БРЕДЕРОДЕ, БАСС И ИОКИМИ

ПОСОЛЬСТВО ВАН БРЕДЕРОДЕ, БАССА И ИОАКИМИ В РОССИЮ И ИХ ДОНЕСЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНЫМ ШТАТАМ

Русские уполномоченные, услышав, что шведы упомянули о выборе герцога Карла Филиппа царем и великим князем России, благодаря чему будто бы король шведский приобрел право на Русское государство, сказали, что об этом выборе и слышать не хотят и что им кажется странным, что посредники могут слушать такие речи, поскольку государи и повелители их признали и признают Михаила Федоровича царем и великим князем российским. Из этого произошли споры и прения, которые заняли всю остальную часть дня.

Погода была так холодна, что не было возможности оставаться в палатках; к тому же некоторые рейтары сильно страдали от мороза; поэтому положено было впредь собираться в квартире английского посла, и вместо 300 рейтаров и пеших солдат, с которыми выезжали главные уполномоченные в этот день и накануне, положено было им иметь при себе только 50 человек конных и 50 человек пеших.

15 января шведские и русские уполномоченные собрались на квартире английского посла. Русские в присутствии посредников начали говорить первые и спросили шведов, какое им дано поручение касательно возвращения городов и крепостей, неправдой отнятых у русских. Шведы возразили, что, хотя русские уполномоченные не хотели в прошедшем собрании ответить на предложение их относительно выбора одного из сыновей короля Карла IX царем и великим князем российским, тем не менее выбор этот имеет законную силу и они твердо усвоить должны, что король шведский не отступит от требования своего, если ему не будет дано другое какое-либо удовлетворение. Русские повторили сказанное ими накануне и прибавили, что они были посланы для переговоров не о выборе принца Карла Филиппа, а о возвращении городов и крепостей, неправым образом отнятых шведами у русских, и о возобновлении мира и согласия между царем и королей шведским; [254] с этой же целью и посредники отправлены были их государствами-повелителями. При этом возникли споры и прения между князем Данило Ивановичем Мезецким и графом Яковом Делагарди из-за того, что князь Данило назвал графа просто Яковом Понтусом, без всякого титула, а граф, со своей стороны, называл князя просто Данило Ивановичем. Чтобы окончить спор этот и снова заняться главным делом, английский посол решил иметь дело с обеими партиями порознь и просил их объявить условия, на которых они согласны заключить мир. От русских нельзя было добиться, чтобы они назначили сумму денег или другое удовлетворение, которое можно было бы предложить шведам взамен их претензий и за возвращение ими городов и крепостей, хотя мы настойчиво объясняли, что король не оставит притязания свои и не возвратит города и крепости, не получив взамен денег или другого какого-либо вознаграждения. Они просили посредников уговорить шведских уполномоченных не упоминать более об избрании герцога Карла Филиппа и сообщить, какие поручения им даны касательно возвращения отнятого ими у русских. Посредники говорили со шведами отдельно, и последние повторили сказанное выше. (Опущен в публикации 1868 г. материал о переговорах посредников со шведскими уполномоченными.)

17 января, до прибытия шведских уполномоченных, русские предъявили нам два письма, полученных ими от царя. В одном из них было сказано, что русские два раза поразили отряд Лисовского, взяли 300 человек в плен и царь приказал принести Богу благодарственное молебствие. В другом письме находилось известие о начале переговоров между русскими и поляками под Смоленском и о том, что царь не желает заключить окончательного договора с поляками, не получив сначала известия о том, как окончатся переговоры со шведами. Русские уполномоченные внушили нам, что дела шведов пойдут хуже, если царь помирится с поляками, и просили сообщить это шведским уполномоченным и предостеречь их...

Когда посредники увидели, что от личных сношений и толков между обеими партиями дело не идет лучше, то они по возможности решились пресечь эти прямые сношения и достигли наконец того, что обе партии согласились на другой день к 9 часам передать письменные условия, на которых каждая из них готова заключить мир. Посредникам предложено было рассмотреть эти письменные объявления, [255] поступать вперед, как им, для успешного окончания дела, заблагорассудится. (В публикации 1868 г. опущены записки на немецком языке, поданные посредникам как русскими, так и шведскими уполномоченными «с взаимными претензиями».)

Посредники нашли, что из-за характера этих документов их невозможно сообщить спорящим сторонам без явного вреда, и поэтому старались получить дальнейшие объяснения и уговорили наконец обе стороны объявить 21 числа около полудня последние и решительные условия, заключенные в данных им поручениях. Русские были готовы лишь к вечеру. Медлительность русских, как и их просьбы не вести никаких переговоров до 19 числа, увеличили подозрение шведов, которые были уверены, что русские не стараются и не хотят подвинуть вперед дела. Через день или два стали ясны намерения русских. Они хотели, чтобы посредники, узнав решительные ответы уполномоченных о том, как далеко простираются их поручения, были вынуждены писать к обоим государям прежде, чем приступить к окончанию.

25 января после многих трудов положено было, что обе стороны искренне и по доброй воле на другой день представят посредникам письменные условия, на которых им поручено мириться относительно возвращения крепостей и городов, денежных требований, не сообщая содержание этих документов одной партии без предварительного на то согласия другой. Шведы представили четыре условия на выбор русским...

27 числа объявлено было русским уполномоченным, что их требования никак не могут быть приняты шведами и что посредники дали шведам надежду на более умеренные претензии; при этом посредники просили русских уполномоченных сделать предложения благоразумнее. Русские возразили, что данная им власть далее сказанного ими не простирается, и просили посредников, если их предложения не понравятся шведам, взять на себя труд уведомить царя о настоящем положении переговоров, уверяя, что они могут получить ответ от царя через 10 или 12 дней. Предложение это одобрено было английским послом. Мы решили, что для успеха дела следует рассмотреть все спорные пункты, расположить их по статьям с изложением мнений русских и шведских уполномоченных, а эти мнения должны быть утверждены их повелителями. Но русские возразили, что еще не время толковать об этом, и настаивали по-прежнему на том, [256] чтобы посредники уговорили шведов возвратить все города и уменьшить денежные свои требования. Тогда шведский главный уполномоченный объявил: русские полномочные говорят, что им не дано никакой власти предлагать или обещать что-либо за города и крепости, коими король владеет в России, что посредники напишут к царю в Москву, изложат ему положение переговоров для того, чтобы они не пресекались, и что они на это письмо могут получить ответ через 10 или 12 дней. Секретарь английского посла за день или за два перед этим возвратился из Англии с письмами, и посол сказал, что он получил письмо от короля английского к царю, которое, может быть, побудит е.ц.в. предложить королю шведскому известную сумму денег или уступить несколько городов. Посол вместе с тем сказал нам, что король знает о нашем посольстве и что посредничество наше в переговорах ему весьма приятно. Предложение наше не понравилось шведам, которые весьма негодовали на то, что русские уполномоченные явились на переговоры со столь ограниченной властью. Они объявили, что их довольно долго уже продержали даром, что им невозможно остаться долее на переговорах, что они, со своей стороны, ничего более не могут сделать для успеха дела и что если посредники намерены писать к великому князю, то они будут ожидать ответа в Новгороде. От намерения уехать в Новгород не удалось отговорить их. Когда русские уполномоченные узнали, что шведские комиссары уезжают и что нельзя уговорить их остаться, чтобы выждать ответ царя из Москвы, то они убедительно просили нас уговорить шведов не уезжать, просить их вернуть все города и крепости и уменьшить денежное требование. Мы отвечали, что употребили все старания, чтобы удержать шведов, но они твердо намерены кроме требуемых денег оставить еще за собой несколько городов и крепостей. Русские сказали, что они все скорее отдадут шведам жизнь, чем хоть одну горсть земли.

29 числа мы пригласили шведских уполномоченных к себе и просили их отложить отъезд. Они представили нам все неудобства своего положения, недостаток во всех припасах, особенно же в корме для лошадей, и сказали, что по этим причинам им невозможно долее оставаться; они прибавили, что остались бы, пожертвовали бы всеми лошадьми, зарезали бы и съели их, если могли бы надеяться, что русские сделают какие-либо благоразумные предложения; они две или три недели будут ожидать в Новгороде ответа царя на письмо посредников...

Во время описанных выше переговоров несколько человек [257] рейтаров и пеших перебежало со стороны шведов к русским; они стояли на карауле в квартире английского посла и соблазнены были на побег, что весьма огорчило шведских уполномоченных. В их войске обнаружились также признаки неудовольствия по причине тяжкой стоянки в лагере. В ночь на последнее число января один из бежавших к русским отрезал кусок полотна от палатки короля шведского, которая стояла возле московской палатки у дома, занимаемого английским послом. Перебежчик взял это полотно с собой, за что сильно негодовали королевские уполномоченные.

31 января перед обедом, собравшись в квартиру посла, чтобы проститься с ним (шведы хотели ехать на другой день рано утром), они жаловались ему на случившееся хищение и объявили, что этим поступком нарушена была русскими клятва о безопасности уполномоченных и причинена великая обида не только королю шведскому, но и послу английского короля, перед домом и под покровительством которого палатки были поставлены и перед домом которого русские не гнушаются соблазнять шведских солдат делаться шельмами. Русские, как только узнали о случившемся, тотчас рано утром отправили к послу и к нам дворян своих, которые объявили, что главные уполномоченные царские ничего не знали об этих перебежчиках, что они прикажут отыскать их и выдать шведским уполномоченным. Это было обещано шведским уполномоченным с просьбой отложить отъезд до обеда следующего дня; а в этот срок им можно требовать выдачи перебежчиков, если они не будут еще выданы. Они согласились, и мы тотчас послали объявить об этом русским уполномоченным, прося их постараться отыскать и представить беглых. Нам ответили, что главные русские уполномоченные послали нарочного в Осташков, чтоб отыскать перебежчиков, и обещают, как только те будут пойманы, тотчас отправить их к шведам.

Посредники, уладив дело с перебежчиками, просили снова шведских уполномоченных не таить содержания своих инструкций, но объявить свои претензии и уступить что-нибудь из своих требований, после чего и русские сделают свои дальнейшие объявления. Шведы ответили, что ничего не утаивали и объявили свои условия, но полагают, что король не будет пренебрегать миром, если разница между денежными предложениями русских и требованиями короля будет не меньше 500 000 или 600 000 рейсталеров. Им было сказано, что царь не будет препятствовать уступке им Кексгольма и [258] что русские уполномоченные через два или три дня ожидают из Москвы полномочия, обширнее прежних; посредники просили шведов обождать до истечения этого срока, но они сказали, что не могут дожидаться два дня, потому что лошади и сани, на которых следовало отправить поклажу, уже прибыли и их задерживать нельзя за неимением корма, а по причине дальней дороги нельзя отослать назад и потом снова вытребовать их.

Посредниками предложено три условия, из которых одно должен был выбрать царь. Все условия были умереннее тех, которые объявили шведские уполномоченные посредникам; но когда условия эти сообщили шведам, то они дали понять, что, не испрашивая соизволения короля, заключили бы мир, если бы царь избрал одно из двух последних предложений ²⁵.

Изложение означенных условий в виде проекта договора посредники утвердили 10 февраля и решили отправить на другой день к царю вместе с письмами, которые как английский посол, так и мы намерены были писать к царю. Это, однако, отложено было до 14 числа, так как 11 числа письма не были готовы, а 12 русские уполномоченные просили послать царю не весь проект, но только три предложения, касающиеся возвращения городов, говоря, что вовсе не нужно отсылать все в Москву, поскольку они полную имеют власть заключать трактат по всем прочим пунктам. Они повторили по порядку все пункты, как они поставлены в проекте. Они делали затруднения лишь по одному пункту: хотели утвердить из Выборгского договора только право шведов отправляться через Россию в Персию и Татарию, потому что это не оговаривалось в Тевзинском договоре. Относительно 12-го пункта они сказали, что так как царь более значит, чем король шведский, то послам последнего следует первыми приехать в Москву, чтобы присутствовать при утверждении царем мира крестным целованием, и что при отъезде шведских послов из Москвы царь отправит с ними своих послов присутствовать при присяге, которой король, со своей стороны, утвердит мир. Они сначала требовали, чтоб мы сообщили им содержание нашего письма к царю; письменно и словесно одобрив его, они просили нас также написать к царю, что мы об упоминаемых в письме важных делах сами от себя пишем также к королю шведскому, и назвать того, кого мы намерены отправить с письмом к королю. Мы не могли отказать им в этих требованиях, опасаясь появления новых затруднений, хотя мы очень хорошо поняли, что они это [259] делали для того только, чтобы извлечь из этого новые поводы к отлагательству. Мы назвали имя Андрея ван Вуве, который должен был ехать к королю с письмом, и прибавили в письме нашем к царю, что мы через нарочного дворянина пишем к королю шведскому об этих важных делах.

Копия с письма нашего к его величеству. «Державнейший, могущественнейший государь и великий князь Михаил Федорович, самодержец всероссийский, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, владетель Пскова и великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и других, владетель и великий князь Новгородский, низовых земель, Чернигова, Рязанской, Ростовской, Ярославской, Белозерской, Лифляндской, Удорской, Обдорской, Кондинской и всей северной стороны, повелитель и владетель всей Иверийской, Карталинских и Грузинских царей, Черкесских и Горских князей и многих других владений повелитель и покровитель!

Мы всегда готовы к нижайшим услугам вашего царского величества, светлейший и могущественнейший царь и великий князь. Письмо в.ц.в., писанное к нам в прошедшем декабре месяце и посланное нам через Геррита ван дер Гейдена, мы здесь с должным почтением получили и с радостью усмотрели из него, равно из присылки нам толмача Павла Стерлинга, который усердно и верно нам служит, что в.ц.в. изволите продолжать милостивое расположение свое к повелителям нашим высоким и высокомогущественным господам Генеральным штатам Соединенных Нидерландов и к нам, посланникам их могуществ и вообще ко всем их подданным, и что в.ц.в. с благосклонностью приняли решение повелителей наших отправить нас для способствования заключению доброго, справедливого и правильного мира между в.ц.в. и королем шведским; из означенного письма видим, что в.ц.в. одобрили наше решение остаться в том месте, где съехались все главные уполномоченные обоих государей, чтобы мы могли присутствовать при переговорах и не упускать из виду того, что могло бы послужить успеху столь доброго дела и пользе и службе в.ц.в. Мы нижайше благодарим в.ц.в. за доброе расположение и за помянутые милостивые уверения и за милостивое внимание, которое в.ц.в. из уважения к нам угодно было оказать помянутому купцу Герриту ван дер Гейдену, отправленному нами к в.ц.в. Желая по возможности изъявить признательность нашу за таковые благодеяния и милости в.ц.в. и желая исполнить [260] возложенную на нас по приказанию господ Генеральных штатов Соединенных Нидерландов, повелителей наших, поручение, мы употребили все старания и усилия вместе с посланником его величества Иакова, короля Великобритании, Франции и Ирландии, господином Джоном Мериком, кавалером, е.к.в. камергером и советником, чтоб довести означенные переговоры до приятного и полезного для в.ц.в. окончания, но, к крайнему сожалению его превосходительства, который в сем деле весьма ревностно старался о выгодах в.ц.в., и к нашему великому прискорбию, все труды и старания наши по настоящее время не принесли желаемых плодов, поскольку главным уполномоченным обеих сторон были даны столь различающиеся поручения и полномочия, что невозможно было согласить одних с другими, и если бы посол Англии и мы не старались всячески уговорить главных уполномоченных короля шведского, то они тотчас же отправились бы назад по вышеупомянутым причинам и под предлогом, что весьма неудобно в настоящее время года и в опустошенном и разоренном месте продолжать собрание; таким образом, переговоры были бы прерваны и сведены на нет, что было бы весьма жаль. Но нам удалось уговорить их остаться с нами и с английским послом до будущего 15 февраля, чтобы мы в это время могли уведомить в.ц.в. о решительных условиях, на которых, по нашему мнению, король шведский может согласиться заключить мир с в.ц.в., и чтобы мы могли узнать, согласно ли в.ц.в. принять одно из трех предложений ²⁶ (на которые как на крайние уступки шведские посланники могут согласиться по данным им полномочиям) с прочими условиями, содержащимися в документе, который будет передан в.ц.в, служителем английского посла и который запечатан его нашими печатями, и на основании того заключить мир. На первый взгляд условия эти могут показаться тяжкими, но в.ц.в. в мудрости своей, без сомнения, не оставите без внимания следующие и многие другие уважительные причины и примите решение, необходимое для укрепления и сохранения государства. Во-первых, цари, короли и христианские князья получили от Бога власть свою для того, чтобы защищать и хранить в мире подданных своих, чтобы по возможности не допустить пролития крови христианской, чего достигнуть нельзя при продолжении войны. Владения шведского короля в России не могут быть отняты у него без военной силы, отчего земли и люди будут испытывать страдания, и почти все подданные простирают руки к в.ц.в., как боголюбивый отец митрополит, архимандриты, игумены и все духовные особы новгородские, [261] так и бояре, оставшиеся в оном, гости и мещане, которые все от продолжительных войн погибнут. Торговля остановится, останутся невозделанными все земли, из которых царская казна добывает большие доходы. Во-вторых, заключением мира в.ц.в. приобретет другом короля, от которого впоследствии получите услуги и выгоды и чья дружба вернее, чем дружба других государей, признающих папу римского главой христианства и коих обещания и клятвы столь шатки, потому что папа присваивает себе власть освобождать и увольнять, сколько ему угодно, королей и государей, признающих верховную власть его, от данных ими клятв и обещаний. К тому же в.ц.в. и король шведский имеете общего и почти непримиримого врага, у которого, если нападут на него оба государя, будет меньше возможности вредить одному или другому. Город Псков, сохранение коего также весьма немаловажно для в.ц.в., освободится от нападения шведов; город этот, хотя и весьма хорошо укреплен, защищен и почти непобедим, но, однако, трудно спасти его, по крайней мере, беспрестанными нападениями и осадами он будет изнурен, доведен до бедности и лишен всякого промысла, что нанесет большой ущерб доходам в.ц.в.; заслуживает внимания и то обстоятельство, что в.ц.в. приобретет немалую силу и блеск внутри и вне государства, если вы, государь, в счастливое царствование приобретете снова столицу повсюду славящегося великого княжества Новгородского и уничтожите притязания шведского короля на государство Российское, в особенности же на великое княжество Новгородское. Кроме славы, которая заслуживает великого уважения в правлении, государство в.ц.в. (которое да умножит и укрепит Бог всемогущий) немало усилится от спокойного владения Новгородом. Не менее уважения заслуживает и то (мы надеемся, в.ц.в. одобрите это наше мнение), что успех войны, которая, как сказано выше, не может быть продолжена без великих издержек, всегда неверен и что войны не всегда оканчиваются так, как воображают государи, ведущие их. Потому государи, опытные в деле правления, справедливо полагали, что вернее откупиться от войны, если только возможно, не вредя явно своему достоинству, и выгоднее выручить требуемое посредством договора, чем употребить на то самые отчаянные средства. Это весьма хорошо постиг и исполнил на деле недавно умерший король французский Генрих IV, один из мудрейших и умнейших королей, носивших венец в наше и отцов наших время. Когда он наследовал французский престол, который от разных партий, [262] междоусобий и войн почти очутился в чужих руках, то король этот, утвердившись в государстве своем с помощью Божьей, предпочел посредством договора получить обратно от короля испанского несколько городов, несправедливо последним отнятых, и взамен отдать ему другие земли, принадлежащие Франции и королю Генриху, чем погружаться в издержки, которые неминуемо вела бы за собой война, и ожидать неверного окончания и успеха оной. И великий король Генрих в подобных случаях поступил таким образом не только с королем испанским, но и со многими собственными своими подданными, которые овладели различными областями, городами и крепостями; места эти он выкупил из рук их, обещая им значительные пенсии и другие награды; таковые обещания он свято хранил. Доставив таким образом государству своему спокойствие и благосостояние, он оставил его сыну в таком цветущем состоянии, как не многие из его предшественников могли это сделать. Мы просим от всего сердца Бога всемогущего, чтобы государство Российское под правлением в.ц.в. с увеличивающимся успехом процветало и чтобы Бог внушил в.ц.в., какие средства принять во имя блага государства вашего. Мы через дворянина и капитана барона Николая ван Бредероде, которого мы отправили к в.ц.в. с этим письмом, будем ожидать решительного мнения в.ц.в. относительно пересылаемых условий, нижайше прося доставить к нам ответ ранее 15 февраля, так как мы полагаем, что невозможно будет долее удержать здесь шведских уполномоченных или уговорить их продолжать переговоры. Долгое отлагательство без всякого успеха может также во многом повредить пользе в.ц.в., особенно в отношении Пскова, которому, как кажется, поляки угрожают осадой. Если же вовремя заключится мир, то можно весьма удобно снабдить город всем необходимым для того, чтобы остановить поляков.

Затем, светлейший державнейший царь и великий князь, мы нижайше повергаем себя на милость в.ц.в. и просим Бога всемогущего, да хранит он в.ц.в. во всяком царском благополучии.

Дано в Глебове, близ Дидерина, 31 января 1616 г., старого стиля».

Мы после того написали также письмо к королю шведскому и отправили... 18 февраля.

Когда означенный посланник отправлен был в Москву, то князь Данило Иванович Мезецкий, а потом и Николай Никитич Новоксенов пригласили всех посредников к обеду; от одного обеда отказались двое из нас, а от другого один, [263] потому что с половины января мы все были нездоровы И хворали; то один, то другой из нас не мог присутствовать на собраниях. На последнем обеде не подавали мяса, потому что это было в сырную неделю ²⁷, когда русские мяса не употребляют, а после во весь пост они даже воздерживались от молочного. На обоих обедах под конец стола пили не только за здоровье е.ц.в., но и за здоровье е.в. короля английского и в.д.в. тем же порядком, как мы уже раз писали. Граф Делагарди также почтил посредников обедом, пока ожидали возвращения посланного в Москву.

16 февраля английский посол и русские полномочные дали нам знать, что е.ц.в. приказал освободить Яна Эвертса, купца из города Цволле, пойманного во Пскове, об освобождении которого мы просили уполномоченных 20 января. Мы поблагодарили е.ц.в. за эту милость, а уполномоченных за извещение и просили их немедленно приказать исполнить повеление царское, что и было ими нам обещано.

Шведы начали опять говорить, что они по просьбе посредников ждали до того времени, в которое можно было надеяться получить ответ от царя из Москвы, ждали даже долее назначенного дня; следовательно, исполнив желание посредников, они имеют право уехать...

1 марта утром английский посол дал знать шведским уполномоченным и нам, что получил письмо от царя из Москвы. Он вкратце изложил нам содержание этого письма, а в тот же день перед обедом сообщил нам его обстоятельнее в присутствии русских уполномоченных. Содержание письма следующее. Секретарь посла и капитан Николай ван Бредероде прибыли в Москву 21 февраля нового стиля, и хотя великие князья имеют обыкновение в первую неделю поста никакими делами не заниматься и, кроме приближенных, к себе никого не допускают, но, однако, е.ц.в., желая показать стремление свое к миру, приказал 23 февраля допустить к узрению светлых очей своих отправленных к нему послом и нами. Он принял и прочитал принесенные ими письма. Е.ц.в. намерен был немедленно отправить назад наших посланных и ни на один час не откладывать их возвращения, и потому в письме своем просил посла переговорить с нами и вместе с ним убедить шведских уполномоченных дождаться возвращения наших посланных. Посол прибавил, что вестник, принесший письмо это, выехал из Москвы в ночь с 23 на 24 февраля, и князь Данило Иванович присовокупил, что он уверен в том, что наши посланные отправлены были из Москвы 25 числа до восхода солнца и прибудут к нам [264] 4 и никак не позже 6 марта. Но после обеда, когда обо всем этом было объявлено шведским уполномоченным и посол, чтобы придать более силы словам своим, взял в руки письмо царя, показал и прочитал им место, где было написано то, что он им сообщил, граф Делагарди и переводчик короля заметили, что содержание письма отличается от сообщенного нам и королевским шведским уполномоченным, что царь допустил к светлым очам своим наших посланных, принял и перечитал письма наши, но намерен был посоветоваться об их содержании со своим советом и боярами, а потом ни на один час не удерживал наших посланных. Затем мы и шведские уполномоченные просили, чтобы нам было отдано это письмо на рассмотрение; но предложение это не понравилось послу, и он прибавил, что словам его следует верить. Он повторил, что письмо содержит действительно то, что он нам говорил, и просил шведских уполномоченных дождаться возвращения посланных. Они отговаривались прежними доводами и сослались на те места из письма, которые могли привести в подкрепление своего намерения. Шведы снова поблагодарили посредников и хотели проститься, чтобы ехать на другой день, но посол не соглашался, говоря, что он надеется в скором времени получить еще другие письма из Москвы. Русским уполномоченным дано было знать, что шведы хотят ехать на другой день в обед. Они 2 марта пришли к посредникам, и, хотя посол сказал нам, что, рассмотрев повнимательнее письмо царя, он нашел, что граф Делагарди и переводчик Брекель правильно поняли содержание письма, русские уполномоченные утверждали, что наши посланные выехали из Москвы в прошедшее воскресенье и они послали к ним навстречу вестника, чтобы поторопить их. Они опять просили нас остановить шведских уполномоченных; когда же им снова объявили, что истощены были все средства удержать их, то они требовали, чтобы посредники (в случае, если никак нельзя будет уговорить шведов остаться) предложили им перемирие на такой срок, на какой посредникам заблагорассудится. Они предложили следующие условия перемирия. В течение этого года назначить другой съезд, на который обоим государям отправить посланников с достаточными полномочиями и властью. Посланникам английского короля и нидерландских Генеральных штатов по-прежнему быть посредниками. На этом съезде рассуждать и вести переговоры о мире христианства и о наследственных владениях царя, находящихся в руках шведов, сообразно с данными [265] уполномоченным обеих сторон поручениями. Все военные действия должны быть прекращены до определения срока собрания. Войско короля во время перемирия не должно разрушать церквей и монастырей в Новгороде Великом и других царских городах, занятых шведами, не умерщвлять и не грабить жителей, не увозить ни митрополита Исидора, ни боярина князя Ивана Никитича Одоевского, ни других жителей вообще, не вывозить ни колоколов, ни пушек. Русские просили также, чтобы по заключении перемирия один из нас отправился в Москву с английским послом. Но мы от этого путешествия отказались, говоря, что никому из нас нельзя отделиться от двух прочих. Тогда они предложили всем нам ехать в Москву. Мы ответили, что охотно на то соглашаемся, если посол английский отправится, в свою очередь, к королю шведскому. Это предложение наше весьма хорошо было принято русскими уполномоченными, и они старались уговорить посла ехать в Швецию, но он просил их о том более не говорить. В тот же день посредники посетили шведов на их квартире, и когда никак уже нельзя было уговорить их дождаться ответа царя на письмо посредников, то им предложены были перемирие и условия, которых требовали русские. Шведы возразили, что на заключение перемирия власти не имеют, но наконец согласились на простое перемирие, без всяких других условий, по которому в продолжение трех месяцев должны быть прекращены все неприятельские действия, и изъявили при этом надежду, что посредники уговорят обоих государей в продолжение этого срока заключить окончательно мир. Относительно требования не разрушать церквей и монастырей, не увозить жителей и не вывозить колоколов и пушек они сказали, что король в городах, которые занимает в России, будет пользоваться вполне правами своими, не допуская, чтобы кто-либо ставил ему в этом условия, и что он вовсе не намерен принимать приказаний или условий от русских. Граф Делагарди выразил надежду, что посредники верят, что он с новгородцами будет поступать, как следует честному и благородному человеку, и что он никаких новых действий предпринимать не станет, если его не вынудят к этому. Он присовокупил, впрочем, что вовсе не желает, чтобы из последних слов его кто-либо мог вывести какое-нибудь право или на том основывать какой-либо иск или требование. Делагарди согласился остаться весь следующий день, чтобы заключить предполагаемое перемирие и чтобы русские полномочные дали для лошадей, которые должны [266] были повезти нашу поклажу, 6 или 7 возов сена и за деньги уступили бы королевским солдатам хлеб, за что он хотел выслать им свежей рыбы из Новгорода. Русские согласились дать сена, а в хлебе отказали.

3 марта перед обедом русские уполномоченные просили еще о заключении перемирия на предложенных ими условиях; особенно же просили заключить его на 4 месяца и уполномоченным опять собраться в Дидерине. Но так как этого никак нельзя было устроить, то они согласились назначить съезд между Ладогой и Тихвином. Мы поблагодарили русских уполномоченных за хлеб, соль и все продовольствия и напитки, которыми они снабжали нас, равно и за корм для лошадей. Потом мы с ними простились. Они радушно отвечали нам, пообещали многое на время, когда заключится мир, и просили нас продолжать услуги наши царю. Еще они просили нас уговорить короля уменьшить требуемую его уполномоченными сумму денег и не таить зла, если в продолжение переговоров им случилось сказать что-либо для нас неприятное. Шведов вторично старались склонить принять предложенные в перемирии условия, но они настаивали на том, чтобы русские в этот же день написали и подписали проект. Шведы хотели ехать в следующую ночь. После обеда мы дружески простились с английским послом. Он сказал нам, что через нарочных будет сообщать все, что узнает и что сможет послужить успеху переговоров, и употребит все возможные старания у царя, чтобы довести дело до желаемого окончания. Он просил нас с нашей стороны употребить старание у короля и написать к нему, что узнаем по этому делу, что мы наобещали. После того мы подписали с его превосходительством акт протестования шведских уполномоченных. (Этот документ (на лат. яз.), о котором выше неоднократно упомянуто, в публикации 1868 г. опущен.)

Дела были в таком положении, когда шведские уполномоченные просили нас быть готовыми к отъезду до наступления дня. Затем мы написали к царю следующее письмо и вручили его переводчику царя Павлу Стерлингу:

«Светлейший, державнейший и проч.!

Мы всегда нижайше готовы к услугам в.ц.в., светлейший и могущественный государь и великий князь! Последнего числа января сего года мы все нижайше уведомили в.ц.в. об обстоятельствах переговоров, начатых в Дидерине между великими уполномоченными в.ц.в. и могущественнейшего [267] короля шведского. Уведомили также, что светлейшего и могущественного государя и повелителя Иакова, короля Великобритании, Франции и Ирландии посол высокоблагородный господин Джон Мерик, кавалер е.к.в., камергер и советник, и мы с большим трудом убедили шведских уполномоченных остаться до 15 числа текущего месяца, чтобы мы могли между тем уведомить в.ц.в. о решительных условиях, на которых, по нашему мнению, король шведский согласится заключить мир с в.ц.в. Так как на конференции, которую впоследствии посол английский и мы имели с уполномоченными в.ц.в., мы узнали, что последние имеют полную власть благоразумно удовлетворить шведов во всех пунктах, истекающих из Тевзинского и Выборгского договоров, и в других пунктах, то посол и мы почли излишним утруждать в.ц.в. означенными пунктами и довольствовались сообщением в.ц.в. трех предложений относительно возвращения городов и крепостей, занятых шведами, о коих не упомянуто в Выборгском договоре. Мы нижайше просили, чтобы в.ц.в. угодно было к вышеозначенному сроку объявить нам решение по упомянутым трем пунктам, дабы губительная война могла быть прекращена и мог быть заключен добрый мир между в.ц.в. и королем шведским. Мы на письмо это до настоящего времени ответа не получили, но узнали, однако, 20 числа сего месяца от посла английского, вышеупомянутого господина Джона Мерика, кавалера, что в.ц.в. всемилостивейше изволил допустить к себе посланного к в.ц.в. с нашими и его превосходительства письмами в среду Федоровой недели, несмотря на то что в эту неделю в.ц.в. не имеет обыкновения допускать кого-либо к себе, кроме приближенных, и что в.ц.в., рассмотрев означенные письма в совете своем, намерены были ни на один час не задерживать посланного нами к в.ц.в. Помянутый господин посол и мы в тот же день объявили о том шведским уполномоченным и настоятельно просили их обождать ответа в.ц.в. на письма английского посла и наши, но они отказались под предлогом, что для их короля обидно, что в столь важном деле, как заключение мира между великими государями, не соблюдаются сроки, назначенные для исполнения тех или других дел и для доставления ожидаемых ответов. Они прибавили еще, что так как они запаслись продовольствием для людей и лошадей не долее как до 15 февраля, то им нельзя оставаться без опасения попасть в великие бедствия, могущие произойти от недостатка в припасах. Но, несмотря на то, г. послу и нам [268] удалось продержать их до сегодняшнего числа в надежде, что прибудет ответ в.ц.в. Между тем предложено было отложить переговоры до другого времени, а до тех пор заключить перемирие, о котором, однако, до сих пор не могли еще сговориться. И так как ныне шведские уполномоченные твердо намерены в следующую ночь ехать обратно в Новгород, то и мы хотим отправиться далее к королю шведскому, представить ему все, о чем здесь было переговорено и условлено, и стараться склонить его приказать окончить дело это с наивозможно меньшим для в.ц.в. ущербом, то есть с тем же намерением, с которым английский посол отправляется к в.ц.в., то мы хотели уведомить об этом в.ц.в. Мы предлагали великим уполномоченным в.ц.в. и послу английскому принять на себя обязанность, которую ныне исполняет посол, то есть отправиться к в.ц.в., чтобы посол отправился, в свою очередь, к королю шведскому стараться об успехе переговоров. Но так как его превосходительство на то не согласился, мы на этот раз должны были лишиться случая целовать руки в.ц.в., на что, даст Бог, представится нам в другой раз возможность. Между тем, где бы мы ни находились, мы всегда останемся нижайшими слугами в.ц.в. и всегда готовы будем с той же ревностью и теми же усилиями, которые были употреблены нами в настоящих переговорах (хотя они не имели желаемого успеха), трудиться на пользу в.ц.в. Уполномоченные царские уведомили нас, что в.ц.в. угодно было приказать, по просьбе нашей, Яна Эвертса, гражданина города Цволле в Нидерландах, освободить из острога, в котором он содержался в Пскове. Мы нижайше благодарим в.ц.в. за то, что прислали к нам своего переводчика Павла Стерлинга, подателя сего письма, коему мы сим даем свидетельство, что он вел себя честно и к удовольствию нашему во все время, в которое он при нас находился. Светлейший, могущественнейший царь и великий князь, в заключение мы умоляем Бога всемогущего, да хранит Он в.ц.в. во всегдашнем благоденствии.

Дано в Глебове в ночь 22 февраля 1616 г. старого стиля».

За полночь пришли к нам Егор Бурхузен и Дидерих ван Немен, переводчики английского посла и русских уполномоченных, с известием, что тотчас прибыл к послу дьяк Николай Никитин сын Новоксенов с актом о перемирии и что он просит нас до света быть на квартире вышеупомянутого посла, чтобы переговорить с русскими [269] уполномоченными, которые также будут там, и что он уведомит нас о прибытии русских уполномоченных. Они, однако, долго медлили; наша кладь и конвой пустились уже в путь, уже рассвело и шведские уполномоченные готовы были сесть на коней, а известия от посла мы не получили. Тогда мы отправились к нему, чтобы поторопить русских. Наконец они пришли и снова настоятельно стали просить поставить в перемирии предложенные ими условия. Но, не имея на то надежды, они просили нас написать царю об обещании генерала шведского короля во время перемирия церквей и монастырей не разрушать, не вывозить из России людей, колоколов и пушек. Мы обещали им постараться получить письменное обещание по означенному предмету. Граф Делагарди ждал нашего возвращения. Он сильно негодовал за то, что хирург роты капитана Аппельмана, который за несколько дней перед этим уже беспрестанно ходил из шведских квартир в квартиру английского посла для лечения его слуг, в прошедшую ночь опять отлучился и не возвращался. До этого времени перебежало от шведов к русским 23 или 24 солдата и 2 рейтара. Чтобы не терять времени, шведские уполномоченные дали нам с собой их акт о перемирии за их подписью и печатью, который следовало оставить у посредников, если русские оставят у них подобный же акт за своей подписью и печатью. Мы акт шведов прочитали русским уполномоченным, и они, видя, что нельзя уговорить шведов продолжать переговоры, вручили посредникам и свой акт...

Оба акта эти оставлены у английского посла. На каждом из них стояли подписи и печати выдавших его уполномоченных, и, кроме того, оба акта имели подписи и печати наши и английского посла. Мы перед этим именно объявили русским уполномоченным, что даем подписи и печати свои только для большего подкрепления перемирия и не хотим, чтобы они могли обязать нас присутствовать при собрании, назначенном между Ладогой и Тихвином, опираясь на разные причины, которые и были приняты вместе с объявлением нашим. Мы потом опять простились с ними и с послом, который повторил нам сделанные им при первом прощании обещания. Мы напомнили русским уполномоченным об освобождении Яна Эвертса из города Цволле, который содержался в Пскове в остроге. Они обещали исполнить и сказали, что для удобнейшего с нами сношения прикажут переводить на немецкий язык письма царя к нам, также письма, которые они обещали от себя [270] писать к нам, если узнают что-нибудь, способствующее успешному заключению мира. Мы с трудом получили копию с их акта. Шведские уполномоченные просили также подобной копии за подписью посредников, но, увидев, что в нем выписан титул «Лифляндский», они довольствовались копией без титула, за нашей подписью, прося нас извинить их у короля и сказать ему, что титул «Лифляндский» поставлен был в русском акте без их согласия и ведома.

Таким образом, собрание окончилось, и мы в тот же день приехали в Романов, в старую квартиру шведских уполномоченных, которые в Глебове оставили 30 или 40 человек войска под предлогом, что остался там еще провиант и что поэтому нужна стража. Отряд этот прибыл на другой день в Романов, и мы тогда со всем конвоем 8 марта пустились далее в путь в Новгород. Тут мы нашли градоначальника Ганса Бойэ в сопровождении сына князя Ивана Одоевского, который сам был при смерти, и одной роты рейтаров и многих русских бояр, встречавших нас за городом. Они посадили нас в сани, лучше тех, в которых мы приехали, и сами повезли нас в город. В самом городе встретили нас несколько человек магистрата, поднесли нам два больших хлеба, один из пшеницы, а другой из ржи, и просили нас ходатайствовать у полководца, чтобы их слишком не обременяли.

10 марта мы посетили митрополита, рассказали его преосвященству в присутствии разных игуменов, князей и бояр, чем кончилось собрание в Дидерине, и объявили, что есть надежда на новое собрание, от которого можно ожидать успешного окончания дела. Посол английский тоже писал к его преосвященству об этом и, кроме того, изъявил надежду, что Делагарди не нарушит перемирия ни в духовных, ни в светских делах и не будет увозить жителей, коль скоро деньги, нужные на содержание войска, будут исправно и вовремя поступать. Его преосвященство поблагодарил нас за сделанное ему сообщение, сказал, что требуемые деньги слишком обременительны; он сильно жаловался на бедность и бедствия, постигшие новгородцев, и просил нас склонить графа Делагарди на уменьшение налогов. Он спросил нас, явимся ли мы опять на предполагаемое собрание, назначенное на 31 мая, что было бы весьма приятно для него и новгородцев, но мы не дали твердого ответа. Полководец сказал накануне, что сомневается в нашем возвращении.

13 марта воротился к нам капитан Николай ван Бредероде. Его держали в Москве целых 12 дней и разрешали выходить из квартиры только для того, чтобы [271] являться перед царем, а еще раз, когда пригласили его английские купцы. При отъезде он награжден был от царя тюком собольих шкур и 20 рублями. Слугам дали по 3 рубля. Члены совета царского дали ему с собой незапечатанный ответ от их имени, а от имени царя запечатанный пакет. Обе бумаги были в Песках переведены на немецкий язык по приказанию уполномоченных царя, с которыми мы вели переговоры в Дидерине, и согласно данному нам обещанию. Русские уполномоченные, кроме того, дали ему для нас запечатанное письмо на немецком языке. («Для избежания повторений» в публикации 1868 г. помещено «лишь письмо царя Михаила Федоровича, как самое полное и заключающее все, что содержат другие 2 письма, а именно: ответ, данный членами совета русского царя капитану Николаю Бредероде», и письмо русских уполномоченных.)

«От Божьей милостью великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича, самодержца всероссийского, и проч. (В публикации 1868 г. титул полностью не воспроизводится.), к посланникам голландских и нидерландских Генеральных штатов Рейнгоуту ван Бредероде, Дидериху Бассу и Альберту Иоакими.

Вы прислали к нашему царскому величеству (Далее н.ц.в.) вестника своего капитана Николая ван Бредероде с письмами, через него же вы доставили нам на письме три пункта условий, на которых можно н.ц.в. заключить мир с королем шведским. Мы всемилостивейше усмотрели это из писем ваших. Мы увидели также из оных, что вы поняли милость нашу не только к нидерландским Генеральным штатам, но и к их подданным. Вы благодарите нас за нашу царскую милость и расположение, благодарите также за то, что мы ради вас оказали милость посланцу вашему, купцу ван дер Гейдену; из благодарности за царскую милость нашу вы объявили нам готовность по возможности следовать поручениям и приказаниям, данным вам от нидерландских Генеральных штатов, служить нам и с ревностью заниматься делами нашими. Вы писали также, что вы вместе с великим послом е.в. английского короля Иакова князем Иваном Мериком хотите употребить все старания ваши, чтобы столь важные дела могли быть успешно окончены к выгодам и пользе н.ц.в.; вы, кроме того, изъявили нам сожаление о том, что, несмотря на старания ваши, вы до настоящего времени не достигли успеха, поскольку уполномоченным обеих сторон даны были наставления и поручения слишком ограниченные, и по этой причине, как [272] вы пишите, нельзя было прийти к соглашению и побудить их к доброму делу. Мы хвалим вас за то, что вы помните милость нашу и готовы продолжать заниматься, по возможности, делами нашими. Хвалим также вас за то, что вы вместе с послом любезного брата нашего короля Иакова английского настоятельно просили шведских уполномоченных остаться с вами в Дидерине до 15 февраля, пока вы, посредники, напишете к н.ц.в. о всех делах этих в надежде, что можно будет короля шведского уговорить на заключение мира с н.ц.в.

Вы переслали нам три пункта, предоставляя н.ц.в. выбрать тот из них, который нам покажется выгоднейшим и приятнейшим. По первому из них е.в. король шведский Густав Адольф обязуется возвратить искони принадлежавшие нам родовые владения, занятием коих шведы нарушили вечный мир в то время, когда государство наше не имело правителя, а именно: Новгород Великий, Старую Русу, Порхов, Гдов, Ивангород, Ям, Копорье, Ладогу, Нотебург — с жителями и принадлежащими оным городам землями и поместьями. За это н.ц.в. должен заплатить королю шведскому Густаву Адольфу и Короне шведской 2 млн. рублей или 4 млн. рейхсталеров в Нарве или Выборге. Эту сумму можно выплатить за 4 срока, 1 раз в год. По второму пункту король шведский обещает возвратить искони принадлежавшие нам родовые владения: Новгород, Старую Русу, Порхов, Гдов, Ладогу с Сумерской областью, жителями, землями и поместьями, оным городам принадлежащими. Мы же должны за это уступить королю Густаву Адольфу в вечное потомственное владение родовые города наши: Ивангород, Ям, Копорье, Нотебург с предместьями, землями, поместьями, местечками, рынками с таможенным сбором, со всеми доходами, правами и преимуществами на суше и на воде, ничего не исключая, и, кроме того, заплатить ему еще 150 000 рублей. По третьему пункту нам возвращены будут родовые города наши: Новгород, Старая Руса, Порхов, Ладога и Гдов. Н.ц.в. должно оставить за королем в вечное потомственное владение Ивангород с Сумерской областью, Ям, Копорье и Нотебург с принадлежащими к оным поместьями, землями, жителями, предместьями, правами, местечками, рынками, таможнями на суше и на воде, ничего не исключая, и, кроме того, заплатить королю еще 100 000 рублей.

И мы, великий государь, удивились тому, что вы, посредники, пишете к нам, что просили и уговаривали шведских посланников остаться до тех пор, пока вы получите от н.ц.в. письмо и ответ. А мы вам вовсе не приказывали просить о [273] чем-либо шведов, так как вы посланы были голландскими и нидерландскими Генеральными штатами для того, чтобы восстановить истину между нами, высокомогущим повелителем и королем шведским. Того из нас, который не согласится на доброе дело, кого нельзя будет склонить на спокойствие христианское и отговорить от неправды, вам поручено побудить к тому и расположить к миру. Вам поручено было несговорчивого уговорить, заставить его отказаться от безмерных требований и победить его упорство, а не просить. Мы же ничего не желаем достигнуть просьбами, и нас, вседержавнейшего владетеля, удивляет то, что вы предлагаете вам мириться с королем шведским на присланных вами к нам условиях. Вам самим известно из писем, писанных нами к высокомогущественным господам Генеральным штатам нидерландским через посланника Степана Ушакова, посланного нами к брату нашему императору Матиасу; вам известно также через великого уполномоченного нашего, окольничего и наместника суздальского князя Данило Ивановича Мезецкого и товарищей его, сколь неправо прежний король Карл и нынешний король Густав Адольф и вся шведская нация поступили с нами. Вам объявлено было, что они нарушили клятвенную присягу, письменные договоры и заняли во время междуцарствия родовые владения наши, Новгород и многие другие города. В этих городах они разорили святые мощи и иконы в храмах Божьих и предали их посмеянию; разграбили сокровища наши, хлеб и всякого рода оружие, колокола и имения жителей, словом поступили так, что всего исчислить и описать невозможно. Истребили затем множество невинных православных христиан; алча их имения, предавали их столь ужасным пыткам на правеже, что многие из них, желая избегнуть мук, сами себя передавили и перетопили. Шведы и ныне производят в этих городах всякие насилия, которые ум не постигает и которых нехристь постыдился бы. Почему же н.ц.в. отправили бы своих уполномоченных на переговоры со шведами, если бы мы не имели намерения со Швецией хранить мир? Н.ц.в. писал любезный брат наш великий король английский и просил нас повелеть заключить мир с королем шведским, высокомогущественные Генеральные штаты нидерландские через посланника своего Исаака Массу также писали к нам об этом и уведомили нас, что отправят своих уполномоченных к королю шведскому уговорить его изгладить все его неправды, и просили н.ц.в. послать также наших уполномоченных рассуждать со шведскими уполномоченными о добром деле и упрочить мир христианский. Нам сказано было, что посол нашего любезного брата [274] короля великого Иакова английского и посланник нидерландских высокомогущественных Генеральных штатов будут присутствовать при переговорах и способствовать заключению мира между нами и королем шведским по н.ц.в. воле и требованию. Потому, желая спокойствия и мира христианского, мы отправили, как известно, послу нашего любезного брата короля великого Иакова князю Ивану и вам, великим нидерландским посланникам, своих уполномоченных вести переговоры со шведскими уполномоченными. Последние не имеют искреннего расположения к миру, и умом нельзя постигнуть огромных притязаний их. Они требуют, чтобы родовые города и владения наши поступили в потомственное владение Швеции, на что мы, высокомогущественный повелитель, вовсе не намерены согласиться. Вы же, великие господа посланники, сами рассудите, как благоразумным людям надлежит, возможно ли нам уступить им наши родовые имения и столько городов или выплатить огромные деньги, которых они требуют. Желая, чтобы между нами и королем шведским установились мир и дружба и чтобы между обоими государствами установилось спокойствие и в христианстве царствовало согласие, мы приказали великим уполномоченным н.ц.в. уступить Швеции родовой город наш Карелу со всей областью, отступиться от несметных сокровищ и убытков, понесенных нами, и отказаться от всех доходов, полученных шведами в городах наших в течение 6 лет. Вам самим известно, сколь велика и богата земля карельская, сколько она дает доходов. Уполномоченные наши, кроме того, предложили еще заплатить 100 000 рублей, на что они приказаний не имели и которых никаким образом нельзя бы было заплатить. В письме к н.ц.в. вы пишите, что цари и короли поставлены Богом для того, чтобы стоять за своих подданных, защищать их, хранить их в мире и предохранять от кровопролития, что по-пустому не следует проливать крови христианской, но во время войны это неизбежно. Городов же и крепостей, которые находятся в руках шведов, без войны возвратить нам нельзя было. Вы говорите, что кровопролитие еще увеличится и что в городе нашем Новгороде митрополит, архимандриты, игумены, весь духовный собор и все жители простирают к нам руки свои и поднимают на нас взоры свои, умоляя не допустить войны и опустошений, свирепствоваших до настоящего времени в Новгороде, и что в случае примирения с королем шведским он будет для нас добрый друг и что ни от одного великого государя соседних земель мы не можем извлечь такой пользы, какую получим от мира с ним. Вы говорите также, что другие государи признают [275] главой христианства папу и им верить нельзя. Далее, вы пишете, что когда мы помиримся с королем шведским, то неприятели наши не будут в состоянии вредить нам и великая для нас будет слава во всех других краях, если мы возвратим себе искони принадлежавшие нам родовые владения, Новгород и другие города, вследствие чего распространится слава имени нашего во всех землях. Вы приводите нам в пример короля французского Генриха, который воевал с Испанией. И мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Федорович, самодержец всероссийский, государь справедливый, милосердный и христолюбивый, никогда не желали проливать крови христианской и не подавали повода к вражде и ныне не хотели решиться на войну. Настоящая война начата шведами, и они были причиной ее, как сказано выше в этом нашем письме; они не питают расположения к миру, помышляют только о кровопролитии и снова требуют его. Мы же, как прежде, так и теперь, не хотим видеть пролития крови христианской, а стараемся и думаем о том, чтобы между всеми христианскими государями и великими державами царствовало согласие. Мы желаем, чтобы они стояли один за другого против неприятеля — нехристи и язычника. Мы желаем мира с королем Густавом Адольфом и знаем, что мир с ним выгоднее будет для нас, чем мир с королем польским. Но надменность, упорство и неумеренность шведских уполномоченных не способствует тому, и они не расположены к миру. Вам, господам посланникам, известно, как желают наши уполномоченные мира, спокойствия и согласия христианского, они доказали это, отказавшись от вознаграждения за разорение и убытки, понесенные нами от шведских войск в городах наших; они уступили также искони принадлежавшее нам родовое владение Карелию и, кроме того, предложили еще 100 000 рублей. Шведские уполномоченные не довольствовались этим, и нам, по справедливости, за упорство шведов следовало бы приказать своим уполномоченным с ними далее не переговариваться. Но внимая просьбам любезного брата нашего короля Иакова и высокомогущественных господ Генеральных штатов и вашим, господа посланники, равно и мольбам н.ц.в., бояр и всего совета, всех сословий, народов, не хотим, чтобы продолжалось пролитие крови христианской, а, напротив, желаем видеть мир и согласие и поэтому остановить кровопролитие, и повелели и разрешили нашим уполномоченным вступить снова в переговоры со шведскими уполномоченными и рассудить с ними, каким образом установить любовь и [276] дружбу между нами и королем Густавом Адольфом и как основать и упрочить мир и спокойствие между государствами нашими. Для этого мы послали нужные приказания и наставления уполномоченным нашим. Мы просим вас, господ посланников великих Генеральных штатов нидерландских, оказать нам ревностные услуги ваши, мудрым умом вашим и правдой отговорить шведов от чрезмерных, несбыточных требований их и склонить их на заключение мира между н.ц.в. и королем шведским Густавом Адольфом и на утверждение спокойствия и согласия между обоими государствами. Мы просим вас увещевать как шведских, так и наших уполномоченных к истине и боязни Божьей, так чтобы не заслужить наказания всемогущего Бога и нарекания соседних христианских государей и владетелей. Мы просим вас отклонить шведов от несправедливости и чрезмерных их требований. Если же между н.ц.в. и королем Густавом Адольфом и обоими государствами стараниями и усилиями посредников будет заключен мир, то к вам, господам посланникам, царской нашей милостью благосклонны будем и доброе дело ваше будет славиться у всех христианских государей. Если же шведские посланники не послушаются вас, не окажут расположения к миру, не откажутся от требований своих и если посему мира заключить нельзя будет, то мы просим высокомогущественных господ Генеральных штатов нидерландских сдержать данное ими слово в письмах к нам, держать нашу сторону против шведов в наказание за их неправду и за то, что из-за них пролито столько крови христианской. Мы же будем просить помощи у Бога всемогущего, оправдаем себя в глазах всех христианских государей и будем воевать против короля, чтобы возвратить искони принадлежавшие н.ц.в. родовые владения, сколько в том нам Бог поможет. За кровь же, которая вновь пролита будет, они отвечать будут перед Богом, мы же в этом кровопролитии останемся невинны. Что касается вашего сообщения о намерении поляков осадить город наш Псков и о средствах защищать и кормить оный, то мы уведомляем вас, что бояре и воеводы наши и все начальники заключили под присягой и письменным договором с войсками польскими на границах перемирие на известное время, впредь до дальнейшего приказания н.ц.в. Мы думаем, шведам известно, что при боярах и воеводах наших в Пскове находится большое войско и город снабжен всякого рода продовольствием. Если нам Бог милостью своей поможет, то ни один неприятель не в состоянии нам учинить вреда. Капитан, которого вы отправили к нам, допущен был к [277] аудиенции и видел н.ц.в. светлые очи по окончании первой недели поста. Мы оказали ему царскую милость нашу и отправили его с письмами к вам, (В публикации 1868 г. опущены письма русских уполномоченных и английского посла к голландским посланникам как «не представляющие особого интереса».) не задержав его.

Дано в царской столице нашей Москве, в лето от основания мира 7124 ²⁸, в феврале месяце».

Мы на письмо это ответили 14 марта следующим образом:

«Светлейший, державнейший царь и великий князь Михаил Федорович, самодержец всероссийский, и проч.

Мы во всякое время готовы нижайше служить в.ц.в. Радость, с которой мы из письма в.ц.в., посланного к нам в прошедшем феврале месяце, усмотрели, что старания и ревность, употребленные нами в мирных переговорах между в.ц.в. и королем шведским, были в.ц.в. приятны, немало померкла, когда из того же письма мы узнали, что в.ц.в. не так приняли, как мы надеялись, три условия, или предложения, посланные к в.ц.в. английским послом и нами через нарочных наших. Искреннее и доброе намерение наше клонилось только к тому, чтобы поистине довести до сведения в.ц.в. те условия, на которых, по нашему мнению, можно было бы побудить короля шведского заключить мир с в.ц.в. и отказаться от своих притязаний и от городов и крепостей, которые ныне заняты его войсками. Если бы мы не сделали этого, то посла высокомогущественного владетеля и государя Иакова, короля Великобритании и Франции и Ирландии, высокоблагородного и почтенного Джона Мерика, его величества тайного советника и камергера, и нас по справедливости можно бы было обвинить в том, что мы не употребили возможных средств, могущих послужить к восстановлению мира между двумя столь великими государями, как в.ц.в. и король шведский. Его превосходительство и мы не только изложили письменно вышеозначенные три предложения, но и все прочие спорные между обеими державами пункты, о которых была речь в переговорах, для того чтобы все вместе и сразу представить в.ц.в. и ждать решения, которое в.ц.в. по мудрости своей за благо почтете принять; следствием выбора одного из сих пунктов было бы успешное окончание переговоров к облегчению и утешению страждущих. Но великие уполномоченные в.ц.в., обсуждая с нами все эти пункты, объявили нам, что многие из оных [278] почитаются решенными и между обеими партиями оконченными; например, Тевзинским договором и Выборгским трактатом утверждена уступка Карелии, совершенная высокомогущественным царем и великим князем Василием Ивановичем покойному королю шведскому Карлу IX; также было решено, что будут преданы забвению все неприятельские действия между обеими державами со времени заключения Тевзинского договора; означенными пунктами уничтожаются между обеими державами все денежные претензии, кроме тех, о которых упоминается в означенных трех предложениях, равно и обсужден был обмен пленных. Уполномоченные в.ц.в. объявили, что имеют полную власть согласиться на все прочие требования Швеции, в том числе на отречение от титула «Лифляндского, Карельского» и других мест, которые, как полагают шведы, будут уступлены в.ц.в. королю и короне шведской, на постановку пограничных столбов между владениями обоих государей, и многие другие пункты, коими, по словам русских уполномоченных, бесполезно и не нужно утруждать в.ц.в. Вследствие того к в.ц.в. посланы были только три предложения, на принятие коих ваши уполномоченные не имели права. Мы, таким образом, не видим, в чем посол английский и мы ошибаться могли, и не понимаем, в чем мы поступили к невыгоде и вреду в.ц.в., тогда как, напротив, мы совершенно спокойны и убеждены, что в переговорах этих мы поступили искренне и беспристрастно, как следует добросовестным посредникам. Мы от всего сердца желали, чтобы дело окончилось к удовольствию в.ц.в., и со всей искренностью и ревностью постараемся окончить уговор ²⁹, учиненный в Дидерине в присутствии великих уполномоченных в.ц.в. между нами и английским послом. Мы тогда отправимся послезавтра отсюда, с Божьей помощью, к королю шведскому в Стокгольм. В заключение, благодаря в.ц.в. за милость, оказанную посланному нашему капитану Николаю ван Бредероде, мы просим Бога всемогущего, да хранит он царскую особу вашу, державнейший и высокомогущественнейший царь и великий князь, во всегдашнем здравии, а государство ваше в постоянном благоденствии.

Новгород, 4 марта старого стиля, в лето от Рождества Христа Спасителя нашего 1616».

Мы посоветовались со шведскими уполномоченными о том, какую нам взять дорогу, чтобы скорее быть у короля, и по совету их решились ехать в Ревель, откуда, по их словам, удобно можно было доплыть на корабле до Стокгольма, [279] когда Балтийское море освободится ото льда. Когда все было готово к отъезду нашему, мы почтительным образом простились с графом Делагарди и с секретарем Мансом Мартенсом. Наместник же выборгский за несколько дней пред сим уехал. Мы одарили графа и некоторых из домашних людей его маловажными подарками, потому что их стараниями получали все необходимое во время переговоров и нужное к отъезду нашему в Нарву.

17 марта мы оставили Новгород, по справедливости называемый Великим. Город этот в настоящее время находится в сильном упадке; более половины домов и других строений сгорело, и число жителей весьма уменьшилось в сравнении с прежним; многие из них разбежались, другие погибли от чумы, меча и голода. Из оставшихся жителей многие ежедневно умирали от голода, свирепствовавшего весьма сильно не только в Новгороде, но и во всем княжестве Новгородском, воеводстве Псковском и других городах, так что в некоторых местах русские употребляли разную нечистую птицу, даже человеческое мясо. Сверх того новгородцы отягощены были содержанием гарнизона; они также должны были нести все издержки шведов во время переговоров в Дидерине. Расходы эти достигали значительной суммы денег из-за дороговизны и расстояния между этими местами; кроме того, многие из людей, доставлявших припасы, умерли дорогой от холода, нищеты и других бедствий; когда мы ехали из Глебова в Новгород, то видели на дороге много мертвых тел и падших лошадей, отчасти растерзанных хищными зверями.

В ночь на 19 марта мы встретили на дороге между Tessay (Тесовым?) и Заречьем (два шанца, занятые шведскими гарнизонами) Ламберта Массу, брата Исаака Массы. Он повернул назад и следовал за нами до Заречья. Он отправлен был из Амстердама 7 января с письмами от в.д.в. к царю, но у него не было ни писем к нам, ни копий писем к царю, которые могли бы уведомить нас о предмете его путешествия. В Риге он нашел пакет с письмами в.д.в. от 26 октября прошедшего года, в коих вы уведомляете нас о прибытии в Нидерланды русского посланника, о предложениях, сделанных им, и об ответе, данном ему на те предложения. В письмах этих также находилось донесение Исаака Массы и описание того, как он позван был ко двору е.ц.в., как он имел публичную аудиенцию с торжественной церемонией, как, отлично угостив, его с почестью проводили в Архангельск; в этих же письмах находилось описание подарков, полученных [280] им от е.ц.в., и многое другое. Мы в тот же день отправили далее означенного Ламберта Массу с рекомендательными письмами к графу Делагарди, чтобы доставить ему свободный проезд в Москву.

21 марта мы прибыли в Ям, а 22 в Нарву. Мы везде были приветливо приняты новыми градоначальниками, так как король, возвращаясь из Пскова, осмотрел границы и переменил градоначальников в Гдове, Ивангороде, Яме и Копорье.

24 марта мы в Нарве получили письмо короля шведского...

В Нарве оставались до 27 марта, потому что весьма было трудно получить лошадей и сани, на которых мы должны были с кладью отправиться далее; так что мы принуждены были оставить в Нарве часть наших вещей. При отъезде нас почтили пушечными и ружейными выстрелами; то же было сделано и при въезде нашем в город. Градоначальник Нил Янсен и некоторые другие офицеры проводили нас на полмили за город. В числе этих офицеров находились Самуил Коброн, полковник, командующий полком шотландцев, который вместе с другими изъявил желание вступить на службу в.д.в. и предложил привести в Нидерланды отличный полк в распоряжение в.д.в., не требуя вперед денег; он настоятельно просил нас рекомендовать его в.д.в. Он со значительным отрядом своего полка стоял в городке, или маленьком укреплении, лежащем под крепостью Ивангородом, куда спаслись многие русские из окрестных мест с имуществом своим во время войны; городок этот в прошедшем мае, как уже упомянуто нами прежде, сгорел дотла — несчастье, причинившее сильный убыток королю и жителям.

Прибыв 29 марта в Толзбург, мы должны были остаться там на следующий день из-за усталости лошадей. Они с трудом довезли нас 31 числа до Колке, поместья и замка, принадлежащего графу Делагарди, который, желая выразить благорасположение свое к в.д.в. и к Нидерландам, из Новгорода дал приказание принять и угостить нас приличным образом в его замке. Он в письме просил знатного лифляндского дворянина Ганса Шаренберга заступить его место, принять и угостить нас.

2 апреля мы прибыли в Ревель. На некотором расстоянии от города от имени губернатора эстляндского Гавриила Оксеншерны принял нас барон Нильс Бьелкенс в сопровождении нескольких дворян и слуг. При въезде нашем в город почтили нас пушечными выстрелами из города и из крепости. [281] Губернатор приказал извиниться, что не встретил нас лично; он получил письма от короля и занят был чтением их и ответами на них; он спешил отправить вестников, ибо они должны были ехать льдом через Финский залив, а погода грозила оттепелью. Он посетил нас 5 числа, а на другой день был у нас Генрих Горн, государственный маршал, один из уполномоченных короля на переговорах, о котором говорено было выше. Мы словесно уведомили его о том, что происходило на переговорах. За 3 дня перед этим, когда он находился еще в поместье своем в Вендене, в 12 или 13 милях от Ревеля, мы, по просьбе его, сделали краткое письменное изложение переговоров. Магистрат отправил также некоторых из членов своих посетить нас; они подарили нам бочку рейнского вина и за незначительность подарка извинились малыми доходами города. На другой день после приезда мы 9 лошадей, оставшихся при нас из 21, которые даны были нам именем короля в Ивангороде, Яме и в лагере под Псковом для путешествия нашего, представили губернатору с тем, чтобы возвратить их в конюшни его величества.

7 апреля возвратился к нам Андрей ван Вуве, посланный нами из Глебова с письмом к королю шведскому вместе с вестником английского посла. Путешествие его через Финляндию было чрезвычайно трудным — народ разбежался и совершенно обеднел от беспрестанных походов шведского войска в Россию и обратно. Мы через него получили письмо от короля...

23 числа сего месяца мы препроводили к в.д.в. краткое содержание этого письма и рапортовали о том, как и почему разъехалось собрание. Мы уведомили также о получении письма вашего от 26 октября. В другом письме, от 27 числа, мы просили, чтобы в.д.в. благоволили приказать заплатить бургомистру Яну Питерсу Рекселю в Амстердаме 1500 рейхсталеров, взятых нами у него на дорогу. В Ревеле мы не смогли отправить письма в Нидерланды, так как лед покрывал еще Финский залив, поскольку в этом году в здешних местах зима была холоднее, чем в последние 25 или 30 лет, а сушей также ехать нельзя было, потому что на реках начинал таять лед.

Пока мы в Ревеле ожидали открытия судоходства, несколько человек из свиты нашей занемогли. В городе также было много больных; они страдали от болезни, которая вспыхивает в это время года и называется голодной лихорадкой. Многие из больных умирали; из наших умерло двое, а именно 24 апреля Ян Экзальто, сын покойного Ивана Экзальто, доктора медицины в Лейдене, и 29 — [282] Томас Бурманиа из Фрисландии, которые в разные дни похоронены были один подле другого с почестью по тамошнему обычаю.

7 мая нового стиля прибыл в Ревель морем, с большим трудом, Бернард Гельфрих, лифляндский дворянин, секретарь короля. Он отправлялся в Ригу с поручением узнать о состоянии дел в Польше. Он вручил нам письмо короля и после разных приветствий просил нас подготовиться к отъезду в Россию к следующему числу мая месяца. Нам неизвестно, приглашал ли он нас на это по приказанию короля или сам от себя, как то делали все лифляндские помещики, которые почитали мир между Швецией и Россией весьма для себя выгодным...

Тогда прибыло несколько кораблей из Голландии. Между тем, узнав, что королевский корабль, о коем писал нам е.к.в., едва мог быть в Ревеле ранее 3 или 4 недель, мы решились нанять одно из голландских судов и отправиться в Або, как только узнаем, что фарватер между финскими шхерами очистился ото льда; о таковом намерении нашем мы известили короля...

Мы пробыли в Ревеле еще до 19 мая, ожидая погоды и попутного ветра; 19 мая все благоприятствовало нашему отъезду, мы сели на корабль после обеда, около 3 часов. Накануне мы уведомили в.д.в. о намерении нашем оставить Ревель. Г. маршал Генрих Горн, который в Ревеле также ждал корабля, чтобы отправиться к королю, г. губернатор Гавриил Оксеншерна и бургомистры Ревеля проводили нас до самого корабля. Нас весьма учтиво приняли и угощали во все время пребывания нашего в Ревеле, и с нами особенно ласково обошлись губернатор и другие карельские офицеры. За несколько дней до отъезда маршал Горн сам от себя, частным образом, снабдил нас быком, зайцами, хлебом и другими припасами на дорогу. При отъезде нашем издержки, сделанные нами, были поставлены на счет короля, и корабль наш снабжен хозяином, у которого мы жили, значительным количеством съестных припасов для нас и свиты нашей.

Ветер был попутным, и 20 числа утром мы находились уже в финских шхерах, а около обеда недалеко от Барезонда, где обыкновенно зимует часть военных кораблей короля. Командир их Яков Фейеррот, родом шотландец, посетил нас, отдал в наше распоряжение один из лучших кораблей по имени «Меркурий» и послал нам навстречу несколько шлюпок, которые на веслах доставили нас в Барезонд, гце встретили нас большим числом пушечных [283] выстрелов. Мы отблагодарили губернатора за посещение и услуги и на другой день отправились далее. В этот же день мы встретили вестника, отправленного королем, чтоб ожидать нашего приезда и уведомить короля, как только мы доедем до Терфзонда, находящегося в 4 милях от Або. Недалеко до Терфзонда, перед обедом, встретил нас лифляндский дворянин Роберт Розен с двумя лодками, на коих находились живые бараны, быки и другие съестные припасы и напитки. Он именем короля просил нас направить путь прямо на Стокгольм, не заезжая в Або, потому что король сам готов был к отъезду и ждал только прибытия кораблей из Барезонда. Хотя мы бы предпочли откланяться королю и проститься с ним в Або и вовсе не заезжать в Стокгольм, однако мы исполнили волю короля. Мы присуждены были держаться на якоре на расстоянии мили от Або, ожидая лоцмана, который должен был быть послан к нам из города. Между тем под вечер посетил нас на корабле от имени короля г. Ян Делагарди, барон Эхгольмский, наместник Абоский, а через несколько часов после того был у нас г. Аксель Оксеншерна, канцлер короля, с которыми мы много говорили обо всем происходившем на переговорах. Сановники эти расстались с нами на заре, которая показалась прежде, чем мы успели заметить наступление ночи; в это время года ночи весьма коротки. Канцлер просил нас пробыть на якоре еще несколько часов, пока он успеет сообщить королю все, что он узнал от нас. Он после этого прислал нам единственного лоцмана, которого в то время можно было сыскать в Або и который знал местность и фарватер не более как на милю от того места, где мы находились, так что мы принуждены были искать других лоцманов на шхерах и островах, из коих многие обитаемы и почти на всех растут деревья и другие растения. Путь между островами кажется весьма приятным и удобным на взгляд, но опасен, особенно осенью или во время плохой погоды, из-за подводных камней, о которые мы несколько раз ударялись, несмотря на то что по тамошнему обычаю мы каждые 2 или 3 мили меняли лоцманов.

25 числа, получив следующего лоцмана, мы проехали чрез Аландский залив; градоначальник Аланда пришел к нам на корабль и предложил нам свежих припасов, если мы хотим подождать час или полтора; но так как мы были достаточно запасены всем нужным и ветер был весьма хорош, то мы поблагодарили его и поплыли далее чрез Ботнический залив, 26 числа мы достигли шведских шхер [284] у Стекезунда, отдаленного менее чем на полмили от замка Ваксгольма, мимо которого все корабли, идущие в Стокгольм, должны проходить через узкий пролив и платить королевскую пошлину. Мы в этот день совершили около 30 миль.

28 числа под вечер был опять попутный, но весьма слабый ветер. Мы проехали мимо Ваксгольма, где нас почтили барабанным боем, пушечными и ружейными выстрелами и ракетами, а в следующую ночь мы отправились в Стокгольм с намерением держаться на якоре в полумиле от города, потому что на другой день, 29 числа, должен был праздноваться в городе Троицын день. Но утром рано был у нас адмирал Клерк, шотландец, который был на службе в.д.в. в качестве капитана флота. Он получает еще небольшую пенсию из Роттердамской конторы и из благодарности оказывает при случае услуги голландским купцам, торгующим в Швеции. Он просил нас пересесть на две большие яхты, с которыми он прибыл к нам и на которых находились королевские флаги и гербы, и потом отправиться в город. Мы ранее 6 часов утра прибыли в город, прежде, нежели национальная стража узнала о нашем прибытии. Из крепости салютовали из пушек, и вскоре после приезда нашего нас посетили советники:

Яков Якобсон Баат, древнего королевского происхождения, и Оке Аксельсон; двум этим сановникам поручено было принять нас от имени государственных советников, которые, пользуясь праздником, почти все уехали в загородные дома свои. (В публикации 1868 г. «последняя часть донесения голландских уполномоченных, от прибытия их в Стокгольм до возвращения в Гагу, 4 августа», не приводится, т. к. «не имеет ближайшего отношения к русской истории».)

Комментарии

25 На основании этих данных посредники решили составить проект трактата, но, так как этот договор не был заключен, издатели 1868 г. его не публикуют.

26 Эти предложения подробно изложены в ответе царя на настоящее письмо.

27 Перед масленой неделей.

28 В 10 в., с принятием христианства, в Древнюю Русь перешло летосчисление, применявшееся римлянами: юлианский календарь, римские наименования месяцев и семидневная неделя. Счет лет в нем велся от «сотворения мира», которое якобы произошло за 5508 лет до н. э. Год начинался с 1 марта. В конце 15 в. начало года было перенесено на 1 сентября.

29 Договоренность о том, что Дж. Мерик должен был ехать в Москву, а голландцы — к шведскому королю.