ИОГАНН БРАМБАХ

ОТЧЕТ О ПОЕЗДКЕ ГАНЗЕЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА ИЗ ЛЮБЕКА В МОСКВУ И НОВГОРОД,

В 1603 ГОДУ

13-го января выехали, благословясь, из императорского и Священной Римской империи вольного города Любека, славных ганзейских городов делегаты всечестнейшие, высокомудрые, досточтимые и ученейшие господа Конрад Гармерс, бургомистр, Генрих Керкринк, советник, магистр Иоганн Брамбах, секретарь, а из города Штральзунда господа Николай Диннисс и Иоганн Штейленберг.

Проехав пять миль, переночевали в Грефесмюлене.

14-го прибыли в отстоящий в трех милях Висмар, где и провели ночь. Здесь Городской совет почтил послов поднесением 10 штофов рейнвейна. ¹

15-го ночевали в Крепелине, в четырех милях.

16-го, через три мили, в Ростоке обедали и получили 4 штофа вина; оттуда, еще до сумерек, доехали до Тессина, в трех милях, где и переночевали.

17-го в Деммине (в Померании), в пяти милях, остались на ночлег.

18-го в Анкламе, в пяти милях, также имели ночлег; Городской совет и здесь почтил послов поднесением [14] 6 штофов вина. Далее поехали уже с присоединившимися в этом месте уполномоченными от Штральзунда.

19-го проехали Штеттинскую равнину до Уккермюнде, в 3 милях, откуда, сперва пообедав, двинулись дальше по той же Штеттинской равнине до Мютцельбурга, ² три мили, где и ночевали.

20-го доехали до старинного города Штеттина, в 4 милях, где по случаю большого снега оставались с 21 по 23-е число. Здесь Любекские делегаты, отдельно от других, не только с почетом были приняты двумя представителями Городской ратуши, но и удостоены поднесения 1 ома вина, ³ 4 штофов горячительных напитков, 2 диких коз, 2 чанов рыбы и, наконец, 18 шеффелей овса.

23-го подвинулись до Гольнова, в 5 милях, где была ночевка.

24-го обедали в Гросс-Сабове, 3 1/2 мили, а в Платэ, 2 1/2 мили, переночевали.

25-го в день ап. Павла в Дамице, 3 1/2 мили, обедали. Того же числа в городке Керлине, 3 мили, переночевали; здесь пришлось заплатить за фунт масла целый ортсталер, ⁴ а за блюдо тухлой трески полталера.

26-го обедали в городке Кёсслине, 3 мили, и того же числа, переехав через гору Голленберг, ночь провели в местечке Цанове, 1 миля. Здесь до нас дошли дурные вести, а именно от царского переводчика Рейнгольда Дрейера мы узнали, что брат датского короля, герцог Голштинский Иоганн, ⁵ прошлым летом уехавший в Москву, чтобы жениться на Ксении, дочери царя Бориса, там скончался в день Симона Иуды.

27-го из Цанова доехали, миновав местечко Мальхово, [15] до городка Шлаве, 4 мили, где обедали, и затем отправились дальше, в городок Штольп, 3 мили, где и ночевали.

28-го продолжали путь и по дороге на постоялом дворе под вывеской «Шумный поток», 3 1/2 мили, обедали. Примечание: начиная отсюда уже говорят на кошубском наречии. Добравшись до Лангебёзэ, 2 1/2 мили, заночевали там на постоялом дворе.

29-го в Анкергольце, 3 мили, обедали, а в Шмехау, ⁶ 3 мили, ночевали.

30-го, отобедав в Колибкене, 3 мили, продолжали путь и, проехав мимо монастыря Олива, прибыли в Данциг, 2 мили, где и остановились в Большой Христофоровской гостинице, недалеко от городских высоких ворот.

31-го от имени досточтимого Городского совета нашим послам после дружеского приема с участием почетных особ были предложены подарки: большая дикая коза, три зайца, полтуши быка, два барана, ⁷ теленок и несколько штук тетерок и куропаток, а также пол-ома рейнвейну, бочонок данцигского пива, ⁸ тонна столового пива и пол-ласта овса. ⁹ Часть времени посвятили осмотру разных древностей в городе.

Февраль

3-го февраля после обеда выехали из Данцига и на ночь остановились в Гросс-Цюндере, 2 1/2 мили.

4-го, переправясь через реку Вислу, доехали до Мариенау, в 3 милях и там обедали; оттуда продолжали путь до города Эльбинга, 3 1/2 мили, не въезжая в который переночевали на постоялом дворе, ubi habuimus hospitam evissimam, [16] impudicam, clamosam, fluentis hinc inde anus et venalia quaeque exponentem, id est meretricem aut brevi futuram. ¹⁰

5-го из Эльбинга, что на Фриш-Гафе, мимо Фрауенбурга доехали до Альт Пассарге, 5 миль, где и отобедали. Оттуда до Кальгольца, 3 мили и здесь имели ночлег.

6-го, в воскресенье, обедали на постоялом дворе «Теmpel», 3 мили, и оттуда продолжали путь до Кенигсберга, 2 1/2 мили.

В Кенигсберге, 7-го, впервые в наше путешествие мы были приняты правительственными советниками княжества Пруссии, которые нас почтили несколькими бутылками вина, чаном рыбы и 15 шеффелями овса, ¹¹ а затем нас приветствовали особо, от имени всех трех частей города (Альтштадт, Кнейпгоф и Лёбенихт), два секретаря, поднесшие нам два полу-ома вина, чан с крупными карпами и иной рыбой, и пол-ласта овса.

8-го, прибыв из Кенигсберга в Каймен, 3 мили, там переночевали.

9-го, отъехав 3 мили, в Лабиау обедали, а ночевали в Вибе, ¹² 3 мили.

10-го, приехав из Виба на постоялый двор «Auf'n Schnecken», 4 мили, остались здесь обедать, а достигнув, через городок Тильзит, Рагнита, 4 мили, имели в нем ночлег. Заслуживает быть отмеченным, что в этом селе дом литовского пастора, отстоявший через дом от занимаемого нами там помещения, в вечернюю пору по неосторожности пасторова сына, сгорел дотла со всем имуществом. Кроме того, здесь есть купеческая контора.

11-го, обедали мы на постоялом дворе «Zum Schwaben», 3 мил., и затем, переехав прусскую границу через речку [17] Швенте, 2 мили, достигли городка Юрбурга, также в расстоянии 2 миль, и в нем остановились для ночлега. Здесь мы должны были заявить о себе королевскому секретарю.

12-го, выехав из Юрбурга, продолжали путь на Вилены, 4 мили, где имели обед, а прибыв в село Вильки, 3 мили, там ночевали. Хозяин же содрал с нас втридорога.

13-го, февраля в городе Ковне, 4 мили, имели обед. Примечание: этот город, расположенный на весьма судоходной реке, особенно славится в Литве медоварением, хотя нам особенно хорошего меду добыть не посчастливилось. Того же числа мы прибыли в село Румшишки, 3 мили, где и переночевали.

Отправясь оттуда 14-го, остановились на постоялом дворе в Глубоком, ¹³ 4 мили, куда приехали по гористой дороге, на которой несколько раз опрокидывались. Доехав оттуда до села Евье, ¹⁴ 2 мили, остановились на ночлег.

15-го, доехав до постоялого двора Наваца, ¹⁵ 3 мили, пообедали. Затем, того же числа, прибыв в столицу Литвы Вильну, 2 мили, заехали сперва в один дом, где свирепствовала чума и, кроме того, оказалось недостаточно места для наших лошадей, почему мы и были вынуждены довольно долго простоять посреди улицы, пока наконец добрые люди не пристроили нас в литовском дворце Николая Христофора Радзивилла, ¹⁶ князя и воеводы, где для нас отвели прекрасное помещение с полным удобством. Относительно этого города должно заметить, что, несмотря на ужасную чуму, беспрестанно похищавшую множество жертв из числа горожан и уничтожившую до 28 000 бедняков, в том числе прогнанных из Лифляндии крестьян, в Вильне все-таки оставалось такое множество нищих и убогих, что на [18] улице от них не было проходу, и почти каждую ночь их погибало от голода и холода по 10, 20, 30 и даже по 50 человек, так что трупы их возами отправляли из города за особую плату. Ко всему этому следует прибавить, что как в Вильне, так и по всей Литве господствовала страшная дороговизна, вызванная главным образом лифляндским походом, так что в разных местах, как по причине жестокой чумы, так и наступившей дороговизны, положение было крайне плачевное, и дорогою нам иногда приходилось проезжать через совершенно опустелые деревни, в которых все население вымерло.

19-го, после обеда, мы оставили Вильну и, проехав 3 мили, заночевали на постоялом дворе «Швирамо». ¹⁷

20-го, отъехав оттуда 2 мили, обедали на постоялом дворе Каменный лог, ¹⁸ а прибыв в местечко Ошмяны, в 2 милях, ночевали у жида.

21-го, проехав без кормежки 4 мили до местечка Крево, остались в нем на ночлег.

22-го ночевали в местечке Лебедеве, ¹⁹ в 4 милях. Ехали мы от Вильно эти пятнадцать миль так долго по причине необыкновенно глубокого снега и страшно испорченных дорог, так что сани, особенно же большие, на которых был поставлен наш экипаж, то и дело опрокидывались, и нашим людям доставило много хлопот с этим беспрестанным вываливанием из саней и их подниманием.

23-го, доехав до постоялого двора в Красном Селе, ²⁰ 4 мили, обедали и затем ночевали в отстоящем на 2 мили городке Радошковичи.

24-го обед имели в Гайне, ²¹ 5 миль, и в городке Логойске, ²² 2 мили, провели ночь. [19]

25-го обедали на постоялом дворе в Юрковичах, ²³ 3 мили, и того же числа, проехав пустынной местностью, ночевали в городке Борисове, в 5 милях.

26-го закусывали в местечке Лошницах, 4 мили, и затем, переехав р. Начу, прибыли в село Крупки, 5 миль, и там переночевали.

27-го, переправясь через реку Бобр, обедали в Славянах, ²⁴ 5 миль, а оттуда, прибыв в Толочин, 2 мили, остались на ночевку.

28-го обедали в Коханове, 4 мили, и затем, проехав 5 миль, ночевали в Орше, ближайшем пункте от литовско-московской границы. Тут же мы застали королевских датских послов. Примечание. Прежде чем выехать отсюда, мы были обязаны предъявить владельцу замка как королевско-польскую, так и московскую наши проездные грамоты, да еще должны были заплатить деньгами, чтобы иметь возможность без затруднения двинуться к московской границе и затем далее на Смоленск. Через город Оршу протекает знаменитая река Днепр, впадающая на юге в Черное море, так что по ней можно плыть в Константинополь и другие места. Далее, следует заметить, что от самой Вильны до Орши нам приходилось покупать до дорогой цене и пить крайне плохое и нездоровое пиво, а местами и того нельзя было достать, так что наша прислуга немало терпела от жажды; и хотя в двух-трех местах можно было достать меду, но и это была сущая водица. [20]

Март

1-го марта простояли в Орше и наняли новые сани до первой русской деревни Базилевичи, лежащей на границе.

2-го после обеда приехали в Дубровну, последний литовский пограничный пункт, 4 мили, где мой господин секретарь Брамбах должен был предъявить королевскую проездную грамоту и показать об остальных членах посольства, причем с начальником должен был порядком выпить очень старого и превосходного меду.

3-го, отъехав 4 мили до села Ивановичи, ²⁵ там обедали и, подвинувшись еще на 2 мили, ночлег имели в Баеве. ²⁶

4-го, переехавши московскую границу, прибыли в село Базилевичи, ²⁷ 3 мили, где ночевали и затем пробыли от 4 до 8-го марта в ожидании «подвод» (т. е. лошадей и экипажей). ²⁸ Дорого здесь нам обходилось содержание, а прислуга имела для питья одну воду; за тонну овса пришлось заплатить 8 талеров. Отсюда же отправился Захарий Мейер (любекский гражданин, состоявший при послах переводчиком) в Смоленск к воеводе, чтобы выхлопотать у него для нас подводы. Что особенно поразило нас в настоящем путешествии, так это необычайная бедность, унылый вид, невежество и крайняя леность народа, причем на целые сотни миль, что мы проехали (и еще должны были проехать), ни одна женщина не занимается ни тканьем, ни какой-либо иною работой, а все ходят без дела, слоняясь от печи к окну и от окна к печи. Ту же комедию разыгрывают, впрочем, и мужчины. А живут эти люди в жалких, низеньких лачужках, сколоченных из сосновых бревен; вместе с ними тут же имеют, как полные [21] господа, свое помещение и свиньи, и телята, и овцы, и куры. Кроме того, у этого народа в жилой горнице ²⁹ устраивается большая печь, служащая для трех целей: чтобы нагревать жилье, печь хлеб и варить кушанье и, наконец, располагаться на ней с женой и детьми, на ночлег. Рядом с печью, немного повыше, устроены полати из досок, поддерживаемых шестами, куда они перебираются иногда с печи; но постелей у них не полагается, а спят прямо в одежде или закутавшись в разные лохмотья. В их избах совершенно темно, так как есть всего два-три отверстия, которые, служа для выхода дыма, заменяют и окна. Женщины, по виду схожие с татарками, ходят полуодетые, а в ушах у них висят серебряные монеты или иного рода серьги. Но положение такое, что хоть зубы на полку клади, — голод и нужда превеликие; нельзя достать ни пива, ни тем более вина, и мы вынуждены были пить все время воду, а за шеффель овса платили по 40 литовских грошей.

7-го прибыли к нам, в сопровождении необходимых для нас подвод, два пристава, присланные Смоленским воеводой, ³⁰ вместе с боярином Григорием Ивановичем, который однако ж остался в ближайшем селе св. Никольском. ³¹

8-го мы выехали и в сказанном селе были приняты боярином, объявившим нам царскую милость, и затем, отъехав 7 миль, ночевали в деревне Сельцо, ³² где боярин угостил нас постной пищей и рыбой.

9-го мы приехали в Смоленск, 5 миль, где через весь город, до самого дома, отведенного под наше помещение, нас сопровождал означенный боярин среди разнообразной стражи (бывшей, однако ж, без вооружения, словно женщины [21] в одежде с висячими рукавами). О Смоленске должно заметить, что в нем крепость, расположенная на горе, окружена крепкою толстой стеной с несколькими, почти одинаковой вышины, башнями, придающими всему укреплению величественный вид. Но внутри крепости построена целая куча небольших домиков, какие встречаются в городе и по деревням. Кроме того, в крепости находится много строевого лесу, дров, хворосту и т. п. Самый город прилегает к крепости, будучи построен между холмами, а через него протекает река Днепр; различные церкви и монастыри, разбросанные частью в городе, частью по окружающим его холмам, выстроены в большинстве случаев из дерева; в них ежедневно бывает много народа, но церковная служба совершается не особенно усердно. В колокола звонят раз по сто подряд и больше. Все время, проведенное нами в Смоленске, воевода ежедневно снабжал всех послов и их прислугу медом, пивом и водкой, а равно и съестными припасами в сыром виде, как то: курятиной, говядиной, рыбою, салом, яйцами, молоком, крупами, маслом и иным, по мере надобности.

13-го вышеупомянутый боярин Григорий Иванович уведомил нас, что назавтра нам предстоит отправиться из Смоленска в Москву, и что он будет нас сопровождать.

14-го, после обеда мы выехали и, достигнув деревни.....3 мили, там переночевали.

15-го продолжали путь до села Пневы, где нам дали новые подводы, так как это был первый ям. Проехав дальше, до деревни....., 8 миль, в ней ночевали.

16-го и 17-го ехали до города Дорогобужа, 2 мили, где [23] был 2-й ям и мы получили свежие подводы. Мы быстро достигли деревни Колпиты, ³³ 8 миль, где был 3-й ям, и там мы имели ночлег.

18-го приехали в город Вязьму, 6 миль, где 4-й ям; здесь ночевали.

19-го доехали до деревни Заселье, ³⁴ 6 миль, где ночевали; 5-й ям.

20-го - до деревни Доброе, ³⁵ 6 миль, или 6-й ям; здесь переночевали.

21-го прибыли в город Можайск, 8 миль, откуда проехали до деревни…., где 7-й ям; при самом въезде в город, где мы переночевали, нам были предоставлены превосходные подводы, которые должны были уже доставить нас в Москву.

22-го доехали до Кубинского, 6 миль, где мы ночевали.

23-го продолжали путь до Исаева, ³⁶ 5 миль, и там ночевали.

24-го, достигнув Мамонова, ³⁷ 4 мили, также имели ночлег.

25-го, как раз в праздник Благовещения, мы прибыли в Москву, 3 мили. На реке Москве нас встретил, посланный его величеством государем и великим князем всея Руси, боярин, с 5 большими хорошо убранными санями и лошадьми, которые и были заняты нашими послами, соответственно их достоинству, что составило около 80 лошадей и всадников. Благосклонно приветствовав нас, он проводил нас по городу до жилища одного знатного боярина, неподалеку от дворца, где мы и разместились, получив благодаря Богу вдоволь всяких съестных припасов. Царский дворец занимает очень большое пространство и, [24] окруженный идущей кольцом высокой крепкой стеной, лежит почти в самой середине города, а при дворце устроено до 20, а то и более, церквей и часовен. Кроме 17 крытых чистым золотом куполов, у многих из малых и больших башен шпицы обиты жестью, что издали как дворцу, так и всему городу придает величественный вид. Самый же город Москва имеет в окружности до 20 верст, или около 4 немецких миль. Здания и дома в нем выстроены из соснового леса, как и в Литве, в Смоленске и в других местах, только здесь они выше и прикрасой им служат деревянные ворота. В Москве чрезвычайно много церквей и часовен, частью деревянных, частью же каменных, с множеством колоколов, которые звонят вечером и рано утром до самого дня, так что, если кто не привык, совсем невозможно спать. В Москве существует и немецкая церковь, в которой слово Божье проповедуется во всей чистоте, так как здесь каждому предоставлена свобода вероисповедания. На десятый день после 25-го марта, когда мы, как уже выше сказано, приехали в Москву, нам была дана высочайшая аудиенция, о которой и был составлен следующий протокол.

Во-первых, в субботу, 2-го апреля, наш пристав уведомил нас через толмача, ³⁸ что на ходатайство наше о допущении нас к аудиенции последовало всемилостивейшее соизволение и что на завтра, в воскресенье, его царскому величеству угодно нас принять, за что мы и принесли всенижайшую благодарность.

На следующий день, в воскресенье 3-го апреля, около 10 часов к нам приехал верхом пристав, в [25] сопровождении нашего проводника и с пятью лошадьми, украшенными бархатными седлами и серебряными золочеными уздечками. Послы сели на царских коней, и все двинулись в следующем порядке. Впереди ехали несколько всадников; за ними следовали как наши, так и Штральзундских послов служители, неся завернутые в красную и белую шелковую материю подарки, предназначенные царю и юному царевичу; далее была несена наша верительная грамота, также в шелковой материи; затем шли пешие Любекские граждане, а за ними наш переводчик и снова несколько всадников; сзади них ехали рядом наш пристав и бургомистр; потом следовали господа Керкринк и Иоганн Брамбах, а за ними Штральзундские представители и несколько всадников и т. д. Прибыв ко дворцу, господа послы сошли с коней и были введены приставом и некоторыми другими боярами в царскую палату, в которой должна была состояться аудиенция. Но сначала им пришлось пройти через большую переднюю палату, в которой во множестве сидели знатные бояре, одетые в вышитые золотом одежды. Вступив затем в царский покой, мы увидели сидящих рядом на троне старого государя Бориса Федоровича и царевича Федора Борисовича — отец по правую, а сын по левую сторону. У старого царя на голове была надета царская корона, а в руке он держал золотой скипетр, а на молодом царевиче одеяние было вышито золотом и жемчугом. Корона, скипетр и шитье сияли блеском украшавших их чудесных бриллиантов и иных драгоценных камней. Вокруг залы сидели бояре, одетые также в кафтаны, шитые золотом, а на полу в ней был разостлан великолепный ковер. Тут же находились четверо [26] придворных в белой атласной одежде, — двое из них стояли справа от царя, а двое других — слева от царевича, держа каждый по топору на длинном топорище, лежавшем на плече, так что лезвие было обращено почти кверху, и вид у них был такой, будто они готовились зарубить всякого, кто бы осмелился приблизиться. Когда посольский дьяк ³⁹ объявил, что мы имеем к его царскому величеству всенижайшую просьбу быть принятыми в аудиенции, послы прежде всего должны были облобызать руку как царя, так и молодого царевича. Затем сперва сам царь, а потом царевич осведомились, все ли в добром здоровье члены Городского совета в Любеке и Штральзунде; после чего послы городов Любека и Штральзунда и других городов, как они подробно поименованы, вместе с их союзниками... (Здесь, очевидно, есть пропуск. И. Б.). Но еще до конца речи посольский дьяк, interrumpendo (прерывая говорящего), стал перечислять поднесенные его царскому величеству и молодому царевичу Ганзейскими городами подарки, из которых некоторые обозначались им более подробно, о других же просто умалчивалось; а затем подарки были перенесены в другую палату. Наконец, после того как послы выразили царю и царевичу пожелания всякого счастья и благополучного царствования, было вручено наше письменное ходатайство. Но все это происходило бестолково (tumultuarie), так как частью переводчик передавал не всегда верно и заминался, частью же посольский дьяк вмешивался со своими замечаниями, частью же прямо раздавались возгласы «живее!» (machts kurtz), так что ничего нельзя было изложить формальным и надлежащим [27] образом, и тем менее держать обстоятельные речи, а пришлось volens nolens оборвать и скорее перейти к концу. По окончании же аудиенции, послов, после того как они удалились из царской палаты и сели на коней, опять проводили в прежнем порядке домой. Затем их царскими величествами был прислан знатный придворный со многими дворянами и прислужниками, несшими нам более 100 кушаний, которые все были наложены в золотые сосуды (или блюда) с золотыми же крышками; кушанья состояли из одной рыбы, печенья и студня ⁴⁰ (так как был пост), а также были к ним всякие соусы и варенье из айвы, вишен, слив, земляники и т. п.; были присланы и всякого сорта напитки и вина, а также гвоздичка, вишни, дыни, причем различные сорта меду, как и прочие все напитки, были питы в кубках из чистого золота; а сверх всего мы еще получили 4 больших бочонка меду. За такое царское щедрое угощение мы, как подобало, благодарили. А все упомянутые золотые сосуды, кубки, ковши и братины были в следующем количестве и нижеозначенной ценности:

С п и с о к

сосудам, кубкам, ковшам или братинам из чистого венгерского золота, в которых государь и царь всея Руси 1603 г. 3-го апреля, в воскресенье пятой недели великого поста, после аудиенции, пожаловал нам угощение через своего знатного придворного и нескольких дворян с прислужниками:

Во-первых, 4 больших, чеканного золота, рукомойника, из которых наименьший весил 13 фунтов 14 золотников, а по среднему расчету каждый в 20 фунтов. [28]

Еще 59 сосудов из чистого золота, по 8 фунтов каждый.

Другие 150 малых сосудов, также золотых, по 5 фунтов.

4 серебряных позолоченных блюда, под жаркое.

Кубков, ковшей или братин, больших и малых, всего числом 39, из чистого венгерского золота; многие из них изукрашены драгоценными камнями, а относительно веса их неизвестно; из них были питы разные напитки.

1 золотая уксусница.

1 золотая же перечница.

1 золотая тарелка.

1 золотая ложка.

1 золотая солонка.

2 золотых столовых ножа, с рукоятками, украшенными настоящими рубинами и бирюзой, а при каждом отдельные ножны также из золота.

10-го апреля господа послы опять ездили во дворец для выслушания от думских бояр ответа на наше ходатайство, который, по их просьбе, им был выдан и в письменной копии.

17-го того же месяца, в Вербное воскресенье, смотрели мы на процессию, ⁴¹ как царь и великий князь государь Борис Федорович и его сын, его высочество царевич, из царского дворца вели или, вернее, держали под уздцы, осла или коня святейшего патриарха, ехавшего на нем в церковь, называемую Иерусалимскою. Во-первых, собралось во дворце и перед дворцом многое множество русского народа как мужского, так и женского пола. Затем, перед самым началом процессии и выезда патриарха, на [29] особой колеснице было утверждено пальмовое дерево, имевшее многочисленные ветви и увешанное яблоками и фигами; а между ветвями помещались пять отроков в белых рубашках и парчовой одежде, которые пели на своем языке: «Слава в вышних» и т. д. Эта колесница ехала впереди всех. За ней следовали две хоругви, несомые одна подле другой, а затем двигалась огромная толпа монахов и священников, а также и бояр, весьма пышно одетых; в руках они держали большей частью пальмовые ветви, а частью и иконы. После них следовали его царское величество и юный царевич, государь Федор Борисович, одетые в вышитое золотом и жемчугом облачение, один подле другого; у царя на голове была царская корона, а в правой руке у каждого из них было по царскому посоху, в левой же по золотой пальмовой ветви. За ними ехал патриарх, или митрополит, в белом облачении и в белом же клобуке верхом на лошади, покрытой белыми попонами и заменявшей собой осла. Позади его следовала еще толпа бояр. Кроме того, тут были собраны в довольно большом количестве русские юноши, которые, снимая с себя одежду, расстилали ее вдоль пути их величеств и патриарха. По прибытии же в вышеозначенном порядке в церковь пальмовое дерево отвезли в сторону, влево от пути, где оно и осталось вместе с помещавшимися на нем отроками, а по правую сторону стали с хоругвями. Государи же и патриарх, который сошел с коня, поднялись по лестнице, ведущей в церковь. Но примерно через полчаса все трое вышли оттуда и в прежнем порядке (только на этот раз его царское величество уже не держал под уздцы патриаршего осла) возвратились во дворец. В продолжение же шествия в [30] церковь и обратно их величества, дойдя до моста, посылали сказать находившимся на отведенных для них местах посольскому дьяку, одному знатному боярину, свите покойного герцога Шлезвиг-Голштинского Иоганна, а также и нашим господам послам, что его величество жалует их от своего стола. Вскоре затем, действительно, явился к нам пристав в сопровождении знатного дворянина и толпы слуг с царским угощением, состоявшим из следующих яств и напитков: во-первых, обильное количество крупичатых калачей, ⁴² то есть из отборной муки выпеченного белого хлеба особого вида; затем несколько штук крупных размеров свежей белой и красной лососины; несколько больших свежих осетров; большая свежая рыба, по-русски называемая «белуга», величиной в 1 1/2 раза более осетра, потом еще одна, также свежая рыба под названием «стерлядь», величиной с осетра; кроме того, несколько больших осетров в соленом виде; целый ушат крупной щуки и другой разной рыбы в живом виде и пр.; а из напитков: во-первых, бочонок хорошего пива, затем в довольном количестве романея, мальвазия, аликанте, бастр, ⁴³ рейнвейн и другие испанские и заморские вина разных сортов, каких нам прежде ни видеть, ни пробовать не случалось, превкусная, русского приготовления, вишневка, дынный мед, мед с гвоздичкой и иные разные сорта меду и пр. — одним словом, это было поистине царское и почетное для нас угощение.

24-го, на Пасху, их царские величества снова, через посредство нашего пристава, объявили нам свое царское благоволение, почтив нас милостивым поклоном и присылкой нам двойного «корма» (corrum), со всякого рода [31] мясными блюдами, большущими рыбами, медами разных сортов и иными напитками, за что мы, как приличествует, и выразили нашу всенижайшую благодарность.

Май

14-го мая наш пристав уведомил нас, что в следующее воскресенье нам предстоит явиться в боярскую думу для выслушания ответа. Но в воскресенье утром, через того же пристава, мы узнали, что прием отменен вследствие возникшей уважительной помехи.

21-го мая, утром в субботу третьей недели по Пасхе, от нашего пристава мы узнали, что молодой царевич, государь Федор Борисович со всем белым и черным духовенством, боярами и остальными сословиями отправится в процессии, чтобы, отстояв обедню, присутствовать при освящении полевых плодов, и что, так как процессия пройдет мимо нашего дома, нам дозволяется посмотреть на шествие, вследствие чего мы все, вместе с нашими служителями выстроились перед воротами занимаемого нами дома. Процессия происходила в следующем порядке: впереди всех шли священники, потом монашество со всевозможными крестами и хоругвями, а также и образами Господа Иисуса, Пресвятой Богоматери Приснодевы Марии, св. Чудотворца Николая и иных разных святых, причем иконы, в особенности же Спасителя, Божьей Матери и Чудотворца Николая, были богато украшены жемчугом и драгоценными камнями. Далее следовали три архипастыря, первый — Московский, от которого мы получили благословение как при въезде в Москву, так и при выезде из нее; [32] второй — Новгородский и третий — Казанский. За ними шел пешком молодой царевич государь Федор Борисович, за которым тем не менее вели великолепного, в пышном убранстве, коня, а сам его высочество был в парадной роскошной одежде, блиставшей жемчугом и благородными каменьями. Поравнявшись с нами, его высочество поручил посольскому дьяку Афанасию Ивановичу объявить нам свой царский поклон и благоволение, за что мы выразили нашу всенижайшую благодарность. Позади его следовали бояре, дворяне и всяких чинов служилые люди и, наконец, простой народ — женщины и мужчины. Когда церемония в церкви была окончена, его высочество, в прежнем порядке, но только переодевшись, проследовал и на обратном пути мимо нашего дома и почтил нас поклоном. В тот же день, по окончании шествия, царевичу было угодно почтить нас присылкой нам двойного «корма» с водкою, разными медами, белым хлебом и т. п.

25 мая, после того как мы не раз и словесно, и письменно ходатайствовали о следуемом нам ответе нам, наш пристав, придя к нам вместе с толмачом, объявил, что в следующий четверг нам назначено явиться в Боярскую думу для выслушания всемилостивейшего ответа его царского величества; радостно приветствуя это приятное для нас известие, мы выразили за него нашу благодарность.

Согласно сказанному, 26-го мая, мы прежним порядком, верхом на конях, выехали во дворец. Когда же мы предстали перед думными боярами, последние, после дружеского приветствия и рукопожатия подобающим образом сообщили нам всемилостивейше объявленное решение его царского величества и юного царевича на наше ходатайство [33] относительно некоторых остававшихся еще не решенными пунктов, на что мы, Любекские представители, выразили глубочайшую благодарность; но вместе с тем по поводу еще одного незначительного пункта, равно как и отмены некоторых пошлин, мы в тот же день после обеда составили особое прошение, которое, будучи на завтра утром передано нами приставу, уже на следующий день было нам возвращено, причем нас уведомили и о близости окончательных решений, а также и о всемилостивейшей прощальной аудиенции.

Июнь

6-го июня наш пристав передал нам радостное известие, что на следующий день мы будем приняты их величествами в прощальной аудиенции; так что, после долгого ожидания,

7-го июня, в сопровождении нашего пристава, имевшего при себе еще 50 всадников, в том же порядке, как и 3-го апреля, наши послы отправились верхом на конях в царский дворец, где уже было огромное стечение бояр и разного рода дворян. Государь и царевич в пышных царских облачениях сидели рядом на своих тронах; в царской же палате, как и в прошлый раз, сидели кругом вдоль стены бояре, а равно и в предшествующей ей зале. И приказал его царское величество на русском языке посольскому дьяку передать нам о его царской милости, а именно, что его царское величество, не в пример прочим народам всего мира, городу Любеку дарует свою милость и привилегии согласно с нашим желанием, простирая над нами, наравне с своими подданными, свою [34] царскую руку для нашей защиты, и что повелел он снабдить свою царскую привилегию большою золотою печатью, а все, что было говорено с нами, перевести на немецкий язык особо для того назначенному переводчику или толмачу. После чего его царскому величеству за такую его высокую царскую милость и за все иные разнообразные благодеяния мы в краткой речи (пространные разглагольствования не допускаются, так как государь не любит подолгу оставаться в сидячем положении) высказали нашу всепочтительнейшую благодарность и после целования руки у его царского величества и молодого царевича, пожелав им здоровья, наконец с ними распрощались. Следует еще заметить при этом, что так как при царском дворе не заведено ни труб, ни литавров, ни иных музыкальных инструментов, то обыкновенно всякий раз, как мы ехали во дворец или возвращались оттуда, в честь нас производился звон в огромнейший колокол (который у этого варварского народа пользуется большим почетом), как это делается вообще для всех иноземных послов. Затем их царские величества вторично удостоили нас присылкой двойного корма, состоящего из вин: бастра, мальвазии и всяких сортов меду, а по части съестного: из превосходного белого хлеба и всевозможной живности — быков, баранов, ягнят, кур, трех живых зайцев, рыбы и многого иного.

9-го июня его царскому величеству угодно было почтить нас, прислав со своим вторым посольским дьяком и иными придворными господам любекским и штральзундским послам в дар по серебряному позолоченному кубку, соответственно с подарком, поднесенным каждым из [35] них государю, а также два сорока соболей. Мы же за царскую милость выразили подобающую благодарность.

11-го июня, накануне Троицына дня, перед полуднем, мы, благословясь, оставили Москву, причем господа послы с некоторыми членами своей свиты ехали верхом на царских конях, а наш пристав и другие бояре в сопровождении почти 300 всадников проводили нас за самые дальние городские ворота и даже еще немного далее по дороге. После чего господа послы, высказав свою усерднейшую благодарность его царскому величеству и его августейшему сыну за такие почетные проводы и за все иные до самого конца оказанные им царские милости, окончательно со всеми распрощались. В этот день проехали до села Долотова, 6 миль, где и ночевали в открытом поле; послы же спали в палатке.

12-го, в день Пресвятой Троицы, рано утром выехали дальше и, доехав до яма Пески, ⁴⁴ 5 миль, целые полдня там отдыхали. К вечеру отправились дальше и в середине ночи прибыли в город Клин, 6 миль, не въезжая в который, расположились на ночлег в открытом поле.

13-го, ранним утром поехали дальше и, прибыв в тот же день на ям Черная, ⁴⁵ 6 миль, там переночевали.

14-го, доехав оттуда до местечка Городни, 6 миль, в нем отобедали. Затем, проехав еще 4 мили до села Власьева, ⁴⁶ ночевали в открытом поле.

15-го достигли города Твери, 2 мили, и обедали в находящемся перед городом Тверском яме. В тот же день, выехав с яма и проехав через город, переправились через реку Волгу (в ней Иван Васильевич в начале своего тиранничества, в 1570 году безжалостно приказал [36] утопить до 60 тысяч человек, мужчин, женщин и детей; из-за чего город этот пришел в крайний упадок, так что даже до настоящего дня не может оправиться и достигнуть своего прежнего благосостояния) и доехали до местечка Медное, 6 миль.

16-го, переправясь через речку Тверцу, доехали до города Торжка, 6 миль и, не въезжая в город, до полуночи оставались на яме, расположенном на берегу названной речки. Это весьма приятная, отличающаяся плодородием местность.

17-го, прибыв на ям Выдропуск, через который протекает вышеупомянутая Тверца, там отобедали и до вечера отдыхали. Вечером же, после 9 часов, отправились дальше и, проведя всю ночь в пути, рано утром именно

18-го, прибыли на ям Вышний Волок, 7 миль. К вечеру отправились дальше и, проехав всю ночь,

19-го, к утру прибыли на ям Хотилово, 7 миль, где и обедали. Затем, в 2 часа пополудни, мы двинулись дальше и доехав до яма Чедрово, ⁴⁷ 7 миль, там ночевали в открытом поле.

20-го продолжали путь до яма Валдай, 4 мили, где имели обед. Того же числа приехали на ям Яжелбицы, 4 мили и там переночевали.

21-го ехали до яма Крестцы, 4 мили, где провели ночь.

22-го, доехав оттуда до яма Зайцево, ⁴⁸ 7 миль, ночевали.

23-го прибыли на ям Бронницы, 6 миль, где остались для ночлега. По дороге между этими двумя ямами было множество длинных мостов.

24-го рано утром, пересев на судно, плыли до самого Великого Новгорода, сделав всего 5 миль водой, и потом проехали 7 миль сухопутьем. [37]

Прибыв в 3 часа пополудни в Великий Новгород, мы в нем оставались с 24 до 30 июня. Согласно выданной нам царской опасной грамоте, мы обратились к воеводе ⁴⁹ и дьяку об отводе нам помещения, но он, сославшись на то, что не получал от его царского величества никакого на этот счет письменного приказа, удовлетворить нас отказался.

Новгород весьма старинный город и отличается красивым местоположением; через город протекает река Ловать, или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружен каменною, кольцеобразною стеной. В этой реке производится великолепная рыбная ловля, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дешево. От Москвы Новгород находится в расстоянии 110 миль. Правят всей областью от царского имени воевода и дьяк (т. е. секретарь). В нем много церквей, большею частью каменных и круглой формы, ⁵⁰ с куполами, крытыми жестью, а у церкви Св. Софии даже золотом. В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей; но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют. При этом следует принять в соображение, что в 1570 г. тиран Иван Васильевич, неожиданно напав со своим войском на этот город, безжалостно повелел избить и казнить несчастных жителей обоего пола. Сверх того он прибегнул еще к следующей военной хитрости: объявив, чтобы те, кто желает получить пощаду, собрались ко дворцу и на мосту через Волхов, тиран приказал, после того как люди, с женами и детьми, последовали его призыву, всех их безжалостно сбросить с моста и утопить, так что воды судоходной реки были запружены трупами — [38] пример неслыханной жестокости со стороны правителя по отношению к собственным подданным! Благодаря разнообразным и кровожадным проявлениям его тиранства, вся область подверглась опустошению и обеднению, так что и по сей день еще не восстановила своего прежнего могущества.

27-го с нами расстались Штральзундские послы, вместе с несколькими лицами из нашей свиты и служителями, взятыми из Новгорода, чтобы отправиться в Нарву, а оттуда, уже на корабле, к себе на родину.

30-го числа мы, в свою очередь, оставили Новгород, также пересев на судно; в течение дня мы достигли яма Мшаги, что составит 10 миль водою и сухим путем, - переезд этим последним был очень затруднен из-за развалившихся мостов и т. п.

Июль

1-го июля, прежде чем мы успели встать, рано утром явился к нам пристав и передал нашим послам запечатанное царское письмо, которым препоручались им пятеро русских юношей, дворянского рода, которые немедленно и оказались налицо и в полном порядке, - с тем, чтобы отвезти их в Любек с целью обучения латинскому и немецкому языкам. Вслед за тем мы пустились в путь в экипажах и, приехав в деревню...., 3 мили, отобедали. Того же числа, сделав 7 миль далее до яма Зуйлова, переночевали.

2-го, доехали до деревни Дубровны, 4 мили, где мы полдничали, и, далее до яма Загорье, 3 мили.

3-го, подвинувшись до села Кеп, 4 мили, имели там [39] обед. В тот же день достигли Пскова, 3 мили, где остановились за городом в отдельном доме, стоящем при реке, по-русски называемой Великая, и тут мы прожили до 8 июля.

Тамошний воевода ⁵¹ (состоящий в кровном родстве с русским царем) почтил наших послов троекратным угощением, прислав нам прекрасных яств и разного сорта напитков; второе угощение состояло более чем из 50 блюд, и сверх того подарил он нам на дорогу добрый бочонок пива, за что мы его как следует и благодарили. Тот же воевода вследствие полученного им царского предписания, приказал обоим нашим приставам, при содействии толмача, отвести для нас отдельный дом (в котором на будущее время будут останавливаться и любекские купцы, пользуясь предоставленными им новыми преимуществами) в наше полное и беспошлинное владение, in corporalem, realem et actualem possessionem. Здесь мы должны упомянуть с сердечным прискорбием, что как в самой Москве, так и по всем местам, где нам пришлось проезжать, царили сильнейшая, неслыханная дороговизна, голод и кручина, так что население целых деревень оказывалось вымершим с голоду в такой мере, что даже в Москве трупы погибших голодною смертью вывозили на 6, 8 и более возах ежедневно. И во время пути, мы не раз видали, как бедные люди по деревням собирали барашки орешника или соскабливали с сосен кору, заменяя себе этим хлеб, так что в иных местах, вследствие обдирания коры погибли целые сосновые леса. Иногда же эти несчастные люди пекли себе хлеб из соломы и молотого сена. Но хлеб указанных трех видов скорее походил, с позволения сказать (bona venia), на [40] черный кал или грязь, и в нем не было ни вкуса, ни смака, ни силы, так что те, кто его ел, особенно если удавалось опять попробовать хорошего хлеба, неизбежно умирали. Одним словом, во многих местах вследствие дороговизны и голода положение было в высшей степени плачевное. Но в утешение и на радость бедноты теперь на полях вдоволь уродилось и хлеба и всякого овоща, так что, с Божьей помощью прекратится и голод, и чрезмерная дороговизна.

8-го июля мы выехали из Пскова. Простившись с проводившими нас за город нашими московскими провожатыми и поблагодарив их, мы двинулись дальше с новыми проводниками и того же числа доехали до деревни Печки, ⁵² 8 миль; в ней переночевали.

9-го утром, перед нашим отъездом, игумен Печорского монастыря, ⁵³ красиво расположенного на горе, возвышающейся над упомянутою деревней, среди великолепного, высокого березового леса, почтил нас присылкою многочисленных блюд из всевозможной рыбы, постных яств, печенья и т. п., равно как и различных напитков. Здесь же и число данных нам из Пскова для нашей охраны провожатых было усилено до 50 человек; все они ехали верхом и были хорошо вооружены ружьями, саблями, луками и стрелами. Проводив нас до самой границы, а именно до Нейгаузена, 4 мили, они, попрощавшись, с нами расстались. Когда мы, как сказано, прибыли на границу в Нейгаузен, то последовало, в виде сигнала, два выстрела, и мы не без затруднений добились себе пропуска. Дело в том, что староста, или местный начальник не хотел было верить предъявленным нами королевским охранным грамотам, пока наконец, получив вместе с писарем от нас золота, решился [41] пропустить нас, — причем однако ж удержал одну из двух наших грамот, - так что мы еще в тот же день успели сделать 1 1/2 мили и затем заночевали в открытом поле.

10-го рано утром мы двинулись дальше и, отъехав 3 1/2 мили, остановились в поле для обеда. Потом продолжали путь и, проехав добрых 3 мили, ночевали в открытом поле около заброшенных изб.

11-го рано утром продолжали путь до Адселя, 4 мили, где, переправясь через речку Аа, по которой отсюда можно плыть в Ригу, отъехали еще с 1/4 мили и остановились обедать. Проехав потом еще 3 мили, ночевали в открытом поле, вблизи покинутых жилищ.

13-го мы приехали в Венден, 2 мили, некогда служивший резиденцией гроссмейстеру немецкого ордена. Предъявив проездную грамоту, немедленно отправились дальше и, проехав 3 мили, расположились для обеда в веселой долине, на берегу быстрого, со свежею водой, потока. Того же числа мы подвинулись еще около 4 миль и заночевали в поле.

14-го, доехав до переправы, 5 миль, мы заставили перевезти нас через речку Брассель ⁵⁴ и, после того как закусили, так как были голодны, прибыли в тот же день в Ригу. Здесь мы остановились в гостинице, содержимой неким почтенным советником, где и провели некоторое время.

Между тем один достоуважаемый член городской ратуши, равно как и некоторые из рижских граждан и любекских торговых людей, чествовали наших господ послов, щедро одарив их вином и иными предметами, так что ими было получено свыше 100 штофов вина. Кроме того, представители городского управления не раз посетили послов в гостинице, проводя с ними время в дружеской беседе. [42]

Так как в Риге, лежащей на р. Двине, кончается Лифляндия, то здесь будет уместно с сердечным сокрушением вспомнить, что эта область находится в столь разоренном и опустошенном состоянии, что на всем пространстве от пограничной заставы Новгорода или Нейгаузена, и до самого Вендена, т. е. на протяжении 25 миль, нам не встретилось ни единого человека (если не считать лежащей на р. Аа усадьбы Адсель, где проживало от 6 до 8 лиц). До такой степени казаки разорили все поселения, выжгли и разрушили их, совершая величайшие и неслыханные насилия над бедными жителями, которых они, безжалостно выпытывая у них денег, жгли на огне и всячески мучили, а затем все-таки, получив требуемое от этих несчастных, рубили их насмерть, так что повсюду мы видели как целые, так и рассеченные надвое тела и отдельные человеческие головы валяющимися внутри и вне опустошенных жилищ, между тем как поля стояли заброшенными и необработанными, заросши сорными травами. Кроме того, по всей Лифляндии, в особенности же в округе Динабургском, свирепствовали такая дороговизна и неслыханная голодовка, что несчастные люди собирали всякую падаль на полях, снимали с виселицы трупы повешенных и вырывали из могил покойников, употребляя все это в пищу. Попущением Божьим дошло даже до того, что родители собственных детей, дети — родителей, мужья и жены взаимно убивали и друг друга съедали, как об этом подробно рассказывается в прилагаемом повествовании (Мы помещаем его вслед за описанием путешествия Ганзейских послов, чтобы не нарушать здесь последовательности рассказа. И. Б.), полученном нами в Риге. [43]

31-го июля мы выехали из Риги и, проехав 2 мили, обедали на постоялом дворе, после чего переправились сперва через Двину, а потом еще через одну речку. Отъехав далее еще 2 мили, до нового постоялого двора, предполагали было переночевать, но узнав, что там расположились 250 польских солдат, мы, во избежание грозящей беды, поспешно продолжали путь вплоть до наступления ночи, причем для большей безопасности сделали еще 2 мили и, переправясь через речку, переночевали в открытом поле.

Август

1-го августа доехали до Митавы, 1 миля, где отобедали и взяли новые пропускные грамоты. Не решаясь ехать побережьем из опасения крейсеров ⁵⁵ шведского герцога Карла, насильственного вторжения которого со страхом повсюду там ожидали, ни через Самогитскую область из боязни перед польскими солдатами, мы выбрали путь через Курляндию.

Хотя наши послы и удостоились быть приглашенными от имени нашего милостивого господина, курляндского герцога Фридриха, ⁵⁶ к нему в замок, но, в виду спешности своего путешествия, а также и намерения самого герцога отправиться на охоту они от сказанного приглашения почтительнейше уклонились. Тем не менее его светлость всемилостивейше приказать изволил приготовить для них в имении Доблен (мимо которого и без того пролегал наш путь) помещение и стол, для чего и был отправлен вперед особый гоф-юнкер. В тот же день мы успели доехать до Доблена, 4 мили.

2-го достигли Ауца, дворянской усадьбы, 3 мили, и хотя [44] получили от ее владельца приглашение к столу, но тем не менее обедали в открытом поле. Доехав того же числа до постоялого двора Шварден, 4 мили, в нем ночевали.

3-го утром, сначала порядком проплутав, снова выбрались на прямой путь и, доехав до имения Лютринген, принадлежащего курляндскому рейтмейстеру Брауну, неподалеку в поле отобедали, отказавшись от приглашения в усадьбу, причем Лютрингский староста любезно предоставил нам бочонок пива, кур, рыбы, хлеба, раков и пр. Того же числа прибыли в княжеское имение Шрунден, в 6 милях от Шварденского постоялого двора, и там имели ночлег.

4-го, достигнув княжеского же имения Амботен, 3 мили, обедали на постоялом дворе. Затем, доехав до княжеской мызы Каллетен, 4 мили, переночевали в открытом поле.

5-го, добравшись до села Рутцау, 5 миль, обедали там, а приехав в городок Поланген, 4 мили, остались в нем ночевать. Здесь, несмотря на представленные нами королевские польские проездные грамоты, жиды чуть не насильно намеревались взыскать с нас пошлину и отступились, только под угрозой, что мы станем жаловаться его королевскому величеству.

6-го мы прибыли в Мемель, до пограничной заставы Прусского княжества, 3 мили, где должны были взять новые паспорта, здесь же мы и отобедали. В тот же день мы переправились через Куриш-Граф и в стоящем на той стороне постоялом дворе провели ночь.

7-го, доехав до постоялого двора...., 3 мили, там ночевали.

8-го, сев в лодки, плыли до Заркау, 9 миль, между тем как наши экипажи следовали за нами по песчаному морскому побережью. [45]

9-го пришел наш обоз в Заркау, и в течение дня мы еще успели доехать до морских купаний Кранц.

10-го продолжали путь до Кенигсберга.

11-го в названном городе отдыхали.

12-го выехали дальше и, достигнув княжеской усадьбы Бранденбурга, 3 мили, пообедали, между тем как мой господин был приглашен в замок, где беседовал и обедал с королевским польским и шведским послом г. Самуилом Ласким. ⁵⁷

13-го продолжали свой путь, проехав сперва через городок Гейлигенбейль, где существует иезуитская школа, до Фрауенбурга, 4 мили, и там отобедали. Того же числа, доехав до Эльбинга, 4 мили, в нем переночевали.

И так как с Божьей помощью дальше мы ехали по раньше пройденному нами пути, то считаем излишним описывать остальную часть дороги до Любека, а заметим вкратце, что отсюда до Данцига мы проехали 9 миль, от Данцига до Штетина 45 миль и от Штетина до Любека 38 миль, в который мы благополучно и прибыли 29-го августа, завершив наше дальнее и продолжительное путешествие.

К о н е ц

Приведенное описание путешествия в Московское государство сообщено мне моим бывшим помощником Антонием Линдштеденом, из Любека, который и сам туда ездил, состоя на службе у Любекского секретаря г. Иоганна Брамбаха, в виде дословной выписки из веденного его господином дневника, которую он собственноручно исполнил anno 1604.

Eberch. Elmhoff ff.

Комментарии

1. ...10 штофов рейнвейна (10 Stuebchen). О. Bluemcke, 1. с, pag. 280: Stuebchen, Stof = kommt vor bei Wein, Bier, Wein-und Bieressig. [Cf. Mittelniederdeutsches Woerterbuch von K. Schiller и Аиg. Luebbеп. IV Bd. (1878): «Stoveken (und Stoken) = Stuebchen, Mass fuer Fluessigkeiten, ein (Bier)-mass», уменшит. от Stop (Stof) = средне лат. stopa, в значении: 1) кубок, чаша; 2) как определенная мера. Stuebchen чрез форму Stubich от Stuf]. — В 1 тонне считалось 92 штофа (в Данциге; в Риге), — следовательно, 10 штофов составляли около 1/9 тонны.

2. Здесь мы помещаем, для большего удобства читателей, в последовательном ряду, с указанием соответствующих страниц, перечень тех местных названий, которые не были объяснены Шлекером и напечатаны им в подстрочных примечаниях с вопросительным знаком в той форме, в какой они приводятся у Брамбаха, но которые, за двумя-тремя исключениями, нам удалось, по-видимому, безошибочно, приурочить или к местам, значащимся на старых и более новых картах, или же существующим поныне и поименованным в заслуживающих доверия источниках. (см. прим. 6, 11, 13, 15-27, 31-37, 44-48, 52, 54).

Мютцельбург (Mutzelberg?). См. Ritter’s Geographisch-Statistisches Lexikon. Sub voce (7-te Auflage. 1883).

3. 1 ом вина (Вluemске, 1. с, 5.250: 1 Ohm = 110 Stof (Данциг; Рига); рижский же штоф = 1/10 ведра, двух чанов рыбы (2 Balgen voller Fische). Balge в Остзейском крае называется деревянная посуда, в которой продают рыбу («лохань, чан», — Павловский, Deutsch-russisches Worterbuch, s. v.)

4. Ортсталер (Bluemcke, 1. с., S. 248: 1 Ortsthaler = 1/4 Thaler (Любек; Померания).

5. Герцог Голштинский Иoганн (... «он 28 октября (1602 г.) умер на двадцатом году жизни». Соловьев. История России. VIII т., стр. 33. Ту же дату предлагает Шлекер, с ссылкой на Waitz, Schlesw-Hoslteins Gesch., II, S. 436 и Winkelmann, Bibliogr. Liwoniae historica (2 изд.), § 247-8. Между тtм в «Разрядной книге», напечатанной в «Синбирском Сборнике» (1845) Валуева сказано: «того же году (7111=1602 г.) октября в 21 день, в третьем часу ночи, преставися на Москве королевич Еган дацкой». (Стр. 151). — Существует редчайшая современная брошюра, содержащая в себе описание поездки принца Иоганна, его пребывания и кончины в Москве, под заглавием: Warhafftige und kurtze Relation der Reussischen und Musskowitischen Reyse vnd Einzug des Durchlechtigen Hochgebornen Fuersten vnd Herrn Hertzog Johansen des Juengern aus Koeniglchem Stamm Dennemark etc. Durch einen der Warheit Liebhaber dem Hochloeblichen Hauss Dennemark und Holstein zu sondern Ehren zusammen getragen. Gedruckt im Jar nach Christi Geburt 1603. (Luebeck, bei Johan Balhorn), Мал. in-4, 36 непагинированных страниц. День кончины принца (28 октября 1602 г.) обозначен на 16 странице.

6. Шмехау (Schmachow?). Там же.

7. Два барана (zwei Boеtling = Botlink: всякое кладеное животное, здесь баран (Schleker, 1. с., S. 35, Anmerk. 11).

8. Боченок данцигского пива (1 Fass prussingh = prusing, сорт пива, приготовляемого в Данциге. Ibid., Anm. 12).

9. Пол-ласта овса (1 halb Last habern). Bluemcke, 1. с., S. 249: 1 Last = 20 Scheffel. Следовательно, 1/2 ласта = 10 шеффелям. 1 шеффель = 2,09 четверикам.

10. «ubi habuimus-futuram». Вм. anus следовало бы ani.

11. 15 шеффелями овса. Это составит 1/2 ласта.

12. Виб (Wieb?). У Риттера, указ. соч., «Wiby», хотя мы не уверены в тождестве этих названий.

13. Глубокое (Glombuck?). «Глубокое (иначе Глембокое)». Семенов. Географическо-статистический словарь Российской Империи. Sub voce.

14. Евье (Vegevia? т. е. Vejevia, так как, согласно старо-немецкому правописанию, здесь g = j). «Евье (Евiо)». Семенов, указ. соч. (Но Slownik geograficzny дает: «Ewia, Ewie = Jewje, Jewije, Jewie (mylnie (Ошибочно) Ewje)». В Евье находилась одна из наиболее ранних типографий, где печатались книги на церковно-славянском языке (Напр. Новый Завет с Псалтырью. 1611 г.).

15. Навац (Nawatza?). Может быть, тождественно с «Nawazy» (Slownik geograf., s. v.).

16. (следует исправить): Николая Христофора Радзивила (Nicolai Christophori Ratzeweil). Это был Mikolaj Krzysztof Radziwil, по прозванию «Сиротка», (сын Николая Черного); — род. 1549, ум. 1616. Пользовался расположением короля Сигизмунда III, и, получив после 1589 г. воеводство Троцкое, с1604 г. заседал в сенате уже как воевода Виленский. Он отличался большой добротой и говаривал: «Бог дал мне довольно хлеба, с тем чтобы им и сам я пользовался и с другими делился. Пусть лучше зовут меня не Radziwil, a rad zywil (Siarczynshi, Obraz wieku panowania Zygmunta III. T. II, стр. 117-19. Ср. F. M. Sobieszcsanski в XXI t.. «Encyklopedyja powszechna», s. v.).

17. Швирамо. Bеpoятнее всего «Свираны в 20 верстах от Вильны, по тракту на Минск» (Slownik geograf., том XI, стр. 714: 5) Swirany), а не «Schwiramo, am Swirsee», как полагает Шлекер.

18. Каменный лог (Caminula?). См. Карту полковника Вощинина.

19. В местечке Лебедеве (im Flecken Lebeschobo). У Schleker, 1. с.: Lebioda, gouv. Minsk. «Liebjedziow» у Blaeu.

20. Красное Село, теперь Плебание. Там же.

21. Гайна (Henna?) Семенов, ук. соч.: «Гайно, или Гайна».

22. Логойск (Lahauska?).

23. Юрковичи (Jorgow?). Ср. «Jurjiewo» в атласе Zannoni.

24. Славяны (Schlawennia?). У Zannoni: Jelowjany (видимо, опечатка вм. Slowjany).

25. Ивановичи (Jwaniwitz?). У Zannoni: Iwanowice.

26. Баево (Baowo?). Списки населенных мест Poccийской Империи.

27. Базилевичи (Basiliwitz?). Ср. Basylianowka у Zannoni.

28. «подвод» и пр. (nach den Poddewoden, dass ist pferde und Wagen).

29. В жилой горнице (in der Dornisen). Schleker, 1. cit., S. 39, Anmerk. 6: Dornse, dornitze — das heizbare Zimmer, im Gegensatz zu der nicht heizbaren Kammer (Schiller-Luebben, Mnd. Woerterb., I, 552). Сравн. русское горница, но в противоположном значении — летней половины избы, а также и предназначаемой для приема гостей (Даль, Толковый словарь, под словом: гора. Рейф, Этимологический словарь, s. v.). — Мы сомневаемся в правильности производства названия «горница» от «горний» (слово скорее церковно-славянское, нежели народно-русское), и решаемся высказать здесь предположение, что оно есть, с обычным чередованием звуков г и д, искаженное немецкое название дорница (dornitze) и присвоенное именно чистой половине жилья (нередко даже и говорится «чистая горница»), устройство которой, вероятно, тоже заимствовано русскими от более культурных своих соседей, но которая у этих последних носила название «Kammer». Такое смешение в названии могло произойти тем естественнее, что для исконно-русского жилого помещения имелось уже название «изба». Так что при переводе в данном тексте, может быть, было бы правильнее выразиться «в жилой избе».

30. Присланные Смоленским воеводой вмести с боярином Григорием Ивановичем. — В «Памятниках дипломатич. сношений», т. II, столб. 816, сказано, что роспись корму для цесарского посла Валтасара Мерля (1604 г.), полученная назначенным в приставы к нему Федором Брянчениновым, «дана за приписью дьяка Григорья Клобукова». Не он ли этот Григорий Иванович? (У Вlueтске, 1. с., S. 84, он назван впрочем «Georg Wanewitz». У Шилова, Ключ к Истории России Соловьева, поименованы только Клобуковы — Иван да Андрей). Упоминаемый же воевода, вероятно, одно из следующих двух лиц: «(1602 г., на осень) В Смоленску, на князь Василево место Голицына, велено быть боярину, князь Никите Трубецкому да Григорью Веляминову». (См. Разрядная книга, стр. 147, столб. 2, в «Синбирском сборнике» Валуева. Москва. 1845).

31. Св. Никольское (St. Nikohl?). Вероятнее, что «Микулино» (Ср. Zannoni: Mukulino).

32. Сельцо (Selitz?). Может быть «Селищи» (Списки и пр.). У Zannoni: Zelcuowo.

33. Колпита (Colpita?). Списки насел. мест и др.

34. Заселье (Saserye?). При этом Шлекер делает ошибочную догадку: «etwa Zarewosaimische? (т. е. Царево Займище).

35. Доброе (Dobra?). Та же ошибка у Шлекера: «etwa Drownino?» Читай: Drownino.

36. Исаево (Izabia?). Списки и проч.

37. Мамоново (Mammanowo?).

38. Пристав уведомил нас через толмача. — Это был Ганс Гельмес («Hans Helmess, so hiess der Kayserliche Tolch». О. Bluemcke, cit, S. 129).

39. Посольский дьяк. — Афан. Иван. Власьев (Bluemcke, 1; cit., S. 101: Cancellarius Offanassa Flossa).

40. Студень. — В подлиннике: Galdereyen (weil es in der Fasten) gemacht gewesen. (Schleker, 1. c., S. 44, Anm. 2: galreide: Gallert, gekochte Fischspeise. Mnd. Wb, 2., S. 8).

41. В Вербное Воскресенье смотрели на процессию. — «Ход сей, именуемый Ход Иерусалимский, совершался к Покровскому Собору, потому что одна из главных церквей там Входоиерусалимская». Стран. 16 Указателя в книге Строева: Выходы государей, царей и великих князей Михаила Феодоровича, Алексея Михаиловича, Феодора Алексеевича с 1632 по 1682 г.» 1844.—Там же указана относящаяся сюда литература.

42. Обильное количество крупичатых калачей (ein hauffen Crupizina Colazien). Здесь слово Colazien, по нашему мнению, несомненно обозначает «калач» (почему дальше и следует объяснение его в смысле особого сорта хлеба); тогда как употребленное в другом месте слово «collation» (Schleker, 1. cit., S. 49, у нас стр. 34: «по части съестного») значит вообще «закуска, съестное» (Франц. collation, от средневеков. латин. collatio).

43. Бастр (bastert). См. Костомаров, Очерки домашней жизни и нравов Великорусского народа в XVI и XVII стол. (Историч. монографии, т. 19), стр. 130: «Из вин (иностранных) были в большом употреблении: греческое, церковное, мальвазия, бастр, алкан, венгерское белое и красное, французское, ренское, романея». Самое слово бастр — от франц. vin bastart = vinum bastardum idem videtur quod mixtum (Du Cange. Glossarium mediae et infimae latinitatis (Edit. Henschel — L. Favre 1887), t. VIII, pag. 343; t. IX, p. 393. Ср. Т. I, pag. 597, s. voce: Bastardum, и t. V, pag. 555: s. v. Muscatellus.

44. Пески (Biesska?). Хрущов, указ. соч.

45. Черная (Zorna?). Там же.

46. Власьево (Wlassgewo?). Там же.

47. Чедрово (Jedrowa?). Там же, — не опечатка ли? так как на картах значится «Едрово». Ср. текст XVII стол.: «а прежде сего губной стан был в селе Едрове (Новгородской области)». Память от 31 января 1663 г., в издании: Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. Стр. 378.

48. Зайцево (Saitrowa? опечатка или описка вм. Saitzowa). Хрущов, указ. соч.

49. Тамошний воевода. — В 1603 г. воеводой в Новгороде был кн. Василий Иванович Буйносов-Ростовский (см. Миллер, указ. соч., стр. 166. Сравн. в Синбирском сборнике «Разрядную Книгу», стр. 147, столб. 2: В Новегороде Великом, на боярина на князь Васильево место Ивановича Шуйского, того ж году (1602 на осень) послан князь Василей Буйносов).

50. Много церквей... круглой формы (hatt inwendig viele Kirchen mehrentheils in’s Runde gebauet).

51. Тамошний (Псковский) воевода. — Разрядная книга, стр. 146, столб. 2: (1602 г.) Во Пскове: воеводы Ждан Степанов сын Сабуров, да Иван Осипов сын Полев. — Что Сабуров оставался воеводой во Пскове еще и в 1604 г. видно из той же Разрядной книги: Во Пскове воевода меншой Григорьев сын Волынской, к Ждану Сабурову в товарищи (стр. 152, столб. 2).

52. Печки (Batschofka? — Шлекер, в примечании, исправляет: Petschki).

53. Игумен Печерского монастыря. — Игуменом Печерского Успенского монастыря (в 56 верстах от Пскова) в то время был Иоаким, переведенный туда в 1594 г. и в 1605 г. возведенный в сан архимандрита (П. Строев. Список иepapхов и настоятелей монастырей российской церкви. Столбец 385 (Спб. 1877).

54. Брассель (Brasser?). Bulthaupt, loc. cit.

В заключение, приведем, для примера, в какой странно искаженной, иногда же как бы принаровленной к немецкой этимологии форме приводятся в тексте некоторые названия мест: Wilde (Вильна), Kawen (Ковна), Rumpfschischki (Румшишки), Nawgarten (Новгород), Ottfoerdt (Тверь)/

55. Из опасения крейсеров (utligger). — Schleker, 1. cit. S. 60, Anm. 3: Auslieger (utligger) — Kuestenbewahrer, Schiffe zur Bewahrung der eigenen oder zur Bewachung der gegnerischen Kueste, т. е. собственно, так называемые «суда береговой обороны».

56. Курляндского герцога Фридриха. Родился в 1569, умер в 1642 г.; герцогом был с 1587г. (см. Beilage VI в I томе сочинения: Curland unter den Herzoegen, von K. W., Cruse. Mitau. 1833).

57. Самуил Лаский (Samuel Lassky). — Ни Войцицкий, ни Собешчанский, писавшие в «Encyklopedyja powszechna» (t. XVII) о некоторых представителях рода Laski’х, не упоминают о Самуиле. О нем краткие сведения находятся у Fr. Siarczinski, Obraz wieku panowania Zygmunta III, т. I, стр. 294, где между прочим говорится, что он, будучи королевским ротмистром, в 1598 г. был послан Сигизмундом III в Швецию с определенным дипломатическим поручением. Сравн. также Herbarz polski К. Несецкого (изд. J. N. Воbrowics’a), т. V, стр. 217.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка Ганзейского посольства в Москву (1603 г.) // Сборник материалов по Русской истории начала XVII века. СПб. 1896