятого Махмуда, — я уж думаю, как бы из-за малой опытности этого глупого Ни'матуллы и крепость Дерф не ушла из [наших] рук. Что будет с женщиной, которую [кто-либо] полюбит? Так и крепость [Термез], эти ворота Мавераннахра, он отдает врагу, Шадману ябу; тот самый опасный мятежник, который за свои гнусные поступки лишен доступа к нашему высочайшему двору. Не напрасно говорят: [73]

 Стихи:

/58б/ Мир не надо вручать злому,
Потому что, вне всякого сомнения, из злой природы последнего произойдет [лишь] злое.

Его старший брат, Тугма ябу, не тот ли [человек], что [давно] уже занимает [наши] царственные мысли! Ведь еще во время правления нашего великого родителя он произвел в Мавераннахре мятежи и тем дал возможность владычествовать над мусульманами ургенчскому Эренг хану, подняв в этом государстве знамя смуты и анархии. Испытывать искушенного опытом [злодея], выказывать ему неоднократно доверие и раз за разом предоставлять ему возможность хозяйничать в государстве — есть безумие и непонимание. Глупый Ни'матулла [верно] не внимал ухом благоразумия словам хадиса ¹¹⁶: кто ограбил испытанного человека, у того увеличится раскаяние.

И государь рассуждал таким образом столь проникновенно и кротко, что всем присутствующим и слышавшим это было преподано /59а/ известное нравоучение и они пришли в удивление и струсили. [Затем] последовал [высочайший] приказ миродержавного государя, чтобы Мухаммед Яр ишикакабаши — дурман и все рабы, — ишикакасий правой стороны, — немедленно выступили походом [на помощь] гарнизону крепости Дерф. Напутствуя выступающих, государь мира произнес своими устами, рассыпающими перлы [красноречия, следующие] милостивые слова: “будьте спокойны, о, люди, и, радея об охране крепости, будьте мужественны и стойки! Бог даст, посланный вскоре [нами] один из слуг [нашего] чертога в роли главнокомандующего, по божественной милости [и при вашей помощи] истребит бездельного злодея-врага, проклятого Махмуда, и негодного, заблудившегося Шир Алия!”.

Когда Мухаммед Яр ишикакабаши дурман был отпущен из небовидных палат со всем многочисленным войском, [сопровождаемым обозом], он выступил по направлению Термеза, следуя на Чегучак и Бузгаля-хане. Совершив ряд переходов и остановок, это храброе и ищущее боя /59б/ войско вступило в крепость Дерф и громко затрубило в трубы. Проклятый Махмуд [бий аталык], осведомившись о прибытии отряда сел на коня, прибыл в район крепости Дерф [с своим войскам] и открыл военные действия. Шир Али тоже принял в этом участие, зажегши бесцельный [74] огонь. Храбрецы бухарского войска, увидевши такую дерзость и отважность врагов, вышли из крепости и мужественно вступили в бой. Они произвели такой напор и натиск, что под энергичными ударами их мечей и копий неприятель пришел в стесненное положение и в большинстве обратил тыл, часть его была взята в плен. Витязи и [рядовые] рабы из бухарского войска такую проявили опытность [и искусство], что [страшно] возжаждали боя и беспрестанно бросались в атаку. Неприятельское войско тоже не отставало [от них в своем] напряжении и обе /60а/ армии, подобные прямо стоящим стальным горам, оказались сдвинутыми сo своих мест. Атмосфера битвы от пыли, поднятой войсками, стала подобной черным волосам. Начальники армии [бухарского] государя пред лицом врага, уповая на милостивый стих Корана: * помощь от аллаха и победа близка ¹¹⁷, напрягали [в бою] все силы и убивали. Огонь войны поднялся высоко, и подобно дождевой туче молниеносные шашки храбрецов проливали кровь; изумрудно-цветные кинжалы, погружаясь в тело врагов, окрашивались в цвет киновари; острия двойных стрел, подобно всеищущему разуму, искали зрачков обоих глаз. [Словом], сражение между обоими войсками достигло такого напряжения, что земля под его тяжестью пришла в изнеможение; а звуки большого барабана и труб, притворные нападения и отступления, [как военная хитрость] со стороны храбрых витязей армии миродержавного государя, — все говорило о словах Корана: *когда потрясется земля, потрясаясь в себе ¹¹⁸. Вдруг ветер несчастья донесся до неприятелей, зефир победы всколыхнул волосы бунчуков рабов его величества и вражеское войско не могло /60б/ больше оказывать сопротивления; пленным и убитым не было счета. Оставшиеся, уклонившись от боя, бежали в степь. Проклятый Махмуд [бий аталык], желтолицый, с синими губами, разбитый и усталый, [всем своим состоянием выражал] смысл арабского изречения: один день за нас, один — против нас. Бухарское войско обогатилось лошадьми и оружием, [захваченными у разбитого неприятеля], и проявило отвагу в преследовании бегущих. Мухаммед Яр ишикакабаши и Ни'матулла токсаба много потрудились в отражении неприятеля. Когда рабы, витязи и армия высокостепенного государя оказались победоносными и торжествующим” победу, а войско неприятеля разбитым и побежденным, Мухаммед Яришикакабаши и Ни'матулла токсаба, изложив в докладе на высочайшее [75] имя о проявленной самоотверженности и отваге победоносного войска, послали [этот] доклад в августейшую резиденцию с Юли удайчием ¹¹⁹.

/61а/ О ПРИБЫТИИ К КРЕПОСТИ ДЕРФ АШУР КУНГРАТА И ЗАЯВЛЕНИЕ ИМ О СВОЕМ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОМ ОТНОШЕНИИ К ВЫСОКОСТЕПЕННОМУ ГОСУДАРЮ; ПОСЫЛКА ИМ В КРЕПОСТЬ СВОИХ ЖЕН И ДОЧЕРЕЙ И ЕГО ВОЗВРАЩЕНИЕ В СРЕДУ ПЛЕМЕНИ ¹²⁰ КУНГРАТ.

Ашур кунграт, этот опытный волк, в течение некоторого времени исполнял ответственное дело по сбору заката ¹²¹ в пределах территории, подчиненной Бухаре. Умудренный большим жизненным опытом, он вкусил и испил от судьбы горячего и холодного. Большинство племени кунграт состояло с ним в родственных отношениях и среди кунгратов у него [поэтому] было много покорных ему людей и его доброхотов. Ему пришло в голову сделать своих многочисленных жен и детей средством обмана. Под предлогом, как бы они не пали жертвами превратностей судьбы, Ашур кунграт в одну из ночей привез [всех] своих жен и детей к воротам [крепости] Дерф и закричал, [окликая часовых]. Защитники крепости и охранители ворот, услышав [крики Ашур кунграта] о впуске в крепость, поняли, что его прибытие таит в своем существе обман и какой-то предлог, и потому доложили правителю крепости Ни'матулле /61б/ токсабе и Мухаммед Яру ишикакабаши. Главы бухарского войска устроили совещание и постановили следующее: “мы сами знаем, что Ашур кунграт — обманщик и жулик и его стояние [у крепостных ворот] указывает на [известную] уловку и [какую-то] хитрость [с его стороны] и еще [все это] при наличии у него большого числа людей. В данное время в крепости есть некоторое количество людей из [племени] кунграт и найман; помахивая главами расположения своего к государю мира, они хвалятся, что отдадут за него свою жизнь. Мы полагаем, что тот обманщик, в случае своего вступления в крепость, проявит свою дьявольскую природу, отделит тех людей от нас и поднимет такой мятеж, что затушить [76] его пламя водою успокоения окажется невозможно. Если Ашур кунграт [действительно] искренне расположен к государю, то он с женами и детьми своими не поступил бы так, — как будто он их теряет из своих рук. Прежде всего, отправив в крепость жен и детей женского пола, он сам с детьми мужского пола пусть идет к своим соплеменникам и /62а/ братьям кунгратам. Если же такое дело случится, что ветер гордости и высокомерия вторично проникнет в безмозглую голову Махмуд [бия аталыка] и Махмуд двинет войска в этот район, то Ашур кунграт пускай придет на помощь государеву войску: охвативши [вместе с ним] со всех сторон этого сильного неприятеля, мы стали бы просить всевышнего бога об отражении этого врага [августейшего] дома. Если Ашур выкажет послушание такому предложению, то он — желанный [для нас человек]; если же нет, то допустить его в крепость равносильно тому, чтобы положить себе змею за пазуху”. — Когда Ашур узнал о подобных выступлениях [эмиров], он заявил: “таково и мое желание; больше я ничем утруждать не хочу!” Тот мошенник понял, что стрела его предприятия не попала в цель [его] намерения и потому прибавил: “я сам — нижайший из рабов его величества, моего государя, и потому почту за счастье быть в ряду его самоотверженных слуг, чтобы не щадить своей жизни”. После разных переговоров Ашур отправил в крепость своих жен с детьми женского пола, а сам [с прочими] направился в среду племени кунгратов, /62б/ к своим родным, и стал наблюдать за временем.

Время связано с добром и злом,
(Поэтому-то) судьба для тебя иногда бывает другом, а иногда и врагом.

О СТАЧКЕ АШУР КУНГРАТА С СОВЕРШЕННО НЕПОХВАЛЬНЫМ МАХМУД БИЙ АТАЛЫКОМ, О ЗАДУМЫВАНИЙ ХИТРОСТИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВА ЭТИМ НИЗКОРОСЛЫМ ОБМАНЩИКОМ, ТАКИМ ЖЕ КАК И МАХМУД, О ТОМ, КАК ОН В КОНЕЧНОМ РЕЗУЛЬТАТЕ НЕ ДОСТИГ ЦЕЛИ ВСЛЕДСТВИЕ КОВАРСТВА ГОЛУБОГО НЕБА, О МЯТЕЖЕ И СМУТЕ, ПОДНЯВШЕЙСЯ В РАЙОНЕ КРЕПОСТИ ДЕРФ И О ВТОРИЧНОМ ПРИХОДЕ ПРОКЛЯТОГО МАХМУДА.

Так как Ашур кунграт отчаялся в исполнении своего замысла войти в крепость Дерф, то, вернувшись к своему племени, он задумал другую плутню: он послал к Махмуд [бию] письмо такого содержания: “Убежище начальствования, поскольку вы признали достойным прибыть в эти районы, то я, ничтожный раб, должен был бы править при [77] вас свою грешную службу, чтобы стать достойным [вашей] благосклонности. По плану, который я составил, я хотел проникнуть в крепость Дерф и поднять там мятеж и смуту, как вы меня просили. Но что /63а/ поделаешь? Судьба и время были неблагоприятны и не оказали мне должного покровительства. Люди, пришедшие от государя в крепость в качестве ее гарнизона, нисколько мне не поверили и потому стрела моего замысла не достигла цели. Теперь я ожидаю, что вы, убежище начальствования, второй раз соизволите выступить в поход против крепости Дерф и тогда я с находящимся при мне племенем кунграт присоединюсь к вам”.

Когда Махмуд [бий аталык] узнал о таком деле, он понял, какую цель преследует тот ублюдок-мошенник. В ответ ему он написал следующее: “если бы Ашур кунграт действительно чувствовал к нам расположение, то он оставил бы свое племя и с несколькими близкими к нему людьми прибыл к нам. Устроив в течение двух-трех дней пир, мы за чашей интимности узнали бы друг друга и то, что есть в голове /63б/ задушевного, мы бы высказали открыто”. — Ашур на это совершенно для него невыносимое предложение дал такой ответ: “лисица говорит: я знаю тысячу уловок, чтобы освободиться от собаки, но все же лучше нам не видеть друг друга”. — Махмуд, получивши такой ответ, пришел к заключению, что Ашур уверен в том, что без его помощи ему, Махмуду, не осуществить дела. Поэтому по необходимости Махмуд [бий аталык] сделал распоряжение кликнуть клич войскам и приступить к изготовлению орудий войны. Тем временем к Махмуду прибыл из Бухары его шпион, которого он посылал ко двору государя [Убайдуллы хана], и сообщил ему, что Хаит дадха по приказанию [своего] государя подходит на помощь гарнизону крепости Дерф. Махмуд, услышав такое известие, глубоко над ним задумался и ему пришла мысль, что пока еще Хаит дадха кипчак не вступил в район названной крепости, нужно постараться принять меры [против его дальнейшего продвижения]. И, полный гордости, он занесся и приказал половине своих войск поспешить /64а/ к урочищу Пашхурд навстречу Хаит дадхе, а сам с другой половиною войска направился к крепости Дерф. Глубокою ночью он подошел к ней и осадил ее. Когда гарнизон Дерфа узнал об этом случае и воочию убедился в смелости и наглости неприятеля, то [его] храбрецы, принадлежавшие к бухарскому войску, считая для себя позором подобную дерзость и наглость врага, постарались заняться приготовлением средств для войны. И в то время, когда с появлением утренней зари, вырвавшей [78] темный локон ночи, стало светать и показались признаки наступающего утра, львы лесных зарослей, рычащие и разъяренные, выйдя из крепости, бросились в атаку на неприятельское войско и завязали бой. Махмуд [бий аталык] также отдал приказ бывшим с ним войскам [племен] катаган и дурмен вступить в битву. Запылал [огромный] костер войны и сечи; смерть разбила свою палатку и полил дождь погибели. /64б/ Очень много людей из неприятельского войска отправились в небытие. Ашур кунграт, который ждал такого случая, со многими из своих собратий и с людьми [из племени] кунграт, зайдя с одной стороны неприятеля и, провозгласив хвалу государю, бросился [в бой на своем] коне и такую устроил сечу, что про нее сказали, что бывшая до этого битва казалась детскою забавою. [Словом, столь было страшно], как будто настал страшный суд. Языки мечей бойцов за веру, по смыслу выражения: *ударом по голени и шее ¹²² служили блестящим тому доказательством.

Подобной крови стала вся степь и предгорья.
Мир [стал] подобен ночи, а шашки — светильникам.
От ржанья коней и пыли, [поднимаемой] войсками,
Воздух стал похож на черное лицо негра.

По воле судьбы отделилась стрела из запаса стрел победоносного войска и попала в Раджаба токсаба дядю Махмуд [бия аталыка], который сражался отдельно, и тотчас птица его души вылетела из клетки его; тела. Когда Махмуд увидел этот случай, то дым скорби поднялся /65а/ к его мозгу; подобно сумасшедшему он бросился в бой на [своем] коне; бухарское войско тоже еще больше проявило ярость в битве и стало разить [врагов] мечами и ниспровергать мужей. [В результате] большая часть вражеского войска обратила тыл; большинство командного состава из армии Махмуда стало добычею острых стрел и смертоносных шашек победоносного войска; часть была захвачена в плен.

Когда обнаружилось [полное] расстройство вражеского войска, то избежавшие гибели остатки его обратились в бегство с поля битвы. Махмуд [бий аталык], в испуге восклицая “*нет мощи!” ¹²³, разбитый и [79] усталый добрался до великой термезской крепости. Осведомившись о коварстве и предательстве Ашур кунграта, он разразился по его адресу угрозами; в ослаблении же своего войска посылкою половины его в урочище Пашхурд [для задержания Хаит дадхи] он [горько теперь] раскаялся. Махмуд думал, что судьба будет к нему всегда благоприятна, но он не знал, что у нее есть много способов действий, так что в одночасье перевернет [целый] мир и делает высокие положения в мире /65б/ низкими.

Мир не всегда бывает в одном положении.
Может быть, аллах создаст после сего, что-либо новое.

Впрочем аллах всевышний самый осведомленный о сущности вещей!.

О ПОСЫЛКЕ ОСВЕЩАЮЩИМ МИР ГОСУДАРЕМ ХАИТ БИЯ ДАДХИ КИПЧАКА НА ВОИНУ С МАХМУДОМ, СЖИГАТЕЛЕМ МИРА, В ОБЛАСТЬ ТЕРМЕЗА, ОБ УБИЙСТВЕ ЭТОГО ОТВАЖНОГО ЭМИРА В ЗЛОПОЛУЧНЫЙ ДЕНЬ И О ПОРАЖЕНИИ НЕОПЫТНЫХ ЭМИРОВ

Так как состояние области Термеза было наиболее огорчительно для большинства благоуханно-благословенных мыслей государя и оттуда постоянно поступали известия о беспорядках и анархии среди тамошнего населения, вследствие чинимых Махмуд [бием] несправедливостей, то [его величество], приказав благородным людям и вельможам государства [собраться] в небовидном дворце, сказал [им]: столпам государства и правления и основам величия и власти надлежит проявить твердость и непоколебимость при отправлении правосудия и справедливости и в заботах о благе подданных. В данный момент население области “Города мужей”, Термеза, под влиянием насилий и беззаконий /66а/ Махмуда находится в состоянии анархии, сбившийся с пути [человек] выбивает в той местности на большом барабане: *я, и нет [никого], кроме меня ¹²⁴. Почему же мы столь равнодушны остаемся к такому положению, за которое в этой жизни мы заслуживаем порицания, а в будущей жизни — наказания? Вы, эмиры, похваляющиеся своим расположением [ко мне] и своею безусловною покорностью, что думаете по этому вопросу? Кто из вас мужественно выступит на путь принятия на себя ликвидации этого положения и кто возьмется за это трудное дело?” — Когда государь окончил это обращение, то встал Хаит бий дадха кипчак, смелость которого была на устах у всех окружающих и прочих и [80] который, [сверх того], будучи искушен опытом, широко прославился в военном деле; он заявил, что принимает на себя войну с Махмудом. Государь времени, собственноручно подав ему чашку кумыса, соизволил приказать [осуществить это] дело.

В месяце зилхиджжа 1116 года, соответствующего году Курицы ¹²⁵, /66б/ когда Солнце, выйдя из зодиака Рыб, присоединилось к Овну, Хаит дадха получил от государя разрешение выступить походом на Термез. [Одновременно] последовал высочайший приказ присоединиться к нему Баки токсабе алчину, Ходжа Али мирахуру катагану и Эвезу ишикака-баши — кераиту и всем другим войскам. Ввиду того, что государь заботился о своих доброжелательных и самоотверженных слугах, Хаит дадха был осчастливлен конем, особым полным комплектом платья и драгоценным поясом; другие [упомянутые] три эмира также получили из дворца жалованные халаты и каждому были оказаны милости. Когда Хаит дадха получил разрешение из небовидного чертога [его величества на поход], то, приняв непоколебимое решение осуществить его, он заехал [сначала] в благодатное место, к светоносному мазару св. Шейхула'лама ¹²⁶, по соседству с которым он сам построил рабат, и [там] попросил помощи у души [этого] “Полюса познавших” [в предстоящем /67а/ походе. После этого] он выступил в поход. Проходя станцию за станцией и остановку за остановкой он достиг до области Несефа, где к нему присоединились эмиры и победоносные войска. Оттуда, ударив в барабан отправления, пошли дорогою на Байсуна ¹²⁷; пройдя [полагающееся расстояние, разбили палатки остановки в местности Пашхурд, что принадлежит к району Термеза. Отсюда послали в качестве разведчиков, для добычи сведений о неприятеле, несколько храбрецов из состава войска, вроде Ай Мухаммеда караулбеги алчина и др.; а Баки токсаба был поставлен во главе авангарда, сам же отважный эмир Хаит дадха с двумя другими эмирами занялись приведением в порядок [81] главных сил и, укрепивши войско, стали ожидать неприятеля. Войско Махмуд [бия аталыка], тоже находившееся в Пашхурде, высматривало отряды Хаит дадхи и, узнавши об их прибытии, разом село на коней и /67б/ направилось против победоносного [бухарского] войска. Еще не успевши построиться в ряды, храбрецы [обеих сторон] уже пустили в ход орудия войны и вступили в бой. Загорелся огонь [сечи] и пламя убийств начало поражать своими языками [воинов]. Победоносное [бухарское] войско проявило такое ожесточение в этом бою, что ангел с крыши солнца воскликнул “браво”! С восхода солнца до полдня рубились шашками витязи и низвергали мужей. Эмир, борец за веру, Хаит бий дадха, увидевши, сколь жадно стало до бою неприятельское войско и какую проявляет оно неукротимую злобу, надел на себя кольчугу, выхватил из ножен шашку отваги и пустился отправлять неприятелей в путь небытия ¹²⁸. Среди схватки один из неприятельских воинов появился сзади Хаит дадхи и поразил его копьем в часть тела, вследствие чего Хаит /68а/ дадха свалился с коня и попал пленником в лапы судьбы.

Нельзя воевать с судьбою,
Нельзя кичиться перед роком.

Не успели те три славных эмира вынуть из колчана стрелы, как узнали об этом поразительном событии, о пленении командующего армией, и заговорили о бегстве. — “Какое нам до этого дело!” — сказали они и, позабывши о чести, обратились в бегство, бросив все бывшее у них на произвол судьбы и на грабеж [неприятеля], и так [бежали] до крепости Карши, нигде не останавливаясь. Неприятельское же войско бросилось грабить лагерь и палатки беглецов и захватило огромное количество скота. Неприятели, напавшие на Хаит дадху, крепко связали руки за спиной этому властному эмиру, теперь ставшему подвластным, и доставили в Термез к Махмуд [бию аталыку]. Когда последний увидел дадху, то сказал: “ну, Хаит, ты отслужил своему государю, а теперь что хочешь: чтобы я приказал тебя убить или освободить?”. Хаит дадха, будучи отважным узбеком, рассердился и его /68б/ обуял [страшный] гнев. [82]

Когда услышал со связанными руками его слова,
Он пришел в ярость, подобно опьяненному слону;
Он так ответствовал Махмуду:
“В такой тягостный [для меня] день ты таким образом меня не прельщай!

Знай наверняка, что когда дойдет весть о случившемся со мною до ушей Убайдуллы хана, море его гнева придет в волнение и он растопчет копытами коней ту область, которой ты овладел с помощью своих лживых слов, и прикажет своим войскам отнести в Бухару в своих сумках всю землю этих районов. Ты сам знаешь, у моего государя таких, как я, триста тысяч славных мужей и из всех их я — малозначащий”. Махмуд сказал [на это]: “ну, что ты бахвалишься! Раз ты попал в мои руки, то к чему ты кичишься своим государем?” — Хаит дадха ответил: “что бы со мною не случилось, я — преданный слуга своего государя и не задумаюсь пожертвовать жизнью из-за расположения к нему, не /69а/ то, что ты, неблагодарный, которого обуял демон гордости. Ты, погубив коварством и хитростью своего государя, этого халифа времени и тень аллаха, посягнул на ханский престол! Ты выбиваешь [теперь] на большом барабане [один мотив]: “я, и нет другого, кроме меня!” Ты обесчестил себя и в этом мире, и в будущем. Ты стал проклятым, как проклятый Шимр! ¹²⁹ Ты — один из сыновей Бек Мурада катагана, оттого что пролил недозволенную кровь и низверг лживыми словами дом [своего] государя, — [скажи], что ты ответишь богу и его посланнику [за это]? Ах ты, подлый человек, к чему эти гадкие разговоры в такое время, когда я оказался в твоих руках! Ты знаешь, что теперь нет места сожалению, все, что хочешь, делай со мной без жалости!” Жестокосердый Махмуд [бий аталык] от таких грубых слов Хаит дадхи рассердился; ему вспомнилось убийство под [крепостью] Дерф его дяди Раджаба токсабы и гнев его увеличился. Он приказал отрубить голову /69б/ этому доблестному и храброму эмиру. Убийство Хаит дадхи он считал для себя большим успехом. Не обращая больше внимания на Термез, Махмуд разбил на берегу реки [Аму-Дарьи] свой, подобный водяному пузырю, шатер и приступил к переправе через реку [своего войска].

Шир Али, узнав о превратности вероломной и непостоянной судьбы и о коварстве криводушного колеса времени, остался поражен своим [83] положением: он понял, что Махмуд [бий аталык] больше в этих пределах не будет и потому, как змей с разбитой головой, прячущийся в щели, Шир Али укрылся в крепости Ширабад. Племя кунгратов, что было его сотоварищами, догадалось, что он, как сова, стал злополучен и его “счастье заменилось несчастьем. Отвернувшись [от Шир Али], кунграты потянулись в местность Кара-Хавал. Узнавши об этом обстоятельстве, Махмуд [бий аталык] отправился навстречу кунгратам; заставив их пройти Кара-Хавал и переправиться через Аму-Дарью, он увел их с собою.

О ПРОЯВЛЕНИИ ПОБЕДОНОСНЫМ ГОСУДАРЕМ ЖЕЛАНИЯ ОТОМСТИТЬ /70а/ ВРАГАМ, О ПОСЫЛКЕ МА'СУМ БИЯ ДИВАНБЕГИ САРАЯ [ВПЕРЕД] ДО СВОЕГО ВЫСТУПЛЕНИЯ, ОБ ОДОБРЕНИИ СЕГО УПОМЯНУТЫМ ЭМИРОМ И ДРУГИМИ ИСПЫТУЕМЫМИ ЭМИРАМИ

Когда проклятый Махмуд поднял в пределах Термеза свое знамя нечестия и разврата, а насилия и притеснения его достигли той грани, что бутон положения обитателей той местности завял от шипов [Махмудовых] обид и от множества его беззаконий и большинство жителей той страны стало выселяться [в другие места], тогда отважный государь признал, что дело [обуздания Махмуд бия] не подвинется при посылке [против него] кого-либо из сих эмиров, ибо достоинство этих людей уже неоднократно испытывалось на оселке опыта и давало отрицательные результаты. Натурально поэтому, что царственная решительность и заботливость о благе подданных возобладали над всем в природе его величества, и он пожелал сам, своею благословенною особою порадеть об отражении этого нечестивого Махмуда и очистить цветник территории [Термезского] вилаета от шипов того наглого мятежника, т. е. поганого Махмуда. [Государь] знал, что у эмиров и военных никогда не хватит смелости и отваги стать лицом к лицу с этим /70б/ бунтовщиком и война с ним никогда ими не будет выиграна.

На этом основании я свое дело сам сделаю, дабы оно дало хорошие результаты,
*Чтобы не чесал мне спину никто, кроме моего пальца ¹³⁰. [84]

Так рассуждая, [Убайдулла хан] приказал явиться змирам и военачальникам. Когда они собрались на царский двор незыблемый, как небо, государь повел с ними речь о походе на эту область [т. е. Термез], ввиду [чинимых там] Махмудом несправедливостей. Он сказал: “всевышний владыка дал в наши длани завоевания и владения некоторые территории земли, сделав их покорными нашим повелениям. Посему нам представляется необходимым, приняв во внимание общее положение и в частности [нашего] государства, соблюдая осторожность и [в то же время] действуя уверенно, немедленно прийти [на помощь нашим термезским] подданным и подчиненным и очистить территорию [нашего] царства от тирании и злодейства наглецов, чтобы все подданные могли спокойно спать на постелях безмятежности. Если же мы проявим в этом деле небрежность и нерадивость, то заслужим [справедливые] /71а/ упреки в этом мире и наказание в будущей жизни. Царю государства необходимо стоять на том, чтобы у него всегда были в порядке орудия войны и [все] припасы для того, чтобы разить и поражать [врагов]. Определенно установлено, что государство очищается от мерзостей смут и мятежей [лишь] ударами блестящего меча и яйцо веры и нации остается незапятнанным от лжи непокорных и упрямых людей [только] внушением безжалостной шашки и огневержущего кинжала. Теперь, когда неблагодарный Махмуд вбил в свою безмозглую голову страсть к мятежу и неповиновению и зажег в государстве пламя смуты, вследствие чего от его насилий и возмущения население Термеза покидает свои родные места, — как можно нам быть беспечными, [видя все этo] и не стараться отразить врага?!”.

Когда государь питает склонность к пьянству и сну,
То, несомненно, его дом и достояние разрушается;
Терпение в трудах и неприятностях — удел управления государством,
А не питье чашами вина.

Когда государь мира высказал это, то эмиры и сановники государства с извинениями доложили следующее: “пусть благороднейший ум государя больше не смущается сим обстоятельством. Выявление [85] завистников находится на положении сухой полыни и посуды, которая покрывается копотью от дыма, поднимающегося от подожженной полыни; чем больше разгорается огонь и поднимается выше, тем скорее сгорает полынь.

Помыслы зложелательного государству человека
Внешне хотя и бывают до непристойности коварны,
Но они похожи на мелкие искры: когда огонь поднимается кверху, от них ничего не остается.

Мы — рабы, состоящие на службе своего господина, и получаем милости от государя в такой день, [как сегодня]. В конце концов и Махмуд — тоже ведь вроде нас, рабов; а каким образом рабы пожелали бы, чтобы его величество, государь, взялся осуществить [лично] военные действия против этого сбившегося с пути человека, [по существу раба? Разве это достойно государя?!]”. И сколько ни говорили эмиры /72а/ и военачальники подобного рода слов, отважный государь не соизволил их слушать и потому последовал царский приказ забить в барабан похода и воздвигнуть царский шатер со ставкою в чарбаге Таш-Бука. Пламя августейшего гнева [настолько сильно разгорелось, что в тот же день его величество расположился в названном чарбаге. Мехтеру и мушрифу было отдано приказание, чтобы они роздали из цветущей казны подарки эмирам, вельможам, военным и шагирд-пишеям, а отважным бойцам армии — дорогие халаты. Эмиры и великие люди государства [из этого факта] поняли, что дерево [августейшего] гнева имеет корни в очаге государевой смелости; устроили совещание, [на котором решили], что Ма'сум бию диванбегию следует дерево царственного гнева с корнем удалить из груди государя. Ма'сум бий диванбеги с этой целью предстал перед [Убайдуллой ханом] и, открыв уста для похвалы государю, сказал:

/72б/ Прещедрый и благочестивый монарх,
Сверкающий короною, престолом и перстнем! [86]
С тех пор, как создатель мира создал вселенную,
Подобного тебе не проявилось государя.
Господь чистый даровал тебе мир.
От апогея блестящего солнца до [глубин] мрачных подземелий,
Ты в мире — счастливый шах.
У тебя — счастливые очи, достойные престола,
Твой блестящий меч да будет ожигающим врага,
Сверканье твоего копья да будет победоносно,
Творец мира да будет доволен тобою;
Голова гнусного Махмуда да будет прокопчена! ¹³¹

После этой похвалы Ма'сум хаджи доложил следующее: “пока мы, рабы, состоим при счастливом стремени [государя] почему нужно его величеству государю, в лице своей драгоценной особы, брать на себя войну с этим проклятым [Махмудом]?”. — И, сняв с головы шапку, [Ма'сум хаджи] раскрыл руки для произнесения молитвы. Когда государь увидел такую смелость со стороны Ма'сум хаджи, сказал: “где царственная мысль допускает, чтобы я, несмотря на покорение царств /73а/ и поражение витязей мира, выступил походом против одного лишь бунтовщика, то я по необходимости избираю [это]. Когда устранение этого заблудшего мятежника стало бы осуществимо выступлением [против него моих] благожелательных [эмиров], то в этом нет стеснения [для них]”.

И миродержавный государь изволил оказать разного рода царственные милости и внимание эмиру, воителю за веру, [Ма'суму хаджи]: он пожаловал ему арабскую лошадь, почетное платье, украшенный драгоценными камнями пояс и кинжал и, обнадежив его в отношении других милостей, отпустил. Упомянутый эмир, выступив в поход, через два перехода вступил в область Несеф, [и там] ему пришло на ум следующее: — “как слышно, Хаит дадха отправился в крепость Дерф, мы узкою малодоступною дорогою выступим против большой крепости, [г. Термеза]; поскольку теперь Махмуд [бий аталык] поднял знамя бунта и возмущения в великой Термезской крепости, то что получится, если мы осадим этого сжигателя домов и крепко препояшимся к ниспровержению сего бунтовщика!? — Эмир не знал, что домашние слова для базара /73б/ не подходят и то, что приходит в голову, обычно бывает далеко от [87] осуществления. Вкратце говоря, дело обстояло так: Хаджи Ма'сум, услышав в Карши известие об убийстве Хаит дадхи, больше не двинулся вперед.

О ВЫСТУПЛЕНИИ СПРАВЕДЛИВОГО И ПРАВОВЕРНОГО ГОСУДАРЯ ПОХОДОМ НА БАЛХ С ЦЕЛЬЮ МЕСТИ ЗЛОПОЛУЧНЫМ ВРАГАМ И О ВОЗВРАЩЕНИИ ЕГО ИЗ КАРШИ ВСЛЕДСТВИЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ ШИР-АЛИ И ВОЗМУЩЕНИЯ ПЛЕМЕНИ ПРАВОЙ И ЛЕВОЙ СТОРОНЫ, НАЗЫВАЕМЫХ ПРОЗВИЩЕМ КАФСИН

Об этом происшествии так сообщается. Миродержавный государь, зная, что непокорность Махмуда и его бунт являются результатом враждебного отношения правителя Балха, Муким Мухаммед султана, племянника [его величества] к его августейшей особе, сказал: “вражда между двумя монархами и двумя государями является причиною неустройства государства и поводом к появлению [разных] бунтовщиков и бандитов. Поэтому самым правильным будет, если мы прежде всего выступим для наказания балхского правителя, чтобы тем самым были уничтожены свои собственные мятежники”. [Ко всему этому следует /74а/ добавить] и другое; несмотря на отправление в Термезскую область Хаит дадхи и Ма'сума диванбеги, все же благословенная мысль [его величества] не могла успокоиться оттого, что царственная энергия и отвага получила [хорошую] закваску в августейшем существе высокого достоинства и потому последовало повеление победоносным войскам погасить этот огонь [бунта]. И в пятничный день месяца сафара 1118-го г. ¹³², когда была весна и на мир обрушилось двенадцать атак войска весны и армия зелени и трав пришла в движение, приказано было [поднять] светозарный штандарт и выступить походом по направлению Несефа, на который претендовал Балх. Счастливо и благополучно, вспомоществуемый всемогущим, государь вложил свою благословенную ногу в счастливое стремя и отъехал из города Бухары до [урочища] Хаджаи мубарак на одну станцию. Здесь государевыми слугами было доложено об убийстве Хаит дадхи, отчего августейшее раздражение увеличилось. /74б/ Утром величественное солнце, иначе кровавый Марс, высоко подняло штандарт притеснения; мирозавоевательная царственная милость, возникнув из места восхода небесной помощи, бросила врагам луч мести. [88]

[Он] — Александр по твердому намерению, по идее — Дарий,
Феридун — по великолепию,
Джемшид — по отдаче повелений,
Хызр — по божественному внушению,
Моисей — по [чудодейственной] длани.
Мухаммед — по природным свойствам,
Иисус — по животворному дыханию,
Его ладонь от его прещедрой руки — длань Моисея, сына Имрана;
Дыхание его горла — дыханье Иисуса, сына Марии.

В течение двух дней государь доехал до области Несефа. Ма'сум хаджи, в голову которого проникла незрелость мысли, получил высочайшую аудиенцию и принес свои извинения.

О ПРИБЫТИИ ИЗ САМАРКАНДСКОГО ВИЛАЕТА В ВЫСОЧАЙШУЮ, НЕБОПОДОБНУЮ СТАВКУ МУХАММЕД РАХИМ БИИ АТАЛЫКА, ИЗ ПЛЕМЕНИ ЮЗ, ВСЛЕДСТВИЕ ВЫСОКОМИЛОСТИВОГО [ХАНСКОГО] ПИСЬМА И О ПРИЕЗДЕ [ТУДА ЖЕ], В НЕСЕФ, ПОСЛЕ ПОРАЖЕНИЯ ПОД ТЕРМЕЗОМ, БАКИ ТОКСАБЫ, [ИЗ ПЛЕМЕНИ] АЛЧИН, ХОДЖАКУЛИ МИРАХУРА, [ИЗ ПЛЕМЕНИ] КАТАГАН, И ЭВЕЗ ИШИКАКАБАШИ, [ИЗ ПЛЕМЕНИ] КЕРАИТ И ВЫРАЖЕНИЕ ИМИ СТЫДА ЗА СВОИ ДЕЙСТВИЯ И ПОСТУПКИ

/75а/ Когда его величества, государь, проявил намерение отомстить врагу государства, Махмуд бию], он послал собственноручное письмо Мухаммед Рахим бию, который после поражения в Гисаре прибыл в Самарканд. Упомянутый змир по получении сего милостивого письма [выехал из Самарканда] через Шур-Базар и, прибыв в высочайшую ставку [в Несефе], удостоился получить специальную аудиенцию у его величества. В тот же день удостоились облобызать августейшие стопы разбитые [под Термезом] эмиры с выражением своего крайнего стыда, с потерянной репутацией, с бесславием и несмываемым позором в глазах войска и обывателей. Его величество зорко посмотрел на них, покачал головой и ничего не сказал. Население г. Карши, видя этих эмиров, говорило: “вот они, что опоясаны драгоценными шашками и одеты в дорогие парчевые ткани, считали для себя унижением выступить против Рустема, сына Дастана, и неуязвимого Асфендиара, [сына Кештаспа], а теперь что получилось? Бежали, как козлята от волка!”

/75б/ Говорят, что Мухаммед Рахим бий, явившись к государю мира для облобызания руки его величества, доложил ему о неудачном походе на Гисар и о превратностях криводушной судьбы. Государь, пролив каплю [89] своих солнцеподобных милостей на положение сего добронравного эмира, удостоил его своим безграничным вниманием; ему было пожаловано особо почетное платье и драгоценный пояс. Устроивши пир, [его величество] повел [на нем] речь о поражении врага. В это самое время до высочайшего слуха дошло, что проклятый Махмуд, считая для себя великим успехом убийство Хаит дадхи, переправил через Аму-Дарью захваченных с собою кунгратов, ушедших от Шир Алия и расположившихся было станом на урочище Кара-Хавал, и пошел к Балху, что Шир Али, этот зачинщик бунта, укрылся в устроенной им самим крепости Ширабад, укрепил ее вход, стены и башни и заносит ногу к подолу независимости. При известии об этом государь спросил совета у /76а/ Рахим бий аталыка, [как поступить в этом случае?]. Рахим бий доложил: “у государя высшей целью является поход на Балх; поражение врага в этом походе, — бог даст, — осуществится. В настоящее время, когда Махмуд очистил крепость Термез и ушел в Балх, все желания, связанные с движением на Балх, осуществятся. Однако в первый раз, когда прещедрый государь вознамерился отправиться походом на Балх, этому воспрепятствовало восстание племен правой и левой стороны, и поход пришлось отложить. Теперь же, когда сосредоточие вселенной изволило прибыть в этот вилает, главам того племени и потомкам Рустема нужно собраться у августейшего стремени, потому что как бы те злосчастные племена, на челе которых перо судьбы окончательно начертало несчастье и оставление на произвол и кои забыли права его величества, халифа времени, на эти культурные земли и на охранение /76б/ подданных, как бы они не принялись проявлять неблагодарность за его благодеяния. Второе то, что заблудший Шир Али, который бьет в барабан бунта, таким образом настроил этот необычайно упорный народ, т е. [племена] правой и левой стороны, что наш поход на Балх представляется сомнительным. Как мы можем пуститься в дальний путь, раз остается дома внутренний враг?

Вот когда мы очистим от колючки и валежника дерзких мятежников сады Шахрисябза и Термеза, то Балх от нас не уйдет! В данный же момент правитель балхской области Муким Мухаммед султан и сбившийся с пути Махмуд [бий аталык], кои вытащили головы из ярма повиновения [вашему величеству], сильны мятежною силою тех мерзких [племен] правой и левой стороны”.

Когда Мухаммед Рахим бий закончил эту речь, то все эмиры и сановники августейшей штаб-квартиры, одобрив ее, воскликнули: “браво!” [90]

О ПОСЫЛКЕ ХУДАЯР БИЙ МАНГЫТА С ОДОБРЕНИЯ МУХАММЕД РАХИМ БИЙ АТАЛЫКА К ПЛЕМЕНАМ ПРАВОЙ И ЛЕВОЙ СТОРОНЫ И О ВОЗВЕДЕНИИ В ЗВАНИЕ ПАРВАНАЧИ ХУДАЯР БИЯ

Благочестивый и правосудный государь признавал Мухаммед /77а/ Рахим бия своим доброжелателем и достойным доверия человеком и, доверяясь ему, приказал Худаяр бию отправиться в среду дурно существующих племен правой и левой стороны, направить этот очень упрямый народ ласковыми советами на истинный путь и привести великих людей и глав племен в августейшую ставку. Худаяр бий мангыт, раскрывши свои уста для произнесения похвал государю, сказал:

Да сожжет врагов твой блестящий меч;
Да будет победоносен блеск твоего копья;
Да будет так, чтобы звезды были твоими рабынями,
Все, касающееся мира, было бы связано с твоим именем!
Да будет перстень судьбы с твоим именем [и]
Все дела государства да будут [соответствовать] твоему желанию”.

После принесения [такой] похвалы Худаяр бий доложил следующее: “Все, что опора эмиров, [Мухаммед Рахим бий], представил в августейшем присутствии к священнейшему докладу, по существу правильно. [Племена] правой и левой стороны устрашены бдительностью и атаками государевыми и не имеют возможности прибыть к [августейшему] порогу, отмеченному предзнаменованиями расправы с ними.

Небо обращается не иначе, как по твоему желанию,
У горы нет возможности мстить тебе.
Что мне делать, когда я окажусь в безвыходном положении?
От тебя я у тебя же нахожу защиту!

Убежище рода человеческого пусть изложит в письменной форме определенные тем племенам указания о необходимости для них заявить о своем подчинении и покорности государю, покорителю стран, и даст эти указания мне, [причем], если эти директивы будут к тому же [91] излучать аромат царственных милостей к тому народу, то я посягаю на то, что доставлю тех людей, тем или иным способом, к небовидному чертогу [его величества] и всюду, где бы ни была какая-либо служба для сих рабов, они будут готовы ее выполнить. Твердо решившись на это, они самоотверженно выполнят все то, на что последует августейшее повеление”.

По окончании этих слов Худаяр бий парваначи попросил разрешения отправиться [для выполнения возложенного на него поручения]. Облекши его в халат, свойственный лицу, выполняющему обязанности парваначия, государь удостоил его пожалованием специального почетного платья и драгоценного пояса и затем отпустил. Пятьдесят халатов для сыновей Рустема, тамошних глав племен и начальников /78а/ артиллерии, были посланы с Мухаммед Салах есаулом, назначенным сопровождать [Худаяр бия] парваначия. Когда последний доехал до очаровательного города Кеша, т. е. Шахрисябза, то остановился в своем владении на урочище Черагчи, лежащем в половине фарсанга от крепости Шахрисябза. Весть о приезде [Худаяр бия] парваначия [скоро] распространилась по окрестным районам. К нему явились с подарками и подношениями дети Рустема Ибрагим мирахура, Тагма, Султан, Абдуссамад, Ходжимберды кенегес, Тангриберды джабут, Дост-Кара, Касим бахадур, Ир Назар и прочие из глав [узбекских] племен; они выразили живейшее удовольствие по поводу миссии [Худаяр бия] парваначи. и принесли ему поздравления. После сего парваначи надел на каждого из них халат [государева] прощения и обнадежил их тем, что им будут оказаны царственные милости и благоволения. [Начальники племен] правой и левой сторон, одевши халаты, принесли выражения [благодарности] и почтения его величеству и в нескольких местах прекло/78б/ нили колени. По чувству повиновения и покорности каждый смиренно выразил благодарность сосредоточию вселенной. Мухаммед Салах, что был прислан от высочайшего двора, [передал начальникам племен приглашение прибыть к государю]; они заявили: “мы все — рабы высочайшего чертога, но идти к нему нас страшит наша участь, которая может быть гибельна. Мы — люди робкие и страшимся гнева и неудовольствия государева и думаем избежать того, как бы не попала искра в гумно нашего спокойствия из пламени миродержавной ярости и не превратила нас в небытие. В данное же время, когда мир парваначи, наш наибольший и старшина доставил [нам] от высочайшего двора благую весть [92] о прощении наших провинностей, мы стали вне себя от радости. Мы — рабы, изъявляем полное повиновение его величеству и всюду, где прикажет он служить нам, мы там готовы будем сложить свои головы”. Мухаммед Салах махрам — есаул нашел, что настроение этого народа теперь гораздо лучше, чем было в первый раз, поэтому он тоже /79а/ дал понюхать этим людям запах государевых милостей. И когда их взаимные переговоры окончились, они удовлетворили Мир Салаха, как посла. Прибыв в августейшую ставку, он доложил государю о всем виденном и слышанном.

ОБ ОТПРАВЛЕНИИ ГОСУДАРЕМ МИРА УЗИ ТИМУР БИЯ КАТАГАНА С ОТРЯДОМ ХРАБРЕЦОВ ОБЛАСТИ НА ВОИНУ ПРОТИВ ШИР АЛИЯ, О НЕВЫСТУПЛЕНИИ В ПОХОД ЭТОГО НЕВЕРУЮЩЕГО И ОБ ОБРАТНОМ ВОЗВРАЩЕНИИ ЕГО ИЗ МЕСТНОСТИ ТЕНГ-ДЖЕРМ

Когда выяснилось из доклада Мухаммед Салаха есаула настроение племен правой и левой стороны, Мухаммед Рахим бий юз доложил государю, что теперь надо прежде всего наказать Шир Алия, который давно является у нас бельмом на глазу. И затем, после очищения цветника Термезской области от колючек мятежа этого бунтовщика, можно будет выступить с войском в область Балха. Справедливый государь нашел мысль эмира заслуживающей внимания, послушался его совета и, не настаивая больше на прибытии к высочайшему двору [глав /79б/ племен] правой и левой стороны, приказал этим племенам выступить против бездельника Шир Алия. — “А мы сделаем распоряжение выступить отсюда против него Узи Тимур бию”, [добавил государь], Словом, когда Узи Тимур бий катаган, назначенный правителем Несефа, с отрядом славного войска получил приказ выступать против Шир Алия, он был удостоен пожалования богатым златотканым платьем, вышитым серебром. Когда Узи Тимур бий и молодые воины были отличены вниманием государя, то. прочитавши напутственную молитву, выступили к указанной им цели. Государь оказал свое благожелательное отношение Ни'матулле токсабе, Мухаммед Яру ишикакабаши и Ашуру кунграту, назначенному комендантом крепости Дерф, послав им милостивые письма и дорогие халаты. Письма были такого содержания: ради счастья и преуспеяния [государства] мы положили себе [за /80а/ благо] отправиться походом на Балх. [Но] так как негодный Шир Али [93] поднял знамя бунта и возмущения в области Термеза, то сначала следует устранить этого злополучного каверзника, а после того осуществится и то, что составляет предмет наших желаний. В данное время мы отдали приказ из [нашей] высочайшей ставки Узи Тимур бию катагану, чтобы он выступил в поход против Шир Алия с отрядом славных борцов. И вы, [наши] доброхоты, имея в виду условия [вашего] самоотверженного служения [нам], отправляйтесь на крепость Ширабад, приведите [эту крепость] в осажденное положение и постарайтесь поразить того сеятеля смуты, не проявляя [в этом ни малейшего] нерадения и упущения”.

Когда эти три эмира ознакомились с содержанием подобных писем, они в конном строю выступили подмогою против крепости Шир Алия. Ашур кунграт [сверх того] подкрепил просьбу государя помощью своего племени и улуса.

По прибытии в район крепости Шир Алия эмиры разбили шатры и палатки и открыли военные действия против Шир Алия; насыпали со /80б/ всех сторон крепости высокий вал и начали бомбардировать крепость орудийным огнем и стрелами. Шир Али тоже возбудил к сопротивлению своих кочевников и горожан ¹³³, [вследствие чего] огонь войны и убийства запылал с обеих сторон и головы убитых катились, как шары на площади при игре в поло. Победоносное войско по ночам, в целях предосторожности, как бы неприятель хитростью и коварством не разрушил устроенные против крепости насыпи, — выставляло дозоры из сознательных молодых воинов, не способных уступать.

Вследствие этого получилось то, что султан сна связал постели из покровов глаз стражей за [Названной] насыпью и часовые [поэтому] были бодрствующими и бдительными и ни на секунду не успокаивались. Хызр чухраакабаши туркмен, который был в числе упомянутого дозора за целостью насыпи, по божественному предопределению был убит вражеским ружейным выстрелом, а вслед за ним погибло и еще несколько человек. Когда победоносное войско увидело подобную смелость и /81а/ отвагу врагов, то вступило с ними в бой [всеми теми военными] орудиями и средствами, [какими оно располагало]. Так как крепость Шир Алия была расположена на верху горы, так что была в тесной дружбе с небом и в единогласии с ангелом, то овладение ею для [94] победоносного [бухарского] войска казалось очень трудным делом. Хорошие молодые бойцы, вступив на арену убийств, стали ожидать прихода войск [из племен] правой стороны и отрядов Узи Тимур бия катагана, который был послан от высочайшего двора сюда на подмогу. Но так как никаких признаков появления этого племени не было, то, естественно, что бухарцы лишь по мере сил старались не делать в войне упущения, [т. е. стали действовать пассивно]. Узи Тимур бий и другие эмиры, которые отправились в поход из государевой ставки, дошедши до урочища Тенг-Джерм, стали ждать там вестей о движении племен правой стороны. Однако эти племена хотя и кивали своими безмозглыми головами, выражая свое доброжелательное отношение к государю, на деле же старались быть в конном строю лености и нерадивости. Худаяр бий парваначи, который неотступно уговаривал их выступить, ничего не слышал в ответ иного, кроме “да, да! как же!”. Дело в том, что между /81б/ Махмуд бий аталыком, [племенами] правой и левой стороны и Шир Алием существовал прочный союз. Отважный государь понял, что никто из этих невегласов-эмиров не выступал от чистого сердца с целью сокрушения Шир Алия. Тем временем неблагоприятное состояние воздуха [в Карши] дошло до такой степени, что государь и войска стали сильно страдать от зноя и духоты, тучи москитов повисли над Карши в таком количестве, что от множества их крайне трудно было есть [и пить]. Солдаты считали укусы москитов столь же мучительными, как раны, наносимые копьем; и действительно, страдания, причинявшиеся этими ничтожными насекомыми, были не меньше, чем от укусов скорпиона. На Муллу Вефа, библиотекаря, эти ужасные укусы москитов, поразившие его глаза, так подействрвали, что он ослеп. Не напрасно говорят [в пословице], что “злосчастного собака и на верблюде кусает ¹³⁴”.

Короче говоря, месяц май, являющийся началом лета, настолько /82а/ проявил себя зноем, что государь мира понял, что прохлада для военного похода и жаркая погода вещи несовместимые. И, признав за благо оберегать интересы войска и радеть об их положении, отдал приказ о возвращении в столицу, т. е. в прекрасную Бухару. Отложив поход на Балх до другого времени, государь в два перехода достиг Бухары и провел там лето в удовольствиях. [95]

ОБ УПРАВЛЕНИИ ГОСУДАРСТВОМ И О НАДЛЕЖАЩЕМ ПОВЕДЕНИИ ЦАРЕЙ ИЗЛОЖЕНО В ВИДЕ УПОДОБЛЕНИЯ

Проявление таланта и совершенства. Мавляна Джелал, в [своей книге] “Джелалева этика” ¹³⁵ рассказывает, что достижение царственного правления зависит от великих божественных милостей, которые из сокровищницы безграничных благодеяний [господа] удостаиваются получить некоторые благороднейшие представители рода человеческого. И этой степени достигает тот, кого святейший владыка господства из среды своих рабов утвердит на престоле халифского достоинства, бросит на него луч света величия и сделает зависимыми от его взглядов и распоряжений права всех людей, дабы они все, в зависимости от /82б/ своих нужд, обращались к его небовидному чертогу, как к своего рода кыбле. В хадисе говорится, что государь есть тень аллаха на земле, потому что каждый угнетаемый находит у него убежище от постигающего его несчастья, благодарность же [творцу] за это великое благодеяние [со стороны царя] заключается в его попечении о водворении справедливости среди всех своих подданных, как это говорится в благостном стихе [Корана]: *поистине мы сделали тебя наместником [своим] на земле и потому суди людей справедливо ¹³⁶.

После сего [маленького] вступления рисуется следующее. Управление государством бывает двух родов: одно доброго порядка, которое именуют имаматом и которое состоит в соблюдении интересов подданных в отношении их жизненных средств и начал морального порядка. Лабы каждый достиг того совершенства, на которое он способен; это управление есть в подлинном смысле управление наместника аллаха и тени аллаха [на земле]: при совершенствовании [сего] управления и при руководительстве владыки шариата, [т. е. Мухаммеда], несомненно, во всякой стране до всего народа в целом дойдут памятники благоденствия и блистания огней такого [справедливого управления]. Оно является для государства царствующего монарха Соломона по /83а/ занимаемому им месту, как солнце, освещающее вселенную. Великие имамы, получившие [свыше] дар откровения и постижения истины, учитывая появление благих вестей в настоящее счастливое время, которое есть истинное утро *того дня, когда тайны будут явны ¹³⁷, выразились так, [96] что в непродолжительном времени наиболее совершенным образом проявится у государя и его подданных блеск и счастье, что народ в сени безопасности успокоится от треволнений и что волк и овца будут пить вместе у водопоя, а сокол и куропатка будут спать в одном гнезде. Аллах всевышний, распростерши на восток и запад мира солнце его правосудия, лучи которого несут милости, да подаст [государю] успешное, со дня на день увеличивающееся, восхождение по лестнице [его бытия]! Второй род [управления царей], далекий от совершенства, изобилующий недостатками, который называют узурпацией. В намерение властей при таком управлении входит [всемерное] понуждение рабов аллаха, [т. е. подданных], к службе. Но у таких властителей не бывает прочного существования, и они через короткое время подвергаются /83б/ невзгодам этого презренного мира и вечным мучениям [в том мире], потому что царь-тиран подобен высокому зданию, построенному из снега: когда его основание растает под лучами солнца божественного правосудия, то оно рухнет. Все до мельчайших подробностей знающие великие люди признают, что из собираемых по мелочам старухой-нищей подаяний нельзя создать сокровища Кей-Хосрова, [как] нельзя из ножки саранчи, отнятой у слабого муравья, приготовить стол, достойный Соломона. Стремление насильственным путем воспользоваться достоянием несчастных угнетаемых в конечном итоге ничего не дает кроме страны, где вечно слышатся стоны и плач. Когда пьют чашу, наполненную кровью сердца несчастных [подданных], то от возникающего при этом веселья ничего не бывает, кроме плача кровавыми слезами. От опьянения этим, кроме похмелья мучений и возмездия, ничто другое не приходит на смену. Из отнятой у бедной женщины рубашки нельзя сделать кальчугу, которую носил Давид; из старого одеяла, что отобрано у нуждающегося [в нем], нельзя устроить царского седалища; щит, что /84а/ делают за счет имущества несмысленных сирот, не прикроет [тирана] от стрелы судьбы; кираса, которую ткут на средства голых нищих, не защитит [ее владельца] от копья несчастья. Только тот счастливец найдет пощаду от стрел превратной судьбы, который оказывает покровительство благочестивым, чистосердечным беднякам; и корона государства и царственного достоинства только на голове такого человека упрочивается, который просит помощи обездоленным несчастным у [97] дарующего венцы [царя царей]; престол халифского достоинства утверждается за тем государем, который обогащает своими милостями сердце нищего.

Перед дверью кабачка беспутных гуляк толпятся [дервиши],
Которые торгуют коронами царей.
Под головами у них кирпич, а над головою — семь планет;
Десница всемогущего не даровала им высокого [в мире] положения.

[И тем не менее эти] юродствующие, ради вечного блаженства всюду ходящие люди, привязывают перед дверьми царской конюшни серебристую лошадь утра и вороного коня ночи, чтобы было обеспечено царю быстрое выступление для оказания милостей и успокоения всем /84б/ слабым и беспомощным. Они способствуют тому, что взамен быстрого скакуна и резвого, облетающего мир, коня-солнца и светлого, как серебро, месяца доставляют в ярмо его обладания господство над миром, дабы на равнине правосудия и сострадания были бы высокославные государи, выигрывающие первый приз в игре касаб-ас-сабк ¹³⁸. Подражатель доблестям прошедших государей, очевидец со дня на день увеличивающегося государства его царского величества, есть божественная тень, свидетель правосудия, [царствующий монарх].

По сути сего требования и в подтверждение подобной претензии [быть идеальным государем], если кто-либо откроет очи доверия [к подданным], сотрет с зеркала своей проницательности налет небрежения [к ним] и будет в своем управлении придерживаться принципов справедливости, то он признает подданных за [своих] детей и друзей и подавит [в себе] страсть к стяжанию силою разума.

Государь же, отличающийся несовершенством своего управления, проявляет в нем принципы тирании и рассматривает своих подданных, как рабов, даже более того, считает их за скотов, сам же является рабом жадности и низменных страстей. Сообразно арабскому /85а/ изречению: люди следуют вере своих государей, народы в жизни следуют за своими царями. И когда поводья времени попадут в руки справедливого монарха, то все обратятся к правосудию добродетели. Если же будет наоборот [т. е. если царь будет неправедный], то и народ [98] склонится ко лжи и жадности и будет ходить во всяческих неправдах. А отсюда получается то, что вполне соответствует хадису пророка: если государь будет справедлив, то он является участником великого добра, которое проистечет от его подданных, а если он — тиран, то он является соучастником во всякой мерзости, которую творят его подданные. Мудрецы говорят, что царю нужно иметь в себе три свойства: первое — нравственное величие, которым исправляются нравы подданных; второе — правильность суждений, ибо оно способствует совершенству природы и умножению опыта, и третье — силу [перенесения] несчастий, так как вследствие этого получается справедливый образ действий и сила стойкости. Такого государя называют “величайшим из монархов” и “верным и честным другом людей”. В этом основа или корень приобретения всех благ и добродетелей.

Хвала и милость аллаху! Его величество, справедливый государь, /85б/ т.е. сейид Убайдулла Мухаммед бахадур хан, которого подъемлет божественное могущество и который воздвигает опору милосердого, своею справедливостью и водворением безопасности насадил в Мавераннахре такое процветание культуры и такое спокойствие, что барашек питается молоком из сосцов тигрицы, а волк и овца мирно лежат вместе. О боже! соделай блестящим и беззакатным солнце его со дня на день увеличивающегося государства ради его подданных и [всех] бедняков!

О, боже, пока вселенная [стоит во всей] свежести,
Судьба же мешкает проявить в мире [разрушение],
Соделай государя наслаждающимся счастьем своего положения,
И да не будет вакантен трон от его на нем присутствия!
Бесконечные похвалы миру
За то, что у него имеется такой владыка мира!

О ВЗЯТИИ СЧАСТЛИВЫМ, ВСПОМОЩЕСТВУЕМЫМ [БОГОМ] ГОСУДАРЕМ КРЕПОСТИ БАЛХА, — ДА СОХРАНИТ ЕЕ АЛЛАХ ОТ НЕСЧАСТЬЯ И БЕД! — В МЕСЯЦЕ ЗИЛХИДЖЖЭ 1118 СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ГОДУ МЫШИ ¹³⁹

/86а/ За истекшее время [многие] прежние государи имели [сильное] желание овладеть Балхом и потратили на это много средств и издержали [целые] богатства мира для осуществления подобного желания, но совершенно не достигли своей цели. Хвала аллаху и благодарение, что [99] ныне достославное покорение Балха осуществилось в теперешнее правление величественного, как небесное солнце, государя, достоинством л счастьем подобного Джемшиду, монарха, владеющего Ираном и Тураном, венценосного повелителя Рума и Хорасана, осуществившего это предприятие согласно святому стиху Корана: *подлинно, мы помогли тебе покорить верным покорением ¹⁴⁰.

Суть дела заключалась в следующем. Когда Муким Мухаммед Султан сын Искендер султана, сын Субхан-кули хана был назначен управлять Балхскою областью, он по своему скудоумию проявил непокорность, в смысле неповиновения миродержавному государю. Проклятый Махмуд [бий аталык], чья мерзкая внешность и гнусный вид стал для всех “притчей во языцех”, по злобе души пожелал /86б/ увековечить на страницах истории свое бесчестье и до дня страшного суда стать мишенью для стрел проклятья всех людей. Что касается [правителя Балха, Муким ] султана, который был любителем плотских удовольствий, то, считая себя свободным от того [завета], что чувственные наслаждения в течение часа влекут за собою длительные страдания ¹⁴¹, он посягал на тюркских и таджикских мальчиков и девиц, как ближних, так и дальних районов в такой мере, что для него ничто уже больше не имело в этом смысле преград; он [совершенно] уклонился от [забот] о казне, государстве и войске. Махмуд [бий аталык] счел [достаточным] предлогом подобные неподобающие поступки правителя для оказания ему противодействия. Под предлогом, что ржавчина огорчения появилась на блестящем сердце султана по его, Махмуда, вине, то она должна быть очищена полировкою верности и преданности [Муким султану].

О ты, с кем союз есть союз друзей [лишь] при начале пути через [опасный] мост!
Из любви к тебе родилась злоба, а из уважения к тебе [возникло] презрение!
Полна блеска пустая, как у барабана, средина [твоя],
О, воскресный день, ты подобен однодневной свече, /87а/ подобен [скоро преходящей] розе.

[Махмуд бий], основываясь на вышесказанном, послал к [Муким] [100] султану беспутного и неблагодарного Мурад бия. И этот, наделенный дьявольскими качествами, человек по сатанинскому наваждению отправил в дорогу злополучного [Муким] султана и доставил его к порталу медресе, построенного покойным Субхан-Кули ханом, которое было предопределенным местом [смерти Муким] султана.

Для всякого, кому [черный] ворон послужит проводником,
[Ближайшей] станцией будет долина несчастья,

что видно из смысла выражения: и вот был ворон, который руководил путем погибели.

Мать [Муким] султана, опьяневшая от чаши крайнего невежества, потому что у нее недоставало ума, [совершенно] не обращала внимания на тиранические поступки сына и не препятствовала ему [проявлять свои порочные наклонности]. Теперь, когда у этого скорпиона хвост стал существом несчастия и разврата, смысл хадиса: женщины обладают недостатком разума и веры и подчинение им порождает раскаяние, как нельзя более походил к ее положению. И когда чаша жизни [Муким] султана переполнилась, когда наслаждение жизнью пришло у /87б/ него к концу и настало время проститься с молодостью, эмиры Балха все же не протянули ему руку помощи и сделали вид, что ничего не заметили. И теперь, когда эти бесчестные люди, эта своенравная банда не имела в себе мужества [поддержать своего правителя, Муким] султану оставалось лишь декламировать следующие стихи, соответствующие его положению:

Прожил я в этом мире некоторое время;
Много было у меня корон, престолов и наперстников.
Когда же опрокинулся мой трон, дело мое рушилось;
В это время я окончил свой жизненный путь.
У судьбы таковы обычаи и правила,
Чтобы в любовь примешивать злобу.
И когда этот древний [творец] устроил изогнутый свод неба
Много вспоминается подобных случаев [вероломства рока]:
Он, подобно ученику мастера-ремесленника, — плут:
Он ничего не дарит без того, чтобы не отобрать его обратно.
Сказавши эти слова, чистый душою государь
В тот же миг отправился в путь небытия.

Бесстыдный Махмуд, запачкавши свои нечистые руки чистою кровью мученика [Муким султана], пресек безжалостным мечем нить [101] /88а/ его жизни и вывалял в обагренной кровью земле его благословенное тело.

Кто видел, чтобы шип выиграл первенство у розы?
Кто видел, чтобы стебель соломы сверкал солнцем?

В конечном итоге, жизнь — предатель и игрушка изменчивой судьбы и ничего иного в ней не бывает, как каждую ночь окрашивать вечернюю зорю кровью невинных и наполнять вздохами ищущих правосудия каждое утро [занимающегося дня].

И день, и ночь претендуют на то,
Чтобы разрушительные действия осени коснулись весны.

Для населения Балхской области настали такие горькие времена, что у небожителей [от жалости к нему] сгорело сердце. Старые и молодые с истерзанными сердцами, с глазами, проливающими слезы, посылали к небесам из печи своей груди пламя [горести]. Когда до высочайшего слуха [Убайдуллы хана], правосудного миродержца, дошло известие об этом поразительном случае и таком страшном событии, [как убийство балхского правителя Муким хана], то под влиянием братских чувств и личной привязанности государь пришел в волнение и беспокойство; пламя его мужественного гнева разгорелось в большой костер и фонтан его ярости начал [сильно] кипеть; воспламененный, он приказал /88б/ собираться к нему эмирам и министрам ¹⁴².

Комментарии

115 Ишикагаян — телохранители ханские, набиравшиеся, невидимому, из представителей узбекских племен менее благородной и почитаемой правой стороны по сравнению с более высокой левой стороной. Можно думать, что эти ишикагаяны у Убайдуллы хана составляли самую надежную воинскую часть.

116 Хадис — предание о поступках и словах “пророка”, сказанных по тому или иному поводу.

117 Коран, 11₁₃.

*118 Коран, 99₁.

119 Удайчи — нечто вроде церемониймейстера при дворе среднеазиатских ханов и эмиров и поместных правителей: придворный, сопровождающий посла или лицо, представляющееся потентату страны, и вводящий его в комнату последнего. Отличительным признаком “удайчи” в Бухаре была длинная и довольно тонкая палка, красиво разрисованная узорами.

120 ил.

121 Закат — в первые века ислама — очистительное отчисление с имущества мусульманина в размере 1/40 его стоимости на благотворительные дела; позднее — налог со скота и купеческих товаров.

*122 Такого точно стиха в Коране нет, последние четыре слева — в суре 38, ст. 32.

123 Это сокращение арабского выражения: “нет могущества и силы, кроме как у всевышнего великого Аллаха”; оно произносится в гневе, в большой горести и удивлении.

124 Арабское [не коранское] выражение.

125 Месяц зилхиджжа 1116 г. хиджры начался 27 марта 1705 года.

126 Шейхула'лам (наставник мира) — прозвище известного бухарского шейха Сайфуддина Бахарзи, ученика знаменитого хорезмского шейха Наджмуддина Кубра, убитого монголами в 1221 г. при взятии Ургенча. Шейх Сайфуддин ум. в 658/1260 г.; его мазар находится за стеною г. Бухары, в местности Фатхабад. Туда обычно отправлялись на поклонение бухарские эмиры сейчас же после вступления своего на престол.

127 Байсун — город, лежащий на большой дороге из Бухары в Гисар к северу от Ширабада и Термеза.

128 В ркп. ИВ АН Уз № 9, 605 и 1533 — “выхвативши из ножен шашку отваги, устремился на неприятелей. На первых порах он послал в путь небытия нескольких храбрецов из вражеского войска”.

129 Шимр — имя военачальника омеядского халифа Езида [60/680-64/683], убившего Хусейна, сына Алия, в равнине Кербела; синоним жестокого, безжалостного человека.

130 Добавлено в ркп. №605, л. 51-а.

131 По восточному обычаю отрубленные головы врагов, особенно если они посылались как трофей хану, коптились во избежание порчи и разложения.

132 15 мая — 12 июня 1706 г.

133 кабли ва хисари — буквально, те, что были перед (крепостью) и крепостное население.

134 На полях ркп. за № 605, л. 60-я, пометка: “множество москитов в Карши, от которых я сам жестоко пострадал, — явление там старое. Зия Хайдар”.

135 “Ахлак-и Джелали”, или “Джелалева этика”, — хорошо известный на мусульманском Востоке труд по этике, составленный Джелалуддин Мухаммед бен Асад ас-Сиддики ад-Даввани (ум. в 908/1502 — 1503 г.).

*136 Коран, 28₂₅.

*137 Коран, 86₉.

138 Повидимому, разумеются конские бега, конские скачки

139 6 марта — 3 апреля 1707 г.

140 Коран, 48₁.

141 По-видимому, — хадис, арабский текст которого во всех списках приведен с большими грамматическими ошибками.

142 айан-и мамлакат.

Текст воспроизведен по изданию: Мир Мухаммед Амин-и Бухари. Убайдалла-наме. Ташкент. АН УзССР. 1957.