ГЕНРИ БРЕРЕТОН

ИЗВЕСТИЯ О НЫНЕШНИХ БЕДАХ РОССИИ, ПРОИСХОДИВШИХ ВО ВРЕМЯ ПОСЛЕДНЕЙ ВОЙНЫ

ДОСТОПОЧТЕННОМУ

сэру Роберту Kappy ¹, рыцарю, виконту Рочестерскому, графу Сомерсетскому, кавалеру наиболее почетного Ордена Подвязки ² и одному из самых важных личных советников Его Величества ³

Если в больших делах королевства, в котором в качестве высокопоставленного подданого наиболее достойно служит (под отличным руководством главы нашего государства) Ваша Светлость, найдется время, свободное от дел, связанных с Вашим высоким положением, тогда, возможно. Вашей Светлости доставит удовольствие обратить благосклонное внимание на скромные труды того, чье состояние и слабые заслуги относят его к ничем не выдающемуся рангу бедных. Относясь к таковым, я взял на себя смелость написать эту небольшую книгу как трактат, основанный на фактах, о невзгодах в России, произошедших в результате последней иностранной и междуусобной войны в этой стране, и предоставить этот труд вниманию Вашей чести (если Ваше драгоценное внимание может быть обращено на столь никчемный объект). И не самой слабой добродетелью является уважать дела беднейших: так как, лишившись доброты великих мира сего, в каком еще убежище бедные люди найдут спасение? Поэтому я осмелился предоставить эту книгу под покровительство Вашей чести и посчитал бы превосходящим все ожидаемое, если, учитывая Ваши высокие достоинства, даже получил бы от Вас письмо. Желаю Вам, чтобы эти священные брачные узы, по которым Вы теперь связаны с благородным родом Норфолков ⁴, даже по высочайшему назначению Господа Бога, вне зависимости от ударов судьбы оказались до Вашей смерти настолько же нерасторжимыми, как Гордиев узел ⁵, определяющий судьбу Азии. Желаю Вам жить долго и счастливо и впредь занимать наиболее достойное место в личной и государственной жизни, благополучия и благосклонности короля.

ГЛАВА 1

Дмитрий, последний из этой династии, после смерти своего отца Василия, наследует царство. Не доверяя своему собственному народу и многим из окружающей его знати, он стремится упрочить свое положение женитьбой на молодой госпоже, близкой по крови королю Польши Сигизмунду.

Из всех конфликтов, сопровождавшихся упадком какого-либо государства или королевства, о которых я узнал из книг или понаслышке, будь то в настоящем или в прошедших столетиях, ни один, по моему мнению, не был таким неожиданным, странным и переменчивым, ни один не был таким двусмысленным по происходящему и фатальным по событиям как для государя, так и для народа, как для захватчика, так и для угнетенного, ни один не приводил к такому сокращению городского населения и волнениям в городах, к такому количеству осквернении невинности, грабежей, убийств и других ужасных преступлений, а также пожаров, случаев резни, голода, ни в одном не было таких трагических несчастий, заговоров и уловок, замышленных самим дьяволом в аду, и исполненных людьми на земле, как тот, который имел место в последние годы между нынешним королем Польши Сигизмундом ⁶, королем Швеции Карлом ⁷ и Дмитрием ⁸, последним из этой династии, имеющим титул Великого князя Московии или царя России, и который до сих пор не закончился.

И эта несчастная страна, которая до этого процветала в своем богатстве, состоянии государственных дел, удовольствиях и мирной торговле с иностранцами, в которой не было и никем не предвиделось никаких войн, в одно мгновение, которое для таких изменений в государстве непостижимо для человеческого ума, вдруг превратилась в горестную сцену и уличные подмостки, на которых многие актеры играли под аплодисменты свои кровавые роли, принесла своей войной горе и страдания живущим людям и несчастья для еще нерожденных детей. Господь Бог еще никогда не являл миру таких памятных примеров того, в каком неустойчивом состоянии находится любое королевство или государство, не поддерживаемое рукой Всевышнего, а также того, к каким несчастьям и бедствиям для народа, живущего в такой безопасности, могут привести подобные кровавые и опасные планы. И, наконец, что ожидает в конечном результате подобную преступную и надменную жестокость, о чем будет объявлено в последующем печальном изложении этой истории.

Итак, вы поймете, что Дмитрий, последний из этой династии царь России, после смерти его отца Василия, прозванного как иностранцами, так и своими собственными подданными за свое суровое и жесткое правление великим Тираном России ⁹, унаследовал от него не только государство, но и ненависть подданных: несмотря на то, что Дмитрий был во многих отношениях превосходным государем, одаренным от природы, наделенным многими достойными способностями и героическими добродетелями, в цвете своей молодости и красоты, что обычно вызывает у людей очень высокую оценку, полную богатых надежд и ожиданий. Однако, ненависть, которую они испытывали по отношению к его отцу, была настолько сильна, что, не умерев с его смертью, продолжала жить вместе с его потомком и вскоре повергла в смятение этого государя, который (если не учитывать его надменность, присущую ему от природы) был во всех других отношениях наиболее совершенным правителем, с благородной душой и царской внешностью.

Получив, таким образом, после смерти отца государство, но не утвердившись в нем, он вынашивал планы, что лучше всего в его силах сделать для укрепления своего положения, которое по причине настроений его подданных (которые были ему чужды) и также многих из знати (которые из-за его отца также не испытывали к нему теплых чувств) было очень слабым. Среди них в то время был некий Knesevansusce ¹⁰, знатного рода и обладающий большой властью. Во время правления великого Тирана, будучи великим Конюшим, он также занимал много других важных постов в государстве, которые нынешний царь Дмитрий, больше из опасения, чем из любви (к нему), позволил ему сохранить за собой. Но такое положение государя, когда власть его подданных внушает ему страх, явно является ненадежным.

Этот Vansusce во время правления бывшего государя, хитро пользуясь своей щедростью и популярностью, сумел добиться приязни и высокого мнения о себе у народа, а так как с помощью его власти и политики удалось усмирить некоторые бурные столкновения и опасные беспорядки, он пользовался большим почетом у государя и сильным преклонением со стороны знати, среди которой, однако, были такие, кто хотя и с завистью относились к его положению, но вместе с тем и внимательно следили за его действиями, кто, руководствуясь больше амбициями, чем заботой о стране или благородными целями, признавали его силу опасной. И эти дела, которые слыли и имели окраску дел на благо царя, скрытно служили для претворения его амбиций, поскольку упоминались только в связи с ним и с его собственными замыслами. Хорошо понимая это, Дмитрий, однако, закрывал на это глаза и притворно поддерживал его, постепенно разжигая огонь, тлеющий в углях.

Этот Vansusce был очень знатных кровей, происходя из древнего рода, который на протяжении многих веков был удостоен чести быть в брачных союзах со многими благородными семьями государства и был всегда в почете и уважении у народа, имел княжескую внешность, расточал любезности и светские комплименты, однако при этом был амбициозен, жесток, являлся большим лицемером, не упускающим возможности обласкать того, кому желал смерти, не щадил жизни никого, кто стоял на пути достижения его цели. Говорят, что однажды он сказал одному своему тайному другу, что тот должен быть признаным недостойным знатного рода, тем самым он лишил чести этого человека, дела которого могли бы обеспечить его независимость, и поставил его в положение вассала, предав свои собственные дружеские привязанности. Он действовал откровенно, считая, что если его слова поставят под сомнение, его власть способна защитить их. Власть этого Vansusce являлась главной причиной недоверия царя, хорошо понимающего, что как только амбиции этого человека соединятся с ненавистью народа, имеющего обыкновение следовать за знатью, может возникнуть опасная оппозиция по отношению к нему. Для предотвращения или умиротворения оной его друзья посоветовали ему укрепить свое слабое положение брачным союзом с родом какого-нибудь иностранного государя. В поддержку этих планов выяснилось, что в то время была молодая госпожа княжеского рода, изумительной красоты и еще не помолвленная ни с кем из польского двора ¹¹. В эту страну с большими приготовлениями были незамедлительно направлены послы. Из них главным был молодой человек по имени Tragus ¹², из знати, родственник царя, наделенный полномочиями и почетным положением старшего, который будучи с почестями встречен в Польше, обнаружил, что их замыслы, к счастью, осуществляются, так как вскоре эта молодая госпожа, имевшая большое наследство и богатое приданое, была со всей торжественностью обручена с молодым государем, а щедро награжденный посол поторопился вернуться в Россию с радостным известием.

Царь с радостью принял его и обнял своего родственника за них, поцеловал портрет госпожи, подтвердил брачное соглашение и, чувствуя себя бедным среди богатства своих надежд, стал готовиться к поездке в Польшу, по-прежнему изнывая от желания увидеть наяву эту красоту, одни упоминания о которой так распалили его воображение, что к нему, кажется, применимо написанное Плутархом о томлении Марка Антония по царице Египта Клеопатре ¹³, что «душа влюбленного живет не в его собственном, а в другом теле».

ГЛАВА 2

Царь Дмитрий, лично приезжает в Польшу с почетной свитой и там со всей торжественностью женится на польской принцессе. Возвращается в Россию в сопровождении охраны из пяти тысяч поляков.

После пышных приготовлений Царь Дмитрий отправляется в Польшу, поручив править государством во время его отсутствия одному человеку из знати, кому он особенно доверял, назначив его наместником — своему родственнику Tragus'y. Чтобы увидеть его, отовсюду собираются толпы народа, однако люди не проявляют чувств радости и одобрения ни внешне, ни в душе, что, однако, мало его беспокоит, так как он полагает, что этот новый союз с Польшей настолько укрепил его положение, что ему нет нужды бояться каких-либо внутренних перемен, и от иностранных вторжений он в безопасности. Однако, были некоторые, кто, оценивая возможное развитие событий в будущем, исходя из существующих условий, предсказывали, что этот брак и его последствия, возможно, в будущем приведут его в смятение, что на самом деле и произошло. Тем не менее, мы не будем смешивать испытываемые им наслаждения с неуместными страхами перед будущими бедами, а со всевозможными почестями и радостью перенесем его со своих территорий в Польское королевство, где он повсеместно встречал такой прием, который соответствовал его положению и превзошел его ожидания.

Совершив много почетных визитов и встреч с большим количеством князей и знати Польши, он, наконец, прибыл к королевскому дворцу. Король в это время находился в Кракове ¹⁴, который был столицей Краконии и главной королевской резиденцией. Здесь он получил такие всевозможные почести, о которых мог только мечтать в своем сердце, а также увидел таких красавиц, от которых не мог оторвать свой взгляд. Но в самый больший восторг он пришел, увидев ее, чья красота с самого первого взгляда повергла его в такое изумление, что, обнаружив свои мысли в душе, вместо дара речи он мог пользоваться только глазами и другими органами, дополняющими внешнюю оболочку тела — он не находил слов, чтобы выразить свою радость.

В празднествах проводил он здесь время, удовлетворяя свои собственные желания банкетами, объятиями, танцами и другими любовными наслаждениями пока, наконец, не настал тот долгожданный день, когда торжественно и официально церковь должна была скрепить брачными узами их надежды и стремления к тем счастливым объятиям и тем настоящим проявлениям радости, которые томящиеся возлюбленные чувствуют на вершине блаженства, которое тогда становится самым сильным, когда подобная гармония сладострастных чувств, как глоток вина, приходит одновременно к каждому из них, вызывая обоюдное желание, как это и было между этими двумя влюбленными, брачный союз которых не был навязан каким-либо принудительным согласием. Не было между ними и какой-либо несовместимости характеров, являющейся причиной слишком сдержанных или скучных чувств, ибо они были одного возраста и являлись наиболее совершенными и абсолютными творениями природы, какие только жили на этом свете. Но, наконец, когда по истечении некоторого времени все дела, связанные с этим великолепным браком, закончились, они начали готовиться к отъезду, будучи оба охвачены новым желанием: он — снова увидеть свое родное государство, а она — лицезреть эту страну, в которой ее теперь величали царицей.

Король и королева Польши, большая часть знати и наиболее богатые красавицы королевского двора сопровождают их до границ России. Дороги, города и деревни — усыпаны цветами и душистыми травами, как будто земля показалась слишком низкой, чтобы по ней ступали эти царские особы. Отовсюду собрался народ, чтобы видеть яркие кометы из этих двух королевств, чья красота повергала всех созерцающих ее в восторг.

Наконец, подошел день прощания, когда эти двое молодых влюбленных, попрощавшись, выразив как радость, так и сожаление, продолжили свое путешествие, сначала в Смоленск ¹⁵, главный город Северского княжества ¹⁶, где их с почетом ожидал родственник царя Tragus. Здесь они оставались некоторое время для того, чтобы отдохнуть и прийти в себя. Через несколько дней они снова отправились в путь, держа курс на великий город Москву, где по распоряжению князя Tragus'a их ждала встреча со всем подобающим величием и пышностью.

Недолго они жили здесь, погруженные во всевозможные радости и удовольствия. Кто бы подумал, что это солнце, так сияющее в своей утренней красе, настолько неожиданно может попасть в затмение на горизонте, даже будучи на пути своего триумфального восхождения! Но при неопределенности земных удовольствий этот луч, который принес так много света такой большой стране, был этими же людьми, освещаемыми им в таком красивом ракурсе, и неожиданно погашен — их злой судьбой и завистью, в чем вы убедитесь ниже. Из Польши царь Дмитрий привез с собой пять тысяч ¹⁷ хорошо вооруженных воинов, которым он поручил свою личную охрану, не будучи уверенным в верности своих собственных подданных, что вызвало сильный гнев московитов против него и вскоре оказалось причиной его горестного ниспровержения.

ГЛАВА 3

Польская охрана царя, злоупотребляя его благосклонностью, совершает множество преступлений в городе и вскоре становится объектом сильной ненависти московитов. Knese vansusce, воспользовавшись этим случаем, объединяется с московитами и сеет недовольство.

В то время, как царь со своей супругой предавался наслаждениям, удовлетворяя все свои прихоти, проводя все дни и ночи напролет в пиршествах и кутежах, считая что все дела находятся в надежном и безопасном состоянии, поляки, будучи людьми по своей природе гордыми, и это чувство гордости становилось у них вдвойне сильным за счет благосклонности государя, совершили, находясь без надзора, множество преступлений в Москве и прилегающих землях и постепенно в течение короткого периода времени оказалось, что московиты их стали ненавидеть величайшей ненавистью. Осознав это, Vansusce часто выражает своим различным друзьям московитам в той степени, насколько он может отважиться, недовольство как терпимостью Князя, так и наглостью поляков, утверждая, что тирания сына, вероятно, будет еще более невыносимой, чем тирания его отца ¹⁸.

«Кто не предполагает, говорил Vansusce, если он осознает и видит в какой-либо мере, как этот новый союз с Польшей может оказаться губительным для России, что эти жесткие начала являются определенными признаками, предшествующими гораздо более великим невзгодам, если их не предотвратить вовремя! Мы теперь едва ли спокойны за наших жен, детей и имущество, напротив, уже много раз они подвергались опасности от их варварской жестокости. Если пять тысяч поляков держат нас в таком благо-вейном страхе, совершая такие насилия (о которых поступают каждый день жалобы) без контроля, что же они будут делать, когда их число будет больше, чего постоянно можно ожидать! Князь спит и тратит время в усладах своей новой любви, забывая о своих старых друзьях. Его собственный народ презираем в то время, как поляки пользуются всевозможным почетом. Ни один русский не обращается в суд, но (если попытается) должен иметь в качестве защитника поляка. Что бы поляки ни попросили, государь им дает, независимо от общих интересов. Главные учреждения как при дворе, так и в городе уже начинают меняться. Что нас ожидает, кроме дальнейшего падения от плохого к наихудшему, когда мы потеряем все, а поляки получат все!».

Эти слова в сочетании с их [поляков] произволом так распалили московитов, что требовался только повод, чтобы поднять восстание, и таковой, к несчастью, в скором времени предоставился, ибо один польский дворянин случайно обратил свой взор на дочь московского купца, девственницу замечательной красоты, и настолько воспылал в любовных чувствах к ней, что после того, как испытал все пути удовлетворения своего желания в виде переговоров и подарков и увидел, что его притязания остаются по-прежнему тщетными, но тем не менее будучи настолько пылким в своей преступной похоти, он обманом заманил ее в удобное место, где, поняв, что все честные пути исполнения его желания отвергаются, изнасиловал ее самым варварским образом. Эта обесчещенная девица, будучи в глубоком горе и несчастье, пожаловалась на это гнусное оскорбление своим близким ¹⁹.

Когда причины наших горестей переходят все границы, это производит в наших умах самые различные крайние проявления, не те, которые следуют за нашими обычными недугами или привычными нам ударами судьбы, что вызывают наши вздохи, слезы и другие обычные знаки несчастия, а те, которые в состоянии чрезмерного горя, объект которого представляет из себя нечто сверх всякого терпения или страдания, это настолько помрачает ум и поражает чувства, что здравый смысл уступает место скорби и мы падаем в безбрежный океан самых крайних страстей. В таком сложном горестном состоянии в той наиболее несчастной драме было сердце королевы Трои Гекубы ²⁰, которая, увидев, что ее предали, что Илрум находится в огне, ее супруг Приам ²¹ сражен, ее дети умерщвлены, а эта цветущая красавица Поликсена ²² (в любви к которой пребывал зеркало всех рыцарей — Ахилес) убита прямо у нее на руках безжалостным Пирром — при виде всех этих горестей она была настолько далека от того, чтобы найти облегчение в выражении своего горя, что затерялась в переплетениях лабиринта безумия. Подобно этой была судьба Ниобеи ²³, которая после убийстве ее семи сыновей богиней Латеной ²⁴ была настолько поражена горем, что, как сказал поэт, превратилась в камень. Не очень далеко от этого было состояние близких этой обесчещенной девицы, которые, увидев слезы своей дочери и узнав причину ее горя, тотчас же из чувства скорби впали в чувство гнева и в ярости, с решительными намерениями, не контролируя себя, побежали в суд, где принесли жалобу на это оскорбление, нанесенное в возмутительной и непристойной манере, при этом они больше требовали, чем просили о справедливости: «Что мы совершили, — сказал отец этой опозоренной девицы, — что мы, ваши подданные, которые так долго жили под вашими законами, религией и правлением, должны настолько подвергаться недоверию в нашей верности и внушать такую неприязнь в наших качествах, что вы поручили свою охрану иноземцам и подвергли нас их жестокости! Какие бесчинства они совершили со времени приезда вашей царицы в Москву, не щадя ни старости, ни пола, ни знатности людей, как много было жалоб на их злоупотребления — и нет никакого улучшения; и я, опечаленный отец этой обесчещенной девушки, вижу по вашему виду, что говорю тщетно. Путь к угнетению прост и открыт, а тропа к справедливости не проторена, царь является иностранцем для своих подданных и царем для иностранцев, московиты чувствовали себя несчастными во время правления вашего отца, но гораздо более несчастными они являются под вашей тиранией». Эти последние слова настолько воспламенили государя, что он оттолкнул ногой отца этой девушки и, будучи в гневе, полностью потерял способность здраво судить как о причинах этой жалобы, так и недовольства московитов, и повелел посадить его как мятежника в тюрьму вместе с женой и обесчещенной дочерью.

И, заставив их сидеть там под тяжестью оков, он настолько перегрузил себя тяжестью ненависти своего народа, что вскоре это оказалось для его непосильной ношей, давящей на него так сильно, что она лишила его государства в конце его жизни, о чем пойдет повествование дальше.

Vansusce с помощью мятежных московитов неожиданно нападает на замок или дворец в Москве и уничтожает всех поляков за одну ночь. В этой суматохе царя убивают, как ходят слухи, но он с помощью преданного слуги, изменив внешность, тайно совершает побег со своей женой.

В то время, как по всему огромному городу распространялась весть об обращении с купцом, несправедливости к нему, о его заточении вместе с женой и дочерью, московиты начинают все более открыто выражать свое недовольство, которое так или иначе направляется против поляков и достигает такой степени, что они начинают бунтовать, собираясь большими толпами, с решимостью в душе отомстить за допущенные к ним бесчинства. Понимая это, поляки держатся внутри дворца, не осмеливаясь передвигаться за его пределами. Государь, увидев (но слишком поздно) опасность, использует некоторых представителей знати его двора, тех, которых он знает как людей, способных быть снисходительными к народу, чтобы усмирить эти волнения. В скором времени своей заботой и усердием они, кажется, успокоили, но не умиротворили, людей — купец, его жена и дочь были освобождены, но не удовлетворены, на офицера было наложено наказание, но оно не было исполнено, сатисфакция обещана, но не выполнена, — так что этот огонь был на время ослаблен, но не потушен до конца, и некоторое времени спустя разгорелся так сильно, что его пламя чуть было не поглотило все государство.

Государь, будучи очень растерянным в душе из-за этих волнений и сохраняющейся опасности восстания, просит у своих друзей совета, что лучше сделать не столько для предотвращения беды, сколько для усмирения народа. Самый лучший совет, который ему был дан, состоял в том, что для умиротворения своих подданных ему надо лично применить к ним доброе и приятное обхождение, что послушание из любви лучше послушания из страха, что надо отослать поляков назад в свою страну и поручить его личную охрану своим собственным людям, а также что надо править так, как этого хотят московиты. Однако он последовал самому худшему совету, который состоял в том, что надо предвосхитить [события] — усилить свою гвардию с помощью поляков, укрепить дворец и другие места в Москве, имеющие важное значение, править силой, а не любовью, и полностью лишить московитов благосклонности и доверия. Для этого и с этими целями в Польшу тайно были направлены гонцы, чтобы получить дополнительно десять тысяч воинов, которые будут оплачиваться им для несения его личной охраны.

Когда в душе правителя есть ростки недоверия, а в сердцах его народа упрочилась ненависть, их вряд ли можно устранить, как это хорошо видно на примере этого государя и его подданных. Однако, если бы в этот момент он последовал лучшему совету — выгнать поляков и назначить в его гвардию московитов, он бы, несомненно, добился долгого правления счастливого государя над счастливым народом, а также предотвратил бесконечные невзгоды, которые последовали за этим и даже привели к его полному уничтожению и великому разорению в государстве. Таким образом, в самом начале заканчивается последнее действие его комедии и теперь начинается первое действие его трагедии, при этом насколько первое было коротким и полным удовольствия, настолько второе было длинным и еще более полным невзгод. Ибо его старый противник Knesevansusce, понимая, что только что отправленные в Польшу гонцы царя посланы за свежим пополнением, предвидя, что в этом случае государь будет иметь над ним слишком большое преимущество, если только он открыто не поднимет свои силы, положившись, таким образом, на волю случая в битве, исход которой, как он знал, был сомнительным — как из-за численности поляков, которые считались более хорошими воинами нежели московиты, так и по той причине, что некоторые люди из знати при дворе, обладающие и землями, и воинской силой, как ему было известно, были верны государю и могли вскоре поднять эту силу, посчитал, что самым лучшим для выполнения его планов было воспользоваться существующими преимуществами и, неожиданно напав на поляков с помощью его друзей, устроить новую бойню не только им, но также и самому государю вместе с его близкими друзьями и сторонниками, находившимся во дворце и прилегающих районах. Для претворения в жизнь этих кровавых целей он тайно оповещает своих друзей в городе, которым он особо доверяет, быть в назначенный час при оружии в готовности и, как сказал поэт, «Tenebris audacia crescit» («Темнота придает смелости» (лат.)) — для этого дела, (требующего) темноты, наиболее подходящим временем была выбрана ночь, а сам дворец был превращен в публичный театр, в котором была сыграна эта сцена ужасной резни. Когда наступила ночь, они собрались вокруг дома Vansusce, на всех путях к которому были устроены засады с тем, чтобы никто не проведал об этих кровавых планах. Таким образом, вооруженных с этой целью друзей и приверженцев Vansusce собралось от десяти до двенадцати тысяч. Vansusce подготавливает (людей) к этому кровавому штурму, выступая перед ними с горячими словами о том, что теперь пришло долгожданное время, которое прославит московитов перед всеми потомками за избавление от жестокой тирании поляков, надменный характер коих они испытали на себе и хорошо знакомы с их кровавыми делами, что наступил час, когда они могли бы сполна отомстить за дикие преступления и невыносимые случаи несправедливости со стороны этих несносных чужеземцев и освободить город и страну от этой опасной гадины. Эти слова Vansusce вместе с уважением и высоком мнением о нем настолько подняли решимость московитов осуществить эту попытку, что большинство из них, горя всеобщим желанием мести, а остальные, воодушевленные ненавистью и желанием прикончить (врага), разрозненными отрядами поспешили от дома Vansusce к дворцу царя, который находился в двух милях оттуда. В то время был некий Glasco ²⁵, секретарь, пользовавшийся особым доверием царя, который, однако, оказался самым вероломным предателем, так как, будучи посвященным во все планы Vansusce, он был единственным средством их проникновения во дворец. Этот Glasco будет нести клеймо позора и оно навсегда останется связанным с его именем и памятью о нем. Оставшись верным своему царю и господину, он, возможно, открыл бы эту ужасную измену, предотвратил последовавшие за ней бесконечные невзгоды, спас жизнь своему царю и заслужил бессмертную славу.

Встретив слабое сопротивление, они проникли на нижние помещения двора и, оказавшись там, стали выкрикивать: «Свобода, свобода, свобода, убить, убить, убить». Поляки, некоторые голые, некоторые плохо вооруженные из-за отсутствия времени, оказали слабое сопротивление жестоким мечам неприятеля, и оно, как Vansusce и ожидал, было подавлено, так как остальные, не понимая причины звона набатного колокола, собирались во дворце отовсюду и, узнав, что там находится лично Vansusce, они не задавали дальнейших вопросов, а начали творить расправу, убивая на своем пути всех, кто служил при дворе — и московитов, и поляков. Теперь во дворце были слышны только ужасный глухой шум, исходящий от доспехов, лошадей и аркебуз, жалобные крики людей всех возрастов и званий, шедших на смерть, безжалостные возгласы убийц. Дворец захлебнулся в крови, к тому же, они (хотя они ранее выбрали темноту) тем не менее разожгли огонь для того, чтобы освещать эту резню. Убийства и насилия, продолжавшиеся в течение двух часов, создали позорную известность этим палачам, которая для них же впоследствии оказалась фатальной, поскольку все они были вынуждены признаться в том, что жестоко пролили человеческую кровь. Когда подобные действия могут претендовать на законность, закон в этом свете выглядит отвратительно. Тот, кто создал человека по своему подобию, воздает по заслугам авторам такого кровопролития. Однако, это было еще только введением, вступлением или первой, самой маленькой частью этой трагической сцены, так как когда мечом и огнём они добрались до внутренних покоев дворца, они уже не щадили никого, невзирая ни на чины, ни на должности, — любой, кто встречался на их пути во дворце, становился объектом их ярости.

Царь и царица, будучи в самом сердце дворца, находились в объятиях друг у друга, и в глубокой печали и в подавленном состоянии намеревались уже умереть вместе, когда один из истинно преданных слуг царя нашел путь и средство их спасения. Царь в облачении слуги, царица — в мужской одежде ²⁶ — так, будучи в большой скорби и сильном страхе, эти двое возлюбленных, переодетых подобным образом, взялись за руки и с помощью их преданного проводника вышли окольными путями из горящего дворца. За свою заботу и исполнение своего долга перед государем этот человек заслуживает не меньшей славы и известности, чем образец добродетельного поступка, Эней ²⁷, который нес на своих плечах своего старого отца, Анхиса, через охваченную пламенем Трою.

ГЛАВА 5

Дмитрий с царицей совершают побег в Калужское княжество, где находят приют. Vansusce сеет слухи о том, что он (Дмитрий) мертв и по его распоряжению похожего на него убитого проносят через весь город, чему московиты верят.

Таким образом, эти две царственные особы, происходящие из двух царских династий, будучи в самом расцвете своей молодости и красоты, на самой вершине своего положения и достоинства, в самый разгар удовольствий и наслаждений, из счастливого общества своих друзей и ярых сторонников, из-за жестокой измены Vansusce, принесшего им клятву на верность, из царского величия пришли в такое несчастное и жалкое состояние, что даже человек самого низкого происхождения в государстве теперь не захотел бы поменяться с ними судьбой и жизненными условиями.

Но возвратимся к их трагической истории. Преодолев с помощью их преданного проводника страхи и опасности дворца, они сели на маленькую лодку и поплыли по реке Волге. Государь сам помогал своему надежному слуге грести против течения, и какое жалкое зрелище было созерцать того, кто еще накануне держал царский скипетр и правил во всем великолепии и величии таким богатым и обширным государством, окруженный знатью и бесчисленным количеством людей, а теперь грёб с помощью простого весла и отдавал все жизненные силы за спасение той, которую любил больше своей жизни и всего мира, и из всего того, чем он наслаждался всего лишь несколько часов назад, единственно что он мог назвать своим собственным, остались лишь его безутешная царица, верный слуга, а также два жалких весла и маленькая лодка.

Но, придерживаясь нашего курса, мы должны предать огласке для мира эти последовавшие затем печальные события и тяжелые бедствия с тем, чтобы заполнить эту драму материалом более трагичным, чем описанные Сенекой бедствия Иокасты ²⁸, или повествование Гомера о несчастиях Гекубы ²⁹. Итак, эти несчастные богатые осколки России, эти два драгоценных камня, грубо вырванные из своих золотых оправ, эти две великие личности, двигаясь на маленькой лодке, постепенно успокаивались от тяжелого бремени забот, разделяя друг с другом печаль и находя утешение, видя друг друга, и держали курс на Калужское княжество ³⁰, которое находилось от великого города Москвы примерно в восьмидесяти верстах в измерении русских, что составляет около шестидесяти английских миль. Это место, благодаря своему естественному местоположению было настолько хорошо защищено за счет рек, скал и укреплений, что при наличии там армии было почти недоступным. Когда Дмитрий, оставив опасности позади, вступил на эту землю, его встречало все население княжества, а также часть знати и многие из его старых слуг, которым удалось пройти через опасности дворца и уйти от тирании Vansusce; они поспешили навстречу к нему, при виде чего он нашел в этом большое успокоение в том, что его не полностью покинули, и на коленях поблагодарил Всемогущего за то, что его положение из-за этой измены не стало безнадежным, что он сможет выжить и пережить это бедствие, и, если за такое короткое время он смог подняться от забот одного слуги и наличия одной маленькой лодки до владения многими слугами и целого княжества, он, возможно, впоследствии через некоторое время и при благоприятном раскладе судьбы сможет восстановить свою власть и вновь овладеть всем государством. Обуздывая свои страхи за счет надежд на будущие возможности, стремясь таким образом создать всю плоть из одной конечности, он скрашивал действительное состояние своей судьбы с помощью рисуемых в своем воображении планов на лучшее.

Но мы теперь оставим этого находящегося на пересечении звёзд государя в жалком утешении его слабых надежд, строящим новые воздушные замки в то время, как его смертельный враг Vansusce владеет принадлежащим ему прежде замком в его государстве и даёт ему короткую передышку после волнений той мрачной ночи, и вернемся туда, где мы оставили Vansusce, сжигающим и опустошающим московский замок, престол многих царей, который в течение многих предшествующих веков стоял монолитом, а теперь за одну ночь был уничтожен и настолько разорен, что и поныне не восстановлен. Мы теперь должны вывести на сцену узурпаторов, объявляющих людей вне закона, лишающих их прав и конфискующих земли и имущество, организующих заговоры, идущих на хитрости, чтобы выжить, ведущих политику и строящих планы, каким образом водрузить незаконно полученную корону на голову узурпатора, который никогда не пребывает в покое и редко спокойно спит ночью.

Vansusce, несмотря на то, что всё успешно завершилось в соответствии с его желаниями и планами, кроме главного — убийства царя Дмитрия, о побеге которого знали только его близкие друзья, приступает к осуществлению своей цели — самому стать царём, хотя он и сознавал, что у него на это нет ни титула, ни права.

Разум человека имеет бесконечное множество мнений и дум, дерзость которых в сочетании с амбициями ничто не сможет остановить или ограничить, как это и оказалось в случае с Vansusce, на пути которого лежали два огромных камня преткновения. Первым из них был побег царя, другим — жизнь и сила его родственника Tragus'a, который в глазах народа был также великим. Vansusce должен был его остановить, иначе бы он нашел в его лице гораздо большего врага, чем изгнанный Дмитрий. Это необходимо было сделать тайно и неожиданно, так как за три часа до рассвета после той роковой ночи брат Vansusce, также по имени Дмитрий, был отправлен с отрядом в пятьсот лошадей с тем, чтобы неожиданно напасть на него (Tragus'a), который в то время отдыхал в загородном доме в деревне, находящейся в пятнадцати милях от города, привести его пленником в Москву, где судить и приговорить к такому наказанию, которое ему было уготовано за те вымышленные преступления и обвинения, уже подготовленные для выдвижения и судебного исполнения против него, поскольку, учитывая его популярность в народе, он (Vansusce) не осмелился покушаться на его жизнь, но решил сделать это в законном порядке, а так как он знал, что застигнуть его врасплох дома — дело трудное, он повелел составить от имени царя фальшивое рекомендательное письмо следующего содержания: что существует очень важное дело, требующее его помощи и присутствия при дворе, и что он должен отложить все другие дела и как можно быстрее прибыть туда. Это письмо было доверено подлому изменнику Glasco, которого посчитали наиболее подходящим человеком для ведения подобных переговоров. Однако, наступит время, когда тот, кто сейчас является исполнителем, окажется также и объектом кровавой трагедии, когда кровь измены, которая течет в его жилах, будет выпущена рукой именно того, кому он в настоящее время служит. Но оставим на время его и брата Vansusce Дмитрия на их пути с письмом и вернемся в московский дворец, где Vansusce, осмотрев множество мертвых, нашел труп, который по возрасту, отличительным чертам и другим характеристикам был очень похож на тело царя. Vansusce воспользовался этой возможностью и, облачив труп в царские одежды, приказал объявить, что царь Дмитрий убит. Для того, чтобы доказать это, он повелел положить это ложное тело царя на носилки и с великими почестями пронести его с открытым лицом по всему городу в государственную палату, или зал для собраний, при этом он лично сопровождал процессию. Люди, собравшиеся толпами, чтобы увидеть его, без сомнения поверили в то, что перед ними тело их государя, но никто не отдал ему ни прощального вздоха печали, ни траурных слез — такова природа простонародья.

ГЛАВА 6

Подложное тело хоронят как царя Дмитрия с почестями и торжественностью, полагающимися царю. Tragus застигнут врасплох, схвачен и в качестве пленного доставлен в Москву.

Vansusce, прибыв в зал собраний подобающим образом облаченным в черные одеяния, имея царскую внешность и осанку, величественно поднялся на высокий трон, неожиданно возведенный для него. Предполагаемое тело царя было положено перед народом. После объявления тишины он, соблюдая скорбное выражение на лице, громким голосом обратился к людям со следующей речью: «Мои дорогие соотечественники, я не могу сказать, какие чувства, скорбь и печаль в глубине души вы испытываете, глядя на этого усопшего царя, которого мы недавно называли нашим повелителем и государем, но для меня это является самым скорбным и самым ужасным, что когда-либо приходилось с горестью лицезреть. За его кровь, чему свидетель вечный всемогущий бог, моя душа чиста и неповинна, поэтому заверяю вас высоким именем того, чье тело находится рядом со мной, и с вашего одобрения и согласия, что подвергну наказанию пыткою в назидание всем этого человека, который даже хуже отцеубийцы, будь то даже мой брат, будь то сделано по неведению, что часто происходит в случаях таких ужасных столкновений, если будет возможным найти свидетеля против него (убийцы), ибо не подобает, чтобы земля носила цареубийцу. Но поскольку неопределенными вещами нельзя определенным образом распорядиться, мы должны отдать суд в руки того, кто знает как намерения, так и действия человека. Нам только остается исполнить наш последний долг перед усопшим — траурные церемонии и похороны, и я хочу, чтобы они были проведены со всей торжественностью. Его смерть очень неожиданна и несвоевременна, так как мы потеряли надежду на продолжение линии престолонаследия в государстве, а убийством поляков мы нажили сильного и опасного врага. Вам должно выбрать того, кто будет править, чья мудрость и доблесть смогут поддержать славу и величие государства, а также справиться с раздорами, которые действительно вредят ему. Но самое первое и главное, что вам надлежит сделать, это положить конец гражданской и междоусобной войне, для предотвращения которой мы сегодня утром послали за родственником царя Tragus'a для того, чтобы он ответил за те преступления, обвинения в которых ему будут предъявлены, а также и для того, чтобы в это опасное время с помощью вашей мудрости избавиться от него. Сейчас наши скорбные души не могут говорить ни о чем, кроме похорон нашего царя, которые мы в скором времени совершим со всей торжественностью». И с этими словами он вытер слезы на глазах, а собравшиеся были настолько далеки от выражения печали, что сразу же перешли к бурному изъявлению радости: аплодируя, подбрасывая шапки и крича: «Vansusce, Vansusce, да хранит Господь Vansusce!»

Размышляя об этом, следует отметить и обратить внимание на то, какое разнообразие форм может принимать лицемерие. «Нас simulat a sanctis as, b.c. dissumulat a iniqust as» («Это мнимая святость, притворная строгость» (лат.)) — на какое множество миль отстоят друг от друга слова и мысли обманщика, как много неизвестного существует между тем, что у него на языке, и тем, что у него на сердце. Но, согласитесь, что в течение определенного периода времени мысли и слова лицемера лежат близко друг от друга, и это будет обнаружено, когда его неправедность выйдет наружу, и, хотя его преступления и имеют некоторое время незаслуженный и находящийся вне подозрений выход, имея внешне обманчиво благоприятный и замечательный вид, тем не менее приходит день, когда он будет держать ответ за свои неправедные дела и лишится всех лживых титулов и почестей, которые он получил с помощью убийств, вероломства и ужасных измен, когда, будучи низверженным с высот его лживого величия, он будет служить символом, внушающим ужас всем предателям и изменникам, и ныне, и во все времена его имя и память о нем будут отвратительны и покрыты позором как для бога, так и для всех добрых людей, которые почитают человеческое общество и его добродетели.

Вскоре после этого были торжественно проведены со всей пышностью и почетом похороны живущего государя в лице другого человека, который, хотя и был низкого происхождения и, вероятно, не совершил в своей жизни чего-либо замечательного, был тем не менее в своей смерти удостоен царских похорон и погребён в царской усыпальнице ³¹.

Но мы должны возвратиться туда, где мы покинули брата Vansusce Дмитрия и изменника Glasco, которые за много дней до этих фальшивых похорон предали и захватили врасплох молодого князя Tragus'a. Это произошло следующим образом: рано утром, незадолго до рассвета они подошли к месту, с которого был виден замок, где на расстоянии одной мили от замка в небольшой рощице, состоящей из деревьев и другой растительности, они нашли подходящее для засады место. Дмитрий залёг там со своими людьми, чтобы перехватить князя в пути, в то время как этот Ахтиофель ³², этот Иуда, который до этого самым гнусным образом предал своего господина, теперь шел также предавать его родственника, которому прежде был так многим обязан. Но никакие полученные выгоды или предоставленные удовольствия не могут остановить вероломное сердце, склонное ко злу, поскольку оно полностью направлено на ту цель, которой служит, и, не считаясь ни со способами, ни с путями ее достижения, какими бы грязными или окольными они ни были, он приходит, как коварный Улисс ³³, который выкрал Паладий из Трои, с честным лицом, но грязными намерениями, со спокойствием в поведении, но с гнилой душой. Он стучит в ворота замка и его впускают, он понимает, что князь почивает во сне, и только Бог знает, как мало было позволено поспать в эту кровавую ночь его родственнику царю, и каким несчастливым будет для него самого этот день, когда он будет предан. Итак, поскольку этот Glasco сказал слугам в доме, что его дело настолько важно, что он уполномочен не считаться с отдыхом князя, они разбудили его. Узнав о прибытии Glasco, он был очень рад и послал за ним, чтобы его провели в спальню — насколько бессмертна чистота и искренность невинности на фоне слитых воедино измены и зла. Но вот этот гнусный предатель Glasco входит в спальню и в очень почтительной манере приветствует князя, делает ему множество тонких комплиментов, а также вручает фальшивое письмо от царя. Князь в бодром настроении, ничего не подозревая, протягивает ему руку, радушно приветствует его, справляется о здоровье царя и новостях при дворе. Всё это сообщается в учтивой манере и окрашивается лживыми словами. Князь верит всему, берет и читает без тени подозрения письмо и готовится к поездке в Москву. Итак, в то время, как с одной стороны слова и правдивое сердце идут параллельно друг другу, сердце и язык изменника настолько далеки друг от друга, насколько далеки земные полюса — такая дистанция лежит между его арктическими слова ми и антарктическими целями. Вскоре князь готов отправиться  в путь, целует свою красавицу жену, собираясь не просто быстро, а как можно поспешнее отправиться с этим изменником в Москву, откуда ему уже не суждено вернуться и когда-либо еще видеть снова свою супругу. При прощании она плачет, как будто орошая откровенными слезами его скрытую судьбу, то ли от любви, которую к нему испытывает, то ли от предчувствия беды. Они усаживаются верхом на лошадей и в сопровождении полудюжины людей князя держат путь к Москве пока не оказываются окруженными людьми в засаде. А так как все это происходило глубокой ночью и сигнал тревоги прозвучал неожиданно, им удалось застигнуть князя врасплох и захватить его в плен, не встретив никакого сопротивления. Князь, увидев, что его так вероломно предал именно тот, кому он особенно доверял, решительно пожелал узнать причину этого и не является ли это прихотью царя, что его подобным образом захватили в плен. Они грубо ответили ему, что он все узнает по возвращении в Москву. А когда он, будучи человеком весьма учтивым, начал в благожелательной манере доказывать свою невиновность, они не дослушали его речь до конца и грубо оборвали его. При этом князь опечалился, но это не возымело никакого успеха. Всё это происходило в пределах видимости из дома князя и на глазах его жены. Как ценимы вы все, благородные женщины, которые любят своих супругов и повелителей безраздельной любовью, с какими чувствами горестные глаза этой безутешной госпожи могли лицезреть это несчастье, своими глазами видеть, как предают ее мужа! Такой же была горесть незабвенной Римской госпожи Корнелии ³⁴, жены великого Помпея ³⁵, которая издали видела, как в маленькой лодке ее господина и супруга предают и убивают вероломные советники и кровавые министры этого клятвопреступного правителя, царя Египта Птоломея, под защиту которого он отдал себя после своего поражения в Тефалии ³⁶. А горе этой женщины было еще сильней, так как она не знала ни причины этого, ни их целей, ни способа помочь ему. Но мы должны оставить ее в страданиях и последовать за пленником, которого они вскоре спешно доставили в Москву и поместили в сильно укрепленную тюрьму.

ГЛАВА 7

В Москве Tragus предстает перед судом, ему предъявляются обвинения и выносится несправедливый приговор. Обладая сильным духом, в знак протеста против тирании Vansusce он кончает жизнь самоубийством.

Теперь в городе каждый день проходили совещания и консультации относительно продвижения дела этого человека из знати, которые проводились Vansusce и теми людьми из его окружения, кому он доверял секреты, и которые быстро стали могущественными по причине его сильной охраны и многочисленности его друзей, собравшихся вокруг него со всех мест. Вскоре был назначен день суда над этим молодым господином не с целью оправдания, исходя из его уверенности в своей невиновности, а с целью поставить его в тупик заранее составленными ими обвинениями. Было назначено место проведения общественного суда, театр, на сцене которого должна была быть сыграна трагедия этого господина, куда в назначенный день приходит Vansusce, облаченный в царскую мантию, вместе со своими друзьями, союзниками и сильной охраной из воинов, в сопровождении главных чиновников города. Когда все заняли свои места, перед ними поставили этого благородного узника, который с неунывающим и безбоязненным видом лицезрел всех. Против него были выдвинуты следующие необоснованные обвинения в государственных преступлениях: в том, что по его инициативе была начата недавняя война с татарами ³⁷, которая унесла больше средств и крови, чем того стоила победа, что его стараниями и посредничеством был заключен этот злосчастный брак с польской принцессой, что с его помощью была привезена польская охрана, которая совершила так много преступлений, что они были вынуждены были предпринять меры, чтобы обуздать ее, и при этом несчастная судьба постигла самого царя, вина за смерть которого была возложена на него как первопричину, хотя и не главную; что по его настоянию было вызвано дополнительно десять тысяч поляков, что царская казна за счет его чрезмерного расточительства сильно уменьшилась, что он допустил передачу Северского княжества во владение Польской короне, а также были выдвинуты другие менее значительные обвинения. На всё это князь ответил настолько полно и настолько достойно, что каждый непредвзятый слушатель признал его невиновность.

Однако, истине так и не удалось восторжествовать, а зависть была готова как очернить её намёками, так и преподнести ее в ложном свете с помощью подкупа, поскольку против него были представлены лжесвидетели, в результате показаний которых невиновный князь был признан виновным. Затем со своего трона поднялся Vansusce и выступил со следующей заранее хорошо обдуманной речью: «Не знаю, мои верные соотечественники, каким образом и какими словами мне продолжать выступать с осуждением этого знатного человека, родственника и ближайшего соратника нашего дорогого усопшего царя, так как, когда я размышляю о прошлых временах и сравниваю их с настоящими, эти мысли настолько повергают меня в изумление, что, будучи в душе раздираемым между заботой о моей стране и уважением к этому человеку из знати, мое мнение делится на две части — одна призывает к суровому наказанию, другая — к жалости. Что я точно хочу определить в приговоре за него или против него, это то, что главное — воздать ему по заслугам, невзирая на сожаление по поводу того, что такой знатный господин, настолько полно обладающий такими замечательными свойствами души, имеющий такое восхитительное самообладание, такое телосложение, в расцвете своей молодости, такую красоту на вершине своего положения и удовольствий, находящий отраду и утешение в лице жены и детей, этот человек своими чрезмерно беспечными действиями и слишком самонадеянными замыслами, воспользовался своей силой и злоупотребил благосклонностью государя и поэтому недостоин жизни, хотя во всем остальном его жизнь была бы наиболее желанна. Лично я лучше бы хотел вообще не жить, или по крайней мере не жить до настоящего времени, если бы забота о моей стране, а также та полнота уважения и любви, которые я испытываю к вашим жизням и безопасности, не заставили меня против согласия, достигнутого в моей душе, вынести обвинительный приговор человеку, которого до недавнего времени я так уважал. Ибо в моих личных мыслях и общих заботах я пришел к следующему: когда знатность, величие, благосклонность царя, а также какие бы то ни было отличные качества тела или души находятся в одном человеке, который стремится их направлять только на себя, без учета всеобщего блага общества, хотя и имеет обязанность заботиться о нем, этот человек становится не только невыгодным, но также и опасным членом этого общества, и когда от такого разума исходят действия, увы, преступные, что вызывает опасения относительно еще больших последствий, как в этом случае, это дело — забрать жизнь такого величия и принести ее в жертву народу — уже выходит за рамки политики или правосудия и является вопросом божественной справедливости и служения нашему Господу Богу. А посему с вашего согласия, поскольку положение вещей изменить по-иному нельзя, я отдаю его в руки сурового правосудия и его служителей».

В течение всего этого времени плененный Князь, хотя и видел, как прямо и косвенно всё это преподносилось, хотя он и слышал во время своего заключения о мнимой смерти царя, убийстве во дворце поляков и многих людей высокого звания и положения, действиях настолько кровавых и роковых, что, зная о том, что мир полон бедствий и что по его тропам ступают не святые, он тем не менее думал о том, что требуется для того, чтобы подобное злобное начало в душе человека породило, взрастило и произвело такие ужасные и отвратительные убийства. Он, однако, ни в думах об этих нечеловеческих убийствах в прошлом, ни в мыслях о невыносимости своих собственных бедствий в настоящем не показал никаких признаков страха или ужаса, а, сохраняя то же самое самообладание, которое и ранее соблюдал, занимая своё высокое положение, он теперь лицезрел этих авторов-тиранов и кровавых актеров его трагедии — настолько благородно внутренние добродетели в его душе образовали и составили внешние действия и жесты его тела. И, таким образом, со словами настолько же уверенными и отважными, как и его вид, он обратился к ним со следующей речью:

«Я заставил себя собрать все самое лучшее во мне, чтобы спокойно выслушать и перенести все ваше недоброе обращение, несправедливые предположения, яростные нападки, ваши многочисленные и разнообразные злобные заявления, ваши грязные искажения фактов и их невозможное истолкование, и всё это для того, чтобы показать меня как опасного для государства члена общества, отобрать мою жизнь, как у обыкновенного врага, только устранив которого можно очистить дорогу к вашим нынешним целям и намерениям. По этой причине была пролита благородная кровь моего высшего Правителя и родственника — для того, что дать вам возможность вырасти в этом фальшивом величии. Я обращаюсь к Vansusce, который в глубине своей души знает о моей невиновности по всем предъявленным мне обвинениям, знает, что этот спектакль суда является всего лишь формой, просто способом или приёмом, которому вы следуете со злобными намерениями навести лоск на проделанные вами ужасные убийства, а также лишить меня жизни под предлогом закона. Показал ли я себя опасным для моей страны, когда во время последней войны с татарами я так мало заботился о своей собственной жизни, что не жалел своей крови в этих боевых действиях и вернулся домой с победой, несмотря на мнение тех, кто видел и знал опасность этого времени? Нанёс ли я вред моей стране, когда с вашего согласия и одобрения я заключил этот почетный контракт с польской принцессой? Царские ли средства я потратил во время этой поездки, когда моя собственная казна опустела из-за этих расходов? Что касается польской гвардии, это было больше моим вынужденным согласием, чем добровольным советом или одобрением. Относительно права владения на княжество и остальных пунктов обвинения я считаю для себя унизительным их повторять. Великий Господь, я надеюсь, знает, что в моих поступках и намерениях я свободен от обвинений, также как и знает о том, что Vansusce виновен в этой ужасной измене. Я заявляю о своей невиновности не для спасения моей жизни, так как это предопределено неизменным велением судьбы, а только для того, чтобы облегчить моё сердце, отягощенное грузом горечи, которая вызвана вашими подлыми преступлениями и фальшиво сплетенной клеветой, и то, что мне позволено говорить, является единственным утешением. Я не выступаю ни против твоей тирании, ни против того, что мои звёзды оказались несчастливыми — нет человека более сильного, чем его судьба, и не ограждаю свои добродетели, которые так слабы в моей душе, ни против злого рока или вашей злобы, я говорю о том, что может преодолеть моя сила духа и решимость — это и твоя нечеловеческая жестокость, Vansusce, и твоё необычное чудовищное предательство, гнусный Glasco, и вся ваша ненависть, недобрые Московиты, а также о том, что еще ценно для меня, это и любовь жены и детей, и лишение меня земель и почестей, и пытки, и смерть, и что бы то ни было, что может произойти с родом людским. Всё это, а также всё остальное, что находится во власти зависти, ненависти, злобы или тирании, — ниже меня. Жизнь не является моей любовницей, я не влюблён в ее удовольствия. Мир для меня совершил прелюбодеяние между своими прекрасными заявлениями о любви и уважении и отвратительными проявлениями сегодняшнего зла. Я увидел окончание моей фортуны и положил конец всем моим желаниям. Единственной мечтой, которая осталась во мне, является надежда на то, что наступит радостный миг большой славы для страны, именно этого жаждет моя душа, и именно туда устремится мой дух до того, как для вас настанет этот час. И если в этом собрании людей есть те, кто оказался, находится сейчас или окажется в будущем в такой же опасности и захочет узнать, как выразить протест против Vansusce, пусть они следуют моему примеру». И с этими словами, быстро достав короткий кинжал, специально спрятанный для этого часа, он вонзил его себе в сердце. Этот поступок, хотя и сам по себе казался актом отчаяния и полного ужаса, тем не менее в тех обстоятельствах вызвал огромное уважение к тому по-настоящему знатному и достойному славы человеку, который не потерпел триумфа своего противника и смертельного врага над всем, что ему дорого и, в конечном счёте, доказал свободу своего духа.

Неожиданная и добровольная смерть этого знатного человека повергла всех в изумление и среди присутствующих оказались люди не самого плохого качества, которые в этот момент почувствовали такое внутреннее сострадание к тяжелому несчастью, постигшему этого князя, к его невиновности и оскорблениям, которым он подвергся, что они внешне выразили это слезами. Увидев это, а также почувствовав, что молчание всех означает их общую печаль, Vansusce понял, что исходя из этого пристальный взгляд может рассмотреть более внимательно его замыслы и планы. Он начал оглядываться вокруг и собираться с мыслями, как удалить это подкрадывающееся подозрение из сердец Московитов, от любви и уважения которых главным образом зависели его надежды и дальнейшие действия. Он вновь обратился с речью к ним, в которой настолько полно раскрыл текущее положение дел, настолько ярко выступил против преступной жизни и поспешной смерти князя, проявил такую заботу о безопасности государства, с которой связана их безопасная жизнь, что в скором времени спокойное течение их горькой печали переросло в необъятный океан присущей им ярости, направленной против рода Дмитрия, его имени и семьи. И в этом новом настроении, похожем на то, какое имело место в результате лести иудеев к Ироду ³⁸, после его обращения к народу, они ошибочно приняли его речь за слово Ангела, выкрикивая в своей обычной манере: «Vansusce! Спаси Боже Vansusce!». Такая изменчивость — в природе народа. С этими долгожданными проявлениями шумного одобрения суд был тут же распущен, мертвое тело князя перенесено обратно в тюрьму, откуда на следующий день оно было снова вынесено и убого похоронено, и это изумило мир тем, что земля, никогда не отказывающая в изобилии князю в его жизни, на этот раз должна отказывать в необходимом для его погребения.

Комментарии

1 Карр Роберт (? — 1645) — первый граф Сомерсет, политик, государственный деятель, «шотландский фаворит» короля Якова I. В 1612-1614 гг. — государственный секретарь и советник короля, ведавший его личной перепиской. (English Historical Facts 1603-1608. 1980. P.11; Dictionary of National Biography. Vol. IX. London, 1887. P. 172-176).

2 Order of Carter — старейший орден Великобритании, учрежденный в 1348 или 1350 г. Эдуардом III.

3 Яков I (1566—1625) — первый английский король из династии Стюартов, сын Марии Стюарт и лорда Дарнли. Вступил на английский престол после смерти Елизаветы I Тюдор.

4 Норфолки — герцогский род, ведущий свое начало с XIV в. и происходящий от сына короля Эдуарда I Томаса Вротертона. У Р.Карра был роман с представительницей этого рода графиней Эссекс, дочерью графа Суффолка. После скандального бракоразводного процесса она вышла за него замуж. (Dictonary of National Biography. Vol. IX. London, 1887. P. 173-174).

5 Гордиев узел — в греческой мифологии был завязан царем Фригии Гордием. Считалось, что тот, кто сумеет развязать его, станет повелителем всей Азии. Согласно легенде, Александр Македонский, не сумев распутать узел, разрубил его мечом.

6 Сигизмунд III Васа (1566-1632) — сын шведского короля Юхана III и польской принцесы Екатерины Ягеллонки. В 1587 г. стал королем Польши, а в 1592 г. после смерти Юхана III унаследовал и шведскую корону. Был низложен со шведского престола в 1599 г. шведским протестантским дворянством.

7 Карл IX Васа (1550-1611) — король Швеции, сын Густава I и брат Юхана III. В 1592 г. после образования польско-шведской унии возглавил борьбу шведского протестантского дворянства против своего племянника Сигизмунда III, проводника католической реакции. В 1599 г. был избран правителем, а в 1604 г. — королем Швеции. В 1609 г. заключил с В.Шуйским союзный договор, направленный против Польши.

8 Дмитрий (1581-1591) — сын Ивана IV от Марии Федоровны Нагой. После смерти царя был отправлен в Углич, где погиб при невыясненных обстоятельствах. Под его именем в начале XVII в. выступило несколько самозванцев. У Бреретона от реального Дмитрия взято только имя. Вся же его биография составлена им из биографий Федора Ивановича, Лжедмитрия I и Лжедмитрия II.

9 Бреретон имеет в виду Ивана IV, которого иностранцы часто называли Васильевичем.

10 Knesevansuage (Vansusce) — центральный персонаж сочинения Бреретона, в котором угадываются черты Б. Годунова и В. Шуйского

11 Речь идет о дочери польского магната Юрия Мнишка Марине Мнишек (1588/89-1614?). Характерно, что Бреретон нигде не называет ее по имени

12 Tragus — персонаж явно собирательный, в котором довольно трудно узнать кого-либо из реальных лиц.

13 См. у Плутарха: Деметрий Полиоркет и Марк Антоний

14 В Кракове 12.Х1.1605 состоялось обручение М.Мнишек с Лжедмитрием, на котором роль жениха исполнял дьяк Афанасий Власьев.

15 На пути в Москву М.Мнишек ночевала в Смоленске две ночи 21 и 22 апреля. (Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995. С.36-37)

16 Севера (Северская земля, Северская Украина) — расположена на территории бывшего Черниговского княжества, на юго-западной окраине Русского государства по течению Десны и Сейма. Северское княжество присоединялось к Москве отдельными частями, начиная с XVI в. (Трубчевск, Стародуб, Рыльск). В 1503 г. все эти земли по разделу с Литвой перешли к Москве, в 1523 г. были окончательно уничтожены остатки суверенности. Пограничное положение, постоянные военные стычки на границе Северской земли создавали здесь особые условия жизни для населения, которое по образу жизни напоминало казаков. Сюда бежали крестьяне и холопы, и к концу XVI в. здесь скопился горючий материал, вспыхнувший во время Смуты. (Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 407-412)

17 В свите М.Мнишек, прибывшей в Москву 2 мая 1606 г., было около 2500 человек

18 Здесь речь идет явно о В.Шуйском, возглавившем заговор против Лжедмитрия.

19 О жалобе на поляка, обесчестившем знатную русскую девушку, есть сведения у Костомарова (Костомаров Н. И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. М., 1994. С. 262)

20 Гекуба — в греческих сказаниях жена троянского царя Приама, пережившая при разрушении Трои смерть всех близких.

21 Приам — в греческой мифологии последний царь Трои, убитый при взятии Трои Неоптолемом.

22 Поликсена — дочь Приама и Гекубы, принесенная при взятии Трои в заклание сыном Ахилла Неоптолемом (Пирром)

23 Ниобея — в греческой мифологии дочь Тантала, обладавшая многочисленным потомством, которым она возгордилась перед богиней Лето. В отмщение за это ее дети были уничтожены Аполлоном и Артемидой.

24 Лето (Латона) — дочь титанов Коя и Фебы, мать Аполлона и Артемиды, которые оберегали ее и убивали тех, кто пытался оскорбить ее.

25 Clasco — персонаж также собирательный, в котором довольно трудно узнать кого-либо из реальных лиц.

26 Во время восстания 17 мая М.Мнишек была взята под стражу, в августе она вместе с отцом и братом была выслана в Ярославль, откуда летом 1608 г. выехала к польской границе через Тверь. Недалеко от границы она была перехвачена отрядом Лжедмитрия II и доставлена в Тушино. Эпизод с бегством в мужской одежде относится к событиям в Тушине в январе 1610г.

27 Эней — в греческой и римской мифологиях сын Афродиты и Анхиса, один из троянских героев, участник многих важных сражений. В «Энеиде» Вергилия по приказу богов он бежит из захваченной ахейцами Трои вместе с престарелым Анхисом.

28 Иоакаста — в греческой мифолофии фиванская царица, мать и жена Эдипа, покончившая жизнь самоубийством. Этому сюжету посвящена трагедия Сенеки «Эдип».

29 См. прим. 20

30 В этом эпизоде по всей вероятности отразилось начало калужского периода биографии Лжедмитрия II.

31 Бреретон соединил в одном эпизоде сожжение трупа самозванца и перенесение мощей царевича Дмитрия в Архангельский собор.

32 Ахитофель — советник царя Давида, присоединившийся к заговору Аввесалома. Убедившись в том, что заговор обречен на неудачу, покончил с собой, опасаясь мести со стороны Давида.

33 Улисс — латинская форма имени Одиссей, царь острова Итака, один из вождей Троянской войны. Узнав, что одним из условий победы над троянцами является обладание статуей Афины Паллады (Палладием), он проникает в осажденный город и похищает ее.

34 Корнелия — жена Публия Красса, после гибели которого стала женой Гнея Помпея.

35 Гней Помпей (106—48 до н.э.) — римский полководец и государственный деятель, консул, соратник, а затем соперник Цезаря. Потерпев от него поражение, бежал в Египет, где был предательски убит по приказу Птоломея XIII на глазах его жены Корнелии.

36 Здесь у Бреретона ошибка. Помпей был разбит Цезарем в битве при Фарсале (Pharsalus) в Фессалии.

37 По всей вероятности, имеется в виду поход Б.Годунова с войском против крымского хана Казы-Гирея под Серпухов в мае — июне 1598 г.

38 Ирод — царь Иудейский, отличавшийся крайней жестокостью.

Текст воспроизведен по изданию: Генри Бреретон Известия о нынешних бедах Росии. Европейский дом. СПб. 2002