К. ДЕ БРУИН

ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКОВИЮ

ГЛАВА V

Сочинитель допускается в присутствие его царского величества. Водосвятие. Потешные огни в Москве

С 1649-го цари московские завели обычай посещать знатнейших из своих друзей, как иностранцев по происхождению, так и русских господ, живущих в Москве и в Немецкой слободе, незадолго до праздника крещения, причем посещаемые обязаны угощать гостей, что называется, славить. Царей в это время сопровождают князья и прочие вельможи, их любимцы. Это в текущем 1702 году началось 3 января по старому счислению. Первый выезд свой сделал царь к г-ну Брантсу, к которому приехало, таким образом, в 9 часов утра до трехсот человек, в санях и верхами. Столы были там накрыты вперед в самом лучшем порядке, и сначала разносили множество лакомств, затем холодные, а потом, на перемену, и горячие яства. Веселились там как нельзя лучше и напитков не пощадили. Его величество удалился в 2 часа, отправившись оттуда со всем своим обществом в дом г-на Лупа, где его также угощали, а потом и к некоторым другим господам. Затем [52] пустились отдыхать по домам, нарочно для того приготовленным. На другой день государь посетил также г-на резидента Гульста, побывав в некоторых других местах. Этот господин почтил и меня приглашением к себе, поговорив прежде обо мне с его величеством, по хорошему отзыву высокопочтенного г-на Николая Витсена ¹⁶, бургомистра и советника города Амстердама. Меня поместили в особом покое, в котором мог бы я предстать пред государем. Случай привел князя Трубецкого ¹⁷ в этот покой, и он, хотя не знал меня, но, видя во мне иностранца, спросил меня по-итальянски, понимаю ли я итальянский язык. Я отвечал ему, что понимаю, чем он, казалось, был очень доволен и порядочно долго разговаривал со мною об этой стране, равно как и о многих других, в которых он бывал, так же как и я. Затем он отошел от меня и доложил обо всем разговоре нашем его величеству, который тотчас пожаловал со всем своим обществом в то место, где находился я. Так как я не ожидал его так скоро, то и был несколько смущен, но, вскоре оправясь, я приветствовал его с глубочайшим почтением. Государь, казалось, удивился и спросил меня по-голландски: «Почему признаете вы, кто я? И почему вы меня знаете?» Я отвечал, что видел изображение его величества в Лондоне у кавалера Годфреда Кнеллера и что оно очень сильно врезалось в мою память. Так как он, казалось, остался доволен таким ответом, то я присовокупил, что, кроме того, я уже имел счастье видеть его величество выезжавшим из дворца, когда он отправлялся к г-ну Брантсу, чем он, по-видимому, еще довольнее был и спросил меня, из какого я города, кто мои родители, живы ли они еще, есть ли у меня братья и сестры. По ответе моем на все это его величество предложил мне несколько вопросов о первом моем путешествии, спросил, в котором году я предпринимал оное, сколько времени употребил на него, каким образом совершал я это путешествие и как возвратился из оного. Затем он расспрашивал меня в особенности об Египте, о реке Ниле, также о городе Каире, его величине, как он построен, в каком состоянии находятся части, отделенные от древнего Каира, об Александрии и о многих других местах, присовокупив при этом, что ему небезызвестно о том, что есть другая местность, называемая Александретта. Я отвечал, что эта последняя местность служила пристанью для Алеппо, сообщив ему, в каком расстоянии находится она от него. Все эти расспросы государь сделал на голландском языке и желал, чтобы я продолжал говорить [53] на этом языке, сказав, что он меня очень хорошо понимает. И это оказалась действительная правда, потому что он передал сопровождавшим его русским вельможам все, что я говорил ему, с такой точностью, которая удивила резидента и прочих господ голландцев. Затем он приказал мне поговорить с упомянутым выше князем Трубецким по-итальянски, понимавшим этот язык довольно хорошо, а сам потом отошел от меня со своими. Пробывши у г-на резидента добрых три часа с особенным удовольствием, царь уехал со своими особами, чтобы сделать еще несколько других посещений в слободе, ибо это был последний вечер для того; праздник водосвятия должен был справляться на завтрашний день, т. е. в воскресенье, и на следующий затем день, понедельник, 6 января по старому летосчислению. В этот самый день прибыл сын фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева ¹⁸ и донес его царскому величеству, который был в церкви, приятную новость о разбитии русскими шведов в Ливонии, в пяти или шести часах от города Дерпта. Он доложил царю, что шведов легло в этом сражении 4000 человек и что взято несколько сот пленных, в числе коих находилось много и офицеров. Этот сын Шереметева сам был в этом сражении и, посланный своим отцом для точнейшего донесения о всех подробностях битвы его величеству, изложил это донесение таким живым образом, что произвел всеобщую радость. Праздник, о котором я выше упомянул, совершается перед появлением Иисуса Христа, и я был самовидцем этого торжества. В столичном городе Москве, на реке Яузе, подле самой стены Кремля, во льду сделана была четырехугольная прорубь, каждая сторона которой была тринадцать футов, а всего, следовательно, в окружности прорубь эта имела пятьдесят два фута. Прорубь эта по окраинам своим обведена была черезвычайно красивой деревянной постройкой, имевшей в каждом углу такую же колонну, которую поддерживал род карниза, над которым видны были четыре филенки (дощечки), расписанные дугами; в каждом углу этой постройки имелось изображение одного из четырех евангелистов, а наверху — два полусвода, посреди которых был водружен большой крест. Сказанные филенки, расписанные изнутри, изображали апостолов и других святых. Самую красивую часть этой постройки, на востоке реки, составляло изображение крещения господа нашего во Иордани Иоанном Крестителем, с предстоящими по правую руку четырьмя ангелами, без всяких других изображений. Каждая же [54] из наружных филенок имела на себе изображения ангельских головок с крыльями — три внизу и две сверху. На западной стороне воды в проруби сделаны были четыре ступеньки, на конце одной из коих прикреплена ступенька довольно значительного весу, для того чтобы можно было сойти вниз к воде. Патриарх, или духовное лицо ¹⁹, совершавший этот обряд, сошел по этим ступенькам к самой воде, которая в этом месте была глубиною в восемь футов. На полу разостланы были большие красные покровы, обнесенные четвероугольной огородкой, имевшей в ширину от одного угла к другому по сорок пять шагов, а во всех кругом — сто восемьдесят шагов. Кроме этой были еще две другие огородки, устроенные вроде перил, на расстоянии четырех шагов одна от другой, вышиною в четыре фута и также покрытые красными покровами. На краях самой воды, или проруби, с западной стороны воздвигнуты были три деревянных алтаря, изящно убранных, покрытых тоже изящными красными покровами. Четыре двери открывали вход в это здание, по одной с каждой стороны, и главная дверь была к югу от Кремля. Они были также расписаны, но не так искусно, и представляли изображения священных предметов. Обозревши все это хорошенько, я взошел на пригорок, находившийся около Кремля, между двумя воротами, именно поблизости ворот, называющихся Тайницкими или Тайными, через которые должен был проходить крестный ход. Он начал приближаться в 11 часов, вышед из церкви Соборной, т. е. из места собрания святых, главнейшей из московских церквей в Кремле. Весь этот ход состоял единственно из духовенства, за исключением только нескольких человек из мирян в светских платьях, которые шли впереди и несли хоругви, укрепленные на длинных древках. Духовенство все одето было в свое церковное облачение, которое было великолепно. Священники низшего чина и монахи, в числе двухсот человек, шли впереди, предшествуемые множеством певчих и мальчиков, принадлежавших к хору, одетых в светское платье, и каждый держал в руках книгу. По правую и левую руку вооруженные солдаты и скороходы, имевшие только трости, которыми они расчищали место, открывая путь шествию и сохраняя хороший порядок. После сказанных священников шли те, которые облечены были в епископские одежды, человек до трехсот. Первые двенадцать человек из них были митрополиты или кардиналы, облаченные в одежду, называемую обыкновенно саккос. Затем шли четыре архиепископа, три епископа и множество [55] архимандритов или монастырских настоятелей. Когда сих последних прошло около двухсот, то появилось все то, что разные священники несли в ходе, а именно: большое древко с фонарем, представляющим свет слова божия, в честь образов или для придания им блеска; далее два позолоченных херувима, называемые по-русски репидами, тоже на двух древках. Затем два креста, поясной образ Иисуса Христа, почти в натуральную величину; за ним чрезвычайно большая книга (Евангелие?), наконец, двадцать золотых и серебряных шапок, богато усыпанных драгоценными камнями и несомых каждая особым человеком. По окончании хода главнейшие участники в оном из духовенства надели сказанные шапки. Шапка митрополита была вся золотая, украшенная жемчугом и драгоценными каменьями. Шапки эти называют митрами, и они составляют головное покрытие высокого духовенства. Митрополит, занимавший место патриарха, шел тотчас за большой книгой (Евангелием?), держа в руках большой золотой крест, усыпанный драгоценными камнями, и касаясь от времени до времени челом до этого креста, причем священники постоянно поддерживали его под руки с обеих сторон. Прибыв в таком порядке на берег реки и закончив обряд, продолжавшийся добрые полчаса, митрополит приблизился к воде и погрузил троекратно в оную крест, произнося, подобно тому, как делает это обыкновенно патриарх, следующие слова: «Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое!» Затем все возвратились в Кремль, но двести священников, которые шли впереди крестного хода, не возвратились в том же порядке, а рассыпались почти все в разные стороны. Те же, которые облечены были в торжественные священнослужительские ризы, продолжали обратное свое шествие в добром порядке. Между прочим, я заметил, что два человека, довольно плохо одетые, несли чан или котел, который я не мог хорошенько разглядеть, покрытый холстом. За этой посудиной точно таким же образом несли другую такую же, с оловянной чашей, наполненной водою, которую, как освященную (святую воду), несли во дворец для того, чтобы окропить ею покои и образа. Только что крестный ход вошел в Кремль, тотчас же отнесены были туда и все те предметы, которые употреблялись при водосвятии, и я видел при этом, как один русский, окунув большую метлу в воду, начал ею кропить окружавших его зрителей, которые, по-видимому, не очень-то были довольны таким кроплением. Мне казалось даже, что такое действие его [56] было вроде забавы. Описанный обряд, продолжавшийся до 2 часов пополудни, привлек чрезвычайно огромную толпу народа, которую стоит посмотреть, и она представляла довольно приятное зрелище на реке. Так как Кремль стоит на некоторой возвышенности, то от него видны были тысячи народа, мужчин и женщин, толпившихся до самых стен и в стенах его. Когда мы, возвращаясь назад, пришли к Кремлевским воротам, то встретили там такую давку, что насилу выбрались из оной. Таким образом, любопытство наше обошлось нам довольно дорого, не говоря уже о том, что было опасно оставаться на холодном снегу такое продолжительное время.

Праздник этот в старину отправляли с гораздо большею торжественностию, потому что их царские величества и все знатные вельможи государства присутствовали на нем. Но ныне царствующий государь сделал в этом, равно как и во всех других делах, большие перемены. Подробнее об этом скажем еще ниже.

9-го числа начало таять, даже пошел дождь, и вообще сделалась такая оттепель, какой не бывало уже многие годы.

11 января праздновали великую радость по случаю победы, одержанной над шведами оружием его величества, о которой упомянуто было выше. Были потешные огни близ Кремля, посреди базара или рынка, который довольно низмен и довольно широк; в середине находились потешные огни, простираясь от одного конца площади до другого. Подле Кремля сделаны были из досок большие хоромы, со стеклянными окнами, в которых его величество угощал знатнейших придворных сановников своих, иностранных посланников, находившихся в это время в Москве, и между другими датского посла и резидента голландского, разных офицеров и некоторых наших иноземных купцов. Чтобы придать тени этим хоромам и украсить их, впереди порасставили в три ряда молодые деревья. Обед начался в 2 часа пополудни, а около 6 часов вечера зажгли потешные огни, продолжавшиеся до 9 часов. Изображение поставлено было на трех огромных деревянных станках, весьма высоких, и на них установлено множество фигур, прибитых гвоздями к доскам и расписанных темною краскою. Рисунок этого потешного огненного увеселения был вновь изобретенный, совсем не похожий на все те, которые я до сих пор видел. Посередине, с правой стороны, было изображено Время, вдвое более натурального росту человека; в правой руке оно держало песочные часы, а в [57] левой — пальмовую ветвь, которую также держала и Фортуна, изображенная с другой стороны, с следующей надписью на русском языке: «Напред поблагодарим Бог!». На левой стороне, к ложе его величества, представлено было изображение бобра, грызущего древесный пень, с надписью: «Грызя постоянно, он искоренит пень!» На третьем станке, опять с другой стороны, представлен еще древесный ствол, из которого выходит молодая ветвь, а подле этого изображения — совершенно спокойное море и над ним полусолнце, которое, будучи освещено, казалось красноватым и было со следующей надписью: «Надежда возрождается». Между этими станками устроены были малые четырехугольные потешные огни, постоянно горевшие и также с надписями. Второй из них, около которого я случайно находился и который был первый зажжен его царским величеством, представлял четырехугольный крест. Третий изображал виноградную лозу, а четвертый — клетку с птицей, с различными надписями. Так как эти последние были освещены, подобно как это бывает в наших Нидерландах, то видно было все, что они изображали. Кроме того, посреди этой площади представлен был огромный Нептун, сидящий на дельфине, и около него множество разных родов потешных огней на земле, окруженных колышками с ракетами, которые производили прекрасное зрелище, частию рассыпаясь золотым дождем, частию взлетая вверх яркими искрами. Когда настало время зажигать потешные огни, многие духовные и другие господа вышли из упомянутых хоромов, сопровождая его царское величество, и стали под крытое место (навес), устроенное посреди всех поименованных приготовлений, для совершения там некоторых обрядностей. Над входом в это крытое место, украшенное множеством разных знамен, помещена была воинская стража. Невозможно было бы перечесть несметное множество народа, собравшегося на это зрелище со всех сторон. Сестра царя ²⁰ со множеством боярынь поместилась для того, чтоб поглядеть на все, в одной башне в конце этой площади. Другая значительнейшая башня, бывшая там, освещена была огнями сверху донизу; большие столы с потешными огнями, о которых я говорил выше, горели сыпавшимся с них огнем, каждый более четверти часа. В то же время раздавались и пушечные выстрелы, которые были и перед обедом. Когда потешные огни сгорели, столы накрыли вторично; но тогда я возвратился в слободу, где услышал еще девяносто пушечных выстрелов в 10 часов, а потом еще несколько [58] выстрелов и позднее. Самым необычайным в этом случае и при подобном стечении народа показалось мне то, что не произошло никакого беспорядка, благодаря тому что со всех сторон расставлены были солдаты и стража. Только пред самым окончанием этого собрания, вскоре за полночь, несколько французских офицеров, поспоривших о чем-то между собою, обнажили шпаги и наделали шуму подле хоромов его царского величества. Для отвращения подобных случаев на будущее время через несколько дней выставили в Немецкой слободе близ Голландской церкви столб, на котором привязаны были топор и шпага, с тремя объявлениями — на русском, латинском и верхненемецком языках,— воспрещающими всякому, под смертною казнью, обнажать шпагу и биться на поединке.

Ужасная казнь в Москве. Великолепная свадьба одного любимца его царского величества. Сочинитель допущен в присутствие царицы

9-го числа этого месяца совершали страшную казнь в Москве над 50-летнею женщиной ²¹, убившей своего мужа, которую присудили зарыть живою в землю по самые плечи. Я полюбопытствовал взглянуть на нее и нашел ее наполовину закопанной, и она показалась мне очень еще свежею и приятной наружности. Она была повязана вокруг головы и шеи белым полотенцем, которое она, впрочем, попросила развязать, потому что оно очень давило ее. Ее стерегли трое или четверо солдат, которым приказано не дозволять давать ей ни есть, ни пить, что могло бы продлить жизнь ее. Но дозволено было бросать в яму, в которой она была зарыта, несколько копеек или штиверов, за которые она и благодарила наклонением головы. Деньги эти употребляют обыкновенно на покупку восковых свечей, которые и зажигают перед образами тех святых, к которым взывают осужденные, частию же на покупку гроба. Не знаю, берут ли себе иногда часть из них приставленные сторожа за то, чтоб тайком дать осужденным поесть; ибо многие довольно долго проживают в таком состоянии. Но виденная мною женщина умерла на другой же день после того, как я ее видел. В тот же день сожгли живым одного мужчину, преступление [59] которого мне было не известно. Позднее я пространнее расскажу о правосудии в этом государстве; в настоящее же время буду продолжать мое повествование по порядку времени.

26-го числа праздновали свадьбу ²² известного любимца царского Souskie, московского дворянина, с Schorkofskaja, сестрою князя Feeder Schorkofskaja, также любимца его величества, как и жених. Князь этот пригласил на свадебное пиршество свое всех главных бояр и боярынь придворных, иностранных посланников и большую часть наших и иноземных купцов с их женами. Всем приглашенным гостям дан был приказ быть на свадьбе в старинной одежде этой страны, более или менее богатой, по установленному на этот случай правилу. Свадьба самая праздновалась в Немецкой слободе, в доме генерала Лефорта, недавно умершего. Это было громадное каменное здание в итальянском вкусе, в которое нужно было всходить по лестнице с правой и левой стороны по причине большого протяжения самого здания. В нем были великолепные комнаты и прекраснейшая зала, покрытая богатыми обоями, в которой собственно и праздновалась свадьба. Для умножения великолепия было принесено заблаговременно множество серебряных сосудов, которые и выставлены для зрения на приличном им месте. Так, стояли два громадных леопарда, на шейной цепи, с распростертыми лапами, опиравшимися на щиты с гербом, и все это было сделано из литого серебра. Потом большой серебряный глобус, лежащий на плечах Атласа из того же металла, и, сверх того, множество больших кружек и другой серебряной посуды, часть которой взята была из царской казны. Место сбора приглашенных на свадьбу, долженствовавших составлять поезд, было назначено в городе, близ Кремля, в двух больших домах, стоявших друг против друга. Царь и приглашенные собрались сюда рано утром: мужчины в одном доме, а женщины в другом. Отсюда двинулись в 10 часов, чтобы направиться к Кремлю, у которого я и поместился, чтобы получше рассмотреть поезд, который казался тем еще прекраснее, что и погода была отличная. Царь впереди всех ехал на величавом черном коне. Платье на нем было из золотой парчи, самой великолепной: верхний кафтан испещрен был множеством узоров различного цвета, а на голове у него была высокая красная шапка, на ногах желтые сапоги. Конь его, в богатейший упряжи, покрыт был прекрасным золотым чепраком, а на передних ногах его блестели серебряные кольца шириною в четыре пальца. Величавый [60] вид государя, чрезвычайно красиво сидевшего на лошади, составлял немалое украшение всего зрелища: всадник поистине был царственный. По левую руку его находился господин Александр Данилович Меншиков ²³, одетый также в платье из золотой парчи, на отличном же коне, богато убранном и имевшем на передних ногах, как у царского коня, серебряные кольца. Главнейшие князья следовали затем по два в ряд, смотря по достоинству, все верхами на лошадях и одинаково одетые, числом двадцать четыре пары. Доехавши таким порядком до дворца, его величество приостановился, чтобы подождать других отставших, и здесь, стоя на одном месте четверть часа, он заставлял выделывать своего коня разные прыжки. Остановился царь таким образом у ворот... Кремлевского дворца, где находились его покои, и вверху над ними помещались в открытом месте: государыня, сестра его величества, царица ²⁴, или императрица, три маленьких княжны, ее дочери от покойного последнего царя, брата нынешнего царя. Когда царь проезжал эти ворота, княжны приветствовали его низким поклоном, и государь отвечал им тем же. Затем, когда и все упомянутые выше знатные чины тоже проехали, по два в ряд, видно было, что несли несколько факелов, окруженных великим числом пешей прислуги. За ними ехали все значительные лица, по два же в ряд, всего шестьдесят пар, одетые так же, как и впереди их проехавшие. За этими следовали гости, наш резидент и иностранные купцы, которых платье и шапки совершенно отличались от прочих. У всех у них, впрочем, были желтые сапоги, но шапочки низкие и простые, вовсе не такие великолепные, как у всех других. Их было семнадцать пар, а во всем поезде было, таким образом, двести четыре человека, большей частию богато разодетых. У большей части лошадей были серебряные удила, а у некоторых и серебряные, шириною в два пальца или около того, и довольно толстые цепи, которые висели от маковки головы до узды и привязаны были к луке седла; цепи эти издавали довольно приятный звон. Были, впрочем, цепи и из белого листового железа. За всем этим ехало пять саней, из которых в первых трех сидели три доктора-немца, а в остальных двух — самые старинные купцы из нашей земли. Затем следовала большая повозка, покрытая красным сукном и назначенная для двух цариц (императриц): так русские именуют тех боярынь, которых его царское величество назначает для присутствования в этом обряде, как жен государства, и [61] такое название принимают они, как скоро вступают в эту должность. Первая из этих боярынь, супруга князя Федора Юрьевича Ромодановского ²⁵, который правил Москвою в отсутствие его величества, налицо не находилась по случаю болезни, так что другая боярыня, супруга (Ивана) Ивановича Бутурлина ²⁶, одна должна была отправлять свою обязанность. На голове у нее была маленькая из белого поярка шапочка, в форме сахарной головы (конусообразная), с небольшим околышем, и с нею в... карете сидели две почетные госпожи. Карету везли двенадцать белых лошадей, и вокруг нее шло множество прислужников, одетых в красные платья. За этой каретой следовали еще другие двадцать пять карет поменьше, но одинаково убранные с первыми, и каждую из них везли две белые лошади: в одной из этих малых карет сидела невеста, а в остальных — русские госпожи. Между этими каретами ехали обыкновенные санки, влекомые клячей, к хвосту коей они были привязаны, а в санях сидел маленький человечек, такой же невзрачной наружности, как его лошадка и санки, одетый по-жидовски. Я подозревал, что везли этого человечка, таким образом, как бы вроде наказания за какую-нибудь провинность его, за которую он должен был представлять из себя такую особу; и я не ошибся, как подтвердили мне то многие люди, знавшие этого человека и сообщившие мне, что то был действительно жид, только принявший христианскую веру. Затем ехали еще семь других саней, наполненных девицами из соотечественниц моих, а далее еще несколько пустых карет, которые и замыкали собою поезд. Таким образом поезд этот проехал через Кремль и часть города до церкви Богоявления, где совершался обряд венчания в присутствии царя и множества особ этого блестящего собрания. Удовлетворив свое любопытство, я отправился в мою гостиницу подкрепить себя пищей, а потом пошел в хорошее местечко в слободе, чтобы опять увидеть поезжан там, где должна была играться свадьба. Все общество прибыло туда в 3 часа после полудня в количестве пятисот человек, мужчин и женщин, которые разместились в разных покоях, так что мужчины и женщины не могли видеть друг друга. Княжна, сестра его величества, и царица со своими тремя молодыми княжнами поместились за особым столом с несколькими придворными госпожами. Новобрачная — за другим столом с другими госпожами; а та, которая представляла царицу (императрицу), сидела одна, на возвышенном помещении, огороженном решеткою. [62] Остальные госпожи — как русские, так и иностранные — были в другой комнате; музыканты же помещены были на таком месте, откуда все могли их хорошо слышать. После обеда, чисто царского, продолжавшегося весело несколько часов, новобрачных повели в их спальню, в нескольких шагах от дома, на берегу Яузы. Это был небольшой деревянный дом, нарочно выстроенный, в одном конце коего поставили постель совершенно простую. Большая часть общества разъехалась между 10-ю и 12-ю часами, но оставшиеся в слободе почивали по разным домам, на воротах которых было написано мелом, кто где должен остаться. Они были нарочно приготовлены по приказанию его царского величества для того, чтобы русские легче могли назавтра явиться к месту, где оставались новобрачные, а оттуда направиться в гости в дом генерал-майора Менезия, где вдова его живет и в настоящее время. Боярыня, представлявшая царицу (императрицу), и ночевала в этом огромном каменном здании, по-царски устроенном и находящемся на большой улице слободы, а новобрачная явилась туда на другой день рано утром. Его величество также прибыл сюда в 10 часов, но без сопровождения иностранцами. Пробывши здесь часть времени, он поехал в надлежащем порядке к дому г-на Лупа, который ожидал его у ворот вместе с несколькими нашими (голландскими) купцами. Государь приостановился немного с сопровождавшими его, не сходя с лошади, и г-н Луп угощал его величество здесь разными напитками (сладкими водками).

Не хочу обойти здесь молчанием одно обстоятельство, которое порядком насмешило всех. Жених ехал верхом на превосходном жеребце, а другой господин ехал на кобылице, ни в чем по красоте не уступавшей жеребцу. Оба животных были в яру и приготовлены уже к случке, и жеребец не замедлил покрыть кобылицу. Всадник, ехавший на кобылице, проворно и ловко соскочил с нее, а жених не потерял даже своего стремени. Случай этот произвел общий и громкий смех. Шутку эту хотели проделать еще при выходе из дому, но тогда это не удалось.

Вскоре затем увидел я царевича, верхом на лошади, в сопровождении множества боярских детей, а стремянной прислужник вел под уздцы лошадь его. За ним следовала карета новобрачной, как сказано выше, парой, а за этой — большая карета в двенадцать лошадей, в которой сидела боярыня, представлявшая царицу (императрицу), [63] потом следовало множество других карет, наполненных русскими госпожами. Когда приехали к дому, в котором праздновалась свадьба и в который я постарался пробраться другой дорогой, его величество вошел в дом, а за ним следовала молодая, которая, впрочем, прошла в другое здание отдельного помещения, налево, где жил некогда генерал Лефорт, вдова коего там еще находилась. Большая карета приостановилась, чтобы осторожней проехать, потому что она по высоте своей с трудом проходила в ворота, да не могла поворотить и назад по чрезвычайной узости улицы. Во время такой остановки молодой царевич сошел с лошади и стал у кареты, где и оставался до тех пор, пока карета не прошла наконец в ворота, причем верх кареты зацепился за арку ворот и остался на ней. После этого царевич прошел через двор в дом, а названая царица (императрица) вышла из кареты и вошла в дом по лестнице с правой стороны. Иностранные гости и жены их отправились за ней туда же. Здесь оставались все так же долго, как и перед тем, пока это второе собрание не кончилось.

Но последний день, т. е. третий, решено было праздновать в немецких платьях, и все оделись в эти платья, кроме нескольких русских боярынь, оставшихся в своих платьях. И в этот день еще раз отправились все к новобрачным, но уж не с общим поездом, а порознь. За столом мужчины и женщины сидели вместе, как это водится у нас, и после пира плясали и прыгали для удовольствия его величества и всех гостей. Таким образом, окончилось это свадебное торжество почти за полночь, на описание которого, полагаю, читатель гневаться не будет по причине особенностей оного.

2 февраля, в воскресенье, после полудня, в 3 часа, привезли на санях часть шведских пленных, о которых говорено было выше. 4-го числа приехали за мной, чтобы представить меня его величеству, который находился в это время во дворце князя Александра Даниловича Меншикова, его главного любимца. Дворец этот называется Семеновским, по имени села, находившегося в получасе от слободы. Я застал его величество занятым испытанием нескольких пожарных огнегасительных труб, вновь привезенных из Голландии, которые оказались хорошими. Увидя меня, государь подозвал меня к себе и повел в комнаты. <...> «Вы многое видели, — сказал он мне, — но сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь видели подобное тому, что вам сейчас покажут». Он велел, вслед за тем, одному бедняку-русскому, которого нарочно привели [64] сюда по его приказанию, распахнуть свое платье. Я содрогнулся при виде этого несчастного. Взглянув на его тело, я увидел у него выше пупа на три пальца справа опухоль, похожую на кишку, длиной почти в руку и шириной в четыре пальца, в которую выходила вон вся принимаемая им пища; и этот бедный страдалец прожил уже девять лет в таком положении. Несчастье это произошло от удара ножом, который до того раздражил и повредил часть обычного пищеводного прохода, что никакие лекарства не излечили повреждения. Это был мужчина двадцати пяти лет. Я откровенно сознался, что не видел никогда ничего подобного, но прибавил, что я также знал одного человека, у которого испражнения совершались ртом, чему государь, в свою очередь, немало удивился. Затем он велел подавить несколько рану несчастного, для того чтобы получше ознакомить меня со свойством болезни, и вся пища выходила оттуда вполовину переваренная. Поговорив со мною часа с два, его величество, приказавший во все это время угощать меня разными напитками, оставил меня, и князь Александр подошел ко мне. Он сказал мне, что царь, узнав, что я искусен в живописи, пожелал, чтобы я снял портреты с трех юных малых княжен, дочерей брата его, царя Ивана Алексеевича, царствовавшего вместе с ним до кончины своей, последовавшей 29 января 1696 года. Это, собственно, и было главным поводом, прибавил он, для чего я приглашаюсь теперь ко двору. Я с удовольствием принял такую честь и отправился с сим вельможей к царице, матери их, в один потешный дворец его величества, называемый Измайловым, лежащий в одном часе от Москвы, с намерением прежде увидеть княжен, чем начать уже мою работу. Когда я приблизился к царице, она спросила меня, знаю ли я по-русски, на что князь Александр ответил за меня отрицательно и несколько времени продолжал разговаривать с нею. Потом царица приказала наполнить небольшую чарку водкой, которую она и поднесла собственноручно князю, и князь, выпив, отдал чарку одной из находившихся здесь придворных девиц, которая снова наполнила чарку, и царица точно таким же образом подала ее мне, и я, в свой черед, опорожнил ее. Она попотчевала также нас и по рюмке вином, что сделали и три молодые княжны. Затем был налит большой стакан пива, который царица опять собственноручно подала князю Александру, и этот, отпивши немного, отдал стакан придворной девице. То же повторилось и со мною, и я только поднес стакан ко рту, [65] потому что при дворе этом считают неприличным выпивать до дна последне подносимый стакан пива. После этого я переговорил насчет портретов с князем Александром, который довольно хорошо понимал по-голландски, и когда мы уже собирались уходить, царица и три ее дочери-княжны дали нам поцеловать правые свои руки. Это самая великая честь, какую только можно получить здесь.

Спустя несколько дней играли свадьбу некоторых особ из царского двора во дворце князя Александра. Его величество присутствовал на свадьбе вместе с князем-кесарем, дядей своим... и со множеством придворных вельмож и боярынь, также со многими купцами, английскими и голландскими, и немецкими девицами. Стол, имевший вид лошадиной подковы, накрыт был в большой зале. Его величество и русские господа занимали одну половину стола, а госпожи — другую. Князь-кесарь, князь Александр, также английские и голландские купцы поместились за круглым столом посреди залы, и за этим столом поместился и я. После великолепного обеда, когда столы были убраны, танцевали весело польский. Превосходная музыка помещена была в стороне, откуда слышна была очень явственно.

В ту же ночь князь Александр отправился на несколько дней в деревню, где у него были какие-то дела. 11-го числа г-н Павел Гейне, датский посланник, также уехал по делам в свое отечество, с намерением возвратиться весною опять в Москву, где он оставил на это время супругу.

5 марта я имел честь обедать с его величеством в Преображенском — обыкновенном месте жительства этого государя. После обеда он повел меня в палаты царицы, желая взглянуть на портреты княжен, мною уже начатые, и там он довольно долго разговаривал с царицею о моих путешествиях. 11-го числа он посетил вместе с некоторыми из своих вельмож г-на Брантса и там осматривал в моей комнате изображения, сделанные мною в Архангельске, которыми он, казалось, был очень доволен. Разговаривая о разных предметах, государь повел речь о нескольких пушках, имевших, как полагали, гербы или клейма Генуэзской республики, изображавшие, как и пушки венецианские, льва с простертою переднею лапою, положенною на книге. Правда, что так как пушки те были очень древни и гербы на них уже весьма изгладились, то и трудно было разобрать, действительно ли было там изображение льва. Государь, желая разъяснить это сомнительное обстоятельство, решил тотчас же отправиться [66] осмотреть пушки, и согласились всем обществом собраться для этого во дворце князя Александра. Когда его величество прибыл туда в назначенное время, то князь Александр сделал от себя подарок всем, находившимся тогда у него, большею частию из иноземных купцов, которых он особенно уважал, именно каждому дал по золотой медали, на которой было изображение его величества с лавровым венком на голове и вокруг с русскою надписью: «Петр Алексеевич, Великий Царь всея России». На оборотной стороне изображены были два орла, с обозначением дня месяца 1702 года, февраля 1-го.

После великолепнейшего угощения здесь отправились все в Преображенский дворец, который считается как бы обычным местом пребывания капитана, так как его величество не принимал еще до сих пор на себя более высокого чина. Дворец этот был на расстоянии одного доброго получаса от города и очень близко от дворца князя Александра. Тут же находился и арсенал полка гвардейцев его величества. В этом-то арсенале и осматривали мы те три пушки, о которых выше сказано, и оказалось, что лев на них виден еще достаточно ясно, хотя и довольно уже испорчен. Пушки эти довольно коротки и сделаны были наподобие мортир. Я решительно не мог дознать, каким это образом в давно минувшие времена пушки эти попали в руки русских.

Великолепные празднества, данные его величеством вне Москвы большому обществу господ и госпож, на коих находился и сочинитель. Особенности в отношении царицы. Его величество потешается на Москве-реке. Празднование пасхи русскими. Отъезд его величества в Архангельск

Пока мы занимались рассматриванием сказанных пушек, приготовили уже все необходимое для поездки в имение князя Александра, называемое Алексеевским и находящееся близ Леоновского, в двенадцати верстах от Москвы, где у этого князя была дача на реке Яузе. Это прекраснейшее местечко, [67] где устроены были удивительные садки, наполненные отборной рыбой. Но лучше всего для меня показались там громадные конюшни, хотя они были деревянные, так же как и самый дом. В конюшнях этих было более пятидесяти лошадей превосходной красоты. На даче мы нашли уже нескольких немецких девиц, которых его величество пригласил туда для устройства нескольких приятных пирушек. Мужчин было всего десять человек: наш резидент, трое англичан, а остальные — голландцы, не считая нескольких русских вельмож; женщин же всех было тринадцать, в том числе и молодая русская девица, сестра князя Александра.

Нас великолепно принимали там и угощали вечером различными кушаньями, мясными и рыбными. Накрыто было два стола в огромной зале: один длинный стол, за которым поместился его величество с разными господами, а супротив — женское общество, и другой круглый стол, посреди залы, за которым кушали англичане и большая часть немцев, или, скорее, голландцев. После ужина каждый отправился в назначенный для него покой. Русские в одной половине, и женщины — в другой; иностранцы только остались вместе еще несколько часов и веселились.

На следующий день был другой пир, подобный вчерашнему, а для возбуждения веселия расположена была музыка в одной стороне зала из скрыпок, басов, труб, трубок, гобоев, флейт и проч<его>, как в наших странах. Когда убрали столы по окончании обеда, весело танцевали польский, и его величество был очень весел, поощрял всех к веселию и шуткам, не забывая и вина. Ночью разошлись отдохнуть для того, чтобы опять повеселиться завтрашний день, который также прошел во всякого рода удовольствиях и забавах, но так, что я никого не видел слишком обремененного от напитков, и затем все отправились по своим домам.

В это время я получил дозволение взять к себе на дом портреты молодых княжен, нарисованных мною в рост, для окончания. Царь приказывал мне несколько раз кончить их поскорее, потому что он должен был отослать куда-то эти портреты, но куда именно, я не знал. Я исполнил это приказание с возможной поспешностью, представив княжен в немецких платьях, в которых они обыкновенно являлись в общество, но прическу я дал им античную, что было предоставлено на мое усмотрение.

Перехожу теперь к изображению царицы, или императрицы, Прасковьи Федоровны. Она была довольно дородна, [68] что, впрочем, нисколько не безобразило ее, потому что она имела очень стройный стан. Можно даже сказать, что она была красива, добродушна от природы и обращения черезвычайно привлекательного. Ей около тридцати лет. По всему этому ее очень уважает его величество царевич Алексей Петрович, часто посещает ее и трех молодых княжен, дочерей ее, из коих старшая, Екатерина Ивановна,— двенадцати лет, вторая, Анна Ивановна,— десяти и младшая, Прасковья Ивановна,— восьми лет. Все они прекрасно сложены. Средняя белокура, имеет цвет лица черезвычайно нежный и белый, остальные две — красивые смуглянки. Младшая отличалась особенною природною живостью, а все три вообще обходительностью и приветливостью очаровательною.

Любезности, которые оказывали мне при этом дворе в продолжение всего времени, когда я работал там портреты, были необыкновенны. Каждое утро меня непременно угощали разными напитками и другими освежительными, часто также оставляли обедать, причем всегда подавалась и говядина, и рыба, несмотря на то что это было в великий пост, — внимательность, которой я изумлялся. В продолжение дня подавалось мне вдоволь вино и пиво. Одним словом, я не думаю, чтобы на свете был другой такой двор, как этот, в котором бы с частным человеком обращались с такой благосклонностью, о которой на всю жизнь мою сохраню я глубокую признательность. Ободренный такою внимательностью, я принял смелость поднести его величеству в Преображенском дворце по книге моих путешествий, нарочно для того мною переплетенных, льстя себя надеждой, которая и оправдалась, что государь этот благосклонно примет мое приношение.

29 марта он катался на шлюпке по Москве-реке против течения за три или четыре версты от моста, что у Кремля. Затем он спустился по ней, уже благоприятствуемый течением, с большою быстротою, за три или четыре версты по сю сторону того же моста, к которому он опять потом возвратился. Князь Александр ожидал его здесь вместе с несколькими английскими и голландскими купцами, которых он опять угощал по желанию мясным и рыбным кушаньем, невзирая на великий пост, доставив каждому из них полную свободу то или другое употреблять по выбору. Но сам государь, равно как и сопровождавшие его, кушали только одно мясное. [69]

Месяц апрель начался такою резкою теплотою, что лед и снег быстро исчезли. Река от такой внезапной перемены, продолжавшейся сутки, поднялась так высоко, как не запомнят и старожилы. Мельницы на Яузе все были весьма попорчены; рыбные пруды и низменные места позади домов на далекое пространство были залиты водою, равно как и улицы затоплены, что обыкновенно случается здесь весною, когда тают снега. Немецкая слобода затоплена была до того, что грязь доходила тут по брюхо лошадям. Царь, узнавши об этом, приказал очистить слободу и взять меры для отвращения такой грязи и нечистоты.

5 апреля утром, около 6 часов, загорелся в Немецкой слободе дом одного из наших соотечественников. Царь тотчас же явился сам на пожар и лично давал надлежащие распоряжения для прекращения огня, как это его величество делает и всегда в подобных случаях. В Москве есть особая стража, наблюдающая во все часы ночи и поднимающая тревогу немедленно, как только произойдет подобное несчастие.

В этот же день отправлялся праздник пасхи, к великому удовольствию русских, сколько по причине желанного времени воскресения Иисуса Христа, столько же и ради окончания великого поста. В ночь перед пасхой, а также весь первый и второй день по всей Москве звонят в колокола не переставая. Встречаясь, русские дарят друг друга пасхальными яйцами, что продолжается и в течение четырнадцати следующих дней. Обычай этот одинаково соблюдается знатными и простолюдинами, старыми и малыми, которые взаимно одаряют один другого яйцами, для чего постоянно носят их при себе. На улицах и путях видите лавки с крашеными и вареными яйцами. Наиболее употребительный цвет, в который окрашивают эти яйца, — цвет голубой сливы, но есть и зеленые, даже белые, весьма хорошо окрашенные краской, наконец, есть и расписанные очень искусно яйца, стоящие от двух до трех риксдалеров каждое. На многих делается надпись: «Христос воскресе!». Знатные люди запасают множество таких крашеных яиц, которые раздают посещающим их на праздниках, причем целуются с приходящими в уста, говоря: «Христос воскресе!», на что те отвечают: «Воистину воскресе!» Простой народ христосуется описанным образом и на улице, и никто не отказывается от такого христосования, какого бы пола или звания он ни был, будут ли то мужчины или женщины. Прислуга также не пропускает случая и приносит также [70] яйцо в покои своим хозяевам, за что и получает от этих последних подарок, называемый праздничное, или праздник. Мне также принесли двенадцать или четырнадцать таких яиц, весьма чисто окрашенных женщинами. В старину такие взаимные одарения пасхальными яйцами считались делом важным, но с некоторого времени это очень изменилось, как и все остальное. Впрочем, русские вельможи и иноземные купцы поздравляют еще пасхальными яйцами ныне царствующего государя и получают взамен подобные яйца из его собственных рук; но вообще это уже теперь как-то не в большом употреблении.

9-го числа царь опять потешался катаньем на Москве-реке. Гребцы на шлюпке его величества, равно как и княжны, сестры его, одеты были в белые рубахи, по-голландски, с оборками напереди. Все иностранные купцы накануне еще получили приказание заготовить к плаванию по две рубахи от каждого купца. На каждой шлюпке было по две небольшие мачты, для того чтобы можно было плыть на парусах, в случае, если ветер будет благоприятный. Плавание должно было начаться на Москве-реке от увеселительного дома генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, лежащего на этой реке, невдалеке от города Москвы, насупротив прекрасной дачи его величества, называемой «Воробьевы горы». Генерал этот в предшествовавший день угощал там в своем доме его величество и все его общество. Оно состояло из царевича, сестры его величества, сопутствуемой тремя или четырьмя русскими боярынями, из множества знатных господ придворных и других, также из нашего резидента, нескольких иностранных купцов и из пятнадцати или шестнадцати немецких господ. Все шлюпки стояли наготове перед сказанным увеселительным домом, числом около сорока, и в каждой от десяти до двенадцати гребцов. Когда царь сел в свою шлюпку и все общество также разместилось, тронулись плыть и поплыли с необыкновенной быстротой, проплыли мост и направились в Коломенское — большой увеселительный дворец его величества, стоящий от Москвы в двадцати верстах, если плыть водою, по берегу же, сухим путем, только в семи верстах. В Коломенское прибыли около 7 часов вечера и нашли там истинно царский ужин. На следующий день угощение продолжалось также и притом с музыкою. В 3 часа после обеда возвратились в город — одни в каретах, другие в колясках, а кто верхом на лошади. На следующий день г-н Брантс принимал [71] и угощал у себя его величество, в сообществе с голландским резидентом и многими англичанами и голландцами. Здесь так хорошо веселились, что царь пробыл до 11 часов вечера, а остальные гости пропировали и до 2 часов пополуночи.

19 числа я получил приказание отнести портреты княжен, конченные уже мною, во дворец царицы для показа их ей. Я отправился туда с шурином князя Александра ²⁷. Так как царица была нездорова и даже лежала, то я показал ей портреты перед ее постелью. Она, казалось, осталась довольна, поблагодарила меня и подарила мне кошелек золота, подав его мне собственной рукой, которую она, сделав мне честь, дозволила поцеловать. Затем она спросила меня, останусь ли я в Москве на такое время, в которое мог бы вторично написать портреты княжен. По утвердительном на это ответе моем одна из княжен предложила нам по маленькой золоченой чарке водки, а потом по стакану вина, после чего мы и удалились. Отсюда я приказал отнести портреты во дворец князя Александра, где я свернул их в надлежащий сверток для отправления. В ночь за этим днем царь отправился в Архангельск в сопровождении князя Александра, патриарха Никиты Моисеевича Зотова ²⁸, Великого хранителя печати Федора Алексеевича Головина ²⁹, первого государственного министра г-на Гаврилы Ивановича Головкина ³⁰, князя Григория Григорьевича Ромодановского ³¹, боярина князя Юрия Юрьевича Трубецкого и одного стольника, т. е. служащего при столе его величества. Между тем делались приготовления, необходимые для очистки улиц в слободе, и приступили к работам по этому делу 26 апреля. Прежде всего сгребли грязь с улиц в кучи, для того чтоб свезти ее потом, и для распоряжения этими работами выбрали двух немцев. Они так хорошо распорядились, что к концу недели слободские улицы оказались в таком удовлетворительном состоянии, что по ним можно было ходить уже совершенно сухо.

3 мая получено было, по письмам из Архангельска, известие, что вследствие прохода льда вода так высоко поднялась, что никто еще такой не запомнит, отчего она причинила много вреда, а именно: большая часть домов, расположенных близ Новодвинской крепости, снесена; строевой лес на лесном дворе или верфи его величества весь тоже унесен водой; один корабль, стоявший уже на лесных подмостках, перевернут; несколько судов, бывших у города, прибиты к мосту купеческих палат, и, наконец, [72] вода поднялась вообще так высоко, что затопила несколько городских домов.

На следующий день начали вывозить из слободы грязь и навоз, сложенные прежде в кучи, и всякий домохозяин, делая это на свой счет, мог по произволу свозить грязь или в свой сад, для поднятия почвы, или в другое какое-либо место, и вообще куда найдет для себя более удобным. Но чтобы еще скорее подвинуть работу эту, немецкие купцы собрались в господской гостинице, в прекрасно расположенном доме, с отличным садом позади. Здесь они выбрали еще двух смотрителей, вдобавок к прежним двум, чтобы они постарались исполнить это дело, с общего совета, самым наилучшим образом. Избрание это производилось по большинству голосов, причем каждый писал на особом клочке бумаги имя того, кого он избирает. К этим избранным прибавили затем еще восемь человек в качестве помощников и дали им достаточное полномочие.

9 мая, в день св. Николая, получили письма из Голландии, от 28-го числа прошлого месяца, с печальною новостью о кончине его величества, короля Британии Вильгельма III ³², после кратковременной, четырехдневной только, болезни. Новость эта поразила ужасом всех иностранцев, в особенности же моих соотечественников, которые знали лучше, чем кто другой, достоинства этого государя и которые наложили у себя шестинедельное жалевое (траур) по этому случаю.

19-го числа мы получили новые письма, извещавшие нас, что в Голландии было большое наводнение, захватившее несколько селений, причем погибло множество народа. В письмах этих присовокуплялось, что союзники ³³ заняли Кейзерсварт.

21-го числа русские отправляли праздник Владимирской божией матери, называемой так по городу, в котором, говорят, Дева Мария явилась некогда; в память этого-то события и бывает праздник в одной из церквей Москвы. Бывает это всегда в четверг перед пятидесятницей, и день этот называется русскими семик. В этот день несколько священников отправляются рано утром к известной яме, или колодцу, куда бросают убитых на большой дороге или так где-нибудь, а также и тех, которых казнили смертию по суду, о чем мы выше сего уже говорили. Колодцы эти, числом три или четыре, в окрестностях Москвы засыпаются затем землею ежегодно, а на следующий год вырывают новые, что обыкновенно делается накануне праздника. В этот же день хоронили и [73] мать царицы, умершую только накануне, ибо у русских покойников не держат долго не погребенных, о чем подробнее мы скажем еще в другом месте. Похороны матери царицы совершились вполне запросто, без всяких обрядностей. В тот же день утром был в Москве пожар, погашенный только к 10 часам. 3 июня был пожар в одной деревне, лежащей невдалеке от Москвы, а 14-го числа — третий пожар, опять в Москве.

В это время несколько купцов отправилось отсюда в Архангельск.

Описание земных произведений, плодов, загородных домов (дач), рыбных прудов и других предметов, до которых русские охотники. Русские отшельники, или пустынники; заключенные

Живя в Москве, я иногда делал прогулки за город с моими друзьями. Однажды, гуляя таким образом в лесу в июле месяце, я нашел там известную ягоду, которую русские называют костяникой; вкусом она кисловата. Люди зажиточные едят ее с медом или сахаром, как мы едим землянику. Из нее делают род лимонада и прохладительный напиток, который предписывают и больным. Леса вокруг Москвы полны этой ягоды, которая растет по всей России в густом лесу, но наилучше — в тени дерев. Название костяники означает собственно ягоду костистую (т. е. с косточкой), и она действительно такова. Всякий стебелек этой ягоды имеет три или четыре веточки, и на них-то сидят ягоды по двадцати... Листья ее зелены и летом, и зимой, а ягоды ее созревают в упомянутом месяце. Другая ягода, называемая брусника, покрупнее первой и в которой каждая ягодка имеет свой особый стебель, как у нас смородина,— от двадцати до тридцати ягод в одной кисти. Ягода эта растет не выше пяди от земли, костяника же — целой половиной выше. Ежегодно в Москву привозят бездну брусники, и иностранцы и русские делают из нее разные запасы и употребление. Русские кладут ее в сосуды и наливают холодной водой, оставляя [74] так на всю зиму, затем они выливают воду и наполняют новой сосуд, а из настоявшейся воды делают питье, чрезвычайно освежительное и довольно приятное на вкус, особенно если прибавить сахару или меду. Для того чтоб освежиться хорошенько, едят и самую ягоду с частью меда. Немцы выжимают бруснику, извлекают из нее сок, который варят с медом и сахаром до известной густоты, и едят такое варево с жарким, которому оно придает удивительно приятный вкус. Они также сохраняют такое брусничное варево в небольших сосудах, подмешивают туда соку и из других выжатых ягод, и из этого образуется лакомство, которым они угощают своих приятелей и которое чрезвычайно освежительно. Лист брусники похож на лист пальмы... и тоже постоянно зелен, летом и зимою.

Эта страна естественно изобилует во множестве всякого рода растениями. Там произрастает обыкновенная белая капуста, которой русские заготовляют большие запасы и которую простолюдины едят по два раза в день. Огурцы, которые русские едят, взяв в руки, как мы яблоки или груши, которых они также запасают громадное количество, сберегают их целый год и которые и знатные люди очень охотно и во множестве потребляют. Много в этой стороне и чесноку, до которого русские большие охотники и запах которого слышен издалека. Хрен у русских также в общем употреблении, и они искусно приготовляют из него разные приправы к рыбе и говядине. Репы там разного рода в изобилии, точно так же как и красной капусты, которую иностранцы завезли сюда с недавнего только времени. Есть также спаржа и артишок, но едят их только одни иностранцы. Артишоки растут и в земле. Мы научили русских разведению желтой, белой и красной моркови (пастернаку и свекловицы), которых у них множество, а также салата и сельдерея, прежде им неизвестных, а теперь очень ими любимых.

Окрестности Москвы изобилуют земляникой, большею частью мелкой; ее едят там пригоршнями. Малина также растет там, равно как и дыни, во множестве чрезвычайно крупные, но не так вкусные, как в Италии, потому что водянисты, похожи на наши огурцы, имеют довольно воды, но мало семян.

Что касается до плодовитых деревьев, то в России много мелкого ореха, но грецкого мало. Яблоки там разного рода, хороши, красивые на вид, кислые, равно как и сладкие, вкусны, и я видел такие прозрачные, что насквозь видны были семечки. Груши там не так хороши, [75] да их мало, и какие есть, то и те мелкие. Сливы и вишня тоже плохие, за исключением тех, которые растут у немецких купцов в садах; есть там земляника тоже в довольном количестве; сады же этих последних чрезвычайно чисты, полны множеством различных цветов, а сады русских запущенны, дики, не возделаны и без всяких украшений. Фонтаны и водометы русским не известны, хотя воды у них много везде, и они легко могли бы устроить их с небольшими издержками. В этом отношении заметна, впрочем, некоторая перемена, равно как и в улучшении построек домов и садов, особенно с тех пор, как царь побывал в наших странах. Так в особенности князь Данило Григорьевич Черкасский развел голландский сад в своей деревне Сетове в тринадцати верстах от Москвы. Сад этот большой, содержится чисто и в порядке, но и то правда, что князь имеет для этого особого садовника из Голландии: потому сад этот лучше рассажен, расположен и с большими украшениями, чем все остальные в этой стране.

Вообще в Москве мало любопытных предметов. Лучшее украшение загородных домов москвичей состоит в их рыбных прудах, из которых три действительно достойны удивления. Часто их бывает по два и по три около дома, довольно больших и богато полных рыбою. Когда приезжают к ним дорогие им гости, они тотчас забрасывают невод в воду и тут же, в присутствии своих гостей, налавливают разной рыбы блюд на двадцать или тридцать, а иногда и больше, как я то сам видел.

Никогда не забуду одной прогулки моей с несколькими голландками в деревню г-на Стрешнева ³⁴, богатого человека, жившего в Факелове, в пятнадцати верстах от Москвы, где приняли нас с обязательнейшею любезностью. Супруга этого господина, красивая и приветливая женщина, делала со своей стороны все возможное, чтобы доставить нам удовольствие. Мы нашли прекрасно построенный дом, со многими отличными комнатами. Кроме того, в нем была очень хорошая голландская кухня безукоризненной чистоты, в которой госпожи наши тут же изготовили несколько блюд рыбных по нашему способу, несмотря на то что у нас припасен был порядочный запас из холодной говядины; сверх того, подано было еще блюд двадцать рыбного кушанья, приготовленного по русскому способу, с разными превкусными подливами. После обеда пригласили нас в другую комнату, где висело на перекладинах несколько веревок для качелей, и предложили нам покачаться: приятное препровождение [76] времени, весьма обыкновенное здесь. В свою очередь, хозяйка дома сама велела двум молоденьким и миловидным девицам покачать и ее. Качаясь, она взяла к себе на колени своего малого ребенка и начала петь вместе с сказанными служанками чрезвычайно приятно и способом очаровательным, прося нас в то же время извинить ее и уверяя, что она непременно пригласила бы из Москвы музыку, если б только дозволило время. Когда мы засвидетельствовали ей нашу благодарность за все доставленные ею нам удовольствия, она повела нас к пруду и приказала закинуть сеть, чтобы снабдить нас свежею рыбою на дорогу. После всего этого мы распростились с хозяевами и сели в карету, вполне довольные оказанным нам приемом.

Близ этой деревни, или дачи, я видел дерево необычайной толщины и красоты с широко раскинувшимися ветвями, которого ствол имел 3 1/2 сажени в обхвате у корня. Это был белый тополь, который русские называют осиной.

Большая часть иностранцев имеют позади домов своих, или дач, обыкновенно сад, в котором они старательно разводят множество разного рода плодовитых деревьев и цветов, выписываемых из наших стран. Цветники в этих садах ограждены дощечками вместо пальм. Так как почва этой земли сама по себе родит цветы плохо, а цветы лесные очень посредственны, то для русских нет большего удовольствия, как подарить им пук цветов, который они с наслаждением несут домой. Впрочем, из более знатных русских некоторые владеют тоже уже хорошими садами и разводят в них и цветы.

Что касается нравов этих людей, то в сношениях своих наблюдают они между собою довольно странный обычай. Пришедши куда-нибудь и вступивши в комнату, они не говорят прежде ни слова, но ищут глазами изображения какого ни есть святого, которое всегда имеется в каждом покое. Отыскав оное, они кладут перед ним три поклона, осеняя себя в то же время крестным знамением и произнося: «Господи, помилуй!»— или же: «Мир дому и живущим в нем!», и опять совершают крестное знамение, затем они уже здороваются с хозяевами и ведут с ними беседу. То же самое делают они, посещая и чужестранцев, сотворя поклон перед первой попавшейся им на глаза картиной, из опасения не отдать прежде богу подобающего ему почтения.

Самое распространенное препровождение времени у них считается соколиная охота на птиц и с гончими собаками [77] на зайцев. В этом отношении у них есть точные постановления: каждый может держать известное только число собак, сообразно своему положению. Кроме этих, у них мало обыкновенных развлечений. Самые употребительнейшие инструменты их суть: арфа о четырех струнах, цимбалы, волынка и охотничий рожок. Они находят большое удовольствие глазеть во время работы также на калек и пьяных, уже через меру выпивших.

Когда они отправляются к кому-либо в гости, то садятся обедать в 10 часов утра и расходятся в час пополудни, чтобы уснуть дома,— зимою ли то, или летом.

Приемы писать у них следующего рода: они берут в левую руку бумагу, кладут ее на колени и пишут таким образом, что им нужно. Впрочем, некоторые начинают писать так же, как и мы, особенно в разных канцеляриях; шьют они совсем отлично от нас: они надевают наперсток на первый палец, который, вместе с большим, употребляют для того, чтобы тянуть иглу с ниткой к себе, а не от себя, как это делается у нас. Они помогают себе в шитье и ногами, которые у них обыкновенно босые, и мастерски придерживают двумя первыми пальцами ноги материю, которую шьют точно так, как у нас, придерживают ее коленами или прикалывают ее к чему-нибудь. Впрочем, я видел в разных местах не раз и таких, которые шьют иначе.

В начале июля я ходил с одним моим приятелем в Преображенское посмотреть на трех пустынников, сидевших там в заключении уже дня четыре или пять. Проживали они близ Азова, у небольшой речки, впадающей в Дон. Я был поражен их видом, одеждой и прибором. Самый старший был мужчина за семьдесят лет, двое других — за пятьдесят. Первый жил в сказанном месте лет сорок, в пещере, где и был однажды захвачен татарами, продан туркам, от которых скоро бежал и возвратился опять в свое пустынное жительство, в котором и оставался с тех пор до последнего времени. Как полагают, их обвиняли в том, что они уклонились от русской веры, но они не сознавались в этом, просили, чтоб их испытали, заявляя, что они готовы подвергнуться тягчайшим наказаниям во славу Иисуса Христа в случае, если они окажутся отступниками, хотя они не умеют ни читать, ни писать. На них были только одни кафтаны из грубой шерстяной ткани; волосы спускались у них до поясницы, точно у дикарей, нечесаные и закрывающие лицо до того, что нельзя было и видеть его, если не отстранить волос рукою. На груди у них был большой железный крест, весом добрых фунта четыре, прикрепленный [78] к железной же полосе, перекинутой через плечи и ниспадавшей на спину, где она прикреплялась к другой, железной же, полосе, служившей вместо пояса и соединявшейся напереди с нижним концом того же креста на груди. Двое младших оказывали большое уважение к старейшему, которого они поддерживали под руки всякий раз, когда он вставал на ноги, что он сделал и в то время, когда мы подошли к нему. Они должны были оставаться в заключении до возвращения его величества. Однако ж их посадили вместе, не заковывая уже в железа, в помещение без кровли, где они и сидели на рогожах в одном углу, в некотором расстоянии друг от друга. Заключенные, бывшие тут кроме этих отшельников, большею частию закованы были по ногам в железа и оковы: эти были так коротки, что они с трудом могли двигаться. Сверх того, при каждом было по сторожу, а также и вне темницы находились сторожа, для того чтоб заключенные отнюдь не могли уйти. Эта темница высока и сделана из брусьев, с отверстием вверху (но внутри с разными прикрытиями) и спереди образует небольшой четвероугольник. Любопытство заставило меня посетить сих отшельников и в другой раз, но я узнал, что их перевели уже в другую, соседнюю темницу, в которой они и должны были оставаться впредь до нового о них распоряжения. Эта милость последовала им благодаря чьему-то ходатайству.

В конце этого месяца получено было известие о новой победе, одержанной над шведами ³⁵ войсками его величества. Немного спустя царица поручила мне написать в другой раз портреты ее княжен, тоже во весь рост и в той же одежде, как и первые портреты. Мне очень хотелось было отказаться от этой работы, и я всепокорнейше просил ее уволить меня, так как мне пора была уже продолжать мое путешествие, но, увидав, что это было неприятно для нее, я решился и по другим также основаниям исполнить ее просьбу и принялся за работу, не теряя времени.

5 июня большинство купцов, остававшихся еще в Москве, отправились в Архангельск. По обыкновению, мы провожали их, как и других прежде, за десять верст от города до деревни, лежащей на реке Яузе, где раскинули несколько палаток, в которых и провели некоторое время в обществе с несколькими госпожами. Затем, выпивши за здоровье отъезжающих друзей наших, мы возвратились в город, кто в карете, коляске, а кто и верхом.

Спустя несколько дней, прогуливаясь однажды в саду позади нашего дома с ружьем, как делал я часто и прежде этого, с целию застрелить куличка или утку на пруду или [79] на на Яузе, я увидал у себя над головою высоко в воздухе журавля. Я тотчас же зарядил ружье пулей, так как птицу эту, по ее величине, трудно убить дробью, и был так счастлив, что попал в журавля, который и упал в пруд. Это вообще случай необыкновенный, потому что птица эта редко попадается в этой местности. У некоторых господ есть, впрочем, по деревням прирученные журавли, которых привозят, обыкновенно, из других мест. Убитого мною журавля я велел изжарить, и мы нашли, что вкус его мяса отзывается рыбой.

Описание Москвы. Число церквей и монастырей в этом городе и другие его особенности

Время теперь поговорить несколько подробнее о владениях его величества, который был так милостив ко мне (чего другим не было дано), что лично дозволил мне с полною свободой говорить о всем том, что, по-моему, заслуживало упоминания или описания, не удаляясь от истины.

Я начну с города Москвы, который я снял в эти дни с высоты дворца царского, называемого Воробьевским,— огромного деревянного здания в два яруса. В нижнем жилье этого дворца было сто двадцать четыре покоя, и я полагаю, что столько же было и в верхнем. Он обнесен был деревянною стеною, расположен же на высоте горы, против Девичьего монастыря, по другую сторону Москвы-реки, в трех верстах на запад от столицы. Я был и прежде за несколько дней до этого в этом дворце вместе со многими другими господами и некоторыми госпожами, и всех нас принимал здесь в то время шурин князя Александра. Сам царь выбрал это место, как наиболее пригодное для моей цели, и оно действительно было таково. Но так как сестра его величества занимала этот дворец на время лета, то я просил сказанного шурина князя Александра проехать со мною к ней и доложить ей о поручении, которое я получил от царя. Она отвечала, что я могу приезжать во дворец во всякое время, какое я найду удобным для себя, но пожелала, чтобы я не привозил туда с собою более одного служителя. Таким образом я отправлялся туда несколько дней сряду и исполнил свой снимок водяными красками на бумаге, из самых верхних окон... С этой высоты [80] ясно видно все, что только находится в городе и в окрестностях его. На снимке все обозначено числами, а именно: 1. Новый Девичий монастырь. 2. Помещение для одного из пехотных полков. 3. Воротники, или дом заставного начальника. 4. Место, называемое Сущово. 5. Новинский монастырь. 6. Саввинский монастырь. 7. Церковь Николы на Щепах. 8. Церковь Благовещения. 9. Девичий Страстной монастырь. 10. Сретенская башня, или башня Сретенских ворот. 11. Петровский монастырь, или монастырь св. Петра. 12. Кремль, или замок. 13. Троицкая башня. Это название церковной колокольни, находящейся снаружи Кремля. 14. Собор, или главнейшая церковь города, где большая часть обретается мощей. 15. Иван Великий, или самая высокая башня (колокольня) в Кремле. 16. Церковь Филатова, или красивая церковь, построенная Филатовым. 17. Церковь Воскресения в Барашах ³⁶. 18. Кадаши — место жительства полотняных ткачей их величеств близ церкви. 19. Церковь св. Николая. 20. Церковь пророка Илии. 21. Таганка, т. е. церковь, названная по месту, где она построена. 22. Андрониев монастырь. 23. Красивый монастырь Спас Новый. 24. Палаты Крутицкого монастыря. 25. Донской монастырь, или монастырь Донской божией матери. 26. Спаса новый монастырь, или новый монастырь, посвященный нашему Спасу. 27. Андреевский монастырь. 28. Даниловский монастырь. 29. Река Москва. 30. Воробьева гора.

Многие писатели полагают, что некогда город Москва был вдвое больше того, как он есть теперь. Но я, напротив, дознал по самым точным исследованиям, что теперь Москва гораздо больше и обширнее того, чем была когда-нибудь прежде, и что в ней никогда не было такого множества каменных зданий, какое находится ныне и которое увеличивается почти ежедневно. Москва лежит под 55 1/2° северной широты. Ее называют Моско, Мусков и Москва. Она лежит в полуденной стороне, посреди Московской России, на небольшой реке Москве, по которой и самый город так назван. В окружности Москва имеет добрых три часа ходьбы до земляной стены, или вала, начиная с Покровских ворот, от которых улица того же названия Покровка простирается до Красной стены Китая. Отсюда пошел я мимо Мясницких ворот, с улицею того же имени. На земляном валу стоят двое каменных ворот. Третьи ворота — Сретенский пролом, который собственно есть дорога, ведущая к городским воротам, ибо с этой стороны вовсе нет никаких ворот у земляного вала, а есть только просто открытый ход или отверстие. Четвертые — Петровские [81] ворота, от которых идет улица того же имени к городу. Пятые — Тверские. Шестые — Никитские ворота, с улицами под теми же именами. Седьмые — Арбатские ворота. Восьмые — Пречистенские ворота, некогда Чертольские, называвшиеся также с улицею. Девятые — Всесвятские, там же лежащие. Десятые — Кокуевские ³⁷, повыше речки Неглинной. Одиннадцатые — такие же другие ворота, и двенадцатые — Таганские, или Яузские, также с улицею.

Сделавши обход всего описанного пространства, на другой день я обошел стену города, называемого Белым городом, и нашел, что в окружности она имеет полтора часа ходьбы. Между каждыми из названных ворот города возвышается в самой стене по две башни, а между некоторыми воротами — и по три башни. Башни эти четырехугольные, вовсе не приспособленные для установки на них пушек, и отстоят они одна от другой на четыреста шагов, исключая одно место, которое вовсе не имеет башен: оно находится между двумя воротами, и его величество приказал развести здесь сад, чтобы нельзя было обойти стену, а должно было войти в город именно в этом месте, то есть с севера.

Москва разделяется на четыре части, из которых первую составляет замок, или крепость, называемый Кремль-город, лежащий на берегу Москвы-реки, идущей с западной стороны и впадающей в реку Оку близ города Коломны, в тридцати шести часах от Москвы; Ока же впадает в Волгу близ Нижнего Новгорода, во ста часах от Москвы. Замок этот, или Кремль, опоясан высокою каменною стеною, снабженною многими башнями... лучший вид его — со стороны реки, невдалеке от большого моста. В Кремле пятеро ворот, а именно: Спасские, на которых находятся часы, Никольские, Каменного моста ³⁸, Трисвятские ³⁹ и Тайнинские, ведущие через сухой ров до самой реки. В самом Кремле пушек вовсе нет, но когда вздумают позабавиться пальбою из них, берут оные из Арсенала: тогда ставят их на базаре или на большом торге, находящемся перед Кремлем, где дворец царский, построенный из больших и крепких камней, однако, довольно мрачен. Тут же патриарх имеет свое местопребывание и все канцелярии или судебные места, называемые по-русски приказами, равно как и дома некоторых знатнейших придворных господ, которые, впрочем, его величество начал приобретать в свою собственность, за исключением одного дома. Посреди большой площади, окруженной различными зданиями, возносится башня, или колокольня, Иван Великий, [82] подле которой находится громадный колокол, упавший с колокольни во время пожара в 1701 году и разбившийся от падения. Говорят, он весит 266 666 фунтов голландских, или 336 центнеров, т. е. 8000 пудов с лишком, считая пуд равным тридцати трем нашим фунтам. Вылит этот колокол в царствование великого князя Годунова. На площадку, где он висел, нужно всходить по ста восьми ступенькам, идущим между двумя башнями, и, взошедши туда, можно видеть еще место, откуда он упал. Колокол этот величины чудовищной; по краям его с одной наружной стороны вылита русская надпись с тремя выпуклой резьбы головами. Поднявшись еще выше, на тридцать одну ступеньку, выходишь на другую площадку, где в оконных арках колокольни висят еще восемь колоколов, а через двадцать ступеней выше этого — другие девять колоколов, висящих в таких же окнах колокольни, один другого меньше, из коих некоторые по два вместе. С высоты этой Ивановской колокольни открывается самый лучший вид на город, со множеством каменных церквей, которыми он наполнен. Церковные и колокольные главы некоторых из них вызолочены, что производит чрезвычайное впечатление, когда солнечные лучи падают на эти главы и играют на них; но великолепнее всех Соборная церковь. Кроме церквей в городе этом есть множество и других красивых каменных зданий; и теперь еще в Кремле строится новый Арсенал и возводится другое деревянное здание перед воротами св. Николая, для представления в нем театральных произведений. Для этого в текущем году прибыло из Гданска общество (труппа) актеров, которые в эту зиму представляли уже несколько пьес в доме покойного генерала Лефорта. Русские уже пытались подражать этим актерам, давши сами несколько небольших представлений, которые, по правде сказать, оказались довольно плохи, как это можно себе представить. Но, однако ж, справедливо и то, что народ этот обладает замечательными способностями, кроме уже того, что он любит подражать, как в хорошем, так и в дурном. Даже тогда, как они заметят какие-нибудь хорошие приемы обращения, различные от ихних, они откровенно признаются, что те лучше, чем их приемы, которые не дозволяют им, как они говорят, быть добрыми.

Сказавши о первой части города, перехожу к другой, составляющей собою около четвертой части Кремля со стороны города. Называется она Китай-город и составляет почти середину всего города; эта часть обнесена высокою каменною стеною, называемою Красная стена, потому что [83] некогда она действительно была красного цвета, но побелена в правление царевны Софьи Алексеевны ⁴⁰ и ее меньших братьев. Церковь св. Троицы ⁴¹, построенная одним итальянским зодчим и составляющая одну из главных церквей города, находится среди этих стен как раз против Кремля. Здесь же происходит и главное торжище, всегда полное народа; также находятся большею частью лучшие господские дома, гостиный двор с купеческими товарами и замечательнейшие лавки, расположенные по отдельным улицам, смотря по роду товаров, выставляемых и продаваемых там. Есть также тут и крытые ряды для торгующих сукнами, материями разными, парчами, шелковыми тканями, мехами и другими подобными товарами. Иностранные купцы тоже имеют здесь свои магазины, в которых и сидят они по целым дням. Наконец, мастеровые и мелкие торговцы помещаются в особых улицах, так же как и другие.

Третья часть этого города называется Белый город, или Белая стена. Эта часть с Китай-городом совершенно охватывает Кремль до самой Москвы-реки и имеет также свою стену. Небольшая речка Неглинная протекает через эту часть, имея с одной стороны (на одном берегу) Арсенал, а с другой — большой кабак, или дом, в котором продается водка.

Четвертая часть, находящаяся внутри земляного вала, называется Скородом, то есть сделанный наскоро. Это название произошло по тому обстоятельству, что вал этот возведен был в очень короткое время, преимущественно со стороны рек Москвы и Неглинной, для того чтобы прикрыться от татар, при царе Федоре Ивановиче ⁴², в 1584 году. Царь этот был сын царя Ивана Васильевича, первого князя, принявшего титло царя, после покорения царств Касимовского, Казанского, Астраханского и Сибирского.

Слово «царь» ⁴³ есть славянское и значит собственно король, а не император, как объясняют его некоторые писатели. Славяне слово «император» разумеют в смысле кесарь или цесарь, а «король» — в смысле короля. Немцы также ошибаются, полагая, что название «царица» значит императрица, так как под названием этим должно разуметь только королеву.

Большая часть слобод, или места жительства стрельцов, то есть военных людей, помещается в этой последней части города. Прежде они живали и внутри Красной и Белой стены, но с некоторого времени государь выселил их оттуда по причине неспокойного их нрава и беспрестанных почти возмущений. [84]

Относительно зданий, ничто мне не показалось здесь так удивительным, как постройка домов, которые продаются на торгу совершенно готовые, так же как и покои и отдельные комнаты. Дома эти строятся из бревен или древесных стволов, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время. Продаются они в таком виде по сто и по двести рублей за сруб (каждый рубль стоит пять голландских гульденов), отдельные же комнаты продаются по цене, соразмерно с этой же стоимостью целых домов.

По ту сторону земляного вала находятся, говорят, деревни, пригороды и монастыри, которыми город окружен и которые теснятся друг к другу, весьма густо населенные. Есть такие деревни, которые примыкают даже к самому валу. Немецкая слобода отстоит только в получасе от него, и за нею виднеется еще множество деревень.

Церквей и монастырей в городе Москве, в Кремле и в других частях ее, равно и поблизости ее, за земляным валом, такое множество, что их насчитывают до шестисот семидесяти девяти, полагая в том числе монастыри и часовни. Постройки этих церквей завершаются, обыкновенно, куполом в виде яблока не для того, чтоб уподобить их своду небесному, как объясняют это некоторые писатели, но для того, чтобы слышнее было в них пение священников. Другие думают, что русские приписывают колоколам особое достоинство, приятное богу; но они ошибаются. Русские только освящают колокола и звонят в них по большим праздникам во время богослужения.

Монастыри, находящиеся в Москве и в окрестностях ее, все имеют различные наименования. В Кремле два монастыря: один мужской, называемый Чудовым монастырем, или монастырем чудес, тот, в котором погребают цариц и царевен (царей погребают в другом месте, о чем будет сказано ниже), другой — Вознесенский, или монастырь Вознесения Иисуса Христа, женский. Есть также большие и богатые монастыри за земляным валом, близ города, каковы: Спасский, или Спаса; Симоновский; Андрониевский, во имя св. Андроника; Донской, посвященный иконе божией матери, прославившейся чудесами на Дону; Данилов, или монастырь Даниила; Девичий, или Большой монастырь девиц; Новинский; Златоустовский, или монастырь Златоуста; Ивановский, или св. Иоанна; Рождественский, или монастырь рождества Христова; Варсонофьевский, посвященный святому Варсонофию; Зачатейский, или монастырь св. Зачатия; Моисеевский, т. е. монастырь [85] Моисея; Страстной, т. е. Страшной; Воздвиженский, называемый так по месту нахождения; Сретенский, или монастырь Сретения; Николаевский, во имя св. Николая, с двумя другими, того же имени, монастырями. Таким образом, всех монастырей числом двадцать два. Улицы города почти все покрыты бревнами или бревенчатыми мостами таким образом, что в летнее время, когда идут дожди, улицы эти почти непроходимы по причине топкой грязи, которой они наполняются. А так как торгового народу в Москве великое множество, то для лавочек их по этим улицам они должны довольствоваться небольшими помещениями, которые вечером они и запирают, уходя домой. Впрочем, в Москве есть много и очень больших улиц и довольно широких.

В Москве находятся также разные приказы или канцелярии, из коих главный — Посольский, или Иностранных дел; затем Разрядный, или такой приказ, в котором ведутся списки русского дворянства, правителей (губернаторов) и других главноуправляющих лиц; Дворцовый приказ, в коем ведут счеты всему тому, что относится до содержания его величества; Поместный приказ, в котором ведутся книги (списки) всем поместьям России, и, наконец, Стрелецкий приказ, заведывающий стрельцами или военными людьми, которых число значительно уменьшилось со времени последнего возмущения. Все эти приказы помещаются в каменных... покоях, похожих скорее на темницы, чем на что-либо другое. Часто, впрочем, они и служат-таки местами заключения и там содержат преступников, закованных в отдельных местах, а должники, содержимые за долги, разгуливают там везде в ножных кандалах. Главные чины или писари сидят там в отдельных комнатах, а в некоторых приказах они сидят за длинным столом, покрытым красным сукном, похожим на комнатные обои. В Иноземном приказе имеются списки всем иностранным чиновникам. Заведование землями царств Казанского и Астраханского и областями, к ним присоединенными, сосредоточивается в Казанском дворце. Устроен теперь еще и новый приказ для Адмиралтейства, называемый Оружейным, в котором хранятся списки оружий; аптека, равно как и Палата Золотая и Серебряная, в коей ведутся именные списки золотых и серебряных дел мастеров, состоящих на службе его величества и получающих тут свое жалованье. Заведование большей частию государственных доходов сосредоточивается в приказе Большой казны. Суд над дворянами, приказными чинами и писарями производится в Судном Володимирском и Судном Московском приказах. [86] В Печатном приказе ведается доход с печатей и ведутся здесь особые списки. Монастыри все подведомы Монастырскому приказу, а духовные дела, т. е. те, кои касаются браков, наследства, равно тяжбы, разбираемые третейским судом, семейные несогласия, блудные и подобные тому дела ведаются в приказе Патриаршем. Ямской приказ заведывает ямщиками, которые требуются в течение всего года для службы его величества. Во время пребывания моего в Москве все эти восемнадцать приказов находились в Кремле; вне же его были и многие другие, а именно: Пушкарский приказ, заведывающий пушками; Сибирский — по делам Сибири; Разбойный приказ, в котором разбираются и судятся убийства и некоторые другие преступления. Начальником сих приказов обыкновенно бывает один из главных любимцев царских или из первых военных чинов государства, которого его величество или возводит по своей милости в эту должность или жалует оную в виде награды за службу. Это составляет также ступень для достижения самых высших должностей или званий, именно: звания боярина или государственного советника, каковые звания лучше всего можно сравнить с грандами в Испании или с пэрами во Франции. Сюда причисляются также окольничьи, т. е. бояре, сопровождающие государя; думные дворяне, или дворянские советники Думы; думные дьяки или секретари... стольники, или служащие при столе его величества; дворяне, или придворные, и, наконец, жильцы — должность менее значительная, чем все выше исчисленные. Первейшие дворяне или люди, имеющие честь быть любимцами царицы, возводятся в должности спальников, или дворян постельной палаты. За ними следуют дворецкие, кравчие, чашники и другие.

Возвратясь из Нидерланд<ов>, его величество учредил кавалерский орден св. апостола Андрея, который он и возложил уже на четырех человек, а именно: боярина Федора Алексеевича Головина, первого государственного министра и адмирала; гетмана козацкого ⁴⁴, г-на Принцена, чрезвычайного посланника короля прусского, и генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, которым всем пожалован был крест св. Андрея, с изображением этого святого, усыпанный брильянтами. Что касается величия русского двора, то должно заметить, что государь, правящий сим государством, есть монарх неограниченный над всеми своими народами; что он все делает по своему усмотрению, может располагать имуществом и жизнью своих подданных, с низших до самых высших, и наконец, [87] что всего удивительнее, власть его простирается даже на дела духовные, устроение и изменение богослужения по своей воле: это уже такая область, касаться которой другие венчанные особы воздерживаются из опасения возбудить против себя духовенство.

Сказавши о награждениях, даваемых за разные заслуги и за исполнение служащими их обязанностей в мирное и военное время, за отправление ими разных дел, перехожу к наказаниям за преступления. Тяжелые преступления наказываются здесь сожжением. Для исполнения этой казни устраивают небольшой четырехугольный деревянный сарай, который обкладывают снаружи и внутри соломою. В этот-то сарай запирают преступника по произнесении над ним приговора и затем зажигают солому: от дыму и пламени несчастный сперва задыхается, а под конец сгорает. Кроме того, отсекают топором голову на плахе, иных вешают, других зарывают живых в землю по самые плечи, как описано уже выше. Но, несмотря на жестокость свою, эти казни совершаются там так тихо и без шуму, что если они исполняются в одном конце города, то о них и не знают даже жители другого конца. Преступников, не заслуживающих смертной казни, наказывают кнутом: это длинная ременная плеть (бич), которой бьют по обнаженной спине так сильно, что наказываемый может умереть после нескольких ударов. Кара эта производится так: палач для этого выбирает из среды зрителей человека, по его мнению самого здорового и крепкого, и кладет ему на спину преступника таким образом, что руки его проходят через плечи этого случайного помощника палача и придерживаются на груди у него. Ноги преступника связывают веревкой, а прислужник палача держит голову за волосы; в таком положении преступнику дают столько ударов кнутом, сколько присуждено, и удары эти, ревностно наносимые, немедленно срывают кожу с обнаженной спины. Наказание батогами назначается за преступления не столь значительные. При этом наказании преступника кладут на землю ничком, и два человека садятся ему один на голову, а другой на ноги и держат таким образом до тех пор, пока палач не исполнит назначенного числа ударов батогами по спине. Когда делают преступнику допрос (пытают его), то его вздергивают на воздух (на дыбы) и бьют сказанным кнутом, потом раскаленным железом водят по ранам, происшедшим от ударов. Но самое мучительное наказание состоит в том, что преступнику выбривают маковку головы и каплют на нее по капле холодной водой. Наказание несостоятельных [88] должников или таких, которые отказываются удовлетворить своих заимодавцев, состоит в том, что их выставляют перед приказом и в несколько приемов дают им по три удара палкою по ногам. За долг во сто рублей, равняющихся пятистам наших гульденов, наказывают таким образом ежедневно, в течение целого месяца; за долги больше или меньше ста рублей наказывают, соразмеряясь с долгом, по тому же правилу. Когда и после этого должник не может рассчитаться с заимодавцем, то продают все его имущество и вырученными деньгами удовлетворяют заимодавца. Наконец, если и этого будет недостаточно для покрытия долгов, то самого должника с женою и детьми отдают заимодавцу в услужение, причем службу эту оценивают только в пять руб. в год за мужчину и в половину этого за службу женщины, и, кроме того, заимодавец обязан кормить и одевать служащих у него должников своих. В таком служении должники находятся, таким образом, до тех пор, пока долг их не покроется вполне.

Полагают, что город Москва находится в середине, как бы в лоне страны, во ста двадцати немецких милях от границ во все стороны, в восьмидесяти шести милях от границ Польши и в четырехстах шестидесяти милях от границ государства Персидского, или от города Тарку, состоящего под владычеством московским, по сю сторону Каспийского моря. Мили эти измеряются количеством пешеходного пути, пройденного в добрый час времени. Кроме того, от Москвы до последней пограничной местности, находящейся во владении русского царя в Сибири, или до реки Аргуни, отделяющей владения эти от владений китайского хана, считается семь тысяч шестьсот верст, или тысяча триста двадцать миль, а оттуда до Пекина, столицы Китая,— две тысячи пятьсот верст, как это слышал я от г-на Эвергарда Избранта ⁴⁵, совершившего туда путешествие в качестве посла его царского величества. Что касается Московской Руси вообще, то та ее часть, которая по-латыни называется «Черная Русь», иначе «Красная Русь» и иногда «Малая Русь», лежит на юг от Королевства Польского, между областями Полесьем, Волынью, Подолом, Трансильванией, или Седмиградией, Угрией и Верхней, или Малой, Польшей: это самая северо-восточная часть и вместе с тем самая обширная страна в Европе, находящаяся между Северным и Ледовитым морями, рекою Яиком, Каспийским морем, частью Волги, Крымской, или Перекопской, Татарией, Днепром, или Борисфеном, Великим княжеством Литовским, Ливонией, Эстонией, [89] Ингрией, королевством Швецией и Шведской Лапонией. Главные города ее суть: Москва, Владимир, Новгород, Смоленск, Казань, Булгар, Астрахань, Вологда, Псков, Рязань, Ярославль, Переяславль, Архангельск и Св. Николай. Это русское царство начало управляться с 1545 года великим князем и царем Иваном Васильевичем, умершим в 1584 году. В этом же году ему наследовал сын его, Федор Иванович, который скончался в 1598 году. После него тогда же Борис Годунов завладел престолом и умер внезапно в 1605 году. Ему наследовал сын его, Федор Борисович ⁴⁶, царствовавший всего только три месяца и умерщвленный Лжедмитрием в 1606 году. Этот Лжедмитрий вступил на его место и после годичного царствования своего был сожжен русскими на берегу реки. За ним в 1610 <году> избран в великие князья Василий Иванович Шуйский, которого его же подданные выдали полякам через два года, а в 1613 году Михаил Федорович Романов возведен был на царство и царствовал тридцать два года, скончавшись в 1645 году. Ему наследовал сын его, Алексей Михайлович, умерший 29 января 1676 года, а за ним царствовал сын Алексея, Федор Алексеевич, который скончался 27 апреля 1682 года, не оставив по себе детей. Спустя несколько времени после кончины Федора русские возвели на престол брата его, Петра Алексеевича, а возмутившиеся стрельцы в том же году избрали и брата его, Ивана Алексеевича, которого и посадили на престол вместе с Петром. Но Иван Алексеевич умер 29 января 1696 года.

В России до 1700 года было одиннадцать патриархов, а именно: 1) Иов, 2) Гермоген, 3) Игнатий, которого, впрочем, не числят в ряду патриархов, потому что он был римско-католического исповедания, при Лжедмитрии, 4) Филарет, 5) Иоасаф, 6) Иосиф, 7) Никон, 8) Иоасаф, 9) Питирим, 10) Иоаким и 11) Адриан, умерший в 1700 г., после коего преемника ему нового не избрали и до сего времени.

В 1689 году в Москве было сорок четыре боярина, или государственных советника разных родов, а именно: двое бояр Черкасских, трое Голициных, один Одоевский, трое Прозоровских, пять Салтыковых, трое Урусовых, трое Шереметевых, один Долгорукий, один Ромодановский, один Троекуров, один Репнин, один Волконский, один Козловский, один Барятинский, один Щербатов, двое Головиных, один Шеин, двое Бутурлиных, один Пушкин, один Хилков, один Стрешнев, один Собакин, двое Милославских, двое Нарышкиных, один Соковнин, один Юшков, один Матюшкин. [90] Все они — царские советники и заведовали различными делами государства.

Войска русского государя простираются обыкновенно до сорока шести или пятидесяти тысяч человек, кроме нескольких конных полков и копейщиков, получающих жалованье из царской казны ежегодно деньгами, хлебом и другими необходимыми вещами. В военное время призываются все русские дворяне, составляющие, таким образом, весьма солидное ополчение, доходящее до двухсот тысяч человек, включая в то число и их прислужников, которых многие из этих дворян имеют при себе по десять и даже двадцать человек, а менее значительные держат по три человека.

Главнейшие доходы России, о коих было уже говорено выше, получаются от мехов, хлеба, кожи, поташу, вайдовой золы ⁴⁷, пеньки, рогож, щетины, дегтя или смолы, сала и проч., и проч. сырого товару. Много дохода приносят и кабаки, т. е. питейные дома, принадлежащие царю, в коих продаются водка, пиво и мед. Таможни также доставляют значительные доходы. Из Архангельска морем вывозят икру и карлек, т. е. пузырь рыбы стерляди, которая во множестве ловится в Астрахани и в других местах Волги. Этот карлек употребляют для очистки вина, но из него добывается и хороший клей. Он употребляется и красильщиками при окрашивании вещей.

Не лишним будет, кажется мне, прибавить здесь сведения о долготе дней и ночей в России. Равноденствие наступает здесь 8 сентября, и тогда дни бывают равны ночи (по 12 часов); но 24-го числа день имеет 11, а ночь — 13 часов. 10 октября день равен 10, а ночь —14 часам, 26-го того же месяца день имеет 9, ночь — 15 часов. 11 ноября день — 8, ночь — 16 часов, 27-го того же месяца день — 7 часов и ночь — 17. 12 декабря день начинает прибавляться. 1 января день — 8 часов, ночь — 16. 17 января день — 9, а ночь — 15 часов. 2 февраля день — 10, а ночь — 14 часов, 18 февраля день — 11, а ночь — 13 часов, 6 марта — весеннее равноденствие, и дни равняются ночи. 22 марта день — 13, а ночь — 11 часов. 7 апреля день — 14, а ночь — 10 часов, 23 апреля день — 15, ночь — 9 часов. 9 мая день — 16, ночь — 8 часов, 25 мая день — 17, а ночь — 7 часов. 12 июня дни начинают убывать. 6 июля день имеет уже 16, а ночь — 8 часов. 22 июля день — 15 часов, а ночь — 9. 1 августа день — 14, а ночь — 10 часов. 23 августа день имеет уже 13, а ночь — 11 часов и так далее.

Комментарии

16 Витсен (Витзен) Николай-Корнелий (1641—1717) — известный ученый, географ, этнограф, бургомистр Амстердама, многое сделал для становления русско-голландских связей; создал ряд трудов по географии Северной и Восточной Азии, в том числе и Сибири.

17 Видимо, это Юрий Юрьевич Трубецкой (1668—1739) — князь, боярин, сенатор, «комнатный» стольник царей Федора и Петра I, дипломат, государственный деятель, белгородский губернатор (1727).

18 Шереметев Борис Петрович (1652—1719) — боярин (1682), граф (1706), генерал-фельдмаршал, полководец, дипломат; участвовал в переговорах с Турцией (80-е гг. XVII в.), подписании «Вечного мира» с Польшей (1686), посольствах в Варшаву и Вену, вел переговоры с германским императором, папой римским, дожем Венеции и магистром Мальтийского ордена. Одержал победу на суше над шведами (30 декабря 1701 — 1 января 1702) при местечке Эрренсфере, около Дерпта (Юрьева). Во время Северной войны удачно провел кампанию в Прибалтике, при Полтаве командовал центром русской армии.

19 Стефан Яворский («в миру» Симеон) (1658—1722) — «местоблюститель патриаршего престола» после смерти патриарха Андриана (1700), ректор Славяно-греко-латинской академии (1707), президент Святого Синода (1721). Сперва сторонник, а затем противник петровских реформ, был связан с царевичем Алексеем. Известный писатель и проповедник своего времени, основной труд — трактат против лютеран «Камень веры».

20 Здесь упоминается родная сестра Петра I — царевна Наталия Алексеевна (1673—1716).

21 Эпизод о казни женщины, убившей своего мужа, находим в книге А. Толстого «Петр Первый». Сочинение де Бруина, наряду с другими записками иностранцев, было использовано автором. (Толстой А. Собр. соч , т. 7. М., 1959 С. 209—211, 840, 844).

22 Установить, на чьей свадьбе присутствовал де Бруин, видимо, невозможно Правда, ясно, что русские фамилии, транскрибированные им латинскими буквами, не обозначают ни князей Шуйских (их род прервался в России в 30-е гг. XVII в.), ни князей Шаховских.

23 Меншиков (Меньшиков) Александр Данилович (1670—1729) — ближайший сподвижник Петра; происходил, по одной версии, из семьи пирожника, по другой — из семьи придворного конюха; вначале царский денщик, солдат «потешного войска», благодаря своим способностям стал крупнейшим военачальником, дипломатом, государственным деятелем, получил титул герцога Ижорского и светлейшего князя (1707), президента Военной коллегии, адмирала, рейхсмаршала, наконец, генералиссимуса (1727) При Екатерине I был фактическим правителем страны, при Петре II попал в опалу, сослан в Сибирь, где и умер в Березове.

24 Речь идет о царице Прасковье Федоровне (урож. Салтыковой) (1664—1723) — вдове сводного брата царя Петра, царя Ивана Алексеевича (1666—1696), который был его соправителем (1682—1696). Де Бруин упоминает в тексте своей книги дочерей царя Ивана и царицы Прасковьи. Это Екатерина Ивановна (1691—1733), ставшая матерью правительницы Анны Леопольдовны и бабкой малолетнего императора Ивана VI (1740—1741), Анна Ивановна (1693—1740), будущая императрица (1730—1740), и Прасковья Ивановна (1694—1731).

25 Ромодановский Федор Юрьевич (ок. 1640—1717) — князь, «князь-кесарь», начальник Преображенского приказа, вел розыски по делам государственных и политических преступлений, пользовался полным доверием Петра I, во время отъезда которого за границу обладал всей полнотой власти в стране.

26 Бутурлин Иван Иванович (1661 — 1738) — премьер-майор Преображенского полка (1687), генерал-майор (1700), попал в плен под Нарвой, вернулся в Россию в 1710 г., участвовал в сражении при Гангуте в 1714 г., был произведен в генерал-аншефы (1721), умер в ссылке, попав в опалу при императоре Петре II.

27 Речь идет о Василии Михайловиче Арсеньеве (умер после 1727) — брате жены Меншикова Дарьи Михайловны, он в молодости находился при русском посольстве в Голландии, затем принимал участие в Северной войне в качестве капитана каперского корабля на Балтике, в царствование Петра II стал гофмейстером. Его карьера закончилась после ссылки «светлейшего», т. е. Меншикова.

28 Зотов Никита Моисеевич (ок. 1644—1718) — учитель Петра, думный дьяк (1690), граф (1710), глава Ближней походной канцелярии, непременный участник празднеств царя, который называл его «всешутейшим патриархом».

29 Головин Федор Алексеевич (1650—1706) — боярин, граф, первый кавалер высшего ордена Российской Империи — ордена Андрея Первозванного, государственный деятель, дипломат; в 1689 г. заключил Нерчинский договор с Китаем, в 1691 г. назначен наместником сибирским, в 1697—1698 гг. был послом в «Великом посольстве», которое было отправлено в Западную Европу, заключил союзные договоры с Данией и Саксонией, в 1699 г. стал генерал-адмиралом, а затем президентом Посольского приказа (1700—1706).

30 Головкин Гавриил Иванович (1660—1734) — стольник, постельничий, граф (1710), кавалер ордена Андрея Первозванного, государственный деятель и дипломат, президент Посольского приказа (1706—1709), государственный канцлер, президент Коллегии иностранных дел, член Верховного тайного совета (1726—1730).

31 Ромодановский Григорий Григорьевич (ум. после 1703 г.) — князь, боярин, полководец, приближенный царя Алексея Михайловича; был членом Опекунского совета — «сберегателем» при малолетнем царе Петре. По завещанию царя кроме него «сберегателями» были Л. К. Нарышкин, Ф. А. Головин и князь П. И. Прозоровский.

32 Вильгельм III Оранский (1650—1702) — штатгальтер Голландии (с 1674), английский король (1689); правил совместно с женой Марией II Стюарт.

33 «Союзники» — это Голландия, Англия и Германская Империя, воевавшие против Франции в «Войне за испанское наследство» (1701—1713).

34 Стрешнев Тихон Никитич (1644—1719) — боярин, сенатор, «дядька» царевича Петра; пользовался его полным доверием, вместе с князем Ф. Ю. Ромодановским управлял страной, когда царь был за границей, возглавлял Приказ военных дел (1701), затем Разрядный приказ, был московским губернатором (1708).

35 Победа русских войск под командованием фельдмаршала Б. П. Шереметева над шведами была одержана 18—22 июля 1702 г. у Гумоловой мызы, близ Пернова (Пярну).

36 Бараши — ремесленники, шатерники, обойщики; здесь этот термин обозначает район, местность, где они жили.

37 Кокуй — название Немецкой слободы.

38 Ворота Каменного моста — Боровицкие.

39 Ворота Трисвятские — Троицкие.

40 Софья Алексеевна (1657—1704) — царевна, дочь царя Алексея Михайловича от первого брака, сводная сестра Петра, правительница России (1682—1689); в годы ее правления были даны некоторые льготы торгово-ремесленным посадам городов, ослаблен сыск беглых крестьян, основана Славяно-греко-латинская академия; в области внешней политики России был заключен «Вечный мир» с Польшей (1686), Нерчинский договор с Китаем (1689), подтвержден мир со Швецией и совершены неудачные Крымские походы (1687, 1689); потеряв поддержку ряда придворных группировок, она была свергнута и заточена в монастырь.

41 Это собор Василия Блаженного (Покровский собор на рву). Построен в 1555—1560 гг. русскими зодчими Бармой и Постником в честь покорения Казанского ханства

42 Федор Иванович (1557—1598) — русский царь (с 1584), сын Ивана Грозного; слабый и болезненный, в правлении страной участия не принимал; управлял страной Борис Годунов. В царствование Федора проходил постепенный подъем народного хозяйства страны, разоренной опричниной и Ливонской войной.

43 Термин «царь» происходит от латинского «цезарь» — император. Как официальный титул употреблялся со времени Ивана Грозного и до Петра I (с 1547 по 1721 г.). При Петре был заменен титулом императора. Но титул «царь» неофициально существовал вплоть до 1917 г. Рассуждения де Бруина о титулатуре русских самодержцев содержат неточности и ошибки.

44 «Гетман казацкий» — это Мазепа Иван Степанович (1644—1709), гетман Левобережной Украины (1687—1708); во время вторжения Карла XII перешел на сторону шведов, после Полтавской битвы (1709) бежал в Бендеры, где и умер

45 «Эвергард Избрант» — Избрант (Избрант-Идес) Эбергард (Елизарий Елизаров) — немецкий купец, дипломат, географ; совершил по поручению Петра I путешествие в Китай во главе дипломатической миссии с целью проверки исполнения китайской администрацией Нерчинского договора; о своем путешествии затем написал книгу.

46 Царь Федор Борисович Годунов был убит 10 июня 1605 г.

47 Вайдовая зола — сырье, приготовляемое из золы специальных трав; употреблялась для изготовления синей и лазоревой краски; краситель для высококачественного сукна.

Текст воспроизведен по изданиям: Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л. Лениздат. 1989