С. М. БРОНЕВСКИЙ

ИСТОРИЧЕСКИЯ ВЫПИСКИ

о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими, со времен Ивана Васильевича доныне

О сочинении Броневского

Сочинение Семена Михайловича Броневского “Историческия Выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими, со времен царя Ивана Васильевича доныне”, написанное еще в начале XIX в., до сих пор оставалось неизданным, а поэтому малодоступным для исследователей. Рукопись, насколько нам известно, существует лишь в единственном экземпляре и хранится в Архиве востоковедов Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (разряд 2, опись 2, № 1). В ней изложены события, связанные с вопросами политики России на Кавказе с середины XVI до начала XIX в. Ценность этого источника заключается как раз в том, что в нем последовательно, на протяжении почти трехсот лет (1554—1806) показан период становления и развития взаимоотношений России с Кавказом, Ираном и Турцией. В основу рукописи легли расположенные в строго хронологическом порядке архивные документы, хранившиеся в коллегии Министерства иностранных дел. В сочинении Броневского читатель найдет большой фактический материал официального характера, а также сможет познакомиться с рядом конкретных наблюдений и выводов самого автора (очевидца событий конца XVIII в.), не потерявших своей актуальности и в наши дни.

“Историческия Выписки” представляют собой своего рода справочник, составленный Броневским “по заданию начальства” — министра иностранных дел кн. А. А. Чарторыйского (1770—1861) и действительного тайного советника Д. П. Трощинского (1754—1829) [16, л. 200 об.]. Работа начата примерно в 1803—1804 гг. и закончена в 1810 г. Книга Броневского имела целью ознакомление читателей с историческим прошлым региона и положением дел в нем накануне первой русско-иранской войны 1804—1813 гг. Автор стремился показать успехи и неудачи политики Российского государства на Кавказе. Несомненно, работая над своей книгой по заказу Министерства иностранных дел, автор при изложении упомянутых событий и фактов был вынужден отражать точку зрения официальных властей. Перед ним стояла конкретная задача — показать, когда и при какой ситуации проходили контакты российского правительства с горцами, зафиксировать их результаты.

Поначалу работа Броневского протекала благополучно. Поддержка сильных покровителей, свободный доступ к архивным документам и страстное желание самого Броневского приступить к работе (часть материалов была собрана им еще во время Персидского похода 1796—1797 гг.) вселяли надежду на скорейшее издание книги. Однако в дальнейшем обстоятельства сложились совсем иначе. Во-первых, после завершения [8] работы рукопись не была востребована заказчиком. Во-вторых, позже, при публикации сочинения Броневского, оно было разделено на две части, каждая из которых имела свою судьбу.

Первая — географическая — часть, названная “Новейшия Известия о Кавказе, собранныя и пополненныя Семеном Броневским”, вышла из печати еще при жизни автора, в 1823 г. (2 т.) [15] ¹. На издание всего труда полностью, как сообщает об этом Семен Михайлович, у него не хватило средств, хотя он очень надеялся увидеть историческую часть опубликованной в самом ближайшем времени, “когда будут обезпечены издержки, нужныя для напечатания сих первых двух томов” [15, с. IX— X]. Однако кроме финансовых затруднений, как нам представляется, существовали еще и другие причины. Неприятности по службе, отставка, увольнение с поста градоначальника г. Феодосии и проч. (см. об этом ниже), несомненно, повлияли на литературную карьеру Броневского. Не случайно издательский редактор, выпуская в свет его географическую часть, писал: “Сочинение сие, писанное в 1810 г., осталось неоконченным*, и трудившийся над оным сам не знает, когда обстоятельства его положения позволят ему привесть оное к окончанию” [15, с. V].

Вероятно, именно по этим причинам рукопись поделили на две части: географическую и историческую. Неизданной исторической части, как сообщает сам автор, он дал название “Историческия Известия о сношениях России с Персиею, Грузиею, черкесами и другими горскими народами со времен царя Ивана Васильевича Грозного до восшествия на престол Императора Александра I” [15, с. XX—XXII]. Она так и не была принята в издательство и осталась у Броневского.

Осуществить издание этой части своего труда Семену Михайловичу не удалось, а после его смерти (1830) следы “Исторических Выписок” ² вообще затерялись на долгое время. Они были обнаружены только в конце 30-х гг. нашего века Г. М. Петровым в иранском кабинете Института востоковедения (Ленинград) во время его работы над кандидатской диссертацией [107]. Исследователь установил также имя автора сочинения, считавшегося до этого времени анонимным. Из-за отсутствия учетных данных об этом источнике в регистрационных журналах не представляется возможным сказать, когда и каким образом историческая часть сочинения Броневского попала в коллекцию Института. Очевидно, после кончины Семена Михайловича рукопись досталась кому-либо из его петербургских знакомых или коллег по Обществу древностей (см. об этом ниже), кто и передал её востоковедам. Из-за начавшейся Великой Отечественной войны (1941 — 1945) “Исторические Выписки” вновь исчезли из поля зрения исследователей. Только в конце 60-х гг. сведения об этом сочинении вторично опубликовал М. О. Косвен, а еще спустя несколько лет сообщение о нем сделала Н. А. Кузнецова [69, с. 297; 70, с. 153; 71, с. 154—160]. Упомянутые ученые установили также совпадение некоторых сведений С. М. Броневского с данными другого исследователя Кавказа — акад. П. Г. Буткова, например, о Кубинской провинции ³.

Таковы все известные нам публикации, посвященные труду С. М. Броневского. [9]

Сведения о биографии С. М. Броневского были извлечены из воспоминаний его племянников [30, 14] и из записок современников [14, 17, 28, 109, 119, 121, 140, 154]. Так, выяснилось, что Семен Михайлович родился в своем родовом поместье Маньково (40 км от Смоленска) в 1763 г. и скончался в возрасте 67 лет 27 декабря 1830 г. в Феодосии. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, ведущему свое начало от польского шляхтича Станислава Броневского ⁴. Как и все его братья (в семье было пять пять сыновей и одна дочь), Семен Михайлович получил военное образование. В пятнадцать лет он стал “первым кадетом” только что образованного Шкловского благородного училища (1778) ⁵. Во время учебы он много времени уделял занятиям по истории, литературе, увлекался иностранными языками.

Окончив училище, Семен Михайлович в течение нескольких лет оставался инспектором классов. В эти годы молодой Броневский при поддержке своего покровителя С. Г. Зорича — основателя училища — много путешествовал по Кавказу. Будучи человеком любознательным и пытливым, он живо интересовался местными обычаями и нравами отдельных народов, записывал сведения об их историческом прошлом. Все это в дальнейшем помогло ему как при продвижении по службе, так и при написании его книги. А знание европейских языков (английского, французского, немецкого) позволило ему пользоваться в оригинале источниками, которые в ту пору еще не были переведены на русский язык.

В начале 90-х гг. С. М. Броневский покидает свои родные места и уезжает на Кавказ. Здесь он начинает служить в звании дежур-майора при графе В. А. Зубове (1771 — 1804). Затем становится участником персидского похода и попадает в гущу интересных событий 1796—1797 гг., развернувшихся в этом регионе. Именно в это время, из-за нехватки литературы по истории и географии Кавказа, он решил начать собирать сведения об этом крае. В предисловии к первой, географической части своей книги он пишет: “...в праздные от военных занятий минуты рылся я безполезно в книгах, не находя в них ничего нужнаго для познания. В то же время по знакомству моему с господами квартирмейстерами я собрал несколько замечаний о западном береге Каспийскаго моря для одного любопытства, не зная, к чему оне пригодятся” [15, с. IX—X].

После возвращения из похода Семен Михайлович выехал в составе константинопольской миссии для заключения конвенции между Россией и Турцией (1800). Вернувшись домой, он перешел на гражданскую службу и стал правителем канцелярии при главнокомандующем русскими войсками на Кавказе князе П. Д. Цицианове (1754—1806), резиденция которого находилась в Тифлисе. Последний, по свидетельству племянника нашего автора, “чрезвычайно любил его [Семена Михайловича] и жил с ним неразлучно” [14, л. 52]. По “особым поручениям” главнокомандующего Броневский часто выезжал в разные районы Грузии: так, в Имеретии он определял судоходность р. Рион, проводил инспекцию пеших дорог и проч. [119, с. 185]. Некоторое время он занимал эту должность и при И. В. Гудовиче (1741—1820), а затем был назначен директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел, возглавляемого государственным канцлером графом Н. П. Румянцевым (1754—1826). Несмотря на большую занятость, Семен Михайлович продолжает собирать сведения по истории горских народов. Он записывает устные рассказы местных жителей об обычаях и традициях горцев, [10] штудирует письменные источники. В это время он и получил задание составить книгу по истории русско-кавказских отношений с XVI до начала XIX в. Наш автор, сам долго мечтавший об этом, с энтузиазмом приступил к работе. Занимаемая им новая должность и поддержка кн. А. А. Чарторыйского открывали ему доступ ко многим секретным документам, поступавшим в департамент коллегии Министерства иностранных дел, и позволяли ему “проверять оныя собранныя им сведения официяльными бумагами, оттуда входящми” [15, с. XI].

Одновременно с этим Семен Михайлович становится действительным членом только что утвержденного при Московском императорском университете Общества истории и древностей российских, интересы которого были очень ему близки ⁶. Находясь при штабе главнокомандующего, С. М. Броневский попал в центр эпидемии холеры, имевшей место в Грузии. Последствия её сказались и на здоровье Семена Михайловича, который пишет о том, что она нанесла ему “невозвратный ущерб”. Кроме ухудшения физического состояния, после гибели П. Д. Цицианова испортились отношения и с вышестоящим начальством. Ходили слухи о строптивости Броневского, который подвергал критике получаемые приказы. Так или иначе, в 1808 г. Семен Михайлович был переведен в Крым, в совсем недавно присоединенную к России захудалую Феодосию, где получил пост градоначальника и с чувством полной ответственности приступил к благоустройству края. Броневский сам лично объезжал карантинные заставы, строго следил за их обустройством ⁷, стремясь при этом сохранить все, что касалось исторического прошлого Крыма. Именно благодаря его усилиям в 1811 г. в Феодосии был открыт Музей древностей (ныне Феодосийский краеведческий музей) ⁸. В Музее (он размещался тогда в турецкой мечети) находились античные статуи, множество глиняных вещей, коллекция медных монет [154, с. 85]. В то же время он продолжал редактировать почти уже готовую книгу, дополняя её вновь найденными сведениями. От одного из своих знакомых, саратовского губернатора П. У. Белякова, наш автор получил материалы из местных архивов, практически недоступных для других исследователей. Все это, несомненно, требовало достаточно много времени и усилий, поэтому книга была закончена лишь в 1810 г. Однако судьба самого автора повлияла и на судьбу книги. Уход Броневского из департамента Министерства иностранных дел и последующие события в его жизни отложили публикацию законченной работы на неопределенный срок. Издание исторической части вообще, как нетрудно подсчитать, задержалось более чем на 180 лет.

А дальше дела Семена Михайловича пошли еще хуже. В 1816 г. совершенно неожиданно для него самого последовала его отставка с поста губернатора Феодосии “без следствия, без всякаго с его стороны объяснения” [30, с. 539]. Официальной причиной отставки Броневского было то, что он предпринял якобы недостаточные действия по предотвращению распространения очага чумы, вспыхнувшей в то время в Турции. Однако, как свидетельствуют современники, главным поводом его увольнения послужили столкновения с таможенными чиновниками и с купцами греческой феодосийской колонии [14, л. 53; 28, с. 166].

Семен Михайлович переехал на свою дачу, которая находилась в то время в двух-трех верстах от города, на взморье, на прекрасной мызе “Добрый приют” [140, с. 188]. Дача Броневского состояла из 8—9 десятин [11] плодородной земли и небольшого четырех-пятикомнатного домика, который он выстроил сам. Уволенный в отставку “без денег и без копейки пансиона”, Семен Михайлович довольно бедствует и в основном живет в долг. Все свое время он посвящает уникальному саду, который был прекрасно ухожен, возделан и выращен с любовью.

Несмотря на опалу, с Броневским продолжали поддерживать теплые отношения многие известные люди того времени: государственный деятель М. М. Сперанский (1772—1839) ⁹, историк К. Ф. Калайдович (1792-1832), писатели Г. В. Гераков (1775-1838), Ф. Ф. Вигель (1786-1856) и др.

Все, кто посещали Семена Михайловича в его усадьбе, вспоминали о нем как об “отличном человеке”, “преисполненном познаниями”, “честнейшем и просвященнейшем” [28, с. 166; 32, с. 122].

В августе 1820 г. произошло знакомство Семена Михайловича с А. С. Пушкиным. Путешествуя по югу России вместе с генералом Н. Н. Раевским (1771 — 1829) во время своей ссылки, Александр Сергеевич по пути из Керчи в Феодосию остановился в усадьбе Броневского и пробыл там два дня — 17 и 18 августа ¹⁰.

Приезд этих двух людей — поэта А. С. Пушкина и заслуженного генерала героя войны Н. Н. Раевского — в дом опального находившегося под следствием Броневского явилось для последнего огромной моральной поддержкой. Об этом посещении сообщает сам поэт своему брату Льву в письме от 24 сентября 1820 г. из Кишинева. В нем Пушкин отзывается о Семене Михайловиче как о человеке почтенном “по непорочной службе и по бедности” [121, с. 13].

Спустя еще три года, в 1823 г., наконец-то осуществилась мечта Броневского. Издателем Селивановским была опубликована первая, географическая часть его сочинения. Заметим, что в это время наш автор находился еще под следствием. Сенат, за неимением достаточных доказательств, прекратил его дело только год спустя, в 1824 г. Поэтому выход в свет книги — факт удивительный! Вполне вероятно, что осуществить это издание помог ему собиратель рукописей граф Н. П. Румянцев, возглавлявший в это время Общество истории и древностей российских. Броневский, как уже упоминалось, был знаком с ним еще раньше и служил под его началом.

Последние годы жизни Семен Михайлович тяжело болел и 27 декабря 1830 г. скончался у себя в усадьбе. По словам его племянника, “он кончил жизнь свою, ускоренную сильными врагами, угнетавшими его за высказываемую всегда правду” [14, л. 53]. Сообщение о его смерти было опубликовано в газете “Московские ведомости” от 7 февраля 1831 г. В некрологе подчеркивались заслуги Семена Михайловича перед Отечеством как на военном, так и на литературном поприще. Заканчивалось это сообщение фразой: “По смерти его отыскано много любопытных записок, которыя, вероятно, будут напечатаны” ¹¹ [93].

К сожалению, усадьба Броневского после его кончины была продана чужим людям и архив его не сохранился ¹². Имя же Семена Михайловича Броневского как историка — исследователя Кавказа конца XVIII в. вообще долгое время оставалось незаслуженно забытым ¹³. Публикация исторической части его книги может исправить эту досадную ошибку. [12]

* * *

“Историческия Выписки” — рукопись довольно большого объема (321 л., не считая восьми неподшитых листов — черновиков использованных в работе или вложенных в книгу; почерки не совпадают). На титульном листе имя автора отсутствует. Формат листа 36,5 х 22 см, 21 строка. Переплет твердый. Бумага виржированная, с водяными знаками. На левой стороне листа — литеры А О, белые даты 1840, 1841, 1842. На правой стороне — гербовый щит, вписанный в растительный орнамент. Бумага, использованная для черновиков и для основного текста, одинаковая, по альбомам не отождествляется. Почерк черновиков — беглый, скоропись XIX в. В данный момент еще трудно определить, кто писал эти черновые листы. Основной текст рукописи написан четким старинным почерком, характерным для писарского письма конца XVIII—начала XIX в. (т. е. использованы десятиричная буква “и” (i), “фита”, “ять”, “ер”). Чернила черные, хорошо сохранившиеся. В ряде случаев чтение текста затруднено слитным написанием слов, а также употреблением оборотов и выражений, присущих стилю русского языка упомянутых столетий. К числу погрешностей следует отнести: пропуски в инфинитивной форме глагола мягкого знака, ошибки при написании прописных и заглавных букв, незначительные описки.

Анализ бумаги публикуемого сочинения позволил установить, что сочинение переписывалось не ранее 1842 г., т. е. спустя более 10 лет после смерти автора, тогда как предыдущие исследователи считали “Исторические Выписки” автографом Броневского [69, с. 297; 70, с. 153; 107]. Имя переписчика неизвестно.

Рукопись начинается с описания событий, последовавших после взятия Иваном Грозным Астрахани и Казани (1554) и заканчивается информацией о присоединении отдельных территорий Кавказа к России (последняя дата, проставленная в источнике, — 1806 г.). В основе повествования лежат погодные записи правления русских царей, при которых произошли те или иные события на Кавказе. Составленная в хронологическом порядке, книга, кроме Предисловия, делится на три части или, как называет сам Броневский, на три “Епохи” ¹⁴. Подобное деление материала выбрано нашим автором не случайно. За это время, по его словам, “влияние Российской империи на народы, в Кавказе обитающие, три раза усиливалось и два раза ослабевало, по мере общих и частных политических соображений” [16, л. 2]. Подобная периодизация русско-кавказских отношений, принятая в сочинении, совершенно оправданна и исторически достоверна.

Первая часть — “Епоха I. От царя Ивана Васильевича до похода Петра Великаго в Персию” (л. 10—77 об.) охватывает события с 1554 по 1722 г. В середине 50-х гг. XVI в. Кавказ попадает в сферу интересов российского правительства. Установление контактов с кабардинскими князьями и строительство русских крепостей на Тереке являются основными моментами кавказской политики России в указанный период. Русские города-крепости по терской кордонной линии становятся как торговыми центрами, так и заслоном для неожиданных и безнаказанных вторжений в пределы России со стороны Кавказа. В этом разделе автор приводит и любопытные сведения этнографического характера (о грузинском роде Эристовых (л. 30—31), о происхождении осетин (л. 37) и др.). [13]

Вторая часть — “Епоха II. От похода императора Петра Великаго в Персию до заложения Моздока” (л. 78—144) рассказывает о взаимоотношениях России с Закавказьем, Кавказом, Ираном, Турцией, Крымским ханством с 1722 по 1763 г. Особое внимание в ней уделяется обстоятельствам, приведшим к сближению России с Ираном в указанный период. Приводятся сведения об обмене послами между этими государствами, дается полный текст русско-иранского договора 1723 г., проясняется политическая ситуация в прикаспийских провинциях. Автор показывает важный рубеж в развитии России, рубеж между древней и новой её историей, связанный с преобразованиями Петра I и с оживлением внешнеэкономической деятельности русских на Востоке. В конце главы помещена таблица с перечислением трактатов, грамот, деловых записей, хранившихся в коллегии Министерства иностранных дел с указанием при каком царе, в каком году и кому адресованы грамоты или с кем заключены трактаты. Таким образом упоминаются 36 документов, относящихся к русско-кабардинским связям (1578—1730); 10 документов, отправленных к кумыкским владетелям и тарковским шамхалам (1614—1720); 12 грамот — к иранским шахам (1588—1727) и 4 трактата, заключенных между Россией и Ираном (1723, 1729, 1732, 1735); 7 торговых договоров с армянами, подписанных с 1667 по 1725 г.; 14 грамот и записей, адресованных грузинским царям (1587—1683); 3 грамоты — к уцмиям кайтайским (1722—1730); 2 трактата, заключенных в 1724 и 1739 г. между Россией и Турцией (содержание трактата 1724 г. дополнено двумя поясняющими записями); 10 грамот, отправленных юргенским, хивинским и туркменским ханам (1622—1746); 7 документов, информирующих о русско-индийских связях (1646—1716). Всего в таблице дается характеристика 105 документов, тогда как в основном тексте мы знакомимся с содержанием всего 31. Это намного расширяет диапазон самого повествования и служит хорошей иллюстрацией к изложенным во второй “Епохе” фактам.

Анализ упомянутой таблицы трактатов раскрывает сущность экономической и торговой политики России на Востоке в первой половине XVIII в. (см., например, документ, гарантировавший армянским купцам ряд преимуществ в торговле).

В ряде случаев Семен Михайлович приводит содержание царских наказов, дававшихся русским послам перед их отъездом в другие страны. Это в известной степени демонстрирует состояние дипломатических отношений московского государства со своими восточными соседями.

Изучение всех этих важных документов позволяет выяснить картину расстановки сил противоборствующих сторон (России, Турции, Ирана) в этом регионе, зафиксировать предпринимавшиеся царским правительством шаги по укреплению торговых и экономических связей с Ираном и Индией.

Заметим, что в этих двух частях автор указывает даты минувших событий как по старому, так и по новому летосчислению ¹⁵.

Наиболее важной и оригинальной в книге является её третья часть — “Епоха III. От заложения Моздока до нынешних времен”. Она занимает большую часть рукописи (л. 145—321). Ценность этой главы заключается в том, что она написана на основе архивных документов человеком, служившим в тех местах и бывшим непосредственным свидетелем событий конца XVIII в. Имея доступ к официальным и секретным [14] документам, автор смог расположить свой материал в форме дневных записок, точно фиксируя дату их поступления. В сочинении приводятся как посланные в Россию тексты реляций отдельных наместников, так и ответные послания российского правительства.

Сведения С. М. Броневского дают представление о том, как часто приезжали в Москву горцы в указанный период, и какие прошения они подавали. Это весьма важно для изучения переломного момента в развитии русско-кавказских отношений, который приходится на начало 60-х гг. XVIII в. Строительство крепости Моздок (1736 г.) и образование оборонительной линии русских до реки Дон способствовало усилению русского влияния на Кавказе. Автор называет на этой линии 12 крепостей, уточняет их топонимику и сообщает о количестве военных отрядов. Как показано в публикуемом источнике, правительство Екатерины II придавало сооружению этой линии и тактическое, и стратегическое значение. При сооружении первых же поселений русских были оговорены условия их совместного проживания с местным населением. Главным положением при этом было “не подавать случаев к раздражению горцев” (л. 167). Вводилось обязательное обучение “тамошним языкам, которые для службы необходимо нужны” (л. 208), проводились и другие меры, направленные на установление тесных контактов с горцами.

Благодаря информации нашего автора можно с предельной четкостью назвать имена горских владельцев, сразу же принявших сторону России, и тех, кто признал ее верховенство позже, т. е. выявить данные о постепенном вхождении в состав Российской империи отдельных закавказских народностей. Данные книги С. М. Броневского позволяют рассмотреть этот процесс в связи с кабардинцами, осетинами, нагайскими татарами, калмыками, абазинами, башилбаевцами, чеченцами. Первыми горцами, признавшими российское покровительство, как указано в источнике, “по их желанию”, стали абазины и башилбаевцы.

События третьей “Епохи” освещены в рукописи по донесениям кизлярского коменданта Н. А. Потапова, по рапортам генерал-губернатора Астрахани Н. А. Бекетова, по переписке генерала де Медема с Екатериной II. Ценность этих донесений заключается в том, что автор стремится показать происходящие события с разных точек зрения.

Начало военных действий увеличило значение Кавказа как важнейшего плацдарма борьбы за обладание Крымом, что заставило правительство Екатерины II предпринять срочные меры с целью использования людских и материальных ресурсов этого края. Частые волнения среди горцев, конфликты между ними, стремление части их перейти на сторону турок — все это вынудило российское правительство пойти на уступки верхушке их знати, требовавшей уничтожения Моздока и возвращения беглых холопов, переходивших к русским. Как одну из таких уступок следует рассматривать отставку кизлярского коменданта Н. А. Потапова, вызывавшего своими действиями негативное отношение кабардинцев, хотя по официальной версии его смещение последовало из-за того, что “его представления найдены недельными и с обстоятельствами несообразными”. Игнорируя претензии кабардинцев относительно уничтожения Моздока, российское правительство стремилось сгладить отношения с ними путем решения второго их требования — о “беглых холопах, крестившихся и переходивших на сторону русских”. С этим интересным материалом, обнаруженным в публикуемом источнике, связан [15] пересказ содержания высочайших докладов Сената от 9 октября 1762 г. и от 15 июля 1771 г. Согласно первому из них, российские власти могли использовать материальный фактор для привлечения горцев на свою сторону (отметим, что в октябре 1762 г. не была заложена крепость Моздок). Новокрещеным жителям выдавалось денежное вознаграждение: “узденям по 10 руб., простым людям по 5 руб., а холостым вполы того”. Распоряжение же 1771 г. было принято в интересах горских владетелей, которым “за каждого выбегающего пленника христианского вероисповедания” выдавалось по 50 руб., т. е. им была установлена точно фиксируемая компенсация. Как нетрудно заметить, она была в пять раз выше, чем за крещение узденей.

В целом, насколько об этом можно судить по представленным документам, курс российских властей, особенно во второй половине XVIII в., отличался достаточной гибкостью. Царское правительство стремилось найти пути компромисса с горцами. В депешах, отправляемых на Кавказ, подчеркивалось: “Поддерживать свободу и равновесие в голосах при совещании кабардинских князей” (л. 158—158 об.); “Отдалять от горских народов не только всякое притеснение, но и все то, что может им неприятно быть в образе их умствования” (л. 208) и т. д. Не случайно в эти годы происходит довольно частая смена русских главнокомандующих на Кавказской линии, превысивших свои полномочия или зарекомендовавших себя сторонниками жесткой линии (кроме упомянутого Н. А. Потапова, от этой должности были отстранены генерал-майор Медем, 1777, генерал-лейтенант Кнорринг, 1800, генерал-лейтенант Глазенап, 1806).

Естественно, что в источнике отражены события, связанные с военными походами русских на Кавказ. Однако анализ публикуемых документов позволяет нам говорить о разнообразии форм утверждения российской власти в этом регионе. Среди них можно назвать: использование религиозного фактора и финансовое вознаграждение горцев после крещения, выдачу денежных пособий, награждение воинскими званиями, вручение российского знамени и орденов, защиту горских народов от возможных притеснений со стороны русского населения, освоение земель этого края с целью выявления и разработки полезных ископаемых.

Автор совершенно четко проводит мысль о том, что подобные действия, предпринимаемые царским правительством в течение длительного времени, оказали большое влияние на сближение русских с горцами, ускорили процесс присоединения отдельных территорий Кавказа к России, имели важное значение при установлении и развитии различных связей с местным населением отдельных княжеств и ханств.

Подводя результаты проникновения России на Кавказ, Семен Михайлович сообщает важные сведения о заключении федеративного союза под верховным покровительством российского императора. По словам Броневского, цель этого акта, утвержденного 26 декабря 1801 г., заключалась в следующем: “Водворить мир и тишину между горскими владельцами, прекратить между ними самоуправство и доставить взаимную свободу торговле”. Первыми членами этого союза стали семь горских владетелей, получивших от российского правительства определенное жалованье. Анализ данных “Исторических Выписок” о размере денежных выплат позволяет выяснить характер этих отношений и свидетельствует об их прямой пропорциональной зависимости. Главным критерием при этом, как мы могли заметить, являлась дата вступления владетеля в российское [16] подданство: чем раньше он принимал присягу на верность России, тем больше получал жалованье. Так, самое большое жалованье — 6 тыс. руб. — имел Мехди бек шамхал тарковский, предки которого приняли российское подданство еще в 1717 г. Напротив, табасаранским независимым владельцам Сахрад бек Масуму и Махмуд беку, признавшим покровительство России незадолго до заключения этого союза, была назначена минимальная плата — по 450 руб. Двое из упомянутых семи владельцев — Ших Али Дербентский и Мир Мустафа, довольно часто нарушавшие данную ими присягу, очевидно, в наказание были приняты в федеративный союз без какого-либо содержания.

Заключение федеративного союза имело важное значение для последующих событий в этом регионе и способствовало более быстрому процессу присоединения остальных территорий Кавказа к России. Так, в “Исторических Выписках” приводятся данные о принятии в российское подданство аварского князя Григория Дадиана, правителя Имеретии, правителей Ереванской и Шурагельской областей, Карабагского и Нухинского ханств, Джарской Лезгинской республики. Описывая события конца XVIII в., автор, как очевидец и свидетель, объясняет причины, побудившие того или иного правителя принять русскую ориентацию. Вхождение в состав Российской империи подтверждалось присягой и обосновывалось на общих для всех владетелей статьях (л. 276). К 1805— 1806 гг. почти все крупные территории Кавказа вошли в состав России.

В этой же части “Епохи III” Броневский рассказывает о современной ему политической ситуации в соседнем Иране. Введение этого пассажа, на наш взгляд, крайне интересно и отвечает композиции самой книги. Семен Михайлович достаточно хорошо показал, как Иран, после прихода к власти представителей каджарской династии (1796) и установления в стране относительной стабилизации, стал для российских властей сильным и опасным противником на Кавказе.

Рассматривая в своем сочинении направления восточной политики России в указанный период, автор не мог не остановиться на контактах московского государства с Турцией и Крымским ханством. Хотя он пишет, что приводит сведения об этом постольку, поскольку требует повествование, все же представленная информация заинтересует исследователей.

В конце своего труда Семен Михайлович помещает отдельные географические очерки о местностях Дагестана (л. 281—320). Здесь он приводит любопытнейшие сведения о кубачинцах (найденные им в материалах различных архивов или записанные на основании устных рассказов местных жителей), о Дербентском ханстве (л. 300—318), о Табасаранской области (л. 318—320). Оставаясь верным своему плану, Семен Михайлович и при изложении географических сведений вкрапливает в текст исторические факты, так, например, он приводит данные о союзниках шамхала и уцмия каракайтакского (л. 291—299), освещает вопросы исторической географии этих мест.

Упомянутые очерки выделены в рукописи в особый раздел и пронумерованы римской цифрой VIII. По своему содержанию они, как было установлено нами при сличении текстов, в основном совпадают с подобными материалами, опубликованными в географической части его книги. В данный момент сложно установить, по каким причинам были продублированы эти сведения (возможно, если бы “Исторические Выписки” [17] были приняты в издательство при жизни Броневского, он сам смог бы каким-то образом изменить это положение), однако следует подчеркнуть, что сведения, находящиеся в исторической части рукописи, все же имеют дополнения и отличия от уже изданных в географическом разделе. Очевидно, наш автор проделал определенную дополнительную работу, прежде чем поместить этот материал во вторую часть своей книги.

Источники

Источники, которыми пользовался Семен Михайлович при составлении “Исторических Выписок”, весьма разнообразны. Сам он пишет об этом так: “Произшествия, помещенныя в двух первых епохах и приведенные в исторический порядок, извлечены мною из Российской Истории князя Щербатова, из Деяний Петра Великаго и Дополнения к оным г-на Голикова, из Древней российской вивлиофики, из Описания Каспийскаго моря и Журнала г-на Саймонова, из Путешествия Беля, из Описания Дагестана майора Гербера, из Изображения Грузии, сочинен-наго в Александро-Невской академии, из собрания трактатов, хранящихся в Коллегии иностранных дел” (л. 8—8 об.)16.

Однако при более близком знакомстве с “Историческими Выписками” выясняется, что круг использованной им литературы значительно шире. Так, в контексте рукописи упоминаются книги многих европейских путешественников Олеария, Тавернье, Шардена, Рубрука, Контарини, Арсения Суханова, Гильденштедта, Пейсонеля ¹⁷, приводятся выдержки как из сочинений древних географов (Страбона, Птоломея), так и из работ современных ему ученых (Д'Анвиля, Ла Круаера и др.). Рассказывая об отношениях России с Ираном в первой половине XVIII в., наш автор привлек для своей работы сочинение, посвященное правлению иранского шаха Надира (1736—1747). В тексте рукописи оно названо “Житие шаха Надыра”, а в действительности это произведение персидского летописца Мирзы Мухаммада Астрабади “Тарих-и Надири”, переводом которого на один из европейских языков и мог воспользоваться автор ¹⁸. Кроме того, в “Исторических Выписках” встречаются также данные, почерпнутые Броневским еще из одного персидского источника — “Тарих-и Дербент”, который, по всей вероятности, был доступен автору в русском переводе, выполненном Юсупом Ижбулатовым [139, 146, II, с. 1276].

Отметим также, что в некоторых случаях Семен Михайлович оперирует сведениями из рукописных книг, еще неизданных в ту пору, например, из Журнала Соймонова, из сочинения Арсения Суханова и др. Кроме официальных документов в “Исторических Выписках” приводятся устные рассказы и предания, записанные самим нашим автором. К тому же Семен Михайлович внимательно читал исторические работы своих современников, чьи взгляды учитывались им при написании книги. Чтение упомянутых произведений и использование их в работе свидетельствуют о достаточно высоком уровне знаний нашего автора.

Источниками для третьей “Епохи” послужили материалы, выписанные Броневским из Архива коллегии Министерства иностранных дел, [18] и, как он пишет сам, “из других достоверных сведений, доставленных мне по повелению Его Сиятельства князя Адама Адамовича Черторижскаго” (л. 8 об.—9) Среди них можно выделить следующие документы: указы, рескрипты, рапорты, статейные списки, грамоты, тексты шертных записей, реляции, донесения послов, трактаты, договоры, данные о строительстве военных укреплений, справки о доходах правителей Кавказа.

В основном автор дает точный пересказ этих документов. Хотя есть и полные тексты договоров, например, русско-иранское соглашение 1723 г., шертные записи горских владельцев и др. Вполне возможно, сочтя эти документы наиболее важными, Семен Михайлович решил процитировать их дословно. На многих из них стоит гриф “Секретно”. Причем встречаются как документы, посланные царским правительством на Кавказ, так и ответные донесения кавказских наместников, во многом объясняющие ситуацию в этом регионе. Все это дает возможность представить себе картину взаимоотношений русского двора с представителями местной власти.

Рассказывая о событиях с 1762 по 1806 г., автор не мог не привести в своем сочинении содержание трактатов и соглашений, заключенных между Россией и Турцией в указанный период (т. е. Константинопольский трактат 1724 г., Белградский трактат 1739 г., Кайнарджийский трактат 1774 г., Ясский договор 1791 г.), а также тексты русско-иранских договоров, подписанных в 1723, 1729, 1732, 1735 гг.). В рукописи встречаются только те параграфы, которые непосредственно касаются кавказского региона, причем Семен Михайлович дает более подробный перечень названий отдельных местностей, чем это принято в официально изданных документах (см., например, публикацию Юзефовича).

Среди архивных материалов, используемых Броневским в этой части, упоминаются три малоизвестных документа: “Дневныя записки о военных действиях в Персии”, освещающие события Персидского похода 1796 г., “Выписка о заводимых в Персии вновь морских судах” и “Дело о высылке из Осетии римских патеров”. Очевидно, все они были найдены в Архиве Министерства иностранных дел и до сих пор остаются, насколько нам известно, вне поля зрения исследователей ¹⁹.

В целом, как это можно заметить, “Исторические Выписки” построены на весьма ценных по содержанию архивных документах ²⁰. Броневский был одним из первых источниковедов, приоткрывшим читателям материалы Архива Министерства иностранных дел. В дальнейшем по этому направлению пошли такие исследователи, как С. Белокуров, М. Полиевктов и др. Наш автор сумел связать в одно стройное изложение многочисленные малодоступные материалы, разбросанные по разным источникам. Однако публикуемое сочинение не является простой сводкой сведений и фактов. Оно представляет собой самостоятельное оригинальное историческое сочинение, выполненное в результате долгой и кропотливой работы. Изучение и переработка столь значительного материала позволили автору сохранить дух и аромат тех столетий. Достоинство текста и заключается прежде всего в насыщении его богатым фактическим материалом. Объективность и добросовестность Броневского при изложении материала преобладают над некоторыми неточностями, вкравшимися в текст. Рассматривая собранную в “Исторических Выписках” информацию, следует отметить в работе Семена Михайловича исследовательский момент и подчеркнуть глубину авторского анализа [19] приведенного текста. Его замечания, ремарки и суждения, помещенные в сносках, поражают своей проницательностью и прозорливостью. Примечательно отношение его, человека по образованию и по профессии военного, к истории как к науке. Так, он пишет о том, что необходимо тщательно проверять исторические факты прежде чем использовать их в работе, “а догадки в истории,— замечает наш автор, — должны остаться догадками” (л. 37 об.). В ряде случаев Семен Михайлович, придавая определенное значение излагаемым сведениям, поясняет, по каким причинам он приводит ту или иную информацию, подвергая её критической оценке (см., например, его данные об образовании некрасовских казаков (л. 155 об.), сведения о происхождении кубачинцев (л. 306—307). Все это говорит о его достаточно серьезном отношении к собранному материалу. Тем не менее следует помнить, что книга Броневского была написана в начале XIX в. В ней отражен определенный уровень знаний, существовавший в ту пору, поэтому некоторые данные, приводимые автором, требуют критической оценки (например, его понятия об этногенезе авганцев и черкесов).

Наступление России на Кавказ, как убедительно показано в источнике, — это сложный противоречивый исторический процесс. Можно нарисовать довольно четкую схему становления и развития русско-кавказских отношений, включающую в себя такие этапы, как довольно нерегулярный обмен послами, строительство военно-оборонительных казачьих поселений на Тереке, военно-наступательные действия русских войск в этом регионе, присоединение Кавказа к России. Многочисленные горские владетели находились в весьма сложных взаимоотношениях между собой и занимали разные позиции по отношению к Турции, Ирану, России. Одни из них были покорены военной силой, другие — посредством разных политических комбинаций и дипломатических соглашений после подписания мирных договоров между этими странами.

Приведенные выше факты достаточно убедительно свидетельствуют о росте престижа российского государства в этом регионе, о его немаловажной роли в судьбах горских народов, осуществлявшейся на этом этапе на основе добрососедских отношений и в рамках экономического сотрудничества. Изучение всех этих вопросов, затронутых в источнике, весьма поучительно и для оценки сегодняшней ситуации на Кавказе. Интерес к рукописи, в которой освещаются многие события в этом регионе, возрастает еще и потому, что архивные материалы, публикуемые в настоящее время, представляют, как правило, лишь одно из направлений восточной политики России (например, русско-кабардинские отношения, русско-осетинские, русско-дагестанские и т. д.). Броневский же исследовал весь комплекс отношений России с Кавказом.

Таким образом, анализ сведений, содержащихся в рукописи Броневского, доказывает, что публикуемое сочинение, основанное на многочисленных документах официального делопроизводства, выписках из личных и государственных архивов, устных и письменных источников, представляет несомненный интерес для исследователей и для широкого Круга читателей. По своему содержанию и достоверности изложенных в нем фактов оно существенно дополняет данные других источников о характере экономических, политических, военных и дипломатических отношений между Россией и Кавказом с середины XVI до начала XIX в. Сведения, почерпнутые из “Исторических Выписок”, являются также важным материалом для изучения вопросов, связанных с такими темами, как “Конфликтология” и “Геополитика России в XVI—XVIII вв.”. [20]

При подготовке рукописи к изданию были сверены с подлинниками приведенные в “Исторических Выписках” документы и используемая автором литература. Надо сказать о том, что Семен Михайлович скрупулезно, бережно и добросовестно отнесся к использованию в своем сочинении уже изданных работ. Пассажи из книг своих предшественников он приводит практически дословно без каких-либо искажений и расхождений, обязательно указывая или имя автора, или название сочинения, а в некоторых случаях и номер страницы. Точные цитаты заключены в кавычки ²¹.

Архивные материалы, содержащиеся в “Исторических Выписках”, проверены нами в основном по документам, изданным еще в дореволюционный период. Это: Полное собрание законов Российской империи; Акты кавказской археографической комиссии; Архив Государственного совета; Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии Министерства иностранных дел; Русская историческая библиотека и другие малодоступные издания.

Кроме того, часть документов, освещающих русско-дагестанские, русско-армянские, русско-кабардинские отношения и др., была обнаружена в сборниках, опубликованных учеными уже в наше время [4, 58, 127, 128]. Большую помощь в работе по определению достоверности сообщаемых нашим автором сведений по истории русско-иранских отношений (1587—1621) оказали монографии П. П. Бушева [20—23].

Документы, приведенные в публикуемом сочинении, идентичны оригиналам.

Текст рукописи передается в соответствии с современными правилами издания исторических документов с заменой вышедших из употребления букв. Разнобой в написании слов, употребляемых в источнике, при передаче текста сохранен. Знаки препинания расставлены в тексте по смыслу с учетом правил современной пунктуации.

Ссылки автора на источники (на левых полях рукописи) включены в примечания. Обозначения автором дат упомянутых событий и написание имен правящих царей (также указанные на левых полях рукописи) введены в основной текст. Исправления, сделанные при переписке сочинения, и явные описки, не меняющие смысловое значение текста, опущены ²².

Собственные имена, фамилии и географические названия приводятся в тексте по подлиннику со всеми искажениями. Верные их написания даются в указателях. В научно-справочный аппарат работы входят Примечания, Список сокращений, Краткий словарь малоизвестных слов, Указатели собственных имен, географических названий, этнографических названий, составленные к тексту рукописи Броневского, Список литературы.

Пользуясь случаем, хочу поблагодарить сотрудницу Института российской истории З. В. Дмитриеву за помощь, оказанную мне при подготовке текста к изданию.

Комментарии

1 Необходимо отметить найденную нами в некоторых Энциклопедических словарях неточность, касающуюся авторства этой книги. Так, в Новом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, в Настольном словаре Толля, в Большой энциклопедии 1902 г. и др. автором упомянутой книги по географии Кавказа назван не Семен Михайлович, а его племянник Семен Богданович Броневский (1786—1858). Последний, также обладавший литературными способностями и оставивший после себя несколько книг, занимал пост генерал-губернатора Восточной Сибири. В молодые годы он действительно бывал на Кавказе и принимал участие в экспедициях в Кабарду под командованием генерала Г. Н. Глазенапа (1804, 1805). Однако Семен Богданович никогда не занимался историей этого края и начал писать значительно позже, когда уже в качестве адъютанта командующего прибыл в Сибирь (1807) [14, т. 8, с. 714]. Такая путаница, на наш взгляд, объясняется лишь следующей причиной: Семен Богданович, высоко ценя труд своего дяди, был подписчиком этого издания и имел “Новейшия Известия о Кавказе” в своей библиотеке. Схожесть имен дяди и племянника (см. заголовок книги “Новейшия Известия о Кавказе, собранныя и пополненныя С. Броневским”) и запутала издателей словарей.

Изданная географическая часть была по достоинству оценена современниками. Положительный отзыв на нее дал А. А. Бестужев-Марлинский. Делая обзор вышедшей литературы за 1823 г., он так написал о работе Броневского: “Из оригинальных книг вышли в свет в истекшем году "Новейшия Известия о Кавказе" С. Броневского. Она заслуживает внимание европейцев и особенную благодарность русских” [11, с. 113].

Подписчиками “Новейших Известий” стали многие известные люди того времени, например, князья Волконские, Долгоруковы, граф Н. П. Румянцев, знаменитый герой Денис Давыдов и многие другие. Один из экземпляров книги был куплен библиотекой Санкт-Петербургской Духовной Академии (ныне он хранится в Российской Национальной библиотеке Санкт-Петербурга).

Исследователи неоднократно отмечали ценность работы Броневского в деле изучения Кавказа: “Одне только известия Броневского проливают мерцающий свет на состояние этой страны во время подчинения ея Русскому владычеству” [101, ч. 1, с. III].

Упоминание о сочинении нашего автора встречается в работах акад. В. В. Бартольда и Е. И. Козубского [8, т. 9, с. 479; 65, с. 27].

Кроме того, “Новейшия Известия”, как аргументированно доказал еще в 30-е гг. нашего века литературовед Л. П. Семенов, оказали непосредственное влияние на раннее творчество М. Ю. Лермонтова, когда тот еще не был знаком с этим краем. Книга Броневского открыла перед поэтом картины Кавказа, познакомила с реалиями жизни горцев, с их обычаями и традициями. Поэт использовал сведения С. М. Броневского при написании поэм “Измаил-Бей” (1832), “Кавказский пленник” (1828) и др. [131, т. 3 (16)].

К такому же мнению приходит Л. П. Семенов и в отношении влияния “Новейших Известий” на цикл кавказских стихов А. С. Пушкина [132, с. 24]. Географическая часть, изданная более 170 лет тому назад, вызывает интерес у читателей и в наши дни. Это издание (1823 г.), стереотипно перепечатанное в 1990 г. в Махачкале, моментально исчезло из продажи. Принимая во внимание популярность “Новейших Известий”, малая осведомленность науки о второй части книги Броневского выглядит досадным несоответствием.

2 Дело в том, что после смерти Броневского его архив и рукописи попали в чужие руки. Детей в браке не было (о семейной жизни Семена Михайловича почти ничего не известно кроме того, что он был женат на дочери актера Померанцева), и спустя восемь лет после его кончины (1838) усадьба была продана герою Кавказа генералу П. С. Котляревскому [28, с. 188]. Те бумаги, что все же сохранились в доме Броневского, частью сгорели при пожаре 1905 г., а остальные были сожжены чиновниками в 30-е гг. нашего века при устройстве в его бывшей усадьбе санатория.

3 В настоящий момент сложно сказать, кто первым нашел эти документы — С. М. Броневский или П. Г. Бутков. Находясь вместе в Персидском походе 1796—1797 гг. и собирая данные о Кавказе, они оба имели доступ к одному и тому же материалу, представлявшему для них интерес. Тем не менее при сличении публикуемой рукописи Броневского и книги Буткова “Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг.” [18] выяснилось, что в работе последнего достаточно часто приводятся ссылки на нашего автора, например, взят целый очерк об Осетинском подворье, заимствованы рапорты генерала де Медема, переписаны указы, изданные Сенатом. Здесь же отметим еще одну немаловажную деталь. Несмотря на то, что оба автора используют будто бы одинаковый материал, книги их существенно различаются. Как уже упоминалось, Броневский приступил к составлению своего труда до начала или в самом начале русско-иранской войны (1804—1813). На него не давили еще события военных лет, результаты и последствия этой войны. Мирное настроение автора сказалось и на направленности его произведения. Другое дело — книга П. Г. Буткова. Написанная уже после войны (1813—1816), она имеет совсем иной характер.

4 В 1665 г. Станислав Броневский принял православие и получил поместья в Смоленской губернии. Сведения о роде Броневских встречаются среди именитых фамилий Смоленска и Тулы, данные о нем занесены также в Русскую родословную книгу Лобанова-Ростовского [75, т. 1, с. 75].

5 Шкловский кадетский корпус, расположенный в г. Шклове под Минском, был образован на средства Семена Григорьевича Зорича, любимца и флигель-адъютанта Екатерины II, в 1778 г. Затем, после пожара и смерти Зорича (1799), училище было переведено в Москву и переименовано в первый московский корпус. Здесь кроме нашего автора по его настоянию учились также четверо его племянников. Один из них, Семен Богданович, пишет о том, что “дворяне российские и белоруские наперерыв старались определить туда своих детей” [14, л. 14]. Хороший состав знающих преподавателей, непринужденная атмосфера, царившая в училище, способствовали повышению результативности обучения кадетов. “И в этом разсаднике, — продолжает племянник Броневского, —взросли многие таланты, служившие и служащие с пользою и отличием на высших местах: А. А. Закревский, А. В. Закоржевский... С. М. Броневский, мой дядя” [14, л. 14 б.].

6 Общество истории и древностей российских было образовано под председательством ректора императорского Московского университета Н. А. Чеботарева. Одной из главных задач Общества было критическое издание русских летописей. В 1815 г. во главе этого ученого кружка встал граф Н. П. Румянцев, горячий поклонник русской истории, неутомимый собиратель исторических рукописей. Он установил самую тесную связь между Обществом и Архивом Министерства иностранных дел [62, с. 559—570]. Несомненно, мимо Н. П. Румянцева не могла пройти незамеченной книга его бывшего подчиненного, посвященная истории Кавказа.

7 По свидетельству одного из сопровождавших его людей (всего вместе с Броневским выезжали шесть чиновников, один переводчик, трое слуг и два казака), Семен Михайлович объезжал практически весь полуостров: он начинал свою поездку из Севастополя и далее, следуя через Инкерман – Херсонес – Балаклаву – Алупку – Ялту – Гурзуф – Алушту – Судак – Бахчисарай – Коктебель – Симферополь - Бахчисарай, вновь возвращался в Севастополь [17, с. 3—4].

8 Для создания музея Семен Михайлович разослал своих представителей в Керчь, в Херсон и в другие места Крымского полуострова, дал указания чиновникам подведомственных карантинов и таможен “способствовать различными мерами о пополнении музеума разными предметами древностей” [30, с. 539]. Занимался и сам сбором античных памятников. В своих “Воспоминаниях” его племянник Дмитрий Богданович пишет: “В 1808 г. (осенью) приезжал из Севастополя дядя Семен Михайлович для осмотра развалин древняго Херсона. В Феодосии тогда устраивался музей для древностей Крыма по проекту дяди моего бывшаго тогда градоначальника Феодосии. Он собирал для музея обломки древних греческих статуй” [30, с. 538].

9 В Рукописном отделе Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург) нами обнаружено 8 писем С. М. Броневского к М. М. Сперанскому за 1817—1819 гг. Письма в основном содержат размышления по религиозным проблемам, и только мимоходом наш автор упоминает о своих домашних делах. Отметим также одну неточность, найденную нами при чтении этих документов: в папке, где находятся письма Семена Михайловича, ошибочно содержатся два письма, принадлежащие не нашему автору, а его племяннику Семену Богдановичу. Хотя подпись на этих письмах стоит “С. Броневский”, написаны они из Тобольска и датированы 1834 г., т. е. к этому времени Семена Михайловича уже не было в живых. К тому же характер этих двух посланий и обращение в них к Сперанскому совершенно иные, чем в упомянутых восьми письмах. Наш автор обращается к Михаилу Михайловичу как к другу, называя его “брат во Христе”, тогда как генерал-губернатор Сибири Семен Богданович адресует свои послания к Сперанскому как к вышестоящему начальнику “Ваше высокопревосходительство! Милостивый Государь!”.

10 Наверняка, Пушкин осмотрел сад, где находились остатки колонн паросского мрамора, камни с надписями и другие диковинные веши, и обо всем этом услышал рассказ от Семена Михайловича, который был не только собирателем старины, но и прекрасным рассказчиком. После выхода в свет географической части книги Броневского Пушкин приобрел её в свою библиотеку. По разрезанным и потерявшим новизну листам можно предположить, что поэт неоднократно пользовался этой книгой.

11 Упоминание в “Московских ведомостях” о “многих любопытных записках”, принадлежавших перу Броневского, дает основание предположить, что автор до конца своих дней продолжал писать и обрабатывать собранные материалы по истории Кавказа, а может быть, и сведения по истории Крыма (о последнем его увлечении сообщал в упомянутом письме А. С. Пушкин своему брату Льву). К сожалению, записи Броневского не обнаружены.

12 См. сноску № 2.

13 Более подробные сведения о биографии Броневского изложены нами в отдельной статье [104].

14 Оценивая последующие события на Кавказе (в частности, соединение Черного и Каспийского морей), Броневский намеревался собрать материал и о четвертой “Епохе”, исследование которой привлекло бы внимание читателей [16, л. 7 об.]. Он собирался также дополнить свой труд особой выпиской, содержащей переписку между князьями А. А. Чарторыйским и П. Д. Цициановым. Однако, скорее всего, это были только планы автора.

15 Как известно, в России до 1 января 1700 г. существовало летосчисление от “сотворения мира”. Петр I ввел новое летосчисление по христианской эре (новой эре, нашей эре), за начало которой взята дата рождения Иисуса Христа. Промежуток времени от “сотворения мира” до рождества Христова исчислялся в 5508 лет, следовательно, указ Петра I о введении новой эры был издан в 7207 г. от “сотворения мира” [156, с. 7].

16 При проверке литературы, используемой нашим автором, мы не могли не отметить следующие моменты. Во-первых, “Журнал Соймонова”, на который ссылается Броневский, до сих пор не опубликован. Существует три списка этой рукописи: первый из них хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки Санкт-Петербурга (шифр QIV63), второй — в ЦГАДА (ф. 181 45/64), третий - в ГИМ (неполный, ф. 395 № 1, № 4, л. 24-65). Во-вторых, несмотря на то, что в Предисловии наш автор упомянул книгу Джона Беля как использованный им источник (л. 8—8 об.), на самом деле он не включил пассажи из Белевых путешествий в свое сочинение. Вполне возможно, он только намеревался сделать это или сведения Беля при переписке работы на чистовик были опущены. В-третьих, нами установлено, что под названием “Изображение Грузии сочиненнаго в Александро-Невской Академии” С. М. Броневский имел в виду сочинение “Всемирный путешествователь или познание Стараго и Новаго Света”, которое, действительно, было переведено с французского языка на русский в названной академии и хранилось в её библиотеке [27].

17 Как известно, первый русский перевод книги А. Олеария был сделан П. Барсовым лишь в 1870 г., поэтому наш автор мог пользоваться или немецким, или французским изданием. Подробнее см. ниже. То же самое можно сказать и о сочинении Арсения Суханова, впервые вышедшем в печатном виде лишь в 1889 г. Очевидно, Броневский познакомился с упомянутым произведением по рукописи, хранящейся в библиотеке Санкт-Петербургской Духовной Академии (Александро-Невской Лавры).

18 Скорее всего, Броневский, не зная персидского языка и не имея доступа к восточным рукописям, мог пользоваться лишь пересказом сочинения Мирзы Мухаммеда Астрабади “Тарих-и Надири”, или “Тарих-и Джахангушай-и-Надири” (“История Надира”), выполненным Джонсоном и изданным в Англии почти одновременно на французском (1770) и немецком (1773) языках [166, 167]. Персидский текст рукописи впервые был издан в 1834 г.

19 Наши поиски по выяснению библиографических данных упомянутого сочинения “Дневныя записки о военных действиях в Персии” не принесли желаемых результатов. К сожалению, использовав все доступные нам справочники и издания по этому периоду (например, Мандельштам, Дубровин, Бакунина), мы не смогли установить точное название этого источника. Хотя можно предположить, что “Дневник военных действий”, составленный во время Персидского похода (1796) и используемый Н. Дубровиным для написания своей статьи [45] был также доступен нашему автору. Последний мог дать искаженное название этого сочинения, упомянув его в своей книге как “Дневныя записки о военных действиях в Персии”.

20 Взлет подобных публикаций пришелся на три десятилетия позже, примерно на 50 - 70-е гг. XIX в.

21 Для примера сравним “Исторические Выписки” с Российской историей князя Щербатова.

22 Для иллюстрации приведем несколько характерных примеров:

и проч.

Текст воспроизведен по изданию: С. М. Броневский. Историческия выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, на Кавказе обитающими со времен Ивана Васильевича доныне. РАН. Институт востоковедения СПб. 1996.