ХРОНИКА БЫХОВЦА

И князь великий Казимир дал от себя держать Смоленск опять Андрею Саковичу и пошел обратно в свою столицу в Вильно. А князь Юрий Лингвеньевич, находясь в Великом Новгороде, размышлял, что, выступив против великого князя Казимира за такие милости его, которые от него получил, поступил неразумно и что ту отчину его, которую у него великий князь Сигизмунд отнял, князь великий Казимир отчину ему возвратил. /107/ И он, вспоминая милости великого князя Казимира и горько оплакивая это, замыслил по божиему вразумлению после праздника направить своих послов своему князю, к дядьке великого князя Казимира к Яну Гаштольду, потому что князь Юрий крестил детей у Яна Гаштольда, и поэтому они жили между собой в добром согласии.[96] И послал к нему, прося умильно, чтобы он доложил о нем великому князю и чтобы всех панов-раду уговорил ходатайствовать за него перед великим князем, чтобы тот гнев сменил и чтобы принял его по-прежнему милостиво. И Иван Гаштольд все это быстро сделал и панов уговорил, так что князь Казимир, слушая внушения дядьки своего Ивана Гаштольда и просьбу панов-рады своих, перестал гневаться на князя Юрия Лингвеньевича и велел к себе приехать. И когда князь Юрий приехал, князь великий Казимир возвратил ему отчину его Мстиславль.

В лето шесть тысяч девятьсот пятьдесят третьего года (1445) князь великий Казимир был во враждебных отношениях с великим князем Московским. И пришли москвичи с татарами и повоевали землю Вяземскую. И князь великий Казимир в ту же зиму послал своих воевод, князей и панов с войском против них, воевать московские земли. И разорили Козельск ¹⁸⁶, Верею ¹⁸⁷, Калугу, Можайск и много зла сделали москвичам. И собралось пятьсот москвичей и пошли в погоню /108/ за литвой и помог бог литве, побили много москвичей, а иных руками взяли и привели их к Смоленску к великому князю Казимиру, и была поэтому честь и слава большая ему и всей земле.

И потом, [когда] князь великий Казимир свои государства успокоил, он вызвал к себе из Мазовии Михайлушку Сигизмундовича, жалуя его как своего двоюродного брата. И дал ему отчину его, удел отца [его] Сигизмунда, что отец его имел отдельно от братии своей, прежде всего Бельск ¹⁸⁸, Бранск ¹⁸⁹, Сураж ¹⁹⁰, Клецк ¹⁹¹, Койданово, Брянск, Стародуб, и после чествования отпустил его в те города. И, находясь в Клецке, разжалобился [Михайлушко] и начал плакать, нарекать и жаловаться, что брат его младший королевич Казимир взят государем и что он владеет и правит государством. И замыслил он про себя злую думу относительно великого князя Казимира, чтобы умертвить его; и открыл свой замысел князьям Воложинским, по имени Сухты, и предложил убить князя Казимира на охоте, потому что князь Казимир очень любил охоту. И отправил князь Михайлушко князей Воложинских на великого князя Казимира в Меречь ¹⁹² с пятьюстами конных вооруженных людей, с намерением убить великого князя Казимира и затем сесть на престол самому. И приказал он князьям Воложинским, чтобы втайне поехали к нему и умертвили [его]. И когда они приехали на место охоты, лесники, [97] окружившие место охоты /109/ увидели вооруженных людей, и сообщили о том дворному маршалу великого князя Казимира Андрюшке Гаштольдовичу и тот спешно забрал великого князя Казимира, потому что тот был еще молод, и умчался с ним в Троки. И о том сообщил отцу своему Яну Гаштольду, и Ян Гаштольд со множеством народа встретил великого князя Казимира за Старыми Троками, и очень сожалел о том, и быстро отправил за ними погоню, и нагнали их между Кревом и Ошмянами. И там же всех тех пять братьев князей Воложинских поймали, а людей посланных от Михайлушки побили, а иных живыми захватили, и привели к великому князю Казимиру в Троки, и там их казнили.

А на другой год приехал из Молдавии князь Свидригайло, дядя великого князя Казимира, который был в Молдавии семь лет [98] и пас там овец, убежав от князя Сигизмунда. И князь Казимир принял его ласково и с великой честью, и дал ему до смерти Луцк со всей землей Волынской. И в том же году приехали к великому князю Казимиру князья и уланы и все мурзы Шириновские и Баграновские и от всей орды Перекопской, /111/ прося и бия челом, чтобы дал им на царство царя Ач-Гирея, который приехал из Орды в Литву еще при великом князе Сигизмунде, и князь великий Сигизмунд дал ему Лиду. И князь великий Казимир того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство, одарив, с честью и с большим почетом, а с ним послал посадить его на царство земского маршала Радзивилла. И Радзивилл проводил его с почетом до самой столицы его, до Перекопа, и там именем великого князя Казимира посадил его Радзивилл на Перекопском царстве. И все те годы, пока правил Казимир и пока жил тот царь Ач-Гирей, был мир между княжеством Литовским и Перекопскою ордою, потому что тот царь Ач-Гирей, помня милость великого князя Казимира, который его посадил на царство, был большим другом княжества Литовского и благоприятствовал Литовскому государству, потому что в Литве хлеб и соль едал. И при его царствовании ни одна нога поганая татарская безбожных измаильтян в Литве и в Польше не ступала, и в те времена сироты и вдовы и все христианство веселились и бога хвалили, что был такой длительный мир с погаными. И был великий князь Казимир князем литовским семь лет и все государства, которые были в зависимости от великого княжества, держал в целости и в покое, а те земли, которые не хотели ему подчиниться и находиться в великом княжестве,— всех тех /112/ он покорил и все государства замирил. А затем [когда] брата его короля польского и венгерского паны польские не нашли за те семь лет, после того как он погиб в битве с турками, и Королевство вдовело, они замыслили по единогласному решению взять в Польшу великого князя Казимира. И прислали послов своих великих к великому князю Казимиру и к панам литовским, прежде всего архиепископа гнезненского, епископа краковского, пана краковского и иных многих панов радных польских, просить князя в Польшу. И паны литовские, знать Великого княжества, желая своему государю много государств, приняли польских панов с благодарностью и чествовали их, и государя своего великого князя Казимира с великой честью и веселием проводили в Польшу в Краков [99] и там же его короновали. И стал Казимир королем польским и великим князем литовским ¹⁹³.

И будучи королем польским и великим князем литовским, созвал он через год после коронации в Польше вальный сейм польский в Петркове для решения земских дел. И на том сейме все паны польские замыслили втайне от короля собрать другой сейм в Парчове, и [хотели] чтобы там были также все паны литовские, знать Великого княжества. И замыслили перерезать на том парчовском сейме панов литовских, а Литовское княжество присоединить к Польше, то есть сделать /113/ так, как сделали [ранее] с панами русскими, перемышльскими: позвав их на совет, перерезали, а Перемышль захватили ¹⁹⁴.

А затем, когда король Казимир был в Кракове, прислали к нему [послов] жители Вроцлава и силезцы, прося, чтобы стал у них государем и чтобы защитил их от короля чешского Иржи. И король Казимир обещал стать у них /116/ государем, и решение об этом вынес с панами польского королевства, намереваясь их тем заинтересовать, и разослал весть по всем замкам польским, чтобы в скором времени были готовы к войне и чтобы собирались в войско, в положенное для них место. И тогда же польские паны [101] послали к своей братии панам литовским, прося о помощи, и паны-рада Великого княжества Литовского для нужд братии своей панов польских вскоре отправили на помощь им пять тысяч человек конницы, княжат и панят, и дворян литовских, и гетманом над ними назначили пана Олехна Судимонтовича наместника Полоцкого, который был у короля Казимира подчашим.^194а И когда те люди литовские пришли к королю, король Казимир вскоре двинулся со всеми силами своими польскими и с литвой, которая пришла на помощь [ему] и панам польским, в Хойницы. И в Хойницах, изготовив все войско и устроив отряды, [король] избрал для своей охраны шесть панов польских и шесть панов литовских: прежде всего пана Олехна Судимонтовича и пана Богдана Андрушковича, и пана Яна Кучка, и пана Станька Костевича и пана Ивана Ильинича, и на каждого из них как на поляков, так и на литовцев, возложил на каждого из тех, кто должен был его стеречь, такое оружие, какое и на себя возложил, а Волу приказал за собою водить сменного коня; и когда уже войско было устроено, двинулись к Вроцлаву. И король /117/ Иржи изготовил свое войско чешское и силезское, и со всех своих земель. И когда король Казимир подходил с войском к Вроцлаву, приготовив все отряды к битве, тогда встретились с войском Иржи и начали битву ¹⁹⁵. И божиим гневом, из-за наших грехов, король Иржи разгромил войско польское и литовское наголову, и король Казимир помчался назад, и никого с ним не было, только те пять панов литовских, которые его охраняли, а шестой Вол с его подменным конем. И, убегая, встретились с отрядом пехоты, и король оказался близко от тех пеших людей, и его легко могли схватить, и в это время Олехно Судимонтович, желая спасти короля, крикнул своим товарищам: «Милые братья, спасаем того рыцаря». И солдаты Иржи услышав то, приняли короля за рыцаря, а за короля приняли Олехна Судимонтовича или кого другого из его товарищей, бросились на них и всех ранили и захватили, а король в то время ускакал, а за ним Вол с конем. И примчались они к одному болоту, и усталый конь под королем упал в грязь, а чехи за королем гонятся. Тогда Вол сбросил с себя одежду, рассыпал стрелы и начал стрелять, и чехи не посмели к ним подойти, /118/ а король в то время перебрался через болото и, Вол ему подал Валаха ¹⁹⁶, и сам сел на коня, и так приехали они с королем в Хойницы. И тогда встретил его перед Хойницами пан краковский, [102] пан Рутвянский и сказал: «Благодарение господу богу, что твою милость видим здорового, и если ваша милость, государь наш, здоровым возвратился к нам, то, с уверенностью полагаемся на бога, что ваша милость в скором времени победу над тем неприятелем одержит». И встретил короля в Стырце, потому что мылся там в бане. И король, заплакав, сказал: «Пан Рутвянский, вы мылись в бане водой, а мои верные слуги литва в неприятельских руках кровью умываются». И после этого побоища король Казимир был очень печален, и начал замышлять он в сердце своем, как бы неприятелю своему вскоре с божиею помощью злом за зло воздать. И послал он вскоре к панам литовским, прося, чтобы они одолжили ему денег (В Хронике князей; исправлено по Стрыйковскому. Возможно, в оригинале было пенязей, т. е. денег.) для такой его нужды и при тех послах королевских отправили своих послов и паны польские к панам литовским, своей братии, прося о помощи, чтобы помогли им людьми и обратили бы внимание на их тяжелое положение. А в то время никого из панов литовских не было, только Ян Гаштольд воевода виленский в Вильно и Ивашко Монвид воевода трокский в Троках, а прочих панов не было, потому что в то время сейма не было и все они разъехались по /119/ своим домам. А те два пана приехали и, видя такую государственную нужду, не сносясь с прочими панами, своею братиею, но быстро, видя такое срочное государственное дело, отправили подскарбия земского ¹⁹⁷ литовского пана Александра Юрьевича и через него послали заем в помощь, взяв из государственной литовской казны восемьдесят тысяч золотых червонцев. А братии своей польским панам послали на помощь восемь тысяч конных людей, пять тысяч княжат и нанят двора литовского и три тысячи татар, и назначили над ними старшим гетманом пана Ивана Ходкевича, витебского наместника. И король Казимир за те золотые нанял войско и с помощью литовскою, и к тому собрав все силы польские, послал [всех их] на короля Иржи Чешского. И те люди польские и литовские по божией милости через четырнадцать недель после первого поражения все войско короля Иржи наголову разбили, а сами, счастливо одержав победу, с небольшими потерями возвратились к королю Казимиру. И захватили в той битве из войска Иржи много панов чешских и силезских, и среди них был пан Першинский, [103] которого захватил Глашина князь Смоленский, который позже был смоленским окольничим. /120/ И король Казимир, видя, что свои, одержав победу над неприятелем, возвратились здоровыми, воздал хвалу богу [за то], что в такое короткое время от его святой милости так утешен. А потом король Иржи прислал [посла] к королю Казимиру, прося его выслать в Глогов с обеих сторон послов для переговоров между ними. И король Казимир, выполняя это желание короля Иржи, послал панов своих, двух поляков и двух литовцев по имени пана Мартина Гаштольдовича наместника новогрудского и пана Войтеха Монвидовича трокского воеводича. И те паны польские и литовские, повелением короля Казимира, поехали в Глогов, а паны чешские и силезские, посланные королем Иржи, были уже там. И те паны договорились, наконец, между собой, что оба короля должны съехаться сами в Глогове. И оба короля, Иржи Чешский и король Казимир, согласно договоренности своих панов, съехались в Глогове с равными отрядами и там встретились и заключили вечный мир, и пленных, которые были в плену три года, чешские у короля Казимира, а польские и литовские у короля Иржи, с обеих сторон освободили. Заключив мир, стороны разъехались, а затем король Казимир приехал в Литву.

В лето шесть тысяч девятьсот семьдесят девятое (1471) послан был королем Казимиром князь Михаил Александрович наместником в Великий Новгород. В том же году четвертого декабря умер благоверный князь Семен Александрович Киевский. И после смерти [104] князя Семена брат его князь Михаил, оставив....(Т. Нарбут отмечает, что далее недостает части текста (стр. 61)) И когда он был у пана Мартина за столом, в то время турки, придя без него, взяли Кафу ¹⁹⁸. И пришла эта весть к нему, и он скоро о ней услышал, /122/ и тотчас от большой печали за столом и умер, и там же в Киеве и похоронен.

А затем турки пришли в Молдавию и взяли Килию ¹⁹⁹ и Белгород ²⁰⁰.

В лето шесть тысяч девятьсот девяносто четвертое (1486) молдавский воевода Стефан сообщил королю Казимиру, что царь турецкий пришел с большими силами в его землю, намереваясь прогнать его из государства и захватить землю, и просил короля, чтобы тот оказал ему помощь, и его и землю его спасал, обещая стать навечно со всею землею его вассалом. Король же Казимир, собравшись без малейшей задержки, со всеми силами польского королевства и со многими людьми литовскими пошел к нему на помощь и, придя к границам Молдавии, стал на месте, называемом Коломыя ²⁰¹. Стефан же, воевода молдавский, со всеми своими панами и с несколькими тысячами народа приехал к нему в Коломыю. Король же Казимир принял его с большим почетом и жил [он] у короля две недели, и отдался со всею своею землею королю в руки навечно в вассальную зависимость, и принес присягу, и все молдаване подали в руки короля свои знамена. Король же Казимир, отпустив молдавского воеводу, послал к нему на помощь королевичей и многих из своих людей. И как /123/ только люди короля вошли в Молдавскую землю, царь турецкий услышал о том, что войска королевича и короля пришли молдаванам на помощь, и тотчас же ушел из земли Молдавской в свою землю за Дунай, а король Казимир и королевич со своими войсками возвратились обратно в Польшу, а воевода молдавский потом немалое время имел покой от турецкого [султана]. В том же году король Казимир, находившийся в Польше, приехал в Литву и в то же время примчался к нему великий князь Михаил Борисович Тверской, а великое княжество Тверское поддалось великому князю Ивану Васильевичу московскому.

В том же году зимой начал воевать великий князь московский Иван Васильевич с Великим княжеством Литовским и взял город Вязьму и иных городов немало, Хлепен, Мещевск ²⁰², Любутск, Мценск,²⁰³ Серпейск ²⁰⁴, волостей же множество. Видя то, великий князь Александр литовский и паны-рада его Великого княжества Литовского, как великий князь московский, забыв договоры и крестное целование, заключенные с отцом его королем Казимиром, пошел против него войной и забрал немало городов и волостей, ему же в то время, только став государем, воевать с ним было трудно. И послал к нему послов своих, воеводу трокского маршала земского пана Петра Яновича, пана трокского старосту жемайтского пана Станислава Яновича, маршала пана Войтеха Яновича писаря, пана Федька Григорьевича; они же поехали в Москву к великому князю Ивану Васильевичу и заключили с ним вечный мир и договор и целовали крест за себя и за детей своих, и договорились, что дочь его великая княжна Елена /127/ будет женой великого князя Александра. Город же Вязьму ²⁰⁵ и все вышеуказанные города и волости получил великий князь московский, и только тех смольнян, которые в тех городах были взяты в плен, отпустили в Смоленск.

Потом пришел год от сотворения мира семь тысяч третий (1495), а после рождества Христова тысяча четыреста девяносто пятый. Послал великий князь литовский Александр в Москву к великому князю Ивану московскому по великую княжну Елену пана виленского, наместника гродненского князя Александра Юрьевича, пана трокского, наместника полоцкого пана Юрьевича Заберезинского и наместника браславского пана Юрия Зеновьевича писаря, державцу ^205а стоклишского, пана Федька Григорьевича. Они же, поехав, взяли великую княжну Елену и привезли ее в Литву, а с ней были направлены послы от отца ее великого князя московского Ивана Васильевича, князь по имени Семен Ряполовский, Михаиле Русалка, Иван Скуратов, дьяк Василий Кулешин. И привезли ее к городу Вильно перед великим заговением за две [107] недели. Великий же князь Александр со всеми панами-радой и с дворянами и с многими людьми встретили ее, выехав из города (В Хронике из гур.), а в город Вильно въехали вместе, и была там устроена большая свадьба, как это надлежит у великих государей, и продолжалась она несколько недель. А затем после свадьбы московские послы с великой /128/ честью и с многими дарами были отпущены к себе. В том же году приезжала к великому князю Александру в Вильно его мать, королева Елизавета, со своим сыном, братом его, королевичем Фридрихом, кардиналом и архиепископом Польши и епископом краковским, и с двумя дочками королевнами, Варварой и Елизаветой. Он же принял их с великой радостью и почетом и устроил для них приемы и веселье неописанное на много дней как хороший сын ласковой матери и как верный брат любимому брату. И жили они в Вильно немалое время и, повидав невестку свою, великую княгиню Елену, с большой честью и многоценными дарами возвратились в Польшу.

В лето от сотворения мира семь тысяч пятое (1497), а после рождества Христова тысяча четыреста девяносто седьмое собрал король польский Альбрехт великое множество своего войска и со всеми силами Польского королевства, изготовившись и вооружившись, пошел на конях против молдавского воеводы Стефана. А князь великий Александр, договорившийся на том сейме в Парчове со [108] своим братом королем Альбрехтом, решил не сообщать ничего своим панам-раде, что великий князь Александр должен двинуться через Брацлав на Сороку ²⁰⁶ в землю Молдавскую, а король Альбрехт — с другой стороны. И когда пришел великий князь Александр под Брацлав к реке Буг, паны литовские начали его спрашивать: «Милостивый государь наш, куда, твоя милость, идешь с нами». И князь Александр отвечал: «Если бы мои мысли знала рубашка, которая на мне, я бы ее сжег». И паны сказали: «Если ты, государь наш, нам решения и умысла своего не откроешь, мы /130/ не хотим идти за реку Буг». И князь великий Александр увидел, что он не смог согласно договоренности с братом своим королем Альбрехтом явиться со всею землею ²⁰⁷, потому что паны-рада и вся земля не хотели туда идти, если им не сообщит о своих намерениях. И князь Александр отправил на помощь брату своему маршала своего наместника лидского пана Станислава Петровича, князя Семена Ивановича Можайского и князя Василия Ивановича Шемячича, а с ними несколько тысяч княжат и нанят и дворян отборных на помощь брату своему королю Альбрехту в Молдавскую землю. А сам князь великий Александр приказал Брацлав срубить, потому что Брацлав был опустошен и сожжен молдавским воеводой. И когда возвращался он от Брацлава, заехал в Троки к воеводе трокскому пану Петру Яновичу и наведал его в Троках, потому что пан Петр был очень болен, а был в то время пан Петр воеводой трокским и наивысшим гетманом литовским. И князь великий Александр, видя его больным, советовался с ним, кому бы после его смерти отдать гетманство, и пан Петр посоветовал отдать князю Волынскому по имени Константину Острожскому, и король по этому совету трокского воеводы /131/ дал гетманство князю Константину. А король Альбрехт в то время уже был в Молдавской земле. И воевода молдавский Стефан, узнав о том достоверно, что король Альбрехт пришел в землю его с великим гневом и невыразимой силой, собрал все свое войско, укрепил накрепко свой столичный замок Сучаву ²⁰⁸ и все другие свои города, и, оставив там свои гарнизоны, сам со всем войском своим ушел в горы, в места тесные и непроходимые, где находился любимый его монастырь, называемый Путно, и там засел со всем своим войском в большой крепости. Король же Альбрехт, подойдя к Сучаве, стоял под ней несколько дней и понял, что городу сделать не может ничего: все молдаване, осажденные [109] в городе, давали ему такой ответ: «Знай наверное, что мы государю своему и городу его изменниками быть не можем, потому что государь наш воевода Стефан находится со своим войском в поле, и если хочешь, поди и победи его, и тогда города и вся земля его сразу будут в твоих руках». Король Альбрехт отступил от города Сучавы и пошел по [его] земле, желая усердно биться с ним. Воевода же молдавский, видя, что не может дать ему отпор, послал /132/ к нему своих послов, и заключил с ним мир и принес ему со своею землею вассальную присягу, такую же как приносил отцу его королю Казимиру, записав это и присягнув, что будет стоять на том твердо. И заключив такой договор, король Альбрехт пошел из его земли, но не желая возвращаться той же дорогой, которой пришел, и желая ускорить путь, пошел напрямик через Буковину и горы, и через леса каменистые, едва проходимые, потому что через те каменистые места была прямая дорога до польской границы, но очень плохая. Молдавский же воевода Стефан, услышав о том, что король польский Альбрехт не хочет возвращаться той же дорогой, которой пришел в его землю, а хочет идти новыми иными дорогами, через каменистую Буковину, был этим очень обрадован и, не думая ничего о присяге и вечном мире, о том, что порочит свою землю, быстро послал к турецкому царю и в Венгрию и к валахскому воеводе. Те же быстро прислали ему несколько тысяч людей, а к тому же и сами изготовились со всеми своими людьми конными и пешими, а король Альбрехт был со всем войском в Буковине, и шел безбоязненно, не ожидая ниоткуда удара, в виду того, что был заключен вечный мир и взята присяга. А в это время у молдавского воеводы Стефана /133/ очень болели ноги, но, желая сделать по-своему, забыл он и о болезни своей, и приказал везти себя в санях. И пришел со всеми силами своими и с турками, и с венграми, и с валахами, и напал в тех лесах в Буковине на короля Альбрехта и на войско его, и многих из войска его побил, а других взял живыми и забрал многие обозы с великим богатством и несколько знаменитых пушек, самому же королю Альбрехту и многим панам и воинам его ничего не сделал. И когда уже король прошел леса и Буковину, тогда воевода молдавский со всеми своими людьми возвратился к себе. Взят же тогда был в плен молдаванином маршал великий польский пан Точинский.

Маршал же великого князя Александра литовского пан Станислав [109] Петрович со всеми людьми, которые были с ним посланы на помощь королю Альбрехту, в то время не успел прийти, так как, находясь в пути и перейдя реку Днестр, встретил он молдаван и вступил с ними в бой. Божией милостью [он] разгромил молдаван и потому запоздал прийти к королю на помощь, пришел уже после побоища. Воевода молдавский пошел назад, а король Альбрехт в то время был болен, а войско его в великой скорби и печали ожидало еще за собой погони. И когда увидел король /134/ войско брата своего, пришедшее к нему на помощь, рад был очень, возвеселился и возрадовался сердцем, а затем шел дорогой безбоязненно, и дойдя до Каменца, а затем до Львова, разошлись каждый восвояси. Великий же князь Александр стоял в Брацлаве немало времени, и город Брацлав срубил и все люди, которые были уведены из Брацлава в Молдавию, все они возвратились в Брацлав. Тогда же литовцы разгромили несколько сот татар в двенадцати милях от Брацлава в поле, а затем великий князь Александр возвратился в Литву. В том же году в Литовской земле был большой голод и стали распространяться среди людей французские болезни ²⁰⁹. А потом на другой год осенью приходил воевода молдавский Стефан, а с ним паша великий царя турецкого по имени Малкоч с многими людьми, и воевали землю Польскую, начиная от Каменца и до Львова и даже до Таркова ²¹⁰, в десяти милях от Кракова, а затем вернулись, причинив много зла Польской земле.

В лето от сотворения мира семь тысяч восьмое (1499), а от рождества Христова тысяча четыреста девяносто девятое решил великий князь Иван Васильевич московский начать войну со своим зятем великим князем Александром литовским, вступив перед тем в сговор с Тейдли-Гиреем царем перекопским и со своим сватом Стефаном воеводою /135/ молдавским, присягнув на вечный мир и на кровный союз. И послал втайне к князю Семену Ивановичу Бельскому и к князю Семену Ивановичу Можайскому, и к князю Василию Ивановичу Шемячичу, чтобы они с городами и волостями отступились от зятя его великого князя Александра, и со всем с тем служили бы ему, а к тому еще обещал им многие свои города и волости. И такое соглашение сделали и присягнули, что им с помощью его воевать с Великим княжеством Литовским непрестанно, а которые города и волости они у Литвы заберут, то им все держать. И договорившись и крепко утвердившись в [111] этом намерении, с их замысла и совета, послал великий князь московский своего воеводу Якова Захаринича с многими людьми к Брянску и в Северскую землю. И они пришли к Брянску так тихо, что брянскому воеводе пану Станиславу Бартошевичу ничего о том не было известно, а он в то время был в отъезде, в королевском имении в Ущиже, и в ту ночь из-за измены брянцев город Брянск был сожжен. Москвичи же как только увидели, что город Брянск сгорел, вскоре поспешили к городу, и пана Станислава Бартошевича в одном селе захватили и иных многих брянчан с ним, а затем, придя в город Брянск, /136/ и всю землю заняли, и жители Брянска все присягнули служить великому князю московскому. Князь Семен Иванович Можайский и князь Василий Иванович Шемячич, узнав о том, что москвичи взяли Брянск, приехали к Якову Захаричу воеводе великого князя московского на реку на Контовт и присягнули служить великому князю московскому со всеми городами, с Черниговом, со Стародубом, с Гомелем, с Новгородом Северским, с Рыльском и со всеми волостями, которые находились в Великом княжестве Литовском. Князь же Семен Иванович Бельский приехал в Москву еще ранее взятия Брянска и со всею отчиною своею подчинился великому князю московскому. Услышав же об этом, великий князь Александр литовский, что тесть его великий князь Иван Васильевич московский пошел против него такой войной и что город Брянск и многие города поддались ему и с теми вышеуказанными князьями присягнули служить ему, послал к Смоленску гетмана своего князя Константина Ивановича Острожского и маршала своего дворного наместника меречского и оникштайского пана Григория Станиславовича Остиковича, и подчашего своего наместника бельского пана Николая /137/ Николаевича, и маршала пана Яна Петровича, и маршала, наместника новогрудского и Слонимского пана Литавора Хрептовича, и иных многих князей и панов, и дворян ²¹¹, и бояр ²¹² своих, и, отпустив их вперед, сам со всеми людьми Великого княжества Литовского пошел к городу Минску, а оттуда к Борисову, и в Борисове простоял немало времени.

Князь же Константин Иванович Острожский с вышеназванными панами и со всеми людьми, которые были с ним, пришли к городу Смоленску. А в то время в Смоленске воеводой был пан Станислав Петрович, по прозванию Кишка. И пришла весть к [112] Смоленску, что воевода великого князя московского Юрий Захаринич стоит на Ведроши ²¹³ с очень небольшим числом людей. Князь же Константин со всеми людьми и панами, и еще с воеводой смоленским, и со всеми смольнянами, вооружившись и изготовившись, пошли к Дорогобужу ²¹⁴ и прежде всего пришли к Ельне ²¹⁵. И в то время поймали одного языка из московского войска по имени Герман, который был дьяком у Богдана Сапеги, но убежал в Москву и тот язык сообщил им о московском войске, что воевода великого князя московского Юрий Захаринич долгое время был под Дорогобужем с небольшим числом людей. /138/ «Третьего же дня пришли к нему на помощь другие большие воеводы, князь Даниил Васильевич Щеня и князь Иван Михайлович Перемышльский с многими другими воеводами и людьми, и что все они уже находятся в одном месте под Дорогобужем, и поэтому, если бы пришли ранее, то им было бы невозможно противостоять вам, теперь же знайте и хорошо подумайте, не ходите к ним, но отойдите назад, потому что вам нельзя биться с ними, так как их много, а вас против них очень мало». Они же не хотели верить ему, считая, что он говорит неправду и ложь, и приказали его повесить, а сами двинулись вперед. И прошли деревню, называемую Лопатино, и не дойдя две мили до деревни, называемой Ведрошь узнали точно, что москвичи, крепко вооружившись и построившись, стоят в Ведроши, готовые, ожидая их. Князь же Константин и паны и все люди, бывшие с ними, посовещавшись решили, что мало ли много ли будет москвичей, но, надеясь на божию помощь, биться с ними, а без боя назад не возвращаться и все к этому присоединились, решив, что на все воля божья. Так теперь это измыслив и решив, пошли своим путем от Лопатина до Ведроши две мили лесом; /139/ и была грязь страшная, и с большими трудностями и с нуждой едва прошли лес. И как только они вышли в поле, встретились с москвичами и начался тут между ними бой, и многих с обеих сторон убили, а иных ранили. Москвичи же вскоре повернули обратно и перебежали реку Ведрошь, к своему большому полку, и там, построившись, стали. Литва же, придя быстро к реке, в спешке перешла ее, пошла за реку и стала крепко биться. Москвичи думали, что литовцы идут на них из леса с большой силой и что они так смело идут, надеясь на свою силу, и оттого не рисковали с ними биться смело, и едва не побежали все, но затем увидели и уразумели москвичи, что уже все вышли [113] в поле, что литовцев немного. Литовского войска было не больше чем три с половиной тысячи конных, кроме пеших, а москвичей было сорок тысяч хорошо вооруженных конных, кроме пеших, и видя мужественное и смелое наступление такого небольшого литовского войска удивлялись, а потом, когда увидели всех, москвичи все единодушно и крепко пошли навстречу им. Литовцы же бились, но увидев, что москвичей много, а их мало, не могли более стоять перед ними и побежали. Москвичи же погнались за ними, многих побили, /140/ а других живыми забрали. Тогда был взят в плен гетман князь Константин Иванович Острожский, пан Григорий Станиславович Остикович, пан Литавор Хрептович, пан Николай Юрьевич Глебович, пан Николай Зеновьевич и иные многие паны. Ян же Петрович погиб беззвестно, а иных многих побили и забрали в плен. Москвичи же, возвратившись с побоища, всех пленных панов отправили в Москву к великому князю.

Князь же великий литовский Александр пришел со всем своим войском и стал на реке Бобр ²¹⁶, и в то время примчались вестники, сообщая ему, что передовое его войско разбито на Ведроши и что гетмана и панов, и многих людей забрали в плен. Услышав это, Александр очень опечалился с панами и всем войском своим, и долго был он сильно печален, а затем, отбросив печаль и скорбь и похвалив своего вседержителя бога, пошел со всеми своими людьми и стал в Обольцах ²¹⁷ и там находился немалое время. В то время пришел к нему в Обольцы посол от великого князя московского с соответствующими грамотами, и князь великий Александр принял его в Обольцах, а затем, отпустив его, со всеми людьми пошел к Полоцку и в Полоцке простоял почти всю осень и, укрепив города Полоцк и Витебск и Смоленск, и оставив там гарнизоны, возвратился в Литву.

В ту же осень воевода великого князя московского Яков Захаринич и царевич казанский Магнистели, и князь Семен Иванович Можайский, и князь Василий Иванович Шемячич, придя, взяли город Путивль и наместника путивльского князя Богдана Федоровича с княгиней и со всеми путивльцами увели в плен, и всю землю Северскую забрали, и города Дорогобуж и Залидов ²¹⁸ и Торопец ²¹⁹ забрали; в том году великий князь московский зятю своему великому князю Александру много зла сделал, нарушив присягу и вечный мир и кровные связи. /141/ [114]

В ту же осень по наущению великого князя московского царь перекопский Менгли-Гирей послал сына своего Ахмат-Гирея, султана с прочими своими детьми и с многими силами татарскими. И воевали [они] земли Волынскую и Подляшскую ²²⁰ и Польскую, и сожгли тогда города Владимир и Брест, и воевали около Люблина до самой реки Вислы и, перейдя за Вислу, большой город Опатов сожгли и много зла причинили и сотворили несказанное кровопролитие христианам в Великом княжестве Литовском и в Польше, и, многие города и деревни сжегши, с большой добычей и массой пленных ушли восвояси. В ту же зиму великий князь Александр сделал дворным маршалом /142/ своего любимца князя Михаила Львовича Глинского, о котором позже напишем много удивительного.

В ту же осень пришла весть королю Александру, что татары, перейдя реку Припять, воюют по волостям. Король написал князю Семену Михайловичу Слуцкому и послал к нему на помощь подольского воеводича пана Яна Бучацкого, а с ним дворян своих [117] литовских и русских и немало австрийцев. Князь же Семен Слуцкий с паном воеводичем и со всеми вышеупомянутыми дворянами гнались за татарами и нагнали их недалеко за Бобруйском ²²², в шести милях, на реке на Уше ²²³; было их только полтораста; догнав, избили их и возвратились назад. В ту же осень был бой с татарами в семи милях за Овручем на реке Уше ²²⁴. Бились князь Федор Иванович Ярославич, князь Юрий Иванович Дубровицкий и князь Григорий Глинский, друцкий староста, и божиим изволением за грехи наши, татары наших побили; тогда убили и князя Григория Глинского и Горностая. В ту же осень месяца августа тридцатого дня пришел втайне Битис-Гирей-султан сын Менди-Гирея /148/ царя перекопского с шестью тысячами татар. Прежде всего пришли [они] к городу Слуцку. Князь же Семен Михайлович в то время был в Слуцке, но не знал ни о чем, и, только посмотрев из замка из церкви святого Юрия на город за реку Случь ²²⁵, увидел татар, скачущих на конях, хватающих и рубящих мужчин, и женщин. И, увидев это неожиданное нападение поганых, князь Семен Михайлович с теми, которые были с ним в замке, удивился такому неожиданному тайному приходу их, потому что они за один день переправились через реку Припять и в тот же день подошли к Слуцку за двадцать пять миль, иные же в тот же день, минуя Слуцк, дошли еще до Копыля, от Слуцка за пять миль. Князь же Семен на знал что начать и что делать, потому что в то время в замке людей у него было очень мало, все находились по селам. Татары всех их отрезали от замка, и забрали все табуны конские, князь же затворился в замке только с очень малым количеством людей и послал к королю в Вильно сообщение о том, что царевич Бетю-Гирей сам стал лагерем под Слуцком за Умолем. Татары же, разделившись на отряды, пошли по земле, и, идя, воевали около Клецка и Несвижа ²²⁶ и город Клецк сожгли и были, не доходя шесть миль до Новогрудка, /149/ в Ишкольди ²²⁷ и повернули обратно. Многие города и села они сожгли и, сотворив христианам неописанное кровопролитие, с большим числом пленных и с добычей собрались у Слуцка, а затем без всякого ущерба все в целости, ушли назад. Король же Александр немногих из своих дворян послал к князю Семену в Слуцк, они же, прибыв в Слуцк и узнав, что татары ушли в целости, возвратились в Литву.

В лето семь тысяч двенадцатое, а от рождества Христова тысяча пятьсот третье (1503) приходило три тысячи татар, и, находясь [118] под Слуцком и Новогрудком, они причинили много зла и пошли обратно другой дорогой через Гричинское болото ²²⁸ к Городку ²²⁹. Паны же рада Великого княжества Литовского не знали о том, и только гетман пан Станислав Петрович по прозванию Кишка и пан Альбрехт Гаштольд и пан Юрий Немирович, объединившись с приехавшим к ним князем Семеном Михайловичем Слуцким, пошли за ними и, перейдя реку Припять, нагнали их в одной миле за Городком и дали им бой. И с божией помощью наши побили их, и освободили всех пленных, и с великой частью и с добычей возвратились домой. Тогда же были убиты государевы дворяне /150/ пан Рак Москвич и Жиневой. В ту же осень месяца ноября четырнадцатого числа со среды на четверг умер благоверный и христолюбивый князь Семен Михайлович Слуцкий. (В тексте Семен Михайлович Александровича Слуцкий) В ту же осень царь Казанский Махмет Али перерезал в Казани всех купцов Московской земли. В тот же год Иван Васильевич князь московский умер, и сел на великом княжении московском сын его Василий.

В том же году воевода киевский князь Дмитрий Путятич и князь Семен Юрьевич Гольшанский староста луцкий умерли, и дано было Киевское воеводство пану Юрию Монтовтовичу, а Луцк отдали князю Михаилу Ивановичу Острожскому, а после смерти князя Михаила Луцк дали писарю пану Федору Янушовичу. И в том же году король Александр был на сейме в Бресте и был гневен на панов без основания. А было это так: дал он Дрозду по настоянию князя Глинского Лиду, бывшую у Ильинича. А в то время послом в Кракове у короля был подчаший, наместник бельский Николай Николаевич Радзивилл, и пан Ильинич обратился к, панам-раде Великого княжества Литовского, прежде всего к князю Войтеху Таборе виленскому епископу и к Николаю Радзивиллу воеводе виленскому, и к воеводе трокскому /151/ пану Заберезинскому, и к пану Станиславу Яновичу старосте жемайтскому, и к воеводе полоцкому пану Станиславу Глебовичу, и к пану Станиславу Петровичу Кишке, наместнику смоленскому, и все те паны согласно земского привилея ²³⁰, выданного им королем, когда он садился на престол на великое княжение, не дали Лиды Дрозду, простому человеку, а оставили у Ильинича, потому что в привилее написано, что должность отнять ни у кого нельзя, иначе как с гербом ²³¹. И король за это разгневался. И услышал [119] об этом Николай Николаевич Радзивилл... (У Стрыйковского (т. II, стр. 321) далее сказано Глинский же непрерывно подстрекал короля, чтобы он за это мстил литовским панам и в особенности Заберезинскому. И будучи на сейме в Бресте Глинский все это осуществил. Пользуясь королевской милостью, забрал у Заберезинского Троки и отдал их сыну виленского воеводы, Николаю Николаевичу Радзивиллу, который был у короля Александра подчашим и наместником бельским, старосту же лидского, Ильинича, приказал взять и посадить в тюрьму, а панам-раде приказал не появляться на свои очи...) город же Минск (Начало описываемых событий у Стрыйковского (т. II, стр. 326, 327) изложено следующим образом. В 1506 г., как свидетельствует летописец, но, видимо, в 1505, по Кромеру, Меховскому и прочим, пришел перекопский царевич Махмет-Гирей-султан сын перекопского царя Мендли-Гирея со своими братьями, Бити-Гирей-султаном и Бурнаш-султаном со всеми силами татарскими и пришли к Днепру к Лоевой горе, и там, переправившись через Днепр, сам Махмет-Гирей-султан пошел к Минскому замку в центр Литвы, а двоих своих братьев, Бити-Гирей-султана и Бурнаш-султана, послал под Слуцк. И пришли они под Слуцк в день успения девы Марии в пятницу. А в Слуцке находилась княжна Анастасия с ребенком Юрием Семеновичем, дедом теперешних князей Слуцких. И татары, зная, что в Слуцке была только одна княжна, разорили все около Слуцка и самый Слуцк штурмовали, делали подкопы, и пытались поджечь его, но жители Слуцка, которых княжна Анастасия умоляла защищать своего единственного владельца от насилия поганых, мужественно сопротивлялись. И много татар пало у замка, потому что в то время у той княжны Анастасии в Слуцке служило много шляхты и разных князей. А сам старший царь Махмет-Гирей стал в тот же день лагерем под Минском и распустил свои отряды под Вильно и в Завилейскую сторону, а также к Витебску, Полоцку и Друцку и на все стороны Литвы и Руси. А те два царевича его брата, минуя Слуцк, двинулись к Новогрудку.А в то время все литовские паны были в Новогрудке, совещались между собой, что им следует делать, ввиду того, что король из-за наговоров Глинского гневался на них, но если бы приехал в Литву, то обещал принять их милостиво на Радомском сейме; сговаривались [они] и о том, чтобы поддаться Глинскому. А татары, узнав, что паны в Новогрудке, еще больше заспешили к Новогрудку, потому что паны, собравшись туда не для обороны страны, а для личных дел, разошлись. Паны, видя угрозу Новогрудку, уехали за Неман, а татары, придя к Новогрудку не найдя никого, гнались за панами до Немана и далее и большой ущерб нанесли за Неманом в Литовской земле, и, захватив добычу и пленных, возвратились обратно. Замку же Новогрудскому ничего не могли сделать, потому что в Новогрудке в то время воеводой был Альбрехт Мартинович Гаштольд, который, находясь сам в Новогрудке, хорошо укрепил замок, а при нем Маскевич городничий, Иван Тризна, Немира и прочая новогрудская шляхта. Они каждый день выезжали из замка и бились с татарами, не позволили им причинить урон замку и городу. Очень много татар было убито стрельбой из замка и тогда татары, видя что замку и городу ничего сделать не могут, отошли прочь.

А Махмет-Гирей царевич, который стал кошем около Минского замка, опустошил все окрестные волости и город Минск, отстояли только замок.), монастырь и святые божий церкви огнем целиком сжег и в земле Литовской, и в Полоцке, и в Витебске, и в Друцке много зла сотворил, пожег и попленил чуть ли не всю землю, и сотворил невыразимое кровопролитие, и, приведя землю Литовскую в запустение [120], ушел своим путем восвояси без ущерба. Также и братья его Бити-Гирей-султан, Абурнаш-султан возвратились от Новогрудка с большим количеством пленных и добычей и пошли мимо Слуцка к Петрикову ²³², а затем в Орду. В ту же зиму был большой мор в Минске, и был он немалое время по всей земле. /152/

В лето семь тысяч пятнадцатое, а от рождества Христова тысяча пятьсот седьмое (1507), после пленения земли Литовской безбожными татарами, король и великий князь Александр приехал в Вильно из Польши очень больным, парализованным, и созвал сейм в городе Лиде. И когда он находился вместе со всеми панами в Лиде, пришла к нему весть, что Перекопские царевичи Бити-Гирей-султан и Бурнаш-султан пришли с двадцатью тысячами людей к Слуцку и идут к Новогрудку. Тяжело больной король не знал что делать. /154/ Он призвал к себе своих панов-раду и своего гетмана пана Станислава Петровича Кишку и своего любимого дворного маршала князя Михаила Львовича Глинского, и все свои дела государя и все дела земские передал в их руки, себя же велел отнести на носилках в Вильно; паны же рада и гетман и маршал князь Михаил Глинский со всеми людьми остались в Лиде. Татары, придя к Новогрудку, скоро переправились через Неман и, не дойдя до Лиды за милю или за полумилю, со всех сторон начали воевать, церкви божий и имения и деревни сжигали, а людей хватали и убивали. Видели все это паны литовские своими глазами, что поганые пришли на них такие ожесточенные, и, призвав на помощь бога вседержителя, съехались все в одно место и, посоветовавшись, собрали десять тысяч отборных людей конных и вооруженных, которые в то время там оказались, потому что в такое короткое время не могли собрать больше, и мало ли, много ли, но все собрались вместе и под одной командой. И, призвав бога на помощь, решили пойти и биться с ними, и, утвердившись в этом крепко и твердо, послали несколько человек на разведку и те в одной миле от Лиды столкнулись с ними и божией милостью избили их, несколько взяли живых, а /155/ иным головы отрубили и положили их в сумки; и татары, видя, что не могут противиться им, побежали. Они же привели живых пленных к панам [122], а отрубленные головы принесли в сумках. Увидев это, паны возвеселились и наполнились радостью, и в тот же час сели на коней и приказали всему войску пойти с ними к Новогрудку. Татары же увидели это и поняли, что люди хотят дать им бой, и начали отряды их возвращаться из-за Немана, паны же со всем войском пришли к Новогрудку, и стояли в Новогрудке три дня и послали добывать достоверного языка, желая знать точно, где стоят кошем царевичи. Были посланы паны Немировичи, пан Юрий и пан Андрей, и поймали они шесть татар под Городищем ²³³ и привели их к панам, и те сказали определенно, что царевичи стоят лагерем под городом Клецком и что еще все из разошедшихся отрядов не могли так скоро к кошу собраться. Паны же, узнав об этом и поручив себя милосердному богу, пошли, радуясь, своим путем и выехали из Новогрудка месяца августа в четвертый день, в понедельник вечером уже когда смеркалось. И шли из Новогрудка мимо Осташина ²³⁴ и назавтра, во вторник, уже примчались некоторые дворяне от Цирина ²³⁵ и от Полонки ²³⁶, сообщая, что татары за ними гнались /156/ и что находятся они недалеко от войска. Паны же и все войско, немного отдохнув в Осташине пошли к Полонке, прошли Ишкольд, и передовой отряд догнал пятьсот татар, которые шли к Клецку, и догнав, побили их, а других взяли в плен живыми, оставшиеся же живыми убежали за Ушу по крутому берегу и прибежали к Клецку, к своим в лагерь, и сообщили царевичам, что литва ²³⁷ идет к ним на бой. Царевичи же, наполнившись гордостью и высокоумием, нисколько того не испугавшись, со всем усердием приготовились к бою. Паны со своим войском в тот же день, во вторник, не доходя Малева ²³⁸, переночевали в селе Налипой ²³⁹ а назавтра в среду, месяца августа шестого дня на преображение господа нашего Иисуса Христа, поднялись рано и, изготовив отряды, как надлежит перед битвой, пошли прямо к Клецку. Гетман же пан Станислав Петрович Кишка в то время очень разнемогся, и никак не мог сидеть на коне и с большим трудом приказал возить себя на возу. И паны, видя, что гетман очень болен и что без него в войске порядка не может быть, размыслили и поручили на это время гетманство князю Михаилу Львовичу Глинскому, и решили все ему подчиняться. Князь же Михаил Глинский начал командовать всем войском и пошли все к Клецку, /157/ направив вперед несколько сот конницы. И как пришли под Клецк к реке Лани ²⁴⁰ к Красному [123] Ставу ²⁴¹ с юга, то через реку с горы увидели татарские полки, стоявшие готовыми к бою, и перейдя [реку], стали вдоль реки против татар. И так как переправа через реку была очень неудобной, то они долго не могли сойтись, и больше трех часов бились с ними через реку. Затем войско литовское сделало две гати через реку, с обеих сторон прудовой плотины. Татары же видели, что литовцы стоят крепко и неподвижно и что они подготовили гати, намереваясь вскоре перейти к ним за реку, и тогда начали из литовского войска стрелять по ним из орудий, из ружей и из луков, а в то же время небольшое число дворян поспешили за реку. Татары же захватили писаря пана Заберезинского Коптя и, отрубив ему голову, ругаясь, носили на копье. Князь Михаил с панами и всем войском, видя смех и это надругательство, приказал вскоре всем полкам переходить по обеим гатям реку. И затрубили в трубы, и заиграли на свирелях, и пошли за реку, и войско правой руки, поспешив, ранее перешло через гать за реку. Татары же, видя, что [они] не все вместе переходят через реку и те воины, которые были из них самые лучшие, ударили на них и многих убили из той правой части, и чуть их не уничтожили. А затем князь Михаил с левой стороны поспешил, и перейдя гать, /158/ ударил поперек на все полки татарские и разделил их надвое. А засем и те люди наши с правой стороны оправились и тоже ударили на них и с обеих сторон и так смешали татарские полки, что татары не только биться, но глаза и руки свои на литовское войско поднять не смели, князь же Михаил со всем своим войском гнался за ними, хватая и убивая [их], до реки Цепры ²⁴², и как прибежали татары к Цепре, тогда почти все в реке и болоте потонули, и так много татар и их коней в реке и болоте было, что литовцы переезжали на конях и переходили пешком по мертвым телам татарским и их коням, а которые немногие из татар с царевичами убежали, тех перехватывали по дорогам от Слуцка, от Петрикова, от Овруча, от Житомира, с Волыни. На все стороны их били и грабили и очень мало из них возвратилось в Орду. И явилось несказанное милосердие божие Великому княжеству Литовскому, и неизреченное кровопролитие роду алкорана. Князь же Михаил Глинский и войско литовское в тот же день, стоя на трупах и весь день разъезжая и гоняясь около Цепры и за Цепрой, множество татар захватили и убили и затем возвратились к войску в Клецк, ведя за собой много пленных. /159/ И наполнили [124] руки золотом и серебром, и оружием и одеждой, и взяли коней многоценных, и преисполненные несказанной радостию и весельем, провели ту ночь в покое.

222 Бобруйск  —  город на реке Березине, в 100 км (примерно) к востоку от Слуцка.

223 Рек с названием Уша в Белоруссии несколько. В данном случае имеется в виду правый приток Березины. Однако, говоря, что татар нагнали «недалеко за Бобруйском, в шести милях, на реке на Уше» или Уже, хронист что-то путает, потому что Уша протекает (если двигаться с запада на восток) не за Бобруйском, а к северу от него. Возможно, что здесь говорится о реке Суше, протекающей восточнее Бобруйска.

224 Уша  —  река. Название ее, видимо, искажено. За городом Овручем, т. е. к югу от Овруча, протекает река Уж, о которой и говорится в хронике. Однако, возможно, что в то время, когда писалась хроника, эта река называлась не Уж, а Уша, во всяком случае, на карте, приложенной к работе М. С. Грушевского («Очерки истории Киевской земли». Киев, 1891), она называется Уша.

225 Случь  —  река, имеется в виду Случь, впадающая в Припять с левой стороны.

226 Несвиж  —  город на реке Уше (левом притоке Немана), примерно в 50 км к северо-западу от Слупка. В настоящее время районный центр Минской области.

227 Ишкольд  —  деревня на расстоянии около 50 км к юго-востоку от Новогрудка.

228 Гричинское болото  —   огромное болото, находившееся к юго-западу от Слуцка.

229 Населенных пунктов с названием «Городок» в Белоруссии много. Судя по маршруту («через Гричинское болото»), татары шли к Кожан-Городку, расположенному севернее Припяти. Южнее Кожан-Городка, на берегу реки Горынь, находится Давид-Городок. Бой произошел, очевидно, около Давид-Городка, так как отряды панов перешли на южный берег Припяти.

230 Согласно земского привилея  —  имеется в виду привилей великого князя Александра, которым он гарантировал шляхте и главным образом магнатам различные права.

231 Должность отнять ни у кого нельзя, иначе как с гербом  —  должность (у магната) можно было отнять лишь в том случае, если этот магнат осуждался на лишение герба.

232 Петриков (в Хронике Петриковичи)  —  городок на левом берегу Припяти, в настоящее время районный центр Гомельской области БССР.

233 Городище  —  деревня в 40 км (примерно) к югу от Новогрудка. Армия шла на татар восточнее Городища.

234 Осташин  —  деревня на расстоянии 20 км (примерно) к юго-востоку от Новогрудка.

235 Цирин  —  деревня на расстоянии около 5 км к югу от Осташина.

236 Полонка (очевидно, Полонечка, потому что Полонка находится далеко к западу от того маршрута, по которому шла армия) деревня на расстоянии около 5 км к югу от Цирина.

237 Литвой в хронике (как и в русских летописях и в других источниках того времени) называлась не только собственно литовская территория, но все Великое княжество Литовское в целом, а также и население этого государства. В данном случае под Литвой подразумевалась армия Великого княжества Литовского, состоявшая, видимо, в основном из шляхты, литовской, центрально- и западнобелорусской. Во всяком случае Стрыйковский (т. II, стр. 335) говорит, что правое крыло этой армии состояло из шляхты минской и гродненской, а кроме того упоминает и шляхту новогрудскую.

238 Малево  —  деревня на расстоянии около 8 км к западу от Несвижа.

239 Налипой  —  деревня. На расстоянии около 5 км от Малева была деревня Нелепова. Возможно, что это есть тот пункт, который назван Налипой.

240 Лань  —  река, левый приток Припяти. Город Клецк расположен на реке Лань.

241 Красный Став  —   озеро у Клецка.

242 Цепра  —  река (в тексте Цебра)  —  приток реки Лань.

Текст воспроизведен по изданию: Хроника Быховца. М. 1966